Бесплатный фрагмент - Колибри и Крокодил, который не умел чихать. Добрая Молния

ОТ АВТОРА

Сказки рождаются по-разному.

Кому-то они приходят в голову во сне, в виде цветных, быстро сменяющихся картинок с самыми фантастическими сюжетами.

Кто-то слышит и запоминает сказки от папы и мамы, бабушки и дедушки и передаёт их затем дальше, своим детям и внукам.

Такие сказки и истории, можно сказать, живут вечно. А иногда они приходят прямо ниоткуда и врываются в нашу реальную жизнь, когда их вроде бы никто там не ждёт.

Людям на Земле всегда не хватает добра, участия, заботы друг о друге. И конечно, мы хотим, чтобы у всего, что происходит или произойдёт с нами, был счастливый конец! Как в сказке.

Новые сказки — это те, о которых ещё никто не слышал, и ты будешь поэтому первым, кто познакомится с ними.

Открой для себя этот дивный новый сказочный мир!

КОЛИБРИ И КРОКОДИЛ, КОТОРЫЙ НЕ УМЕЛ ЧИХАТЬ

КОЛИБРИ И КРОКОДИЛ, КОТОРЫЙ НЕ УМЕЛ ЧИХАТЬ

На острове Ямайка в Чёрной речке жил большой серый с чёрными полосками острорылый крокодил по имени Сильвестр, который не умел чихать. Надо сказать, что все остальные крокодилы по соседству с ним прекрасно умели это делать.

Когда другие крокодилы чихали — то ли от того, что им в носу было щекотно, то ли если простужались на ветру, когда высовывали нос наружу, высматривая, чем бы поживиться, — это было очень весело.

Во-первых, потому что, когда кто-нибудь рядом чихает, это всегда весело. Раздаётся такой забавный громкий звук, воздух изо рта вылетает с огромной скоростью, и все говорят чихающему: «Будь здоров!» Правда, если тот, кто чихнул, болеет, то все вокруг быстро разбегаются, чтобы не заразиться, и уже не успевают прокричать: «Будь здоров!»

Во-вторых, когда начинают чихать крокодилы, это весело вдвойне, потому что, сидя в воде, они после каждого «Пхиии!» пускают по ней круги и при этом соревнуются между собой, кто же из них начихает самые большие круги.

Сильвестр, как ты знаешь, не умел чихать, и это его очень огорчало. Не то чтобы ему совсем никогда не хотелось чихнуть, но всякий раз, когда он пытался это сделать, его нос и рот как бы сами собой плотно сжимались, и оттуда не вылетало ни звука.

Как-то пролетала над Чёрной речкой птичка колибри по имени Бренда. Она увидела грустного Сильвестра наполовину в воде, а наполовину у самой кромки мангровых зарослей на берегу реки и решила спросить его, чем же он так опечален в этот прекрасный солнечный день (впрочем, на Ямайке все дни, ну или почти все, прекрасные и солнечные).

— Мне так грустно, дорогая Бренда, — отвечал Сильвестр слабым голосом, — что я совсем не умею чихать, как ни стараюсь. А так хочется иной раз прочистить нос и горло, пустить круги по воде, как любят это делать мои братья и сёстры! Наверное, я какой-то не такой крокодил…

И Сильвестр погрустнел ещё больше.

— Не печалься, — проговорила Бренда своим тоненьким голоском, плавно приземлившись точно на нос Сильвестра. Но тот почти этого не почувствовал, потому что колибри — очень маленькие и очень лёгкие птички. — Давай я тебе помогу.

— А как? — спросил Сильвестр, который не мог представить себе, что колибри найдёт способ поднять ему настроение.

Но всё дело в том, что Бренда была не какой-то там просто крошечной птичкой, а ВЫМПЕЛОХВОСТОЙ колибри, которые водятся только на Ямайке. Это значит, что её длинный тоненький хвостик был раздвоен. Бренда повернулась хвостом к Сильвестру, аккуратно вставила обе половинки своего хвоста в ноздри крокодила, пощекотала их пару секунд, и…

Сильвестр непроизвольно стал втягивать в ноздри воздух, затем нос и рот его открылись, и он с шумом и свистом чихнул. Да так, что Бренда отлетела от него далеко-далеко, вращаясь вокруг себя по кругам на воде, которые образовались от чихания крокодила. Все братья и сёстры Сильвестра, привлечённые громкими звуками, высунулись из воды и с удивлением наблюдали за непривычной картиной.

Хотя у Сильвестра от напряжения после чихания текли из глаз слёзы, он не замечал их и наконец-то был счастлив.

— Спасибо тебе, дорогая Бренда! — растроганно проговорил он, когда птичка колибри, отряхнув с перьев капли воды, вновь подлетела к нему.

— Не стоит, — скромно пискнула Бренда и махнула Сильвестру на прощание своим раздвоенным хвостиком. Она тут вспомнила, что должна спешить по своим неотложным делам.

С тех пор время от времени Бренда прилетала к крокодилу Сильвестру в гости, рассказывала ему о том, как живётся ей и другим птицам и животным в отдалённых от Чёрной речки частях острова. Сильвестру всё было интересно. Иногда он просил Бренду пощекотать ему ноздри её вымпелообразным хвостом, затем громко чихал и радовался жизни. Ну а для колибри это было очередное развлечение.

Так что в любой ситуации всегда найдётся тот, кто нам поможет.

ОСТРОВ ПУТЕШЕСТВУЕТ

В Карибском море, где всегда тепло, когда-то давно был маленький остров, который всегда мечтал о том, чтобы поплавать. Звали его Сент-Этьен.

