Послышались какие-то шорохи, и через пару секунд вся резкость действительности ударила по голове, ослепила глаза и завоняла жутким запахом едкого дыма. Пока ему помогали подниматься, Молчун пытался вспомнить, кто он, где он, и зачем он. Но ничего не мог ни вспомнить, ни понять. Память словно вытекла из головы.

— Ты в порядке, Молчун? — спросил первый, у которого были очень примечательные усы.

— Да, — промямлил тот — я в порядке.

— А так и не скажешь — сказал он саркастически — как меня зовут?

— Я не знаю.

— А тебя?

— Не знаю.

— Похоже, у него серьёзная травма — внимательно посмотрев на него, сказал второй, с тату на щеке в виде гидранта. — Видать, сильно его ударило шкафом. Да и нога выглядит не ахти.

— У нас нет на это времени, — сказал первый — идём в машину. Пока будем ехать, выясним что с ним такое. А сейчас позови Вернера, скажи, чтобы приготовил аптечку. Он там слишком увлёкся поджиганием.

— Есть! — отрапортовал второй.

После чего первый, видимо главный, взвалил Молчуна себе на плечи, потому что тот не мог ходить, и побрел на первый этаж, к выходу. И только сейчас Молчун понял, в чем дело: его левая нога была прожжена до костей, и сквозь пожарный костюм, чуть ниже колена, виднелись грязные и кровавые отметины мяса. Боли, на удивление, он не чувствовал. Сообразив, что находится на спине человека, который помогает ему добраться до спасительной машины, Молчун больше не пытался шевелиться, мало ли.

Когда они сели в броневой внедорожник, стало понятно, что они не станут напрягаться и спасать кричащих и молящих о помощи людей, одежда и тела которых пылали жёлтым, приятным огоньком. Молчун уже не слышал их криков из-за звукопоглощающего материала, из которого был изготовлен автомобиль. Но адские и жуткие агонии этих бомжей он видел. И ничего не чувствовал. Ни боли к ним, ни сожаления, ни скорби. Выехав на старую асфальтовую дорогу, где то там, то здесь дразнили своим видом маленькие и большие ямы, «пожарные» поехали по заброшенной улице, по двум сторонам которой стояли еле живые двух и трехэтажные кирпичные здания. Казалось, что только вчера здесь закончилась какая-то ужасная война.

Немного придя в себя, Молчун поправил намотанный второпях бинт на ноге, прочистил горло, и сказал:

— Прощу прощения, вы не подскажите, что здесь происходит?

Первый, главный из них, отвлекся от чистки своего комбинезона грубой щёткой, сурово посмотрел на него, и сказал:

— Значит, ты не шутил. Походу, сильно тебя шлепнуло. Ну Ладно. Память немного повредилась, насколько я понял. Тогда проведу короткий экскурс. Вспомнишь — хорошо, останется к доктору пойти и с ногой что-то сделать. Не вспомнишь — отвезем в офис по делам инакомыслящих, там знают, что делать. Надеюсь, в этом случае ты не будешь нам мешать. Хорошо. Так, меня, значит, зовут Альфред, я главный пожаротушитель в городе. Это Клавдий, мой помощник. Ты — Молчун, тоже в звании помощника. А это наш водитель, Вернер. Наша бригада состоит из тридцати человек. Мы двенадцатые в этом районе. Наша задача — находить местоположения книг и путем сжигания их уничтожать. Наша цель — избавить человечество от ненужного и извращающего фактора природы. Наш тридцать седьмой девиз: книги — зло. Кратко и понятно. Народ, кстати говоря, с недавних пор начал нас называть рыцарями огня. Ну, вспоминаешь?

— Эээээ, нет. Всё стало ещё запутанней — боязливо сказал Молчун.

— В смысле?

— Я не понимаю, что здесь происходит, а главное, что именно здесь происходит?

— Да оставь ты его — раздражённо сказал Вернер-водитель — это задача Воспитателя. Мы его отвезем сейчас в офис, а там его точно вылечат.

— Да, кстати. У нас сейчас другие проблемы, поважней больного Молчуна. — согласился Клавдий-помощник, покуривая сигару.

— Ну, если вы согласны, — сказал Альфред — поедем тогда сразу в образовательное отделение. Только позвоните сначала Мише, скажите, что мы задержимся. А то он опять начнёт брюзжать на нас. И, Клавдий, приготовь Молчуна к доставке.

