18+
Курортные романы в Крыму

Бесплатный фрагмент - Курортные романы в Крыму

Реальные истории «запретной любви»

Объем: 222 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Марк Агатов

Курортные романы в Крыму

Реальные истории «запретной любви». Книга для женщин

«Я хочу всегда быть с тобой, пусть не рядом, а на расстоянии, но чтобы ты знал, что у тебя есть я, чтобы ты ждал моих писем и встреч со мной. Гарик, хороший мой! Как бы я хотела, чтобы это счастье длилось вечно!».

Это был красивый курортный роман на берегу Черного моря. После него остались не только письма и воспоминания, но и книга о любви, в которой главная героиня, изменив мужу, так и не решилась вернуться в знойное лето к мужчине своей мечты

Запретная любовь. Классический треугольник

Кодирование

Гарик опоздал на работу минут на пятнадцать. У входа в диспансер его встретила медсестра из регистратуры Елена Ивановна Кравчук. Ей было за пятьдесят, невысокая, полная, с кривыми ногами и плоским лицом.


— Лариса тебя убьет. Она уже пять раз звонила. Машина полчаса стоит. Тебя ждут, ваше святейшество.


— А что за паника? Свет перевернулся? — парировал Гарик.


— Ты к Ларисе беги, она тебе сама все скажет, только халат надень и шапочку. Она уже на всех наорала за эти шапочки и косынки, — предупредила медсестра.


— Я что, в хирургии работаю, чтобы в шапочке ходить? Да и нет у меня ее. Дома забыл.


— Эта отмазка не пройдет. Халат и шапочку ты должен в раздевалке оставлять, а не таскать с собой. Она тут такой разгон устроила за халатов.


Гарик не спеша надел халат и пошел к выходу из диспансера.


— Гарик, стой! У тебя другой халат есть? — остановила его Кравчук


— Зачем мне два халата?


— Этот короткий. Халат должен прикрывать колени, а у тебя куртка, а не халат.


— Зато в нем бегать хорошо и летом не жарко, — недовольно бросил Гарик, направляясь в административный корпус.


Гарику было восемнадцать. Среднего роста, быстрый в движениях, типичный южанин с черными вьющимися волосами. Он нравился девчонкам, но серьезных отношений завести еще ни с кем не успел. Пробовали зацепить его внимание незамужние медсестры в больнице, но он никак не реагировал на эти предложения. Дамы в возрасте его не интересовали.


— Явился, не запылился, — увидев санитара, возмутилась Лариса Ивановна Иванова, главврач психбольницы.


Начальником она была строгим и жестким и больше всего боялась хаоса и разболтанности. На вид ей было около сорока. Длинные черные волосы, стройная фигура гимнастки, правильные черты лица и огромные глаза делали ее весьма привлекательной. В молодости она танцевала цыганские и испанские танцы. Но красоту Ларисы Ивановны не замечал восемнадцатилетний санитар, для которого она была всего лишь старухой-начальницей.


— Ты когда на работу должен приходить? — начала традиционную проработку подчиненного Лариса Ивановна.


— В три, — буркнул под нос Гарик.


— А сейчас три часа 27 минут. Это как понимать!? Машина полчаса стоит без дела, профессора ждет.


— Я зачет сдавал по хирургии.


— И что, сдал?


— Нет, — не поднимая глаз, тихо произнес Гарик.


— Теперь это что, твоя постоянная отмазка? Ты уже пятый раз опаздываешь на работу из-за зачета. А другого придумать ничего не мог?


— Я говорил хирургу, что мне на работу надо, а он меня на закуску оставил, последним.


— Хорошо, тут изверг хирург виноват, принимаю! А халат у тебя почему на десять сантиметров выше колен? Это тоже хирург, или у вас мода такая? Наклонился, и все, что скрыто, наружу вывалил.


— А что мне прятать, я в брюках хожу. Это медсестры колени должны прикрывать и все остальное, — возразил санитар.


— Завтра увижу в этом халате — уволю!


— Ну, я пошел?!


— Куда пошел?! Тебя машина уже полчаса ждет. К социально опасным поедешь, проверять.


— Пусть сестры ходят. Это их работа.


— С врачом поедешь. Побеседовать нужно с каждым больным. У нас помощник прокурора новый. Представление на горздрав написал, что мы не контролируем социально опасных больных, и один из них совершил убийство.


— Из-за Вареника шум подняли. Так я говорил участковому психиатру, что брать его надо. Я его в трамвае видел. Он в колготках женских ехал.


— Чего ж ты не взял его сам. Мог бы пригласить больного в диспансер к доктору на беседу.


— У меня цветы в руках были. На день рождение девчонкам в группу вез, а они денег стоят.


— Вот из-за твоей жадности человек погиб. Варенников соседку убил, Марию Павловну.


— Там соседка дура, она дразнила Вареника, психом обзывала. Я предупреждал, что Вареник ее убьет, а она не слушала умного человека. Вот и пострадала баба дурная.


— Так вот, из-за этой дурной бабы и твоей жадности пострадали мы все. Прокурор проверил амбулаторные карты социально опасных больных, а там ни одной врачебной записи за последние три месяца. Поедешь с врачом и за два дня осмотрите всех.


— 48 больных за два дня, на каждого по сорок минут. Это только на одном участке, а у меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Пусть врачи сами едут. Зачем я им там?


— Ты хочешь, чтоб у меня еще и врача убили на вызове? — Лариса Ивановна подняла трубку и, набрав короткий номер, вызвала участкового врача.


Через несколько минут в кабинет балетной походкой вошла стройная красивая молодая женщина, натуральная блондинка в белоснежном нейлоновом халате. От нее пахло дорогими французскими духами.


«Белая и пушистая», — пронеслось в голове у Гарика. Он, не отрывая глаз, смотрел на ее высокую грудь и осиную талию.


— Алиса Викторовна, я вас одну к таким больным посылать не могу, но раз вы изъявили желание, возьмите с собой санитара и будьте с ним построже, а то совсем разболтался, на работу опаздывает, халат в куртку превратил. Нужно подробно описать состояние каждого больного, чтобы нас потом не склоняли на каждом углу.


— Хорошо. Сделаю, — голос у врача был мягкий, бархатный и обволакивающий.


— Алиса Викторовна, на секунду останьтесь.


— Меня в машине найдете, — поднялся со стула санитар.


Гарик вернулся в диспансер, в процедурном кабинете взял длинное вафельное полотенце и направился к машине. По дороге его перехватила Кравчук.


— Фифу видел?


— Кого?


— Врачиху новую. Второй день на работе — уже порядки свои наводит. Курить персоналу у входа в диспансер запретила. Дурной пример больным подаем. Теперь по телефону в рабочее время вести можно только служебные разговоры. А куда вы едете?


— Социально опасных проведать.


— Она сама напросилась. Сегодня на планерке Лариса предписание прокурора зачитала, и разгон участковым сестрам устроила за то, что врачи социально опасных больных месяцами не видят. А эта фифа сама и напросилась. Она познакомиться с больными возжелала.


