Бесплатный фрагмент - Комната грехов

ВСЁ ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ЭТОЙ КОМНАТЕ, ОСТАЛОСЬ В ЕЁ СТЕНАХ. ЭТО НЕ ДЛЯ ПОСТОРОННИХ ГЛАЗ.

ПРОЛОГ

В каждом в шкафу хранятся скелеты. Но в этом шкафу такие скелеты… а точнее в этой комнате. Здесь грешили гангстеры, бизнесмены, политиканы, продажные копы и ещё более продажные девки. Обитель убийств, разврата, цинизма, лжи, лицемерия, предательства и жестокости — наилучшее описание этого места.

Из личных соображений я не буду раскрывать местоположение этой комнаты. Чтобы вы не забывали о том, что всё описанное происходило на самом деле, с вашего позволения я буду вести рассказ от первого лица.

Да, и сразу хочу предупредить, что не имеет смысла сломя голову относить эти мемуары в ближайшее отделение полиции, потому что ни один детектив в мире не найдёт здесь ни единого намёка на местоположение этой комнаты. В ней живут такие секреты, что пришлось убрать ни одного свидетеля, чтобы те не проболтались где не надо. Многие из тех, кто переступил порог этой комнаты, назад уже не вернулись. Разумеется, все участники и свидетели событий будут представлены под вымышленными именами.

Забудьте про Аль Капоне, Фрэнка Костелло и Пабло Эскобара. Участники тех событий, о которых я вам расскажу, выглядят куда серьёзнее. Это не какие-нибудь там герои популярного романа о мафии времён сухого закона. Они ещё при рождении забыли о таких словах как покой, осторожность, человечность, доброта, нравственность и совесть. Они не играли в песочницах с другими детьми. Заточки, ножи, кастеты, шнурки и собственные кулаки были их игрушками. Они с большим удовольствием играли ими в школе, которую было не суждено окончить. Такие игры давали куда больше практической пользы. Их боялись и уважали. Что пользы от песочных замков. Это люди, переступившие через все нормы морали и живущие по законам, которые сами же и установили. Они не знают уголовного кодекса. У них свой кодекс, в котором нет таких понятий как права, ответственность, свободы, общественный порядок, конституция или мир. Есть только собственность, вседозволенность, доллары и Магнум 44 калибра — решение всех проблем.

Некоторые мелкие детали в своём рассказе я добавлю от себя, чтобы сделать эти мемуары более интересными для ознакомления с ними. Но все основные события и их участники абсолютно реальны.

И нет здесь ничего общего с Вито Корлеоне, урождённым Вито Андолини, более известным как «крёстный отец», потому что, несмотря на итальянскую кровь, мы ничего знать не знаем о сицилийских законах и омерте. Это совсем другая история.

1. ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

Занимались мы тем, чем занимались, разумеется, не от хорошей жизни. Кого-то забрали у родителей органы опеки, после чего пришлось выживать в детском доме, зарабатывая себе авторитет. У кого отец был законченный алкаш. Кто терпел свою мать, живущую с отчимом, которые были вечно обдолбанные наркотой с утра до ночи. Другие вместе с семьями иммигрировали из Европы, пытаясь всеми доступными способами достать деньги на еду. Все мы имели массу проблем с ранних лет, наблюдая за тем, как бурлит жизнь в кругах представителей богемы, аристократии и финансовых воротил. Ну и конечно же мы наблюдали и восхищались теми, кто стал для нас достойным примером для подражания, достойными представителями только начавшего формироваться класса «новой интеллигенции». В газетах и по радио их называли членами организованной преступности, но для нас это была «новая интеллигенция». Мы считали их эталоном смелости. Именно на них каждый из нас хотел равняться. Когда смотришь на то, как итальянец средних лет избивает коренного американца мордой об асфальт за расистские оскорбления, и тем самым заставляет окружающих проявлять к себе ровно такое же уважение, как и ко всем, то невольно задумываешься над тем, что ты мог бы точно так же заставить общество относится к себе — как к равному. Почему стоит изо дня в день считать гроши в кармане, когда можно отнять деньги у того, у кого они появились нечестным путём. Например, у вора, который торгует крадеными украшениями в закоулке, демонстрируя золотые цепочки, браслеты, кольца и часы, раскрывая пальто перед очередным клиентом, решившим сэкономить на походе в ювелирный магазин. Или ограбить мелкого наркодельца. Отобрать деньги у такого не заставит переживать о том, что, возможно, кто-то останется без ужина или чьи-то дети не получат подарков на рождество. Они заставили кого-то страдать. Мы, в свою очередь, заставляем страдать их. Так что это, своего рода, справедливая кара. Такой подход нам был по душе, и мы считали, что никто не в праве нас осуждать за такие поступки.

Практически все мы в детстве попадали в руки комиссий по делам несовершеннолетних. Ну а те, кому довелось провести год-другой в колонии для заключённых пользовались уважением у остальных, на чью долю не выпало такой чести. Про таких говорили «они понюхали пороха». Попадание в тюрьму в раннем возрасте считалось бесценным опытом. Ты мог знать, как меняют людей тюремные стены, стоит ли их брать на работу и какие дела им можно доверять. Это становится особенно важным, когда сферы влияния начинают сильно расширяться и огромная часть города находится под твоим контролем. В таких случаях требуется больше людей, соответственно их нужно как следует знать. Когда ты знаешь, за что человек сел и сдал ли он кого-либо для того, чтобы скостить срок, то сразу понимаешь, насколько стоит ему доверять. По мере того, как растут риски, возникает необходимость быть посвящённым в то, как устроен преступный мир от основания до самых верхов, иметь глаза и уши на каждом углу. Надо понимать с кем стоит иметь дело, к кому лучше не соваться, а на кого не стоит тратить своё драгоценное время.

Каждый из нас просто вынужден постоянно оглядываться через плечо. Это правило, которое надо соблюдать с тех самых пор, как ты выбрал этот путь. Тебя могут предать самые приближённые. И причина очень проста. Нет. Не только деньги. Кому-то в голову может прийти идея внедрить крота в организацию. Например, одного из ваших людей поймали с поличным и ему пообещали дать условный срок в случае, если он согласится сотрудничать со следствием. Таким образом местное отделение полиции захочет накопать информацию о вас, ваших партнёрах, жертвах, тайниках и местах, где расположен огород. Огородом мы называем болото, колодец в лесу, заброшенный пруд, склад с разъедающими химическими растворами. В общем, огород — это любое место, где можно спрятать жмурика так, чтобы его никто не нашёл. Если полицейские узнают, где находится огород, то вам светит пожизненное. Это в лучшем случае. Поэтому мы всегда подбирали такие места, куда точно никто не сунется. Все огороды располагались за пределами города. И каждую неделю, хотя бы один раз, мы обязательно выезжали за город. Да, обходиться долгое время без трупов не получалось.

Наши семьи рано или поздно узнавали о том, чем мы занимаемся. Они, конечно, были не в восторге. Неприятно всякий раз, когда кого-то из нас нет дома, сидеть и гадать, не пристрелили ли твоего сына, или может он валяется где-нибудь в сточной канаве. А нам приходилось подолгу не видеться со своими семьями. Иногда мы не появлялись дома по несколько суток, а после переезда в другой город, где мы промышляли, семьи нас не видели по несколько месяцев. Но несмотря на переживания наших близких, мы старались как можно чаще радовать их. Мы давали достаточно денег, чтобы самые близкие нам люди ни в чём не нуждались. Тогда и нам было спокойно за них. Мы всегда знали, что они сыты, одеты и не думают о завтрашних финансовых тяготах, как это было когда-то. По мере возможности каждый из нас покупал родителям домик прямо на берегу океана за городом. В некоторых случаях это были подарки попроще. Например, комфортабельный «кадиллак» 1957 года выпуска малинового цвета. Конечно же мы беспокоились и за их жизни. Было недопустимо, чтобы кто-то из них пострадал из-за наших дел. Но мало кто рисковал покушаться на членов наших семей, прекрасно понимая, что завтра уже мы придём за жёнами и детьми наших врагов, не задумываясь над тем, имеют ли они отношение к делам главы своего семейства.

Как правило, подавляющее большинство представителей нашего дела долго не живут. Но и в то же время они живут в достатке, не зная бедности. Поэтому, когда принимаешь решение относительно дела, которому ты посвятишь всю свою жизнь, приходится выбирать между долгим, спокойным и семейным существованием с горой бытовых и финансовых проблем, или непродолжительной, но богатой, беззаботной и переполненной насилием жизнью. Те, кто делает выбор в пользу последнего, это, в основном, отчаявшиеся люди с железной силой воли и стальными нервами. Если они чего-то захотели и наметили какую-то цель, то можно быть уверенным в том, что единственная вещь, которая способна их остановить — это пуля, устремлённая в их головы. Но бывает и такое, что в этот мир приходят представители обеспеченных семей. В основном это те, кому надоели вечные запреты и нравоучения богатеньких родителей, желающих, чтобы их сынок продолжил семейный бизнес. Они становятся гангстерами из-за желания внести радикальные изменения в свою рутинную жизнь. Они жаждут новых ощущений и адреналина, чтобы почувствовать, как по их жилам начинает бегать кровь. Ими движет желание пережить необычный опыт, после которого они смогут себя уважать, а не сидеть в офисе и перебирать бумажки, осознавая тот факт, что ты живёшь на всём готовом и сам ничего не достигнешь в этой жизни, если всё так и будет продолжаться. Однако, среди наших людей таких кадров не было. Хотя оно и к лучшему. Такие могут подвести в большей степени, нежели те, кто родился в бедноте. Ведь они могут вернуться в свои особняки к богатеньким родителям, валяясь у них в ногах, проливая слёзы и признавая свою неправоту. Все они так поступают сразу же после того, как схлопочут первую пулю или получат первый удар ножом, после чего осознают истинный риск такой жизни.

В общем, дело это непростое. И чтобы заниматься им, нужны стальные органы.

Какие, думаю вы все знаете.

Ступив на этот путь, придётся свыкнуться с мыслями о том, что завтра ты можешь уже не проснуться. Также стоит уяснить, что порой бывают и случайные жертвы. Среди них могут оказаться даже дети или женщины. Нет хуже греха, чем отнять жизнь у ребёнка. За такие поступки следует осуждать себя, иначе превратишься в животное. Нельзя ни в коем случае навредить мирному жителю, который не сделал тебе ничего плохого. Но и сильно убиваться из-за случайной жертвы тоже не стоит, поскольку придётся ещё много раз нажимать на спусковой крючок, а воспоминания об убийстве невиновного могут помешать в самый ответственный момент.

2. МАТТЕО

Маттео Миладжо — так звали нашего главаря. Маттео перебрался в Штаты во второй половине сороковых после войны, когда ему было семнадцать лет. Он родился в Неаполе в обыкновенной семье итальянских тружеников. Его отца забрали на войну в сорок втором, откуда он так и не вернулся. Мать через два года после того, как отец ушёл на фронт, оказалась в психиатрической лечебнице Неаполя, где ей поставили диагноз «синдром Капгра». Она стала думать, что Маттео не её сын, а перед ней находится его двойник.

Война окончилась. Шли недели, месяцы. Маттео понял, что отец не вернётся. Прогнозы врачей относительно состояния его матери были, мягко говоря, неоптимистичны. Осознавая, что он остался в одиночестве и что теперь ему грозит детский приют, Маттео решил тайком пробраться на корабль, который плыл в Америку. К счастью, на борту он не оказался в одиночестве. Там были точно такие же подростки, потерявшие своих близких и так же решившие попытать счастье в другой стране, покидая свой родной город, который после войны уже не казался таким процветающим, как прежде.

Пока судно переправлялось на другой конец земного шара, Маттео успел как следует подружиться со своими новыми знакомыми. Один из них выкрал колоду игральных карт из капитанской каюты. Ко всеобщему удивлению на картах с валетами, дамами и королями были изображены обнажённые тела женщин. Это всех обрадовало. Пьетро, самый старший среди шести парнишек, предложил пробраться в грузовой отсек, где находились тонны продуктов. Некоторые возразили, настаивая на том, чтобы сыграть в карты. Но всё же Пьетро убедил ребят пойти с ним и отложить карты на полчасика. Они проникли в грузовой отсек. Каждый открывал первые попавшиеся мешки и ящики с продуктами и хватал, сколько мог унести. Однако, они решили не уходить, а спрятаться за горой ящиков в обратном конце отсека. В конце концов там не было ни души, и вообще редко кто заходил. Грузовой отсек открывали два раза за весь рейс при заходе в транзитный порт. Кое-что выгружали, что-то завозили на борт. Члены экипажа закрывали дверь наглухо, а Маттео с дружками заходили и выходили через вентиляционную шахту. Парни нашли ящики со звериными шкурами, которые стелили на полу и укрывались чтобы не замерзать по ночам.

Умнее всех оказался самый младший по имени Сесилио. Он где-то откопал коробку с нехилым шоколадом и раздал его всем поровну. Это был самый ценный продукт среди того, что удавалось найти. Остальные набрали огурцы, яблоки, солёное печенье, абрикосы, сладкий перец. После того как Сесилио начал раздавать шоколадные плитки, Пьетро посетила мысль:

— Вот! — указывая на шоколад. — Вот на что мы будем играть.

— А обязательно играть на шоколад? — грустно спросил Умберто.

— Ты не понял. Вся прелесть покера заключается в том, чтобы делать ставки. Ты ставишь на кон то, чем дорожишь.

Маттео слышал о покере, но играть в него не умел. Однако это нисколько не помешало ему стать превосходным учеником. Он схватывал на лету всё, что говорил Пьетро, объясняя правила игры.

Игра пошла.

Прошло два часа. Сесилио, Кристиан и Никола выбыли из игры, после чего с пристальным вниманием наблюдали за тем, кто окажется победителем и станет обладателем всех несметных богатств, сделанных из какао-бобов. У Маттео оставалось семь шоколадок, а у Умберто — три. В банке находилось девять. Всё остальное лежало перед Пьетро. Флоп содержал бубновую шестёрку, пиковую пятёрку и трефовую девятку. Когда все пропустили ход, Сесилио перевернул четвёртую карту. Терн добавил пиковую семёрку. Умберто пошёл ва-банк. Маттео и Пьетро уравняли. Сесилио обернул пятую карту — червовую пятёрку. Маттео поставил оставшиеся четыре шоколада. Пьетро уравнял. Сесилио, Никола и Кристиан наблюдали за происходящим как за цирковым представлением. Комбинация Умберто оказалась весьма очевидной. Одной из двух карт у него была трефовая восьмёрка, на которой он собрал стрит. Вторая карта — бубновая дама. Пьетро слегка усмехнулся. Маттео открыл свои пиковую восьмёрку и трефовую десятку. У него вышел стрит до десяти. Радость Маттео была недолгой. У Пьетро оказались трефовая и червовая семёрки. Он набрал фулл-хаус. Умберто полминуты не прекращая держался за волосы. Он выглядел так, словно проиграл целое состояние и остался без гроша в кармане.

— Да ладно тебе — обратился к нему Маттео, после чего взял одну из двух карт Умберто — бубновую даму с изображением голой пышногрудой девицы и произнёс: — Зато тебе посчастливилось столько времени пялиться на такую красоту.

Раздался смех, а Пьетро подтолкнул гору выигранного шоколада в центр и торжественно сказал:

— Ну что, давайте его уничтожим!

Они все вшестером набросились открывать плитки. Даже шокированный Умберто оторвал руки от своих кудрей.

В течении всего плавания Маттео научился у этих парней не только играть в покер. Он, впрочем, как и все остальные, усвоили немало уроков, которые помогают выживать, когда ты вынужден скитаться в одиночку.

Помимо прочего, именно на корабле Маттео потерял девственность. Это была состоятельная тридцатидвухлетняя разведёнка, на которую засмотрелся Пьетро, прогуливаясь по коридору в пассажирском отсеке. Она имела весьма привлекательную фигурку и смазливое личико. Её не пришлось уговаривать на интимную близость, так как её бывший был основательным бабником и без конца изменял ей, а после развода у неё несколько месяцев не было мужчины. И теперь ей казалось вполне интересным развлечься сразу с двумя молоденькими парнишками. Пьетро и Маттео практически не выходили из её каюты на протяжении почти двух суток. Спустя годы после нашего знакомства Маттео мне постоянно говорил о том, что эту бабёнку он никогда не забудет.

Также на корабле Маттео довелось впервые подержать в руке револьвер и пальнуть разок в воздух. В этом, отчасти, ему и всем остальным помог Сесилио, который стащил револьвер с пояса дремлющего капитана, который в очередной раз выручил бедных детишек, которые так заскучали. Они все вшестером поднялись по лестнице на верхнюю палубу ночью, когда там никого не было. Пьетро достал из пиджака капитанский «кольт» двадцать второго калибра, крепко ухватился за него обеими руками, направил дуло в небо и оттянул на себя курок, после чего нажал на спусковой крючок и на борту зазвучала прелестная и трогательная до слёз тревога. Парни подняли на уши весь корабль.

— Быстрее, пока никого нет — произнёс Пьетро, передавая «кольт» Маттео.

В барабане было ровно шесть патронов — по одному на каждого. По рассказам Маттео, тот первый выстрел на борту пассажирского судна посреди океана было не сравнить ни с чем. Потеря девственности и первый выстрел стали для него знаменательными событиями на пути во взрослую жизнь. Он даже запомнил даты, когда это произошло. Маттео придавал настолько большое значение этому, что каждый год эти два дня он праздновал едва ли не как день рождения, время от времени поговаривая:

«Хотел бы я вернуться в тот день на корабль. Взять тот самый Кольт, опустошить весь барабан, а потом сходил бы к той горячей синьорине, да прокатил бы её как следует на своей «карусели».

Также Маттео рассказывал о том, как он впервые закурил. Они с друзьями нашли в грузовом отсеке красиво упакованную небольшую коробочку из дерева, покрытую лаком, внутри которой в два ряда лежали по десять кубинских сигар. Там же с одного края от сигар лежала именная зажигалка серебристого цвета с надписью: «Квентину от папы с мамой». С противоположного края находилась сияющая блеском гильотинка. Видимо, это был весьма дорогой подарок не менее дорогому сыну. Пьетро достал одну сигару для себя, после чего протянул коробочку вперёд, раздавая всем. Он взял зажигалку с гильотинкой, а подарочный футляр швырнул за голову, рассыпав на мешки с рисом четырнадцать кубинских сигар. Ребята, выстроившись в одну шеренгу, строго следовали инструкциям Пьетро:

— Значит так, олухи! Слушаем и повторяем за мной! Берёте этот гениальный шедевр табачной продукции и зажимаете его между большим пальцем с одной стороны и, одновременно, указательным и средним — с другой. Подносите правый конец сигары к носу и медленно… медленно передвигаете сигару вправо, доходя до левого конца. — Все пятеро мальчишек хором издали лёгкий стон. — Теперь, после того как вы удостоились чести ощутить этот фантастический аромат, берёте во вторую руку гильотину. Слегка вставляете сигару в отверстие и резко сдвигаете лезвия, отрезая небольшой кусочек сигары. Затем зажимаете сигару зубами, после чего сдвигаете губы. Подносите зажигалку к обрезанному концу, поджигаете сигару и одновременно крутите её так, чтобы она покраснела равномерно по всем краям. Пока крутите сигару, параллельно втягиваете воздух до тех пор, пока как следует не ощутите весь аромат табачного дыма.

Поначалу парням показалось это отвратительным. Но им понравилось. Держа сигару во рту, зажав её зубами, они чувствовали себя совсем как взрослые. А Пьетро произнёс финальную фразу, приняв такую позу, будто он был каким-нибудь аристократом:

— И запомните, лопухи неотёсанные, — вы удостоились чести ощутить аромат, который испытывают лишь избранные.

Все эти события в жизни Маттео заставили его по-новому представить себе ту жизнь, к которой он хотел бы стремиться. Ему было по душе то, что никто не ограничивал его повседневную жизнь. Ему не приходилось подстраиваться под чьи-либо правила. Именно на корабле в окружении тех парней Маттео понял, что значит быть свободным. Никто не подавлял их волю и желания. Они захотели и взяли, захотели и сделали. В те моменты они чувствовали себя хозяевами своей жизни. Время пребывания на том корабле установило окончательные правила и принципы для Маттео, которым он потом следовал всю жизнь.

