Бесплатный фрагмент - Лайза

От автора

Дорогие мои читатели,

подобно тому, как звёзды подчёркивают красоту неба, внимание к творчеству оживляет и украшает его. Я вложила душу в то, чтобы ваш интерес к книге не был обманут.

Перед вами реальная история жизни домашней кошки, которая прожила долго даже по меркам книги рекордов Гиннеса. Запаситесь печеньем, налейте какао в чашку, укутайтесь в плед и приготовьтесь к чтению. Я бы хотела поделиться с вами душевным теплом и рассказать нечто необыкновенное. Вы спросите: «Что может произойти с домашней кошкой такого интересного? То ли дело, если она уличная». А вы прочитайте!

Биография Лайзы примечательна тем, что у истока событий и она, и её хозяйка (а ныне — автор) были детьми, нараспашку открытыми всему новому. В детстве легче научиться добру. А если есть рядом четвероногий друг, то оно и вовсе неизбежно поселится в вашем сердце.

Главы кошачьей истории ровно, одна за другой, нанизаны на нитку повествования — как бусины в ожерелье, для разнообразия расцвечены юмором и крепко переплетены жизнью всей нашей семьи. Порой родственники — не рождественские подарки, но с их помощью можно пройти самый тяжёлый путь.

А мы с вами направимся следом и узнаем, наконец, судьбу кошки Лайзы.

1. Очень приятно, Царь!

Свобода от школы наполняла блаженством каждое мгновение того незабываемого дня. Февраль разукрасил сугробы синими тенями, словно горшки гжельской росписью. Небольшую квартиру заливал свет, потому что все три её окна выходили на солнечную сторону. В ожидании родителей я лежала в зале на полу и рисовала на обоях лошадей. Щелчки поворачивающегося ключа и шум в коридоре побудили меня прервать процесс высокого творчества. Наконец-то близкие вернулись! Я с радостным возгласом ринулась их встречать.

На этот раз предки были не одни: в отвороте маминой шубы, ловко подвернув под грудь передние лапы, устроился сиамский котёнок. Крохотный, молочно-белый, он имел бы идеальное сходство со снежком, если бы не коричневые кончики носа и ушей. Малыш беспечно взирал на меня голубыми, бездонными словно космос глазами. В них светилась доброжелательность, свойственная детям, уверенным, что в мире нет ничего плохого.

Так в мою жизнь вошла Лайза.

Имя котёнку дал не кто-то из нас, а папин старый друг Андрей. Его отличали красный нос, большой живот и способность дарить окружающим ощущение праздника. Проще говоря, он напоминал Деда Мороза. Этот любитель животных был одновременно страстным охотником, то есть личностью парадоксальной, как и многие наши соотечественники. На первый взгляд, Андрей просто посоветовал назвать кошку в честь американской актрисы Лайзы Миннелли — из-за столь же больших глаз, заключённых в миниатюрном теле. Фактически же он, задыхаясь от эмоций, стал доказывать, что имени лучше не сыскать на всём белом свете. Хотя с ним никто и не спорил.

— У Андрея есть черта, которая заставляет собеседника принимать его сторону. Спроси «какая?» — ухмыльнулся папа, поглаживая новонаречённую Лайзу.

— И какая же? — я заулыбалась в предвкушении ответа.

— Оголтелость! — закончил папа с той же простотой, с какой выводил математические формулы.

Отец редко отзывался о ком-то с теплотой. Категоричность была отличительной чертой его характера. Но люди всегда тянулись к нему, зная, что почерпнут из беседы что-то новое и интересное. Он хорошо разбирался в точных науках и вообще во всём, что постигается разумом. Только природа чувств оставалась за пределами его понимания. Андрей не обиделся на острое высказывание, он давно принял друга таким, каков он есть.