Каждый день он с некоторой завистью наблюдал за проходящими мимо него большими круизными кораблями, которые не могли пристать к этому острову, потому что тот был действительно очень маленьким. Пассажиры, высыпавшие на палубы, при виде острова радостно махали ему руками, но затем быстро отворачивались и убегали внутрь судна по своим делам. И это, конечно, остров сильно огорчало.

На Сент-Этьене росли высокие кокосовые пальмы, широколистные банановые деревья, жили люди, которых, правда, было так мало, что даже на небольшом расстоянии остров казался необитаемым.

Однажды Сент-Этьену стало по-настоящему скучно. Сезон круизов закончился, и лишь изредка на горизонте можно было разглядеть смутные силуэты торговых кораблей, для которых маленький карибский остров был совсем не интересен. Вот и решил Сент-Этьен сам отправиться в путешествие.

— Как это, как это?! — заволновались проживающие на нем люди. — Остров не может путешествовать, да и мы пока ещё не готовы к смене обстановки. Мы ведь так привыкли к спокойной жизни в тёплом климате…

Но остров было не переубедить, как они ни старались. Сент-Этьен напряг все свои силы, долго тужился, чтобы суметь оторваться и оттолкнуться от морского дна. Наконец это ему удалось, и остров двинулся в путь.

Надо сказать, что плыл он совсем не быстро, так чтобы островитяне не страдали от морской качки и кокосовые плоды не начинали падать раньше времени на землю.

Так остров неспешно добрался до самой Антарктики. Сент-Этьен с восторженным вниманием разглядывал пингвинов, тюленей, морских котиков, китов и альбатросов. Те же были немало удивлены при виде кокосовых пальм и банановых деревьев, которых до сих пор в Антарктике не было. Да и проплывающие мимо Сент-Этьена айсберги, отливающие на солнце небесной голубизной, озадаченно и с любопытством рассматривали зелёные холмы и прозрачные реки на острове.

Однако в Антарктике, где и летом и зимой, как известно, очень холодно, зелёные холмы и прозрачные реки Сент-Этьена недолго оставались такими. Совсем скоро холмы, пальмы и банановые деревья припорошило снегом, прозрачные реки сковало льдом, а люди на острове не могли согреться, потому что у них, конечно же, не было тёплой одежды и отопления в домах.

Все вместе они стали уговаривать свой остров вернуться назад, в Карибское море, где, кстати, Сент-Этьен уже начали искать. Патрульные корабли долго кружили на том месте, где он когда-то был. Морские полицейские использовали даже громкоговорители, чтобы докричаться до исчезнувшего острова. Но все их усилия были тщетны.

Упрямый остров долго не соглашался подчиниться воле своих жителей и ещё какое-то время наслаждался антарктическими ледяными пейзажами. Но в конце концов и он стал мёрзнуть, потому решился прервать своё путешествие и отправился в обратный путь.

— Куда же вы пропали, Сент-Этьен? — строго спросил остров Самый Главный Морской Полицейский с патрульного катера. — Мы уже хотели объявлять вас в международный розыск!..

— Простите, уважаемый сэр, — отвечал Сент-Этьен. — Я больше никогда не буду срываться с места. Там, откуда я вернулся, очень холодно. И люди, и холмы, и реки, и пальмы с бананами там чуть было совсем не замёрзли. К тому же все мои друзья здесь, на Карибах.

Самый Главный Морской Полицейский с патрульного катера в ответ на эти слова кивнул головой, приложил правую руку к форменной фуражке, отдал Сент-Этьену честь и отбыл восвояси.

Островитяне же в честь своего возвращения домой устроили на острове большой праздник, который, по-моему, продолжается ещё и сейчас.

ДЕНЬ И НОЧЬ

День и Ночь никогда не встречались. Хотя и говорят: «Сменялись дни и ночи», при этом как бы забывают о том, что есть ещё и Утро, и Вечер между ними.

И вот как-то раз Утро и Вечер просто взяли и исчезли. Как сквозь землю провалились. Люди стали искать их повсюду, но не нашли и, сокрушённо качая головами, отправились по домам. Они подумали: «Может быть, Утро и Вечер вскоре сами найдутся? Ну не могли же они далеко уйти!»

Но Утро и Вечер не возвращались. Им просто захотелось устроить себе выходные дни — совсем как у людей, которым иногда надо отвлечься от дел, расслабиться и отдохнуть в своё удовольствие. Но чтобы их не нашли, Утро и Вечер решили скрыться на обратной стороне Луны, которая, как известно, с Земли не видна.

Когда настал День, всё вроде бы выглядело как обычно: сначала был завтрак, затем дети пошли в школу, а их папы и мамы — на работу. Машины, автобусы и трамваи привычно катились по широким улицам, а яркое Солнце в небе своими лучами указывало им путь.

Но вот уже Солнце быстро-быстро скатилось с неба. Оно так спешило скрыться, что даже не дало людям возможности насладиться красивым закатом, который до того так радовал их на исходе трудного дня.

А как же иначе: ведь Вечер пропал, и вслед за Днём сразу же наступила Ночь.

— Это так странно, — сказала себе Ночь, в мгновение ока окутав Землю. — Сегодня я как будто пришла гораздо раньше времени…

И разом высыпавшие на небе звёзды согласно замигали ей в ответ.

Люди, оказавшись после светлого Дня сразу в тёмной Ночи, были вынуждены побросать работу, отправиться домой и сразу лечь спать — даже без ужина, чтобы успеть выспаться и не опоздать на следующий День на работу.

