Бесплатный фрагмент - Кокон

Запись от 23.05.хххх

«Не знаю, зачем пишу это. Доктор Джефферсон говорит, что дневник — это хороший способ справиться с моей тревожностью, появившейся после операции, но, как по мне, хрень все это. Наверное, в больничной палате просто ужасно скучно.

Я тут уже почти два месяца. Швы заживают и ужасно чешутся, а иногда ноют так, что даже обезболивающие не спасают, но медсестра говорит, что это нормально. От иммуносупрессантов такой аппетит, будто мне снова шестнадцать, но это вроде тоже в порядке допустимых побочных. А вот то, что внутри я все ощущаю иначе теперь, когда у меня три новых органа вместо потерянных в аварии…

До сих пор как-то жутко от мысли, что я был одной ногой в могиле. Вот так. Решил впервые за тридцать два года своей жизни совершить что-то… Ну не знаю. Безумное? По крайней мере, Джи и родители считают именно так. Им давно не нравится Брэндон, говорят, что он на меня плохо влияет. Не знаю.

С момента переезда только в его компании я мог развеяться и повеселиться. Тем более, что переезд мне дался нелегко, я изначально был против, но Джи же настояла, а я промолчал. Теперь на новом рабочем месте у меня появился хороший приятель, но она вечно недовольна.

Но точно глупо ругаться с Брэндом из-за того, что я не справился с управлением на его мотоцикле. Я же сам принял это решение, он не уговаривал меня. Иногда кажется, что Джи считает меня подростком, который не в состоянии ответить за свои поступки.

Снова злюсь. Швы заныли, а следующий прием таблеток еще не скоро, в 15:30. Джефферсон говорит, что нужно снижать дозу, чтобы у меня не возникло зависимости. Но я же не один из тех нариков, что закидываются препаратами по фальшивым рецептам где-то в подворотнях. Одной таблетки хватило бы, чтобы боль отпустила…

Тем более что все равно все оплачивает страховая. Удивляюсь, кстати, как мне повезло, что нашелся донор. Не знаю, кем был этот парень, но его почки, легкое и печень спасли мне жизнь. Я несколько раз пытался узнать, кем он был, но, оказывается, эта информация под запретом. А я бы с радостью поблагодарил семью или близких моего спасителя. Буду думать, что это был умирающий от рака пациент, который решил пожертвовать себя ради спасения других. В Бога я не очень верю (хоть тут могу в этом признаться, иначе мать инфаркт бы хватил от этих слов). А вот во второй шанс верю. Может, это даже шанс для чего-то великого?

Не покидает страх, что произойдет отторжение. Доктор утверждает, что именно в этом кроется причина моего плохого сна и встревоженного состояния. Мне кажется, что теперь моя жизнь имеет смысл. Глупо было бы теперь не ценить ее и растрачивать на серые будни. И уж тем более глупо быть убитым собственной иммунной системой после того, как с этим не справился тот лесовоз, из-за которого я пробил легкое, а печень и почка порвались. Не говоря уже о сотрясении, многочисленных переломах и потере крови. Еще в начале месяца я выглядел в точности как в мультфильме — перебинтованный с ног до головы. После пережитого точно помирать не хочу.

Но все-таки эти сны не могут не беспокоить. Мне стало сниться детство, что удивительно. Я почти не помню себя ребенком, даже колледж припоминаю уже с трудом. А тут внезапно нахлынули воспоминания. Неяркие, расплывчатые, ну как старые фильмы. Совершенно не помню себя таким. Я и снов-то почти не вижу обычно. Может, это мозг играет со мной. Скорее всего, просто последствия травм и миллиона таблеток, которыми меня пичкают.

Кроме телевизора и моих собственных мыслей в этой чертовой палате нет ничего, чем можно было бы себя развлечь. Раньше я думал, что это так круто — лениво лежать себе, щелкая каналы кабельного. Сериалы, ток-шоу, реклама, новости, полицейские сводки… Все по кругу, как день сурка. Теперь готов отдать все, лишь бы поскорее выйти на улицу.

Наверное, когда выпишусь, попробую поговорить с Джи. Нужно же хоть иногда высказывать свое мнение. Мне потребуется ее поддержка еще долгое время, пока продлится реабилитация, не хочу, чтобы между нами были разногласия. Пусть она и не подозревает об их существовании. Однако ничего не могу с собой поделать — боюсь, что снова доставлю хлопот. И ей, и родителям. Джи все так же работает, ей не до меня будет. Да и не должна она, наверное, моей сиделкой быть. Мать порывается приехать, но как они будут уживаться с Джи под одной крышей… Пока даже думать об этом не хочу. Легче притвориться, что мне уже лучше, чтобы лишний раз их не беспокоить.

Возможно, вести эти записи не такая уж и плохая идея. По крайней мере, пока я писал эти строки, прямо чувствовал, как голова начинает работать. Иногда я даже теряю ощущение времени, настолько монотонными кажутся дни здесь. Как же бесит, что я тут еще надолго».

Глава 1

Телефонный звонок разрезал тишину офиса, заставив Джеймса подскочить, будто его ударило током. Он сонно озирался по сторонам, однако на дежурстве сегодня кроме него никого не было. Митчелл отпросился у начальства — еще бы, как можно пропустить игру «Сиэтл Маринерс». Вот это было настоящим преступлением, а не серия краж, которой они должны заниматься вместе.

Телефон продолжал надрываться раздражающими трелями, и Джеймс нехотя подошел к столу отсутствующего напарника. Перед тем как поднять трубку, мужчина потряс головой и прокашлялся, чтобы заспанная хрипотца в голосе не выдала его.

— Центральное полицейское управление Эйберсвуда. Детектив Сэвидж у телефона, — выдал он заученную фразу монотонным голосом. — Чем могу помочь?

— Джеймс? — в трубке раздался встревоженный голос старшего офицера Одли. — Где Билл? Он же с тобой сегодня на дежурстве.

— Сержант Митчелл… — Джеймс замялся. Он не мог с ходу придумать правдоподобный ответ, чтобы прикрыть прогульщика. Если до комиссара дойдут новости о том, что офицеры департамента самовольно уходят с работы, никакие связи с вышестоящими друзьями не прикроют задницу Билла. И задницу Джеймса тоже. — Сержант сейчас не может подойти к телефону, но скоро вернется. Мне передать, что вы звонили, сэр?

— Нет, — резко оборвал Одли. — Нужна помощь в районе Пайнкрофт, только что поступил запрос на патруль от диспетчера.

Пайнкрофт? Джеймс встрепенулся. Это был старый район за городской чертой. Кроме старых полусгнивших хибар, в которых еще лет тридцать назад жили здешние лесорубы, там ничего нет. Теперь единственные, кого замечают в этих местах, — редкие туристы, что желают насладиться красотами озера Бэйвью, и старшеклассники, которые тайком покуривают травку и пару раз чуть не устроили пожар.

— Я уже на месте, — продолжил старший офицер. — Мы обнаружили тело.

— Тело? — переспросил Джеймс, не поверив своим ушам.

— Да, — мрачно подтвердил голос из трубки. — Самому не верится. Я-то думал, в этой дыре можно умереть только от скуки.

— Мне вызвать криминалистов? — теперь и Джеймсу передалась встревоженность коллеги. Он был прав: Эйберсвуд хоть и немаленький город, но тихий. Любая подобная новость становится настоящим потрясением.

— Уже. Постарайтесь вместе с Митчеллом прибыть на место как можно быстрее. Мне надо вернуться и помочь с допросом свидетелей.

Джеймс быстро записал на первом попавшемся листке блокнота схему проезда. По Пайн-стрит до поворота на Форест-лейн, а дальше до конца, где офицер Одли встретит их… Неблизкий путь. Наверняка какой-то любитель активного отдыха проигнорировал правила безопасности и либо вышел на воду, либо ушел сильно глубоко в лес, а для штата Вашингтон, особенно в такой глуши, это легко становится последней ошибкой в жизни.

Когда в трубке раздались лишь монотонные гудки, Джеймс мельком глянул на часы. 01:12. «Билл точно не будет рад гостям», — думал он, пока натягивал куртку и спускался к парковке. Остатки сонливости уже как рукой сняло.

— Что-то случилось, детектив? — спросил дежурящий на первом этаже Уилбер Тредсон.

— Срочный вызов в Пайнкрофт, конец Форест-лейн, — коротко ответил тот старику, расписываясь в дежурном журнале. — Если спросят — мы уходили вместе с сержантом Митчеллом.

— Понял, дружище, — Уилбер широко улыбнулся, демонстрируя подгнившие зубы, а затем бросил вслед детективу. — Скажи Биллу, что он должен мне десятку после сегодняшней игры «Маринерс»!

Дорога до дома Митчеллов занимала не больше получаса, однако меньше всего Джеймс сейчас думал о том, что на него вывалят очередную порцию недовольства. Встревоженный голос Одли никак не выходил из головы. Джек был одним из тех, кто к работе полицейского относился просто как к работе. Кража со взломом? Передоз? Несчастный случай? Ему все было едино. Впрочем, как и многим другим. Детектива Сэвиджа всегда раздражали подобные люди. Для него гордое звание полицейского всегда было призванием, но половина, если не большая часть, департамента попросту порочила его и поступками, и отношением.

Взять того же Митчелла. Он поднялся от детектива до сержанта довольно быстро только благодаря связям с комиссаром Бэннетом. Этот лентяй был мастер трепать языком, в этом парню не откажешь. Он удобно расположился в кресле руководителя их отдела департамента и не собирался двигаться дальше. Его все устраивало, ведь он легко мог жить в комфорте и достатке. Таковы реалии города. Одинокого, заброшенного, забытого всеми и медленно доживающего свои бессмысленные дни. Как и сам Джеймс.

Машина неслась по дороге, и огни Даунтауна разгоняли плотно облепивший город мрак. Серебряный серп луны сиял подобно коварному оскалу, насмехаясь над Джеймсом. Все жители мирно спали, и только он несся в неизвестность, захваченный беспокойными мыслями. Детектива не покидало ощущение, что первоначальная догадка была ошибочной, как бы он ни хотел иного. А вдруг не несчастный случай? Вдруг это насильственная смерть? Если бы только Одли раскрыл больше деталей и не торопился… Он терпеть не мог неясность, а больше всего бесило, что вместо того, чтобы рвануть прямо к месту происшествия, нужно прикрывать неблагодарную задницу этого любителя бейсбола.

Машина затормозила на подъездной дорожке, одной из множества одинаковых дорожек у одинаково ухоженных домов района Эйджвуд. Гравий неприятно хрустел и впивался в подошвы, когда Джеймс быстро шагал к входной двери с потертым номером «179». Свет в доме не горел. Скорее всего, хозяева уже легли спать, однако, подойдя ближе, детектив увидел едва заметный свет в гостиной. Значит, Билли либо еще не спит, либо задремал прямо перед телевизором…

На настойчивый стук поначалу никто не среагировал. Джеймс повторил, приложив куда больше усилий. Пользоваться дверным звонком смысла не было — он был сломан уже года три, и заботливый семьянин и хозяин все никак не мог выделить время, чтобы починить его. Ведь он так занят на работе…

Наконец в глубине дома послышалось движение, а затем, ругаясь себе под нос и протирая глаза, в дверях показался и сам сержант.

— Джимми? — просипел он.

Значит, все-таки уснул.

— Какого черта… Который час?

— Время дежурства, дружище, — процедил Джеймс, стараясь выглядеть как можно более недовольным, чтобы у Митчелла даже не возникло мысли начать перечить. — У нас вызов. Идем.

— До утра не подождет? Что могло такого страшного произойти, что надо срываться прямо сейчас?

— Не забывай, что ты вообще-то должен был быть в офисе сегодня. Вместе со мной. И уж тем более не дрыхнуть перед теликом у себя дома. У Бэйвью нашли труп.

От такой новости сонливое ворчание Билла тут же как рукой сняло.

— У Бэйвью? — переспросил он, и глаза его округлились. — Утопленник?

Джеймс лишь покачал головой и поежился, поплотнее укутываясь в куртку.

— Пока сам не знаю. Одли выехал по звонку диспетчера, криминалисты уже в пути. Мы должны быть там. Вместе, — последнюю фразу мужчина произнес с нажимом, но Билл и так уже был совершенно серьезен.

Он буквально за пять минут, будто вспомнив времена обучения в полицейской академии, полностью собрался и выглядел даже посвежевшим. По нему и не скажешь, что этим вечером сержант отлынивал от служебных обязанностей. Быстро объяснившись с супругой, Билл прыгнул в машину с таким видом, словно это Джеймс его задерживал, а не наоборот.

Теперь путь лежал на запад, в старую часть, и стоило им выехать за пределы города, темнота обступила машину, разгоняемая лишь светом фар. Черные силуэты леса и гор на фоне почти сливались с ночным небом, отчего ощущение пространства терялось. Пропустить поворот было сущим пустяком, но выросший в Эйберсвуде детектив хорошо знал все окрестности. А тьма ночного леса его, в отличие от приезжих, не привыкших к такой близости к дикой природе, ничуть не пугала.

Дорога по Форест-лейн казалась невыносимо долгой. Скорость пришлось сбавить, и как бы ни хотелось детективу поскорее оказаться на месте, сохранность машины была дороже — от старого асфальтового настила уже почти ничего не осталось. А вскоре очертания фигур, показавшиеся в свете фар, подсказали: они почти на месте.

— Спасибо что прибыли так быстро, сэр! — быстро отчеканил подбежавший к притормозившей машине Джек Одли. Из его рта вылетали мелкие белые облачка.

— Ну что вы, не могли же мы оставить без внимания такое происшествие. Трагедия, настоящая трагедия… — Билл умело играл голосом, добавляя своему баритону глубоких ноток, отчего многим казался решительным и уверенным в себе. Но у Джеймса вся эта напускная бравада вызывала лишь раздражение.

— Уже есть какие-то подробности? — поинтересовался детектив, оглядываясь. Помимо криминалистов и машины скорой помощи, у старого ограждения был припаркован «Форд», видимо, принадлежавший свидетелям, о которых упоминал в звонке офицер.

Сине-красные огни патрульных машин играли на уставшем лице Джеймса.

— Молодая пара из Ванкувера, приехали в поход с ночевкой. Ну и… — Одли тяжело вздохнул, — нашли вот такой сюрприз.

Он кивнул в сторону озера, едва виднеющегося отсюда.

— Криминалисты уже обследуют место, — поспешно заверил Джек.

— Я присоединюсь к ним. Билл, еще раз поговори со свидетелями, — заявил Джеймс, и Митчелл едва заметно кивнул. Он знал, что тут от него пользы будет больше, учитывая его брезгливое отношение к мертвым телам.

Джек сопроводил детектива по узкой тропке, усыпанной хвоей и припорошенной легким снегом. Света фонарика едва хватало, чтобы видеть дорогу и не наткнуться на что-нибудь. Казалось, из мрака вокруг них чьи-то глаза пристально следили за каждым шагом. Сэвидж невольно поежился: ему хотелось верить, что дело в осеннем холоде.

Шли, по ощущениям, бесконечно долго, но тут Одли заверил, что они уже почти на месте. К удивлению, Джеймс понял, что все это время они двигались не в сторону озера, а все дальше в глубь леса. Вскоре, подобно острову света, впереди показалась окруженная желтыми лентами поляна, где вовсю работали криминалисты.

Яркие лампы были выставлены по периметру, и в скорбном свете софитов прямо посередине этой сцены лежало обнаженное тело. Джеймс, аккуратно перешагнув самодельную ограду, прошел вперед, стараясь ступать осторожно, чтобы место преступления оставалось нетронутым как можно дольше. Судмедэксперты и криминалисты на мгновение отвлеклись, чтобы поздороваться и представиться, но тут же вернулись к работе, продолжая щелкать камерами.

Он бросил внимательный взгляд на тело, и дрожь судорожной волной пробежала по спине. Ему, конечно, приходилось за пятнадцать лет не слишком успешной карьеры видеть всякое, но с подобной жестокостью детектив сталкивался впервые.

Девушке было не больше двадцати пяти, но следы многодневного разложения сделали некогда прекрасное лицо пародией на него. Волосы спутались, собрав в себя кусочки травы и мха, мутные глаза на зеленоватой коже уже были навыкате, грозя вывалиться из глазниц. Фиолетовый язык распух, заполнив ротовую полость.

Сейчас сложно было сказать, были ли подтеки и синяки следствием физических травм или появились уже после смерти, но на шее виднелась багрово-лиловая линия — след от удушья. Больше всего пугало то, что некто сотворил с девичьим телом. Кожа на груди была разорвана на четыре части, будто кто-то пытался сделать неумелое свежевание. Из сломанной грудной клетки торчали ребра, выставив напоказ кровавое месиво внутренностей.

В какой-то момент, когда ни зловонный запах, ни ужас совершенного деяния невозможно было игнорировать, Джеймс отвернулся, зажмурившись и едва сдерживая рвотные позывы. Вспышки фотокамер лишь усугубили его состояние, и голова пошла кругом.

— Все в порядке, детектив, — с пониманием произнес один из криминалистов, Патрик Перкинс, но Джеймс махнул рукой, стараясь как можно скорее взять себя в руки. Однако предложенную воду все же принял.

— Есть версия, что тут могло случиться? — хрипло спросил Джеймс, делая мелкие глотки.

— Судя по характеру повреждений, смерть скорее всего насильственная. Однако без экспертизы сложно сказать, было ли совершено преступление здесь. Вероятно, это могла быть бытовая ссора, а от трупа избавились. По приблизительным оценкам смерть наступила три-четыре дня назад, однако уже достаточно холодно, тело могло пролежать здесь и дольше.

Джеймс кивнул, избегая смотреть на растерзанную плоть и сосредоточившись на следах на шее. Убийства по неосторожности, вроде семейных ссор, нередко оставляли именно такие следы. Но здесь было и другое, необычное, что заставляло задуматься. Особенно пугало, что увечье вызывало некие ассоциации… Будто на теле жертвы расправила крылья жуткая кровавая бабочка. Это казалось ужасным абстрактным рисунком безумного художника.

— А что думаете об этой ране? — осторожно поинтересовался детектив, не решаясь пока озвучить свои догадки.

Перкинс задумался, сверяясь с записями в своем блокноте.

— Думаю, тут могли постараться дикие животные, сэр. Волки или медведи. Внутренних органов не хватает, на некоторых заметны следы укусов, и я думаю, патологоанатомы это подтвердят.

