Бесплатный фрагмент - Кордон

Королевство Гор

Незадолго до основных событий.

Пролог

Старик Тук долго рассматривал цветок, то закрывая, то открывая глаза, в надежде, что название растения всё-таки вынырнет из недр его памяти.

— Гордник? Нет, жаберник. Да, нет же! У жаберника листья широкие, а у этого тонкие. Хотя… Сейчас, сейчас я вспомню. Сейчас всё вспомню! Название крутится в голове, вот-вот — и… Пожалуй, нужна еще минуточка.

Старик достал из-за пазухи флягу с медовухой, сделал большой глоток и заодно почесал большой красный нос.

Вдруг в небе под облаками раздался странный треск, а вслед за ним последовал шум падающего предмета. Старик поднял голову и приставил руку ко лбу, чтобы лучше рассмотреть источник шума. От облаков, которые скрывали вершину замка на горе, отделилось нечто, внешне напоминающее собой человеческое тело. Судя по развевающемуся у него за спиной плащу, оно летело к земле на большой скорости и быстро приближалось к старику.

— А это что ещё такое? — Тук протянул руку вперёд и повернул её ладонью вверх. Стремительно летящее вниз тело тотчас изменило скорость и, уже подлетая к самой земле, мягко опустилось на траву.

— Ты что, с ума сошел, прыгать с такой высоты? — Тук замахал руками и затопал ногами от злости. Но старику никто не ответил — завёрнутый в плащ незнакомец не подавал никаких признаков жизни.

Пожилой человек откинул ткань с лица и увидел перед собой молодую девушку.

— А это что ещё такое?

Тук заметил, что в животе у девушки что-то зашевелилось, хотя она сама практически не дышала.

Старик положил руку ей на голову:

— Мальчик… Так, так, так… А ты, стало быть… Не вижу… Странно. Ну что же! Далее медлить нельзя.

Тук достал из кисета серебряный порошок и посыпал им на незнакомку, а потом и на себя.

— Вот только мне ещё этого не хватало! Под старость опять стать повитухой!

Как только небольшое облако из серебряной пыли засияло и заискрилось, всё, что находилось внутри него, исчезло, оставив только помятую траву, где только что лежала девушка, и сорванный цветок гордника. Или жаберника. Или, скорей всего, вообще совершенно другого растения, название которого старый Тук так и не удосужился вспомнить.

Глава 1

Солнце медленно опускалось за гору, раскрашивая ярко-жёлтым цветом остальные вершины с противоположной стороны, а старик с прыщавым юношей, помогающим ему нести мешок, ещё не прошли и половины пути.

— Это всё из-за тебя, Химель! Вечно возишься с пчёлами! А отцу помочь собрать вещи некогда!

— Ну что вы! Я всегда вам помогаю, отец. А пчёл этих держу специально для вас, чтобы не покупать мед в деревне у крестьян. Они и так каждый раз поднимают цену, когда узнают, для кого я его беру! А вы так любите пить свой сладкий, липкий, в общем, очень странный напиток. Этот, как его… Медову…

Тук резко остановился и начал хлопать себя по животу. Затем вывернул свою небольшую корзину на траву и судорожно начал перебирать содержимое.

— Как же так! Неужели я забыл? Как же так! Что же теперь делать? Неужели придется возвращаться?

Юноша снял с плеча мешок и, развязав на мешке завязку, достал из него любимую фляжку отца.

— Вы это ищете?

Как только старик увидел фляжку, он с важным видом откашлялся и почесал большой нос, который торчал над пышными усами и напоминал собой большую перезрелую клубнику.

— Нет, конечно. Я искал кристалл. Ледяной кристалл.

— Ну, кристалл так кристалл, — Химель протянул отцу флягу, и тот принялся жадно глотать её содержимое.

Затем Тук громко откашлялся, на его лице вновь засияла улыбка, и он, довольный тем, что его сокровище не осталось дома, а находится в его руках, закряхтел от удовольствия.

— Ну, и чего расселся? Быстро собирай корзину! Разбросал тут всё, понимаешь!

— Так я это… — начал было оправдываться Химель.

— Разговорчики! Мал ещё, отцу указывать!

Химель покорно наклонил голову и быстро собрал в корзину все разбросанные стариком предметы: стеклянные кристаллы, несколько железных шкатулок с «камнями», как он их называл, и четки из самых обычных, на первый взгляд, желудей.

— Готово, можно идти дальше!

Но отец даже и не обернулся, чтобы принять работу, а, не дожидаясь, пока юноша его догонит, взобрался на близлежащий холм.

— Придется здесь ночевать! Эх, всё твоя чёртова медлительность, Химель! Я же просил заранее все собрать, а ты?

В этот раз Химель ничего не ответил, так как знал, что спорить уже бесполезно. Если отец сделает хоть один глоток из своей фляжки с медовухой, то никто в долине не в силах его переубедить, а тем более — переспорить, что он не прав. Даже ведьмы, хотя с них спросить — только себе дороже. Химелю в детстве довелось увидеть один раз спор отца и нескольких старых ведьм, недовольных словами старика. Ни одна из них не смогла доказать Туку, а тем более убедить старика, что он ошибается, так как во время спора Тук неожиданно для всех вытянул руку вперёд и повернул ее ладонью вверх. Ведьмы, крича и ругаясь, оторвались от земли и повисли в воздухе, словно рыбы, которые Химель развешивал прямо под соломенной крышей дома, когда возвращался с рыбалки. Они что-то кричали и сначала даже пытались угрожать старику, но потом, повисев некоторое время вниз головой, жалостливыми голосами попросили прощения. Но Тук так был зол, что никак не желал этого делать. И тогда маленький Химель повис на руке своего папы, и все ведьмы одновременно опустились на ноги. Вернее, попадали, кто — как, расшибая себе носы и ударяясь друг о друга лбами и коленями.

Ох, и влетело после этого малышу!

Отец был так зол! Почему, он до сих пор так и не объяснил. Единственное, что он в сердцах тогда крикнул, это то, что Химель мог запросто погибнуть по своей глупости.

— Как можно погибнуть, если это была всего лишь просто рука? — на этот вопрос Химель до сих пор так и не нашел ответа.

Тем более что Тук при нем больше так никогда не поступал. А на все последующие расспросы юноши отвечал просто: «Когда придет время — поймешь!».

Но время понимания никак не наступало. Химелю скоро шестнадцать, а он до сих пор так и не знает, чем, на самом деле, занимается его отец, когда не пьет медовуху? Кто была его мама? И почему каждый год им нужно лезть на гору и проводить там целую неделю среди камней, сырой пещеры и ледяного озера, которое даже в самую страшную жару почему-то никогда не тает?

***

— Химель, разожги костер! Ночь будет холодная, а я защиту поставлю от теней, — старик взял палку и начал чертить на земле линию.

Он старательно делал непрерывную полосу, чтобы не было ни единого пропуска на земле. И, если палка выскакивала, то Тук недовольно кряхтел, находил обрыв линии, вставлял в него конец палки и вновь продолжал чертить. Все это продолжалось до тех пор, пока линия не соединялась и не образовывала собой один большой круг. Как правило, в центре круга всегда был костёр, возле которого находился Химель.

Так было и на этот раз. Юноша неспешно доставал из своего мешка скромный ужин и поглядывал на Тука, который сопел и пыхтел, как медный чайник, иногда напоминая собой муравья, несущего в муравейник очень нужную веточку.

Еда, которую достал Химель, была заготовлена им для ежегодного похода еще дома. Юноша бережно положил на траву завернутый в капустный лист вяленый кусок мяса, пару луковиц и большую кукурузную лепешку.

— Отец, пора бы и подкрепиться! — юноша протянул Туку луковицу и отломил от лепешки небольшой кусочек.

— Да, пожалуй, я не против!

Старик бросил палку, которой чертил круг, в огонь, и она моментально вспыхнула, осветив все вокруг ярким синим светом.

— Так… Что тут у нас? Лепёшка? Фу, опять лепешка? Я же просил не брать эти чертовы лепешки, у меня от них живот болит! Неужели в деревне нельзя было раздобыть нормального ржаного хлеба?

— Вы сами виноваты, отец. Зачем было злить крестьян? Вот для чего нужно было делать так, чтобы куры несли тухлые яйца?

— А нечего мне было колесом телеги на ногу наезжать! — не сдавался Тук. — Прямо на мой любимый мозоль!