Но хорошо выспаться им не удалось, потому что сразу же после Ночи наступил День, и многие из детей опоздали в школу, а их папы и мамы — на работу. Машины, автобусы и трамваи не успевали развозить пассажиров. На остановках выстраивались большие очереди, и весь город, казалось, безвозвратно выпал из привычного ритма жизни.

Когда люди уже совсем отчаялись, экипаж космического корабля, как раз пролетавшего мимо обратной стороны Луны, обнаружил там Утро и Вечер, сидящих на скамейке у подножия одного из лунных кратеров и весело болтающих о чём-то друг с другом.

— Пожалуйста, вернитесь на Землю, — попросили астронавты Утро и Вечер после того, как, конечно, вежливо поздоровались с ними. — Вас так все там ждут. Нельзя, чтобы на Земле воцарился беспорядок. Как же тогда на ней людям, а также животным и птицам жить?

— О, простите нас, — в один голос проговорили виноватым тоном Утро и Вечер. — Мы просто не подумали, что без нас на Земле не смогут обойтись. Конечно же, мы тут же вернёмся!

И Вечер успел сменить День как раз вовремя, так что дети и их папы и мамы, а также бабушки и дедушки смогли сытно поужинать, посмотреть телевизор и лечь спать в ожидании сладких снов и Утра, которое на этот раз наступило точно после Ночи.

Ведь верно говорят: соблюдай порядок — сон будет сладок.

ЯХТА И ПАРОХОД

Как-то новая Яхта и старый Пароход решили поспорить: кто из них быстрее доплывёт до горизонта.

— Конечно, я! — без тени сомнения звонким голосом заявила Яхта. — Я же современный, быстроходный корабль, хотя и небольших размеров. Смогу развить такую скорость, которая быстро доведёт меня до цели.

— Да, но я плаваю в морях и океанах уже много лет, — басовито прогудел Пароход, выпустив большое кольцо дыма из старомодной трубы на верхней палубе, — и, конечно же, не подведу своих пассажиров.

И вот они, не теряя времени, отправились в путь.

Белоснежная Яхта действительно развила небывалую скорость. Рассекая волны, она неслась к горизонту. Даже сопровождавшим её чайкам пришлось ускорить свой полёт, чтобы не отстать от Яхты, уже предвкушавшей вкус победы.

Пароход же в это время, натужно пыхтя, степенно двигался по направлению к горизонту. Его гребное колесо стремительно вращалось, разбрасывая мириады брызг, которые затем отскакивали от спин весёлой стаи дельфинов, как всегда напросившихся Пароходу в попутчики.

Так или иначе оба корабля неустанно двигались вперёд. Однако горизонт всё никак не приближался.

Перед тем как Солнце скрылось за горизонтом из виду, оно ещё успело подмигнуть белоснежной Яхте, как бы подбадривая её, хотя на самом деле скорее желало победы Пароходу, с которым было давно знакомо.

И вот уже стемнело, океан накрыла звёздная ночь с лунным полумесяцем. Граница между водной гладью и небом исчезла. Яхта и Пароход покачивались на волнах, потому что спешить уже было некуда — ведь горизонт откроется перед ними снова только утром.

Однако на рассвете начался сильный шторм. Резкий ветер поднял большие волны. Они обрушивались и на белоснежную Яхту, и на старый Пароход. Пассажиры обоих судов закрылись в своих каютах и, дрожа то ли от холода, то ли от страха, пережидали буйство стихии.

Особенно доставалось тем из них, кто отправился в плавание на Яхте. Она же была небольшой. Волны со страшным шумом перекатывались через неё, поднимали Яхту ввысь и затем бросали в морскую пучину. Хорошо, что это был не первый шторм в жизни белоснежной Яхты, и потому она не слишком беспокоилась.

Пароход, хотя и был давно привычен к штормам, так как много лет ходил по морям и океанам, всё же несколько волновался. Но не за себя, а за своих пассажиров.

— Главное, чтобы их не укачало, — говорил себе Пароход, и пар из его трубы становился всё гуще и гуще. — Иначе какое же для людей удовольствие — выход в море, если качка заставит их забраться в кровать и мучиться от бессонницы…

Однако утром ветер стих, волны улеглись, качка прекратилась, и Яхта с Пароходом снова устремились к горизонту. Но тот как был от них далеко, так и остался по-прежнему недостижимым. На то он и горизонт, чтобы виднеться вдали и никогда не приближаться.

Наконец Яхта устала от погони, двигатель её стал чихать, как будто был простужен, она остановилась, поджидая, когда Пароход нагонит её.

Ждать пришлось довольно долго, потому что Яхта, конечно же, опередила Пароход в этой гонке. Но тот за это нисколько на неё не обиделся.

— Почему же вы остановились, прекрасная белоснежная Яхта? — вежливо поинтересовался Пароход у своей соперницы.

— После ночного шторма я, кажется, поняла, — отвечала тихим голосом Яхта, — что всё дело не в скорости, а в достижимости поставленной цели. Но мы оба к ней стремились и оба были в движении. А это — главное, что от нас людям нужно, если они хотят плыть по морям.

— Верно, — мягко пробасил Пароход, — пусть горизонт останется для нас целью, к которой надо стремиться, но не всегда надо спешить, потому что в море время идёт особым, неспешным образом…

Стоявшее в зените Солнце улыбнулось, услышав эти слова, его лучи приласкали и белоснежную Яхту, и старый Пароход, отразившись яркими бликами в морских волнах. Пассажиры обоих кораблей высыпали на палубу и чувствовали себя счастливыми.

Потому что кто же не будет чувствовать себя счастливым, путешествуя по морям, по волнам?

Если, конечно, не будет шторма.

