Бесплатный фрагмент - Корни Эдема

Пролог

— … и должны выписать на листочек, в блокнотик, поэтапный список действий, который приведёт вас к успеху и выполнению собственных целей. К исполнению вашей мечты!.. — человек в белой рубашке и ослабленном галстуке говорил очень уверенно и настойчиво, местами даже грубо. Белый мел на школьной доске за спиной человека превратился в утрамбованное месиво из пунктов, подпунктов, алгоритмов и ссылок на всё подряд:

— … на этом пути вам часто будут мешать! Говорить, что вы не сможете, но… и… лчн… сть… — голос его на секунду прозвучал как стенание агонизирующего механизма, получив низкую тональность зажёванной плёнки. Пространство приобрело зернистость изображения, а сам человек неестественно дёрнулся и потерял свою текстуру, прежде чем застыть.

Половину изображения закрыл рекламный баннер, призывающий взять кредит под минимальную процентную ставку: «Только для Вас, Даниил Олегович, и только до конца декабря 2273 года!»

---

Данила поднял веки, но глаза всё ещё наблюдали за этим назойливым соитием информационного шлака. Изображение застыло и никуда не собиралось пропадать — результат экстренного пробуждения.

— Чёрт!

Проблемы со сном явление довольно обыденное, неприятное — да, но 97% населения России живет с этим недугом (если верить статьям в интернете).

Данила боролся с бессонницей, загружая в свою виртуальную память сны, максимально нудного, а если повезёт, то и полезного содержания.

Технология виртуальных снов рассчитана на то, что, несмотря на осознанные, информационно нагруженные сны, человек всё равно отдыхает — вся работа приходит на дополнительно встроенную память человека.

Проблема старой, изношенной виртуальной памяти Данилы — вылеты, лаги и зависания, в том числе и во время резкого, неожиданного пробуждения, когда система не успевает закрыться.

Нога свесилась с дивана и нащупала на полу тапочки. Когда Данила выполнил все пункты и добился своей цели, надев-таки их, — тело повело его в иссушенное отоплением пространство квартиры.

На ощупь он смог добраться до кухни и где-то, среди сумбура столовых приборов, нашёл графин с водой. Тёплая влага через рот и горло проникла в желудок, вызвав мгновенный приступ изжоги:

— Вода совсем разучилась утолять жажду.

Семинарно-рекламная пелена спала с глаз, открыв взгляду сумрачные виды квартиры хрущёвского дома. Результат бытовой деятельности Данилы ночью казался ещё более зловещим и пугающим, чем при свете дня — столовая утварь слиплась в единую субстанцию посредством застывшего жира и плесневелой пищи. Облупившаяся штукатурка, ржавые отопительные трубы и редкие, обособленные куски кухонной плитки на фоне чернеющих неровностей плиточного клея.

Прозревший человек активировал приложение часов своей виртуальной памяти, перед глазами замелькала голограмма белых неоновых цифр:

— Четыре утра.

Вставать на работу только через час. Самое неподходящее время для пробуждения — если сейчас заснуть, что вряд ли получится, встать будет гораздо сложнее. Но для бодрствования существует слишком мало занятий, укладывающихся в рамки одного часа.

По лопнувшей кухонной штукатурке заскользил чёрный силуэт какой-то волосатой гусеницы, но стальная ложка прекратила её бег, сделав частью стены.

Данила вздохнул, нажал на кнопку электрического чайника и двинулся в сторону комнаты с целью хоть чем-то себя занять.

Данила

Мутный взгляд безрезультатно блуждал в пространстве, активируя различные голограммы и открывая ненужные приложения. Даниле понадобилось около минуты, чтобы привести спящие мысли в порядок, сориентироваться и наконец найти часы…

6:12

«Шесть двенадцать, — разум отчаянно цеплялся за реальность, рискуя вновь провалиться в бессознательное, комфортное небытие. — Если учесть, что мои часы торопятся на три минуты, то сейчас…»

6:13

Достаточной дозой осознания оказалось всего мгновение, чтобы все процессы организма достигли стопроцентной работоспособности. Включая мышечную и мозговую деятельность:

— Бля!

Особо задумываться не приходилось — все действия были доведены до автоматизма постоянными повторениями в течение семи лет. И в случае подобных экстренных ситуаций отшлифована идеальная тактика — Данила просто жертвовал душем, завтраком и чисткой зубов, компенсируя утраченное время.

Распугав стаю крыс, он прорезал собой подъезд и вонзил своё тело в морозную ночь Питера. Быстрый взгляд на белый неон всплывающих цифр: 6:27.

«Минус три минуты. Сейчас шесть двадцать четыре, а значит, можно даже позволить замедлить шаг».

Выплюнув в снег обжигающий ополаскиватель для рта, Данила вытер губы чёрным рукавом своего пальто. Поправил лямку рюкзака с обеденным термосом внутри и активировал музыку внутри виртуальной памяти. Мелодия потекла в разум, притупляя бытовую агонию асоциального человека рабочего класса.

6:30

Шесть тридцать — время, запускающее процесс генерации черноты человеческих масс, забивающих плотные пространства уличных лабиринтов. Время, объединяющее единой плотью всё живое, заставляя стекаться в сточную бездну подземных переходов метро. Кислородные маски, баллоны с воздухом и соединительные трубки — как обязательный аксессуар впивались в людей, давая тем надежду на светлое будущее.

Улочки, ещё в прошлом веке израненные коммунальными службами — кровоточили канализационными отходами из обрезков фановых труб. Жидкие выбросы заполняли раскопанные коммунальщиками ямы, обнесённые ржавой арматурой бывших заборов. Лишь опускающаяся предновогодняя мгла была способна притупить застоявшийся вековой смрад.

6:37

Сдавленные русла спальных районов начали впадать в центральные улицы города, выталкивая людей в обширные пространства неонового Петербурга. Места, в которых невозможно определение времени суток. Пространства, где яркость неона смешана с ядовитой копотью сжигаемого транспортного топлива.

Весь автотранспорт принадлежит государству, а это значит, что люди заключённые в арендованные металлические ящики, с каждой секундой, проведённой в пробке, становятся беднее. Такие вещи всегда пугают разумную плоть, искажая бессознательный страх в осознанный гнев — утро заполнялось рваным шумом моторов, истеричным матом водителей и стонами, что испускали их же поломанные тела у спущенных колёс разбитого транспорта.

Плотные ряды сотен машин, застывшие на несколько часов в статичном ожидании, рассеивали толпу, которая, перейдя дорогу, вновь сливалась в черноте органического потока. Продолжая движение к переполненным недрам метрополитена.

