Бесплатный фрагмент - Код доступа Private Banking для тех, кому за 40

Код доступа: Private Banking для тех, кому за 40

«Богатство — это не количество денег на счете. Это количество вариантов, которые у вас есть»

— Рэй Далио, основатель Bridgewater Associates.

Пролог: «Ночь в такси»

«Ночные огни и тикающие часы»

Колеса Skoda Octavia шуршали по мокрому асфальту, будто перетирая осколки его прежней жизни. Алексей приглушил радио, но голос ведущего всё равно пробивался сквозь треск помех: «Кризис — лучшее время стать своим собственным банкиром! Ха-ха! Вы готовы, друзья?». Он сжал руль так, что костяшки побелели. «Свой собственный банкир… — мысленно фыркнул он. — Ага, с капиталом в три сотни рублей и долгами вместо дивидендов». Стеклоочистители скрежетали, оставляя на лобовом стекле полупрозрачные полосы, сквозь которые мерцали неоновые вывески: «Кредит за час», «Ломбард 24/7», «Продажа золота». Каждая — как удар по ребрам.

В салоне пахло прокисшим кофе из стаканчика, прилипшего к держателю, и едким потом, въевшимся в ткань сидений. Алексей потянулся к бардачку, задев пальцем липкую крошку от печенья. Внутри лежало фото Кати — её улыбка, снятая год назад в парке Горького, теперь казалась чужим пятном света в этой копошащейся тьме. «Папа, ты лучший!» — буквы, выведенные её рукой, уже выцвели. «Лучший в чём? — спросил он вслух, будто надеясь, что дочь услышит. — В том, что заложил твои каникулы в Сочи за этот хлам?» Его голос растворился в гуле двигателя.

На заднем сиденье, среди пустых бутылок и обёрток от шоколадок, валялся смятый чек из ломбарда. «Сумма залога: 47 300 {₽}. Предмет: обручальное кольцо». Алексей представил, как Настя, перебирая вечером украшения, заметит пропажу. «И что скажешь? Что оно „потерялось“, как потерялась наша жизнь?» — язвительно шепнул внутренний голос. Он резко дернул рычаг переключения передач, и машина вздрогнула, будто от боли.

Внезапно в салон ворвался холодный ветерок из кондиционера — единственный «бонус», как он называл это в шутку. Шутка, которая давно перестала смешить. «Раньше бонусы измерялись премиями, — вспомнил он. — А теперь — глотком воздуха, который не пахнет бензином». Его взгляд упал на часы: 2:13. Ровно год назад в это время он подписывал контракт с золотой ручкой, а сейчас вытирал ладонью пот со лба, оставляя на коже солёный след.

«Региональный директор… — повторил он титул, который когда-то гремел, как фанфары. — Теперь ты региональный водила». Где-то под сиденьем зазвенела пустая банка, катясь к ногам. Он пнул её, и металлический лязг слился с воем сирены скорой, пронесшейся мимо.

«Check Engine», — напомнила приборная панель, мигая оранжевым. «Знаю, знаю, — буркнул Алексей. — Ты тоже на ладан дышишь». Он потянулся за термосом, но вместо кофе на дне оказалась гуща из горьких мыслей. «400 тысяч в месяц… Тебе мало было? Зачем ты вложил всё в эти акции?» — голос Марка, его бывшего наставника, звучал в голове чётче, чем радио. «Деньги — это болезнь, Леша. А ты подсел на неё».

На светофоре он остановился рядом с рекламным щитом: «Private Banking — ваш код к свободе!». Буквы отсвечивали ядовито-зелёным. «Код? — Алексей сжал челюсти. — Мой код — это долги, ломбард и…» Взгляд наткнулся на книгу, валявшуюся под ногами: «Богатый папа, бедный папа». Страница с главой «Как разбогатеть за год» была исчеркана гневными пометками: «Ложь!», «Где мои миллионы?!».

«Пап, а мы купим щенка?» — внезапно вспомнился голос Кати. Он закрыл глаза, чувствуя, как по щеке скатывается капля пота, похожая на слезу. «Купим, — прошептал он. — Обязательно». Но чек из ломбарда, смятый в кулаке, кричал обратное.

Светофор переключился на зелёный. Skoda дернулась с места, и Алексей вжался в сиденье, будто пытаясь убежать от себя. Но куда? Впереди снова маячила вывеска: «Ломбард. Срочный выкуп надежды».

«Долги, которые дышат в спину»

Светофор на Тверской застыл красным, будто насмехаясь над его спешкой. Алексей впился пальцами в руль, чувствуя, как бумажка в кармане куртки жжёт кожу, словно раскалённый уголёк. «Задолженность: 1 234 567 {₽}». Цифры плясали перед глазами, сливаясь с отражением неоновых букв «КРЕДИТ 0%». Он потянулся к уведомлению, и бумага хрустнула, как кость под сапогом. «Счет заблокирован». Вспомнил, как год назад подписывал договор под залог квартиры. Риелтор тогда улыбалась, будто продавала билет в рай: «Ваша дочь будет учиться среди элиты, Алексей. Разве это не стоит риска?». А он верил. Верил, что стены частной школы защитят Катю от всего, что сломалось в его собственной жизни.