СВЕТОФОР-ПРОКАЗНИК

В одном городе на углу Большой улицы и Маленького переулка стоял самый обычный Светофор. Его задачей было регулировать движение машин и пешеходов: одним разрешать ехать или идти, а других — просить подождать, когда придёт их черёд пересекать перекрёсток либо переходить улицу по пешеходному переходу.

Для этого у самого обычного Светофора было три сигнала — сверху вниз — и три цвета: красный, что означало «Стоп!», жёлтый, что значило «Жди!», и зелёный — «Путь свободен!»

Поэтому все водители автомашин и пешеходы прекрасно знали, что им делать, когда загорался тот или иной сигнал. Конечно, иногда бывало и так, что кто-то из водителей или пешеходов пытался нарушить заведённый порядок. Но бдительный полицейский на перекрёстке по имени Роберт тут же журил их и грозился выписать штраф, так что нарушителей практически не было.

Но как-то однажды Роберт отлучился куда-то по своим делам. Светофору стало скучно, и он решил, как он сказал себе, «для разнообразия» поменять хотя бы на время цвета своих сигналов.

— Почему у всех светофоров во всём мире одинаковые цвета сигналов? — задался вопросом наш Светофор. — Ведь на свете существует много красок и их оттенков. Отчего, например, у меня на месте красного цвета не может быть синий, а вместо жёлтого, скажем, сиреневый и взамен зелёного — оранжевый цвет?

Сам Светофор, понятно, не мог перекраситься и позвал для этого знакомого Пожарного. У того была большая машина с сиреной и длинной-предлинной лестницей, которая легко доставала до самого верхнего сигнала Светофора.

Пожарный, которому в это время как раз было нечего делать, поскольку пожары в городе случались, к счастью, крайне редко, по просьбе Светофора привёз вёдра с разными красками, чтобы заняться перекрашиванием.

Правда, поначалу у Пожарного были большие сомнения насчёт того, стоит ли вообще это делать.

— А как же люди — водители и пешеходы — смогут разобраться, двигаться им или стоять на месте, когда вместо привычных сигнальных цветов они увидят совсем другие? — спрашивал Пожарный у Светофора.

— Ничего, — лениво отвечал тот, — разберутся. Всё новое поначалу всегда непривычно, но потом все так или иначе осваиваются, и жизнь продолжается…

Пожарного эти разъяснения, надо признаться, не вполне убедили, но он не хотел огорчать Светофор и покрасил его красный сигнал в синий цвет, жёлтый — в сиреневый, а зелёный — в оранжевый цвет.

Новые краски Светофора весело заиграли на солнце. Они были похожи на кусочек радуги, вдруг распустившейся над перекрёстком.

Но почему-то водители и пешеходы этому совсем не обрадовались. Они просто не знали, что делать, когда загорался, например, синий цвет: он не означал для них ничего, кроме того, что был синим. Соответственно, и сиреневый, и оранжевый цвета были для них просто яркими пятнами.

Движение на улицах встало. Водители беспрестанно гудели. Пешеходы на перекрёстке замерли, возбуждённо переговариваясь друг с другом. А Светофор в это время увлечённо играл своими новыми цветами и чувствовал себя превосходно.

Вернувшийся на перекрёсток полицейский Роберт увидел, что творится там из-за проказы Светофора, громко засвистел в свисток, почти что перекрыв гудки автомашин, подозвал к себе Пожарного и приказал ему немедленно вернуть привычные цвета сигналов Светофора, не обращая внимания на протесты последнего.

— Иначе, — строго проговорил полицейский Роберт, — я вам обоим выпишу бо-о-ольшой штраф за нарушение общественного порядка!

Пожарному, конечно же, очень не хотелось получать штраф. Он достал из пожарной машины большой брандспойт, включил воду и мощной струёй быстро смыл свежую краску с сигнальных фонарей Светофора.

Так на месте синего цвета вновь загорелся красный, на месте сиреневого — жёлтый, а вместо оранжевого — прежний зелёный.

Полицейский Роберт вновь свистнул в свисток. Светофор понял это как сигнал к действию, дисциплинированно включил зелёный цвет, автомашины пришли в движение, а пешеходы в это время терпеливо и с надеждой дожидались своей очереди на переход улицы.

Но вот и для них загорелся зелёный цвет, они дружно двинулись вперёд, и всё, таким образом, вернулось к прежнему порядку.

— Отлично! — проговорил полицейский Роберт, достал из своей наплечной чёрной сумки бутерброд с сыром и с чувством исполненного долга не спеша и с удовольствием съел его.

— Извините, уважаемый сэр, — виновато проговорил Светофор, — я больше так не буду! Приятного аппетита!

— Спасибо, — вежливо поблагодарил полицейский Роберт. Он больше не сердился и не грозил штрафом. Во-первых, потому, что был сыт, а во-вторых, потому, что порядок был восстановлен.

А ведь это — самое главное. Не так ли?

МОЛОТОК И ГВОЗДЬ

Молоток, которому в любом доме всегда найдётся место, гордился и своей длинной деревянной рукояткой, и своей металлической ударной частью, которая состоит, как известно, из бойка, клина и носка. Все это вместе позволяло Молотку время от времени демонстрировать силу и мощь окружающим. Если, конечно, Мастер Генри находил ему занятие.

Вообще-то у Молотка никогда раньше не возникало сомнений насчёт того, что он делает. Если ржавый гвоздь торчит из старой доски, его обязательно надо забить обратно. Если понадобится повесить на стену картину, то и тут без Молотка не обойтись.