Данила чувствовал, как органы смещаются внутри тела, когда он и ещё сотня распаренных тел пересекали дверные проёмы подземки. Чувствовал ребра, амортизирующие под сильнейшим давлением людского потока. Не в состоянии вдохнуть из-за отсутствия необходимого пространства внутри грудной клетки.

В какой-то момент он заметил, что сбоку к нему была прижата девушка лет двадцати. Взгляд её судорожно бегал по пространству, но она ничего не видела. Это означало, что её сознание подключено к сети, и сейчас она, возможно, наблюдает какую-нибудь трансляцию с камер тропических островов.

«Да, они это любят. Тратят свои последние деньги, чтобы наблюдать места, в которых им никогда не появиться. Возможность фотографировать пейзажи, чтобы стимулировать своё атрофированное эго, вставляя свои загоревшие от фотошопа тела на фон утопающего в океане солнца».

Ноги почувствовали под собой движущиеся ступени метрополитена, уносящие людей в забетонированные глубины земли.

Отстранённость девушки позволила Даниле разглядеть её детские черты лица до мельчайших деталей. Черты капризного, не обременённого заботой сознания, в котором навряд ли когда-нибудь сформируется настоящая женственность.

«Подключаться к сети во время движения опасно. Неужели это стоит такого риска?»

Ведомый органическим потоком, Данила был вдавлен во внутренние двери поезда; на их исцарапанных стёклах блестели жирные отпечатки лиц. Зафиксированный со всех сторон, Данила позволил себе расслабиться. Беглый взгляд на часы.

---

6:51

В мозгу давно уже свербели импульсы назойливого спама, что огромными потоками приходил на личную почту ежечасно, не давая спокойно думать. Оповещения непосредственно в мозг — отключаемая функция, но мало кто может на это решиться. Это был еле уловимый, выработанный поколениями страх, дошедший до уровня рефлексов.

Глаза перестали наблюдать картины утренней подземки, переключившись на открывшееся приложение социальных сетей. Сообщение пришло с государственного сайта. Видео — программа новостей, где закадровый женский голос вещает на фоне довоенного Кремля:

— Согласно Федеральному Закону «О финансовом регулировании», вступившему в силу 3 декабря 2273 года — гражданам Российской Империи будет отправлен файл для скачивания «виртуальная валюта» взамен нынешнему. С его помощью у человека появится возможность получать в пунктах выдачи: два раза в месяц — продукты питания, один раз в три года — комплект зимней и летней одежды. А также дополнительные средства досуга — срок выдачи индивидуален и не регламентирован, спрашивать непосредственно в пунктах выд…

Видеозапись оборвалась, покорная импульсу мысли. Данила вновь оглядел окружающих — сегодня многие лица были печальнее обычного. Отрешённое безразличие просачивалось сквозь застывшую мимику каждого посетителя подземных сплетений.

---

7:10

Концентрация испарений переваренного алкоголя во влажном воздухе повышалась с каждым пройденным метром в сторону выхода станции «Кировский завод». Данила устремился вверх, ведомый ступенями эскалатора. Перед глазами появился текст статьи:

«…Что касается многоножки, то это самое безобидное существо, которое встречается в жилище человека. Мало того, такое соседство может принести положительный эффект, хотя об этом мало кто знает. Поэтому в первую очередь многоножка пугает жильцов квартиры своим не очень привлекательным видом.

Многоножки предпочитают условия проживания с повышенной влажностью и отсутствием света. Те хозяева, которые знают, как живёт и чем питается многоножка, стараются использовать её как естественного врага многих, порой опасных для человека насекомых. Мухоловки (многоножки) не кусают ни человека, ни домашних животных. Они также не портят комнатную мебель. Поэтому борьба с многоножками осуществляется лишь потому, что многие хозяева не знают, как живёт это насекомое и чем питается…»

— Чёрт!

Стоки органических масс выбросили Данилу на переполненные улицы города, окутанные густой дымкой сигаретного тумана, которая застывала в вибрирующем фиолетовом неоне. Выпустив Даниле в лицо свою последнюю никотиновую тягу, человек выбросил окурок и надел кислородную маску на лицо — через секунду растворился в толпе.

Под ногами еле заметно вибрировал асфальт, а это значит, что подземные трассы уже начали пропускать сквозь себя автотранспорт.

7:37

Яркий неон уступил тяжёлой настойчивости утреннего мрака, как и жилые многоэтажки — безмолвным силуэтам заводских построек. Двигаясь по черноте улиц, человеческие потоки всё же прекрасно ориентировались, полагаясь на инстинкты, выработанные десятками лет однотипной жизни. Сделав музыку тише, Данила прислушался к звукам вне головы — каждый человек становился настороженно подозрителен, переступая неуловимый градиент света и мрака, приближаясь к древним советским постройкам двадцатых веков. Ещё через минуту пепел социалистических внутренностей переварил Данилу вместе с остальной толпой рабочих масс.

Охранная система внутри завода работала слаженно и чётко. Грамотно, как ничто другое в этом мире — сканирование сетчатки глаза, идентификация отпечатков пальцев, рентген абсолютно всего.

— И все ради того, чтобы ты мог накрутить несколько километров кабеля на гигантские кабельные бобины, — юмор Данилы никак не повлиял на эмоциональную отстранённость службы охраны.

---

8:04

Внутри серого здания, среди хаоса брошенной ржавой стали и тускло освещённых человеческих тел, чернеющие массы распределились по рабочим местам. Данила подошёл к своей двухметровой катушке с медным кабелем, медленно застёгивая пуговицы на своём комбинезоне, планируя начать мотать кабель на бобину. Но женский голос прервал все мысли и действия:

— Даня, привет!

Взгляд перешёл в сторону трёхметровой металлической цистерны, из которой махала рукой рыжеволосая девушка. На бледной ладони её виднелись вкрапления засохшей грунтовой краски.

— Здравствуй, Алиса.

— Как тебе моя стрижка? Удлинённое каре.

— Очень похожа на волосы, — улыбнулся парень.

Девушка засмеялась:

— Да уж, причёской тебя не удивить. Постой ещё секунду, у меня для тебя кое-что есть, — она полностью вылезла из цистерны и побежала вглубь изгибов древних металлических конструкций.

Данила, не понимая, что от него требуется, через какое-то время начал свою работу…

— Вот, это тебе, — девушка появилась так же внезапно, как и исчезла — в руках она держала коробку с пазлами.

— Спасибо… наверное. А зачем мне пазлы?

— Так Новый год же скоро. Подарок.

— Спасибо…

Алиса застыла в ожидании, радостно смотря прямо на него.

— Что? У меня ничего для тебя нет… я, собственно, и к пазлам не был готов.