Телефон завибрировал в держателе, заставив вздрогнуть. Сообщение от Насти: «Лёш, Кате нужны деньги на репетитора. Где ты? Уже неделю ты исчезаешь по ночам…». Буквы на экране пульсировали, будто выжигая сетчатку. Он представил Катю за учебником, её пальцы, сжимающие ручку так же отчаянно, как он сейчас — руль. «Она станет лучше нас». Голос жены в голове: «Лучше? Ты превратил её будущее в заложника твоих амбиций!».

— Всё под контролем, — прошипел он, стирая ответ. Ноготь царапнул экран, оставив трещинку — крошечную, как его шансы всё исправить.

Навигатор хрипло бубнил: «Через 200 метров поворот направо. Расчетное время прибытия: 3:00». Алексей фыркнул. «3:00. Как моя жизнь — вечное „расчетное время“ без прибытия». Маршрут в Химки петлял по экрану, словно лабиринт Минотавра. Последние клиенты — пенсионерка с кошкой и студент-заочник, который платил мелочью. «Элита, ага».

Внезапно в салон ворвался запах жареных каштанов с уличного лотка. Алексей сглотнул слюну. Желудок скрутило от голода, но последние пятьсот рублей он отдал за бензин. В бардачке зашуршала обёртка от шоколадки — пустая, как его обещания. «Пап, ты же говорил, сахар вредный!» — смеялась Катя, отбирая у него плитку. Теперь вредным был он сам.

— Эй, мужик, зелёный! — крикнул кто-то сзади, бибикая. Алексей рванул с места, и Skoda взвыла, будто зверь в клетке. На панели замигал значок бензоколонки. «До Химок не дотяну». Он ударил ладонью по рулю. «Не дотяну… Как не дотянул тогда до звания „Лучший отец“?».

Телефон снова завибрировал. Настя: «Лёш, ответь. Катя плачет. Говорит, что одноклассники смеются над её телефоном». Алексей закрыл глаза. Вспомнил, как Катя показывала ему треснутый экран: «Пап, да ладно! Это модно — будто я хакер!». Но её улыбка дрожала, как лист на ветру.

— Всё под контролем, — повторил он, набирая сообщение, и тут же вырубил телефон. Темнота экрана отразила его лицо — тени под глазами, щетина, морщины, которые раньше называл «следами опыта». Теперь это были шрамы.

Навигатор пискнул: «Съезжайте на МКАД». Алексей свернул, и машину бросило в яму. Со стороны пассажира грохнуло — упала книга «Как стать миллионером за год». Он пнул её под сиденье. «Стань нищим за ночь — вот реальный бестселлер».

В кармане снова зажглось уведомление. «1 234 567 {₽}». Он представил, как цифры превращаются в цепь, обвивающую горло. «Кредит под залог квартиры… А если не смогу?». Голос Марка в памяти: «Ты думал, деньги решат всё? Они только умножат проблемы».

— Заткнись, — пробормотал Алексей, прибавляя скорость. Сквозь шум двигателя пробился звук сирены. В зеркале мелькнули мигалки. Сердце ёкнуло: «ДПС? Нет, просто скорая». Он выдохнул, но руки дрожали, будто от удара током.

Навигатор показывал 3:00. «Время призраков». Где-то в Химках его ждал клиент — возможно, последний. Алексей потрогал бардачок, где лежала фотография Кати. «Прости». Но слова застряли в горле, как комок из пыли, усталости и стыда.

Внезапно Skoda дёрнулась и заглохла. «Нет-нет-нет…». Он бешено крутил ключ зажигания. Мотор хрипел, кашлял, но не заводился. «Check Engine» — мигало оранжевым, как зловещий смайл. Алексей ударил головой о руль. Боль пронзила виски, но была приятнее, чем тишина.

— Пап, ты лучший! — эхом отозвалось в памяти.

— Враньё, — прошептал он, глядя на треснутый экран навигатора. «Расчетное время прибытия: никогда».

«Пассажир в пальто от Brioni»

Дождь стучал по крыше Skoda, словно пытался выбить код к спасению. Алексей притормозил у клуба «Москва», где неоновая вывеска лизала мокрый асфальт розовым светом. Толпа у входа расступилась, и мужчина в пальто цвета ночного неба — такого глубокого, что казалось, в его складках прячутся звёзды, — махнул рукой. Пальто сидело на нём, как вторая кожа, и даже дождь стекал с ткани, будто боясь испортить совершенство.

— Куда? — хрипло спросил Алексей, когда пассажир скользнул на заднее сиденье. В салон ворвался запах сандала и дорогого табака.

— Просто езжайте. Я заплачу за время, — голос пассажира звучал как шёлк, натянутый на сталь. Алексей поймал его взгляд в зеркало: глаза — серые, как лезвие, — скользнули по потёртому салону, задержались на трещине в стекле, на смятом чеке ломбарда у ног.

Пассажир достал сигару, обрезал кончик серебряным гильотинным ножом. Щелчок зажигалки прозвучал как выстрел.

— Марк Вольский. Решаю проблемы тех, кто не вписывается в систему, — он выпустил дым, который сплёл в воздухе кольца, похожие на оковы.

— Шарлатан, — буркнул Алексей, вжимаясь в сиденье. Его пальцы сжали руль так, что кожа на костяках побелела.

Марк усмехнулся. Акцент — смесь грузинского рокота и парижской небрежности — окрасил слова в ядовитый мёд:

— Ты водишь такси, но до сих пор носишь часы Patek Philippe. Поддельные, конечно. — Он кивнул на запястье Алексея. — Хорошая копия. Только балансир тикает громче оригинала. Как совесть.

