предисловие от редактора
Сборник Владимира Симонова «КОВЧЕГ» окунул меня в тишину. Он сделал это так деликатно, мягко, хрупко и нежно, что даже захотелось заплакать. Но, конечно же, я не плакала. Меня, как будто впервые, сильно потрясло именно богатство внутреннего мира человека, его бескрайность, прозрачность и чистота. Этот мир как тихий, теплый, всюду пребывающий свет. Наверное, это и есть Царствие Небесное, Божие в человеке, или человек в Нём… Я слышала, как в этом пространстве естественно дышит и созерцает моё сердце. Тихая интимная внутренняя гармонизация-благодать. Там нет насильственности. И не совсем понимаю, почему это до сих пор является для меня открытием, как прозрением…
Оксана Мурга, 20 ноября 2025
ковчег
Ковчег наш будет Ноев, Ноев,
я не страшусь пути изгоев,
но среди истин всех твоих
я верю, что не будет злых…
Пусть дождь, но мы с тобой всё знаем
и жизнь свою не проклинаем,
и всё стремительней наш бег
среди запретов дней и вех…
Ты не надейся, что я пьяный, —
я среди равных, среди рьяных,
для нас другой дороги нет
сквозь неудачи на рассвет…
Дождь заливает тротуары,
и я не так чтоб очень старый,
что ж нам сдаваться, унывать, —
чем брать, так лучше отдавать…
Ковчег наш будет Ноев, Ноев,
я не страшусь пути изгоев,
но среди истин всех твоих
я верю, что не будет злых…
какофония разлуки
Какофония разлуки
над симфонией Любви,
я целую твои руки и молю: благослови
на зигзаги, на падение,
на рисковый поворот,
на Любовь, на поражение,
на ехидное «везёт!».
По колдобинам и грязи,
в никуда, не навсегда,
не на царствие, не в князи, —
на мгновенье в никогда,
верю в чёрта, верю в Бога —
их пристанище во мне,
знаю, мирит нас дорога
к кущам райским, но в огне…
Кто-то мудрый и весёлый
мне прокладывает путь,
не подсказками, как в школе,
в кровь и в плоть — не отвернуть,
но опять не получилось,
и подпрыгнул — не взлетел, —
толи мнилось, толи снилось,
толь случилось, толь хотел…
Какофония разлуки
над симфонией Любви,
я целую твои руки и молю: благослови
на зигзаги, на падение,
на рисковый поворот,
на Любовь, на поражение,
на ехидное «везёт!».
Любовь — как взлёт
Любовь — как взлёт: парить и кувыркаться,
и с птицами на скорость потягаться,
полётом и свободой наслаждаться,
к тебе в ладонь оттуда возвращаться…
Умчать с тобой в неведомые дали,
и чувствовать, как нас давно там ждали,
и знать наверняка, что мы здесь были,
и осознать, как мы недолюбили…
Любовь — в основе жизни и свершений,
я пред тобой застыну на коленях
и вымолю прощенье иль проклятье,
не ради облегчения мне понять бы…
Я по Любви сверяю непрестанно
свой путь, своих друзей, дороги, страны,
и что пою, и всё, во что я верю,
Любовью я своею перемерю…
Любовь, скажи: что на земле я значу?