Оригинальная кличка понравилась всем. Единодушие в семье возникло впервые за долгое время, поэтому мы преисполнились благодарностью Андрею за дельный совет. Казалось, само звучание имени «Лайза» несло в себе гибкость и покладистость, свойственные кошке. Гораздо позже я узнала, что оно означает «потребность доминировать», но тоже подходит ей как нельзя лучше.

Исторической родиной Лайзы был Таиланд. Вероятно, поэтому в общении с кошкой я ощущала прилив тропического тепла. Даже не верилось, что представители её рода пол тысячелетия назад гуляли среди джунглей. Ведь повстречались мы у самого порога Сибири — в заснеженной Казани. Лайза мало походила на эталон кошачьей красоты. Беспризорное детство на птичьем рынке наложило свой отпечаток. За символическую плату малышку выудили для нас из картонной коробки, напичканной котятами всех пород и мастей. Её долго сопровождал запах бензина, с помощью которого продавцы пытались извести блох. Тем не менее, тщедушная сиротка пребывала в полной уверенности, что мы от неё без ума. И это было чистой правдой!

За экзотической внешностью Лайзы скрывался противоречивый характер, делающий её похожей на Андрея. Хорошо, что это не бросилось ему в глаза при подборе имени. Она была воплощением нежности, но при этом всегда действовала решительно, будто на сто процентов уверена в своей правоте.

Новосёлка обвела нас лучистым взглядом и без лишних церемоний принялась исследовать квартиру. Чутьё привело её прямиком на кухню, к заранее приготовленному блюдцу с молоком. Неожиданная находка весьма обрадовала голодного котёнка. Тарелка стремительно пустела. Боясь испугать Лайзу, мы замолчали и застыли, как помпейские статуи. Но лица у нас были счастливые. Если кошка на новом месте ест, значит, она прижилась!

Мама объяснила её смелость открытым нравом, папа — абсолютным отсутствием ума. А для меня — восьмилетней — Лайза стала лучшим подарком в жизни, отчего хотелось петь и танцевать, точь-в-точь как в индийских фильмах.

В отличие от кошки, которая немедленно свернулась в клубок и заснула, мы до поздней ночи бодрствовали, обсуждая пополнение в семье. А на улице крупными хлопьями падал снег. Пролетая мимо нашего окна, он загорался серебром и превращал двор в новогоднюю открытку.

2. Три правилА

Я твёрдо решила подойти к воспитанию Лайзы со всей серьёзностью.

Достаточно немного понаблюдать за кошкой, чтобы заключить: она заточена, прежде всего, на чувства. Внешнее спокойствие кошки обманчиво. Незначительный для человека повод может вызвать у неё шквал эмоций.

«Кошки живут мало, потому что принимают всё очень близко к сердцу», — заключила я.

Результатом развития этой теории стали три «золотых правила» обращения с Лайзой. Как показала жизнь, — они работают.

Первое: не тревожить питомицу во время сна, беречь её нервы. Тогда у меня не было права голоса, но очевидная готовность «на клочки порвать» любого при приближении к спящей Лайзе изменила соотношение сил в семье.

Второе: кошка должна вращаться в обществе, которое я условно назвала бы «цивилизованным». Люди, составляющие его цвет, с удовольствием проводят с животным время, но компанию свою не навязывают. Их задача — сформировать у котёнка тёплое отношение к роду человеческому.

И последнее: за Лайзой остаётся право в любой момент скрыться и побыть с собой наедине. Так она будет знать, что не лишена собственной воли.

Зачастую проблема выбора — общество или уединение — превращалась для Лайзы в непосильную. Котёнок садился перед закрытой дверью и требовал, чтобы его выпустили. Но как только он покидал комнату, то сразу просился назад, подтверждая своё намерение конкретными действиями: скребся в дверь в попытке то ли отворить, то ли проделать в ней отверстие. Вскоре все двери в квартире стали постоянно приоткрытыми и к тому же безнадежно исцарапанными. Быть может, Лайза просто не любила замкнутого пространства.