Алексей резко свернул на Садовое кольцо. Сигара дымилась, как факел в погребальной процессии.

— Знаешь, почему ты здесь? — Марк потянулся к портфелю из крокодиловой кожи. Бляха с монограммой «MV» блеснула, ослепив Алексея на миг. — Ты как чёрный лебедь. Редкий экземпляр, который ещё не понял, что его перья стоят миллионы.

— Говоришь, как мошенник из телешоу, — Алексей бросил взгляд на фото Кати в бардачке. Её улыбка казалась криком в этой тишине.

Марк открыл портфель. Между пачками стодолларовых купюр лежала книга — «Чёрный лебедь» Нассима Талеба. Страницы были испещрены пометками кроваво-красными чернилами: «Глупость — это не отсутствие ума. Это вера в систему».

— Вижу, ты знаком с творчеством, — Марк швырнул книгу на переднее сиденье. Она приземлилась рядом с «Богатым папой», превратив его в жалкий комикс. — Только Талеб не написал главного: чтобы выжить, надо самому стать катастрофой.

Алексей нажал на тормоз. Машина дёрнулась, и пепел с сигары упал на сиденье, прожёг дыру в ткани.

— Вон! — прошипел он.

— Цена за правду всегда огонь, — Марк не шевельнулся. Его палец упёрся в страницу книги, где красовалась пометка: «Долги — это петля. Разруби её, пока не стало поздно». — Ты взял кредит под залог квартиры. Глупо. Но… обратимо.

Телефон Алексея завибрировал. Настя: «Лёш, Катя не спит. Ждёт тебя». Он выключил экран, но в глазах уже стоял образ дочери — в комнате с облупившимися обоями, считающей копейки в копилке.

— Что ты предлагаешь? — спросил Алексей, ненавидя себя за слабость.

Марк протянул визитку. Бумага пахла апельсиновой коркой и безналоговыми офшорами.

— Мои клиенты платят не деньгами. Они платят риском. — Он притушил сигару о подлокотник, оставив чёрный шрам на пластике. — Завтра в 11:00. Принеси документы на квартиру. И… — его взгляд упал на фото Кати, — не забудь дочь. Дети — лучшие заложники будущего.

Алексей рванул дверь. Холодный воздух ворвался в салон, смешавшись с дымом.

— Убирайся.

— Как знаешь, — Марк вышел, не спеша. Его пальто даже не намокло. — Но помни: чёрные лебеди не прощают трусости.

Skoda рванула вперёд, сдирая с асфальта плёнку дождя. На заднем сиденье осталась визитка. На обороте — цифры: 1 234 567 ₽. Сумма его долга.

«Предложение, от которого нельзя отказаться»

Дождь барабанил по крыше, словно пытался выбить код к отчаянию Алексея. Марк Вольский развалился на заднем сиденье, поправляя запонку с чёрным бриллиантом, который поглощал свет, как дыра — надежду. Его пальцы, обтянутые перчатками из кашемира, стучали по портфелю в такт тиканью часов Алексея. Внезапно он нарушил тишину, будто разрезал её лезвием:

— Вы слишком умны, чтобы возить таких, как я. Ваш мозг ржавеет.

Алексей впился ногтями в руль, чувствуя, как искусственная кожа вдавливается в кожу ладоней. В зеркале он поймал отражение своих глаз — красных от бессонницы, как сигналы «Check Engine» на панели.

— А вы слишком богаты, чтобы понимать, что такое реальные проблемы, — бросил он, но голос дрогнул, выдав слабину.

Марк рассмеялся. Звук напоминал скрип двери в заброшенном доме.

— Реальные проблемы? — Он потянулся к сигаре, и золотая зажигалка брызнула искрой, осветив надпись на его запястье: «Nec spe, nec metu». Без надежды, без страха. — Ваша «реальность» — это кредиты, ломбарды и вонь дешёвого кофе. А моя реальность… — Он выпустил дым, который закрутился в салоне, как змея вокруг шеи. — …это выбор: быть жертвой или хищником.

Алексей резко свернул на обочину. Машина дёрнулась, и книга «Чёрный лебедь» с грохотом упала с сиденья, раскрывшись на странице с кровавой пометкой: «Глупец верит в справедливость. Мудрец создаёт её».

— Вылезайте, — прошипел он, но Марк лишь поднял бровь, словно наблюдал за котёнком, царапающим когтями стену.

— Через месяц вы будете зарабатывать больше, чем ваш бывший CEO. Держите. — Он швырнул на панель визитку. Чёрный картон обжёг пальцы Алексея холодом. Золотые буквы: «Private Banking — это не для избранных. Это для тех, кто готов рискнуть».

— Почему я должен вам верить? — Алексей схватил визитку, сминая её угол. Бумага врезалась в ладонь, как шип.

Марк наклонился вперёд. Его дыхание, пропахшее коньяком и мятой, коснулось уха Алексея:

— Потому что у вас нет выбора. Ваша жена продаст квартиру через три месяца, если вы не сделаете шаг. — Он провёл пальцем по трещине на лобовом стекле, будто чертил график падения. — Настя уже звонила риелтору. Проверьте историю звонков.

Сердце Алексея замерло. В кармане куртки жгло уведомление о долге, а в горле стоял ком из страха и ярости. Он потянулся к телефону, но рука дрожала, как курсор перед роковым кликом. На экране — десятки пропущенных вызовов от Насти. «Лёш, это срочно!», «Почему ты не отвечаешь?!».