— Но ведь праздник же, — в её потухшие глаза очень быстро пришло надменное смирение. — Ладно, давай продолжим работу.

Вдруг нахлынувшая апатия обуславливалась ещё и тем, что к их запястьям были пристёгнуты электронные браслеты — «приборы для отслеживания рабочей деятельности» — выдающие руководству информацию о местоположении субъектов, их кровяное давление и сердцебиение. Изначальной задачей подобных браслетов было выявление болезней и предотвращение летальных случаев среди рабочего состава. Но заводское руководство быстро осознало все выгоды получаемой информации, и теперь спокойный пульс работника может показаться начальству подозрительным.

«Хотя с новыми законами стоит ли бояться наказания?»

— Какие рычаги давления могут применяться к нам, если деньги больше не имеют силу?

— Я тебя не понимаю, — рыжеволосая малярша услышала сказанные вслух размышления Данилы.

— Тебе разве сегодня не приходили госновости?

— Я их сразу удаляю. Толку от полученного знания нет, зато появляется огромная возможность не выспаться ночью. Это плюс к закрепляющейся аритмии сердца.

---

                                        * * *

11:45

Приятное тепло, обволакивая желудок, расходилось по всему телу, когда Данила глотал разжиженные гранулы овсяной каши. Чай с лимоном и имбирём — как единственный катализатор вкусовых ощущений — добавлял трапезе небольшой налёт удовольствия.

— И что, Олегыч, вкусно? — смуглый старик весело косился на собеседника сквозь венозные морщины век.

— Дело не во вкусе. Не в удовольствии. Это единственная не порошковая еда, которую я могу себе позволить.

— Брезгуешь порошком? Зря! Я раскрою тебе секрет — твоя еда тоже сплошная химия. Только ещё и безвкусная. На, возьми говядинки…

— Спасибо, я откажусь.

В пятнадцати квадратах тускло освещённой комнатки стало тихо. По ту сторону обеденного стола сидело ещё трое рабочих; тучный человек напротив в упор смотрел на Данилу, но глаза его не видели парня и еле заметно подёргивались.

— Сань, чё смотришь? — в толстяка полетели частицы каши с чаем.

— Военную хронику. Наткнулся на довольно интересный блог солдата пятидесятых годов, — бегающие глаза остановились, приобретая осознанность, и посмотрели на собеседника, — мальчуган воевал с камерой на голове, вёл онлайн-трансляцию. Недавно кто-то сделал склейку и выложил в сеть посерийно.

— Не может быть! — теперь в человека полетел заменитель говядины с быстрорастворимым картофелем. — Его должны были сразу посадить за измену родине! Записывать на камеру все военные действия и выкладывать в сеть? А если враг увидит?! Это точно постановка, и сейчас бы оригинал не пропустили бы в сеть…

— Да кому это надо? Это ж хроника. Власти только и занимаются тем, что оправдывают свой террор ошибками предшествующих им правящих сегментов. Им только в радость видос про несостоятельность нашей армии в прошлом — это как причина её слабостей и спустя сто лет. А то, что этот пацанёнок должен был быть расстрелян как изменник — ты слишком хорошего мнения о наблюдательности власти. Никакой Большой брат за нами не следит.

— А что за мальчуган-то?

— Зовут Митрофан Космодемьянов. А канал — «Тайны войны». Гляньте, если интересно.

Данила куском булки стёр остатки каши со стенок термоса, положил в рот и запил всё чаем:

— Всё, всем приятного сна, — сказал он, вставая со скамьи. Самодельные нары со скрипом приняли уставшее тело, быстро заполняя сознание радостью безмыслия.

13:00

— Даниил Олегович, вы давеча интересовались, дословно: «рычагами давления на вас начальством». Спешу вам сообщить, что зарплата у вас не исчезнет без вашей помощи. Но к вашей зарплате теперь полагаются ещё и государственные льготы, которых вы также можете лишиться. Так что не беспокойтесь и продолжайте свою работу, — человек в чёрном костюме повернулся к следующему работнику: — Валерий Валентинович, вот ваш чертёж. Внутренние втулки насоса без резиновых прокладок…

Плотная стена металлической пыли обволокла Данилу, когда он вышел из затхлой каморки в искорёженные пространства ржавой стали и гнилого дерева. Секунду он наблюдал сквозь воздух заводской мир — где-то, среди этого кладбища былых цивилизаций, его ждала огромная катушка медного кабеля и четыре часа монотонной работы.

⠀

                                        * * *

17:00

Гудок к окончанию рабочего дня совершал ежедневный реверс человеческой деятельности. Стабильный откат тысяч судеб, для того чтобы на следующее утро начать всё сначала.

Как в перематываемой назад плёнке, Данила прошёл охранный пост и сквозь туман сигаретного дыма спустился в метро.

Плотно утрамбованный людскими телами, он позволил себе расслабиться в вагоне ускоряющегося состава. Перед глазами возник блог солдата Третьей мировой войны 2156 года. Молодой парень, лет семнадцати, снимал своё лицо очень близко, от чего на заднем плане тяжело угадывался плацкартный вагон поезда. Идентифицировать пространство было возможно, скорее, из-за шума вокруг: плач матерей, неуверенные успокаивающие речи их детей, шелест одежды и брезентовых сумок.

Долгое время парень силился что-то сказать, но явное эмоциональное давление препятствовало речи, он просто смотрел в камеру, а губы его дрожали.

— Я, на самом деле, без понятия, что сказать. Мне… конечно, мне грустно, что вы сейчас не рядом… но… вы ведь знаете, что я люблю вас, — горькая улыбка тронула дрожащие губы, — и я надеюсь, вы разобрались с интернетом и сейчас смотрите. Я только хочу сказать… я обязательно вернусь!

Кадр оборвался, и монтажная склейка переместила начинающего блогера на несколько дней вперёд — появившееся казарменное пространство было заполнено коротко стрижеными подростками в военной форме. Каждый смотрел в сторону стены, где по неровностям белой краски ложился видеоряд проектора с нарезкой военных действий.

Под тяжёлый рок американской группы American System на медийную сцену выезжали огромные бронированные машины. Боевые ракеты разрезали небо, исчезая в недосягаемости зрительского взгляда. Флот Российской армии был представлен во всех вариациях положения камеры. Стройные ряды военного марша рябили в глазах своей безупречностью, а невидимый враг боялся и страдал где-то там — за пределами операторского кадра.

«Мы Русские! Нас не побеждали раньше, не победят и сейчас!» — заключительная фраза застыла мелкими волнами на неровных слоях настенной краски.

Аплодисменты и плавное затухание пространства.

