12+
Колдовской отведай плод

Бесплатный фрагмент - Колдовской отведай плод

Первая часть дилогии «Колдовской плод»

Объем: 356 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1. Музей магии. Архив и совещание у начальника

— Я тебя решительно не понимаю.

— Ну, пойми как-нибудь по-другому. Робко, что ли.

(Из трактата «Два веселых мага»)

Ранняя осень, вступив в Ойлин, столицу Данетии, осыпала деревья легкой позолотой, затянула небо синевато-серыми тучками и спрятала жаркие солнечные лучи в природную кладовую до следующего лета.

Ночью прошел дождик, и на мостовой то тут, то там темнели лужи, в которые я, топая рано утром на работу, то и дело наступала, чертыхалась, после чего долго трясла ногой, пытаясь минимизировать болотце, образовавшееся в туфле. Из палаток одноотцовцев, раскинутых в подворотнях и прямо на мостовых, выглядывали заспанные физиономии. Я запнулась о палатку, и та чуть не рухнула, обдав меня брызгами и приглушенной руганью.

— Извините! — раздраженно гаркнула я.

В голосе моем не было ни нотки раскаяния, ведь просить прощения надо было как раз одноотцовцам — я зацепилась за колышек палатки и чуть не взвыла, когда обнаружила на чулке очередную затяжку. Никакой зарплаты не хватит на чулки, честное слово! Может, и правда, послушаться маму и уехать к ней в далекую Антистру, где она живет уже три года? Познакомиться там с хорошим парнем, одним из тех, что она без конца сватает, и не думать больше о нехватке средств на квартплату, одежду и еду.

Музей магии, где я работала, расположен почти в центре Ойлина, в престижном старинном районе. Здесь живут магическая знать и богатые безмаги, лояльные к нынешнему правительству. Пышные особняки своим экстерьером напоминают о прежних временах, когда в почете были магические искусства. Проходя тут ежедневно, я неизменно любовалась расписными стенами, ажурными наличниками, величавыми шпилями — всем, что чудом сохранилось после многочисленных стычек магов с безмагами. Особым удовольствием я считала находить каждый раз какую-нибудь новую деталь в росписи стен. Порой казалось, будто детали подрисовываются ежедневно. Хотя, конечно, это не так. Росписям, украшавшим фасады, исполнилось, как говорила мама, в обед триста лет.

Вот и сейчас я остановилась, чтобы как следует рассмотреть привлекшую внимание картину. Высокий красивый маг, изображенный на глухой стене одного из богатых домов, протягивал мне яблоко с воткнутым в него серебристым кинжалом.

Мага мы с моей подругой Данни назвали яблокожором, строили ему рожи и глазки, и, кажется, были немного влюблены. Неловко вспоминать, как однажды из дверей дома вышел пожилой мужчина и, увидев меня, дразнящую нарисованного мага, принялся громко и сердито отчитывать. В детстве я постоянно робела и всего стеснялась, поэтому вместо того, чтобы ответить «сам такой», покраснела и бросилась прочь, а потом несколько дней ожидала, что меня арестует патруль безмагов. Долго еще после того случая я обходила дом яблокожора стороной, пока, не переборов страх, приблизилась к нему почти вплотную. Маг все так же улыбался со стены — казалось, чуть укоризненно. Наверное, он обижался на мое долгое отсутствие…

Непонятно, что привлекло внимание сейчас. Но, едва глянув на картину, я посмотрела пристальней и уже не смогла отвести взгляд. Притягивала к себе одна деталь — рукоять кинжала. Ее изобразили не гладкой, а с инкрустацией. Тонкие линии складывались в какой-то рисунок, и я пыталась понять, в какой именно. Поэтому не сразу заметила быстроходку, несущуюся по дороге. А когда заметила, не поверила глазам. Машина мало того, что неслась с огромной скоростью, подпрыгивая на булыжниках мостовой, так еще и виляла из стороны в сторону, словно мчалась по горному серпантину. Водитель что, с ума сошел? Разве можно садиться за руль пьяным или с похмелья?

Я едва успела отпрыгнуть в сторону, почти впечатавшись в резную ограду одного из особняков и, конечно, зацепила второй чулок.

— Разуй глаза, ненормальный! — громко посоветовала я белобрысому затылку.

Впрочем, хозяин затылка меня даже не заметил. Так же, как и палатку одноотцовцев. Оппозиционерам повезло меньше — быстроходка выдрала из мостовой ближайший к ее траектории колышек и потащила за собой. Палатка смялась, увлекаемая за колышком, а трое одноотцовцев в одночасье лишились жилища. Из-за угла вывернул магический патруль и бодро направился к нарушителям порядка. Последние нарушителями признавать себя не желали, громко возмущались и указывали в сторону, куда скрылась вихляющаяся быстроходка. Патруль не поверил бастующим на слово, и троица потерпевших принялась оглядываться в поисках свидетелей. Я сочла за благо как можно быстрее смыться. Куранты отбили без четверти девять. До начала работы всего ничего, а опаздывать нельзя — штраф за нарушение трудовой дисциплины бросил бы меня в очередную финансовую яму.

В принципе, я уже почти пришла. Музей магии находился рядом с государственными курантами — монументальной старинной башней, которая настраивала работу часов во всей стране. Изобретенные на заре магических времен, куранты с тех пор не претерпели больших изменений. Все тот же серый камень и деревянные ворота. Все та же винтовая лестница, ведущая к верхней обзорной площадке. Говорят, к изобретению курантов приложил руку сам святой Улия. Так ли это на самом деле — неизвестно. Многие факты истории в темные времена безмагии были перевраны и искажены. Взять хотя бы находящийся здесь же, на площади рядом с музеем и курантами, фонтан Великих Подпор, к которому я неизменно подходила каждое утро, чтобы безмолвно поприветствовать шестерку.

Во времена безмагии фигуры Великой шестерки не раз хотели переделать и даже переплавить, но скульптурная группа оказалась укрыта таким плотным магическим пологом, что снять его можно было только разрушив куранты. Тогда фонтан объявили памятникам шести ремеслам и оставили в покое. Но, несмотря на жалкие потуги безмагов похоронить память о Подпорах, каждый житель Данетии знал, кто эти четверо мужчин и две женщины.

Вот Инея, великая целительница и травница, с букетом цветов в одной руке и с книгой — в другой. Ее заговоры до сих пор считаются одними из самых действенных.

Вот Кайнан со свирелью, прижатой к губам — бывший пастух. Он первым уверовал в чудесный порошок, а затем воспел его в многочисленных песнях и балладах.

Рнав со свитком, хронист, записывающий сперва все, что придется, а позже — песни Кайнана, кои лились из пастушка рекой, да житие Святого Улии. Именно благодаря его неустанному труду сохранились многие эпизоды из жизни Улии и Подпор.

Пышнотелая Биаска, финансовая Подпора, без которой Улия погряз бы в нищете и безвестности, изваяна с денежным мешочком в левой руке и монеткой — в правой.

Лепарь, как понятно из его имени, был лекарем. Он неустанно пользовал больных, применяя могуллий, и экспериментальным путем выводил дозу порошка для лечения той или иной хвори. Неизвестно, впрочем, все ли его эксперименты закончились успехом.

Замыкал шестерку Подпор кузнец О-Фрари, опирающийся на огромный молот, изготовитель несметного количества артефактов. Он придумал технологию сплава волшебного порошка могуллия с металлом, в результате чего последний приобретал магические свойства.

Я не страдала религиозным фанатизмом. Однако каждый из этой шестерки внес значительный вклад в жизнь страны, поддерживая Улию и творя магию, без которой немыслима жизнь Данетии вот уже почти тысячу лет. Впервые о Подпорах мне поведал один маг, самый первый маг, с которым я познакомилась. Когда-то, будучи ребенком, я спасла его от преследования. И с тех пор его образ жил в отдаленном уголке моего сердца…

А вот и наш музей. Высоченное шестиэтажное здание с узкими окнами и ажурными ставнями, оно так же плотно опутано сетью магического контура, как плененная муха — паутиной. Контур играет роль и сторожа, и надзирателя — в случае опоздания начальник тут же получает компромат на нарушителя.

Во времена безмагии здесь располагался антимагический комитет, состоящий, впрочем, из тех же самых колдунов, хотя и лояльных к власти. Три года назад, когда правительство сменилось, комитет выдворили, а на месте его обитания решили организовать музей магии — для наглядной демонстрации, чего лишилось население страны, находившейся под гнетом безмагов. И, как только архив музея объявил набор сотрудников, я без раздумий пришла на самую мизерную зарплату. Потому что работать с артефактами мечтала с момента получения маго-взора.

Я вбежала в музей в девять часов пять минут — охранники при этом неодобрительно покачали головами — проскакала вниз по лестнице в архив, плюхнулась на стул, отдышалась и принялась за работу. Машинально ворошила рукописи на столе, откладывала в сторону те, что требовали расшифровки или перевода с домагического языка на современный данетский. Отбирала экспонаты, предназначенные для детального описания свойств. Подходящие для экспозиции складывала в специальный ящик — его потом заберут и отнесут в зал.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась слегка оплывшая фигура начальника, миста Банкин-тонса. Ко всегдашнему унылому недовольству на его физиономии прибавилось возмущение.

— Мирохарда, — сердито произнес он, дергая мочку правого уха. — Сколько можно? Я предупреждал или нет, чтобы вы прекратили таскать сюда своего поклонника?

— Какого поклонника? — изумилась я, так как, во-первых, ожидала взбучку за опоздание, а во-вторых, припоминала, был ли у нас с начальником разговор о каких-либо поклонниках. Но так и не вспомнила.

— Того самого. Он снова явился. Только теперь почему-то ко мне. Убедительно прошу оставить свою личную жизнь за порогом музея!

— С этой стороны или с той? — невинно спросила я.

Начальник погрозил пальцем.

— Бросьте свои шуточки. Передайте, чтобы больше сюда не являлся!

Мне стало безумно интересно, кого он принимает за ухажера.

— Нашли место для свиданий! И ведь какой предлог придумали, не подкопаешься! Он, видите ли, то одну штучку принесет, то другую. Хоть бы что-то оказалось магическим! А сегодня приволокся с грудой задрипанных книжек.

Я, наконец, поняла, кого он имеет в виду. Заявилось мое личное наказание в лице Ербин-тонса.

— Я, его, конечно, впущу. Но не сегодня, а завтра. И чтобы это было в последний раз, понятно?

— Понятно.

— Как только разберетесь со срочными делами, поднимитесь в мой кабинет на совещание. Я сделаю важное заявление. Кстати, чем вы занимаетесь сегодня вечером?

Это был его дежурный вопрос. Мне так и не удалось определить — то ли он пытается за мной ухаживать, то ли выпытывает, сколько времени я провожу в архиве сверхурочно. Он ни разу не предложил прогуляться или вместе поужинать. Впрочем, ведь и я всегда отвечала, что занята.

— Ну-ну. Кстати, за опоздание я лишаю вас полугодовой премии.

Начальник раздраженно подергал за ухо, развернулся и вышел.

Я показала его спине язык. Вот интересно, если бы вечером я была свободна, премия осталась бы при мне или нет? Лишиться ее в моем теперешнем положении — просто катастрофа. Каждый фрар — да что там фрар, каждый биас был теперь на счету.

Закончив разбирать экспонаты, я побежала наверх, в кабинет Банкина. Совещание было в самом разгаре: подчиненные мирно дремали, начальник что-то бубнил, глядя в бумажку. Увидев меня, встрепенулся:

— Наконец-то. Садитесь, Мирохарда. Вы как раз вовремя. У Истан-тонса есть к вам пара вопросов.

— У меня? — пробудившийся заместитель похлопал глазами и недоуменно воззрился на начальника.

— У вас, — с нажимом повторил тот.

— А, да-да. Мирохарда, доложите готовность к открытию первой экспозиции.

Я доложила. Перечислила экспонаты, исследованные на прошлой неделе, отметила особо ценные, прикинула затраты.

— Это все замечательно, — сказал Банкин. — Однако мы до сих пор не имеем ни одного экспоната, изготовленного собственноручно Святым Улием или одной из Великих Подпор. Вчера, как вы знаете, меня вызывали в министерство магической культуры. Я имел очень неприятный разговор с заместителем по Святому наследию. Мы, дескать, засиделись на местах, закопались в архивах (сердитый взгляд в мою сторону), превратились в подвальных крыс. Мне рекомендовано усилить работу в этом направлении.

— Каким образом? — подал голос Истан.

— Организовать изыскательские экспедиции. Работать с населением в глубинке. Наверняка в пыльных чуланах и на чердаках сельских домов валяются артефакты под видом ненужного хлама. Скупать их, не выдавая истинной ценности.

— Может быть, стоит проводить среди населения разъяснительную работу? — спросил начальник отдела магической литературы, мист Граникл-тонс. — На тему «Поможем музею, возродим магическую культуру». Или «Безвозмездное пожертвование на культурные нужды — долг каждого культурного человека».

— Можно и так, — согласился начальник. — Напишите предложения, составьте тексты докладов и укажите, сколько сотрудников готовы поехать по стране с агитационными мероприятиями.

— Каких сотрудников? Моих? — изумился Граникл.

— Ваших, ваших. Будет от них хоть какая-то польза. А то взяли моду чаи гонять да перевирать жития святых. Вчера зашел в ваш отдел и что я там увидел?

— Призрак Святого Улии? — шепотом предположил Истан.

— Не смешно! — гаркнул Банкин. — Я увидел последний «Вестник магии» в жирных пятнах и чайных брызгах! Теперь я уже сильно сомневаюсь, что отметины на «Заговорах против перхоти» Святой Подпоры Инеи — это следы зелий и отваров.

— Есть необходимость предотвращения заговоров? — очнулся доселе дремавший начальник охраны мист Брасш.

Истан с серьезным видом кивнул.

— Тогда такое предложение, — откашлявшись, сказал Брасш суровым тоном. — Мы собираем всех дееспособных… нет, способных держать оружие… нет, достаточно, если они будут просто держаться на ногах… сотрудников и оцепляем здание музея.

— Когда? — деловито поинтересовался Граникл.

— Немедленно! — воскликнул Брасш.

— Давайте не сегодня, — предложил Истан.

— Нет, именно сегодня! Как только появляется эта… Э-э-э… простите, против кого устраивают заговор?

— Против перхоти, — объяснил Граникл.

— Против перхоти?! — изумился Брасш и повернулся к начальнику. — А что сделала перхоть?

— Хватит устраивать балаган! — Банкин хлопнул ладонью по столу. — Вы издеваетесь или насмехаетесь? Хотите порезвиться — топайте к одноотцовцам! А у нас серьезное заведение, между прочим. Сегодня после обеда я желаю видеть на своем столе списки сотрудников, готовых отправиться в экспедицию! По пять человек от каждой службы!

Все зароптали. Истан привычно сказал «давайте не сегодня», Граникл поднял руку:

— Идея! Почему бы не выдать какой-нибудь современный артефакт за старинный? Хотя бы временно. Пока не найдем настоящий. Все равно все эксперты работают у нас. Поэтому никто ничего не узнает.

— Мы не будем заниматься фальсификацией истории, — сказал Банкин таким тоном, что стало ясно — еще как будем. И, наверняка, уже занимаемся. — Ну, хорошо, по четыре.

— Еще вопрос, — руку поднял Истан. — Дело в том, что далеко не у всех сотрудников есть маго-зрение. А таскать с собой определители магической энергии — накладно.

— Вам никто не разрешить не то что тащить в экспедиции, но и выносить за пределы института хотя бы один определитель! Все, что выкупите у селян, везите сюда. Мирохарда определит ценность на глаз.

Ну конечно, опять Мирохарда. Меня-то эксплуатировать намного дешевле.

— И вообще, — продолжал Банкинс. — Сколько раз я вам говорил: ищите людей с маго-зрением! Нашли — приводите сюда, устроим на работу.

— Давайте не сегодня, — это, конечно, Истан.

— Я троих уже приводил, — вздохнул Граникл. — Никто не согласился работать за такую зарплату. Мы, говорят, не сумасшедшие.

Все с подозрением уставились на меня. Я пожала плечами. Ну да, сумасшедшая, и не скрываю.

— Приходили еще несколько, и даже были согласны на зарплату, но оказались шарлатанами.

— А за что я вам должен платить много? — взвизгнул начальник. — Чай пьете, сплетничаете. Спите даже на совещаниях! Разбудите уже завхоза!

Граникл, рядом с которым сидел завхоз, поколебался, потом легонько толкнул его в бок. Тот, не просыпаясь, медленно сполз со стула на пол.

— Он с ночного дежурства, — пояснил Истан.

— Тогда какого демона пришел на собрание?

— Вы же просили, чтобы пришли все, — подсказала я. — Хотели сделать важное заявление.

— Гм, — сказал Банкин. — Дело в том, что сообщение хотел сделать директор, но почему-то до сих пор от него нет…

Банкин не договорил. Переговорный шар, стоящий на его столе, запереливался всеми цветами радуги, и нашего начальника пригласили к директору.

— Никому не расходиться, — велел Банкин и выскочил за дверь.

— Интересно, чего до сих пор нет от директора? — глядя на закрывшуюся дверь, спросил Брасш.

— Никакого толка? — подсказал Истан.

— Повышения зарплаты сотрудникам, — предположила я.

Мы еще немного поразвлекались, придумывая невероятные и остроумные варианты. Потом зашел Банкин.

Сразу стало понятно: что-то случилось. Видимо, какой-то вариант мы все-таки упустили, и именно он сейчас и сработал. Лично я никогда не видела вечно унылого Банкина таким мрачным. Он тяжело опустился в кресло и тусклым голосом произнес:

— Директор только что из министерства. Ему сообщили очень секретную информацию. Прошу слушать и запоминать. Ничего не записываем! Никому не рассказываем! Слышите, Мирохарда? Даже вашей матери!

Я прониклась серьезностью момента и важно кивнула.

— Итак, — Банкин обвел притихших подчиненных тяжелым взглядом. — Новость эта весьма и весьма неприятна, для нас — особенно. Информация, как я сказал, секретна и не должна быть распространена дальше этого кабинета. Мне бы никогда ее не доверили, если бы она косвенно не касалась всех нас и дальнейшей судьбы музея.

— Не тяните уже, начинайте пугать, — сказал Истан.

— Начинаю, — ничуть не рассердился Банкин. — В ближайшее время мы все — я подчеркиваю: все, а не только я и директор, как кое-кто мечтает — можем оказаться без работы.

— Музей закрывают? — деловито спросил Брасш, видимо, соображая, куда можно свинтить, пока не закрыли окончательно.

— Могут закрыть, Брасш, могут.

— Как они закроют-то? Мы ж еще даже не открылись! — удивился Истан.

— И зачем? — спросила я. — Неужели древние артефакты никому не интересны?

