Бесплатный фрагмент - Ландор

Глава 1.
Предательство

Марк, высокий, спортивного телосложения мужчина, скрестив за спиной руки, задумчиво стоял перед панорамным окном своих апартаментов. Перед ним открывался чудесный вид на ночной Нью-Йорк. Отсюда, с девяностого этажа, словно из иллюминатора летящего лайнера, город просматривался на многие километры. Сейчас, сверкая миллионами огней, переливаясь мягким неоновым светом, он походил на неведомую, фантастическую по своей красоте галактику, пылающую диковинными созвездиями и пронизанную золотистым роем Млечного пути.

«Взирая с высоты на это великолепие, — неожиданно подумал Марк, — невольно чувствуешь себя Богом. Ах, это неистребимое тщеславие», — улыбнулся он своим мыслям.

Позади раздался едва уловимый звук. На тонких губах мужчины вновь мелькнула улыбка.

— Эй, Кайоши, — произнёс он, не оборачиваясь. — Дружище, ты чуть ли не с младенчества занимаешься ниндзюцу и ещё чёрт знает какими единоборствами, а шаркаешь ногами, словно старик, скрюченный подагрой и ревматизмом.

— Но и ты, Марк, — раздался ироничный голос, — советник спецслужб по ведению ближнего боя и выживанию, известный учёный-генетик, а красуешься перед окном, словно красная девица перед зеркалом. А враги ведь не спят. Возможно, уже какой-то киллер через оптический прицел считает морщины на твоём лбу.

— А японцы, я вижу, стали многословны, — обернувшись, рассмеялся Марк. — И куда только подевались их природная сдержанность и уважение к старшим?

Он лёгким пружинистым шагом подошёл к другу и, сердечно обняв, широким жестом показал на чёрное кожаное кресло.

— Присаживайся. Что-нибудь выпьешь с дороги? Есть водка, виски, текила.

— Нет-нет, — снимая небольшой рюкзак и удобно располагаясь в кресле, поспешно ответил Кайоши, — ты же знаешь.

— Знаю. Я тоже не любитель спиртного. А вот в России, куда меня однажды закинула судьба, есть традиция: когда друзья после долгой разлуки встречаются, они обязательно пропускают стаканчик-другой за встречу.

— Хорошая традиция.

— Хорошая. Но, учитывая, что мы не русские и к тому же блюдём здоровый образ жизни, давай-ка отдадим предпочтение зелёному чаю.

Марк, слегка откинувшись на спинку дивана, жмурясь от удовольствия, пил чай маленькими глотками. Взглянув на друга, он невольно улыбнулся. Кайоши пил, прикрыв глаза, медленно, с остановками, смакуя каждый глоток янтарного напитка. Смуглое лицо друга выражало какую-то детскую умиротворённость и полную отрешённость, словно сейчас душа его витала в иных, невиданных мирах.

«Да, как всё-таки обманчива внешность, — нахмурившись, с грустью подумал Марк. — Кто бы мог подумать, что у этого человека с ангельским лицом — ледяное сердце? Более того, нет, наверное, на Земле более коварного, хитрого и безжалостного убийцы, чем он. Долгие годы тренировок по ниндзюцу превратили его в чудовищную машину смерти. А разве я, успешный учёный, лучше его? Разве руки мои не запятнаны кровью, и путь избранный мною — это путь праведника? Ах, беспечные детские годы, где они? — Марк вздохнул. — Тогда сущность определяла нашу внешность, а за внешностью с лёгкостью угадывалась сущность. Тогда мы были кристально чисты и искренни. Любовь и доброта ко всему земному переполняла наши маленькие сердца, а душа, охваченная радостью, с удивлением и восторгом рвалась наружу».

— О, боже! Что с нами сделало время! — прошептал Марк, ставя чашку на стоящий напротив ажурный журнальный столик.

— О чём ты задумался, дружище? Твоя генетика не даёт тебе покоя даже в минуты отдыха?

— Нет, — с грустью ответил Марк, — просто я вспомнил наше детство.

— Да, замечательное было время. Помню, как мы до самой ночи гоняли мяч, играли в войнушку, ныряли со скал в воду и выделывали такие трюки, что сейчас удивляешься, как это шеи себе не свернули. Мы были безумными шалопаями.

— Нет. Мы были просто мальчишками.

— С богатым воображением и немыслимыми фантазиями. Правда, пребывание в монастыре поубавило наш пыл.

— Ну, дисциплина и занятия единоборствами никому ещё не помешали. Но в монастыре они были слишком суровы и жестоки.

— Помнится, в спарринге, будь то с оружием или без него, ты всегда меня побеждал. Дьявол! Как тебе это удавалось?

— Ну, я же старше тебя…

— Хитрец, — рассмеялся Кайоши, — ты ведь старше меня всего на два дня. Да, кстати, как твои взаимоотношения с отцом?

— Всё плохо, — с грустью ответил Марк. — Ты же знаешь, Ландору никогда до меня не было дела. Такое впечатление, что он забыл о моём существовании. В детстве, пока он разъезжал по миру с экспедициями, я жил в вашей семье. В юношеские годы, когда я учился в Гарвардском университете, он не только не интересовался моей учёбой, но даже ни разу не позвонил. Сейчас я уже известный учёный, издал десятки научных трудов, лучшие клиники мира наперебой приглашают меня к себе, а двери лаборатории моего отца для меня закрыты.