— Так вы ее сами под колесо подставили и еще хвастались, что ни одна телега не сможет переехать ногу «Великого Тука». А что в итоге? Я целый месяц лечил вам пальцы, так как ваши заклинания не помогали, и вдобавок целый месяц не мог ничего купить: ни молока, ни мяса, ни муки. И все это из-за вашей медовухи…

— Ты… Это… Не кричи на отца. Подумаешь, куры месяц тухлые яйца несли! Будут в следующий раз знать, с кем связываться! Все равно ко мне на поклон придут, когда дождей не будет. Вот попомни мои слова, тогда будет у нас и мука, и молоко, и мед. И всё даром: бери — не хочу!

Но Химель только недовольно шмыгнул носом и повернулся спиной.

— Как же, будет! Каждый раз слышу одно и то же, а чуть что Химель — то, Химель — это. Надоело! То медовуха закончилась, то лепешки «Не хочу»…

Старик, казалось, не обращал внимания на юношу, но потом присел рядышком и обнял сына за плечи.

— Ну, чего ты разошёлся? Нельзя обижаться на отца по пустякам.

Химель дернул плечом, и Тук убрал руку.

— А в горы зачем каждый год лезем? Мне надоело таскать мешки в холодную пещеру, сидеть там и еще вдобавок мерзнуть целую неделю! Будто в лесу у меня забот мало!

— Ты пойми, Химель, мы делаем нужную и важную работу, — вдруг разоткровенничался старик. — Если не мы, то миру придет конец. Ты можешь себе это представить?

— Как — конец? А что такого на той горе спрятано, что мир может исчезнуть?

Химель перестал есть и повернулся к Туку. А Тук достал из сапога фляжку с медовухой, сделал глоток и важно поднял вверх указательный палец.

— Понимаешь, сынок, там спрятано само зло, что уже много лет находится в заточении. И если оно пробудится…

Но вдруг отец прервался, встал и крикнул в темноту:

— Я же просил вас не приближаться! Или не просил? Мой сын ещё не готов вас увидеть и может испугаться!

— Кому это ты говоришь, отец?

— Да им! Кому же ещё? За линию не заходи только, а так они вреда не принесут.

— Да кто же? — Химель взял одну горящую головешку и кинул в темноту.

В ту же секунду от горящей палки в стороны отпрыгнули гигантские тени.

— Отец, кто это? — Химель от страха начал пятиться назад и наступил Туку на ногу.

— Да, чтоб их! Да волки это, волки. Ты что, волков в нашем лесу не видел, что ли? — Тук погладил рукой пальцы на ноге, отпил из фляжки и, как ни в чем не бывало, несколько раз зевнул и лёг спать рядом с костром. — Да ложись, не бойся. Это стражники озера. Они его стерегут от непрошеных гостей.

— А как же мы?

— А что — мы? Во-первых, не мы, а я. Я их хозяин. А, во-вторых, ложись, давай! Поздно уже.

Химель скрутился калачиком и прилег рядом с уже захрапевшим отцом.

— Вот тебе раз! Хозяин… А я и не знал, что у нас есть свои собственные волки.

В темноте еще долго светился с десяток немигающих глаз, пока где-то вдалеке не раздался еле слышный вой. И вся практически невидимая стая так быстро рванула к источнику звука, что только сухие ветки, которые валялись повсюду, затрещали у них под ногами, словно это был мороз, который своей силой сковывает пруды и реки. Да высоко на деревьях заухали недовольные совы, которые потеряли из-за шума свою добычу.

***

Химель никак не решался еще раз расспросить отца про зло, что было якобы спрятано в горах.

С одной стороны, ему вдруг стало очень страшно, ведь до этого разговора он и понятия не имел, что, на самом деле, значили ежегодные восхождения в горы.

А, с другой стороны, тайна, которую хранил все это время отец, больше не тревожила пытливый ум юноши.

А теперь и вообще можно смело сказать, что вся жизнь Химеля разделилась на «до» и «после» ночных откровений старика.

Но, как говорится, нет худа без добра.

Наконец-то было найдено и объяснение странным мыслям и сновидениям, которые преследовали парня каждую ночь в пещере у озера все эти годы.

— Голоса в голове? Я уж было подумал, что схожу с ума! — громко произнес юноша. — Я тебя слышу, слышу, слышу…

— О чём ты там? — Тук обернулся.

— Я говорю, отец, что хочу больше узнать про место, куда мы направляемся!

— Так я тебе с самого детства рассказываю про него, сто раз на дню. А ты каждый раз пропускаешь мой рассказ мимо ушей!

— Это про ледяное озеро?

— А про что ещё? — Тук недовольно достал фляжку и сделал глоток.

— Я думал, это сказки, что ты придумываешь для того, чтобы меня напугать.

— Вот мне больше делать нечего, как придумывать для тебя, не пойми, что. И каждый год тащиться на озеро. Я в твои годы поумнее был.

— Причем тут это? — Химель почесал затылок.

— Притом, что когда придет время, то ты займешь моё место. А потом твой сын займет твоё место. Это наш долг — хранить мир и оберегать людей от вечного зла.

— Как — вечного?

— А вот так. Зло, что там покоится, — бессмертно. Его нельзя уничтожить, его можно только слегка обуздать и, хоть самую малость, но контролировать!

От вновь полученной порции знаний Химель замолчал и задумался.

Его не прельщала перспектива до самой смерти лазить по горам и рисковать своей жизнью ради других. И не просто ради других, а ради вообще чужих и незнакомых ему людей. Ведь кто–кто, а он точно знает, что, если и есть зло на этом свете, то оно не спрятано в горах, а вполне себе спокойно живёт в долине. И это зло не что иное, как сами люди.

А местный мясник — сама сущность зла, которая нашла в нем своё воплощение.

Вечно злой и всегда чем-то недовольный человек, которого, хлебом не корми, а дай облить грязью своих соседей или просто прохожих. То на рынке свиней ему плохих продали, то специи для засолки разбавили корой, то морская соль не из моря, а из лужи за сараем. Этот мясник, точно, зло и причем самое злейшее зло в мире.

Химель припомнил, как однажды мясник ему влепил затрещину ни за что. Просто так, чтобы повеселить своих дружков. И, если бы не его дочь Адель, неизвестно, чем бы всё в тот день закончилось.

Но как только юноша вспомнил дочь мясника, его лицо расплылось в улыбке.

— Эх, Адель, Адель! До сих пор не понимаю, как у такого ужасного и жуткого человека могла родиться такая прекрасная дочь.

— Да что ты говоришь? Я опять ничего не слышу! — Тук посмотрел на сияющее лицо сына и махнул рукой. — Ох, чует мое сердце, ничего путного из этого парня не выйдет…

***

— Отец, а зачем тогда защитный круг, если нас и так охраняют волки? — Химель раскладывал хворост для очередного костра, поглядывая украдкой на еле стоявшего на ногах и постоянно спотыкающегося Тука.

Старик явно переусердствовал днём со своим питьём, он так часто прикладывался к фляжке с медовухой, что к вечеру его штормило, словно рыбацкую лодку, которую случайно занесло в море и бросило в самое горнило жуткого шторма.

— Да это не от волков, дурья твоя голова! Есть сила и пострашнее серых! — Тук закончил чертить круг и, как в прошлый раз, бросил палку в только что разгоревшийся костер. — Великаны, к примеру!

Палка вспыхнула, и свет от пламени вновь на мгновение осветил все вокруг.

— Великаны? А кого еще нам нужно бояться, кроме великанов? Что-то я совсем запутался? — Химель достал остатки провианта и почесал затылок. — Если завтра к вечеру мы не будем на месте, то нужно, может, рыбы попробовать наловить? Практически ничего не осталось из еды.

— Ты ешь, а я не голоден, — Тук потряс фляжку. — Я, пожалуй, прилягу, умаялся за день. А насчет рыбы ты прав. Можно попробовать, хоть в пещере будет разнообразие, а то похлебка из ведьминого котелка — не самое изысканное блюдо.

— Отец, я до сих пор не пойму, как он её готовит? Вот он пустой, а потом раз — и утром горячая похлебка! Жаль, что мы его забыли в пещере в прошлом году, он бы нам сейчас здорово пригодился! — юноша откусил от уже засохшей лепешки небольшой кусочек и запил водой. — Есть это уже нельзя, так и без зубов остаться можно!

Парень посмотрел на храпящего отца и подошёл к краю очерченной линии.

— Эй, вы тут?

Но ответа не последовало. Химель бросил за границу круга кусок лепешки. Но на землю тот не упал –кто-то невидимый поймал лепешку на лету. Парень услышал, как в темноте клацнула пасть, и раздался чудовищный хруст.