— Как экспонаты — разве что туристам, — сказал Банкин. — Но сейчас складывается ситуация, когда маго-штучки понадобятся по своему прямому назначению, а именно — как источник магии.

— Поясните, — попросил Истан.

— Все вы знаете, — сказал Банкин, — что наше государство держится на волшебном порошке могуллии вот уже почти тысячу лет. Как думаете, что произойдет, если могуллий исчезнет? Правильно, очередной переворот, так как магам невозможно будет удержать власть. Кроме того, мы лишимся источников энергии, а, значит, голод и холод придут в дома…

— Это ж прописные истины, — сказал Граникл. — Можно сказать, с детства знакомые.

— Эти истины в детстве были изложены вам в качестве сказочки, — сердито зыркнул на Граникла Банкин, — которые теперь запросто могут стать былью!

— Да ну, — не очень уверенно протянул Истан. — Как это могут? А если и могут, то не сегодня же.

— Именно что сегодня. Все потому, что исчез источник волшебного порошка.

Пауза. Мы словно онемели. Исчез источник могуллия? В это невозможно поверить!

— Поясните, — снова попросил Истан.

— Да чего там пояснять, — с досадой сказал Банкин. — Святоулианцы, это сборище старых маразматиков, так законспирировали добычу порошка, что окончательно запутались и попали в грандиознейший тупик, из которого сами выбраться не могут. Хорошо, догадались возопить и позвать на помощь. Хотел бы я знать, кто из первых мудрецов додумался до безумно сверхсекретной комбинации получения могуллия. В свое время святоулианцы разработали схему доставки порошка правительству таким образом, чтобы никто не догадался, где находится источник, то бишь Блуждающая пещера, и кто является ее Открывашкой… пардон, Привратником. Назначили двадцать семь Магистров, каждый из которых мог в равной степени иметь доступ к Блуждающей. Построили каждому небольшое поместье в разных концах Данентии. И обязали каждого из двадцати семи один раз в месяц выкатывать бочку, которую забирал присланный из столицы гонец и доставлял Верховному Магистру. Тот вскрывал бочки в специальном помещении, куда не имел доступ никто, кроме самого Верховного, и через некоторое время магический (или антимагический во времена безмагии) комитет получал двадцать шесть бочонков превосходного вина и один — отборного могуллия, столь необходимого для жизни всей страны.

— Зачем же так сложно-то? — удивился Граникл. — Нагородили двадцать семь бочек арестантов… А просто поставить на пещеру защитный купол сложно?

— Так она ведь Блуждающая, — пояснил Истан. — В прямом смысле слова. Никто не знает, где находится и как отыскать. Она примерно как черный странник — сегодня здесь, завтра там. Ну, поставишь ты купол, а пещера бац — и переместится. Непонятно одно — как ее находит сам Орден.

— А для этого, — сказал Банкин, — у каждого из Магистров есть специальный ключ, который не только открывает пещеру, но и каким-то образом показывает ее расположение. Неизвестно, впрочем, каждый ли ключ ее открывает, или только один из двадцати семи. Но не это главное. Дело в том, что во всех доставленных пару дней назад бочках оказалось вино. Я подчеркиваю — во всех. Ни в одной не было могуллия! И такой казус происходит уже третий раз!

— И… что? — не понял Брасш.

— Это означает, что Привратник по каким-то причинам не смог извлечь из пещеры могуллий и наполнить им бочку. Верховный Магистр не дает никаких пояснений и вообще, кажется, хочет дать деру. Кто из двадцати семи является Открываш… Привратником, неизвестно. Это, видите ли, тайна. Чтобы, значит, на него не вздумали покушаться. Вот, прости Улия, идиоты. Лучше бы установили возле поместья охрану. Которая перемещалась бы вместе с Блуждающей. Не пришлось бы сейчас кричать караул и взывать о помощи. Если, как они утверждают, подобный механизм за многие сотни лет не давал сбоев, то что могло произойти на этот раз? Никто не знает, видите ли. А тем временем запасы могуллия подходят к концу. И если в ближайшее время ситуация не изменится, то наш музей прикроют, а все экспонаты заберут для пополнения магического резерва.

— Их хватит ненадолго, — сказала я. — Многие артефакты пусты и представляют исключительно историческую ценность, а кое-какие можно применять лишь по прямому назначению.

— Это не наша забота! — рявкнул Банкин. — И уж тем более, не ваша, Мирохарда! Я не спрашиваю мнения, я информирую. Если в ближайшее время порошок не будет доставлен, то музей закроют, артефакты заберут, мы останемся без работы, а страна погрузится в первобытный мрак. Да и просто во мрак!

Судя по вытянувшимся лицам, погружаться во мрак — еще туда-сюда, но оставаться без работы? Невозможно!

— А что же делать? — спросил Истан.

— Я пообещал директору приложить все силы к поиску Блуждающей, ключа и Привратника, — сказал Банкин. — Равно как и к разрешению загадки с пропажей могуллия. Подключайтесь.

— Как подключаться? — недоуменно спросил окончательно проснувшийся Граникл.

— Очень просто, — сказал Банкин. — Мы, никому ничего не объясняя, продолжаем изыскательские работы. Как и планировали, разъезжаемся по стране и ищем артефакты для музея. Но первостепенная задача — найти пещеру и понять, что вообще происходит. Поэтому маршруты ваших поездок будут пролегать мимо поместий Магистров Ордена, и вы по мере возможности станете разнюхивать все, что там происходит. Итак. До завтра сформируйте группы, утром списки ко мне на стол для утверждения.

— А перечень поместий имеется? — уточнил Истан.

— Имеется, — Банкин потряс какой-то бумажкой. — И поместий, и Магистров. Но поскольку документ сверхсекретный, я выдам пароли и явки только командировочным. Понятно? Да, и еще. Так как дело крайне важное, то министр пообещал за любую информацию об интересующих его предметах весьма недурную премию.

— У-у-у… — загудели все.

В премию никто не верил. Хоть бы командировочные дали.

— А когда ехать? — спросил Истан.

— Не сегодня, — успокоил его Брасш.

— Очень большое денежное вознаграждение, — внушительно сказал Банкинс.

— Да хоть какое, — сказал Граникл. — Вы считаете, население нам вот так запросто выдаст секретную информацию? Оно, поди, даже и не подозревает, что рядом живет один из двадцати семи Привратников.

— Дельное замечание, — одобрил Банкин. — Мне доподлинно неизвестно, что на уме у населения. Вот вы, Граникл, и составите подробный план предстоящих поездок с предложениями, как извлечь из аборигенов нужную информацию. Все, свободны.

Мы уныло разбрелись по рабочим местам.

Чуть позже Истан, Граникл и Брасш спустились ко мне в архив, якобы для обсуждения экспозиции. На самом же деле им не терпелось потрепаться о последних новостях.

— По-моему, — сказал Истан, — министр что-то недоговаривает. Или сам не в курсе происходящего. Вот вы мне скажите, как такое может быть: имеются двадцать семь Магистров. У каждого есть ключ, не только открывающий пещеру, но также на нее указующий. Даже если один ключ или Магистр пропадет, то что? Остается еще двадцать шесть работающих! И почему, спрашивается, никто из них не может найти пещеру и извлечь могуллий? Для чего понадобилось привлекать нас? Есть ведь магический сход, Орден, патруль. Они что же, сидят сложив лапки и ничего не предпринимают?

— Предприняли уже, — сказала я. — Нас вот припахали.

— Это у них юмор такой? — спросил Брасш. — Припахивать абы кого.

— Может, ты не абы кто, — ехидно предположил Истан. — Может, ты и есть очередной Открывашка.

— Угу, а ключ мой — гаечный мой ключ.

— Кстати, никто не знает, как этот ключ выглядит? — спросил Истан и почему-то посмотрел на меня.

— Не знаю, — сказала я.

— А я, кстати, слышал, — сказал Граникл. — Ребята недавно читали вслух какую-то брошюрку. Он называется то ли вертец, то ли светец. Вроде бы вертится, пока на Блуждающую не покажет.

— Брошюра-то, поди, из серии «Юмор в магической лавке»? — ехидно спросил Истан.

— Вовсе нет, — Граникл, кажется, обиделся. — Серия называется «Магия — сила».

— Так это ж фактически одно и то же, — пожал плечами Брасш. — А про светец я тоже слышал.

Тут ко мне явилась парочка горожан с несколькими артефактами, и я с облегчением выпроводила троицу. Им-то хорошо, можно хоть целый день языками чесать. А мне работать надо!

В надвигающуюся тьму не верилось ни минуты. Неужели маги такие дураки, что не создали никакой резерв на подобный случай? Резерв, конечно, рано или поздно израсходуется, но за это время вполне можно что-то предпринять. Полагаться в жизни, политике и экономике только на чудесный порошок, как бы чудесен он ни был — верх недальновидности.

Глава 2. Дорога домой. Явление Данни. Воспоминание о яблочном замке

— Я увеличиваю свое состояние.

— А я преувеличиваю.

(Из трактата «Два веселых мага»)

Домой я шла уставшая, голодная и в дурном расположении духа. Угнетало лишение премии. Я угодила в финансовую яму, причем весьма надолго. Тревожили командировки сотрудников. На деле это означало, что мне привалит работа, но, увы, не премия. И если кто-то теоретически может получить прибавку за сведения о треклятых Ключе, Привратнике и Пещере, то мне ничего подобного не грозит. Что угнетало еще больше.

Начал накрапывать дождик, а я, как на грех, не взяла с собой плащ и мокла, бредя по почти пустынным улицам. Чтобы немного поднять упавшее настроение, зашла в «Румяный блинчик» и накупила пончиков на ужин.

И, только выйдя из магазинчика, заметила двух мужиков. На первый взгляд ничего особенного — прохожие как прохожие, идут себе по своим делам. Но отчего-то они мне сразу не понравились. Глянула маго-взором и обомлела. Вокруг шеи одного из них явно просматривался черный провал, признак запретного артефакта. Точно такая же чернота струилась из кармана второго. Чем конкретно обладала эта парочка, неважно — в любом случае от них надо держаться подальше. Запретники разряжались в самый неподходящий момент, и под раздачу могли попасть случайные прохожие. В данный момент на улице из случайных находилась только я.

Нырнув обратно в «Румяный блинчик», я немало озадачила продавца, долго ковыряясь в пончиках и блинчиках, разложенных на прилавке. В конце концов купила три блина — талии все равно нет, как и денег — и решилась высунуться наружу.

Мужики крутились неподалеку. Надеясь, что караулят не меня, я осторожно двинулась по направлению к дому. На углу оглянулась. Парочка неторопливо шла следом.

Завернув за угол, я побежала. И через некоторое время с ужасом услышала топот за спиной. Они гнались за мной, уже не особо скрываясь. Я задыхалась от быстрого бега, мысли метались, словно вспугнутые птицы. Что делать? До дома еще далеко, они меня обязательно нагонят. Кто они такие? Грабители? Насильники? Убийцы? Откуда у них запретники?

Отчего на улицах пустынно? Где хотя бы один прохожий, где, наконец, палатки одноотцовцев, это городское бедствие? Ох, как бы я сейчас им обрадовалась!

Топот раздавался совсем близко, мои колени подгибались, и я уже готова была принять свое поражение, как вдруг из-за ближайшего поворота, тарахтя, вылетела быстроходка. Я почувствовала невероятное облегчение и, ни минуты не раздумывая, бросилась прямо на нее.

Водитель, видимо, не ожидал ничего подобного. Я успела заметить его перекошенное от ужаса лицо, потом ощутила толчок в грудь и повалилась на мостовую, потеряв сознание. Последнее, что я увидела, были злющие светло-голубые глаза и белобрысая челка, гневно торчащая надо лбом.

…Лодка покачивалась, баюкая, словно люлька. Волна обдавала брызгами. Я держала весло, пытаясь выгрести на сушу. Оно вырывалось и ворчало:

— Да отпусти, чего вцепилась! И так тяжело! Если уж бросаешься под колеса, будь добра перед этим похудеть хотя бы вполовину!

Последняя фраза заставила открыть глаза и прийти в себя.

Конечно, никакой лодки не было и в помине. Сверху все так же сыпал мелкий надоедливый дождик. Меня куда-то волокли, а я цеплялась за одну из тащивших меня рук. И этот буксир весьма нелестно отзывался о моей внешности!

Внезапно все вспомнила: два преследователя с запретниками, быстроходка, толчок, падение.

Я дернулась, локтем врезала тащившему меня типу по ноге. Он взвыл, выругался и разжал руки. Кряхтя и ойкая, я поднялась.

Тип оказался сердит, голубоглаз, белобрыс, невысок и тучноват. Нет, ну кто бы говорил о похудании!

Эти глаза я определенно уже видела. Но где и когда? А, ну конечно! Перед падением в обморок. Так это, значит, водитель быстроходки?

Сейчас он потирал ушибленное мной колено:

— Ты что, идиотка?

— Нет, — сказала я, уверенная в своей правоте.

— А, по-моему, да. Я ее спасаю, а она лупит изо всех сил!

— Неправда, я тихонько. Приняла вас за разбойника.

— Ну, точно идиотка. Приняла за разбойника, а сама под машину бросилась.

Я оглянулась по сторонам:

— Кстати, а где двое, что за мной бежали?

— Не было тут никого, — пожал плечами белобрысый. — А вот ты, по-моему, меня преследуешь.

— Что-о-о?

Я удивленно посмотрела на парня. И узнала его еще раз. Ну, конечно, это был тот самый лихач, что утром несся зигзагами и подскоками.

— Я не преследую, — честно сказала я. — Твой стиль вождения не в моем вкусе.

— Нормальный стиль, — возразил парень. — Слушай, кончай трепаться. Давай садись, подвезу. А то еще кого-нибудь сшибешь, приняв за разбойника.

— Спасибо, — сквозь зубы проговорила я. — Никогда и ни за что не сяду в твою машину. Пройдусь пешком.

— Ну и топай.

Он сел за руль и, подпрыгивая, укатил.

Я тут же пожалела, что не согласилась поехать. Чулки оказались разодранными окончательно, колени — исцарапанными, пальто — запачканным грязью. Болел затылок, которым я приложилась к мостовой. Я прислонилась к резному заборчику и закусила губу.

Единственное, что поддерживало во мне искру жизни — пакет с пончиками и блинами, чудом уцелевший при столкновении с быстроходкой.

Два типа больше не появлялись, и я довольно быстро доковыляла домой. Переоделась, вскипятила воду, заварила душистый травяной сбор. Съела пару пончиков. И только тогда душевное равновесие начало постепенно восстанавливаться.

Только я принялась за третий пончик, как входной сторож принял вид петуха и закукарекал.

Я полетела открывать дверь.

Полетела — это, конечно, не совсем верное слово. При моей комплекции, да еще с ободранными коленями, вряд ли взлетишь, даже на ковре-летуне. Пошла быстро, как только могла — ближе к истине.

По дороге к двери, огибая рояль, как обычно, стукнулась об угол и тихо ругнулась. Давно бы избавилась от треногого монстра, не будь он подарком.

Сторож заливался во всю свою медную глотку.

Кукареканье означало, что за порогом стоит моя лучшая подруга Данни Макер-тот.

Я долбанула сторожа по кумполу, и он, наконец, заткнулся. Щелчок замка — и подруга влетела, обняла, чмокнула в щеку и покружилась на месте.

— Счастья тебе, Мирочка! — воскликнула Данни.

— И тебе, дорогая, — ответила я.

Следом за подругой впорхнул ковер-летун, немного потолкался над головами, сбрасывая скорость, свернулся и прислонился к стене, помахивая уголком, как хвостиком. Сторож неодобрительно кукарекнул в его сторону, получил от меня щелбан и обиженно затих.

Подруга, судя по внешнему виду, пребывала в отличном настроении. Кружевная блузка, меховая безрукавка и многослойная юбка в пол из легкого полотна — все в красно-оранжевых тонах. Как она умудрилась добраться в дождь, абсолютно не намокнув? Видимо, выставляла защитный полог. Что ж, в нашей стране счастлив тот, у кого есть доступ к артефактам на все случаи жизни.

Данни прошла в комнату, с неодобрением покосилась на недоеденный блинчик и уже собиралась сделать очередной выговор по поводу неуемности в питании, как внезапно замерла и к чему-то прислушалась, скосив глаза влево-вверх. Я уже привыкла к ее привычке прислушиваться непонятно к чему в любое время и в любом месте. Из-за этой странности у Данни случались проблемы с преподавателями специальной ступени, которую она так и не закончила.

Я терпеливо ждала. Наконец подруга тряхнула головой:

— Есть дело. Даже не вздумай отказаться.

У нее всегда были ко мне дела, от которых я неизменно, но безуспешно пыталась отбрыкаться. Пробежка по магазинам, поход в театр, вылазка за город на праздник поминовения Святого Улии. Однажды она даже попыталась вытащить меня на закрытый просмотр экспозиции в наш музей магии.

Публичные мероприятия не числились в списке моих увлечений. Угнетала сама мысль о походе в цирюльню и демонстрации своей расплывшейся фигуры рядом со стройняшкой Данни. «Отбрось все комплексы! — советовала подруга. — Будь выше и мудрее!» Я считала, что мудрее всего тихо сидеть дома и не отсвечивать.

Кроме того, давно известны скрытые мотивы выволакивания меня на люди. Данни, как и мама, желала найти мне достойную пару. Ну, или какую-нибудь. Смерти они моей хотят, что ли? Кое-кому не живется спокойно, когда у других все в порядке. Вслух я такого, конечно, не говорила. Обидятся еще.

— Я про наследство, — пояснила она.

— Помочь в оценке? — поинтересовалась я, мысленно переводя дух. — Разобрать рухлядь и привести в порядок замок для продажи?

— Нет, это после. Есть более важное и весьма неотложное дело.

Оказывается, вчера с Данни связался поверенный миста Макер-тота, ее третьего отца (папы шесть-девять), ныне покойного, от которого ей досталось в наследство поместье за пределами столицы. Однако завещание не зафиксировано поверенным, а, значит, пока не вступило в силу. Поверенные, как правило, не торопятся с фиксацией, ожидая появления откуда ни возьмись других наследников. Так произошло и в этом случае. Объявилась поправка, в которой оговариваются несколько дополнительных условий, а именно, упоминаются трое детей усопшего. Им достается по одной вещи на выбор. В память, значит, о трех незабываемых годах, проведенных в замке Макер-тота. В течение месяца, начиная с завтрашнего дня, эта троица обязана явиться в замок и обозначить приглянувшуюся вещичку. После чего приедет поверенный, зафиксирует завещание вместе с поправками, и только после этого яблочный дом со всем его содержимым окончательно перейдет в собственность Данни.

— Представления не имею, откуда взялась эта поправка, — пожаловалась девушка. — Но все документы в порядке, и я не могу считать их фальшивкой, сварганенной обделенными наследниками.