— Вы… следили за мной? — выдавил он, но Марк уже открывал дверь. Холодный воздух ворвался в салон, смешавшись с дымом и отчаянием.

— Слежу за теми, кто стоит моих инвестиций. — Он поправил пальто, и капли дождя скатились с ткани, словно боясь испачкать её. — Завтра в 11:00. Принесите документы на квартиру. И… — его взгляд скользнул к фото Кати в бардачке, — не забудьте дочь. Дети — отличные мотиваторы.

Дверь захлопнулась. На сиденье осталась сигара с пеплом, похожим на прах сожжённых обещаний. Алексей ударил кулаком по рулю. Гудок взвыл, сливаясь с его криком. В зеркале мелькнула визитка — смятая, но с золотыми буквами, которые светились в темноте, как глаза дьявола.

Он потянулся к фото Кати. Пластиковая рамка была липкой от кофе, но улыбка дочери всё так же сияла. «Папа, ты лучший!». Голос звучал в голове, как укор.

— Лучший… — прошептал он, разглядывая визитку. Золотые буквы отражались в его зрачках, превращаясь в цифры: 1 234 567 ₽. Сумма долга. Сумма предательства. Сумма выбора.

Навигатор замигал: «Поверните налево». Алексей рванул с места, сдирая резину с асфальта. Где-то в бардачке зазвенели монеты — последние рубли, которые Катя копила на щенка.

— Прости, — пробормотал он, но слова потерялись в рёве двигателя, который выл, как загнанный зверь.

«Точка невозврата»

Дождь хлестал по лобовому стеклу, превращая небоскрёбы «Москва-Сити» в размытые призраки. Марк вышел из машины, не попрощавшись, бросив на сиденье конверт. Алексей впился в него пальцами — края бумаги врезались в кожу, как лезвия. « {₽} 50 000». Купюры пахли чужими руками, перегаром и чем-то металлическим — кровью? Потом? Он сунул конверт в бардачок, где фото Кати встретило его улыбкой. «Папа, ты лучший!». Надпись выцвела, как его совесть.

— Сумасшедший… — прошипел Алексей, разворачивая визитку. На обороте, словно шрам, краснел адрес: «Ленинградский проспект, 47. 5:00 утра. Приходите с долгами и голодом». Голод он чувствовал — в желудке, в дрожащих руках, в том, как взгляд цеплялся за рекламу «McDonald’s» с её нарисованным счастьем.

Он включил дворники. Резиновые лопасти заскрежетали, стирая дождь, но в зеркале всё равно оставался он: седина в висках, словно пепел от сгоревших лет, тени под глазами — фиолетовые, как синяки после удара судьбы. «40 лет. Полжизни. Итог: Skoda, долги, враньё».

— Либо я сумасшедший, либо… — начал он вслух, но мысль оборвалась, как тормозной путь на льду. Где-то за спиной, на заднем сиденье, зашуршала книга «Богатый папа, бедный папа». Страницы шептали: «Ты уже беден. Что теряешь?».

Телефон завибрировал. Настя. Он не стал смотреть. Вместо этого нажал на газ, и машина рванула вперёд, подминая под колёса отражение фонарей в лужах. «Ленинградский проспект». Знакомый поворот, где два года назад они с Катей катались на роликах. Теперь здесь горел жёлтый светофор, мигая, как предупреждение: «Стоп. Последний шанс».

— Пап, а правда, что звёзды падают, когда люди врут? — внезапно вспомнился голос дочери.

Алексей вырулил на пустую трассу. На панели замигал значок бензина — стрелка дрожала на красной черте. «Как я». Он ударил ладонью по рулю. В бардачке зазвенели монеты — Катина копилка. «Щенок… Чёрт, щенок».

Внезапно в салон ворвался ветер через приоткрытое окно. Визитка Марка сорвалась с панели и упала на фото. Золотые буквы «Private Banking» легли прямо на улыбку Кати, сливаясь в чудовищный коллаж. Алексей закричал. Не слова — рёв, который разорвал тишину, смешался с воем двигателя.

— Лучший! — крикнул он в лицо своему отражению. — Лучший враньё!

Навигатор прохрипел: «Через 500 метров ваш пункт назначения». Алексей не сбавил скорость. В голове пронеслись обрывки: Настины слёзы, смех Кати, голос Марка: «Дети — лучшие заложники будущего».

— Нет, — прошептал он, но уже сворачивал к зданию с вывеской «Private Banking». Стеклянная башня вздымалась в небо, как надгробие.

Остановился. Замолчал мотор. В тишине услышал, как с заднего сиденья упала бутылка — пустая, как его обещания. Визитка Марка лежала на фото, закрывая половину лица Кати. Только её глаза остались видны — широко открытые, будто в ужасе.

— Прости, — прошептал Алексей, хватая конверт с деньгами. Бумага хрустнула, словно кость.

Он вышел из машины. Дождь тут же облепил лицо, стекая за воротник. В кармане жгло два документа: договор залога квартиры и распечатку долга. «1 234 567 {₽}».

— Либо я, либо они, — сказал он пустоте, шагая к дверям с логотипом «PB».

А в Skoda, на переднем сиденье, визитка Марка медленно намокала, растворяя золотые буквы. Только надпись «Папа, ты лучший!» оставалась чёткой, будто выжженной кислотой.

Последний кадр — лужа под колесом, где отражается неоновая вывеска «Private Banking». Дождь рисует круги, и на секунду кажется, что это слеза. Или монета.

