Бесплатный фрагмент - Колыбельная

Глава номер 1

Двадцать четвёртое мая. Школьный коридор. Звонок на последний урок в году. Я не спешу на него. А зачем? Мы всё равно ничего не будем там делать.

— Здрасте, — я без стука вваливаюсь в класс, как обычно не закрыв двери.

Сразу же сажусь за последнюю парту у окна — её никогда не занимают. Мне становится скучно. Я хочу побесить училку и взваливаю ноги на парту, прямо в кроссовках, старых, грязных, пыльных.

— Алина! — классуха сразу же за своё. — Что это за поведение?!

— А чё такого? Я ж поздоровалась.

— Ты опоздала, ввалилась без стука, не спросила разрешения прежде, чем сесть, а теперь ещё и грубишь учителю! Дальше перечислять? — моего ответа она ждать не стала. — У тебя по всем предметам единицы, а мы, извини меня, по десятибалльной системе учимся! А когда ты учебники наконец сдашь? А ну да, ты же большую часть даже не забрала! На тебя все учителя жалуются, а на мой урок ты вообще за целый год ни разу не пришла!

— Чмара Викторовна, скажите: «Спасибо», что я сегодня пришла, — надо было вообще учебники не брать в начале года. — И вот ваши книжки.

Я швыряю несколько книг на парту рядом со мной. Достаю из кармана пачку сигарет, настоящих, хороших, и зажигалку, и как же кривится лицо училки, когда я закуриваю.

— Ты что себе позволяешь?! — она резко повышает голос.

— Ой, да не обращайте вы внимания — она всегда себя так ведёт, — вставляет Наташка, отличница ни разу не прогулявшая ни одного урока.

«Её, конечно, любят все учителя: „А вот Наташа не красится… А вот Наташа не устраивает на голове неизвестно что… А вот Наташа не курит, не швендается по всяким тусовкам… А вот Наташа хорошо учится… А вот Наташа…“ Бесит аж не могу!»

— Но это не нормальное поведение, — высказывается классуха.

— Светлана Викторовна, это бесполезно, — предупреждает Наташка.

— Алина, — училка опять ко мне повернулась, — скажи, вот куда ты пойдёшь, когда вырастишь?

— Не знаю, — и стряхиваю на пол пепел.

— Тебя же никуда не возьмут. Я не удивлюсь, если ты даже читать не умеешь! Тебя в первый класс надо отправить!

— Не имеете права! — твёрдо выдаю я. — Я сейчас Данику позвоню. Он заберёт меня отсюда.

— Ты меня своим Даником не пугай! Подумаешь, нашла кавалера на семь лет старше! Я ему в матери гожусь, а ты, малолетка пятнадцатилетняя, учись себя вести нормально! Ишь, возомнила себя королевой! Живо к директору!

— Не пойду! Не заставите!

Она подходит ко мне и ставит руки на пояс, показывая недовольство. Я молча встаю и, немного подумав, плюю ей в лицо. А после, задевая училку, молча выхожу из класса и специально не закрываю дверь.

«Как же надоела эта школа! Наконец-то она закончилась. Никаких экзаменов сдавать я не собираюсь. Никто не заставит! Свалю, как обычно к Данику — отсижусь там. Мама не знает, где я шляюсь, да и против не будет. Можно делать, что захочу!»

***

Мама на работе — доме никого нет. И Данька приехал ко мне. Мой Данька — высокий, подтянутый парень, неплохо зарабатывает, плюс молодой. Единственный минус — он вечно называет меня малой. И на тусовки не берёт.

— Слышь, малая, — ну вот опять, — а давай поспорим.

— Тебе что делать нечего?

— На деньги, — он достаёт из кармана примерно сотку наших.

— Что нужно?

— Слышала старую легенду о камне парка?

— Нет. Я ни одной легенды не знаю. Думаешь, я буду интересоваться этой фигнёй? Да на кой оно мне надо? Я, вун, лучше пойду…

— Всё-всё, я понял, — перебивает меня Данька. — Старый лес рядом со школой, где ты раньше училась, был парком. И говорят, что в нём есть одно необычное место, где вместо наших берёзок и ёлок растут обширные тропики и джунгли. Там, говорят, ещё видели огромную змею-стражницу, которая охраняет какой-то камень.

— Короче, ты хочешь, чтобы я тебе этот камень притащила? — ненавижу слушать.

— Догадливая.

— Тебе, чё, камней мало? Вун, на любой дороге штук сорок точно наберёшь.

— Дура, камень волшебный!

— Нет никакого волшебства. А значит и камня тоже нету.

— А по легенде этот камень может исполнить любое желание.

— Да нет никакого камня. Это фигня полная.

— А ты проверь.

— Тогда прибавляй сумму, — твёрдо требую я.

— Нет.

— Да! «Прибавляй», — я сказала. А то раньше обеда меня даже не разбудишь.

Он просто показывает мне фигу. А я понимаю, что спорить с ним бесполезно. В итоге я просто соглашаюсь, хоть и понимаю, что это полный бред.

«А деньги лишними не бывают».

— Но есть ещё одна маленькая деталь, — доставая сигареты говорит Данька, — проклятье.

— Какое ещё, блин, проклятье?! У нас в лесу тропики — уже чушь полная! — возмущаюсь я. — Мы в Минске!

— Если не веришь — проваливай. Но денег ты не получишь.

«А если подумать, то прогуляться по лесу за сотку — совсем неплохая затея».

— Ладно, валяй про своё проклятье.

— По легенде, если кто-то попытается украсть камень, то, дай вспомнить… то «поглотит его змея огромная, волшебная и не видать ему впредь жизни спокойной».

— Хорошо… Ты вроде про спор говорил?

— Ничего тебе не интересно…

— Мне интересно за что ты дашь мне деньги.

— Ну ладно, — вздыхает парень, — как думаешь, есть камень? Ты ж обычно не веришь во всё такое!

— И сейчас не верю! Чушь — это всё! Нет никаких тропиков и никакого камня тем более!

— Ну вот я и ставлю сотку наших, что камень есть и он волшебный.