Джеймс прищурился, разглядывая тело и слушая пояснения криминалиста. Его взгляд вновь задержался на рваных ранах, и он, пытаясь скрыть нетерпение, бросил вскользь:

— Дикие звери, значит? Но у нас тут не сафари-парк, — он на секунду перевел взгляд на место преступления, пристально оглядывая промерзлую землю. — Тут что-то не так. Это не просто неудачное стечение обстоятельств.

— Одинокие особи вполне еще могут бродить по округе, — пожал плечами мужчина, и замечание это было вполне справедливым.

— Ноябрь на дворе. Думаю, даже медведям уже не хочется морозить свои мохнатые задницы.

Криминалист хмыкнул, продолжая делать в блокноте пометки. Однако, увидев напряженное выражение лица детектива, вздохнул:

— Джеймс, вы, как всегда, слишком подозрительны. Эти порезы… Да, это может быть результат нападения животных. Неприятно, конечно, но бывает.

Детектив Сэвидж всегда находил ироничным такой парадокс: люди часто пытаются определить, какая смерть в порядке вещей, а какая выходит за грань, хотя любое лишение жизни по сути своей бесчеловечно и аморально.

Однако он прекрасно понимал, что это лишь попытка отмести самый худший из возможных вариантов. Сама мысль о жестоком убийце в столь тихом городке пугала местных жителей, привыкших к унылому умиротворению. Эйберсвуд не был невинным — он знал и кровь, и беспощадность, когда полнился разнорабочими разной расовой принадлежности. А ведь тогда нравы были куда жестче. Однако все это смылось годами вместе с былым процветанием. Теперь любое потрясение, выходящее за рамки общественной нормы, могло стать губительным. Как организм, не привитый к новой болезни, так и город, отвыкший от жестокости, может погрузиться в пучину отчаяния, которая приведет его к смертному одру.

Джеймс чувствовал внутри почти болезненное предчувствие. Несмотря на, несомненно, ужасную трагедию, он видел в этом… шанс. Это была его возможность доказать, что он не простой детектив в маленьком городке. Что-то подсказывало: если это не обычное дело, значит, у него есть возможность сделать нечто по-настоящему важное. Он прекрасно знал отношение коллег: многие считали его простаком, говорили, что его карьера застыла на месте, но… может, сейчас все изменится.

— Я просто предлагаю не отметать альтернативы, — сказал он наконец, стараясь говорить ровно. — Кто знает, может, это то самое дело, что выведет нас из рутины.

— Думаю, все версии стоит обсудить, уже когда будет заведено дело и предоставлены отчеты, мистер Сэвидж, — в голосе Патрика сквозила мрачная обреченность. — Но если это все же не несчастный случай и не неумелая попытка замести следы домашнего насилия… Да поможет нам Бог — у Эйберсвуда воистину начались тяжелые времена.

Запись от 29.05.хххх

«Сегодня впервые меня вывели на улицу. Ну как вывели. Вывезли, с трудом усадив в инвалидное кресло. Чувствовал себя неловко, когда медсестра Кэри (она сама разрешила себя так называть) катила меня по коридору, как немощного старика. Но я был рад смене обстановки. А то палата, обследования и обратно.

Погодка стояла замечательная. Уже все расцвело и зазеленело. Когда я попал в больницу, были еще гололед и заморозки. Такое чувство, что два месяца просто выпали из жизни, как один длинный и краткий миг… Не знаю, как это правильно описать. Вообще ощущение времени в последнее время странное. Не бывало со мной раньше такого.

Это касается и моей памяти. Иногда в голове проскакивают странные картинки, очень похожие на воспоминания. Хотя больше похоже на сны наяву. Какие-то яркие моменты, которые не помню, чтобы проживал. Может, это и есть то самое, когда «жизнь пролетает перед глазами»? Правда, очень медленно и с сильной задержкой. Авария-то была уже давно. А такое обычно видят перед близкой кончиной.

А ведь этот поток мыслей из-за того, что в саду увидел бабочек. И почему-то в этот момент возникло яркое ощущение, ностальгия… Будто раньше я увлекался этим. Выращивал, изучал их, наблюдал за ними… Конечно, как и многие мальчишки, в детстве я наверняка ловил жуков. Но почему-то это наваждение вызвало у меня сильную… тоску, наверное. Нужно спросить у матери, действительно ли было такое. Она должна же хранить всю ту детскую хрень, как обычно поступают все родители.

Медсестра Кэролин достаточно чуткая. Иногда кажется, что она искренне волнуется за меня, когда я изредка делюсь с ней переживаниями, не связанными с состоянием моего здоровья. Но другая моя часть говорит, что это ее работа. Может, она улыбается мне, а про себя думает, какой же я нудный засранец, что отнимает ее время.

Стараюсь не думать о том, на что раньше закрывал глаза. Было много времени переосмыслить свою жизнь. Стал сильнее реагировать на фальшь. На свою тоже. Раньше я принимал это как данность, но теперь эти вежливые улыбки вокруг начинают бесить.

Боль почти отступила, но шрамы чешутся ужасно. Органы приживаются хорошо, хотя все равно периодически возникают непривычные ощущения. Гипс сняли, доктор Джефферсон говорит, что скоро можно начинать реабилитацию, однако курс препаратов, который мне предстоит принимать, пугает. И не только побочными действиями. Часть из них страховка не покроет, придется раскошеливаться из сбережений, которые мы откладывали на покупку дома.

Док также назначил мне какие-то дополнительные исследования. Рассказал ему зачем-то о моих вспышках гнева и периодической потере во времени. Порекомендовал МРТ-исследование, наверное, подозревает какие-то последствия сотрясения. Еще хочет, чтобы я начал ходить к мозгоправу, но пока я не вижу смысла в этой рекомендации. Не дай бог, еще решат, что я псих какой-то.

Заглянувший на днях Брэнд пошутил, что с тем количеством металла, что у меня на костях, я похож на Россомаху из его любимых комиксов. Он очень извинялся передо мной. Скорее всего, Джи таки проехалась ему по ушам. А я ведь просил ее не делать этого, когда в последний раз она приходила. Чувствую злость и одновременно беспомощность. Раздражает, что меня не слушают.

А еще, скорее всего, Брэнд больше не будет со мной общаться… Вижу это по его вежливой отстраненности и неловким попыткам разговаривать «как раньше». Он забегал несколько раз, и я вижу, как ему поскорее хочется покинуть больницу. Он делает это только из вежливости, и я остро это ощущаю. Вина явно съедает его, и осуждение со стороны моих родных только усиливает это. Обидно вот так лишаться приятеля. Да, он чуть моложе меня, ну и что? Мы с ним общались на одной волне. Он интересный и веселый, всегда мог подбодрить, дать совет или, на худой конец, просто находил способы встряхнуться. Теперь у меня и этого не будет…

На работе, кстати, не очень довольны тем, что я загремел в больницу. Брэнд намекнул, что больничное пособие им будет невыгодно, и меня попросят уйти в отпуск за свой счет. Прекрасные новости, нечего сказать. Уже представляю визг Джиллиан, когда я сообщу ей, что она останется на какое-то время единственным нашим кормильцем. И, разумеется, виноват в этом буду только я. Как всегда.

Я мечтаю уже перестать быть овощем, который целыми днями только и лежит на одном месте. Хочется поскорее покинуть гребаную больничную койку, однако совершенно не связанные с восстановлением трудности, которые ожидают меня за входными дверьми, нависают и ужасают. Хочется спокойствия, но я знаю, что его еще долго не будет. Этот сложный период моей жизни теперь, судя по всему, надолго».

Глава 2

Тяжело вздохнув, Джеймс откинулся в кресле, протирая глаза. На столе перед ним были разложены отчеты от криминалистов и патологоанатомов, список улик по делу, а также фотографии той несчастной женщины. Нелли Уильямс, двадцатичетырехлетняя безработная, была задушена приблизительно две недели назад и пролежала по меньшей мере пять дней на холоде, прежде чем ее тело обнаружили. Погодные условия сработали как морозильная камера, позволив телу сохраниться в более-менее достаточном для экспертизы виде.

Обследование места преступления ничего не дало. Пока все пришли к выводу, что тело было брошено в лесу, и были даже найдены следы, указывающие, что его пытались скрыть. Однако промерзшая к тому времени земля не дала выкопать глубокую яму, поэтому труп был присыпан мхом, травой и песком. Разумеется, для диких зверей это не стало препятствием и мертвой плотью успели полакомиться, однако Джеймса удивляло, почему животные не тронули конечности. Возможно, что-то спугнуло их, не дав закончить начатое?

Все в этом деле было не так. На первый взгляд картина казалась понятной. Как только полиция узнала имя жертвы, сразу же появился и подозреваемый, коим оказался сожитель Нелли. Ларри Брукс был крайне удобным — четкого алиби у него не было, соседи не раз жаловались, что из их маленького домика на Редвуд-драйв постоянно доносились крики и ругань. Учитывая, что жили они недалеко от места, где обнаружили Нелли, все будто бы складывалось само собой.

Но Джеймса не покидало странное чувство. Вновь и вновь он разглядывал ужасные фотографии, где со всех ракурсов было запечатлено кошмарное увечье. И каждый раз возникала та самая ассоциация, что вспыхнула в голове детектива той холодной ночью. Нет, это была не просто рана от клыков. Тут было нечто иное, нечто… сакральное.

— Я хочу еще раз допросить Брукса, — произнес Джеймс, рывком поднимаясь с кресла. В голосе его сквозила усталость.

Митчелл удивленно поднял на напарника глаза.

— И что ты рассчитываешь услышать от этого тупицы, который, кажется, себе уже все мозги пропил?

— Не знаю, — честно признался Сэвидж, собирая бумаги. — Мое чутье говорит, что дело не так просто, как кажется. Мы упускаем какие-то детали и нюансы.

— Джеймс, брось, — застонал Билл. — Иногда самое очевидное решение — самое верное. Нет тут никакого двойного дна, как это бывает в твоих излюбленных криминальных сериалах. Жизнь скучна и обыденна. Этот урод убил ее и неумело избавился, как от хлама, надеясь, что звери доделают работу за него.

— Он так и не признал свою вину, — напомнил Джеймс. — И улик при обыске мы не нашли. Ни в доме, ни в машине.

— Да кто ж из них признается-то, — пожал плечами Митчелл. — Они все вертятся до последнего, пока не пригрозить им пожизненным или того хуже… Ну, сам знаешь.

Джеймс знал, конечно. Преступники довольно часто ловко применяют манипулятивность, пытаясь оправдать себя. Особенно хорошо это выходит у них в паре с толковым адвокатом. Радовало, что у Ларри Брукса не было ни того, ни другого.

Игнорируя укоризненные взгляды сержанта, которому предстояла очередная бумажная волокита, детектив решительно прошагал через офис, не обращая внимания на скользкие взгляды коллег. Ему было все равно, все мысли были заняты только этим делом. Перед глазами все время появлялось изображение молодой, веселой, улыбающейся женщины, а следом — мутные глаза, смотрящие в пустоту, зеленоватая подгнившая кожа, рана на груди, обнажающая внутренности…

Тяжело было смотреть на родственников на опознании. Мать Нелли казалась совсем молодой, но увидев то, что стало с ее девочкой, женщина будто сразу постарела лет на двадцать. Мистер Уильямс держался более сдержанно, хотя новость для него стала ударом. Младший брат, двадцатидвухлетний парень, был убит горем и клялся отомстить. Такая реакция почти у всех — жажда справедливости и возмездия виновному переполняла людей вместе с едким горем.

Разумеется, все трое сразу же назвали имя Ларри Брукса без раздумий. Для них оставалось загадкой, почему дочь после окончания школы выбрала жить с ним вместо того, чтобы хотя бы попытаться поступить в колледж. Выбор Нелли не одобрял никто, однако родные предпочитали молчать, поскольку девушка поставила ультиматум — либо они затыкаются, либо она обрывает все контакты с ними. Никакие разговоры не смогли переубедить Нелли отступиться, и миссис Уильямс подозревала, что она могла забеременеть.

Такие истории не были шокирующим откровением. Однако Джеймс всегда пропускал все это через себя. Говорят, что это неправильно, нужно уметь абстрагироваться, разделять личное и работу, но детектив знал, что только так можно подметить нечто важное, что не увидеть с сухими фактами.

Но стоило ярости и горечи отступить, как в речах семейства Уильямс начали прослеживаться и иные моменты. Был ли Ларри Брукс грубым и несдержанным? Нет, не был. Запрещал ли Нелли общаться с родными? Нет, даже наоборот — всецело убеждал подругу сохранять связь с семьей. Они вместе даже на праздники приезжали, где общество Брукса терпели, однако он никогда не выказывал никакой враждебности. Да, Брукс любил пригубить пива после тяжелых рабочих смен. Да, у них не было все гладко в отношениях. Да, он был почти на семнадцать лет старше своей сожительницы… Однако же портрет беспринципного мудака, что посмел поднять руку на свою женщину, никак не хотел вырисовываться.

И именно это несоответствие так сильно резонировало в голове Джеймса. Ларри определенно что-то недоговаривал и скрывал, но это не было связано с убийством. Но если он не заговорит, то сам себя загонит в тюрьму на пожизненный. Там и так хватает ложно осужденных, не стоило пополнять печальную статистику.

Пока Джеймс спускался к допросной, где содержали Ларри, обдумывал план ведения беседы. Бедного Брукса допрашивали уже почти три дня, перепробовав все методы, однако он продолжал твердить свое. Выделенный от округа адвокат не особо был заинтересован в деле, будто чувствуя, что тут для него нет никаких перспектив. Когда он приехал по требованию Ларри, тот дал ему лишь несколько коротких инструкций, что говорить, а что нет. Больше его в участке никто не видел.

— Снова на допрос? — хмыкнул дежурный полицейский, безмятежно попивая кофе и наблюдая за мужчиной, дремлющим в кресле за темным стеклом.

— Снова, — кивнул Джеймс. Он держал наготове все необходимое, а старенький диктофон уже был в руках. Он не любил такой метод, но чаще всего, по опыту, именно он работал лучше грубой физической силы. Если относиться по-человечески даже к нелюдям, способным на жестокие зверства, они открываются в ответ. Обычно.

Раздался громкий сигнал, и Сэвидж шагнул в допросную. Ларри резко подскочил на стуле. Испуганный взгляд тут же сменился недовольством, пока он смотрел, как детектив берет стул, садится напротив и ставит включенный диктофон между ними на стол.

— Я уже все сказал, — буркнул мужчина, откидываясь назад, будто подсознательно пытаясь отдалиться от полицейского и опасливо косясь на записывающую аппаратуру. — Все остальное только через моего адвоката.

— Добрый день, мистер Брукс, — начал тот с вежливой, располагающей к себе улыбкой. — Полагаю, мы с вами еще не знакомы? Меня зовут детектив Сэвидж, я один из тех, кто ведет дело об убийстве вашей подруги.

При упоминании Нелли его лицо едва заметно дрогнуло, будто он пытался сдержать эмоции, и это не укрылось от пронзительного взгляда Джеймса.

— Я уже говорил вашим коллегам, детектив, — язвительно начал Ларри, — что никак не причастен к ее смерти. Для меня это было таким же потрясением. Зачем мне вообще было убивать ее?

— Успокойтесь, Ларри, — Джеймс поднял руки в примиряющем жесте. — Я все прекрасно понимаю. Поэтому и здесь. Мои коллеги не хотят искать альтернативу, но и я не очень-то верю, что это ваших рук дело.

— Не верите?.. — неуверенно переспросил Ларри, который явно ждал не таких слов.

— Да, — Джеймс утвердительно кивнул. — Вроде все на первый взгляд очевидно, но… Вы знали, что семья Уильямсов к вам относится довольно неплохо?

От этого заявления он и вовсе опешил.

— Что? Родители Нелли?.. Да они же меня терпеть не могут. Они, небось, и натравили копов на меня.

— Людям в горе свойственно бросаться громкими обвинениями, но остывшие сердца позволяют посмотреть на все здраво, — спокойно ответил Джеймс. — Часто за ширмой очевидного скрывается то, что мы прячем не только от окружающих, сколько от самих себя. Мистер и миссис Уильямс, не буду врать, не в восторге от выбора их дочери. Однако то тут, то там невзначай брошенные фразы характеризуют вас как трудолюбивого и заботливого человека, который просто живет как может. Это никак не вяжется с портретом жестокого убийцы, коим вас пытаются изобразить.

Ларри смотрел на детектива долго и пристально, и Джеймс знал, что сейчас надо просто молчать. Молчать и терпеливо ждать. Создавать доверительные отношения между подозреваемым и полицейским всегда непросто, ведь для осужденного это момент слабости, момент, который может решить его будущее, если он откроется не тому.

— Детектив… Сэвидж, правильно? — наконец выдавил Брукс.

— Зовите меня просто Джеймс, если вам так будет удобней, — снова легкая дружеская улыбка, четко выверенная по времени и эмоциям. — Может, хотите кофе или чего-нибудь перекусить? Не думаю, что с вами тут слишком уж хорошо обращаются.

Ларри потер рукой морщинистое лицо. Из-за алкоголя и усталости мужчина выглядел куда старше своих сорока. Сложно было поверить, что они с Джеймсом почти ровесники.

— Черный с двумя кубиками сахара, если можно, — робко попросил он.

Когда Джеймс вернулся с двумя стаканчиками кофе, он также протянул Бруксу бумажный пакетик, в котором был сэндвич с сыром и ветчиной из вендингового автомата. Ларри даже сначала не поверил, что это ему, но, поблагодарив, накинулся на несчастный сэндвич так, словно это была первая в его жизни еда.

— Итак, Ларри, — спокойно начал Джеймс, допивая остатки своего эспрессо. Он знал, что подозреваемый уже расположен к нему хотя бы частично, а значит, есть шанс, что и заговорит охотнее. — Давай теперь поговорим с тобой, ладно? Я искренне хочу помочь тебе выпутаться из всей этой ситуации и понять, что произошло с твоей подругой.

— Но вы же и так знаете, — после проявленной от незнакомца заботы Брукс выглядел куда более расслабленным, но нервозность все еще не отступила, выдавая его страх. — Какой-то урод задушил ее и бросил в лесу на съедение волкам, будто мусор…

— Да, однако нам надо понимать, кто и зачем так поступил с ней. У тебя нет алиби, поэтому ты сейчас здесь. А тот урод на воле, — для вида Джеймс перелистнул несколько бумаг в личном деле. — Но, может, ты, как самый близкий ее человек, знаешь, кто мог бы желать Нелли смерти? Может, у нее были враги или завистники? Могла она быть с кем-то в ссоре или, может, задолжала пару тысяч баксов? Могли ли у нее быть… хм, ну например, отношения на стороне?