— Усохла, так усохла. Даже волк еле ее разгрыз, скорее бы уже прийти на место. Там хоть котелок нас покормит!

Не успел Химель это договорить, как из темноты в него что-то прилетело и буквально сбило с ног.

Юноша лежал на спине с поднятыми руками, которые он инстинктивно вытянул вперед, чтобы защититься.

— Вот тебе раз! Да это… Да это же баранья нога!

Парень покрутил пойманный подарок и поклонился невидимому дарителю.

— И углей еще достаточно, чтобы мясо запечь!

Не мешкая больше ни минуты, Химель положил баранью ногу на угли и начал дожидаться, когда она приготовится, а старый Тук хоть и спал, но от вкусного запаха, исходящего от костра, так засопел своим носом, что, казалось, засосет им весь воздух в округе.

Через час мясо уже было готово. Довольный юноша, отрезав кусочек, впился в него зубами и начал громко чавкать, вытирая рукавом подбородок и улыбаясь в темноту невидимому дарителю.

***

Утром старый Тук проснулся от негромкого разговора. Химель собирал в мешок вещи и постоянно повторял одно и то же слово: «Здорово!».

— Да что здорово? Что ты там бормочешь?

— Отец, представляешь, вчера мне…

— Подожди, а это у тебя откуда? — Тук присел возле кострища. — Мясо?

— Ну, да! Вчера мне…

— Баранья нога? — Тук не дал договорить сыну, а, облизывая губы, быстро отрезал большой кусок. — Ничего себе! Я думаю, с чего бы всю ночь жаркое снилось? А у нас тут ночью был пир горой!

— Ну да, мне вчера… — Химель ещё раз попробовал рассказать, откуда у него мясо, но Тук только отмахивался рукой: дескать, дай спокойно поесть.

Юноша улыбнулся и принялся дальше собирать вещи в мешок. Сегодня они должны постараться прийти на место: ведь, как говорил его отец, важно успеть не до и не после, а точно в нужное время, так как звёзды на небе ждать не будут. Химелю совершенно не хотелось бежать сломя голову, как в прошлом году, так как отец решил пойти другим путём. И поэтому они чуть не опоздали.

— А в этот раз мы точно успеем?

Тук ничего не ответил, так как его рот был занят пережевыванием мяса, но утвердительные кивки головой дали понять, что — да.

— Хорошо, а то ведь завтра ночью, если верить созвездиям, наступит наше время.

— Как завтра? — Тук перестал жевать. — Я думал, еще три дня в запасе?

— Я так и знал! — Химель ещё быстрее начал складывать вещи и заталкивать их в мешок. — Вечно ваша медовуха нас подводит. Если бы поменьше пили…

Тук сделал вид, что ничего не услышал. Дожевав последний кусок, вытер жирные руки о живот и довольно произнёс: «В этот раз у меня горстка порошка на всякий случай припасена. В прошлом году мы чуть не опоздали, так я решил немного отсыпать на дорожку».

— А почему из дома нельзя сразу попасть в пещеру? — Химель пожал плечами. — Посыпали бы дома — и на месте!

— Ага, такой умный! Знаешь, сколько тогда бы пришлось его изготавливать! Две телеги жаберника перемолоть, не меньше! Да и на небольшие расстояния порошок хорошо забрасывает, а на дальние, если честно, силы не хватает ему, что ли. В принципе, не подходит он для дальних странствий. Я помню, один раз переусердствовал, так потом целый год пешком домой добирался. Он меня в такую глушь забросил, что я думал — не дойду.

— А отсюда, значит, попадём? — Химель помог насыпать отцу в руку серебряной пыли и встал рядом.

— Отсюда? Я думаю, что сможем, вот только заклинание вспомню. Где же оно? Сейчас, сейчас!

— Что, заклинание?

— Нет, эта! Как ее, фляжка! — Тук сделал глоток и улыбнулся, его глаза засияли знакомым блеском.

Затем он подбросил порошок вверх, и юноша с мешком, и сам старик тотчас же исчезли.

***

В этом году на горе из-за снежного покрова практически не было видно входа в пещеру. Да и само озеро, которое находилось перед пещерой, было занесено снегом так, что, если не знать, что под толстым слоем «белого пуха» находится один из самых глубоких горных водоемов, то при беглом осмотре этого места ни за что не догадаться, что оно тут есть.

Само же озеро настолько древнее и таинственное, что о нем в народе столетиями ходила недобрая молва. И, смею заверить вас, она возникла не на пустом месте. Хотя, как говорил старый Тук, чем меньше любопытных будут совать нос не в свои дела, тем лучше будет для них самих. При каждом удобном случае он любил наговорить небылиц, напустить туману в глаза и запугать всех любопытных, чтобы даже самому смелому из долины не пришло желание, хотя бы нечаянно, произнести слова «проклятое озеро» и тем более — прийти на него посмотреть.

— Отец, что делать-то будем? — спросил Химель.

После перемещения с помощью магического порошка Тук и Химель слегка не долетели до входа в пещеру, а попали прямиком в глубокий сугроб. Снега в этом году было так много, что отец с сыном моментально оказались пойманными в снежную ловушку. Они довольно крепко застряли и совершенно не могли пошевелиться. Только их головы торчали из снега, и одна из них, а, если быть точнее, голова старика Тука, издавала страшные ругательства с такой силой, что, если бы он в этот момент находился на базаре в деревне, то его непременно забросали камнями за ужасное сквернословие.

Но, к счастью, или, вернее, к сожалению, кроме Тука и Химеля, в данный момент на горе больше никого не было, и рассчитывать на чью-либо помощь им не приходилось.

— Отец, я уже ног не чувствую, — еле прошептал Химель.

Тук прервал свои проклятия, и до него дошло, что, если они пробудут в снежном плену еще какое-то время, то просто могут погибнуть от переохлаждения.

— Сейчас, сейчас, мой мальчик! Я что-нибудь придумаю!

Тук начал шататься из стороны в сторону, чтобы немного освободить руки, и вскоре это принесло свои результаты: его правая рука выскочила на поверхность, крепко сжимая фляжку с медовухой. Тук поднес ко рту свой чудодейственный эликсир и сделал несколько глотков.

— Химель, как только я крикну, беги в пещеру. Понял?

— Отец, да вы в своем уме? Как я побегу, если из-за снега не могу пошевелиться?

— Делай, как я сказал! Я долго не смогу его удерживать!

— Кого? — Химель никак не мог понять ход мыслей своего отца, как вдруг весь снег, который их окружал, резко взлетел в воздух. А Тук и Химель выпали из него на ледяную поверхность озера, словно просеянная мука из сита. Снег же остался на месте и завис прямо над головой у юноши и его отца,

— Беги! — крикнул Тук.

У него из носа хлынула кровь, и было видно, что, прилагая неимоверные усилия, он с трудом удерживает правую руку ладонью вверх, чтобы справиться со снежной массой.

Химель схватил мешок и, что было сил, рванул в образовавшийся проход. Его ноги скользили по льду, и где ползком, а где на четвереньках ему удалось заползти в пещеру и перевести дыхание.

Но вдруг до юноши дошло, что отец так и остался стоять на месте. Химель откинул мешок в сторону и уже собрался броситься обратно к отцу, как весь снег, что висел в воздухе, громко упал и моментально похоронил под собой улыбающегося старика.

Грохот от падения несколько раз повторило эхо. А потом это же самое эхо повторило истошный крик парня: «Отец!».

И разнесло так далеко, что это слово можно было услышать с добрый десяток раз, пока звук от него, отражаясь от горных вершин, не попал в долину, где буквально за долю секунды растворился и исчез среди деревьев.

***

Химель, как ошпаренный, носился по пещере в поисках чего-либо, что помогло бы ему вызволить из снежного плена отца. Он суматошно перебирал сваленный в кучу хлам, который тут находился с незапамятных времен, приговаривая только два слова: «Сейчас, отец, сейчас, отец, сейчас!».

Но ничего, похожего на лопату или хотя бы нечто подобное, он не находил. В сердцах Химель начал швырять все, что попадалось под руку, в разные стороны, пока, наконец, не дошла очередь до большого зеркала, накрытого гобеленом с рисунком неизвестного рыцарского герба. Химель помнил, что отец запрещал не то, чтобы смотреться в это зеркало, но даже и близко подходить к нему. А по какой причине, он так и не удосужился объяснить, впрочем, как и все остальное. Но теперь отец находился под толстым слоем снега и уже никак не мог препятствовать этому, а его сын был в отчаянии и не знал, что ему делать и как помочь своему пожилому отцу. Химель схватил гобелен двумя руками и резко потянул на себя. Пыль взлетела и накрыла все внутреннее пространство пещеры. Парень закашлялся, а поверхность зеркала вдруг засветилась ярким голубым светом.