Тот кивнул и достал из-под сиденья аптечку, вынул оттуда пару пыльных пузырьков с желтоватой и темно-красной консистенцией. Потом взял жуткого вида небольшой шприц, и начал вливать в него, предварительно смешав, эти странные жидкости.

Молчун в ужасе наблюдал за ним. Он был в замешательстве. Он не понимал абсолютно ничего. Лихорадочно соображая что делать, он понимал, что у него остались считанные секунды до того, как его «приготовят к доставке». А ему очень этого не хотелось. Молчуну вдруг стало страшно. Очень. Злобные мурашки начали ползти по спине, шее и затылку. Волосы поднялись дыбом. И когда Клавдий попросил оголить спину, началось то, что давно должно было произойти: Молчун не мог больше контролировать себя. В припадке страха и ужаса, Молчун схватил пистолет, лежащий рядом на сиденье, и выстрелил себе в голову.

***

— Наконец-то проснулся. — заворчал голос возле уха — ты что так долго дрыхнешь? Я уже хотел Егора позвать.

— Аааааааа,… Что? — первое, что он увидел — это шевелящаяся масса веток и деревьев, сквозь которую на него солнечными проблесками глядело голубое небо. — Что происходит? Кто ты?

— Не пугай меня, Хрюша — сказал черномазый мальчик лет десяти, присев около него на колени — ты в порядке?

— Нет, я не в порядке! — заорал тот, вскакивая с куска земли, на которой из веток было организовано что-то вроде спального места — Что вообще здесь происходит? Рассказывай, что это за место и кто ты такой. Не то как дам, мало не покажется.

— Ладно, я скажу, ты только успокойся. — испуганно сказал тот — И не кричи, пожалуйста, а то Они придут. И унесут тебя, меня, и всех наших. Ты только успокойся. Я все расскажу.

— Рассказывай, — приказал «Хрюша» — кратко и понятно.

— Ладно. Хорошо. Ну, мы, значит, оказались на острове. Как? Не знаю. Помню только крики и поломанный самолёт. И маленького козленка, которого мне дядя на день рождения подарил. Я всё время о нем думаю, он очень хороший. Когда мы приедем обратно, я сделаю для него домик, чтобы он там жил. А ещё я хочу…

— Так! — сказал Хрюша — не отвлекайся! Кто это мы? Когда произошла авария? И почему мы выжили?

— Ну, мы — это я, то есть Миша, ты, то есть Хрюшиар, Славик,… эммм.. Егорка, Милана, сестры Поляковы,… маленькая Анна, потом… эта, с рыжими волосами, не знаю, как зовут. И… и ещё много кто, только я не помню.

— Сколько людей выжило?

— Я не считал. Может, наберётся с большой двор.

— А где взрослые?

— Их нет. Остались только мы. Это было вчера. Самым первым очнулся Егорка, потому что он самый большой из нас, ему тринадцать. Это он разбудил нас и привёл сюда. — Он обвел пухлой рукой небольшую поляну, окруженную высокими и густыми деревьями. То там, то здесь, виднелась мятая трава и поломанные ветки — признак неумелого ночлега. — Егорка со своими друзьями спас нас из раз-бив-ше-го-ся самолёта и принёс нас сюда. Говорит, чудо, что мы спаслись. И он не понимает, почему все взрослые погибли, а мы — нет. Он сказал, что это очень странно. Но он поймёт, я это знаю. Он умный. Ну и, когда он всех нас перетащил сюда, на эту поляночку, он чуть не помер, как он сказал, из-за наших толстых тушек. Мы даже ничего не делали. Здесь, кстати, очень даже удобно. Ксюша даже заплакала от восторга, правда потом долго не просыпалась, и сейчас у неё изо рта вылетают мухи, и как-то у неё там нехорошо немного.

— Что? Так, ладно, а кто я?

— Ты? Ну ты даёшь! Ты же Хрюша!

— Ладно, а сколько мне лет?

— Или десять, или одиннадцать.

— Окееей, а где самолёт?

— Какой? В котором мы ехали сюда? Нуу, он где-то там, — он показал своей хрупкой рукой в сторону гор, на север — мы еле выжили. Чудо, что мы спаслись. Так сказал Егор. А ещё, — он понизил голос — оттуда, где самолёт, ночью приходят Они, и пугают нас. Но мы их не видели.