— Такое случается, — успокоила я подругу. — Поправки к завещаниям всплывают даже через несколько лет. Представь, получила ты в наследство магический замок, продала его или, хуже того, разобрала на артефакты. И вот, когда последний камушек ушел к новому владельцу, приезжает очередной наследник и требует свою долю. Сама понимаешь, такое дело не может закончиться мирно. И хорошо, если никто никого не убьет. Поэтому поверенные и не советуют быстро расставаться с только что полученным от предыдущего владельца имуществом.

— Да я не против, пусть приезжают и забирают, в моих интересах закончить дело как можно быстрее и желательно без крови, скандалов и дрязг. Дело в другом. Поверенный настаивает на моем присутствии. Либо на присутствии доверенного лица. Чтобы не было потом претензий с моей стороны.

— Не вижу ничего страшного, — сказала я. — Договорись с наследниками. Согласуй дату приезда, в тот же день поезжай в замок и все уладь.

— Ты не поняла, Мира. Нужно торчать в замке, пока мои братишки и сестренки не определяться со своей долей. По закону, срок, в течение которого это можно сделать — не больше месяца. Мы договорились так: мое доверенное лицо приедет завтра и пробудет в замке столько, сколько нужно.

Я смутно начала понимать, чего хочет новоявленная наследница. И решительно заявила:

— Милая Данни. Улия свидетель, как сильно я к тебе привязана. Но…

— Никаких «но»! — Данни выставила вперед руку ладонью ко мне, прерывая возражения. — Ты меня любишь? Значит, сделаешь. Я не могу поехать именно сейчас, понимаешь? Не мо-гу! Магазин требует непрестанного внимания.

Вот уже три года, с тех самых пор, как запрещенную магию объявили разрешенной, Данни держала магазин колдовских штучек. Вернее, он принадлежал ей лет пять, но два первых — под видом антикварной лавки. Колдовские штучки, артефакты и книги по магии она продавала в ту пору нелегально и только проверенным покупателям. Естественно, ни одна из подруг не осталась без пары-тройки маго-штучек. Мне перепали сторож и старинная медная лампа. Последняя не работала вовсе, а сторожа без конца заедало. Был еще и третий подарок, такой же бестолковый, как лампа. Про себя я называла его черным монстром. Он имел три ноги и не имел ни капли совести, поскольку занимал почти половину одной из двух комнат в моей и без того небольшой квартире. Я использовала его в качестве полочки для клубков, недовязанных ковриков и всевозможных мелочей. Данни подарила мне рояль, поскольку, во-первых, была уверена в моих музыкальных способностях, а во-вторых, монстр не вписывался в интерьер гостиной замка, принадлежавшего третьему отцу подруги, Макер-тоту. Замок еще не перешел к ней по наследству окончательно, но Данни уже вовсю там хозяйничала и пыталась установить свои порядки.

— Когда я отлучилась на первое чтение завещания, — продолжала подруга, — то оставила «Маго-штучки» моей помощнице. Как думаешь, что учудила эта дуреха?

— Страшусь предположить, — призналась я.

— Страшись, — согласилась подруга. — Ибо она три часа подряд возилась с Ербин-тонсом. Слушала бредни, поила чаем, а под конец купила у этого зануды вазу, набор открыток и грабли.

— Надеюсь, для себя?

— Если бы, — горестно вздохнула Данни. — Для продажи. Почти всю дневную выручку выложила.

Помощницу Данни я пару раз видела. Та, в отличие от хозяйки, напрочь лишена маго-зрения, и поэтому совершенно не в состоянии опознать настоящий товар. Ербин-тонс же наделен таким талантом убеждения, что я удивилась, как он не всучил девушке еще кучу хлама с ближайшей помойки.

— Я не могу оставить магазин, — продолжала подруга. — Боюсь разориться.

— Найди другое доверенное лицо, — предложила я. — Да вот хоть ту же помощницу.

— Она уволена, — мрачно сказала Данни. — Подыскать замену за такое короткое время не удастся. Послушай, Мира, я уверена, поездка пойдет тебе на пользу. Развеешься, отвлечешься, наберешься новых впечатлений. Ты совсем засиделась в своем музее. Сколько лет работаешь без отпуска? Два?

— Три, — поправила я. — Со дня ухода из редакции.

— Три года! — ахнула девушка. — И я ее уговариваю! В общем, так. Завтра с утра пойди к начальнику и возьми отпуск.

— Он не даст, — неуверенно возразила я. — Работы много.

— Еще как даст. Хочешь, я пойду с тобой?

— О нет, не надо.

Представив явление Данни моему начальнику, я не на шутку испугалась. Он и так был порядком сердит за мамины вызовы по переговорнику.

— Ну, не хочешь, как хочешь, — казалось, подруга примирилась с отказом. — Но учти, в замке полным-полно артефактов. Да-да, тех самых, древних, сохранившихся с дозапретных времен. Вот, гляди.

Она покачала висевшим на шнурочке медальоном. Я сощурила глаза, глянула маго-взором. Медальон запылал пурпуром. Ого! Довольно мощный защитный контур. Подобных штучек я за всю жизнь видела две-три, не больше. Сила защиты, судя по яркости контура, максимальная. Значит, по прямому назначению — отведению порчи, сглаза или иного воздействия — артефакт не использовался не разу.

— Папа шесть-девять говорил, его собственноручно изготовила сама Великая Подпора Инея, — в голосе подруги звучала гордость. — Если бы ты поехала, нашла бы, чем заняться, правда? И еще. В кабинете — огромная библиотека старинных книг. Я слышала, вы разыскиваете древние манускрипты?

— Данни, — сказала я по возможности твердо, — прекрати меня искушать.

Сама Инея! Наиболее близкая по духу к святому Улии! Если бы наш музей получил в свою экспозицию хотя бы парочку подобных вещичек, министр магии лично поцеловал бы каждого сотрудника. Нет, пусть лучше премию выпишет. Да, я бы так ему и сказала: дорогой министр магии, я терпеть не могу целоваться с посторонними мужчинами, лучше дайте премию, потому что одежка моя совсем истрепалась, а купить новую не на что…

— Скажи начальнику, пусть оформит тебе командировку, — прервала подруга мои мечтания. — И — вперед с желанием победы! Я дам тебе ключи от всех комнат. Будешь полноправной хозяйкой. Хочешь, книги читай, хочешь, артефакты изучай. Ну, подумай, с твоим-то маго-взором тебе там самое место.

— Но я не могу!

— Да почему?!

Тут я чуть не проболталась о секретном сообщении Банкина, но вовремя прикусила язык. Я доверяла Данни, как себе, и это касалось всех вопросов. Всех, кроме служебных. При поступлении на работу мы подписывали договор о неразглашении, составленный с помощью магических технологий. Нарушение договора тут же становилось известно начальству и влекло за собой разнообразные «приятности» — от увольнения до полной чистки памяти.

— Начальник не отпустит, — сказала я, потому что он ведь и впрямь мог не отпустить.

— Отпустит-отпустит! Напомни ему, сколько он тебе платит, и все.

М-да. Зарплата — мое больное место. Если бы не работа с артефактами, я бы ни за что не ушла из редакции. Дело, которому я служу, мне очень-очень нравится, чего не скажешь о вечной финансовой яме. Вот если бы премия…

Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. А что, если в замке удастся узнать что-то про ключ, пещеру и Привратника? Литературы там полно, Макер-тот был магом, значит, книги по магии среди упомянутых Данни манускриптов наверняка есть. Глядишь, какие-то сведения и всплывут. Некоторая сумма в качестве вознаграждения мне точно не помешает!

Я соображала, что скажу Банкину и как обосную необходимость поездки, а Данни уже вовсю командовала:

— Едешь завтра. Не забудь собрать самое необходимое. Что еще? Ага. Как ни прискорбно, именно тебе придется встречать моих родственников. Ты, хоть и была один раз в яблочном доме, вряд ли знакома именно с этой троицей. Сейчас расскажу, погоди.

Во все время разговора Данни ходила туда-сюда по комнате. Она всегда была холериком, а после несчастья с последними родителями импульсивность ее только усилилась. Впрочем, ей очень шли и вспышки энергии, и стремительность движений — все то, чего мне так отчаянно не хватало.

— Как я уже говорила, за право урвать кусок от папиного замка борются трое претендентов. Крадиф, Танти и Ариенна. Встречалась я с ними не очень часто, однако кое-что поведать могу. Начнем с братишки. Итак, в детстве Крадиф был несносный и вредный.

Глаза Данни сердито сверкнули. Да, они с братцем определенно не ладили.

— Нет, ты представляешь? Сколько помню, он всегда баловался маго-штучками. И, думаешь, где их брал? Тырил у папаши Макера! Обалдеть можно! Пойти против мага! Против всесильного и влиятельного папочки! Сколько детишек мечтает о таком предке! Да другой бы вел себя тише воды, ниже травы, а этот…

Данни махнула рукой.

— Предок, конечно, и отчитывал мальца, и наказывал. Но, сама понимаешь, попечительский совет не поощряет подобного отношения к детям, так что в итоге, я думаю, победа оставалась за Крадифом. Короче, он вороватый и ушлый малый, и вряд ли с той поры очень изменился. Слышала я кое-что не очень хорошее…

— Что слышала?

— Ну… Например, однажды Крадифа поймали в коридоре министерства магии, где ему совершенно нечего делать. Представь, он каким-то образом проник туда без пропуска! Магический контур на постороннего не сработал. Возможно, его провел кто-то из сотрудников. Возникает вопрос — кто и зачем? Увы, дознаться не удалось. Внятного объяснения проникновению в МинМаг парень дать не сумел. Лопотал что-то о служащем тут родственнике, с которым хотел встретиться. Нет, никто его не проводил, он сам прошел. Как миновал защитный контур? Понятния не имеет ни про какие контуры, просто прошел, и все. Крадифа долго допрашивали, за неимением улик отпустили, но, как говорится, пятно с репутации не смоешь… По поводу наследства. У Крадифа наверняка есть на примете вещица, которую он хотел бы получить, поскольку с магическим наследием парень знакОм получше других. Надеюсь, у тебя с ним проблем не возникнет. Он, хоть и оторва, в последнее время поутих и в обществе ведет себя крайне прилично. Буду молить Святого Улию, чтобы вы с ним нашли общий язык.

— Спасибо, — сказала я.

— Ну что ты, не за что. Кстати, о наследстве. Как и полагается в спорных случаях, у нас есть список вещей, предназначенных к штучному наследству. Его составил все тот же поверенный еще при жизни Макер-тота. Список пылится где-то в папочкином кабинете. Найдешь список, вручишь наследничкам, пусть выбирают. Нет, они могут, конечно, пошляться по замку в поисках чего-нибудь экзотического, но вряд ли отыщут то, чего нет в списке. Сварт, наш садовник, выдаст ключи и покажет, где что лежит. Если вспомнит, конечно. Он, хоть и старательный работник, но страдает забывчивостью. Кажется, в детстве упал с лошади и ударился головой. Поэтому не обращай внимания, если будет говорить что-то типа: «Да неужели, а я не знал». И не удивляйся, что Сварт, хоть фактически и дворецкий, называется садовником. Так повелось у Макеров, не знаю, почему. Пока я там жила, все представлялось естественным и правильным. Это уже потом многие вещи стали казаться странными…

Данни снова задумалась, к чему-то прислушиваясь, глядя в левый верхний угол комнаты. Я терпеливо ждала. Вскоре подруга похлопала глазами, будто проснулась, виновато улыбнулась и продолжила:

— Что там еще, за горизонтом? Ага. Следующий наследник. Точнее, наследница. Танти. В детстве была забитой тютей и боялась собственной тени. Да такой и осталась. Кажется, ей попался не очень хороший папочка три-шесть. Порол, наказывал, давил психологически. Мамаша ноль-три не раз пыталась протестовать против жестокого обращения и подавала жалобы в попечительский совет, но тщетно. Три-шесть оказался весьма влиятельной особой.

Я удивленно вскинула брови. Кем надо быть, чтобы подмять под себя попечительский совет?

Данни усмехнулась:

— Он член Высшего Магического Схода. Так что сама понимаешь… Мне жаль девчонку, что и говорить, но я бы на ее месте…

Я знала — Данни что-нибудь придумала бы. Невзирая на весь Магический Сход. Наплевав на чины и звания. Боевой у нее характер. В отличие от меня. Я вздохнула.

— С Танти я почти не встречалась, — продолжала подруга. — В яблочный дом она при мне наведывалась всего один раз, целый день просидела в углу на диванчике в каминном зале. В общем, нелюдимка и интравертка. А что еще хотеть от жертвы насилия? Сейчас Танти вместе с первой мамашей, к которой переехала в пятнадцать лет, живут далеко от столицы. Уверена — за наследством они явятся вдвоем… И, наконец, Ариенна.

Тут Данни сделала глубокий вдох и закатила глаза:

— Ариенна — это нечто. Мы с ней иногда пересекаемся на различных мероприятиях для высших магов. Ну, меня-то приглашают больше как сувенирную лавку — знать очень любит редкие маго-штучки. Зато Ариенна присутствует на сборищах по праву. И каждый раз с новым кавалером! Внешность у нее весьма и весьма. Жаль, нельзя того же сказать про мозги… Тупая курица — вот самое подходящее для нее определение. Живет у пятых родителей, занимающих весьма высокое положение в высшем Сходе. Достаточно сказать, что папаша ее — секретарь Верховного Мага. Естественно, девица пользуется всеми благами такого родства. Не представляю, зачем ей наследство Макер-тота, разве что на память о безоблачном детстве. Впрочем, не уверена, что оно так уж безоблачно. Я как-то пыталась поговорить с ней о нашем общем папочке, но девица на контакт не пошла. То ли неприятные воспоминания, то ли великосветские замашки. И если первое я еще как-то оправдываю, то второе вызывает отторжение. Сама убедишься.

— М-да, — сказала я. — Семейка еще та. Вороватый пройдоха, тупая курица и великосветская задавака.

— А что ты хотела с таким папашей? — хмыкнула Данни.

— А что мы все хотим от института пятиотцовства? — грустно спросила я. — Я иногда думаю, не присоединиться ли мне к палаточникам…

— Не говори ерунды, — отрезала подруга. — У тебя другое предназначение. И мы оба знаем, какое — работать с артефактами. Ты любишь их, они любят тебя. А взаимная любовь — самая крепкая, не находишь?

Я рассмеялась:

— Вот в этом ты права.

— Так что, едешь?

— Постараюсь.

— Отлично. Значит, не забудь: найди первым делом список — он, по моим предположениям, хранится в кабинете — и отдай наследникам. Когда все выберут свою часть наследства, вызови поверенного. Хотя нет, постой. Как ты его вызовешь? В замке нет переговорника.

— Возьму с собой.

Я показала на медную лампу, еще один подарок Данни.

Переговорники устанавливались, в принципе, на любой предмет домашнего обихода — чайник, кастрюлю, кружку, цветочное кашпо. Однажды я видела переговорник, установленный на ночной горшок, но это, по-моему, чересчур экстравагантно. Кое-кто приобретал специальные устройства в виде магического шара, переливающегося в момент вызова всеми цветами радуги, однако это довольно дорогое удовольствие и мне не по карману. Прошерстив свой немудреный скарб, я остановила выбор на медной лампе. Пусть и она приносит пользу, что ли.

— Ты настроила ее на переговоры? Ах, Мира, какая ты умница! Вызывай меня по любому вопросу! Не бойся побеспокоить, докладывай обо всем происходящем. Мне важно знать, что и у тебя, и вообще в замке все в ажуре.

— Договорились. Но… как я туда доберусь?

— Да очень просто. Завтра, когда вернешься с работы — ты ведь в восемнадцать часов приходишь, верно? — за тобой заедет один человек, он и довезет. Я тебе еще не говорила? Этот тип нанялся в магазин дня три назад. Грузчиком, водителем, согласен делать все, что прикажут. Он совсем недавно приехал в Ойлин, денег нет, жилья в столице тоже. Работы в магазине пока немного, вот я и решила отправить его в яблочный дом. И хотя там живет супружеская чета — тот самый Сварт, садовник-дворецкий, и его супруга, но они уже в возрасте, так что помощь будет нелишней.

Я расслабилась, красочно представляя себя, запускающую жадные дрожащие ручонки в сундук с артефактами, и не сразу поняла, что именно насторожило меня в словах подруги. Потом потрясла головой, изгоняя из мыслей свитки с вожделенными заклинаниями, и спросила:

— Кто-кто меня отвезет?

— Мой работник.

— Надеюсь, он стар, лыс, одноглаз, прихрамывает при ходьбе и пришепетывает при разговоре?

— Мира! Неужели ты думаешь, я приму на работу ветерана магических сражений? Конечно, не красавец, но вполне ничего, довольно молод и, кажется, недурно воспитан. Правда, иногда выдает очень странные фразы и непонятные слова. Думаю, сам их и сочиняет. А потом развлекается тем, что шокирует окружающих. Знаешь, есть такие чудики. Напридумывают всякой чепухи и выдают за действительность. Я отношусь к ним с пониманием и где-то даже с симпатией.

Все ясно. Разговоры про магические штучки и занятость подруги в лавке оказались лишь дымовой завесой, развеяв которую, я поняла суть поездки: свести меня с очередным претендентом. Чудаковатость претендента слегка смущала, однако ее-то вполне можно стерпеть. А вот сводничество порядком утомило.

— Каким-то другим способом добраться можно? — спросила я.

— Это еще почему? — озадачилась Данни.

— Потому что тебе не очень идет роль свахи, — прямо ответила я.

— Да ты с ума сошла! — Данни округлила глаза — Какая сваха? И в мыслях не было.

Вся она в этот миг казалась олицетворением праведного гнева, поэтому я отбросила последние сомнения: сводничество имеет место быть. Я не обижалась на Данни. Она действительно хотела меня пристроить. Скоро вернется ее жених, они сыграют свадьбу, и ей станет совсем не до меня. А я останусь в полном одиночестве и умру от тоски.

Как же. Умру. Не дождетесь. Я сама о себе прекрасно позабочусь. Развлеку, выгуляю, почитаю вслух на сон грядущий. В конце концов, у меня служебный роман с артефактами!

Вот только ни маме, ни Данни этого не объяснишь. Им надо сбагрить меня в хорошие руки, тогда они будут спокойны. Иногда я подозреваю об их тайном сговоре против беззащитной меня.

— Можешь, конечно, нанять экипаж, — Данни все еще сердилась, — но потом не жалуйся на полное отсутствие денег. А я, имей в виду, твою поездку оплачивать не собираюсь. Предлагала тебе быстроходку с водителем? Предлагала. Ты отказалась? Отказалась.

— Согласилась, — покорно сказала я, сознавая: никаким другим способом до вожделенных сокровищ не добраться. — Присылай своего молодого вполне ничего не-красавца.

В конце концов, от меня не убудет.

