Бесплатный фрагмент - Колосс Вечности

Колосс Вечности

Смерти нет — это всем известно,

Повторять это стало пресно,

А что есть — пусть расскажут мне…

Глава 1

Пыль Времени

(Берлинские Дюны)

Берлинские дюны пели. Не песком, а миллиардами осколков — окон Рейх-канцелярии, витрин Унтер-ден-Линден, стёкол лабораторий Аненербе, — спёкшихся в мелкую, звенящую крупу под дыханием атомной зимы 2023 года. Аркей шёл, и пыль визжала под сапогами. Высокий, тоскливый звук, как царапина ножом по стеклянной могиле. Солнце, бледное пятно за вечной завесой радиоактивных облаков, отбрасывало от его фигуры длинную, искажённую тень на склон. На гребне дюны чернел остов «Летающего Крейсера». Цеппелин Вечного Рейха, некогда символ непобедимой мощи, теперь был гигантской мертвой рыбиной, выброшенной на берег времени. Его оболочка, изодранная штормами и временем, хлопала лохмотьями дюраля. Звук напоминал прерывистое дыхание умирающего титана.

Аркей остановился, снял шлем. Воздух вонял озоном, старой смазкой и сладковатой гнилью — запахом забытых машин и увядших надежд. Ветер, вечный спутник Стекольной Пустоши, завывал в рёбрах каркаса цеппелина. Он искал топливные ячейки для «Молота» — тяжелого энерго-кувалдо-клинка, висевшего у него на поясе. Без них оружие было лишь дубиной. Но Пустошь любила подмены. Вместо топлива — память. Вместо жизни — эхо.

Внутри царила полутьма, пронизанная лучами света, пробивавшимися сквозь пробоины. Пыль висела в воздухе, золотистыми спиралями плясала в лучах. Аркей пробирался через лабиринт рухнувших балок и спутанных кабелей, похожих на кишки механического Левиафана. Его пальцы скользнули по панели прибора с разбитым экраном. Что-то щёлкнуло. Панель отвалилась, открыв нишу. Внутри, обёрнутый в промасленную тряпицу, лежал предмет. Дневник. Кожаный переплёт потрескался, страницы пожелтели, но рисунки на полях были поразительно чёткими: «синие лотосы». Неуловимо сложные, их лепестки переплетались с формулами, выведенными стремительным, нервным почерком. Ψ-поле Шамбалы. Квантовая корреляция на макро-масштабе. Ключ Долины? Имя владельца вытиснено стёршимся золотом: «Элиас Торн».

Аркей прикоснулся к буквам. Холод кожи. И в этот миг услышал… «пение». Глухой, низкий голос, доносящийся из самых глубин цеппелина, из его стальных кишок. Мелодия была древней, чужой, слова — на ломаном довоенном немецком, перемешанном с чем-то гортанным, нечеловеческим:

> «…und der Schnee, der Schnee aus Asche fiel,

> verhüllte Berlin, ein kaltes Tuch.

> Die Glocken schwiegen, die Maschinen starben,

> am Tag des Falls, am Tag des Grauens…»

> (И снег, снег из пепла падал, / Укрыл Берлин, холодный саван. / Колокола умолкли, машины умерли, / В День Падения, в День Ужаса…)

Аркей замер. Песня лилась, как кровь из раны, насыщенная болью, которой не было конца. Он сжал «Молот» и двинулся на голос, глубже в мрак, туда, где световые лучи умирали, и властвовали тень и скрип металла.

Он вышел в гигантскую пустоту — бывший грузовой отсек. Своды терялись в темноте. Посреди пустоты, на ящике из-под снарядов, сидел старик. Его глаза были покрыты молочной плёнкой катаракты, лицо изрезано морщинами глубже, чем трещины в стеклянных дюнах. Костлявые пальцы перебирали струны самодельной лютни — обломок трубы, натянутые тросы. Это был «Бруно», Слепой Сказитель.

« — Пыль рассказывает истории, юноша», — сказал он, не поворачивая головы. Голос — шелест сухих листьев под сапогом. — Особенно берлинская пыль. Она помнит. Падение. Строительство Колосса. Крик миллионов, спрессованный в алмаз вечности… — Он замолк, наклонив голову, будто прислушиваясь к тишине. — Но сегодня… сегодня она пахнет смертью. Чужой. И твоей.