«Как маленький верит во всякую фигню. Ну и дурак. Все деньги достанутся мне…»

— И ещё одно условие, — резко прибавляет Данька.

— Какое ещё условие?

— Ты туда сходишь одна. А камень мне принесёшь.

«Даже ходить никуда не буду! Отсижусь часика два — три и назад припрусь… Такого лёгкого спора я ещё никогда не видела. Какой же Данька тупой!»

— А сколько времени ты мне даёшь? — должна же я знать сколько мне торчать там.

— Ну, недельку. Хочешь — две?

— Ты чё с ума сошел?! — выпаливаю я. — Ты, что, хочешь сказать, что я неделю в лесу торчать должна буду?! А не пойти ли тебе…

— Хорошо, — перебивает парень, — там территория маленькая. Три дня тебе вполне хватит. Воду и еду я тебе дам. До того места провожу. А дальше сама пойдёшь. По рукам?

— По рукам, — я сильно пожимаю его огромную руку, и сама же разбиваю.

«Какой же он дебил… Мне просто так достанется целая сотня! Он на семь лет старше, а верит во всякую ерунду.

Единственное только, что я в лесу три дня делать буду? Ну не может же всё это оказаться правдой…»

Глава номер 2

Следующим днём я впервые за последние лет пять встаю рано. Даже раньше мамы, а ей сегодня на работу!

Я выхожу из дома и иду к лесу, где должна встретиться с Данькой. На улице нет никого, кроме этих «спортсменов», которые, то и дело, вздыхают: «Какой же прекрасный сегодня день и какой замечательный воздух…»

«Да наплевать какой день и какой, блин, воздух. Сидели бы дома — спали, как все нормальные люди. А то бесят».

— О, малая, — Данька быстро вскакивает с лавки, где сидел и подбегает ко мне, — доброе утро.

— Какое, к чёрту, доброе? — огрызаюсь я. — Пол восьмого.

— Не кипятись, — ласково говорит он. — Сегодня чудесный день: солнце светит, птички поют, а воздух… Какой воздух!

— И ты про этот воздух! — злостно перебиваю я. — Вы что в противогазах выросли? Воздух… Обычный воздух! Такой же как всегда!

— Не умеешь ты радоваться моменту.

— А мне это надо?! Давай деньги и показывай своё место!

Парень хмурит взгляд и скрещивает на груди руки.

— Ну, чего застыл?

— Деньги получишь, если выиграешь. А ты ещё не сходила. А место я тебе сейчас покажу.

Я недовольно фыркаю и достаю из кармана сигареты. Данька ведёт меня к дому, стоящему рядом с лесом. Мы обходим его вокруг и выходим в лес к каким-то лестницам с огромными, плоскими асфальтовыми ступеньками.

— Ну и что это? — спрашиваю я. — Я сто раз здесь была. Лестница как лестница. Давай деньги!

— Подожди, — смеясь отвечает он.

Мы подымаемся немного выше и перешагивает на соседнюю, точно такую же лестницу.

— Я тебе говорю: «Я сто раз здесь была».

— Ты может здесь и была, а вот про это ты знала?

Он спускается на две ступени вниз и начинает подымать ступень, на которой стоял.

— Что ты делаешь? — я не понимаю суть его занятия — понимаю только то, что он свихнулся.

Данька не отвечает, продолжает тянуть. Он возится минут пять и совсем исцарапывает себе руки.

— Не та ступень, — быстро выдаёт он, — другая нужна.

— Ты меня слышишь вообще? Это всё бред! Фигня! Ты со стороны себя видел вообще?!

— Подожди, сейчас всё будет.

Он начинает делать тоже самое со ступенью выше. «Мы» так перебираем ступеней пять, а затем Данька и вовсе спускается в самый конец лестницы и начинает считать, подымаясь наверх:

— Раз. Два. Три. Четыре…

— Да успокойся ты. Мы час тут торчим. Смирись уже — тебя надурили. Просто отдай мне деньги и разойдёмся.

Он не отзывается — продолжает считать:

— Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать! Это здесь!

Он указывает на ступень, где стою я. После нагло сгоняет меня и начинает подымать её.

«Не, ну реально тупой! И так все руки стёр, так ещё и продолжает. Баран упёртый!»

Но в итоге у него получается поднять ступеньку и поставить её, как крышку подвала.

— Ни… Как? Как ты? — я толком, даже сказать ничего не могу.

— Я говорил, что получится. Просто была не та ступень.

Я подхожу ближе и заглядываю в подвал. Там не очень темно и можно разглядеть ещё одну длинную лестницу с очень маленькими ступеньками. Это очень длинная лестница и, кажется, закрученная.

«Он же не заставит меня идти туда…»

— Ну что, — говорит Данька, — иди.

— Туда?! — я указываю пальцем вниз.

— Да. Вот тебе еда и вода, — он протягивает мне огромный старый рюкзак. — Мы договорились, что ты туда пойдёшь. И пойдёшь одна. Так что иди.

Я всем своим видом пытаюсь показать, что не хочу туда идти, но Даник твёрдо стоит на том, чтобы я спустилась. Мне приходится включить фонарик на телефоне, взять этот пыльный рюкзак и начать спускаться.

Я делаю несколько шагов вниз и поворачиваюсь к парню:

— Может не надо, — жалобно предлагаю я, стараясь сделать умоляющий взгляд.

Он опять хмурится и опять скрещивает на груди руки.

— Ну ладно, ладно. Иду.

Я неохотно спускаюсь вниз по лестнице. Едва я полностью оказываюсь в подвале, как захлопывается крышка.

— Эй! — я немного подымаюсь и стучусь в крышку.

— Мы договаривались на три дня. Я тебя знаю — сразу бы сбежала, даже не дойдя до конца лестницы, — сухо отвечает он.

— Я всё равно выберусь, чёрт тебя возьми!

Вдруг слышится, как на люк подвала бахается что-то тяжёлое. Я пытаюсь открыть крышку, но сил не хватает.

— Козёл! — кричу я.

В ответ молчок. Тишина.

«Вот же дрянь! Уже свалил!»