Часть 1: «Дно»

Глава 1: «Красная зона»

«Последний день в офисе»

Солнечный луч, пробившийся сквозь дымку смога, упал на письмо с логотипом компании — стилизованной буквой «А», похожей на петлю висельника. Алексей сидел, впиваясь ногтями в кожаное кресло, которое когда-то называл «троном». Теперь подлокотники казались холодными, как скамья в метро. «Благодарим за работу. С 01.09.2025 ваша позиция упраздняется…». Буквы плясали перед глазами, сливаясь с мерцанием монитора, где график продаж обрушивался в красную зону, как самолёт в штопор. Пик 2024-го — зелёный обелиск его триумфа. 2025-й — обрыв, словно кто-то взял ножницы и отрезал будущее.

— RetailBrain, — прошипел он, сжимая ручку с гравировкой «Лучшему менеджеру-2024». Пластик треснул, впиваясь осколком в ладонь. Капля крови упала на стол, образовав пятно, похожее на точку в конце его карьеры.

За стеклянной стеной кабинета мельтешили тени коллег. Марьяна из отдела рекламы, с которой они вчера пили коньяк за «новые горизонты», резко отвернулась, делая вид, что изучает стикеры на своём ноутбуке. Андрей, его бывший протеже, замер у кулера, глотая слова: «Эй, Леш…» — но Алексей уже поднял руку, останавливая его. Жест был резким, как пощёчина.

— Не надо, — бросил он так громко, что Андрей попятился, расплёскивая воду. Капли упали на пол, смешавшись с кровью.

На столе звенела чашка с надписью «Гений продаж» — подарок команды на прошлый Новый год. Внутри засохший кофе оставил коричневые разводы, как кольца на срезе дерева. Алексей ткнул пальцем в трещину на ручке — та самая, что появилась вчера, когда он швырнул её в стену после совещания. «Ваши методы устарели, Алексей. ИИ не требует бонусов и не ошибается». Голос CEO, записанный в память, как вирус.

Он потянулся к мышке, и экран ожил. RetailBrain — демоническая иконка с глазом вместо буквы «i» — уже занимала его место в системе. «Добро пожаловать в будущее», — мигало приветствие. Алексей удалил файл с презентацией, над которой корпел ночами. «Удалить навсегда?». Он нажал «Да» так яростно, что кнопка мыши затрещала.

— Леша? — в дверях замерла уборщица Галина, держа в руках мусорный пакет. Её голос дрожал, будто она поймала его на краже. — Тебе… помочь?

Он не ответил. Взял со стола рамку с фото: он, Настя и Катя в Сочи. Стекло было протёрто до дыр — любил проводить пальцем по лицам, мечтая о выходных. Теперь в уголке виднелась царапина — оставил её вчера, швыряя рамку в ящик после звонка из банка. «Просрочка по кредиту».

— Всё уже… само выбросится, — сказал он, сунув фото в портфель. Галина закивала и отступила, задев шваброй разбитую чашку. Осколки звякнули, рассыпавшись по полу звёздочками.

В коридоре зазвучал смех. Группа стажёров, которых он нанял, проходила мимо, увлечённая экранами смартфонов. «Смотри, это RetailBot! Он за минуту генерит стратегию!» — кто-то хихикнул. Алексей встал, и кресло взвизгнуло, будто обрадовавшись свободе.

На часах — подарок Насти на десятилетие свадьбы — царапина пересекала циферблат, как шрам. 17:00. Ровно год назад в это время он запускал акцию «Чёрная пятница», которая принесла компании миллион за день. Теперь он выключал компьютер, и экран погас, как глаза мертвеца.

— Ключи, — протянула секретарша Алёна, избегая взгляда. Её маникюр — фирменный синий цвет компании — блестел, как скорлупа жука.

Он швырнул пропуск на стол. Пластик ударился о стакан с ручками, и одна из них — та самая, с которой начинал карьеру — упала в мусорное ведро.

Лифт ехал вниз мучительно медленно. Алексей смотрел на отражение в зеркале: галстук криво болтался, как петля. «Гений продаж». Надпись на чашке теперь казалась насмешкой.

У выхода охранник Вадим, с которым они курили по вечерам, сделал вид, что не замечает его. Только камера над дверью повернулась, провожая красным огоньком.

— Удачи, — пробормотал Алексей себе под нос, но это прозвучало как «Сдохни».

На улице хлестнул ветер. Он достал телефон, чтобы вызвать такси, но вместо этого увидел уведомление из банка: «Платеж отклонён. Недостаточно средств».

— RetailBrain… — он засмеялся, глядя на небоскрёб Москва-Сити, где уже горели окна нового офиса. — Ты выиграл.

В кармане зазвенели ключи от Skoda. Последний «бонус» от компании — служебная машина, которую разрешили оставить «до решения вопроса».

— Вопрос… — он пнул мусорный бак, и пустая банка из-под энергетика покатилась по тротуару, звеня, как колокольчик на шее у дьявола.

График из презентации всплыл перед глазами: красная линия, падающая в пропасть. «Дно», — подумал он, заводя двигатель. Но ошибался. Дно было ещё далеко внизу.

«Коробка с призраками»

Картонная коробка пахла пылью и чужими переездами — её углы были мятыми, как судьбы уволенных до него. Алексей швырнул внутрь чашку «Гений продаж», и та звякнула о USB-накопитель с надписью «План развития 2024–2030», царапая эмаль. Пластиковый чёртик с красными глазами — талисман от Кати — выпал из кармана и закатился под стол, будто сбегая от позора.