Последняя фраза заставила Ларри резко поменяться в лице. Он ожесточился, глаза яростно заблестели, но тут же понял, что эта реакция выдает его. «Ага, вот оно, — зацепился Джеймс. — Вот на что надо давить…»

— У нее кто-то был, верно? — Джеймс говорил очень спокойно, внимательно наблюдая за любой реакцией, произвольной или нет.

Но Ларри лишь промямлил:

— Я… я не знаю.

На миг он покосился на диктофон. Джеймс верно истолковал это, довольный, что план его увенчался успехом. Он потянулся к прибору и нажал на кнопку, якобы отключающую запись. Ему никогда не нравилась эта лживая уловка, но он понимал, что сведения иногда надо добывать любой ценой.

— Ты можешь говорить спокойно, Ларри, — Джеймс понизил голос, глядя прямо в глаза мужчины. — Нас никто не услышит, и если ты не захочешь, все, что ты скажешь, останется между нами. Но если это поможет расследованию, сам подумай — ты спасешь и себя, и память о своей возлюбленной, и сможешь насладиться моментом торжества, когда виновный получит по заслугам.

Теперь снова надо было ждать. Терпение вообще было одним из главных навыков хорошего детектива, как считал Джеймс. И вот сейчас он терпеливо ожидал, пока сидящий напротив мужчина, взгляд которого метался из стороны в сторону, переборет собственный страх.

— Если я расскажу все, что знаю, — опасливо начал Ларри. Он стиснул кулаки в молитвенном жесте с такой силой, что костяшки на его смуглой коже побелели. — Вы обещаете, что семья Нелли не узнает об этом?

— Обещаю.

Мужчина судорожно втянул носом воздух. Нога начала нервно отбивать ритм.

— Мы с ней сильно ссорились в последнее время, — сбивчиво произнес Ларри. — Я чувствую себя виноватым за то, что не остановил ее, не настоял…

Он ссутулился, сжался, будто хотел исчезнуть. Но продолжал:

— Я… узнал, что она обманывала меня. Долгое время. Говорила, что посещает вечерние курсы в Даунтауне. Мол, когда-то упустила свой шанс на образование, теперь хотела получить специальность, хотела выйти на работу, потому что понимала, что я… — он сглотнул, — не смогу один прокормить семью. Мы… планировали завести ребенка. Уже давно.

Джеймс слушал исповедь, не перебивая, внимая каждому слову, каждой интонации, заметил случайно дрогнувшую мышцу на лице.

— Я сам это знал. Зарплата за двенадцатичасовую смену паршивая. Нам двоим хватало, но ребенок… это ответственность. Я бы хотел дать ему все, чтобы не быть паршивым родителем, каким был мой папаша. И я… втайне от нее… скажем так… подрабатывал немного нелегально.

— Какого рода нелегальная работа? — уточнил Сэвидж.

— Мы… возили кое-что через канадскую границу, — Ларри стыдливо отвел глаза. — Детектив, я бы не хотел об этом…

— Конечно, Ларри, — Джеймс тут же отступил поняв, что слишком напирает на него. Еще чуть-чуть, и эта раковина, которую он приоткрыл, снова захлопнется. — Продолжайте, прошу вас.

— С того, чем мы приторговывали, я откладывал. Но в какой-то момент понял, что у Нелли стали появляться деньги. Собственные. Она сказала, что устроилась на заправку на Вестмор-роуд. Ну знаете, там недалеко федеральная трасса пролегает, поток машин большой, в мотелях и магазинах всегда не хватает персонала… Ну а я, глупец, поверил ей на слово. Пока не выяснил, что на Вестмор-роуд она начала торговать телом.

Снова по лицу мужчины пробежала затаенная ярость.

— Я узнал об этом случайно, дома устроил ей скандал, и тогда… ох… — Ларри закрыл глаза, отгоняя от себя непрошенные эмоции. — Это был первый и последний раз, офицер, клянусь вам. Никогда ни до, ни после я не бил ее. Дьявол попутал, не иначе, но эта лживая шлюха вывела меня из себя. Ради нее я из кожи вон лез, пока она отдавалась каждому встречному дальнобойщику.

Он тяжело дышал, лицо раскраснелось, скалился, как бешеный пес, округлившиеся глаза блестели от ненависти, которую он излучал в этот момент. Ненависть, смешанную с болью, отчаянием и сожалением…

Опасная смесь, и Джеймс видел это.

— Все в порядке, Ларри? Если вам тяжело говорить об этом, мы можем сделать паузу. Принести вам воды или, может…

— Нет, не надо, — отрезал он с внезапной резкостью. — Покончим уже с этим. Я так долго держал это в себе, а теперь уже нет смысла скрывать… — мужчина сделал еще несколько судорожных вдохов, чтобы успокоиться. — Я тогда должен был снова уехать с ребятами. Мы вновь с ней поругались, она ушла из дома. Нелли часто начала это делать, я привык, что она могла пропадать где-то по несколько дней. И я предпочитал не узнавать, где она шлялась. Я уехал, и с двадцатого по тридцатое октября меня в городе не было. И… следующие новости уже узнал по факту… Когда увидел то, что сделали с ней…

Из груди его вырвались сдавленные рыдания. Джеймс смотрел на него с искренней жалостью. Очередная трагичная судьба с трагичным финалом… Однако глядя на то, как Ларри старается незаметно утереть выступившие слезы, детектив понял однозначно: этот человек не был убийцей. Да, скорее всего, он преступник и получит свое по закону, но убийцей он точно не был.

— Кто-то сможет подтвердить, что вас не было в городе в дни приблизительного убийства Нелли? — спросил Джеймс, предварительно дав Ларри время прийти в себя.

— Есть чеки с моей карты. На заправках, на которых мы останавливались, были камеры видеонаблюдения. Может, подтвердят владельцы мотелей, в которых мы ночевали. Я скажу все названия, только… — он поднял глаза в страхе. — Если они узнают, что я выдал их, чтобы спасти свою шкуру…

— Не беспокойтесь, Ларри, если вы тревожитесь за собственную безопасность, мы выделим вам охрану, как важному свидетелю по делу. Обещаю договориться по поводу снижения срока до минимального в случае, если вы все скажете детективам под запись.

— Т-так меня все же ждет наказание? — голос Брукса надломился.

— Я не знаю, какого рода была ваша деятельность, но, вероятно, если вы напишете чистосердечное признание и расскажете все, то за помощь в расследовании все последствия сведут к минимуму.

Ларри выглядел настолько обреченно, что лицо его превратилось в безжизненную маску.

— Мистер Брукс, я понимаю, у вас была очень непростая жизненная ситуация. Однако ничто не должно оправдывать нарушение закона. Он един для всех. Плохие поступки не смыть хорошими. Но вы должны знать — сегодня, только что, вы поступили правильно. Поэтому отвечайте за те преступления, в которых вы виновны, вместо того чтобы страдать из-за того, что не совершали.

Джеймс покинул допросную. Офицер снаружи удивленно смотрел на него.

— Что, неужели есть подвижки?

— О, еще какие, — Джеймс едва сдерживал волнение. Он был прав. Прав, что дело непростое и что настоящий убийца расхаживает на свободе. Однако с учетом того, что рассказал Ларри Брукс, если она действительно была проституткой на магистрали US-2, шанс найти настоящего преступника катастрофически стремится к нулю…

Была еще одна зацепка, которую подсказали и Ларри, и небрежно брошенная фраза миссис Уильямс. Поднявшись в кабинет, Джеймс лихорадочно начал пролистывать отчет, ища нужные ему строки. Он игнорировал поддевки коллег, полностью сосредоточившись на чтении. «Вот оно!», — палец Джеймса, судорожно пробегавшийся по строкам, замер.

«…При осмотре органа репродуктивной системы обнаружены увеличенные яичники, эндометрий оказался гиперплазирован, в области матки наблюдаются легкая эластичность и увеличенный размер, что может указывать на начальный этап беременности. Однако вследствие значительных повреждений матки невозможно достоверно подтвердить факт беременности. Рекомендуется свериться с данными картотеки больницы, если жертва стояла на учете…»

Сэвиджа охватила смесь неописуемого восторга и трепетного ужаса. Вот оно. То, чего он так долго хотел. Настоящее дело, битва с незримым противником, что оставил свои следы, и никто, кроме детектива, не заметил их. Быть может, эта зацепка могла его вывести на нужную тропку, пока едва намечающуюся.

— Митчелл, — обратился Джеймс к напарнику, рассказывающему в этот момент какую-то очередную дурацкую шутку. — Можешь выяснить, кто был лечащим врачом Нелли Уильямс, и организовать с ним встречу? Необходимо, чтобы он подготовил ее медицинскую карту.

— Как скажешь, босс, — усмехнулся Билл. — Что, у нашего великого сыщика появилась очередная очень важная улика?

— Возможно, — на лице Джеймса не было и тени улыбки, он говорил со всей серьезностью. — Поэтому, пожалуйста, хватит уже действовать мне на нервы и сделай, как я прошу. Это может быть важно.

Митчелл нехотя развернулся на кресле и принялся за работу. А Джеймс пытался сопоставить все ниточки в голове. Скорее всего, Ларри сказал далеко не все. Оставалась вероятность, что он знал о том, что его подруга могла быть беременна, и, вероятно, не от него, с ее-то внезапно открывшимся образом жизни.

— Эй, Джеймс! — голос одного из офицеров вывел детектива из раздумий, и мужчина вскинул голову. — Тут звонок, просят на тебя перевести. Говорят, что-то крайне срочное…

Срочное?! Джеймс опешил, а разум уже перебирал всевозможные варианты. Нашли какие-то новые улики на месте преступления? Или, не дай бог, новое тело?..

— Переводи, — решительно произнес детектив, беря трубку, в которой вскоре послышались гудки. — Центральное полицейское управление Эйберсвуда. Детектив Сэвидж у…

— Джеймс, ты ничего не забыл?! — послышался гневный женский голос из трубки. От неожиданности тот замолчал, и потребовалось несколько секунд, чтобы понять, с кем он говорит.

— Э-эми?.. — ошарашенно выдохнул Джеймс, узнав голос жены.

Вокруг раздались сдавленные смешки.

— О, спасибо, что еще помнишь о моем существовании! — женщина продолжала выплескивать свою ярость.

— Что-то стряслось? Все в порядке? Только не кричи, прошу тебя…

— Ты издеваешься? Ты забыл, что должен был забрать Джанет?

Сердце рухнуло вниз. «Точно, сегодня же четырнадцатое ноября…» — обреченно думал детектив, мельком глянув на настенные часы, которые показывали половину седьмого. Он закрыл глаза, поняв, насколько сильно облажался. Снова…

— Эми…

— Ну вот, опять одно и то же! — Эми все не унималась, она орала в трубку так, что ее, кажется, хорошо слышал весь офис. — Ты понимаешь, что мне пришлось извиняться перед доктором Гудманн, когда она все-таки смогла дозвониться до меня! Девочка почти полтора часа просидела в приемной! Я же говорила, что у меня сегодня встреча, и я не успею забрать ее после стоматолога? Она и так боится лечить зубы…

— Эми, дорогая, прости… — процедил пристыженный Джеймс, стараясь игнорировать уже вслух посмеивающихся коллег. — Я смогу выехать за ней через пятнадцать минут, предупреди доктора Гудманн, что…

— Чтобы через десять минут ты был на Бейли-авеню, — угрожающе прошипела жена, которая уже походила на разъяренную пуму.

— Но мне нужно хотя бы…

— Пять.

— Понял, уже выдвигаюсь.

— Вечером еще поговорим.

Гудки сброшенного вызова в телефоне звучали как таймер обратного отсчета. Схватив куртку, Джеймс, проклиная все и вся, ринулся к лестничному пролету.

— Что, у нашего Шерлока Холмса появились дела поважнее его великого расследования? — весело крикнул ему вслед Билл.

— Пошел к черту, Митчелл! — с этими словами Джеймс скрылся в дверях под громкий гогот коллег.

Запись от 15.06.хххх

«Никогда не думал, как тяжело ходить на своих двоих. Левая рука также очень неохотно шевелится, напоминая бесполезное бревно. Пальцы едва сгибаются, я даже нормально двигать запястьем не могу. Ноги ватные, а каждое движение отдается дикой болью, словно я на гвозди наступаю. Ну или как эти, факиры, или как их там называют, что по раскаленным углям ходят. Хотя, кажется, они не испытывают боли? Плохой пример, пожалуй.

Весь месяц я делал какие-то упражнения вместе со своим физиологом, однако восстановление продвигается очень медленно. Мне даже кажется, что ни ноги, ни рука уже прежними не будут. Доктор Джефферсон уверяет, что большая часть функций будет восстановлена, но переломы были сложными. Скорее всего без последствий для меня это не пройдет. Очень страшно, что я, хоть и выжил, могу остаться калекой. Лучше смерть, чем немощное существование.

Пока не знаю, как к этому относиться. Почти полтора месяца моим главным страхом было отторжение, но, кажется, я беспокоился не о том. Джи хотя бы хватило такта ничего не сказать по этому поводу, когда я поделился с ней переживаниями о реабилитации. «Главное, Тони, чтобы ты потом смог работать, а не был инвалидом»… До сих пор эти слова у меня в голове звучат. Она, наверное, хотела так подбодрить меня. Лучше бы промолчала.

Не считая страхов, что я буду ходить на костылях всю оставшуюся жизнь, все постепенно разруливается. Доктор говорит, что в следующем месяце, если все так продолжится, меня можно будет переводить на домашний стационар. Он передал Джи все необходимое, что надо подготовить к моему возвращению. Придется потратиться на аренду всяких приспособлений, иначе я не смогу передвигаться по дому самостоятельно.

Джи уже сообщила «радостную» новость — мать все-таки приедет на то время, пока я буду вставать на ноги. Она уже даже не скрывает, как ее угнетает эта мысль. Меня, если честно, тоже. Когда я попытался высказать, что и сам не слишком доволен, она огрызнулась в своей манере. Она всегда так делала, когда была раздражена. А раздражена она почти всегда, особенно в последние несколько месяцев, в которые я доставил ей столько хлопот и переживаний.

Уже неделю хожу к доктору Ребекке Тейлор. Она мой психотерапевт, помогает справиться с «последствиями травматического опыта». Короче, у меня что-то вроде ПТСР. Как у ветеранов Вьетнама. Даже писать такое смешно. Пока у нас было три сеанса. Она явно неплохая женщина, однако как-то пока не удается с ней наладить контакт. Уж слишком вычурно-правильной она мне кажется.

Все еще отношусь очень скептически ко всему этому. Уверен, что повторяющиеся сны и вспышки гнева у меня от безделья. Отец правильно поговаривал: «У занятых рук и голова спокойная».

Раньше никогда не задумывался об этом. Однако я всю жизнь был при деле. Школа, колледж, работа… А тут за четыре месяца вдруг понял, что даже занять себя ничем не могу. У меня никогда не было какого-то хобби, которое могло бы скрасить время. Джи вот обожает копаться в саду. Брэндон так вообще постоянно в делах — то мотоциклом занимается, то на природу с палатками, то на Комик-кон свой уедет… А я постоянно чувствовал себя прикованным к месту. Работа — дом. Работа — дом. И так по кругу.

Может, стоит попытаться себя чем-нибудь занять? Раз уж я все равно в бессрочном отпуске с первого июля. Никогда не поздно попробовать что-то новенькое. Вдруг я окажусь талантливым художником или фотографом, будем вместе с Джи разъезжать по выставкам по всей стране. Наверное, если бы так все сложилось, она бы улыбалась почаще. Или, может, научиться готовить? Буду радовать ее всякими вкусностями, раз уж не всегда есть возможность водить ее в рестораны…

Кстати, о еде. Больничные харчи изрядно осточертели. Кормят хорошо, спору нет, однако еда кажется какой-то… безвкусной. Уже воротит от этого. Мечтаю, как первым делом загляну в Dick’s Drive-In. О, я бы сейчас многое отдал за чизбургер, картошку фри и большой молочный коктейль. Однако, увы, из-за препаратов я еще очень долго не смогу. Да и моя новая печень пока не готова к такому удару из жиров и углеводов. Но как только эти ограничения снимут, закажу себе самый большой бургер, который смогу найти.

Заметил, что поменялись и пристрастия в еде. Раньше терпеть не мог овощи, однако теперь отношусь к ним нормально. Иногда чувствую, что хочется стейк, хотя раньше, сколько себя помню, был крайне равнодушен к ним. Мне без разницы было, какой кусок мяса есть, главное, чтобы было посытнее… Поделился с Джефферсоном на днях, но он сказал, что это в порядке нормы. Организм вроде как подает мне сигналы о том, каких питательных веществ ему не хватает… Ох, не могу я повторять за этим занудой. Несмотря на мой скепсис, он утверждает, что это хороший знак и я уверенно иду на поправку.

Буду верить его словам, иного мне не остается.

Интересно, какие еще пристрастия у меня появятся?»

Глава 3

Центральная больница «Норсвуд», как обычно, походила на муравейник, живущий своей жизнью. Располагающееся когда-то почти в самом центре города, теперь, когда Пайнкрофт был практически необитаем, а центром стал Даунтаун, здание теперь прилегало вплотную к облагороженной парковой части леса. Из-за неудобного расположения по Мэйн-стрит и в жилых кварталах Эйджвуда стали популярны небольшие частные клиники.

Какое-то время городской совет рассматривал вариант и вовсе закрыть больницу, продав ее некоему предпринимателю под загородный клуб. Однако когда до крупной больницы ехать почти полтора часа, закрывать единственное для близлежащих поселений медучреждение было бы самоубийственным решением. Загородный клуб, кстати, все равно сделали, только на другом берегу озера Бэйвью.

Обводя взглядом помещение и терпеливо дожидаясь назначенной встречи, Джеймс подумал, что зданию не помешал бы свеженький ремонт. Он бывал тут лишь на плановых осмотрах, которые полагалось проходить по крайней мере раз в год, и не присматривался к интерьеру. Неудивительно, что многие предпочитали частные клиники — старые обшарпанные стены, будто прямиком из шестидесятых, навевали если не тоску, то странную тревогу. «Могли бы и выделить на муниципальную больницу средства», — детектив начал постукивать пальцами по столу, чтобы хоть чем-то себя занять.

— Мистер Сэвидж? — молоденькая улыбающаяся администратор подошла к нему, заставив вздрогнуть. — Доктор Майкл Боуман готов принять вас. Можем пройти в его офис.