Я злая спускаюсь вниз, громко ругаюсь матами и чуть ли не каждые десять ступеней плюю себе под ноги.

«Какая длинная лестница… И перил нету. Я будто на десять этажей вниз спустилась».

Наконец-то это допотопное явление заканчивается. Но впереди меня ожидает длиннющий тёмный узкий коридор. Ну, делать мне всё равно ничего — остаётся только идти вперёд.

Минут через двадцать я наконец вижу свет. Он очень яркий и слепит глаза. Щурясь, я выхожу из туннеля. Вокруг — обширный лес с самыми разными деревьями: кокосовыми пальмами, огромными папоротниками, японской сакурой (уже цветущей), чем-то, что напоминает баобабы, только с более тонким стволом, и ещё множество других интересных деревьев. И всё это переплетается с нашими соснами и сиренью, как у нашей школы. На земле много цветов, а вокруг них порхают большие разноцветные бабочки. Ветки гнуться от спелых плодов. Деревья заросшие. Здесь нет ни единой бумажечки, ни единой крышечки, ни одного фантика или осколка. В этом месте нет ничего, что говорило бы о существовании человека.

«Дикий, отвратительный лес. Кошмар».

Вдалеке, за деревьями, виднеется что-то на подобии стены. Я немножко прохожу вперёд и приглядываюсь. Да, точно стена. Подбегаю к стене, а оказывается, что это целое здание.

Небольшая постройка в один этаж: четыре идеально гладких и ровных стены, белоснежная раздвижная дверь без порога, а сверху, вместо крыши, на каркас в виде конуса натянута пятнистая ткань. Как я поняла, в этой ткани ещё и дырка в самой середине. Стен касается только каркас «крыши». Получаются дырки между стенами и верхом. Окон у постройки нет, а стены совершенно серые и поросли виноградом. Здание по размерам не больше гостиной в моей квартире. Только одна комната, получается.

Я раздвигаю двери и прохожу внутрь. По центру комнаты, как раз там, где дырка в навесе, стоит прямоугольная колонна в половину моего роста. Просто вертикальный прямоугольник. И тоже идеально ровный.

На колонне лежит зелёный камень размером чуть меньше, чем мой кулак.

«Неужели… Нет! Быть этого не может…»

Я подхожу к камню и кладу на него руку. Нужно проверить эту фигню.

— Я хочу много денег, — громко говорю я.

На меня с потолка начинают сыпаться деньги всех известных мне валют. Из неоткуда тысячами падает всё: от наших рублей до американских долларов. Вскоре весь пол скрывается под разноцветными бумажками.

«Поверить не могу — это работает!»

— Хочу джинсы из последней коллекции!

Штаны на мне превращаются в крутые джинсы, те, которые я хотела. Кстати, мой размер.

— Хочу зеркало в полный рост! — должна же я посмотреть, как я выгляжу.

Передо мной появляется зеркало.

«Класс… А эта штука только три желания исполняет?»

— Хочу новый топик!

Чёрный. Удобный. Мой размер.

Я быстро хватаю камень и сую его в задний карман.

— Хочу не собирать деньги!

Все купюры моментально распределяются по виду валюты, завязываются в пачки, а после и в рюкзак мне складываются.

«Вообще супер! Всегда бы так!»

Я быстрым шагом, радостная, выхожу из здания. Ничего не происходит. Оглядываюсь — нет никакой змеи. Никакого проклятья нет.

«И чего Данька так боялся? Ну нет… Я ему эту штуку не отдам. Обойдётся! Ишь, чего удумал — ему такую штуку… Не отдам!»

Не спеша, я прогуливаюсь до туннеля, может Данька ещё там. А если нет, подожду немного. Я вообще что угодно себе могу теперь пожелать…

***

Через пару часов я уже очень хорошо устроилась: пожелала себе кучу безделушек, сейчас сежу в телефоне. И тут мне звонят:

— Алло.

— Ты ещё жива? — Данька.

— Забирай меня отсюда, козёл! Надоело уже в лесу твоём сидеть!

— Потерпишь. Через два дня заберу, — и повесил трубку.

«Вот же козёл… Стоп. Это, получается, он меня там караулить будет. А камень тогда… Ах, ты ж дрянь! Ну ладно, денег я и так получила в сто раз больше, а камень я ему ни за что не отдам! Хотя… он мне все карманы вывернет, а увидит новые шмотки — вообще всю вытрясет.

А если камень спрятать? Но этот козёл и сюда может спуститься. Найдёт — мне голову открутит. Ну нет…»

Я достаю камень из кармана и громко говорю:

— Хочу отдельно мои старые шмотки, — чтоб не подумал ничего лишнего.

Я быстро переодеваюсь и беру камень в руки. У меня уходит целый час на раздумья, а после я резким движением разбиваю самоцвет о землю.

«Если не мне, то никому!»

Вдруг осколки начинают светится. А мне вдруг становится плохо. Голова кружится. И земля под ногами поплыла. В глазах потемнело, только пятна какие-то бегают. Холодно. Ноги не держат. И тошнит сильно.

А в ушах, даже не гул — шипение какое-то. А вокруг змеи всякие чудятся… Проклятье!

Глава номер 3

«Что случилось? Как же больно… Ног не чувствую… И во рту что-то не то…»

Я медленно открываю глаза. Мне на лицо падают волосы. Длинные.

«Длинные?! У меня же каре было…»

Волосы, хоть и остались красными, отросли ниже плеч.

«А кожа?»

Кожа стала какого-то серого оттенка… И от пальцев до кисти, на стороне, где ногти, покрылась чем-то чёрным, в роде чешуи…

«Да что же случилось?! В кого я превратилась?»

Я пытаюсь встать, но ничего не выходит. Мне будто ноги вместе связали. Я оглядываю их, но…

«Хвост?! У меня хвост, как у змеи… Огромным чёрный хвост, покрытый чешуёй… У меня ноги превратились в хвост…»

— А-а-а! — крик так и вырывается наружу.

«Я стала змеёй… Не хватало ещё, чтобы у меня язык был змеиный… Нет! И язык, как у змеи…

Ну зубы хотя бы на месте. Только вот клыки сверху больше стали… Стоп! Клыки же…

Я ядовитая?! Вот только этого мне не хватало!»