Вот и сейчас, когда пришла пора украсить стену гостиной большого загородного дома только что приобретённой Хозяином новой картиной, Мастер Генри взял в руки Молоток и на мгновение задумался, глядя на изображённый на холсте городской пейзаж.

На полотне рядком расположились дома со старинными фасадами. Параллельно им выстроились привычные к городской пыли и копоти тополя с аккуратно подрезанной шаровидной кроной. Под ними разместились белые урны для мусора. А в нижнем левом углу картины почти что на проезжей части застыла в стремительном движении вперёд к неведомой цели фигура человека в белом.

Было видно, что художник не жалел красок, их плотные слои создавали дополнительное ощущение объёмности пейзажа. Вот такая это была картина!

Мастер Генри оторвал наконец от неё взгляд, повертел Молотком в руке, нацелился в нужное место и поначалу слегка ударил Молотком по шляпке Гвоздя.

— Ой! — услышал Мастер Генри вдруг чей-то тонкий голос. — Больно!

Оказалось, что это вскричал Гвоздь, которого готовились загнать в стену.

— Никогда такого не было… — растерянно произнёс Мастер Генри и намерился было, не обращая внимания на Гвоздь, разом покончить с этим в общем-то нехитрым делом — развеской картин.

— Погодите! — вдруг заупрямился Молоток в руках у Мастера Генри. — Наверное, ему и правда больно! А я не хочу причинять ему боль!

— Спасибо, уважаемый Молоток! — растроганно проговорил Гвоздь. — Вы так добры ко мне. Это ведь очень редкое в наше время чувство…

— Не за что, — отвечал Молоток. — Я только сейчас понял, как много я принёс в своей жизни боли тем вашим сородичам, которых приходилось забивать в стены, полы, в шкафы и двери. Но вы — первый, кто сказал правду о том, что чувствуют при этом гвозди…

— Но что же делать мне? — вопросительно развёл руки Мастер Генри. — Как повесить картину, если не трогать Гвоздь? Что скажет Хозяин дома, узнав, что мы не справились с таким простым заданием?

— Придумал! — вскричал Молоток, который так и оставался без движения в руке Мастера Генри. — Давайте попросим Шуруп сыграть роль крепления для картины. Ведь его надо не вбивать, а просто вкручивать в стену при помощи отвёртки, и Молоток тут не нужен.

— Пожалуйста, — охотно откликнулся на просьбу Шуруп, до этого мирно почивавший в переносном ящике Мастера Генри. — Мне даже нравится, когда меня вкручивают в какую-либо поверхность. Для меня это похоже на танец, в котором приятно кружиться…

Отвёртка, которой, понятное дело, также нашлось место в ящике Мастера Генри, конечно, не возражала против того, чтобы прийти на помощь в столь важном деле.

Не прошло и пары минут, как картина висела на положенном ей почётном месте на стене. Хозяин дома был очень доволен и даже выдал Мастеру Генри премию за его старания.

Как видим, доброта всегда бывает вознаграждена…

УТОЧКА СТЕЛЛА И УТЁНОК МАЙК

Утёнок Майк жил под мостом.

Не то чтобы он жил совсем в воде, нет — он жил в воде по колено. Это самый лучший способ сделать так, будто ты купаешься, и не подать виду, что ты почти совсем не умеешь плавать.

А утёнок Майк как раз и не умел плавать — почти совсем не или совсем почти не — это не столь уж существенно, главное, что не умел. Но когда взрослые укоризненно и с сожалением говорили ему: «Бедный утёнок Майк, ты совсем не умеешь плавать…» — «А что, я — рыба?..» — отвечал утёнок Майк, и взрослым волей-неволей приходилось с этим соглашаться, потому что, в отличие от утёнка Майка, зоологию они уже проходили.

Утёнок Майк очень любил лежать в полдень на берегу реки, подняв кверху лапки, и разглядывать сквозь тонкую, нежную перепонку ровный, брызжущий светом блин солнца.

Это занятие ему нисколько не наскучивало, потому что всякий раз он с удивлением обнаруживал, что, если глядеть на солнце сквозь перепонку на лапках, то оно кажется то оранжевым, то жёлтым, то зелёным, то фиолетовым.

В этот день утёнок Майк точно установил, что солнце было явно… голубого цвета, и, вскочив, зашагал к реке.

— Ах! — неожиданно воскликнул утёнок Майк, потому что вдруг увидел уточку Стеллу, плывущую по реке. — Ах, как красиво она плывёт!

И в самом деле — одно удовольствие было наблюдать за тем, как плыла по реке уточка Стелла, высоко подняв хвостик и задрав клюв почти к самому небу.

Но вот над рекой пронёсся лёгкий ветерок, речка наморщилась от его дыхания, и уточка Стелла стала часто-часто кивать головой, клюв её стал пропадать в реке, и только хвостик всё так же был ясно виден.

— Ах, она, должно быть, тонет! — обеспокоенно произнёс утёнок Майк, потому что просто не умел ещё думать про себя, и когда ему надо было что-то подумать, он просто говорил это вслух. Оттого и мысли его были всем понятны.

— Ах, она, должно быть, плохо плавает! — воскликнул утёнок Майк. — Наверное, совсем как я…

Он проговорил это довольно громко и на всякий случай оглянулся, чтобы убедиться, что на сей раз его мысли никто не слышит.

— Но ей надо помочь, её надо спасать! Или нет — спасти! — забормотал утёнок Майк, на минуту задумавшись над грамматикой. — Именно спасти! И это должен сделать я! А почему именно я? Наверное, потому, что кроме меня здесь, под мостом, никто не живёт!