Она вела на второй этаж по все таким же унылым коридорам. Миновали целую очередь выстроившихся на прием людей, которые проводили Джеймса гневным взглядом, когда медсестра пригласила его в кабинет.

— …И потом отнеси эти анализы в кабинет 407, Гэри, — сказал доктор молодому аспиранту и повернулся к вошедшим. Аспирант торопливо покинул помещение, и медсестра закрыла дверь, оставив врача и детектива наедине.

— Простите, что отвлекаю вас от работы, доктор Боуман, — в голосе Джеймса сквозила вина. — Я постараюсь не отнимать у вас слишком много времени.

— Что вы, сэр, — доктор был в возрасте, и складки на его лбу сложились гармошкой от удивления. — Рад помочь расследованию всем, чем смогу. Я знал лучшие времена этого города… Не хочется, чтобы он запомнился такими происшествиями…

Джеймс вздохнул. Как бы он ни был против, новость о найденном теле просочилась в местную газету. Полиции пришлось дать комментарий без подробностей, однако встревоженные настроения горожан ощущались почти так же, как утренний воздух, что сильнее морозил кожу с каждым днем. Пока офицеры всеми силами пытались выставить убийство как несчастный случай, комиссар Бэннет рассчитывал поскорее закрыть дело. Разумеется, бедный Ларри все так же оставался главным подозреваемым. Все шло к началу судебного процесса, и времени на доказательство, что Брукс непричастен к смерти своей девушки, оставалось все меньше.

Престарелый доктор поднял глаза, и линзы очков блеснули.

— Вы же хотели поговорить о Нелли Уильямс? — уточнил он.

— Да, верно, сэр.

— Хотели получить больше сведений по вскрытию тела?

— Сейчас меня интересуют не подробности состояния мертвой девушки, а то состояние, когда она была жива, — Джеймс проигнорировал очередное удивленное выражение и сразу перешел к делу. — Я бы хотел получить данные ее медицинской карты. Все жалобы, с которыми она обращалась, анализы и все такое.

Майкл задумчиво потер подбородок.

— Вы же понимаете, что я не могу предоставить эти бумаги без специального разрешения? И это потребует времени.

— Конечно, — иного ответа Джеймс и не ожидал. — Однако, вероятно, мы можем обсудить некоторые нюансы здесь? Считайте, что этот разговор останется между нами.

Доктор нерешительно глядел на блокнот в руках детектива.

— Хорошо. Но только при условии, что пока это не будет использоваться в расследовании.

— Это просто чтобы дело не застаивалось, — примирительно сказал Сэвидж, улыбнувшись.

— Что конкретно вы хотели узнать?

— Были ли за последние шесть лет зафиксированы побои у мисс Уильямс?

— Я знал эту девочку еще совсем маленькой, — вздохнул Боуман, протирая линзы белым халатом. — Лечил всю их семью… Я понимаю, к чему вы клоните. Да, действительно несколько раз на плановых осмотрах я находил следы грубого обращения, примерно в течение пары лет. Гематомы были небольшие, девушка списывала на неловкость, но последние несколько месяцев это было уже сложно оправдывать.

— Она ни разу не говорила причины?

— Я подозревал домашнее насилие, но поскольку сама она категорически отрицала это, не имел права вмешиваться… К тому же повреждения носили характер сексуализированного насилия. С отметинами в соответствующих местах.

Джеймс сделал несколько пометок.

— Не было серьезных ушибов, растяжений, ничего такого? В том числе в последнее время?

Боуман лишь покачал дряхлой головой.

— Поэтому я и не бил тревогу. В противном случае я бы сразу же передал информацию в органы.

— Ну а… были ли у нее проблемы с беременностью? Об этом упоминали миссис Уильямс и Ларри Брукс, ее сожитель, при допросе.

— Я не уверен, что вправе раскрывать настолько деликатную информацию, сэр… Но да. Насколько мне известно, девушка активно пыталась зачать, но очень часто все заканчивалось выкидышами.

— Она переживала по этому поводу? По идее, молодая женщина, которая жаждет завести полноценную семью, должна быть потрясена горем от постоянных неудач.

Доктор задумался над замечанием детектива.

— Нет, не скажу, что она была подавлена. Раздраженная и уставшая — да, но не подавленная.

Слова доктора подтвердили очередную догадку Джеймса. Скорее всего, беременности были из-за ее работы, и видимо, выкидыши были ими же и спровоцированы. Особенно учитывая, что с ней, судя по всему, обращались достаточно грубо.

— Однако вы не должны делать поспешных выводов, сэр, — торопливо продолжил Боуман, заметив, как детектив сосредоточенно делает пометки. — Она вполне могла скрывать свое настоящее психическое состояние.

— Жертва домашнего насилия не стала бы скрывать. Были бы довольно громкие сигналы. Даже такие, которые посылают непроизвольно. Судя по вашим словам, таких сигналов не было даже с учетом травм, что вы замечали у нее.

— В-верно… — старик вздохнул. — Именно поэтому я и не хотел заводить этот разговор без должной доли объективного подхода в виде просмотра ее анамнеза. Если все вывернуть так, то может показаться, что она была бесчувственной или что-то вроде того…

«Просто у вас недостаточно данных, из-за которых вы не можете сопоставить факты», — подумал Джеймс, но, разумеется, не произнес.

— Когда Нелли Уильямс была в последний раз на приеме?

— Месяц назад, незадолго до… происшествия.

— Все было штатно?

— Да, она проходила ряд стандартных исследований… А хотя, погодите-ка, — торопливо попросил старик, пытаясь что-то припомнить. — Да, точно… Точно. Ей стало плохо, и она вызывала скорую на дом. Жалобы были на головокружение и слабость, предположили, что это симптомы малокровия. Она должна была явиться для обследования, но не успела…

Джеймс удивленно вскинул брови. Это заявление стало почти что спасительным крючком.

— Когда был вызов?

— В двадцатых числах октября… Да-да, точно было.

— Я могу поговорить с парамедиками, что были на вызове?

Боуман удивленно заморгал, но коротко кивнул.

— Да, уточните у миссис Клейсон. Это та молодая особа, что встретила вас. Она сможет узнать обо всех дежурных патрулях через диспетчера.

— Благодарю вас, сэр, — Джеймс поднялся с кресла.

— Уже уходите? — растерянно поинтересовался доктор.

— Ну, я же обещал, что не займу у вас много времени. Остальное обсудим, когда мы получим соответствующий ордер. Не смею вас больше задерживать.

Детектив покинул кабинет в задумчивости. Если точно будут известны даты вызова скорой, а допрос медиков докажет, что Ларри не было дома, это будет несомненным плюсом в доказательство его алиби, пока идет проверка банковских выписок и камер. Брукс так и отказался раскрыть, в чем именно заключалась их задача, однако трое его подельников подтвердили, что они вместе «были в отъезде по работе».

Разумеется, любое утаивание лишь усиливает подозрение и не играет на руку подозреваемому. Но разбираться, в чем замешан Ларри Брукс, будет другой отдел. Джеймс должен был убедить комиссара, предоставить доказательства, что они идут по ложному следу.

Медсестра Клейсон выслушала просьбу детектива Сэвиджа и задумалась. Сделав несколько быстрых звонков, сбивчиво сообщила, что предоставит все необходимые данные по мере готовности. Джеймс было решил, что с этой бюрократией не добьется ничего дельного и лишь потеряет время, как вдруг кто-то постучал по его плечу, привлекая внимание.

Это был тот самый молодой человек, с которым беседовал Боуман перед приходом детектива. Выглядел он встревоженным.

— Вы что-то хотели, сэр? — Джеймс старался не выдавать раздражения, думая, что он, видимо, хочет передать что-то от старого доктора.

— Да. Я… э-э-э… хотел бы дать показания.

Внезапный поворот событий сначала ошарашил Джеймса, но затем сердце его забилось в предвкушении. Он нетерпеливо достал блокнот из внутреннего кармана и щелкнул ручкой.

— Полагаю, лучше пройтись, подышать свежим воздухом? — учтиво поинтересовался Джеймс, кивнув в сторону двери. Мужчина тут же встрепенулся, поняв намек.

В ожидании, пока тот натянет на себя теплую куртку, Джеймс беспокойно выкуривал сигарету чуть в стороне от главного входа. «Интересно, что же хотел рассказать этот парень?» — размышлял детектив, стараясь всецело подготовить себя к предстоящей беседе. Он не привык действовать не по плану, не обдумав предварительно все возможные исходы. О чем его спрашивать? Что он может знать о деле Нелли Брукс? В газетах подробно не описывали детали происшествия, значит он, скорее всего, имел дело с ней, как с пациенткой.

Молодой врач вскоре показался из-за дверей и торопливо подошел к курилке. Он почти сразу же закашлялся, стоило ему почуять едкий дым, и Джеймс спешно потушил сигарету.

— Извините, детектив. Не выношу запаха табака.

— Ничего. Эта дрянь хорошо помогает справляться с нервами, но отвыкнуть от нее практически невозможно. Поэтому лучше и не начинать… Итак?

Джеймс неторопливо зашагал по старой дорожке. Из разбитого асфальта торчала старая сухая трава, покрытая ледяной коркой.

— Меня зовут Гэри Миллер, детектив, — начал врач очень осторожно. — Я недавно был назначен проходить практику, поскольку у меня началась резидентура…

— Стажер, значит?

Гэри скривился.

— Ну… Да, в целом. Я тут недолго, и… Не знаю, насколько вы осведомлены о том, как проходит стажировка во время обучения… Но перед тем как выбрать специальность, нам показывают весь спектр будущей работы. От приема до помощи в операциях и…

— Простите, мистер Миллер, но можете перейти ближе к сути?

Гэри запнулся. Судя по всему, он явно не обладал должными навыками коммуникации — Джеймс легко заметил, как одна простая просьба выбила медлительного врача из колеи. Теперь ему снова пришлось ждать, пока тот поборет нерешительность и соберется с мыслями.

— В прошлом месяце я был приставлен к работе в скорой, сэр. Я… был на тех вызовах у мисс Уильямс.

Ликование Джеймса едва не помешало ему заметить одну простую, но важную деталь.

— Вызовы? — повторил детектив с нажимом.

— Д-да… Первый раз поступил звонок от диспетчера двадцать третьего октября вечером. У нее были жалобы на сильную слабость, головокружение, тошноту, бледность, сильно пониженное давление. Мы зафиксировали недомогание, парамедики осмотрели ее, однако она отказалась от госпитализации. Ей был назначен прием у лечащего врача, чтобы анализы подтвердили предварительный диагноз.

— Вызов был по адресу Редвуд-драйв, 8? — уточнил детектив, делая пометки. Последовал утвердительный кивок. — В доме был кто-то кроме нее?

— Нет, она сказала, что одна. Ей пришлось самой вызывать скорую. Бедная девушка едва не в обморочном состоянии была…

— Это смогут подтвердить ваши коллеги, с которыми вы были на выезде?

— Да, конечно, — Гэри торопливо перечислил имена всей бригады, к которой он был приставлен на время стажировки. — К-как я понимаю, вы уже запросили всю эту информацию, так что…

— Но вы сказали, что вызовов было несколько, — Джеймс не дал врачу углубиться в лишние детали. Нужно было держать его в русле беседы, заставить припомнить как можно больше важных нюансов.

— Да… Да, верно. Еще один вызов был двадцать седьмого октября рано утром. Однако в этот раз она была в мотеле «Норсвуд плейс».

— Тот, что на Вестмор-роуд? — Джеймс наморщился, припоминая название. — На въезде в город?

— Да, все верно, сэр. Мне показалось это странным, но… я не стал задавать вопросов. Это же личная жизнь пациента, я вообще был не вправе интересоваться, почему девушка была там, а не дома.

«Скорее всего, в мотель ее привела очередная ссора… Или работа», — думал Джеймс, однако не мог поделиться этим. Он дал слово, что тайна о проституции Нелли не выйдет за пределы допросной, и собирался держать слово до поры, пока все не вскроется само собой. Тем более, что, если опросить хозяев мотеля, они наверняка смогут подтвердить, что именно там Нелли встречалась с мужчинами.

— У нее были какие-то повреждения на тот момент? Какие-то травмы? Может, еще что-то вам запомнилось?

— Она также выглядела очень уставшей и бледной. У нее были гематомы и небольшие синяки, но это точно не насилие, это скорее… — тот покраснел, а Джеймс хмыкнул. Стажер явно не так уж часто общался с девушками.

— Хорошо, не продолжайте, я вас понял. Доктор Боуман упоминал о подобном. Что-то еще?

— В целом, кроме самого факта, что для девушки в отношениях это было немного нетипично… П-пожалуй, ничего, сэр.

Джеймс покрутил в пальцах ручку, глядя на свои записи. Двадцать седьмое октября… Учитывая, что тело было обнаружено в ночь на седьмое ноября, скорее всего, это была самая близкая дата, когда Нелли Уильямс видели живой. Эти показания, что Гэри дал, переборов робость и отринув некие этические соображения, были крайне важны.

— Спасибо, мистер Миллер, — искренне поблагодарил Джеймс. — То, что вы рассказали мне сейчас, поможет невиновному человеку. Считайте, одну жизнь вы уже спасли.

Глаза округлились, он явно не ожидал такой похвалы.

— Н-не стоит, сэр, это же мой гражданский долг… Я повторю свои показания в участке и подпишу все бумаги, если потребуется.

— Всем бы такую законопорядочность, как у вас, и тогда мир точно избавился бы от преступников, — ободряюще улыбнулся Сэвидж.

На лице Гэри расцвело довольное выражение.

Запись от 19.06.хххх

«Уже второй день как дома.

Брэндон вместе с Джи вчера забрали меня, хорошо, что от Сиэтла ехать всего-то пару часов.

Очень странное чувство, будто я в гостях. Удивительно, как палата успела стать мне бо́льшим домом, чем место, в котором я до этого прожил почти год.

Пока не могу привыкнуть к отсутствию знакомых лиц. Ни Кэри, которая будила с очередной порцией таблеток по утрам, ни утреннего обхода ассистента доктора Джефферсона, ни его самого…

Странная пустота. Такое ощущение, что я прожил в больнице всю свою жизнь и только впервые покинул ее стены… Не знаю, откуда у меня такое внезапное тепло к месту, из которого я недавно так сильно хотел сбежать.

Потихоньку начинаю осваиваться. Тело все еще ощущается как нечто инородное. Хожу с трудом, левая рука слушается нехотя. Очень тяжело, но постоянно повторяю себе, что не должен быть овощем. А для этого надо двигаться. Делаю все упражнения, что показывали на реабилитации. Пока спасают таблетки, но, когда поеду на прием, уточню у доктора о побочках. Не нравится, что не могу отоспаться и постоянно усталый, хотя толком ничего не делаю.

Иногда стал реагировать на погодные изменения, как мой покойный дед. Всегда считал его чудаком, но теперь не уверен… Стоит немного похолодать, сразу ощущаю каждую поврежденную косточку так, словно они снова переломались. Из-за этого попросил Джи не включать кондиционер. У нас довольно жарко сейчас, она очень недовольна.

Джи, кстати, ради меня взяла двухнедельный отпуск. Очень мило с ее стороны, однако она ведет себя так, будто делает мне большое одолжение. Снова чувствую себя виноватым за то, что получил травмы. Хотя миссис Тейлор утверждает, что эти мысли неправильные и инородные. Вроде как я не должен испытывать вину за аварию, однако от этих мыслей очень нелегко избавиться.

Меня продолжают мучать странные, беспокойные сны. Они полны не то крови, не то чего-то… Ну в общем, неприятного. Не хочется вдаваться в подробности даже тут. Ребекка говорит, что меня преследуют заблокированные воспоминания. Мол, бессознательное пытается показать мне, что случилось в день аварии… Я никогда не задумывался о том дне, плохо помнил детали, но будто что-то подсказывает, что эти воспоминания иные.

Я уже потом узнал, что в той аварии, помимо меня, пострадали еще пять человек, и насколько я знаю, водитель того грузовика погиб. Мысль об этом меня пугает, ведь получается, из-за меня кто-то умер… Но Ребекка опять-таки утверждает, что я не должен винить себя за это. Полицейские несколько раз говорили со мной, пока я лежал в больнице, и брали показания. Но раз дело так и не возбудили, значит, там было все сложнее.

И то, что меня так и не признали виновным, лишь сильнее тяготит. Я же и вправду не справился с управлением на дороге. Мне тяжело осознать, что я повинен в чьей-то смерти. Не считая того парня, что пожертвовал для меня свои органы. Опять начинает казаться, что от меня одни проблемы, но пытаюсь запретить себе думать об этом. Я решил, что в новой жизни больше не буду себя ни в чем упрекать.

Вечером звонил матери. Она будет через пару недель, как только решит свои вопросы. Все-таки им с отцом добираться теперь часов десять из соседнего штата. Эйберсвуд — та еще дыра. Хотя я даже почти привык к этому городу. Не считая жутких холодов, места тут живописные. Иногда мне даже кажется, что я тут уже бывал. Но, думаю, это можно сказать про любой такой типичный небольшой городок. Думаю, они все одинаковые.

Мать останется до конца лета, а потом отец заберет ее. Что ж, наверное, это даже хорошо. Джи почти не придется нервничать, пока она будет на работе.

Кстати, был странный момент, который я не понял. Мама спросила, привезти ли мне что-то из моих вещей, и я сказал, что снова хочу заняться изучением бабочек, как в детстве. Тут есть действительно потрясающие образцы, и пока еще тепло, я хотел попробовать снова заняться этим. Плевать, что это может показаться кому-то странным.

В общем, я попросил ее привести мою небольшую коллекцию. На что она после долгого молчания сказала, что я никогда не увлекался таким.

Это действительно странно, потому что я отчетливо помню свой небольшой застекленный контейнер. Я больше зарисовывал их, иначе никак не мог сохранить засушенные образцы в целости. Так что этот маленький ящик, размером примерно с два бумажных листа, был моим сокровищем. Не могла же мама выкинуть его… Она должна помнить, как мне дорога моя коллекция.

Да наверняка она просто убрала все это куда подальше с глаз и забыла. Поговорю с ней и все объясню, когда она приедет.

Уверен, она все поймет».

Глава 4

Расследование продвигалось очень медленно и очень нехотя. Однако игнорировать накопившиеся данные было нелегко. Прошло уже почти три недели, и, хотя Ларри Брукс пока все еще оставался главным подозреваемым, постепенно собранные улики и показания подтверждали его алиби. Как бы ни хотела полиция, игнорировать факт, что Брукса не было в городе в предполагаемые даты убийства, не мог никто.