— Сергей Иванович, лифт ждёт, — охранник Вадим постучал костяшками по дверному косяку, словно отбивал морзянку: «Убирайся быстрее». Его жетон с гравировкой «Этажим» болтался на груди, как медаль за предательство.

— Я не Сергей, — буркнул Алексей, с силой закрывая крышку ноутбука. Экран захлопнулся с хрустом, похожим на сломанную шею.

— Для нас вы все теперь Сергеи Ивановичи, — Вадим усмехнулся, показывая жёлтый зуб. — После увольнения.

Коробка предательски хрустнула, когда Алексей поднял её. Дно провисло, угрожая прорваться, как его последние нервы. В лифте зеркальные стены множили его отражения — десятки Алексеев в помятых рубашках, с тенями под глазами, словно их избили. Кнопка «1» мигала красным, как сигнал тревоги.

— …говорят, следующий на очереди — отдел логистики, — прошипел чей-то голос за спиной. Две девушки из маркетинга, прижавшиеся к углу, замолчали, когда он обернулся. Одна из них — та, что всегда носила браслеты с колокольчиками, — нервно щёлкнула зажигалкой, поджигая воздух.

Лифт дёрнулся. Чашка в коробке звякнула, и Алексей вдруг яростно тряхнул коробкой, как будто хотел вытрясти из неё прошлое. Стекло разбилось с хрустальным звоном, и осколки проткнули картон, высыпаясь на пол. «Гений продаж» рассыпался на буквы: «Г… е… н… й…».

— Ой-ёй, — фальшиво сокрушилась девушка с зажигалкой, — теперь Галине придётся убирать.

Алексей наступил на осколок. Подошва скрипнула, перемалывая стекло.

— Пусть уборщица заработает, — сказал он громко, глядя в камеру наблюдения. Красная точка мигнула, будто подмигивая: «Молодец».

Девушки переглянулись. Лифт открылся на пятом этаже, и они выскочили, словно из газовой камеры. Воздух заполнил запах кофе из коридора — того самого, что варила Алёна, секретарша, с которой он… Нет. Нельзя вспоминать.

Он поправил коробку, и угол впился в рёбра. На дне, сквозь прорыв, торчала рамка с фото: Катя в новом платье, купленном на первый бонус. Стекло треснуло ровно пополам, разделив её улыбку.

— Пап, ты как супергерой! — эхом отозвалось в памяти.

На первом этаже лифт звякнул, будто насмехаясь. Вадим ждал у турникета, играя ключами.

— Пропуск, — протянул он руку.

— Отнесите, — Алексей сунул ему коробку. Дно окончательно прорвалось, и USB-накопитель упал, заскользив по мрамору.

— Не моя работа, — Вадим отступил, будто от прокажённого.

Алексей наклонился, и ремень впился в живот. Накопитель лежал рядом с окурком, прилипшим к полу. «План развития». Он пнул его ногой, и пластик со звоном улетел под диван в зоне ресепшена.

— Как символично, — пробормотал он, выходя на улицу. Ветер сорвал с него галстук, унёсшийся к мусорному баку, где уже лежала его карьера.

В кармане зажужжал телефон. Настя: «Лёш, Кате нужны новые кроссовки. У них в школе поход…». Он вырубил гаджет, но в ушах уже звенело: «Пап, я не могу в этих старых!».

У Skoda, припаркованной у обочины, на лобовом стекле красовался штрафник. «Неоплаченные парковки: 14 200 {₽}». Алексей сорвал бумагу, смял и швырнул в ту же лужу, где плавала чашка с надписью «Лучший папа» — подарок Кати на прошлый День рождения. Буквы расползались в воде, как его жизнь.

Он сел за руль, и коробка на пассажирском сиденье зашуршала, словно шепча: «Дно близко». Но это была ложь. Дно ждало впереди — глубокое, тёмное, с запахом дешёвого виски и звоном чужих монет в кармане.

«Первая ложь»

Лампочка в прихожей мигала, как предупреждение, бросая судорожные тени на лицо Насти. Алексей прижал коробку с «призраками» к груди, будто пряча труп. Жена стояла в дверях кухни, вытирая руки в фартуке с надписью «Счастливая домохозяйка» — подарок её матери, которую он ненавидел. Запах жареной картошки висел в воздухе, как дешёвый парфюм нищеты.

— Проект, — выдохнул он, прежде чем она успела спросить. — Консультирую сети… фриланс. Платят пока… — язык прилип к нёбу, будто обожжённый ложью.

Настя кивнула, и её волосы, пахнущие шампунем «2 в 1», скользнули по его щеке. Она поцеловала его в ту точку, где пульсировала вена. Губы были сухими, как страницы договора о кредите.

— Главное, ты не надорвись, — прошептала она, и он почувствовал, как её палец нащупывает дыру на локте рубашки. Тот самый прокол от ручки, когда он рвал контракт.

Он отстранился, делая вид, что поправляет коробку. Внутри звякнула разбитая чашка.

— Ужин через полчаса, — Настя повернулась к плите, где кипела кастрюля с дешёвыми сосисками. На магнитике холодильника — рисунок Кати: папа в костюме супермена, поднимающий небоскрёб. «Лучший папа» кривыми буквами.