— Они?

— Да. Только тссс! — он приложил палец к губам — они всё слышат.

— Так. Ладно. Что-то я не очень все это понимаю. Сначала эти гребаные пожарные, теперь этот остров… Ну это явно сон. Иначе просто быть не может. Но такой реалистичный сон… И почему я во сне могу думать? Во сне же я выполняю какую-то роль, какой-то алгоритм, который мне не под силу изменить. А сейчас я думаю, анализирую… Ничего не понимаю. Что-то, наверно, я должен понять, что-то узнать. Но что? И зачем? К чему все это? Или может это обычный сон, а я принимаю его слишком близко к сердцу, воспринимаю все слишком буквально? Но во сне же так не может быть. Как же это сложно… А что ты скажешь? — обратился он к мальчику — ты же часть моего сознания. Может, поможешь мне?

— Слушай, ты меня пугаешь — сказал боязливо Миша. — Давай я позову Егора. Он как раз хотел с тобой погово… — он вдруг застыл как камень. Глаза не мигали. А потом он не своим голосом забасил — ГП как мир сознанья… МДЗ как мир созданья… Не говори, что прошлое уже прошло…, а будущее для нас сокрыто… Проснись… Создан для… Убей своего врага… Символ… Символ… Понять. Да. Понять… Да… — Миша понемногу начал приходить в себя. — Ой, что-то голова закружилась. Да… Что я говорил, Хрюш? Я же что-то говорил сейчас?… А, ну да, давай я Егора позову. Он поможет тебе. Хорошо?

Хрюша недоуменно смотрел на него, сдвинув брови «домиком». Он уже хотел сказать, чтобы тот позвал уже своего Егорика, но не успел: что-то начало происходить.

Мальчики сначала почувствовали вибрирование под ногами. С каждой секундой оно становилось все сильней и сильней. И уже через минуту оно превратилось в резкую, шокирующую и сногсшибательное тряску. Началось землетрясение. Казалось, из самого ада вырываются наружу могучие силы зла. Деревья с корнями начали выкапываться и грузно валиться на бок, звери, кто с лапами, кто с крыльями, пролетали туда-сюда с неподдельным ужасом, воздух наполнился едким запахом серы и вонючего железом, откуда-то с юга, вероятно, с пляжа, послышались испуганные крики детей. Всё закружилось и завертелось. А потом, как снег на голову, с уже почерневшего, туманно-золотистого неба начали падать дивно-волшебные, магически прекрасные объекты, неподдающиеся никакому объяснению. И перед тем, как упасть на поверхность земли, они взрывались разноцветным шарообразным облаком пыли и исчезали, как призраки давно минувших дней. Подул сильный, морозный ветер. Стало очень холодно. Миша и Хрюша уже давно сидели в обнимку, с трусливым видом смотрели на всю эту дичь и тряслись, как больные нервным тиком. Всё это происходило две-три минуты. Или два-три часа. Время словно текло, причём непонятно в какую сторону; оно выплывало и качалось, трескалось и билось, стихало и громыхало с новой силой. Запахи, звуки, краски, объекты этого мира — все, абсолютно все смешалось в бушующем танце странности.

А потом вдруг — тишина. Полная, абсолютная, неизмеримая. Бесконечно величественная и прекрасно загадочная тишина. Всё вдруг остановилось: объекты, падающие с неба и облака пыли, взрывающиеся около земли, застыли в немом величии кто где; животные, птицы и насекомые, мгновенно превратившиеся в неподвижные изваяния, стали жертвами какого-то ужасного эксперимента; деревья, кусты, трава, падающие листья с деревьев, и вся растительность замерли в пространстве и времени в ожидании какого-то могучего действа; даже сам воздух будто прекратил все свои микро движения. Ни ветра, ни звука, ни движений. Покой. Тишина. Пустота. Спокойствие.

Через некоторое время тишину нарушил громкий, периодичный и сухой звук.

Глава 2

Что это? Взрывы? Сирены? Слишком громкие стуки? Освобождаясь от полусна, он всё отчетливее слышал раздражающий звук будильника. Дзыынь, дзыыынь, дзыыыынь! Голова раскалывалась на части, полураскрытый рот пересох и першил, губы оказались будто в песке, нос забился до такой степени, что казалось, словно человек ещё с начала времен дышал только ротовым отверстием, а нос служил этаким ненужным украшением.