«Улица Маркса, переход на станцию Достоевская», — механический женский голос сообщил Даниле, что пора выходить, призывая его поддаться формирующемуся людскому потоку.

Точкой пересечения двух веток метро стала маленькая старушка, что пела ещё неясную для слуха песню. Народ с большим усилием извивался и перешагивал сгорбившееся на коленях тельце, стараясь её не задеть. Но это удавалось не всем — грязные следы ботинок и рук обильно покрывали толстое зимнее пальто женщины.

Мясное течение несло Данилу прямо в её сторону, и с каждым убывающим позади метром парню становилось всё более некомфортно. Его максимальная отстранённость и незаинтересованность были призваны оправдать нежелание помочь нуждающейся, но лишь оставляли внутри парня зияющие пустоты. Периферия глаз проецировала в мозг вид несчастного человека, вытесняя все остальные мысли.

Наконец старушка осталась позади. Оставила Данилу с пониманием того, что он мог ей помочь, но не…

Внезапный звонок заставил парня дёрнуться. Приложение, отвечающее за распознавание мозговых волн, как и всё остальное — работало некорректно, поэтому он сразу же ответил на звонок, хотя думал это сделать в вагоне. Без возможности быть раздавленным многотысячной толпой. В голове раздался приятный женский голос:

— Даня, привет ещё раз, это Алиса.

— О! Привет. Не знал, что у тебя есть мой номер.

— А теперь и у тебя есть мой. Не хочешь увидеться?

Повисла небольшая пауза.

— Если ты откажешься, я пойму. Сегодня был тяжёлый день, и сразу после работы идти куда-то…

— Алиса, остановись! Я просто сейчас еду в… метро и параллельно пытаюсь выжить… да, я с удовольствием с тобой куда-нибудь схожу, где мне лучше вы…

Болезненная вспышка света ослепила глаза. Всего на мгновение. Прежде чем отправить сознание во тьму.

Алиса

«Связь оборвалась по техническим причинам. Пожалуйста, дождитесь повторного соединения или перезвоните позже», — механический женский голос не внушал доверия, заставляя руки девушки дрожать всё сильнее. Алиса заглушила машину и нажала кнопку аварийного сигнала, сзади сразу послышались гудки участников пробки — и без того безвыходная дорожная ситуация усугубилась.

Когда она соединила сознание с сетью, закадровый искусственный голос сразу же дал ответ на немой вопрос: «…серия терактов в питерском метро прогремела только что, в 18:32 вечера, в различных областях города. Установить масштабы катастрофы пока не представляется возможным…»

На онлайн-трансляциях очевидцев были лишь освещённые пламенем клубы дыма, пропитанные звуками массовой истерии.

«Что же делать?! Что делать?! Мамочка! Что мне делать?!» — Алиса не заметила, как выбралась из машины.

Никто из участников пробки ей больше не сигналил. Многие люди также начали выходить из своих машин, скованные шоком, не в состоянии дать отчёта своим действиям.

Как будто издалека, Алиса услышала звонок, перед глазами возникла надпись: «Мама».

«Ответить».

— Привет, мам.

Нервный, дёрганый голос почти простонал в трубку:

— Доченька! Доченька… Алис, с тобой всё в порядке?

— Да… да, всё хорошо. Я сегодня на каршеринге. Как у тебя дела? Судя по голосу, всё очень плохо?

— Ой, ну не начинай, а! Мы так давно не общались… тут такая ситуация, а ты…

Перед глазами появился второй входящий вызов: «Даня».

— Мам, прости, тут у меня очень срочный звонок, как-нибудь загляну к тебе… — и она перевела разговор: — Да, Дань, как ты?

— Алис, извини, видимо… сегодня встретиться не получится, — послышался хриплый шёпот сквозь безумные фоновые шумы. Девушка кивнула, не понимая, что собеседник её не видит, и Данила прервал связь.

Осознание того, что она стоит посреди спального района, в нескольких километрах от арендованной машины, пришло очень медленно и неясно. Алиса развернулась и позволила остаткам сил править ею в сторону дороги.

---

                                        * * *

Густая кровяная капля начала деформироваться и пениться, попав на металлическую поверхность закипающего чайника, сразу прекратив свой бег. Кровь стекала с регуляторов освещения, стен и ручек дверей, — взрыв повредил электронику в голове, и теперь всё приходилось делать вручную. Кровь окрасила ванну, воду и лежащего в ней человека багровыми тонами. Она смешивалась с тонкими струями алкоголя, бегущими по щекам и подбородку, попадая ядовитыми каплями на израненную грудь.

Двухлитровая бутылка заводского «шила» хранилась у Данилы несколько лет, на всякий случай. «На чёрный день».

— Похоже, момент-таки наступил! Главное — не упустить свой блядский шанс! — и он сделал ещё пару глотков.

«Люди читают книги. Пишут картины. Играют в игры. Люди растворяют себя в минималистичных, упрощённых историях. Потому что реальный мир слишком сложен. Потому что в реальности никого из нас не ожидает счастливый конец.

Мы — герои, мы — злодеи, бандиты, захватчики. Мы меняем судьбы и решаем, кому жить, а кому умирать. Нами восторгаются и нас ненавидят!

Но потом книга закрывается, экран тухнет, холст замирает в бездействии — истощённые человеческим воображением, не способные больше дарить свои упрощённые миры.

И мы остаёмся прежними — теми, ЧЬЯ судьба стоит на кону. Теми, кто ожидает. Мы тот самый человек, что на секунду показался в кадре. Те, кого спасают, и те, кто не доживает до финала. Кто не умирает красиво или живёт достойно…»

Потерянные мысли безудержным хаосом гуляли в голове парня, пока жидкость не исчезла в бутылке. Пока не исчезла бутылка…

Исчезла боль…

Ничего не стало…

⠀

                                        * * *

Алиса видела, как МЧС-спасатели выбивают дверь. Как санитары скорой помощи исчезают в деформированном дверном проёме. Видела, как они выносят обнажённое тело Данилы и скрываются в серой «газели» с красным крестом.

— Вам с нами не положено, — было пресечено её желание в сопровождении друга.

— Вам положено остаться и ответить на наши вопросы, — огромное создание, состоящее из большого объёма мышц и жира, в чёрной полувоенной форме, приблизилось и аккуратно взяло девушку под локоть, — пройдёмте.

— Что?! Я не… я… — начала сопротивляться Алиса, но пальцы следователя до боли сжались на её руке.

— Пройдёмте, не усугубляйте своё положение.

— Какое положение?! Я вызвала скорую и спасателей, потому что мой друг ранен, вы же видели…

— Я ничего не видел, но вы должны будете всё это повторить в отделении. Пройдёмте-пройдёмте!