Из-за частых поломок судно доплыло до Соединённых Штатов лишь через восемь месяцев. За это время парни часто общались с американцами, ирландцами, шотландцами и англичанами на борту, и успели в достаточной степени научиться говорить по-английски, чтобы освоиться в новой стране. Корабль прибыл в порт Нью-Йорка. Сойдя на берег, Маттео с дружками отправились в квартал, где жили сплошь итальянцы. Большинство из них были иммигрантами из Сицилии. Добравшись до квартала, Маттео с парнями отыскали небольшой заброшенный сарай, который, судя по оставленным автомобильным частям, раньше служил автомастерской или чем-то вроде того, пока район не стали заселять иммигранты. В сарае стояли несколько стеллажей с гаечными ключами, отвёртками, болтами и прочим ржавеющим хламом. Стеллажи были вместо кроватей. К счастью, на тот момент мальчишки не нуждались в тёплых одеялах, так как на улице стоял июль месяц. Определившись с ночлегом, они стали осваиваться в самом квартале. На улицах оказалось полно таких же подростковых шаек, которые признавали только закон джунглей. С одной из таких они столкнулись в первый же день. По словам Маттео они тогда еле удрали. За ними гонялись свыше дюжины итальянских отпрысков, которые всячески стремились избавиться от конкурентов на своей территории. Но парней не остановило численное превосходство врага. Они вернулись в гараж, захватили всё что попалось под руку — гаечные ключи, арматура, труба от глушителя, отвёртки. Вооружившись до зубов, они вернулись на ту же улицу, где сцепились с той шайкой, где почти ни у кого не оказалось ничего твёрдого или острого, разве что раскладной нож у одного из них. Наши герои, не зная страха, схлестнулись со своими обидчиками. Замес оказался серьёзным не на шутку. В этой куче мале никто не церемонился. Пьетро всадил арматуру первому, кто подбежал к нему с голыми руками. Арматура прошла через шею, после чего Пьетро достал её и ещё несколько раз применил свой инструмент с летальным исходом для второго нападавшего. Маттео часто вспоминал о том парнишке, который стал его первой жертвой. Свою отвёртку он воткнул ему раз десять между рёбрами. После этого он совершил два контрольных удара гаечным ключом по черепу, при чём вторым ударом Маттео постарался окрасить асфальт кровью того мальчишки. Остальные четверо тоже постарались на славу. В общей сложности, вместе они убили восемь человек. До девятого дело не дошло. Нагрянули полицейские. Один из них достал револьвер и сделал предупредительный выстрел в воздух, пытаясь заставить всех лечь на землю. Но ничего не вышло. Все стали разбегаться. Полицейский направил ствол в сторону убегающего Умберто. Подоспевший из-за спины, Пьетро успел выхватить ствол у копа, после чего из-за неконтролируемых эмоций на фоне адреналина он забыл, что перед ним полицейский, и пустил две пули в грудь блюстителю закона. После этой мокрухи Пьетро направил ствол на напарника убитого. Тот опустил оружие на асфальт и оттолкнул его ногой к начинающему гангстеру. Затем Пьетро посадил его на колени. Подобрав второй пистолет, он подошёл сзади и ударил копа по затылку рукоятью револьвера. Все, кто видел эту картину, — остатки вражеской шайки, друзья, разбегающиеся прохожие, выглядывавшие из окон своих домов перепуганные жильцы, — все они сочли Пьетро отмороженным. На этих улицах в то время каждый день в кого-то стреляли, и даже убивали. Но только не полицейских.

В тот день им удалось скрыться благодаря Пьетро. Пульс зашкаливал. Дыхания едва хватало. Когда они добежали до заброшенного гаража, Маттео обратил внимание на то, как тряслись его руки, а лицо убитого им мальчишки до сих пор было перед глазами. Мощный всплеск адреналина вызвал состояние аффекта и Маттео толком не запомнил, как они преодолели большую часть обратного пути. Ноги как будто сами несли его.

Из-за того, что жертвой малолетних преступников стал полицейский, они стали самыми разыскиваемыми людьми в городе. На третий день они попались в лапы полиции. Один из полисменов обнаружил револьвер убитого копа за поясом у Пьетро. Всех шестерых доставили в участок.

Парни отказывались давать показания. Это заставило детектива лишний раз помучаться во время разговора с каждым из них, так как пятеро из шести были малолетками и к ним нельзя было применять жёсткие методы допроса.

Маттео завели в кабинет детектива после того, как оттуда в наручниках за спиной вывели бушующего Пьетро, кричащего в сторону идущего Маттео:

— Не бойся! Эта гнида тебе ничего не сделает! Помни — мы с тобой!

Маттео провели в кабинет и посадили на стул. Напротив него сидел детектив, одетый в белую рубашку, чёрный галстук и коричневые подтяжки. Его пиджак висел на спинке стула. Перед детективом на столе лежала папка с бланками для заполнения их личной информацией о тех, чьи имена фигурировали в уголовном деле. Эти бланки продолжали лежать нетронутыми, так как Пьетро ничего не говорил во время допроса, лишь повторяя одни и те же слова о том, как он клал на мусоров, имел их жён и плевал на законы недотраханных индейцев. Убирая пальцы с виска, детектив произнёс, приложив шариковую ручку к графе «Имя»:

— Как зовут?

— Кого? Моего маленького дружка? А ты спроси его при встрече. Могу вас хоть сейчас познакомить. Откроешь свой рот, и я устрою тесное знакомство.

Детектив посмотрел в глаза Маттео:

— Я бы на твоём месте не острил. Вы убили полицейского. Думаешь вам это простят, потому что вы малолетки?

— А что, было бы не плохо.

После очередной дерзости со стороны Маттео детектив немного наклонился в его сторону, слегка ударяя указательным пальцем по столу, обращаясь к нему с угрожающим тоном:

— Пойми, сопляк. У тебя есть выбор — либо ты продолжаешь строить из себя крутого и тебя отправляют в колонию, где таких мразей пруд пруди, либо ты отвечаешь на вопросы и тогда тебе светит лишь приют.

Маттео повернул голову, взглянув на стоящего рядом сержанта. Через секунду он вновь посмотрел на детектива.

— Я что, по-вашему, похож на стукача? Ни одна тварь не заставит меня стать крысой.

— Ты первый, кто так усердно стремится в тюремную камеру.

— Да лучше я загнусь на зоне, чем стану работать на вашу псарню.

Детектив долго смотрел в глаза итальянского подростка, после чего попытался в очередной раз сдвинуть дело с мёртвой точки:

— Думаешь отсидка на зоне делает людей крутыми? Перешагнёшь порог тюрьмы, и ты присоединишься к тем отбросам общества, которых никто не возьмёт на работу даже за бесплатно. Они никому не нужны, потому что ни один нормальный человек не захочет связываться с тем, для кого в порядке вещей пристрелить человека прямо на улице посреди белого дня и относится к этому как к какому-то подвигу, хотя для всех остальных это аморально. А когда они понимают это, то уже становится поздно, потому что им теперь точно придётся гнуть спину в порту за гроши, которых едва хватит на одну лепёшку. На таких плюют и не считают за людей.

Маттео опустил глаза в пол, потом опять поднял на детектива. Переглядываясь по очереди на блюстителей закона, он ответил:

— Ох ты. Ну что же, ребятки. У меня для вас новость. Вас тоже не все считают людьми. Например, для нас вы мусор, который давно пора прибрать с улиц.

Детектив посмотрел на сержанта с усталым лицом и сказал, глубоко вздыхая:

— Заводи следующего.

Как только Маттео вышел из кабинета в сопровождении сержанта, у него тут же спросили остальные члены банды, сидящие у стены под надзором другого сержанта:

— Ну что?

С довольной улыбкой Маттео громко ответил:

— Я их поимел!

После этих слов сержант толкнул Маттео в спину, отводя в камеру временного заключения полицейского участка.

Маттео, Сесилио, Умберто, Никола и Кристиан были отправлены в разные колонии для несовершеннолетних. Поскольку Пьетро было девятнадцать лет, его приговорили к заключению в общую колонию. Там узнали о его подвиге. Убийцу полицейского многие зауважали. Правда многие старики всё время пытались подчинить его себе при помощи силы. Но Пьетро оказался крепким орешком. Каждый раз как кто-то пытался на него наехать, он съезжал с катушек и кидался с кулаками на того, кто имел наглость попытаться опустить его. Он не собирался ни перед кем стелиться. В общей сложности Пьетро отправил на больничную койку четырнадцать человек. Четырнадцать побед нокаутом и ни одного поражения. Если верить слухам, через пару месяцев он держал в страхе весь тюремный блок. С ним боялись лишний раз заговорить или как-то не так посмотреть. В тюрьме его боялись по-настоящему и на фоне этого остальные авторитеты в блоке сильно потеряли по части своей репутации. О Пьетро начали шептаться на воле, а некоторые группировки даже делали попытки завербовать его на свою сторону, поскольку ни у кого не возникало сомнений на счёт того, что этот парень — ценный кадр. Известно лишь то, что Пьетро выпустили на свободу через девять лет, после чего он уехал в Чикаго, где менее чем за два года он убрал лидеров трёх крупнейших группировок, которые делили между собой сферы влияния во всём городе. Но этому городу не приходилось долго скучать без хозяина, и Пьетро позаботился об этом. Он набрал целую роту почти таких же сумасшедших и бесстрашных головорезов как он. Среди них были и остальные четверо дружков Маттео.

Сам же Маттео до совершеннолетия отсидел в колонии чуть больше года, после чего его перевели в общую. Его перевели в тюрьму, которая находилась в двадцати километрах от города и в пяти от шоссе. Здание не было сильно укреплено и при желании устроить побег не составило бы проблем. Выйти за периметр колонии было проще простого, а вот скрыться живым было воистину настоящей проблемой. На побег никто не решался, зная о том, что последние тридцать семь попыток обвенчались летальным исходом после того, как охранники на вышках начинали палить в беглецов. Большинство из тех, кто хотел сбежать, превратились в решето. Закон штата давал такое право охранникам для пресечения попытки выйти на свободу в результате решения, принятого в одностороннем порядке без санкций правительства. Эту тюрьму населяли представители самых разных специализаций — убийцы, маньяки, грабители, воры, насильники, фальшивомонетчики, наркодилеры, контрабандисты, мелкие и крупные мошенники, похитители, сутенёры, коррупционеры, педофилы. В колонии было четыре блока, поголовье каждого из которых насчитывало от двух до двух с половиной сотни тюремщиков. Зеков распределяли по блокам методом тыка, предпочитая не тратить время на поиски оптимального места пребывания, которое станет их постоянным местом жительства на ближайшие несколько или несколько десятков лет. Площадка для прогулки находилась во дворе здания. Там надзиратели выгуливали зеков по два часа на каждый блок в порядке очереди.

Маттео поместили в двухместной камере, где уже сидел тридцатипятилетний американец, которому впаяли срок за убийство четырёх темнокожих на расовой почве. Менее чем через полчаса после того, как дверь камеры закрыли, охранники вернулись в спешке, отозвавшись на крики зеков, расфасованных по камерам. Надзиратели обнаружили покойника. Американец лежал на полу, опустив голову в лужу собственной крови, которую пустил ему Маттео, когда размолотил его лицо после нескольких десятков ударов о бетонный пол. Половина зубов выпали, челюсть сломана в нескольких местах, вместо носа было видно оголённое носовое отверстие в черепе. Очередная попытка убийства на расовой почве провалилась.

На утро Маттео едва успел выйти за порог камеры, оглядываясь по сторонам, как на его плече оказалась рука тюремщика:

— Следуй за мной.

С дрожью в коленях, Маттео последовал за незнакомцем в серой футболке с короткими рукавами, чёрных брюках и вьетнамках на ногах. Тот зек носил чёрные волосы средней длины и вполне густую бороду, а на правом плече была татуировка в виде карты Италии. Ему было лет сорок. Они спустились на второй ярус блока. Там Маттео оказался в весьма необычной камере. Она была необычной хотя бы по той причине, что можно было невооружённым глазом заметить отсутствие стенки, которая когда-то рассекала эту камеру ровно посередине, образуя два отдельных помещения. В середине находился стол, сидя за которым несколько зеков играли в карты; в дальнем правом углу стоял небольшой шкафчик с чёрно белым телевизором, перед которым сидели ещё шесть человек. Около левой стенки был ещё один стол. За ним не было никого кроме тюремщика, на котором был надет домашний халат, во рту дымящаяся сигара, в руках газета, а на ногах тёплые тапочки. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Короткие каштановые полуседые волосы, среднего роста, лёгкая щетина на лице и немного обвисший живот.

Зек, который привёл Маттео, обратился к сидящему за столом с газетой в руках:

— Дженнаро, я привёл.

— Как твоё имя? — спросил Дженнаро, аккуратно сложив газету.

— Маттео.

— Охранники сказали ты — итальянец.

— Да. — На вопросы криминального авторитета, который даже в заключении жил как у себя дома, имея все необходимые блага, Маттео отвечал, боясь лишний раз дёрнуть пальцем.

— Как давно ты в Америке?

— Год с небольшим.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Ты забил до смерти сокамерника. В твои годы это заслуживает уважения, а учитывая то, что он был нацистом, ненавидел всех приезжих, и итальянцев в том числе, твой поступок заслуживает нечто большего, чем просто уважения. — Совершив небольшую затяжку, Дженнаро спросил: — Ты сразу попал на зону с того момента, как оказался в Штатах?

— Можно сказать, да.

— За что посадили.

— Убийство.

Босс итальянцев стряхнул сигару над пепельницей, после чего продолжил расспрашивать:

— Кого убил?

— Восемь подростков и полицейского.

Задрав брови, Дженнаро выразил своё восхищение:

— Это серьёзно. В твоём-то возрасте.

— Я не один. Нас было шестеро. И копа убил не я, а мой друг.

— Тем не менее. Раз уж ты водишься с такими друзьями, то, стало быть, у тебя стальные шары. — Дженнаро снова втянул дым от сигары. — У тебя в этом городе есть семья?

— Нет.

— Что случилось?

— Отец не вернулся с войны. А мать серьёзно заболела и попала в клинику.

— Нам нужны такие как ты. Хочешь обрести новую семью? Если присоединишься, то никто не тронет. Мы тебя всему научим. И начнём с твоего акцента. Он просто ужасен. По одному только разговору сразу понятно, что мы не американцы. А иногда нужно затеряться в толпе. Ну что?

Маттео долго размышлял, теряясь в догадках на счёт того, кто сидит перед ним. И всё-таки он решил не рисковать:

— Пока, я бы предпочёл освоиться.

— Боюсь, что без крыши не успеешь.

— Я люблю рисковать.

Дженнаро со своими подручными немного посмеялись.

— Ну что же, Маттео, поздравляю. Ты теперь идеальная мишень для двух десятков нацистов, которые сидят в этом блоке. Этого парня — указывая на стоящего за спиной Маттео зека, который привёл его — зовут Лучано. Если передумаешь, обращайся к нему. Да, и ещё, какой у тебя срок?

— Три и два.

— За убийство сокамерника ты получишь ещё. Учитывая, кем он был, срок окажется не существенным. — Вновь раскрывая газету перед собой, Дженнаро продолжил: — И мой тебе совет — старайся впредь не доводить дело до убийства. Можно пересчитать все рёбра, переломать руки и ноги, но только не убивать. Каждый хочет покинуть это место как можно скорее. Так что не стремись к тому, чтобы оказаться здесь надолго. Хотя в твоём случае и пары дней хватит, чтобы слечь.

— …

Уткнувшись в газету, Дженнаро сказал:

— Ты свободен.

Маттео медленно покинул камеру Дженнаро, после чего отправился в свою. Пока он шёл, на его пути попадались несколько тюремщиков с татуировками в виде свастики и со всякого рода нацистскими лозунгами. Нацисты смотрели в его глаза с какой-то лёгкой жаждой. Они понимали, что раз он вышел от Дженнаро один и без сопровождения кого-либо из итальянцев, значит он теперь одиночка. На тот момент им оставалось ждать.

Свой отказ Маттео считал оправданным решением, так как в колонии для несовершеннолетних он был самым авторитетным и грозным среди заключённых и не хотел бегать по чьим-то поручениям как какая-нибудь шестёрка. Однако в новой тюрьме он ещё не успел осознать степень угрозы и оценить свои силы и возможности.

Не прошло получаса с того момента, как Маттео расстался с Дженнаро, как к нему в камеру вошёл надзиратель:

— Встать!

Маттео тут же подорвался с койки и встал перед охранником, как следует выпрямив спину и прижав руки к бокам.

— Руки на стену!

После приказа надзирателя Маттео подошёл к дальней стене камеры, поднял руки чуть выше головы и приложил ладони к отсыревшей штукатурке. Охранник взял одну руку и нацепил на её запястье наручники, а затем и на второе. Надзиратель схватился одной рукой за правый локоть Маттео и начал выводить его из камеры. На пороге в коридоре их ждал второй охранник, который шёл, держа Маттео за второй локоть, направляясь к выходу, расположенному на первом этаже. Нацисты не могли не обратить на это внимание. Им было безразлично, что сделает охрана с новичком. Главным для них было то, чтобы он вернулся в блок, и вернулся живым.

Спустившись на нижний уровень, надзиратель громко произнёс:

— Открыть!

Находившийся по ту сторону охранник вставил в замочную скважину один из пары десятков ключей на своей связке. Дверь открылась и Маттео в сопровождении охраны покинул блок, двигаясь по коридору в сторону двери, за которой располагалась лестница в подвал, где находились двенадцать карцеров. Ощущения были не из приятных. Сердцебиение слегка участилось. Маттео не раз попадал в карцер в колонии для малолеток. Но сейчас это его не сильно беспокоило. Напротив, этим самым он получал возможность обдумать свои дальнейшие действия перед тем, как его вернут в блок.

Спустившись по лестнице, охранники проводили Маттео по еле освещённому коридору, минуя двери в карцеры одну за другой. Вполне возможно, что эти камеры уже были заняты. На потолке горели всего две лампы, и те освежали лишь одну половину помещения. Но преодолев большую часть коридора, они продолжали вести Маттео строго по центру, направляясь к той двери, которая находилась в конце прямо по курсу. Та дверь была слегка приоткрыта. Внутри горел тусклый свет, а из помещения доносились какие-то едва слышимые голоса.

Теперь Маттео начал всерьёз переживать. Надзиратели его крепко держали одной рукой, а во второй у них было по дубинке. Так что сопротивляться было бесполезно. Но Маттео останавливало в первую очередь то, что охранников было двое, а не то, чем они были вооружены.

Дверь распахнулась. Внутри находились три человека в штатском. Один стоял в центре около стола с сигаретой во рту. Второй листал папку, лежащую на столе. Третий сидел на стуле, прислонившись к левой стене за дверью. Все они были одеты в костюмы и начищенные до блеска ботинки. Тот, что был с сигаретой, оказался следователем. Это Маттео понял сразу, поскольку видел это лицо годом раньше, когда его допрашивали в участке перед тем, как упрятать за решётку. Надзиратели провели его к столу и посадили на стул. Потушив сигарету в пепельнице, следователь попросил охранника снять наручники, после чего сел напротив заключённого.

Сняв наручники, охрана продолжала стоять едва ли ни в упор к стулу, на котором сидел Маттео, откинувшись на спинку. Затем детектив положил на стол перед собой папку с кучей листов внутри, снял свой тёмно-серый пиджак и повесил на спинку стула. Закатав рукава, он сел и спросил у Маттео, не произнося ни своего имени, ни фамилии:

— Знаешь, зачем тебя привели сюда?

— Убийство сокамерника.

— Нет.

Следователь раскрыл папку, достал из неё первый лист, на верхушке которого скрепкой была зажата фотография:

— Знаешь его?

На фотографии был Дженнаро. Он не был для Маттео другом, и поэтому он не видел смысла что-то скрывать от следователя на тот момент:

— Я познакомился с ним до встречи с вами.

Детектив рассказал подробно о том, у кого в гостях побывал Маттео только что:

— Его полное имя Дженнаро Коппола.

