Бесплатный фрагмент - Кусочки янтаря

Кусочки янтаря

Посвящается необыкновенному человеку и замечательному артисту

Георгию Евсеевичу Хазану

Когда я вспоминаю Гоги Абашидзе, перед моими глазами встает большой песчаный пляж. Не знаю, наяву это было или во сне, но это не так уж и важно.

Мы с Гоги идем по этому пляжу навстречу поднимающемуся солнцу. Пляж пустынный, волны лениво накатываются на песок, оставляя на нем сверкающие на солнце кусочки янтаря. Гоги радуется им, как ребенок, и указывает на них палкой. Я стремглав бегу в то место, подбираю янтарики и складываю в широкую ладонь Гоги.

— Жизнь — говорит Гоги — похожа на этот пляж… Не имеет значения, насколько долго он простирается, какой на нем песок. Гораздо важнее, сколько янтариков ты соберешь на нем, и как ярко они будут сверкать.

Гоги давно нет со мной. Всю жизнь я собирал про него разные истории. Они лежат передо мной, как горстка янтаря. Не так важно насколько они правдивы, как не важно и то, кто рассказал мне их. Гораздо важнее то, как они сверкают.

И пока хоть один из этих янтариков останется в сердце хотя бы одного человека, Гоги будет жив. Он по-прежнему будет вышагивать по пляжу и высматривать янтарики, а какой-нибудь мальчишка будет бежать за ними, боясь, что сейчас может нахлынуть волна и унести этот сверкающий камешек в темную глубину безвестности.

Янтарик первый

Однажды, это было еще при советской власти, к нам приехал очень известный человек и собрал всех, чтобы объяснить задачи дня.

Говорил он долго и подробно и на разных примерах объяснял, что если мы будем все силы отдавать работе, не будем думать о своем благосостоянии, то жить мы все будем лучше и наступит светлое будущее.

После лекции мы окружили Гоги Абашидзе, этого великого человека.

Как?! Вы не знаете кто такой Гоги Абашидзе?

Гоги Абашидзе был очень ученый человек. Он учился еще в Его Императорского Величества средней гимназии, а потом в институте Красной Профессуры в Москве.

Судьба распорядилась так, что отбыв свое в местах не столь отдаленных, где он встретился не только со своими сокурсниками, но и некоторыми учителями, он попал в наш благословенный Богом и рыбой, но не солнцем, край.

Образование его, позволяло легко разрешать различные вопросы, которые возникали у нас.

Он легко мог отличить импрессионизм от империализма, кесарево сечение от золотого и знал что такое число Авогадро и почему тараканов больше, чем людей.

И вот мы собрались вокруг этого великого человека потому, что нам было непонятно, что же нам делать. Бросить ли все наши личные дела и полностью отдаться работе? Или, все же, отдавать работе столько, сколько от нас требуют, а все силы положить на добычу хлеба насущного, которым работа нас не могла обеспечить.

Гоги насмешливо смотрел на наши растерянные лица, попыхивая папироской и перебрасывая ее из одного угла рта в другой. Пауза затягивалась и мы уже начали подозревать, что на этот раз у него не найдется ответа.

Но наконец он произнес фразу, которая навсегда впечаталась в наше сознание. Он сказал так:

— Сколько не читай умных книг ослу, его уши не станут короче.

Так он сказал нам и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из нас откроет ему дверь, вышел с гордо поднятой головой, как и подобает великому человеку.

Долго мы стояли молчаливые, потом потихоньку стали расходиться, обсуждая между собой величие и мудрость этого человека.

Янтарик второй

Дело было давно. Как то зашел у нас спор: что такое вера и нужна ли она. И всякий ли верит или есть и неверующие.

Одни из нас утверждали, что вера — это единственное, что удерживает человечество от безумия.

Другие, напротив, опровергали эти взгляды, приводя примеры великих мыслителей, которые отрицали веру.

Как бы то ни было, но у каждой стороны находились прекрасные примеры и не менее отвратительные опровержения противной стороны.

Спор временами доходил до остервенения, если не сказать, до драки. Мы никак не могли прийти к единой точке зрения. Каждая сторона чувствовала себя правой и никак не хотела ни уступать, ни прислушиваться к аргументам противной стороны.

Тогда мы решили обратиться к человеку, авторитет, образованность и мудрость которого, не вызывали ни у кого сомнения. Таким человеком и был великий Гоги Абашидзе.