Они вышли из подъезда на улицу, прошли мимо наскоро припаркованной Алисой машины:

— Эй!.. Я за неё ещё не заплатила!

— Ничего страшного, мы всё сделаем. Считайте — эта поездка была за счёт государства.

Человек дал возможность девушке самой сесть на заднее сидение автомобиля Следственного комитета. Тяжёлая стальная дверь захлопнулась, и девушка оказалась в полной изоляции от внешнего мира. Наедине с водителем и следователем, что расплывались мутными пятнами через прозрачный слой бронированного стекла.

Дальнейшие несколько часов практически полной изоляции возвели подавленность девушки в абсолют, заполняя сознание шоковой пустотой. Мыслей не было вообще.

Спустя цикличную бесконечность времени дверь открылась, и из темноты показалась рука следователя, галантно призывающая даму выйти. Холодная, сухая ладонь мужчины слегка увлажнилась от прикосновения дрожащих женских пальчиков, утягивая хрупкое тельце во мрак ночи.

Остатки сознания вернулись к Алисе сквозь жёлтый сумрак дрожащего освещения, который заполнил обглоданную комнатку здания комитета. Осознанности ей прибавил грубый голос следователя:

— Ваше имя — Беляева Алиса Александровна пятьдесят четвёртого года рождения?

После затяжного молчания человек повторил вопрос — Алиса кивнула.

— Ранее вы утверждали, что именно вы вызвали скорую и МЧС по адресу: Дальневосточный проспект, дом 34, корпус 1, квартира 145. Всё верно?

— Я не понимаю, почему вы просто не посмотрите записи из моей памяти? — слёзы начали сочиться сквозь опущенные веки девушки.

Человек повторил свой вопрос.

Сидя на жёстком деревянном табурете, девушка была подключена посредством различных проводков и кабелей к дюжине электронных и механических приборов.

— Не понимаю…

— Прямо сейчас мы считываем с вас всю необходимую нам информацию, а пока — ответьте пожалуйста на вопрос.

— Да, я… в-вызвала врачей и… с-спасателей, — подавляемые рыдания мешали девушке говорить.

— Спасателей, врачей, но не гвардию! Хотя произошёл теракт. Почему?

— Я н-не… я даже не думала об этом… я просто хотела спасти друга…

Следователь приблизил своё лицо вплотную к Алисе и прошипел гневным шёпотом:

— Речь идёт о национальной безопасности! Что значит «не думала»?! О чём ещё вы не думаете, когда речь идёт о родине?! О чём молчите, когда речь идёт о родине?!

— Я не п-понимаю… че-чего вы… от меня хотите? — лёгкие отказывались раскрываться полностью, награждая девушку кислородным голоданием и учащённым пульсом.

— Зависит от того, что вы от меня скрываете.

— Я ничего не с-скрываю…

— Неужели? А вот считанные данные говорят об обратном: атеизм, неоднократное упоминание власти в негодном свете, недовольство властью, выражаемое бранной речью среди таких же подозрительных лиц.

— Вы н-не имеете права… ле-лезть в эти воспоминания без ордера… я т-требую… я требую адвоката…

— Вижу, вы знакомы с законами Российской Империи, Алиса Александровна. Вы большой молодец! Значит, вы также знаете, что даже косвенная помощь, провокация или бездействие в устранении акта терроризма карается смертной казнью!

Душившие столько времени рыдания наконец высвободились из спазмированной утробы девушки, заполнив собой мерцающую желтизну мира. Следователь в последний раз бросил на девушку сосредоточенно-оценивающий взгляд, развернулся и вышел из комнатки.

Данила

— Всем привет, с вами Митрофан Космодемьянов, и я обратил внимание на огромный интерес к моему прощальному видеообращению. Большое спасибо за просто огромные и, если честно, неожиданные донаты. Все деньги пересылаются моим родителям. Спасибо! В связи с этим я решил создать что-то типа «солдатского блога», что ли, — парень убрал ракурс камеры со своего лица и направил на внутренний периметр воинской части, закрепив её, видимо, где-то на уровне груди.

Данила поставил видео на паузу. Он много раз слышал о том, как красивы растения и как приятно просто находиться рядом с ними, слышал о том, что за пределами городов и областей всё ещё существуют некоторые виды деревьев и цветов, растёт трава. Но он никогда там не был. Поэтому каждый раз, как очередная хроника передавала ему в голову картинку природы, парень останавливал кадр и долго, мечтательно всматривался в зелёные пиксели давно исчезнувшей жизни…

— Не всегда будет получаться снимать, конечно, сами понимаете — офицеры увидят, будут проблемы. Но на данный момент поблизости, как видите, только призывники, — в объектив попал десяток молодых ребят в мешковатой военной форме. Все они либо подметали потрескавшийся асфальт аллеи, либо красили вдоль неё рыхлые остатки поребрика, либо подрезали кусты до состояния идеальной кубической формы. — Говорят, в связи с войной зам. министра обороны лично объезжает воинские части для… я не знаю для чего, извините. Поэтому сейчас на экранах вы видите… то, что вы видите, — Митрофан подошёл к ближайшему клёну и начал кистью обильно покрывать ствол дерева каким-то белым раствором, хотя это могла оказаться и обычная краска. — Говорят, военные учения начнутся после приезда зам. министра, а пока — раскрашиваем воинскую часть.

Затухание кадра и чёрный экран — как сигналы о переходе видео на следующий временной промежуток. Но Данила оборвал трансляцию и сквозь помехи зрительных контактов увидел сумрак больничной палаты — белый потолок и синие стены, обесцвеченные мраком. По правое плечо — окно, через пыль и заброшенные паутины которого пробивалась чернота зимнего вечера.

Болезненно втянул в лёгкие воздух.

Зашитое тело отказывалось правильно выполнять команды мозга, но Данила всё же повернул голову в сторону окна — пыльные подтёки и разводы на прозрачной поверхности начали рисовать ему картины бабочек, перерождающихся в летучих мышей по прихоти сознания; чуть дальше — сцепившихся в смертельной схватке медведей; лица женщин, печально рассматривающих его искалеченное тело; и огромные полчища мелких гусениц, медленно передвигающихся на разных участках стекла…

— К вам посетители, — неуверенный шёпот молодой стажëрки заставил веки разомкнуться, но болезненный утренний свет вернул их в прежнее сонное состояние.

— Здравствуйте, Даниил Олегович. Я пришёл задать вам пару вопросов, если вы не против, — мужской голос, в противовес сестре, звучал грубо, властно и снисходительно-вежливо.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, кто бы вы ни были, — веки предательски не поддавались Даниле.