— Зеркало, как зеркало, — вытирая потное лицо рукавам, произнес Химель и посмотрел на свое отражение.

Юноша сначала не придал этому значения, но потом заметил, что его отражение в зеркале повторяло все его движения, но только чуть помедленнее, чем это делал он сам.

— А это что еще такое? — Химель повторил любимое выражение отца и на секунду замер.

Но отражение в зеркале продолжало двигаться.

— Шутки шутить со мной?

Парень схватил на полу большой кусок камня и замахнулся.

— Ну ладно, ладно! — раздался голос из зеркала. — Уж и пошутить нельзя.

Химель от неожиданности уронил камень, подошёл к зеркалу и заглянул за резную каменную раму.

— Никого…

— Конечно, никого, — подтвердил голос. — Я же тут.

От неожиданности Химель отпрыгнул назад и, зацепившись ногой за камень, повалился на пол.

— Ну, и долго ты собираешься лежать? Еще немного — и больше некого будет спасать! — раздался тот же самый голос, только на этот раз он прозвучал очень грозно.

— Так лопату не могу найти! Как я его откопаю, не руками же? — начал оправдываться юноша.

— Хорошо, я помогу тебе спасти Тука. Но обещай, что ты перенесешь меня из пещеры в долину.

— Но я не могу! Отец мне строго-настрого запретил к тебе подходить, а я его вот ослушался…

— Ну, тогда ничем не могу помочь, — отражение в зеркале развернулось к Химелю спиной и, сделав несколько шагов, исчезло в темноте.

— Стой, стой! Я сделаю, как ты хочешь, только помоги!

Химель подбежал к зеркалу и начал стучать кулаком, словно это было окно в доме.

Отражение юноши вдруг внезапно вынырнуло из темноты и приложило руку к поверхности стекла с обратной стороны зеркала. Химель поднял руку и сделал то же самое. Его ладонь и ладонь в отражении соединились.

— Ни за что бы не поверил, кого мне придется встретить, — юноша в отражении затряс рукой, словно он на секунду опустил ее в чан с кипятком. — Вот это удача — так удача. Все намного проще, чем я думал, раз передо мной стоит самый великий…

Но вдруг отражение замолчало и рукой указало на мешок, который валялся на полу вместе с остальным хламом.

— Что? Я не понимаю! Ты толком объяснить можешь?

— Там! — отражение несколько раз ткнуло пальцем в мешок.

— Но в нем ничего такого нет! — Химель пожал плечами и вывернул содержимое мешка на пол. — Я лично его собирал в поход!

— Жёлуди! Возьми скорее жёлуди!

Химель поднял связку желудей и недовольно скривил лицо: «И что?».

— Сожми в ладони самый большой из них и представь, что это… Это — лопата, — отражение скрестило руки на груди и стало внимательно наблюдать за юношей.

Химель медленно сжал желудь в кулаке и закрыл глаза, все ещё до конца не понимая, что должно произойти.

И только он хотел уже крикнуть про обман, как вдруг почувствовал, что в руке у него появилось нечто тяжёлое и большое. Так и есть! Парень открыл глаза и чуть не крикнул от удивления: он сжимал не что иное, как большую деревянную лопату, похожую своими формами на ту, которой пекарь достает из печи горячий хлеб.

— Ну, и дела! А я и не знал, что так можно с желудем!

Химель, забыв поблагодарить отражение, развернулся и быстро побежал к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться под снегом Тук. Он поднял над головой лопату и громко закричал: «Сейчас, отец! Сейчас я тебя откопаю!».

***

Юноша так спешил освободить отца из снежного плена, что не заметил, как над ним склонилось несколько чудовищ. Он перестал копать только тогда, когда их громкое дыхание заглушило его собственное, а солнце заслонило нечто огромное, похожее на заросшие мхом валуны. Это нечто странно заскулило и отбросило на снег три большие тени.

Парень разогнул спину и встал, как вкопанный, боясь даже шелохнуться. Он почувствовал буквально спиной, как огромный мокрый нос вдохнул его запах, затем монстр издал странный рык и быстро отпрыгнул в сторону.

Химель закрыл глаза и, сжимая лопату, подумал о том, как ему не хватает в этот момент оружия — хотя бы охотничьего ножа, чтобы хоть как-то попытаться защититься.

И как только он представил нож, лопата каким-то непостижимым образом исчезла, а в руке сверкнуло острое лезвие.

— А это что ещё такое?

Юноша отбросил нож в сторону, словно это была ядовитая змея, и затряс рукой, будто отряхивал ее от воды. Но как только нож упал на снег, он моментально превратился в желудь — тот самый желудь, что был в связке у отца все эти годы.

Через несколько секунд замешательство от необычного поведения ореха дуба прошло, и Химель устремил свой взор на чудовищ.

Они рыли снег так быстро и неистово, что вскоре полностью погрузились в вырытую ими яму, оставив на поверхности только задние лапы и серый пушистый хвост, больше похожий на куст ёлки, чем на хвост животного.

Еще через некоторое время все три чудовища радостно заскулили, и одно из них вытащило за капюшон из ямы усатого снеговика, отдаленно напоминающего собой старика Тука. Монстр аккуратно положил хозяина у своих ног и несколько раз лизнул лицо.

— Отец! — Химель, позабыв о еще совсем недавно охватившем его ужасе, бросился к Туку.

Мужчина лежал, не шелохнувшись, и никак не реагировал на все попытки привести его в чувство. Его руки свисали, словно плети, и беспорядочно заболтались в разные стороны, когда Химель его слегка приподнял и легонько потряс.

— Что же делать? Что же делать?

Но вдруг юноша вспомнил про странное зеркало в пещере и решил, что оно снова сможет ему помочь и дать какой-нибудь ценный совет. Для этого он схватил старика под руки и попытался (именно попытался) затащить того в пещеру. Чудовища с интересом наблюдали за юношей, принимая все его манипуляции со стариком за игру, и поочередно склоняли головы набок, словно ожидали от него команду принять участие в этой веселой забаве. Химель же изо всех сил упирался ногами в снег и дёргал отца за плечи так, словно поймал за лапы большого енота и все это время безуспешно пытался вытащить его из норы. Как только юноша ни пыхтел и ни старался, но так и не смог сдвинуть Тука ни на дюйм со своего места. Он только копошился, подобно курице, которая гребла лапами под собой землю в поисках зерна, но так ничего и не находила. Устав ждать и не издав ни одного звука, один из монстров открыл пасть и аккуратно поднял старика, чем вызвал у Химеля лёгкое удивление.

— В пещеру неси!

Юноша показал рукой на вход. Монстр сразу же пошёл в указанное место, а последовавшие за ним остальные чудовища бросились его догонять и, сделав несколько прыжков, уже ожидали всех у пещеры.

Химель, не обращая внимания на чудовищ, подбежал к зеркалу и начал сильно стучать по нему, словно по закрытой двери.

— Эй, где ты там? Выходи! Помоги мне! Мне срочно нужна твоя помощь!

— Чего шумим? — из темноты отражения показалось недовольное зевающее лицо. — А-а… Всё-таки ты его откопал?

— Он совсем не шевелится и практически не дышит! Что мне делать? — юноша начал махать руками в разные стороны и, бешено жестикулируя, то и дело, хватался за голову. — Отец умер?

— Что делать, что делать? Вот у него в руке лекарство! Влей в рот, он и оживет! Это же Тук! Его просто так без соли не съешь — он почти бессмертный!

— Как же, бессмертный! — недоверчиво произнес Химель и посмотрел на отца, который все это время сжимал в руке фляжку с медовухой и, даже будучи в бессознательном состоянии, умудрился не выпустить ее из своих рук.

Юноша подбежал к старику, взял фляжку, затем приподнял голову и залил в рот немного медовухи. Реакция отца не заставила себя долго ждать. Тук закашлялся, словно поперхнулся черствой кукурузной лепёшкой, открыл глаза, и, ни слова не говоря, сделал ещё несколько глотков.

— Ой, как здорово, что ты живой! Здорово! Отец, я так испугался! — Химель закричал, что было сил, но ответная реакция Тука его сильно удивила.

Тот встал и подошёл к трем монстрам, скрестил руки на груди и, притоптывая от негодования ногой, произнёс:

— А это что еще такое?

Чудовища прижали уши и виновато завиляли хвостами.