Приму и пораженье, и удачу,
мне бы понять своё предназначенье,
до боли, до головокружения…
А если покровительства лишусь я,
ну, что ж, Любовь, я стану жить насущным,
но как забыть мне мир, что ты открыла —
спасибо за то, что есть, за то, что было…
Любовь — как взлёт: парить и кувыркаться,
и с птицами на скорость потягаться,
полётом и свободой наслаждаться,
к тебе в ладонь оттуда возвращаться…
Умчать с тобой в неведомые дали,
и чувствовать, как нас давно там ждали,
и знать наверняка, что мы здесь были,
и осознать, как мы недолюбили…
послушай…
Послушай, а что же теперь,
когда не моя ты жена,
и в юность заперта дверь,
и между нами стена…
Стена из дней и дождей,
стена из Любви и тоски,
стена измен и потерь,
а жизнь — как игра в городки…
Послушай, а дальше как жить,
когда я целую не ту,
а сердце так жаждет Любить
родную, единственную…
Послушай, ну что ты твердишь,
что счастлив мог быть лишь с тобой, —
дай трону твой лоб — ты горишь,
ведь все двадцать лет ты со мной…
Послушай, да что разглядишь
в хаосе прожитых дней,
но всё у нас на двоих,
всё, кроме детей…
Послушай, а что же теперь,
когда не моя ты жена,
и в юность заперта дверь,
и между нами стена…
снег в феврале
Снег в феврале — подарок совершенства,
снег в феврале — предчувствие весны,
всего три дня из дальнего, из детства,
снег в феврале, дни счастья сочтены…
Любовь и смерть, разлука и дорога,
смерть и Любовь пред вечностью равны,
ты видишь, плачу я, как будто перед Богом,
Любовь и смерть, три дня, что нам даны…
Ты вся дрожишь, тебя я согреваю,
остановилось время за окном,
и не хочу я знать откуда ты такая,
снег в феврале и вечность на потом…
Снег в феврале — подарок совершенства,
снег в феврале — предчувствие весны,
всего три дня из дальнего, из детства,
снег в феврале, дни счастья сочтены…
во второй половине июля
Во второй половине июля
сумрачно на душе…
Во второй половине июля, —
как это вдруг не ещё, а уже…
Во второй половине июля
как реально это вот-вот…
Во второй половине июля
снова осень во мне живёт…
Во второй половине июля, —
что ж пора подводить итог…
Во второй половине июля
вы надеялись, а я не смог…
Во второй половине июля
всё готово в карандаше…
Во второй половине июля,
всё прошедшее на клише…
Во второй половине июля
проверяются тормоза…
Во второй половине июля
я, конечно, не против, я за…
Во второй половине июля
покатилось опять к зиме…
Во второй половине июля —
где обещанное тебе и мне…
Во второй половине июля
всё хорошее далеко…
Во второй половине июля
как всегда, без тебя нелегко…
Во второй половине июля, —
всё устал и петь нету сил…
Во второй половине июля, —
а я-то ещё и не жил…
Во второй половине июля
сумрачно на душе…
Во второй половине июля, —
как это вдруг не ещё, а уже…
Во второй половине июля
как реально это вот-вот…
Во второй половине июля
снова осень во мне живёт…
невозможно
Невозможно в гололёд не поскользнуться,
невозможно не промокнуть под дождём,
невозможно на «спасите» не рвануться,
невозможно в белый флаг огнём…
Протяни ладонь мне, протяни,
я её коснусь и всё прощу,
слово не сдержу — так прокляни,
друг мой, я давно тебя ищу.
Невозможно не остановиться,
невозможно с полпути сойти,
невозможно было не влюбиться,
невозможно разминуться, обойти…
Ветер в спину мне, мол, поспеши,
перестук колёс — остановись,
я рулю на взлёт, я всё решил,
но турбины рёв — ты откажись.
Невозможно миром всё уладить,
невозможно выжить при войне,
невозможно вечно, чтоб в засаде,
невозможно всякое нигде…
Как прекрасен мир, ты погляди,
кто ты, как и где, куда, зачем, —
заглянуть бы, что там впереди,
как нам вместе выжить всем…
Невозможно в гололёд не поскользнуться,
невозможно не промокнуть под дождём,
невозможно на «спасите» не рвануться,
невозможно в белый флаг огнём…
Протяни ладонь мне, протяни,
я её коснусь и всё прощу,
слово не сдержу — так прокляни,
друг мой, я давно тебя ищу.