Следователь выдал достаточно информации об этом человеке. Дженнаро Коппола был местным авторитетом, получившим срок за организацию наркобизнеса, сутенёрство, ограбление восемнадцати банков, контрабанду произведений искусства, пятьдесят два убийства, взрыв полицейского участка, многократное покушение на судий и прокуроров, подкуп высокопоставленных городских чиновников, незаконное приобретение и продажу огнестрельного оружия и ещё ряд деяний, противоречащих моральным и федеральным законам США.

Дознаватель сложил пальцы в замок, положив руки на стол, сделал небольшой наклон в сторону Маттео и начал излагать:

— Сейчас ты вернёшься к нему в камеру и убедишь его в том, что передумал. Будешь стремиться стать частью их одной большой семьи и делать всё, чтобы втереться к ним в доверие. Когда придёт время, будешь рассказывать нам всё, что сможешь узнать о его друзьях и делах, которые они ведут на воле.

Маттео, долго не раздумывал над ответом:

— А что я получу?

— Я думаю, что Дженнаро уже предупредил тебя о том, что ты долго не протянешь без него и его парней. Слишком уж много нацистов в блоке. Эти слова он говорит каждому, кого хочет подстелить под себя. Ты действительно долго не протянешь. И если думаешь, что охране есть дело до того, сколько зеков сдохнет в этой тюрьме до рассвета, то сильно ошибаешься. Можешь спросить это у того, кого ты вогнал в гроб прошлой ночью. Мы здесь все верим в одно — для заключённого наказание лишним не бывает. Но у надзирателей появится интерес охранять кого-то, кто сможет сделать так, чтобы ряды местных «жителей» пополнились. Нет крыши надёжнее, чем тюремная охрана. И потом, любой нормальный зек захочет, чтобы ему скостили срок.

— А что, можно?

— Если сделаешь то, о чём попросим, то выйдешь сразу, как только я поговорю с председателем комиссии по условно-досрочному, а учитывая то, что это было твоё первое правонарушение и плюс в несовершеннолетнем возрасте, амнистию долго ждать не придётся.

— А нацист?

— Этот случай можно списать на самооборону.

— А у вас есть что-нибудь убедительнее, чем просто слова?

Следователь стал доставать из папки листы с фотографиями и биографиями тех, кто занимался делами Дженнаро на воле. Детектив постоянно тыкал пальцем на даты, подчёркивая, сколько лет прошло с тех пор, как полиция штата положила глаз на этих людей.

— Как думаешь, сколько нужно труда и терпения, чтобы столько лет следить за этими отморозками? Мы убили ни один год на это дело. Если есть возможность засадить в тюрьму два десятка самых влиятельных преступников штата, то можно и разок забыть про юнца, который смотрел на то, как его друг убил полицейского и как сам убил подростка.

Маттео наморщил лоб, а дознаватель продолжил:

— Да. Свидетели рассказали о том, что к убийству копа имел отношение лишь один из шести подростков. Но начальство решило, что таких как вы надо перевоспитывать, пока вы ещё подростки.

— …

— Поможешь накопать информацию на этих людей, и мы сделаем так, что твоего личного дела как будто бы и не было. И тогда можешь смело отправляться в ближайший кабак или бордель. Я тебе даже деньжат подкину.

— Деньжат ты лучше подкинь шлюхе, которой закажешь мин-нет сегодня вечером, а мне нужна только свобода.

Следователь протянул пачку, из которой Маттео достал одну из сигарет. Второй детектив, что стоял справа, поднёс зажигалку и восемнадцатилетний итальянский коварный гангстер, решивший поставить раком всю систему, сделал долгожданную затяжку.

— Только смотри, не переиграй. От тебя требуется не дешёвый спектакль, а вступление в ряды мафии. Так что не выдай себя. И не иди к нему сразу. Посиди немного в своей камере. Пусть он считает, что ты долго обдумывал его слова. Ты отсидишь в карцере пару дней, чтобы не вызывать лишних подозрений.

После этого следователь собрал разложенные бумаги, закрыл папку и покинул единственную камеру в подвале, снабжённую электричеством. Как только они вышли за порог, надзиратель закрыл дверь на ключ.

Двое суток — достаточный срок, чтобы обдумать план действий. Поток мыслей в голове Маттео не прекращался. Он обдумывал все варианты. Оценивал все риски. Тусклый свет в помещении позволял без труда осматриваться в камере и в то же время спокойно засыпать. Абсолютная мёртвая тишина. Лишь три раза в день раздавался щелчок дверного замка, после которого в карцер подавали еду. Всё остальное время в камере не было ни звука. Идеальная обстановка для того, чтобы продумать решение, которое определит условия жизни на ближайшие несколько лет. Тишина. Покой. Одиночество далеко не всегда бывает мукой. Иногда это приобретает форму жизненно необходимой потребности. Порой человек совершает грубые ошибки, порождающие крайне негативные последствия, а причина всему — поспешные решения.

Вторые сутки в карцере были на исходе. Двое надзирателей вошли внутрь, один из которых тут же вернул наручники на запястья Маттео, прислонившегося к стене. Затем они вдвоём провели его обратно в блок. Поднявшись по лестнице на первый этаж здания, где помещения прекрасно освещали солнечные лучи, Маттео долго продолжал прищуривать глаза от внезапно яркого освещения по сравнению с тем, которое было в его временном жилище последние двое суток.

Оказавшись внутри блока, как и советовал следователь, он вернулся в свою камеру, лёг на койку, сложил кисти рук, без конца прокручивая большие пальцы друг вокруг друга. Тем временем по всему блоку разносились голоса зеков. Большей частью из того, что удавалось расслышать, была отборная нецензурщина. Каждые полминуты кого-нибудь посылали, кому-то угрожали, кого-то имели с разных сторон (словесно). Передвигаясь по блоку, можно было часто услышать какие-нибудь анекдоты про насилие, грабёж и женщин. Героями этих анекдотов были все подряд: янки, негры, белые, латиносы, арабы, индусы, азиаты, индейцы и прочие цветастые. Жертвами изнасилования в анекдотах у нацистов по традиции были темнокожие женщины, азиатки либо латиноамериканки. Темнокожие в своих анекдотах опускали белых, постоянно намекая на то, что они в отличие от белых могут спокойно есть шоколад и при этом не обляпаться, или про то, что как бы долго белые не загорали, им всё равно не удастся затеряться в толпе среди негров.

Прошло пару часов и Маттео отправился к Лучано, как можно медленнее передвигая ноги. Он старался казаться и растерянным, и напуганным. Поднявшись по ступенькам на последний этаж, Маттео увидел стоящего около входа в камеру Лучано, который вёл беседу с кем-то из своих.

Неуверенными шагами крот всё-таки добрался до Лучано:

— Мы можем поговорить?

Лучано обратился к своему собеседнику:

— Ладно, давай. У меня дела. — Затем он опять повернулся к Маттео: — Пойдём.

Они прошли в камеру, где Дженнаро также сидел за своим столом около стенки. Но на этот раз в его руках была какая-то книга.

— Надо полагать, ты хорошо подумал над моими словами — произнёс Дженнаро, положив книгу в открытом виде на стол обложкой к верху, зафиксировав открытой страницу, на которой он остановился.

— Нет. Над вашими словами я не задумывался. Напротив, я пришёл сюда со своим предложением.

После этих слов Дженнаро снял очки, положил один локоть на спинку стула, другой — на край стола, целиком развернувшись в сторону Маттео:

— А ты персонаж куда интереснее, чем казалось. И что же ты мне можешь такого предложить?

— Вашими друзьями на воле кое-кто интересуется. Я был у этого человека. Он предложил мне очень интересную сделку.

Приложив правую ладонь к подбородку, Дженнаро произнёс:

— Неужели? И ты конечно же запомнил его.

Покачав головой, Маттео вытянул раскрытую ладонь, притормаживая собеседника:

— Не так быстро. Всё по порядку. С этого места я изложу своё предложение, и от вашего решения зависит то, узнаете ли вы имя или нет.

Дженнаро несколько секунд всматривался в лицо Маттео:

— А ты далеко пойдёшь. Я слушаю.

— Вы берёте меня к себе. Я делаю для вас то, что в моих силах, а вы относитесь ко мне, как к своему.

— Я тебе это и предлагал.

— Не совсем. Вы — мне, а я — вам. Но как только мой срок истечёт, я сам по себе, на воле вы мне никто и я вам больше не подчиняюсь. Это для вас приемлемо?

Дженнаро разглядывал паренька с головы до ног, явно пытаясь понять, не хочет ли молокосос кинуть его.

— Вполне. Я согласен. А теперь имя.

— Имени я не знаю. Могу лишь описать. Детектив среднего роста, лет сорок, короткие русые волосы, светлые глаза и шрам на шее. Похоже на отверстие от пули, вот здесь — довершил Маттео, указывая пальцем себе под правое ухо.

Дженнаро шлёпнул ладонью по столу и произнёс с усталым видом:

— БЛЭКБЕРРИ! ГНИДА! Как заноза в заднем проходе!

— А я говорил, его давно пора убрать — сказал один из тех, что сидел перед телевизором, сложив руки перед собой и развернув голову в сторону босса.

Дженнаро продолжил возмущаться вслух:

— Нет, я пять лет сижу здесь. Как только появился первый человек за всё время, который отказался от моей крыши, эта тварь сразу же нарисовалась.

Когда страсти немного улеглись, Дженнаро спросил у Маттео:

— А что он тебе предложил?

— Скостить срок и охрану, как защиту от других зеков.

Подозрительным взглядом Дженнаро посмотрел на Маттео и спустя некоторое время сказал:

— Любой человек на твоём месте согласился бы.

— Этот любой потом всю жизнь ходил бы и оглядывался через плечо. Я не хочу, чтобы меня на свободе пасли головорезы со стволами, чтобы убрать при первой же возможности. Я предпочитаю крепко спать по ночам и не гадать, проснусь ли я утром или буду лежать в своей постели с перерезанным горлом.

— Вот, смотрите и учитесь, лопухи — восхищённым тоном произнёс Дженнаро, обратившись к своим людям, указывая раскрытой ладонью на стоящего перед ним Маттео. — Вот это слова правильного парня. С таких людей и надо брать пример. Он моложе всех вас, а уже созрел и без чьей-либо помощи понял, что мусора — вот кто истинный враг народа. У таких как он большое будущее, а не как у вас, балбесов.

— А что мы делаем не так? — спрашивал всё тот же, кто настоятельно рекомендовал шлёпнуть детектива Блэкберри.

— Да нет, вы всё делаете по высшему разряду. — Прикуривая сигарету, Дженнаро продолжал: — Бегаете за сигаретами и свежими газетами. Потому что кроме этого больше вы ни на что не годитесь.

Совершив очередную затяжку, Дженнаро обратился к Маттео:

— А ты точно не хочешь работать с моими людьми на воле?

— Пока я останусь при своём мнении. А там, поживём — увидим.

— Я не знаю какой у тебя был жизненный опыт, но ты умеешь принимать практичные решения. — Стряхнув сигарету над пепельницей, Дженнаро добавил: — Значит так. Когда в следующий раз следователь будет с тобой разговаривать, скажешь, что всё идёт по плану. Мы тебя приняли, относимся как к своему. Он решит, что для того, чтобы вытянуть информацию понадобится кое-какое время. Это нам на руку. Сможем всё тщательно спланировать.

Затем главарь обратился к Лучано, кивнув головой в сторону двери.

Лучано сказал, подойдя к Маттео и положив руку на его локоть:

— Пойдём. Я тебя проведу.

Лучано довёл Маттео до выхода из камеры, держа свою левую руку на плечах новоиспечённого члена мафии. По пути обратно Лучано рассказывал о местных порядках:

— Итальянцев тут больше полусотни и все они с нами. Один из них сидит в соседней камере от твоей. Кстати, а вот и он.

Они встретили того, о ком говорил Лучано, спускаясь по лестнице:

— Эй, Луиджи. Тормози. Не спешишь?

— Здесь спешить можно только на свободу. Но, увы, этот праздник наступит не скоро, а амнистия мне не светит.

После этого Луиджи посмотрел на Маттео:

— А я вижу ты познакомился с местной знаменитостью.

Лучано ответил, ткнув указательным пальцем в сторону Маттео:

— Об этом я и хотел поговорить. Знаменитость зовут Маттео.

Луиджи протянул руку:

— Рад знакомству.

Лучано продолжил:

— Вы сидите в соседних камерах.

— Так.

— Присмотришь за пареньком первое время. Мы только что были у Дженнаро. Так что парень теперь свой.

Разведя руки в стороны, держа в одной дымящуюся сигарету, Луиджи сказал:

— Да без проблем. Если надо, я буду рядом с ним круглые сутки.

— Значит договорились. Пока что, вроде бы, всё.

После этих слов Лучано отправился обратно, а от Луиджи поступило первое предложение:

— Ты как относишься к шлюхам? — спросил он, ткнув тыльной стороной ладони по груди Маттео, не выпуская сигарету.

— Я не голубых кровей, так что нормально.

— Отлично. Тогда пойдём.

Жесты и походка у Луиджи были очень энергичными и деловитыми, что выдавало в нём железную уверенность в себе, а это в свою очередь говорило о его долгом пребывании в тюрьме. По пути Маттео начал его расспрашивать:

— А откуда в колонии шлюхи?

— Ну… это не совсем шлюха. Она работает медсестрой в тюремной больничке. Ну-у-у и время от времени подрабатывает чем природа наградила.

— И как?

Луиджи взглянул на Маттео:

— Лучше, чем даже самый первоклассный эскорт. Поверь, — указывая обеими руками на себя, — это тело испытало ни один десяток женщин. Сейчас сам убедишься.

Они спустились на первый этаж, где у выхода их ждал один из надзирателей. Луиджи протянул ему сложенную пополам купюру через решётку, после чего они с Маттео покинули блок. В сопровождении двух охранников они шли в медицинскую часть. Там их ждала Ребекка — тридцатиоднолетняя медсестра с потрясными формами и смазливым личиком, глядя на которое, никогда не подумаешь, что эта, на первый взгляд порядочная медсестра, может работать по совместительству ночной бабочкой, да ещё и в дневное время. Пользуясь своим служебным положением, Ребекка часто использовала медицинский инвентарь в качестве реквизита для ролевых игр. Разумеется, за отдельную плату.

Прошло два года. За это время Маттео не раз слышал в свой адрес расистские оскорбления от вновь прибывших заключённых, после чего он отправил нескольких зеков на больничную койку. Это ощутимо добавило ему авторитета. Такое поведение поощряли все итальянцы в тюремном блоке, и в первую очередь — Дженнаро. Им дорожили, зная, что из него получится ценный кадр, надеясь уговорить его вступить в ряды организации после истечения срока. Помимо этого, у Маттео возникали постоянные стычки с охранниками, которые на самом деле были небольшим, но очень убедительным спектаклем. Он мог ответить в резкой форме надзирателю, обматерить его, послать или ударить. Как правило, причина всегда была одна и та же — Маттео казалось, что надзиратели порой невежливо к нему обращаются. Поэтому он иногда слишком сильно вживался в роль. Такую псевдодраку Маттео с охранниками устраивали раз в месяц и, под видом заключения в карцер, его уводили на очередной разговор с детективом Блэкберри.

— То, что ты нам рассказал в прошлый раз, это хорошо. Но мне нужны люди самого Копполы — говорил детектив, обращаясь к Маттео, сидя за столом напротив него в сопровождении всё тех же копов, которые по-прежнему находились в камере во время разговора.

— А это кто по-вашему?

В голосе детектива появилось недовольство:

— Это его конкуренты. А ты понимаешь, что это значит?

— …

— Это значит, что мы помогаем Дженнаро избавиться от конкурентов и переманить к себе чужих клиентов, а это означает что я лох, который вместо того, чтобы наказать эту тварь, оказал ему неоценимую услугу.

— Слушайте, я у них всего пару лет. Они же не станут вводить меня в курс дела до самых мелких деталей. Я итак уже поднял свой авторитет благодаря охране. Моя популярность среди зеков и без того уже на пике. Это всё что я знаю.

— Я искренне рад, что ты обрёл армию фанатов — сардонически проронил детектив Блэкберри. — Но за два года твоих донесений мы поймали всего шесть человек Копполы, и те оказались обычными «шестёрками». Ты уверен, что это всё, что тебе известно?

Маттео слегка прищурил глаза.

— И хорошо подумай перед тем, как ответить.

— Ну плюс ещё то, что узнал за время после нашего последнего разговора.

Следователь развёл ладони в стороны, требуя выкладывать информацию.

— Они говорили про какой-то корабль. Говорили, он будет в порту, откуда груз доставят в пригород Ньюарка на грузовиках. Знаю только название судна — «Эсперанса».

— Они упоминали какие-нибудь имена?

— Я не слышал.

— Тогда перед тем, как уйти, сообщу тебе одну весёлую новость — если в течение двух месяцев мы не получим результатов, то ты не только отсидишь положенные год и два, но и ещё годика три, которые тебе накинут за частые драки с охраной. И никто не докажет, что это всё было спектаклем. И это в лучшем случае, потому что если на борту корабля не окажется никакой контрабанды, Коппола ненароком узнает о том, кто стучал на него последние два года. И дело об убитом сокамернике тоже всплывёт.

Спокойным, но возмущённым тоном Маттео ответил:

— А что вы хотели? Чтобы двадцатилетний пацан был посвящён во все интимные места крупных дел мафии?

— Да. Именно этого я и хочу. Чтобы ты знал все их интимные места. Потому что в противном случае кое кого заинтересуют твои интимные места.

Собирая разложенные на столе бумаги, детектив Блэкберри сказал:

— Отсидишь четыре дня.

Как правило, после разговора со следователем Маттео проводил в той камере ещё несколько дней, чтобы в блоке все думали, что его действительно посадили в карцер. Хоть и тусклое, но освещение там было, в отличие от других карцеров, расположенных в подвале.

— Слушайте детектив. Если сейчас меня не могут амнистировать, то давайте хотя бы скостите срок в карцере. На второй день у меня начинается клаустрофобия. — Маттео говорил с сарказмом, который детектив явно не понял.

— Пять дней.

— Да ладно. Что вам стоит?

— Неделю!

Детективу, очевидно, было не до смеха.

Прошла неделя. Маттео вернули в блок. Его встречали торжественно каждый раз, когда он возвращался из карцера, а именно весь тюремный блок ликовал при одном только виде героя, который не боится подраться с охранником. Все вокруг свистели и выкрикивали восторженные слова. Маттео, будто рок звезда, постоянно поднимал руки вверх, демонстрируя указательные и средние пальцы. После недолгого восторга публики, он поднялся по лестнице, отправившись к Дженнаро. Как и обычно, узнавая о том, что Маттео вышел из карцера, Дженнаро приказал накрыть на стол. Так что при входе в камеру Маттео ожидали копчёный бекон, колбаса, голландский сыр, «Наполеон», фрукты и красное вино.

— А вот и наш революционер — произнёс Дженнаро, сидящий за столом с сигаретой в руке. — Садись.

Маттео прошёл к столу, вылил в себя половину стакана, после чего Дженнаро спросил:

— Что ты им такого сказал, что они тебя на целую неделю упекли?

— Блэкберри был не в настроении.

Дженнаро несколько обрадовался:

— Та-а-ак. И что сказала тебе эта тварь?

— Говорит, что поймал тех, чьи имена я назвал. Но это его ни сильно обрадовало, потому что они твои конкуренты и теперь благодаря их поимке твой бизнес может расшириться. Так что он оказал тебе услугу.

По всей камере раздался дикий хохот.

— Ну ещё бы. Это из-за него я вынужден пялиться на эти стены. Он достаточно испоганил мне жизнь. Так что пусть теперь компенсирует. А ты сказал ему про судно?

— Само-собой.

— Отлично. Посмотреть бы на их физиономии, когда они найдут на его борту десять тонн сахара. Найдут, отпустят, и мы пустим его в производство.

Организация Дженнаро закупала тростниковый сахар на Кубе для производства спиртных напитков. Но приобретение простого сахара не могло вызывать каких-либо подозрений, а конечный продукт, в производство которого его пускали, уже было уголовно наказуемым занятием.

Маттео проглотил несколько кусков бекона и добавил:

— Ещё он пообещал накинуть мне несколько лет, если в ближайшее время он не получит информацию о чём-нибудь стоящем и сможет повязать больше твоих людей.