Джеймс чувствовал собственное торжество и недовольные взгляды коллег, которым пришлось устроить целую серию допросов медработников, а также изучать детали полученной выписки из медицинской карты убитой. И разумеется, это стало привлекать столь ненужное внимание со стороны журналистов.

Семья Нелли успела дать комментарий прессе, что вызвало настоящую волну недовольства. Многих тронула история девушки, но как только город ознакомился с тем, как горюющая семья выставляла Нелли несчастной жертвой, не заслужившей такой участи, сразу же появилось и альтернативное мнение — неизвестные сообщили в газету шокирующие новости о том, кем подрабатывала девушка втайне от всех.

Репортеры были в полнейшем восторге. Еще бы — такой лакомый кусок пирога прямо у них под носом. И пирога этого теперь хватит очень надолго для небольшого городка, который изголодался по грязным громким заголовкам.

Печально было думать о том, что свалилось на семью Уильямсов после того, что напечатали об их дочери. Шок, отрицание, осуждение… Сейчас им было почти так же плохо, как и Ларри, на которого были спущены собаки общественного негодования.

Комиссар Чарли Бэннет сделал заявление, которое должно было обозначить жадным до сенсации журналистам, что сейчас, пока расследование в полном разгаре, они отнимают у полиции важные дни, которые отдаляют от преступника с каждым часом, который тратится на комментирование ситуации. Несомненно, он был прав: если журналисты дадут ход этой истории, преступник сможет затаиться и избежать положенного наказания.

Но что больше раздражало Сэвиджа, так это то, что Чарли винил его во всей этой ситуации. «И вот кой черт тебя дернул пойти в треклятую больницу, Сэвидж! — орал он. — Если бы не эта твоя инициативность, мы бы спокойно сначала проверили все то, что рассказал Брукс, а ты добавил нам проблем вдвойне. Теперь эти газетные пиявки от нас не отстанут».

Джеймс же выслушивал это молча, скрипя зубами. Ему хотелось ответить, но годы работы научили: нет смысла спорить с начальством. Детектив в итоге все равно делает так, как считает нужным, ведь в любом случае его ждет выговор, будет он бездействовать или предпримет активные шаги.

Но порой эта несправедливость нагоняла на него апатию, заставляла задуматься о том, зачем он вообще занимается всем этим? Он мечтал стать полицейским с самого детства, убежденный, что так сможет сделать жизнь лучше. Он верил, что это его призвание, и первое время долго не хотел признавать суровую действительность, что так сильно отличалась от его собственных представлений.

Бумажная волокита, мелкие кражи, административные правонарушения… Вот из чего состояла его работа на девяносто пять процентов. И только на оставшиеся пять у него оставалась надежда. А теперь, когда наконец-то появилось настоящее дело, он больше всего боялся, что окружающие окажутся правы. Мысль эта терзала его.

— Дорогой, будешь много думать о работе, полысеешь еще сильнее, — мягко сказала Эми, целуя мужа в макушку.

— Иногда мне кажется, что ты читаешь мысли, — детектив изобразил улыбку. — Такое качество бы пригодилось в работе в полиции.

— В продаже недвижимости это пригодилось бы еще больше, — Эми легко рассмеялась, но за улыбкой скрывалась усталость. — А у тебя просто на лице все написано.

— Так ты не только телепат, но и физиогномист? — за насмешкой последовал легкий удар по плечу. — Ладно-ладно, я понял, мэм. С вами шутки плохи.

— Со мной шутки будут плохи, если ты мне не поможешь с индейкой.

Джеймс поднялся из кресла и небрежно откинул в сторону свежую газету. Заголовок гласил: «Очередной скандал семейства Уильямс! Что скрывается за дверьми благополучной американской семьи?» Эмили проследила за взглядом мужа и засопела.

— Джим, хотя бы в выходной не думай о работе, — попросила она. — Сегодня семейный праздник, поэтому удели время нам. Очень прошу тебя. Джанет и Эбби очень не хватает отца. Так что давай сегодня детектив Сэвидж останется за порогом, а рядом с нами будет заботливый семьянин.

При этих словах Джеймсу хотелось возразить, что работа — точно такая же важная часть него, но он знал, как остро стала реагировать Эмили на такое. Работа для нее оставалась лишь работой, а семья была в приоритете. Если бы не необходимость копить на будущее дочерей, она бы с удовольствием всецело посвятила себя материнству и воспитанию, однако зарплаты полицейского на обучение в каком-нибудь хорошем колледже не хватит. «Не дай бог, и они застрянут в этом городе», — говорила Эми каждый раз, когда, усталая, возвращалась домой.

Джеймс был бы и рад, если бы Эми взяла на себя весь быт, но супруга словно давно смирилась с полным отсутствием амбиций у мужа, и ее желание выйти на работу пару лет назад, когда Эбигейл исполнилось шесть, Джеймс принял больше на свой счет. «А ведь когда-то все было иначе…» — мелькнуло у него, когда, проходя по коридору в кухню, он скользнул взглядом по стене, увешанной фотографиями в рамках.

Со старых фотоснимков на него смотрела улыбающаяся пара. Они бесстрашно глядели вперед, и будущее этим двоим сулило только счастье. Вряд ли этот подтянутый широкоплечий брюнет и блондинка с каре знали, как сильно их изменят последующие семнадцать лет. Не будет больше этого блеска в карих глазах Эми, а ямочки на щеках превратятся в проточенные усталостью первые морщины. Смотреть на то, как постепенно угасает жена, было еще тяжелее от осознания, что в том есть и его вина.

Было уже около полудня. Этот День благодарения выдался на редкость спокойным. Из окна дома открывался прекрасный вид на лесной склон, стремящийся слиться с гладью озера, а стелющийся туман делал даже такой мрачный лес воздушным. Джеймс родился и вырос в Эйберсвуде, и никогда бы не променял красоты этого города на шум и высокие застенки Сиэтла или Портленда. Именно там они с Эмили и познакомились, и будущая жена с радостью готова была вырваться из порочного круга суеты большого города. Но Джеймс знал, что Эйберсвуд так и не стал для нее родным. Это печалило его, но он никогда бы не посмел высказать жене претензии. Угнетаемый чувством вины, все, что он мог, — это играть свою роль, чтобы соответствовать ее ожиданиям.

— Папочка! — Эбигейл заметила отца, когда он прошагал через столовую. Несмотря на позднее утро, девочки только-только приступили к завтраку. Впрочем, сегодня же выходной, не стоило ругать их за нарушение распорядка дня.

— Доброе утро, зайчонок, — улыбнулся он дочери.

Джанет окинула младшую сестру недовольным взглядом, глядя, как отец оторвал ее от пола.

— Если хочешь, Дженни, можем устроить «карусель», на моей шее как раз есть место для еще одной принцессы, — попытался пошутить Джеймс, подзывая дочь к себе, однако та даже не двинулась с места, продолжая неторопливо поедать хлопья.

«Хм, раньше она никогда не отказывалась», — странное разочарование вперемешку с тоской накатило на Джеймса. Быть может, дочь до сих пор была на него в обиде за то, что на прошлой неделе он забыл забрать ее от стоматолога?..

— Прости, пап, мне давно не семь, — с некой брезгливостью ответила Дженни, не отрываясь от завтрака. — Эти детские забавы мне давно неинтересны… И зови меня Джанет.

Джеймс усадил дочку на стул с мыслью, что переходный возраст у старшей дочери явно на подходе. И это пугало его не меньше, чем расследования преступлений. Глядя на Джанет, он видел копию Эми. Все, начиная от ямочек и острого взгляда орехово-карих глаз, напоминало о супруге в молодые годы. Он и не заметил, когда девочка успела так вырасти. Годы проносились, как гоночные болиды, оставляя позади едва различимые мгновения, которых больше не вернуть. А ведь и Дженни когда-то так умоляла, чтобы отец кружил ее, подняв от земли…

После позднего завтрака семейство Сэвиджей начало приготовления. В скором времени должны были приехать родители Эмили. От Портленда им было добираться несколько часов, и обычно после праздничного ужина мистер и миссис Мэйсон оставались до воскресенья, чтобы провести побольше времени с внучками и дочерью. Для Джеймса довольно часто места в этой идиллии не было — работа полицейского занимала все свободное время, и даже дома он нередко продолжал изучать данные следствия, ища решение очередной не слишком интересной загадки.

Отношения с родителями Эмили у него были хорошие — для них выбор дочери был более чем отличным, однако с годами они стали несколько недоумевать от того, что детектив топчется на одном месте. Им хватало такта не лезть в их отношения, но Джейс не сомневался, что дочь часто жалуется и делится разочарованиями. Сам он не смел корить жену, хотя ему не слишком нравилось, что она выносит на суд посторонних их личные проблемы.

Но, возможно, то была простейшая зависть — родители самого Джеймса умерли много лет назад. Возможно, будь они живы, и он смог бы поделиться переживаниями или спросить совета… Но все, что ему оставалось, — решать проблемы самому. Эта отрешенность иногда давила на него, но с годами он научился оставлять это позади, отгоняя работой непрошенные мысли.

И вот даже сейчас, когда он улыбался Эбби и Дженни, смеялся над их шутками, помогая неуемным девчушкам накрывать на стол, мысли его были далеко от дома и родных. Мозг все пытался сопоставить линии, отсечь лишних подозреваемых, понять, чем было убийство — случайностью или чьей-то извращенной прихотью… Слишком много вариантов, и круг поисков все не сужался. А учитывая поднятое недовольство, когда город успел поделиться на тех, кто поддерживал Уильямсов, и тех, кто поддерживал Брукса, все же Ларри грозил стать козлом отпущения.

Уильямсов можно было понять: они столкнулись с жестокой реальностью, где дочь хранила грязные секреты о своей жизни, и теперь эта тень легла и на них. Сэвидж задумался: как бы он себя вел в такой ситуации? Если бы узнал, что у его детей или супруги есть тайны, которые обернулись бы проблемами для всех? Обещал бы засудить за клевету, как миссис Уильямс? Или пытался доказать невиновность дочери, несмотря на очевидные свидетельства, как это делал мистер Уильямс?

Он не знал. Мог лишь предполагать, строить догадки, план действий, однако сам никогда не оказывался в подобной ситуации. Работа в полиции научила его держать язык за зубами. Он не хотел бы, чтобы родным стали известны подробности того, с чем ему приходилось сталкиваться. Наверное, и о них не было желания что-то такое узнать… Эта стена секретов, которая казалась чем-то ненормальным, виделась Джеймсу единственным, что могло спасти их семью в случае чего. Иногда ему безумно хотелось разрушить эту стену, поделиться с Эмили столь многим, но знал, что эта откровенность лишь испортит ей жизнь…

Раздался настойчивый телефонный звонок в гостиной. «Должно быть, родители Эми», — решил Джеймс, выглядывая в коридор.

— Я отвечу, — Эмили стянула фартук, небрежно кинула на стул. На лице было радостное предвкушение. — А ты пока проверь индейку.

Джеймс кивнул, однако невольно одним ухом прислушивался. От этой дурацкой рабочей привычки он никак не мог избавиться.

— Алло?.. Да, привет, мам!.. — донесся до него веселый голос жены, однако спустя несколько секунд тон начал постепенно меняться. — Да… Да?..

Она умолкла, но даже в этой тишине Джеймс чувствовал ее огорчение. В детективе взыграло беспокойство — естественно, он привык первым делом предполагать худшие варианты развития событий. Но раз она не металась, не было восклицаний, значит, ничего трагичного… Хотя и «трагичное» бывает разным для всех.

— Проследи, чтобы твоя сестра не посыпала шоколадом кукурузу, хорошо? — попросил он Джанет, не повышая голоса, чтобы дочери не передалось его волнение.

— Хорошо, пап.

Поцеловав дочь в макушку, он вышел в коридор, шагая тихо, продолжая прислушиваться к разговору.

— Да ничего, мам… Все в порядке… С Днем благодарения.

Эми положила трубку и тяжело вздохнула. Она стояла, прислонившись к стене, потирая глаза.

— Все в порядке? — осторожно спросил Джеймс, и женщина, вздрогнув, повернулась. Глаза ее влажно блестели.

— Родители не приедут, — она даже не скрывала разочарования.

— Что-то случилось? С Генри и Эстер все хорошо?..

— Да, — Эми раздраженно повела плечами. — Просто… не приедут.

Она явно что-то не договаривала, Джеймс чувствовал, что должен поддержать ее хоть как-то. Он знал, насколько для Эмили было важно, чтобы родители присутствовали на праздниках. Это была нерушимая традиция.

— Эй… — Сэвидж мягко провел рукой по плечу, но Эми не подняла глаз. — Все в порядке. На Рождество поедем к ним, как всегда. С ними же все хорошо. Просто, видимо, жизненные обстоятельства…

Она молчала, будто пытаясь принять его слова, его попытку приободрить ее.

— Ладно, неважно, — она прошла мимо, так и не взглянув на супруга, оставив его одного в пустой гостиной.

Джеймс слышал, как Эми, изображая энергичность и жизнерадостность, скрывала досаду от дочерей, и его не покидало неприятное чувство, будто это он виноват в том, что гостей сегодня не придется ждать. Глупые мысли, но отогнать их было сложно.

Как и любому человеку, ему хотелось, чтобы хотя бы дома рабочие проблемы оставались где-то в стороне. Для него дом должен быть островком спокойствия и благополучия, которое детектив рассчитывал защищать любой ценой. Но когда проблемы приходят изнутри… Джеймс всегда терялся.

Так было и сейчас, когда они вместе с Эми объясняли расстроенным Эбби и Дженни, что долгожданного приезда дедушки и бабушки сегодня ждать не стоит. Младшая девочка не сдержала слез, и Эми пришлось успокаивать ее, словно она старалась утешить и себя вместе с дочкой.

Традиционный семейный обед тоже проходил в довольно напряженной атмосфере. Джанет всеми силами старалась держаться, не уподобляясь капризной сестре, пока Эми отвлекала девочек разговорами о предстоящих закупках к Рождеству.

— А папа пойдет с нами? — спросила Эбигейл, нехотя ковыряясь в тарелке с едой. Она почти ничего не съела.

— Увы, дорогая, папа будет сильно занят на работе, — Эми отрезала кусок индейки с каким-то недовольством. — Но мы непременно хорошо проведем время вместе.

— Это все из-за того, о чем говорят, да? — спросила вдруг Джанет, глядя на отца и застав его врасплох внезапным вопросом. Раньше дочь никогда не проявляла интереса к его работе. — Из-за того страшного убийства?

— Милая, об этом не стоит говорить за столом, — с нажимом начала Эми, но Дженни не сводила глаз с отца, ожидая его ответа.

На мгновение детектив поймал знакомый острый взгляд жены с немым предупреждением: «Не смей раздувать эту тему».

— Э-э-э… Кх-м, милая, видишь ли… — начал Джеймс, аккуратно подбирая слова. — Это дело очень непростое, однако всецело требует моего внимания, чтобы как можно быстрее поймать убийцу…

Сэвидж слишком поздно понял, что болтнул лишнего. Эмили нахмурилась, а глаза Джанет расширились.

— А разве убийцу еще не поймали? Мне друг в школе сказал, что он живет по соседству с его домом и все видел!

— А нам в школе говорили, что это все дикие звери, — Эбигейл тоже решила проявить внезапный интерес к беседе. — Даже смотрители парка приходили и объясняли нам, как вести себя в лесу…

— Это хорошо, что вам повторили технику безопасности, Эбби, — мягко прервал дочь Джеймс, понимая, что ситуация грозит закончиться рядом очень неудобных вопросов, на которые ему не хотелось бы отвечать. — О ней надо всегда помнить, даже если все в порядке.

— Получается, убийцу так и не нашли? — повторила вопрос настойчивая Джанет, которую было нелегко провести. — И у нас в городе ходит маньяк?

— Джанет!.. — ахнула мать, грозно глянув на дочь. — Я же сказала, что сейчас не место и не время для таких разговоров.

— Ну а что такого! — вспылила дочь, наконец повернувшись к матери. — А вдруг это правда! Папа же сам сказал, что убийцу еще не поймали. Вдруг бабушка и дедушка из-за этого не приехали?

— Мама, это правда? Бабушка больше не приедет из-за того, что у нас в городе кто-то умер? — Эбби вновь начала всхлипывать.

— Джеймс, сделай что-нибудь, — прошипела Эмили, глянув на растерянного мужа.

— Я… я… — только и мог вымолвить Джеймс.

Он понятия не имел, что делать. Как объяснить дочерям все так, чтобы они поняли? Соврать? Но ведь если он сейчас ложно заверит их, девочки потеряют бдительность… А если что-то не то скажет? Что, если потом вскроются какие-то детали и его ложь выйдет наружу? Не встревожит ли это детей сильнее?..

Паника почти полностью овладела им, и Джеймса было затянуло в темные воды сомнений, как споры прервала спасительная трель телефона.

— Я возьму, — быстро отозвался детектив, поднимаясь из-за стола.

Кто бы ни звонил сейчас, детектив был благодарен, что неловкого разговора можно избежать. А потому, поднося трубку к уху, он испытал легкость. Но то лишь был краткий миг, прежде чем жестокая реальность вновь обрушилась на него.

— Дом семьи Сэвидж, чем могу…

— Джеймс? — раздалось из трубки, и мужчина тут же узнал голос.

— Митчелл?..

Было непривычно слышать в голосе Билла смесь гнева, раздражения и… страха.

— Ну что, умник… Можешь праздновать. Ты был прав.

— О чем ты? — несмотря на то, что в доме было тепло, Джеймс ощущал себя так, словно оказался на леденящем морозе. Кончики пальцев покалывало от волнения.

— Нашли еще одно тело.

Запись от 24.06.хххх

«Постепенно осваиваюсь в новой старой жизни. Ну, если не считать того, что мать и Джи совершенно не уживаются, то все более-менее в норме. Джи спасается на работе, возвращается поздно, отчего приходится выслушивать недовольство матери, что она такой себе женой будет, раз не хочет ухаживать за мной. Типа «и в горе, и в радости», вот это все. Бред, конечно, ведь она не понимает, что Джи спасается на работе от нее. Ну что ж, видимо, я буду оставшиеся два с половиной месяца сам отдуваться за это и выслушивать все материнские упреки.

Вообще раньше не замечал, как с ней сложно. Она будто стала для меня другим человеком. Может, сказалось то, что последние два года я жил отдельно? Но порой складывается ощущение, что она посторонний человек. Несколько раз говорила, что я сильно изменился, пока мы с ней вели унылые беседы.