В ванной зеркало покрыл туман от кипятка, но он всё равно видел своё отражение — лицо вора, укравшего у семьи будущее. Телефон дрожал в руке: «Как скрыть увольнение от семьи». Поиск выдал ссылки, как ножевые удары: «Кредиты для безработных под 45%», «Ломбарды Москвы: залёт под залог пальто», «Самоубийства среди менеджеров среднего звена: статистика».

— Пап, можно мультики? — Катя просунула голову в дверь. Её кроссовки, стоптанные до дыр, скрипели по кафелю.

— Не сейчас! — рявкнул он, и девочка отпрянула, как от удара. В глазах — та же дрожь, что у Насти, когда она нашла его пьяным в гараже.

Он удалил историю, но буквы будто прожгли экран: «Ломбарды… кредиты… самоубийства…». На раковине валялась бритва — та самая, что он прятал от себя после новости об увольнении. Лезвие блеснуло, подмигивая.

— Лёш, салат оливье или селёдку под шубой? — крикнула Настя. Голос звучал из 2019-го, когда они праздновали его повышение. Шампанское, икра, смех.

— Неважно, — пробормотал он, набирая в браузере: «Как продать почку».

Вода из крана капала на пол, отсчитывая секунды. Кап-кап-кап. Как счётчик такси, которое он теперь водил. В кармане брюк нащупал чек из ломбарда — уже третья расписка за часы. «Patek Philippe (копия). Сумма залога: 15 000 {₽}».

— Папа, прости… — Катя снова стояла в дверях, держа плюшевого медведя с оторванной лапой.

Он схватил её, прижал так сильно, что она вскрикнула. В волосах пахло дешёвой карамелью из школьного буфета.

— Это я прости, — прошептал он, но она уже вырвалась, испуганная его дрожью.

За ужином Настя разговаривала о скидках в «Пятёрочке», а он ковырял вилкой в селёдке под шубой. Майонезные слои напоминали землю на могиле.

— Завтра поеду к клиенту, — соврал он, глядя на трещину в тарелке. — На Волоколамку. Надолго…

— Возьми термос, — Настя протянула ему синий термос с отбитым дном. — Чтобы кофе не остыл.

Он кивнул, зная, что завтра будет не клиент, а десятый ломбард в списке. И кофе он будет пить из бумажного стаканчика, считая мелочь для бензина.

Перед сном Настя обняла его, и её тело показалось чужим — холодным, как экран телефона. Он встал ночью, нашёл в ящике старые часы отца. Циферблат был разбит, стрелки замерли на 3:15. Время, когда родился.

— Заложу и это, — прошептал он, но часы вдруг тикнули, будто сердце трупа.

Внизу, в мусорном ведре, лежал рисунок Кати. Дождь за окном стучал: «Лжец… лжец… лжец…».

«Резюме в пустоту»

Экран ноутбука мерцал, как умирающий светлячок, бросая синеву на лицо Алексея. Курсор мигал на портале hh.ru, высвечивая диагноз: «Ваша профессия „менеджер розничных продаж“ не упоминается в вакансиях будущего». Рядом — иконка чат-бота с улыбкой колизея: «Рекомендуем освоить профессию „тренер ИИ“!». Алексей швырнул в стену беспроводную мышь. Батарейка выпала, покатилась под кровать, где уже лежали пустые бутылки и смятые резюме с надписью «Опыт: 15 лет», зачёркнутой красным.

— Тренер ИИ… — он засмеялся, сжимая в руке кружку с остатками кофе. На дне плавала мушка, утонувшая в гуще. — Меня заменяет алгоритм, а я должен его учить?

Почта ding-нула. Уведомление: «Вакансия „Водитель-курьер“ — 45 000 {₽} /мес. Гибкий график!». Фото счастливого курьера с коробкой в руках — лицо замазано, будто труп в газете. Алексей ударил по клавиатуре. Буква «Ы» отлетела, закатившись в щель между столешницей и стеной, где уже гнездились крошки его амбиций.

Он набрал номер Вадима, бывшего зама, чей голос теперь звучал как голос из прошлой жизни. Трубку взяли на пятый гудок.

— Вадим, есть вакансии? — Алексей говорил в микрофон, зажатый между плечом и щекой, пальцы нервно рвали этикетку на бутылке пива.

Пауза. На фоне — смех, звон бокалов. «Корпоратив», — догадался Алексей. Вспомнил, как сам стоял у бара год назад, поднимая тост за «новые рынки».

— Лёш… — Вадим приглушил звук, но Алексей услышал, как кто-то кричит: «RetailBrain рулит!». — Ты же знаешь — везде сокращения. Даже мой отдел… — Голос дрогнул, выдав страх. — …на аукционе. Кто дешевле предложит, тот и останется.

Алексей прикусил язык, пока не хлынула кровь. В ушах зазвучал голос CEO: «ИИ не просит премий и не пьёт антидепрессанты».

— А… консультации? — он выдавил, глядя на паука, ползущего по углу монитора. Членистоногое плело паутину между кнопкой «Откликнуться» и баннером «Станьте партнёром Herbalife!».

— Консультации? — Вадим фальшиво засмеялся. — Ты же видел наш сайт. Там теперь раздел: «RetailBrain FAQ. Ответы на вопросы от ИИ».

На экране всплыло новое уведомление. Ярко-розовый баннер: «Herbalife ждёт тебя! Зарабатывай 300 000 {₽} в месяц, продавая мечты!». Алексей закрыл глаза, но под веками проступили цифры долга: 1 234 567 ₽.