— Я же говорил, его надо грохнуть — в сотый раз повторил фразу один из итальянцев, на что Дженнаро ответил:

— Мауро, твои слова в первый раз имеют хоть какой-то смысл. Хотя они звучат у тебя даже во сне. Может быть тебе сменить специализацию. Будешь заниматься мокрухой.

— А что, я не против.

В камере вновь раздался смех.

— Но для этого ещё рано — теперь голос Дженнаро звучал вполне серьёзно. — Наш человек в отделении сказал, что начальство недовольно работой Блэкберри. Много денег и сил уходит на его расследование, а результаты ничтожны. А этот придурок настолько жаждет повязать всех в нашей семье, что плюёт на угрозы начальства. Этим грех не воспользоваться. Если продолжим в том же духе, то ещё пара таких надувательств и его вполне могут понизить в звании, как минимум. И тогда мы избавимся от него. Нельзя позволять, чтобы он перестал требовать от тебя информацию. А на счёт твоего срока, — обратившись к Маттео, — думаю, наши разберутся с этим. Если Блэкберри как следует провалится в этом расследовании, его уберут ещё до того, как он подаст прошение в суд о расследовании убийства сокамерника.

— А как ты собираешься провалить его расследование? — спросил Лучано, стоя в дверном проёме и облокотившись плечом о стену.

— Через пару дней узнаете.

Через несколько дней в газетах пестрели заголовки о том, что организованная преступная группировка убила двух блюстителей закона, которые являлись подчинёнными детектива Блэкберри. Также упоминалось об отстранении Блэкберри от проводимого им расследования и понижении его в должности. Но для Маттео это всё равно развернулось в худшую сторону. Менее чем через месяц его перевели в соседний блок. После того как в колонии произошла смена начальства, было принято решение перевести некоторых заключённых в другие блоки для разрыва внутренних связей между членами сформировавшихся группировок. Итальянцы, темнокожие, латиносы, азиаты и остальные объединения теперь не были такими многочисленными. В первый же день в новом блоке, когда Маттео едва успел положить своё бельё на койку, расположенную так же на третьем этаже, к нему подошёл бритоголовый заключённый, раздетый до пояса, с многочисленными татуировками на теле в виде свастики и надписей о ненависти к другим этносам. Ему было на вид лет сорок, худощавый и ростом меньше Маттео.

— Эй, итальянец!

Маттео повернулся в сторону выхода.

— Да, ты. Как на счёт мира.

— Я всегда за мир.

Нацист вытер нос большим пальцем, совершив громкий вдох. После этого, постоянно дёргая руками в разные стороны, спросил:

— Тогда, может, присоединишься к нам?

Маттео широко расставил ноги, положил руки в карманы, задрал подбородок и произнёс:

— Я похож на нациста?

— Друг — это не проблема. Подправим тебе причёску, несколько татуировок и готово. Будем с тобой как Адольфо и Бенито.

— Это был риторический вопрос, чмо нацистское. Я не вожусь со всякой швалью.

Возмущения нациста долго не продолжались. Он успел, разве что, только подбежать. После этого Маттео положил обе свои ладони на его шею и несколько раз стукнул его голову о край своей койки, вогнав половину зубов сокамерника в рот. Когда после удара лбом о бетонный пол немец потерял сознание, Маттео вытащил его из камеры, волоча по полу, держась за запястья и выкинул его через перила. Заключённый пролетел три этажа перед тем, как столкнулся с полом. При приземлении из него во все стороны полетели кровавые брызги. Из-за того, что затянули с уборкой, следы от того кровавого пятна так и не удалось отмыть до конца. Оставшиеся следы служили напоминанием о том психованном парне, которого поселили на третьем этаже. За убийство второго на его счету зека Маттео отсидел две недели в карцере. После этого двадцатилетнего итальянца в колонии начали бояться настолько, что даже целой толпой нацисты боялись к нему подходить.

С учётом дела об убийстве первого сокамерника, которое всплыло, как только Блэкберри ушёл в отставку, Маттео получил ещё пять лет и восемь месяцев сверху.

Время, проведённое в колонии, не прошло для него даром. За это время Маттео успел получить базовое образование по американской программе. Но этим его учёба не ограничивалась. Он усвоил немало уроков. Он чётко уяснил, что честь, друзья и репутация дороже скорой свободы, а иначе свобода долго не продлится, если в преступном мире кто-нибудь узнает о твоём сотрудничестве с полицейскими. И к тому же, к стукачам не проявляют ни уважения, ни доверия, а если тебе никто не доверяет, то и дела вести с тобой ни один серьёзный человек тоже не станет. Помимо этого, он научился тому, с кем и в какой манере нужно общаться. Он усвоил, что с полицейскими стоит разговаривать вежливо, но при этом из сказанного правдой не должно быть ни единого слова. Копам нужно лгать и делать это стоит убедительно. Ежели ты лгать не умеешь, то старайся недоговаривать и умалчивать о том, о чём тебя не спрашивают. Маттео научился и этому. Он чётко уяснил уроки актёрского мастерства. Проведя долгое время в окружении людей Дженнаро, он прекрасно изучил, каким образом могут поймать на лжи и как вести разговор, чтобы тебе поверили. Ему в доходчивой манере объяснили, что перед тем, как начать говорить, нужно как следует продумать все варианты отступления, если тебе будут задавать уточняющие вопросы. Лишняя секунда молчания может помочь подобрать слова, в которых не будет ничего лишнего. Это вызывало необходимость ещё и из-за того, что в твоём окружении кто-то может оказаться предателем. Кто-то может обмануть на деньги. Или ещё хуже, когда в семью внедряют крота, как это пытался сделать Блэкберри. Владея навыками искусного актёра, можно легко поймать на лжи того, кто пытается тебе насолить. Также Маттео сумел определить, как сделать так, чтобы не переплатить за чью-либо услугу или не скупиться, чтобы не пострадали отношения с другими людьми и можно было бы продолжать дальше вести общие дела. Он узнал о том, где находится золотая середина между щедростью и жадностью — грань, которую необходимо постоянно чувствовать лучше, чем собственное тело.

За буйное поведение, постоянные драки и наезды на охранников Маттео отсидел свой срок до конца, и лишь к двадцати семи годам оказался на свободе. В день, когда он вышел за порог колонии, местные гангстеры получили серьёзного конкурента, который начал сильно затруднять им жизнь. В день, когда истекал срок, на выходе у стен колонии Маттео встретили люди Дженнаро, которые передали ему конверт с приличной денежной суммой, вместе с которой сообщили от имени босса, что сожалеют о доставленных неудобствах и подбросили его до города. На полученные деньги он первым делом купил приличную одежду, пообедал в ресторане и сделал себе паспорт, в котором вместо «Маттео Миладжо» было указано имя «Мэтью Миллер». Он считал, что так будет проще слиться с толпой.

Мы познакомились с Маттео спустя пару месяцев, когда я выносил супермаркет. Мне было двадцать три года. Моя жизнь дала изрядную трещину. Друзей упекли за грабёж. Транспортная компания изменила маршрут для своих грузовиков, за счёт которых раньше мне удавалось хоть как-то сводить концы с концами. Теперь даже они не встречались. Хозяин квартиры обещал выселить, если до конца недели не заплачу за последние три месяца. Ввиду этих обстоятельств, не от хорошей жизни я перешёл от мелкого жульничества и уличного хулиганства к более крупным делам. Это было моё первое ограбление, когда пришлось работать в одиночку и впервые за всю жизнь я держал в руках пистолет с холостыми патронами, что не давало мне права на ошибку и отнюдь не добавляло уверенности. Поэтому вид грабителя был у меня так себе. Мой голос дрожал, а руки с пистолетом без конца дёргались.

Райончик был неспокойный. Поэтому в каждом магазине у охраны или продавца было в наличии огнестрельное оружие, что делало мою задачу небезопасной.

И вот, значит, забегаю я в магазин, стреляю в воздух. Все улеглись мордой в пол. Затем я начал требовать от охранников откинуть имеющееся у них оружие в сторону. Они смиренно выполнили мою деликатную просьбу, после чего я подошёл к кассирше и, раскрыв сумку, начал в крайне грубой форме приказывать ей выкладывать всю имеющуюся наличность.

Я просчитался, когда забирал стволы у охранников. У одного из них оказался припрятан второй. Тот подонок дождался, пока я повернусь к нему спиной и достал револьвер малого калибра.

Маттео был среди покупателей и, как и все, лежал на полу. Когда охранник только начал доставать ствол из-под правой штанины, Маттео резко поднялся с пола и вцепился в револьвер, который удерживал охранник обеими руками. Маттео ударил его лбом в нос, после чего тот слёг на пол. Затем он схватил с ближайшей полки консервную банку и ею забил охранника до смерти. Я бы никогда не поверил в то, что консервной банкой можно убить человека. Но когда я наблюдал за этим со стороны, то понимал, что в этом мире нет ничего невозможного. Маттео как будто слетел с катушек. Потом он рассказал мне, что этот охранник ему просто напомнил одного из тюремных надзирателей, которые вечно применяли свои резиновые дубинки против заключённых в колонии. Ничто не бесит так, как физиономия того, чьей работой является повседневная экзекуция безоружных людей. Пока клиенты, лёжа на полу, кричали, наблюдая за тем, как по полу растекается кровь из черепа охранника, я начал думать, что мне отошла роль такого же простого заложника. На тот момент я не знал, почему Маттео забил сотрудника магазина. У меня затряслись колени и участился пульс. Если человек способен убить одной консервной банкой, то что будет, если ему в руки попадётся ствол?

Маттео поднялся, держа в руке револьвер и позвал меня за собой. Мы покинули магазин через чёрный ход до приезда полиции.

Во время попутного разговора мою голову одолевал только один вопрос:

— Почему?

Я спросил об этом у Маттео по пути, когда мы находились далеко от патрульных машин с сигнальными сиренами.

Он отвечал спокойным голосом, будто для него такие мероприятия — рутина:

— У тебя слишком слабые нервы для того, чтобы строить из себя крутого гангстера. От тебя несёт запахом дилетанта.

— Просто это первый раз, когда я граблю самостоятельно.

— Затряслись руки, только потому что дружков не оказалось рядом? — с издевательской насмешкой спросил Маттео.

Находясь около матёрого, опытного и сидевшего парня, мне стыдиться было нечего:

— Да, представь себе. Вот такой вот я человек. Они были для меня семьёй. Без них я не могу. Тут не только руки затрясутся.

— Ладно — успокаивающе ответил Маттео. — Не ной. Ты остался один, у меня здесь тоже никого нет. Может, это… ну того, будем вместе заниматься промыслом?

— …

— Тебе впредь не придётся паниковать перед тем, как идти на дело, а я перестану чувствовать себя осиротевшим в этом городе. Ну что, идёт? — с этими словами Маттео протянул мне руку.

Мне было не по себе. Внутри сидела какая-то тревога по поводу того, что произойдёт, если я свяжусь с таким опытным и, судя по железному самообладанию, в конец потерявшим страх человеком. Мне казалось, что передо мной стоял хозяин своей жизни, которому плевать на границы дозволенного, которого стоит бояться и десять раз подумать перед тем, как что-то ему говорить. Спустя некоторое время я понял, что это оказался лишь безрассудный стереотип, который возник на фоне столь бурных и неожиданных обстоятельств, при которых мы познакомились. На деле же я понял, что мне крупно повезло, потому что это знакомство с лихвой компенсировало моё расставание с друзьями. Было понятно, что теперь я уж точно не пропаду, ведь этот парень мог меня многому научить.

Я протянул ладонь в ответ. Мы пожали друг другу руки и в этот момент мне показалось, что в моей голове что-то испарилось. Как-будто я нашёл что-то для того, чтобы избавиться от переживаний. И это что-то стояло передо мной. Мне на душе стало настолько легче, что я резко взмахнул левой рукой и забросил сумку с награбленным на плечо.

Мы начали идти в сторону, где находилась моя съёмная квартира. Маттео закинул руку мне на плечи и спросил:

— Жмуров оформлять приходилось?

На мгновение моё тело вновь охватила нервозность. Я отрицательно покивал, на что Маттео ответил:

— Значит научим. Держать ствол умеешь, стрелять в воздух тоже, так что это будет не трудно.

Робким тоном я спросил:

— А может с этим пока повременим?

— Шучу. Убивать необязательно. Вначале главное суметь просто стрелять в цель, а попадёшь или нет — это уже отдельный вопрос. Если не попал, значит парню повезло, а если попал — значит заслужил.

Маттео не понадобилось много времени для того, чтобы убить во мне пугливого и неуклюжего мальчишку и превратить во взрослого мужчину, который был лишён колебаний перед лицом опасности.

С этим знакомством мне сильно повезло. Ведь я был типичным подобием сопляка, который посчитал, что сможет жить самостоятельно, не нуждаясь в посторонней помощи, и для этого совсем не обязательно ломать мозги для поступления в колледж. Как слабоумный олух (а сейчас я вынужден это признать), в пятнадцать лет я сбежал из дома, который находится в Майами и отправился, куда дул ветер. Попутный ветер пригнал меня на северную часть западного побережья, где я окончательно превратился в убогое подобие гангстера и продолжал оставаться таким до тех пор, пока не встретил своего друга, который научил меня выживать в этом мире.

Тем же вечером, сидя у меня в квартире за бутылкой пива, Маттео рассказал мне историю своей жизни начиная с того самого момента, как он сел на корабль, доставивший его в Америку.

3. ТОНИ

Энтони Зиммер по прозвищу «Бабник». Настоящее имя — Тони Занетти. Тони представлял уже третье поколение своего рода из тех, кто родился в Америке. Его прадед иммигрировал из Италии в Сан-Франциско ещё в первой половине XIX века. Родители Тони не были богатыми, но и бедными их тоже нельзя было назвать. По уровню жизни семья Занетти находилась где-то чуть ниже среднего слоя американского населения. Отец Тони работал водителем на нефтеперерабатывающем заводе, а мать — учительницей истории в одной из местных школ. Также у Тони была старшая сестра, которую звали Мона.

Образ жизни Тони полностью оправдывал его прозвище. Поскольку его мать работала учительницей, то в школе с учёбой у него никогда не возникало проблем. Но как только гормоны пробудились, Тони было уже не до учёбы. Он подсчитал все деньги, вырученные от продажи подарков, которые получил на пятнадцатилетие. Дождавшись, когда наступит выходной день, Тони достал деньги из-под матраца. Он приобрёл у спекулянтов бутылку шампанского, купил в магазине небольшую коробку шоколада и отправился к Мануэле. Мануэла была дочкой иммигрантов из Мексики. Она училась в классе на два года старше чем Тони. По всей школе ходили слухи о том, что Мануэла отдаётся каждому встречному. Тони, искренне надеясь на то, что эти слухи окажутся правдой, подошёл накануне к Мануэле и предложил на выходных распить бутылку шампанского. В одном из ночных телешоу Тони узнал о том, что шоколад является одним из самых мощных природных возбудителей. Поэтому и покупка шоколада имела вескую причину, а не стремление сделать приятное девушке. Мануэла попросила Тони прийти к ней домой после девяти утра, когда её родители уже уедут в Лас-Вегас на поминки.

Свой план Тони воплотил идеально. Но следует отметить, что это был только старт. После этого он каждые выходные встречался с Мануэлой. Как и следовало ожидать, учёба у Тони пошла хуже некуда. После того как начались летние каникулы, днём он дома почти не появлялся, а иногда и не ночевал. Однако спустя пару месяцев Тони из дома уже не выходил, круглые сутки сидя в своей спальне. И вот в один прекрасный день Тони на всех порах выбегал из дома. Он босиком мчался по улице куда глаза глядят, лишь бы поскорее удрать от отца, который немедля схватился за ремень, как только узнал, что его пятнадцатилетний сынок обрюхатил гулящую мексиканку, которая на два года старше него. О беременности синьор Занетти узнал от отца Мануэлы, который пришёл к ним домой. Соседи по всей улице наблюдали за тем, как малолетний бабник удирает от своего отца. Когда отец остыл, Тони, наконец, осмелился перешагнуть через порог дома. Его родители были против того, чтобы их малолетний отпрыск имел ребёнка, когда сам ещё не начал думать мозгами, а вместо мозгов включал совершенно иной орган, не предрасположенный к генерированию мыслительных процессов. Отец Мануэлы попросил свою сестру, работавшую в местной клинике, чтобы та договорилась с врачом насчёт аборта. Впрочем, Тони всё равно влетело.

Но надо сказать, он оказался очень, очень и очень целеустремлённым. А точнее очень озабоченным. Раз с Мануэлой уже не было вариантов, Тони решил найти себе другую пассию. Среди них были либо ровесницы, либо девушки по старше, как мексиканка, с которой у него состоялся «дебют».

За полгода до окончания школы в Тони стали проявляться первые черты настоящего хозяина своей жизни. Девушку из параллельного класса, с которой он наметил свидание на вечер, Тони увидел целующейся с другим парнем. Само собой, ему это не понравилось. Он подошёл к ним и стал разбираться в чём дело. Сперва он обратился к парню, оттолкнув его руками:

— Эй! Не видишь, я занят с девушкой делом!

— Ты занимаешься этим делом с моей девушкой.

Парнишка произнёс с недоумением, обращаясь к девчонке, которую звали Шэрон:

— Не помнится, чтобы ты мне не говорила о том, что у тебя кто-то есть.

— Тогда я говорю сейчас. Брэд, это Тони. Он уже пройденный этап.

Тони в ярости спросил у Шэрон:

— Что значит «пройденный?!»

— Тони, ты — история. Ну неужели ты мог подумать, что у тебя, потомка иммигранта-макаронника, может быть что-то со мной?

— Повтори ещё раз.

Шэрон спросила дерзким тоном:

— Что повторить?

— Про макаронника.

— Ты потомок иммигранта-макаронника, каких тысячи в этой стране, переводящих американский хлеб…

— АХ ТЫ ШЛЮХА!!! — с этими словами Тони от души влепил хорошую пощёчину девушке, которая плюхнулась на асфальт школьной спортплощадки.

— Эй, ты что творишь?!

Несмотря на отчаянную попытку Брэда вступиться за Шэрон, из этого ничего не вышло. На руках у Тони было три учебника, которые он выпустил из рук, оставив в правой ладони лишь простой карандаш. Не успел Брэд нанести второй удар, как Тони схватил его за край воротника, после чего всадил карандаш в горло, который прошёл вплотную с кадыком. А потом ещё, ещё и ещё раз. И так до тех пор, пока карандаш не стал опускаться в сплошную лужу крови, не встречая на своём пути ничего кроме хлещущего напора крови. Ротовая полость Брэда была переполнена кровью, которая без остановки вытекала через уголки губ.

Лишь через полминуты осознав, что он убил человека, Тони выбежал за пределы школы. По пути он думал о том, что за это ему вполне грозит срок в колонии для несовершеннолетних. Добравшись до дома, пока родители были на работе, он собрал вещи в небольшой чемодан и уехал из города в другой штат к тёте Норе — сестре отца. Лишь после того, как Тони оказался дома у тётушки, та позвонила соседям своего брата и через соседский телефон сообщила, что Тони у неё. Отец Тони ещё до этого звонка, придя с работы вечером через пару часов узнал о случившемся, когда на пороге дома появились два офицера полиции. Синьор Занетти не стал ничего рассказывать полиции, решив спрятать своего сынка, который из круглого отличника за пару лет превратился в самого безнравственного мальчишку, не чувствующего никаких границ.

Тётя Нора также, как и мама Тони, вместе со своим мужем работала учительницей в одной из школ. Ей удалось по блату пристроить своего племянника в эту школу на полгода, пока он её не окончит. Это стало возможным в первую очередь благодаря тому, что муж тёти Норы был директором школы и, пользуясь своим положением, они оформили племянника под слегка откорректированным именем, чему в свою очередь посодействовал близкий друг мужа тёти, который был генералом пехоты и имел достаточно связей для того, чтобы позволить себе столь несущественные правонарушения, как оформление новых документов с вымышленной биографией. По этим документам Тони был приёмным сыном тёти Норы.

Конечно после беременности мексиканки-старшеклассницы, совершённого убийства и беспорядочных половых связей, поведение Тони резко изменилось. В новой школе он нашёл себе таких же дружков, каким теперь являлся и он. Это была группа школьников, которые наплевательски смотрели на социальные нормы и устоявшиеся представления о морали. Если раньше Тони был единственным бабником, чья репутация гремела на всю школу, то теперь он был не одинок. В новой школе таких кобелей оказалось предостаточно. Кроме того, со своими новыми друзьями Тони впервые закурил марихуану. Затем алкоголь. Лишь благодаря тому, что муж тёти Норы был директором школы, Тони всё-таки получил документ об её окончании.