— У меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Там в списке только по первому участку 48 человек.


— А всего — двести. Из них 162, отсидевшие за убийство и изнасилования, — продолжила Кравчук. — До конца жизни будешь ездить.


— Ладно, я пошел, а то сейчас искать начнут.


Когда Гарик подошел к медицинскому РАФику, Анфиса Викторовна уже сидела рядом с водителем.


— И где вы прохлаждались? — недовольно спросила она.


— В диспансер ходил за инструментом.


— Зачем вам полотенце на поясе?


— Руки вытирать после рукопожатий с больными.


— Гарик, хочу вас предупредить, я противник любого насилия в отношении больных. Любого больного можно уговорить посетить диспансер. Подчеркиваю, любого.


— Вы где специализацию по психиатрии проходили после окончания мединститута? — перебил врача санитар.


— В Краснолиманске.


— Я понял, что не в Ялте. В каком отделении?


— В отделении неврозов. Еще вопросы есть?


— Есть. Вы замужем?


— Для Вас это имеет значение?


— Конечно, с незамужней женщиной можно поговорить о жизни и склонить к созданию образцовой советской семьи.


— Со мной вы будете говорить только о работе! — повысила голос Алиса. — Теперь, слушайте инструктаж. Сейчас мы едем к Луговому Петру Ефимовичу. Я войду к нему в квартиру первой, а вы постоите за дверью. Я буду говорить с ним одна.


Водитель завел мотор, и медицинский автомобиль стал набирать скорость.


— У меня нескромный вопрос созрел, Алиса Викторовна, а о чем вы будите говорить с Луговым? Дело в том, что Петя Петушок отсидел за убийство и изнасилование восьми женщин. Двадцать лет назад его «опустили» в Симферопольском СИЗО.


— Я знаю об этом. Его три месяца назад выписали из отделения для психохроников. А недавно соседи написали жалобу в горздрав.


— Получается, вы в курсе всего. А вы не боитесь пополнить список любимых женщин Лугового? Такая красивая, и туда же.


— Я доложу Ларисе Ивановне, что вы меня оскорбляли в присутствии водителя.


— Если вы это считаете оскорблением, тогда извините, погорячился, — улыбнулся Гарик. — У меня от одного вашего вида слова изо рта не те выскакивают. Такая красивая, и рядом со мной.


— Я старше тебя на шесть лет. Я врач, а ты всего лишь санитар, поэтому думай перед тем, как открыть рот в моем присутствии! — неожиданно взорвалась Алиса Викторовна. — Вот, когда ты окончишь институт, получишь диплом врача, пройдешь специализацию, вот тогда мы будем говорить с тобой на равных. А пока ты никто и зовут тебя никак! И на таких женщин, как я, можешь даже не смотреть.


— Не надо так нервничать, доктор, — пошел на попятную Гарик. — Я просто хотел предупредить вас, что Лугового очень сильно возбуждают женщины модельного типа. А на блондинку к ужину он может среагировать весьма неадекватно.


— Обойдусь без твоих предупреждений!


Водитель затормозил у старинного двухэтажного дома. Алиса Викторовна, схватив карточку больного и молоточек невропатолога, первой выскочила из машины.


— Зверь-баба! — покачал головой водитель. — Ты лучше не заводись с ней. Житья не даст, но красивая, спасу нет. Повезло кому-то, ее по шерсти надо гладить и никогда не спорить.


— Ладно, я пошел, знаток хренов, — открыл дверь автомашины Гарик. — Машину загони во двор. Клиента тащить далеко придется.


— Ты что, забирать его будешь?


— А что с ним делать. Он соседку преследует. Полюбить хочет, красивую.


Первой в квартиру к убийце вошла Алиса Викторовна. Большая светлая комната была завалена всяким хламом. Сам хозяин возлежал на кровати в атласном женском халате. Увидев врача, он спустил ноги вниз и неожиданно заговорил стихами.


— Женщина, ваше величество, о, неужели ко мне.

О, ваш приход, как пожарище, душно и трудно дышать.

Так проходите, пожалуйста, что на пороге стоять.


— Я ваш новый доктор. Пришла познакомиться, лекарство выписать, — тихо произнесла Алиса. — На что жалуетесь?


— Лекарство, это хорошо, а новый доктор лучше. Вы ближе подойдите, а то я слышу плохо, — прошептал Луговой.


Алиса остановилась в метре от больного. Она была уверена, что своим видом очаровала убийцу. В этот момент открылась дверь, и на пороге появился санитар. Реакция больного была моментальной. Он выхватил из груды тряпок топор и поднял его над головой. Еще секунда, и страшное оружие могло обрушиться на доктора. Времени на размышления у Гарика не было, путь к больному преграждала врач, и тогда санитар в два прыжка подскочил к доктору, схватил ее левой рукой за волосы и со всей силы швырнул женщину под стол. Алиса Викторовна ничего подобного не ожидала от санитара, и больно ударившись носом о ножку стола, заплакала.


Больной тут же попытался ударить топором санитара, но промахнулся. Гарик, не теряя времени даром, пальцами правой руки со всей силы ткнул Луговому в глаза, после чего, набросив ему на шею полотенце, стал душить больного. Двухметровый детина рухнул на пол вместе с санитаром. Луговой отбивался до тех пор, пока у него изо рта не пошла кровавая пена и начались судороги. Санитар на минуту ослабил удавку, Луговой с шумом всосал внутрь спертый воздух и широко открыл глаза. Прямо перед ним в двадцати сантиметрах в окровавленном нейлоновом халате лежала красавица врач, которую он хотел приласкать топором. Кровь вытекала из ее разбитого носа тонкой струей. Женщина плакала и с ужасом смотрела на перекошенное злобой лицо убийцы.


— Доктор, сеанс метания топоров закончен, вы можете встать и привести себя в порядок, — улыбаясь, проговорил санитар.


Женщина с большим трудом выбралась из-под стола. Ее белоснежный халат был залит кровью, по лицу текли слезы и кровь.


— Вы платочком зажмите свой прекрасный носик, а то мы тут утонем в вашей крови, — продолжал давать советы из-под стола Гарик.


С большим трудом санитару удалось вытащить на середину комнаты брыкающегося больного.


— Вам помочь? — тихо спросила Алиса. — Может, водителя позвать?


— У нас водитель из интеллигентов, белая кость. Его дело баранку крутить. Он сюда не пойдет.


— Почему?


— Потому что у каждого своя работа. Вы мужика возбудили, я — успокоил, а Костя сейчас во сне гуляет по Стамбулу. Идите в машину и не плачьте. А мы с вашим несостоявшимся любовником еще пообнимаемся в прихожей, — пробормотал санитар, в очередной раз, затягивая удавку.


До машины санитар тащил больного минут двадцать.


— Сто килограммов весит, не меньше, — сообщил он шоферу. — Другой бы уже успокоился, а этот гад так и норовит в морду заехать своей тупой башкой. Доктора изувечил.


В приемном покое больному сделали уколы, выкупали его и переодели в больничную пижаму, после чего отвели в изолятор.