Я стараюсь как можно больше передвигаться. Мать протестует, конечно, но с рекомендациями врача спорить не решается. Все-таки это для нее весомый авторитет. Делаю все упражнения, пью лекарства и прямо вижу ее недовольство. Она все пытается всучить мне эти свои домашние средства. Разумеется, я никогда в жизни не стану этим травиться. У меня и так довольно жесткая диета из десяти видов препаратов на завтрак, обед и ужин, куда мне еще эти ее средства прямиком из мормонской секты. Ну или откуда она этого понахваталась.

Стал иногда выходить в город. Подгадываю время, чтобы остаться одному. Все еще бывает физически больно от некоторых ощущений, но ходить уже могу сам более-менее. Периодически мучают странные чувства, будто внутри что-то не так, но я уже привык и почти не обращаю внимания.

Попробовал заняться бабочками, как и хотел. Нашел все необходимое, изучил материалы, чтобы освежить в памяти. Решил попытаться вспомнить, как это делается. Расстроился, что ничего толкового не вышло, сказывается долгое отсутствие практики. Если буду продолжать, руки привыкнут, однако сколько образцов я успею испортить… А ловить мне их пока тяжело. Мать не понимает, зачем я занимаюсь этим. А меня это успокаивает. Сам процесс.

Много думаю обо всем. Но больше о том, как меня все бесит. Меня и раздражает мое одиночество, но и одновременно приносит облегчение. Хочется с кем-то поделиться всем этим, а не с кем. Иронично, что лучше всего излагать свои мысли тут. Вот уже, кстати, два месяца, как я веду дневник. Кто бы мог подумать, что у меня откроется такая страсть к ведению записей. Не наблюдал за собой раньше такого.

Вчера вместе с Брэндоном ездили к доктору Джефферсону на прием. Джи его попросила помочь, поскольку не смогла отпроситься с работы. Общение с ним стало сдержанным, даже немного отчужденным. Говорит, что вскоре опять куда-то уматывает. Кажется, в Канаду на этот раз. Вроде как в командировку на несколько месяцев. Пока он будет помогать, конечно, но как повернется жизнь дальше, он не знает. Вероятно, если ему предложат место на постоянку, он переберется. Ну что ж. Его выбор. У Брэнда много амбиций и желания, а главное энергии на это все. Он еще молод, зачем ему зарывать себя тут. Мне, наверное, должно быть грустно, но уже все равно.

На работе обо мне особо не вспоминают. Первые дни я был центром всеобщего обсуждения, но затем обо мне забыли снова. И вспомнили только после того, как мою работу перекинули на них. Особенно возмущался Пирс, на которого легла теперь большая часть обязанностей. Ох, уже предвкушаю, что будет, когда вернусь… Если вернусь, точнее.

Все чаще начинает казаться, что я не на своем месте. Будто должен быть кем-то другим. Больше стал думать о своем будущем и внезапно о прошлом. Стараюсь выуживать воспоминания, как могу, иначе создается ощущение, что до аварии я и не жил вовсе. А многие так и прямым текстом говорят, что я будто другой человек.

Доктор Тейлор утверждает, что это нормально. Психика пытается стабилизироваться после долгой изоляции от социума и всего, что мне довелось пережить. Балансирование на грани жизни и смерти всегда оставляет неизгладимый след на человеке. Наверное, это действительно так. Иного объяснения тому, что со мной творится в последнее время, я не вижу.

Начинает казаться, что во мне будто другой человек сидит. Или сидел все эти годы. Ребекка говорит, что подавленные воспоминания, скорее всего, как-то связаны с этим. Ну, а как иначе. Я сел за руль мотоцикла из простого желания сделать что-то несвойственное для себя, а в итоге за это расплачиваются другие. Разве я виноват в том, что моя унылая жизнь заставила меня пойти на рискованный шаг?

А ведь раньше все было иначе. Вот только когда раньше? Я все пытаюсь понять себя, разобраться, каким я стал после произошедшего, но ответы, которые я ищу, сокрыты глубоко внутри. Иногда мне страшно от тех туманных образов, что витают у меня в голове. Они как призраки. Или скорее как старая кинолента какого-то фильма. Ну, который обычно засматриваешь до дыр, а потом, когда забываешь о нем и спустя много лет начинаешь смотреть снова, сцены всплывают в памяти сами собой.

Странное чувство.

Были бы еще эти образы из какого-то ромкома… Так нет. Они скорее похожи на хоррор. И я не знаю, что меня пугает больше — мысль о том, что мой разум рождает такое или то, что жутко хочется смотреть этот фильм дальше. Чтобы узнать, чем он закончится…»

Глава 5

Городской парк Норсвуд был излюбленным местом жителей для пикников и прогулок. Тому способствовала изолированность, благодаря которой шум почти не проникал сквозь плотную стену высоких сосен и густых лиственных крон. Даже в холодное время года горожане не упускали возможности в погожий день выбраться на свежий воздух.

Вот только этот день, тем более праздничный, был омрачен раз и навсегда. Тишина парка была слишком громкой. Листья цеплялись за тело, будто пытались спрятать его от чужих взглядов. Но никакая осень не могла скрыть того ужаса, который увидел детектив.

Джеймс плотнее укутался в пальто, размял пальцы в утепленных перчатках, однако холод внутри никак не был связан с погодой. Он смотрел на тело, распростертое на земле, и снова по спине пробежали мурашки. В этот раз тело не было тронуто гниением, однако от этого легче не становилось — огромная свежая рана от ключицы до паха зияла, живописно демонстрируя вспоротую плоть. Снова внутри под грубо сломанными ребрами образовалось месиво из внутренностей, но в этот раз звериные клыки уже не были к этому причастны. Джеймс отчетливо видел следы орудия преступления — скорее всего, огромного ножа, — которым преступник пользовался явно неумело и неуверенно, что и повлекло такие последствия.

Одно оставалось неизменным — снятая с груди и живота кожа, разделенная на четыре распластанные в разные стороны куска. Сейчас это пугающее сходство, которое детектив подметил и с первой жертвой, было еще более выражено: два верхних лоскута кожи с молочными железами были значительно крупнее двух нижних.

И вновь Джеймсу пришлось отвернуться, зажмуриться, чтобы страшная картина на миг пропала из поля зрения. Ему было дурно, но он должен был держать лицо. «Страшно представить, каково пришлось этой бедной семье, что нашла тело», — думал он, глянув в сторону. Там, в окружении патрульных машин и карет скорой помощи, стояла молодая семейная пара с маленьким мальчиком, на котором лица не было. Насколько знал Джеймс, пацану посчастливилось не увидеть тело целиком, однако именно он привлек внимание родителей, которые и сходили проверить лежащую под кустом женщину. Тело ее было слегка припорошено опавшей подгнившей листвой, а потому самая страшная часть была скрыта от детских глаз.

Но как ни пытался детектив беспристрастно посмотреть на происходящее, было одно чувство, неуместное, но неуемное, распирающее его изнутри, — ликование.

— Итак… — Джеймс натянул перчатки и склонился над телом, аккуратно рассматривая жертву, пока криминалисты фиксировали место преступления.

Мрачный Митчелл стоял рядом, оглядываясь с некой обреченностью. Он держал в руках блокнот, готовый записывать за детективом.

— Молодая женщина, на вид двадцать семь — тридцать лет. Смерть наступила около одного-двух дней назад. Предполагаемая причина смерти… — Джеймс аккуратно повернул голову, ища на шее следы удушья, однако в этот раз их там не обнаружилось. — Кровопотеря вследствие нанесенных ран, несовместимых с жизнью.

Он осмотрел тело, не переворачивая его, ища следы кровоподтеков и гематом, изучил ступни и пальцы.

— Ран на коже ступней нет, под сломанными ногтями имеется грязь, на теле есть синяки и отечность, свидетельствующая о борьбе. Рана… — Джеймс, вздохнув, принялся описывать характер ранения с максимальными подробностями, стараясь подмечать все детали.

Он видел, что его напарнику тяжело смотреть на тело, но теперь у того не было выбора. Уже так просто не отвертеться. Две смерти за один месяц, да еще с таким характерным… почерком. Эйфория от осознания собственной правоты окрыляла Джеймса, воодушевляла, несмотря на весь ужас происходящего. Но как же ему хотелось смаковать этот миг собственного триумфа подольше…

Как и в прошлый раз, выяснить, кем оказалась жертва, с ходу не вышло — ни документов, ни вещей во время обыска территории не нашлось. Нетрудно было сделать вывод, что тело подкинули, иначе бы его обнаружили раньше. Норсвуд хоть и был лесопарком, однако люди часто ходили по вытоптанным тропам. «Не могли же все просто проигнорировать, что в паре метров от маршрута лежит женщина», — рассуждал про себя Джеймс.

Ему не терпелось поскорее приступить к дальнейшему расследованию, услышать заключение криминалистов и увидеть отчеты медицинской экспертизы. Но больше всего Джеймса интересовало, были ли жертвы как-то связаны?

— Не знаю, — пожал плечами Билл, когда Джеймс задал ему этот вопрос. — Возможно, у них есть общие знакомые… Ну или они имели одинаковый род деятельности.

— Думаешь, наш маньяк охотится за проститутками? — задумчиво произнес Джеймс.

— Ты уверен, что это маньяк? — в голосе Билла сквозила озабоченность.

— Характер ран говорит сам за себя, — констатировал детектив.

— Просто обе жертвы внешне не очень похожи. Да и следов сексуального насилия, как и в случае Нелли Уильямс, не было…

Это замечание заставило Сэвиджа задуматься. А ведь и вправду — маньяки обычно предпочитали одинаковый типаж.

— Может, это какое-то ритуальное убийство? — продолжил рассуждения Митчелл. — Ты же знаешь, сколько сейчас в стране этих религиозных фанатиков. Все эти сатанинские культы, сектанты, готовящиеся к пришествию и Судному дню…

И опять Джеймс ничего не мог возразить. Удивительная, не свойственная напарнику проницательность сейчас была очень кстати, и предложенные им варианты точно не стоило отметать.

Джеймс склонился над телом, присматриваясь к ранам. Листья шуршали под ботинками Митчелла, который осторожно обходил место преступления, держа блокнот наготове.

— Ну, а ты что думаешь? — Митчелл остановился рядом, но не слишком близко. Он все избегал смотреть на тело, предпочитая фиксировать детали периферийным зрением. — Обычный психопат, который решил повеселиться?

Джеймс не поднял головы, продолжая изучать следы на шее жертвы. Он внимательно изучил лоскуты, в которые превратилась некогда нежная кожа. То, что поначалу ему показалось грубой неумелой работой, было таковым только на первый взгляд. Скорее это походило на то, как будто кто-то намеренно пытался скрыть, что хорошо орудует лезвием. Несмотря на месиво, сам срез выдавал преступника как человека, явно знакомого с разделкой и человеческой анатомией.

— Это не просто психопат, Билл, — ответил он тихо. — Посмотри на разрезы. Они ровные, почти хирургические. Здесь не было хаотичности. Это… — он замолчал, подбирая слова, — это осознанно.

Митчелл хмыкнул и вытер лоб тыльной стороной ладони.

— Осознанно? Ты что, пытаешься сказать, что он анатом? Или, может, какой-нибудь ветеринар? — он сделал пару шагов назад, поднимая взгляд на деревья. — В любом случае, кто бы это ни был, он явно знает, как запутать нас. Убивать людей прямо в городском парке…

— Он не убивал ее здесь, — Джеймс наконец поднялся, жестом указав на следы у кромки травы. — Видишь? Широкие следы. Грузовик или что-то крупное. Он не убивал ее здесь, а привез уже мертвую.

— Точно так же, как с Уильямс? — уточнил Билл под утвердительный кивок детектива.

— Вопрос в том, зачем так рисковать? Парк не самое скрытное место.

Сержант остановился, посмотрев туда, куда указывал Джеймс. Он задумался, что для него было редкостью.

— Может, он не так уж и рисковал. Давай подумаем. Парк пуст ночью, если только не считать случайных бродяг. Свернул на боковую дорожку, припарковал машину. А дальше дело техники.

Джеймс согласно кивнул.

— Только не очень понимаю, зачем тогда оставлять тело так, чтобы его нашли. Понимаю еще лес. Думаю, если бы не те туристы из Ванкувера, останки Уильямс нашли бы только по весне.

— А если это не скрытность? — аккуратно предположил Джеймс. — А, например, выставка?

Митчелл неуверенно глянул на тело, но тут же вновь отвел взгляд, делая пометки.

— Возможно. Или ему плевать, кто найдет. Но если ты прав и это «выставка», тогда он будет повторять. Ему важно, чтобы его заметили.

— Он уже повторяет, — сказал Джеймс, скрестив руки на груди. — Это второе тело. Первое нашли в лесу. А теперь — парк. Все ближе к городу, к людям.

Митчелл нахмурился.

— Ладно, — пробормотал он. — Если это так, Джеймс, у нас проблема. Прямо серьезная. Но я тебе вот что скажу: пока ты копаешься в его почерке, я постараюсь выяснить, кто мог владеть такими машинами в округе. Грузовики в городском парке — не та вещь, которую сложно пропустить.

Джеймс слегка улыбнулся, впервые почувствовав, что Митчелл говорит дело.

— Хорошо, — сказал он. — Давай начнем с этого. Пожалуй, стоит поговорить с Бэннетом, чтобы нам выделили побольше людей. Теперь мы точно знаем, что Брукс непричастен и что преступник на свободе где-то в этом городе или округе.

На миг ему пришла мысль: если Билл присоединится, у двоих будет больше шансов при разговоре с комиссаром.

— О, я бы на твоем месте отложил эту беседу, — предупредил Билл, а затем пояснил, увидев недоуменный взгляд детектива. — Он сейчас крайне не в духе.

— Ну и? Мы потеряем драгоценное время. Мы уже его потеряли, пока пытались повесить дело на невиновного.

— Главное старику Чарли об этом не смей говорить, — напарник скривился. — На нас сейчас и так свалится много всего, ты же знаешь. Комиссар — наше лицо, нельзя, чтобы журналисты выставляли нас идиотами.

«Может, не так уж они неправы», — хмыкнул Джеймс про себя.

— Продолжай пока обследовать место преступления, — улыбнулся Джеймс, увидев, как перекосило лицо Билла от мысли, что ему придется провести с телом женщины еще какое-то время. — Если еще что-то обнаружится, обязательно сообщи мне.

Что же, и грязная работа сержанту не помешает. Не все же в офисе протирать штаны да патрулировать улицы.

Сам же Джеймс осторожно шагал сквозь небольшие заросли, которые уже были окружены предупреждающей желтой лентой. Хотя на улице уже успело стемнеть, фонари и свет от фар и мигающих огней машин отгоняли наступающую ночь. В этот раз их было куда больше, как и самих полицейских, которые пытались успокоить взволнованных прохожих и отогнать зевак.

Были и репортеры с местного телеканала, куда же без них. Джеймс вытер пот со лба, оглядывая суетящихся у ограждения журналистов. Смуглая женщина с микрофоном брала интервью у кого-то из офицеров. Калина Сантох. Ну куда же без нее…

Он терпеть не мог эту выскочку, всюду старающуюся просунуть свой любопытный нос. Сколько раз на памяти Джеймса желание Калины сделать «сенсацию» выходило им боком? Он даже вспомнить не мог. Однако же детектив понимал ее, наверное, лучше остальных: как и он, журналистка всеми силами старалась проявить себя.

Вдали мелькнуло знакомое лицо — комиссар Бэннет держался в стороне с таким видом, будто перед ним была не трагедия, а рутина. Кустистые брови Чарли сложились в прямую нависшую над глазами линию, напоминавшую грозовые облака.

Стоило Джеймсу приблизиться, комиссар косо глянул на подчиненного, словно тот был виновником происходящего.

— Все настолько паршиво, сэр? — спросил Джеймс, оглядываясь.

— Хуже некуда, — буркнул Бэннет, закуривая сигарету. Судя по едкому запаху, далеко не первую за последние несколько часов. — Как же я не люблю весь этот цирк, — он ткнул пальцем в сторону камер. — Мы тут не на шоу. Они лишь отвлекают от дел. Ничего другого эти журналюги и не умеют…

Джеймс ощутил, как холодный ком раздражения опустился в грудь.

— Ситуация неприятная, сэр, но ведь… — детектив запнулся, уловив холодную ярость в глазах Чарльза, а потому не произнес: «Я же говорил». Просто из соображений здравого смысла. — Теперь мы можем бросить на это все силы и легко раскроем дело. Мы имеем дело с серийным убийцей. Второе тело, тот же почерк. Если не начнем действовать сейчас, потеряем контроль.

Бэннет слегка наклонил голову, словно это неслыханное заявление стоило дополнительных раздумий.

— Серийный убийца, говоришь? — он насмешливо хмыкнул. — А может, просто пьяный псих? Ты это объяснишь этим ребятам, — он мотнул головой в сторону журналистов. — Или скажешь, что в городе завелся маньяк? Тогда уж убедись, что они знают, кто за это ответственный.

Джеймс стиснул зубы. Он знал, что комиссар старается заставить его отступить. Или же выставить крайним. Такое и раньше было, и мысли о том, как часто приходилось идти на попятную перед комиссаром, въедались виной и сожалениями. В этот раз детектив был уверен, что нужно стоять на своем до конца.

— Мы не можем позволить, чтобы еще одно тело оказалось на нашей совести, — сказал он твердо. — Нужно в конце концов дать развернутый комментарий, иначе люди не будут чувствовать, что нам можно доверять.

Бэннет раздраженно повел плечами. Окурок сигареты резким щелчком был отправлен в пасть темноты, и мерцающий красный огонек быстро поглотили сгустившиеся сумерки.

— Ладно, Джеймс. Ты хочешь быть героем? Будь им. Только помни: когда дело провалится, я буду первым, кто скажет, что ты сам вызвался его вести.

Он развернулся и уже было собирался отойти, как вдруг его окликнули:

— Комиссар Бэннет!

Джеймс услышал голос Калины еще до того, как увидел ее саму. Высокий, напористый, с нотками самодовольства, он пробивался сквозь общий гул и звуки вспышек фотокамер. Калина Сантох, как всегда, была в центре внимания.

Она ловко миновала полицейский кордон, игнорируя мрачные взгляды. Оператор тенью следовал за ней.

— Можно пару слов для «Бэйвью Дейли Ньюс»?

Бэннет вздохнул, на секунду потеряв весь свой надменный вид, но быстро собрался.

— Сантох, не время и не место, — бросил он через плечо в надежде, что этого будет достаточно. — Мы еще ничего не комментируем.