Из разрыва в обшивке цеппелина, с пронзительным, леденящим душу «визгом костяных пропеллеров», ворвался кошмар. «Дрон-падальщик». Его корпус был сварен из берцовых костей и рёбер, двигатель ревел, как раненый бизон. Вместо головы — череп кабана, в пустой глазнице горел кроваво-красный светодиод. Костяная рука-манипулятор с бритвенно-острым серпом рванулась к Аркею.

Аркей рванулся в сторону. Лезвие серпа просвистело в сантиметре от его горла, срезав прядь чёрных волос. Холод смерти опалил кожу. «Молот» в его руке загудел низко, злобно, набирая заряд. Синеватая энергия заструилась по клинку.

— Kadaverfresser! — прошипел Аркей. Тварь для пожирания трупов.

Дрон развернулся с невероятной для своей конструкции ловкостью. Красный «глаз» поймал Аркея в прицел. Из брюшной полости твари выдвинулась короткая туба — ствол импровизированного огнемёта.

Топливный бак! Аркей заметил его — ржавую, вспученную бочку, приваренную к позвоночнику конструкции. Его единственный шанс. Нужно подпустить ближе. Очень близко.

Он бросился бежать вдоль стены отсека, к груде обломков. Дрон — за ним, ревя, костяные пропеллеры срезали куски ржавой обшивки, осыпая Аркея острой стружкой. Запах горелого масла и тлена ударил в нос. Аркей почувствовал жар выхлопа на спине, услышал шипение готового к выстрелу огнемёта. Он резко развернулся, присел, прижавшись к холодному металлу стены. Дрон пронесся над ним, по инерции. Мгновение. Аркей вскочил, «Молот» уже гудел, как разъярённый шершень, излучая слепящее синее сияние. Он вложил в удар всю ярость, всю накопленную за годы в Стекольных Дюнах ненависть к этому миру.

Клинок со звоном, похожим на плач, вонзился не в костяную броню, а в ржавый бок бочки. Раздался не оглушительный взрыв, а хлюпающий, влажный хлопок. Затем — ревущий поток жидкого огня, вырвавшийся из пробитого бака. Пламя лизало костяные конструкции, плавило сухожилия-провода. Дрон-падальщик, превратившись в огненный факел, издал нечеловеческий, электронный вопль, смешанный с треском ломающихся костей, и рухнул на пол отсека. Огонь пожирал его с жадным потрескиванием. Череп кабана лопнул, красный глаз погас.

Аркей стоял, опираясь на «Молот», тяжело дыша. Едкий дым щипал глаза. В ушах звенело от визга и рева. На щеке текла тёплая струйка крови — осколок кости.

Бруно не прервал песни. Его слепые глаза, покрытые бельмом, были обращены к месту, где горел дрон, будто он вид��л этот погребальный костёр яснее зрячего. Его пальцы снова задели струны, и мелодия сменилась — стала медленнее, печальнее, похоронной:

> "...Stahlwurzeln tief im Herz der Welt,

> doch Glas zerbricht, wenn Morgen graut.

> Der Flieger brennt, der Sänger sieht —

> die blaue Lotosblume keimt im Staub…»

> (…Стальные корни глубоко в сердце мира, / Но стекло разбивается, когда наступает утро. / Летающий крейсер горит, певец видит — / Синий цветок лотоса прорастает в пыли…)

Аркей подошёл к старику. Дневник Элиаса Торна жёг карман его плаща.

— Что ты видел, старик? — спросил он хрипло. — О чём поёшь?

Бруно улыбнулся беззубым ртом. Его лицо в отсветах пламени напоминало высохшую глиняную маску.

— Я вижу корни, юноша. Стеклянные корни Империи. Они глубоки. Они жаждут. — Он указал искривлённым пальцем вниз, сквозь ржавый пол, в недра земли. — Там, под нами. Катакомбы. Ключ Долины. Они ищут его. Они. — Он произнёс это слово с ледяным ужасом. — Аненербе. Тени прошлого, что стали кошмаром настоящего. Они идут за тобой, носитель Памяти.

Внезапно Бруно замолк, насторожившись. Его слепое лицо повернулось к огромному шлюзу в конце отсека.

— Слышишь? — прошептал он. — Шаги в Пыли Времени. Они нашли крейсер.

Аркей прислушался. Сквозь завывание ветра и потрескивание горящего дрона донесся новый звук. Методичный, тяжёлый. Тук. Тук. Тук. Как удары молота по наковальне. Но это были не удары. Это были «шаги». Что-то огромное, металлическое, неумолимо приближалось по коридору за шлюзом. Стены цеппелина слабо дрожали в такт.