дефицит Любви
Дефицит Любви
и избыток слов,
даже месть в крови,
только где Любовь,
дефицит весны,
и зима, зима,
говоришь «проснись»,
только спишь сама, —
дефицит Любви…
Я умел летать
только крылья где,
разве лишь мечтать
мой теперь удел,
я умел не знать,
и мог взять забыть,
не умел прощать,
и смог всем простить, —
я умел летать…
Моя жизнь не сон,
как могу держусь,
а когда смешон,
с вами посмеюсь,
моя жизнь как жизнь —
не соскучишься,
разгонюсь — держись,
как получится, —
жизнь как жизнь…
День прошёл, и всё,
но могу ли забыть,
что нельзя ещё
миг тот повторить,
день прошёл, ушёл, —
что ж опять аванс,
плохо ли, хорошо,
только б не слова, —
день прошёл…
Дефицит Любви
и избыток слов,
даже месть в крови,
только где Любовь,
дефицит весны,
и зима, зима,
говоришь «проснись»,
только спишь сама, —
дефицит Любви…
как краток миг лета
Как краток миг лета, Любви и добра,
как всепроникающа сырость,
а мне же, вот, только лишь позавчера
истина вдруг приоткрылась…
А я, как всегда, не успел, не сумел
блаженством её насладиться —
вечны сомнения и дней, и дел,
и страшно так вновь ошибиться…
Слякотно в мире и мерзко душе,
вечно лишь непонимание, —
на вырост костюм себе сколько не шей,
в моде невырастание…
Серые будни, бессолнечный мир,
безжизненно, как на картинке,
по бездорожью к надежде на пир,
а может быть и на поминки…
Вопросы, вопросы, — ответов же нет,
чем дальше, тем неразрешимей,
но после тьмы неизбежен рассвет
для смелых и для трусливых…
А мне-то к чему над судьбой ворожить, —
без лжи и без скобок условий
с тобой мне дышать легче, петь легче, жить
союз наш на крови, на боли…
Как краток миг лета, Любви и добра,
как всепроникающа сырость,
а мне же, вот, только лишь позавчера
истина вдруг приоткрылась…
А я, как всегда, не успел, не сумел
блаженством её насладиться —
вечны сомнения и дней, и дел,
и страшно так вновь ошибиться…
мне бы только продержаться
Не быть, только продержаться,
мне бы только перебыть,
мне бы только не сорваться,
мне бы только пережить,
пережить тоску и осень,
и щемящий листопад,
и улыбки, и вопросы,
и ответы невпопад,
и ответы невпопад…
Мне бы только продержаться,
плоть и душу умертвить,
мне бы только чтоб казаться,
без пленительного — жить,
вы простите, не судите,
не поймёте — ну и что,
вы меня благословите
ожидание моё,
ожидание моё…
Мне бы только притаиться,
потеряться среди дней,
мне бы только не расстаться
и с надеждою своей,
мне бы только дня дождаться, —
будут праздник и цветы,
смех и слёзы, поцелуи,
будет счастье, будешь ты,
будет счастье, будешь ты…
Не быть, только продержаться,
мне бы только перебыть,
мне бы только не сорваться,
мне бы только пережить,
пережить тоску и осень,
и щемящий листопад,
и улыбки, и вопросы,
и ответы невпопад,
и ответы невпопад…
я начал новый круг
Я начал новый круг
не потому, что смел,
и всё вокруг
совсем не безнадёжно,
я начал новый круг,
привыкнуть не сумел,
что что-то там нельзя,
а что так можно…
Я начал вновь отсчёт
своих надежд и бед,
сочувствующих,
просто равнодушных, —
проверка на покой,
на совесть, на просвет —
мне надоело быть
среди послушных.
Я начал новый круг,
под горло подошло,
и гнуться, видно,
как-то надоело,
мосты я сжёг в тот мир,
где сытно, где тепло, —
куда уйду —
кому какое дело…
Я начал новый круг,
я начал вновь разбег,
задержка на мгновение
не простится,
я начал новый круг,
чтоб вровень стать средь тех,
кому не по нутру
поститься…
Я начал новый круг
не потому, что смел,
и всё вокруг
совсем не безнадёжно,
я начал новый круг,
привыкнуть не сумел,
что что-то там нельзя,
а что так можно…
знаки
Знаки сыпятся и скандалом, и градом,
и узорами облаков,
дождь прохладу приносит в награду,
поцелуи важнее слов…
Не берусь быть пророком иль феей,
чтобы тень на плетень наводить,
голубее, чернее, желтее —
смыслы красками не перекрыть…
Расчертил я небо узорами,
чтоб тебя вдохновить на полёт,
навсегда покончить со спорами, —
всё, что не любовь, не в счёт.