Калина, конечно, не собиралась отступать. Яркая журналистка тут же привлекла внимание остальных репортеров, и все устремились сюда, как будто притягиваемые гигантским магнитом. Фотокамеры, блокноты и записывающие устройства были готовы зафиксировать каждое слово комиссара, каждый жест.

— Пока рано судить, — нехотя начал Бэннет. Он как никто другой знал, что репортеров лучше не игнорировать и не держать в неведении, иначе это обернется бедой для всех. — У нас слишком мало данных, расследование только началось.

— А что вы скажете о мистере Бруксе? — спросил кто-то из толпы. — Не мог он стоять за преступлениями? Вы ведь выпустили его под залог несколько дней назад.

Джеймс лишь удивился, как быстро репортеры докопались до этого.

— Ларри Брукс находится под круглосуточным наблюдением, — сухо ответил Чарльз, которого не порадовал скрытый намек на собственную некомпетентность. — Если бы преступником был он, мы бы уже знали наверняка. Мы рассматриваем разные версии произошедшего, и мистер Брукс все еще остается подозреваемым.

— А вы не считаете, что, если бы сразу рассматривали все версии, этой смерти можно было бы избежать? — дерзко заявила Калина, подавшись вперед. Она явно не хотела отдавать свой момент славы конкурентам. — У Брукса было алиби на предполагаемые даты убийства первой жертвы.

Джеймс видел, как пульсировала жилка на виске комиссара. Чарли едва сдерживал гнев, чтобы не высказать нахальной журналистке все, что думает о ней.

— Жители Эйберсвуда хотят получить ответы! — продолжила свой напор Калина, ее тон становился все более требовательным.

Бэннет бросил быстрый взгляд на Джеймса. Он был явно раздражен, но что-то в его глазах говорило о том, что он уже придумал, как использовать ситуацию. Он улыбнулся Калине, но эта улыбка была холодной.

— Ответ вы получите, мисс Сантох, — сказал он, а затем поднял руку, указывая на Джеймса. — Это дело теперь ведет детектив Сэвидж. Он лучше всех разбирается в подобных делах.

Сам Джеймс поначалу просто опешил от такого заявления. Стоило бы испытывать радость от того, что комиссар, наконец, во всеуслышание решил признать его и дать шанс, если бы не едкое чувство тревоги и растерянности. Детектив пытался перебороть собственное удивление, особенно когда почувствовал, как взгляд репортерши устремился на него, словно прожектор, выхватывающий из тени. Он хотел возразить, но это было бы бесполезно. Калина тут же изменила свою позицию, нацелившись на него.

— Детектив Сэвидж! — она шагнула вперед, поднося микрофон прямо к его лицу. — Это правда? Теперь вы руководите расследованием?

Джеймс сглотнул, чувствуя, как все внимание собравшихся переключилось на него. Ему нужно было сказать что-то правильное. Что-то, что покажет его уверенность и успокоит жителей. Показать, что все под контролем.

— Да, — сказал он, стараясь говорить четко. — Я делаю все возможное, чтобы найти преступника. Мы не допустим, чтобы это повторилось.

— Как думаете, вы справитесь с таким громким делом? — спросил очередной репортер из толпы. Джеймс так и не разглядел его лица, лишь повернувшись в сторону голоса. — Ведь раньше за вами числились только квартирные кражи и мелкие преступления.

— Не стоит ли обратиться к кому-то из округа, чтобы подстраховать ваше расследование? — послышался очередной обеспокоенный голос.

— Что вы скажете семьям жертв? — Калина не собиралась отступать. — Они боятся. Люди боятся. Вы уверены, что сможете поймать убийцу?

Джеймс почувствовал, как сжимаются кулаки. Это был его шанс. Его момент.

— Я не успокоюсь, пока преступник не окажется там, где ему место, — сказал он твердо. — В камере смертников.

Тишина повисла на мгновение, затем вспышки камер засверкали еще ярче. Калина кивнула, будто получила то, за чем пришла.

— Вы услышали это сами, — сказала она, оборачиваясь к коллегам-журналистам. Она сияла в предвкушении. — Детектив обещает справедливость.

Бэннет, казалось, даже улыбнулся, наблюдая за тем, как Джеймс сам оказался в центре внимания.

— Отличная речь, Сэвидж, — прошептал он, когда Калина отошла к другим репортерам. — Теперь докажи, что стоишь этих слов.

Джеймс молчал, смотря вслед уходящей Калине. Ее слова и обещание, которое он только что дал, эхом отдавались в его голове.

Запись от 01.07.хххх

«Вчера случилось нечто странное. Сам я ничего не помню, но, со слов Джи, я ходил во сне. Никогда раньше такого не было. И это странно, потому что ходить мне до сих пор нелегко. Реабилитация, по заверению Джефферсона, идет хорошо с учетом моих травм, но Джи сказала, что я напугал ее до чертиков, когда она увидела, как я сначала стоял, глядя в окно, а затем, повернувшись к ней, когда она позвала меня по имени, просто пошел на первый этаж.

Она была перепугана, но не двинулась за мной. Насколько я знаю, это вроде как правильно — лунатиков будить нельзя. Но раньше я никогда не страдал никакими формами лунатизма. Обязательно нужно рассказать доктору на следующем приеме — может, это какая-то очередная побочка?

Попытался вспомнить, что мне приснилось. Вроде ничего особенного. Кажется, это был лес или парк, типа того. Помню очень смутно, все еще не привык к сновидениям. Наверное, это опять что-то из детства, потому что место было очень знакомым.

Однако сегодня днем решил прогуляться, как раз искал новые образцы. Между прочим, постепенно выходит все лучше. Несколько бабочек даже вполне удачно высушились. Приноравливаюсь потихоньку, думаю, смогу сделать отличную коллекцию. Хотя Джи говорит, что это очень странное увлечение.

Эйберсвуд я все еще не слишком хорошо знаю. Я практически не был за пределами центра города, который называют Даунтауном, и спального района Эджвуд. Как я понял, в восемнадцатом или девятнадцатом веке тут была усадьба какого-то предпринимателя, который вместе с местными занимался продажей древесины. Вроде как в честь семьи этих аристократов и назвали город. Но я, конечно, никогда особо не был силен в истории, да и не интересовался ей толком.

Сам город небольшой, но, на мой взгляд, в других районах делать особо нечего. Особенно в Пайнкрофт: там, как я знаю, и вовсе всякие маргиналы обитают. К природе я особо не тяготел никогда, как Брэндон, например, он никогда не упускает шанса выбраться с палатками на природу, если погода позволяет. Да если и не позволяет тоже.

В общем, не любитель я всего этого. Но тут… Решил прогуляться. Пайн-стрит действительно жутковатой оказалась, а Лейк-авеню и вовсе напоминает какую-то дорогу из хоррор-фильмов. Жутко. Городок, конечно, тихий, но на всякий случай много налички я с собой не брал. Только чтобы на такси хватило в случае чего. И все-таки, пока я бродил по разбитым улицам мимо обветшалых домов, меня не покидало странное чувство… Дежавю? Наверное, так это обычно называют.

Я вот иду мимо и прямо знаю, что за меня ждет за поворотом. Узнаю дома, узнаю места… Я даже помню эту тропку за шлагбаумом, который не позволяет подъезжать на машинах прямо к берегу озера. Испытывал смесь чего-то теплого и пугающего одновременно.

Я ведь не должен был знать. Так почему я помню? Можно было бы списать на то, что все такие города выглядят одинаково. Сам я родом из Невады. Мы переехали в Орегон, когда мне, кажется, было около тринадцати. Если еще в Орегоне я часто видел и подобные пейзажи, и такие полузабытые города, то пустынная Невада уж никак не подходит под эти воспоминания…

Все еще не понимаю.

Откуда я знаю этот адрес? Редвуд-драйв, 8… Я никогда там не был, даже не знаю, кто там жил и живет ли до сих пор. Почему же я так уверен, что именно этот дом и именно эту дорожку, ведущую к озеру, видел во сне?

Дом на Редвуд-драйв, 8 казался знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел. Это как будто оно было частью чего-то важного. Чего-то, что я забыл или пытался забыть. Это чувство не отпускает меня, как зуд, который невозможно унять.

Пока успокаиваю себя тем, что, вероятно, просто проезжали тут с Джи мимо когда-то. Может, во время переезда, пока искали наш адрес? Скорее всего. Должно быть у этого какое-то объяснение.

Попытался поговорить с матерью об этом очень аккуратно. Она и так иногда смотрит на меня, будто не узнает. Про мои детские увлечения, кстати, она сказала, что не было никогда такого. Сказала, что я никогда не интересовался бабочками. «Я бы помнила», — так она сказала, когда я упомянул стеклянные коробки и крылья, которые мы якобы собирали вместе. Но я помню их. Помню, как аккуратно раскладывал экспонаты, как склеивал крылья. Это не мог быть просто сон или фантазия. Но ее голос был таким уверенным, будто я все придумал. Кто из нас прав? Или я действительно теряю себя?

Иногда создается впечатление, что все это какое-то наваждение. Но почему-то такое реальное, что иногда не могу отличить, что было на самом деле, а что — плод моего воображения… Если, конечно, это воображение».

Глава 6

Работая полицейским, Джеймс редко о чем-то жалел по-настоящему. Он понимал, что выбранная им профессия всегда связана с определенными рисками. Никогда не знаешь, когда тебе попадется неуравновешенный псих с ножом или огнестрелом. Но, по крайней мере, к этому их готовили. А вот к работе с общественностью подготовить никто не мог.

Вернее было сказать, к тому, во что могут выливаться завышенные ожидания, когда ты сам произносишь во всеуслышание громкие слова. Особенно когда они стали заголовками газет.

— Ну что, как там наш великий детектив округа Оканоган? — спросил зашедший в кабинет Билл. К удивлению Джеймса, из голоса напарника постепенно пропали насмешливые нотки, и последние пару недель Митчелл как-то внезапно посерьезнел. Теперь они все в одной лодке, и внимание уже не только жителей, но и всего округа было приковано к ним.

Лампа тускло освещала их погруженные в раздумья лица. Несмотря на то что утро уже грозило перерасти в полдень, город окутывал зимний полумрак, отчего дни сливались в одну бесконечно черную полосу.

— Пока без изменений, — вздохнул Джеймс, косо глянув на брошенную на стол газету. — Ты с патрулирования?

— Только что вернулся, — кивнул Митчелл, размял затекшие шею и руки. — Как же утомительно разъезжать по городу. Будто они и вправду верят, что убийца решит с ножом по улицам расхаживать…

Пока комиссар отказался от запроса о помощи, но давление, под которым оказалось все полицейское отделение, было невероятным. После объявления о том, что в городе произошли два убийства с одинаковым почерком, все без исключения поддались панике. Потребовали усилить патрулирование улиц, и теперь в городе почти на каждом углу виднелись темные полицейские машины.

Необходимость разрываться между расследованием и связью с журналистами мешала не только Чарли, но и самому Джеймсу. Теперь, когда он стал лицом этого дела, каждый хотел услышать его комментарий, его отчет, его оправдания о том, почему преступник до сих пор не пойман…

Все это свалилось на голову детектива резко и внезапно, словно на него обрушили плотину. Он был уверен, что открытость перед гражданами поможет в усилении мер безопасности и даст им необходимое спокойствие. Однако вышло наоборот. И кажется, комиссар не упускал напомнить об этом Сэвиджу каждый раз, когда наблюдал, как тому приходилось отдуваться перед репортерами. Этот снисходительный насмешливый взгляд будто говорил: «Ну что, добился того, чего хотел?»

— Уже видел последние новости? — усмехнулся Билл, увидев, как напарник поглядывает на принесенную газету. — А хотя куда там, ты же тут теперь ночуешь.

Он пренебрежительно бросил ее, разметав тем самым записи судмедэкспертов, которые детектив сверял до прихода напарника. Раздраженный, с неким обречением и страхом, Джеймс резким движением развернул ее. Глаза забегали по строчкам.

— «Ловля бабочки затягивается»? — прочитал вслух Джеймс, даже не стараясь умерить скептический тон. — «Мотылек ускользает из рук офицеров! Полиция не в силах уберечь город перед надвигающимися праздниками»?.. Это еще что такое?

— О, ты не знал, — Билл шумно хлебнул остатки холодного кофе из кружки, — что журналисты дали нашему убийце прозвище?

— Мотылек? — Джеймс негодующе фыркнул. — Неужели у них фантазии на что-то получше не хватило?

Митчелл гоготнул.

— Ага, я тоже их креативность оценил, — Билла, кажется, это скорее забавляло. — Правда, почему Мотылек, я так и не понял. Уж если они хотели намекнуть, что обе жертвы были проститутками, могли бы и другое имя подобрать… Ультрафиолетовая лампа, например?

Билл снова усмехнулся своей шутке. Джеймс лишь бросил газету на стол, словно она обжигала пальцы. Прозвище «Мотылек» звучало почти издевательски. Это не просто имя, это ярлык на его неспособности поймать убийцу. Он ощутил, как холодный ком поднимается из груди к горлу, но подавил это чувство. Сейчас нельзя показывать слабость.

— Ладно, перестань уже хмуриться, Джимми, — добавил Билл. — Пусть себе развлекаются, в кои-то веки им такое веселье перепало.

— Если бы только не мешались под ногами… — Джеймс пропустил мимо ушей несмешливое сокращение своего имени. — Есть какие-то подвижки с поиском машины?

— Кроме того, что мы выяснили, что, скорее всего, это был пикап, ничего. Но сегодня пришли данные: следы в лесу и у парка совпадают.

Он показал результаты экспертизы Джеймсу, но тот был слишком уставшим, чтобы вникать в это, а потому лишь пробежался глазами по листкам.

— Ну а у тебя что нового?

Вопрос вызвал у Сэвиджа закономерный тяжелый вздох. Детектив протер глаза пальцами, прогоняя сонливость. Бессонные ночи уже сильно сказывались на нем, и никакой кофе не помогал держать его в тонусе.

Вторая жертва, Шерил Мэйн, на первый взгляд, никак не была связана с Нелли. Но правда о ней вскрылась куда быстрее, чем о мисс Уильямс. В отличие от последней, Шерил, более известная как Энджил, не скрывала своего рода деятельности. Родственников в Эйберсвуде у нее не было, кроме старой бабки, за которой Шерил ухаживала. Стоило миссис Мэйн узнать печальные новости о судьбе ее единственной внучки, у старушки прихватило сердце, и последние две недели она провела в больничной палате.

Было решено оставить женщину под наблюдением врачей, учитывая, что возвращаться ей было не к кому, а сама она, хотя и выглядела достаточно крепкой для своих семидесяти пяти, уже была не в состоянии обслуживать себя. Она и передвигалась-то с трудом…

— Шэри была такой милой, такой доброй девочкой… — плакала старушка, когда Джеймс и Билл пришли допрашивать ее. — Какой изверг забрал ее у меня… Пусть Господь покарает это чудовище. Как же я буду без нее, я растила ее как дочь…

— Вы знаете, кем работала Шерил? — осторожно спросил Билл.

— Конечно, — уверенно заявила она, протирая влажные глаза платком. — Она подрабатывала в круглосуточном магазине на Ривер-стрит. Тот, который в старом индустриальном районе, за рекой.

Офицеры переглянулись и едва заметно кивнули друг другу. Пожалуй, лучше пожилой женщине не знать правды о собственной внучке. Такого она может и не пережить…

Как и Уильямс, Шерил бо́льшую часть времени проводила в «Норсвуд плейс». Мотель был будто живым воплощением того, как далеко может зайти человеческое отчаяние. Облупленные стены и грязные окна были лишь дополнением к маленьким обшарпанным комнатам, которые, казалось, никогда не убирали. Все здесь было пропитано запахом ошибок, которые больше не исправить.

Администратор отеля мадам Гонзалес, пышная женщина средних лет, как знал детектив, была и хозяйкой борделя, который она устроила в стенах «Норсвуд плейс». Разумеется, будь у полиции официальные доказательства ее причастности, она давно оказалась бы за решеткой. Но косвенные улики и наличие залога позволяли этой женщине спокойно разгуливать на свободе и продолжать свою незаконную деятельность.

— А-а, офицеры, — стрельнула она взглядом, как только Джеймс и Билл показались в дверях. Она привстала, опершись о стойку и демонстрируя декольте. На лице расцвела лукавая улыбочка. — Надеюсь, в этот раз вы пришли отдохнуть и развеяться? Для вас наши двери всегда открыты.

— Да я скорее откушу себе руку, чем проведу ночь в этом клоповнике, — буркнул Билл, стараясь лишний раз не трогать здесь ничего, даже этим спертым воздухом он будто не хотел дышать. Брезгливость и чистоплотность не позволяли этого.

Джеймсу тоже было неприятно находиться в этом месте, и он мечтал как можно быстрее покинуть злосчастный отель. И желательно, получив ответы на свои вопросы.

— Увы, миссис Гонзалес…

— Предпочитаю, чтобы меня называли «мадам».

— …Мы тут по делу и хотели бы, чтобы вы пояснили нам некоторые детали, — Сэвидж намеренно пропустил ее просьбу мимо ушей.

Обрюзгшее лицо тут же помрачнело, словно с него стекла венецианская маска.

— Что вам еще надо? — отозвалась она резко, отбросив всякую приветливость и заискивание. — Вы и так перевернули мотель сверху донизу, постояльцев распугали. Какие еще улики вам нужны были? Сразу предупреждаю — после того обыска мы уже провели уборку номеров, и если что-то было, то ничего не найдете.

Джеймс очень сомневался в том, что была уборка, оглядывая покрытую пылью и грязью мебель, однако воздержался от едких замечаний. Сейчас ему нужно было только допросить ее.

— Мы, кажется, просили, чтобы вы подняли записи о постояльцах, — напомнил Билл.

Гонзалес недовольно стрельнула глазами.

— Да, было такое… — она достала из ящика стола книгу учета. Раскрыв, развернула ее и подтолкнула ближе к полицейским. — Тут все записи о постояльцах за прошедшие два месяца. Если необходимо, можете сделать копии.

Джеймс быстро пролистал страницы. В который раз мелькнуло имя Нелли Уильямс, а вот Шерил значилась только под своим псевдонимом. «Поэтому-то я и не увидел ее сразу», — понял Джеймс. Он недовольно посмотрел на мадам, но та даже и бровью не повела.

— Что-то не так, офицер?

— Будьте добры, копии, — детектив скрежетнул зубами.

Как только заветные бумаги оказались у полицейских, они поспешили покинуть «Норсвуд Плейс».