Мне требуется несколько минут, чтобы отдышаться и переварить это всё. Рядом со мной валяется телефон — я сразу включаю его… Прошло два дня! Я два дня была без сознания! И как назло, всего десять процентов осталось… Мне этого хватит на час максимум.

«Может в скорую позвонить? Если б я ещё номер помнила…»

Я набираю какой-то короткий номер, помню, учила что-то в детстве.

— Алло, — слышится на другом конце.

— Алло, это с-с-скорая? — я что прошипела?

— Нет, это пожарная.

Звонок оборвался.

«Зачем я прошипела? Я не змея, чтобы шипеть! Нужно постараться больше так не делать…»

— Так, с-с-спокойно, — да что ж такое. — Почему я ш-ш-шиплю? Я ш-ш-что не могу нормально с-с-сказать?

«Видимо, не могу… Кошмар…»

Чуть успокоившись, я набираю похожий номер — должна же я куда-нибудь дозвониться. Мне нужна помощь.

— Алло, это с-с-скорая?

— Да, что случилось?!

— Я превратилас-с-сь в змею! Наполовину… Я с-с-стала змеёй! С-с-слыш-ш-шите, я ш-ш-шиплю? Алло…

— Девушка вы спятили?! Какая змея?! Что вы несёте?

— Я правда с-с-стала змеёй! Я с-с-сейчас-с-с в заколдованном мес-с-сте… В каком-то подвале с джунглями! Ам, под лес-с-стницей в лес-с-су рядом с-с-с вос-с-сьмой ш-ш-школой!

— Я сейчас в милицию позвоню! Немедленно прекратите это безобразие!

— Но это правда! Мне нужна помощь! У меня хвос-с-ст и клыки с-с-с ядом! Мне нужно…

— Меньше пробовать всякой дряни нужно! — перебивает меня взбешенный женский голос и связь обрывается.

«Ещё куда-то звонить бесполезно…»

— Мне не верят… Мне точно не поверят, пока не увидят меня, — слёзы сами на глаза наворачиваются.

Вдруг в груди что-то закололо. И очень сильно. Я прижимаю руку к груди — там что-то выпуклое, твёрдое и холодное. Опускаю взгляд — тот самый камень, который я разбила…

«Он что в моём теле?»

Я пытаюсь вытащить его, но это оказывается безуспешно, да и к тому же больно. Настолько больно, что кажется, я сейчас вырву из груди кусок плоти.

«Я разбила этот чёртов камень, а он целый! Ещё и в моём теле!»

И разбить его снова не получается! Это всё равно, что ломать себе кости — больно и после останется внутри.

«Так спокойно… Надо выбираться отсюда! Только вот как? Раз уж я теперь змея, то я, типа, должна ползать? Нет… хотя, если подумать…»

— Тихо… С-с-спокойно… Так. Попробуем…

Я пытаюсь извиваться, но не очень-то у меня получается. И ощущается это странно. Жутко непривычно. У меня сейчас один хвост больше, чем я раньше вся была.

«Хотя зачем я вообще мучаюсь? Что мне надо это? Камень же волшебный…»

— Я хочу обратно превратиться в человека, — вроде бы без шипения получилось.

Ничего не выходит. Я ни только не превратилась, но ещё и не чувствую ничего.

— Я хочу обратно превратиться в человека! — я повторяю погромче и ложу руку на камень.

Не вышло.

— Я желаю с-с-стать человеком! — я уже кричу, роняя слёзы.

И снова ничего не выходит.

— Я хочу вернуться домой! Я правда очень хочу… Я хочу с-с-стать человеком! Хочу домой! Мама….

И опять, и опять ничего не происходит.

— Домой хочу! — я просто плачу.

«Я всё потеряла… и то, что наколдовал камень, тоже исчезло. Я превратилась в неизвестно кого и не умею даже двигаться в таком виде! Я обречена…»

***

Моя истерика заканчивается только к вечеру. Я уже поняла, что ничего хорошего меня здесь не ждёт. И стать человеком, видимо, тоже не получится.

«Но я не хочу ни этот дурацкий хвост, ни ядовитые клыки, ни этот тупой камень у меня в груди… Я не хочу быть чудовищем!»

Есть хочется… Я вроде бы брала с собой какие-то вещи.

Рюкзак, что я брала, валяется метров через семь. Руками не дотянуться. А я извиваться не умею…

«Так ладно… А если поджать руки и нагнуться? Должно получиться… вроде бы…»

У меня вроде бы и получается, но я очень скоро останавливаюсь — очень уж непривычно. Даже немного страшно.

— Так, тиш-ш-ше, это для тебя теперь нормально, — знаю, что это не человеческое чувство, но всё равно себя успокаиваю, — Ты с-с-скоро привыкнеш-ш-шь. И к ш-ш-шипенью тоже.

Я пробую ещё раз. Хоть это и жутко неудобно и неприятно, я всё же доползаю до рюкзака. Только там я не нахожу ни еды, ни воды — вообще ничего!

«Как я могла взять пустой рюкзак?!»

Я обшариваю все карманы, но нахожу только непонятную штуку, вроде бы плеер, а вроде бы хрень какая-то. А на этой штуке такая запись:

«Ты всё понимаешь. Это навсегда. Даник».

Приятный мужской голос.

«Даник… а кто это?»

Я пытаюсь вспомнить каких-нибудь знакомых мне Даников, но ничего не получается. Мало того, я понимаю, что не помню, как сюда попала. Я отчётливо помню почти всю свою жизнь, зато не помню ни то, кто такой Даник, ни как я сюда полезла, ни как я вообще узнала про это место.

«Я утратила часть воспоминаний…, и какая же дрянь мне рассказала про этот камень?! Ладно…»

Но мне всё равно есть хочется. До фруктов на деревьях я не достану, да и не знаю какие из них съедобны.

«На здании, где был камень, вроде рос виноград. Да! И опять ползти…»

Мне приходится достаточно помучаться, чтобы добраться до этой противной каморки.