— Я представитель Следственного комитета, расследую случившийся четыре дня назад теракт. Мне известно, что вы сыграли в нём далеко не последнюю роль.

— Если роль жертвы можно назвать ролью, — лёгкий смешок исказил опалённые губы.

— Можно. Я бы хотел получить ваше разрешение на данные, которые зафиксировала ваша карта памяти 26 декабря 2273 года с 18:25 по 18:40. Как вы поняли, меня интересует непосредственно момент взрыва и все детали, которые могли… да боже мой! — следователь быстро подошёл к окну и задёрнул занавески, чтобы собеседник перестал наконец корчиться и смог спокойно говорить.

— Спасибо. Да, пожалуйста. Мне нечего скрывать от вас.

Человек в чёрной полувоенной форме безрезультатно пытался вернуть себе прежнее хладнокровие, но на покрасневшем лице его начала появляться испарина:

— Это хорошо. Это правильно. Но имеются некоторые формальные процедуры, которые мы сможем провести только после вашего выздоровления, а это очень замедлит дело. Поэтому я бы хотел попросить вас помочь мне обойти все эти формальности…

Позади следователя, у дверного проёма, стояла маленькая, щуплая азиатка; культи ног её были прикреплены к металлопластиковым эластичным протезам. Слишком дорогим для этих мест.

— Я дико извиняюсь, но все зрительные файлы я смогу вам предоставить только в присутствии адвоката и при наличии всех необходимых с вашей стороны документов.

Чёрные отверстия ноздрей угрожающе расширились на красном лице следователя. С жадностью втягивая хлорированный воздух помещения, он прошипел:

— Вижу, вы знакомы с законами Российской Империи, Даниил Олегович. Вы большой молодец! Если вы не против, позвольте хотя бы задать вам пару вопросов.

Данила кивнул.

Лицо азиатки было располовинено однотонной чёрной татуировкой, что ровными прямыми линиями огибала нос, губы и веко девушки.

— Сколько вам полных лет, Даниил Олегович?

— Двадцать восемь.

— Какими были ваши последние действия, что вы помните?

Ответ последовал с некоторым затруднением:

— …я… говорил по телефону… с подругой. Мы собирались встретиться. Говоря, сел в вагон на станции «Достоевская», поэтому не особо наблюдал за происходящим вокруг — огромная толпа, давка. Всё как обычно. Тут вам придётся ждать видеозаписи с моей карты памяти.

— Куда вы направлялись?

— Домой. Дальневосточный проспект. Но… мои планы изменились, и я собирался встретиться с подругой, как я уже сказал.

— До свидания, Даниил Олегович. Благодарю за сотрудничество, — следователь развернулся и вышел из палаты, маленькая азиатка исчезла следом за ним.

Уставшее сознание парня начало медленно расслабляться, позволяя воспринимать всё больше деталей окружения — огромные массивы тел серыми мясными дюнами заполнили пространство палаты.

«Так сразу и не скажешь, кто из них мёртв. Неудивительно, что трупы не успевают выносить до их частичного разложения».

Осыпающиеся стены сочились звуками пьяного угара.

«Видимо, сегодня Новый год… или, может быть, завтра…»

Обитатели больницы радовались исключительному дню, громким смехом и разговорами заглушая его начало. Неуверенный шёпот молодой стажёрки вновь обратился к нему:

— Тот человек ушёл… не хотите?.. — она неуверенно протянула ему руку с бокалом вина.

— Вы всё это время были здесь?

— Нет, я отходила… тот человек меня сильно напугал… а ещё я ходила за вином… праздник же… — добавила она в конце, видя, что собеседник никак не реагирует на предложение.

Девушка выглядела измотанной, её красные, раздражённые глаза устало смотрели из серых впадин глазниц.

— Пусть кто-нибудь уберёт вон того человека. Он мёртв.

— Ой… — Данила почувствовал, как пара капель вина попали на лицо, — извините нас… сейчас всё поправим… — и она исчезла за дверным проёмом, за громкими звуковыми волнами новогоднего хаоса.

— Как же все мы устали, — вырвались мысли парня утробным хрипом, — несчастные аборигены современности…

«…обряды. Как обезболивающее рациональной части нашего сознания. Плацебо, которое убьёт тебя, если ты действительно болен. Все мы будем больны до тех пор, пока обряды будут являться частью нашей жизни».

Сетевая пелена вновь поглотила зрение Данилы, погрузив сознание в длинный коридор с блестящим от влаги гранитным полом и свежевыкрашенным бетоном синих стен. Пластиковый черенок швабры монотонно мелькал в кадре, объясняя наличие влаги на полу — Митрофан вяло макал швабру в ведро с водой и, не выжимая, правил ей у себя под ногами.

«Личному составу воинской части прибыть в учебную комнату», — раздался изменённый рупором механический голос дневального, следом за ним — хаотичный бой нескольких десятков военных сапог о мокрый гранит длинных коридоров. Митрофан быстро схватил уборочный инвентарь и закинул его в темноту ближайшей комнаты, с шумом захлопнув дверь. Через мгновение его топот слился с общим шумом бегущей толпы.

Дрожащая камера привела раненого зрителя в кабинет с ровными рядами стульев и парт, за которые нервно бросали свои тощие тела испуганные молодые солдаты.

— …нашей армии отстоял границы в битве у Сибирской косы, — вещал хриплый голос старого офицера, — но понёс огромные потери личного состава. Вас перенаправляют туда же, в военно-полевой госпиталь, для оказания помощи санитарам в лечении больных и раненых. Ведите службу достойно! И… — он окинул взглядом солдат, смягчившимся голосом добавил: — и будьте осторожны. Передовой разведотряд фактически был отрядом смертников, состоящим практически из одних только зеков. Вы их вылечите, а мы их отправим обратно, отдавать долг родине.

Когда в уши врезался сотенный гул агонизирующих голосов, Данила болезненно дёрнулся от неожиданности. Пространство заполнилось звуками страданий. Резкий переход кадра в полевой госпиталь подсказал парню, что эти стоны не касаются реальности — они всё ещё относятся к далёкому прошлому. К Третьей мировой войне.