Мы толпою ввалились в его небольшое жилище, толкаясь и огрызаясь на тех, кто стремился первым увидеть мудреца.

Он сидел напротив окна, слегка повернувшись к нам корпусом. За окном мальчишки сооружали снежную горку и это, по-видимому, занимало его больше, чем наш спор.

Выслушав каждого из нас, мудрый учитель налил себе крепчайшего чаю. Такого крепкого, что ложка, казалось, будет стоять в нем, если ее отпустить. Закурил папиросу. Надо отдать должное, что Гоги всегда курил исключительно папиросы, причем из всех сортов выбирал самые крепкие: «Север».

Окинув нас мудрым насмешливым взором, он произнес:

— Каждый из вас верит. Один верит в то, что его бессмертная душа не даст ему совершить великую гадость. Другой — верит в мудрость и непогрешимость начальства, которое никогда такую гадость не задумает. Третьи — верят в то, что они не могут совершать гадости, потому, что поступают как все. И, наконец, четвертые верят в то, что та светлая идея, к которой они стремятся, оправдает все гадости, которые они готовы совершить, достигая ее.

Каждому из вас нужна вера, как туалетная бумага в сортире. И без нее ваша жизнь потеряет смысл.

Так он сказал, и у нас пропало желание спорить по этому вопросу. Потому, что мы свято верили в мудрость и величие этого человека.

Прошли года. Мы стали мудрее и опытней. Много раз мы меняли свою веру, некоторые, даже совсем отказались от взглядов, в которые верили в юности. Но слова Гоги Абашидзе, вспоминали мы все. Особенно, когда нам приходилось признавать, что мы ошибались.

Янтарик третий

Однажды мы спросили великого Гоги Абашидзе:

— Почему тараканов больше, чем людей?

Услышав этот вопрос, он хмыкнул, затянулся своей папиросой и прищурив свой хитрый глаз ответил:

— Потому, что днем, когда люди суетятся и занимаются всякой ерундой, они — размножаются.

Ну, что тут было еще прибавить…

Янтарик четвертый

Однажды мы спросили Гоги Абашидзе, как он относится к своей славе.

Он усмехнулся своей хитрой улыбкой, сделал пару затяжек и сказал:

— Многих людей мне приходилось знать на земле. Одни были знамениты, другие — нет. Но самым знаменитым был Лева Троцкий…

Правда, его знаменитость так втемяшилась ему в голову, что проделала дырку. Вот что я вам скажу: Отдавайте себе отчет за что ценят вашу голову. За мысли в ней или за то, что ее легко продырявить…

Янтарик пятый

Как говорил великий Гоги Абашидзе, жена может и подождать, а еда и сон — никогда… Потому, что ты без жены можешь перетерпеть неделю, а без еды и сна — два дня…

Янтарик шестой

Однажды мы заспорили, что важнее свобода личности или сильное государство…

Спорили до хрипоты, каждый настаивал на своем.

Одни кричали, что без строгого надзора расплодятся педофилы и насильники, не говоря о грабителях и убийцах, другие, что при диктатуре педофилам и насильникам легче будет действовать под прикрытием правоохранителей…

Наконец нам стало ясно, что без мудрого совета, нам не обойтись. И мы пошли просить мудрого Гоги Абашидзе стать нашим третейским судьей.

Выслушав наши сбивчивые речи и не менее путанные аргументы, Гоги закурил папиросу и выдохнул ее дым нам в лицо.

— Приятно ли вам сейчас? — спросил он.

Мы признали, что приятного в этом мало. Тем более, что этот великий человек курил самые дешевые папиросы.

— Вот так и с правонадзором — сказал он — его можно терпеть только до той степени, пока он не мешает открыть форточку и освежить воздух.

Некоторое время мы молчали, пытаясь осмыслить слова мудреца, а поняв их смысл стали хором благодарить его…

Янтарик седьмой

Долго мы с друзьями спорили что такое закон и какое отношение он имеет к совести.

Одни говорили, что закон и есть выражение совокупной совести, поэтому надо его строго придерживаться.

Другие же говорили, что это отражение обычаев и взглядов большинства, поэтому судья, придерживаясь закона, должен прислушиваться к своей совести…

Спорили долго и утомительно, пока не решили спросить об этом Гоги Абашидзе.

Великий мудрец выслушал нас, посмеиваясь и хмыкая.