Я со спешкой срываю одну из гроздей… Какая тяжёлая… и твёрдая. Это камни. Драгоценные камни. Изумруды, если я правильно помню.

«Видимо, останусь голодной. Ещё и небо затянуло. Только бы не дождь…»

И вот, как назло, громит гром, а за ним начинается жуткий ливень.

— Дрянь! — я вся вымокла.

Я в спешке пытаюсь открыть двери здания и, дура, забываю, что они раздвижные. Наконец я вваливаюсь внутрь и сразу же по неосторожности сношу колонну. Она, оказывается, была просто поставлена на пол, а точнее закрывала дырку в полу. И я только сейчас заметила, что часть пола подымается… Канал. Как канализация. Классно. Ну хотя бы сухо будет.

«Мне ещё никогда так ни не везло: осталась одна неизвестно где и превратилась неизвестно в кого… Вот бы это был просто сон…»

Глава номер 4

Я просыпаюсь от непонятного звука. Что-то, что напоминает писклявый детский голос, противный такой:

— Колыбельная… Колыбельная… Лови её… Лови её… Украла девчонку… лови её…

«Что там происходит?»

Я по привычке хотела вскочить, но грохнулась на стену, забыв, что у меня больше нет ног. В итоге я, противясь, выползаю из здания и нервно оглядываюсь по сторонам: никого нет. Вообще никого.

— Колыбельная… Колыбельная, — звук идёт от винограда.

На одной из веток сидит синичка. Обычная такая синичка, точь-в-точь, как наши, только больше.

— Сара, — говорящая синица. — Сара.

Птица вдруг срывает одну виноградинку и улетает, зажав камешек в клюве.

«Говорящая синица, которая носит драгоценные камни… Куда я попала?»

От мыслей меня отрывает урчание в животе — я, ведь, можно сказать, три дня ничего не ела. А вот жажды я, как не странно, совсем не чувствую.

— Найди кого-нибудь и съешь, — прозвучало у меня в голове. — Ты же змея. Хищница!

Я оглядываюсь вокруг — мало ли ещё кто-то говорит, но нет… Это мои мысли…

«Что за мысли у меня пошли? Я же не змея, а девчонка… Просто девчонка».

У меня какое-то странное чувство…

— Убей кого-нибудь, — эти мысли…

«Откуда во мне это взялось?! Как будто камень мне инстинкты подбросил… Инстинкты… О нет… нет, нет, нет, нет…»

Почти час я пыталась успокоиться, но эта противная штука становится только сильнее. И… какое странное чувство во рту… болит где-то за дёснами…

— У тебя уже клыки чешутся укусить кого-нибудь. Ты уже сама яд вырабатываешь… так найди же себе жертву и выпусти яд в неё…

«Сопротивляйся… а ведь с ядом и в правду проблемы…»

Я открываю рот, боясь, что у меня начнёт что-то капать с зубов.

«Нужно выпускать эту дрянь…»

— Нужно укусить кого-нибудь…

«Нет! Держись! Держи себя в руках!»

— Найди кого укусить…

«Так тихо… хватит об этом думать…»

— Ну же, ты же не выживешь, если не найдёшь себе жертву»

«Спокойно… Нужно выбираться отсюда, пока я ещё окончательно не сошла с ума…»

Я ползу в сторону туннеля с лестницей и кучу раз останавливаюсь по дороге. Мне жутко больно, я хочу есть и у меня клыки медленно заполняются ядом… Скорее бы отсюда выбраться…

Наконец-то я оказываюсь у входа в туннель.

«Спокойно… Всё в порядке… Я сейчас вернусь домой… но с лестницей придётся помучаться…»

Я набираюсь сил и, закрыв глаза, ползу вперёд, но не могу пройти. У меня не получается. Я будто бы врезаюсь в невидимую стену. Руки проходят, одна и вторая, а всю меня не пускает! Проходит и голова, и хвост, но вся не прохожу. Не пускает камень… Этот чёртов камень, который и так испортил мне жизнь!

«Выйти не получается! Превратиться в человека не получается! Камень достать не получается! Ещё и инстинкты навалились! Инстинкты…»

— Ой, ой, — я не могу сдержать всхлипы: больно, внутри всё сжалось… — Ой… Да ш-ш-что проис-с-сходит?!

Я уже конкретно яд чувствую… Жутко больно… И… что за чувство? Я будто пьянею… перед глазами всё плывёт, и голова кружится…

***

Я открываю глаза уже в совершенно другом месте: тут большое озеро и много маленьких узких водопадов. А по берегам растут небольшие кусты с синими и лиловыми листьями.

«Где я? Я, видимо, потеряла сознание…»

Я вся в крови. Липкой и уже засохшей… И голода больше не чувствую…

«Я кого-то убила… я съела кого-то… нет… не может этого быть…»

— Так… тихо… Мало ли ш-ш-что могло с-с-случиться… Может это на тебя напали?

«Да кого я обманываю? С этими инстинктами и с моим характером я точно что-то натворила… Так! Нужно успокаиваться и не думать об этом… Тише… тише… всё хорошо… Ладно, вода здесь есть, хотя бы умоюсь. Всё ещё жутко непривычно ползать…»

— Твою ж… — у меня жёлтые глаза и чешуя под ними.

Я наклоняюсь над водой и мне в нос бьёт знакомый запах. Пахнет, как мамино лавандовое мыло… И, если я не ошибаюсь, запах идёт от этих необычных кустов… Да, это они так пахнут. Никогда бы не подумала, что у лаванды синие листья. Но на кустах нет ни единого цветка. И листья твёрдые и выпуклые. Я отламываю один листок — они ещё и достаточно тяжёлые. Руки-крюки, как говорит мама, роняю лист в воду. На поверхности вдруг всплывают пузыри.

«Так это мыло…»

***

Никогда бы не подумала, что так обрадуюсь простому душу. Но вот только у меня нет другого топа, да и в принципе нет никакой другой одежды.