— Прекрасно! — возликовала Данни. — Ну, все, я убегаю! Дел полно, извини. Ах, вот еще что. В яблочном доме я забыла одну свою вещичку. Так, безделушка, но очень мне дорогая. Коробочка из дерева с зеленым яблоком на крышке. При последнем визите в замок я где-то ее оставила. Если найдешь…

— Спрячу от наследников, — кивнула я, — а по приезде в город передам тебе.

— Ты как всегда понимаешь меня с полуслова! — восхитилась Данни. — Люблю тебя, Мирочка!

— Взаимно.

Весь остаток дня я в панике металась по квартире и собирала вещи. В процессе сбора пришла к неутешительному выводу: брать с собой решительно нечего. Из старых брюк я выросла (причем вширь), рабочие платья, блузки и юбки для загородных вылазок не годились, так как казались слишком вычурными. Денег на обновки не было. В старом комоде отыскала два маминых джемпера, ее же сарафан, теплую куртку и легкий дорожный плащ, сложила их в большую дорожную сумку. Туда же отправила тапочки, спортивный костюм и халат. Аккуратно смотала клубки и тоже затолкала в сумку; на досуге я предавалась тихому помешательству, а именно — вязала коврики.

И все же легкое беспокойство не оставляло. Два типа, гнавшиеся за мной по улице — кто это такие?

Зачем преследовали?

С этой мыслью я легла спать, но уснула, слава Улии, почти сразу.

Мелодичная трель вкралась в дрему. Что, уже вставать на работу? О, нет, я ведь только легла, еще и часа не прошло!

И вообще, что это за звуки? Не часовик же, в самом деле — тот грохочет подобно камнепаду; ничем иным разбудить меня невозможно. А тут — прекрасная мелодия. Заблудший музыкант прокрался в дом и услаждает слух приятной музыкой?

Дрема в одну минуту слетела, и я подпрыгнула на диване.

Какой еще музыкант?!

Переливы издавала лампа, которая к тому же неярко светилась.

Первая мысль: она сошла с ума. Вторая: нет, это я сбрендила.

Потрясла головой. Закрыла и открыла глаза.

Наконец сообразила: никто ни с чего не сошел. Меня вызывали на разговор.

Аж дух перехватило от радости. Это ведь мой первый разговор через переговорник!

Так. Я подскочила с дивана, сделала два быстрых шага по холодному полу к комоду, на котором стояла лампа, и лихорадочно потерла ее поверхность. На ней высветился номер вызывающего и почему-то тут же погас. Странно. Обычно он не пропадает до конца разговора.

— Да, — выдохнула я в волнении. Хотя особо волноваться не из-за чего. Я же пока свой код никому не сообщала. Скорее всего, просто контрольный вызов из переговорной компании для проверки связи.

Но почему ночью-то?

— Слушай меня внимательно, — произнес незнакомый хриплый голос. — Сиди тихо и никуда не вздумай уезжать. Будет хуже.

— Кому? — тупо спросила я.

— Тебе, глупая корова! Ты меня поняла?

Я ничего не поняла. Уезжать? Разве я куда-то собираюсь?

И тут вспомнила про приход подруги. Ну да, собираюсь. В яблочный дом.

А зачем?

Да какая разница! Это вообще никого не касается, кроме меня и Данни.

— Ты кто? — спросила я у лампы.

— Твоя погибель, жирная свинья!

Раздался гнусный смешок, вслед за чем лампа погасла. Говоривший отключился.

От неожиданности я даже не испугалась. Что за шутки ночью? Почему я не должна никуда ехать? И вообще, кто это был? Я никому не давала своего кода. Или это в переговорной компании так развлекаются? Но откуда они узнали о предстоящей поездке?

Стоя на холодном полу в кромешной тьме, я решила потереть лампу — вдруг да высветится номер. Но, к сожалению, немного промахнулась, задела какой-то предмет, он с грохотом свалился на пол. Сразу же в стену забарабанила соседка. Ладно, утром разберусь, что там упало. Прошлепав к дивану, нырнула под одеяло.

Все-таки, кто это был? Я еще некоторое время поразмышляла, потом пришла к выводу: кто-то наверняка ошибся при произнесении кода. А про поездку — простое совпадение.

И все же… он назвал меня жирной свиньей.

— Хам, — громко сказала я неизвестному типу. — Хам, грубиян и козел. Еще посмотрим, кто чья погибель.

Резко захотелось пончиков. Мне всегда хотелось пончиков, когда я начинала нервничать.

Прекрати, Мира, цыкнула я на себя.

В животе заурчало. Я повернулась на другой бок.

Чтобы заглушить урчание возмущенного желудка, я предалась воспоминаниям о яблочном доме.

В замке Макер-тота я была всего один раз. Данни как-то вытащила меня на пару дней. Мы были подростками, мне — 12 лет, ей — 14. Не сказать, чтобы замок оставил о себе яркие впечатления. Очень старое, очень каменное и очень-очень холодное здание на высоком-высоком холме. Мне, городской девчонке, сие строение казалось неуютным, хотя в нем, безусловно, чувствовался дух старины и древней магии, который я полюбила позже. Хозяин показался противным желчным стариком. Заставлял нас есть яблоки, уверяя, что они полезны для здоровья. Я споткнулась на первом: надкусив, обнаружила внутри зеленого червяка. Он, кажется, остался недоволен непрошеным вторжением и стал поспешно закапываться внутрь. Не в силах больше съесть ни кусочка, я выкинула огрызок и не прикасалась к еде, которую подавали в замке, будь то яблоки, запеченные в сметане, яблоки, фаршированные цукатами, или гусь в яблоках. Изрядно похудев за два дня, по возвращении домой с удвоенной силой набросилась на калорийные булочки.

Мист Макер-тот был третьим отцом Данни, или папой девять-двенадцать, то есть, воспитывал ее три года, начиная с девятилетнего возраста. Как попечительский совет разрешил воспитание девочки одинокому мужчине, остается только удивляться. Впрочем, на момент первого приезда Данни в замок у него, кажется, имелась жена. Которая вскоре то ли скончалась, то ли куда-то уехала. Данни вспоминала те годы, как лучшие в жизни. Папа учил девочку читать, ежедневно гулял с ней в лесу, катал на лошадях, привозил из города множество игрушек. Нанятая им воспитательница оказалась милой и душевной женщиной, с которой Данни спустя три года никак не желала расстаться и ревела несколько дней подряд.

Потом девочку определили к четвертым родителям, в Ойлин. А через два года оба четвертых родителя погибли.

Данни посещала тогда наш второй учебный комплекс, но, поскольку была на два года старше, мы могли никогда не познакомиться, если бы я не наткнулась однажды на красивую девочку, в одночасье лишившуюся родителей и жилья. Она сидела возле нашего дома и безутешно плакала. Ни минуты не медля, отвела ее домой, в маленькую трехкомнатную квартиру, и объявила маме: это моя подруга, она будет жить со мной. Почему девочкой не заинтересовался попечительский совет, было не совсем понятно, но тогда я об этом не думала. Позже Данни объяснила: совет не знал о гибели ее папы и мамы. Собственно, она тоже о ней не знала. Просто однажды родители не вернулись домой. Девочка ждала несколько дней, но особого беспокойства не проявляла. Ее частенько оставляли одну, и она привыкла заботиться о себе сама. Но вот пришло письмо. Точного содержания Данни не запомнила, в памяти сохранились лишь обрывки: погибли во время испытания ползуна — нового универсального средства передвижения; произошел мощный взрыв, останки не могут быть идентифицированы; примите наши соболезнования.

Письмо отправили из компании, которая конструировала ползуны — новый транспорт, что должен соединять большие города и перевозить сразу по нескольку сот человек — именно в этой компании работали родители. Данни никак не могла поверить в их гибель. Она каждый день бегала к дому, где жила раньше. Стояла под окнами и ждала до темноты. Проверяла — не загорится ли свет. А вдруг загорится.

От погибших родителей у нее остался сувенир — маленькая куколка на витом шнурке. Днем Данни цепляла ее к сумке или надевала на шею и прятала под платье — в учебном комплексе не очень приветствовали украшения. Дома, перед сном, клала рядом с собой на подушку. Мечтала увидеть родителей хотя бы во сне.

Именно тогда у нее появилась привычка постоянно к чему-то прислушиваться. Может быть, она хотела услышать голос мамы или отца? Или ей чудилось эхо того взрыва, что погубил родителей? Или ждала сообщения, что родители живы, просто потеряли память или находятся на лечении в другой стране? Не знаю. Мы никогда не спрашивали, а она не рассказывала.

Целый год мы делили одну комнату, пока Данни не закончила второй общий комплекс и не уехала в небольшой городок Айданк, к своей второй маме, чтобы поступить на специализированную ступень и выучиться на преподавателя математики. Снова встретились мы здесь, в Ойлине, куда Данни пару лет назад переехала вслед за своим женихом. Преподавательская карьера осталась в Айданке, сменившись столичной жизнью богатой и успешной маго-лавочницы.

Уже засыпая, я подумала: а ведь теперь придется вернуть рояль. Подарок подарком, но вдруг кто-то из наследников позарится именно на него, конечно, при условии, что он имеется в том самом списке. Ох, как я буду мечтать, чтобы монстра забрали.

Эта мысль окончательно примирила меня с поездкой.

Глава 3. Музей. Явление Ербина. Разговор с мамой. Архив и поисковик

«Музейный работник — это не профессия. Это разновидность нищеты».

(Из просьбы Истан-тонса о выделении ему материальной помощи)

Утром я катастрофически проспала. Не сработали часы, не затрезвонили в нужное время. Почему? Сие объяснилось просто — они валялись на полу, разбитые вдребезги.

Так вот что грохнулось ночью с комода!

По ощущениям, сейчас около девяти часов утра, а, следовательно, я опаздываю минимум на час. Кошмар, кошмар! Магический контур музея фиксирует время входа и выхода. Вчера за пару минут я лишилась полугодовой премии. А сегодня что? Лишит зарплаты?

Эта жуткая мысль заставила меня летать по квартире быстрой птичкой.

Так, завтракать некогда. Пришлось побросать в пакет вчерашние пончики, натянуть платье и плащ, с трудом отыскать не очень рваные чулки, впрыгнуть в туфли и помчаться в музей. Когда я закрывала дверь, из соседней квартиры высунулась пожилая соседка, миста Зофа Галгер-тонс. Это она стучала ночью в стену. У Зофы была одна вредная привычка — ей очень нравилось следить за моей личной жизнью и периодически в нее вмешиваться. А поскольку упомянутая личная жизнь не блистала разнообразием, то бабушка томилась, радуясь каждому моему появлению на лестнице.

— Чтоб я больше не слышала ночью ни звука! — закричала она мне в самое ухо, чуть при этом не оглушив. — А не то позову магический патруль!

Я не ответила и сбежала вниз по ступенькам. Миста Зофа озадачилась. Подозреваю, она жаждала услышать «заткнись, старая карга», после чего, конечно, не заткнулась бы, зато имела моральное право оскорбить меня или действительно вызвать патруль.

Легки на помине! Трое патрульных магов прохаживались вдоль тротуара, дабы пресечь, буде такая необходимость случиться, выступления одноотцовцев. Одноотцовцы же, как обычно, терпеливо ждали, пока патруль завернет за угол, чтобы вылезти из палаток и натянуть транспарант с призывами покончить с пятиотцовством. Потом, конечно, патруль возвращался, срывал транспарант, происходила небольшая перепалка между противоборствующими сторонами, и вновь на некоторое время воцарялось спокойствие. Видимо, стороны заключили своеобразное соглашение, мол, мы хоть и будем друг другу мешать, но не очень часто и без особого вреда.

Миста Галгер-тонс выскочила вслед за мной на улицу. При ее появлении маги как по команде развернулись и зашагали в сторону от нашего дома.

— Эй, мисты маги! — закричала им вслед старушка. — Не поможете одинокой женщине?

Троица ускорила шаги и почти бегом свернула за угол.

— Все равно я до тебя доберусь! — закричала мне раздосадованная соседка.

Из палатки, разбуженный громким голосом, высунулся заспанный однооотцовец.

— И до вас доберусь! — миста Зофа уставила на него указательный палец.

Палаточник икнул и поспешно нырнул обратно.

Я убеждена: если кто и сумеет совладать с одноотцовцами и магическим патрулем, то только вот такие боевые старушки.

Глянула на стрелку курантов и ахнула. Половина десятого! Банкин-тонс меня убьет.

— Тоже опаздываете, миста Мира? — участливо спросил охранник на входе.

— В смысле — тоже? — удивившись, я невольно притормозила.

— Так сегодня же это… все опаздывают.

— Все?

— Ага.

— Правда?

Во мне затеплилась надежда.

— Точно. Кто на две минуты, кто на двадцать. А некоторые до сих пор где-то шляются.

— Просто сонная эпидемия какая-то, — радостно воскликнула я: надежда переросла в уверенность.

Мимо нас прогарцевали две сотрудницы отдела магической литературы.

— Да какая там эпидемия, — провожая их взглядом, сказал охранник. — Куранты же ночью сломались.

— Что-о-о-о?!

— Ну да. Я-то на ночном дежурстве был. Сижу себе тихонько, значит. Тихо все, спокойно. И вдруг — что такое. С площади, где фонтан шести Подпор, крики, вопли, топот. Ну, думаю, драку кто-то замутил или выполз демон полностью заряженный. Тут хоть и потише, чем на окраинах, все же одноотцовцы иногда нет-нет, да и побузят. В общем, сплю… э-э-э… дежурю дальше. Потом слышу — вроде как шум сюда движется. Ну, точно. Надвигается на музей неорганизованная толпа. Ага. Я, значит, проснул… вскочил, проверил, хорошо ли заперты двери и позвонил начальнику охраны. А чуть погодя он и сам явился. Ну, тут все и разъяснилось. В курантах, значит, могуллий закончился. Они, значит, хотели у нас его позаимостовать, хе-хе. Как будто у нас самих его завались. Потом чего-то долго переговаривались, решали, кричали и разошлись. А к утру гляжу — они уже и того… заработали. Видать, нашли где-то волшебный порошочек, ага.

Ничего себе! Я слушала рассказ охранника и внутренне холодела. Все, что рассказывал вчера Банкин, не выдумка, не пустая угроза. Опасность остаться без магии действительно существует!

То, что до сих пор казалось пустым трепом — предстоящие командировки, пропажа Привратника и ключа, отсутствие могуллия в одной из бочек — на поверку оказалось мечом, нависшим над Данетией и ее жителями.

В таком случае поездка в яблочный дом становилась для меня не столько развлечением и отпуском, сколько возможностью почерпнуть информацию из книг по магии, коих, по словам Данни, в замке видимо-невидимо.

В задумчивости я спустилась в архив и села за стол. Принялась листать журнал поступлений и одновременно обдумывала предстоящий разговор с начальником. «Мне нужен отпуск», — скажу я. А он мне: ты ведь понима-а-аешь, какая сейчас тяжелая обстановка, с твоим маго-взором ты нужна именно здесь. Или, нет, вот так: не раньше чем через полгода, после открытия музея, или сразу после закрытия, если нас разгонят. Или так: хочешь уехать — увольняйся, подберем на твое место нового сотрудника.

Оторвавшись от журнала, вспомнила вчерашнее утро. Тьфу ты, а ведь Банкин обещал сегодня пропустить моего лже-жениха! Вот ведь некстати! Ербин каждый раз вытягивал кучу энергии, а выдворить его с полпинка невозможно. Знаете таких приторных липучек? Ну, так он из них.

И тут «женишок» нарисовался собственной персоной.

Неужели Банкин-тонс мог допустить мысль про мои свидания с этим… гм… красавцем? Взгляд бегающий, на губах застыла неестественная улыбочка, сам весь какой-то скользкий и приторный.

— Радости вам, дорогая миста! — прогнусавил Ербин. — Вот, принес несколько старинных фолиантов.

— И вам радости, — сказала я не очень приветливо; хотелось пожелать ему массу горя и несчастий, чтобы он исчез отныне и навсегда. — К сожалению, мы пока не принимаем книги. Вот, заполните заявку, перечислите названия и авторов, я передам экспертам отдела магической литературы. Если что-то заинтересует, вас вызовут.

— Нет, вы все-таки посмотрите, — он грохнул на стол пачку книг и придвинул ко мне.

— Извините, не могу, — я быстро отодвинула их обратно, мысленно произнеся «пошел вон».

— Ну, я вас очень прошу.

Пачка медленно поползла в мою сторону. Я задержала ее рукой, но Ербин был сильнее, поэтому книги понемногу отвоевывали пространство.

— Ну, хорошо, — сдалась я, поняв, что так просто отвязаться не выйдет, и книжки, почуяв победу, милостиво остановились. — Я посмотрю.

Приклеенная улыбка Ербина стала еще шире:

— Смотрите, я подожду.

Он огляделся, нашел взглядом кресло и шагнул к нему, намереваясь усесться. Этого еще не хватало!

— Извините, прямо сейчас не могу. Начальник ждет.

— Да вы быстренько.

Ербин все-таки плюхнулся в кресло и улыбнулся так широко, как только возможно. Мысленно застонав, я принялась перебирать пачку.

Меня давно интересовало, где он берет всю эту рухлядь. На городской свалке? Ворует у соседей? Выпрашивает у старьевщика? В предыдущие визиты он пытался выдать за артефакты огромное множество вышедших из употребления предметов, как-то: дырявое ведро (в котором якобы хранился могуллий), рваные ботинки (знавшие ступни святого Улия), веник (обгрызенный собакой, жившей в святом монастыре) и прочую дрянь. Ни в одном предмете не было и намека на магическую ауру. Однако Ербин с завидным постоянством являлся в музей через день, непостижимым образом просачиваясь через охрану и отвлекая меня от работы.

Я принялась рассматривать принесенные книги. Похоже, на этот раз он ограбил публичную библиотеку. «Особенности разведения кошек в винных бутылках. Пособие для начинающих», «Летун своими руками — это просто», «Житие святой Аненады», «Зачем нам магия?», «Долой пятиотцовство! Одна семья — вот норма жизни!», «Яблоко Света: все, что вы хотели о нем знать».

Отрезвил меня опус «Пришествие Святого Улии — это не миф!»

Конечно, не миф. Это полная чушь. Сей опус авторства монаха-схимника Чурменя есть, по моему мнению, развлекательное чтиво, наваянное с целью прославить упомянутого монаха в веках и не претендующее ни на откровение, ни тем более на истину. Мне довольно часто и в огромных количествах притаскивали подобные брошюры, долженствующие увековечить уникальность автора, его богоизбранность и прикосновение к великому таинству. Однажды попалась, к примеру, книжонка «Мироточащие сапоги Святого Улии, их свойства и применение в быту». Я бы не удивилась, встретив пособие «Как обманывать доверчивых сотрудников музея и втюхивать им всевозможную дребедень».