— Твои слова полны горечи и знаешь, почему? Потому что, каким бы ни был твой отец и как бы он к тебе ни относился, ты его любишь. Ты был единственным европейцем в монастыре и по всем правилам должен был там сразу умереть, а в лучшем случае некоторое время побыть живой куклой для отработки ударов. Но тебе сразу удалось показать всем, что ты крут и что с тобой шутки плохи. Твои способности в учёбе не были выдающимися, но в университете ты достиг невероятных успехов благодаря феноменальной работоспособности и фанатичному желанию быть только первым. Твоя жизнь необычно успешна, потому что, за что бы ты ни брался, в какую бы драку ни ввязывался, ты всегда был нацелен на победу. Зачем и ради чего такое невероятное рвение? Чтобы удивить окружающих? Потешить своё самолюбие? Или всё дело в безмерном тщеславии? Нет, нет и ещё раз нет! Просто своими победами, невероятными успехами ты хотел доказать отцу, что достоин его. Достоин его внимания.

Марк, слушая Кайоши, чувствовал нестерпимую боль в груди. При каждом вдохе она словно рвала лёгкие на тысячи частей, обдавала жаром и гулко стучала в висках.

«Несомненно, это яд, — подумал он. — И эта дрянь действует довольно быстро. Но Кайоши ни в коем случае не должен заметить этого. Интересно, зачем он это сделал? Кто ему меня заказал? Хотя нет смысла ломать голову. Сейчас надо постараться просто выжить».

Огромным усилием воли Марк оставался спокойным. Лицо его казалось задумчивым, из-под полуприкрытых век глаза глядели на собеседника с неподдельным вниманием, а на губах играла едва заметная улыбка.

— Мой друг, — непринуждённо заговорил он, — а ты, оказывается, настоящий психолог. Какая замечательная речь, или это своеобразная прелюдия?

Марк замолчал. Он видел, как напрягся Кайоши, как сверкнули его глаза, видел выступившую капельку пота на его виске. И через мгновенье продолжил:

— Прелюдия к моей смерти.

Кайоши рванулся вперёд, но неожиданно появившийся в руках друга пистолет заставил его вновь опуститься в кресло.

— А ты был готов к нашей встрече, — прохрипел он.

— Откровенно говоря, нет. Я прекрасно знаю, кто ты и чем занимаешься, и всё-таки не ожидал от тебя такой подлости. Ты потерял лицо, японец. Скажи мне, каково это — убивать друзей? Они, мёртвые, не беспокоят тебя по ночам? Беспредельная опустошённость и тоска не разрывают твоё сердце?

— Нажми на курок, — мрачно ответил Кайоши, — и ты узнаешь.

— Надо же, какое самомнение — усмехнулся Марк. — Ты полагаешь, что после попытки отправить меня в мир иной я ещё буду считать тебя другом? Как это наивно. Сейчас я всажу пулю не в друга, а в Иуду. Так что никакого угрызения совести и никакого раскаяния. Возможно, только испытаю великое удовлетворение от того, что избавил мир ещё от одной мрази.

Неожиданно Марк отвёл руку в сторону и несколько раз выстрелил в окно, около которого недавно стоял. Стекло с оглушительным хрустальным звоном рассыпалось на мельчайшие осколки. В комнату ворвался ветер и приглушённый гул многомиллионного города.

— Почему ты меня не убил? — с удивлением спросил Кайоши.

— Не знаю, — пожал плечами Марк. — Наверное, пули пожалел.

— Ты же знаешь — я не оценю твоего благородства. Но скажу тебе честно и откровенно — мне жаль, что так получилось. Через несколько минут придут они — и у тебя не будет ни единого шанса…

— Тебе же известно, — перебил Марк Кайоши, — я всегда рад непрошеным гостям и очень радушно их принимаю. Что же касается тебя, то ты не горишь желанием столкнуться с ними нос к носу. И поэтому уже изначально запланировал, убив меня, выйти через окно. Об этом красноречиво говорит твой рюкзак, в котором — явно не пара запасных футболок. А теперь тебе пора. Наша дружеская беседа немножко затянулась, а злоупотреблять гостеприимством истинным джентльменам не подобает.

Марк картинно развёл руками, показывая пистолетом на разбитое окно.

— Что ж, прощай, — зло произнёс Кайоши.

Он поднялся, быстрым движением надел рюкзак и, подойдя к окну, шагнул в сверкающую огнями бездну.

Марк закрыл глаза. Сердце рвалось наружу, в висках било молотом. По телу растекалась предательская слабость. «Нет, это не яд — подумал он, цепляясь за ускользающее сознание. — Скорее всего, что-то парализующее. Но, что бы это ни было, меня не так-то просто остановить. Мой узкоглазый друг, неужели ты забыл об этом?»

Судорожно вцепившись онемевшими пальцами в кресло, Марк медленно поднялся. На его бледном, покрытом холодной испариной лице мелькнула усмешка.

— Ну что, дилетанты, — хрипло прошептал он, — добро пожаловать в ад.