При поступлении в колледж он подал документы на ту специальность, которая интересовала его с ранних лет. В детстве Тони всё время задавался вопросами о том, как устроен человеческий организм. Поэтому не удивительно, что он захотел стать патологоанатомом. Хотя человеческая анатомия в целом его мало интересовала. Тони в большей степени притягивала анатомия женского пола. Он изучал её каждые выходные на койках женского блока студенческого общежития, впрочем, как и большинство парней. За полгода практики Тони стал настоящим экспертом в области женской анатомии. Каждая пятая девушка в общежитии рано или поздно оказывалась беременной, но чаще всего это касалось студенток последнего или предпоследнего курса. Такова была статистика. Но парней это не останавливало, в том числе и Тони.

Вскоре через полтора года учёбы в колледж приехали родители Занетти, чтобы навестить своего сына. Обычно они виделись с Тони на каникулах в гостях у тёти Норы, поэтому неудивительно, что для кое-кого этот визит оказался весьма неожиданным. Они конечно же поинтересовались его успехами у педагогов, но те в ответ лишь пожали плечами. Раньше на занятиях присутствовало хотя бы его тело, а за последние полтора месяца и оно куда-то запропастилось. Пожалуй, с этого момента Тони можно обозначать «Бабником». Так вот, у Бабника были дела поважнее каких-то там нудных лекций с кучей непонятной медицинской терминологии. Бабник предпочитал особо не напрягаться, накапливая энергию, чтобы в выходные устроить очередной секс-марафон. Но увы, новый старт так и не состоялся. Терпение синьора Занетти лопнуло. Он решил, что учёба на этом закончена и пора отправить Тони в армию раньше времени, надеясь, что хотя бы там ему вправят мозги. В общем, Бабнику ничего не оставалось кроме как подчиниться воле отца.

Тони прибыл на военно-морскую базу в заливе Гуантанамо на Кубе. В казарме его соседом по койке оказался ещё один итальянец — Фрэнк.

4. ФРЭНК

Фрэнк Стронг по прозвищу «Грязный Фрэнк». Настоящее имя — Франческо Серра. Фрэнк был нашим штатным киллером, так как он единственный служил в армии, где его научили обращаться с огнестрельным оружием на профессиональном уровне и как можно превратить в оружие любой из окружающих тебя предметов. Его прозвали «Грязным» из-за количества людей, которых он положил. Он не был привередливым в плане орудия убийства. Фрэнк душил шнурками от ботинок и занавесками, забивал молотком, топил голову в кипятке, надевал пакет на голову, вскрывал ножом брюхо, колошматил бейсбольной битой, перекрывал доступ к кислороду клеёночной шторой, что висела над ванной. До встречи с нами на счету Фрэнка было двенадцать трупов. От такой «грязи» не отмоется никто. Поэтому и «Грязный Фрэнк».

Фрэнк вырос в небольшом, среднем по уровню жизни районе Детройта. Отца Фрэнка не стало, когда ему было всего четыре года. Синьор Серра трагически скончался на автомобилестроительном заводе, когда подъёмный кран, не выдержав нагрузки, упал под наклоном на группу рабочих, среди которых был и отец Фрэнка. Его мать жила с гражданским мужем, который вечно пил, не работал и просиживал в кресле днями напролёт, не отрываясь от телевизора, какую бы чушь по нему ни показывали. Сама же мать Фрэнка с трудом выдерживала столь нелёгкую ношу. Она замечала, что её старший из двух сыновей от первого брака ненавидит её мужа. Но она не могла прогнать этого тунеядца, так как боялась его. Поскольку Фрэнку было всего лишь шестнадцать лет, постоять за неё было некому. Брату Фрэнка, Клаудио, было одиннадцать. Насилие со стороны отчима приходилось терпеть изо дня в день. Фрэнку было уже не до учёбы и он перестал ходить в школу, проводя время около парковочной стоянки, где собиралась вся местная детвора, которая жила в радиусе пяти километров кварталов. Менее чем через полгода от большого количества выпитого спиртного у отчима окончательно поседели волосы, выпала половина зубов и основательно отекло всё лицо.

В один из дней Фрэнк вернулся домой под вечер и увидел стоящую у плиты мать, на теле которой не было места, свободного от красноты и синяков. Отчим избил её, так как был зол за то, что, проснувшись, он не обнаружил в холодильнике ни грамма пива. В доме вообще не было спиртного, поскольку у мамы Фрэнка едва хватало денег на еду. После избиения своей гражданской жены законченный алкаш ушёл из дома на некоторое время. Фрэнк долго уговаривал маму собрать вещи и уйти из дома, пока этого изверга нету, но синьора Серра не могла, поскольку идти было некуда. Фрэнк уже едва ли не плакал. Он устал от той рожи, на которую приходилось смотреть каждый день и видеть, как из-за этого страдает его мама. В тот день Фрэнк долго не спал, дожидаясь, когда этот безработный алконавт вернётся. Едва отчим ввалился за порог, упав на четвереньки, Фрэнк тут же подошёл к нему. Стоя перед почти что лежащим на полу отчимом, он обратился к нему с громким, но очень уж дрожащим голосом:

— Эй урод, послушай сюда — ты сейчас же соберёшь все свои вещи, а именно две-три пустые бутылки, и свалишь из этого дома. Понятно!

Быстро и неуклюжим образом отчим встал на ноги. Шатаясь на месте, он схватился правой рукой за горло парнишки и начал яростно мычать пропитым хриплым голосом с примесью перегара:

— Ты, сопляк! Если тебя что-то не устраивает — сам выметайся, либо я тебя этими руками придушу! Тебе ясно, ЩЕНОК! — С этими словами он откинул Фрэнка в сторону так сильно, что тот ударился головой о стену.

Страх мальчишки очень медленно перерастал в злость. Пока этот изверг в очередной раз завалился в кресло, Фрэнк продолжал сидеть на полу, облокотившись спиной о стену. Он долго хныкал и протирал слёзы на щеках от бессилия, после чего медленно перебирая ногами, он отправился прочь.

Через пару минут громко храпевший отчим проснулся от мощной пощёчины. Перед ним стояла фигура Фрэнка. В правой руке он держал кухонный нож, которым полоснул отчима по шее. Надрез на горле вызвал обильный фонтан крови, который не стихал, как бы отчим ни пытался прикрыть шею ладонями. Пока кровавый напор пробивался сквозь щели между пальцами отчима, Фрэнк размахнулся левой рукой, в которой находился тесак, и резко опустил его, пробив череп от затылка до самой переносицы. Дождавшись, пока этот подонок свалится на пол, Фрэнк перевернул его на спину, заранее вынув застрявший тесак из черепа, наклонился и продолжил наносить бесчисленные удары по голове. И так до тех пор, пока лицо отчима не было обезображено до неузнаваемости, превратившись во что-то непонятное красного оттенка с перемолотыми костями. Это произошло где-то в полночь. Синьора Серра и Клаудио крепко спали. Тем временем Фрэнк понимал, что увиденное шокирует маму и легче ей не станет в отличие от него самого. Он принёс из сарая старую клеёнку, расстелил её около трупа и начал его заворачивать. Обмотав верёвку вокруг плёнки в области щиколоток, Фрэнк начал вытягивать упакованный труп на задний двор через чёрный ход. Парнишка кое-как дотащил тело до сарая и бросил его в подвал, куда синьора Серра практически никогда не спускалась. Фрэнк закрыл дверь подвала, после чего собрал все тряпки, которые только смог найти на стеллажах в сарае и отправился смывать кровь. Когда он вошёл в прихожую, то увидел, как со второго этажа по лестнице спускался Клаудио. Он не знал, что сказать. Вокруг скопились лужи крови, а ковёр больше чем на половину окрасился в багровый цвет.

— Он мёртв? — спросил Клаудио.

Фрэнк не ожидал услышать столь спокойную интонацию от своего братишки.

— Д… да — ответил Фрэнк дрожащим голосом.

После полученного ответа Клаудио подошёл к брату и крепко обнял, прижав голову к его груди.

Фрэнк решил воспользоваться спокойной реакцией брата, пока мать не застала жуткую картину в прихожей своего дома:

— Слушай, Клаудио, сбегай в ванную и набери ведро воды.

За те пару минут, пока Клаудио не было, Фрэнк аккуратно свернул ковёр, который, к счастью, оказался лёгким и братья смогли вдвоём оторвать его от пола, чтобы донести до подвала в сарае. Вернувшись в прихожую, мальчишки приступили к уборке. Они тщательно протёрли кресло, дабы не оставить хоть малейшего запаха крови. С чистотой кресла заморачиваться им не пришлось, так как обивка была чёрного цвета. В конце Фрэнк рискнул включить свет на пол минуты, чтобы оценить состояние пола.

— А что мы скажем маме? — озабоченно спросил Клаудио.

— Ты молчи. А я скажу, что видел, как он вынес ковёр из дома, может продать, чтобы купить себе выпивку. А кресло давай перевернём на бок, чтобы мама наверняка поверила.

На следующее утро синьора Серра не задала детям ни единого вопроса. Вероятно, ей самой пришла в голову мысль, совпавшая с идеей Фрэнка. Она была уверена, что этот бездельник вот-вот вернётся. Но дни шли, а парни так и продолжали сохранять беззаботный вид. Мать не придавала этому значения. Спустя пару недель синьора Серра уже свыклась с мыслью, что этого мерзавца ни она, ни её дети больше не увидят.

Через пару дней после убийства, пока мать была на работе, Фрэнк поднял труп из подвала сарая и оставил его лежать наверху, после чего отправился на ту самую автопарковку, где стояли автомобили, принадлежавшие представителям зажиточных слоёв населения. Фрэнк знал, что все автомобили были закрыты. В связи с этим он понимал, для того чтобы открыть дверь и тут же завести двигатель потребуется много времени. Поэтому он прибыл на парковку не один, а вместе со своим другом — Генри, который жил через несколько домов на другой стороне улицы. Отец Генри был автомехаником и занимался ремонтом автомобилей на дому. Конечно же Генри от своего отца не отставал и в свои пятнадцать лет мог запросто вскрыть замок любого автомобиля. Парни остановили свой выбор на «шевроле игл» небесного цвета. Это был наименее дорогой и наиболее незаметный автомобиль среди тех, что стояли на парковке. Генри подобно виртуозу расправился с автомобилем сорок второго года выпуска. На то, чтобы взломать замок на двери и завести двигатель без ключа ему потребовалось около тридцати секунд. Они с Фрэнком уселись в салон и Генри дал по газам. На парковке остались следы протёртой резины после того, как Генри чуток дрифтанул. Генри выехал на окраину города, где полицейские патрули были большой редкостью. Пару часов они колесили по шоссе. Как и договаривались, после бурного веселья Генри оставил машину Фрэнку. Он немедля отправился домой и подогнал машину к сараю. Погрузив труп в багажник, Фрэнк вывез его на полупустую улицу в районе, где в дневное время все были либо на работе, либо в школе. Фрэнк притормозил на дороге так, чтобы задний бампер завис перед канализационным люком. Отодвинув люк, он открыл багажник и начал выволакивать труп, пока клеёнка не стала скользить по краю багажника и тело свалилось в канализацию. Затем он сбросил пропитанный высохшей кровью ковёр. После того, как Фрэнк избавился от трупа, он отъехал на десяток километров от того места, где располагался люк и оставил машину около заброшенного склада металлолома.

После этого поведение Фрэнка сильно изменилось. В первую очередь поменялось его отношение к конфликтам. Если в школе кто-то говорил в его адрес какие-нибудь оскорбления, Фрэнк не отвечал словами. Он видел лишь одно решение — схватить стул и вломить со всей силы. Каждый конфликт для обидчиков Фрэнка заканчивался плачевно. Когда Клаудио попал в больницу с открытым переломом правой ноги, в чём ему помог старшеклассник, Фрэнк не раздумывая схватил гаечный ключ из сарая. Они с Клаудио учились в одной и той же школе и поэтому он знал того, чьё имя назвал младший брат — Саймон. Фрэнк отправился домой к Саймону, который учился в выпускном классе, как и Фрэнк несколько лет назад, и с тех пор он прекрасно помнил Саймона в лицо.

В тот день у Саймона дома праздновали знаменательную дату — его день рождения, и поэтому его дом был полон гостей. Фрэнк, никого не стесняясь, прошёл на задний двор. Он спрятал инструмент за поясом сзади под футболкой, после чего подошёл к отцу Саймона и спросил:

— Здравствуйте, мистер Коулман. Где сейчас Саймон? У меня для него подарок.

— Здравствуй. Он должно быть на веранде на втором этаже. Там вся молодёжь собралась.

Получив исчерпывающий ответ на конкретный вопрос от главы семейства, Фрэнк вошёл в дом и поднялся по скрипящим ступенькам деревянной лакированной лестницы. Оказавшись на втором этаже, он слышал доносящиеся до него голоса подростков, развлекавшихся на веранде. Он узнал Саймона, стоящего в дверном проёме спиной к нему. В спешке Фрэнк подошёл, достал ключ, после чего хлопнул Саймона по плечу. Саймон развернулся и увидел перед собой Фрэнка, крепко держащего увесистый инструмент из стали в правой руке. Улыбка тут же стёрлась с его лица.

— А ты какого хрена…

Его речь прервал увесистый удар холодного металла. Фрэнк заехал гаечным ключом по левой половине лица. Удар пришёлся где-то между верхней и нижней челюстью. Несколько зубов буквально вылетели, оставив на полу несколько кровавых капель. Саймон рухнул на пол веранды, а изо рта начала сочиться кровь. Фрэнк сделал пару шагов и появился на веранде, стоя перед лежащим на спине Саймоном. Все друзья именинника пристально смотрели своим робеющим взглядом на гаечный ключ в руке незваного гостя. Наблюдая за тем, как с ключа стекают на пол капли свежей крови, все парни и девчонки стали кричать от страха и в панике забегать домой. А Фрэнк, не теряя времени, наклонился и продолжил кромсать лицо Саймона, как он сделал это со своим отчимом при помощи тесака. Услышав истерические вопли молодёжи, отец Саймона в панике отправился наверх. Он в спешке подбежал к порогу веранды, но было уже поздно. «Грязный Фрэнк» вбивал гаечный ключ уже пустую в лужу крови. Это было всё, что осталось от головы парнишки, прожившего ровно шестнадцать лет. Ни днём больше, ни днём меньше.

— АХ ТЫ МЕРЗАВЕЦ!!! — С этим криком отец Саймона устремился вперёд. Как только Фрэнк услышал крик, доносившийся до него откуда-то из-за спины, он тут же встал на ноги и развернулся лицом к набегавшему главе семейства. Мистер Коулман на ходу вцепился руками в футболку Фрэнка. Они оба пролетели до самых перил. Фрэнк по-прежнему не выпускал из рук ключ. Отец покойного в ярости схватил убийцу за воротник, приподнял и прокричал в лицо:

— НУ ВСЁ, СОПЛЯК!!! А ТЕПЕРЬ ВЫМЕТАЙСЯ!!!

Переполненный ярости и слепого гнева отец Саймона пытался сбросить Фрэнка со второго этажа через перила. Но он не успел сделать этого так же, как не успел закончить речь его сынок перед тем, как незваный гость проломил его челюсть. Фрэнк ударил ключом по бедру Коулмана старшего. Тот упал на спину в паре метров от обезглавленного трупа своего сына и вопил от невыносимой боли, схватившись обеими руками за ногу. Фрэнк наклонился, схватил самонадеянного папашу за рубашку левой рукой, а после сказал:

— Последний, кто просил меня выметаться из дому, сейчас кормит крыс в городской канализации. — После этих слов Грязный Фрэнк поднял ключ над головой и с одного удара вырубил отца Саймона, разворотив лицо от переносицы до нижних резцов. Папаше не пришлось долго ждать, чтобы ещё раз увидеть горячо любимого сыночка. Фрэнк отправил на тот свет обоих. После этого на веранду прибежал дядя Саймона. Они дрались несколько минут. Сначала Фрэнк руками нанёс серию хороших ударов по лицу, уложив его на пол. После этого он вновь добрался до гаечного ключа. Третья жертва получила от Фрэнка три удара ключом, четыре сломанных ребра и раздробленные скулы. Дальше дело не дошло. Прибыла патрульная машина. Копы схватили Грязного Фрэнка и нацепили браслеты. Фрэнк сделал тот день рождения незабываемым. Это были похороны на празднике. Тогда Грязному Фрэнку было двадцать лет.

На суде приняли во внимание тот факт, что Саймон не был арестован полицией после избиения Клаудио, что послужило причиной возникновения состояния аффекта у подсудимого (на этом настаивала защита), а также поводом для возбуждения уголовного дела в дальнейшем против детектива полиции по статье «получение взятки», которую по всей видимости ему вручил покойный глава семейства Коулманов. После суда отдел внутренних расследований начал следствие в отношении детектива. Также были выслушаны показания свидетелей, которые утверждали, что видели с улицы как отец Саймона и его дядя первыми напали на обвиняемого. Впрочем, их показания сыграли сугубо второстепенную роль. Судья предложила Фрэнку альтернативу — два года в тюрьме или вернуться в армию сроком на шесть лет. Фрэнк выбрал второй вариант.

Грязный Фрэнк и Бабник познакомились при встрече в казарме на военно-морской базе в заливе Гуантанамо на Кубе. Тони положил свои вещи на нижнюю койку. На верхней койке лежал Фрэнк, который тут же спустился, как только увидел новичка. Он протянул руку:

— Франческо. Можно просто Фрэнк.

— Тони.

— Ну, рассказывай. Тебя отправили сюда принудительно или ты сам изъявил желание?

— Желание изъявил мой отец — недовольно вымолвил Тони.

Облокотившись локтем о край койки, с небольшой насмешкой Фрэнк спросил:

— И в чём же вы не нашли взаимной гармонии?

— Ему не понравилось, что я не посещал занятия в колледже. Вместо этого я кувыркался с девчонками из соседнего блока по общежитию.

— Дело плохо. То есть это хорошо. Ну, в смысле, что здесь такого не светит. Хотя ты об этом и не вспомнишь.

— Это почему?

— Потому что к концу дня ты уже ничего не будешь чувствовать. Наш командир даёт такие нагрузки, что тебе покажется, будто тебя изнасиловали.

Спустя неделю Тони смирился со словами Фрэнка. Ранний подъём. Многокилометровые пробежки. Преодоление барьеров. Стрельба из автомата. Многочасовая вахта на границе под солнцепёком. Он возненавидел эту военную базу и всю армию. Впервые за долгое время у него не возникало никаких мыслей о женщинах. Его организм, не привыкший к подобным нагрузкам, был истощён.

В один день Фрэнка и Тони отправили на один и тот же пост у границы. Тони по-прежнему был потухшим как перегоревшая лампочка. Фрэнк, уже вполне привыкший к армейскому садизму, стоял как ни в чём не бывало и решил завести разговор дабы хоть как-нибудь убить время:

— Столько сил мы тратим на то, чтобы охранять это место, которое находится в восьми ста километрах от ближайшего американского города. Из нас выжимают все соки. И где гарантия, что ничего не произойдёт. По мне, так все эти старания просто пустая трата сил, денег и времени. На той неделе я слышал, что русские скоро завершат разработку оружия, которое превосходит по своей мощи бомбу, сброшенную на Хиросиму. После этого стоит ли суетиться здесь, если всю эту базу может разворотить всего лишь один ядерный заряд?

Вытирая капли пота над верхней губой, сидя под узкой тенью деревянного столба, Бабник ответил:

— Наших властей это не беспокоит. Спорю на что угодно, что все эти чиновники сидят в своих роскошных кабинетах, попивают виски, а их детишки никогда не отправятся туда, где мы сейчас сдыхаем от зноя. Этих бюрократов не волнует если кто-то погибнет, охраняя границу где-то далеко за пределами Америки. Даже если сдохнет тысяча таких как мы — им плевать. Какой смысл хвастаться тем, что сделали в Хиросиме, если они до сих пор продолжают расширять свои военные базы и увеличивать численность армии? Зачем тогда вообще нужно ядерное оружие?

Лицо Фрэнка сохраняло задумчивый вид несколько секунд, после чего он продолжил:

— Представь, если бы ты знал точное время, когда начнётся ядерная война, человечество вымрет и весь этот мир превратится в пепел. Что бы ты сделал зная, что это произойдёт и в какой именно день?

Долго не раздумывая, Бабник ответил:

— Я бы отправился к командиру, приставил дуло этого автомата к его узкому лбу, а потом с большой радостью разрядил бы весь магазин. После этого я бы отправился поскорее домой, чтобы в последний раз увидеть свою семью и вспомнить, что такое нормальная жизнь. Мне бы не хотелось, чтобы последним, что мне запомнится, оказалась эта дыра в жопе мира.

Фрэнк внимательно прислушался к тому, с какой интонацией Тони произносил эти слова. Сколько ненависти в них прозвучало.

— Тони, а какой у тебя в жизни был самый дерзкий поступок?

Прислонив голову к деревянному столбу и прикрыв лицо козырьком от кепки, Тони ответил:

— Кажется, у меня их было два. Первый — кода я узнал, что регулярный секс с семнадцатилетней мексиканкой не прошёл без последствий и она залетела от меня. Самое забавное то, что я был ещё и на два года младше неё. — Фрэнк лишь слегка усмехнулся. Приподняв козырёк и поправляя кепку, Тони продолжил: — А второй — когда я на школьной спортплощадке убил парня. Я воткнул карандаш ему в горло раз двадцать. А у тебя?

— В шестнадцать лет я перерезал горло своему отчиму кухонным ножом. Потом я взял тесак и разворотил ему весь череп. Через несколько лет один урод в школе избил моего брата. Он попал в больницу с открытым переломом. Я взял гаечный ключ и отправился домой к этой мрази. У него в тот день был день рождения. Мой подарок был большим сюрпризом. Я поднялся на второй этаж и забил его ключом до смерти. От его головы почти ничего не осталось. Через пол минуты прибежал его папаша и набросился на меня. Он пытался выбросить меня со второго этажа. Я сперва сломал ему ногу ключом, а потом наклонился и вторым ударом добил в лицо. Затем нарисовался ещё один мужик. Ему я сломал несколько рёбер. Потом пришли мусора и… Судья предложила мне провести два года в колонии или шесть лет в армии. Так я и попал сюда. Уже почти два с половиной года прошло с того дня, как я несу службу в этом «хуторе». За это время я успел убить семь кубинских солдат.

Улыбнувшись, Бабник не воспринял слова Фрэнка в серьёз:

— Да ты прикалываешься надо мной. С тех пор как я приехал, что-то не произошло ни одного выстрела в нашу сторону.

Фрэнк сохранял каменный вид, от которого Тони сам поменялся в лице. При виде такого хладнокровного лица у самого стынет кровь в жилах.

Фрэнк задал ему всего лишь один единственный вопрос, который назревал у него с первого дня на базе:

— Ты бы хотел дёрнуть отсюда?

— Нас поймают. Это ведь остров. С одной стороны — кубинцы, с другой — бескрайний океан. Даже если ты сможешь свалить с базы, как ты собираешься попасть на материк?

— У меня есть план. Но одному будет тяжело. Нужны двое.

— И почему же?

— Нужно взять машину и как-нибудь пересечь контрольно-пропускной пункт. Водить машины доверяют одним и тем же солдатам. Среди них нас с тобой нет. Если мы возьмём джип с водителем, то нас запросто пропустят. На пропускном пункте подумают, что нас везут на пост. Но мы отправимся на аэродром. Там каждую неделю на материк отправляется самолёт с грузом, к которому приставлены два охранника.

— И как же ты узнал такие подробности?

— Два с половиной года назад кое-какой груз доставили сюда в сопровождении двух охранников. Этим грузом были я, дюжина ящиков вина для полковника и несколько комплектов нового оружия. И так со всеми рейсами — груз всегда сопровождают только два охранника. Вырубим охранников, наденем их форму и дорога открыта.

Голос Фрэнка прервался, давая знать Тони о том, что он ждёт его мнения.

— А где гарантия, что всё выгорит?

— Я прокручиваю этот план в своей голове, можно сказать, с первого дня, как только появился здесь. Я тысячу раз обдумывал каждую мелочь, каждый риск. Я перебрал десятки вариантов. И мой план — самая оптимальная альтернатива. Мне просто нужен был напарник. Среди остальных я не смогу никого найти. Они прибыли сюда на время, установленное для всех одинаково и отчалят совсем скоро. Мой случай особенный. Меня отправили сюда на время в разы больше, чем у всех остальных. Так что им нет смысла идти на такой риск. А ты ведь попал сюда не по своей воле. Мы оба ненавидим это место одинаково.

Немного поразмыслив, Тони произнёс:

— Надеюсь, что ты всё просчитал.

Отчаявшись терпеть этот ад на земле, Тони ответил согласием.

После отбоя поздним вечером они покинули казармы. Фрэнк подошёл к сидящему на скамейке Марку, который был одним из тех, кто большую часть своей службы крутил баранку армейского джипа на базе:

— Эй, Марк. Командир велел отправиться на аэродром. Там нужно забрать какой-то груз для офицерского состава. Сказал срочно.

— Мне нужно получить его личное разрешение. Ждите здесь, а я схожу к командиру.

— Эй! — Фрэнк притормозил недоверчивого рядового. — Если хочешь, можешь идти сразу к полковнику, чтобы тебя наверняка поставили раком. А потом ещё и командир тебя вздёрнет за то, что не доставил груз вовремя. Он сказал срочно. Наше дело передать его слова.

Каждый выезд с базы отмечался в журнале, где указывали дату и время отбытия и прибытия конкретного автомобиля, а также солдата, находившегося за рулём. И каждый раз для этого требовалось распоряжение офицера. Так было все четыре месяца, которые Марк водит армейский джип на базе со дня своего прибытия. Не удивительно, что слова Фрэнка показались ему слишком подозрительными. Но зная каким деспотом и садистом был командир, ему не хотелось, чтобы этот психопат лишний раз на него наехал.

Немного поразмыслив, Марк спросил:

— Откуда мне знать, что это распоряжение командира?

— А какой смысл мне это выдумывать? Я совсем не в восторге оттого, что вместо глубокого сна мне приходится гонять по поручениям этого борова.

Уткнувшись глазами в землю, почёсывая у виска, Марк произнёс:

— Хорошо. Поехали.

— Подожди только пару минут. Джонсон приказал не ехать пустыми и прихватить кое-какой груз для отправки. Мы сейчас.

После этих слов Фрэнк позвал за собой Тони. Они забежали на склад, где Фрэнк точно так же навешал охраннику ту же самую лапшу. Он отправился в конец склада, а спустя полминуты принёс что-то длинное и завёрнутое в белый брезент. Положив это на один из ящиков, они с Бабником отправились к выходу, где их уже ожидал Марк, подогнавший Виллис без крыши цвета хаки.

Тони сел справа от Марка, а Фрэнк запрыгнул сзади, положив руку на брезент с ящиком. Они проехали через контрольно-пропускной пункт и отправились в сторону военного аэродрома.

Звёзд на небе было немного и всё, что они могли разглядеть вокруг — сплошной ночной мрак, окутавший южную часть острова.

Автомобиль ехал достаточно медленно, что явно раздражало Фрэнка:

— Поддай газу. Мы так до утра будем волочиться. Если вернёмся поздно, нас точно будет ждать экзекуция.

Марк как будто ничего не слышал, постоянно протирая ладонью лоб. По его дёрганным движениям было заметно, как в нём нарастает нервозность. Вскоре Марк начал протирать виски, а затем задрал козырёк кепки и несколько раз вытер пальцами пот с чёлки. Где-то на полпути Марк вдруг сказал грубым голосом:

— Блин, Серра! Если ты заливаешь, то я вздёрну тебя прежде, чем это сделает со мной командир.

Фрэнк ответил дерзким тоном:

— А ну-ка повтори!

Марк резко дал по тормозам, после чего джип встал посреди пустыни. Он развернулся, положив руку на спинку водительского сиденья и едва ли ни закричал:

— Я СКАЗАЛ!..

Развернувшись, он увидел Грязного Фрэнка, стоящего на заднем сидении с лопатой в руках, которую ещё недавно окутывал брезент. В момент, когда Марк повернулся, Фрэнк уже направлял инструмент на водителя. Он изо всех сил ударил Марка лопатой, нанеся удар по макушке. Такого поворота событий Бабник не ожидал. После того как Марк откинулся, Тони вскочил с сидения. Фрэнк спрыгнул с автомобиля и вытащил тело, уложив его на землю. Он достал нож из-за пояса и засадил его в грудь рядового пять-шесть раз. После этого Фрэнк обратился к Бабнику:

— Давай, хватай за ноги. Кинем пока что назад.

— На хера!? Он то тут при чём!?

После недолгого молчания Тони, со сменой гримасы на лице, произнёс:

— Нет. Нет! Только не говори, что это и есть твой тщательно обдуманный план? Зачем было его трогать? Он же просто перенервничал, вот и ляпнул. Зачем было убирать парня?

Хватая тело за щиколотки, Фрэнк ответил:

— Да? А кто в пятнадцать лет убил человека простым карандашом?

— Это была случайность.

— Хватит трепаться. Хватай.

— Ты не понял. — Схватив труп за подмышки, Тони продолжал: — Если ты решил с самого начала убрать его, хрен с ним, но надо было заранее рассказать, чтобы я был готов к этому, а не охренел от такого поворота событий. И насколько я понимаю, — уложив труп на заднюю половину кузова, Тони продолжил говорить тяжело дыша, облокотившись обеими руками о джип, — ни на какой аэродром мы не едем?

Энергично оглядываясь по сторонам, Фрэнк покачал головой, проговаривая:

— Да, да, да. Ты очень проницателен.

— И куда же тогда? Или может для начала избавимся от трупа? Для этого ведь ты брал лопаты?

— Нет. У меня мысль получше.

Фрэнк привязал брезент к ручке лопаты и положил между передними сидениями. Затем он сел за руль. Бабник в спешке запрыгнул обратно, продолжая гадать, что задумал его дерзкий соучастник. Фрэнк повернул ключ. Двигатель заработал и они отправились на северо-запад от базы.

Фрэнк направлял машину в сторону кубинской границы. Где-то за километр до базы он попросил Тони взять лопату и поднять её как можно выше, чтобы брезент развевался. Сигнализируя о мирных намерениях, армейские гангстеры благополучно добрались до поста, где несли вахту кубинские солдаты. Пока Фрэнк ходил общаться с кубинцами, Тони сидел в джипе, находясь на мушке у одного из кубинских солдат. Лишь через долгие двадцать минут, за которые в голове Тони какие только мысли не возникали, Фрэнк вернулся в сопровождении кубинского офицера. Они открыли ящик, который лежал позади около трупа. Кубинцы тщательно рассмотрели содержимое, после чего старший офицер отдал сигнал. Фрэнк сел за руль. Они отправились через границу вглубь вражеской территории. Впереди и позади них двигались машины с кубинскими военнослужащими.

Через полтора часа пути они оказались в центре района Кунейра. Автомобильный эскорт остановился на одной из центральных улиц вдоль забора какого-то особняка неописуемой красоты с высокими колоннами перед фасадом, продолговатыми и ровными кустарниками, ведущими к парадному входу и балконом на втором этаже. По всему периметру располагалась вооружённая до зубов охрана в военной форме. Фрэнк с Тони медленно сошли с джипа и в сопровождении кубинских солдат отправились во двор.

Тот капитан, что встретил их на границе, о чём-то разговаривал с начальником охраны. Через полминуты начальник охраны дал сигнал подчинённым пропустить гринго. На входе их ещё раз тщательно обыскали, после чего начальник охраны в военной форме попросил следовать за ним.

Двое кубинских солдат сняли ящик с джипа и понесли, двигаясь следом. Грязный Фрэнк с Бабником прошли внутрь особняка. Внутри все взгляды были обращены на них.

Вся серьёзность той обстановки лишь подогревала желание Фрэнка и Тони как можно быстрее убраться с этого острова. Фрэнк впервые за два с половиной года оказался в нормальном жилом здании. Дом был обставлен картинами известных художников. По центру гигантского зала пролегала широкая лестница, по которой они поднялись на второй этаж. Миновав последнюю ступеньку, через несколько метров они свернули к двери, что находилась справа. Помещение напоминало рабочий офисный кабинет, однако в нём просматривался явный намёк на то, что его хозяин был напрямую связан с военным делом. За широченным столом из красного дерева перед ними сидел генерал Гильермо Мартинес. Генералу было на вид лет пятьдесят-пятьдесят пять. У него была густая расчёсанная назад шевелюра средней длины и такая же густая чёрная борода небольшой длины. Закуривая сигару, генерал Мартинес произнёс:

— Llevar. (Исп. — Несите)

Солдаты поставили ящик на пол справа от стола, после чего открыли и генерал Мартинес, развернув своё кресло, начал рассматривать содержимое. Внутри лежали пистолет-пулемёт «инграм» шестой модели, пистолет-пулемёт М3, автоматическая винтовка «AR-10», дробовик «ремингтон 870», многозарядное ружьё «моссберг-500», а также десять экземпляров ручной гранаты «МК II». Один из офицеров стал поочерёдно проверять оружие, вынимая и вставляя патроны и магазины, оценивая массу, эргономичность и плавность спускового крючка, а также качество всего механизма в целом. Но главный груз находился на самом дне. Один из кубинцев подобрал со дна ящика бутылку вина, какое регулярно доставляли по воздуху для старшего офицерского состава в Гуантанамо. Бутылка была обмотана листом бумаги, сложенным в восемь слоёв и затянутым резинкой. Генерал получил из рук подчинённого бумагу, которую тут же развернул и начал знакомиться с картой, на которой было подробно обозначено местоположение всех объектов, блокпостов, маршруты передвижения наземного транспорта и места базирования военных формирований с указанием точного числа людей и единиц техники, а также перечень боевого арсенала.

— И что же заставило вас совершить измену своей стране? — спросил генерал, широко раздвинув ноги, сидя за столом полуоборотом и задрав руку на подлокотнике, в которой он держал сигару с неторопливо исходящим табачным дымом.

— Мы — итальянцы. Наши предки оказались в Америке не от хорошей жизни — ответил Фрэнк.

Усмехнувшись, генерал вновь спросил:

— Неужели в Америке жизнь стала хуже, чем на Кубе?

Все тут же громко засмеялись.

— Что вас привело сюда? — теперь, когда голос генерала Мартинеса звучал вполне серьёзно, все резко умолкли.

Фрэнк отвечал за обоих:

— Мы по неосторожности убили сослуживца на базе. Там были свидетели. Вот мы и подумали, что, может быть, вы сможете нам посодействовать. Мы передали вам весьма ценный груз.

— Что же вы хотите взамен? — спросил генерал, выдыхая густой табачный дым и поднося к губам стакан, наполненный дорогим шотландским виски.

— Нам нужны документы, чтобы без каких-либо проблем находиться на Кубе какое-то время и двести тысяч долларов.

В комнате стояла мёртвая тишина. Генерал Мартинес сидел не двигаясь и тщательно всматривался в глаза гостей. Перед генералом на столе всё так же стоял стакан виски. Его правая рука по-прежнему находилась на подлокотнике деревянного кресла, отделанного натуральной кожей, а между пальцами была зажата дымящаяся сигара отечественного производства.

После затянувшейся паузы генерал спросил:

— А вы уверены, что не совершаете ошибку?

Фрэнк ответил, не раздумывая:

— Президенту Трумэну плевать на всех и на нас в том числе. Он думает лишь о своих амбициях. Если сегодня мы с вами поубиваем друг друга, то для него мы будем обыкновенным пушечным мясом. Мы для него скот, который можно отправлять на бойню и не заморачиваться. Но в отличие от него, нам вы не безразличны. Мы рассчитываем найти с вами общий язык и искренне надеемся подружиться.

— Wow. Sí, en los Estados Unidos, resulta que, aún tienen las personas normales. No todos estos podrida como su presidente. (Исп. — Надо же. Да в Америке, оказывается, ещё остались нормальные люди. Не все такие гнилые, как их президент).

После слов генерала Мартинеса все кроме Фрэнка и Тони громко засмеялись. Громкий хохот разошёлся на весь кабинет. После этого генерал встал с кресла, подошёл сначала к Фрэнку и протянул руку, потом пожал руку Тони, а затем вновь перешёл на английский:

— Мои люди отвезут вас в Гавану. Там вам сделают все необходимые документы. Но пока что вы получите только половину суммы. Остальную получите, когда мои люди проверят достоверность этой карты.

Генерал обратился к одному из своих подчинённых:

— Jorge, llevar dinero (Исп. — Хорхе, принеси деньги).

Хорхе передал кейс с упомянутой генералом суммой, продолжая стоять около патрона. После долгого и пронзительного взгляда, держа левую руку в кармане, а в правой удерживая дымящуюся сигару, генерал Гильермо Мартинес посмотрел на Фрэнка с Тони и торжественно произнёс:

— Добро пожаловать на Кубу.

Парни покидали особняк генерала Мартинеса с набитым деньгами кейсом в сопровождении кубинских солдат, двое из которых посадили их в зелёный армейский крытый джип. Находясь на заднем сидении и дожидаясь, когда двое кубинцев сядут в машину, Тони спросил:

— Как долго мы пробудем здесь?

— Думаю полтора или два года. Сейчас нас объявят в розыск и первым делом нужно спрятаться. Купим небольшой домик в Гаване. Это последнее место на земле, куда захотят сунуться американцы.

— Интересно, а что будет с трупом Марка?

— Точно не знаю. Но я слышал, что в этих местах держат питомники, в которых разводят крокодилов. Когда появляются трупы, которые нужно окончательно спрятать, они скармливают их крокодилам.

Водительское и переднее пассажирское сиденья заняли два кубинца. Они отправились по дороге дальше на северо-запад в сторону Гаваны.

Менее чем через двое суток они были уже в столице Кубы.

Как и обещал генерал, Грязный Фрэнк и Бабник получили кубинские паспорта. Фрэнк в документах был указан как «Фрэнки Стронг», а Тони — как «Энтони Зиммер». Они купили небольшой дом в пригороде Гаваны и подержанный синий пикап у местного фермера, который раньше использовал его для перевозки кур. Основную часть денег, которая осталась после покупки дома, машины, Магнума 44 калибра и ещё кое-каких расходов, Фрэнк положил на счёт в «Международном банке Гаваны». Тони предложил Фрэнку отметить с успехом завершённое дело. Счастливый обладатель револьвера сорок четвёртого калибра посчитал, что грех не согласиться. Пока Фрэнк покупал еду в ресторанах и вино на местном заводе, Тони успел склеить двух кубинок — Бланку и Даниэлу, на вид горячих как пламя и доступных как воды Карибского моря, омывающие берега Кубы. Ночь прошла бурно. Еда из ресторана, вино, ром, сигары, пляж, женщины. Так продолжалось больше двух месяцев. Как выяснилось, Фрэнк был Грязным не только по части мокрухи, но и в постели. Впрочем, до Тони ему всё равно было далеко.

Спустя какое-то время Фрэнк решил, что такой постоянный образ жизни может привлечь слишком много внимания. Он купил небольшое рыболовецкое судно у одного старика на побережье, после чего они решили посвятить себя рыбалке. С одной стороны это был отличный способ не выделяться среди не разгибавших спины местных жителей, а с другой — возможность заниматься чем-нибудь весомым помимо сплошных пьянок и веселья.

Прошло четыре года.

За окном стояло утро. После переполненной алкоголем ночи Фрэнк проснулся от шума, что издавала перекатывающаяся по полу пустая бутылка из-под рома, которую случайно сбил рукой Тони, когда отрывал правую щёку от стола, просыпаясь после многочисленных кукареканий соседского петуха. В этот же момент кто-то резко постучал в дверь несколько раз.

— Чё-ё-ё-ёрт… — едва произнёс Фрэнк, продолжая валяться на кровати, после чего, превозмогая последствия алкоголя в голове, обратился к Тони: — Открой, а то я не в состоянии.

Пока Тони проходил семь-восемь метров, которые он преодолевал так, словно взбирался на скалистые горы, человек за дверью успел постучать ещё раз двадцать.