Камера несла сознание Данилы сквозь туманную прозрачность ценза, который плохо скрывал алые останки ещё живых людей — созданная цензурой однородная телесная масса смотрела на Митрофана Космодемьянова сотней воспалённых глаз по обе стороны узкого пролёта, вдоль которого он нёс свою камеру. Обезумевшие солдаты тянули культи в надежде схватить его несуществующими пальцами, но лишь втыкали в ноги парня безобразную мякоть своей покалеченной плоти. Камера начала нещадно трястись, избавляя зрителя от страшных картин, мгновенный кадр мокрой земли и темнота — Митрофан упал в обморок, оставив Даниле лишь возможность слушать:

— …весь десантный батальон! Дождь из мертвецов… мертвецы падают с неба… все они уже мертвы! Все!.. все мертвы… все мертвы… весь десантный батальон… все мертвы… дождь из мертвецов…

— …что меня убило?! Я не понимаю! Что убило?! Что меня убило… товарищ сержант, от чего я мёртв?! Что убило…

— …руки превратились в пыль… тело превратилось в пыль… все вокруг превратились в пыль… они вернутся… и я стану пылью… они вернутся, всё станет пылью…

— Тут молодому плохо, вы двое — срочно уберите его с прохода куда-нибудь!

Следователь

Переходя на определённый этап взросления, начинаешь понимать, что времени у тебя на самом деле не так много. На самом деле, его вообще не существует. Время состоит из совершаемых действий и составляемых планов. Ты можешь только попытаться успеть в промежутках дел заполнить свою жизнь хоть какой-то значимостью.

Переходя на определённый этап взросления, понимаешь, что возможность заполнять своё время на самом деле принадлежит не тебе…

Визуальное отсутствие пространства начало деформировать стены одиночной камеры. Когда открываемая дверь впускала внутрь свет — камера была кубической формы с металлической кроватью у засаленной стены и ведром для дефекации в противоположном от неё углу.

Сейчас, когда время замерло и сознание перестало получать ориентиры, Алисе приходилось преодолевать запутанный лабиринт, меняющий свою форму каждую секунду, чтобы добраться до ведра.

Не успела. Писк электронного замка зазвенел в спёртом воздухе; следом за ним — острый, слепящий луч разрезал мрак камеры. Пространство заполнилось болезненным внешним светом.

— Здравствуйте, Алиса, — металлический голос следователя не выражал абсолютно никаких эмоций.

Испуганная девушка не могла открыть глаз и попытаться хоть как-то противостоять слуге закона. Только почувствовала сильное удушье от впившейся в горло огромной волосатой пятерни пальцев. Через секунду человек грубо спустил её промокшие леггинсы вместе с трусами, оцарапав живот.

«…пожалуйста…» — шевелились её синие, потрескавшиеся от сухости губы.

Девушка почувствовала сильнейшую боль раздираемой плоти, когда человек грубо вошёл в неё и продолжил свой насильственный акт с остервенело звериной жестокостью.

Слишком долго! Боль и страх доводили сознание до грани безумия. И не было такого места в голове, куда можно было бы его спрятать. Она чувствовала всё. Каждую бесконечно жалящую её секунду.

Чувствовала, как липкая горячая кровь вперемешку с мужской спермой стекает по ногам, после чего свет наконец исчез.

Скорчившееся на полу, спазмирующее тельце вновь погрузилось во мрак одиночной камеры.

Как только титановая дверь одиночной камеры захлопнулась за спиной следователя, сплетения коридоров и комнат повели его в сторону собственного офиса — перекур окончен, надо продолжать работу. Следственная экспертиза практически не дала никаких результатов — вагон метро как сплошное месиво из электроники и человеческого фарша. Повреждённые карты памяти уже мёртвых людей не обладали должной информацией, а из всех «стоящих» выживших передать свои файлы в обход закона согласился только один — старый ветеран какой-то из войн.

Человек сел в кресло перед монитором и ещё раз отмотал карту памяти потерпевшего до момента взрыва, пустив запись со скоростью один кадр в секунду.

Следователь внимательно разглядывал, как мокрое лицо тучной женщины покрывается всё нарастающим свечением. До тех пор, пока белизна не становилась нестерпимой, сопровождаемая зрительными помехами…

Стоп. Среди множества кусков мелкого мусора, разлетевшегося от взрыва, человек обратил своё внимание на синтетический шарик с опалёнными концами проводков, пролетающий мимо лица ветерана.

Лопающиеся от усталости сосуды глаз начали жечь и чесаться, но взгляд следователя продолжал кропотливо изучать мир внутри застывшего события:

— Возможное эхо войны? — неуверенно появился очередной вопрос.

Скопировав кадр, он перекинул мгновенно отформатировавшийся файл в отдел экспертизы с пометкой: «статус объекта в координатах 113х57». После чего огромная туша устало откинулась в кресле, застыв в напряжённом ожидании.

Несколько капель, призванных расслабить зрение, обволокли красные паутинки раздражённого белка на обоих глазах, а пустой пузырёк из-под жидкости полетел куда-то в сторону корзины с мусором. Сомкнутые веки предательски начали клонить сознание в сон, но яркий свет монитора болезненно бил по глазам. Через мгновение на нём вновь зашевелились кадры недавнего взрыва — следователь продолжил изучать попиксельно каждое следующее изображение.

— Ничего! — нетерпение мучило и злило следователя. Он вызвал номер нужного отдела и, распаляясь в своей ярости, начал ждать ответа.

— Здравствуйте, товарищ Ар…

— Почему всё ещё нет запрашиваемых мной данных?! — в нескольких десятках километров, по ту сторону сотовой связи, лаборант почувствовал, как в голове начали разрушаться слуховые динамики. — Я что, похож на того, у кого много свободного времени?! Или человека, на которого можно забить?!

— При всём к вам уважении, но вы прислали данные восемь минут назад…

— Восемь минут! За восемь минут я могу успеть добежать до тебя, выбить из тебя всё дерьмо и заставить выполнить всю работу за полторы минуты!

— Вы…

— Хочешь, я прямо сейчас, секунд за десять выполню за тебя твою работу?! В ходе ВИЗУАЛЬНОГО осмотра мною выявлен военный образец синтетического происхождения, созданный в конце 21 века, потому что использовался в Третьей мировой и был создан для Третьей мировой. Если быть точным, этот объект — глаз военного человекоподобного андроида, который использовался в войне, а это значит, что даже если на этого робота и имеется лицензия, то она уже лет как сто просрочена. Всё, что мне нужно от тебя, чёрт ленивый, так это серийный номер этого сраного просроченного киборга! Кто подпольно торгует военным барахлом, я найду сам, ты лишь убьёшь наше драгоценное время!

— Серийный номер: 5-1-3-H-L-S. По документам был утилизирован 30 декабря две тыся…

Следователь оборвал связь и вновь обратился к экрану монитора.

Данила

«Итак… кто же ты такая?» — Данила начал просматривать свои зрительные видеофайлы, пока не наткнулся на молодую азиатку с татуированной половиной лица.

Программа распознавания лиц долго обрабатывала печальную мимику девушки, пока не выдала ошибку.