Бруно снял с шеи грязный кожаный шнурок. На нём висел крошечный кристалл, тускло мерцавший синим светом изнутри.

— Возьми, — прошептал сказитель, суя амулет в руку Аркею. Кристалл был холодным, как лёд. — Он укажет путь… когда время придёт. Беги. Через грузовой люк на нижней палубе. В катакомбы. Их дюны не поглотят. Пока.

ТУК. ТУК. ТУК. Шаги становились громче. Шлюз затрещал под чудовищным давлением снаружи.

— А ты? — спросил Аркей, сжимая кристалл.

Бруно снова тронул струны. На его лице не было страха. Только бесконечная усталость и странное умиротворение.

— Моя песня спета, юноша. Моя пыль вернётся в берлинские дюны. И расскажет новую историю. Беги!

Последнее слово прозвучало как команда. Аркей бросился прочь, вглубь крейсера, к люку, который указал старик. За спиной раздался рёв разрываемого металла — шлюз пал. И на его фоне — чистый, высокий голос Бруно, запевающий снова балладу о Дне Падения. Песня оборвалась на полуслове, заглушённая оглушительным металлическим рыком и звуком ломающихся костей.

Аркей не оглядывался. Он мчался по темным коридорам, держа перед собой амулет Бруно. Крошечный синий кристалл пульсировал в его ладони, как живое сердце, излучая холодный свет, который рассеивал мрак. Он нашёл люк — круглый, покрытый толстым слоем ржавчины и пыли. Отшвырнул засов. Снизу потянуло запахом сырости, плесени и древнего камня. «Катакомбы».

Он прыгнул в черноту, захлопнув люк за собой. Падение было коротким. Он приземлился на мягкий, влажный грунт. Темнота поглотила его. Наверху, сквозь толщу металла, донесся последний, страшный удар по люку. Затем — тишина. Лишь его собственное дыхание и тихое, настойчивое «пульсирование синего кристалла» в его сжатом кулаке. Оно указывало вглубь лабиринта. Ключ Долины ждал. А за ним — тени Аненербе.

В пыли Берлина родилась новая история. Она пахла кровью, гарью и синим лотосом.

Глава 2

Ключ Долины

Катакомбы

Тьма под «Летающим Крейсером» была не просто отсутствием света. Она была «субстанцией». Густой, тяжелой, вязкой, как деготь. Она обволакивала Аркея, проникала под одежду, заставляла кожу покрываться мурашками. Воздух стоял неподвижный, пропитанный запахами: сырость вековых камней, кисловатый душок плесени, слабое, но невыносимое зловоние тления — как будто сами стены были сложены из костей. Единственным источником света был «синий кристалл» Бруно. Он лежал на ладони Аркея, пульсируя холодным, призрачным сиянием. Каждый всплеск света выхватывал из мрака на мгновение: грубо отесанные стены, низкий свод, уходящую вниз крутую галерею, усыпанную щебнем и чем-то похожим на окаменевшие корни. Свет был слабым, едва освещая пару шагов вперед, но он был «живым». И он тянулся вниз. Глубже.

Ключ Долины. Слова слепого сказителя висели в липкой темноте. Аркей двинулся, стараясь ступать бесшумно, но каждый его шаг отдавался глухим эхом, будто катакомбы были гигантским барабаном. «Молот» тяжело висел на поясе, напоминая о своей бесполезности без топлива. Он достал нож — длинный, с зазубренной обушком клинок из закаленной стали, единственный верный спутник в Стекольных Дюнах. Его лезвие в синем свете кристалла отливало зловещим фиолетом.

Галерея петляла, то сужаясь до тесного лаза, где приходилось пробираться боком, то неожиданно расширяясь в небольшие гроты. В одном таком гроте Аркей замер. На стене, частично скрытая наплывом какого-то темного, блестящего минерала, виднелась «фреска». Синий кристалл в его руке вспыхнул ярче, как бы откликаясь на изображение. Аркей поднес его ближе.

Рисунок был древним, стилизованным, но узнаваемым. «Лотос». Огромный, многослойный, с сердцевиной, напоминающей сложный геометрический кристалл. Его синие лепестки, выписанные потускневшими, но все еще яркими красками, словно струились по стене, переходя в вихреобразные узоры, наполненные странными символами. Они не были похожи ни на один известный Аркею алфавит. Это были «знаки Долины». Знаки, которые, по словам Бруно, искали Тени Аненербе. Аркей протянул руку, коснулся холодного камня. Под пальцами шероховатая поверхность фрески вдруг показалась… теплой. На миг ему почудился тихий гул, вибрация, идущая из глубин земли. Он резко отдёрнул руку. Кристалл в его ладони погас.