Зачем я сижу здесь с полоумным Ербиным и перебираю макулатуру? Надо идти просить у начальства отпуск. Если получится, сегодня же уеду, и пусть «жених» делает все, что хочет. Достает Банкинса, таскает ему хлам, просит денег.

Я решительно поднялась. Глядя в глаза посетителю, похлопала по стопке и твердо сказала:

— Оставьте, мы все это изучим. Здесь требуется большая научно-исследовательская работа. Приходите завтра… нет, лучше дня через три, мы постараемся дать вам заключение.

— Прекрасно, — этот гад не просто улыбался, он хихикал. — Тогда, дорогая миста, не могли бы вы… Небольшой аванс. Меня устроит по три биаса за книжку.

— Вас устроит, а меня — нет.

Биас — самая мелкая монета, и музей при всей своей бедности не разорится от запрашиваемой Ербиным суммы, но с какого-такого демона мы должны потакать всяким проходимцам?

Я хлопнула рукой по столу, отчего пачка накренилась, и часть книг полетела на пол.

— Но, — улыбка сползла с его губ, — не могу же я оставить вам ценные экземпляры просто так, задаром?

— Не можете — забирайте!

Похоже, вид у меня был грозный, потому что Ербин встал с кресла. Улыбка из приторно-ласковой превратилась в ехидную, а голос стал на несколько тонов ниже:

— Не много ли ты себе позволяешь? Вот я пойду сейчас к твоему идиоту начальнику да пожалуюсь, что ты в своем архиве вертеп устроила, клиентов принимаешь за деньги. Как думаешь, сколько ты тут еще продержишься?

Я оторопела от такого неприкрытого хамства. Да он не так прост, как кажется, этот тихоня Ербин. Обычно я возилась с ним довольно долго, уговаривала, слушала какие-то дурацкие истории из жизни его многочисленной родни. И только сейчас на меня снизошло откровение. ЗАЧЕМ я все это делала? Нельзя допускать бездельников и вымогателей ни на свое рабочее место, ни в свою душу.

— Продержусь сколько надо, не волнуйтесь, — ответила я, взяв себя в руки.

— Не так долго, как тебе кажется.

Улыбка Ербина стала еще гадостней. Теперь взгляд его не бегал, из заискивающего стал жестким и колючим. Холодная волна страха окатила меня с ног до головы. Я попыталась вызвать маго-взор, хотя в подобном состоянии это практически невозможно. Однако на краткий миг мне это удалось, и я чуть не вскрикнула — то, что стояло сейчас передо мной, не было ни дурачком, ни безобидным продавцом рухляди, ни площадным хамом. Личность, скрывавшаяся под маской Ербина, имела огромную силу и несомненную власть. Шевельни он рукой, и раздавит меня без особого труда. И я ничего, ничего не смогу с этим поделать. Я, неуклюжая толстая дуреха, не смогу постоять за себя, если он сейчас кинется. Потому что не умею драться, не знаю приемов самообороны, и даже заклинания ни одного наизусть не помню. А пользоваться в личных целях экспонатами не стану. И не потому, что боюсь остаться без зарплаты за должностное нарушение. Просто я, как ни странно, очень люблю маго-штучки и не намерена тратить их на таких гадов, как Ербин. Даже если мне грозит что-то очень нехорошее.

А оно, без сомнения, грозило. Ербин надвигался на меня, как нечто жуткое и неотвратимое. Меня затошнило. От ужаса я почти перестала воспринимать действительность.

«Не бойся бояться, — папины слова всплыли откуда-то из подсознания. — Страх — это нормальная реакция организма, и в нем нет ничего особенного. Герой, идущий сражаться с врагом, боится. Мышь, убегающая от кошки, боится. Главное — не боятся своего страха. Вот тогда можно надеяться на победу в бою, а то и, развернувшись, влепить кошке по морде».

Только благодаря этому воспоминанию, огромным усилием воли я сумела перебороть себя и поднялась со стула, хотя ноги все еще дрожали. Пришлось опереться кулаками о стол, чтобы не плюхнуться обратно.

— Убирайтесь, — сказала я сквозь зубы, которые так и норовили выбить дробь. — Немедленно.

Он не убрался, но, по крайней мере, остановился, и, кажется, слегка удивился. Голос его стал ласковым, почти нежным:

— Глупышка. Ежедневно через твои руки проходит множество колдовских предметов. Ты их видишь, трогаешь, смотришь на них своим уникальным зрением. Но, увы, не можешь ни обладать, ни применить по назначению. Не обидно так использовать свой талант? Не мучает желание оставить хотя бы один артефакт себе, утащить домой, как следует изучить? Мертвым грузом лежат здесь бесценные сокровища. А подобные тебе глупцы сидят на них, как сторожевые псы.

— Я сказала, убирайтесь, — повторила я, внутренне трясясь от страха, так как осознавала — кинься он на меня сей же миг, и я ничего не успею. Ни врезать в ответ, ни позвать охрану.

Запустить бы чем-нибудь в его ухмыляющуюся физиономию.

Вот только чем?

Да какая разница? Что есть под рукой, тем и запущу.

Под рукой были, естественно, особо ценные фолианты.

От первого Ербин уклонился. Второй поймал на лету. Третий отбил головой. При каждом моем броске он восхищенно-издевательски цокал языком и восклицал «Ух ты!», чем злил меня неимоверно.

И вдруг мою руку, потянувшуюся за очередным ценным опусом, что-то обожгло холодом.

На столе лежал небольшой кинжал из серебристого металла.

Откуда он здесь? Выпал из какой-нибудь книги? Вероятнее всего.

В любом случае, появился очень кстати. Конечно, Ербина им не зарежешь, да у меня и не выйдет, хоть и очень хочется, и даже не напугаешь, но появление кинжала отогнало страх и придало мне уверенности. Я крепко стиснула в правой руке маленькую рукоятку. Острие направила на лже-женишка.

— Это еще что… — начал было он.

И осекся, увидев кинжал.

Физиономия его из глумливой стала удивленной. Кажется, на ней даже промелькнул испуг. Он пробормотал что-то типа «не может быть», потом внимательно посмотрел на меня. И уже без издевки и ерничанья спокойно сказал:

— Мы еще встретимся, Мира. Возможно, я в чем-то ошибался. Но и ты тоже. Полагаю, ты пожалеешь, что относилась ко мне столь… гм… небрежно.

И вышел из подвала.

Только тут я поняла, что меня до сих пор трясет. От омерзения, от унижения. Оттого, что он заставил меня бояться.

Попыталась взять себя в руки. Осознать, что произошло.

Как он это сделал? Как сумел запугать меня до дрожи в коленях, до почти полной потери сознания? Быть может, мне всего лишь померещился тот, второй Ербин, страшный и огромный, скрывающийся за масляно-противным первым?

Судя по последней фразе, он является вполне нормальным и даже неглупым человеком.

Тогда почему так странно вел себя раньше?

И главное — для чего приходил? Не для того ведь, чтобы я испугалась, и уж тем более, не с целью продать никому не нужные книжонки. Что-то вынюхивал, высматривал, искал? А вдруг потихоньку подворовывал экспонаты? Нет, на входе стоит защитный контур, он бы ничего не смог вынести. Тогда зачем?

Я положила кинжал на стол и вышла из архива. Поднялась наверх, подошла к охранникам. Два здоровенных молодца несли вахту, подремывая в креслах.

— А, Мира, — один из них, увидев меня, слегка приподнялся. — Что-то быстро ваш жених ушел. Недовольный такой. Вы поссорились?

— Какой жених? — произнесла я сквозь зубы, по горло сытая женихами.

— Ну, как какой. Ербин-тонс, естественно.

— С чего вы решили, что это мой жених?

— Так это… он сам сказал.

— И поэтому вы его пропускали?

— Ну да. У вас ведь матушка строгая, запрещает с ним встречаться… А что, разве нет?

В глазах охранника появился испуг. Он понял, что делал что-то не так и не то.

— Нет, — отрезала я. — Моя матушка уехала давно, далеко и надолго. У меня нет никакого жениха. Зачем вы пускали сюда Ербина?

— Он очень просил, — сказал второй. — Мы же не знали…

— Сколько он вам платил? — спросила я наугад и поняла, что попала в точку.

Второй охранник заерзал, нервно оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто. Первый проникновенно сказал:

— Мы больше не пустим. Ну, мы правда думали, он ваш жених. Только вы директору не того…

— Не скажу, — пообещала я. Надо было давным-давно гнать Ербина взашей, пусть это и противоречит моим обязанностям. Каждого, кто принесет маго-штучки, мы должны были принять, выслушать и осмотреть принесенное, дабы не сгинул ни один ценный экспонат.

По мне, пусть бы сгинул, лишь бы не выслушивать ежедневно кучу идиотов.

Я развернулась и пошла в кабинет к Банкину.

— Что вам, Мирохарда? — недовольно сказал он, пряча какие-то бумаги в ящик стола. — Я вас не вызывал.

— У меня просьба и предложение, — бодро сказала я, перехватывая инициативу.

— О борьбе с опозданиями?

— Не совсем, но…

Начальник открыл было рот, однако сказать ничего не успел.

Переговорник на столе заискрился, запереливался всеми цветами радуги, вслед за чем раздалась бодрая мелодия.

— Да! — рявкнул начальник, потирая прибор.

— Я бы хотела поговорить с Мирочкой, — заявил мамин голос.

Я закрыла глаза и мысленно застонала.

Мамины вызовы на музейный переговорник одно время входили в тройку самых обсуждаемых на службе тем (первые две, когда мы откроемся и повысят ли в ближайшие полгода зарплату, были актуальными, но не столь многовариантными). Конечно, в архиве, где составлялась опись экспонатов и их сортировка, я большей частью находилась одна. Но порой туда забредали посетители, а иногда заявлялся Банкин. Перебивать маму, сватавшую дочурке очередного идеального жениха, — дело безнадежное, и я была вынуждена терпеть ее монологи под ухмылками посторонних или гневным взглядом начальства. В конце концов, начальство стукнуло кулаком по столу и забрало у меня казенный аппарат. После чего имело несколько разговоров с мамой, требующей немедленно позвать ее драгоценное дитя, иначе она решит, что доченьку сгноили в подвалах музея, где, по слухам, все еще хранились пыточные инструменты времен безмагии.

Мист Банкин-тонс пригрозил лишить меня премиальных, и я решилась. Вызвала на дом настройщика переговорной компании «Маг Улия» и установила-таки вожделенный аппарат. Правда, стоимость переговорника равнялась двухсот восьмидесяти шести фрарам, а это чуть больше моей полугодовой премии. Которой меня, впрочем, и так лишили.

— Желаю радоваться, — мрачно сказал начальник. — Простите, у нас совещание.

— Ваши совещания длятся по три часа, — отрезала мама. — А мне надо сказать Мирочке всего пару слов.

Банкин помрачнел еще больше и, посмотрев на меня, подергал мочку уха.

— Мамочка, — вмешалась я. — Давай я поговорю с тобой потом, после работы.

— Как ты поговоришь после работы, если начальник смывается ровно в пять и закрывает кабинет на ключ?

Банкин глухо зарычал. Я сделала несчастное лицо и выпалила:

— Мама, я поговорю из дома. Я купила переговорник.

— Ты купила переговорник?! Но он же жутко дорогой! Мира, солнышко, немедленно попроси увеличить тебе жалованье. Нынешнего тебе хватит разве что на прокорм дворовому коту!

Я начала сползать под стол. Банкин-тонс покраснел от гнева и отключил прибор.

— Простите, пожалуйста, — затараторила я, покаянно прижимая руки к груди. — Я не могла предвидеть мамин вызов!

— Вызов — это, конечно, полное безобразие. Но гораздо хуже то, что ваша мама почему-то очень хорошо осведомлена о подробностях жизни… гм… отдельных сотрудников музея.

— Понятия не имею, почему, — сказала я, усиленно придавая лицу глуповатое выражение. — Я ей ничего никогда не рассказываю. Ведь переговорник теперь стоит в вашем кабинете…

— Вы намекаете, что это я?! Я беседую с вашей мамой и выбалтываю ей… э-э-э… секретную информацию о режиме работы?!

Я поняла, что брякнула, не подумав.

— Нет-нет, не намекаю. То есть, не намекаю на вас. Это мог быть любой другой сотрудник. Уборщица, к примеру.

— Знаю я, какая это уборщица, — проворчал он, уже сбавив тон. — Кажется, у вас было предложение? Предлагайте, я слушаю.

Вкратце я поведала о визите Данни, о зАмке, доставшемся ей в наследство, и хранящихся в нем несметных (по словам подруги) богатствах.

Начальник подумал немного, пошевелил густыми бровями. Сказал:

— Не очень-то я верю в подобные клады. Нас уже несколько раз пытались обмануть аналогичным образом. Но в нынешнем положении, особенно после ночного бардака с курантами — вы ведь в курсе, что они внезапно остановились? — мы должны использовать любой самый незначительный шанс. Музею будет не хватать вашего маго-взора, но, в конце концов, вы ведь рано или поздно вернетесь. Хорошо, езжайте в замок… кстати, как он называется?

Я наморщила лоб. А действительно, как? Официального наименования не имелось, или я его не знала. Мы с Данни называли его между собой яблочным домом.

— Понятия не имею, — призналась я.

— Не имеете понятия, куда едете? — его брови поползли вверх. — Это весьма странно.

— Ну… меня вообще-то отвезут. У дочки покойного Макер-тота есть быстроходка.

— Макер-тота? — густые брови начальника взметнулись вверх. — Отца вашей подруги звали Макер-тот?

— Третьего отца, — уточнила я.

И зачем-то воскликнула, закатив глаза в приступе фальшивой экзальтации:

— Они очень, очень любили друг друга!

— Пожалуйста, — сказал начальник проникновенно и подергал мочку уха. — Пожалуйста, свяжитесь со мной оттуда в любом случае. Если там действительно несметные залежи колдовских книг и артефактов, я должен знать, на что рассчитывать. Надеюсь, ваша подруга не откажется продать музею кое-что для экспозиции.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Но тоже надеюсь.

— Да, и не забывайте про поиски пещеры, ключа и Привратника.

— Так вы отпускаете меня в командировку?

— В отпуск, Мирохарда. В от-пуск.

Начальник снова подергал ухо, давая понять, что разговор окончен.

Что ж, в отпуск, так в отпуск. Командировочные накрылись, зато я свободна на целый месяц.

В принципе, можно топать домой и ждать, когда за мной заедут. Но что-то беспокоило, не давало уйти. Осталось какое-то незавершенное дело.

Поняла. Мне надо спуститься еще раз в архив и посмотреть, на месте ли все экспонаты. Сверить наличие со списками. Частые явления Ербина заставили задуматься о пропаже — как артефактов, так и ценных книг. Отпуск отпуском, но ответственность за хранящееся в подвале никто с меня не снимал.

Легко сказать — проверить наличие. А если этого наличия в архиве десятки стеллажей, каждый из которых уходит в неведомые недра подвала? Да-да, я побывала далеко не во всех потайных уголках хранилища. Мое дело вообще-то лишь описывать экспонаты, систематизировать, складывать в короба, которые после расставляют по полкам другие работники.

Я решила проверить ближайшие полки, укомплектованные относительно недавно. Вытащила из сумки обед — десять блинчиков, два пирожных и пять пончиков — и принялась за работу.

Когда в дверь забарабанили, непроверенными оставались примерно девяносто девять сотых архива, зато съеденными были все пончики, блинчики и пирожные. Вот так всегда — провиант, деньги и свободное время заканчиваются раньше, чем работа.

— Что? — я приоткрыла дверь и выглянула в щелку.

— Миста Мирохарда, к вам пришли, — робко сказал охранник

— Гоните в шею, — я представила Ербина, явившегося за макулатурой, деньгами или помотать нервы, и содрогнулась. Видеть его сегодня еще раз было выше моих сил. Могу ведь не выдержать и… Нет, при всей моей неприязни к этому типу применять против него холодное оружие не стану.

— Вы шутите? — охранник недоуменно похлопал глазами. — Такую красивую девушку — и в шею?

— Что?!

Я отодвинула охранника и побежала наверх.

Красивой девушкой, естественно, была Данни. Она стояла перед входом в музей, притопывая стройной ножкой в моднейшем сапоге. Такая же красивая, как и всегда. В который раз я спросила себя — почему, ну почему вот эта умная, замечательная, прекрасная и богатая девушка поддерживает дружеские отношения с неказистой толстой мной?

— Мира! — закричала она возмущенно и шагнула навствечу. — Ты вообще думаешь о чем-нибудь? Рабочий день закончился пять часов назад! Четыре из них мы с Гвейнардом тщетно пытаемся тебя отыскать. Наверное, психика твоего сторожа не выдержала нашей настойчивости, и он окончательно сбрендил, потому что кукует и кукует без умолку. Кстати, твоя соседка откуда-то точно знает, дома ты или нет. Не терплю любопытных соседей, но в двух случаях их помощь может быть неоценимой — если пропала подруга или муж привел любовницу… Скажи, что ты до сих пор тут делаешь?

— Э-э-э… работаю.

— Начальник тебя отпустил? В смысле, отпуск дал или нет?

— Д-да.

— Тогда почему ты все еще здесь? Переделать все дела нереально, сама знаешь. Собирайся и пошли.

— Не могу.

Я как можно короче обрисовала ситуацию.

Данни возвела глаза к небу и вздохнула:

— Ну, ты даешь, подруга. Забыла, где работаешь? У вас в подвале в какой-нибудь из коробок наверняка есть поисковик. Он в два счета найдет расхождение между списками и наличием экспонатов.

— Ты что, — ужаснулась я, отводя Данни подальше от прислушивающихся к разговору охранников и переходя на шепот. — Это вообще-то преступление. Пользоваться ценными экспонатами строжайше запрещено.

— А сидеть в подвале до утра разрешено? Работать круглосуточно никто не запрещает?

— Никто. У меня даже надувной матрас припасен на случай незапланированной ночевки.

— Ты маньячка, — констатировала Данни. — Сейчас же запускай поисковик. Я устала и проголодалась.

Последнее слово подействовало на меня, как холодный душ. Желудок напомнил, что он пуст, несмотря на все, поглощенное ранее.

— Давай зайдем в «Румяный блин» и перекусим, — робко предложила я, — а потом я вернусь и все быстренько закончу.

— Нет, — отрезала подруга. — Мы никуда не зайдем. Если мы поедим и ты потом вернешься в подвал, то нам с Гвейнардом придется ждать до утра. Среди палаточников, магических патрулей, демонов и прочего сброда. Ты этого хочешь?

Мне было все равно, где проведет ночь Данни. Но сказать так — значит, спровоцировать новую вспышку гнева. А уж если подруга рассердится по-настоящему, то туши свечу, ныряй в подвал.

Однако по инерции я продолжала сопротивляться, хотя делала это больше для проформы, понимая, что Данни права: вручную, без магических средств мне не обследовать архивные полки даже за месяц непрерывной работы.

