Бесплатный фрагмент - Кодушка

***

Я не человек, я только имя.

Которым легко тишину озвучить.

Засну с одними, проснусь — с другими.

В плечо поплачут — им станет лучше.

Я даже не дверь. Я — дверной проём.

Я — простынь, чужими телами измятая.

Я вовремя там, где: «Давай споём!»

Едва успевая: «Чиновники — гады!»

Я вся — квинтэссенция женоначалия:

Инстанция, средство, утроба, ступень.

И губкою впитываю печали я.

И радость отбрасываю, как тень.

Сквозь пальцы, сквозь руки, сквозь мясо, сквозь косточки

Проходят чужие, как сквозь коридор.

Я — самая крепкая в мостике досочка.

Я — самый надёжный высокий забор.

Я лучше, чем водка, лечу от тоски,

Сливаю в единое целое части…

Я — рубль, на илистом дне реки

Лежащий на чьё-то чужое счастье.

Ты знаешь

Ты знаешь, я очень боюсь становиться старше

Боюсь сорваться.

Боюсь уступить и в какой-то момент

Проснуться не той.

С тарелками и едой.

Со снобством и жлобством,

с квадратной с антеннами головой.

Ты знаешь, я очень боюсь пропустить тот момент,

В котором уже

не принадлежишь себе.

И ты элемент,

звено,

лишь бы тепло

и сухо

и больше ни слова

о сердце,

о духе.

Ты знаешь.

Поэтому мы навсегда

останемся здесь,

в этой точке пространства и времени.

Куда бы потом ни пошли

наши тела,

и что бы они ни делали, —

сольёмся

с неслышимым хором

свободных и неприкаянных.

Не бойся и не отчаивайся.

И старше не становись,

пожалуйста.

***

В городе, откуда я родом,

превыше всего

ценят честность.

Искренность

и

соответствие слов делу.

В городе, откуда я родом,

принимают на веру

всё,

что сказано,

написано

или спето.

В городе, откуда я родом,

ответственность всегда была

самой высшей пробы.

Сострадание,

забота и человечность

тоже,

кажется,

всегда там были в моде.

Поэтому в других городах

мне всегда сложно понять

правила хорошего тона

и выбрать форму

саморепрезентации.

Потому иногда так важно

встречать земляков.

Хотя у меня уже нет уверенности,

что я сама родом

из тех

заповедных краёв.

Петромагазинск

Мой город превратился в магазин —

Один большой торговый центр на километры.

От маленьких деталей до машин,

Да тонны обуви по главному проспекту.

Манит реклама светом ввечеру —

Пойти развлечься (отдых от покупок?)

Я, видимо, здесь больше не живу

Мой кошелёк на эти вещи скуп.

Фонтаны — к чёрту радость лимиты,

Расширим вместо них торговли площадь.

Заменят на торговые ряды

Застройки исторического прошлого.

Всё к чёрту — парки, площади, дома,

Нужнее горожанам развлекуха.

Кино и бары, клубы — вот она

Петрозаводская кормушка духа.

Пенсионеры выйдут постенать

В защиту городской земельной рожи…

Но в остальном — здесь просто благодать!

Пойду, что ли, продамся подороже.

***

Невесомые пушинки снега

Северной весною намело.

Кто-то взбил подушку в светлом небе

Или ангел повредил крыло.

И кружатся сброшенные перья,

Исчезая, появляясь вновь.

Так, нежданно, вопреки неверью

Возникает на земле любовь.

Снег

…

Это неисчислимое количество ледяных резных крошечек, меняющее любой цвет одежды замершего на улице человека на белый. С верхних точек. Постепенно. Не привычное — растёт всё от земли. Непривычное — вырастает сверху. Налепляет. Налепляется. Нового человека лепит.

Сосредоточившись на рукавице нахожусь на ней. Кругом — огромные резные шестерёнки льда. Где-то белые, где-то уже обесцвеченные: в рукавице — рука, от руки — тепло.