Минут через сорок санитар спустился в диспансер, вошел в кабинет врача-психиатра. К тому времени Алиса Викторовна сменила халат, умылась, приняла валерьянку, подкрасила губки и успокоилась. Увидев Гарика, она стала благодарить его за то, что он спас ей жизнь. Санитар долго смотрел на шикарную блондинку, потом подошел к ней вплотную, обнял за плечи, и поцеловал так как это делают герои-любовники в американском кино. Первую минуту женщина пыталась вырваться из его цепких рук, а потом сама обняла его и прижалась к Гарику, ответив на поцелуй.


— Теперь ты поняла, кто в доме хозяин, — прошептал в самое ухо врачу санитар.


Гарик чувствовал себя победителем, но задерживаться в кабинете не стал. Он вышел, не попрощавшись, так же быстро, как и вошел в ее кабинет. Алиса ошеломленно смотрела ему вслед. Только сейчас она поняла, что произошло. Ее била дрожь. Она не могла успокоиться. Восемнадцатилетний мальчишка оказался не только сильнее ее. Своим поцелуем он неожиданно пробудил в ней уже давно забытые чувства, от которых кружилась голова в далекой юности. В школе был у нее мальчик, такой же, как Гарик, черный и кучерявый. Звали его Слава. Он сочинял стихи про Алису, играл в футбол и учился на тройки. Алиса его любила. Но их любовь была обречена. Родители Алисы, узнав, что ее ухажер провалил экзамены в институт, тут же поставили на нем крест.


— Неучам в нашей семье нет места, — говорил ей отец. — Зять мой должен, как минимум, защитить кандидатскую.


Отец у Алисы был заслуженный врач республики, поэтому она и поступила в медицинский институт. Как говорят, пошла по стопам.


Муж Алисы Владимир Ковалев, тридцатилетний инженер, появился у ворот больницы за полчаса до окончания рабочего дня. На нем был строгий черный костюм, галстук и югославские очки. Он ходил вокруг диспансера и нервно курил, но зайти внутрь так и не рискнул. А еще он внимательно присматривался к каждому выходящему из ворот мужчине.


Наконец, появилась Алиса, уставшая и нервная. Подойдя к мужу, она улыбнулась и взяла его за руку.


— Ты чего так рано? — спросила Алиса. — И что это за сигареты, мы же договаривались, что ты бросаешь курить.


— Я все знаю, мне позвонили, — быстро заговорил Ковалев. — Увольняйся немедленно. Эта работа не для тебя, я умоляю. Женщины не могут работать с сумасшедшими. Эта работа для мужиков.


— В этой больнице из ста сотрудников — один мужчина, — устало отмахнулась Алиса.


— И этот мужчина — санитар. Студент, пацан! — закричал Владимир.


— Ему восемнадцать лет, а что случилось?


— Ничего не случилось. Ты поехала с этим мальчиком осматривать убийцу, он на тебя напал, и этот мальчик тебе спас жизнь, — задыхаясь, продолжил инженер.


— Дальше, — помрачнев, приказала Алиса. Она хорошо знала мужа и чувствовала, что его взволновал не сам факт нападения на нее больного, а что-то другое.


— А дальше, дальше ты целовалась с ним. И это произошло на второй день твоей работы в больнице. Ты только второй день на работе и уже позволила себе целоваться с каким-то санитаром, — истерично закричал Владимир.


— Кто тебе об этом сказал? — пристально посмотрела на мужа Алиса.


— Женщина. Она позвонила мне на работу и рассказала, что на тебя с топором напал убийца-насильник, а потом ты целовалась с санитаром. Я убью его! — нервно закричал Владимир.


— Кого? Убийцу?


— Нет. Санитара!


— Не по Сеньке шапка. Он вооруженного топором двухметрового громилу скрутил голыми руками, а тут ты, интеллигент в пятом поколении, профессорский сынок, — осадила мужа Алиса. — Ты думай, о чем говоришь. Что меня может связывать с санитаром? Мой папа за тебя голосовал, потому что ты из хорошей интеллигентной семьи, сын профессора, кандидат наук. И ты думаешь, что я брошу тебя ради какого-то санитара, который по пять раз зачеты по хирургии пересдает. «Острый живот» в училище сдать не может.


— Ты тоже «острый живот» на шестой раз сдала, — напомнил Владимир.


— Я уже забыла, а ты помнишь. Да, я шесть раз пересдавала этот зачет, зато теперь симптомы «острого живота» от зубов отлетают. Ночью разбуди, перечислю все до единого.


— А последний раз тебя срезали за то, что ты хотела до осмотра хирурга наркотик вколоть больному, чтоб не мучился, — успокаиваясь, напомнил Владимир.


— Его тоже на обезболивающем подловили сегодня.


— Кого подловили?


— Гарика, — вдруг вспомнила Алиса.


— Ты опять думаешь о санитаре?


— А о ком думать, если этот Гарик мне сегодня жизнь спас, а ты все время о нем говоришь. Мы же с тобой договаривались, что ты меня не будешь больше ревновать. Или уже забыл, что у тебя красавица жена, мимо которой ни один мужик спокойно пройти не может. Если ты хотел спокойной жизни, то выбирать нужно было какую-нибудь заучку из политеха. А ты выбрал победительницу конкурса красоты мединститута, 90−60−90. А теперь, все. Шутки закончили. Еще раз заговоришь о своей ревности — выгоню на мороз. Если я захочу уйти от тебя, то об этом первым узнаешь ты.

Погром в хирургии

На часах было 14—30, когда Лариса Ивановна вызвала на беседу Алису.


— Я о вчерашнем ЧП хочу поговорить с вами. У вас желание не пропало по особо опасным больным ездить? У меня в три часа машина будет. Или мне другого доктора назначить?


— Зачем. Это больные с моего участка.


— Значит, поедете сегодня с Гариком по адресам.


— Мне уже пять раз из хирургии звонили. У них там алкогольный психоз, — сообщила Алиса Викторовна.


— У всех хирургов сразу? — рассмеялась Лариса Ивановна.


— Там больной палату разгромил полностью, стекла побил, капельницу.


— Алиса, у меня эти иждивенцы уже вот где сидят, — провела по горлу Лариса Ивановна. — Там шесть здоровых мужиков-хирургов. У них такие же дипломы, как у меня. И эти мужики больного не могут зафиксировать и доставить к нам по «скорой»? А у меня одни бабы. Кого я туда пошлю? Может быть, вас?


— Я поеду.


— И что вы будете с ним делать? Стекла выбьете из рук, свяжете его? Это работа для санитара. Врачам там делать нечего. Но санитар у нас работает на полставки и на работу приходит после занятий в училище не раньше трех. Вот в этом-то и главная проблема. А теперь, о вчерашнем ЧП. Если я сказала построже быть с санитаром, это не значит, что вы должны лезть к больному сломя голову. А если б Гарик не успел, замешкался, испугался…. У больного в руках топор был, а не детская игрушка.


— Я хотела показать ему, кто тут врач и кто санитар.