«Неужели мне придётся стирать? Да ещё и без машинки…»

Я совершенно не имею никакого понятия, как это делается. Помню только, что, когда я в прошлом году вылила сок Наташе на юбку — она тогда застирала, а потом два урока сидела в мокрой юбке. Блин, объяснила бы она мне сейчас, как это делается! Хотя… я бы всё равно не слушала…

«Ну, раз я всё равно не знаю, что делать, то буду делать хоть какую-нибудь фигню… У нас же так и работают…»

Будем рассуждать логически: всё должно быть мыльным, я заворачиваю в топ мыло, и мокрым, опускаю эту конструкцию в воду. Но мало того, что кровь не отмывается, так ещё и топ местами мыльный!

«Тупая стирка! Ладно… Хоть как, но сделать надо. Мама стиралку всегда ставила на „полоскание“, может и тут нужно попробовать?»

Я опять оборачиваю мыло тканью и, сжимаю в кулаке, вожу под водой то в одну, то в другую сторону. Вроде бы сжимала крепко, а мыло всё равно выпало. Я пытаюсь поднять, а оно, чёрт тебя возьми, не берётся и ускользает ещё дальше… ненавижу!

Я пытаюсь нагнуться чуть-чуть ниже, но, блин, не получается ещё у меня нормально двигаться в этом дурацком теле, и я оказываюсь в воде всей человеческой частью!

— Чёрт! — да почему это так сложно?

«Опять выжимать волосы… ладно… А топ я хоть выполощу».

После возни с волосами я возвращаюсь к «стирке». На этот раз мыло достать получилось с первого раза.

«Когда уже пофиг — всё получается, как хотел сначала…»

Я нехотя поласкаю топик и… он вымывается? Я достаю одежду из воды и намыливаю её по всей поверхности, а затем проскрёбываю ногтем большие участки засохшей крови.

«Хоть бы получилось…»

Я резким движением опускаю ткань обратно в воду и хорошенько выполаскиваю. М-да, вымылось, конечно, не полностью, но большая часть… Ай, и так сойдёт! Жалко только, что придётся в мокром ходить.

«Ладно, с этим разобралась. Теперь бы ещё понять, где я вообще нахожусь. Так, ориентироваться я не умею. И где эта каморка тоже не знаю. Кошмар…»

— Колыбельная, — знакомый голос. — Колыбельная… Лови её…

Та самая синичка. Она вертит головой и рассматривает меня. птичка сидит на стенках какого-то бетонного канала.

— Сара, — восклицает она и улетает в сторону, откуда идёт этот канал.

«Если я правильно помню, канал для воды был в том непонятном здании. Может быть он и выведет меня к той каморке? Или к людям?»

Я, с частыми остановками, проползаю вдоль канала. Через минут сорок я добираюсь до густого виноградника, растущего на стене.

«Ну, теперь я хотя бы знаю, где я…»

Надо мной, совсем близко, пролетает моя знакомая, опять с камнем в клюве.

«Ждала, значит меня. Интересно, куда она всё таскает эти …камни?»

Ладно, завтра ещё раз попробую сбежать, а пока буду считать, что эта «кладовка» и есть мой дом. Всё равно больше жить негде.

***

Длинная бессонная ночь. В прошлый раз я хоть уставшая была. Это даже не кладовка — это тюремная камера или комната для пыток. Здесь ужасно неуютно и даже немного страшно. Тесные серые стены. Даже мебели нету.

«Не хочу больше здесь задерживаться…»

Заснуть не получается. Через пару минут я от скуки начинаю придумывать всякие узоры на стенах. Была бы возможность, я бы залипла в телефон и до самого обеда листала бы соцсети. Но мало того, что он разрядился и зарядить его здесь негде, так ещё и под дождём намок. Ненавижу это дурацкое место!

Тут я ещё и понимаю, что потеряла сигареты и зажигалку. Вообще супер…

«Хотя может оно и к лучшему: я, можно сказать, бросила пить и курить, потому что здесь этого нету, выучила номер скорой и кое-как научилась стирать…. Но всё равно домой хочется. Уже плевать на всё, просто стать человеком и вернуться домой…»

***

Утром я снова слышу эту синицу:

— Колыбельная… Сара…

Я медленно выползаю к ней. Птица сидит на винограднике, прыгает по веточкам и насвистывает свою обычную песню.

— И зачем ты пос-с-стоянно прилетаеш-ш-шь? — тихонько бурчу я под нос.

— Сара… Сара любит блестяшки, — надо же, мне ответили. — Блестяшки.

— А зачем ей с-с-столько? — не замечаю, как действительно начинаю разговор.

— Сара жадная. Сара любит блестяшки, — птичка срывает ещё один камень и, кивнув, улетает прочь.

«Я тоже в каком-то смысле Сара… Ладно, скучно до жути… Хоть какое-нибудь занятие здесь найдётся?»

В итоге я отправляюсь смотреть, где что ещё есть. Про водопад же я не знала, а он есть. Может я ещё что-то интересное найду.

«Может найду свои сигареты…»

В первую очередь хочу лучше рассмотреть виноградник за зданием: там есть не только зелёные, но и красные, синие, фиолетовые и, как не странно, даже почти чёрные камни. А рядом с гроздями растут большие цветы того же цвета, что и камни. Я никогда не видела, как цветёт виноград, но явно не так, как здесь. В открытых цветках торчат маленькие веточки с совсем крохотными камешками. А есть ещё и закрытые цветки.

«Интересно, а цвет цветов и камней всегда одинаковый?»

Я раскрываю пальцами свёрнутый бутон. Длинный и вытянутый, с пятью лепестками, он чем-то напоминает сложенный зонтик. Все камни внутри оказываются совершенно прозрачными, зато мои пальцы все в цветном порошке. Я не помню, как называется эта штука в цветах, но это точь-в-точь как краски.

«Цвет прямо как сирень у нашей школы…»

Я вытираю руки о листья. На них тоже хорошо видна эта «сухая краска» (пыльца).

«Ну всё, решено: буду украшать каморку. Места на стенах там много… Я уже давно не рисовала. По-моему, со второго или третьего класса…»

Вот только есть одна маленькая проблемка: этот порошок очень сильно пачкается, а мне так не хочется опять мыть голову.