Знаки сыпятся и скандалом, и градом,
и узорами облаков,
дождь прохладу приносит в награду,
поцелуи важнее слов…
дорога
Дорога под колёса стелется, —
уезжаю от себя прочь,
понимаю, что ничего не изменится,
и вряд ли кто-то сможет помочь…
Я от прошлого дальше и дальше
ароматом новых полей,
я мудрее и, конечно, старше,
но не стал ни добрее, ни злей.
Мы запретные книги листали,
поцелуями украшая дни,
мы сердца друг другу вскрывали,
рассветные надыхивая огни…
Я от прошлого дальше и дальше
ароматом новых полей,
я мудрее и, конечно, старше,
но не стал ни добрее, ни злей.
Что теперь? Ни вопросов, ни знаков,
крылья держат мои высоту,
и я вырвусь полётом из мрака,
и счастливый уткнусь в Красоту…
Я от прошлого дальше и дальше
ароматом новых полей,
я мудрее и, конечно, старше,
но не стал ни добрее, ни злей.
Дорога под колёса стелется, —
уезжаю от себя прочь,
понимаю, что ничего не изменится,
и вряд ли кто-то сможет помочь…
о поэтах
Ну, давайте не будем, не надо
их делить на первых-вторых,
пусть поэтам будет наградой
память о них, память о них,
пузырём если не был он мыльным,
если память в сердцах живёт,
то не только цветами могильными —
он стихами в жизнь прорастёт…
Это мода иль просто занудство —
на могиле море цветов,
их при жизни дарить — искусство,
после смерти каждый готов,
нет, не худший ещё из уделов,
чтоб в земле лежать, но родной, —
для поэта последнее дело
умереть в стороне чужой…
А в России поэтов навалом,
так зачем их лелеять, беречь,
и как новая песня о старом,
неповинные головы с плеч, —
вот, на кладбище где-то в Париже
в землю лёг другой наш поэт,
но цветов на могиле не вижу,
некролога в газетах нет…
Ах, Любите поэтов, Любите,
как детей, не берите всерьёз,
и цветы им при жизни дарите,
будет меньше слёз, ваших слёз,
так давайте не будем, не надо
их делить на первых-вторых,
пусть поэтам будет наградой
память о них, память о них…
словами нас самих себя
Словами нас самих себя
не оправдать, не объяснить,
бездна под днищем корабля,
но надо плыть, надо спешить…
Непонимания стеной
мы все везде окружены,
и словно рыбы под водой,
мы открываем глупо рты…
И все мы ищем те глаза,
что понимания полны,
упрямо верим в чудеса —
как мы наивны, как смешны…
Пересекаются поля,
читаем мысли мы других,
и негодуя, и любя,
своих мы ищем средь чужих…
Мой час удачи не пришёл,
но я судьбу не тороплю,
хоть крах надежд всех предрешён,
но я назло всем вас Люблю…
Несчастьем вашим быть боюсь,
на счастье не хватает сил, —
попутный ветер кораблю,
а капитан вчера запил…
Нас суеверный мучит страх
перед законом бытия,
перед Любовью, пред мечтой —
как нам найти самих себя…
Пересекаются поля,
читаем мысли мы других,
но натыкаются моря
на материк, на материк…
из бухты Увлечения
Из бухты Увлечения,
проливом Наваждения,
под парусом Надежды
вплыть в океан Любви,
преодолев течение
всесильного Сомнения,
с ветром удачи мчать вперёд,
сил не щадя своих…
Безумен каждый, кто однажды,
вдруг ни с того и ни с сего,
уходит в плавание отважно
под флагом счастья своего…
Иной попробует, и что ж,
лишь неудача — крылья сложит
и всем твердит, что нет её,
и не было, и быть не может,
на простыни парус изорвёт
и в счастье больше не поверит, —
живёт он или не живёт,
как жизнь его проверить…
Безумен каждый, кто однажды,
вдруг ни с того и ни с сего,
уходит в плавание отважно
под флагом счастья своего…
Но счастлив тот лишь, кто влюблён,
кто в океан открытый правит,
тот, кто судьбе наперекор
штурвал и в бурю не оставит,
кто пересудам всем назло
в свою Любовь упрямо верит,