Соблюдать всего-то три элементарных правила поведения оказалось непросто. С котёнком хотелось играть, изучать его повадки и реакцию, приучать жить на новом месте так, чтобы папа чаще называл его Лайзой, чем вредителем. А ещё не терпелось поделиться новым счастьем с друзьями.

Эти последние, кстати, всегда являлись вовсе не по телефонному звонку, а нежданно-негаданно, как с неба сваливались. Неудивительно, если учесть, что тогда ещё не изобрели интернет и мобильники. Порой приятели заявляли о себе криком с улицы. Но чаще всего они ломились в дом даже без предупредительного звонка в квартиру (до него просто не допрыгивали), изо всех сил барабаня в дверь руками и ногами. Тем не менее, они всегда были желанными гостями. Надо ли упоминать, что советское государство не омрачало своего существования законами об обязательном сопровождении детей взрослыми? В результате нам была обеспечена захватывающая жизнь при полной свободе действий.

Сразу на следующий день после того, как мы завели Лайзу, в гости пожаловала Лена — лучшая подруга из соседнего двора. Она была человеком добрым и надёжным, но отдавала предпочтение отрицательным героям фильмов и вообще любила животных больше, чем людей. Новость о пополнении в семье Лена встретила радостным воплем: «Покажи!». Я было возразила, что не могу, ведь питомица еще спит. Но на повторную просьбу среагировала менее стойко, а взгляд подруги, достойный Цезаря, поражённого в спину не то, что ножом, а скорее лопатой, меня и вовсе добил. Голова ещё продолжала ворчать, а ноги уже послушно плелись в комнату за Лайзой.

Дружба была подарком судьбы, а не чем-то само собой разумеющимся. Но мы не знали об этом, ведь она казалась такой же естественной, как окружающий воздух. Играя в обветшалом дворе, мы легко создавали в воображении более привлекательные миры. В них сосульки превращались в кинжалы амазонок, старые турники — в коней, а снежные узоры на окнах — в послания пришельцев. Что уж говорить о живой кошке! Тем более, такой ласковой. Тем более, что Лайзе тоже было с нами очень интересно.

Зачастую мы не успевали насытиться прожитым днём и до слёз расстраивались, когда наступал вечер и приходило время спать. Хотелось ускорить приход утра и снова услышать: «Во что будем играть?».

Мы с подружкой были неразлучны и счастливы, совсем как современные дети и гаджеты. Люди могут дать друг другу гораздо больше, чем планшеты, но уже не догадываются об этом. Когда-нибудь наступит насильственное развитие. Люди осознают ценность живого общения и восстановят утраченные навыки игры по собственным правилам.

Животные же отвечают за «добровольное» развитие в нас ответственности и проницательности. Первые благородные порывы души, стремящейся делать кошке добро, постепенно изменяли моё поведение. Все чаще проявлялись симптомы начинающего кошатника: привычка лежать без движения и дожидаться, когда проснётся задремавшая на груди кошка; или засыпать на неудобном левом боку, потому что кошке нравилось дрыхнуть мордой ко мне непременно у правого, и тому подобное.

«По человеческим меркам, кошки живут не очень долго, — говорила себе я. — Так что со мной всё нормально. Вон даже пророк Мухаммед однажды отрезал край своего платья, не желая разбудить уснувшего на нём котёнка. А я всего-то маленькая девочка и могу позволить себе слабость».

Так я приходила к зыбкому душевному равновесию, временами нарушавшемуся беспокойными мыслями о том, что при такой райской жизни кошка переживёт нас всех.

3. Что отличает кошку?