И вот сейчас, сидя в своем офисе, среди гор папок с бумагами, разбросанных по поверхности фотографий, записей и карт, Джеймс снова просматривал смазанные на плохом принтере копии, где корявым почерком в столбик были зафиксированы имена и даты. Разумеется, раз Шерил записывалась под псевдонимом, то и постояльцы могли использовать фальшивые имена. Гонзалес не слишком-то следила за этим — все пометки она будто делала для себя, а не для бухгалтерского отчета.

Мисс Мэйн работала с куда большей регулярностью, чем ее коллега по несчастью. Выходной брала раз в два дня. Был большой промежуток в середине ноября, когда ее не было в мотеле, почти две недели. Будто бы она болела или, может, ей надо было ухаживать за бабушкой… Последняя дата, когда Энджил значилась в книге постояльцев, была двадцатое ноября… Установленная дата смерти — в ночь с двадцать второго на двадцать третье, перед самым Днем благодарения.

Джеймс потер виски, чувствуя, как голова гудит от напряжения, не давая сосредоточиться. Имена, даты, записи — все это было перед глазами, но каждый раз, как он пытался соединить их, логика ускользала. Что-то было не так. Будто Сэвидж упускал важную деталь.

— Это все не складывается, — пробормотал он. — Улики… Они разрозненные, как куски пазла, которые кто-то специально перемешал.

Митчелл, сидящий напротив, лениво покачивал ногой, глядя на одну из фотографий.

— Ну, может, это такой хитрый пазл с подвохом? — хмыкнул он. — Знаешь, как те картинки в детских журналах, где половина деталей просто нарисована неправильно.

Джеймс резко поднял глаза.

— Ты серьезно, Билл? — прорычал он. — У нас два тела и ни одной чертовой зацепки, а ты шутишь? Это все, что ты можешь предложить?

Митчелл вздохнул, но не отвел взгляда. Он выпрямился на стуле, отложив фотографию.

— Слушай, Джимми, я просто пытаюсь сделать так, чтобы ты не угробил себя раньше, чем поймешь, во что эти пазлы складываются. Но если тебе больше нравится копаться в этом до полуночи, пока глаза не начнут кровоточить, то ради бога.

Джеймс на мгновение застыл, его раздражение начало уступать место чему-то другому. Он заметил, как под глазами Билла залегли тени, а плечи были чуть опущены — не в расслаблении, а в усталости. Даже его голос, обычно уверенный, звучал глуше.

— Ты тоже устал, да? — тихо спросил Джеймс, хотя это было больше утверждение.

Митчелл усмехнулся, но без своего обычного задора.

— А как ты думаешь? Ты вообще видел, сколько кофе я уже выпил за сегодня? Еще одна кружка, и я начну слышать, как со мной разговаривает кофеварка.

Джеймс опустил взгляд на бумаги. Его злость растворилась в чувстве вины. Он не замечал, как втянул в свое беспокойство не только себя, но и напарника.

— Прости, Билл, — сказал он чуть тише. — Просто… это дело. Оно пожирает меня. Все кажется таким важным, таким…

— Ты не один, Джеймс, — перебил Митчелл, качая головой. — Ты не должен тянуть все это на себе. У нас есть ресурсы, есть время. А если ты скопытишься в процессе, это ничего не изменит. Так что, ради бога, давай немного притормозим.

Джеймс задумался, его взгляд скользнул по столу. Усталость накатила волной, но отступать он не мог. Он кивнул, как бы обещая, что услышал слова напарника, даже если пока не был готов следовать им.

— А кто такой Г. Миллер? — спросил вдруг Билл.

Джеймс не сразу понял, что вопрос адресован ему.

— Что?..

Билл поднял копию записей книги учета гостей «Норсвуд Плейс». Палец его указывал на одну из строчек.

— Ну, тут один из последних постояльцев, с кем в одном номере была Шерил, — спокойно объяснил Митчелл. — Мы вроде не допрашивали его…

Джеймс выхватил листок, желая лично убедиться. Действительно… «Комната №7. Энджил, Г. Миллер, 2,5 ч».

— Я знаю одного парня с такой фамилией, — начал ошарашенный Джеймс. — Но я не думал, что он может быть из любителей подобных отношений… Это тот молодой врач, что давал показания.

— Который в бригаде со скорой работал? — нахмурился сержант, припоминая показания, которые молодой врач давал уже потом в полицейском участке.

— Он самый.

Митчелл хмыкнул.

— А парнишка-то не такой уж и скромняга, оказывается. Раз не прочь услугами проституток пользоваться.

Джеймсу же казалось сомнительным, чтобы Гэри смог поступить так… Однако то, что его имя фигурировало в обоих случаях, было довольно подозрительным. Отчаяние немного отступило, как только наметился хоть какой-то прогресс.

— Знаешь, а ты тоже оказывается, можешь, когда захочешь, — попытался отшутиться Джеймс.

— А то, Джимми, — Билл улыбнулся, но несколько вымученно. — Не все же время мне быть ленивым ублюдком, верно?

— Съезжу-ка я побеседовать с мистером Миллером, — детектив встал из-за стола. — А ты пока займись грузовиками, ладно?

Оставив Билла одного в их маленьком темном закутке, Джеймс зашагал к выходу из участка.

— Я бы на твоем месте пошел через черный вход, — хмыкнул вновь дежурящий Уилбер Тредсон, не отрываясь от матча, который тот смотрел на своем небольшом телевизоре. — Там вроде как опять журналюги в засаде.

Джеймс замер, про себя проклиная репортеров, а затем, поблагодарив Тредсона, быстро ушел в другую сторону.

— Будешь должен, Джим! — крикнул мужчина вслед.

Когда детектив сел за руль и выехал с парковки, он, к своему сожалению, увидел подтверждение слов коллеги — у входа действительно стояла подозрительная парочка, цепляющаяся чуть ли не к каждому выходящему из здания офицеру.

Теперь его путь лежал к больнице. Там на улице мерцали рождественские огоньки, которые казались тусклыми и неуместными. Люди не улыбались, а спешили домой, избегая лишних встреч и бесед с прохожими, как было прежде. Даже дети перестали просить родителей остановиться у витрин, наполненных праздничными гирляндами. Город погрузился в тревожное ожидание.

В больнице Джеймса ожидал неприятный сюрприз — у Миллера был выходной.

— Я не имею права оглашать данные сотрудников, детектив, — ощерилась медсестра Клейсон, когда тот попросил дать адрес Гэри.

— Если хотите играть в эти игры — пожалуйста, — сощурился Джеймс. Обычно он не любил изображать плохого копа, но сейчас был настолько зол и раздражен, что особо входить в роль не потребовалось. — Однако на кону потенциальное спасение жизни следующей жертвы и поимка опасного преступника. Вы же не хотите, чтобы ваш отказ от сотрудничества лег тяжким бременем?

Драматичный блеф почти всегда помогал. Глаза женщины округлились, она не нашлась, что ответить. Какое-то время она колебалась, понимая, что своим поступком может лишить себя работы, но в конце концов сдалась.

— Хэмлок-роуд, 12, квартира номер 4, — коротко бросила она полушепотом. — Только если что, я буду отрицать, что это вы узнали от меня, детектив.

— Разумеется, никаких проблем, мэм.

Хэмлок-роуд был почти в самом конце спального района Эджвуд. Здесь сгрудились небольшие домики с дешевой рентой, потому тут проживали либо приезжие, либо те, кто не мог себе позволить покупку одного из домов на Мейпл-авеню или хотя бы Эджвуд-стрит. Небольшое здание со скрипучим крыльцом, у которого остановилась машина детектива, выглядело таким же угрюмым, как и весь район. Потертая фасадная краска облупилась местами, хотя их явно пытались подкрасить.

Перед тем как постучать в дверь, он убедился, что диктофон в нагрудном кармане включен. Спустя минуту на пороге появился молодой мужчина. Гэри выглядел измученным: темные круги под глазами, сгорбленная фигура, словно тяготы последних недель придавили его плечи.

— Детектив Сэвидж? — удивленно спросил Гэри.

— Добрый день, мистер Миллер. Я хотел бы задать вам пару вопросов. Надеюсь, не отвлекаю?

— Нет, нет, проходите, — Гэри отступил, приглашающе махнув рукой. Его голос звучал устало, почти равнодушно.

Джеймс вошел в маленькую гостиную, осматриваясь. Квартира была скромной, почти безликой, с минимумом мебели и личных вещей. На столе стояла пустая кружка, рядом валялся стопкой ворох медицинских журналов. В воздухе витал запах пыли и затхлости. Складывалось ощущение, что сам жилец тут бывал редко.

— Вы живете один? — поинтересовался Джеймс, обводя взглядом кухню, которой, кажется, совсем не пользовались, и контрастирующие с ней горы упаковок из-под готовой еды.

— Ну, работа не слишком располагает к наличию отношений… — признался молодой врач. — Особо не остается времени после смен. Тем более в такое время…

— У вас что-то случилось? — осторожно начал Джеймс, присаживаясь на старый диван. — Вы выглядите… неважно.

— Просто устал, — коротко ответил Гэри, опускаясь в кресло напротив. — Работа… сами понимаете.

Джеймс кивнул, выдерживая паузу, чтобы Гэри расслабился. Он сжимал ладони, нервно перебирая пальцы, но пытался выглядеть спокойным.

— Чем я могу помочь на этот раз, детектив?

— Скажите, мистер Миллер, вы знали Шерил Мэйн? — начал Джеймс, стараясь говорить ровно.

Гэри напрягся, его пальцы нервно забарабанили по подлокотнику кресла.

— Шэри… да. Она была пациенткой доктора Боумана, и мы пересекались… пару раз. Жалобы на усталость, стресс. Но это не только физиология, вы понимаете? У нее был… сложный жизненный путь.

— Вы имеете в виду мотель? — Джеймс чувствовал, как пазлы начинают складываться, но все еще не понимал полной картины.

Тот слегка покраснел и кивнул.

— И вы знали об этом? — уточнил Джеймс, склоняя голову набок.

Гэри отвел взгляд, его голос стал чуть тише.

— Она рассказала. На таких приемах люди иногда говорят больше, чем собираются. О работе, о… проблемах. Я пытался ее поддержать. Думаю, ей это нужно было.

Джеймс заметил, как Гэри избегает смотреть ему в глаза. Он чувствовал ложь, но пока не мог понять, насколько глубокой она была.

— Мне стало известно, что вы подвозили Шерил до мотеля «Норсвуд Плейс». Можете рассказать об этом?

— Она попросила подбросить ее после приема, — Гэри почесал затылок, избегая взгляда Джеймса. — Я… честно, не сразу понял, о чем она. Думал, просто… по делу. Даже не знал, что она там работала, — он затих, покраснев еще сильнее. — Это ведь не преступление, да?

Джеймс выдержал паузу, давая Гэри самому заполнить тишину. Это часто срабатывало.

— Она предлагала вам что-то? — наконец спросил он, стараясь звучать спокойно.

Миллер поднял глаза, но, поймав пристальный взгляд Джеймса, снова опустил их.

— Да, — признался он, голос его звучал почти шепотом. — Но я… я отказался. Я не из таких. Просто хотел помочь.

Джеймс отметил нервные движения Гэри — он явно что-то скрывал, но, возможно, это было больше связано с его стыдом, чем с настоящей виной.

— И чем же вы думали помочь ей, уединившись в мотеле?

— Я бы не стал ничего с ней делать, тем более что она недавно перенесла тяжелую процедуру… Я просто ушел, когда она заснула.

Гэри замолк, его взгляд потемнел, а пальцы начали нервно теребить подлокотник кресла.

— Процедуру? — уточнил Джеймс, слегка подавшись вперед. — О чем конкретно речь?

Гэри закрыл глаза, будто этот вопрос оказался для него слишком тяжелым. Он замешкался, его руки нервно дернулись. Наконец парень тяжело вздохнул.

— О ребенке, — сказал он тихо. — Она была на третьей неделе беременности, когда обратилась ко мне. Но решила… решила сделать аборт.

Джеймс почувствовал, как в груди нарастает холодное удивление. Он замер, пытаясь осмыслить услышанное.

— Беременна? — переспросил он, не веря своим ушам. — Я… ничего об этом не знал. Этого не было в отчетах.

— Конечно, не было, — горько усмехнулся Гэри. — Это ее выбор, ее тайна. Она не хотела, чтобы кто-то знал. Даже мне это рассказала только потому, что не могла иначе получить направление на процедуру.

Джеймс откинулся на диван, чувствуя, как подступает раздражение из-за собственной невнимательности. «Как я мог упустить такую деталь? — думал он, проводя рукой по лицу, будто пытаясь стереть нарастающее чувство вины. — Почему не заметил упоминаний об этом, ведь наверняка прерванная беременность не могла пройти мимо судмедэкспертов…»

— Почему она решилась на это? — спросил он, стараясь говорить твердо, но голос все же дрогнул.

— Она сказала, что ребенок только помешает, — ответил парень, его голос наполнился глухим раздражением. — Что это лишний груз. Я пытался ее отговорить, сказал, что это ее шанс. Новый старт. Но она только посмеялась. И знаете, что она сделала после? Вернулась на работу, как будто ничего не произошло.

Его взгляд был рассеянным, а пальцы нервно постукивали по колену.

— Возможно, этот вопрос прозвучит бестактно, но… — осторожно начал детектив. — Это был ваш ребенок?

— Ч-что? — молодой врач в ужасе поднял глаза. — Нет… нет, конечно! Она сказала, что не знает, кто был отцом. Вероятно, один из ее клиентов… Насколько я знаю, у нее не было постоянного партнера.

Гэри вдруг замолк, словно осознав, что сказал слишком много. Джеймс сидел неподвижно, ощущая, как в голове закипает новая волна вопросов.

— Вы верили, что она способна изменить свою жизнь? — Джеймс сделал вид, что этот вопрос задал невзначай, но внимательно следил за реакцией собеседника.

Тот внезапно поднял глаза, и в них мелькнуло что-то резкое.

— Да, я верил, — его голос прозвучал тверже. — Это ведь был ее шанс, понимаете? Аборт — это… это не просто медицинская процедура. Это как новая точка отсчета. Я пытался ей это объяснить. Сказать, что у нее еще есть возможность исправить ошибки.

Джеймс слегка наклонился вперед, скрестив руки на коленях.

— И что она сказала?

Миллер горько усмехнулся.

— Она сказала, что я ничего не понимаю. Что ей проще вернуться к тому, что она знает, чем пытаться что-то менять.

— И вы согласились с этим? — в голосе Джеймса прозвучала легкая ирония.

Гэри резко вздохнул, опустив взгляд.

— Нет, — его голос снова стал тихим. — Я был… разочарован. Такое ощущение, будто ты бьешься о стену. Ты пытаешься помочь, но человек просто… отказывается.

Джеймс некоторое время молчал, внимательно разглядывая собеседника. Гэри избегал его взгляда, будто что-то скрывал.

— Вы противник абортов, мистер Миллер? Если так, то вы выбрали не тот штат для прохождения практики.

— Мои этические соображения никак не должны сказываться на моей работе, детектив, — сухо процедил он. — Мое дело — дать пациенту выбор.

— Это все равно было ее решение, как бы оно ни выглядело со стороны, это была ее жизнь.

Гэри стиснул губы, его лицо на мгновение напряглось.

— Иногда люди делают выбор, который губит их, — произнес он почти шепотом. — И это не их вина. Они просто не знают, как жить иначе.

Джеймс отметил, как сильно изменился тон его голоса. В этих словах была какая-то личная боль, словно Гэри говорил не только о Шерил.

Миллер некоторое время молчал, будто взвешивая слова. Затем он вдруг заговорил, и в его голосе послышалась странная смесь усталости и убежденности:

— Вы знаете, детектив, многие люди живут… не своей жизнью. Они пытаются быть теми, кем их хотят видеть другие. Притворяются. Откладывают себя настоящих «на потом». — он сделал паузу, нервно скрестив руки. — Но иногда это «потом» так и не наступает.

Джеймс удивился, но ничего не сказал, позволяя Миллеру продолжить.

— Они думают, что у них будет время все исправить. Начать жить по-другому. Но жизнь… она не терпит отлагательств. Один неверный шаг — и все. Уже поздно. Все зря.

Джеймс почувствовал, как эти слова попали прямо в цель. Он молчал, но внутри все зашевелилось. Гэри говорил об этом так, словно сам пережил эту истину на собственном опыте. А может, он просто слишком долго наблюдал за людьми, которые не смогли ее понять.

— Это… глубокая мысль, доктор Миллер, — наконец произнес Джеймс. — Но не каждый способен осознать это вовремя.

Гэри криво усмехнулся.

— Да, — согласился он. — Не каждый.

Детектив встал, чувствуя, как эти слова эхом отдаются в его голове. Он подумал о своей жизни: о семье, которую все чаще оставлял на втором плане; о собственной гонке в этом деле, которая стала почти навязчивой идеей. Неужели он тоже был одним из тех, кто откладывает жизнь на потом?

— Спасибо за ваше время, мистер Миллер, — он поднялся, чувствуя, что дальше разговор бесполезен. — Если что-то вспомните, дайте знать.

Гэри кивнул, проводил его до двери. Весь путь он молчал, а Сэвидж не мог отделаться от мысли, что за этим молчанием скрывалось больше, чем просто усталость.

Запись от 08.07.хххх

«Джи сегодня снова заговорила о том, как я выхожу из спальни ночью. Она сказала, что это пугает ее. Что я стою у окна, смотрю куда-то в темноту. Она пыталась говорить спокойно, но я видел, как пальцы нервно дергались, пока она рассказывала. Она сказала, что я похож на пустую оболочку.

Ее слова застряли в голове. Может, она права? Может, это со мной что-то происходит? Но почему я ничего не помню? Почему мое тело, кажется, живет своей жизнью, когда я сплю? Она говорит это уже не в первый раз. Сначала я думал, что ей просто кажется. Что я не закрыл шкаф или оставил свет в коридоре. Но теперь…

Она показала мне телефон. Сняла, как я ночью стою у окна. Вижу свое отражение, но не узнаю. На видео я что-то бормочу, слова смазанные, бессвязные. Но в конце я произношу: «Найти ее».

Кого найти?

Меня пугает мое тело. Оно больше не чувствуется моим. Иногда я смотрю на свои руки и не узнаю их. Кажется, что они длиннее, сильнее. Шаги стали тяжелее, как будто кто-то другой ведет меня. Это трудно объяснить, но я начинаю бояться самого себя. Раньше я думал, что это просто последствия операции, но теперь… это ощущение чуждости только усиливается.