Слепая, абсолютная тьма обрушилась на него, как удар. Аркей замер, прижавшись спиной к холодной стене, затаив дыхание. Слышал только бешеный стук собственного сердца в ушах. Потом… шаги. Не одинокие, как его, а множество. Тяжелые, мерные, идущие строем. Лязг металла по камню. Приглушенные голоса на резком, отрывистом немецком. Не современном жаргоне Пустоши, а том, чистом, довоенном, который он слышал в хрониках.

«...schneller! Der Eingang muss vor Sonnenuntergang gesichert werden!» (Быстрее! Вход должен быть защищён до заката!)

«Herr Sturmbannführer, die Vibrationen… sie werden stärker. Die Apparaturen…» (Штурмбаннфюрер, вибрации… они усиливаются. Аппаратура…)

«Schweigen Sie! Der Befehl des Reichsführers ist klar. Das Tor muss geöffnet werden! Für den Endsieg!» (Молчать! Приказ рейх фюрера ясен. Врата должны быть открыты! Ради окончательной победы!)

Голоса звучали так близко, будто их владельцы шли по соседней галерее. Аркей ощутил запах — резкий, химический, смесь машинного масла, пота и чего-то острого, лекарственного. Запах «прошлого». Он сжал нож до обеления костяшек. Кристалл оставался мёртвым и холодным. Тени Аненербе. Они были здесь. Не метафора. Не призрак. Реальность. И они шли к Вратам. К тому же месту, куда тянул его кристалл.

Внезапно кристалл дрогнул. Один слабый всполох синего света, как последний вздох. И тут же — другой свет. Яркий, белый, режущий глаза после абсолютной тьмы. Он бил сверху, из нового ответвления галереи. Аркей щурясь, поднял голову. В луче мощного фонаря стояли двое. Не призраки 1943 года. Люди из его времени.

«Санджива» Его высокий, худощавый силуэт был узнаваем даже в мешковатом защитном костюме, покрытом слоем серой пыли. Лицо, обрамленное короткой черной бородой, дышало сосредоточенным спокойствием. В руках он держал не оружие, а сложный сканер с мерцающими экранами, антенна которого была направлена прямо на фреску с лотосом. Рядом с ним, держа фонарь и автомат наготове, стояла «Лира». Её светлые, почти белые волосы были стянуты в тугой хвост, открывая высокие скулы и острый, решительный подбородок. Глаза, серые как берлинская зола, мгновенно оценили Аркея, его позу, нож. В них не было страха, лишь холодная настороженность и готовность к действию. На её левой руке, поверх перчатки, мерцало кольцо с крупным, темным камнем — «Кольцо Одина».

— Эхо прошлого? — тихо спросил Санджива, не отрывая сканера от фрески. Его голос был низким, мелодичным, удивительно спокойным в этом склепе. — Сильный резонанс. Геомагнитная аномалия плюс… что-то ещё. Остаточное пси-поле высокой интенсивности. — Он повернулся к Аркею. — Ты слышал их. Видел?

Аркей кивнул, опуская нож, но не убирая его. — Шли строем. Говорили о Вратах. Окончательной победе. Запах… машинный.

— Аненербе, — выдохнула Лира. Её взгляд скользнул по фреске, потом к синему кристаллу в руке Аркея. — И ты носишь камень Долины. Интересно.

— Это дал мне Бруно. Сказитель с крейсера. Перед тем как… — Аркей не договорил. Рык того, что разорвало шлюз, всё ещё стоял у него в ушах.

« — Пыль приняла его обратно», — сказал Санджива с пониманием. — Его песня закончена. Твоя — только начинается. — Он подошел к фреске, коснулся знаков рядом с лотосом. Его пальцы двигались быстро, уверенно, будто он читал знакомый текст. — Здесь. «Врата Шамбалы». Не мифической страны. «Геомагнитного фокуса». Место, где линии силы Земли сходятся в узел. Аненербе искали его как источник энергии. Оружие. Но… — Он замолчал, вглядываясь в символы. — Здесь есть предупреждение. «Ключ отпирает не только Дверь, но и Глаз». Глаз, что видит сквозь время? Или… пробуждает то, что спало?