Лайза росла беспечной и весёлой баловницей. Она быстро нашла себе любимое развлечение: пугать голубей. К чему кошку привела эта забава, я в красках опишу позже. Птицы часто прилетали на наш карниз погреться на солнце. Лайза уже поджидала их, распластавшись вдоль подоконника, как крокодил у водопоя. Отведать дичи ей мешало двойное оконное стекло, поэтому оставалось пожирать пернатых глазами. Нервно подёргивая хвостом и смешно покрякивая, она следила за голубями. Те прохаживались мимо, ничего не подозревая, пока Лайза ястребом не кидалась на стекло. Перепуганные птицы, сшибая друг друга, спешно перелетали к другому окну, и кошка стремглав неслась туда по коридору.

Мы единодушно воспринимали Лайзу как члена семьи. Папа смотрел на процесс воспитания со своей колокольни: глазами матёрого волка. Он настаивал, чтобы котёнка не трогали и максимально предоставили самому себе, потому что «зверю нужна свобода». Наслаждением было со стороны наблюдать, как Лайза, увлечённая игрой, легко переносится в пространстве, — словно пёрышко под дуновением ветра. В управлении своим телом она достигла совершенства: доставала предметы с поразительной ловкостью, непринужденно совершала акробатические кульбиты. Вот у кого стоило поучиться самодостаточности! В её умении никуда не стремиться и наслаждаться каждым вздохом мы видели единение с окружающим миром. Она была полна сил, чувствовала себя «на своём месте» и радовалась этому.

Её поведение укрепило во мне мысль об инопланетном происхождении людей, которая немало развеселила родителей.

— Вы только присмотритесь! — щебетала я. — Разве в людях найдёшь такое умиротворение? Мы как чужие на этой планете, всё время стараемся что-нибудь изменить в себе и вокруг. Почему? Потому что нам неудобно. Мы не можем принять то, что есть, вот и несёмся к прогрессу на всех парах. Хотим приблизиться к родному, далёкому миру.

— В том, что ты с другой планеты, я не сомневаюсь! — отзывалась мама. — А человек разумный, согласно Дарвину, произошёл от обезьяны.

— Кто от обезьяны, а кто от бога! — ехидно вставил отец, и сделал это зря. Весь остаток дня он подвергался нападкам со стороны мамы, что объяснял природной агрессивностью приматов.

Надо сказать, что мама на наших четвероногих предков совсем не походила. Она была красивой, элегантной женщиной с богатым гардеробом и сигаретами в косметичке, носила красивые серьги и туфли на каблуке. Преподавание было её страстью, поэтому на работе она учила студентов уму-разуму, а дома нас с папой — правилам семейной жизни. Карьеризм мамы освободил меня от её опеки и позволил больше времени посвящать подрастающей кошке.

Несмотря на подмеченную Киплингом склонность «гулять самой по себе» Лайза нуждалась во внимании. Ей нравилось быть источником положительных эмоций. Она как угорелая носилась за игрушками, в том числе вымышленными, вызывая шквал одобрения. Если игрунья замечала, что зрительский интерес иссякает, то и её собственный задор обычно пропадал. А бывало и наоборот. Я запускала под одеяло руку и скребла там пальцами, изображая мышь. Лайза смотрела то на одеяло, то на меня, и всем своим видом давала понять, что её не проведёшь. Но через мгновение сочувствие моему настроению брало верх: кошка подбиралась и сосредоточивалась на игре.

После всего этого особенно забавно было посещать в школе уроки биологии, где учительница объясняла, что у зверей нет сознания. Мы писали под диктовку, что животные «не могут целенаправленно отражать в уме действительность, прогнозировать, контролировать себя и предварительно мысленно выстраивать действия».

— Не могу больше это учить… — протестовала я дома.

— Почему? — спрашивала мама, которую всё больше забавляла оригинальность моего мышления.

— Потому что это неправда. Учёные, которые истратили кучу бумаги на написание такой ерунды, никогда не держали домашних животных. Почему детей не воспринимают всерьёз?

— А что дети могут сказать путного?

— Например, что ростки салата тоже чувствуют боль. Это ясно даже ребёнку, а вегетарианцам — почему-то нет.