Потом, он произнес следующее:

— Положим, совесть лежит в основе закона…

— Положим, и судья придерживается совести…

— А какое наказание вы назначите тому, кто соблазнил вашу сестру, чтобы ночью, пока она спит, украсть все ее деньги?

Мы растеряно молчали…

— По совести — сказал Гоги — ему надо оторвать все мужские признаки, а по закону — дать два года…

Вот и думайте, как соединить закон и совесть…

Этот пример привел нас в задумчивость…

Но еще раз убедил нас в мудрости и величии этого человека…

Янтарик восьмой

Впервые, Гоги Абашидзе возник на нашем горизонте совершенно неожиданно.

Он появился в двери, как отблеск какой то далекой эпохи. Его массивная фигура и благородный профиль выдавали в нем великого человека.

Роста он был такого, что говоря с нами, ему постоянно приходилось бы нагибаться, чтобы рассмотреть глаза говорящего с ним. Поэтому, он предпочитал говорить с нами сидя.

Появился он на нашем пороге в ту минуту, когда мы бурно обсуждали писателя прошлого, которого издавали урывками, и почти утерянные рассказы которого, мы тайком записывали в свои тетради.

Почему мы это делали, невзирая на неприятности, мы и сами не могли объяснить, тем более, что смысл этих рассказов не всегда доходил до нашего сознания. Но было в них что то такое, что заставляло шевелиться какому то краешку души и вызывало непонятные мысли и чувства…

— Ну, что, молодежь — услышали мы вдруг, посреди жаркого спора — рассказами Дани увлекаетесь?

Раздавшееся после этих слов молчание, казалось, ударило нас всех по спине. Оторопев, вы глазели на эту огромную фигуру, сутуловатую от возраста, но сохранившую безупречную выправку гордого и независимого человека. Кривоватая улыбка делала его нашим ровесником, но морщины и слегка семенящая походка выдавали его возраст.

С первого взгляда было понятно, что человек, обладающий этим красивым голосом, может вызывать только уважение и восхищение своей мудростью.

Мы перешептывались, спрашивая себя откуда появился этот человек и торопливо подсунули ему кресло, единственное в нашей комнате.

С таким же удовольствием мы предоставили бы ему и трон, но такового у нас, к сожалению, не было.

Достойно расположившись в кресле, закинув одну ногу на другую и слегка облокотившись, он стал расспрашивать, какие рассказы мы знаем и сам рассказал пару тех, которые мы не слышали.

Спор как то утих, и мы внимательно вслушивались в его слова, наше сознание прояснялось и многое стало понятным.

Нельзя сказать, что он поучал нас с высоты своего возраста и роста, но рядом с ним, мы чувствовали себя пигмеями.

Впоследствии, в его рассказах о жизни, проскользнули и некоторые подробности ее.

Так, например, мы стали догадываться, что среди его учителей были и такие, которые учили самого Наследника, что в юности он был знаком и дружил со многими писателями и поэтами, ставшими знаменитыми.

Что кушать курицу он привык с вилкой и ножом, хотя в его жизни, он не всегда мог это себе позволить.

Что арбуз великолепен с малосольными огурчиками и придумали это в придворном кругу.

Его курчавая в молодости голова всегда грозно сверкала, когда кто-то произносил при нем чушь, а брови взлетали, морща лоб, когда он восхищенно удивлялся.

Но никогда с его губ не сходила улыбка, насмешливая частенько, но иногда и одобрительная, если мы заслуживали ее.

Удивительно, но мы никогда не видели его в плохом настроении, но язвительная интонация фразы. которую он произносил, выдавала, иногда, его раздражение, хотя улыбка не сходила с его губ, только слегка кривила их.

Слушая его, мы начинали понимать, что мир не совсем такой, как мы его представляли, что слово, сказанное, сгоряча, не всегда верно отражает суть.

Частенько, он по-детски смеялся вместе с нами, рассказывая о кунштюках, которые выкидывала его судьба, и заставлял плакать наши глаза, когда рассказывал какую-нибудь смешную историю.

Иногда, он замирал, словно прислушиваясь к чему то, а затем, произносил какую-нибудь фразу своим глубоким замечательным баритоном, преображая слова и придавая им смысл, которого мы раньше не слышали.

Постепенно, мы перестали себе представлять мир без его существования и каждый раз, когда у нас возникали вопросы и сомнения, мы прибегали к нему и спрашивали его совета.