Чёрное крыло парашюта, сливаясь с ночным небом, беззвучно скользнуло над кронами деревьев центрального парка. Кайоши потянул стропы и мягко приземлился на небольшой лужайке, скупо освещённой серебристым светом луны. Неожиданно раздался оглушительный взрыв. Он поднял голову и увидел, как огненный смерч, мечась из стороны в сторону, жадно лизал верхние этажи одного из небоскрёбов, окружающих парк.

— Какого дьявола? — с удивлением произнёс Кайоши. — Что там происходит? Ведь они должны были взять его живым.

Глава 2.
Джунгли

Молнии с оглушительным треском кромсали тяжёлые, набухшие влагой тучи. И из их бездонного чрева ревущими водопадами извергались на джунгли нескончаемые потоки воды.

Джон посмотрел на шумящую серую стену дождя, застилающую выход из пещеры.

«Чёртово светопреставление, — нахмурившись, подумал он. — И сколько тут сидеть? Сутки? Двое? Или целую вечность? Хотя после двух недельного перехода по этой дьявольской чащобе, кишащей ядовитыми тварями, стоит денёк-другой передохнуть».

Языки пламени лениво лизали сырые сучья. Дым сизыми клубами тянулся к куполообразному каменному своду. Джон, прищурившись, внимательным взором окинул сидящих около костра парней. Десять бойцов, высоких, широкоплечих, вооружённых до зубов, все они были наёмниками. Это были бесстрашные искусные воины, воины от Бога, а вернее сказать — от дьявола, ибо то, что они творили в многочисленных горячих точках планеты, создателю явно не пришлось бы по душе.

— Эй, босс, — произнёс высокий здоровяк, почёсывая густую щетину на загорелом лице. — Надеюсь, ничего не изменилось, и наш договор остаётся в силе.

— Не волнуйся, Бил, — улыбнулся Джон. — Ты же знаешь, что я держу слово. Мы с тобой — как, собственно, и с другими парнями, — провернули немало щекотливых дел, и я не припомню, чтобы кто-нибудь мне сказал «Босс, я на такое дерьмо не подписывался. Ты обещал заплатить больше».

— Да, да, это действительно так. Извини. Просто эти грёбаные джунгли и чёртов ливень изрядно действуют мне на нервы.

— Тебе пора уже привыкнуть, друг, — бросая ветку в костёр, рассмеялся сидящий напротив Била похожий на викинга рыжебородый воин. — Ведь всем известно — куда бы мы ни отправились вместе с Джоном, мы, рано или поздно, непременно попадаем в преисподнюю, но вознаграждение, получаемое по возвращении домой, с лихвой оправдывает эту неприятность. А в этот раз, насколько мне известно, нас ждёт небывалый куш, да ещё и с жёлтым отливом. Только одно мне не понятно — откуда у здешних дикарей золото, и на кой чёрт оно им нужно?

— Племена, живущие в этих дебрях, необычно свирепы и воинственны, — задумчиво заговорил Джон. — Наверное, они давно перебили и сожрали друг друга, если бы их не объединяла одна вера, а вернее, поклонение Солнцу. Сезон дождей порой длится здесь несколько месяцев, что не лучшим образом сказывается на их охоте, да и на здоровье тоже. Дикари убеждены, что нескончаемые ливни и грозы на них насылают злые духи, и чтобы умилостивить их, они совершают жертвоприношение. Такие же кровавые торжества, но только с большим размахом, они устраивают своему божеству Солнцу, дабы оно не забывало каждое утро всходить и оставалось на небосклоне как можно дольше. Достоверно не известно, но различные источники утверждают, что во время жертвоприношения дикари используют золото и серебро.

— Как романтично — мрачно усмехнулся Бил. — Сначала осыпать беднягу с ног до головы золотом, дабы он почувствовал себя королём, а потом снести ему голову деревянным мечом.

— Не думаю, что всё так просто — заметил Джон. — Ведь чем изощрений пытки, тем зрелищней жертвоприношение. А воображение дикарей в этом направлении, будьте уверены, очень богатое. Так что прибавь к своим мрачным фантазиям ещё вливание расплавленного металла несчастным в рот, сдирание кожи и вырывание сердца из груди. Более того, думаю, что этими деяниями дикари вряд ли ограничиваются. Разумеется, — развёл руками Джон, — для жутких празднеств, которые проходят раз, а то и два раза в месяц, необходимо много благородного металла, и, если говорить откровенно, мне неизвестно, откуда они его берут. Для меня — как, собственно, и для всех, — это загадка, тайна, сокрытая за семью печатями, и наша задача — разгадать её и по возможности…

— Забрать у этих чёртовых людоедов всё золото! — смачно сплёвывая, продолжил Бил. — А взамен нашпиговать их больные головы горячим свинцом.

— Ты верно сказал, брат.

— Верно!

— Верно!

Зашумели воины.

— В самую точку!

— Чего с ними церемониться!

— Нет, нет, — весело гаркнул рыжебородый великан. — С миловидными дикарками не мешало бы и поцеремониться. Уверен — они жопасты и грудасты, и в постели им равных не сыскать. Голову даю на отсечение, что нашим разжиревшим и изнеженным тёлкам до них ох как далеко.

— Смотри, как бы в порыве любовной страсти они тебе чего-нибудь не откусили.