— А если кто-нибудь заметит утечку магии в поисковике?

Это прозвучало несколько неуверенно.

— Да кто заметит-то кроме тебя? — Данни поняла, что я сдаю позиции и перешла на командный тон. — В ваши катакомбы спускаешься только ты. А ты, моя милая, завтра… нет, сегодня… Да. Сегодня уезжаешь! Когда вернешься из отпуска посвежевшая и похорошевшая, с кучей новых знаний и артефактов, про разрядившийся поисковик уже забудут.

Я укоризненно покачала головой — на что ты меня толкаешь, дорогая, на должностное преступление? Данни насупилась и кивнула на дверь — иди, мол.

В архиве хранилось несколько поисковиков. Я вытащила нужную коробку, открыла и осмотрела содержимое. Та-а-ак, что у нас тут? Вот этот лимонно-желтый шарик чуть крупнее моего кулака ищет беглых преступников, но уже почти пуст — еще бы, за годы службы разоблачил одиннадцать грабителей, трех убийц, восемнадцать магов и тридцать шесть еретиков-безмагов. Следующие три — помельче, желтые с оранжевыми прожилками, — хозяйственники, помогают отыскать потерянную или засунутую в дальний угол домашнюю утварь. Пятый, желтый в голубую крапинкукак и первый, оказался практически разряжен; у него очень-очень узкая и, на мой взгляд, забавная специализация: предназначен для отыскания гулящих мужей. Ага, вот то, что нужно — небольшой шар, в пассивном состоянии бледно-желтый, ярко светится при активизации, отыскивает краденое. Так, главное, правильно составить программу поиска. Я раскрыла прилагаемую к поисковику МБК, так называемую маленькую белую книжечку с шаблонами стандартных программ, и быстро нашла нужную.

Увы, не ко всем артефактам имелись МБК — за триста лет многие инструкции потерялись. А для некоторых маго-штучек их не существовало вовсе. Колдуны в старые времена не особо заботились о потомках и создавали артефакты не для продажи, а исключительно для собственного пользования.

К счастью, в нашем архиве МБК были более чем у половины артефактов.

Итак, чтобы заставить поисовик работать, надо обрисовать ему район поиска — устно либо на бумаге, задать приметы краденого или любые другие условия, по которым искомое определяется однозначно. А также определить итог поиска: сам предмет, его местонахождение, либо, если ни то, ни другое не определимо (например, предмет уничтожен и найти его невозможно) приметы вора. И произнести фразу активизации.

— Район поиска: подвал архива, — громко произнесла я, держа шарик перед собой на вытянутой руке. — Условия: наличие предмета в списках, но фактическое отсутствие. Итог: список украденных предметов.

Подумала и добавила:

— И приметы вора. По окончании работы занести на лист. Ареа канта манипус!

В принципе, для поисковика имели значения не сами слова, а эманации, передаваемые моей рукой. Но, увы, без вербализации активировать артефакты не удавалось.

Пока поисковик метался среди стеллажей, я терзалась муками совести, но когда на чистый лист, который я ему подсунула, легли ровные строки, содержавшие перечень пропавшего, только ахнула. Двадцать два предмета! Ну, ничего себе! Тут были и защитные амулеты, и увеличители энергетического поля, и мелкие бытовые вещи типа чашки-непроливайки и скалки-самокатки. Самое неприятное, что в список попал еще один предмет, довольно ценный — изменитель внешности. Но что поразило больше всего, к пропаже приложил руку не только Ербин, а еще как минимум двое — шарик выдал приметы аж трех человек! Я быстро пробежала глазами описания и убедилась, что клептоманией не страдаю.

Так, первый: высокий, худой, лысеющий… Ербин или кто-то очень на него похожий. Украл единственный предмет — красный негниющий помидор, вызывающий женскую страсть при совместном поедании. Гм. Уж не со мной ли совместно он собирался его поедать? Второй: среднего роста, плотный, темноволосый, особых примет нет. Что ж, это мог быть кто-то из работников музея. Украл двадцать предметов. Ого! Значит, ворует постоянно. Третий. Тоже мужчина, и тоже без особых примет. Украл всего лишь расческу, делающую шевелюру пышнее. Наверняка спер на подарок для своей возлюбленной.

Осталось понять простую вещь. Каким образом совершались кражи? Магический контур непременно уловит и зафиксирует факт выноса маго-штучки, после чего передаст информацию дежурному начальнику, а тот — охранникам на входе.

И — уверяю вас — мало никому не покажется. До меня тут работал один старичок. Чтобы порадовать свою половину, он решился стащить поющий горшочек. Не успел сделать и двух шагов, как охранник ласково взял его за плечо и отобрал сумку с горшочком. Старичка уволили на следующий же день. Впрочем, дедушка, когда передавал мне дела, клялся, что его подставили, а, может, даже подсидели. И так подозрительно смотрел на меня, что я готова была провалиться сквозь землю. Наверное, он и сам понимал абсурдность обвинений — подвал музея не самое козырное место, а должность архивариуса — не мечта владеющих маго-взором, чтобы подсиживать кого бы то ни было. Тем не менее, перед старичком мне было крайне неудобно. Но одно я запомнила хорошо: выносить из музея что-либо — гиблое дело, причем в прямом смысле слова.

Однако, вот же двадцать два предмета, исчезнувшие из подвала. Возможно, они еще находятся в стенах музея. Очень не хотелось думать на своих коллег, но… Жаль, я не задала поисковику параметр «местонахождение украденного».

Я поблагодарила поисковик за помощь, погладила слабо светящийся желтый шарик и бережно уложила в коробку. Он едва заметно мигнул, будто ответил на ласку. По моим наблюдениям, маго-штучки — самые отзывчивые и милые… э-э-э… вещи… нет, все-таки существа. Почти как живые. Если найти с ними общий язык и научиться понимать, то проблема отсутствия близкого человека отступит далеко на задний план… Собственно, ради общения с маго-штучками я и оставила карьеру журналистки, придя в музей архивариусом. Зря Данни удивляется, что я забываю здесь про все на свете. Время на службе течет незаметно. Хотя, наверное, моя увлеченность работой — лишь возможность забыть про остальные проблемы.

Написав начальнику сопроводительное письмо с просьбой уличить трех воров и не пускать «жениха» в музей ни под каким видом, я вдруг вспомнила про кинжал. Тот самый, небольшого размера, предположительно выпавший из какой-то книги.

На столе его не было. Под столом тоже. Но ведь я отчетливо помнила, как оставила его здесь!

Хорошо, будем рассуждать логически. Уйдя, я заперла дверь. Значит, пока мы беседовали с начальником, войти сюда никто не мог.

Потом я спустилась вниз и принялась проверять полки и короба на предмет пропажи. Был ножик на столе? Не помню.

Потом пришла Данни. Я вышла к ней и…

Идиотка! Как можно было оставить дверь открытой! Сюда мог забраться кто угодно. Я сразу представила — вот он спускается по ступеням, озирается, берет нож, после чего крадется в дальний угол подвала, где затаивается. Чтобы позже выйти и прирезать меня.

Тотчас же, будто отвечая мыслям, в глубине архива послышался звук. То ли что-то упало, то ли кто-то споткнулся.

Неприятный холодок пробежался вдоль позвоночника.

Спокойно, сказала я себе; наверное, какой-нибудь короб стоял неровно, вот и рухнул, задетый летящим поисковиком.

Однако короб, даже рухнувший с высоты, вряд ли станет вполголоса ругаться.

Где, спрашивается, были мои мозги, куда подевалась осторожность, когда я подскочила и кинулась на звук брани, словно собачка, в любимую конуру которой забрался наглый котяра?

Увы, в отличие от собачки, быстрота — не мой конек. За то время, пока я металась среди стеллажей, отыскивая источник звука, любой приличный вор мог бы смыться как минимум раза три (на что я подсознательно надеялась). Но то ли злодей заплутал, то ли оказался еще менее проворен, чем я. Мне удалось, вывернув из-за очередного поворота, весьма удачно налететь на черную фигуру в длинном плаще с капюшоном, из-под которого злобно сверкнули глаза. В следующую секунду фигура развернулась и резво поскакала по проходу в дальний угол архива. Я ринулась за ней.

Надо сказать, бежал черный плащ если и быстрее, то ненамного. Тем не менее, расстояние между нами неуклонно увеличивалось. Не-е-ет, не уйдешь! Я разозлилась, и, бросив вперед свою тушку в немыслимом рывке… рухнула на каменный пол.

Однако, падая, ухватила-таки конец мантии. Почти одновременно раздались: треск разрываемой материи, глухое рычание беглеца, стук моего тела о камни, пара ругательств, отпущенных мной в адрес жесткого пола, топот убегающего злодея.

Раздался еще один звук, который тут же примирил меня и с падением, и с очередными разодранными колготками. Тихое звяканье упавшего кинжала.

Видимо, ворюга прятал его в складках мантии и впопыхах не заметил потерю. Потирая ушибленные колени, я с трудом поднялась и сделала пару шагов. Протянула руку, чтобы поднять серебристый клинок.

И тут случилось совершенно невероятное. Прямо на моих глазах кинжал… растворился! Исчез, будто его и не было. Я пошарила руками в надежде, что он просто стал невидимым. Ничего подобного. Кинжал пропал, будто его и не было.

Я задумалась. Никогда не слышала, чтобы предметы, пусть и магические, вот так запросто исчезали. Хорошо бы спросить кого-нибудь из отдела магической литературы, может, встречались какие-то книги или статьи на эту тему, но ведь рабочий день давно закончился. А завтра… нет, уже сегодня я уезжаю. Ладно, оставим решение этой загадки на потом.

Преследовать вора дальше, дабы установить его личность я, конечно, не стала. Во-первых, он давно исчез за ближайшим поворотом, а во-вторых, коридоры музея до конца не изучены, и некоторые из них ведут демон знает куда. Очень надеюсь, что злоумышленник туда и попадет. Ну, и в-третьих, очень сомневаюсь в своей победе, если нам с ворюгой придется схлестнуться врукопашную.

И вообще, с меня на сегодня хватит! Присовокупив к записке для начальника трофей — кусок плаща, я поднялась наверх к Данни, оживленно болтающей с охранниками.

— Все в порядке? — спросила подруга. — Можно ехать?

В порядке, конечно, было далеко не все — колени отчетливо болели, но я вдруг почувствовала, как безмерно устала — и от работы, и от подвала, и от начальства. И очень-очень хочу уехать немедленно и как можно дальше. Поэтому лишь кивнула, схватила Данни за руку и потащила прочь.

Глава 4. Сборы. Отъезд

«Привлекательный начинающий маг-экспериментатор

желает познакомиться с нищей уродиной,

готовой попытаться стать красивой и доброй,

для приятного времяпровождения. Положительный

результат эксперимента не гарантирован!

Убедительная просьба повторно

не обращаться и демонов не насылать!»

Из объявлений в газете «Магия-сила»

Быстроходка ждала за углом.

— Нашла беглянку! — радостно обратилась подруга к водителю. — Спасла от неминуемой гибели в застенках пыточного каземата, который почему-то называется учреждением культуры. Ее потеря была бы большой утратой для магической общественности, потому что другой такой сумасше… э-э-э… тругоголички в Данентии просто не существует. За спасение мне полагается поставить памятник. Или хотя бы накормить и напоить.

Человек в темной рубашке с высоким воротом и белом жилете повернулся и кивнул, с интересом рассматривая тругоголичку.

Наши взгляды встретились, и его лицо тут же вытянулось. Мое, видимо, тоже. По крайней мере, я замерла на несколько секунд, а потом отступила на пару шагов назад и мысленно выругалась.

Это был тот самый тип. Который вчера сначала чуть на меня не наехал, виляя и подпрыгивая, а потом заявил, что мне не мешало бы похудеть как минимум вдвое. А я за это пообещала ни за что и никогда не садиться в его быстроходку.

Я заметила, что тип насмешливо рассматривает мои ноги в разодранных чулках, вспыхнула и принялась одергивать юбку. Парень искривил губы в ухмылке.

— Прыгай, — сказала Данни и распахнула заднюю дверцу. — И поехали. Мы по твоей милости потеряли уйму времени. Завтра начнут прибывать наследники, поэтому выехать надо сего…

Она вдруг запнулась и внимательно посмотрела сперва на меня, потом на парня:

— Что? Что такое? Мира? Гвейн?

— Ничего, — ответила я и отвернулась. — Я не поеду.

— Снова здорово! — всплеснула руками Данни. — Послушай, Мира. Мы ведь уже обо всем договорились. Ты согласилась стать моим представителем в замке, и я не стала больше никого искать. Ну что произошло? В подвале ты увидела призрака? Испугалась и теперь боишься ехать в темноте?

Подумаешь, призрак. Как раз их-то я и не боялась. На случай появления в подвале призраков у меня под рукой находился ловец — устройство, преобразующие неживые магические объекты в чистую энергию.

Зато я очень боялась ехать с этим типом. Его манеру вождения я видела, и она мне жутко не понравилась. Мне и так не внушали доверие все эти новомодные маго-механические агрегаты, до конца не исследованные и не изученные. А если к тому же водитель неопытный…

Но признаваться в трусости мне, как дочери испытателя летунов, не хотелось.

— Не призрака, — ответила я, с трудом отводя взгляд от белобрысого Гвейна. — В музее, как я и опасалась, завелся вор. И не один, а сразу трое. Боюсь, в мое отсутствие они разграбят пол-архива.

— Ну и пусть, тебе-то что? — фыркнула Данни. — Поиск воров — дело начальства и службы безопасности, а вовсе не твое.

Я с укором посмотрела на подругу.

— Данни, пойми, мы с таким трудом собираем артефакты. Те, что в наличии — мелочь, не стоящая особого внимания. Но если пропадет и она, музей закроется, даже не открывшись.

— Мира! — закричала Данни так громко, что какой-то прохожий шарахнулся от нас, едва не впечатавшись в ограду. — Мира, ты что, плохо меня слушала, да? Тебе дается прекрасный шанс пополнить вашу экспозицию! У папочки в замке есть замечательные старинные артефакты! Бери — не хочу! Я не возьму за них с вашего нищего музея ни одного биаса!

Она перевела дух и уже тихо добавила:

— Ну, пожалуйста. Сделай это ради меня, ради нашей дружбы. Мне на самом деле очень, очень нужно, чтобы поехала именно ты.

Это был запрещенный прием. Ради Данни и нашей дружбы я готова пожертвовать всем, и она это знала. Значит, ей действительно необходимо видеть своим представителем именно меня.

— Хорошо, — сдалась я села в быстроходку.

Со стороны водительского сидения послышался ехидный смешок. Я только сжала покрепче зубы — во-первых, чтобы не зарычать, во-вторых, представляя, какими зигзагами мы сейчас понесемся по улицам.

Сама не понимая зачем, решила осмотреть все вокруг маго-взором, хотя в этом не было никакой нужды — нападать на нас в центре города, да еще рядом с музеем, где полно охраны, никто не станет. И верно, ничего особенного я не увидела. Серая паутина защиты, оплетающая музей, яркие лучи, исходящие от курантов, защитный кулон Данни…

Я перевела взор на Гвейна и вздрогнула.

На миг, на один крошечный миг показалось, будто под черной рубахой блеснула цепь раба. Которая являлась совсем не украшением, а запрещенным артефактом, подлежащим немедленному уничтожению или, как минимум, разрядке. Я тряхнула головой. Наваждение исчезло.

Быстроходка подпрыгнула и рванула с места. От стены отделился ковер-летун и последовал за нами.

Всю дорогу наш водитель молчал, а Данни давала наставления и советы, которые я слушала вполуха, так как раздумывала, в самом ли деле видела на шее Гвейна цепочку или мне померещилось. Ничего не придумала и решила — заработалась до светящихся шариков в глазах.

Водителем парень был не ахти каким. Быстроходка то резко тормозила, то дергалась на поворотах. Недостаточное мастерство водителя усугубляли разбитые по всему центру палатки одноотцовцев и магические патрули, которые не давали простора для маневров. Однажды нам попалась группа детей, с ликующими криками гоняющих демона. Последний выглядел до того зашуганным, что я от души ему посочувствовала. Он было увязался за нами, ища спасения. Но тут ребятишки подняли истошный крик, и Гвейнард прибавил ходу, отчего быстроходка рванула как укушенная бешеным котом. Несчастный демон вынужденно отстал.

Повернув за угол, мы чуть притормозили. Где-то тут, рядом, бытроходка, ведомая нашим лихачом, налетела на меня в первый раз.

Ну да, точно. Вот и дом с яблокожором. Он все так же улыбается мне со стены — чуть укоризненно, но все-таки обоятельно.

К двери дома подходил человек. Вот он вставил в замочную скважину ключ и повернул. Я равнодушно смотрела на его спину. Интересно, похож он на изображенного на стене предка? Человек, будто прочтя мои мысли, неспешно повернулся. Я увидела его лицо и ахнула.

Перед открытой дверью стоял никто иной, как Ербин собственной персоной.

— Что он тут делает? — растерянно спросила я, не отрывая взляда от лже-жениха.

— Кто? — спросила Данни. — Куда ты смотришь? На яблокожора? Так он тут всегда, ты что, забыла?

— Нет, я про Ербина.

Мы уже проехали заветный дом, поэтому нам с подругой, оглядываяь назад, пришлось вывернуть шеи.

— Ербина? — Данни недоуменно посмотрела на меня. — Ты заработалась, что ли? Какого еще Ербина?

— Того самого, Данни, того самого. Да посмотри же внимательней! Вон же он.

Лже-жених стоял у двери и глядел на нас, чуть улыбаясь. Впрочем, может, улыбка мне померещилась, на улице темнело, и черты лица скрадывались.

— Это не он, — уверенно сказала Данни. — Какой же это Ербин? Ему совсем нечего тут делать. И потом, хозяина дома я знаю. Правда, очень шапочно, и даже имя не вспомню, но этот тип на Ербина даже близко не похож.

Я не стала спорить. Не возвращаться же, чтобы доказать свою правоту.

То, что это был Ербин, я готова была поклясться.

Вот только что он тут делал?

По дороге мы с Данни все-таки решили перекусить в «Румяном блине». Оставили Гвейнарда в машине и зашли в уютный трактирчик.

— Мне пять блинчиков, — сказала я подошедшей девушке. — Два стакана сока и…

— Три салата из огурцов, — закончила Данни. — Блинчики — не лучший выбор для ужина.

— Наголодаться всегда успею, — отмахнулась я.

О, насколько пророческими оказались эти слова!

— Как он тебе? — спросила подруга, когда принесли заказ.

— Блинчик? Очень вкусный! Здесь их готовят — пальчики оближешь! Попробуй!

Подруга отвернулась и поморщилась.

— Все талию экономишь? — сочувственно спросила я. — Тебя же с ковра-летуна скоро сдувать будет.