Данила нахмурился.

Отмотав видео на другой временной отрезок, парень начал обработку следующего стоп-кадра.

Ошибка.

Ещё стоп-кадр.

Ошибка.

«Подруга следователя без базы данных и опознавательных признаков».

— А что насчёт национальности? — тяжёлые мысли просочились в реальность утробным хрипом.

Пульсирующая волна боли прокатилась по заживающему телу, разнося обезболивающую химию по рваным изношенным сосудам — аппарат, к которому был подключён Данила, отреагировал на болевые позывы тела и пустил в кровь дозу морфина.

«Ну… видимо, на сегодня хватит», — свернув и закрыв все ненужные приложения, видео и сайты, парень вновь включил старую военную хронику, чтобы она заполнила его сознание перед уходом ко сну:

— Ничего человеческого!.. Как вы вообще здесь оказались?! Кто отдал приказ?! Вы хоть оружие в руках держали? — приближающийся голос рассеялся по воздуху лёгким эхом, но его обладателя всё ещё не было видно.

В нескольких метрах от строя человек выключил систему «стелс», обнаружив своё физическое присутствие; через динамики его закрытого шлема слышалось частое, порывистое дыхание. Человек снял шлем, открыв новобранцам яростное, закопчённое от гари лицо.

Ответа на его вопросы не последовало — толпа испуганных мальчишек не знала, кому они были заданы и нужно ли на них отвечать. Тёмно-серые дюны Сибири наполнились звенящей тишиной, иногда прерываемой стонами раненых солдат.

— Медперсонал, товарищ майор, — послышался где-то за спинами новобранцев хриплый голос фельдшера. — Ничего не умеют, не знают, и половину из них пришлось откачивать по прибытии. Прибыли, видимо, на убой.

Взгляд майора медленно, оценивающе начал блуждать среди испуганных подростков.

— Все мы прибыли сюда на убой, — печальный полушёпот майора долетел до встроенного микрофона камеры Митрофана Космодемьянова. Майор продолжил громче: — Обратной дороги больше нет. Никто не вернётся домой и не сможет покинуть этих земель. Мое имя — майор Константин Михайлович Громов, и теперь я — ваш непосредственный начальник, слушать меня и выполнять мои приказы. Извините, ребята, но вам придётся всему обучаться на ходу. Капитан, доложить о потерях.

К майору подошёл седой старик в белом окровавленном халате поверх чёрной военной формы, отдал воинское приветствие и пожал офицеру руку, раздался знакомый хриплый голос:

— Девяносто семь процентов личного состава погибли, товарищ майор, сто сорок семь человек находятся в полевом госпитале в неопределяемом состоянии. Из способных продолжить воинскую службу — пятнадцать человек, включая нас с вами, ну… и, видимо, эти дети, — он непроизвольно указал рукой в сторону строя, — сто тридцать четыре новобранца.

Чёрная, словно тень, фигура майора застыла в сосредоточенном оцепенении. Всё пространство напряжённо замерло.

— Товарищ ма… — резко поднятая в воздух рука майора прервала неуверенный хрип фельдшера.

— Так… разойтись! Капитан — собрать весь оставшийся офицерский состав в штабе через пару минут.

Оказавшись внутри брезентовой палатки — полевого госпиталя — Митрофан отстегнул от кителя камеру и направил на своё лицо:

— Если долго нет видео, это потому, что здесь не всегда есть связь, не знаю, с чем это связано. Но как только связь снова появится — начну выкладывать отснятый материал. Про онлайн-трансляцию, как вы понимаете, можно забыть. Так что, мама, папа — не беспокойтесь, со мной всё хорошо.

— Эй, малой. Хорош там себя фоткать, принеси мне лучше воды, пожалуйста, — зазвучал грубый голос со стороны больничных «коек» — почти плоских матрасов, разложенных прямо на земле.

Митрофан обернулся на звук и увидел забинтованное тощее тельце солдата, у которого из конечностей осталась лишь одна правая рука. Цензура позволяла зрителю наблюдать лишь его запечённое лицо.

Камера понесла сознание Данилы к металлическому ведру, на треть заполненному водой; алюминиевая кружка неприятно заскрежетала по ржавому дну, наполняясь прозрачной жидкостью, затем взгляд зрителя вновь обратился к приближающемуся раненому солдату. Он принял кружку и с жадностью осушил её.

— Сигарету, — указала единственная уцелевшая рука в сторону изорванных копчёных тряпок, валяющихся на земле у матраса.

Митрофан с лёгким отвращением развернул тряпки и с удивлением понял, что это военная форма; засунул свою руку в единственный уцелевший карман и достал оттуда портсигар и зажигалку.

— Ой, спасибо, малой! — испепелённые губы начали источать едкую никотиновую дымку, быстро растворяя сигарету в тусклом мареве пространства. — Постой. Не уходи. Присядь где-нибудь.

Парень заколебался, но всё же опустился на корточки рядом с раненым.

---

— Как вы здесь оказались, малой?

— Ну… это… нас сбросили с самолёта, когда мы достигли точки высадки… с парашютами.

— А самолёт что?

— Самолёт улетел.

Сигарета с тихим шипением начала выжигать своё нутро. Уголья рта вновь задымились.

— Как тебя зовут?

— Митрофан.

— В моём состоянии жизнь меняет свою цену, и весь мир ощущается бессмысленной игрушкой, понимаешь?

Парень неуверенно кивнул.

— Я, наверное, не должен тебе это говорить, Митрофан, но мне уже всё равно — вы не первый десант, что сюда присылают. До вас был ещё один. И все они мертвы.

С краю мелькнул силуэт — кто-то подсел к ним.

— Нас пытались эвакуировать четыре раза — все самолёты сбиты противником. Никто не выжил. Мы пытались сбежать, но в паре километров отсюда — враг. Держит нас в кольце, и нам не прорвать его оборону. И… — после очередной затяжки человек закашлялся, не прерывая возбуждённого монолога; новоприбывших становилось всё больше, они с жадностью вслушивались в его слова, — …и… по какой-то (короткий писк аудио-ценза прорезал слух зрителя) … причине… эти (цензура) из глав. штаба продолжают присылать сюда людей! И прибывшие самолёты и вертолёты никто не сбивает, только убывающие. Заход в лагерь есть, а выхода нет! Связь у нас тоже отсутствует — повсюду вражеские глушилки. Почему солдаты порционно поступают сюда на убой — непонятно.

— И что же делать? — прозвучал еле слышный, дрожащий голосок где-то за пределами обзора камеры — за спиной Митрофана.

Рот и нос солдата исторгали серые волокна дыма: