18+
Комментарии к «Федру» Платона

Бесплатный фрагмент - Комментарии к «Федру» Платона

Книга вторая

Объем: 228 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

ΕΡΜΕΙΟΥ ΦΙΛΟΣΟΦΟΥ ’ ΤΩΝ ΕΙΣ ΤΟΝ ΠΛΑΤΩΝΟΣ ΦΑΙΔΡΟΝ ΣΧΟΛΙΩΝ ΤΩΝ ΕΙΣ ΤΡΙΔ ΤΟ ΔΕΥΤΕΡΟΝ

КОММЕНТАРИИ ФИЛОСОФА ЭРМИЯ К ФЕДРУ ПЛАТОНА (Книга 2)

Кратко о второй книге Гермия Александрийского

Гермий во второй книге обсуждает философские идеи о любви, безумии и бессмертии души, основываясь на работах Стесихора, Сократа и Платона. Стесихор в своей палиноде отказывается от прежних взглядов на любовь, утверждая, что они были ложными, в то время как Сократ подчеркивает, что безумие влюбленного может быть как положительным, так и отрицательным, и связано с высшими благами. Платон выделяет четыре вида безумия (музыкальное, ритуальное, пророческое и эротическое), которые помогают душе восстановить гармонию и связь с божественным.

Далее рассматривается природа души, её бессмертие и самодвижение, где Платон утверждает, что душа не может быть уничтожена и всегда в движении. Он использует метафору возницы и лошадей для иллюстрации различных аспектов души, подчеркивая важность разума. Гермий также обсуждает иерархию душ, их связь с божественными сущностями и влияние на мир, а также концепцию пророчества и знания.

В заключение, Гермий акцентирует внимание на различиях между разумной душой человека и неразумной душой животных, подчеркивая, что только философы могут достичь божественного через понимание умопостигаемого. Текст подчеркивает важность практики и восхождения к божественным истинам для достижения истинного счастья и понимания.

α. Οὐκ ἔστ ἔτυμος λόγος] 244 Α.

«Неверно было слово это»

Идеи Стесихора и Сократа о любви и безумии. Стесихор написал палиноду, в которой утверждает, что его прежние слова о любви были ложными, несмотря на их правдивость в контексте исчезающей красоты. Сократ, в свою очередь, использует аргументы Лисия, утверждая, что влюбленный может быть безумным, но это безумие не всегда является негативным. Он подчеркивает, что безумие может иметь как положительные, так и отрицательные аспекты, и что в некоторых случаях влюбленный может превосходить умеренного человека. Сократ также утверждает, что безумие может быть источником высших благ и что оно связано с экстазом и страстью, которые являются важными аспектами человеческого опыта.

У Стесихора все началось с того же, что и у нас: он сам написал палиноду для Любви, как и для Елены. Прежнее высказывание он произнес не правдиво, а ложно, хотя оно и было правдивым в том смысле, что было забыто, поскольку касалось красоты, которая исчезает и гибнет в чувственном мире; таким образом, оно естественным образом связано с ложным. — Конечно, он говорил о настоящем: ведь он просто сказал: «Ложно то слово, которое не дарует благосклонности любящему», но «то, что присутствует, как говорят, дарует благосклонность тому, кто не любит».

— Так как Лисий использовал этот аргумент, утверждая, что не следует потакать любовнику, потому что любовник безумен, а не любовник умерен, Сократ также использовал его (ведь он сам заявил, что везде, где можно выразить нечто отличное от того, что утверждает Лисий, следует это сделать). Поскольку он сам применял это во многих других аргументах, в том числе и в этом, что влюбленный безумен, а нелюбящий умерен, он указывает, что понятие безумия не является простым; ведь существует по крайней мере третья категория, в которой влюбленный превосходит и лучше, чем умеренный, тогда как тот, кто находится в одной категории с умеренным, имеет и преимущества, и недостатки по сравнению с умеренным, и уступает ему в умеренности.

Поскольку, таким образом, все аргументы в предыдущем рассуждении проистекают из его безумия и изумления, Сократ показывает, что само это понятие — не просто название безумия. Ведь оно может быть либо только плохим, либо только хорошим (ибо только это может быть простым), либо может быть и хорошим, и плохим.

Ибо если бы это простое понятие означало только зло, то оно, конечно, было бы хуже, чем умеренность; но если бы оно было только добром или в одних отношениях добром, а в других злом, то недостаточно, чтобы безумие было добром, чтобы быть лучше умеренности; ибо что, если бы оно было менее добрым? Поэтому необходимо показать, что в умеренности больше блага, чем в безумии; это действительно будет показано, и это покажет, что превосходство безумия над высшими благами — дело людей, и что безумие — не просто величайшее благо, но также причина и мать величайших благ.

Поэтому она также великим образом ее прославляет. Если же это дар от богов, как утверждает самый мудрый, то может стать причиной высших благ; и первая, и средняя, и последняя страсть порождают экстаз и безумие, а различные формы безумия, кажется, являются неотъемлемой частью самой страсти, внушая безумие и восторг тем, кто поддается ей.


’Ἠρξατο μὲν ἀπὸ τῆς αὐτῆς ἀρχῆς τῷ Στησιχόρῳ, ἐπειδὴ καί αὐτὸς παλινῳδίαν γράφει εἷς τὸν Ἔρωτα, ὥσπερ ὁ Στησίχορος εἷς τὴν Ἑλένην. Οὐκ ἔτυμον δὲ εἶπε τὸν πρότερον λόγον, ἀλλὰ ψευδῆ, καίτοι γε ὄντα ὅπῃ ἠλήθευεν, ἐπειδὴ περὶ τὸ αἰσθητὸν κιὶ ἔξω φιινόμενον ἀπέὅλεπε κάλλος· διὸ συναινσιπὲφυρται τῷ ψευδεῖ. - Ἀσφαλῶς δὲ εἷπε τὸ παρόντος· οὗ γὰρ ἁπλῶς εἶπε " ψευδής ἐστιν ὁ λόγος ὃς ἃν μὴ τῷ ἐρῶντι χαρίζηται," ἀλλ’ " ’ὸς <ἃν> παρόντος ἑρπετοῦ τῷ μή ἐρῶντι φῇ δεῖν χαρίζεσθαι. "

- Εἶτα ἐπειδὴ ἄνω ἐπὶ κάτω τούτῳ μόνῳ ἐχρῆτο τῷ ἐπιχειρήματι ὁ Λυσίας, λέγων μή δεῖν χαρίζεσθαι τῷ ἐρῶντι, ἐπειδὴ ὁ μὲν ἐρῶν μαίνεται, ὁ δὲ μὴ ἐρῶν σωφρονεῖ, ἐχρῆτο δὲ αὐτῷ καὶ Σωκράτης (εἶπε γὰρ καὶ αὐτὸς ὅτ’. οὗ δυνατὸν πάντῃ ἕτερα παρὰ τοῦ Λυσίου λέγειν, ἀλλ’ ἔστιν ὅπῃ τοῖς αὐτοῖς ἀνάγιτ, χρήσισθαι), ἐπειδὴ οὖν καὶ αὐτὸς ἐχρήσατο πρὸς πολλοῖς ἄλλοις ἐπιχειρήμασι καὶ τούτῳ τῷ ὅτι ὁ μὲν ἐρῶν μιίνετιι,  ὁ δὲ μή ἐρῶν σωφρονεῖ, δείκνυσι μή ὃν ἁπλοῦν τὸ τῆς μανίας ὄνομα· τριττὸν γὰρ τούλάχιστον τὸ μὲν ὑπέρτερον καί κρεῖττον τοῦ σωφρονεῖν, τὸ δὲ ἐν τῇ αὐτῇ συστοιχίᾳ τῷ σωφρονεῖν, ’ὁ καὶ κατά τι πλεονεκτεῖ καὶ κατά τι πλεονεκτεῖται ὑπὸ τοῦ σωφρονεῖν, τὸ δὲ καταδεέστερον τοῦ σωφρονεῖν.

Ἐπειδὴ τοίνυν πάντσι τὰ ἐπιχειρήματα ἐν τοῖς ἅνω λόγοις ἐκ τοῦ μαίνεσθαι αὐτὸν καὶ ἐξεστηκὲναι ἐλαμὸάνετο, αὐτὸ τοῦτο λαὸἰυν ὁ Σωκράτης δείκνυσιν οὐχ ἁπλοῦν ὃν τὸ, τῆς μανίας ὄνομα. «Ἡ γὰρ μόνως κακόν ἐστιν, ἢ μόνως ἀγαθόν, (τοῦτο γὰρ <ἃν> ἦν ἁπλοῦν εἶναι) ἢ καὶ ἀγαθὸν καῖ κακόν.

Εἰ μὲν γάρ μόνως κακὸν ἐσήμαινε τοῦτο τὸ ἁπλοῦν, πάντως ἂν χεῖρον ἦν τοῦ σωφρονεῖν· εἰ δ’ αὖ πάλιν μόνως ἀγαθὸν ἦν, ἢ κατά τι μἐν, ἀγαθὸν κατά τι δὲ κακὸν, οὐκ ἀρκεῖ τὸ εἶναι ἀγαθὸν τὴν μανίαν πρὸς τὸ καὶ κρείττω εἶναι τοῦ σωφρονεῖν· τί γὰρ εἰ ἔλαττον ἀγαθὸν εἷή; Διὸ δεῖ δεῖξαι ὅτι πρὸς τῷ ἀγαθῷ καὶ μεῖζον ἀγαθόν ἐστι τοῦ σωφρονεῖν· τοῦτο δὴ καὶ ποιήσει, καὶ δείξει ὅτι ἡ κρείττων τοῦ σωφρονεῖν μανία τῶν με· γίστων ἀγαθῶνέιῖτία ἐστὶ τοῖς ἀνθρώποις, καὶ οὐχ ἁπλῶς μέγιστον ἀγαθόν ἐστιν ἡ μανία, ἀλλ’ αἰτία καὶ μήτηρ τῶν μεγίστων ἀγαθῶν ἐστι.

Διὸ καὶ μειζόνως αὐτὴν ἀνυμνεῖ. Εἷ δέ. καὶ ἐκ θεῶν ἐνδίδοται ὡς ἐρεῖ τῶν ἆοιροτάτων ἀγαθῶν ἂν εἴη αἰτία· εἶ δὲ καὶ ὁ πρῶτος ἔρως καὶ ὁ μέσος καὶ ὁ ἔσχατος ἔκστασιν ἐμποιοῦσι καὶ μανίαν, εἶ καὶ διάφορα τὰ εἴδη τῶν μανιῶν, ἔοικεν αὐτὸ τοῦτο ἴδιον εἶναι τοῦ ἔρωτος, τὸ μανίαν καὶ ἔκστασιν ἐμποιεῖν τῷ κατεχομένῳ ὑπ’ αὐτοῦ.

β. «Ἡ τε γὰρ δὴ ἐν Δελφοῖς προφῆτις] 244 Α.

«оно уделяется нам как божий дар»

Энтузиазм и его связь с душой, божественным вдохновением и различными формами безумия, согласно Платону. Он выделяет четыре вида безумия: музыкальное, ритуальное, пророческое и эротическое, каждый из которых влияет на душу и способствует её восстановлению и гармонии. Энтузиазм рассматривается как высшее состояние души, когда она соединяется с богами и получает вдохновение.

Душа, отделяясь от божественного, проходит через различные стадии, включая разум и размышления, и сталкивается с безумием. Четыре вида безумия помогают вернуть душу к её первоначальному состоянию, каждый из них выполняет свою роль: музыка гармонизирует, ритуал структурирует, пророчество предсказывает, а эротика объединяет.

Также подчеркивает взаимосвязь между этими формами безумия и их зависимость друг от друга, а также их влияние на искусство и философию. В конечном итоге, душа, стремясь к единству с богами и добром, достигает целостности и совершенства через эти формы энтузиазма.

Далее мы проясним все вышеупомянутые вопросы. Поскольку существует четыре вида безумия, а именно энтузиазм и божественное безумие, здесь Платон представляет музыку, ритуал, пророчество и эротизм. Прежде чем обсуждать каждый из них, мы должны сначала рассмотреть энтузиазм, какая часть души вовлечена в него, каждая ли часть вдохновлена, каждый ли энтузиазм исходит от богов, и в какой именно части души это происходит, или же это происходит из какой-то другой, более высокой части души.

Где же, в таком случае, находится главное и основное определение энтузиазма? Логическая душа состоит из двух частей: одна — мысль (διάνοια), другая — мнение (δόξα). Среди них наиболее простая часть обычно называется мыслью, а высшая — умом (νοῦς), являющимся наиболее развитым ментальным аспектом, через который функционирует душа. Поэтому некоторые называют его потенциальным умом (δυνάμει νοῦν). «Однако есть и нечто сверх этого, что представляет собой высший аспект всей души и является самым единичным, желающим всем добра и всегда предлагающим себя богам, готовым исполнить все, что они пожелают. Также говорят, что это душа, [которая] несет в себе образ запредельного, объединяющего всю душу.

«Необходимо также понять, что это так; разумная душа существует из всех предшествующих ей причин, а именно из разума и богов; она также существует из самой себя, ибо совершенствует себя. Поскольку она происходит от богов, она обладает Единым, которое объединяет все ее силы и сплачивает множество в единое целое. Сначала оно получает благо от богов и делает благом всю сущность души, поскольку соединяется с богами и объединяется с ними. Поскольку он возникает из разума, то обладает умопостигаемым, поскольку выбирает формы посредством простых восприятий и соединяется с высшим разумом. Поскольку оно также существует само по себе, то обладает интеллектуальным аспектом, порождая множество знаний и истин, активно участвуя и рассуждая от предпосылок к выводам. То, что оно существует само по себе, очевидно из его способности совершенствовать себя; оно ведет себя к совершенству и обеспечивает себе благо, гораздо большее, чем простое существование; ведь благо быть больше, чем просто быть; если оно обеспечивает себе большее, оно, конечно, обеспечивает и гораздо большее из меньшего. Поэтому первичная и истинная форма энтузиазма, исходящая от богов, находится в душе, которая превосходит интеллект и разум; она предстает как одно внутри другого, оставаясь и пребывая в состоянии покоя. Однако из этого единства освещается вся жизнь, охватывая разум, интеллект и иррациональные аспекты, распространяясь даже на само тело, которое отражает суть энтузиазма». Существуют и другие формы энтузиазма в отношении различных частей души, возбуждаемые определенными демонами или даже богами, не лишенными демона; так, ум описывается как энтузиазм, когда он открывает знания и теории в мимолетное мгновение и превосходит обычное человеческое понимание. Воля и воображение также характеризуются как восторженные, когда они создают искусства и производят замечательные произведения, как, например, Фидий в скульптуре и другие в различных ремеслах, как заметил Гомер о создателе щита: «не создав ни его, ни чего-либо другого». Гнев также описывается как восторженный, когда он действует с необычайной силой в битве, как, например, когда «Арес в бешенстве… и если кто-то, движимый желанием чего-то запрещенного законом, то из того, что необычайно, говорят, что даже желание слабо воспламенилось восторгом»; таким образом, восторг имеет место и в отношении других частей души.

Однако истинный и подлинный энтузиазм возникает, когда то, что выходит за пределы разума души, пробуждается к богам и вдохновляется оттуда. В остальное время она находится под влиянием различных богов в соответствии со своими способностями, хотя и в меньшей степени, когда ум движим или мысль направлена. «Таким образом, когда кто-то ищет философию, давайте не будем вступать в необоснованные споры, а будем часто участвовать в них, называя ее математической, физической или этической философией и наукой, и точно так же в контексте энтузиазма. Ведь мы обычно говорим, что энтузиазм — это либо воображение, либо движущая сила. Однако те, кто приписывает энтузиазм смесям тел, темпераментам воздуха, различным выдохам, или даже временам года, или подходящим местам, или влиянию небесных тел, как правило, больше сосредотачиваются на материальных аспектах дела, чем на его первопричинах. Поэтому мы выделяем поэтическую причину энтузиазма в богах, а материальную — в восторженной душе или привычных элементах, но конкретно вдохновение богов относительно сущности души, кульминирующей в благе». Но если боги всегда желают добра душе, то почему она не всегда вдохновлена? Они желают ей блага, но они также хотят сохранить порядок целого; а он не всегда подходит по многим причинам; поэтому он не всегда вдохновляет. Некоторые утверждают, что совершенное состояние достигает только подлунной сферы; если они утверждают, что ничто из сверхлунной и небесной сферы не действует в подлунной, то они явно говорят абсурд; но если они имеют в виду, что совершенные существа не могут действовать за пределами лунной сферы, то мы утверждаем, что, если все забывчивые души действительно подлунные, это утверждение справедливо; Однако если есть забывчивые души и за пределами луны (а такие действительно есть, ибо одни из них — последователи солнца, другие — луны, а третьи — Кроноса, ибо он рассеял одних по земле, других — по солнцу, а третьих — по другим местам), то для души будет возможно действовать и за пределами луны. Ибо то, что весь порядок обеспечивает ей в течение долгого времени, душа сможет обеспечить себе и в короткое время, чему способствует совершенное состояние под властью богов; ибо, действительно, она никогда не будет действовать по своему забвению, но будет действовать до своего забвения; подобно тому как если бы ради разума забвение души было связано с философией, она была бы способна; душа, избрав не жизнь философа, а какую-то другую, действовала бы в каком-то качестве и в этой жизни была бы философом. Говорят также, что существуют трансцендентные души. О том, как душа становится одухотворенной, уже говорилось. Как говорят, что статуя вызывает энтузиазм? «Она не действует в отношении существования, которое действительно безжизненно, но материал был очищен в ходе обряда посвящения, и на статую были нанесены определенные знаки и символы, которые сначала сделали ее живой с помощью этих средств и каким-то образом позволили влить определенную жизнь из космоса; затем, после этого, она была подготовлена к освещению божественным светом. Эта статуя всегда передает информацию до тех пор, пока те, кто способен ее воспринять, могут это делать. Ибо статуя остается пригодной до тех пор, пока она пригодна, пока она не становится совершенно непригодной для освещения богов; однако приемник является частичным; ибо, однажды влившись, она остается неподвижной, но снова вливается. Причина в том, что душа, когда вливается, действует относительно существования, тем самым истощая себя, напрягая свою собственную силу (ибо она действительно была бы богом и подобна душам звезд, если бы не истощала себя), но статуя остается освещенной, поскольку она может страдать; поэтому ее непригодность приводит к полному лишению, если только она снова не будет вновь инициирована инициатором и не станет одушевленной.

Таким образом, то, что происходит в душе, есть прежде всего энтузиазм, а то, что вдохновение и озарение исходят от богов, уже достаточно сказано. Теперь давайте обсудим порядок и необходимость четырех маний, а также то, почему философ упомянул только их».

Итак, при отсутствии других существ или даже при опоре на них есть ли тот, кто служит субъектом? Ибо, действительно, есть и другие обиталища и формы безумия, и сам он продвигается и находится внутри; и среди тех, кто прибыл, он упомянул, сказав, что я не могу стать женихом; есть также те, кто полностью одержим, и те, кого берут матери, и те, кто участвует в венце состязания, о которых он также упомянет в другом месте; но здесь он представил только эти четыре. Во-первых, чтобы только они были достаточны для души, чтобы она вернулась на свое законное место, как мы узнаем из обычая, а затем, чтобы он также передал тесно связанные с ними влияния на душу. Ибо многие из них действительно охватывают все существующие вещи и неуловимые дары богов; но теперь он передает энергию богов всем душам; он также представляет эти четыре формы безумия не так, как будто одной из них недостаточно, особенно эротической, чтобы вести душу в обход, а скорее в соответствии с их рангом и степенью; и теперь передается совершенство души в этом состоянии.

Так, как тираническая власть, будучи способной и подавляющей, преобразуется с готовностью и божественной судьбой, становится аристократической; однако, действительно, в соответствии с ее степенью, восхождение от тиранической является демократическим, а от этой олигархической, затем к тимократической, и, наконец, к аристократической; и наоборот, нисхождение и падение. Таким образом, и здесь душа освобождается и восстанавливается, сначала охваченная музыкальным безумием, затем ритуальным, затем пророческим и, наконец, эротическим, как мы узнаем.

Они взаимно влияют друг на друга и нуждаются друг в друге; эти четыре царства и есть царства, и потому их сообщество весьма обширно. Ведь ритуал нуждается в музыке, поскольку многие аспекты ритуала продиктованы гаданием; и наоборот, гадание нуждается в ритуале, поскольку ритуал исполняет и устанавливает оракулы. Более того, гадание использует поэзию и музыку, поскольку провидцы всегда говорят, так сказать, размеренными стихами. Музыка, в свою очередь, естественным образом использует гадание, как он сам утверждает. Ведь божественное и поэтическое вдохновение, служащее своего рода оракулом, каждый раз соединяется со многими истинами вместе с определенными Музами и Харитами. Что же касается любви и музыки, то что еще можно сказать? Те, кто занимался и музыкой, и любовью, как оказалось, не могут существовать друг без друга, как Сафо, Анакреон и другие подобные им. Очевидно, что любовь соединяется со всем, где существуют не только эти, но и все другие формы энтузиазма; ведь ни один энтузиазм не может возникнуть без искры любви.

Замечаешь, как все искусства сходятся в Орфее, он выглядит как будто нуждается и зависит от них друг от друга; ведь мы считаем его самым предсказуемым и вдохновенным, под влиянием Аполлона, еще более поэтичным, о котором говорят, что он стал сыном Каллиопы через это; и он также очень страстен, как он сам показывает себя Мусаиону, предлагая ему божественное благо и совершенствуя его.

Каждому из нас был показан этот мужчина, погруженный в безумие; и это неизбежно происходит; потому что между этими богами, носителями безумия, существует сильное взаимодействие и согласие, и у них есть большая близость сами к себе, к Музам, Дионису, Аполлону, Эросу.

Каждое из видов безумия следует рассматривать отдельно. Прежде всего, давайте уточним, что некоторые из них проявляются внутри самой души и совершенствуют её, в то время как другие влияют на наши действия и сохраняют нашу природу. Внешние виды соотносятся с внутренними в соотношении четыре к одному. Давайте сначала рассмотрим только внутренние виды и их влияние на душу, и посмотрим, что происходит внутри неё; чтобы это стало понятным и было учтено, давайте рассмотрим, как он говорит, спуск и полет души.

Изначально и прежде всего душа была связана с богами, и то, что находилось в ней, было связано с богами. Затем, отделившись от этой божественной связи, она спустилась в разум, и больше не была связана, и в разуме содержала бытие не только простыми восприятиями, но и, так сказать, вещами разума, которыми питалась и видела. После этого, отделившись от разума и перейдя к размышлению и мысли, она уже не питала простых восприятий, а приходила к выводам с помощью рассуждений и размышлений, переходя от предложений к выводам.

После того, как разум отделился от чистого мышления и психических свойств, он столкнулся с безумием и тревожностью. Теперь необходимо вернуть его к исходным принципам, чтобы он снова мог восстановиться; эти четыре мании направлены на этот подъем и восстановление; музыка приводит в гармонию то, что было взволновано его частями, приведено в неопределенность и дисгармонию, наполнено беспокойством; музыка делает душу цельной и готовит к духовной деятельности.

Музыка соединяет и укрощает только ее части, тогда как телесная искусственно делает ее действовать целиком и создает целостность; таким образом, даже ее дух активизируется. Поскольку душа, спустившись, кажется разбитой и разобщенной, и ее круг, то есть ее дух, ограничен, а Ватерова душа переносит многочисленные разрывы и вращения, то есть чувственное; поэтому она действует частично, а не полностью сама по себе. Таким образом, Дионисийская душа после достижения полного согласия частей создает ее совершенную и заставляет действовать и мыслить полностью саму по себе; а Аполлоновская возвращает все ее наполненные силы и поворачивает их обратно внутрь себя и возбуждает (поэтому и говорят, что Аполлон возвращает душу от множества к единому, обращая душу внутрь) или же Любовь, объединяя душу в целом, прикрепляет это внутри души к Богам и духовной красоте.

Таким образом, то, о чем мы говорили, видно в каждом и в остальных, но в соответствии с доминирующим, каждый называется; потому что из трех из этих богов, дающих их и их даров, и третьих, которые изменяются, поскольку дающие объединены между собой и находятся друг у друга, поэтому и дары получают и взаимодействуют друг с другом, и то, что принимается, то есть душа, имеет все дары. Альфа и Омега могут также разделить четыре мания: так как целое трижды, или как в части, или из частей, или как до частей (потому что целое частично, как маленький мир, называется частью мира, и частичный разум имеет все формы, что и универсальный; существует также целое из частей, как воспринимаемый мир из всех его частей; а также целое до частей, как форма природы или души целого, или форма дома в душе художника), то относительно целого, как части, соединительны Музы и музыкальная мания, относительно целого из частей — Дионис и театральное искусство, относительно целого до частей — Аполлон и мантика; а Эрос в отношении всего этого укрепляет в душе саму душу перед богами, и это является делом любви, соединить душу с богами и их невыразимой красотой.

Допустим, ты погрузишься в мир чисел их истину: единицу почитают в честь Аполлона за его постоянную энергию, ведь именно в единице умещаются все числа равномерно; тройка считается совершенной для Диониса, олицетворяя начало, середину и конец, так же как Дионис совершенствует душу; а в девятке увидишь отражение Муз, потому что именно в ней сосредоточены все гармонии и соотношения, ведь вся последовательность чисел завершается на девятке (отсюда и прозвище «новая»), и ты поймешь, что единица совершенствует три, а три — девять, прежде чем погрузиться в единицу, чтобы ощутить гармонию с любовью и добром, которыми пронизан весь этот мир; ведь любовь ведет все к единству бытия.

И Дионису они приписывают четверку по другим названиям, потому что она содержит все гармонии (четвертый, полутон, удвоенный второй, утроенный третий, учетверенный четвертый; то есть через четыре, через пять, через все, через пять и через все, через дважды через все), и потому что она включает все числа в себе; ибо четверка является корнем всех чисел, так как она составляет десять от единицы до самой себя, и число десять вообще называется полностью четырехгранным и четырехлицым.

— Из этого вдохновения ты получишь образы и из логических теорем; потому что музыкальное ты возьмешь окончательное, которое соединяет человека и его определение из живого и смертного и формирует его облик; телесное возьмешь разделяющее и аналитическое, которое через противоположные категории направляет к самому общему; а аполлоническое и мантическое само по себе обобщает из множества к единому в самом частном. Ты также получишь из всех десяти общее для всех, называемое общим, вместо любовного; потому что все стремится к добру, и Эрос возвышает.

Вот эта таинственная и внутренняя сила, деятельность и мощь этих четырех безумий, проявляется в нас, людях, внешними проявлениями и воздействиями. Музыка, например, позволяет нам гармонично и ритмично выражать и действовать, воспевать подвиги героев и их доблестные поступки, и через это воспитывать нашу жизнь, как внутри нас согласовываются различные аспекты нашей души.

Телесная жизнь, отгоняющая все чуждое, загрязненное и вредное, сохраняет нас целыми и здоровыми, изгоняя мании и демонические фантазии, делая нас здоровыми, целостными и совершенными, также делая нашу внутреннюю душу целой и цельной. Мантическая жизнь вечно соединяет пространственно-временное, видя все как одно в настоящем: прошедшее, настоящее и будущее; предсказывая будущее, которое она видит как настоящее, делает нашу жизнь более устойчивой; также соединяет и возвышает все разнообразные и многочисленные жизни и способности души, чтобы она больше сохранялась и укреплялась.

Эротика привлекает молодых к нам одним, а дружба других, будучи своего рода педагогом для молодежи, собирая молодых вокруг нашей душевной красоты, перенося их от воспринимаемой красоты к нашей духовной красоте, как будто соединяя их внутри души, как это делалось с великими учеными. Прокл рассматривал, как можно разделить безумие, чтобы оно могло быть чем-то отличным от этого. Философ заявил, что даже если они разделяются, ничто не мешает, скорее даже необходимо, чтобы каждый из них находился под влиянием многих богов, хотя и разных. Но как мы, признавая философию как наивысшее из всех наших занятий, делаем мантику и любовь более важными? Во-первых, мы ставим ее во главе всех дел человеческой жизни, но не в самых глубинах ее души.

Однако почему, если внутри есть, также и образует аналогию с внутренними чертами, то есть, где есть соотношение с внутренними чертами, и где его нет. Прежде всего, наша телеология имеет все остальные, потому что она включает все остальные (ибо и богословие и вся философия и даже любовь; ведь ее необходимо очень любовно внедрить в них, чтобы все удачно завершилось), а вот только любовь мы рассматриваем по отдельности от образа, и она кажется нам более нуждающейся в цели.

Когда ты отказываешься от других целей, они кажутся намного менее важными. Поэтому не нужно сравнивать их по всем аспектам, а только там, где они имеют значение; например, как если бы формы были похожи на мои, но уже не по периметрам; ведь это не всегда будет соответствовать. Таким образом, все упомянутые страсти являются более сильными, чем здравый ум. Однако существует такое состояние, соответствующее здравому смыслу, если мы говорим о том, что оно преуспевает благодаря здравому смыслу. В средине души и даже в ее случайных вдохновениях возникают некоторые, которые превосходят надежду, и техники и теоремы находят, как говорит Дисклид в медицине и Геракл в практике.

Таким образом, практическое мастерство превосходит теоретическое; но, по моему мнению, страсть к искусству кажется всем наиболее значимой. Некоторые страсти исчезают быстро, в то время как другие остаются в искусстве и науке навсегда. {Как мы говорили о статуе, что у нее есть определенные характеристики и символы, которые, если бы сохранялись, делают каждый обряд всегда сияющим сам по себе, так и художник имеет свои умения и Знаки, которые, как символы, присутствующие в душе, всегда заставляют ее сиять; поэтому необходимо изучать знаки наук и самого предвидения, чтобы мы были в порогах вдохновения самих богов-надзирателей, Чтобы же нас не смущало, как Дионисий может предоставить нам целое и совершенное, хотя он считается покровителем разделения, разделенного разума и всей различаемой деятельности.

Душа, как говорится, спускается на землю по предвидению и своему благородному выбору, и, сойдя, более заботится о рождении, и поэтому ее спуск считается злом, хотя сам по себе он не является злом; таким образом, она, принявшая и отвергнувшая от Диониса различие по существу, то есть различие от других душ, далее разделяет сама себя и делает себя более частичной, так что уже не может действовать по всем своим силам; Поэтому говорят, что от Диониса она получает цельную и совершенную сущность, что означает, что она достигает полноты своей сущности и становится здоровой. Таким образом, для нас причиной нашего разделения является бог, и через него мы становимся цельными, полными и целостными.

Из этих четырех, как говорится, когда здесь передаются великие формы мудрости, пророческая упоминается первой..., потому что она очевидна у греков. О них теперь говорят, что их внешняя деятельность «полезна для человечества». Что касается додонийского оракула, то здесь существуют разные мнения. Это действительно самый древний из греческих оракулов; одни говорят, что оракулом было дерево, другие утверждают, что это были голуби. Правда в том, что жрицами были женщины, которые пророчествовали, украшая голову дубовыми листьями, и их называли пеласгами. Возможно, некоторые, введенные в заблуждение названием, подозревали, что пророчествующие - это голуби. Поскольку они украшали свои головы дубовыми листьями, возможно, поэтому оракул также называли оракулом дуба. Существует оракул Зевса, а тот, что в Дельфах, принадлежит Аполлону. Поэтому разумно рассматривать оба оракула как в некотором роде родственные. Считается, что Аполлон помогает в создании Зевса, и часто оракул Додоны оказывался неясным, в то время как дельфийский оракул был ясным, советуя то, что желал оракул Зевса. Аполлон часто давал им множество ответов. Таким образом, жрицы, вдохновляясь и пророчествуя, приносили огромную пользу людям, предсказывая будущее и корректируя их пути, и в своей умеренности они были похожи на других женщин. Таким образом, не просто безумие - это плохо, а нечто большее, чем умеренность, и причина многих благ для человечества.

Но почему женщинам часто кажется, что в их второй жизни нет ничего значимого? Мы видим лишь небольшой аспект, отбирая только эту их единственную жизнь, в то время как боги, зная предшествующие события и циклы душ, теперь даровали им эту честь». Что касается сивилл, то сделанные заявления настолько удивительны, что кажутся мифом. Однако появилось много сивилл, и все они выбрали пророческую жизнь. Возможно, по какой-то причине они решили называться сивиллами, подобно тому как трисмегистский Гермес, по преданию, часто посещал Египет и в третий раз был назван Гермесом. Также говорится, что среди фракийцев родились три Орфея. Таким образом, возможно, они также приняли эти титулы для некой формы общения и памяти, поскольку эта Сибилла, Эритрея, о которой сейчас говорит Эрифила, была названа так с самого начала.

Говорят, что когда она выйдет вперед, то должна будет говорить от имени «каждого и всех» и произносить размеренные слова в течение короткого времени, воплощая совершенную форму человечности. Есть три аргумента, которые утверждают, что безумие - большее благо, чем умеренность: во-первых, из сущности, поскольку оно дано богами; ведь все, что дано богами, - величайшее из благ, и сама эта сущность первостепенна; во-вторых, из действия, поскольку этот вид безумия совершил много хороших дел для Греции; в-третьих, от названия, поскольку древние и знаменитые нарицательные имена называли величайшее из занятий, а именно гадание, именем безумия, обозначая то, что мы сейчас называем маниакальным гаданием; они вплетали имя безумия в название искусства, называя его маниакальным; поздние [древние], под влиянием бесконечной красоты, добавили этот элемент, будучи поколеблены именем безумия. В первую очередь они использовали его с бесконечной красотой, ибо, имея имя безумия, они упускали из виду бесконечную красоту, присущую благу этого имени.

Древние называли божественное гадание манией, что становится очевидным с противоположной точки зрения; ведь исследование будущего разумных существ, утверждает он, означает все человеческие гадания, носящие умозрительный характер и возникающие из наших рассуждений, когда мы действуем и ищем (например, те, что происходят через знаки, как астрология, авгуры, или то, что сейчас называется гаданием по знамениям и птицам, символическое толкование и подобные методы). Поскольку эти практики состояли из трех элементов: мнения, разума и истории (ведь в них есть что-то от нашего мнения и догадок, хотя часто случаются неудачи, что-то от разума, поскольку невозможно создать искусство без целого, и что-то также от истории, то есть опыта, как это делают те, кто фиксирует опыт), древние назвали эти три элемента мнением, разумом и историей, объединив их в один термин, который они назвали «гадательным». Они называли все умозрительные и человеческие искусства «прорицательными», обозначая мнение, разум и историю; которые они называли «прорицательными», преобразуя их в «о», как более существенный и удлиненный элемент и более громкий, таким образом обозначая все человеческие и умозрительные прорицания как «авгур».

Действительно, по свидетельству древних, существует безумие, превосходящее дарованное богами по сравнению с человеческой сдержанностью и рефлексивным гаданием, подобно тому как сущность имени превосходит сущность пророческого гадания. Более того, работа, проистекающая из этого безумия, отличается от работы, возникающей в результате гадания.

- Можно удивляться чувству благодарности философа, отмечая, что он больше ничего не включает в свои выводы; вместо этого то, что он получает от признанного, напрямую согласуется с геометрией и справедливостью.

***

Τὰ μὲν τῶν ῥητῶν ἑν τοῖς ἑξῆς σαφηνιοῧμεν. Ἐπειδὴ δὲ τέσσαρας μανίας, τουτέστιν ἐνθουσιασμοὺς καὶ κατοκωχας ἐκ ϑεῶν, ἐνταῦθα παραδίδωσιν ο Πλάτων, μουσικὴν, τελεστικὴν, μαντικῆν, ἐρωτικὴν, πρὸ τοῦ περὶ ἑκάστης εἰπεῖν, περι ἐνθουσιασμοῦ πρῶτον ῥητέον, ποῖον μόριόν ἐστιν τῆς ψυχῆς τὸ ἐνθουσιῶν, καὶ εἰ πᾶν μόριον ἐνθουσιᾷ, καὶ εἰ πᾶς ἐνθουσιασμὸς ἐκ ϑεῶν, καὶ ἑν ποίῳ μορίῳ τῆς ψυχῆς οὗτος ἐγγίνεται ἢ ἄλλῳ τινὶ κρείττονι ψυχῆς. Ποῦ οὖν μάλιστα καὶ τίς ὀ κυρίως καὶ πρώτως λεγόμενος ἐνθουσιασμός; Τῆς δη λογικῆς ψυχῆς εἶσι μέρη δύο, τὸ μὲν διάνοια, τὸ δὲ δόξα· πάλιν δὲ τῆς διανοίας τὸ μὲν πεζότατον λέγεται καὶ κυρίως ἐστὶ διάνοια, τὸ δὲ ἀκρότατον ὃ καὶ νοῦς αιἰτῆς λέγεται, καθὸ μάλιστα νοερὰ γίνεται ᾗ ψυχὴ, ὖ καὶ δυνάμει νοῦν τινες ἐκάλεσαν. «Ἀλλο δέ ἐστιν ὑπὲρ τοῦτο ὄ ἐστιν ἀκρότατον τῆς πάσης ψυχῆς καὶ ὲνικώτατον, «ὀ πᾶσι τά ἀγαθὰ ϑέλει καὶ ἀεὶ ἑαυτὸ ἐπιδίδωσι τοῖς ϑεοῖς, καὶ ὅπερ ἂν ἐκεῖνοι βούλωνται τοῦτο ἕτοιμον ἐμποιεῖν· ὃ καὶ «ὲν λέγεται τῆς ψυχῆς [ὃ] καὶ ἴνδαλμα φέρει τοῦ ὑπερουσίουι ἑνὸς, πασαν ὲνίζον την ψυχήν. «Oτι δὲ καὶ ἀναγκαῖον ταῦτα οὕτως ἔχειν μάθοιμεν ἃν ἐντεῦθεν· ἡ λογικὴ ψυχὴ παρά τε τῶν πρὸ ἑαυτῆς αἰτίων πάντων ὑφίσταται, τουτέστι παρα νοῦ καὶ θεῶν· ὑφίσταται δὲ καῖ παρ» ἑαυτῆς ἑαυτὴν γὰρ τελειοῖ. Καθὸ μὶν οῦν ἐκ ϑεῶν ὑφίσταται, ἔχει τὸ ἓν, ὃ καί πάσας αὐτῆς τὶς δυνάμεις καὶ πᾶν τὸ πλῆθος ἓνίζει καὶ ἑνοῖ εἰς ἓν, καὶ πρῶτον δέχεται τά ἀγαθὰ ἐκ θεῶν καὶ ἀγαθοειδῆ ποιεῖ την πᾶσαν τῆς ψυχῆς οὖα-ίαν, καθὸ καὶ συνάπτεται τοῖς θεοῖς καὶ ἑνοῦται πρὸς αὐτούς. Καθὸ δὲ ἐκ νοῦ ὑφίσταται, ἔχει τὸ νοερὸν, καθὸ ἁπλαῖς ἐπιὸολαῖς καὶ οὗ διεθοδικῶς αἱρεῖ τά εἴδη, καθὸ καὶ συνάπτεται τῷ ὑπὲρ ἒαυτήν νῷ. Καθὸ δὲ καὶ ὲαυτήν ὑφίστησιν, ἔχει τὸ διανοητικδν, καθὸ Δἐπιστήμας τε καὶ θεωρήματα πολλὰ γεννᾷ καὶ διεθοδικῶς ἐνεργεῖ καὶ συλλογίζεται ἀπὸ τῶν προτάσεων τὸ συμπέρασμα. «οτι γάρ καὶ ἑαυτὴν ὑφίστησι, δῆλον ἐκ τοῦ καὶ ἑαυτὴν τελειοῦν· ὃ δὲ εἰς τελειότητα ἑαυτὸ ἄγει καὶ τὸ εῦ εἶναι ἐαυτῷ παρέχει, πολλῷ πλέον τὸ εἶναι αὐτῷ παρέθει· μεῖζον γάρ τὸ εῦ εἶναι τοῦ εἶναι· εί οῦν τὸ μεῖζον ἑαυτῇ παρέχει, πολλῷ πλέον τὸ ἔλαττον παρέθει. ο οῦν πρώτως καὶ κυρίως καὶ ἀληθῶς ὲκ θεῶν ἐνθουσιασμὸς κατὰ τὸ «ἐν τοῦτο γίνεται τῆς ψυχῆς, ὅ ἐστιν ὑπὲρ τήν διάνοιαν καὶ ὑπὲρ τὸν ἐν αὐτῇ νοῦν· ὅπερ ἓν ἑν τῷ ἄλλῳ χρόνῳ παρειμένῳ καὶ καθεύδοντι ἔοικε· τούτου μέντοι τοῦ ἑνὸς καίταλαμφθὲντος πᾶσα ἡ ζωη καταλάμπεται καὶ ο νοῦς καὶ ἡ διάνοια καί ἡ ἀλογία, καὶ μέχρι καὶ αὐτοῦ τοῦ σώματος ἴνδαλμα τοῦ ἐνθουσιασμοῦ ἐνδίδοται. Γίνονται μὲν οῦν καὶ ἄλλοι ἐνθουῖ σιασμοὶ περὶ τὰ ἄλλα μέρη τῆς ψυχῆς δαιμόνων τινῶν αὐτὴν κινούντων ἢ καὶ ϑεῶν οὐκ ἀ’νευ δαιμόνων· καὶ γάρ ἡ διάνοια ἑνθουσιᾶν λέγεται ὃταν ἐπιστήμας καί θεωρήματα ἐθευρίσκῃ ἐν ἀκαρεῖ χρόνῳ καὶ ὑπὲρ τὸν ἄλλον ἄνθρωπον· λέγεται καὶ ἡ δόθα καὶ ἡ φαντασία ἐνθουσιᾶν ὅταν τέχνας εὑρίσκῃ καὶ ἀποτελῇ παράδοθα ἔργα, οἷον Φειδίας ἑν ἀγαλματοποιΐα καὶ ἄλλος ἑν ἄλλῃ τέχνῃ, ὡς καὶ «Όμηρος περὶ τοῦ ποιήσαντος τὸν τελαμῶνα εἶπε· μή τεχνησάμενος μηδ» ἄλλο τι τεχνήσαιτο· λέγεται καὶ ο θυμὸς ἐνθουσιᾶν ὅταν ἐν τῷ πολεμεῖν ὑπερφυῶς ἐνεργῇ μαίνετο δ» ὡς ὅτ» «Ἄρης ἐγχέσπαλος… εί δὲ καὶ ἐπιθυμήσας τις ἔφαγέ τι ὃ ἀπηγόρευεν ο λόγος, κᾷτα ἐκ παραδόθου ύγίανεν, εἶ’ποις ἂν καὶ τήν ἐπιθυμίαν ἐντεθουσιακέναι ἀμυδρῶς· ὥστε γίνεται καὶ περὶ τὰ ἄλλα μόρια τῆς ψυχῆς ἐνθουσιασμός.

Ὀ μέντοι κυρίως καὶ ἀληθῶς ἐνθουσιασμός ἐστιν, ὅταν τὸ ’ἐν τοῦτο τὸ ὑπὲρ νοῦν τῆς ψυχῆς ἀνεγείρηται πρὸς τους ϑεοὺς καὶ ἐκεῖθεν ἐπιπνέηται· ἄλλοτε δὲ ὑπ’ ἄλλων κατέχεται θεῶν παρα τας ἐπιτηδειότητας ἑαυτοῦ, μᾶλλον δὲ καὶ ἔλαττον κατέχεται ὅταν ο νοῦς ᾗ ο κινούμενος ἢ <ἡ> διάνοια, “Ὠσπερ οὖν ὅταν φιλοσοφίαν τίς ἐστι· ζητῶμεν, μή ἀκριὸολογούμενοι δὲ ἀλλὰ καταχρώμενοι πολλάκις, καὶ τὴν μαθηματικὴν ἢ τὴν φυσικὴν ἢ τὴν ἠθικὴν φιλοσοφίαν τε καὶ ἐπιστήμην καλοῦμεν, οὕτω δὴ καὶ ἐπὶ τοῦ ἐνθουσιασμοῦ.  Ἐνθουσιασμὸν γὰρ εἰώθαμεν λέγειν κᾶν ἡ φαντασία ᾔ ἡ κινουμένη. οἳ μέντοι τὸν ἐνθουσιασμὸν κράσεσι σωμάτων ἀνατιθέντες ἢ ἀέρος εὐκρασίαις ἢ ἀναθυμιάσεων διαφοραῖς ἢ καὶ καιρῶν ἢ τόπων ἐπιτηδειότησιν ἢ καὶ τῇ τῶν κατ’ οὐρανὸν περιιόντων ποιήσει, τὰ συναίτια μᾶλλον καὶ ὑλικὲι τοῦ πράγματος ἥπερ τὰ αἶ’τια τὰ κυρίως λέγουσιν. Ἔχεις οὗν ποιητικὴν μέν αἰτίαν τοῦ ἐνθουσιασμοῦ τοὺς ϑεοὺς, ὑλικήν δὲ αὐτὴν την ἐνθουσιῶσαν ψυχὴν ἢ καί τὰ ἔθωθεν σῦμὸολα, είδικήν δὲ τήν ἐκ θεῶν ἐπίπνοιαν περὶ τὸ ’ἐν τὸ τῆς ψυχῆς, τελικὴν δὲ τὸ ἀγαθόν.

Ἀλλ’ εἰ ἀεὶ βούλονται τὰ ἀγαθὰ τῇ ψυχῇ οἱ θεοῖ, διὰ τί μὴ ἀεὶ ἑνθουσιᾷ; ’Ἡ βούλονται μἐν αὐτῇ τὰ ἀγαθὰ, βούλονται δὲ καὶ την τοῦ παντὸς τάθιν κρατεῖν· καὶ αὐτὴ δὲ οὐκ ἀεὶ ἐπιτηδεία ἐστὶ διὰ πολλὰς αἰτίας· διόπερ οὐκ ἀεὶ ἐνθουσιᾷ. Τινὲς δὲ λέγουσι τὴν τελεστικὴν ἄχρι τοῦ ὑπὸ σελήνην φθάνειν· εἰ μὲν οὖν οὕτω λέγουσιν ὅτι οὐδὲν τῶν ὑπὲρ σελήνην καὶ οὐρανίων είς τὸν ὑποσὲληνον τόπον ἐνεργεῖ, ἐναργῶς ἄτοπα λέγουσιν· εί δὲ ὅτι οἱ τελεσταῖ οὐ δύνανται ὑπὲρ την σεληνιακην σφαῖραν ἐνεργῆσαι, ἐροῦμεν ὅτι, εἷ μἐν αἰ λήθεις τῶν ψυχῶν πᾶσαι ὑποσέληνοί εἰσιν, ἀληθὴς αΰτῶν ἔσται ο λόγος,  εἷ δέ εἶσι λήθεις ψυχῶν καὶ ὑπὲρ σελήνην (ὥσπερ οὖν εἰσιν· αἳ μὲν γὰρ ἡλίου ὀπαδοί εἶσιν, αἶ δὲ σελήνης, αἲ δὲ Κρόνου· ἔσπειρε γὰρ τὰς μὲν εἷς γῆν, τὰς δὲ είς ἥλιον, τὰς δὲ ἄλλας ἀλλαχοῦ), δυνατὸν ἔσται τήν ψυχὴν καὶ ὑπὲρ σελήνην ἐνεργῆσαι.

Ὅπερ γὰρ ἡ ὅλη τάθις αὐτῇ παρέχει πολυχρονίως, τοῦτο δυνήσεται καὶ ἑαυτῇ παρασχεῖν ὀλιγοχρονίως ἡ ψυχή “ διὰ τελεστικῆς ὑπὸ θεῶν βοηθουμὲνη· ὑπὲρ μὲν γαρ τήν ἑαυτῆς λῆθιν οὐκ ἄν ποτε ἐνεργήσειεν, ἄχρι δὲ τῆς ἑαυτῆς λήθεως ἐνεργήσειεν ἂν· ὥσπερ εἰ λόγου χάριν ἦ λῆθις τῆς ψυχῆς ἄχρι φιλοσοφίας ἦν, ἠδύνατο · ἡ ψυχὴ, καί μὴ βίον ἑλομένη φιλόσοφον ἀλλὰ ἄλλον τινὰ, ἐνεργῆσαί τι καί ἐν ἐκείνῳ τῷ βίῳ φιλόσοφον.  Λέγονται δὲ εἶναί τινες καὶ ὑπερκόσμιοι ψυχαί. Πῶς μὲν οῦν ἡ ψυχὴ ἐνθουσιᾷ, εἴρηται.

Πῶς δὲ καὶ ἀ’γαλμα λέγεται ἐνθουσιᾶν; «Ὴ αὐτὸ μὲν οῦκ ἐνεργεῖ περὶ τὸ Βεῖον, ὃ γε ἄψυχόν ἐστιν, ἀλλα τήν ὕλην ἡ τελεστικὴ διακαθήρασα καί τινας χαρακτῆρας καὶ σύμὸολα περιθεῖσα τῷ ἀγάλματι πρῶτον μὲν ἔμψυχον αὐτὸ διὰ τούτων ἐποίησε καὶ <οἷόν τε> ζωήν τινα ἐκ τοῦ κόσμου καταδέθασθαι, ἔπειτα μετὰ τοῦτο ἐλλαμφθῆναι παρὰ τοῦ θείου αὐτὸ παρεσκεύασεν· ὅπερ ἄγαλμα ἀεὶ χρηματίζει ἕως δύνανται δέχεσθαι οἱ ἐπιτήδειοντὸ μὲν γὰρ ἄγαλμα] ὡς ἃν τελεσθῇ μένει ἐφεθῆς ἕως ἃν πάντῃ ἀνεπιτήδειον γένηται πρὸς τὴν θεῶν ἐ’λλαμψιν· ο μέντοι δοχευς παρὰ μέρος· νῦν μὲν γάρ δεθάμενος ἁποπαύεται, αὖθις δὲ πάλιν ἐμφορεῖται· τὸ δὲ αἶ’τιον ὅτι ἡ μὲν ψυχὴ ἐμφορουμένη αὐτ-ἡ ἐνεργεῖ περὶ τὸ Βεῖον, διὸ ἀποκάμνει ὑπὲρ τὴν ἑαυτῆς δύναμιν ἐνεργοῦσα (ἦ γὰρ ἂν ἦν θεὸς καὶ ὁμοία ταῖς τῶν ἄστρων ψυχαῖς, εί μὴ ἀπέκαμνε), τὸ δὲ ἄγαλμα ὡς ἂν πάθῃ οὕτω μὲνει ἐλλαμπόμενον, διὸ καὶ ἡ ἀνεπιτηδειότης αὐτοῦ εἷς στέρησιν παντελῆ χωρεῖ, ἐάν μή πάλιν ἐκ νέας ὑπὸ τοῦ τελεστοῦ τελεσθῇ καὶ ὲμψυχωθῇ.

’Ότι μὲν οῦν περὶ τὸ ’ἐν τῆς ψυχῆς γίνεται ό κυρίως ἐνθουσιασμὸς καὶ ὅτι ἐπίπνοια καὶ ἔλλαμψίς ἐστι τῶν θεῶν, ἱκανῶς εἷρηται. Ἐφεθῆς δὲ περὶ τῆς τάξεως καὶ τῆς χρείας τῶν τεσσάρων μανιῶν διαλάὸωμεν, καὶ διὰ ’ τί τούτων μόνων ο φιλόσοφος ἐμνημόνευσεν.

Ἀρα ὡς μὴ οὐσῶν ἐτέρων, ἢ καὶ ταύταις ἀρκούμενος εἷς τὸ προκείμενον; ’Ότι μἐν οὖν είσι καὶ ἄλλαι κατοκωχαὶ καὶ μανίαι καὶ αὐτὸς μὲν προιὼν ἐνδείθεται· καὶ ἐν τοῖς φθάσασι δὲ ἐμνημόνευσεν εἰπών α μή νυμφόληπτος γένωμαι υ· εἶσὶ δὲ καὶ  πανόληπτοι καὶ μητρόληπτοι καὶ κορυὸαντισμοῖ, ὧν καὶ αὐτὸς ἀλλαχοῦ μνημονεύσει· μόνας δὲ ἐνταῦθα ταύτας τάς τέσσαρας παραδέδωκε, πρῶτον μὲν ὅτι καὶ μόναι αῦται ἀρκοῦσι τῇ ψυχῇ είς τήν οἰκείαν ἀποκατάστασιν, ὡς ἒθῆς εἰσόμεθα, ἔπειτα ὅτι καὶ τὰς προσεχῶς ἐπιὸεῧηκυίας τῇ ψυχῇ παραδίδωσι. Πολλαὶ μὲν γἀρ εἷς ἅπαντα τά ὅντα καὶ ἀπερίληπτοι τῶν ϑεῶν αἱ δόσεις· νυνὶ δὲ τάς πρὸςπας ψυχὰς τῶν θεῶν ἐνεργείας παραδίδωσι·, παραδίδωσι δὲ καὶ τάς τέσσαρας ταύτας μανίας οὐχ ὡς οὐχὶ καὶ μιᾶς αὐτῶν ἀρκούσης, καὶ μάλιστα τῆς ἐρωτικῆς, εἰς τὸ περιαγαγεῖν τήν ψυχὴν, ἀλλ’ἢ κατὰ τάθιν καὶ βαθμὸν αὐτῶν σειρά καὶ ἡ ἐν τάθει τελειότης τῆς ψυχῆς παραδίδοται νῦν.

”Ωσπερ οῦν τὸν τυραννικὸν δυνατὸν μὲν καὶ ἀθρόον μεταβάλλοντα προθυμία τε συντόνῳ καῖ ϑεία μοίρᾳ χρώμενον ἀριστοκρατικὸν γενέσθαι, ἀλλ’ ἦ γε κατὰ βαθμὸν αὐτοῦ ἀ’νοδος ἀπὸ τοῦ τυραννικοῦ ἐστιν εἷς δημοκρατικὸν, καί ἀπὸ τούτου εἷς ὀλιγαρχικὸν, εἶτα είς τιμοκρατικὸν, καὶ τελευταῖον εἷς ἀριστοκρατικὸν, ἀνάπαλιν δὲ ἡ κάθοδος καὶ ἀπόπτωσις, οὕτω δὴ καὶ ἐνταῦθα μέλλουσα ἀνιέναι καὶ ἀποκαταστῆναι ἡ ψυχή πρῶτον μἐν τῇ μουσικῇ μανία κατέχεται, εἶτα τῇ τελεστικῇ, εἶτα τῇ μαντικῇ, καὶ τελευταῖον τῇ ἐρωτικῇ, ὡς προιόντες γνωσόμεθα.

Συμπνέουσι δὲ ἀλλήλαις  καὶ δέονται ἀλλήλων αὗται α”ι τέσσαρες κατοκωχαῖ, <καῖ> οὕτω πολλή τίς ἐστιν αὐτῶν ἡ κοινωνία· ἡ μὲν γάρ τελεστικὴ δεῖται τῆς μουσικῆς, τά πολλὰ γάρ τῶν κατὰ τὴν τελεστικῆν μαντικὴν ὑπαγορεύει· καὶ πάλιν αὖ ἡ μαντικὴ τῆς τελεστικῆς προσδεῖται, ἡ γὰρ τελεστικὴ τελεῖ καὶ καθιδρόει τὰ μαντεῖα· ἥ τε αῦ μαντικὴ τῇ ποιητικῇ καὶ μουσικῇ προσχρῆται, ἔμμετρα γὰρ ὡς ἐ’πος εἰπεῖν ἀεῖ φθέγγονται οἰ μάντεις· ἥ τε μουσικὴ πάλιν προσχρῆται τῇ μαντικῇ αὐτοφυῶς ὡς αὐτός φησι. Θεῖον γὰρ οῦν καὶ τὸ ποιητικὸν ἐνθεαστικὸν ὃν γένος χρησμῳδοῦν πολλῶν τῶν κατ’ ἀλήθειαν σύν τισι Μούσαις καὶ Χάρισιν ἐφάπτεται ἑκάστοτε. Περὶ δὲ τῆς ἐρωτικῆς καὶ μουσικῆς τί δεῖ καὶ λέγειν;  σχεδὸν γάρ οἳ αὐτοὶ τήν τε μουσικὴν καὶ τὴν ἐρωτικὴν ἤσκησαν, ὡς ἀ’νευ ἀλλήλων εἶναι μὴ δυναμένων, ὥσπερ δὴ Σαπφώ τε καὶ Ἀνακρέων καὶ οἱ ὅμοιοι. Πρόδηλον δὲ ὅτι καὶ ἡ ἐρωτικὴ πάσαις συμῧάλλεται, ὅπου οῦ μόνον ταύταις ἄλλα γὰρ ἅπαθ καὶ άπλῶς παντὶ ἐνθουσιασμῷ· οὐδένα γὰρ ἐνθουσιασμὸν ἄνευ τῆς ἐρωτικῆς ἐπιπνοίας συμὸαίνει γίνεσθαι.

Ὀρᾷς πῶς Ὀρφευςπάσας ἐπιτηδεύσας φαίνεται ὡς δεομένας καὶ ἐχομένας ἀλλήλων· τελεστικώτατον μἐν γὰρ αὐτὸν καὶ μαντικώτατον παρειλήφαμεν καὶ ὑπὸ τοῦ ’Λπόλλωνος κινούμενον, ἔτι ποιητικώτατον ὃν γε δι’ αὐτὸ τοῦτο καὶ Καλλιόπης] υἱὸν γενέσθαι φασίν· ἐρωτικώτατός τέ ἐστιν ὡς αὐτὸς λέγων φαίνεται πρὸς τὸν Μουσαῖον καὶ προτείνων αὐτῷ τὰ θεῖα ἀγαθὰ καί τελειῶν αὐτόν. Πάσαις οῦν ὤφθη ἡμῖν οὗτος ο ἀνήρ κατασχεθεὶς ταῖς μανίαις· καὶ ἀναγκαίως δέ Ι τοῦτο συμῧαίνει· πολλὴ γὰρ ’ένωσις καὶ σύμπνοια τούτων τῶν θεῶν πρὸς ἀλλήλους τῶν ἐφόρων τούτων τῶν μανιῶν, καί πολλὴ οἰκειότης πρὸς ἑαυτούς ἐστι Μουσῶν, Διονύσου, Ἀπόλλωνος, Ἔρωτος. Τίς οῦν ἑκάστη τῶν μανιῶν λοιπὸν δεῖ διαλαῦεἷν. Πρότερον δὲ διαστειλώμεθα ὅτι, ἄλλαι μέν εἰσιν αἱ ἔνδον καὶ ἐπ’ αὐτῆς τῆς ψυχῆς ὁρώμεναι καὶ αύτήν τῆν ψυχήν τελειοῦσαι, ἄλλαι δὲ αἰ ἔθω αὐτῆς ἐνέργειαι καὶ τὸν ἔθω ἄνθρωπον καὶ τῆν φύσιν ἡμῶν σώζουσαι.

Αναλογίαν δὲ ἔχουσιν αἱ, ἐξω τέσσαρες πρὸς τὰς ἐ’νδον τέσσαρας. Αάβωμεν οῦν πρότερον τὰς ἔνδον καὶ ἐπ’ αὐτῆς τῆς ψυχῆς μόνας, καὶ ἴδωμεν τί δρῶσιν είς τήν ψυχήν· καὶ ’ίνα τοῦτο σαφὲς γένηται καὶ ἐν τάθει ληφθῶσιν, ἄνωθεν τῆν κάθοδον καὶ πτερόρρυσιν, ὡς αύτός φησι, τῆς ψυχῆς θεωρήσωμεν. Ἐξ ἀρχῆς μὶν οῦν καὶ πρῶτον ἦνωτο τοῖς θεοῖς ἡ ψυχὴ, καὶ τὸ ’ἐν αὐτῆς ἐκεῖνο συνῆπτο τοῖς θεοῖς. Εἶτα ἀποστᾶσα ταύτης τῆς ϑείας ἐνώσεως κατῆλθεν εἰς νοῦν καὶ οὐκέτι ἡνωμένως καὶ ἐν ἐνὶ εἶχε τὰ ὅντα, ἀλλὰ ἁπλαῖς ἐπιὸολαῖς καὶ οῖον θίθεσι τοῦ νοῦ αὐτῆς αύτά ἤθρει καὶ ἐώρα. Ἔπειτα καὶ τοῦ νοῦ ἀποστᾶσα καὶ εἷς λογισμὸν καὶ διάνοιαν κατελθοῦσα, οὐκέτι οὐδὲ ἁπλαῖς ἐπιὸολαῖς αὐτά ᾕρει, ἀλλὰ συλλογιστικῶς καὶ μεταὸατωιῶς καὶ ἄλλο Ἐξ ἄλλου, ἀπὸ προτάσεων ἐπὶ συμπεράσματα ἐρχομένη.  Ἔπειτα καὶ τοῦ καθαροῦ λογισμοῦ ἀποστᾶσα καὶ τοῦ ψυχικοῦ ἰδιώματος, κατῆλθεν εἷς γένεσιν καὶ πολλῆς τῆς ἀλογίας καὶ τῆς ταραχῆς ἀνεπλήσθη. Δεῖ οῦν αὐτὴν πάλιν ἐπὶ τὰς οἰκείας ἀρχάς ἀναδραμεῖν, καὶ ὅθεν κατῆλθεν ἐκεῖ πάλιν ἀνελθεῖν· είς δὴ τῆν ἄνοδον ταύτην καί ἀποκατάστασιν συμὸάλλονται αύτῇ αῖ τέσσαρες αὗται μανίαι· τὸ <γὰρ> τεταραγμένον τῶν μερῶν αὐτῆς καὶ είς ἀοριστίαν καὶ εἷς ἀναρμοστίαν ὑπενεχθὲν καὶ πολλῆς ταραχῆς ἀναπλησθὲν είς συμφωνίαν καὶ ἁρμονίαν ἄγει ἡ μουσική· ἠ δὲ τελεστική τελεάν καὶ ὁλόκληρον ποιεῖ τήν ψυχήν καί νοερῶς ἐνεργεῖν παρασκευάζει. Ἡ μὲν γάρ μουσικὴ μόνα τά μόρια ἁρμόζει καὶ καταστέλλει, ἡ δὲ τελεστικὴ ὅλην αὐτὴν ποιεῖ ἐνεργεῖν καὶ ὁλόκληρον παρασκευάζει· ὥστε καὶ τὸ νοερὸν αὐτῆς ἐνεργεῖν· Κατελθοῦσα γὰρ ἡ ψυχὴ συντεθραυσμένῃ καὶ παρειμὲνῃ ἔοικε, καὶ ο μὲν ταύτοῦ κύκλος πεπέδηται, τουτέστι τὸ νοερὸν αὐτῆς, ο δὲ ϑατέρου πολλάς κλάσεις καὶ στροφὰς ὑπομένει, τουτέστι τὸ δοθαστικόν· μερικῶς οῦν καὶ οὐ κατὰ πᾶσαν ἐαυτῆν ἐνεργεῖ.  Ἡ οῦν ΔιονυσισικὲΙ κατοκωχη μετά τὴν τῶν μερῶν συναρμονίαν τελέαν αύτῆν ἀπεργάζεται καὶ ποιεῖ κατὰ πάσαν ἑαυτὴν ἐνεργεῖν καὶ νοερῶς ζῆν· ἡ δέ Ἀπολλωνιακὴ πάσας τὰς πεπληθυσμένας αὐτῆς δυνάμεις καὶ πᾶσαν αὐτὴν ἐπὶ τὸ ’ἐν αὐτῆς ἐπιστρέφει καί συνεγείρει (διὸ καὶ Ἀπόλλων εἴρηται ὡς ἀπὸ τῶν πολλῶν ἐπὶ τὸ ’ἐν ἐπανάγων τὴν ψυχήν) ἢ δὲ Ἐρωτικὴ λοιπὸν ἡνωμένην παραλαὸοῦσα τὴν ψυχῆν τοῦτο τὸ ’ἐν τῆς ψυχῆς τοῖς θεοῖς καὶ τῷ νοητῷ κάλλει συνάπτει.  Ὀρῶνται μὲν οῦν ὅπερ εἴπομεν ἐν ἑκάστῃ καὶ αἰ λοιπαὶ, ἀλλά κατὰ τὸ ἐπικρατοῦν ἑκάστη λέγεται· τριῶν γὰρ ’όντων τούτων αύτῶν τῶν θεῶν τῶν διδόντων <καὶ> τῶν δόσεων αύτῶν καὶ τριττῶν τῶν μεταλαμὸανόντων, ἐπειδὴ τὰ διδόντα ·ἦνωται καθ’ ῦπερὸολῆν καὶ ἐν ἀλλήλοις ἐστὶ, διὰ τοῦτο καὶ αἲ δόσεις μετέχουσι καὶ κοινωνοῦσιν ἀλλήλων, καὶ τὸ ὑποδεχόμενον ὅ ἐστιν ἡ ψυχή πρὸς πάσας ἐπιτηδείως ἔχει τάς δόσεις. Αάβοις δ’ ἂν καὶ ἄλλως ἐκ διαιρέσεως τὰς τέσσαρας μανίας· ἐπεὶ γάρ ητὸλότης τριχῶς, ἢ ὡς ἐν τῷ μέρει ἦ ὡς ἐκ τῶν μερῶν ἢ ὡς πρὸ μερῶν (ἔστι γάρ μερικῶς τὸ ὅλον, ὥσπερ ο ἅνθρωπος μικρὸς κόσμος λέγεται μέρος ὢν τοῦ κόσμου, καὶ ο μερικὸς νοῦς πάντα ἐ’χει τά εἷ’δη ὅσα ο παντέλειος· ἔστι δὲ καὶ τὸ ἐκ τῶν μερῶν ὅλον, ῶσπερ ὸ κόσμος ο αἰσθητὸς ἐκ πάντων ἐστὶ τῶν μερῶν αύτοῦ· ἐστι δὲ τὸ ὅλον τὸ πρὸ τῶν μερῶν, ὡς τὸ ἐν τῇ φύσει ἦ τῇ ψυχῇ τῇ ὅλῃ ἢ τῷ νῷ εἶδος τοῦ κόσμου, καὶ ἐν τῇ ψυχῇ τοῦ τεχνίτου τὸ εἶδος τῆς οἰκίας), τοῦ μὲν ὅλου τοῦ ὡς μέρους συναρμοστικαί εἶσιν αἰ Μοῦσαι καὶ ἡ μουσικὴ μανία, τοῦ δ’ ὅλου τοῦ ἐκ τῶν μερῶν ό Διόνυσος καί ἡ τελεστικὴ, τοῦ δ’ ὅλου τοῦ πρὸ τῶν μερῶν ο Ἀπόλλων καὶ ἡ μαντική· Ι ο δὲ ’Έρως ἐπὶ πῖισι τοῦτο τὸ ’ἐν τῆς ψυχῆς καὶ αὐτὴν τὴν ψυχὴν τοῖς θεοῖς ἐνιδρύει, καὶ τοῦτο ἔστιν ἐ’ργον τῆς ἐρωτικῆς, συνάψαι τὴν ψυχὴν τοῖς θεοῖς καὶ τῷ ἀφράστῳ αύτῶν κάλλει. λάβοις δ’ ἃν καί ἐκ τῶν ἀριθμῶν αύτῶν τήν τάθιν· τὴν μὲν γὰρ μονάδα Ἀπόλλωνι ἀνιεροῦσι διὰ τὸ ἐνιαῖον αύτοῦ τῆς ἐνεργείας, ὡς καὶ ἡ μονάς ἑνιαίως πάντας ἔχει τοῦς ἀριθμούς· τῆν δὲ τριάδα τῷ Διονύσῳ ὡς τελείαν, ἀρχὴν καὶ μέσα καὶ τέλος ἔχουσαν, ὥσπερ καὶ ο Διόνυσος τελέαν ποιεῖ τὴν ψυχήν· ταῖς δὲ Μούσαις τὸν ἐννέα, διότι πάσας τὰς ἁρμονίας καὶ τὰς σχέσεις ἔχει ἐν ἐαυτῷ, ἐπεὶ καὶ πάσα ἡ πρόοδος τῶν ἀριθμῶν εἱς τὸν ἐννέα περαιοῦται (διὸ καὶ ἔννεον αύτήν ἐκάλουν), καὶ ὁρᾷς ὅτι ἡ μὲν μονὰς ὡς πρώτη Ι τὸν τρία τέλειον ποιεῖ, ο δὲ τρία τὸν ἐννέα, πρὸ δὲ τῆς μονάδος λάβοις ἀν τὸ ’ἐν ἀνάλογον τῷ ἔρωτι καὶ τάγαθῷ, οὗ πάντ’ ἐφίεται· είς γάρ τὸ ’ἐν τὸ τῶν ϑεῶν ἀνάγει πάντα ο Ἔρως. Καὶ τὴν τετράδα δὲ κατ’ ἄλλας ἐπιῧολάς τῷ Διονύσῳ ἀνατιθέασι διὰ τὸ πρώτην πάσας ἔχειν τὰς ἁρμονίας (ἐπίτριτον δῖ’, ἡμιόλιον ἷδτ, [τὸν] διπλάσιον  δβ’, [τὸν] τριπλάσιον γα’, [τὸν] τετραπλάσιον δα’· τουτέστι διὰ τεσσάρων, διὰ πέντε, διὰ πασῶν, διὰ πέντε καὶ διὰ πασῶν, διὰ δὶς διὰ πασῶν), καὶ διά τὸ περιέχεσθαι δὲ καί τοὺς ἀριθμοὺς πάντας ἐν ἑαυτῇ· ῥίζα γὰρ πάντων τῶν ἀριθμῶν ἡ τετράς διὰ τὸ κατ’ ἐπισύνθεσιν τῆς μονάδος ἄχρις αὐτῆς ἀποτελεῖσθαι τὸν δέκα, τὸν δὲ δέκα πάντα εἶναι τὸν ἀριθμὸν καὶ ὅλως τετρόμματον καὶ τετραπρόσωπον αὐτὸν ὴ θεολογία καλεῖ.  λάβοις δ’ ἃν τῶν ἐνθουσιασμῶν τούτων εἰκόνας καὶ ἐκ τῶν λογικῶν θεωρημάτων· τῇ μὲν γάρ μουσικῇ ἀνάλογον λήψῃ την ὀριστικὴν, ἥτις τὸν ἄνθρωπον καὶ τὸν ὁρισμὸν αὐτοῦ συναρμόζει ἐκ ζῴου καὶ θνητοῦ καὶ ἀποτελεῖ τὸ εἶδος αὐτοῦ· τῇ δὲ τελεστικῇ τήν διαιρετικην καὶ ἀναλυτικὴν, ἥτις διὰ τῶν ὑπαλλήλων γενῶν ἀναπέμπει ἐπὶ τὸ γενίκώτατον· τῇ δέ Ἀπολλωνιακῇ καί μαντικῇ αὐτὸ τὸ γενικώτατον δ ἀπὸ τῶν πολλῶν εἷς τὸ ’ἐν τὸ ἑνικώτατον ἀφῖκται. λάβοις δ’ ἀν καὶ πάντων τῶν δέκα γενικωτάτην τὴν ἐπὶ τὸ ὃν τὸ κοινῶς πάντων κατηγορούμενον ἀντὶ τῆς ἐρωτικῆς· πάντα γὰρ ἐπὶ τὸ ἀγαθὸν καὶ ο Ἔρως ἀνάγει.  Αὕτη μὲν οῦν ἡ τάθις καὶ α”ι ἔνδον ἐν αὐτῇ τῇ ψυχῇ τῶν τεσσάρων τούτων μανιῶν ἐνέργειαι καὶ δυνάμεις. Λάὸωμεν δὴ καὶ τὰς ἐκτὸς αὐτῶν είς τὸν ἄνθρωπον ἐνεργείας καὶ ’ἀ ἀποτελοῦσιν ἔθω περὶ ἡμᾶς. Ἠ μἐν οῦν μουσικὴ ἐμμέτρως τε φθέγγεσθαι ποιεῖ καὶ πράττειν καὶ κινεῖσθαι εὐρύθμως καὶ τά κατορθώματα τῶν Βείων ἀνδρῶν καὶ τὰς ἀρετὰς καὶ τὰ ἐπιτηδεύματα αὐτῶν ἐμμέτρως ᾅδειν, καὶ διὰ τούτων παιδεύειν τὸν βίον, ὥσπερ δὴ καὶ ἔνδον συνήρμοζεν ἡμῶν τὰ μέρη τῆς ψυχῆς.  Ἠ δὲ τελεστικὴ πᾶν τὸ ἀλλότριον καί μολυσματῶδες καὶ βλαβερὸν ἀποδιώκουσα, τέλεον ἡμῶν καὶ άὸλαὸῆ τὸν βίον τηρεῖ, καὶ τὰς μανίας καί δαιμονιώδεις φαντασίας  αποδιώκουσα, ὑγιεῖς καὶ ὁλοκλήρους καὶ τελείους ἡμᾶς ποιεῖ, ὥσπερ δὴ καὶ τὴν ἔνδον ψυχὴν τελέαν καὶ ὁλόκληρον ἐποίει. Ἡ δὲ μαντικὴ ἐνιαίως συναιρεῖ τὸ ἐκτεταμένον καὶ ἄπειρον τοῦ χρόνου, καὶ ὡς ἐν ἓνί  παρόντι τῷ νῦν τά πάντα ὁρᾷ τά τε παρεληλυθότα <καὶ> τὰ ἐνεστῶτα καὶ τὰ μέλλοντα· διὸ προλέγουσα τὰ ἐσόμενα, ἅπερ αύτὴ ὡς παρόντα ὁρᾷ, ἄπταιστον ἡμῶν ποιεῖ διοδεύειν τὸν βίον· ὥσπερ δὴ καὶ ἔνδον πάσας τὰς πεπληθυσμένας καί  πολλάς ζωὰς καὶ δυνάμεις τῆς ψυχῆς ἐπὶ τὸ ’ἐν συναιρεῖ καὶ ἀνάγει, ’ίνα μᾶλλον σῴζηται καὶ συνέχηται.  Ἠ δὲ ἐρωτικὴ ἐπιστρέφει τους νέους εἷς ἡμᾶς καὶ εἷς φιλίαν ἡμῶν ἄγει, παιδευτική τις οῦσα καὶ αύτὴ τῶν νέων, καί ἀπὸ τοῦ αἰσθητοῦ κάλλους ἐπὶ τὸ ψυχικὸν ἡμῶν κάλλος συνάγουσα τοῦς νέους, καὶ ἀπὸ τούτου ἐπὶ τὸ νοητὸν ἀναπέμπουσα, ὥσπερ δὴ καὶ ἔνδον τὸ ’ἐν τῆς ψυχῆς τοῖς θεοῖς συνῆπτεν. -’Ππόρησεν ὀ ἑταῖρος Πρόκλος πῶς, εἰ ἐκ διαιρέσεως λαμὸάνονται αἱ μανίαι, δυνατὸν ἄλλην εἶναι παρὰ ταύτας. Πρὸς ’ὸ εἶπεν ο φιλόσοφος ὅτι, εἱ καὶ ἐκ διαιρέσεως λαμὸάνονται, οὐδὲν κωλύει, μᾶλλον δὲ καὶ ἀναγκαῖον, ἕκαστον αὑτῶν ὑπὸ πολλῶν κεῖσθαι θεῶν, κατ’  ἄλλας μέντοι καὶ ἄλλας έπιὸολάς. Πῶς δὲ, φησὶ, τήν τελεστικὴν ἀεὶ προτάττοντες πασῶν τῶν παρ’ ἡμῖν ἐπιτηδεύσεων, καὶ αὐτῆς <τῆς> φιλοσοφίας τῆς ἀνθρωπικῆς ὑπερτέραν αὐτὴν λέγοντες, νῦν καὶ μαντικῆς καὶ ἐρωτικῆς ποιοῦμεν καταδεεστέρανς ’Ἡ πρῶτον μὲν ἐν τοῖς, τοῦ ἀνθρωπίνου βίου πράγμασιν αὐτὴν προτάττομεν, ἀλλ’ οὐχὶ καὶ ἐν τοῖς τῆς ψυχῆς αὐτῆς καθ’ αὑτήν.

Ἀλλά διὰ τί μὴ ὡς ἔνδον ἔχει, οὕτω καὶ ἐ’θως καὶ γάρ ἐλέγομεν εἶναι ἀναλογίαν τοῖς ἔνδον πρὸς τὰ ἔθω, Ἠ ἔστι μὲν ὅπῃ ἔχει τὴν πρὸς τά ἔνδον ἀναλογίαν, ἔστι δὲ ὅπῃ οὐκ ἐ’χει. Προτάττεται μὲν γάρ πασῶν τῶν ἄλλων ἡ τελεστικῆ, ὅτι δὴ καὶ τάς ἄλλας πάσας συλλαὸοῦσα ἔχει (καὶ γάρ θεολογίαν καί φιλοσοφίαν σύμπασαν καὶ ἐρωτικὴν μέντοι· δεῖ γὰρ αὐτὴν σφόδρα ἐρωτικῶς ἐθῆφθαι αύτῶν, ’ἱνα καί κατορθωθῇ), τήν μέντοι ἐρωτικὴν τῆν ἔθω μόνην καθ’ ἐαυτὴν ἀποδιαλαὃόντες οὔτω θεωροῦμεν, καὶ ταύτῃ φαίνεται ἡμῖν καταδεεστέρα τῆς τελεστικῆς.

Τῆς τελεστικῆς οῦν ἐάν ἀποδιαλάὸῃς τὰς ἄλλας, πολὺ αὐτάς καταδεεστέρας αύτῆς ὄψει. ού δεῖ οῦν τάς ἀναλογίας κατά πάντα παραὅάλλειν, ἀλλὰ καθὸ μόνον παραλαμὸάνονται· οῖον ὡς εἰ σχήματα παρα’ λαμὸάΙνοιτο ἀνάλογον κατὰ τά ἐμὸαδά, μηκέτι δὲ κατά τάς περιμέτρους· ού γάρ πάντως ἀκολουθήσει. Δῧται μἐν οῦν πᾶσαι αἱ εἰρημέναι μανίαι κρείττους εἶσι τῆς σωφρονούσης ψυχῆς. ’Ἐστι μέντοι τις τῇ σωφροσύνῃ σύστοιχος μανία, ἢν καί κατά τι πλεονεκτεῖσθαι ὑπὸ τῆς σωφροσύνης ἐλέγομεν. Κατὰ γὰρ τους μέσους λόγους τῆς ψυχῆς καὶ ἐ’τι τοῦς ζδοθαστικοῦς ἐπίπνοιαί τινες γίνονται, καθ’ ἅς ὑπὲρ ἐλπίδα ἀποτελοῦσί τινα οἳ. τεχνῖται καὶ θεωρήματα εὑρίσκουσιν, ὡς ’Δσκληπιὸς φέρε ἐν ἰατρικῇ καὶ Ἡρακλῆς ἐν πρακτικῇ. Τῷ θεωρητικωτέρῳ μὲν οῦν δόθει ἡ τεχνικὴ σωφροσύνη πλεονεκτεῖν· κατὰ· μέντοι την ἐμὴν κρίσιν τοῖς πᾶσι δοκεῖ ἡ ἔνθους τέχνη κρατεῖν. Ἀλλά τί ’ οἰ μἐν ἄλλοι ἐνθουσιασμοὶ πρὸς ὀλίγον γίνονται χρόνον, οἰ δέ κατὰ τάς τέχνας καὶ τὰς ἐπιστήμας διαρκεῖς εἰσιν.

Ἠ, ὥσπερ ἐπὶ τοῦ ἀγάλματος ἐλέγομεν, ὅτι ἔχει τινάς χαρακτῆρας καὶ σύμὸολα ἅτινα ἔστ’ ἂν σῴζηται ἡ πάσα τελετὴ ἀεὶ αύτὸ ἐλλάμπεσθαι ποιεῖ, οὕτω δή καὶ ο τεχνίτης πρὸς τῇ ἄλλῃ ἐπιτηδειότητι ἔχει καὶ τά Βεωρήματα, ἅτινα ὥσπερ σύμὸολα ἐνόντα τῇ ψυχῇ ἀεὶ αὐτὴν ἐλλάμπεσθαι ποιεῖ· διὰ δὴ τοῦτο δεῖ τὰ θεωρήματα τῶν ἐπιστημῶν καὶ αύτῆς τῆς μαντικῆς μελετᾶν, ’ίν“ ὦμεν ἐν προθύροις τῆς τῶν ἐφόρων θεῶν αὐτῶν ἐπιπνοίας, Ἐκεῖνο μέντοι ἡμᾶς μὴ ταράθῃ ’ πῶς εἴρηται ο Διόνυσος τὸ ὅλον καὶ τέλεον ἡμῖν παρέχειν, καίτοι λεγόμενος τῆς διαιρέσεως καὶ τοῦ διῃρημένου νοῦ καὶ πάσης τῆς μερίστης δημιουργίας προστάτης.

Ἢ ὥσπερ δὴ λέγεται ἡ ψυχὴ κατιέναι εἷς γένεσιν κατὰ πρόνοιαν καὶ ἀγαθοειδῆ αὐτῆς προαίρεσιν, κατελθοῦσα μέντοι ἐπῖ πλέον φιλοφρονεῖται την γένεσιν, καὶ διά τοῦτο αὐτῇ κακὸν λέγεται εἶναι ἡ κάθοδος, καίτοι οὐχ άπλῶς οὖσα κακὸν, οὕτω δὴ καὶ την κατ» οὐσίαν διαίρεσιν, τουτέστι τήν ἑτερότητα τὴν πρὸς τὰς ἀ’λλας ψυχὰς, ὑπὸ τοῦ Διονύσου λαὸοῦσα καὶ ῦποστᾶσα, ἐπὶ πλέον ἐαυτήν διαιρεῖ καὶ μερικωτέραν ποιεῖ, ὥστε μηκέτι κατὰ πάσας αὐτῆς τὰς δυνάμεις ἐνεργεῖν· τὸ ὅλον οῦν καὶ τέλεον λέγεται τότε παρὰ τοῦ Διονύσου λαμβάνειν, τουτέστι τῆν κατ» οὐσίαν αὐτῆς ὁλότητα ἀπολαμῦάνειν καὶ ὑγιὴς γίνεσθαι. Σώζεται οῦν ἡμῖν ἅμα καὶ τὸ διαιρέσεως εἶναι ἡμῶν τὸν θεὸν αἶ’τιον καὶ τὸ ὅλους πάλιν καὶ τελέους καὶ ὁλοκλήρους παρ» αὐτοῦ γίνεσθαι.

Τεσσάρων, ὡς εἷρηται, παραδιδομένων ἐνταῦθα μανιῶν τῶν κρειττόνων τῆς σωφροσύνης, πρώτου μέμνηται τοῦ μαντικοῦ..., δια τὸ ἐκφανῆ αὐτὰ εἶναι ἐν Ἑλλάδι.  Λέγει δέ αὐτῶν νῦν τάς ἔξω ἐνεργείας ἄ περιποιοῦσιν “ ἀγαθὰ τοῖς ἀνθρώποις. Περὶ δὲ τοῦ Δωδωναίου μαντείου διάφορά εἱσι τὰ ἱστορούμενα. 'Ἐστι μὲν γάρ παλαιότατον τῶν Ἑλληνικῶν μαντείων· λέγουσι δὲ οἳ μὲν ὅτι δρῦς ῆν ἐκεῖ ἡ μαντεύουσα, οἳ δὲ ὅτι περιστεραί. Τὸ δὲ ἀληθὲς | ὅτι γυναῖκες ἦσαν ἱέρειαι αἰ μαντεύουσαι δρυὶ τήν κεφαλὴν στεφόμεναι, αἳτινες ἐκαλοῦντο πελειάδες· ἴσως οὖν ἀπὸ τοῦ ὀνόματός τινες πλανηθέντες ὑπώπτευσαν εἶναι περιστερὰς τὰς μαντευούσας· ἐπειδὴ δὲ καὶ τὴν κεφαλῆν δρυὶ κατεστὲθοντο, ἴσως διὰ τοῦτο εἷρῆκασι καὶ τήν δρῦν μάντεύιιν.’Ἐστι δέ Διὸς τὸ μαντεῖον, τὸ δὲ ἐν Δελφοῖς Ἀπόλλωνος. Εἰκότως οὖν ἀμφύτερα παρέλαὸεν ὡς συγγενῆ τὶ μαντεῖα. Καὶ γαρ ο Ἀπάλλων ὑπουργὸς λέγεται εἶναι τῆς ’τοὗ Διὸς δημιουργίας, καὶ πολλάκις εἰ ἔδοθεν αὐτοῖς ἀσαφής εἶναι ο τοῦ Δωδωναίου χρησμὸς, ὰπῄε.. σαν εἷς τὸ ἐν Δελφοῖς, χρησᾶμενοι τί βούλεται  ό τοῦ Διὸς χρησμὸς, καὶ πολλοῦς αὐτῶν ἐθήγησατο πολλάκις ό Ἀπόλλων. Ἐνθουσιῶσαι μἐν οὖν καὶ μαντευόμεναι αἰ ἱέρειαι πολλὰ εὐηργέτουν τους ἀνθρώπους προλὲγουσαι τα μέλλοντα καὶ προδιορθοῦιμεναι, σωφρονοῦσιἁι δὲ ὅμοιαι ἦσαν ταῖς ἄλλαις γυναιξίν. Οὕτως οὐχ ἁπλῶς μανία κακόν ἐστιν, ἀλλά τι κρεῖττον τῆς σωφροσύνης καὶ πολλῶν ἀγαθῶν τοῖς ἀνθρώποις αἴτιον.

Ἀλλὰ δια τί πολλάκις δοκοῦσαι μηδὲν σεμνὸν ἔχειν ἐν τῷ βίῳ τῷ ἄλλῳ αἱ γυναῖκες ἐνεφοροῦντο; 'Ὴ ἡμεῖς μἐν ἐπὶ σμικρὸν βλέπομεν, εἷς τοῦτον μόνον αὐτῶν αποὸλέποντες τὸν βίον, οἱ δὲ ϑεοῖ καὶ τὰς προὸιοτὲις εἰδότες καὶ τας περιόδους τῶν ψυχῶν, τοῦτο αὐταῖς νῦν ἀπεκλήρωσαν τὸ γέρας. Περὶ δὲ τῆς Σιὸὖλλης οὕτως ἔστι ϑαυμαστὰ τα λεγόμενα, ὥστε δόξαι μύθους εἶναι. Πολλαὶ μέντοι Σιὸΰλλαι γεγόνασι, πᾶσαι τὸν μαντικὸν ἑλόμεναι  βίον. Πᾶσαι μέντοι διά τινα ἴσως αἰτίαν εἵλοντο Σιὸὖλλαι προσαγορεύεσθαι, ὥσπερ δὴ ο Τρισμέγιστος Ἐρμῆς λέγεται πλεονάκις ἐπιδημήσας τῇ Αἰγύπτῳ ὶαυτοῦ ἀνεμνῆσθαι καὶ τρίτον κεκλῆσθαι Ἑρμῆς. Καὶ τρεῖς δὲ λέγονται Ὀρφεῖς παρὰ Θρᾳξὶ γενέσθαι. Ἴσως οὖν καὶ αὗται κατά τινα κοινωνίαν καὶ ἀνάμνησιν έίλοντο ταύτας τὰς προσηγορίας, ἐπεὶ αὕτη γε ἡ Σιβύλλα ἡ Ἐρυθραία περὶ ἧς νῦν λέγει Ἐριφύλη ἐκαλεῖτο ἐξ ἀρχῆς.

Λέγουσι δὲ αὐτὴν εὐθὺς προελθοῦσαν προσειπεῖν ἐξ ὀνόματος 'ἑκαστον καὶ ἔμμετρα φθέγθασθαι καὶ εἷς βραχὺν χρόνον τέλειον εἶδος ἀνθρώπου λαὸεἶν. Τρία δέ ἐστιν ἐπιχειρήματα ἀφ' ὧν κατασκευάζει ὅτι ἡ μανία ἀγαθὸν καὶ κρεῖττον σωφροσύνης· 'ὲν μἐν ἀπὸ τῆς οὐσίας, καθὸ ἐκ ϑεῶν ἐνδίδοται, πᾶν δὲ τὸ παρα ϑεῶν διδόμενον μέγιστόν ἐστι τῶν ἀγαθῶν, τοῦτο δὲ αὐτοῦ καὶ ουσία· δεύτερον δὲ ἀπὸ τῆς ἐνεργείας, ὅτι πολλὰ ἀγαθὰ τήν Ἐλλάδα ἡ τοιαύτη μανία εἰργάσατο· τρίτον ἀπὸ τοῦ ὀνόματος ὅτι οἰ παλαιοὶ καί ἔνδοξοι ὀνοματοθέται τὸ μέγιστον τῶν ἐπιτηδευμάτων, τουτέστι τήν μαντικήν, τῷ τῆς μανίας ὀνόματι προσηγόρευσαν, μανικήν προσαγορεύσαντες τὴν νῦν λεγομένην παῥ ἡμῶν μαντικήν· ὅπερ ὄνομα [τὸ τῆς μανίας] ἐμπλέξαντες εἰς τὸ τῆς τέχνης ὄνομα μανικὴν τήν τέχνην ἐκάλεσαν· οἰ [παλαιοῖ] δὲ μεταγενέστεροι ὑπὸ ἀπειροκαλίας προσέθεσαν τὸ  τ' στοιχεῖον, φόῧηθέντες τὸ τῆς μανίας ὄνομα.

Καὶ κυρίως τῷ ἀπειροκάλως ἐχρήσατο· αὐτὸ γὰρ τὸ καλὸν ἔχοντες ὄνομα τὸ τῆς μανίας, ἀπειρία τοῦ καλοῦ ἠγνόησαν τὸ καλὸν τοῦ ὀνόματος.

'Ὁτι δὲ οἱ παλαιοὶ τήν ϑείαν μαντικὴν μανικὴν ἐκάλουν, καὶ ἐκ τοῦ ἀντικειμένου δῆλον γίνεται· τὴν γὰρ τῶν ἐμφρόνων, φησὶ, ζήτησιν τοῦ μέλλοντος, τουτέστι τῆν ἀνθρωπίνην πᾶσαν μαντικὴν τὴν στοχαστικήν, ἥτις κατὰ τήν ἡμετέραν φρόνησιν ἡμῶν ἐνεργούντων καὶ ζητούντων γίνεται (οἷαί εἰσιν αὗται αἰ διὰ σημείων, ὡς ἁστεροσκοπία, οἶωνοσκοπία ἢ νῦν λεγομένη, ἡ διὰ τῶν οἰωνῶν καὶ ὄρνεων, πλαγχνοσκοπία, συμὸολικὴ, καὶ αἱ ὅμοιαι), ἐπειδὴ ἐκ τῶν τριῶν τούτων συνεκροτῆθησαν, οἰήσεως, νοῦ, ἰστορίας (ἔχουσι γαρ τὸ μέν τι ἐκ τῆς ἡμετέρας  οἰήσεως καὶ στοχασμοῦ, παρὸ καὶ ἀποτυχίαι γίνονται πολλάκις, τὸ δέ τι ἀπὸ τοῦ νοῦ, ἀδύνατον γὰρ ἄνευ τοῦ καθόλου τέχνην συστῆναι, τὸ δέ τι καὶ ἀπὸ ἱστορίας ἔχουσι, τουτέστι πείρας, ὥσπερ δὴ καὶ ποιοῦσιν οἰ τας πείρας ἀναγράψαντες), τὰ τρία ταῦτα οί παλαιοὶ ὀνόματα οἷήσιν καὶ νοῦν καὶ ἰστορίαν έντείναντες είς 'ὲν ὄνομα, οἶονοϊστικήν αὖτῆν προσηγόρευσαν, πᾶσαν στοχαστικὴν καὶ ανθρωπικῆν τέχνην οἱονοίστικῂν προσαγορεύσαντες, ἀπὸ μὲν τοῦ ᾗ τὴν οἷήσιν δηλοῦντες, ἀπὸ δὲ τοῦ Ῑο τὸν νοῦν, ἀπὸ δέ τοῦ ιστικην τὴν ἰστορίαν σημαίνοντες· ἥντινα οἷονοϊστικῆν ' τὸ δ' μεταβάλλοντες εἷς τὸ ω, ὡς εἰς ὀγκοειδέστερον καὶ μακρότερον στοιχεὶον καὶ μεγαλοφωνότερον, οἷωνιστικῆν προσηγόρευσαν πᾶσαν ἀνθρωπίνην καὶ στοχαστικὴν μαντείαν.

Ἐκ δὴ τῆς τῶν παλαιῶν μαρτυρίας τοσούτῳ ἐστιν ύπερτέρα ἢ μανία ἡ ἐκ ϑεῶν διδομένη τῆς ἀνθρωπικῆς σωφροσύνης καὶ στοχαστικῆς μαντείας, ὅσῳ ἐστὶ καὶ τὸ ὄνομα τοῦ ί ὀνόματος ὑπέρτερον τὸ τῆς μαντικῆς <τοῦ> τῆς οἶωνιστικῆς, καὶ τὸ ἔργοντὸ ἐκ τῆς μανίας ἀποτελούμενον τοῦ ἔργου τοῦ ἐκ τῆς οἶωνιστικῆς ἐγγινομένου.

-Θαυμάσειε δ' ἄν τις τοῦ φιλοσόφου τήν εὐγνωμοσύνην, ὅπως οὐδὲν πλέον ἐν τοῖς συμπερασμασι λαμὸάνει, ἀλλ' αὐτὸ τὸ ἐκ τῶν ὡμολογημένων συναγόμενον ἄντικρυς κατὰ τὴν γεωμετρικὴν, δικαιοσύνην.

γ. Ἀλλὰ μὴν νόσων γε καί πόνων τῶν μεγίστων] 244 D.

Избавление от болезней, от крайних бедствий

Обсуждает переход от пророческих прозрений к экстатическим ритуалам, которые, по мнению автора, освобождают людей от зла и приносят счастье. Он поднимает вопросы о праве потомков судить предков и наследовать их богатства, полученные несправедливым путем. Утверждается, что несправедливость одного члена рода затрагивает весь род, и что существует божественный порядок, который управляет судьбами душ.

Сравнивает очищение от грехов с медицинским лечением: легкие грехи можно быстро устранить, тогда как более серьезные требуют времени и усилий. Он подчеркивает, что боги стремятся к восстановлению справедливости и исправлению людей, а не к мести. Приводятся примеры, как ритуалы очищения помогают не только индивиду, но и всему роду, и как исправление своих ошибок может привести к исцелению и освобождению от страданий.

От пророческих прозрений он перешел к экстатическому ритуалу, который, как он утверждает, освобождает нас от величайших зол, затрагивающих каждого из нас, все виды и города. Подобно тому, как совершенство внутреннего ритуала возделывает душу и все существо, позволяя ему действовать всеми своими силами, так и внешний ритуал освобождает нашу душу и тело от внешних помех, готовя для нас легкость и счастье на протяжении всей жизни.

- Но каким образом имеют право потомки выносить суд над предками? Или, вернее, как они могут наследовать их владения, золото и серебро, нагроможденные из множества несправедливых поступков? Имеют ли они достаточно оснований для этого? После этого же души предков соучаствуют в жизни потомков, периодически обращая внимание на них, не принимая наказания за свои поступки. Ведь несправедливость, случившаяся с одним членом этого рода, наносит ущерб всему роду, который нарушил божественные законы и божественный порядок.

"Потом можно заметить также единство рода; так же, как происходит сообщество семян и физических причин, таким образом, вероятно, и душ, подобных родов и тех добр или зол, которые им соответствуют. Потому что, если бы мы, когда спим, забывали о предыдущей жизни, прожили бы множество жизней в одной человеческой жизни, протяженной на несколько десятилетий или восьмидесяти годах, - таким образом, должно быть, и в этом роде есть некоторая последовательность, которую мы не видим, но которой управляют божества, и те, которые отведали рода, - демоны... Точно так же как в одной жизни эту болезнь врач не лечит сразу операцией, а ждет, пока страждущий станет способным перенести операцию, так и те, кто заботится о роде, демоны, как говорит Геродот, устанавливают справедливость через пять поколений."

- Однако старые загрязнения, которые являются более долговечными, могут быть устранены только путем телесной очистки, в то время как молодые устраняются гораздо легче. Это похоже на медицину: если болезни недолговременные и сразу устраняются при заботе о суставах, то человек быстро избавляется от них. Но если они становятся долговечными, то устраняются с трудом, так как зло приобретает свою природу и становится похожим на гнойный нарыв. Точно так же и с проступками: если грешник сразу покается и прекратит...Когда кто-то приходит, чтобы ответить за несправедливость, он разбирает преступление и становится ответственным перед судом. Но если кто-то разбирает преступление своего отца, которого он похитил, и возвращает украденное поле, становясь ответственным перед судом, облегчая душу того, кого он в первую очередь похитил, и помогая ему (это также ускоряет исполнение приговора), однако если он украдет землю от предков и, обогатившись, будет использовать всю родню, сначала само преступление становится неясным и трудно доказуемым, а затем время делает зло подобным природе.

Поэтому боги часто делают предсказания о посещении этих мест и оправдании перед незнакомцем, чтобы исцелить его, дать ему исцеление, избавить от бед и прекратить страдания. Боги не ищут мести, а стремятся к восстановлению справедливости и нашему исправлению. Когда кто-то исправляется, он помогает не только себе, но и спасает многих других, как в случае с тем, кто срубил дерево, и, когда Нимфа просила его не рубить, он не пощадил, а все равно срубил, и стал мучимым, нуждаясь в пище, и когда что-то случалось с ним, он сразу же исцелялся, пока исполнитель не приказал устроить жертвоприношение Нимфе; и так он перестал страдать.

Но когда другой убил свою мать, Бог сказал ему искать другую землю вместо той, что уже существовала, и там обосноваться. Он отправился на остров, образованный рекой, что символизировало его преступление, где он поселился и перестал преследоваться за убийство матери. Он мудро предложил ритуал очищения, который, освобождая нас от чужих грехов, укрепляет нас в других обрядах. Согласно Этану, он говорил о чистоте и противоположности, с чем он долгое время был ассоциирован, вместо здоровья и обычного безумия; и причина этого кроется в его непослушании.»

***

Μεταὸέῧηκεν ἀπὸ τῆς μαντικῆς ἐπὶ τήν τελεστικὴν μανίαν, ἥντινά φησιν ἀπαλλάττειν τῶν μεγίστων κακῶν καὶ τὸν καθ» «έκαστον ἡμῶν καὶ γένη ὅλα καὶ πόλεις, «ἔν» ὥσπερ ἡ ἔνδον τελεστική τελέαν ἡμῶν ἐποίει τήν ψυχὴν καὶ ὀλόκληρον, ὥστε κατὰ πάσας τας δυνάμεις αύτὴν ἐνεργεῖν, οὕτω δὴ καὶ ἡ ἔξω τελεστικῆ, ἀπαλλάττουσα ἡμῶν τήν ψυχὴν καὶ τὸ σῶμα καὶ τα ἐκτὸς τῶν ἐνοχλούντων I δυσχερῶν εὔροιαν ἡμῖν καὶ εὐδαιμονίαν πα ρασκευάσῃ κατὰ τὸν βίον. Ἀλλὰ πῶς λόγον ἔχει τὸ ἐκγόνους ὑπὲρ προγόνων δίκας διδόναι; ἢ μάλιστα μἐν καὶ διεδέθαντο τὰς ἐκείνων κτήσεις, καὶ χρυσὸν καί ἀργυρον, ἐξ ἀδικιῶν πολλάκις συναχθείσαις, «ο καὶ ἱκανὸν αὐτοῖς ἐπαγαγεῖν την δίκην; ἔπειτα δὲ καὶ συμπάσχουσιν αἱ τῶν προγόνων ψυχαὶ ταῖς τῶν ἀπογόνων, περιστατικῶς ἀναστρεφομέναις, οὐδὲ τούτων ἀναθίως ὑπομενόντων τὰς δίκας· συνάγεται γὰρ ο ἄξιος τοῦ τάδε παθεῖν εἷς τὸ τοιόνδε γένος, τῆς προνοίας έξηρημένως καὶ τῆς θείας δὲ φύσεως καὶ τῶν μοιρηγετῶν θεῶν συνδιαπλεκόντων πάντα ἐν τάξει καί κατὰ δίκην. Ἔπειτα δὲ καὶ μία τις συνέχεια ὁρᾶται τοῦ γένους· ὥσπερ γὰρ τῶν σπερμάτων καὶ τῶν φυσικῶν λόγων γίνεταί τις κοινωνία, οὕτω δὴ καὶ τῶν τοιῶνδε ψυχῶν καί γενῶν καὶ τῶν τούτοις ἑπομένων ἀγαθῶν ἦ κακῶν. «Ωσπερ γὰρ εί ἡμεῖς κοιμώμενοι ἑπελανθανόμεθα τῆς προτέρας ζωῆς τῆς χθὲς γενομένης, ἔδοξαν ἂν ἡμῖν πολλοὶ βίοι εἶναι έν ἑνὶ ἀνθρωπίνῳ βίῳ, συν εχοῦς οὔσης τῆς ζωῆς ἐν τοῖς ἒὸδομήκοντα ἢ ὀγδοήκοντα τούτοις ἔτεσιν, οὕτω δὴ καὶ έν τῷ γένει τῷδε ἐστί τις συνέχεια ἠν ἡμεῖς μὲν ούχ ὁρῶμεν, οἳ μέντοι μοιρηγέται ϑεοῖ καὶ οἳ τα γένη κληρωσάμενοι δαίμονες… «Ὠσπερ οὗν ἐν ἑνὶ βίῳ τήνδε τῆν νόσον ο ίατρὸς οὐκ εύθυς χειρουργία θε ραπεύει, ἀλλὰ περιμένει ἂίχρις οὗ ἐπιτήδειος γένηται ο πάσχων ὑπομεῖναι τὴν χειρουργίαν, οὕτω καὶ ἐν τῷ γένει ποιοῦσιν οἳ ἔφοροι τοῦ γένους δαί μονες, ὼς καὶ Ἡρόδοτος ἱστορεῖ, ὅτι μετὰ πέντε γενεὰς ἐθέτισαν οἱ τοῦ Λυδοῦ ἀπόγονοι τήν δίκην. Τὸ δὲ παλαιῶν ἐκμηνιμάτων ὅτι τὰ πολυχρόνια τῶν αμαρτήματων δυσεκνιπτότερά εἶσιν, ἃ καὶ τελεστικῆς μόνης δεῖται εἷς κάθαρσιν, τα δὲ όλιγοχρονιώτερα εύιατώτερα· «Ὠσπερ δὴ καὶ ἐπὶ ἰατρικῆς ὁρῶμεν, όλιγοχρονίων μὲν γὰρ ὄντων τῶν παθῶν καὶ εὐθὺς ἀρξαμένων, ἐαν ἐπιμελεῖσθαί τις ἄρξηται ἑαυτοῦ, ρᾆν ἀπαλλάττε ται, πολυχρονίων δὲ γενομένων δυσχερέστερον, οἷον γὰρ εἷς φύσιν καὶ ἕξιν καθίσταται τὸ κακὸν καὶ γίνεται ὥσπερ οὐλὴ ένσκιρρωθεῖσα· οὕτως οὖν καὶ ἐπὶ τῶν ἀδικημάτων, ἐὰν μὲν αὐτὸς ο ἁμαρτὼν εύθυς μεταγνῷ καὶπροσ· ελθὼν ἀπολογήσηται τῷ ἀδικηθέντι, ἀναλύει τὸ ἀδίκημα καὶ ἀνυπεύθυνον ἑαυτὸν ποιεῖ τῇ δίκῃ, ὅταν δὲ πατρός τις ἀδίκημα ἀναλύῃ, ὃν ἥρπασεν ἐκεῖνος ἀγρὸν φέρε ἀποδιδοὺς, ἑαυτόν τε ἀνυπεύθυνον ποιεῖ τῇ δίκῃ, τήν τε ψυχὴν τοῦ πρώτως ἁρπάσαντος ἐπικουφίζει καὶ ὠφελεῖ (ταῦτα δέ καὶ ἡ τελεστικὴ θᾶττον ἰᾶται), ἐὰν μέντοι ἀπὸ προγόνων ἁρπάσας τύχῃ τὸν ἀγρὸν καὶ ἐφεθῆς ὅλον τὸ γένος χρήσηται, πρῶτον μὲν ἄδηλον λοιπὸν γίνεται τὸ ἀδίκημα καὶ ταύτῃ δυσιατώτερον, ἔπειτα δὲ καὶ ο χρόνος ὥσπερ φυσιοῖ τὸ κακόν. Διά δη τοῦτο πολλάκις οἱ ϑεοὶ προφητεύουσι καὶ εἰς τούσδε τοὺς τόπους ἀπελθεῖν καὶ ἀπολογήσασθαι τῷδε τῷ ἀνθρώπῳ, ᾤ μηδέποτε γνώριμος γέγονε, καὶ έξευμενίσασθαι τόνδε, ἵν» οὕτως ἰάσεως τύχῃ καὶ ἀποθῆται τα δυσχερῆ καὶ παύσηται ποινηλατούμενος. Προφη γ “ τιύουσι δὲ οἱ ϑεοῖ οὐχ «ίνα τήν δίκην ἀνέλωσιν, ἀλλ» ίνα τὰ τῆς δίκης γένηται καὶγὴμεῖς ἑπανορθώμεθα. Ἡ τελεστικὴ οὖν, ᾧ ἂν ἐγγένηται αὐτόν τε ἀνορθοῖ τὸν ἔχοντα τήν μα· νίαν, καὶ δι» αύτοῦ καὶ ἄλλους πολλοὺς σῴζει» ὥσπερ δῄ καὶ ἐπὶ ἐκείνου λέγεται τοῦ τεμόντος τὴν δρῦν καὶ παρακαλουμένου ὑπὸ τῆς Νύμφης μῆ τεμεῖν, ὅμως οὐκ ἐφείσατο, ἀλλ» ἔτεμε καὶ ἐ’μεινε ποινηλατούμενος καὶ τῶν ἀναγκαίων τροφῶν δεόμενος, καὶ εἷ» ποτε καὶ ἐνέπιπτέ <τι> αὐτῷ εύθὺς ἐξεφορεῖτο ἄχρις οὗ ο τελεστὴς αύτῷ εἶπε βωμὸν ἱδρύσασθαι καὶ θῦσαι τῇδε τῇ Νύμφῃ· καὶ οὕτως ἐπαύσατο τῶν συμφορῶν.

’Ἁλλῳ δὲ μητροκτονήσαντι εἶπεν ο ϑεὸς ζητῆσαι ἄλλην γῆν παρα τήν οὖσαν καί ἐκεῖ οἰκῆσαι, ὃ δὲ, νῆσον ἀναδοθεῖσαν ὑπὸ τοῦ ποταμοῦ συμὸαλὼν δηλοῦσθαι, ἀπελθὼν ᾤκησε, καὶ ἐπαύσατο ποινηλατούμενος. Καλῶς δὲ προέταθε τους καθαρμοὺς τῶν τελετῶψ οἳ μὲν γὰρ ἀπαλλάττουσιν ἡμᾶς τῶν ἀλλοτρίων, αἱ δὲ τελεταὶ λοιπὸν ἑνιδρύουσι, καὶ ϑεοῖς, Ἐξάντη δὲ λέγει ἀντὶ τοῦ καθαρὸν καὶ ἐξ ἐναντίας, ᾗ διέκειτο πάλαι ποινηλατούμενος, ἀντὶ τοῦ ὑγιῆ καὶ ἔξω ἄτης· τὸ δὲ ν ἔγκειται δι’ εὐστομίαν.

δ«. Τρίτη δὲ ἀπὸ Μουσῶν] 245 Α.

от Муз, он охватывает нежную и непорочную душу

Это третье музыкальное безумие передает ощущение, что, восхваляя труды древних и усиливая добродетели и стремления с помощью меры, оно воспитывает жизнь. Не удивляйтесь, если здесь скажут, что поэзия - это воспитание; в других местах она рассматривается иначе. Ибо здесь поэтическое принимается, а технический аспект, идущий от людей, откладывается в сторону. Поэтому здесь есть те, кого мы привыкли называть реципиентами, а обитель захвачена божественным. Оно говорит о податливом и чутко восприимчивом к божественному; но оно остается незатронутым, не искаженным чужими мнениями и не наполненным человеческими мелочами. - Пробуждение, а не озарение от тела и приобщение к божественному.

- Но пусть экстатическое не тревожит нас дионисийским именем; ибо энтузиасты переплетаются друг с другом; что бы ни было, они желают быть связанными, один - ритуальный аспект пророческого, другой - музыкальный аспект ритуального. Таким образом, здесь также используются имена тех, кто связан с экстатикой в следующем контексте; следовательно, это было сказано в ритуальном. - Возникшая мания и пророчество; ибо термин пророчество присущ пророческому; опять же, это было упомянуто относительно музыкального, экстатического, что характерно для ритуального, таким образом, он хочет связать энтузиазм друг с другом. Далее будет четко указано, что ритуалистика приписывается Дионису. - Оды относятся к сочинениям лириков; но и другие формы поэзии, эпические и ямбические, и другие виды поэзии, как Аристотель также различает в «Поэтике»..

***

Τρίτην ταύτην τήν μουσικὴν μανίαν παραδίδωσιν, ἥτις τὰ τῶν παλαιῶν ἔργα ὑμνοῦσα καὶ ἀρετὰς καὶ ἐπιτηδεύματα διὰ μέτρων ἐντείνασα, παιδεύει τὸν βίον. Μὴ ϑαυμάσῃς δὲ, εἱ ἐνταῦθα παιδευτικην εἶναί φησι τὴν ποιητικήν, ἀλλαχοῦ αὐτὴν ὲκόάλλωψ τήν μὲν γὰρ ἔνθουν ποιητικὴν προσίεται, ’τὴν δὲ ἐξ ἀνθρώπων τεχνικὴν  παραιτεῖται. Κάτοχοι μὲν οῦν εἰσιν, οὓς εἰώθαμεν καὶ δοχέας καλεῖν, καὶ κατοκωχὴ ἢ τῷ ϑεῷ κατασχεθεῖσα. Ἀπάλην δὲ λέγει τῆν εὔπλαστον καὶ εὐπαθῶς ἔχουσαν πρὸς ὑποδοχὴν τοῦ ϑείου· ἄὸατον δὲ τήν μὴ διαστραφεῖσαν ἀπὸ ἀλλοτρίων δοξασμάτων καὶ ἀναπλησθεῖσαν ἀνθρωπικῆς φλυαρίας. - Ἐγείρουσα δὲ ἀντὶ τοῦ ἀπὸ τοῦ σώματος κουφίζουσα καὶ τῷ θείῳ προσάγουσα. - Τὸ δὲ ἐκὸακχεύουσα μὴ ταράξῃ ἡμᾶς ὡς Διονυσιακὸν ὄνομα· καὶγὰρ ἐπιπλέκονται ἀλλήλοις οἱ ἐνθουσιασμοί· εἷ’ποις δ’ ἂν καὶ τοῦτο ὅτι ἐξηρτῆσθαι ἀλλήλων βούλεται τοὺς ἐνθουσιασμοὺς, τὸν μὲν τελεστικὸν τοῦ μαντικοῦ, τὸν δὲ μουσικὸν τοῦ τελεστικοῦ· διὸ καὶ τοῖς οἰκείοις τῶν ἐπαναὸεὸηκότων ὄνομασι χρῆται ἐπὶ τῶν έφεξῆς· διὸ ἐπὶ τῆς τελεστικῆς εἶπεν. - Ἡ μανία ἐγγενομένη καὶ προφητεύσασα· τὸ γὰρ προφητεύσασα ὄνομα οἰκεῖον τῆς μαντικῆς· πάλιν δ’ αὗ ἐπὶ τῆς μουσικῆς εἶπε τὸ ἐκὸακχεύουσα, ὅ ἐστιν ἴδιον τῆς τελεστικῆς, οὕτως ἔχεσθαι ἀλλήλων βούλεται τους ἐνθουσιασμούς. ’ Ἐρεῖ δὲ έν τοῖς ἑξῆς φανερῶς ὅτι ἡ τελεστική παρὰ Διονύσου δέδοται. - Ὠιδάς δὲ λέγει τὰ τῶν λυρικῶν συγγράμματα· τὴν δὲ ἀ’λλην ποίησιν ἐποποιίαν καὶ ἷαμῧοποιίαν καὶ τᾶλλα εἷ’δη τῆς ποιήσεως, ᾗ καὶ [ὡς] Ἀριστοτέλης διαιρεῖ έν τῷ Περὶ ποιητικῆς.

έ. Μυρία τῶν παλαιῶν ἔργα κοσμοῦσα] 245 A.

пробуждает ее, заставляет выражать вакхический восторг в песнопениях и других видах творчества

Внутренняя работа поэтического безумия, вырываясь наружу, передает свою суть тем, кто выше и разумнее, в то время как низшим предлагает гармонию и место. Вдохновенный поэт, в свою очередь, восхваляет как древние произведения, так и творения последующих поколений, обучая их и распространяя их энергию повсюду. Таковы вдохновенные поэты; однако тот, кто, как говорят, надеется стать вдохновенным поэтом без божественного безумия Муз, окажется неполноценным, а его поэзия будет скована и затуманена безумием поэтического творчества. Ибо какое сходство между поэзией Хирона и Каллимаха по сравнению с поэзией Гомера или Пиндара? - Справедливо было сказано, что поэт, полагающийся только на человеческое искусство, не может достичь дверей Муз, ибо начало даже не приближается к порогу Муз; но только вдохновенные поэты достигают дверей Муз и наполняются оттуда,

«Теперь говорите со мной, Музы,

пойте, и

пойте о гневе, о богиня!

и -

расскажи мне о человеке, о Муза!»

ибо они всегда тянутся к ним, как бы извлекая из них привычное слово. Те, кто преисполнен Муз, соответствующим образом организуют свои произведения. — Важно также отметить и рассмотреть, как, провозгласив «вдохновенное», он противопоставляет его человеческому, и снова, провозгласив «вдохновенное», он противопоставляет его человеческой и художественной поэзии. Таким образом, он не создал совершенное, а лишь утвердил вдохновенное как совершенное. И все же для этого действительно есть место, не так ли? Людской и чисто технический ритуал, используемый жрецами для лечения идолов в соответствии с городским законом и местными обычаями; заклинания и лечение с помощью трав или камней действительно были частью технического ритуала. Таким образом, все ясно, ибо это распространено в городах, либо не достигая ничего значительного, либо, если и достигая, то в соответствии с первоначальным энтузиазмом; ибо они представляют образы, те, которые маскируют истинные причины.

***

Ἡ μὲν ἔνδον ἐν τῇ ψυχῇ ἐνέργεια τῆς ποιητικῆς μανίας ἐπιὸάλλουσα τοις ὑπερτέροις καὶ νοητοῖς μεταδίδωσι, τοῖς καταδεεστέροις ἁρμονίας καὶ τάϑεως· ἡ δὲ ἔϑω ἐ’νθους ποιητικὴ τά τε τῶν παλαιῶν ἔργα ὑμνεῖ τούς τε ἐφ’ ὲαυΙτῆς καὶ μεταγενεστέρους παιδεύει, πανταχῇ ἑαυτῆς ἐκτείνουσα τὰς ἐνεργείας. Καὶ ταῦτα μὲν οἱ ἐ’νθοι ποιηταί· ὃς δ’ ’ἀν ἄνευ, φησὶν, ἐνθέου μανίας τῶκ) Μουσῶν ἐκ τέχνης ἐλπίσῃ γενέσθαι ἔνθους ποιη-· τής, ἀτελὴς αὐτός τε ἔσται τοῦτο οἰόμενος καὶ ἡ ποίησις αὐτοῦ κατακρατεῖται καὶ καλύπτεται ὑπὸ τῆς τῶκ) μαινομένων ποιήσεως. Τί γὰρι ὅμοιον ἡ Χοιρίλου καὶ Καλλιμάχου ποίησις πρὸς τήν Ὁμήρου ἢ Πιν- δάρου; - Καλῶς δὲ εἶπεν ἐπὶ ποιητικὰς θύρας καὶ οὐχὶ Μουσὼνι ϑῦρας ἀφικνεῖσθαι τὸν ἐκ τῆς τέχνης ἀνθρωπίνης ποιητήν· τὴν ἀρχὴν γὰρ οὐδὲ πελάζουσι ταῖς τῶν Μουσῶν ϑύραις· οἱ μέντοι ἔνθου. ποιηταὶ μονονοηὶ τὰς ϑύρας τῶν Μουσῶν ἀράττουσι καὶ οὕτως ἐκεῖθεν πληροῦνται,

ἐ’σπετε νῦν μοι Μοῦσαι

βοῶντες, καὶ

μῆνιν ἄειδε ϑεᾶ

καὶ -

ἄνδρα μοι ἔννεπε Μοῦσα· “

ἀεὶ γὰρ εἰς αὐτὰς ἀνατεινάμενοι τὸν ἑϑῆς λόγον ὡς ἐκεῖθεν ἀπ’ αὐτῶν ’. ὧν Μουσῶ·ι πληρωθέντες διατιθέασιν. - Ἐπισημαντέον δὲ τοῦτο καὶ ζητητέον πῶς εἰπὼν ἔνθουν μαντείαν καὶ ἀντεϑετάσας αὐτῄ“τήν ἀνθρωπικὶ, μαντείαν ἣν ἐκάλεσεν οἰωνιστικὴν, καὶ πάλιν εἰπὼν ἔνθουν ποιητικἠν καὶ ἀντιπαραὸαλὸ)ν αὐτῇ πάλιν τὴν ἀνθρωπικὴν καὶ τεχνικὴν ποιητικῂν, ἐπὶ τῆς τελεστικῆς τοῦτο οὐκ ἐποίησε«ι, ἀλλὰ μόνον τὴν ἔνθουν ἐϑέθετο τελεατικήν. Καίτοι καὶ ἐκεῖ ἔστιν ἦ ὑποδυομένη ’. αὐτην ἆνθρωπική καὶ τεχνικὶ, τελεστική, οἵᾳ χρῶνται καὶ οἱ ἰερεῖς περὶ τὰς θεραπείας τῶν ἀγαλμάτων νόμῳ πόλεως καὶ κατὰ τὰ οἰκεῖα πάτρια· καὶ αἱ ἐπῳδαὶ δὲ καὶ αἱ διὰ βοτανῶν ἢ λίθων θεραπεῖαι εἷήσαν ἃν τῆς τεχνικῆς τελιστικῆς. ’Ἡ οὖν ὡς σαφὲς παρῆκε· πολῦ γὰρ τοῦτο ἐν ταῖς πόλεσιν, ἢ ὼςλμηδὲν μέγα ἀνύουσαν, ἢ εὶ καὶ ἀνύει κατὰ τὸν ἐϑ ἀρχῆς ἐνθουσιασμὸν ἀνύει’ εἰκόνας γὰρ φέρουσιν αἱ ὑποδυόμεναι τῶν ἀληθινῶν αἱτιῶν.

ς. Τοσαῦτα μέν σοι] 245 Β.

Вот сколько — и еще больше — могу я привести примеров прекрасного действия неистовства, даруемого богами.

Обсуждает концепцию эротического безумия, связанного с любовью, и его связь с бессмертием души, согласно Платону. Эротическая любовь стремится возвысить красоту души, и для этого необходимо понять природу души и её бессмертие. Платон выделяет четыре вида безумия, включая эротическое, и утверждает, что истинное счастье не зависит от внешних факторов, а связано с высшим благом души. Он также рассматривает реинкарнацию и бессмертие души, подчеркивая, что мудрые люди воспринимают эти идеи как правдоподобные. Важным аспектом является то, что любовь ведет к божественной красоте и счастью, а душа, будучи бессмертной, имеет связь с божественными сущностями. Платон утверждает, что понимание бессмертия души является основой для дальнейших рассуждений о любви и её роли в достижении высшего блага.

Таким образом, вы уже многое сказали. Что касается трех видов безумия - погружения, ритуала и музыки, - то теперь необходимо обсудить эротическое безумие, относящееся к любви; ибо прежде необходимо было кое-что установить. Поскольку эротическая любовь направлена на то, чтобы возвысить красоту души до умопостигаемой сферы, важно было сначала исследовать природу души, танцы божественных душ, совместное проживание как других душ, так и нашей собственной, а также их бессмертие, которое также будет установлено как обычай. После этих рассуждений он вдохновенно произнес: «Итак, вот полное рассуждение о четвертом безумии; и таким образом я перейду к разговору об эротическом». По этой причине он решил умолчать об эротическом; очевидно, что Платон, зная о других формах энтузиазма, помимо этих четырех, указал, что ему есть что сказать о других безумствах, возникающих у богов. Любовь между любовником и возлюбленной становится проявлением божественного эротизма. Ведь Лисий в своей безудержной любви считает, что обеспечивает выгоду для себя, причиняя при этом величайший вред возлюбленному; напротив, умеренная любовь приносит пользу тому, кто ею обладает. Восторженный любовник обеспечивает общее благо и себе, и возлюбленной - он обращен внутрь себя, способствуя созерцанию возлюбленной наряду с видением умопостигаемой красоты. Важно отметить, что для Платона понятие счастья основано не на внешних факторах, а на высшем благе души.

В отношении всех доказательств реинкарнации было замечательно сказано, что для яростных - то есть спорщиков - они кажутся невероятными, а для мудрых - правдоподобными. Одно из доказательств использует такие предпосылки, которые заставляют каждого человека, вольно или невольно, убедиться в том, что говорится о бессмертии души; другое же использует предпосылки, которые покажутся невероятными тем, кто более логичен и спорен среди диалектиков, требующих от каждого так называемых доводов. Напротив, для знающих людей и тех, кто нуждается лишь в кратком напоминании, она будет более убедительной. Эти люди действительно являются свидетелями бессмертия своих собственных душ, и эти вопросы относятся к Богам. Поэтому рассуждения о бессмертии души будут построены на неоспоримых доказательствах, вытекающих из самой сущности души, и представлены в рассуждениях о Зевсе и начальниках небес, о тех, кто следует за этими богами и демонами, а также о душах как божественных, так и человеческих. Она ведет душу в божественное царство умопостигаемых красот, не считая нужным демонстрировать их, а скорее объявляя их явно, поскольку они действительно вдохновляют. Кроме того, здесь будут рассмотрены девять жизней, из которых одна выбирается душой первой, когда она спускается из умопостигаемого мира. «В силу этих и многих других факторов человек не считает нужным полагаться на логические доказательства, а воспринимает ее саму по себе, считая ее достойной души». Он утверждал, что «демонстрация действительно будет невероятной для глупых, но убедительной для мудрых». Поэтому сначала необходимо постичь истинную природу души, как божественной, так и человеческой, наблюдая за ее страстями и поступками. Поскольку речь идет о восхождении к умопостигаемой красоте и о динамике между теми, кто ведет и теми, кого ведут, теми, кто желает и теми, кого желают, а также теми, кто наполняет и теми, кого наполняют, мы видим, что божественные души и все божественные существа - гораздо раньше, как сами боги, так и все божественные души - являются ангельскими, демоническими и героическими, стремятся к божественной красоте и следуют за своими лидерами, как сказано, что главный лидер - Зевс. Напротив, те, кого ведут, как в последнем случае, - это человеческие души. Поэтому в этом рассуждении речь пойдет как о божественной, так и о человеческой душе, в частности о разумной».

Ибо отсюда ясно следует, что наша душа бессмертна, упорядочена среди Божественных душ и имеет с ними общую связь. — - Что касается страстей и действий, то о страстях можно говорить применительно к нашей душе, ибо в ней описывается, как она возникает, как течет вновь и как впадает в порождение; действия же относятся к изменчивым душам. — - Постигать истину, а не просто видеть ее бессмертие; ибо в этом ее суть, природа и истина. — - По необходимости, он пришел к установлению бессмертия души, как бы подходя к этому через анализ, как он сам позже сформулирует. Существует особый тип анализа. О любовь, ты — причина величайших благ, ибо высшее из благ — счастье, а счастье — это уподобление божественному; мы уподобляемся божественному, соприкасаясь с теми же вещами; мы соприкасаемся с теми же вещами, воспринимая умопостигаемую красоту; и мы видим ее, вспоминая ее, присутствуя здесь; и мы вспоминаем ее всякий раз, когда видели ее раньше; и мы задаемся вопросом, бессмертна ли наша душа; таким образом, необходимо сначала показать, что душа действительно бессмертна; ибо если она не бессмертна, то все последующие аргументы излишни и тщетны. Ибо куда она может вернуться? Если она бессмертна, значит, когда-то ее видели, вспоминая умопостигаемую красоту; значит, она соединяется с теми же вещами, что и боги; значит, она становится подобной им; значит, она счастлива и достигает величайших благ. Действительно, эта божественная и возвышающая любовь заботится о ней, и таким образом, подойдя определенным образом к методу анализа, он пришел к тому, чтобы сначала подготовиться к бессмертию души. Доказав это, он сочиняет все, что следует далее. — - «Проще было бы проанализировать это так», — предлагает он любовнику-божеству относительно умопостигаемой красоты и действительно, к кому бы он передал свою особу. Он сделает это, если напомнит ему об этой красоте здесь. Он напомнит ему, если покажет бессмертную часть его души; ведь он также напоминает ему, когда может, ибо нет необходимости сначала обсуждать бессмертие: ах! рассуждение: не обо всех (ибо даже не о муравье), но о том, как он сам поступает, как божественный, так и человеческий.

***

Περὶ τριῶν μανιῶν εἰπὼν τῆς τε μαντικῆς καῖ τῆς τελεστικῆς καὶ τῆς μουσικῆς, περὶ τῆς ἐρωτικῆς ὑπερέθετο νῦν εἰπεῖν ὡς ἑϑῆς ἐρῶν περὶ αὐτῆς· ἔδει γάρ τινα πρὸ αὐτῆς ἀποδειχθῆναι, Ἐπεὶ γὰρ ἡ ἐρωτικὴ εἰς τὸ νοητὸν βούλεται καλλος ἀνάγειν τήν ψυχἠν, ἔδει πρότερον περὶ ψυχῆς ποιήσασθαι τὸν λόγον καὶ τῆς τῶν ϑείων ψυχῶν χορείας καὶ περὶ τῆς συμπιριπολήσεως τῶν τε ἅλλωκι καὶ τᾶων ἡμετέρων ψυχῶν, καὶ πολὺ πρότερον περὶ τῆς ἀθανασίας αὐτῶν, ὃ καὶ ποιήσει ἑϑῆς. Καὶ οὕτως ἐπάϑει μετὰ ταῦτα· " ἔστι δὴ οὖν δεῦρο πᾶς ἦκιον λόγος περὶτῆς τετάρτης μανίας· " καὶ οὕτως Ι ἑφεϑῆς ἐρεῖ περὶ τῆς ἐρωτικῆς. Διὰ ταῦτα μὲν οὖν ἀπεσιώπησε Ι νῦν τὰ περὶ τῆς ἐρωτικῆς· δῆλος δ’ ἐστὶν ἐν τούτοις ὁ Πλάτων εἰδὼς καὶ ἄλλους ἐνθουσιασμοὺς παρὰ τούτους τοὺς τέσσαρας· εἶπε γὰρ ἔχειν εἰπεῖν καὶ ἀ’λλα πλείω μανίας εἷ’δη γινόμενα ἀπὸ ϑεῶν. Τὸ δὲ ἐπ’ ὠφελείᾳ τοῦ τε ἐρῶντος καὶ τοῦ ἐρωμένου γίνεσθαι τήν φιλίαν οἰκεῖον τῆς Βείας ἐρωτικῆς. ’0 μὲν γὰρ Λυσίας ἀκολάστως ἐρῶν ἐαυτῷ μὲν δοκοῦσαν ὠιρέλειαν περιποιεῖ, τῷ δὲ ἐρωμένῳ μεγίστην βλάὸην· ὁ δὲ σώφρων ἔρως αὐτὸν τὸν ἔχοντα ὠφελεῖ· ὁ δὲ ἐ’νθους ἐραστὴς κοινὴν τὴν ὠφέλειαν ἐαυτῷ τε καὶ τῷ ἐρωμένῳ περιποιεῖ· εἰς ἑαυτὸν γὰρ ἐπιστρέφει τὸν ἐρώμενον καὶ ἅμα τὴν τοῦ νοητοῦ κάλλους Βεωρίαν ποιοῦνται. Σημειωτέον δὲ παρά Πλάτωνι τὸ τῆς εὐτυχίας ὄνομα ὅτι δὴ οὐκ ἐπὶ τῶν ἐκτὸς ἀλλ’ ἐπὶ τῶν ψυχικῶν ἀγαθῶν τήν μεγίστην εὐτυχίαν τάττει. Πάνυ δὲ θαυμαστῶς εἴρηται περὶ τῆς ὅλης ἀποδείϑεως τῆς παλινῳδίας τὸ δεινοῖς μὲν, Ι τουτέστι τοῖς ἐριστικοῖς, ἄπιστον αὐτὴν εἶναι, σοφοῖς δὲ πιστήν. Ἡ μὶν γάρ τις τῶν ἀποδείϑεων χρῆται λήμμασι τοιούτοις ἅτινα πάντα ἄνδρα καὶ ἑκόντα καὶ ἄκοντα τὸ δὴ λεγόμενον καταναγκάσει πεισθῆναι, ὡς ἐρεῖ τά περί ἀθανασίας ψυχῆς, ἡ δέ τις χρῆται τοιούτοις λήμμασιν ’ἀ τοῖς μὲν λογικωτέροις καὶ ἐριστικοῖς τῶν διαλεκτικῶν καὶ παντὸς τοῦ λεγομένου λόγον ἀπαιτοῦσιν ἔσται ἄπιστα, τοῖς δὲ ἐπιστήμοσι καὶ ἐπιῧλητικοῖς καὶ βραχείας μόνον ἀναμνήσεως δεομένοις παντὸς μᾶλλον ἔσταιπιστά, Οὗτοι δέ εἶσι μἐν οἱ καὶ τὴν ἀθανασίαν τῆς ψυχῆς ἑαυτῶν ἑωρακότες, ταῦτα δέ ἐστιτὰ περὶ ϑεῶν. Τὰ μὲν οὖν περὶ ἀθανασίας ψυχῆς δι’ ἀναμφισὸητήτων ἀποδείϑεων κατασκευάσει ἀπ’ αὐτῆς τῆς οὐσίας τῆς ψυχῆς τὰς ἀποδείϑεις φέρων· εἰς μέντοι τοὺς περὶτοῦ Διὸς λόγους καὶτῶν ἡγεμόνων ϑιεῶν καὶ τῶν ἑπομένων τούτοις Βεῶν καὶ δαιμόνων καὶ ψυχῶν τῶν τε ϑείων καὶ ἀνθρωπίνων καὶ εἷς τήν ϑέαν τοῦ νοητοῦ κάλλους ἀνάγων τὴν ψυχὴν καὶ τὸν ὑπερουράνιον τόπον, οὐκέτι ἀϑιοῖ αὐτὰ ἀποδεικνύναι, ἀλλ’ ἀποφαντικῶς ἀποφαίνεται περὶ αὐτῶν, ἅτε δὴ τῷ ὄντι ἐνθουσιῶν. Διαλέϑεται δὲ ἀποφαντικῶς καὶ περὶτῶν ἐννέα βίων ὧν ἐ’να αἰρεῖται ἡ ψυχὴ πράηως ἐκ τοῦ νοητοῦ κατιοῦσα. Διὰ ταῦτα καὶ ἄλλα τοιαῦτα πολλὰ οὐκ ἀϑιῶν χρῆσθαι ταῖς λογικωτέραις ἀποδείϑεσιν, ἀλλ’ αὐτοπτεῖν αὐτὴν ἐφ’ ἑαυτῆς ἀϑιῶν αὐτὰ τὴν ψυχὴν, εἷπε τό " ἢ δὲ δὴ ἀπόδειϑις ἔσται δεινοῖς μὲν ἄπιστος, σοφοῖς δὲ πιστὴ· δεῖ οὖν πρῶτον ψυχῆς φύσεως πέρι Βείας τε καὶ ἀνθρωπίνης ἰδόντα πάθη τε καί ἔργα τάληθὲς νοῆσαι, η Ἐπειδὴ γὰρ περὶ τῆς εἷς τὸ νοητὸν κάλλος ἀναγωγῆς ὁ λόγος καί ἀναγόντων καὶ ἀναγομένων ἐρώντων τε καὶ ἐρωμένων πληρούντων τε καὶ πληρουμένων, καί εἶσιν οὶ μὲν ἀνάγοντες καὶ πληροῦντες οἱ ϑεοὶ καὶ πᾶσαι αἱ ϑεῖαι ψυχαὶ [πολὺ δὲ πρότερον καὶ αὐτοὶ οὶ ϑεοὶ καὶ πᾶσαι αῖ Βεῖαι ψυχαὶ] ἀγγελικαί τε καὶ δαιμόνιαι καὶ ὴρωϊκαὶ ἐφιέμεναι τοῦ ϑείου κάλλους καὶ ἑπόμεναι τοῖς ἡγεμόσιν αὐτῶν, καὶ ὥς φησι πρώτῳ τῷ ἡγεμόνι Διὶ, αἱ δὲ ἀναγόμεναι ὡς ἐν ἐσχάτοις αἰ ἀνθρώπειαι ψυχαὶ, διὰ δὴ τοῦτο περὶ ϑείας ψυχῆς κα)Ι ἀνθρωπίνης τὸν λόγον ποιήσεται, δηλονότι τῆς λογικῆς.

Ἤδη γάρ ἐντεῦθεν οἷον πρὸ ἀποδείϑεως ἐνδείκνυται ὅτι ἀθάνατος ἡμῶν ἡ ψυχὴ ἅτε συνταττομένη ταῖς, θείαις ψυχαῖς καὶ ἐ’χουσα πρὸς αὐτὰς κοινωνίαν. Τὸ δὲ πάθη τε καί ἔργα, πάθη μὶν ἂν λέγοι περὶτῆς ἡμετέρας ψυχῆς· ἐρεῖ γὰρ πῶς μὲν ἀνάγεται, πῶς δὲ πτερορρυεῖ πάλιν καὶ πίπτει εἶς γένεσιν· ἔργα δὲ ἐπὶ τῶν Βείων ψυχῶν. Τὸ δὲ τάληθὲς νοῆσαι ἀντὶ τοῦ· τήν ἀθανασίαν αὐτῆς ἰδεῖν· τοῦτο γὰρ οὐσία καὶ φύσις αὐτῆς ἐστι καὶ ἀλήθεια. Ἀναγκαίως δὲ ἦλθεν εἷς τὸ τήν ἀθανασίαν τῆς ψυχῆς κατασκευάσαι, οἷον κατὰ ἀνάλυσιν ἐπὶ τοῦτο ἐλθὼν, ὡς αὐτὸς ὕστερον ἐρεῖ, Ἔστι δὲ τοιάδε τις ἡ ἀνάλυσις. Ὀ ἔρως τῶν μεγίστων ἐστὶν ἀγαθῶν αἴτιος· μὲγιστον δὲ τῶν ἀγαθῶν ἡ εὐδαιμονία· εὐδαιμονία δὲ ὁμοίωσις θεῷ· ι ὁμοιούμεθα δὲ Βεῷ τῶν αὐτῶν ἐφαπτόμενοι· τῶν αὐτῶν δὲ ἐφαπτόμεθα τὸ νοητὸν κάλλος θεασάμενοι· ὁρῶμεν δὲ αὐτὸ ἀναμνησθέντες αὐτοῦ ἐνταῦθα ὄντες· ἀναμιμνῄσκεται δὲ ὅ ποτε Βεασάμενος· ἐθεασάμεθα δέ ποτε εί ἀθάνατος εἴη ἡμῶν ἡ ψυχή· ὥστε δεῖ τοῦτο αὐτὸ προηγουμένως ἀπο· δεῖϑαι ὅτι ἀθάνατος ἡ ψυχή· ἐὰν γάρ μὴ ᾗ ἀθάνατος, περιττοὶ πάντες καὶ μάταιοι οὶ ἑϑῆς λόγοι. Ποῦ γὰρ καὶ ἀναχθήσεται Βνητὴ οὗσα; Εἰ δέ ἐστιν ἀθάνατος, ἐθεάσατό ποτε, ὥστε καὶ ἀναμιμνῄσκεται τοῦ νοητοῦ κάλλους·. ὥστε τῶν αὐτῶν ἐφάπτεται τοῖς ϑεοῖς· ὁμοιοῦται ἄρα τούτοις· ὥστε εὐδαιμονεῖ καὶ μεγίστων ἀγαθῶν τυγχάνει. Ταῦτα δὴ αὐτῇ ὁ Βεῖος καὶ ἀναγωγὸς ἔρως περιποιεῖ· διὸ τῷ κατὰ ἀνάλυσιν τρόπῳ πως χρώμενος ἦλθενΙ ἐπὶ τὸ τὴν ἀθανασίαν τῆς ψυχῆς πρῶτον κατασκευάσαι, τοῦτο δὲ δείϑας συντίθησι πάντα τὰ ἑφεϑῆς. Συντομώτερον δ» ἂν οὕτως ἀναλύσαις· πρόκειται τῷ ἐνθέῳ ἐραστῇ ἐπὶ τὸ νοητὸν κάλλος καὶ ὅντως ὃν ἀναπέμψαι τὸν ἐρώμενον· τοῦτο δ» ἂν ποιήσειεν, | εἰ ἀναμνήσειεν αὐτὸν ἐκείνου ἀπὸ τῶν τῇδε καλῶν· ἀναμιμνήσκει δὲ εί ἀθάνατον αὐτοῦ δείϑει τὴν ψυχήν· καὶ γάρ ἀναμιμνῄσκεται ὅ ποτε Βεασάμενος· ὁ γὰρ μηδέποτε Βεασάμενος οὐδὲ ἀναμιμνῄσκεται· ὥστε ἀναγκαίωϑπρῶτον περ). ἀθανασίας ψυχῆς ποιήσεται τὸν λόγον· οὐ πάσης (οὐ γὰρ καί τῆς τοῦ μύρμηκος), ἀλλ» ὡς εἶπεν αὐτὸς ϑείας τε καὶ ἀνθρωπίνης.

ζ. Δρχὴ δὲ ἀποδείξεως ἥδε] 245 C.

нам надлежит доказать, наоборот, что подобное неистовство боги даруют для величайшего счастья.

Это не просто начало всего доказательства палинода (ведь ранее говорилось, что начало палинода невероятно для боязливых, но достоверно для мудрых), а именно начало доказательства бессмертия души. Таким образом, заключение не представляет собой начало доказательства, ибо, по сути, конец в некотором смысле является началом того, что ведет к этому концу. Указывается, что бессмертие пребывает в самой сущности души; и все доказательство одновременно взаимосвязано и объединено в заключении.

***

Οὐ τῆς πάσης ἁπλῶς ἀποδείϑεως τῆς παλινῳδίας ἀρχὴ ἥδε (ἀνωτέρω γάρ περὶ αὐτῆς εἶπε τῆς ἀρχῆς τῆς παλινῳδίας ὅτι δεινοῖς μὲν άπισ-· τος, σοφοῖς δὲ πιστή), ἀλλά ἀρχὴ τῆς περὶ ἀθανασίας ψυχῆς ἀποδείϑεως ἥδε. Οὐ τὸ συμπέρασμα οὖν λέγει ἀρχὴν ἀποδείϑεως· πρῶτον μἐν γὰρ καὶ τὸ τέλος ἐστί πως ἀρχή τῶν πρὸς τὸ τέλος· ἀλλ» ἐνδείκνυται ὅτι ἐν αὐτῇ τῇ οὐσία τῆς ψυχῆς ἐστιν ἡ ἀθανασία; καὶ συνεσπειραμένως καὶ ἡνωμένως περιέχεται ἐν τῷ συμπεράσματι ἡ πᾶσα ἀπόδειϑις.

η. Ψυχὴ πᾶσα ἀθάνατος] 245 C.

Начало же доказательства следующее.

Обсуждает природу души, ее бессмертие и самодвижение, опираясь на философские идеи Платона и Аристотеля. В начале рассматриваются различные мнения о том, о какой душе идет речь: некоторые считают, что это касается только космоса, другие — всех живых существ. Платон утверждает, что следует говорить о разумной душе, которая является высшей формой души.

Далее текст излагает два основных аргумента, доказывающих бессмертие души: первый показывает, что душа не может уничтожаться сама по себе, а второй — что она не может быть уничтожена извне, так как является принципом движения. Платон утверждает, что душа самодвижна и всегда в движении, что делает ее бессмертной.

Также обсуждается, что все, что движется, должно иметь источник движения, и этот источник — душа. Текст подчеркивает, что душа, как самодвижущаяся сущность, обеспечивает себе жизнь и движение, и, следовательно, является бессмертной. В заключение, автор утверждает, что разумная душа, в отличие от иррациональных существ, обладает высшей формой самодвижения и бессмертия.

Во-первых, мы должны рассмотреть, о какой душе должна идти речь в беседе. Некоторые считают, что речь идет исключительно о космосе, потому что, как утверждается, «все небеса и все поколения, которые сошлись, стоят». Это приписывается Посидонию Стоику. Другие рассматривают все вещи в целом, включая души муравьев и мух, о которых упоминает Гарпократ; действительно, говорят, что все относится к каждой душе. Если не нужно ни чрезмерно сужать проблему, ни широко распространять ее на всех животных, мы будем опираться на мнение самого Платона относительно вида обсуждаемой души; он заявил, что сначала необходимо говорить о природе души, как о разумной, так и об неразумной, то есть обо всех разумных душах; таким образом, речь идет о разумной душе. Более того, в другом смысле разумная душа часто упоминается древними; то, что выше нее, они называют разумом, а меньшую часть называют не просто душой, а скорее неразумной душой, низшим типом души, вторым следом жизни или даже оживляющим принципом духа, наряду с жизнью, касающейся тел и подобных вещей; особенно и в первую очередь — разумной душой. Действительно, истинно человеческий аспект называется разумной душой. Поэтому можно сказать, что это рассуждение относится ко всем разумным душам. Ранее он изложил вывод, поскольку он вытекает из тех вещей, которые присущи душе, и как это должно стать очевидным; по этой причине он предложил вывод, указывающий, что в этой самой сущности то, что переплетено, содержит бессмертное или душу.

Перед тем как вышеупомянутое доказательство было составлено, разделено и развернуто, были добавлены вплетенные элементы и то, что их содержит. Здесь есть два наглядных аргумента, с помощью которых непосредственно доказывается бессмертие души, а другой демонстрирует невозможность ее уничтожения. Но почему здесь такое множество аргументов? Это не просто желание представить большое количество попыток (ведь этим пользовались и другие, как в «»Федоне«»), но, скорее, очевидно, что каждый аргумент используется уместно. Теперь, поскольку мы исходим из сущности и из того, что существует само по себе, аргументы относятся к душе; я утверждаю, что, поскольку необходимо показать, что душа бессмертна, мы должны рассмотреть, сколько существует путей к уничтожению. Покажем, что ни одним из этих способов душа не уничтожается, тем самым демонстрируя, что она нетленна и неразрушима, и очевидно, что она бессмертна.

Все, что разрушается, разрушается двумя способами: либо само по себе, благодаря находящейся в нем материи, либо извне. Например, лежащее дерево гниет из-за присущей ему гнили (ведь оно содержит причину своего собственного разрушения); как сказано в «Республике», все, что уничтожается, уничтожается своим собственным злом. С другой стороны, оно может быть сожжено или обуглено чем-то внешним. Поскольку я считаю, что существует два способа уничтожения, то и аргументов тоже два: один показывает, что душа не уничтожается сама собой, что демонстрирует самодвижение и вечное движение; другой - что она не уничтожается другим, поскольку является принципом движения. Таким образом, является ли каждая из них неполной? Из обоих в доказательстве проявляется полное, или же одно содержит другое в каждом случае, раскрывая особенность каждого? Ибо то, что не уничтожается само по себе, не уничтожается и другим; оно обладает внутри себя причиной сохранения себя и всегда остается с собой, пока не уничтожено другим (ибо таково самодвижение, как будет показано). А то, что не уничтожается другим, но служит принципом и причиной сохранения других, как же оно может быть уничтожено само по себе? Это будет показано как принцип движения; он не уничтожается теми, кто выше него, не сохраняется ими и не сохраняется теми, кто следует за ним, что является причиной его бытия и жизни снова. Если, таким образом, она не уничтожается ничем, то как же этот источник жизни может быть уничтожен сам собой? Таким образом, мы утверждаем, что каждая из причин совершенна сама по себе, охватывая в себе и остальные, и проявляется и характеризуется тем, что уничтожается сама по себе, и тем, что не уничтожается другой. - Ранее мы вычленили из аргументов их голые пропозиции по порядку, поскольку Платон представлял их спорадически. Итак, первый из них таков: душа самодвижна; самодвижение всегда в движении; всегда в движении - бессмертна; следовательно, душа бессмертна. Этот аргумент покажет нам, что она не уничтожается сама по себе. <Другой аргумент>: душа самодвижна; самодвижение - это принцип движения; принцип движения не порожден; не порожден - нетленен; нетленен - бессмертен; следовательно, душа бессмертна. Этот аргумент покажет нам, что душа также не уничтожается никакими другими вещами. - Что касается истинности выводов, то мы уточним это положение в следующем обсуждении, а сейчас рассмотрим первый и общий из двух аргументов, который гласит, что душа самодвижна, - пункт, который Платон представит последним в этом рассуждении. Мы поразмышляем над ним, отделив его от самого себя, о самодвижущемся и о том, что оно является первым из движимых, поскольку даже случайный человек не оспаривал его существования. Возможно, найдется и то, в чем философы не расходятся во мнениях. Ибо Аристотель действительно приписывает все телесные движения душе, что мы также считаем наиболее верным; с другой стороны, Платон ясно говорит, что движения души отличаются от всех телесных движений. Ибо он говорит в десятой книге «Законов»: «Душа действительно управляет всем на небе, на земле и в море своими собственными движениями, которые обозначаются такими именами, как желать, созерцать, заботиться, размышлять, думать правильно или неправильно, радоваться, печалиться, бояться и увлекаться». Таким образом, очевидно, что существует принцип движения, который является самодвижущимся; поскольку ясно, что существует другой движущийся, то либо этот другой движущийся будет перемещаться другим и сам будет перемещаться другим, а тот - еще одним другим, и так до бесконечности, либо другие движущиеся будут двигаться по кругу относительно друг друга, так что первый снова будет перемещаться последним. Если ни один из этих способов не может быть установлен, то необходимо, чтобы самодвижущееся существо вело за собой. Таким образом, ясно, что движители не идут к бесконечности, ибо бесконечное не существует ни в сущности, ни в знании о нем. Более того, движители не могут двигаться по кругу, ибо порядок существ был бы аннулирован, и одно и то же было бы и причиной, и следствием.

Следовательно, должен существовать некий принцип движения, причем движение не должно продолжаться бесконечно или двигаться по кругу. - Этот принцип движения, который оба философа обозначают как душу, Платон называет самодвижущимся, а Аристотель - неподвижным. Необходимо доказать, что этот принцип движения действительно является самодвижущимся. Из доктрин Аристотеля можно узнать, что во всех существующих вещах природа не переходит непосредственно от одной противоположности к другой, например от зимы к лету, но всегда должна предшествовать среднему состоянию, иногда весне, иногда осени; и таким образом это относится ко всем телам и бесплотным сущностям. Более того, даже здесь, при наличии движущегося и недвижущегося, должна быть середина, которая есть самодвижущееся, являющееся одним и тем же и по числу, и по сущности. Ведь то, что Аристотель называет самодвижущимся, например, животное, в настоящее время не существует - оно подлежит исследованию; ведь из неподвижного и другого движущегося, как говорят, все животное является самодвижущимся. Таким образом, поскольку неподвижное признается принципом всех вещей, а другое движущееся связано с телами, между ними будет существовать самодвижущееся, которое есть не что иное, как душа.

Ибо все, что, как мы знаем, движется само по себе, мы говорим, что оно живое, поскольку такова природа души, которая движет сама себя. Итак, что касается этих трех сущностей - разума, жизни и бытия, - то, согласно Аристотелю, если говорить прежде всего о бытии, есть то, что возникает благодаря другому, а бытие получает от другого; есть то, что обеспечивает бытие самому себе, например, небо и разум, которые он описывает как всегда не порожденные существа. Они не желают появиться на свет по какой-либо другой причине (ибо они не стремятся быть порожденными какой-либо причиной, не желают быть порожденными во времени, но как существа, которые всегда существуют и не порождены, они являются источником своего собственного бытия). И снова о жизни: живые существа получают жизнь от других (ведь один человек порождает другого, а солнце дает жизнь), а есть те, которые имеют жизнь от самих себя, например небо и разум (ведь им жизнь не навязана, а присуща). Что касается разума, то живые существа получают мысли и становятся интеллектуальными благодаря другим, так же как потенциальный разум существует сам по себе; актуальный разум обладает мышлением от себя и мыслит сам. Таким образом, при движении другого необходимо, чтобы существовало и то, что служит причиной его собственного движения и обеспечивает его себе.

В самом деле, разумно заключить, что от подвижного к неподвижному надо идти во всех отношениях, не проходя через самодвижущееся, как если бы это было неразумно - двигаться от порожденного и в одно время существующего к небытию, стремясь к высшему, не проходя через бытие; ибо будет непонятно, через что мы не проходим, через худшее ли из порожденных или лучшее, из того, через что не проходим, а именно через всегда пребывающее. Так и в движении будет непонятно, через какое неподвижное мы проходим, через низшее ли из подвижных или высшее, не проходя через самодвижущееся. Аналогичным образом это относится к жизни, уму и другим вещам. Это самодвижущееся движение, действительно, установлено философом в Законах как первое из всех и принцип других движений, и оно служит причиной всего того, что обозначается причиной. И производительная, и образцовая, и конечная причины действительно являются главными (ибо конкретное содержится в самом результате, который и есть результат, а материальное еще дальше от того, чтобы быть главной причиной, ибо в него входят те, которые не лишены основания).

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.