Бесплатный фрагмент - Короткие новеллы

Предисловие

Я вырос в семье учёных-химиков. Поэтому естественным образом многие разговоры, которые я слышал за семейным столом и в гостях, крутились вокруг событий и людей тогдашней науки. Молодость моих родителей пришлась на шестидесятые годы — оттепель, поэты, собирающие толпы на площадях, барды, поющие в институтских аудиториях… Это было, без сомнения, время ярких личностей. У каждой эпохи свои герои.

Истории, которые я слышал, помноженные на талант рассказчиков, подкупали своей простотой, трогательностью и в то же время давали своеобразный срез того времени и тех людей. Я пытался сподвигнуть рассказчиков к написанию мемуаров, но они только отмахивались — кому это интересно?

Сейчас я понимаю, что что-то из услышанного начинаю уже забывать. И поэтому решил записать то, что ещё помню.

Я ни в коем случае не претендую на оригинальность изложения или стиля или на оригинальность самих историй. И вполне допускаю, что что-то похожее, может быть, где-то опубликовано. Я только записываю то, что я помню и как я помню. Некоторые рассказы я слышал не один раз, и, на мой взгляд, с каждым пересказом они теряли в красоте. Я попытался воспроизвести то, как я это запомнил в первый раз.

Я не делаю никаких утверждений, что что-либо из того, что я записал, произошло на самом деле, я не гарантирую точности событий или времени. По этой причине я не указываю никаких имён или лет.

Я просто воспроизвожу по памяти то, что я когда-то слышал из разговоров за столом и что запомнил, потому что это было интересно.

Это как было задумано.

А получилось так, что в процессе работы над этими историями я потихоньку начал добавлять что-то уже из своей, а потом уже и не только своей жизни, и в результате получилось то, что получилось.

Не судите строго.

Спасибо.

Плавленый сырок «Дружба»

Плавленый сырок «Дружба», несомненно, был одним из высших достижений советского государства. Кто-то скажет — балет, кто-то — ракеты, кто-то — мирный атом, но плавленый сырок «Дружба», без всякого сомнения, лучше. Была ещё финская «Виола», но, во-первых, далеко не всегда, а во-вторых… что, вы думаете, выберет голодный аспирант, чтобы поддержать свои угасающие силы в поздний час в ночном магазине, которые только стали открываться в начале перестройки, когда обнаружит, что хлеб с вареньем, заботливо оставленный старшим товарищем в своём кабинете, уже закончился?

Плавленый сырок «Дружба» на ломтях белого хлеба, толсто и криво нарезанных тупым ножом… Кто не пил глубокой ночью чай в лаборатории за столом, заваленным журналами с экспериментальными данными, пока идёт реакция, поставленная как раз в десятом часу вечера, и ты ждёшь, когда сможешь зарядить рентгеновскую кассету и положить её на остаток ночи на минус семьдесят Цельсия для того, чтобы утром с нетерпением проявлять плёнку и по засвеченным радиоактивным излучением тёмным полосам пытаться читать суть вещей, тот многого не узнал в этой жизни. А если к тому же к звуку закипающего чайника прислушивается из соседней комнаты лаборанточка — ведьмочка с раскосыми глазами, сидящая у самописца с фракциями… Но я отвлёкся.

История, которую я собираюсь рассказать, случилась гораздо раньше. В те времена, когда выезд за границу был событием государственного масштаба и составы научных делегаций на международные конференции тщательно согласовывались во многих местах.

Делегация советских учёных приехала и заселилась в гостиницу поздно вечером. А утром, перед началом заседаний, был завтрак. А в меню на завтраке… Кофе. Фрукты. Круассаны. Сыры. Надо сказать, что в составе делегации были не только маститые академики, но и молодые научные сотрудники, только недавно из аспирантуры. А аспирант — он надолго аспирант.

И вот уважаемый академик наблюдает, как недавний аспирант за неимением белого хлеба берёт круассан и щедрыми движениями намазывает на него мягкий сыр, попутно счищая с его поверхности какой-то белый слой…

Позор государства перед лицом иностранных коллег!

Академик подходит к бунтарю и тихо, чтобы больше никто не слышал, шипит:

— Молодой человек! Вы что делаете? Вы знаете, как едят сыры? Вы вообще когда-нибудь ели сыры?

Молодой человек оказался не из тех, кто долго думает, как и кому ответить, и слова особенно не выбирал:

— Конечно. Плавленый сырок «Дружба».

Вот я и говорю, что плавленый сырок «Дружба» достойно представлял государство на самых разных уровнях.

А маститый академик на долгие годы стал заклятым «другом» недавнего аспиранта.