— А если бы он погиб? — Тук кивнул головой в сторону Химеля. — Я вас спрашиваю!

— Отец, но это же они тебя откопали и, если бы не они… Химель вдруг запнулся, а потом добавил:

— Постой, а кто вообще эти? Ну, как их… Ну, в общем, ты понимаешь… И откуда они тут взялись?

— А-а, это? Это мои волки! Вот тот, с глупой мордой, — Шершень, этот, с ухмылкой, — Шмель. И Агнес…

— Агнес?

— Ну, да! Агнес. Молодая волчица, недавно в стае, но она из них самая умная. Ты мясо Химелю подкинула? Признавайся!

Волчица раскрыла пасть, словно зевнула, и продолжила внимательно смотреть на Тука.

— Значит, ты хочешь сказать, что вот эти… Эти существа — волки? — Химель до сих пор не мог принять то, что волки бывают таких циклопических размеров.

— Ну, не совсем обычные волки, — начал было придумывать объяснение Тук, как вдруг увидел, что зеркало, которое десятилетиями было закрыто, теперь отражает все, что находится в пещере.

— Кто? Что? Что ты наделал, глупый мальчишка! Ты зачем открыл Оракула, теперь жди беды!

***

Тук схватил валявшийся на полу гобелен и, отвернув голову в сторону, решительно двинулся к зеркалу. Но Химель, отражавшийся в нём, лишь улыбнулся, помахал указательным пальцем юноше и чуть заметно пошевелил губами, на которых явственно читалось выражение: «Ты обещал!».

Но, как только Тук заслонил собой отражение, юноша со скрещенными руками пропал, а вместо него появился огромный чёрный рыцарь со светящимся на боку мечом и с гобеленом, больше похожим на паучью сеть.

Химель настолько потерялся от увиденного, что никак не мог понять, почему в отражении вместо отца он видит рыцаря. Он подпрыгивал и крутил головой, в надежде найти какой-нибудь подвох с отражением. Но рыцарь в точности повторял все движения отца. Более того, когда Тук повернул голову к зеркалу, предварительно закрыв глаза, в отражении рыцарь точно также повернул голову с рыцарским шлемом. На шлеме было поднято забрало, только под самим забралом внутри шлема ничего не было: ни лица, ни глаз — вообще ничего, что хоть как-то бы было похоже на человеческое лицо. Там была только пустота. Химель чуть не вскрикнул.

Наконец старый Тук закончил укрывать зеркало гобеленом и, как ни в чем не бывало, повернувшись к трем волкам, сделал лёгкое движение рукой, которой могло означать только одно: «Брысь!».

Волки послушно наклонили головы в знак почтения и поочередно начали выходить из пещеры. Лишь только напоследок Агнес лизнула своим шершавым языком Химеля, который после увиденного в зеркале отражения отца никак не мог прийти в себя. Затем она кивнула Туку и сделала своим оскалом некое подобие улыбки, оставив юношу и его отца наедине друг с другом.

Глава 2

Весь следующий день Химель был тише воды ниже травы. Он молчал, словно воды в рот набрал. За последнее время он узнал столько, что его юношеский мозг буквально отказывался во всё это верить и медленно закипал от переваривания полученной информации.

Как оказалось, он, вечно чумазый мальчик, который постоянно был на побегушках, теперь тоже обладает странной способностью, недоступной даже его отцу. Только силой мысли желудь в его руке мог принимать любую форму и причём — любого предмета. Химель незаметно, чтобы отец не заметил пропажи, снял со связки самый маленький желудь и использовал его для превращения в различные штуковины, какие только ему приходили на ум. Поначалу все ограничивалось ножами, ложками и половниками, затем в ход пошли мечи, щиты и копья. Вскоре это юноше надоело, и он начал представлять все, что до этого видел в своей жизни. Клещи кузнеца — пожалуйста. Коса — пара пустяков. Топор лесоруба — нате. Получился довольно огромный, кстати: Химель и размахнуться, как следует, не смог. У него только и хватило сил, что поднять топор над головой да удерживать его неподвижно некоторое время. Но затем инструмент потянуло назад, и тут Химель просто не смог с ним совладать. Юноша как стоял, так и упал в снег на спину с поднятыми руками, которыми крепко держался за топорище. Подростку даже послышалось, как кто-то над ним насмехается, но, осмотревшись по сторонам, он никого подозрительного не увидел.

— Химель! Химель! Где волки тебя носят? — раздался голос из пещеры.

— Ой, отец меня заждался, — парень посмотрел на топор, за который он держался рукой, и тот моментально стал желудем.

Юноша спрятал желудь в карман и поспешил в пещеру.

— Я здесь, отец! Я лишь немного хотел побыть на солнце. Здесь, в пещере, очень холодно.

— Ну, да, ну, да. Холод собачий. Сейчас все исправим, нужно было сразу камин растопить!

Тук подошел к камину, в котором лежали три полена, что-то прошептал, и синее пламя заполнило всю топку.

— Нужно успеть создать капкан для льда. Озеро в этом году как-то странно себя ведёт: того и гляди, скоро начнет таять, — старик подошел к стене и достал из ниши несколько хрустальных кристаллов.

— Озеро и так все покрыто льдом, зачем еще это делать дополнительно? — Химель видел эту процедуру уже не в первый раз, но ее назначение до сих пор было ему непонятно.

— Чтобы зло не смогло выбраться! — раздался голос из-под гобелена. — Усиливает лёд! Делает его твердым, как камень!

— А у тебя никто там не спрашивает! — Тук упер руки в бока и прикусил губу. — Вот разбудил ты Оракула на нашу голову, теперь он будет везде свой нос совать. Да советы раздавать…

— Ну, я же не знал… — Химель виновато опустил голову.

— Ладно, когда-нибудь это все равно должно было произойти. Не сейчас, так потом. Так, на чем это я остановился?

— Может, для начала поедим? — Химель указал на котелок, из которого повалил пар, и пещеру наполнил запах овощного рагу.

— Что-то сегодня рано. Ну, в принципе ладно, подкрепиться всегда неплохо. — Так, где моя радость?

Тук достал фляжку и потряс ее возле уха: «Какое же хорошее это заклинание — „Бездонная бочка“! Просто слов нет!».

Затем он жадно сделал несколько глотков, словно его целый день мучила сильная жажда, и, довольный, сел за старый пыльный дубовый стол.

— Сейчас, отец, сейчас! Уже несу! — Химель протер рукавом медную тарелку и большим половником зачерпнул из котелка рагу. — Интересно, и как это у него получается?

— Как, как? Ведьма, небось, в долине готовит! — вновь раздался голос из-под гобелена.

— Да я посмотрю, ты не уймешься никак? — Тук уже хотел встать и перенести зеркало подальше, как Химель поставил перед ним тарелку с едой. — Ладно, вот поем и вынесу тебя на снег, слишком много болтать стал!

— А что он такого говорит, что вы злитесь? — Химель также положил себе немного овощного рагу в тарелку и присел рядом с чавкающим отцом.

— Да правду он говорит. А правда — она разная бывает.

— Правду?

— Ну, да! Я говорю не то, что хотят слышать, а то, что есть на самом деле! — голос из зеркала подтвердил слова Тука. — А что это там у вас на сегодня? Так вкусно пахнет!

— Ты только посмотри на него, — хмыкнул старик, вытирая рукой усы и губы, которые блестели от жира. — Вот тебе и Оракул! Да я, если захочу, то весь мир у моих ног. А ты сам еды себе раздобыть не можешь. Там, во тьме, не шибко кормят? Никто, поди, не умеет готовить? А?

— Ты же знаешь, что здесь совсем другие правила. А я до того, как стать Оракулом, любил вкусно поесть, — голос задрожал, и показалось, что Оракул вот-вот расплачется. — Да ты и сам знаешь, когда сюда попадешь, медовухи тебе не видать, как своих ушей.

— О чем это вы? — Химель до сих пор не съел ни единого куска, так как рагу было до сих пор ещё сильно горячее, словно его только что сняли с огня.

Тук задумался, посмотрел на свою фляжку, потом на тарелку.

— Ладно, может быть, и мне потом кто-нибудь нальет медовухи, когда я не смогу ее сам взять.

Мужчина встал из-за стола и взял свою тарелку, на которой практически уже ничего не было. Затем подошел к котелку и выскреб ложкой все, что там осталось.

— Отец, ты не наелся?

— Это ему, — задумчиво произнес старик.

— Кому — ему?

Но ответа не последовало: Тук рукой отодвинул в сторону гобелен и поставил перед зеркалом тарелку с едой.

— Поешь и ты, чего уж там!