— Иду-иду! — раздражённым голосом крикнул Тони, после чего Фрэнк схватился за голову от возросшей боли. — Кто там?!

Тони открыл дверь. На пороге стояла Бланка. Она была явно в панике и говорила очень быстро. Слишком быстро для того, чтобы уловить весь смысл сказанного после похмелья:

— По городу ходит какой-то человек. Латиноамериканец, но не местный, с пистолетом на поясе. Он опрашивает всех вокруг о том, не видел ли кто здесь трёх парней европейской внешности лет двадцати-двадцати пяти. Во всём городе таких по пальцам сосчитать.

После этих слов Фрэнк моментально протрезвел.

— Ты сказала он ищет ТРЁХ человек? — спросил Фрэнк, немного оторвав голову от подушки.

— Да. Трёх.

Задумавшись на пару секунд, Тони произнёс:

— Марк.

Фрэнк махнул тыльной стороной ладони, сигнализируя Тони о том, чтобы он отправил девушку домой. Бланка ушла. Тони запер дверь. Фрэнк тут же достал из-под матраца Магнум. Затем он пошёл на кухню, открыл шкаф и достал коробку из-под кофе. Внутри лежало с полусотни патронов сорок четвёртого калибра. Он накидал десяток запасных патронов в карман, после чего подошёл к двери и стал осматривать ту сторону улицы, что вела к центральной части города. Тем временем Тони осматривал противоположную сторону через окно.

Через полчаса ожидания, прищуривая левый глаз, Фрэнк сказал:

— Есть. Нарисовался. Видимо он. Одет как типичный турист. Сверлит глазом каждый двор.

По улице шёл мужчина лет сорока в светлой плетённой шляпе. На нём были серая рубашка и белые брюки. Его глаза прикрывали солнцезащитные очки. Одну руку он держал в кармане, а другой придерживал пиджак на плече. На лице была довольно густая отросшая борода.

Тони подошёл к Фрэнку и спросил:

— Да как он откопал нас?

— Вот именно, ОТКОПАЛ. — Фрэнк ненадолго замер, после чего добавил: — Сука! Он не один. Из-за угла появился второй. Но этот похож на американца.

— Может и впрямь турист?

— Эта тварь слишком подозрительно выглядит.

После этого Фрэнк протянул Магнум в сторону Тони и сказал:

— Хрен с ним. Тогда сделаем так. Иди на задний двор. Оттуда из-за кустов наблюдай за улицей. Когда второй подойдёт к нашему фасаду, начнёшь подходить сзади. Смотри внимательно. Как только он дёрнется или потянет руку к стволу — стреляй.

— Понял.

— Может быть он один. Но будем планировать на двух. Давай — сказал Фрэнк, активно прогоняя Бабника взмахами тыльной стороны ладони.

Тони отправился за дом через чёрный ход. Тем временем Фрэнк схватил со стола нож и встал за дверью.

Через пару минут через сквозь щели в комнате показалась тень незнакомца, остановившегося у входа. Он постучал несколько раз. Снаружи послышался голос:

— Есть кто дома?

Он произнёс эти слова на чистом испанском и без акцента для здешних мест. Незваный гость снял очки, которые затем сложил и опустил в нагрудный карман своей серой рубашки. Он откинул пиджак на землю в стороне от входной двери и достал из кармана толи скрепку, толи какую-то ещё мелкую вещицу. Он слегка присел и, всматриваясь в замочную скважину, начал осторожно задвигать язычок обратно, после чего стал медленно выпрямляться, доставая из-за пояса короткоствольный револьвер. Отталкивая дверь от себя, аккуратно прислонив к ней ладонь, агент прошёл пару метров вглубь прихожей и стал осматривать помещение, держа в правой руке Кольт тридцать восьмого калибра, направленный в потолок.

Не желая церемониться, стоя за спиной у агента, Фрэнк совершил два шага вперёд и воткнул острие ножа прямо в его шею. Правой рукой он продолжал расшатывать нож в шее агента, а левой выхватил револьвер из его руки. Пока клинок с трудом покидал тело жертвы, стекающая по спине кровь успела окрасить в свой цвет светло-серую рубашку. После этого Фрэнк осторожно и без лишнего шума уложил агента на спину. Он наклонился, крепко удерживая в правой руке орудие, с клинка которого стекали свежие капли крови. С презрительным взглядом Фрэнк засаживал клинок снова и снова, и так до тех пор, пока он не изрешетил грудную клетку своей новой жертвы — первой за последние четыре года. Рубашка агента практически полностью приобрела свежий багровый оттенок.

Пока Фрэнк потрошил одного агента, Тони наблюдал за вторым, который уже подходил ко входу как раз в тот момент, когда на полу уже лежал труп его напарника. Второй агент отправился в обход. Едва он успел подойти к дальнему углу дома, как Бабник уже стоял в нескольких метрах позади него. Тони пустил пулю ему в затылок, которая прошла навылет через лобную долю черепа. Агент упал на живот. Пока Тони направлялся к нему, из отверстия во лбу продолжала сочиться тонкая кровавая струя. Затем Тони подошёл и выпустил остальные пять пуль ему в голову, от которой уже ничего не осталось, разве что расплющенная по земле покрытая кровью органическая масса.

Фрэнк выбежал на задний двор. Они вдвоём схватили труп второго агента за ноги и затащили в дом. Волочив тело, они оставили обильный след крови, которая сочилась из остатков головы.

Фрэнк просунул руку во внутренний карман пиджака того агента, у которого голова сохранилась. Он достал паспорт гражданина Панамы на имя Альваро Мендеса. Второй в документах значился как Пабло Маркес.

— Тоже мне, панамцы — недовольным тоном произнёс Фрэнк сидя на корточках перед трупами, в то время как Тони стоял около него, не выпуская из руки Магнум. Наклонив голову, он также пристально вглядывался в поддельные паспорта агентов.

Грязный Фрэнк решил избавиться от трупов по старой схеме, предпочитая не изменять своему привычному стилю с шестнадцати лет. Только теперь вместо канализационного люка ему пришлось искать другой вариант. Первое, что пришло ему на ум — кубинские крокодилы. Они упаковали трупы в мешки. Погрузили их в свой пикап и отвезли на местную крокодилью ферму. Там они заплатили охранникам, чтобы те сбросили трупы в вольер к хищникам.

Понимая, что их засекли и теперь надо дислоцироваться в другом месте, Фрэнк и Тони решили вернуться в США. Закрыв счёт в банке, они запрыгнули на свою лодку и отправились по воде в аэропорт «Плайя-Баракоа». Там они сели на борт, который направлялся в северо-западную часть Мексики.

Самолёт приземлился в аэропорту Тихуаны. Там Фрэнк и Тони взяли такси и переехали через границу, направляясь в Сан-Диего. Оказавшись в городе, они первым делом отправились в ближайший автосалон, где приобрели поддержанный «форд курьер» молочного цвета. Поскольку пользоваться американскими авиалиниями было небезопасно, парни решили колесить между городами на автомобиле. Через несколько часов пути они припарковались у придорожного кафе. Пока они сидели и ожидали своих заказов, за соседним столиком какой-то явно зажравшийся буржуй наезжал на официантку, которой на вид было лет девятнадцать-двадцать, и скорее всего она где-то училась и работала в кафе, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Но эту капиталистическую свинью чужие проблемы не беспокоили. Всё что его беспокоило — это зажаренное яйцо, в котором немного растёкся желток. Но для него это уже оказалось достаточным поводом, чтобы на людях оскорблять девушку, которая, вероятно, пашет без выходных, пока у неё каникулы.

Клиент, весом килограммов в сто двадцать-сто тридцать, с животом, который упирался в край стола, обвисшим подбородком и раздутыми щеками не переставал возникать:

— Да кто тебя вообще пустил здесь работать, если ты даже не в состоянии просто нормально донести пищу до стола! Такие яйца подают только свиньям! Скажи, разве я похож на свинью?!

— Не… нет.

Клиент закричал ещё громче:

— Это был риторический вопрос, дура!!! Да ты не то что обслуживать, ты даже разговаривать с клиентами не умеешь! — Затем этот подонок приподнялся и дал пощёчину девушке, со словами: — Да тебе даже швабру нельзя доверить! Попринимают вонючих иммигрантов, у которых руки из жопы растут! Ни хрена не умеете!

Фрэнк уже не мог смотреть на то, как девушка ради каких-то грошей терпит унижения этого наглого подонка. Он подошёл к тому клиенту и, хлопнув по плечу, сказал:

— Эй.

— А тебе чего надо?! — Ткнув пальцем в лицо Фрэнка. — У меня итак сегодня день не задался из-за этой криворукой. Если надо, я могу и тебе жизнь испортить!

Фрэнк схватил его за палец и сломал его в области третьей фаланги на стыке с ладонью.

— Ах ты скотина! — Он орал на всё заведение, свалившись на колени.

— А теперь слушай внимательно. Первым делом ты извинишься перед девушкой.

Почти что писклявым тоном жирдяй продолжал возражать:

— Да пошёл ты!

— Надо понимать, это отказ.

Вместо ответа клиент плюнул Фрэнку в лицо. Фрэнк взял со стола салфетку и вытер лицо, после чего бросил её в рожу толстяка. Затем он подобрал со стола вилку и воткнул её в плечо. Крики буржуя переросли в вопли. Фрэнк уложил его на спину, после чего стал наносить удары кулаком по лицу, обосновывая каждый удар:

— Тогда, это тебе за дуру. Это за пощёчину. Это за иммигрантов. Это за скотину.

Огромная туша из сплошного жира валялась на полу заведения. Его нос уже истекал кровью, когда он закричал:

— ДОВОЛЬНО!

— Вот теперь ты похож на свинью. — После этих слов Фрэнк взял тарелку с яйцами и размазал её содержимое по лицу толстяка со словами: — На, жри! Ты что-то хочешь сказать?

— Извините.

— Хорошо. — После некоторой паузы Фрэнк произнёс: — Но я не верю.

Он наставил свой Магнум на жиртреса, взвёл курок и нажал на спусковой крючок. Пуля разнесла голову клиента словно из пушки, разбрызгав кровь во все стороны.

Несколько посетителей закричали. Кто-то молча вздрогнул.

Мы с Маттео наблюдали за этой картиной, сидя в другом конце зала. Маттео был впечатлён действиями Фрэнка. Даже он не позволял себе вот так смело и дерзко убивать в публичном месте.

Фрэнк достал из кармана где-то пару тысяч, отдал их официантке и сказал:

— Знаешь, я бы на твоём месте бежал из этого места.

С дикой дрожью по всему телу, которая внезапно наступила после увиденного, девушка с огромным трудом вымолвила:

— Но, но я не могу. Мой начальник…

— Слушай, уходи отсюда и скоро ты всё это забудешь, как страшный сон.

— Я даже не знаю, как вас отблагодарить.

Засовывая Магнум обратно за ремень, Фрэнк ответил:

— Отблагодаришь, если покинешь это место и больше не вернёшься сюда.

Девушка взяла деньги, сняла фартук и положила на рядом стоящий стул, после чего отправилась к выходу, тысячекратно выразив благодарность незнакомому клиенту. А Фрэнк сел обратно на своё место.

Пребывая под впечатлением, я подошёл к их столику:

— Господа, добрый день. — Я протянул руку и представился: — Меня зовут ***. Я здесь со своим другом. Мы наблюдали за тем, как вы восстанавливаете справедливость. Надо сказать, мы просто в восторге. Личности вашего типа вызывают у нас огромное уважение и почёт. В связи с этим, мы были бы вам признательны, если бы вы присоединились к нам.

Они перекинулись взглядом, после чего я получил ответ:

— Мы не против.

Ввиду событий, развернувшихся столь внезапно и так резко изменивших обстановку в помещении, застолье пришлось переместить в другое кафе.

Маттео планировал всего лишь познакомиться с ними и просто провести время за трапезой. Но дело зашло куда дальше. Они рассказали о своих злоключениях на Кубе и о том, что находятся в розыске. Это навело Маттео на мысль о том, чтобы предложить Фрэнку и Тони сотрудничать. Узнав нас чуть получше, они оказались рады такому предложению.

Так мы и познакомились. Теперь нас было четверо — Маттео, Грязный Фрэнк, Бабник и я — Карлос.

После знакомства за обеденным столом мы отправились за три сотни километров в наше логово, которое я окрестил «Комнатой грехов». Комната с порочной репутацией и четырьмя порочными её обитателями.

5. ЛЕННИ

Леон Росс по прозвищу «Мясник». В газетах его прозвали «Ленни Мясник». Настоящее имя — Леонардо Росси. Среди всех нас Леон раньше остальных вступил в ряды мафиозной группировки. Он жил в квартале, где селились представители всех этнических групп и любой расы. Там жили итальянцы, ирландцы, португальцы, французы, русские, азиаты, арабы, темнокожие, латиносы. Неудивительно, что преступность в этом квартале прогрессировала, как раковая опухоль. В паре десятков километров от этого квартала находилась резиденция главаря итальянской мафии. Все подрастающие итальяшки мечтали оказаться среди тех парней, которые рассекали на крутых автомобилях, одевались с иголочки, курили элитные марки сигарет и самое главное — они выросли в этом же самом квартале, так сказать, поднялись из самых низов. Сами гангстеры были не против того, чтобы в их семье появились подростки итальянских кровей, которые со временем становились частью семьи и добавляли молодую кровь в структуры организации, а в перспективе могли бы стать неплохими преемниками. Ленни оказался как раз одним из таких. В двенадцать лет он окончательно забил на школу и стал проводить всё время в баре, что был через дорогу от многоэтажного жилого дома. Тем баром владела итальянская мафия. Там Ленни разносил напитки и еду. Если перед заведением парковался очередной клиент, он тут же мчался протирать стёкла на нём, за что ему потом водитель подкидывал деньжат. В баре находились восемь бильярдных столов. За несколькими из них постоянно играли члены мафии, которые были кем-то вроде охранников. Каждый день их число менялось, но в среднем в баре собиралось от восьми до двенадцати мафиозных вышибал.

В один из дней утром Ленни заметил припарковавшийся перед баром белый «форд». Как обычно, он дождался пока клиент выйдет из автомобиля, после чего радостно поспешил протирать стёкла. Через некоторое время из бара вышел водитель — среднего роста, с тёмными волосами средней длины, уложенными назад. На нём был одет серый костюм, чёрные ботинки и серый галстук в полоску. Как всегда, Леон ожидал получить один-два доллара. Но клиент прошёл мимо него и вставил ключ в дверной замок.

— Мистер — обратился Ленни к водителю.

— Отвали!

— Мистер!

— Катись к чёрту!

— Эй!

— Чего тебе!? — голос водителя прозвучал раздражённо и грубо.

— Вы должны заплатить.

Хозяин автомобиля вынул сигарету изо рта. Резко выпуская дым, он подошёл и начал тыкать Ленни в лицо указательным и средним пальцами, между которыми была зажата дымящаяся сигарета, сказав при этом:

— Закрой пасть! Тебе я уж точно ничего не должен! — с этими словами он резко толкнул Ленни, после чего тот упал, ударившись спиной об асфальт.

Из бара вышел Джианни. Именно он пристроил Ленни в бар и всё время приглядывал за ним и остальными мальчишками. Он тут же обратился к водителю, остановившись в полуметре от него:

— Стэн, ты что творишь?

— А я что-то творю?

— Зачем ты толкнул парнишку?

— Слушай, я через пять минут буду у своего босса и он меня изрядно поимеет, потому что мы не смогли договориться. А тут вдобавок ты ещё нагнетаешь из-за какого-то сопляка.

— Он вытер стёкла на твоей машине. Ты должен ему заплатить.

— Я не просил его делать это — ответил Стэн, разведя руки в стороны.

— Здесь никто не просит. Ты оставил машину на парковке перед заведением, значит готовься заплатить мальчишке за вытертые стёкла. Таковы правила.

Ленни поднялся на ноги и сразу поспешил спрятаться за спиной Джианни.

Стэн продолжал возмущаться:

— Правила? И кто же придумал эти правила?

— Я.

— Что же, ты их придумал — ты и плати!

— Просто дай ему пару долларов и всё.

— Нет.

Джианни положил правую ладонь на щёку Стэна, после чего резко протолкнул его голову через боковое стекло, расположенное рядом с водительским сидением. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Всё произошло настолько быстро, что Стэн не успел даже закричать, лишь сжимая веки и оскаливая зубы. После этого Джианни отвёл Стэна на пару шагов назад и точно так же разбил головой и заднее стекло. С кровоточащим правым виском, Стэн упал на асфальт, прикрывая рану ладонью. Джианни схватил его за галстук и поволочил по асфальту к противоположной стороне автомобиля. Пока Джианни тащил его словно свиную тушу, лицо Стэна сильно покраснело из-за галстука, на котором всё крепче затягивалась петля. Джианни терпеть не мог, когда кто-то из посетителей позволял себе подобные вольности, не соблюдая правил заведения. Протащив тело, он продолжил проверять на прочность череп ирландского гангстера, разбив лбом Стэна ещё два стекла около пассажирских сидений с противоположной стороны. Стэн упал на асфальт, покрытый стеклянными осколками и почти не двигался, испуская стоны. Он лежал на пыльном асфальте, прикрывая ладонями кровоточащие раны на лице, с помятым галстуком и парой багровых пятен на белоснежной рубашке.

Стоя перед лежачим Стэном, Джианни сказал:

— Теперь можешь не платить. У тебя нет стёкол.

В тот день Ленни впервые увидел серьёзную драку, хотя она походила больше на избиение. То, насколько оперативно работал Джианни, его впечатлило сильнее, чем все те эффектные сцены, которые показывали в голливудском кино.

Учебный год завершился. Наступили летние каникулы. Каждое лето Ленни проводил на ферме у дедушки с бабушкой. Родители решили и на этот раз не изменять привычке. Дедушка Назарио и бабушка Летиция приехали на автобусную остановку и встретили горячо любимого внучка, у которого так внезапно оборвались курсы гангстерского мастерства и культурной этики преступного мира.

У дедушки с бабушкой была довольно большая ферма. Они держали свиней, быков, овец, кур, гусей, индюков, кроликов. Также у них было где-то около сотни гектаров земли, засеянной всякими овощами, зерновыми культурами, кустарниками и фруктовыми деревьями. Разумеется, после жизни среди крутых членов мафии, ферма для Ленни казалась каменным веком. Ему уже не были интересны эти дедушкины рогатки и бабушкины пирожочки. Он жаждал зрелищных разборок. Сразу после приезда дедушка Назарио пообещал внуку зарезать поросёнка в конце недели.

Когда наступило очередное воскресенье, дедушка с бабушкой как обычно отправились в город на своём пикапе, чтобы купить кое-какие продукты. Ленни тут же вспомнил, что у дедушки есть двуствольное ружьё и что он хранит его где-то на чердаке дома. Теперь, когда шнурки уехали и на ферме не осталось лишних свидетелей, настало время подняться на чердак и найти то единственное, что могло хоть как-то его развеселить в этом захолустье. Ленни взобрался по лестнице и какое-то время безуспешно бродил по чердаку, пока не заметил, как в одном месте под ногами раздался странный скрип, а доска будто прогибается куда-то вглубь, словно внизу пустота. Доска под ногами оказалась не приколоченной гвоздями. Ленни приподнял её и лицезрел двуствольное ружьё, а также четыре коробки патронов. Он взял ружьё, наполнил карманы патронами и бегом отправился в загон для скота. Предварительно положив заряженное ружьё себе на плечо, удерживая вторую руку в кармане, словно городской шериф, Ленни вошёл в загон.

Город засыпает, просыпается мафия.

Он медленно проходил мимо одного стойла, другого, третьего и пристально всматривался в скотину, словно тюремный надзиратель обходит камеры, до отказа набитые заключёнными. В итоге он остановил свой выбор на загоне со свиньями, когда вспомнил, что дедушка пообещал зарезать свинью. Ленни посчитал, что разницы никакой — вонзить нож в сердце или пристрелить. Он опустил ружьё с плеча, правую ладонь продолжал держать на рукояти, а левой поддерживал ствол, направляя дуло на цель. Выбор пал на самую крупную свинью. Прищурив левый глаз и направляя ствол на свинью, он произнёс:

— Решением суда штата Техас вы приговариваетесь к смертной казни. Привести приговор в исполнение!