И, наконец, всегда любила: посмотреть против направления падения снега. Наверх. Посмотреть навстречу снегу. И сразу не он движется навстречу тебе. Ты — навстречу снегу. Смотришь на поток привычно — быстро летит. Смотришь против потока — ещё быстрее. А в другой раз взглянешь в лицо снегу — а он замедляется. И уже то ли ты навстречу снегу, то ли снег навстречу тебе. То ли оба — два потока — навстречу друг другу. Завораживаешься.

…

На скамейке, глядя вверх

Они… сидели и смотрели, как в темноте появляются все новые звезды, точно блестящие крупинки соли, рассыпанные по всему небу, от горизонта до горизонта.

/Рэй Брэдбери «Конец начальной поры»/

Звезды — это крупинки соли,

Рассыпанные ажурной сеткой.

Небо — бескрайнее темное море,

Пересеченное белой веткой,

Замерзшей, ставшей почти хрустальной.

Плавно качаясь, она звенит.

Город наполнен мечтой и тайной.

Город не движется. Город спит.

Зависнув в воздухе как на картинке,

Застыл фонаря воспаленный свет,

Отраженный на тротуаре, в льдинках

Тысячью искорок. Больше нет

У вещей никакой конкретной формы

За пределами света. Теперь для нас

До рассвета вплоть, против догм и норм

Восприятия, может быть, целый час

Еще будет небо приправлено звездами,

Чтоб могли мы в черном море тонуть,

Чтобы воздух пить глотками морозными,

И, до дома добравшись, не сразу уснуть.

Внутри меня город

Новое серое утро.

А вчерашний дождливый вечер

остался во мне.

Внутри меня теперь темный,

плачущий город.

Лужи

переполняют душу

и льются наружу

моими слезами.

Нужен

зонтик, чтобы закрыться от мира,

чтобы никто не увидел,

что внутри меня город.

Целый город,

в котором

так одиноко.

***

В этом городе любить больно, —

Небо здесь мучительно низко.

Чуть взлетишь — уже головою

Упираешься в его близость.

Здесь всегда не достаёт света

И порой не достаёт звука.

Межсезонье соткано с летом,

Пролетающим за минуту.

Только спасу, что бредить ночью

Под мелодии в сотни герц.

Я хочу видеть солнце очень.

Посвети мне, посвети в сердце.

Осенью можно быть счастливой только здесь

…

Петрозаводск так хорош тёплой осенью, что я снова понимаю — осенью можно быть счастливой только здесь.

Здесь мудрость, средоточие мира всего, ты сидишь над ямкой, над «Юностью», кто-то отжимается на газоне стадиона, дети идут классом в театр кукол, а ты вспоминаешь, что это — неторопливость, достигаемая даже при плотности графика маленькими расстояниями. И такое счастье — эти листья под сапогами. И город жив, и ты жив. Ты успеваешь прочувствовать вкус этой жизни, она сочная, как никогда. Всё так разумно и правильно и нет никаких вопросов к себе и к будущему и о будущем. Ведь ты просто есть, есть ты и город и нет одиночества. А слово «Петрозаводск» состоит из красивых речных-озёрных камушков, которые я снова и снова, влажные, блестящие, перебираю пальцами. Поворачиваю в голове каждую букву и так и эдак.

…

***

Два года в доме, где меня не ждут.

Два года в доме, где меня не встретят.

Обманчив нарисованный уют.

И ночью камнем падает на плечи.

И вроде бы — вода везде вода.

Но всё-таки. Дышу туманной негой

И впитываю разницу — Нева

Совсем не то мне шепчет, что Онего.

Я повинуюсь правилам простым:

В мой монастырь не влезть чужим уставам.

Но это также значит, что к чужим

Нельзя мне приносить свою усталость.

И как птенец, свалившись из гнезда

Старательно спешу расправить крылья.

Ведь с высоты мне чудится — вода

Блестит везде единой звёздной пылью.