— Спящее лучше не будить, — мрачно заметил Аркей. Кристалл в его руке снова вспыхнул, теперь ярче, и потянул вниз, в темную пасть галереи. — Особенно если это спало с 1943 года.

« — Они шли к Вратам», — сказала Лира, проверяя заряд автомата. Звук затвора был громким и окончательным в тишине. — Значит, мы идем туда же. Быстрее теней.

Трио двинулось вниз. Санджива шел впереди, его сканер теперь работал в паре с синим кристаллом Аркея, создавая причудливую карту энергетических потоков на экране. Лира освещала путь мощным фонарем, ее взгляд постоянно сканировал темноту, тени, щели. Аркей замыкал шествие, чувствуя спиной непроглядный мрак, из которого могли явиться Тени… или что похуже. Галерея становилась шире, стены — глаже, будто выровненными инструментом. Появились боковые ниши, пустые, как глазницы черепов. Воздух стал гуще, тяжелее. Запах плесени сменился запахом… озона? И слабым, едва уловимым гулом, идущим снизу. Как сердцебиение спящего гиганта.

Санджива остановился перед массивной каменной плитой, перекрывавшей галерею. На ней не было ни рун, ни фресок. Лишь гладкая, отполированная временем и влагой поверхность, испещренная тончайшими прожилками того же синего минерала, что светился в кристалле. Сканер завизжал тревожно. Экран залило красным.

— Геомагнитная буря, — прошептал Санджива, его спокойствие наконец дало трещину. — Прямо за этой плитой. Фокус. «Врата». Но плита… это не просто камень. Это печать. Или… ловушка.

Лира поднесла фонарь вплотную. В центре плиты, почти незаметная, была небольшая впадина. Форма… Форма идеально совпадала с синим кристаллом Аркея.

— Ключ, — сказал Аркей, сжимая холодный камень. Он чувствовал его вибрацию, синхронную с гулом из-за плиты. — Бруно сказал… он укажет путь.

— И откроет Врата, — добавила Лира. Её взгляд был прикован к впадине. — Что там, за ней? Энергия? Знание? Или то, что разорвало шлюз наверху?

Аркей подошел к плите. Гул усиливался, вибрация передавалась через камень в его ладонь. Он поднял кристалл. Синее сияние озарило его лицо, сделало тени глубокими, как пропасти. Он вложил камень в углубление.

Он вошёл идеально. Раздался тихий, мелодичный «звон», как удар хрустального колокола. Прожилки синего минерала на плите вспыхнули ослепительным светом. Камень начал медленно вращаться. Плита… не сдвинулась. Вместо этого пол под их ногами «провалился».

Это было не падение. Это было «исчезновение опоры». Аркей, Санджива и Лира повисли в пустоте на долю секунды, прежде чем их с силой швырнуло вниз. Но не на твердый пол. Они рухнули на наклонную, скользкую поверхность и покатились вниз по какому-то гладкому желобу, в кромешную тьму, оглушенные ревом воды и собственными криками. Синий свет кристалла погас. Фонарь Лиры разбился. Их несло вниз по ледяному потоку, ударяя о стены узкого туннеля. Аркей успел вдохнуть ледяной, соленый на вкус воздух, прежде чем его снова накрыла вода.

Он вынырнул, отчаянно хватая ртом воздух. Темнота была абсолютной. Слышалось только бульканье воды, тяжелое дыхание и приглушенный стон Сандживы где-то рядом.

— Лира! Санджива! — крикнул Аркей, отплывая от сильного течения.

— Здесь! — отозвался голос Лиры. Она была ближе всех. Всплеск. — Я… зацепилась. Темно. Не вижу.

Аркей поплыл на звук. Его рука наткнулась на что-то твердое — каменную глыбу. Потом он почувствовал ткань куртки Лиры, схватил ее. Она держалась одной рукой за выступ в стене, вторая рука была зажата между двумя камнями.

— Застряла, — сквозь зубы процедила она. — Пальцы… не чувствую. Течение сильное. Не вытащить.

Аркей уперся ногами в скользкий камень, обхватил Лиру за талию и потянул. Она вскрикнула от боли. Рука не выходила.

« — Камни сомкнулись, как тиски», — сказал Санджива, подплывая к ним. Его дыхание было прерывистым. — Нужен рычаг. Или… — Он замолк.