Раздался громкий смех, посыпались колкие шутки с крепкими словечками.

Джон с улыбкой смотрел на хохочущих парней. Неожиданно его взгляд остановился на проводнике Ландоре, который небольшим точилом задумчиво проводил по антибликовой поверхности мачете. Он был высок, худощав, упрямо сжатые тонкие губы, узкие, слегка раскосые глаза на желтовато-смуглом лице говорили о его азиатском происхождении. Это был единственный человек в отряде, о котором Джон ничего не знал, и это его беспокоило.

«Ландор, Ландор, — нахмурившись, подумал Джон. — Довольно странное имя для азиата. И так ли его зовут на самом деле?»

У Джона было незыблемое правило — никогда не брать с собой чужаков, каким бы боевым опытом они ни обладали. Но Ландора пришлось взять. Взять по приказу миллионера Акихико, который финансировал эту экспедицию. Но надо отдать должное новичку, он был отличным проводником, прекрасно ориентировался в джунглях и, казалось, знал повадки каждой твари, обитающей в них. К тому же, несмотря на свой возраст, — а ему было явно уже за сорок, — молчаливость и сдержанность, он довольно быстро нашёл общий язык с парнями.

— Эй, приятель, — громко хохоча, неожиданно обратился к проводнику Бил. — Может, отложишь тесак и начнёшь точить своего маленького дружка? Я уверен — за две недели воздержания он у тебя изрядно затупился. Поверь мне, то, что ты приведёшь его в полную боевую готовность, по достоинству оценят грудастые фурии этих чёртовых дебрей.

Раздавшийся дружный смех раскатистым эхом устремился к своду пещеры.

— Парни, — невозмутимо произнёс Ландор, слегка касаясь указательным пальцем острия мачете. — Лай стаи гиен куда приятней для слуха, чем ваше дикое ржание. Ну да Бог с этим. Ведь кому-то дано смеяться, а кому-то — ржать. Меня лишь поражает ваша беспредельная беспечность. Только круглые идиоты могут позволить себе поднимать здесь такой шум. Создаётся впечатление, что вы в полной мере не осознаёте, где мы находимся и с кем предстоит иметь дело.

— Ты кого это идиотами назвал? — рявкнул Бил, медленно поднимаясь.

— Остынь, солдат, — спокойно, но жёстко сказал Джон. — Что ни говори, но проводник прав: мы действительно разгалделись. А тебя, Ландор, что-то волнует?

— Скорее беспокоит, — нахмурился проводник. Он вложил в ножны мачете и, посмотрев на пляшущие языки пламени, произнёс: — Вот уже два дня за нами неустанно следят. Я не хотел об этом говорить, думая, что мне показалось, но сегодня утром мои подозрения подтвердились.

— И кто же это может быть? — насторожился Джон.

— Я не уверен, но думаю, что это воины потерянного племени, самого кровожадного и таинственного племени джунглей.

— Кровожадного?! — воскликнул кто-то из парней. — Тогда почему они на нас не нападают?

— Не знаю, — пожал плечами Ландор. — Но, скорее всего, они чего-то выжидают. Но вот чего? И поверьте, если дело дойдёт до драки, то на нас обрушатся сотни стрел и копий с ядовитыми наконечниками. И несмотря на оружие, наши шансы остаться в живых равны нулю.

— Дьявол! Да это же хрень какая-та, — раздражённо проговорил Бил. — Нас загнали в угол какие-то сраные дикари, и теперь мы оказались в полной заднице.

— Мне нравится твой оптимизм, дружище, — усмехнулся Джон. — Но я уверен, что не так всё мрачно, не правда ли, проводник?

— Безусловно, — кивнул Ландор и, немного помолчав, добавил: — Впереди, милях в пяти от этого места, находится глубокое скалистое ущелье, через которое протянут сплетённый из лиан висячий мост. Мы должны как можно быстрее добраться до этого моста и, перебравшись на другую сторону, уничтожить его. А потом… Потом у нас будет три-четыре дня относительной безопасности. Именно столько времени примерно потребуется нашим преследователям для преодоления ущелья.

— Три-четыре дня, — задумчиво проговорил Джон. — Немного. Но если как следует подсуетиться, то мы успеем найти золото и свалить с ним на вертушках. А теперь, парни, пора. Проверьте оружие, через две минуты выступаем. И смотрите, чтобы никакая хрень не брякнула во время перехода.

— Костёр не тушить, — добавил проводник. — Несмотря на то, что он в пещере, а снаружи льёт, как из ведра, я уверен: дикари, словно легавые псы, за версту чуют дым. Так что пусть думают, что мы ещё тут греем свои задницы.

Пещера то сужалась, переходя в запутанные галереи, то вновь расширялась, очаровывая идущих великолепными залами с величественными колоннами мерцающих сталактитов. Звуки шагов вязли, тонули в почти осязаемой тишине. И эта необычная тишина, лёгкий полумрак, пронизанный нитями матового света, и почти космическая, неземная красота изгоняли тревогу, вселяя ощущения нереальности всего окружающего.