Затем резко обернулся, чтобы не смотреть на своё отражение, и быстро отошел в сторону.

Химель заметил, что тарелка с рагу в зеркале отражается совершенно иначе: вместо морковки, тушеной капусты с луком в отражении было большое серебряное блюдо с множеством диковинных фруктов и овощей.

— А это что еще такое? — только и успел произнести любимое выражение отца юноша, как одновременно содержимое блюда в зеркале и рагу на медной тарелке вдруг внезапно исчезли.

***

Пока Тук мастерил свой усилитель льда, Химель начал уборку пещеры. Не то, чтобы он прямо был чистюлей и не мог переносить вида пыли и грязи. Просто, когда отец чем-то занят, лучше его не трогать и не донимать глупыми вопросами, проще говоря, не нервировать. Иначе можно получить хорошую взбучку и попасть в немилость до следующего утра. Хотя, надо отдать должное старику, он никогда не держал долго зла на сына и всегда быстро успокаивался. Как он говорил сам: «Я не злопамятный, но память у меня хорошая!».

Иногда, правда, когда лишнего выпьет, можно было от него услышать, как он люто ненавидит этот несправедливый мир. Все его разговоры непременно заканчивались тем, что он когда-нибудь приручит какого-нибудь цмока, и тот превратит всех недостойных и плохих людей в труху.

Это, по его мнению, в первую очередь, касалось придурковатых крестьян долины, которые его за глаза называли чернокнижником, а, во вторую очередь, — короля Гор, с его тремя сыновьями-оболтусами, которых, хлебом не корми, а дай развязать очередную победоносную войнушку во славу своего Горного королевства.

Правда, стоит ему утром встретить новый рассвет, он, как ни в чем не бывало, продолжал вести свой обычный образ жизни. И от обещаний исполнить свои проклятия, которые он исторгал вечером за кружкой медовухи, не оставалось и следа.

Нужно признать, хоть старик и злится на крестьян, но он никогда не отказывает им в помощи и лечит всех больных, без исключения. И в знак почтения кланяется ненавистному королю, его вельможам и свите по пояс, или по привычке, как он говорит.

Химель недовольно сопел и уже почти отчаялся отмыть котелок от жира. Он брезгливо выкручивал мокрую тряпку и ворчал голосом Тука:

— А это что еще такое? Не понимаю, как с ним совладать? Рагу и, вправду, было наваристое в этот раз, но как отмыть котелок — ума не приложу.

Юноша знал, что, если хорошо не вымыть остатки пищи, то в следующий раз, когда котелок будет заполнен едой, она может оказаться подпорченной. И отец опять начнет браниться, что Химель — лентяй и лежебока, и им приходится есть помои.

— Ты золой его попробуй, — раздался шёпот.

Химель посмотрел в сторону закрытого зеркала, потом — на Тука. Тук так сильно был занят эликсиром, что даже и не услышал Оракула.

— Золой?

— Ну, да! Первое средство в нашем деле, — продолжил учить юношу знакомый голос.

— Что же, попробую. Все равно по-другому никак не получается его отмыть. Знаешь, я только сейчас задался вопросом: а откуда в нем вообще берется еда? Раньше и не задумывался никогда.

Химель взял пригоршню золы, которая валялась у камина, и начал потихоньку чистить ею стенки котелка.

— Действительно, помогает.

— Еще бы! Когда я был таким, как ты, первым делом золу использовал.

— Таким, как я? — Химель перестал тереть рукой по стенке котелка и на цыпочках подошел поближе к зеркалу. — Ты хочешь сказать, что ты был человеком?

— Ну, не простым, конечно. Но — да. Я был человеком. Это было так давно, что сменилось много поколений людей, и даже этих гор, которые ты видишь вокруг, не было в помине.

— Ого! Ты такой древний! Может, тогда ты знаешь, откуда берётся в котелке еда?

— А тебе отец не рассказывал? — Оракул явно не был доволен этим вопросом.

— Нет, а что?

— Вообще-то это не моя тайна, и я могу только поведать о том, что у всех было на слуху.

Химель кивнул в знак согласия, что этого ему будет достаточно, так как отец был вообще немногословен, и единственный его ответ на все вопросы звучал так: «Когда придет время, узнаешь!».

***

— В лесу за долиной жила одна молодая ведьма. Ну, как ведьма? Не совсем ведьма, если честно, но кое-что она умела такое, что настоящим ведьмам было не под силу — принимала роды и помогала роженицам, если…

— Повитуха? — перебил Оракула Химель.

— Вообще — да, — продолжило отражение в зеркале. — И вот однажды на деревню, куда ее позвали в очередной раз принимать роды, напало чудовище!

— Прямо-таки чудовище?

— Самое страшное чудовище, которое только можно себе представить! Оно обладало силой, способной разорвать человека на куски! И, к тому же, его нельзя было ничем убить: ни мечом, ни копьём, ни камнем!

— Вот дела, — у Химеля дрогнули ноги, и он, открыв рот, присел возле зеркала на корточки. — А как же его тогда убить?

— А никак! Это чудовище обречено жить вечно! — Оракул понизил голос. — Хотя я знаю, что оно не виновато в том, что его таким сделали. Оно такое же несчастное существо, как и я.

— И что, что было дальше?

— И вот, когда чудовище почти полностью разорило деревню и подошло к дому с повитухой, на помощь крестьянам подоспел храбрый рыцарь. Он ехал через долину к королю, чтобы наняться на службу. Рыцарь, недолго думая, сразился с чудовищем: он заслонил собой вход в дом, где была повитуха, и бился до тех пор, пока силы его не покинули.

— А потом?

— А потом чудовище его победило и собралось нанести последний смертельный удар! — Оракул глубоко вздохнул. — Вдруг из дома вышла повитуха и только одним движением руки усыпила монстра. Тот заснул, как младенец.

— Ого, вот дела! А с рыцарем что? Что было потом с рыцарем?

— А ничего. Рыцаря выходили, он почти полгода не мог нормально ходить. Да и меч держать так больше и не получалось у него. Раны давали о себе знать. Но, как я говорил, повитуха умела немного больше, чем остальные ведьмы. Она поставила рыцаря на ноги и заодно… Заодно в него влюбилась.

— А разве так бывает? — захихикал Химель. — Где это видано, чтобы ведьмы в рыцарей влюблялись? А чудовище? Ты недосказал про чудовище!

— Молод ты ещё, парень! В жизни и не такое бывает, когда встретишь свою любовь! — продолжил Оракул. — А чудовище? Чудовище связали, привязали к его ногам камни, а затем утопили в горном озере. Рыцарь же поклялся сторожить озеро, чтобы чудовище никогда не смогло выбраться из-подо льда.

До этого момента слушавший с улыбкой историю Оракула Химель вдруг изменился в лице:

— Постой, постой! А не это ли то самое озеро, в котором спрятано зло?

Но Оракул сделал вид, что не услышал вопрос юноши.

— Чтобы рыцарь не умер с голоду, повитуха дала ему свой волшебный котелок. Он не простой, хотя на вид уже довольно старый. И, когда она у себя дома готовит в другом большом котле еду, то часть еды появляется и в этом. И она…

Химель не дослушал Оракула, вскочил и подбежал к своему котелку.

— Это просто чудо, что я вовремя его успел помыть!

Котелок задрожал и наполнился только что приготовленной луковой похлебкой.

— Ммм, как вкусно пахнет!

Затем юноша почесал затылок и уставился на своего отца, затем снова — на котелок, а потом — на зеркало.

— Так, значит, это Тук был тем самым рыцарем?

— Ну, начнем с того, что я могу, сопоставляя факты домысливать всё остальное, если не знаю правды, — вдруг произнес Оракул. — Плесни мне тоже похлебки, пока отец не видит. Знаешь, после рагу во мне разыгралось сумасшедшее желание вспомнить вкус еды. Хотя она мне, по большому счету, не нужна. Но эта… Эта выше всяческих похвал!

Химель разлил по тарелкам похлебку и одну из них, самую маленькую, поставил возле зеркала, затем слегка прикрыл его гобеленом и сел за стол.

— Отец, кушать подано! Отдохни немного, тут твоя знакомая повитуха нам похлебку приготовила!

Тук, не поворачиваясь к сыну, от неожиданности разжал руки, и на каменный пол упал кристалл. Затем старик достал фляжку и судорожно сделал несколько глотков медовухи.

— Ой, я, кажется, лишнего опять сболтнул? Ой, что теперь будет? — Химель съежился в ожидании неприятностей и медленно сполз под стол, так как странное выражение на лице отца не сулило ничего хорошего.