«А когда я была маленькой, в классе первом-втором, и мама могла мне ещё что-то запрещать, мне каждый день заплетали всякие хвостики и косички… А после я обрезала, а потом и перекрасила волосы. А сама я ни разу в жизни не заплеталась».

Я придумала, как можно сделать так, чтобы держалось. Хвостик без резинки держатся не будет.

Я срываю самый большой из чистых листьев, а затем закручиваю волосы: вначале по длине, после — в гульку. Накрываю сверху листом и завязываю этой длинной веточкой, вот этой мягкой вьющейся ниткой, названия которой я не знаю (усики винограда).

Да, получается не с первого раза, да и не с пятого, но вроде бы держится, хоть мне и приходится взять ещё одну веточку.

«Прекрасно… Главное теперь, чтобы это всё не развалилось…»

Но не тут-то было. Закон подлости; стоило мне нагнуться, как вся причёска разбурилась.

«Спокойно. Мнение своё я же твёрдо отстаиваю, значит и здесь справлюсь!»

Я пробую ещё раз семь-восемь, но всё равно не выходит. А после я уже додумываюсь просунуть через гульку крепкую тоненькую палочку. На этот раз всё держится идеально. И я возвращаюсь к цветам.

Я нарываю по несколько бутонов разных цветов отламываю от листа нижнюю часть, твёрдую веточку. Это всё-таки удобней, чем рисовать пальцами.

В каморке я первым делом нарисовала сирень, которая росла перед парадным входом школы. Это не кусты, а большие деревья и с фиолетовыми, и с розовыми, и иногда с голубоватыми цветками. Тонковатый коричневый ствол. Густая верхушка с цветами и листьями, а снизу всё обломано — ни одной, даже самой маленькой веточки. А рядом с сиренью клумбы. А между этими двумя деревьями лестница, широкая, с деревянными перилами и с железным подъёмом. Красиво…

Я много раз переделывала. Мне очень хочется нарисовать точно такую же сирень, какую я запомнила. Я рисовала каждый цветок отдельно и много раз стирала всё. Мне даже пришлось взять ещё один лиловый бутон и смешивать фиолетовый с красным для нужного цвета.

А к сирени я нарисовала и площадку перед школой, и клумбы, и даже школу для вида. Много «красок» пришлось смешать.

«Я с третьего класса металась по школам. Нигде не хотели меня терпеть… А здесь я даже подружку нашла… Вроде и неплохая школа. За исключением уроков…»

С рисунком я провозилась до самого вечера. А засыпала довольная, пристально глядя на свою работу.

«Завтра надо будет ещё что-нибудь нарисовать…»

***

Я провела здесь ещё почти месяц. За это время я научилась нормально стирать, заплетать косички, нашла недалеко от водопада цветы с жёлтой и оранжевой пыльцой (да, я вспомнила как это называется), раскрасила все стены в каморке… в общем всё здорово… Но мне очень не хватает общения: я больше пятидесяти раз безуспешно пыталась выбраться отсюда, много раз исцарапала руки от нервов и, кажется, потихоньку начала сходить с ума.

Я больше месяца не видела людей — моим единственным собеседником была та самая говорящая синица. Каждое утро я просыпалась от её оклика, а иногда вставала раньше и с нетерпеньем ждала её прилёта.

Правда, я так и не поняла, куда она носит камни. Не поняла ни кто такая Сара, ни кто я сама. И много раз пыталась выпытать у птички, что это за Колыбельная, о которой она постоянно говорит.

Но я поняла, что я очень редко чувствую голод: за весь месяц я побыла голодной только один раз, и опять потеряла сознание от инстинктов. И опять же я проснулась вся в крови.

Я уже привыкла к этому телу, но в последнее время мне ужасно стала давить моя собственная кожа. В человеческой части нормально, а вот в змеиной… Больно до жути. Я не могу нормально ползать, да и в принципе двигаться.

— Колыбельная, — вот это будильник.

Я с болью выползаю на улицу. В лапках у синицы свёрнутая бумажка.

— Ира, — выдаёт птичка и кидает бумажку на землю.

«Ира? А кто это?»

— А кто такая Ира? — я давно не слышала, чтобы синица говорила новые слова.

— Ира тоже любит блестяшки. Ира — маленькая жадина.

«Ира… Сара… Стоп, это же человеческие имена. Неужели здесь тоже есть люди?»

— А где живёт Ира? — с надеждой спрашиваю я.

— Ира — маленькая жадина.

— А живёт она где?

— Маленькая жадина.

— А с-с-Сара где живёт?

— Сара жадная. Сара любит блестяшки.

— А живут они где?

— Сара. Ира.

— У-ух! Тупая птица! — раздражённо выкрикиваю я.

Со мной мало кто церемонился, так и тут: синичка просто срывает камень и улетает.

«Никто не желает меня терпеть… ни там, ни тут…»

Взглядом я вдруг цепляюсь за ту самую бумажку. Это смятый детский рисунок: неровно нарисованный синий домик с трубой и несколькими окнами, рядом забор, а на заборе большой рыжий кот.

«Здесь точно есть люди! Домик, рисунок, бумага… Это точно сделал человек… И имена здесь звучат человеческие….

Я обязана их найти!»

Я ужасно хочу увидеть людей: мне нужен собеседник. Я должна пообщаться с кем-то, пока не сошла с ума. Мне не чуждо ничего человеческое, да, я перестала выглядеть по-человечески, но всё же! Я обычная девчонка, такая же, как сто тысяч других. Я такой же человек…

— Вс-с-сё, реш-ш-шено! Я буду ис-с-скать людей!

Я здесь достаточно долго и давно запомнила, что синичка прилетает со стороны водопада. Я приползаю туда с ужасной болью. Много раз оглядываюсь и всматриваюсь во всё, что только можно. Никаких следов синицы и уж тем более людей нет. Куда нужно — не понятно.