«Ландор, Ландор — думал Джон, смотря на широкую, слегка покачивающуюся спину идущего впереди проводника. — Ты ведёшь нас на удивление уверенно, не оглядываясь, не озираясь по сторонам в поисках ориентиров. Значит, ты уже был в этой пещере и, скорее всего, не один раз, и звериные тропы, по которым мы продирались сквозь джунгли, тобою не раз пройдены. Интересно, ради чего ты каждый раз возвращаешься в этот зелёный ад, рискуя быть растерзанным диким зверьём или принесённым в жертву дикарями? Ты жаждешь романтики и приключений? Чушь собачья. Лишь только больной на голову может отправиться ради этих бредней в джунгли. Ты ищешь золото? Сомнительно. Ведь при разговоре о нём твоё лицо выражает глубокое равнодушие и безразличие. Или это всё напускное? Хотя нет, что-то мне подсказывает: золото тебя действительно не интересует. Тогда что ты забыл, что ищешь в этом Богом забытом месте?»

Неожиданно Ландор остановился, подняв сжатую в кулак руку. Воины замерли на месте.

— Дикари? — шёпотом спросил Джон.

— Нет, — ответил проводник, вглядываясь в мерцающую темноту пещеры.

— Тогда какого чёрта мы?..

— Помолчи, командир, — жёстко оборвал его Ландор.

Вытянув из ножен мачете, ступая мягко и бесшумно, он сделал несколько шагов вперёд.

Внезапно прямо над ним мелькнула огромная бесформенная тень. Стремительный взмах клинка — и к ногам воинов, извергая потоки чёрной крови, рухнуло обезглавленное животное.

— Господи, что это за монстр? — невольно делая шаг назад, прохрипел Бил.

Странное существо полностью, от дымящего кровавого среза до самого конца длинного, толстого, словно канат, хвоста, заканчивавшегося острым шипом, было покрыто зеленоватой чешуёй из тонких костяных пластин. Передние лапы — чуть ли не вдвое короче задних, и на всех лапах, широких, мускулистых, сверкали сталью серповидные когти. Отсечённая голова лежала в метрах пяти от туловища.

— Я думаю, на неё тоже стоит взглянуть, — произнёс проводник и, подойдя к голове, толкнул её ногой.

Голова, крутясь, проскользив по кровавой луже, остановилась в полуметре от стоящих полукругом воинов.

— Это же исчадие ада, — прошептал кто-то из воинов.

— Да уж, милое создание, — усмехнулся Джон.

Как и туловище, голова, увенчанная острыми, пикообразными рогами, была покрыта чешуёй. По всей вытянутой морде, от широких ноздрей до основания шеи, тянулись чёрные волнистые полосы. В приоткрытой мощной пасти за двумя рядами кинжальных клыков виднелся длинный раздвоенный язык. С центра широкого лба, подёрнутый полупрозрачной пеленой, с мёртвым безразличием на окружающих взирал огромный глаз. Два других глаза, расположенных по бокам горбатой переносицы, были полуприкрыты тяжёлыми чешуйчатыми веками. Вдруг глаз на лбу дёрнулся, пелена исчезла, зрачок хаотично задвигался, то расширяясь, то сужаясь, и через мгновенье, вполне осознанно, горя яростью и злобой, он взглянул на людей. В следующую секунду обезглавленное животное встрепенулось, задвигалось и, захватив передними лапами лежащую перед собой голову, оставляя широкий кровавый след, стало медленно отползать вглубь пещеры. Зрелище было настолько омерзительным, настолько ужасающим, что воины, оцепенев, безмолвно застыли на месте.

— Надо убираться как можно быстрее из этой пещеры, — придя в себя, произнёс проводник.

— Подожди, — прорычал Джон. — Мне кажется, что раньше ты здесь был, и вот вопрос: какого дьявола…

— Привёл вас сюда? — продолжил Ландор. — Да потому, что дикари наступают нам на пятки, а они не только панически боятся заходить в эту пещеру, но и даже приближаться к ней. Во время путешествия по джунглям, спасаясь от них, я неоднократно здесь ночевал. И тогда ни этот зверь, ни какой-либо другой тут не появлялся.

— Если дикари сюда нос не кажут, — размахивая руками и брызгая слюной, закричал Бил, — то неужели до тебя не допёрло, проводник хренов, что тут что-то нечисто?

— Мы начнём друг другу морды бить? — спокойно спросил Ландор. — Продолжим дискуссию? Или всё-таки пойдём дальше?

Неожиданно раздался приглушённый рык, плавно переходящий в гортанный рёв, он исходил со всех сторон, лился с тонущего в полумраке свода пещеры, с каждой секундой нарастая, насыщал воздух вибрациями невероятной злобы и ярости. Генерируя, они рождали, казалось, ведущий к помешательству, дикий, парализующий страх.

— Не знаю, кого как, но меня эта музыка заводит, — проговорил, усмехаясь, Ландор, поднимая мачете.

— Ты больной, проводник, — произнёс дрожащим голосом Джон.

Его, словно в горячке, бил озноб. Вытерев рукавом вспотевший лоб, он повернулся к застывшим в ужасе воинам и, пытаясь придать своему голосу уверенность и твёрдость, громко крикнул:

— Парни, если не хотите быть ужином для этих тварей, то скорее в круг! В круг и приготовиться к бою.

Неожиданно рёв стих. Наступила звенящая, таящая угрозу тишина.

— Я вижу их, вижу, — прошептал Ландор.