тот, кто не выпустит весло,
а жизнь Любовью перемерит…
Безумен каждый, кто однажды,
вдруг ни с того и ни с сего,
уходит в плавание отважно
под флагом счастья своего…
наша встреча
Наша встреча была мимолётной,
расставались мы молча, без слёз,
ты казалась такой беззаботной, —
понимание — больной вопрос…
Мир издёрган неузнаванием,
одиночеством родственных душ,
катафалк увёз сострадание,
а оркестрик играет туш…
Гений, шляющийся по времени,
знает всё — и после, и до,
все страдания на себя им примерены —
слышишь, реквием по потом…
Как немыслимо много страданий,
Врубель смотрит глазами икон,
и безумным его пониманием
кто-то будет сегодня спасён…
Что сказать тебе на прощание, —
все слова так глупо пусты,
понимания хочу, понимания,
пустоты страшусь, пустоты…
Не искали мы встречи специально,
а свела нас с тобою судьба —
не гляди на меня так печально, —
или я не тот, или ты не та…
Наша встреча была мимолётной,
расставались мы молча, без слёз,
ты казалась такой беззаботной, —
понимание — больной вопрос…
моих надежд вчерашний ветер
Моих надежд вчерашний ветер
запах горелого принёс,
на все вопросы он ответил —
что ж, значит снова не сбылось,
что ж, значит вновь не состоялось,
мечты растаяли, как дым,
и чёрным пеплом оказалось
всё, что казалось голубым…
Ну, что ж, теперь пора в дорогу,
отбросив ложь и суету,
к себе пробиться понемногу,
сквозь чепуху и шелуху
красивых слов и обещаний,
и грязи непомерной слой,
поверить в искренность желаний
и снова стать самим собой…
Надежд вчерашний ветер
запах горелого принёс,
на все вопросы он ответил —
что ж, значит снова не сбылось,
что ж, значит вновь не состоялось,
мечты растаяли, как дым,
и чёрным пеплом оказалось
всё, что казалось голубым…
я выстроил план дорог
Я выстроил план дорог,
я выстрадал эту новь,
продрался как только смог,
изодрав себя в кровь…
Отказавшись от суеты
и от шоколадных путей,
я крыльями прозрел Красоты,
отмахнувшись от всяких смертей…
А когда захотел отдохнуть
и присел на обрыве дня,
не смог виденье спугнуть,
уничтожившее меня…
Я увидел, что всё труха,
и достижения мои — ноль,
что омертвляются потроха,
и потерялся пароль
от замка, что вскрывает рассвет,
от радуги, что ведёт,
давно потерян конверт,
где заложен был словокод…
Я умер. И проснулся вновь,
обнулённым до пустоты,
омоложенным до основ
гармонии и Красоты…
Не хочу ничего понимать, —
принимание мой удел,
отрекаясь от грустного знать,
буду пестоваться, чтобы пел…
Чтоб случился загоризонт,
между прочим, в разгар дня,
Любви чтоб круговорот
отрезвлял, прозревал меня…
Чтоб однажды, когда придёт час,
переходы, мосты,
и хватило бы полноты сейчас,
на перелистывание пустоты…
от разлуки до разлуки
От разлуки до разлуки —
час полёта, сто шагов,
морем пахнущие руки —
понимание без слов,
от разлуки до разлуки —
блеск волны в вечерний час
и чарующие звуки,
только для двоих, для нас…
Опьянён очарованием
вас на фоне бытия,
не слияние, так касание —
здравствуй, это снова я…
Опьянён очарованием
нашей встречи пью бальзам —
без прощения — прощанье,
поклонение следам…
От разлуки до разлуки —
час полёта, сто шагов,
морем пахнущие руки —
понимание без слов,
от разлуки до разлуки —
блеск волны в вечерний час
и чарующие звуки,
только для двоих, для нас…
жди фиолетовый
Вагон подёргался, музыка грянула,
лицо растаяло — было иль нет,
швейцар с улыбочкой, мол, я вам нанялся,
не моя смена, мол, не мой запрет…
Как получается люди встречаются,
локтями, спинами — не узнают,
живи приметами, жди фиолетовый, —
чувствуешь? чувствую!