И утёнок Майк кинулся спасать уточку Стеллу, бросившись прямо в речку, и стал быстро-быстро перебирать лапками.

Он добрался до уточки Стеллы в тот самый миг, когда острый клювик её почти совсем исчез под водой. Утёнок Майк стал подталкивать уточку Стеллу своим клювом вперёд, к берегу, к тому самому мосту, где вода была ему по колено и где он, стало быть, и жил.

Когда утёнок Майк стал делать ей на берегу искусственное дыхание, как он читал об этом в книжках, сидя под мостом, уточка Стелла тихо проговорила:

— Пи-пи…

И утёнок Майк сразу понял, что уточке Стелле больше не грозит опасность…

Он провёл с ней вместе прекрасные два дня. И когда утёнок Майк обнимал её, уточка Стелла тихо и нежно выговаривала:

— Пи-пи…

И ему сразу становилось легко и радостно на душе.

Когда он предлагал уточке Стелле вкусного червячка на завтрак, а потом на обед и ужин, она опять говорила:

— Пи-пи…

И почему-то всегда отказывалась.

Когда он играл с ней, то тоже слышал всё время:

— Пи-пи…

И понимал, что ей, наверное, очень приятно играть с ним, утёнком Майком.

Но на третий день, когда уточка Стелла сказала ему, проснувшись: «Пи-пи», утёнок Майк вдруг услышал, как кто-то совсем рядом громко плачет.

Это плакала девочка Анни, которой так жалко было потерять резиновую уточку Стеллу, потому что она успела с ней крепко подружиться ещё давным-давно, до того как она её потеряла и вот — нашла.

Девочка Анни крепко прижала уточку Стеллу к груди, та громко проговорила:

— Пи-пи…

И утёнок Майк понял, что потерял уточку Стеллу навсегда.

Он не плакал, потому что это было впустую, так как он был ещё мокрый после купания, и только грустно смотрел вслед девочке Анни и уточке Стелле, и ему ещё долго-долго слышалось знакомое «Пи-пи»…

Утёнок Майк впервые в жизни поднялся на мост и пошёл по нему, оставляя на асфальте мокрые следы перепончатых лапок — левой-правой, правой-левой — и так до тех пор, пока не дошёл до большого озера, где не было моста, но зато было вдоволь воды и солнца…

В полуденные часы утёнок Майк очень любил лежать на берегу озера, подняв кверху лапки, и разглядывать сквозь нежную, тонкую перепонку ровный, брызжущий светом блин солнца. А потом он входил в озеро по самую грудку и плыл на самую середину водной глади. А почему?

Потому что утёнок Майк умел плавать.

А ещё потому, что для этого вовсе не обязательно быть рыбой.

БУКВА А И БУКВА О

Как-то Буква А и Буква О решили прогуляться в лесу вдоль речного берега. Речка по имени Антония была не шумной, не бурливой. Она спокойно несла свои воды к ближайшему морю, хотя, по правде говоря, это море было очень далеко от того места, где прогуливались обе буквы.

Однако прогуливаться вместе им было совсем не просто: Буква О ведь была овальной формы, то есть могла катиться по берегу, покрытому низкой травой. А вот Буква А должна была вышагивать по прибрежной тропинке, потому что иначе двигаться ей было бы невозможно — просто посмотрите на то, как она выглядит!

Так они прошли совсем немного вдоль речного берега. Причём Буква О, конечно же, чаще всего опережала подружку, и полноценного разговора у них не получалось.

«А что, если…» — только подумала Буква А, как Буква О тут же откликнулась, как будто умела читать мысли других:

— О, это было бы прекрасно!

Оказалось, что они вместе подумали об одном и том же: зачем неудобно идти, когда можно удобно… плыть по реке? Обе буквы могли легко держаться на воде, и опасность утонуть им не грозила.

Но как же им плыть вместе, так чтобы не отстать друг от друга?

— А я предлагаю сделать плот! — воскликнула, хлопнув себя по лбу, Буква А.

— Ой, но каким же образом мы этот плот сделаем? — с сомнением в голосе высказалась Буква О. — У нас же ведь нет с собой никаких инструментов.

— А это очень просто, — откликнулась Буква А. — Мы сделаем плот из… себя.

— О, — с удивлением промолвила Буква О, — вот как… — и ненадолго задумалась.

— О, я поняла! — буквально через пару секунд восторженно заявила Буква О. — Я лягу на воду, а ты встанешь на меня, опершись обеими ногами, как будто ты — парус, и мы поплывём в таком виде вместе по реке по имени Антония подобно кораблю…

— А я подвяжу, пожалуй, себе на макушку мой красный шейный платок, — рассудительно заметила Буква А.

Так обе буквы и поступили. Они спустились к реке, шагнули в воду. Буква О не спеша улеглась на её поверхность. Буква А встала по обоим краям Буквы О, распустила свой красный шейный шарф, повязала его себе на макушку — вот и получился даже не плот, а целый корабль, плывущий по реке по имени Антония.

Антония очень обрадовалась тому, что по ней отправились в плавание Буква А и Буква О, ведь и в её имени эти две буквы тоже присутствовали. Так что можно сказать, что их связывали почти родственные отношения.

— О, как здорово плыть по реке! — радостно восклицала Буква О, слегка приподнявшись над водой, чтобы Буква А её услышала. — Это куда удобнее, чем просто идти или катиться. Главное, не надо ничего делать — просто лежишь на воде, а река сама несёт тебя вдаль…

— А я думаю, как это замечательно, когда можно никуда не торопиться и спокойно наслаждаться пейзажами вдоль реки! — не менее радостным тоном возвещала Буква А, которой, конечно же, было видно сверху гораздо больше, чем качавшейся на речных перекатах Букве О.