Прозвучал мощный выстрел. Настолько мощный, что Ленни отлетел назад на пару метров. Но столь сильная отдача лишь раззадорила мальчишку. Поднявшись на ноги, он заметил, что свинья всё ещё дёргается. Вскоре она начала визжать. Ленни в спешке отодвинул рукоять от ствола. Достал опустошённые гильзы. Заново зарядил. Направил дуло. Прицелился и… последний вздох свиньи и ещё один полёт малолетнего хулигана. Свинья стала первой жертвой Ленни.

Пока дедушка с бабушкой не вернулись, он отправился в дом, прихватил тесак, пару ножей и топор для разделывания туши. Он выгнал из стойла всех остальных свиней, оставив лишь жертву шестнадцатого калибра. Надо сказать, для тринадцатилетнего мальчишки он довольно-таки успешно разделал свинью. Отделённые от шкуры и разрезанные на части куски мяса Ленни кое-как подвесил на крюках.

Дедушка Назарио и бабушка Летиция вернулись из города. Дедушка остановил свой пикап как раз перед загоном для скотины. На входе в загон вырисовывалась фигура Ленни, державшего в правой руке окровавленный тесак и всего запачканного кровью с головы до ног. Даже по лицу стекали капли крови.

Бабушка тут же выскочила из пикапа с криками:

— Боже! Что тут произошло?

— Дедушка, у меня для тебя сюрприз.

Дедушка Назарио поспешил внутрь загона. Находясь в объятиях бабушки, Ленни сумел повернуться лицом к дедушке и прокричать ему вслед, взмахнув окровавленным тесаком:

— Я МУЖЧИНА!!!

Дедушка Назарио увидел разделанную тушу подросшей свиньи, после чего развернулся и заулыбался. Он обрадовался тому, что его тринадцатилетний внук смог разделать такую огромную тушу, даже не подозревая о том, какими тёмными делишками тут промышлял его внучок, пока их не было на ферме.

В тот день Ленни уже имел веские основания для того, чтобы к нему обращались не по имени, а по прозвищу «Мясник», или как его прозвали газетчики — «Ленни Мясник».

После каникул Мясник вернулся в город и продолжил работать в мафиозном баре. В первый же день ему было непривычно обслуживать столики и протирать автомобильные стёкла на парковке. Эти занятия казались ему до боли унылыми после того, чем он занимался на ферме. После того как он пристрелил свинью, дедушка Назарио каждую неделю доверял ему кого-нибудь заколбасить. Ему под руку попадали индюки, кролики, петухи. Когда они связали овцу перед тем как резать, дедушка заметил, что лезвие ножа слишком тупое. Пока он ходил домой за нормальным ножом, не дожидаясь его, Ленни успел достать из кармана свой перочинный ножичек и полоснуть им по шее овечку.

Джианни попросил Леона отнести поднос с бутылкой рома и двумя стаканами к столику, где сидел Винченцо — брат Джианни. Их называли «братья Моретти». Они с Джианни на пару заправляли делами в баре, а когда приходило время, отчитывались перед боссами. Винченцо был сильно похож на Джианни — густые чёрные кучерявые волосы, глаза орехового оттенка, кожа смуглого цвета, широкие плечи, обильная растительность на предплечьях, широкие густые брови. Порой казалось, что они всё время держали в зубах сигару, а если сигары заканчивались, то братья Моретти курили простые сигареты, пока не прибудет новая партия контрабанды с Кубы.

Напротив Винченцо сидел представитель колумбийского наркокартеля. Они о чём-то разговаривали. Ленни опёр край подноса о стол, поставил бутылку по центру стола и рядом два стакана. Ленни успел вернуться к барной стойке ещё до того, как Винченцо взял полную бутылку рома и разбил её о голову колумбийца, отчего тот потерял сознание. Винченцо настолько был в ярости, что в момент удара брызги напитка с осколками разлетелись на несколько метров. После этого Винченцо перевернул колумбийца на спину, опуская его на пол, взял за воротник пиджака и поволок его на кухню. Ленни, как и все остальные, знал, что такие как колумбиец, оказавшись однажды на кухне, обратно уже не выходят. С кухни вообще мало кто возвращался. Среди персонала, те кто работал на кухне, попадали туда через служебный вход, а попадать внутрь через зал могли только Джианни, Винченцо и ассистент повара, но и тот лишь изредка показывался. Поэтому никто не знал, что творилось там внутри. Никто даже не слышал ни единого звука, так как стальная дверь запиралась наглухо и обеспечивала хорошую шумоизоляцию. Лишь когда открывалась дверь и ассистент повара выводил каталку с блюдами, за те несколько секунд, что была открыта дверь, можно было расслышать звонкий шум от посуды.

Но иногда дверь были вынуждены держать закрытой по несколько часов, а посетителям сообщать, что кухня временно закрыта.

Прошло семь лет.

Леону исполнилось двадцать. Он стал подражать Джианни и Винченцо, стараясь, как они, не выпускать из рук сигарету, весь день пуская табачный дым. Он невольно изменил даже походку и частично обновил свой гардероб. Если бы природа даровала ему вьющиеся кудри, то и причёску он бы тоже подогнал под местные стандарты, где законодателями мод были братья Моретти.

К нему подошёл Джианни:

— Ленни, у меня есть к тебе разговор.

Ленни кивнул, готовясь выслушать.

— Помнится, ты рассказывал, как резал животных на ферме у своего деда.

— Да. Было такое.

— Один из наших людей попал в автокатастрофу прошлой ночью. Он работал на кухне, разделывал мясо. Займёшься этим делом?

— Да. Почему бы нет.

— Тогда пойдём.

Джианни положил левую руку на плечо Ленни, а правой придерживал дымящуюся сигару, после чего повёл его на кухню. Они прошли мимо стальной двери. Перешагивая через порог, Ленни лицезрел пол, устеленный белой плиткой. Там всё было белого цвета — пол, стены, потолок, посуда, морозильные камеры, холодильники, газовые плиты, шкафы. Даже повара были одеты с головы до ног во всё белое. При этом вся кухня, буквально, сияла от чистоты. Лишь в самом конце, где находились морозильные камеры, Ленни заметил, что плитка имеет какой-то слабый розоватый оттенок. Они подошли именно к тому самому месту. Джианни открыл одну из морозильных камер, в которой Ленни разглядел части человеческого трупа. Или трупов. Ему несколько раз доводилось видеть, как Джианни и Винченцо убивали людей, как внутри бара, так и на парковке перед заведением. Поэтому увиденное его ничуть не испугало. Он понял, что под мясом Джианни подразумевал человеческие тела. Ленни не сразу осознал, что человек, погибший в автокатастрофе, о котором говорил Джианни, был одним из охранников, который каждый день с утра до ночи проводил у бильярдного стола, а когда в заведении кого-то убивали, он куда-то исчезал на время. Теперь Ленни занял его место. Он работал в зале, а когда возникала необходимость — он отправлялся на кухню. Поначалу Ленни было не по себе. Он рубил труп на части, а потом расфасовывал по пакетам, либо заворачивал в куски пищевой плёнки и бросал храниться в морозильной камере.

Но день за днём Ленни привык к этой работе. Всё больше она напоминала ему разделывание свиных туш на ферме у дедушки. Теперь он не видел в этом ничего богохульного. Впервые несколько раз его подташнивало. Но со временем он перестал замечать разницу между человеческим трупом и тушей животного. Теперь это был настоящий Мясник.

Как только морозильники заполнялись, братья Моретти вызывали курьера. В течение дня к служебному входу подъезжал красный фургон. Из него выходили двое парней и отправлялись на кухню. В тот день они вынесли из кухни на задний двор и погрузили в фургон два морозильника, забитые пятью разделанными трупами. На их место они принесли и подключили к розетке две другие свободные морозильные камеры, чтобы в очередной раз забить их до отказа «мясом».

Никто в баре не знал куда отправляется этот фургон и где высвобождают морозильники.

— Бери за правую — обратился Джианни к Леону после того, как он убил в заведении очередного посетителя.

Ленни взял труп за правую руку, Джианни — за левую. Они вдвоём потащили на кухню жмура, который, судя по всему, весил не меньше ста двадцати килограммов. Джианни с Мясником кое-как затащили его на кухню и припарковали на прозрачной клеёнке недалеко от морозильной камеры. Постелить прозрачную клеёнку предложил сам Ленни, так как ему не хотелось тратить лишнее время на уборку. Теперь вместо того, чтобы полчаса отмывать пол от крови, ему было достаточно собрать клеёнку и кинуть её в морозильник вместе с расчленённым телом.

— Эта тварь ещё дышит — сказал Ленни, когда толстяк резко закашлял, а его голова опрокинулась на левый бок и всё содержимое ротовой полости — немного крови и пара зубов, — брызнуло на клеёнку.

— Так добей его! — приказным тоном ответил Джианни, покидая кухню.

Мясник повернулся к лежащему толстяку и тихим тоном сказал, обращаясь к самому себе:

— Видимо, придётся.

Он взял из переднего кармана своей серой рубашки пачку сигарет, одну из которых достал, а пачку оставил лежать на рядом стоящем стеллаже. Затем он достал из брюк спички, зажал сигарету между губами и, прикрывая её ладонями, поднёс горящую спичку к концу. Прижимая фильтр двумя пальцами, он вынул сигарету, после чего медленно выпустил дым, направляя его в потолок и, пристально всматриваясь в дымящийся конец сигареты, мысленно оценил качество табака. Затем он зажал сигарету зубами, взял со стеллажа здоровенный тесак с чёрной пластмассовой рукоятью, облил его оливковым маслом с обеих сторон и встал над брюхом незадачливого адвоката. Толстяк не спускал глаз с Мясника, но не мог проронить ни слова из-за кровоточащей раны на шее, которую оставил Джианни, когда разбил стеклянную бутылку из-под пива о его голову и, держась за горловину бутылки, начал бить толстяка в шею торчащими осколками на обратном конце раз двадцать.

Ленни присел на колени, упираясь в живот адвоката. Он придерживал голову толстяка за подбородок одной рукой и, прищуривая левый глаз, прицеливался, высматривая мишень сквозь табачный дым. Он медленно прислонил лезвие ко лбу, располагая его строго параллельно носу недобитого покойника, после чего приподнял тесак и всего лишь за доли секунды до удара убрал левую руку от подбородка адвоката. Покрытый оливковым маслом тесак вошёл в череп и впрямь как по маслу, практически не встречая сопротивления.

Ленни провозился с этим одним трупом почти четыре часа. Целой морозильной камеры не хватило для того, чтобы поместить в неё туловище. Из-за этого пришлось доставать из живота желудок и кишечник, чтобы жировая ткань частично ушёл вглубь и брюхо немного сдулось.

Ввиду особенностей своего занятия, Ленни постоянно носил с собой раскладной нож с внушительным широким клинком. Этот инструмент был рядом с ним и днём и ночью. Набравшись опыта в одном деле на кухне, Джианни начал доверять Мяснику и другую работу, посерьёзнее, которой занимались все, кто целыми днями торчал в главном зале у бильярдного стола. Ленни начал время от времени вышибать из бара тех, кто не соблюдал правила заведения. Впрочем, таким клиентам они оказывали большую услугу и большинство из них даже не подозревали, как крупно им повезло. Потому что выбор был не богат — либо их отлупцуют и вышвырнут на улицу через парадный выход, либо их отправят на кухню к мяснику и вынесут через служебный выход в морозильной камере.

Через какое-то время Ленни начали узнавать в лицо. Слухи о том, что он достаёт нож прямо в главном зале и на глазах у посетителей кромсает неугодных заведению клиентов, пугали всех. Большинство вышибал пускали в ход кулаки, кий или бутылку. Но Ленни не церемонился. Стоило Джианни или Винченцо указать пальцем на какого-нибудь недобросовестного клиента, он тут же доставал нож и начинал вскрывать, кому горло, кому брюхо. Его стиль работы в тёмных кругах уже был всем известен. Такая известность объяснялась ещё и тем, что Ленни был довольно молод для подобного занятия. Обычно в таком возрасте никто не может убить даже из пистолета. Поэтому его все считали отмороженным. В каком-то смысле он и был таким. Ему часто сносило крышу и он доставал инструмент прямо на людях. Он не стеснялся использовать лезвие даже на парковке или на пороге перед входом в заведение. После нескольких кровавых разборок в баре с его участием, дерзость в его адрес позволяли себе только те, кто ещё не слышал о Ленни Мяснике.

Джианни и Винченцо ни разу не воспрепятствовали его действиям, считая, что удар для провинившегося лишним не бывает, даже если это приведёт к незапланированному убийству. Они не пытались его перевоспитывать. Он им нравился, поскольку иметь такого бойца в своих рядах дорогого стоит. И потом, Ленни был для них кем-то вроде цепного пса. К выстрелам из пистолетов привыкли все, а вот наблюдать за тем, как кого-то потрошат ножом и выпускают лужи крови — выдержит не каждый. Наблюдать за такой картиной тяжело, а испытывать такое на себе — ещё хуже. Такой человек пугал всех. Поэтому благодаря Ленни в баре стало существенно спокойнее после того, как он сделал себе репутацию. Стоило полоснуть по горлу одного, как остальные тут же возвращались на свои места согласно купленным билетам.

Спустя полгода у Ленни начали возникать серьёзные скандалы с родителями. У его отца, Маурицио Росси, лопнуло терпение. Он неоднократно до этого ругался с сыном и говорил, что ему прекрасно известно о том, что про его отпрыска говорят на улицах. Ему не хотелось, чтобы сын имел что-то общее с мафиозными делами. Мама Ленни, Барнабелла, уже давно смирилась с тем, что её Леонардо будет иметь большое криминальное будущее. Ещё когда он в детстве начал целыми днями пропадать в баре братьев Моретти, мама Ленни понимала, что если им с мужем не удастся сдержать своего ребёнка от влияния мафии, то в самое ближайшее время будет уже поздно. Синьор Росси даже ходил к Джианни и требовал, чтобы тот перестал пускать его сына к себе, но Джианни всячески пытался заверить отца Ленни, что его сыну ничего не угрожает и что он для них как член семьи и они с братом заботятся о своих людях. Но отец Ленни был реалистом и понимал, что это за люди. В итоге Джианни пообещал, что Ленни будет всего лишь разносить заказы и вытирать стёкла, за что будет получать достойную зарплату. Отцу Ленни пришлось смириться с таким раскладом.

Но годы шли и растущая репутация Ленни не могла промчаться мимо внимания синьора Росси. В результате отец поставил Ленни условие, что если он хочет и дальше работать на братьев Моретти, то ему придётся жить отдельно. Тот разговор завис на пару недель. Мама Ленни не хотела даже представлять того, как муж выгонит их сына. Но Леонардо заверил, что ему хватает денег на жильё. В действительности Ленни мог позволить себе купить сразу несколько квартир. Проблема сводилась к тому, что финансовая сторона его работы не привлекала так много внимания, как разборки с применением холодного оружия, и он даже не задумывался над тем, чтобы как-нибудь потратить свои кровно заработанные. Правда спустя пару лет он втайне от родителей погасил весь кредит, который отец с матерью взяли для покупки дома в районе, расположенном недалеко от фабрики по производству томатной пасты, где работали Маурицио и Барнабелла Росси.

Итак, после одного горячего семейного скандала Ленни был вынужден съехать на съёмную квартиру, которая спустя пару недель стала его собственной. Но сразу хочу сказать, что он её просто купил. Так что ничего такого не подумайте. Ленни был не настолько отмороженным.

Теперь он почти каждую ночь появлялся в квартире с девушкой. Так сказать, Мясник приносил домой живое «мясо», и это были те редкие случаи, когда он хватал руками мясо не для насильственных целей. Во многом для него жизнь стала ещё комфортнее. Он мог приходить домой поздно ночью, так как квартира пустовала и за него никто не беспокоился.

После очередной фасовки, затянувшейся на несколько часов, Ленни решил пойти домой и передохнуть, чтобы сменить другого вышибалу ранним утром. На часах почти полночь. Парковка перед заведением была заполнена. Каждый день это было практически единственное оживлённое место во всём квартале в столь позднее время суток. Переходя улицу, Ленни заметил, как на противоположной стороне через дорогу под тусклым светом ночных фонарей по тротуару бежала девушка, которую преследовал парень лет двадцати пяти. Платье на девушке было изрядно порвано и от него почти ничего не осталось, когда преследовавший догнал её. Он начал раздавать ей пощёчины одну за другой. Она успевала кричать лишь в перерывах между ударами. Девушка не сразу заметила, что помимо неё и разъярённого любовника на улице находился ещё один человек, которого она смогла разглядеть, когда парень схватил её за волосы и задрал голову.

Силуэт Ленни едва вырисовывался за фонарями на дороге.

— Помогите! Пожалуйста!

Ленни остановился посередине дороги, закурил сигарету и начал с интересом наблюдать за происходящим. Он не стремился спасать девушку, так как это было частым явлением в их квартале. Молоденькие девушки страдали от любовников, которые не терпят отказов. Ведь как правило такие девушки выбирали себе парней из мафии, которые завлекали их машинами и дорогими подарками. Но рано или поздно они становились для этих парней обычной вещью, которая была ничем не лучше, чем машина или те шмотки, которыми они их осыпали. И отношение к ним было соответствующее. Вещь просто берут, когда захочется.

Заметив, как девушка обратилась к кому-то, стоящему у него за спиной, парень развернулся к Ленни и громко произнёс:

— А тебе чего!? Здесь тебе не кинотеатр! Вали куда шёл!

Мясник продолжал стоять на месте, покуривая сигарету. Судя по акценту, это был кто-то из французов, которые заправляли в соседнем районе. Тем временем незнакомец продолжал доставать беззащитную девчонку, которую опустил перед собой на колени и прокричал:

— Ты уйдёшь только тогда, когда я тебе разрешу! Получила платья с украшениями и всё!? — Он как следует дёрнул девушку за волосы, задирая подбородок ещё выше. От этого её крики стали в разы громче. Её истерика нарастала. — Думаешь после всего этого можно просто взять и послать меня!? Теперь ты — моя собственность!

— Пожалуйста! — в отчаянии с вытянутой рукой в направлении дороги выкрикнула девушка, в очередной раз обратившись к Ленни, стоящему посреди едва освещаемого асфальта с красным огоньком в полумраке, который исходил от сигареты.

Не выпуская из рук волосы девушки, француз в очередной раз повернулся, направляя взгляд в сторону Мясника, а затем ткнул в его сторону пальцем и сказал:

— Ты, тварь! Сколько мне ещё говорить!? Свалил отсюда или я засуну твои шары тебе в пасть!

А вот теперь Ленни не мог просто стоять и наблюдать за этим дешёвым подобием любовной ссоры. На девушку ему по-прежнему было плевать. Здесь совсем другое. Он бросил сигарету в лужу около бордюра, после чего начал идти в сторону незнакомца.

— До тебя не доходит!? — он выпустил волосы девушки из рук и полностью развернулся к подходящему Ленни. Высвободившись из лап француза, девушка в панике отползла к стенке многоквартирного дома, в котором жил Ленни.

Лицо Мясника стало вырисовываться в свете фонаря, когда он достал из-за спины инструмент.

— Возомнил себя крутым!? — француз не успокаивался даже при виде ножа.

Ленни положил левую руку на воротник незнакомца, а правой всадил нож между рёбер, а потом ещё несколько раз до тех пор, пока тот не опустился на асфальт.

— Ты хотел оторвать мои шары? — после этого вопроса Ленни получил в ответ лишь слабые едва слышимые стоны. — Я отрежу твои. И знаешь где они окажутся?

Стоны усилились, перерастая в хрип.

— Нет. Я лучше покажу.

Мясник — человек слова. Он сделал, что обещал. И сделал это прямо на улице.

По этому кварталу патрульная машина проезжала раз в три месяца, чтобы полицейские могли отчитаться перед начальством о проделанной проверке участка. Раз в три месяца. Один раз за девяносто дней. Какова вероятность того, что вы нарушите закон именно в тот момент, когда блюститель закона будет проезжать мимо вас? Ленни ещё долго не мог поверить в то, что мусора нарисовались именно в тот день, в тот час и в ту минуту, когда он разбирался с тем французом. На него нацепили наручники и увезли в участок.