Вода вокруг них вдруг засветилась. Сначала слабыми, зеленоватыми точками, как светлячки. Потом ярче. Это были микроскопические организмы в воде, пробужденные их вторжением. Света было достаточно, чтобы увидеть ужасную картину. Они находились в подземном резервуаре. Стены — грубо обработанный камень. Посередине — островок, на который можно было выбраться. Но между ними и островком бушевал поток, вырывающийся из узкого тоннеля. Лира была зажата между двумя огромными, почти сомкнувшимися валунами у самого края потока. Ее левая рука по локоть была в ловушке. Лицо побелело от боли и усилия.

— Не вытащить, — повторила она, глядя Аркею прямо в глаза. В них не было страха. Была решимость. — Течение нарастает. Этот остров… он рукотворный. Ловушка Аненербе. Гравитационная аномалия здесь. Чувствуешь?

Аркей почувствовал. Его тело внезапно стало тяжелее. Значительно тяжелее. Как будто на него надели свинцовый плащ. Вода, бурлящая у камней, закрутилась в странные, неестественные воронки.

— Аномалия нестабильна, — быстро сказал Санджива, пытаясь удержаться на месте. Вода тянула его к камням. — Она скачет. Гравитация может смениться на противоположную в любой момент! Надо выбираться!

Лира посмотрела на свое зажатое запястье, на «Кольцо Одина». Большой черный камень в нем тоже мерцал тусклым светом. Она сжала кулак здоровой рукой. Потом резко дернула застрявшую руку снова. Костный хруст. Она вскрикнула, стиснув зубы. Рука не вышла.

« — Отруби её», — сказала она Аркею. Голос хриплый, но твердый. — Ножом. Быстро. Пока не сменилась гравитация и не разорвало на куски.

Аркей сжал рукоять ножа. Лезвие выглядело жалким перед этой задачей. Отрубить руку? Здесь? В ледяной воде? Это было безумие.

— Нет, — сказал Санджива. Он подплыл ближе к камням, к лицу Лиры. Его глаза в зеленоватом свете светящегося планктона были полны странной ясности. — Не рука. Кольцо. Отдай его.

Лира взглянула на него, пораженная. Кольцо Одина… Оно было не просто украшением. Оно было ключом к некоторым системам Колосса, символом её прошлого, её силы. Аркей видел, как внутренняя борьба отразилась на её лице. Боль. Потеря. Принятие.

— Гравитация… — начала она.

— Отдай его аномалии, — перебил Санджива. — Дай ей то, что она хочет. Жертву.

Лира зажмурилась. Потом кивнула. Она с силой сжала кулак зажатой руки, упираясь в камень. Пальцы разжались с трудом. Она сняла «Кольцо Одина» с безымянного пальца. Тяжелое, холодное, с черным камнем. На мгновение она задержала на нем взгляд. Потом, с тихим стоном, не глядя, бросила его в бурлящую воронку у самого основания камней, туда, где гравитационная аномалия была сильнее всего.

Кольцо исчезло в водовороте. На долю секунды воцарилась тишина. Даже гул воды стих. Потом раздался оглушительный хлопок, не звук, а скорее удар по всему телу. Гравитация исчезла.

Аркей, Лира и Санджива взмыли вверх, оторвавшись от воды, как пушинки. Камни, сжимавшие руку Лиры, с грохотом разомкнулись. Она выдернула руку, синюю от недостатка крови, висящую как плеть. Потом гравитация вернулась. С неистовой силой. Их швырнуло вниз, в ледяную воду. Аркей ударился головой о камень, увидел звезды. Он захлебнулся, отчаянно забился, пытаясь всплыть. Сильные руки схватили его под мышки и потащили. Санджива. Они вместе с Лирой, которая плыла одной рукой, стиснув зубы от боли, добрались до каменного островка и вывалились на него, как выброшенные волной.

Аркей лежал на спине, давясь водой и хватая ртом воздух. Зеленоватый свет планктона мерцал на мокрых камнях. Лира сидела, прижимая сломанную, онемевшую руку к груди. Её лицо было искажено болью, но глаза горели. Кольца на пальце не было.

— Жертва принята, — прошептал Санджива, откашливая воду. Он смотрел туда, где исчезло кольцо. Вода успокаивалась. Аномалия стихла. — Теперь мы можем пройти.

Он указал. На противоположной стороне резервуара, там, где раньше бушевал поток, открылся проход. Широкая арка из темного камня. И за ней… слабое, мерцающее «синее сияние». Не от кристалла. От чего-то большего. От самих Врат.

Аркей поднялся. Его рука инстинктивно потянулась к карману, где лежал дневник Элиаса Торна. Он был мокрым, но целым. И кристалл Бруно… Он лежал рядом с ним на камне, пульсируя ровным, холодным светом, указывая прямо на арку.