— И что, установили дистанцию?


— Нет.


— Ну, тогда скажите мне, Алиса, хоть как он целуется? Вам понравилось?


— Я не буду обсуждать с вами эту тему.


— Обсуждать мы эту тему с вами не будем, но я вас должна предупредить, свои личные проблемы решайте за пределами больницы. Мне еще скандалов с вашим мужем тут не хватало. Мне доложили, что он грозил побить санитара, — повысила голос главврач.


— У меня муж ревнивый, не обращайте внимания.


— При ревнивом муже нельзя целоваться с кем попало.


— Я не целовалась. Он сам. Он мне этим поцелуем хотел показать, кто в доме хозяин.


— И что, показал?


— Нет. Я его поставлю на место. Вот увидите.


— Только мужа не втягивайте в эти разборки. Гарик сильнее его. Он настоящий мужик, хоть и молодой, а муж ваш типичный ботаник, — усмехнулась главврач. — И еще один совет, на настоящих мужчин, способных на все, женщины начинают засматриваться в сорок лет. Вам — двадцать четыре. В вашем случае роль мамочки при инфантильном муже-ботанике более привлекательна, чем роль ненасытной дамы, умирающей от страсти в руках испанского мачо.


— Ваш Гарик меня еще не знает. Я заставлю его подчиняться, — повысила голос Алиса.


— Похвально стремление, только палку не перегните во время общения с кучерявым. Он всегда добивается поставленной цели.


— У меня есть еще один вопрос, — решила сменить тему разговора Алиса. — Вы разрешаете использовать при задержании больных полотенце и удушающие захваты. Профессора на кафедре говорили, что это запрещенные приемы.


— Никто ничего не разрешает, но в уголовном кодексе есть статья о крайней необходимости. Если больной представляет реальную опасность для окружающих, то против него могут применять различные приемы рукопашного боя, в том числе и удушающие захваты. Если б Гарик не придушил Петю Петушка, то мы бы сегодня собирали деньги на ваши похороны. В той ситуации он мог и убить больного, и его б оправдали. Вооруженное нападение на врача. После такого больные долго не живут.


— Вы хотите сказать, что Лугового могут убить в больнице?


— Я сказала то, что хотела сказать! — повысила голос главврач.


В этот момент бесшумно открылась дверь, и на пороге появился Гарик.


— А тебя стучать не учили, герой-любовник? — недовольно спросила Лариса Ивановна.


— В регистратуре сказали, что у вас совещание без меня не могут начать. Вот я и без стука, как опоздавший, — расплылся в улыбке санитар. — Но если я не вовремя, могу и уйти. Я не гордый.


— Садись, рыцарь без страха и упрека. Поговорить хотим с тобой. Ты зачем на доктора напал в кабинете. Она замужняя женщина, врач, а ты к ней с поцелуями.


— Лариса Ивановна, клевета, не было такого, чтобы я по своей воле прикоснулся своими руками к Алисе Викторовне. Да она и не в моем вкусе. Мне нравятся толстые, маленькие и с кривыми ногами, пятидесятилетние бабки, такие, как наш регистратор.


— Цирк уехал, клоун остался. Я с тобой о серьезных вещах говорю. В Америке тебя бы в тюрьму уже посадили за физическое оскорбление женщины.


— Так мы ж не в Америке, — расплылся в улыбке Гарик. — А женщины любят сильных и наглых.


— Кто тебе такую чушь сказал. Женщины умных любят, опрятных и красивых. Ты почему халат не сменил? Ходишь, как подстреленный воробей. Халат должен прикрывать колени.


— Нет у меня другого. Что вы с этим халатом пристаете? Они мне врачебные с пуговицами дают. Я однажды надел такой. И что, на первом же вызове четыре пуговицы с мясом. А пуговицы эти большой дефицит.


В этот момент зазвонил телефон.


— Это из хирургии звонят. Мы не знаем, что с вашим больным делать. Он в палате переломал все что мог.


— Успокойтесь. Вышлю сейчас врача к вам. Шесть мужиков с одним алкоголиком справиться не могут, — главврач, положив телефонную трубку, повернулась к Алисе. — Посетите вначале хирургию, а потом по списку. И пристыдите вы их, шесть мужиков в палату зайти боятся. И героя-любовника не забудьте. Гарик, если еще раз ты хоть пальцем прикоснешься к доктору…


— Да, понял я уже все, понял. Я пошутил, а вы тут целую историю раздули.


Врач и санитар вышли в коридор.


— Алиса, это судьба! — в самое ухо зашептал Гарик. — Просто всю жизнь мечтал больных из хирургии забирать. Кто бы знал, как я люблю хирургию.


— Хватит ерничать, и если еще раз назовешь меня по имени, пожалеешь, — повысила голос Алиса Викторовна.


— Все, понял. Я теперь буду вас называть правильно и торжественно: «Алиса из страны чудес».


— Только попробуй. Я тебе такие чудеса устрою. А где твое полотенце?


— Отдыхает от трудов праведных. У мужика с черепушкой непонятки. Травматикам «сухой бром» противопоказан.


— И как же ты его забирать будешь? — подозрительно посмотрела на Гарика врач.


— А я не один, я с доктором. Как доктор скажет, так и сделаю.


— Я бы тебе сказала, кучерявый, но воспитание не позволяет, — поддела санитара Алиса.− Колпачок где от пустой головы? Ты в хирургию едешь.


— Во, блин, а вы правы. Фридман увидит меня без колпака — умрет. Поэтому я всегда ношу в кармане медицинскую шапочку, на всякий случай, но не надеваю, чтобы не портить прическу, а сейчас придется.

«Королева Красоты» из психбольницы

В хирургии атмосфера была накаленной до предела. Две санитарки стояли под дверями палаты с огнетушителями в руках. Из-за закрытой на ключ двери слышался мат и угрозы.


— Бить человека по лицу огнетушителем запрещает международная конвенция по защите прав ребенка, — сообщил санитаркам Гарик.


— А мы его бить не будем. Мы его пеной остановим, — объяснила одна из санитарок.


— Психушку вызывали? — широко открыв дверь ординаторской, спросил Барский.


Четыре хирурга с разных сторон тут же напали на санитара.


— Пять часов психовозку ждем! — стал кричать на санитара хирург Осипов.


— Так у нас машина с трех работает. Могли бы по «скорой» привезти. Делов-то, — огрызнулся Гарик.


— Да что вы с ним говорите, Иван Иванович. Это самый тупой студент нашего училища. Он мне кости черепа шесть раз сдавал, а острый живот за сегодняшнее издевательство вообще не сдаст. Слово даю, — пригрозил Сергей Моисеевич Фридман санитару. — Пять часов назад я сообщил вашему главврачу о том, что тут происходит. Я докладную в горздрав напишу.


— Давайте с больным разберемся сначала. Меня зовут Алиса Викторовна. Я врач-психиатр. Не могли бы вы рассказать, что тут произошло.