***

Но, к удивлению Химеля, отец просто сел за стол и начал молча есть. Он даже не сделал ни одного глотка из своей фляжки с медовухой, что совершенно не было на него похоже.

— Ты что, ложку уронил? Чего там сидишь?

— Ложку? Да, пожалуй. Я уронил ложку, вот нашёл уже, — Химель, всё еще недоверчиво поглядывая в сторону Тука, сделал вид, что все нормально, и показательно вытер ложку рукавом. — Наваристая! Что за рецепт такой? Вроде бы, похлебка как похлебка, а такая вкуснотища!

Но отец продолжал молча поглощать содержимое и только искоса поглядывал в сторону зеркала.

— Я ни при чем, — раздался голос из-под гобелена. — Я всегда говорю только правду.

— Да кому она нужна, твоя правда? — Тук не выдержал и запустил в зеркало ложкой.

— Правда — это истина, а истина не нуждается в одобрении. Она есть величина неизменная и постоянная. Ни короли, ни ведьмы, ни магия, ни само время не могут повлиять на истину. Только и могут, что скрыть, и то не навсегда.

— Да помолчи ты уже! — Тук встал из-за стола и вздохнул. — Пора с этим заканчивать, лёд вот-вот даст трещину.

— И что? — Химель продолжал есть и прислушиваться к беседе Оракула и Тука.

— Зло может выбраться, — вздохнул старик. — Я заметил, что оно с каждым годом все сильнее и сильнее. И, если раньше я приходил сюда раз в несколько лет, то сейчас, думаю, что и одного раза в год уже будет недостаточно — опять круглый год здесь придётся жить.

Химель вытер губы и выскочил из пещеры.

— Ой, — юноша сразу остановился у края озера. — Вот только недавно оно было идеально ровное и без трещин.

За сыном вышел Тук и достал из кармана эликсир льда, затем что-то прошептал и бросил его на самый центр водоема. Лед в одно мгновение затрещал, сколы и трещины пропали, а поверхность вновь стала гладкой.

— Ну что, теперь нам можно собираться домой? — Химель вопросительно посмотрел на отца.

Но тот продолжал неподвижно стоять и вглядываться в толщу льда, словно пытался рассмотреть, что под ним находится.

Вдруг лед на озере загудел и вновь треснул. Только на этот раз его куски начали разлетаться во все стороны с такой силой, что, если бы Тук и Химель не пригнулись, их моментально бы пробило насквозь ледяным стеклом.

— И что теперь? — юноша сглотнул от страха и медленно пополз в пещеру.

— Этого я и боялся, — Тук достал фляжку, но не для того, чтобы выпить, а, для того, чтобы промыть рану на руке. Его всё-таки слегка зацепило острым куском, кровь уже начала капать на снег и оставлять за собой красную дорожку.

***

— Отец, ты ранен? — Химель обратил внимание на согнутую в локте руку Тука, из которой продолжала сочиться кровь.

— Сейчас я остановлю, — Тук сел за стол и положил раненую конечность перед собой, затем начал что-то шептать и дуть на рану.

— Так ты быстрее умрешь, чем остановишь кровотечение! — раздался голос Оракула.

— Ой, я, кажется, заклинание перепутал, — Тук закрыл глаза и, пытаясь вспомнить слова, замолчал на секунду, но, как только он их открыл, рухнул без сознания на пол.

— Отец! — Химель бросился к Туку.

— Я одного не понимаю. Зачем заклинание, если нужно было просто прижечь рану. Вроде, уже не молодой и участвовал в сражениях, а ведет себя, как юная ведьма, — Оракул продолжал бубнить за гобеленом и причитать о людской глупости.

— Так, а что нужно делать? Помоги! — Химель отдернул гобелен и увидел, что теперь его отражение в зеркале немного изменилось.

Если еще совсем недавно на Химеля из зеркала смотрел точно такой же прыщавый юноша, как и он сам, то теперь в нём отражался молодой мужчина, одетый в черный балахон, с капюшоном, прикрывающим всю голову.

— Нужно прижечь рану, — произнесло отражение. — Зло на дне озера отравило собой воду, и теперь лёд тоже ядовитый. Пошевеливайся, если не хочешь потерять отца!

— А как? А что? — Химель заметался по пещере.

— Все при тебе! Не спеши, подумай!

Юноша остановился и похлопал себя по карманам.

— Как я сразу не догадался? — он достал желудь, и тот моментально превратился в небольшой острый кинжал.

Затем Химель подошел к камину и сунул конец лезвия в огонь. Подождал, пока оно не накалится докрасна, а потом осторожно поднес к ране на руке отца. Порез уже успел почернеть, и тонкие ядовитые вены-нити от него устремились вверх по предплечью. Химель прижал руку отца коленом, чтобы тот случайно не дернулся, и приложил кинжал к ране. Плоть зашипела от раскаленного железа, а старик, не приходя в сознание, застонал.

— Еще бы чуть-чуть — и было поздно, — произнес Оракул. — Достаточно одного касания, одного пореза, одного укуса, и ты становишься, как оно.

— Как зло? — Химель поднялся и, рассматривая остывающий кинжал, пошел к зеркалу.

— Да, как зло. И я думаю, лёд неспроста стал таким хрупким. Кто-то явно желает освободить пленника озера.

— Почему ты так решил?

— Перед тем, как вы сюда явились, я почувствовал тени.

— Тени? — Химель развел руками.

— Тени — это невидимые лазутчики, их нельзя схватить. Иначе бы волки их давно поймали. Они могут проходить сквозь стены и огонь и служат только тому, кто обладает…

Но договорить Оракул не успел. Над озером раздался дикий крик, а за ним последовало волчье рычание.

— Вот, что я и говорил, началось…

Оракул развернулся и быстро скрылся в глубине зеркала.

— Эй, постой! А как же я? Что мне делать? Что началось? — Химель в полном недоумении так и остался стоять возле рамы с черным стеклом, которое не давало никакого отражения.

Крик на озере повторился, и юноша поспешил к выходу, чтобы посмотреть на причину шума. И каково же было его удивление, когда он увидел парящего над озером гигантского цмока, исторгавшего из пасти лавину огня.

Рядом с цмоком бегали знакомые юноше волки и прыгали, пытаясь схватить летающего монстра за хвост.

Огонь быстро растопил лёд на середине озера, и теперь там образовалась гигантская полынья. Сразу же на дне водоема началось какое-то бурление, а на поверхность всплыли воздушные пузыри, похожие на те, что появляются во время кипения воды в котле.

— Осторожно! — крикнул Химель.

Юноша увидел, как Агнес не успела отпрыгнуть в сторону, и цмок мгновенно своим адским пламенем опалил ей хвост.

Волчица заскулила от боли и закрутилась на снегу волчком, а два других волка, увидев это, ещё громче зарычали от злобы и принялись вновь атаковать цмока. В какой-то момент один из них изловчился, запрыгнул на спину летающему чудищу и изо всей силы вцепился в шею.

— Так его! Молодцы, ребята! — Химель обрадовался, когда и второй волк схватился зубами за заднюю лапу цмока, и тот на миг, потеряв ориентацию, рухнул вместе с защитниками озера прямо в воду.

Чудовище начало бешено бить крыльями по воде, словно лебедь, защищающий свой выводок от лисы, а волки, тем временем бросив свою добычу, отплыли от нее подальше. И уже ближе к берегу, хоть и не сразу, но все же смогли взобраться на скользкий лёд. Однако не успели хищники отряхнуться от воды, как цмок заревел, испуганно хватая ртом воздух, и быстро пошел ко дну, словно его потянула туда какая-то невидимая сила.

— Оно всё-таки проснулось, — прошептал Химель. — Ко мне, скорее ко мне!

Юноша крикнул волкам, и те стремглав бросились к входу в пещеру. А еще через несколько секунд из воды выпрыгнуло огромное черное существо. Оно покрутило головой и, присев на задние лапы, издало громкий и пронзительный вой, который мог означать только одно: «Свобода!».

***

Существо сидело на льдине, постоянно крутило головой из стороны в сторону и, казалось, совершенно не обращало внимания на Химеля и стоявших за ним волков: Шмеля, Шершня и Агнес.

— Это же… Это же настоящий волколак, — прошептал юноша. — Я думал, что они только в легендах бывают.

Но существо, внешне похожее на волка, всем своим видом показывало, что оно не только реально, но и смертельно опасно.

Оставаться живыми, пролежав подо льдом на дне горного озера столько лет, не могут даже ведьмы, что уж говорить про простых людей.