— С какой стати? Салат устроен гораздо проще.

— Но ведь с жизнью он расстаётся тоже неохотно? Самое обидное, что когда взрослые научатся прислушиваться к детям, я уже вырасту и умру.

— Но до этого, видимо, напишешь не один философский трактат…

Хорошо, что спустя двадцать лет учёные наконец-то признали «факт наличия сознания» даже у медузы. Иначе «факт наличия сознания» у самого научного сообщества ставился бы мной под сомнение до самой старости.

Итак, кошки — весьма сознательные животные, хотя и смотрят на мир другими, нежели мы, глазами. В отличие от человека зависимость от «селфи» им не грозит. Лайза не узнавала себя в зеркале и была уверена, что из зазеркалья на неё смотрит потусторонняя кошка. «Пребывание двух солнц на небе невозможно», поэтому первое время между Лайзой и отражением возникали стычки. Издали завидев себя в зеркале, она мчалась в атаку. Примерно на полпути твёрдость духа изменяла воительнице: зеркальный враг нападал не менее решительно. Тогда Лайза выгибалась крутой дугой, отводила назад уши и пригибала голову к полу. Вот он, образец для исполнения известного гимнастического упражнения «кошка злая»! Если вы решитесь его повторить, то убедитесь, что там, кроме пола, ничего не видно. Для увеличения обзора дуга разворачивалась боком и, сверля соперника одним глазом, мелкими прыжками неслась к зеркалу, отчего становилось жутко смешно. Сражение могло состоять из нескольких поединков, но все они заканчивались одинаково: бегством обеих сторон.

Со временем Лайзе наскучили зеркальные войны. Она почти перестала обращать внимание на отражение и лишь изредка заглядывала в зеркало, чтобы с грустью убедиться: враг ещё жив.

На примере кошки я поняла, что следует получше узнать своих врагов перед тем, как желать им зла.

4. Усатая дачница

«Нырнуть в сугроб каждый мечтает!».

Так рассуждала я, с задором глядя на Лайзу. Она ничего не подозревала и спокойно обнюхивала ледянки, от которых ещё веяло холодом с улицы.

— Пойдем, я покажу тебе зиму. Ты не представляешь, какое это чудо! — сказала я и сунула котёнка за пазуху.

Лайза начала дрожать от страха, потом уползла внутрь шубы и в конце концов уткнулась мордой мне подмышку.

— Ахаха, Лайза, щекотно же! — я неуклюже спускалась по ступенькам, подёргиваясь от смеха.

Вняв моей просьбе, Лайза протекла в рукав, и вскоре её усы показались из манжета. Погода стояла замечательная: то комфортное время, когда земля ещё укутана пушистым снегом, а воздух уже по-весеннему прогрет.

— Вылезай, ты оттуда ничего не увидишь. — я попыталась аккуратно вытащить кошку.

Не тут-то было! Лайза намертво засела в рукаве. Уговоры на неё не действовали. Со стороны казалось, будто я разговариваю с собственной варежкой. Пытаясь вытряхнуть кошку из шубы, я, неожиданно для себя, исполнила замысловатый шаманский танец. Не хватало только бубна.

Усилия оказались бесполезны, что ещё более укрепило моё сходство с шаманами. Я вынуждена была признать поражение в сражении за насильственное кошачье развитие.

«В следующий раз…», — подумала я и потащилась домой. Опыт не удался.

Но тут на помощь Лайзе подоспела весна. Она по-хозяйски взялась наводить свои порядки: расчистила небо от туч, растопила сосульки и наказала солнцу не только светить, но и греть. Мы радостно предвкушали скорую поездку на дачу. Там Лайза впервые увидит траву, услышит птиц и ступит лапами на тёплую землю… Нам не терпелось стать свидетелями пробуждения в животном древних инстинктов, заставляющих каждую клетку тела откликаться на зов предков.

У подъезда уже урчала машина. Её безмятежный вид предвещал лёгкий путь и решительно не совпадал с нервозностью, в которую, как обычно, погрузился папа за рулём. А кошка отнеслась к автомобилю с олимпийским спокойствием и охотно обнюхала салон. Она не утратила своей детской доверчивости, принимая лучшее в людях за должное.

…Наконец мы втиснулись в узкую аллею и остановились у небесно-голубого двухэтажного деревянного домика. Он будто улыбался нам открытым балконом второго этажа, окаймленного ветхими декоративными зубчиками. В лихие времена двойных дверей с засовами заборчик смотрелся как чистый сюрреализм, если не как утопия.

Родители открыли калитку, расшатанную и чёрную от старости. Та приветливо скрипнула в ответ и устало прилегла на ствол ирги. Мы зашли и выгрузили вещи на придомовую дорожку. Туда же была высажена и Лайза. Она застыла, как истукан там, где её пристроили к дорожным тюкам, и ничем не выделялась среди окружавших её неодушевлённых предметов. Только с интересом вращавшиеся глаза выдавали живое существо. По негласной договорённости мы старательно не обращали на кошку внимания, давая ей освоиться.

Спустя некоторое время тюки были благополучно занесены в дом. Лайза, словно почувствовав себя неуютно вне полюбившейся компании, последовала за ними. При этом она никла к самой земле, напоминая пушистую гусеницу. Под крышей ей стало намного спокойнее. Члены её тела вновь обрели подвижность и способность переносить хозяйку в пространстве. За полдня оба этажа были исследованы вдоль и поперёк. При этом у нашей горожанки не возникло ни малейшего желания выглянуть во двор. Напротив, она облюбовала скамейку на кухне, поближе к плите, улеглась и приняла завершённую шарообразную форму. Вокруг же плиты, пытаясь вернуть технику к жизни, сновала мама. Она излучала тепловой энергии больше, чем сам предмет её трудов, — лицезреть такое, действительно, куда увлекательнее, чем безмятежный внешний мир.

Первая реакция Лайзы на дикую природу вселила в меня уверенность, что по своей инициативе она точно никуда не сбежит. Вот как должно вести себя домашнее животное, чтобы человек начал стыдиться своего дикого нрава!

Открытый балкон, тем не менее, способствовал осторожному приобщению городской жительницы к природе. С одной стороны, он безусловно был частью дома, а с другой — не имел крыши и тем самым позволял привыкнуть к открытому пространству. Вскоре в душе кошки страх уступил место упоению собственной храбростью. Лайза стала проводить на балконе всё время, когда мы находились на улице, и наблюдать за нами явно просветлённым взором.

Всё воскресенье мы наслаждались прелестной картиной: наша маленькая белогрудая Лайза на фоне голубого забора; её лапы аккуратно подобраны и обвиты хвостом, а в глазах синева дома, и неба, и чистого майского воздуха. Совсем как игрушечная!

Сосед, проезжавший по аллее на дряхлом, наверняка видевшем Ленина велосипеде, неожиданно остановился. Приветствовав нас свободной от руля рукой, он перевёл восхищённый взгляд на кошку: «Какая красавица!».

Мы переглянулись и поняли, что, не спуская глаз с нашей питомицы, всё же умудрились пропустить момент превращения гадкого утенка в прекрасного лебедя. А между тем оно бесспорно состоялось. Лайза достигла соответствия тела своей доброй и чистой душе. Теперь она олицетворяла собой «генератор домашнего уюта», от которого чудесным образом преобразился наш дом. Он словно задышал!

5. Полёт шмеля

Мне нравилось учиться во вторую смену. Только так я могла нормально выспаться. Даже делать уроки днём доставляло удовольствие.

Цоканье когтей по жести отвлекло меня от вычисления длины гипотенузы равнобедренного треугольника. Я мельком взглянула в окно, где вместо привычных голубей на меня глазела Лайза, и опять принялась за домашнее задание. Привидится же такое!

На следующий день история повторилась. В этот раз я сорвалась со стула и прилипла носом к окну. С внешней стороны красовался знакомый чёрный хвост. Его естественное продолжение выпадало из поля зрения, поскольку окно заканчивалось, а карниз тянулся вдоль всего дома. Я опрометью кинулась в зал.

— Папа, там Лайза гуляет по карнизу!

— Нет.

— Честно, она и сейчас там.

— Нет, потому что это не карниз, а отлив.

Повышенное внимание к несущественным деталям отличает математиков и зачастую делает общение с ними невыносимым.

Итак, Лайза повадилась через открытую форточку спрыгивать на отлив и устраивать себе променад. После прогулки она, как ни в чём не бывало, возвращалась обратно. Хоть мы и жили на втором этаже, всё же шесть с половиной метров — приличная высота для падения на асфальт. Пришлось поднять эту тему на семейном совете.

— Он же узкий. Как она только не промахивается? — удивлялась я.

— Меня больше интересует, как соседи к этому отнесутся. — отозвалась мама.

— Надо бы поставить сетку. — сделал вывод отец, но забыл, что мысль — нематериальна.

Прошло некоторое время. Стоял на редкость яркий, солнечный день. После обеда я удалилась в зал, где пыталась растянуться на шпагат, насмотревшись балета по телеку. Тогда он шёл по всем каналам. Кошка осталась на кухне дремать в проёме форточки.

На мгновение до меня донёсся легкий шум. Что бы это могло быть? Я пошла на кухню и окинула её беглым взглядом. Всё было как обычно, только кошка исчезла со своего места. По логике вещей она, должно быть, сорвалась вниз.

Перепрыгивая через несколько ступенек подряд не хуже любой балерины, я слетела во двор, где моя догадка, к сожалению, подтвердилась. Под нашими окнами я обнаружила Лайзу, а рядом с ней — два больших голубиных пера. Она не шевелилась, а только испуганно оглядывалась по сторонам.

— Лайза! — вскрикнула я.

Кошка обернулась, увидела меня и радостно засеменила навстречу.

— Налеталась, лягушка-путешественница? — обрадованно спросила я, оглядывая её со всех сторон.

Слава богу, кошка не разбилась! Более того, я не нашла на ней ни единой царапины, и даже зубы были целы. Незадачливая охотница приземлилась точно на четыре лапы.

Мы благополучно вернулись домой, где я поднесла Лайзу к экрану телевизора. Там как раз исполнялся танец «Умирающий лебедь».

— Смотри, что бывает с такими, как ты, — сказала я Лайзе, — и выплюни, наконец, пух изо рта.

Кошка слегка прикрыла глаза и примирительно заурчала. Она была рада-радёшенька снова оказаться в знакомой обстановке.

— Какая же она тупая! Сил моих нет, — сокрушался вечером папа. — Мало того, что людей не боится, так ещё и за голубями в пропасть бросается.

— Ты говоришь в точности, как Задорнов. — улыбнулась мама.

— Кстати, она почти поймала птицу. — заметила я.

— А если бы был седьмой этаж? — папа не унимался. — Такие не выживают.

— Почему?

— Естественный отбор, эволюция. Глупые вымирают, а умные размножаются. Поэтому рано или поздно люди окончательно истребят и кошек, и вообще всех зверей.

— А вдруг эволюция заключается в том, чтобы человек научился сострадать животным и жить рядом с ними? Может быть, именно такая программа развития заложена в наших генах?

— Что-то не похоже…

Следующим утром на всех форточках нашей квартиры появились защитные сетки.

6. Детские забавы

С шестимесячного возраста до середины жизни Лайза питалась «Вискасом», категорически отвергая другую пищу. Исключением являлось сырое мясо, за кусок которого кошка готова была продать Родину. Но мясом никого не удивишь, а сухой корм тогда был людям в новинку.

Нас распирало от гордости за то, что кормили питомицу эксклюзивным и дорогим лакомством. Любые траты на животных с непривычки воспринимались постсоветскими людьми как расточительство, а то и помешательство. Посему мы чувствовали себя носителями западной культуры, а не жертвами рекламы. Корм завозился в Россию непосредственно из Америки и считался качественным, полезным и вкусным.

Кошка в экстазе запускала морду в миску, не в состоянии дождаться её заполнения, и кушанье сыпалось ей на голову вместе с чертыханиями. От хруста разгрызаемых сухариков аппетит просыпался даже у людей. Однажды любопытство взяло вверх, и я попробовала кусочек. До сих пор не понимаю, как можно есть такую гадость, но Лайза была в восторге.

— У тебя не кошка, а аппарат по переработке «Вискаса», — заявил мне приятель. — Моя, например, ест то, что осталось со стола.

— Это значит, что твоя кошка — аппарат по переработке чего?

— Очень смешно!

— Не обижайся, и тогда я покажу тебе скрытую силу корма.

Благодаря могуществу «Вискаса» я превратилась в гуру дрессировки высшего уровня. Фрагмент мультика «Кунг-Фу Панда», где медведя обучали боевому искусству с помощью пельмешек, однозначно писали с меня! Тем более цирковой инвентарь был под рукой. На уроках труда, в секции для девочек, нас учили вышиванию крестиком, отчего многие стали мечтать переродиться пацанами, чтобы вырезать из дерева орлов. Родители приобрели мне два деревянных обруча сантиметров тридцати в диаметре. Они идеально подходили для цирковых номеров с кошкой. Я гнала от себя мысль о том, что кольца должны ещё и хорошо гореть.

Наша обжора летала за едой как квадрокоптер! Постепенно стулья отодвигались друг от друга всё дальше. Трюк становился опасным. Случайные зрители замирали в немом восторге, а потом разражались аплодисментами.

В один прекрасный день Лайза не рассчитала и проломила обруч телом, заметно отяжелевшим в результате постоянных тренировок. Настал конец моей цирковой и вышивальной карьере! Но, как пишут в титрах зарубежных фильмов, «Ни одно животное в результате съёмок не пострадало».

Второй после аппетита движущей силой в кошачьем характере была любознательность. Она граничила с безумием и многократно обещала не довести Лайзу до добра. Чего стоила одна только её навязчивая идея забраться на высокий итальянский шкаф, почти достигающий трёхметрового потолка, дабы убедиться, что ничего интересного наверху нет. Лайза кругами ходила вокруг Монблана и досадливо мяукала. Она вставала на задние лапы и вытягивала шею, как сурикат, в мыслях взлетая на вожделенную вершину. Но гора была неприступна; её гладкая и скользкая, как зеркало, поверхность давала понять, что затея пушистой скалолазки бесперспективна.

Не хочу задаваться вопросом, что за сила была «движущей» для меня, но я всячески потворствовала кошке. Помехой для нас обеих был маленький рост. Поэтому я забралась на кровать, взяла Лайзу на руки и подняла. Кошка встала на задние лапы, а передними ухватилась за верхний плинтус. Остальное было делом техники. Покоряя вершину, альпинистка щедро одарила меня шлейфом из пыли. Она тут же осела на плечи в виде генеральских погон, а затем посыпалась с них на пол, предвещая скорое родительское недовольство.

Но и это было бы полбеды. Выяснилось, что Лайза не собирается слезать со шкафа! Она не поддавалась уговорам, притворяясь глухой, и увлеченно изучала обнаруженное на вершине плато, вздымая хлопья пыли. Я же беспомощно бегала вокруг шкафа с тряпкой и «Вискасом», взывая к её благоразумию. В итоге Лайза воссела на краю шкафа, как сфинкс, и уставилась на меня. В глазах её бегали озорные искорки.