бриз или брют…
Как наваждение, надеждой сбывшейся,
заполонившее, как волшебство,
и было ль не было благословения
и на доверие, и на родство…
Вагон подёргался, музыка грянула,
лицо растаяло — было иль нет,
швейцар с улыбочкой, мол, я вам нанялся,
не моя смена, мол, не мой запрет…
у вас со мною праздник не получится
У вас со мною праздник не получится,
я с миром и с собой привык так мучиться,
не греют, не влекут воспоминания, —
проклятие на мне иль заклинания,
иль с Богом, или с дьяволом, но в паре я,
изгой я или свой в стране изгнания,
как жить — все знать хотят, но чтоб до верного,
а жить-то вовсе не хотят, — вот скверно-то…
Легче в облаках, рыжих облаках, белых облаках,
или на носках, хоть это не ах, с сединой в висках,
только по земле, по родной земле, только по земле,
только в колее, в грязной колее, вечной колее…
От ужасов вопит моё Отечество,
вдруг ясно стало нам его калечество,
но наше же оно, роднее родного,
и полны закрома дерьма народного,
но кто в бега, а кто-то депутатствует,
неистовствует, а тот, гляди, злорадствует,
у каждого теперь своя обочина,
и сколько тонно-слов переворочено…
Легче в облаках, рыжих облаках, белых облаках,
или на носках, хоть это не ах, с сединой в висках,
только по земле, по родной земле, только по земле,
только в колее, в грязной колее, вечной колее…
У вас со мною праздник не получится,
я с миром и с собой привык так мучиться,
не греют, не влекут воспоминания, —
проклятие на мне иль заклинания,
иль с Богом, или с дьяволом, но в паре я,
изгой я или свой в стране изгнания,
как жить — все знать хотят, но чтоб до верного,
а жить-то вовсе не хотят, — вот скверно-то…
Л. Солодухиной
С твоими причудами-чудами,
с моим «как-нибудь», налегке,
и с ихними всеми бермудами —
то плавно, а то, как в пике,
куда-то с тобой мы причалили,
и нет нам возврата назад, —
ну, что ж мы с тобой так отчаялись,
ну, и что же всё как-то не в лад…
Конечно, когда-то состаримся,
когда-то к себе прибредём,
ну, что ж мы с тобою так маемся,
ну, что ж мы так трудно живём, —
с твоими причудами-чудами,
с моим бестолковым «а пусть»,
и небезнадёжно с занудами,
и вместе всё — радость и грусть…
И как тишина нам живительна,
и в грохоте как мы живём,
и как же свобода пленительна,
и как бесконечно вдвоём, —
с твоими причудами-чудами,
альянсом с моею судьбой,
со свиньями, нефтью, верблюдами,
мы выживем как-то с тобой…
А как же наш бедный кораблик,
что бьётся отважно с волной,
и кто там матрос, кто начальник,
хороший кто там, кто плохой, —
своими причудами-чудами,
с моими «вперёд и вперёд»,
обиды в обочину грудами,
и дальше ведь время не ждёт.
на крови настоялась свобода
На крови настоялась свобода,
стал любимой игрушкою меч,
вечный есть аргумент у народа —
изрубить, истоптать или сжечь.
Я особых надежд не питаю,
больше верю в Любовь, чем в картечь,
только проще простого, я знаю —
изрубить, истоптать или сжечь.