Хирурги, увидев красавицу-врача, тут же успокоились. Они усадили ее за стол, предложили кофе, шоколадные конфеты. Женщину буквально засыпали комплиментами. Гарик стоял в стороне и с улыбкой смотрел на хирургов, увивающихся за Алисой.


— Красота — страшная сила! — громко произнес он. — Может, делом займемся, а то у нас вызовов море. Алису Викторовну убийцы ждут и извращенцы. Она без них жить не может.


— Что ты тут комментируешь, — подлетел к Гарику Фридман. — Ты еще не понял, что с больным теперь и без тебя разберутся. Иди, отдыхай, лентяй. «Острый живот» учи. Я тебя спрошу завтра по всей форме.


— Да не вопрос. Отдохнуть, я всегда, с удовольствием, — буркнул под нос санитар и спустился вниз к машине.


— Я вам расскажу сейчас все об этом больном, — подкатился к Алисе Иван Иванович Осипов. — Это мой больной. Поступил он к нам с закрытой черепно-мозговой травмой. На третий день развился психоз. Появились слуховые галлюцинации. Бред преследования. Я вызвал невропатолога. У нас же к психиатрам без консультации невропатолога звонить нельзя. Они у нас белая кость. Невропатолог свое исключил, говорит, звони главврачу психбольницы. Пять часов назад позвонили первый раз. У нас операционный день сегодня, а мы не можем работать.


— Поговорить с больным сами не пробовали?


— Да как туда войти? Он стеклами вооружился. Невропатолог свое заключение по истории болезни писал.


— У нас в больнице тоже одни женщины работают, я санитара привезла, а вы его выгнали, но я попробую с ним поговорить, — улыбнулась Алиса.


— Погодите, Алиса Викторовна, — вмешался в разговор Фридман. — У нас все хирурги мужчины, а от санитара вашего никакого толку. Он пять раз зачет пересдавал по «острому животу». Что он тут сделает?


— Я все поняла, давайте двери открывать.


— Нет. Мы вас туда не пустим одну. Вы что думаете, если мы хирурги, то мы не мужчины? — приосанился Фридман. — Говорите, что делать.


— Если действовать по инструкции, то к такому больному подходить надо с четырех сторон, держа в вытянутых руках одеяла. Потом ему набрасывают на голову одеяло, кладут на кровать и делают уколы. Я назначила аминазин, четыре кубика внутримышечно.


— С четырех сторон не получится. Протиснуться в дверь с одеялами смогут только двое, но мы попробуем, — пообещал Фридман.


Первым в палату, прикрываясь одеялом, влетел Фридман. Вторым вошел Осипов, и замыкала делегацию Алиса Викторовна. В руках она держала блестящий молоточек для проверки рефлексов. Больной с двумя кусками стекла в руках стоял в дальнем углу, и когда к нему приблизился Фридман, несколько раз ударил стеклом в одеяло. Фридман закричал, бросил одеяло и выскочил из палаты, поливая кровью коридор. Оказалось, что больной перерезал ему вены предплечья. Вторым резаные раны рук получил Осипов. Алиса поле боя покинула последней. Ее попытка заговорить с больным чуть не стоила ей жизни. Больной с криком бросился за врачом, но был остановлен мощной струей из огнетушителя. Под огнетушитель попала и Алиса, но в отличие от больного пеной ей залили только грудь и шею.


Пока участники кровавой битвы приходили в себя, смывая пену и делая перевязки, о ЧП в хирургии сообщили в горздрав, а оттуда позвонили главврачу психбольницы.


— Алиса Викторовна, что у вас там происходит? — позвонив по телефону в ординаторскую, спросила Лариса Ивановна.


— Больного пытались нейтрализовать.


— Мне звонили из горздрава, сказали, что два доктора ранены.


— Больной порезал стеклом Осипова и Фридмана, — доложила Алиса Викторовна.


— А где наш санитар?


— Ушел. Его Фридман выгнал из ординаторской. Доктор Фридман ему хирургию преподает.


— С твоим Фридманом мне все ясно. Но я за больным посылала санитара психбольницы, объясни мне, что там хирурги делали? — закричала Лариса Ивановна.


— Инициативу проявили. Мне помочь хотели, — смутилась Алиса.


— Найди мне Гарика, я ему сейчас устрою.


— Его нет в отделение. Он ушел.


Минут через пять главврач больницы смогла дозвониться по рации до водителя машины.


— Где этот негодяй? — закричала Лариса Ивановна.


— На носилках лежит. Хирургию зубрит.


— Передай ему трубку немедленно.


Гарик не спеша перебрался в кабину водителя.


— Ты почему Алису Викторовну бросил в больнице?


— Меня Фридман прогнал. Они там кобеляж перед Алисой устроили, а меня на мороз. Мол, сами с усами. Я и ушел, — обиженным голосом, произнес Гарик.


— Я тебе устрою «кобеляж». Из-за тебя два ведущих хирурга получили тяжелые травмы. Кто теперь больных оперировать будет? Бегом наверх, забери этого больного, и на глаза сегодня мне лучше не попадайся! Вопросы есть?


— Нет.


Гарик лениво потянулся и стал вылезать из машины.


— Как ты его возьмешь без полотенца? — спросил водитель.


— Голубоглазый, а ты женщин через полотенце мацаешь, или напрямую?


— Напрямую. Сравнил тоже, — удивился шофер.


— Вот и я на свидание с любимой женщиной решил идти с открытым забралом и голыми руками. У тебя чистый белый листок бумаги найдется?


— Нет. Газета есть, «Правда».


— Костя, твоя «Правда» для сортира хороша, а я картину хочу написать абстрактную в духе соцреализма.


— Тоже мне художник нашелся. Иди за психом, а то сейчас сюда Лариса прилетит. Тогда тут всем мало не покажется.


— Никакого в тебе, голубоглазый, романтизму нету. Сплошные угрозы и мат, а я, может, фотомодель охмурить хочу, — мечтательно произнес Гарик. — А теперь слушай мою команду. Машину подгони к входной двери. Дверь в дверь без зазора. Двигатель включи и жди явление Христа народу.


— Погоди, а посетители в больницу, как пройдут, персонал.


— Не хрен им там лазить. Всех гони в шею. Спецоперация идет, понял? И чтоб в коридоре никого не было. Подвернется под руку кто-нибудь, убью!


Гарик не спеша поднялся на третий этаж, зашел в ординаторскую. За столом сидела Алиса и два хирурга с перевязанными руками.


— Господа-товарищи! Одолжите мне белый лист бумаги.


— Завещание писать собрался? — спросил Фридман, протягивая вырванный из тетрадки листок бумаги.


— Как же без завещания. Я, Фридман Сергей Моисеевич, находясь в полном здравии и при полной памяти, — продолжил Гарик.


— Ты у меня сейчас получишь, — поднялся из-за стола Фридман.


— Правильное решение, Сергей Моисеевич. Разгоните людей из коридора и этих монстров с огнетушителями уберите от дверей, а то они и меня пеной, как Алису Викторовну. А я не люблю пену, я нормальный.