Нельзя сказать, что он подсказывал нам ответы. Слова его были весомы, но, скорее задавали вопросы, чем давали ответы. Но эти вопросы говорили о предмете гораздо больше, чем тысячи ответов и разъяснений.

Даже сейчас, когда его уже давно нет рядом со мной, я мысленно спрашиваю его, как нужно построить фразу, чтобы быть убедительным и какое слово лучше произнести, чтобы не резало слух.

Янтарик девятый

Заспорив как то о богатстве русского языка, мы по привычке обратились к Гоги Абашидзе с просьбой разрешить наш спор…

Гоги сидел, греясь на солнышке и слегка жмурясь, как весенний кот, на губах его бродила блаженная улыбка. Выслушав нас, он сказал нам так:

— Слово, особенно в русском языке, не имеет большого значения, зато имеет значение интонация и смысл.

Вот, например, каждому понятно, что кошка не родится от собаки, но посмотрите, что вытворяет этот сукин сын соседский кот…

И такой ответ снова убедил нас в величии этого человека…

Янтарик десятый

Говоря о русском языке, Гоги Абашидзе всегда подчеркивал, что только истинные русские могут понять и выразить глубину его. Такие, как Жуковский, Пушкин, Гоголь, Достоевский…

Янтарик одиннадцатый

Как-то Гоги Абашидзе спросили:

— Что такое образование и как определить его качество?

Гоги затянулся, отхлебнул глоток своего знаменитого чая, посмотрел на солнце через чайный стакан, любуясь на игру рубинового цвета, и сказал:

— Когда султан Омар взял Александрию, то ему доложили, что самой замечательной вещью в городе является Александрийская Библиотека.

— Что в ней такого? — Спросил Омар.

— Книги. — Ответили ему.

— И что в них такого? Если в них написано то, что написано в Коране, то они — бесполезны, а если то, что в нем нет — то вредны…

И он был полностью прав. Гораздо проще быть образованным в пустыне, где никого нет, чем в толпе мудрецов, которые спорят о том, кто из них прав.

Качество же образования всегда определяется по тому, сколько ты еще не знаешь, чем по тому, что тебе просто объяснить устройство мира.

Сказав так, мудрец отвернулся и больше не отвечал ни на какие вопросы.

Прошло время, и мы убедились, что в его словах таится еще большая загадка, чем в том вопросе, который мы ему задали.

Янтарик двенадцатый

Однажды Гоги Абашидзе рассказывал нам про своего друга, замечательного писателя. Судьба его была странна и трагична. Конец — загадочный. Он, просто, исчез…

Закончив, Гоги грустно оглядел нас и, вздохнув произнес:

— Он очень не любил советскую власть…

Один из нас, рассмеявшись, воскликнул:

— Вот, бы ни за что не хотел бы, чтобы про меня сказали: «Он не любил советскую власть»!

Прошло время и говоривший, сначала, стал комсомольским секретарем в райкоме, а затем — председателем совета директоров одной нефтедобывающей компании…

Никто так и не скажет про него:

— Он не любил советскую власть…

Янтарик тринадцатый

Спорили мы долго и жестоко…

Одни говорили, что надо быть милосердным и не жалеть денег, давая милостыню. Другие, наоборот, утверждали, что милость и жалость оскорбляет человека…

Наконец, мы решили обратиться к мудрости и ввалились гурьбой в обиталище Гоги Абашидзе.

Выслушав нас, мудрец обвел взглядом свое небогатое жилище и произнес:

— Нищета не заставит человека работать, зато всегда вызывает у него зависть к заработку другого…

Мы не сразу поняли смысл его слов, но разъяснять их он не согласился.

Наши вопросы разрешил один нищий, который вывалился пьяный из такси, подъехав к своему дому…

Вот так мы еще раз убедились, что жизнь столкнула нас с великим человеком…

Янтарик четырнадцатый

Как то мы спросили Гоги Абашидзе чем отличается правда от истины…

Мудрец сидел, как обычно, в своем кресле на освещенной полуденным летним солнцем террасе и жмурился от наслаждения. Наш вопрос неприятно удивил его.

Он закурил свою папироску, слегка прижмурился от дыма, попавшего ему в глаза, и сказал:

— Истина — произнес он — состоит в том, что правду про них совсем не стоит говорить людям…

И больше он нам ничего не сказал…

Янтарик пятнадцатый

В нашей компании, было много разных людей. Были те, кто считал себя поэтами, были и такие, что считали себя художниками, поэтому нередко заходил разговор о зависти, об интригах.