Ветер треплет лихие знамена,
и голов многим вновь не сберечь,
что Господь нам и что нам Мадонна —
изрубить, истоптать или сжечь.
Экстрасенсы и ведьмы в почёте,
а корабль не сегодня дал течь,
как же вы легкомысленно ждёте —
изрубить, истоптать или сжечь.
На крови настоялась свобода,
стал любимой игрушкою меч,
вечный есть аргумент у народа —
изрубить, истоптать или сжечь…
крыло в крыло
Я святым никогда не был,
и любил взасос, как с листа,
и полётом сшивал я небо,
где царствовала мечта.
И крыло в крыло с Любимой,
осваивая высоту,
Любовью мы были хранимы,
посвящаясь в Красоту.
Не однажды с Любимой прощался,
но Любовь свою не предавал,
каждый раз, умирая, рождался,
и предательства никогда не знал.
Поцелуй случается первым
посвящением в чудеса,
а Любовь — счастьем молельным,
пропуском в за-небеса…
Я святым никогда не был
и любил взасос, как с листа,
и полётом сшивал я небо,
где царствовала мечта.
киевский вокзал
Я снова на своём ночном вокзале,
среди таких же, как и я, бродяг,
они меня пока что не признали, —
да ничего, пускай чуть-чуть поспят…
Нас ровно в два милиция поднимет,
а там и братиславский нам встречать, —
вокзал меня всегда поймёт и примет,
как выжить, если этого не знать…
Спокойно мне средь суеты и шума,
страстных объятий, поцелуев, слёз,
но поездам тоску расквартирую,
и в ночь её умчит электровоз…
Свободен я от нудных выяснений,
упрёков, назиданий и угроз,
а от вагонов по перрону скачут тени,
услада сердцу перестук колёс…
Вот, в восемь тридцать скорый на Саратов,
а в девять десять — на Владивосток, —
а хорошо б себя на время спрятать,
взять и промчать Россию поперёк…
Но надо же когда-то возвращаться,
когда-нибудь Любимую обнять, —
присядем перед тем, как распрощаться.
Я позвоню, когда меня встречать.
Я снова на своём ночном вокзале,
среди таких же, как и я, бродяг,
они меня пока что не признали, —
да ничего, пускай чуть-чуть поспят…
симоновская дорожная
От Новосибирска и до Краснодара
я понаразвешивал свои стихи,
а когда мне этого показалось мало —
песни пел я и прощал всеобщие грехи…
Где-то над Уралом булькало, искрилось,
где-то под Ростовом влились голоса,
что-то и ижевчанам тихое приснилось,
тёплое и чистое, как детская слеза…
В Омске все невзгоды разметало в клочья,
в Куйбышеве, в Пензе улеглась метель, —
и благословлял я всех рождавшихся той ночью,
и неслись вновь по волнам севшие на мель…
Силу я волшебную чувствовал за песней,
дали и сомнения пали предо мной,
одному не в мочь бы мне, но с тобою вместе
мы могли бы успокоить целый шар земной…
Пел про одиночество и как умирают,
к терпению, пониманию как неведом путь,
пел о том, как мало все друг друга знают,
без Любви отчаянной всё такая муть…
От Новосибирска и до Краснодара
я понаразвешивал свои стихи,
а когда мне этого показалось мало —
песни пел я песни и прощал всеобщие грехи…
приходите ко мне, приходите…
Приходите ко мне, приходите,
все друзья мои,
я поминки сегодня справляю
по Любви, по Любви,
приходите, вспомним хорошее,
а плохое чего вспоминать —
ведь Любовь теперь моё прошлое,
а о прошлом лучше молчать…
Приходите, садитесь, помянем, —
все налили, тогда по одной,
что ж ты смотришь, моя дорогая,
тост второй за тобой,
ты же помнишь, как всё начиналось,
как Любовь тогда расцвела,
наше счастье нам вечным казалось,
нет Любви теперь, умерла…
Что же ты говоришь, я не слышу,
а, меня проклинаешь, ну что ж,
на меня, на мой счёт пусть запишут
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.