Так они и плыли, наслаждаясь чистой водой, цветущей природой, лёгким ветерком, который развевал красный шарф на макушке Буквы А, и чувствовали себя просто великолепно.

Но тут вдруг забеспокоилась река Антония: она вспомнила, что забыла предупредить друзей, что у них впереди на пути низвергающийся глубоко вниз водопад и что, если обе буквы попадут в него, они могут пораниться об острые камни или вовсе — погибнуть.

«Что же делать?» — стала напряжённо размышлять река Антония, и тут ей пришло на ум обратиться к живущему неподалёку бобру по имени Гектор.

Гектор был очень умным бобром. Он сразу сообразил, в чем дело, и немедленно начал сооружать на реке плотину, которая должны была остановить плывущие по воде буквы ещё до того, как они достигнут водопада.

Так и произошло. Бобровая плотина перегородила реку, Букве А и Букве О пришлось остановиться. А когда они узнали от бобра по имени Гектор, в чем причина этой неожиданной остановки, то принялись горячо благодарить его за спасение.

— О, как мы вам благодарны, уважаемый Гектор! — говорила Буква О.

— А позвольте вас поцеловать, дорогой Гектор? — вежливо спросила Буква А.

Бобёр по имени Гектор был очень смущён, но, понятно, не возражал против поцелуя.

Река по имени Антония успокоилась. Её воды сгладились, и она на прощанье прошелестела обеим буквам:

— До свида-а-анья!..

Приключение на воде Буквы А и Буквы О завершилось. Они попрощались с рекой Антонией и с бобром по имени Гектор. Ведь им надо было спешить назад, к Алфавиту, где они были неотъемлемой его частью.

А какой же Алфавит полноценен без Буквы А и Буквы О?

Вы согласны?

ПУСТОТА

Пустота жила в пещере, затерянной в предгорье, к которому вплотную подступал густой лес. Пустота была в пещере одна. Точнее говоря, её окружали скалистые стены пещеры, а также сталактиты и сталагмиты — сосульки, свисающие со сводов пещеры либо растущие от её пола вверх.

Иногда стекавшая с сосулек вода капала так громко, что Пустота бывала вынуждена призывать на помощь Тишину, с которой дружила, чтобы та навела в пещере порядок. Тогда сосульки боязливо застывали, и Пустота могла в полной мере наслаждаться и Тишиной, и Темнотой, которая царила в пещере.

Пустота никогда не выходила из пещеры. Да и зачем ей надо было это делать, если в пещере было всё спокойно, и даже смена дня и ночи проходила там незаметно.

Но вот однажды Пустоте стало скучно. Ей вдруг очень захотелось с кем-то поболтать. Но с подругой Тишиной не поболтаешь, иначе та не была бы Тишиной. Сосульки, понятно, тоже на роль собеседников не годились. Да и Темнота была неразговорчива.

Но вот, когда Пустота уже почти отчаялась, не зная, как преодолеть скуку, в пещеру как-то днём случайно влетела летучая мышь по имени Венди.

Это была очень вежливая летучая мышь, поэтому, прежде чем обосноваться в пещере, она спросила разрешения у Пустоты, можно ли в ней устроиться.

— О, конечно! — гулким эхом ответила обрадовавшаяся визиту Венди Пустота. — Пожалуйста, располагайся, будь как дома…

— Спасибо, уважаемая Пустота! — проговорила летучая мышь. — Здесь у вас так удобно и тихо, есть за что зацепиться и хорошо выспаться…

Надо сказать, что летучие мыши — так уж у них повелось — спят днём, а летают по округе в поисках пищи ночью.

Но Пустота этого не знала и стала задавать Венди много вопросов на тему о том, что происходит в большом мире, снаружи пещеры, так же ли пусто там, как здесь, среди сталактитов и сталагмитов.

Летучая мышь начала было рассказ о том, как ей живётся под ночным звёздным небом, каково это — быть рукокрылым и как здорово уметь летать, но у неё стали быстро слипаться глаза, и Венди заснула крепким сном, разместившись на каменной стене пещеры в привычной позе головой вниз.

Пустота из-за этого совсем не обиделась на Венди. Ведь теперь в пещере стало не так пусто, и даже сосульки на время прекратили свою капель, чтобы не мешать Венди спать сладким сном… Во всяком случае, до тех пор, пока не наступила ночь и летучая мышь на время покинула пещеру…

Но потом, когда снаружи уже рассвело, она вернулась. Да не одна, а с десятками сородичей — других летучих мышей. Все они хором поздоровались с Пустотой, но ответа так и не дождались.

А почему? А потому, что Пустота попросту… исчезла! Ведь пещера была уже не пустой — её заполнили летучие мыши, да и сталактиты со сталагмитами тоже сразу ожили, заполучив такую дружную компанию. Они даже умудрились сделать так, что капли с них стекали теперь очень тихо или будто бы подчинялись какому-то особому ритму, убаюкивавшему летучих мышей.

Венди, конечно, немного расстроилась из-за того, что так вот получилось с Пустотой. Но потом её так потянуло в сон, что она, запахнувшись крыльями, как одеялом, повисла, как и другие летучие мыши, под сводом пещеры и заснула.

Ей приснилось, что Пустота никуда не исчезла, а просто растворилась в большом мире за пределами пещеры и радуется многообразию жизни в нём.

Пусть и Пустоте улыбнётся счастье!