— Где они? — хрипло спросил Джон, подаваясь вперёд и напряжённо всматриваясь в темноту.

— Повсюду.

— Тогда какого чёрта мы ждём? Огонь, парни! Мать вашу! Огонь!

Но не успели ещё воины нажать на курки, как, уже вынырнув из темноты, подобно ужасным видениям, сверкая глазами и оскалив пасти, гигантскими прыжками неслись на них десятки разъярённых монстров.

Ландор рванулся вперёд навстречу прыгнувшему зверю, взмах клинка — и животное, со вспоротым брюхом, перевернувшись через голову, тяжело рухнуло на каменный пол, усеянный острыми клиньями сталагмитов.

Уворачиваясь от хлёстких ударов хвостов, от когтистых лап и сверкающих клыков, не обращая внимания на свист пуль, обливаясь кровью своей и чужой, он, безумно крича, рубил, разил, вспарывал наседавших на него монстров.

— Куда ты прёшь, идиот? — остервенело кричал ему Джон. — Назад, придурок, назад!

А бой разгорался, стонал, ревел. Автоматные очереди, истошный рёв, щёлканье челюстей и крики отчаяния — всё слилось в дикую симфонию жуткой резни. Усиленная в сотни раз эхом огромный пещеры, она звучала под каменными сводами протяжными громовыми раскатами.

Ландор, дерясь, то и дело бросал взгляд на своих товарищей. Он видел, как врываются монстры в их ряды, слышал душераздирающие вопли и стоны. Пот, смешанный с кровью, струившийся из рассечённого лба, застилал ему глаза. Его тело, с разорванной в клочья одеждой, прилипшей к рваным кровоточащим ранам, представляло собой жуткое кровавое месиво. Но он не чувствовал ни боли, ни предательской слабости, ни усталости. Не чувствовал, как медленно через ужасные раны покидает его жизнь. В каком-то диком исступлении умалишённого он хрипел, рычал, выл, с невиданной яростью взмахивая обагрённым кровью клинком. Вдруг неожиданно неведомая сила подняла его и, ломая кости, бросила на камни. Цепляясь за ускользающее сознание, проводник с трудом открыл глаза. Брызгая жёлтой слюной, источая невыносимую вонь, перед ним раскрылась зубастая пасть.

— Чтоб ты подавилась мной, гадина, — прохрипел он.

Щёлкнули челюсти. Но этого проводник уже не слышал.

Глава 3.
Незнакомец

Ландор открыл глаза и сразу окунулся в бездонную глубину синего неба, по которому невесомым пухом неспешно плыли белоснежные облака. Лёгкое дуновенье ветерка приятно освежало лицо. Воздух, напоённый тонким ароматом луговых цветов, звенел весёлой птичьей трелью.

— Значит, рай существует, — глубоко вздохнув, прошептал он.

— Не обольщайтесь, мой друг, — неожиданно услышал он насмешливый голос. — Даже если рай и существует, вам туда дорога заказана, собственно, как и мне. Ибо мы оба немало согрешили в этой жизни.

Проводник, резко вскочив с дивана, с удивлением уставился на бородатого здоровяка, вальяжно развалившегося в кресле с сигарой в руках.

— А вы, — улыбнулся незнакомец, — для человека, отдавшего Господу душу, довольно резво скачете.

Ландор ничего не ответил. Он медленно, с нескрываемым изумлением, перевёл взгляд на возвышающийся перед ним роскошный дворец. Несмотря на своё чарующее величие, возможно, благодаря струившимся вверх ажурным колоннам, широким окнам, отражавшим небесную лазурь, а также изумительному сочетанию ярких красок, золота и серебра, дворец выглядел лёгким, изящным, почти воздушным. Это впечатление ещё больше усиливало его зыбкое отражение в искрящихся водах расположенного рядом огромного бассейна. Недалеко от дворца, на зелёной лужайке, беззаботно щипали траву косули, они то и дело поднимали головы и, на миг замерев, с любопытством поглядывали на людей.

Только сейчас Ландор обратил внимание, что он одет в длинный бежевый халат и обут в кожаные сандалии. Попыхивая сигарой, бородач с весёлыми искорками в глазах наблюдал за ошеломлённым проводником, его явно забавляло поведение гостя.

— Не правда ли, замечательная одежда, — произнёс он. — Название сего одеяния — кандура. Она свободна, элегантна и, кстати, очень вам к лицу. А теперь, думаю, пришло время нам немного побеседовать, ведь у вас, я уверен, голова кругом идёт от возникших вопросов.

— Это точно, — растерянно ответил проводник, удобно располагаясь на мягком диване, который недавно служил ему ложем.

— Мне хотелось бы знать, — продолжил он, — что с моими друзьями? Что это за твари, которые на нас напали? И как я оказался здесь в полном здравии, без единой царапины? И наконец, где я нахожусь? Что это за место?

— Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, но сначала давайте познакомимся.

— Меня зовут Ландор, — ответил проводник. — Я зарабатываю на жизнь тем, что сопровождаю по джунглям экспедиции военных, учёных, да и просто искателей приключений. Работёнка, конечно, не из лёгких и сопряжена с определённым риском, но мне хорошо платят, так что грех на что-либо жаловаться.