Гул из глубины нарастал. Не сердцебиение. «Рык». Тот самый. Он шёл от синего сияния.

Тени Аненербе уже были там. Или то, что они пробудили.

Лира поднялась, опираясь на плечо Сандживы. Она не смотрела на свою сломанную руку. Она смотрела на арку. На сияние.

— Идём, — сказала она. Голос был хриплым, но не дрогнул. — Покажем им цену жертвы.

Они вошли в синий свет.

Глава 3

Железная Матка

Цитадель Нагльфар

Синий свет Врат Шамбалы оказался не светом, а «поглощением». Он втянул их, как водоворот, вырвав из ледяного ада катакомб и швырнув в иной ад. Ад стерильный, металлический, дышащий холодом машинного масла и озоном высокого напряжения.

Аркей пришел в себя на холодном, вибрирующем полу. Звон в ушах. Тошнота от дисбаланса реальности. Он открыл глаза. Белый свет. Слепящий, безжалостный. Он моргнул, пытаясь привыкнуть. Они лежали на металлической платформе, окруженной… ничем. Вернее, бесконечностью. Платформа висела в гигантском, вертикальном шахтоподобном пространстве, уходящем вверх и вниз в молочную белизну тумана или света. Стены были гладкими, блестящими, словно отполированными до зеркального блеска. По ним бесшумно скользили платформы-лифты, плавно меняя траектории, как капли ртути на стекле. Воздух гудел низким, постоянным гудением — пульс гигантской машины.

— Где… — Лира попыталась подняться, схватившись за сломанную руку. Ее лицо было пепельно-серым. Без Кольца Одина она выглядела уязвимой, почти хрупкой. — Свет… режет глаза.

Санджива уже сидел, его сканер, чудом уцелевший, тихо пикал. Он снял очки, протер линзы, водрузил обратно. Его взгляд был острым, аналитическим, сканирующим пространство.

— Не свет. «Радиация», — произнес он тихо. — Не ионизирующая. Другая. Пси-фон. Искусственное поле высокой интенсивности. Оно… давит на сознание. Подавляет волю. — Он ткнул пальцем вниз. — Источник там. Глубоко. И там же… наш «рычащий» друг. Но его сигнал слаб. Заглушен этим полем.

Аркей подполз к краю платформы. Внизу, в белесой бездне, пульсировал слабый, «красный» свет. Как ядро реактора. Или открытая рана. Он почувствовал знакомое давление в висках — слабый отголосок того ужаса, что преследовал его в катакомбах. Тени Аненербе были здесь. Глубоко. И они контролировали источник этого угнетающего поля.

— Цитадель Нагльфар, — прошептала Лира, прислонившись к прозрачному ограждению платформы. Оно было холодным, как лед. — Я слышала легенды. «Железная Матка». Место, где ковали костяк Вечного Рейха. Где люди становились… деталями. — Она посмотрела на свою сломанную руку. — Мы внутри чудовища.

Платформа под ними дрогнула и плавно тронулась вниз, без команды, без кнопок. Она уносила их к пульсирующему красному свету. К сердцу Матки. Белые стены проплывали мимо, безликие, бесконечные. Аркей закрыл глаза. Гул поля, холод металла, запах озона… Они пробудили в нем что-то глубоко запрятанное. Что-то черное и липкое, как нефть.

«Флешбек:»

Холод. Пронизывающий до костей. Не катакомбный сырой холод, а криогенный, выжигающий легкие. Он маленький. Очень маленький. Семилетний Аркей. Его тонкая рубашка из грубой серой ткани не спасает. Он стоит в строю с другими детьми на огромной, залитой ярким, бездушным светом платформе. Над ними возвышается арка. Но не из камня. Из списанных серверных стоек, сплавленных в гротескную, пирамидальную конструкцию. Провода, как чёрные лианы, свисают с неё. На арке — руническая надпись: «Neue Ordnung durch Reinheit» (Новый Порядок через Чистоту). Перед строем — человек в белом халате поверх чёрной формы СС. Лицо скрыто респиратором. В руках — планшет.

— Проект «Югендшталь» (Молодёжная Сталь), — голос из репродуктора металлический, лишённый эмоций. — Партия 7-Gamma. Нейроскрининг. Неполноценные подлежат утилизации. Во имя Вечного Рейха.