— Гарик, ты что собрался делать? — поднялась из-за стола Алиса Викторовна.


— Ничего страшного. Вы не волнуйтесь. У вас хорошая мужская компания, пейте чай с шоколадными конфетами. Это ж такой дефицит. И где их хирурги покупают? А я уж сам как-нибудь. Только людей из коридора и с лестницы уберите, чтоб работы вам не прибавить. Всех, до единого.


Фридман выскочил в коридор, загнал больных в палаты, наорал на персонал и отправил в сестринскую санитарок с огнетушителями.


Гарик не спеша снял халат, положил его рядом с Алисой.


— Как этого психа зовут?


— Вадим, — быстро ответила Алиса. — Вадим Соловьев.


— У меня к вам большая просьба, Алиса Викторовна, поохраняйте сей предмет медицинской гордости, а то у нас без халата нынче нельзя. Не дай бог шапочка пропадет, со свету изживут злые монстры.


Сказав эти слова, Гарик подошел к двери палаты, тихонько повернув ключ, заорал диким голосом: «Я твой спаситель! Ты меня звал, и я здесь! Смотри! Смотри сюда!».


Гарик, размахивая листом бумаги, в два прыжка преодолел расстояние, которое отделяло его от больного.


— Вадим! Смотри сюда! Дом видишь!? — ткнул пальцем в бумагу Гарик.


— Вижу, — пробормотал мужчина, поднимая вверх окровавленные руки с осколками стекла.


— А дым из трубы видишь?!


— Вижу.


— А за трубой кто стоит?


— Мужик прячется.


— Соловей, бежим! Это убийца! Быстрее! Не оглядывайся. У двери машина стоит! Не бойся! Нас пасут! Быстрее! Не останавливайся! Бежать! Вперед!


Алиса, хирурги и медсестры с ужасом смотрели на бегущих по коридору Гарика и вооруженного стеклами больного с окровавленными руками. На лестнице они сбили с ног какого-то старика-посетителя и сестру-хозяйку из травматологии.


— Не останавливаться! — орал Гарик. — Дорогу! Все ушли. По норам! Убью!


Добравшись до первого этажа, санитар затащил больного в машину. Хлопнул дверцей, и водитель, включив сирену, понесся в сторону психбольницы. В приемном покое санитар бросил больного на кушетку, отобрал у него стекла и с помощью санитарок стащил с него всю одежду. Тут же больному сделали успокаивающие уколы, обработали раны и отнесли в надзорную палату.


За всем этим со стороны наблюдала Лариса Ивановна. Когда Гарик спустился в приемный покой, она подошла к санитару и бросила сердито: «Зайди ко мне!».


— Это как понимать! — стала кричать главврач на санитара. — Я тебя послала за больным, а ты в хирургии кобеляж устроил.


— Я устроил, да эти кобели хирурги меня сразу и выгнали из ординаторской, как Алису увидели. Претензии к Фридману. Он Алисе кофий наливал с шоколадными конфетами. Могли б и меня, передовика производства, чашкой кофе осчастливить.


— Кофе хочешь?


— Чем я хуже Алисы.


Лариса Ивановна включила электрочайник.


— Как ты его из палаты вытащил? — успокаиваясь, спросила она.


— У него зрительные галлюцинации. Я ему на бумаге показал дом и мужика, который прячется за трубой, после чего мы побежали. Классика жанра и никакого гипноза.


— За находчивость, благодарность, а за издевательство над хирургами — смертный приговор.


— Я тут при чем. Они Алису увидели, и стали суперменов из себя корчить. Ну и нарвались толстопузые.


— Фридман-то нормальный мужик. Это у Осипова пивной животик, — возразила Лариса Ивановна, разливая по чашкам кофе.


— Ага, нормальный, он меня черепом сначала убивал, а теперь «острым животом». Жаль, что этот псих ему по морде не съездил стеклом за мои страдания.


— Зато ты на черепе каждый бугорок по латыни назвать можешь. А у Фридмана серьезная рана на предплечье и Осипов работать не сможет неделю. До тебя хоть доходит, что мы хирургию без хирургов оставили.


— Сами виноваты, нечего было на чужую бабу пялиться.


— Скажи, мне Гарик, а что ты от Алисы Викторовны хочешь. Она замужняя женщина, врач.


— Ничего я от нее не хочу. Не люблю, когда мною бабы командуют, вот и опустил я ее два раза.


— Я тоже женщина и тобой командую.


— Алиса ж молодая.


— А я, значит, старая, и мне можно тобой командовать, — обиделась Лариса Ивановна.


— Я не говорил, что старая. Опытная.


— Получается, что ты меня как женщину не воспринимаешь. И целоваться ко мне по этой причине не лезешь. А я, в отличие от Алисы Викторовны, в третий раз не замужем. Может, попробуешь?


— Что мне пробовать. Вы не женщина. Вы главврач. Вам положено орать на всех, а Алиса тут кто. Ничего не знает, а туда же.


— Я почему этот разговор с тобой завела. У Алисы Викторовны муж ревнивый, и я бы не хотела скандалов на этой почве.


— А вы его в дурку положите. У нас тут каждый второй с бредом ревности лежит.


— Я так поняла, что ты будешь и дальше преследовать Алису Викторовну. Так вот, я открою тебе одну тайну. Женщине в двадцать четыре года восемнадцатилетний пацан просто не интересен, как мужчина. Тебе надо сверстницу найти или женщину постарше. Им нравятся физически крепкие мальчики.


— Я учту ваши пожелания. Но на старушек меня пока не тянет. Может, лет через десять я и положу на кого-нибудь глаз, но не сейчас. И дальше, что делать?


— К королеве Марго вези Алису. Пусть посмотрит, к чему может привести любовь к мальчикам.

Жестокая расплата за запретную любовь

Костя сидел в машине и доедал караимский пирожок.


— Ну, что, вставила тебе Лариса? — спросил водитель.


— Обещала медалью наградить за спасение Фридмана на пожаре.


— Фридман за сегодняшнее представление вообще зачет тебе не поставит.


— Поставит. Мне этот «острый живот» уже во сне снится вместе с Фридманом.


— Едем куда?


— Сначала за Алисой. Она нас у входа в больницу ждет, а потом к королеве Марго.


— А Марго тут при чем?


— Социально опасная. У нее судимость за развращение малолеток.


— Тоже мне, социально опасную нашли: баба, как баба, — возмутился водитель.


— Погоди, а чего ты тогда машину остановил, когда она ко мне приставать начала?


— Если б она ко мне приставала, я бы не останавливал, а ты молод еще для таких баб. Подрасти сначала. Что ты ей дать можешь?


— Скажи мне, женатик со стажем, а чем отличается баба в двадцать четыре года от той, которой сорок пять? — спросил Гарик.


— Ты про Матросова читал?


— Конечно. Герой войны, амбразуру фашистского дота грудью закрыл.


— Так и баба в сорок пять. Она на мужика, как в последний раз на амбразуру ложится. И ей мужик нужен сильный и здоровый, который может с такой бабой всю ночь. А в двадцать четыре — и ботаник одноразовый сойдет. У нее еще потребность в мужике не созрела.