Во время одного такого разговора, мы услышали то ли тихий смех, то ли покашливание и обернулись к креслу, где, по обыкновению своему, сидел Гоги Абашидзе.

Заметив возникшую, как призрак отца Гамлета, тишину, он хитрым глазом окинул наши удивленные физиономии и сказал:

— Никогда не завидуйте тому, кому Бог дал много. У того, кому много дано, многое и возьмут… Такова справедливость жизни.

И вот какая странность. Некоторые из нас, с годами стали понимать, насколько прав был этот великий человек.

Янтарик шестнадцатый

Как-то мы спросили у Гоги Абашидзе, насколько важна одежда для женщины?

Мудрец, ухмыльнулся и уточнил: женская точка зрения или мужская?

— Конечно, женская — сказала моя подруга.

Гоги рассмеялся и ответил:

— Нет в мире одежды, которая была бы важнее для женщины, чем одежда ее подруги, которая идет рядом с ней…

— Ну, а мужская?

— Мужская — проще… Не важно, что на тебе одето, важно что ты можешь показать, раздевшись…

Янтарик семнадцатый

Один брошенный муж долго жаловался на жизнь в присутствии Гоги Абашидзе, наконец, мудрец не выдержал и спросил его:

— Скажи, пожалуйста, уважаемый, в чем суть твоего словоиспражнения? Если ты рекламируешь себя, то бесполезно: никто из нас не выйдет за тебя замуж, а если свою бывшую жену, то назови хотя бы телефон или адрес…

Янтарик восемнадцатый

Мы долго спорили.

Впрочем, в юности споры возникают, часто на пустом месте. Но на этот раз спор был серьезный. Одна из наших однокурсниц вышла замуж, явно, по расчету. И это вызвало у нас ожесточенный спор: правильно ли она поступает или нет.

Можно было подумать, что кто-то нас спрашивал…

Тем не менее, мы уже не один день спорили, можно сказать, стенка на стенку и никак не могли прийти к единому мнению: брак по расчету это — хорошо или плохо…

С одной стороны, конечно, это избавляет от жизненных проблем. с другой (и это очень важно в молодости) — а как же любовь?

Вот с этим мы и пришли к Гоги Абашидзе, чтобы мудрец разъяснил нам где молоко, где масло, а где — пахта…

Гоги сидел, как всегда в своем кресле и смотрел в окно. За ним завывала вьюга, поэтому он кутался в свое, требующее обновление, единственное пальто.

— Хорошо или не хорошо? — переспросил нас он — Вот, скоро будет Новый Год и каждый из вас получит подарок и это — хорошо…

Но для некоторых, подарок обернется разочарованием — и это плохо…

Так и с расчетом… Он хорош, только, когда — правильный…

И больше он нам ничего не сказал.

Мы ушли от него растерянными.

Только с годами мы начали понимать, насколько прав был этот великий человек…

Янтарик девятнадцатый

Как то мы расспорились в кровь…

Все началось с горестных рассказов одного из нас о том, как его не понимает и ревнует жена, а дальше — пошло и покатилось… Спор привел нас к вопросу: что такое измена и есть ли она…

Как понимаете, разрешить этот вопрос самостоятельно, мы были не в силах и обратились за советом к мудрейшему из всех, кого мы знали.

Гоги Абашидзе сидел к своем кресле у окна и наблюдал за соседкой дома напротив, которая готовила себе завтрак в весьма откровенном полупрозрачном халатике. Отвлекшись от этого замечательного зрелища, он обратил на нас вопросительный насмешливый взор и с улыбкой выслушал нас.

Потом он закурил, прищурил свои смеющиеся глаза и спросил:

— Твоя жена знала, что ты мужчина, когда выходила замуж?

Наш товарищ удивленно промолчал…

— Вот, если бы ты провожал взглядами смазливеньких мальчиков — тогда это было бы изменой, а то, что тебе нравятся симпатичные девчонки — это она и раньше знала… Так в чем тут твоя измена? Ты — остался таким же как был, хотя она изменила тебе и стала ханжой. Вот в этом и есть измена…

И больше он нам ничего не сказал…

Янтарик двадцатый

Как то мы спросили у Гоги Абашидзе, почему некоторые люди упрощают жизнь и делают странные выводы, не задумываясь о том, что они услышали и прочитали…

Мудрец хитро захихикал сквозь клубы дыма, которые окружали его и сказал:

— Гораздо легче поверить жене, что мебельный мастер залез в шкаф, чтобы исправить покосившуюся полку и разделся там от жары, чем вникать в суть ситуации…

Вот и все… Со временем, мы убедились, насколько мудры были его слова.