— А я — Папа Римский. И моё излюбленное занятие — абсолютно бесплатно, ведь положение обязывает, подставлять различным проходимцам свои уши, дабы они без стыда и совести вешали на них лапшу.

— Не смешно, — нахмурился Ландор

— А я и не пытался шутить. Это всего лишь лёгкий сарказм на то, что вы мне рассказали о себе. Итак, давайте начнём сначала. Как вас зовут?

— Я же сказал, Ландор.

— Да, да. Безусловно, Ландор. Ну кто бы сомневался! И я представляю ваше негодование, когда в Штатах вас вдруг начинают величать доктором Фредом, в России — Александром, в Англии — Альбертом. Да что там говорить — в какую страну вы бы ни направили свои благородные стопы, вас обязательно там нарекают новым именем. Как же это беспардонно и возмутительно. Кажется, что весь мир ополчился против имени «Ландор». Нигде не хотят его слышать. А может, — и хитрая улыбка заиграла на тонких губах незнакомца, — всё дело не в мире, а в вас?

— У вас богатое воображение, — невозмутимо произнёс проводник.

— Неужели? — брови бородача поползли вверх. — Тогда позвольте на правах хозяина мне ещё немного пофантазировать, ведь надо же вас чем-то развлекать.

Он задумчиво посмотрел на сигару, с наслаждением затянулся и, выпустив кольца дыма, заговорил тихим бархатным голосом:

— В Китае, в одном небольшом городке провинции Фуцзянь, некогда жил мальчик, для удобства нашего повествования назовём его Юн Ли. Мать его вскоре после родов умерла, так что занимался его воспитанием отец, довольно успешный врач-хирург. Это был очень просвещённый человек. Он обожал театры, музеи, классическую музыку и знал более десяти иностранных языков. Когда Юн Ли исполнилось пять лет, он уже довольно бегло читал и писал. К семи годам мальчик прекрасно говорил на французском, английском, японском и помогал отцу из различных кореньев, ягод и трав делать целебные настои и сборы. Юн Ли был любознательным, подвижным и энергичным ребёнком. Он увлекался кунг-фу, изучением иностранных языков, рисованием, музыкой, каллиграфией и даже танцами. Поразительно то, что у него на всё хватало времени, и он всё осваивал с какой-то удивительной лёгкостью

— Ну, просто пай-мальчик, — иронично усмехнулся Ландор.

— Отнюдь, отнюдь, — покачал головой бородач. — Как ни странно, несмотря на такие светские увлечения, это был сущий сорванец, ну просто сорвиголова. Казалось, ни одна уличная драка не проходила без его участия, так что синяки и ссадины, словно боевая раскраска, постоянно украшали его лицо. Но чем бы ни увлекался юный Юн Ли, медицина интересовала его больше всего, и, с отличием окончив школу, он поступает в Пекинский Университет китайской медицины.

Обучение шло с присущей ему лёгкостью и стремительностью. Юноша буквально перескакивал с курса на курс, и уже через пять лет он покидает стены университета с докторской степенью. Восторгу нет предела. Казалось, весь мир распростёр перед ним свои объятия. Лучшие клиники, больницы с мировым именем наперебой приглашают его к себе. Но не зря говорят: «Счастье идёт рука об руку с горем». Неожиданно скоропостижно от рака горла умирает его отец. Сказать, что Юн Ли любил отца, — значит ничего не сказать. Юноша боготворил его. И поэтому возникшее в нём чувство вины, что как врач он ничем не смог помочь отцу, теперь постоянно разъедает его изнутри. Смерть, отнявшая отца, стала для Юн Ли незримым врагом, которого он во что бы то ни стало должен победить. И он поставил перед собой цель создать такой лекарственный препарат, который способен не только побеждать любую болезнь, но и продлевать жизнь на многие десятки и даже сотни лет.

Многочисленные опыты и исследования, научные экспедиции по всему миру — всё это требовало огромных средств. Юн Ли лихорадочно ищет спонсоров, пишет статьи, снимает фильмы о своих пока скромных достижениях и о необходимости создания препарата. Но в научных кругах его работы воспринимают скептически и даже с иронией, а толстосумы мира сего относятся к ним с недоверием.

Однажды в одной из экспедиций Юн Ли знакомится с Акихико — энергичным молодым учёным из Японии. Молодые люди быстро находят общий язык и становятся друзьями. Акихико — миллионер, владелец ряда фармацевтических фабрик как у себя на родине, так и за её пределами, соглашается безвозмездно финансировать всю работу китайского друга, а также выплачивать ему солидное ежемесячное вознаграждение при условии, если открытые лекарства будут изготавливаться только на его предприятиях.

— И, конечно же, Юн Ли соглашается, — со скучающим видом произнёс Ландор.

— А вы на редкость внимательный слушатель, — насмешливо заметил здоровяк.

— О, нет. Признаюсь, я слушал вас вполуха. Ваш рассказ скучен, не интересен и предсказуем. Более того, он навеивает сонливость. До братьев Гримм вам явно далеко. Извините за бестактность, но хочется спросить: долго ли вы собираетесь меня мучить своими сказками?

— Ещё пару минут терпения. Всего пару минут.