— Не будет, не надейся, — отпарировала Данни. — Я прекрасно обхожусь без мучного и сладкого. А у тебя, похоже, разыгрался аппетит. Уж не на нервной ли почве? Понравился мой водитель?

Угу. Особенно когда прошелся по моей комплекции. Самое верное средство понравится девушке — наговорить гадостей о ее фигуре.

— Про нервную почву — это ты в точку, — я сменила тему, не желая обсуждать, кто кому нравится. — Знаешь, вчера вечером… Уже довольно поздно было… кто-то вызвал меня по переговорнику.

— Да ты что? — жадно спросила подруга, предвкушая сенсацию. — И кто же? Нет, не говори, дай я угадаю. Нетерпеливый поклонник?

— Какой еще поклонник? Данни! Ты о чем? Мне ведь только позавчера его настроили.

— Тогда… Наверняка это был рекламный вызов. Переговорщики кому только не сливают коды. Не бесплатно, естественно.

— Рекламный? А грубый и наглый не хочешь? — я пересказала ночной разговор.

Подруга нахмурилась:

— Код запомнила?

— Данни! Как считаешь, стоя в ночной рубахе на холодном полу, можно запомнить какой-то там код? Да и как бы я запомнила, если он сразу исчез?

— Исчез? — Данни чуть не подавилась куском огурца, закашлялась. — Код исчез с поверхности переговорника? Мира! Такого не бывает. Не может быть, понимаешь? Он гаснет после окончания разговора!

— Я и сама так думала. И, тем не менее, код пропал!

— Ладно. Про код я думаю вот что: специалисты из компании «Маг Улия» применили какое-то новшество… Чтобы скрывать номер вызвающего. А что? Почему нет? Или настроили криво. Я уверена, объяснение есть, но сейчас важно другое: кто звонил. Какой был голос? Мужской? Женский?

— Хриплый. Как будто простуженный. Либо мужик, либо женщина с низким тембром. Думаю, голос изменили.

— Кто мог знать про твою поездку?

— Ты, — просто ответила я. — После тебя никто не приходил. И я никуда не выходила.

— Колдовство какое-то, — задумчиво произнесла Данни. — Я абсолютно точно никому не говорила.

— Абсолтно точно? — спросила я, и тут меня осенила догадка. — А водителю своему ты когда сказала?

Данни замерла, вытаращив глаза.

— Ну и? — я прищурила глаза.

— Буквально два слова, Мира! Я сказала ему буквально два слова!

— Какие именно?

— Что ему предстоит дальняя поездка. С моей подругой… Слушай, ну неужели ты подозреваешь его? Да у него даже переговорника нет!

— Мог воспользоваться твоим.

— А номер твой как узнал?

Я призадумалась. Номера он знать, конечно, не мог.

— Вот и я о том же, — убежденно сказала Данни. — Мира! Это смешно, честное слово — подозревать шофера!

— А вот мне как-то не очень, — произнесла я вкрадчиво. — Меня будят ночью, обзывают, дают дурацкие советы. Короче, пытаются запугать. Зачем?

— Понятия не имею, — пожала плечами Данни. — И зачем же?

— Я тоже не имею понятия. Но кто-то не хочет, чтобы я поехала. Почему? Данни, или ты говоришь, в чем дело, или…

— Или ты не едешь? — упавшим голосом сказала подруга. — Впрочем, ты права. Так будет лучше. Правда, дело с наследством затянется на неопределенный срок… И магичекие фолианты могут растащить…

— Я же не отказываюсь, — пришлось пойти на попятный. — Но, согласись, звонок действительно странный.

— Странный, — кивнула подруга. — Но… Если ты подозреваешь Гвейна, то напрасно.

Я решила не отвечать, потому что действительно подозревала. И звонок странный, и Гвейн этот, по словам самОй же Данни — странный… Нет, он, конечно, не вызвал меня сам. Скорее, передал кому-то информацию.

Но кому и зачем?

А вот поеду и все выясню!

Я с удивлением посмотрела на пустые тарелки — и когда только успела все съесть? Решительно встала:

— Не заскучал ли твой работник?

— Пусть немного, ему полезно, — улыбнулась подруа. — Так что, едешь?

— Данни, я долго колеблюсь прежде чем что-то решить. Но решив, не отступаю от намеченного.

— Тогда поехали.

Данни шагнула было к двери, но я ее задержала:

— Погоди еще минуточку. Слушай, а эти… странности водителя, о которых ты вчера говорила… ну, помнишь, что он то ли заговаривается, то ли подозрительно себя ведет — они очень странные? Или можно терпеть?

Она рассмеялась:

— Можно терпеть. Мира, мужики — они все немного странные. Взять моего жениха. Опять уехал! Все дела, дела. Которые, видите ли, важнее наших с ним отношений. Сколько раз я хотела тебя с ним познакомить. Но попробуй его поймай! Ничего, скоро вернется навсегда. И мы наконец-то поженимся.

Я действительно не была знакома с женихом своей лучшей подруги. Удивительно, но факт. То он куда-то уезжал, то я была занята по уши, то Данни вплотную занималась своим магазинчиком. Но только теперь меня вдруг посетила странная мысль. А что, если она по какой-то причине просто не хочет нас знакомить? Полная ерунда, конечно, но вдруг?

Сторож — на сей раз он принял вид кукушки — все еще куковал.

Привычно шлепнув его по башке, я повернулась к подруге, которая зашла в квартиру вместе в Гвейном вслед за мной:

— Данни, стучала в квартиру ты?

Она уставилась недоуменно:

— А какая разница?

— Сначала ответь.

— Ну, я. И что?

Странно. На Данни сторож должен не куковать, а кукарекать, приняв вид бравого петуха, а не серой невзрачной птички.

— Не пойму, что произошло со сторожем, — пробормотала я.

— Да он у тебя всегда заедает.

Заедает — да, но еще ни разу он не спутал Данни ни с кем другим.

— Вы едете или нет? — подруга начала сердиться. — Мира, бери вещи!

Когда Данни сердится, она разговаривает рублеными фразами и чаще всего глаголами в повелительном наклонении.

Я схватила приготовленную сумку, приподняла и тут же уронила обратно. Интересно, почему она такая тяжелая?

— Сдвинься, — буркнул Гвейнард.

Он оттер меня плечом, легко подхватил сумку и понес к выходу.

— А правда Гвейн немножко волшебник? — подмигнула мне Данни.

— Угу, — буркнула я. — Быстроходку водит поистине волшебно.

— Нормально он водит, — начала заводиться Данни. — Что ты хочешь от человека, который сел за руль совсем недавно? Ты бы, наверное, сама не лучше ездила!

Она попыхтела немного, остывая, порылась в карманах и протянула здоровенную свзяку:

— Держи. Кажется, здесь ключи от всех комнат. У Сварта с женой тоже есть почти ото всех — ей ведь приходится делать уборку. А это папочкин экземпляр. Я говорила, что настроила ключи на тебя?

— Кажется, да, — неуверенно ответила я.

Связка оказалась не только здоровенной, но еще и увесистой. Хо-хо, значит, я стала полновластной хозяйкой замка, хоть и временной! Могу стащить несколько артефактов. Или, наоборот, подкинуть что-нибудь лишнее.

Тут у меня появилась сумасшедшая идея, и я решила ее озвучить:

— Может, твой волшебник сможет утрамбовать рояль и запихнуть его в быстроходку? Вдруг кто-нибудь из наследников его захочет?

Данни обалдело уставилась на меня. Спросила:

— Кого захочет? Волшебника?

— Я вообще-то имела в виду рояль, — спокойно пояснила я. — Что, если кто-то из наследников захочет его в качестве доли?

Данни уставилась на меня изумленно:

— Мира, ты шутишь? Во-первых, это подарок. Не только от меня, но и от покойного папочки. Помню, он однажды обмолвился: никогда не забуду, с какой страстью и обожанием Мира смотрела на инструмент.

Я внутренне содрогнулась и не стала уточнять, что это была вовсе не страсть, и уж тем более не обожание, а самый настоящий ужас. Упомянутый папочка заставлял меня разучивать песенку «Три мага раннею порой». Ее считали не то, чтобы запретной, но весьма неприличной. И не только из-за упоминания магии и волшебного порошка — содержание песенки определенно нуждалось в цензуре. Я не посмела ослушаться и, хоть и без большого удовольствия, по полдня сидела за роялем и стучала по клавишам, в то время как Данни со своей старой нянькой и садовником Свартом гуляла по окрестностям замка. А я томилась в компании старого угрюмого Макер-тота, который под мое бренчание бормотал слова песенки:

— Три мага раннею порой

Отправились на луг.

Сожрал могуллия второй,

А третий сгинул вдруг.

— А где первый? — наконец не выдержала я.

— Что? — нахмурился старик.

— Почему в песне поется про второго и третьего магов, а про первого — нет.

Он ухмыльнулся:

— Первый в уме.

— Где?! — я испугалась не на шутку. Не съехал ли старина Макер-тот с катушек? Как целый маг может поместиться в уме? И каким образом там оказался?

— Эх, вы, поколение безмагов, — вздохнул хозяин замка. — Не знаете элементарных вещей. Не помните заветы предков. Первый маг — это всегда Улия. Он находится с нами, в нас, направляет наши действия, следит мудрым взором.

— Маго-взором? — спросила я.

— Что? — брови Макер-тота полезли на лоб — Что ты знаешь о маго-взоре?

Тут я очень испугалась. Не надо было этого говорить. Поэтому усиленно замотала головой:

— Ничего, совсем ничего.

Он принялся меня разглядывать, и я, сама не знаю как, поняла — смотрит маго-взором. Голова заболела. Представился Улия в уме. Любопытно, что он там забыл? Хоть он и первый, но в моей голове ему делать нечего.

Много позже стало ясно — это всего лишь фигура речи. Но в тот миг я отчетливо представила невысокого худощавого человечка, сидящего среди мозговых извилин и читающего книгу.

— Надо же, — произнес наконец Макер-тот странно изменившимся голосом, хрипловатым и немного севшим, — никогда бы не подумал, что ты… нормальная. А скажи-ка мне вот что… Про маго-взор тебя предупреждали?

Я машинально кивнула, и только после этого сообразила, что выдала себя окончательно и бесповоротно. И когда только научусь сначала думать, а потом головой мотать?

— Не стану допытываться, кто одарил тебя драгоценным даром, но он поступил правильно. А я, гм, нет. Увы, прошедшего не воротишь. Играй. Песня дурацкая, но иногда и дурацкие песенки могут в жизни пригодиться.

Мы прозанимались еще немного, а потом пришло сообщение от мамы. Она тяжело заболела, и мы с Данни вернулись в город. Я так и не доучила песенку «Три мага раннею порой», о чем, впрочем, нисколько не жалею.

Все это я вспоминала, глядя на рояль, черного монстра, занимающего половину гостиной.

— Во-вторых, — продолжила Данни, — как ты себе представляешь перевозку этой громадины? Я его и сюда-то еле доставила.

— Можно прицепить сзади к быстроходке, — предложила я. — Для чего-то же у рояля есть колесики.

— Тогда она превратиться в медленноползушку, — отпарировала подруга. — И вы доедете до яблочного дома в лучшем случае через три дня. Нет-нет, этот вопрос решенный, обжалованию не подлежит. Ну, все, постоим на дорожку, и в путь.

Мы постояли.

— Захвати лампу, — напомнила Данни.

Лампу! Действительно, я ведь чуть не оставила переговорник!

Более того — я совершенно забыла про мамин вызов! И про обещание поговорить с ней, как только вернусь домой. Хороша дочка!

— Данни, — сказала я, — давай задержимся еще хотя бы на полчасика. Мне очень–очень надо поговорить с мамой.

— Ты с ума сошла! — подруга всплеснула руками. — Поговорить! Да ведь за окном уже темнеет! А вам еще ехать и ехать!

— Может, завтра? — спросила я. Ехать в темноте, да еще с таким водителем, как Гвейн…

— Никаких завтра! — отрезала Данни. — Я тебя знаю, найдешь еще кучу неотложных дел. Все, топай.

— Мама очень ждет, — я постаралась сделать свой голос как можно более жалобным.

— Ничего, подождет, — категорично велела подруга, выпихивая меня из квартиры. — У мамы новая счастливая жизнь, а у тебя пока нет. Мира, не тормози, шевели ногами! Поговорить можно и в быстроходке!

Согласна, вариант. Однако какое-то неясное чувство, что уезжать никуда не стоит, не хотело меня покидать. Именно оно заставляло тянуть время, находить неотложные дела, топтаться на пороге…

Моя сумка стояла на заднем сиденье. Я с кряхтеньем перегнулась через дверцу и сунула в сумку связку замковых ключей.

Гвейн занял водительское место и, застыв на нем ледяной глыбой, смотрел вперед, всем видом выражая терпение, которое вот-вот подойдет к концу. Данни посмотрела на его белобрысый затылок, хлопнула себя по лбу и воскликнула:

— Мира! Чуть не забыла! У меня для тебя подарок! Вот, держи.

Она протянула мне колечко. Постое, незатейливое, из серебристого металла, с небольшим камушком. Я взглянула на хитрющее выражение лица Данни и включила маго-взор.

Ну, так и есть. Камушек светился бледно-голубым. Магия очарования. Значит, она все-таки не оставила коварных намерений сосватать меня своему помощнику. Ну уж нет.

Не желая обижать подругу, я взяла кольцо, но на палец не надела. Просто сунула в нагрудный кармашек. Данни не одобрила такое обращение с ценным подарком, но возражать не стала. Только спросила, подергав полу плаща:

— Ты собираешься ехать в этом недоразумении? В быстроходке, конечно, есть обогрев, но напрочь отсутствует крыша. Поэтому ветерок, особенно ночной, не прибавит дивных ощущений. Меня, например, во время дальних переездов постоянно бодрит.

— Но… у меня ничего более подходящего нет, — призналась я. — Разве что в одеяло закутаться.

— Мира, фу, — поморщилась подруга. — Фу, одеяло. Ты едешь в быстроходке, а не в телеге! Подожди.

Она нырнула под заднее сидение и вытащила объемный сверток:

— Держи и облачайся!

В свертке оказался дорожный набор высокосветской дамы: брюки, куртка, плащ, сапоги на шнуровке и перчатки с высокими раструбами. Все — из тонкой, отлично выделанной кожи золотисто-корчневого цвета. В довершении всего я достала из свертка большие круглые очки с толстыми стеклами.

Ноги ослабли.

У папы были точно такие же.

И тут же тугой волной нахлынули воспоминания.

Папа приходит домой, счастливый, протягивает очки:

— Глянь, Мира! Как тебе? Красивые, правда?

Я заворожено смотрю на это чудо. Толстые стекла, кожаная оправа, плотно прилегающая к голове — будто в руках у папы огромные стрекозиные глазищи. Мама смотрит настороженно и почему-то испуганно.

— Очки пилота, — с гордостью говорит папа. — Меня выбрали для испытаний нового летуна…

На маминых глазах наворачиваются слезы, а я не могу понять, что случилось. Она боится стрекозиных глаз?

Очень отчетливо, в одно мгновение, я понимаю: как только папа наденет глаза стрекозы, он перестанет быть папой, потому что сам превратиться в стрекозу и улетит от нас далеко-далеко, чтобы уже никогда не вернуться…

— Эй! — потрясла меня Данни. — Ты что, уснула, дорогая? Облачайся и вперед! В дороге поспишь.

Пришлось вернуться домой и переодеться.

М-да. Одежда действительно шикарная. И мне в самый раз. Вот только выгляжу я в ней не как светская дама, а как ее прислуга, невесть зачем все это напялившая.

— Прелестно, — одобрила Данни мой вид. — Вот что значит удачно подобранный наряд, сразу делает человека из…

— Коровы? — подсказала я.

— Из девушки, не озабоченной внешностью, — грозно поправила Данни. — Зато теперь вы с Гвейном смотритесь гармонично.

Оказывается, пока я ходила, Гвейнард тоже переоделся — почти в такой же дорожный костюм, как у меня, только темно-коричневого цвета.

— Ну, все, садитесь и езжайте, — сказала Данни. — Да и мне пора. Мира, не забудь поискать коробочку, ладно?

Она свистом подозвала ковер-летун, грациозно на него вспорхнула, махнула рукой и улетела.

Из соседней двери выглянула миста Зофа Галгер-тонс, только и ждавшая, когда отбудет моя шикарная подруга, которую бабушка слегка побаивалась:

— Мирохарда Юргрия! Почему вы снова нарушаете покой? Вчера ночью творилось невесть что, а сегодня весь вечер в квартире орал петух!

— Не петух, — сказала я. — Сегодня была кукушка. Это мой сторож. Он больше не будет.

— Какая еще кукушка! — старушка перешла на визг. — Я что, выжила из ума? Не могу отличить ку-ку от кукареку?

Ничего не понимаю. Петух? Но ведь я сама слышала… И видела…

Может быть, после Данни ко мне приходил еще кто-то?

Или бабушка все-таки ошиблась?

— Я очень надеюсь! — продолжила соседка. — Что кукарекать никто не станет, и ночью из вашей квартиры не будут раздаваться мужские голоса и звуки потасовок!

Ну вот почему у подобных ей бабушек отличный слух, никакой личной жизни и необузданная фантазия? Бесполезно объяснять, что никакой мужчина ко мне не приходил, а слышала она всего лишь голос из переговорника.

— Вы, милочка, мешаете спать пожилому человеку!

Странно, но ей не мешали ни пикетчики движения одноотцовцев с плакатами «Пятиотцовству — нет!», раскинувшие палатки прямо под окнами, ни магические патрули, что печатали шаги по каменной мостовой весь день и всю ночь без передыху.

— В следующий раз буду жаловаться! И не магическому патрулю, а прямо в министерство магии!

Ну да, только им и делов, что разбирать жалобы всяких старых грымз, которые от скуки придумывают врагов в лице ближайших соседей.

— И очень правильно сделаете! — неожиданно сказал Гвейнард.

Я аж рот разинула от такой подставы. Нет, вы видели наглеца?

Зато миста Зофа, кажется, только этого и ждала. Расплылась в улыбке и замурлыкала:

— Вы меня понимаете, мист, правда? Никто не понимает, а вы, я вижу, — да.

— Очень хорошо понимаю.

Вот же зараза! Он что, вздумал строить глазки старой карге?

Бабка и без того раздражала безмерно. То утверждала, будто я специально ношу домой всякие сладости (которые ей противопоказаны), чтобы вызвать завить или приступ голода. То кричала на всю улицу, будто я подглядываю за ней в окно. И, наконец, однажды я якобы натравила на нее дворового кота! Я же не виновата, что она стояла прямо на пути у механической мыши, которую я подарила котику в честь дня святого Улии. После этого бедному животному невозможно было выйти из подвала, чтобы не услышать в свой адрес пары-тройки проклятий.