Янтарик двадцать первый

Как то мы спросили Гоги Абашидзе почему жуликов так много на свете?

Услышав этот вопрос, мудрец оторвался от своего любимого занятия: торжественного пития чая.

Эта его привычка заслуживает особенного внимания.

Ровно в полдень он не торопясь заваривал крепчайший чай, давал ему настояться, наливал в хрустальный стакан и медленно поглощал его, наслаждаясь его ароматом, темно-рубиновым цветом и приятным терпким вкусом. Не каждый из смертных мог выпить стакан этого чая. Некоторые из нас пробовали его, но им становилось плохо. Гоги объяснял это тем, что чай заставлял выделяться инсулин и человеку, не привычному к такому напитку, становилось плохо от отсутствия сахара в крови.

Он оторвался от этого священнодействия, закурил свою крепчайшую папиросу, ухмыльнулся и сказал:

— Хитрый обманывает людей не потому, что он их умнее, а потому, что хорошо понимает их природу. Так же, как они хотят обогатиться, он мечтает стать умным, но, как и они, не желает тратить сил на достижения цели…

Сказав так, он отложил папиросу и стал наслаждаться чаем…

— А ум! Как же ум? — воскликнули мы…

— А что ум? — Произнес он задумчиво — Ум к этому имеет такое же отношение, как отражение в зеркале к сытному обеду…

Вот и все. Больше мы не смогли от него добиться ни слова.

Янтарик двадцать второй

Однажды, у меня все валилось из рук и ничего не получалось. И я обратился за помощью к друзьям. Когда я выслушал все их насмешливые советы, я пошел спросить совета у Гоги Абашидзе.

Выслушав меня, этот мудрый человек закурил, ухмыльнулся и сказал такие слова:

— Наивный, ты обратился за помощью к людям… Если бы ты пришел к ним порадоваться вместе твоему успеху, они бы, с удовольствием, посочувствовали тебе…

И больше он ничего не сказал, но мне все стало ясно…

Янтарик двадцать третий

Как-то мы с приятелями заспорили, почему к старости люди становятся сердитыми ханжами и теряют способность смеяться над тем, над чем раньше хохотали бы до икоты и колик. Каждый выдвигал свою версию, но не находилось и двух сторонников, которые могли бы поддержать ее.

Так и не придя к единому мнению, мы решили обратиться за помощью к тому, кто, в силу своего возраста, опыта и мудрости, лучше всех разбирался в этом вопросе. И мы пошли спросить мнения у Гоги Абашидзе.

Мудреца мы застали в тот момент, когда он наблюдал за дракой двух сорванцов, проживающих в его дворе.

Удобно устроившись у открытого окна, он аккуратно вел счет, выкладывая спички на подоконник. Каждая из них означала удачно нанесенный тумак с одной из сторон.

Слегка поморщившись от того, что его отвлекли от такого важного дела, он внимательно выслушал нас, потом он терпеливо снес нашу перепалку и гам, когда мы выкладывали свои версии. Затем, он закурил, оглядел нас смеющимся прищуренным глазом и произнес:

— Старость всегда недовольна и возмущена теми поступками юности, которые ей недоступны…

И хитро захихикал, оглядывая нас счастливыми прищуренными глазами…

И больше он нам ничего не сказал…

Янтарик двадцать четвертый

Как то у нас зашла речь о летнем отдыхе…

Спорили много. Кто отстаивал, что лучшее место это Грузия, кто то утверждал, что это Крым, некоторые настаивали на Молдавии, только Гоги Абашидзе сохранял молчание с неизменною улыбкой на устах.