Бородач блаженно затянулся и, выпустив клубы дыма, слегка нахмурившись, тихо продолжал:

— Прошли годы. Юн Ли уже жил в Японии в небольшом, но уютном особняке на морском побережье. У него были замечательная жена, чудесный сын, любимая, хорошо оплачиваемая работа. Наш герой чувствовал себя счастливейшим человеком на Земле. Но нам ли не известно, что жизнь бывает несправедлива и жестока, и улыбающуюся Фортуну чаще всего сменяет Горгона с дьявольской усмешкой на устах.

Однажды молодой человек, вернувшись домой, застал свою супругу в полуобморочном состоянии в постели. Расширенные зрачки и побледневшая кожа говорили о явном отравлении. В больнице, куда отвёз её Юн Ли, подтвердили диагноз, но спасти её, несмотря на все старания, так и не смогли. Через два часа она скончалась.

Люди вокруг судачили разное. Говорили о неосторожности, роковой случайности и даже самоубийстве. Но Юн Ли с негодованием называл эти домыслы сумасбродством и чушью. Его супруга была очень жизнелюбива и жизнерадостна, а в доме никогда не хранились химикаты, не было там ни снотворного и ни лекарств. В семье учёного лечились только травяными настоями. В этой трагической истории было много необъяснимого, загадочного. Странно было то, что медицинская экспертиза так и не смогла установить, чем отравилась женщина. И вот что интересно: в день трагедии исчезла служанка, работающая в особняке, а через пару дней её труп был найден в море. Любому здравомыслящему человеку было понятно, что совершено преступление, и эти две смерти связаны между собой. Но в полиции заявили, что с обеими женщинами произошёл несчастный случай. Что это? Верх непрофессионализма, или кто-то очень хорошо заплатил служителям закона, чтобы они не совали нос в это щекотливое дело? Юн Ли был в полном отчаянии от горя и от бездействия полиции. Он пытается провести собственное расследование. Но все свидетели, результаты вскрытия, снятые отпечатки пальцев, все вещественные доказательства необъяснимым образом исчезли. Потерпели полное фиаско и нанятые им частные детективы. Неожиданно Юн Ли бросает всё и уезжает с маленьким сыном в Китай. Там в небольшом затерянном среди гор городке он работает в частной клинике традиционной китайской медицины. Спокойная, размеренная жизнь, любимая работа, воспитание сына, в котором души не чаешь, и живописные виды гор и водопадов — что ещё надо для обретения душевного покоя и лечения сердечных ран после жизненных потрясений?

Но через месяц к Юн Ли приезжает Акихико. Миллионер уговаривает друга возобновить сотрудничество и обещает использовать все свои связи для нахождения того, кто убил его супругу. Юн Ли снова приезжает в Японию. В скором времени полиция действительно находит убийцу, которого суд приговаривает к двадцати годам лишения свободы. Но Юн Ли одолевают сомнения. Мотивы преступление не выяснены, а сам преступник, изувеченный подагрой бездомный, что-то на суде невнятно лепетал. Такое впечатление, что он был не в себе. Что бы докопаться до истины, наш герой приезжает в тюрьму, дабы поговорить с заключённым. Но, увы, бедолагу находят повешенным в своей тюремной камере на ботиночных шнурках. Своими сомнениями Юн Ли делится с Акихико. Миллионер с лёгким раздражением заявляет другу, что тот стал слишком мнительным и подозрительным. Он уверяет его, что расследование проведено тщательнейшим образом, и ошибки просто не может быть, и напомнил слова следователя, который как-то сказал, что убийцы-маньяки — это чаще всего законопослушные, невзрачные люди, больные как психически, так и физически. Не известно, убедили ли эти доводы учёного, но он со свойственным ему рвением включается в работу и вскоре, оставив своего сына на попечения семьи Акихико, уезжает в длительную экспедицию. У миллионера тоже подрастает сын. Дети быстро находят общий язык и становятся друзьями.

Возможно, кто-то восхитился бы столь удивительной дружбой между Юн Ли и Акихико и той заботой, которой окружила семья миллионера сына учёного. Но только не мы с вами, мой друг. Не правда ли? — И бородач внимательно посмотрел на Ландора.

Проводник ничего не ответил. Он сидел, слегка развалившись, на диване, полузакрыв глаза, с, казалось бы, отрешённым, безразличным видом, но лёгкая бледность на лице и подрагивание век говорили о его сильном волнении. Неожиданно он приподнялся и, слегка прищурившись, резко спросил:

— Чего вы добиваетесь? Чего вы хотите?

— Доверия и правды, только и всего, — развёл руками бородач.

— Назовите мне хотя бы одну причину, почему я должен вам доверять.

— Я могу назвать их добрый десяток, но скажу лишь две — надеюсь, самые весомые. Первая — благодаря мне вы живы, а не перевариваетесь по частям в утробе зубастой твари. Вторая — я могу спасти вашего сына. Если мне не изменяет память, кажется, его зовут Марк.

— Мой сын уже вырос и сам в состоянии позаботиться о себе.

— Вы же знаете, что нет. Да, ему уже сейчас двадцать пять, он в совершенстве владеет рукопашным боем, а также как холодным, так и огнестрельным оружием. У него аналитический склад ума, он подозрителен, осторожен. Но его, под видом друзей, окружают враги, ваши враги.