И тут срабатывает закон подлости: всё плохое появляется именно тогда, когда и так всё плохо. У меня вдруг появляется какое-то очень противное чувство. Чем-то напоминает то, что я чувствую перед тем, как потерять сознание. Это не голод — это что-то близкое к… не знаю… к ещё каким-то инстинктам что ли…

Мне очень больно. Кожа стала давить просто невыносимо. Весь хвост ужасно чешется… И как назло, внутри что-то тянет ползти… И так больно, а меня ещё и ползти тянет! Да ещё как! Невозможно хочется извиваться.

Я не справляюсь с этим чувством: начинаю ползать по кругу, много раз останавливаясь через силу, сворачиваюсь кольцами и торможу, уговаривая себя, что должна подчиняться разуму, а не каким-то неизвестным чувствам внутри, но всё равно продолжаю.

— С-с-спокойно… Это пройдёт… — очередной раз останавливаюсь, стиснув зубы и разглядывая дрожащие руки. — Ш-ш-ш, Алина, ш-ш-ш…

Мой голос постепенно переходит в сплошное шипение. Тело не слушается — я опять начинаю извиваться и сворачиваться кольцами. Я вдруг даже почувствовала, что уменьшаюсь.

«Хватит! Алина, что ты творишь?! Нужно просто прекратить. Просто прекратить и всё! Ты же людей собиралась искать, а не заниматься этой фигнёй! Тело не слушается! А-а-а… больно!»

Я невольно прижимаю руки к груди и закрываю глаза. Я чувствую, что со смой что-то происходит. Я точно уменьшаюсь.

«О, Боже, что происходит?!»

Я полностью прижимаюсь к земле и неподвижно лежу. По всему телу пробегает какой-то ток. Я не могу ни пошевелиться, ни глаза открыть. Мне становится трудно дышать. Давить и чесаться начинает абсолютно везде.

«Я сейчас умру!»

Я лежу неподвижно, всем телом прислонившись к земле. Ток проходит. Дышать становится легче. Да и боль вроде утихает понемногу. Легче… Отпускает уже… Но всё равно жутко давит по всему телу.

Я медленно открываю глаза.

«Я и в правду уменьшилась — всё больше кажется…»

Я лежу на земле абсолютно ровно, будто мне руки оторвало…

«Я… нет… Нет, нет, нет, нет! Я стала обычной змеёй! Обычной! Голова, хвост и только!»

— Ш-ш-ш, — я даже говорить не могу, одно шипенье получается.

«Я что совсем не могу больше разговаривать? А как, блин, обратно превратиться?! Я не хочу быть змеёй!»

Давит! Я опять, сама того не желая, начинаю извиваться. Инстинктам не получается противится вообще! Мне больно. Очень больно. Но я всё равно продолжаю извиваться. Вдруг кожа… рвётся…

«Я что… сбрасываю кожу? Я сбрасываю кожу… как змея. Не думала, что это может быть больно, тем более настолько… Поверить не могу… Я сбрасываю кожу…»

Я осторожно, очень сильно боясь. Вылезаю из старой кожи. Мне и вправду стало легче. Больше нет ни этой тесноты, ни инстинктов. Я будто заново родилась.

«Один только вопрос: а как обратно превратится?! Я не собираюсь оставаться вот такой. Живая верёвка! Да, возможно, я стала нечистью, но с человеческой частью всё же привычнее!»

Мне жутко страшно. Я вся напрягаюсь и внутри начинает сильно колоть. Я превращаюсь обратно: снова с человеческой частью… но только частью.

«Было бы здорово снова стать человеком…»

Опять есть хочется — в животе урчит. И чувство такое… Тянет куда-то. Я не понимаю куда, но очень сильно тянет. Ну просто невозможно куда-то хочется.

«Меня всё равно никто нигде не ждёт, никто ничего не требует от меня, а значит я могу творить всё, что угодно. И идти куда вздумается!»

Я подчиняюсь этому чувству и через какое-то время натыкаюсь на храм…

Глава номер 5

Храм, ну, или что-то похожее. Высокие стены из кирпича. Огромное разноцветное окно круглой формы под самой крышей. Здание состоит из трёх частей и крыши. Первый блок со входом, гладкими стенами и рисунками на них. Второй с большими часами, а вокруг них выпуклые белоснежные узоры. На третьем блоке окно. Оно почти во всю стену. А ещё выше крыша, а под ней колокол. Большой и блестящий.

«Вот это здания в этом месте… У нас сплошные пяти- и девятиэтажки. А тут вун, всё разное и такое необычное»

Я не была в этом месте. Красиво тут… и в животе опять урчит…

«Да успокойся же ты, Алина! Веди себя по-человечески!»

На одной из стен храма нарисовано существо жутко похожее на меня сейчас. Тоже девушка со змеиным хвостом и чешуёй на участках кожи. И у неё тоже клыки.

Но она не совсем, как я: у неё синий хвост, глаза противного ярко-зелёного цвета, волосы светлые — два хвостика до плеч и щёчки румяные. Да и вообще это какой-то ребёнок. Девчонка, ну максимум лет девяти.

«Что же это получается, это не только моё проклятье? Но у девчонки вовсе нет камня».

Я проползаю немного, разглядываю здание с каждой стороны. Ещё на двух стенах тоже нарисованы люди-змеи. Одна девушка уже совсем взрослая, даже немолодая, с красным хвостом, синими глазами и чёрными кудрявыми волосами до пояса. А на второй картинке вообще парень. Русый, худой, с оранжевыми глазами и зелёным хвостом. У них тоже камень в груди.

«И поглотит его змея огромная…

Змея… Откуда-то же про неё узнали. Значит одна настоящая… Да, вот эта девчонка с первой картинки настоящая — у неё нет камня, а остальные, такие же, как и я, жертвы проклятья… Проклятье в том, что ты станешь змеёй, если повредишь камень…»

Опять в животе урчит. И снова тянет куда-то… Я не могу этому сопротивляться — не получается.

Я проползаю ещё немного и слышу голоса и детский смех. Так когда-то и я смеялась.

Я уже сама несусь на звук — очень хочу увидеть людей. Здесь целая деревня: не большие деревянные и кирпичные домики, некоторые даже с трубами от печей, вокруг домов заборы и огороды. Я нахожусь на небольшой улице с перекрёстком. Дорог нет, только тропинки, посыпанные песком.