— А я думал, чем старше баба, тем ей меньше хочется.


— Мыслитель. Матчасть изучать надо не по книгам, а на практике. А вот и Алиса твоя стоит на остановке, забирай.


— Почему моя?


— А то не видно, что она на тебя глаз положила. Ты ж на ее глазах мужика с топором голыми руками завалил, а у нее муж ботаник-подкаблучник. Вот поверь моему слову, она бросит его.

Алиса села рядом с водителем. Передала Гарику его халат и сообщила:


— Лариса Ивановна сказала, чтобы мы посетили королеву Марго. Но у меня нет ее карточки.


— Карточка не нужна. Она сама все расскажет, — махнул рукой Гарик. — Не слышу восторгов.


— Два дурака неслись по лестнице, старика чуть не убили. Его еле откачали, — нахмурилась Алиса.


— Опять я виноват. Я же Фридману сказал, чтоб дорогу освободил, — возмутился Гарик.


— Так никому и в голову прийти не могло, что ты там устроишь? Я думала, что ты стекла отберешь у больного и свяжешь его.


— Бритвы и стекла я из рук больных не выбиваю. Не мой профиль.


— Почему?


— Личико могут порезать. Я видел в Симферополе санитаров, которые на бритву шли. Все лицо в шрамах. Женщины целовать не будут.


— Мне кажется, ты не прав. Мужчину шрамы украшают.


— Алиса, тогда с тебя поцелуй. У меня рубаха в крови.


— Больной тебя порезал в машине? — с тревогой спросила Алиса.


— Нет. На мне кровь моего врага, кровь Фридмана.


— На мне тоже. Ему же вену больной перерезал. И напрасно ты на него буром идешь. Фридман нормальный мужик, классный хирург, а зато, что он из тебя душу выматывает за «острый живот» и внутренние кровотечения, — потом благодарить будешь. Пропустил «острый живот» — похороны. Ты же не хочешь людей убивать?


— Не хочу.


— Тогда зубри симптомы «острого живота».


— Что делается. Любимую женщину Фридман за полчаса перевербовал чашкой кофе и шоколадными конфетами «Белочка». Он теперь хороший, а я тупой студент. Костя, пойду утоплюсь. Ты был прав. Не любит она меня, а тут еще и Лариса выговором грозит за всенародный подвиг.


— А ты как думал. Женщинам умные мужчины нравятся. Кулаками махать — много ума не надо, — улыбнулась Алиса.


— Приехали, — прервал разговор Костя. — Марго на третьем этаже живет.


Гарик помог выбраться из машины доктору, а когда они вошли в подъезд, Алиса вдруг прильнула к нему и шепнула: «Ты молодец. Я удивлена. Хирурги были в шоке. Только не надо в присутствии посторонних ко мне приставать. Я не хочу, чтоб о твоих шутках докладывали моему мужу».


— Не вопрос, — проговорил Гарик, коснувшись ее губ. — Больше не буду тебя подкалывать.


Марго в коротеньком халатике колдовала на кухне. На вид ей было далеко за сорок. Толстые стройные ноги, узкая талия и огромные груди выдавали в ней топ-модель тридцатилетней давности. Она оценивающе посмотрела на санитара.


— Не жалеешь?


— О чем? — напрягся Гарик, внимательно наблюдая за руками больной.


— Чего испугался? Насиловать не буду, — расплылась в улыбке женщина. — В машине хотела вас двух дураков приласкать, а они вместо того, чтобы получить удовольствие, связали меня как террористку. Я когда санитарам в приемном покое рассказала, как вы от меня защищались, мужики ржали. А теперь за руками следит. Боится, чтоб я его сковородкой горячей не огрела по башке. Свидетельницу привел.


— Я не свидетельница, я участковый врач-психиатр. Вы будете у меня наблюдаться.


— Хочешь меня вылечить от любви, — громко расхохоталась Марго. — Ты на себя посмотри. Поди, тоже с модельного бизнеса начинала, врач-психиатр! Какой из тебя психиатр с такой фигурой. Мужики-психи будут кидаться на тебя как на бабу, а больные бабы возненавидят красотку за красоту, потому что санитары и фельдшера теперь не на них, а на тебя будут пялиться. Вон, смотри, как у кучерявого глазки горят, когда на тебя смотрит. Заходи в комнату, спрашивай. Я правду говорю, потому что у меня справка есть, а все остальные врут тебе в глаза. И Ларису бойся, себе на уме баба. Она тоже красивых баб ненавидит. Меня в дурку упрятала за красоту и страсть.


Алиса с Гариком вошли в комнату вслед за Марго. В комнате был идеальный порядок. Ни соринки.


— Одна живу, — пояснила женщина. — Так что тебя интересует?


— Как вы попали на учет? Что с вами случилось?


— Я в Москве жила. Учительницей в школе работала. Муж был никакой. Деньги приносил домой, спали вместе, вначале меня все устраивало, а потом почувствовала тягу к пацанам шестнадцатилетним. Урок преподать захотелось. Стать первой учительницей в этом деле. Для себя выучить. Но в Москве я подобные желания отметала, а когда поехала на курорт, решила попробовать то, что ночами во сне видела. На пляже выбрала 16-летнего пацаненка-южанина. Домой привела. Вином угостила. Потом оказался он в моей постели. Сам приставать стал. Я ж учительница, знаю, как свои желания в желания учеников превратить. На первых порах от этой любви одна головная боль оставалась, после него приходилось снимать стресс с местными музыкантами. А потом смотрю, и у моего ученика что-то получаться стало. А на 21−й день у нас такая любовь случилась, что я сама чуть с ума не сошла, а уж про пацана и говорить не буду. У него до конца жизни такой любви не будет. Вот с этого все и началось. Я поняла, что мне от этих мальчиков надо, и учила их тому, чего больше всего сама хотела.


— А на учет как попали?


— Пока на курортах гуляла, все было тип-топ. А однажды москвича привела к себе 16-летнего. Короче, узнала его мамаша, к кому он в гости ходит. Пацана в милицию на учет, а меня в дурдом на лечение.


— Судимость за что?


— Тогда и осудили за этого пацана к принудиловке. В СССР же секса не было никогда. Натихаря, что угодно, но стоило засветиться где-нибудь, тут же туши свет.


— А сейчас не тянет с мальчиками повторить свой прошлый опыт?


— Это вопрос или предложение?


— Вопрос, — улыбнулась Алиса.


— Если честно, и сейчас хочу с твоим телохранителем переспать. Отдашь в аренду на ночь?


— Гарик же не хочет.


— Боишься. И правильно делаешь. После меня мужики своих баб бросают. Я такие привороты знаю. Объявления на столбах видела: «Потомственная ведьма Марго. Стопроцентный приворот»? Это моя реклама. Но для жизни мне сейчас крепкий, настоящий мужик нужен. Пацаны таким как ты интересны. А в сорок пять настоящий мужик нужен, который способен бабу всю ночь гонять по кровати. Так что с учета снимай из-за смены ориентации. А вот он подходит. Руку так крутанул, до сих пор болит. С виду дохляк, но как вцепится, не оторвешь. То, что мне нужно сегодня. И там у него все в порядке. Я проверяла, когда они мне в машине руки крутили. Мой размер.