Человек в халате подходит к первому ребёнку в строю — девочке с большими испуганными глазами. Прикладывает к её виску холодный щуп устройства, похожего на пистолет. На планшете загорается жёлтый свет. Девочку грубо отталкивают влево, к группе таких же испуганных детей. Следующему — мальчику. Щуп. Зелёный свет. Мальчика толкают вправо. К Аркею приближаются. Он видит свои босые ноги на ледяном полу. Видит дыхание, вырывающееся клубами пара. Чувствует всепоглощающий страх. Щуп касается виска. Ледяной укол. На планшете — мигающий «красный» свет. Как тот, что пульсирует внизу шахты.

— Дефект нейронной матрицы. Уровень Омега. Утилизация утверждена.

Его хватают за плечи. Не люди. Механические руки, выдвинувшиеся из пола. Тащат к арке из серверов. Под ней — огромный открытый резервуар. Из него валит белый, стелющийся по полу холод. «Жидкий азот». В резервуаре уже плавают обледеневшие, скрюченные маленькие тела. Последнее, что он видит перед тем, как его поднимают над жерлом морозной смерти — лицо человека в халате. Глаза. Холодные, как сам азот. Глаза «Эриха Меллера». Молодого. Без кибер-имплантов. Но те же глаза.

Аркей дернулся, как от удара током. Он открыл глаза. Его трясло. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Холод жидкого азота все еще горел в его легких. Гул пси-поля Цитадели сливался с гулом ужаса в его голове.

— Аркей? — Лира положила ему руку на плечо. Её прикосновение, неожиданно теплое, вернуло его в настоящее. — Ты здесь?

— Я здесь, — он выдохнул, стирая с лица несуществующий иней. — И я помню. Помню эту Матку. Помню «чистку». Помню его… Меллера.

Санджива посмотрел на него с пониманием, лишенным жалости. — Травма — тоже память. И тоже оружие. Не дай им использовать его против тебя.

Платформа замедлила ход. Они приближались к источнику красного света. Шахта расширялась, открывая вид на гигантское пространство ниже. Это был не реактор. Это был «лабораторный комплекс». Бесплодные белые залы, разделенные прозрачными перегородками. Сверкающее оборудование. Роботы-манипуляторы, двигающиеся с хирургической точностью. И повсюду — «цилиндры». Высокие, прозрачные, заполненные мутной зеленоватой жидкостью. В них плавали тени. Человеческие. Не совсем человеческие. Мутанты? Киборги на стадии сборки?

Создания с перепонками, лишними конечностями, кожей, покрытой чешуей или металлическими пластинами. «Железная Матка» вынашивала своих чудовищных детей

Платформа пристыковалась к прозрачной галерее, опоясывающей верхний уровень комплекса. Воздух здесь пах еще сильнее озоном и… формальдегидом. Гул пси-поля был громче, давящий.

— Добро пожаловать в инкубатор, — мрачно сказала Лира, глядя на ряды цилиндров. — Здесь выпекали солдат для вечной войны. И не только.

« — Нам нужно вниз», — сказал Санджива, указывая сканером вглубь комплекса, туда, где пульсировал кроваво-красный свет. — Источник поля и сигнал… существа… там. Но поле блокирует сканер. Я не вижу ловушек, но они будут. Аненербе не оставили свой питомник без охраны.

Они двинулись по галерее. Их шаги гулко отдавались в мертвой тишине. Только жужжание скрытых механизмов и тихое бульканье жидкости в цилиндрах нарушало покой. Аркей чувствовал на себе взгляды замурованных существ. Казалось, их стеклянные глаза следили за каждым движением.

— Остановитесь.

Голос раздался из ниоткуда. Женский. Молодой. Чистый. И абсолютно бесстрастный, как голос синтезатора речи. Перед ними, из потолка галереи, бесшумно опустилась фигура. Не робот. «Женщина». Или то, что от неё осталось.

«Ингрид.» Её тело было шедевром кибернетического кошмара и странной, извращённой красоты. Левую половину лица, руку и часть торса покрывал полированный черный биопластик, сливающийся с живой кожей правой половины — бледной, почти фарфоровой. Правый глаз — ярко-голубой, человеческий, полный невыразимой тоски. Левый — сложный оптический сенсор, светящийся тусклым красным. Её тело, облаченное в облегающий чёрный комбинезон, было гибридом изящной плоти и выступающих сервоприводов, проводов, скрытых под кожей или открытых. На груди, прямо над сердцем, горел символ — стилизованное «Древо Иггдрасиль», сплетенное из микросхем. Знак Аненербе.