МОЛОКО УБЕЖАЛО

Вообще-то Молоко не привыкло бегать. Оно спокойно собиралось в путь от коровы, которая и давала Молоко (её звали Хельга), до молочного комбината. Там оно очищалось, охлаждалось и затем переливалось в стильные литровые картонные пакеты. А уж оттуда, совершив небольшой переезд, Молоко попадало на полку в магазине, где его мог купить любой желающий.

В этот раз Молоко купила девушка по имени Анна. Придя домой, она разогрела плиту, налила Молоко в кастрюлю, поставила её на огонь, а сама пошла в гостиную, чтобы поболтать по телефону с подружкой. Подружку звали Барбара.

Тут-то Молоко и надумало сбежать. Когда вода стала кипеть всё сильнее и сильнее, оно вместе с пенкой перелилось через кастрюлю на плиту, затем перетекло на подоконник и, так как окно было этим летним днём открыто, выскользнуло на улицу.

На улице ему очень понравилось. В отличие от молокозавода или тесной кухоньки в квартире девушки Анны, на улице было очень оживлённо: мимо проносились машины, сновали люди, шумели на ветру своими кронами деревья, пели птицы.

Вслушиваясь во все эти звуки, Молоко вспомнило о том, что когда-то слышало сказку о стране, где текут молочные реки с кисельными берегами и все вокруг живут счастливо.

«Как бы мне найти эту страну?» — подумало Молоко и решило для себя, что надо просто двигаться вперёд.

Тротуар на улице, где Молоко очутилось, сбежав от девушки Анны, был ровный и чистый. Ещё он был очень длинным, таким длинным, что казалось, будто он уходил в бесконечность. На самом деле это было, конечно, не так, потому что время от времени тротуар прерывался там, где одну улицу пересекает другая. Так что Молоку пришлось не раз останавливаться и дожидаться зелёного сигнала светофора, чтобы затем двинуться дальше.

— Простите, как мне найти страну с молочными реками и кисельными берегами? — вежливо спрашивало Молоко у прохожих. Но многие из них просто спешили по своим делам, не замечая Молока.

Мальчишки на самокатах, пролетая на большой скорости мимо, громко смеялись в ответ. Только старушка в лёгком ситцевом платьице и белой шляпке на седой голове, услышав вопрос, наклонила голову поближе к Молоку и прошепелявила с ноткой грусти:

— Я и сама ищу эту страну всю жизнь. Только где она, никто не знает…

Проходил мимо пёс по имени Сэм. Подмигнув, он весело тявкнул:

— Нигде не может быть лучше, чем на кухне у моего хозяина Эдвина. Когда он зовёт меня туда, я чувствую прямо прилив счастья…

Чёрный кот по имени Блэк, неожиданно оказавшийся рядом в тот момент, когда Сэм скрылся за поворотом, ничего не сказал. Он вспомнил, что как раз пришло время обеда, и в несколько приёмов… быстро слизнул с тротуара убежавшее Молоко.

Довольно облизнувшись, Блэк помчался домой, в свой зелёный тенистый двор, до которого было всего лишь два квартала.

Так и закончился у беглеца путь в страну с молочными реками и кисельными берегами, о которой никто не знает, где она.

А девушка Анна всё так же продолжала ворковать по телефону с подругой по имени Барбара и ещё не знала, что гречневую кашу ей придётся в этот раз есть без молока…

ГОЛУБЬ И ЛУЖА

Только что прошёл сильный дождь, и на местами неровном уличном асфальте образовалась Лужа. После дождя в ней отражалось осторожно выглянувшее солнце, а прохладный ветерок создавал на поверхности Лужи лёгкую рябь, и Луже иной раз казалось, что она — что-то вроде мини-моря.

Поэтому Лужа была очень недовольна, когда спешившие по своим делам прохожие неуважительно наступали на неё, да ещё и поругивались, если вода попадала им в ботинки и туфли.

«Как-то это непочтительно по отношению ко мне, — размышляла возгордившаяся вдруг Лужа, — неужели люди не могут просто обойти меня? Ведь места на тротуаре вполне достаточно!»

Иногда прямо по Луже проезжали и мальчишки на электросамокатах, и взрослые, солидно выглядевшие люди на велосипедах. Не то чтобы Луже было больно от всех этих прикосновений — ведь воде больно не бывает — но раздражение в ней росло.

Луже просто хотелось красоваться перед всеми на уличном асфальте, наслаждаться прикосновением ласковых солнечных лучей и прохладного ветерка, а не разбрасывать вокруг себя снопы брызг, попадавших и на обувь, и на одежду прохожих, а то и на колёса проезжавших мимо автомашин, которые, впрочем, по этому поводу явно не слишком беспокоились.

И вот тут около Лужи мягко приземлился сизый голубь. Его звали Рино. Сначала он наклонил голову близко к Луже — влево, затем вправо — и на какую-то долю секунды залюбовался своим отражением. В конце концов, дождь ведь идёт не каждый день, и не каждый день появляются лужи, в зеркало которых можно посмотреться и проверить, всё ли в порядке с причёской и не прилипла ли к клюву какая-нибудь сладкая крошка.

Прихорошившись, Рино приблизил свой клюв к Луже и принялся не спеша, с чувством собственного достоинства пить из неё. Как делают все голуби, да и другие птицы и даже некоторые звери на этом свете.

Лужа, понятно, не возражала. Ведь лужи для того и существуют, чтобы с их помощью могли утолить жажду те, кто летает, а также бегает и прыгает.

— Ах, какая вкусная и чистая у вас вода! — воскликнул вдоволь напившийся Рино, обращаясь к Луже.

— Ещё бы — в ней отражается солнце! — гордо отвечала Лужа. — И вообще я похожа на море, только без волн.