Я хотела сказать бабке на прощание что-нибудь язвительное, но прикусила язык. Потому что услышала голос Гвейнарда:

— Мы давно наблюдаем за неблагонадежными гражданами. И в этом нужном и опасном деле очень надеемся на вас. Я оставлю вам свой номер, и вы, если увидите и услышите что-то подозрительно, сразу меня вызывайте.

Старушка ахнула, прикрыла рот рукой, попялилась на парня округлившимися глазами и благоговейно прошептала:

— Так вы оттуда… из этих?

Гвейнард широко улыбнулся, вытащил из кармана картонку и засунул в карман бабушкиного платья, грязного и засаленного. Соседка раздулась от гордости, окинула меня презрительным взглядом и удалилась в свою квартиру.

Глава 5. Ночная дорога. Пятиотцовство

«Государство вам дарит пятерку отцов,

Пятерых умудренных отцов-мудрецов.

Окружи их заботой, теплом и вниманьем

И мечтать прекрати о пятерке дворцов!»

Из наставлений Магического Схода

юным гражданам Данетии

Я в последний раз окинула взглядом родной квартал. Ох, как же давно я отсюда не уезжала. Здесь прошли первые три года моей жизни, тут я прожила свои последние десять лет.

Фонари уже зажглись, освещая трехэтажные кирпичные дома, стоящие друг к другу вплотную, двумя шеренгами уходили в темноту. Невысокие кусты, цветочные клумбы с золотыми огоньками — обычными цветами городских улочек — вызывали картины далекого детства. Я тряхнула головой, мысленно простилась с городом и решительно шагнула к быстроходке.

— Надеюсь, эта старая калоша не станет злоупотреблять твоей добротой и не примется названивать по десять раз на дню, — сквозь зубы процедила я, усаживаясь рядом с водительским сиденьем. Это ж надо — кокетничать со злобной фурией!

— Пусть злоупотребляет, — пожал плечами парень. — Не жалко.

Интересно, каким образом старушка станет «злоупотреблять»? Данни говорила, в яблочном доме нет переговорника. Но «немножко волшебник» дал бабуле карточку с кодом. У парня есть персональный переговорник, о котором не знает хозяйка? Я не утерпела:

— И… каким образом она станет злоупотреблять?

Гвейн удивленно на меня взглянул, что чуть не стоило старинному особняку резной ограды — я вовремя взвизгнула, и лихач успел резко свернуть.

— То есть как, каким образом? — невозмутимо ответил водитель. — Естественно, вызовет меня по переговорнику.

— Чтобы вызвать, надо этот самый переговорник иметь! — отпарировала я. — А Данни утверждает, что в замке его нет!

— В замке нет, — спокойно ответил парень. — Он со мной.

— И Данни про него знает?

Я удивлялась все больше и больше. Гвейн кивнул.

— Странно, — раздраженно заявила я. — Она знает про твой аппарат. Но… пока я не сказала про свой переговорник, не представляла, как нам связаться. Она сама призналась, что у тебя переговорника нет!

— Все правильно, — снова кивнул Гвейн. — Это не совсем переговорник. Скорее, однонаправленный агрегат.

— Однонаправленный агрегат? — недоуменно переспросила я. — Что за демон такой?

— Никакой не демон. Переговорник с односторонней функцией. Другие вызывать могут, а я их — нет.

Что-то царапнуло. Что-то не сходилось. Знай Данни про «полупереговорник», она бы сообщила. Однако точно помню ее слова: у Гвейна переговорника нет. А он утверждает, что какой-то урезанный аппарат все-таки имеет.

Кто-то врет.

И что вообще это за агрегат такой?

— Такие бывают? — спросила я.

— Чего только не бывает, — туманно ответил Гвейн. — Взять хотя бы вас с моей хозяйкой. Вы такие разные, однако как-то дружите.

Вот уж его нисколько не касалось наша дружба! Пока я пыталась придумать язвительный ответ, быстроходка подпрыгнула и нервно рванула вперед, словно лощадь, подстегнутая кнутом. Поздний пешеход в ужасе шарахнулся в сторону.

— А ты ничего, — неожиданно сказал Гвейнард.

Я закашлялась. Вот так признание! Заработали настойчивые советы Данни обрабатывать меня на полную катушку? Или он пытается загладить предыдушее высказывание?

Только сейчас я почувствовала: на пальце что-то мешается.

Ну, конечно! Кольцо непостижимым образом выбралось из кармашка плаща, куда я его засунула, и умудрилось нацепиться на средний палец правой руки. Наверное, это произошло, когда я ходила переодеваться.

Я попыталась стащить кольцо. Куда там! Видимо, артефакт заговорен на меня. Ну, Данни, погоди!

Ладно, приеду, сниму с помощью мыла.

— Спасибо, — холодно сказала я. — Давно водишь быстроходку?

Машина чуть не снесла фонарный столб.

— Второй день, — ответил Гвейнард, уворачиваясь от невесть откуда выскочившей торговой будочки. — По-моему, получается неплохо. И, знаешь, удовольствий масса.

Магический патруль, вывернувший из-за угла, поспешил скрыться за палатку одноотцовцев. Пикетчики в это время натягивали очередной плакат, но, заметив летящую на них машину, бросили работу и присоединились к патрульным.

Увернуться от палатки было практически нереально. И все же нам это удалось. Ну, почти удалось.

Кажется, в рухнувшей палатке кто-то был. Ругань и гневные крики не стихали еще довольно долго. Орали как маги, так и пикетчики. Увы, родной город прощался со мной если и со слезами на глазах, то слезы эти не были признаком огорчения. Утешало одно — быть может, обрушенная нами палатка примирит магов и одноотцовцев.

Через четверть часа забылись и палатка, и гневные крики. Мы почти выехали из столицы, но Гвейнард и не думал сбавлять скорость. Лучше бы Данни подарила вместо кольца что-нибудь от морской болезни, поскольку очень скоро каменная мостовая кончилась, и начались рытвины и ухабы. Я, с трудом переносившая качку, уцепилась руками за переднюю панель. Вот лихач.

— Кто? — неожиданно спросил водитель.

— Что — кто? — не поняла я.

— А, нет, ничего. Мне показалось, ты что-то сказала.

— Неужели?

— Я же говорю, показалось. Все, проехали.

Я оглянулась по сторонам:

— Что проехали?

Он усмехнулся:

— Так говорится: проехали — значит, тема закрыта.

Я вспомнила рассказ Данни о Гвейнарде и о его странных словечках. Спросила:

— Никогда не слышала. Где так говорят?

— Ну… — он замялся. — На моей родине.

— Так ты не местный? — удивилась я. — Ух, здорово! Ни разу не встречала иностранцев. У нас они, сам понимаешь, редкость. А откуда приехал? Из Ещечегойта или Нудании?

— Ну да, — кивнул он.

— Что — ну да?

— Из Ещечегойта.

— Ясно.

На самом деле, ничего не ясно. Подруга услужливо подсунула мне… кого? Недотепу-чеготянина? Она хоть проверила, ориентируется ли он на местности, да еще и в темноте?

— Слушай, э-э-э… Гвейнард, а ты уверен, что сможешь найти дорогу к яблочному дому?

— К чему? — озадаченно спросил он.

Ну вот, началось!

— Яблочный дом — очень четко, будто для маленького ребенка, сказала я, — это конечная цель нашей поездки. Поэтому, представь себе, мне очень-очень интересно, сумеем ли мы туда добраться.

— Хм-м-м, — задумчиво протянул Гвейн, — а мне казалось, мы едем в какой-то замок.

Он издевается, что ли? Спокойно, Мира, спокойно.

— Это и есть замок. Раньше он принадлежал третьему отцу Данни, моей подруги и твоей хозяйки.

— Так бы и говорила. Дорогу я найти смогу, не сомневайся, — сказал Гвейнард очень уверенно, и эта его уверенность вселила в меня еще большее сомнение в правильности выбора водителя. — А почему третьему отцу? Ты, наверное, хотела сказать — отчиму?

Да что ж такое, в самом деле? Я могу понять Данни, у которой элементарно не хватило времени, и она не успела поведать своему новому работнику, из-за чего замок Макер-тота мы назвали яблочным домом. Но назвать папу шесть-девять отчимом! Это переходит всякие границы!

— Я сказала именно то, что хотела. Макер-тот был ее третьим отцом. Отцом, понятно? А не отчимом.

— То есть, у твоей подруги было три отца? — каким-то очень странным голосом спросил Гвейнард. — Интересно девки пляшут.

— Три?! Гвейн, ты откуда такой взялся, а? У Данни, как и у всех нормальных данетян, пять отцов! И при чем тут танцующие девушки?

— Сколько-сколько? Пять?!

Гвейнард, кажется, был поражен до глубины души. Некоторое время он молчал. Потом спросил осторожно:

— А мама? Надеюсь, мама у нее одна?

— Да почему одна-то? Тоже пять.

— Пять мам, — проговорил он тихо. — Пять мам. Интересно, как такое возможно с точки зрения биологии? Или это местная идиома?

— Идиома? — нет, ну откуда взялся этот остолоп? — Слушай, ты, наверное, жил в глухомани? Или в горах? Ещечегойт ведь горная страна. Нигде не учился, про пятиотцовство слыхом не слыхивал, так?

— Примерно, — кивнул парень, завернув такой вираж, что я едва не прикусила язык. — Хотя лучше было бы сказать — знал, да забыл.

— Ударился головой, получил частичную амнезию?

— Не совсем, но что-то типа того.

Я крякнула. Вот это да. У него не все в порядке с головой. Контуженых мне только не хватало.

Будто прочитав мои мысли, водитель поспешно добавил:

— Мира, тебя не должно это смущать. Моя… э-э-э… забывчивость абсолютно не сказывается ни на поведении, ни на других людях.

— Ни на ведении машины, — добавила я. — Заметно.

— Я всего второй день за рулем! — Гвей, кажется, начал злиться. — Уверяю, я вполне адекватен.

Хм-м-м-м… Хоть ты и уверяешь, да вот я почему-то не уверена. Возможно, обладатель хриплого голоса не так уж и неправ… И мне следовало остаться дома…

— А что с тобой случилось? — спросила я.

— Да ничего особенного, — слегка остыв, ответил он. — Что-то вроде болезни, которая давно прошла, но дала определенные осложнения. Физическое самочувствие превосходное, не беспокойся.

— Постараюсь, — хмыкнула я.

— К сожалению, — продолжал Гвейнард, — некоторые реалии вашего… гм… нашего мира совершенно стерлись из памяти. Вот, например, пятиотцовство. Весь город заставлен палатками против этого самого пятиотцовства. Значит, это плохо? Или хорошо? Ничего не помню. Просветишь неграмотного?

— Да без проблем. Если скорость сбавишь.

Я хотела добавить — а то вдруг ударишься головой и растеряешь последние мозги, но промолчала.

Он покорно снизил скорость.

И я принялась просвещать.

Пятиотцовство объявили основной политикой государства в деле воспитания детей примерно пятьсот лет назад, в самый расцвет диктатуры магии. Именно тогда власть, состоявшая из Схода Высших магических чинов, вынесла указ, гласивший: каждый родившийся ребенок с целью наилучшей интеграции в общество обязан воспитываться поочередно в пяти семьях, а по достижении пятнадцатилетнего возраста волен сам выбирать, где ему жить дальше.

Конечно, интеграция и прочие благие порывы тут ни при чем. Просто к тому моменту население страны сократилось почти вдвое. Очень многие семьи были бездетны. Самое ужасное, что, несмотря на все старания, у них вообще не могло быть детей.

Сей феномен тщательно исследовали. Прорицатели, лекари и ясновидящие — все привлеклись к работе. Причину бесплодия искали в ухудшающемся климате, некачественных продуктах, образе жизни, оторванности от природы… Однако истинная причина заключалась совершено в другом.

А именно. Выяснилось, что активное занятие магией действует на организм человека не лучшим образом. Мужчины становились импотентами, женщины — бесплодными. Проще говоря, маги и магини не могли иметь детей. Но природный родительский инстинкт упорно требовал выхода.

И такой выход был найден.

Конечно, пятиотцовство объявили государственной политикой далеко не сразу. Сперва Сход Высших и слышать о нем не желал, а мага Литуса, предложившего пятиотцовство как единственный выход из создавшейся ситуации, чуть было не вывели из состава Схода. Протестовали довольно долго. С какой стати маги должны воспитывать чужих детей? А вдруг — плохая наследственность, болезни, порча и тому подобное? Нет уж, давайте искать кардинальные методы.

Увы, ничего более кардинального, чем уже предложенное, найти не удалось. Смирившись с единственным возможным выходом, пятиотцовство все-таки приняли.

— Это был единственный выход? — не поверил Гвейнард. — Неужели не возникла простая мысль: договориться с соседними странами и забирать у них на воспитание сирот?

— Возникла, конечно. Но, видишь ли, все не так просто. Вот ты где жил, в Нудании? Ах, да, не помнишь… Ну, ладно, объясняю. В соседних странах нет ни магов, ни магии. Совершенно. Абсолютно. Как думаешь, обидно им? Вот то-то же. И когда зашла речь об усыновлении детей, они потребовали за это… могуллий. Волшебный порошок.

— И что? Ваши маги оказались такими жмотами?

— Вовсе нет. Просто могуллий, будучи вынесенным за пределы Данетии, теряет свои свойства.

— О… — казалось, Гвейнард потерял дар речи. — Трудно поверить, если честно. Надо же. Теряет свойства. И почему так?

— Понятия не имею. Но факт остается фактом — все маги в других странах становятся безмагами, а маго-штучки превращаются в никому не нужные безделушки. Такой вот феномен.

Увы, сей феномен, как нетрудно догадаться, не делал отношения с соседними государствами добрососедскими. Собственно, война магов и безмагов развязалась — и это теперь уже доказанный факт — не без вмешательства и помощи соседних стран, для которых Данетия всегда была и остается бельмом на глазу.

Но мы отвлеклись, кажется… Итак, первые дети, кочевавшие из семьи в семью, были избалованы и заласканы до невозможности. Как следствие, резко возросла детская преступность. Тогда Сход Высоких магов срочно создал институт попечительских советов, которые следили за воспитанием, устраивали занятия для родителей и подыскивали детям подходящие семьи. Одновременно было введено ограничение на занятия магией для женщин, не родивших как минимум двоих наследников.

После начала войны с безмагами и запрета на колдовство кривая рождаемости хоть и медленно, но все же поползла вверх, однако пятиотцовство не отменили. Еще оставались зажиточные бездетные семьи, которые не прочь были стать вторыми, третьими, четвертыми и пятыми родителями. Увы, за благими порывами пряталась обычная корысть. Никто не обязывал взрослых детей помогать престарелым родителям, но ведь среди отпрысков наверняка найдется тот, кто не откажется поухаживать за больным отцом или немощной матерью.

— Ошеломительно, — медленно произнес Гвейнард. — Крайне ошеломительно. Неужели все это я знал раньше и не удивлялся?

— Чему тут удивляться-то?

— Ну, как чему? А кровное родство? Родные родители, я имею в виду. Они вот так просто соглашаются отпускать свое дитятко к незнакомым людям?

— И что такого? Когда-то родные папа и мама тоже было совершенно незнакомы со своим ребенком, разве нет? И потом, они не расстаются со своим отпрыском навсегда. Никто не может запретить им навещать ребенка. Дарить подарки, гулять, забирать в гости.

Гвейнард помолчал, переваривая услышанное. Потом протянул:

— Да-а-а. Мне очень, очень трудно все это осознать… Женщина, выносившая и родившая в муках, обязана отдать свою родную кровиночку, плоть от плоти своей, в чужой дом. Всегда и везде подобное считалось насилием. Ведь это… дико.

— Чего ж тут дикого? Вся страна живет подобным образом, единой, можно сказать, большой и дружной семьей. По-твоему, выходит, ребенку было бы лучше расти в одной, но очень-очень бедной семье? Там, где не могут дать нормального образования и воспитания, нет приличной еды, одежды, обстановки? Гвейн, у нас все делается в интересах не только магов, но и детей, разве нет?

— М-да. Чувствую, дискуссия тут неуместна. Поэтому оставим скользкую тему «Что лучше для ребенка», хотя я все-таки на стороне палаточников… Давай ты лучше продолжишь меня просвещать. Поговорим о наследстве. Я ведь так понимаю, миста Данни поручила тебе заниматься именно этим вопросом? Кому из детей переходит имущество родителей в случае смерти последних?

— Тому, кто указан в завещании. Если такового нет, делится поровну между всеми, кто предъявит права и подтвердит их документами, выдаваемыми попечительским советом. Но иногда отец составляет несколько завещаний — все в пользу разных детей, и, увы, одно не отменяет другого. Поэтому процесс дележа бывает долгий и запутанный.

— Разве последующее завещание не отменяет предыдущее?

— Конечно, нет. С какой стати? Дополнить может, отменить — ни в коем случае.

— Вот это да! А если, к примеру, один и тот же замок будет завещан сразу двоим? Или троим?

— Дом разделят на количество наследников.

— То есть как разделят?

— Как договорятся. Могут жить в родительском доме все вместе. Ингода один наследник выплачивает остальным их долю в денежном выражении. Или делят в прямом смысле.

— В прямом?! — изумился Гвейн. — Топором и ломом?

— Ну да. Ломают дом, и каждый забирает свою часть.

— Наследники — идиоты? Что они будут делать со строительным мусором?

— Ничуть не идиоты. То, что ты назвал строительным мусором, на самом деле имеет большую ценность. Замки, возводимые во времена диктатуры магии, строились абсолютно неуязвимыми. В их толстые каменные стены вмонтировано столько защитных и прочих артефактов, что нынешним магам и не снилось.

— Почему же их не снесли во времена безмагии? Насколько я знаю от Данни, все артефакты тогда уничтожались.

— Да, некоторые дома и замки действительно снесли, особенно те, что с защитными амулетами в контуре. Но большинство остались целыми, поскольку артефакты активируются лишь во время реальной угрозы. Их невозможно выявить и найти, если непосредственной опасности для обитателей замка нет. Поэтому большинство старинных замков безмаги не тронули, обходили стороной — их считали немагическими, потому что определители магической энергии не диагностировали ни единого всплеска. Но, с другой стороны, этот факт вызвал множество провокаций со стороны безмагов. Толпы вооруженных людей нападали на поместья. Такие конфликты обычно вызывали поражение нападавших. Яблочный дом, насколько я знаю, подвергался атакам безмагов два раза. В первый раз тогдашний хозяин, прапрадед Данни, не позволил бунтовщикам даже приблизиться к замку. Он просто обстрелял их яблоками.

— Он сделал… что?!

— Обстрелял спелыми, ароматными яблоками. Представь себе, сей плод, выпущенный с большой силой, способен нанести ощутимый урон в стане врага. Весьма вероятно, прапрадедушка прибавил к обстрелу немного магии. С тех пор яблоки так почитаемы хозяевами замка.

— Весьма оригинально. А второй налет?

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.