Когда все мы смолкли, он сказа нам так:

— Как то, за завтраком, папа сказал маме: «У меня накопилось много дел, поэтому, я не смогу повезти вас в июле в Крым… Поезжайте, вы, лучше в Ниццу…» Как я потом проклинал это небрежное «в Ниццу»…

Надо было переодеваться в смокинг перед едой и есть курицу ножом и вилкой…

Какие мелочи беспокоят нас в детстве… И что бы я потом не отдал, за это небрежное «в Ниццу»…

Янтарик двадцать пятый

Как то, устав от наших бесконечных споров о свободе, о том, как она нужна народу, как побудить народ возжелать ее, Гоги Абашидзе не выдержал и сказал свое мнение об этом.

— Вот вы говорите «свобода.. свобода», а от чего свобода и для чего? Если свобода мыслить так, как вам вздумается, то эту свободу у вас никто не отберет. Если свободу высказать то, что вы думаете, то примите решение и выскажитесь, и будьте готовы отвечать за эту свободу…

А, вот, если в вас горит и жжет вас желание дать другому свободу высказать то, что он думает, а не то, что вы хотите услышать, то значит, вы и достигли той самой свободы… Тогда помолчите и дайте другим обрести ее…

И умолк, сидя в своем кресле… Прошло много лет и мы начали догадываться, что имел он в виду и признавать, что, кажется, он был мудрее и умнее, чем мы думали…

Янтарик двадцать шестой

Как то, мы собирались праздновать какое-то событие, один из нас стал оправдывать свое отсутствие, ссылаясь на болезнь. Гоги Абашидзе, услышав это, рассмеялся и сказал:

— Болеть надо с друзьями женщинами и вином, в противном случае, вам нет смысла выздоравливать…

Только со временем, когда болезни стали меня одолевать, я понял, что он был совершенно прав…

Янтарик двадцать седьмой

Гоги Абашидзе был замечательный человек. Я так и не встретил такого любознательного человека, хоть прожил достаточно долго: почти столько же, сколько было ему самому в тот момент, когда мы с ним познакомились. Однажды, совершая свой привычный моцион, он проходил мимо теннисного стола, где мы увлеченно гоняли шарик. Некоторое время он стоял, задумчиво наблюдая за нашей игрой, потом он стал спрашивать нас о правилах, угадывая их и, наконец попросил нас дать ему попробовать сыграть с нами. Нимало не удивившись, мы уступили ему ракетку. Покручивая ее в руках, ощупывая и рассматривая ее с разных сторон, он вымолвил слово: «лаун-теннис…». Потом прибавил:

— Была такая игра… Только ракетки там были большие и со струнами, а мячик — лохматый и резиновый… Как делать первый удар?

Мы объяснили ему правило первого удара и показали как подавать крученую подачу.

То, что мы увидели потом — удивило нас. Гоги подал крученый топ-спин и отбил накатом… Сделав несколько подач и запыхавшись, он уступил место следующему игроку и присел немного отдохнуть. Заметив наши удивленные взгляды, он сказал:

— В лаун-теннис я играл с дочками нашего соседа по даче, банкира… Мне нравилось, как они отбивают подачу и как вздымаются их коротенькие юбочки, обнажая худенькие бедра… Боже мой, какое прекрасное было время, когда такая малость могла приносить удовольствие… Я бы сказал, что это было блаженное время…

И он умолк, задумчиво улыбаясь своим мыслям и воспоминаниям…

Янтарик двадцать восьмой

Мы часто беседовали с Гоги на разные темы. Однажды, речь зашла о нелепых телодвижениях власти и убогой архитектуре. Отхлебнув крепчайшего, свежезаваренного чая и сделав небольшой перерыв, чтобы насладиться его ароматом и вкусом мудрец сказал:

— Однажды, китайский император, которого еще при жизни изображали Буддой, отправился к месту постройки новой пагоды. Он пешком преодолел большой путь к строительству, а явившись к месту стройки, приказал остановить работы, разрушить неоконченное строение и предоставить ему новые проекты. В своем дневнике он написал, что новая постройка разрушает гармонию пейзажа и потомки будут плохо говорить о нем…

Власть, если она имеет естественно-божественную природу, а не является украденной на час, как курица с прилавка базара, всегда заставляет задумываться о вечном. А если ты, всего лишь, мелкий мошенник, который боится, что его разоблачат и обваляют в дегте и перьях, то ты стремишься повсюду выставлять свои петушиные хвосты…

Янтарик двадцать девятый

Как то у нас с Гоги зашла речь о самоограничении и морали. Наблюдая, как он хитро улыбается, слушая мои рассуждения о том, что необходимо заставлять себя трудится, я умолк и вопросительно уставился на него.