— Марго. При молодом человеке такие слова. Он же мальчик не целованный.


— Так я тебе и поверила, не целованный. Честно признайся, положила глаз на кучерявого?


— Марго, у меня муж молодой, зачем мне коллега по работе?!


— Не зарекайся, докторша, не зарекайся. Тебя от этой любви одни беды ждут. А я бы его научила всему. Может, оставишь на одну ночь?


— Нет! Самой пригодится, — улыбнулась Алиса. — Вы скажите спасибо, что я вас дома оставила после таких слов.


Алиса попрощалась с Марго и, подхватив в подъезде под руку Гарика, шепнула ему: «А ты, оказывается, повышенным спросом у старых шизофреничек пользуешься».


— Тут и не такое услышишь, — смутился Гарик. — Врет она все.


— Скажи, а зачем нас Лариса сюда послала? Марго по ошибке на спецучете стоит. Она уже давно ни для кого никакой опасности не представляет. Может, она ревнует тебя ко мне?


— Сказанула. Лариса же старуха.


— Да не такая уж она и старуха. Ей еще и сорока нет, и она уже год без мужа.


— Если бы Лариса хотела чего-то такого, давно бы меня пригласила к себе, а она только орет за каждую мелочь. Хирургам псих руки порезал, а я виноват. Новая докторша пристает ко мне — я виноват.


— Я тебе за такие слова язык вырву. И близко теперь ко мне не подходи.


— Я б и рад, но у нас клиент шибко нервный. Инженером в НИИ работал. Что-то там открыл сверхсекретное, а потом свихнулся. Бабу свою приревновал к милиционеру и убил топором. Потом с этим топором к участковому заявился. Кастрировать хотел, но не смог. Успел только руку отрубить. Все остальное при нем осталось.


— Этого придурка ты выбрал из списка? — напряглась Алиса.


— Нет. Лариса. К нему медсестры не ходят. Боятся, чтобы он и им чего-нибудь не отрубил.


— Тебе не кажется странным этот подбор больных в один день. Баба-педофилка, муж-убийца ревнивец, — пристально посмотрела на Гарика Алиса.


— Ты к этому списку еще и кобелей из хирургии приплюсуй. Ларисе они кофе ни разу не наливали, а тебя еще и шоколадными конфетами угостили. Чувствуешь разницу?


— Я не думала, что из-за какого-то санитара у меня будут такие проблемы на работе.


— Это только начало, а дальше Лариса тебя задушит на почве ревности. Она не перенесет два наших поцелуя, — поддел женщину Гарик. Они остановились в подъезде на первом этаже, и Гарик бесцеремонно схватил Алису за плечи, прижал к груди и поцеловал. Алиса не сопротивлялась. Ей было приятно чувствовать на себе сильные руки восемнадцатилетнего парня.


— Мне нравится, как ты целуешься, — отстранившись от Гарика, тихо произнесла женщина. — Только ты ни на что не рассчитывай. Продолжения не будет.


— Будет, — возразил Гарик. Все будет. Я настырный и всегда добиваюсь того, что хочу.


— Ты уже возгордился? Завтра я буду совсем другой.


— До завтра еще дожить надо, а сегодня ты моя. Самая ласковая и любимая.


— Гарик, может, не поедем к инженеру? У меня сегодня впечатлений более чем достаточно.


— Лариса разорется. Она ж нам инженера-убийцу неспроста подсунула. Только не вздумай с ним уединяться. С виду натуральный ботаник, но за поясом я у него уже финку находил, — стал серьезным Гарик.


— Первым пойдешь.


— Какое доверие. Я счастлив! Наконец-то вы признали меня лидером. Двадцать поклонов.


— На тебя посмотришь, вроде взрослый мужик. Рот открыл — фонтан дури. Вот что ты сейчас сказал?


— Пошутил.


— При мне не надо шута Балакирева из себя корчить. Мне нравятся серьезные, умные мужчины.


— А я думал сантехники или санитары. Всё, я в ауте! Тушите свет. Она меня не любит.


— Хватит ерничать, а то твой Костя опять настучит Ларисе, и она мне завтра объяснит, как я должна себя вести с сотрудниками больницы.

Смертельная ревность

Алиса подошла к машине и села рядом с водителем.


— К кому едем теперь? — спросил Костя.


— К инженеру из НИИ на Революцию, — сказал Гарик.


— Нашли куда ехать на ночь глядя. Может, завтра с ним пообщаетесь?


— Лариса сказала в морг, значит, в морг, — буркнул санитар.


— Ну и шутки у тебя дурацкие. Алиса Викторовна, это очень опасный больной, — продолжил водитель. — Лариса к нему ни разу домой не ездила, а вас послала.


— Чего каркаешь, — неожиданно взорвался Гарик. — Еще одно слово скажешь, убью. Алиса Викторовна, за спиной моей стойте в двух метрах, чтоб у меня место для маневра было. Я говорю с ним. Пока не обыщу — не подходи. Ты все поняла?


— Да. Но если еще раз ты мне скажешь «ты» — убью!


— Вот жизнь пошла, что бы ни сделал — высшая мера. Мадам, я буду называть вас «Ваше высочество».


— И сразу получишь молотком в лоб, — повысила голос Алиса.


Инженер Свистунов никого не ждал. Увидев незваных гостей, он сразу помрачнел и напрягся.


— Руки покажи, профессор, — неожиданно заорал Гарик. — Вверх руки, пальцы разжал!


Гарик быстро обыскал больного и мгновенно вытащил из-за пояса немецкий штык со свастикой на лезвии. После чего швырнул больного на пол, заломив руку.


— Кого убить хотел? — заорал Гарик. — Быстро отвечать, пока не убил.


— Тебя, санитар, и бабу мою. Ты зачем у меня жену увел? Такую красивую!


Больной смотрел на Алису и заливался слезами.


— Тут нет вашей жены. Я врач-психиатр. Буду вас лечить.


— Мне не нужен врач. Ты моя жена. Он украл тебя. Изнасиловал, надругался! Мне плохо. Сердце. Отпусти, мне лекарство надо.


— Гарик, отпусти его. Ему плохо с сердцем.


— Его нельзя отпускать. У Свистунова обострение. Он опасен.


— Нет. Отпусти больного. Ему надо выпить лекарство.


— Его грохнуть тут надо, тварюгу, жену и ребенка убил, мента покалечил.


— Отпусти, я сказала! — перешла на крик Алиса. — Нельзя так с больными. Он не виноват. Это болезнь.


Гарик со злостью отшвырнул от себя больного.


— Где твое лекарство!? Быстро.


— Я сейчас, я быстро, — больной подбежал к тумбочке и вытащил оттуда опасную бритву. — А теперь, подходи.


— Гарик, у него бритва!


18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.