С усилием открыв глаза, Андрей различил смутное пятно на потолке, которое оказалось дешёвой люстрой с двумя лампочками. Глубоко вздохнув и протерев руками заспанное лицо, он приподнялся на локте, взял телефон с тумбочки, находившейся рядом с кроватью, и, прищуриваясь, выключил будильник. «Что это было?». Потом поставил гаджет обратно, облегчённо потянулся и встал. Пшикнув в нос какой-то спрей он почувствовал себя, хоть и не намного, но легче. Потом оделся в шорты за 2 490 рублей и футболку за 7 850 рублей, и побрел к раковине, в соседнюю комнату, где находилась небольшая ванна, хмуро глядевшая на унитаз рядом с собой. Умылся холодной, освежающей, водой, почистил зубы, которые за ночь превратились в вонючую вонь, вытерся и зашёл в гостиную. Там он сделал небольшую разминку, чтобы окончательно проснуться и привести в движение свои мышцы. Затем он отправился в кухню. «Какой странный сон». Немного взбодрившись, он с некоторой живостью наполнил свою тарелку гречкой и поставил её в микроволновку. Пока та нагревалась, вытащил из холодильника сметану, яблочный сок и пару кусков сыра и колбасы, нарезанных вчера во время ужина со своей семьёй и двоюродным братом отца, приглашенного на несколько дней к нам, в Питер. Достав гречку, Андрей размешал её со сметаной, и с наслаждением начал есть.

Он вспомнил вчерашние приготовления к ЕГЭ: все эти формулы, таблицы и теории, все эти шпаргалки, которые он так тщательно писал, причём писал самостоятельно! Боль в руке от долгой писанины все ещё не проходила, хотя и намного ослабла. «Надо рассказать об этом странном сне Азе и Олегу. Обязательно. Но потом. Сначала надо написать географию. Эх, если бы экзаменов вообще не было, как прекрасно было бы жить! Но это всего лишь мечты. Или…?». Вообще, теоритически, можно было бы обойтись и без этих экзаменов. Даже нужно. А вот на практике все было намного сложней. Знания, основанные на недобровольном заучивании, не являются знаниями, это всего лишь показушный инструмент для характеристики сомнительного качества человека. Школа в современном мире уже изжила себя. Она не помогает развиваться, а наоборот, воспитывает тех, кто впоследствии станет послушным сотрудником, выполняющим одну необходимую функцию. Эта система держится слишком крепко. И слишком долго. Пора заканчивать этот глупый сеанс гипноза. Если не мы, то никто. На нас лежит ответственность не только перед будущим, но и перед прошлым. «О, Азе это точно понравиться».

Покончив с едой и запив с прохладным и очень освежающий соком лекарства от насморка, Андрей убрал со стола и пошёл собираться в школу. Мать рано утром ушла на работу (она кассир в продуктовом магазине), а отец чуть позже убежал преподавать физкультуру, увозя на своём шивролетте двоюродного брата для очередного собеседования. Так что в доме он находился один, и шпаргалки мог засовывать под одежду сколько душе угодно.

Андрей не спеша собрался, одел школьную форму, взял с собой три ручки с чёрной пастой, засунул телефон с наушниками в карман, прихватил пачку с жвачками и вышел к парадной двери. Одев кроссовки за 8490 рублей, он поднялся, посмотрел на себя в зеркало и невольно задумался. Смуглое лицо с парой прыщей выглядело угрюмо, небольшой нос насупился, зеленые глаза смотрели с болью, а розоватые губы прочертили дугу, концами устремляясь к низу. Его достаточно мускулистое тело предупреждало о хорошей физической подготовке, ноги были спортивно налажены. Но что именно мог сделать этот человек, если бы имел цель? А Что за цель была бы у него? Для чего он появился на свет? Зачем был рождён? В мире живут миллионы и миллионы таких же подростков, но намного лучше приспособленных к жизни, чем он. Они знали больше чем он, умели больше, чем он, занимались всем больше и лучше, чем он. Но тогда зачем он, Андрей, живёт? Для чего? Смысл его страданий, если они ничего не принесут? Что он умеет? Чем он поможет миру, если научиться что-то делать? Что будет, когда он поступит в вуз и переедет от родителей? Опять учёба? А потом работа? Но зачем? К чему это всё?

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.