Гоги, отхлебнул своего крепчайшего чая, который приводил в ужас всех врачей в округе, закурил и сказал так:

— Работа, конечно, дает нам деньги и кормит нас, но, чаще, она отнимает у нас время на то, что мы должны сделать для того, чтобы наши дети и внуки вспоминали о нас и что принесет нам истинное удовольствие. Очень немногие могут позволить себе работу, которая сочетает все это, так стоит ли придавать ей такое большое значение?

Янтарик тридцатый

Зайдя, как-то, без предупреждения к Гоги Абашидзе я увидел такую картину:

Гоги сидел у окна и с улыбкой наблюдал за тем, что происходит в квартире, окна которой находились напротив его окон. Картина, которая открывалась ему, действительно была завораживающей. В комнате находилась молоденькая девушка, почти девочка, которая примеряла на себя интимные и не очень интимные детали туалета, время от времени, поворачиваясь к окну и кружась перед ним, как перед зеркалом. Мудрец с улыбкой наблюдал это и, время от времени одобрительно кивал, а иногда покачивал головой, хмуря брови.

Мое появление прервало этот странный диалог.

Заметив мой удивленный вид, Гоги рассмеялся и сказал:

— Молодость нуждается в приобретении опыта и эта чертовка нашла-таки способ его приобретения, без малейшего риска получить разочарования от него. Наше общение не выходит за рамки созерцания, что, также, ограждает мои седины от, истекающей слюною, старческой суетливости и петушиного кукареканья. Таким образом, мы оба получаем удовольствие, которое пропало бы, будь мы знакомы друг с другом…

Эта точка зрения поразила меня, но с возрастом, я стал понимать, насколько он была мудра она…

Янтарик двадцать тридцать первый

Гоги Абашидзе рассказывал мне разные истории. Некоторые из них, стерлись из моей памяти, но некоторые, настолько поразили меня, что навсегда остались в ней. Вот одна из них:

Один человек заказал себе большой дубовый стол. С массивными ножками, широкий с толстой и удобной столешницей. Стол был так огромен, что походил на маленькое футбольное поле. Его ящики вбирали в себя уйму разных документов и вещей. Казалось, что в нем была сосредоточена незыблемость и прочность всего мироздания.

Но, однажды, человек оперся на него и кусок столешницы обломился. Он обломился так легко, что это казалось невероятным. Но самое удивительное состояло в том, что его можно было растереть в порошок. Человек осмотрел весь стол и обнаружил, что он весь стал таким. В гневе, человек схватил молоток и стал крошить стол. И, вскоре перед ним лежала кучка праха, в котором ползал маленький жучок. Это он источил весь стол.

Вот и подумайте: насколько мала должна быть ложь, чтобы уничтожить творение и то, что любой, самый маленький человек, может, хоть немного, изменить этот мир.

Янтарик тридцать второй

Как то у нас с Гоги зашла речь о комичном и трагичном в жизни… Действительно ли они неразделимы или нет?

Гоги утверждал, что это две стороны одной и той же монеты.

— Трагедия и комедия — неразделимы, потому, что их очень легко перепутать — утверждал он. — Возьмем, например, соседскую Маньку: ее трагедия состоит в том, что она никого не видит, кроме своего мужа. А комедия состоит в том, что и он в ней души не чает, несмотря на ее характер.

А у ее подруги, Соньки — другая трагедия: она очень хочет иметь яркого, состоятельного мужа, но никак не может найти такого.

Комедия же ее состоит в том, что она ищет их в веселых компаниях и приняв изрядную дозу спиртного, поэтому, когда она утром просыпается, то видит только номер телефона и некую сумму, в которую оценивают ее трагическую потребность…

Янтарик тридцать третий

Как то, зашел у нас спор об отечестве, о патриотизме. Спорили мы долго и упорно, а потом, решили узнать что думает старейший из нас…

Гоги Абашидзе, по своему обыкновению, сидел в уголке и, посмеиваясь, слушал наши споры. Когда мы умолкли, он беззвучно рассмеялся и сказал так:

— Многих людей мне приходилось видеть за свою долгую жизнь. Многие из них готовы были отдать жизнь за отечество. Поэтому их и расстреляли те, кто, так же, готов был отдать жизнь за отечество… Потом, это случилось и с этими…

Вы, сначала, договоритесь, о каком отечестве вы спорите, иначе, оно расстреляет вас…