Хроматография на бумаге

— Ты знаешь, что Хрущёв был большим, как сейчас бы сказали, «инноватором»? Он догонял, перегонял, занимался сельским хозяйством и проводил всякие кампании по борьбе за или против. И как-то боролся он с приписками, указывая во всех речах, что не на бумаге надо дела делать, а на деле. А в это время его дочь училась в университете. Это сейчас без справочника не разберёшь, какой университет, а тогда университет в Москве был один. Московский государственный. А в университете есть химический факультет — химфак. Вот там и училась дочь Хрущёва.

И решил бывший рабфаковец и секретарь парткома промакадемии Никита Сергеевич своими глазами посмотреть, чем там, на химфаке, занимаются всякие профессора да доценты.

Химфак — большое здание. Длинные коридоры, портреты профессоров прошлых времён, библиотека, лаборатории, вытяжные шкафы, химическая посуда. Везде Никита Сергеевич ходит, слушает объяснения, смотрит, всё ему интересно. И заходит он в лабораторию, где занимаются хроматографией. А хроматография, как ты знаешь, бывает разная. В те времена активно использовали хроматографию на бумаге. Отличное новое оборудование, зарубежная бумага — гордость лаборатории, гордость факультета. И показывают Никите Сергеевичу, как идёт разделение фракций, профессор увлечённо рассказывает — размеры, заряды, липофильность, гидрофильность, капиллярные силы, пептидные карты… На проявленной бумаге — разноцветные пятна. Мечта химика! Красота!

Но факультет большой, лабораторий много, а человек слаб. Пора Никите Сергеевичу уезжать. Но перед этим надо выступить перед трудящимися.

И вот собрание в актовом зале. Никита Сергеевич на трибуне. Смотрит в бумажку.

— И ещё мне здесь показали, как вы занимаетесь хр… хроматографией на бумаге. Не на бумаге надо заниматься хроматографией, товарищи, а на деле!

И, кстати, вскоре после этого бумажная хроматография вытеснилась хроматографией в тонком слое. Ты думаешь — совпадение?

Профессор-кухарка

— Ну а как же тебя выгнали с кафедры?

— А… Это была история, одна из первых, которая начала разрушать во мне ту веру, гасить тот огонь в глазах, с которым сюда, в университет, приходят зелёные первокурсники. Тот огонь в глазах, который все видят, над которым кто-то позлорадствует, кто-то сочувственно вздохнёт, кто-то усмехнётся, вспоминая что-то своё, ну а кто-то лишь бросит вслед: «Жизни не нюхали».

Моя мама была учительницей в сельской школе. Ну, ты знаешь. И, как у всякого российского провинциального интеллигента, особенно тех, чья комсомольская молодость совпала со всем этим порывом энтузиазма первых лет государства, у неё было особо почтительное отношение к профессорам. Когда-то давно, ещё в Киеве, у неё был знакомый профессор, и она всё время вспоминала полки книг, фортепьяно в гостиной, картины на стенах… Ну, ты знаешь.

И это всё она умудрилась передать мне, хотя я ни разу до университета никаких профессоров никогда не видел.

И вот прихожу я на диплом. Начинаю делать эксперимент. А там была реакция, в которой нужен был абсолютный спирт. Спирт, как ты знаешь, дело особое. Заполняю я заявку и иду подписывать к завкафедрой. Он был уже совсем старенький, сухонький и всё время носил чёрную круглую шапочку, похожую на те, надев которые, смотрели с портретов со стен коридоров на нас в мир великие профессора прошлого, теперь уже совсем забытые.

— Молодой человек, для этой реакции не нужен абсолютный спирт.

— Ну как же, ведь в учебнике написано.

— Молодой человек, — голос повышается, — для этой реакции не нужен абсолютный спирт. Идите, читайте практикумы.

Его кабинет был как раз напротив библиотеки. Выхожу я из кабинета, перехожу коридор и прямиком к стеллажам. Беру один практикум, другой, оба написаны известными тогда светилами, везде написано ясно: «абсолютный спирт».

Заложил я эти страницы закладками и повторяю свой путь, теперь в обратную сторону. Стучусь, захожу.

— Я посмотрел практикумы. Вот — такого-то, вот — такого-то, в них в обоих написано, что для этой реакции нужен абсолютный спирт, вот, посмотрите. Да и потом, это же понятно из самой реакции — там не должно быть воды.

Я, зелёный, наивный, думал — он забыл что-то или от рассеянности, а я ему как раз напомню. Сейчас он посмотрит, подумает для приличия, согласится и скажет: «Да, молодой человек, вы правы. Конечно, эта реакция идёт без воды. Я запамятовал».

И вот он смотрит на практикумы, на меня, поднимается из-за стола во весь свой уже небольшой рост и писклявым голосом сипит:

— Молодой человек! Вы с кем разговариваете? Перед вами профессор, а не кухарка!