А тут оно не только не пострадало, но и, как только появилась возможность вырваться из плена, не преминуло ею воспользоваться.

— Теперь я понимаю, почему его все боятся, — подытожил Химель. — Давайте в пещеру, пока зверь не обратил на нас внимание.

И только юноша это произнес, как волколак встал на задние лапы, присел и резко прыгнул в направлении друзей. Волки ринулись ему навстречу, чтобы защитить Химеля, но волколак, ударив несколько раз лапой, разбросал их, словно щенков, и, не оглядываясь на скатывающихся с горы серых хищников, медленно подошёл к Химелю. Юноша стоял, не шелохнувшись, только было слышно, как громко бьётся его сердце: казалось, оно вот-вот вырвется из груди.

Химель упёрся спиной в огромный валун и мысленно перебирал в голове все виды оружия, какие только ему приходили на ум.

Наконец, волколак зарычал, замахнулся огромной когтистой лапой и изо всей силы ударил юношу. Но, к удивлению зверя, удар пришелся по чему-то твёрдому и прозрачному, не оставив на нем даже следа. Химель держал в руке щит, который полностью закрывал его с головы до ног, но в то же время был полностью прозрачный, словно его изготовили из горного хрусталя.

Волколак от досады зарычал и еще раз ударил, но уже другой лапой.

Но и в этот раз острые когти существа не причинили Химелю никакого вреда. Когда первый страх прошёл, парень слегка осмелел и, выждав секунду, в момент, когда волколак замахнулся вновь, занес руки со щитом назад и нанёс свой удар. Только уже вместо щита в руках у Химеля был большой кузнечный молот. Попадание пришлось точно по стопе волколака. Монстр схватился за лапу и издал такой чудовищный рёв, что на соседней горе начала сходить лавина. А Химель, довольный своей внезапно проявившейся смелостью, и не думал останавливаться.

— Это тебе за Шершня, — приговаривал юноша. — Это тебе за Шмеля!

Затем Химель умудрился нанести ещё один сильный удар молотом прямо по зубам монстра.

— Это за Агнес!

Попеременно превращая желудь то в щит, то в молот, юноша нанес еще с десяток мощных ударов по монстру и заставил его отступить.

Когда, наконец, до чудовища дошло, что с этим прыщавым юношей ему не справиться, оно собрало последние силы и отпрыгнуло на безопасное расстояние в сторону, чтобы отдышаться и решить, что ему делать дальше.

Впервые чудовище встретило достойного противника. Это не рыцари с их булавками-копьями и игрушечными мечами, которые не могли пробить даже шкуру, не говоря о том, чтобы нанести серьезную рану. Это был совершенно новый, доселе неизвестный, сильный противник, скрывающийся под маской подростка, но таящий в себе страшную силу.

***

Волколак нервно переступал с лапы на лапу и пристально разглядывал большой камень, который находился как раз над его противником. Он поглядывал то на юношу, то на камень, который завис у того прямо над головой.

Но Химель быстро раскусил хитрый замысел волколака. Он медленно поднял голову и, не теряя из виду зверя, попытался отойти немного в сторону.

Но, когда Химель всё-таки на секунду замешкался, монстр прыгнул прямо на него и успел прокусить вытянутую уже с мечом руку. Кулак разжался, желудь выпал и покатился по льду.

Юноша схватился за рану и закричал от боли.

Встав во весь рост, волколак, довольный собой, громко зарычал и оскалил острые, как бритва, клыки.

Но в ту же секунду невидимая сила подняла его в воздух и оставила так висеть вниз головой.

— Сынок, ты живой? — раздался голос Тука. Старик, хромая, медленно подошёл к Химелю, держа вытянутую руку в сторону зверя ладонью вверх.

— Да живой, — простонал парень.

Старик увидел кровь на руке у Химеля и моментально сжал руку в кулак, так что у чудовища затрещали кости. Затем резко опустил её вниз, словно ударил молотом по наковальне. Одновременно с этим висящий в воздухе волколак сорвался с места и изо всей силы стукнулся головой об лёд. Раздался хруст костей, зверь перестал дергаться. Тук, не дожидаясь, пока монстр оживет, поднял в воздух валун и положил его прямо на волколака.

— Жаль, ненадолго, — старик вытер пот со лба и отхлебнул из фляжки. — Ну, ничего, сейчас что-нибудь придумаю.

От укуса рука Химеля быстро почернела, но затем каким-то непостижимым образом вновь побелела. Кровь буквально на глазах у удивленного юноши вытолкнула черный яд, который попал в рану, а сама рана, к большой радости Химеля, быстро начала заживать.

— Ничего не понимаю, — произнес Тук. — Как такое возможно?

Химель, пошатываясь, поднялся и вдруг услышал голос в своей голове: «Он когда-то был таким же, как и я, а теперь расплачивается за чужие грехи!».

— Ты слышал? — Химель посмотрел на отца.

— Что слышал? — Тук начал оглядывать, словно искал взглядом кого-то ещё.

Юноша ничего не ответил и медленно подошел к волколаку. К своему удивлению, он обнаружил, что у монстра глаза приобрели форму человеческих. И в них, как бы это не казалось странным, он прочитал мольбу о пощаде.

— Сними с него камень, — Химель дернул отца за рукав.

— Он всё ещё опасен!

— Похоже, из нас троих опасность представляем только мы с тобой. А он всего лишь пытается выжить.

— Выжить? Да это же монстр! Знаешь, сколько он народу погубил? Да я его…

— Сними камень, я знаю, что делаю! — еще увереннее произнес юноша, и отец, хоть и нехотя, но исполнил то, о чем попросил его сын.

Химель подобрал обронённый в схватке желудь, который сразу же стал копьем, и приставил острый наконечник к горлу волколака.

— У тебя есть выбор: вновь остаться здесь на долгие годы или получить свободу. Ты понимаешь, о чем я?

Под шерстью у монстра затрещали кости, которые хоть и медленно, но начали срастаться, а сам волколак, слегка пошатываясь, внимательно выслушал юношу и утвердительно кивнул.

***

Химель разглядывал чудовище, но уже не видел в нем той опасности, которую оно представляло собой еще час назад.

— Идем, идем в пещеру! Мне нужно кое-что для себя выяснить! — юноша убрал оружие от морды зверя и смело повернулся к нему спиной.

Тук от поступка своего сына потерял дар речи и лишь с ужасом наблюдал за тем, что будет дальше. Но ничего сверхъестественного не происходило. Волколак, словно послушный пёс, виляя хвостом, побрел следом за юношей и, поглядывая в сторону Тука, лишь стыдливо отводил глаза в сторону.

— Сколько живу, а такое вижу впервые, — старик сделал глоток медовухи и также поковылял за сыном и самым страшным злом, которое люди могли себе только представить. Стараясь, правда, не наступить тому на лапу.

— Сейчас, посиди здесь, — Химель указал на место возле камина.

Волколак покорно сел на пол и начал с любопытством разглядывать убранство пещеры: большой дубовый стол со скамейками, оружие, сваленное в кучу в углу, и зеркало.

Вдруг котелок рядом с волколаком задрожал и наполнился только что приготовленной ухой. Зверь даже глазом не моргнул, в отличие от Тука. А старик отпрыгнул в сторону от резкого шума, потом схватился рукой за сердце и сполз по стене на пол, суматошно откручивая крышку на фляжке с «успокоительным».

— Ммм, уха! — воскликнул Химель и подошёл к зеркалу. — У нас сегодня уха. Уху будешь?

Юноша постучал костяшкой пальца по стеклу. Из мрака отражения выглянула голова, уже ни на кого не похожая, и аппетитно зачмокала губами.

— Уха, ушица! Сотни лет я не ел уху, как от такого откажешься? — затем Оракул взглянул на волколака, побелел, как снег, и упал в своем зазеркалье, как подкошенный, на спину.

— Ты чего? Я думал, Оракул ничего не боится? — Химель хихикнул и подмигнул монстру.

Волколак, казалось, тоже понял всю комичность ситуации и оскалил свои клыки наподобие улыбки. Как только Тук увидел два ряда острых, как бритва, зубов, резко закрыл рукой глаза и сделал ещё один глоток медовухи, чтобы не потерять сознание.

— У меня сегодня явно будет несварение желудка, и язва откроется или, наоборот, закроется, — Тук засопел и пополз подальше от лохматого гостя.

Оракул с мертвенно-бледным лицом всё-таки нашел в себе смелость и подошел к юноше поближе.

— Я тебе уху, а ты мне кое-что покажешь. По рукам?