— Ладно… — он бросил телефон на стол. Гаджет приземлился на распечатку кредитного договора, пробив дыру в графе «Ежемесячный платёж».

В комнату вполз запах горелой каши из кухни. Настя оставила плиту включённой — опять. Он не стал выключать. Пусть горит. Пусть всё горит.

Курсор дрожал над кнопкой «Создать резюме таксиста». Требования: «Стаж вождения от 1 года». Алексей ткнул «Подтвердить». Система обрадовалась: «Поздравляем! Ваш профиль идеален!». Фото его Skoda, снятое вчера под дождём, выглядело как катафалк.

— Идеален… — он потянулся за пивом, но бутылка была пуста. Вместо этого схватил чек из ломбарда, смял его и швырнул в мусорное ведро. Не попал. Бумага упала рядом с рисунком Кати, где он был суперменом.

Телефон завибрировал. Неизвестный номер.

— Алло, Алексей? Вас интересует франшиза «Своя кофейня»? Всего 2 млн рублей стартовых! — женский голос звенел, как назойливая муха.

— У меня есть кофе, — прошипел он. — Из воронки.

Он бросил трубку, но на экране уже мигал новый email: «Приглашаем на вебинар „Как продавать воздух“». Рекламная картинка — человек в костюме, прыгающий с парашютом из долларов.

В ящике стола зазвенели монеты — те самые, что Катя копила на щенка. Алексей достал горсть, разглядывая рубль с надписью «2024». Год его пика. Год, когда он купил Насте золотые серёжки, а Кате — ту самую плюшевую собаку. Теперь серёжки лежали в ломбарде, а собака — в мусорном баке, порванная Настей в ссоре.

— Пап… — Катя стояла в дверях, держа в руках сломанную заколку. — Починишь?

Он взял заколку. Пластик треснул, царапая ладонь.

— Не чинится, — сказал он, глядя на экран, где всплывало новое сообщение: «Таксопарк „Быстрый“ одобрил вашу заявку! Приезжайте за договором».

— Почему? — Катя потянула его за рукав, но он дёрнулся, как от удара током.

— Потому что! — крикнул он, и девочка отпрянула, ударившись о дверной косяк.

Тишина. Гул холодильника сливался с гулом в висках. Где-то за окном завыла сирена — то ли скорая, то ли полиция. Алексей нажал «Подтвердить» на экране. Система обрадовалась: «Добро пожаловать в команду!».

Настя заглянула в комнату, держа в руках счёт за электричество. Красная печать: «Просрочено».

— Лёш… — начала она, но он уже надевал куртку.

— Выхожу на смену, — бросил он, хлопая дверью. В кармане жгло уведомление от таксопарка.

На улице дождь стучал по капоту Skoda, словно пытался выбить морзянку: «Д-н-о… д-н-о…». Алексей завёл двигатель. Паук с монитора, теперь сидевший на лобовом стекле, сплел новую паутину — прямо между его глазами и дорогой.

«Долги наступают»

Очередь в ломбард пахла отчаянием и дешёвым одеколоном — смесью, от которой першило в горле. Алексей прижимал к груди бархатный футляр, оставивший синий отпечаток на ладони. Внутри лежали часы Rolex с гравировкой «Победителю. 2023». Циферблат поймал луч света от треснувшей лампы на потолке, и царапина, оставленная Катей, вспыхнула, как шрам. «Пап, смотри, я как ты!» — она провела по часам ключом от своей игрушечной машинки, пока он спал после ночной смены. Теперь трещина рассекала дату «2024» — год, когда всё рухнуло.

Перед ним старуха в платке, пахнущем нафталином, протягивала оценщику свадебное кольцо. Тот тыкал лупой в камень, кривя губы:

— Стекло. Дадим три тысячи.

— Но это бриллиант! — голос старухи дрожал, как её руки.

— Бриллианты не желтеют. Следующий!

Алексей шагнул к решётке. Оценщик, парень с татуировкой паука на шее, щёлкнул фонариком по Rolex. Паук будто заполз на циферблат.

— Модель 2024? — спросил он, не глядя. — Рынок завален подделками.

— Это оригинал! — Алексей стукнул кулаком по стойке. Футляр подпрыгнул, и часы звякнули, будто засмеялись. — Мне их вручал сам…

— Все тут «сами» вручали, — оценщик лениво потянулся к штампу. — Триста тысяч. Через месяц выкуп — триста сорок. Процент как займ у бандитов, только легально.

За спиной Алексея засмеялись. Двое в кожаных куртках, от которых пахло бензином и потом, перешёптывались:

— Смотри, лох. Думает, Rolex его от долгов спасёт…

Телефон в кармане зажужжал. «Сбер» на экране. Алексей сглотнул ком горечи, но взял трубку:

— Алексей Сергеевич, ваш кредит просрочен на 14 дней. Если в течение…

— Я знаю! — прошипел он, прикрывая ладонью микрофон. Оценщик поднял бровь, протягивая договор.

— Подписывайте или нет? У меня обед.

На листе бумаги жирная печать «Ломбард №47» расплылась, как клякса крови. Алексей схватил ручку, и та сломалась, оставив синюю черту на графе «ФИО». Старуха позади всхлипнула, роняя кольцо в сумочку.

— Пап… — вдруг послышалось за спиной. Он обернулся — девочка лет пяти, в платье с котиками, тянула маму за руку. — Купи мороженое?

«Пап…». В ушах зазвучал голос Кати. Вспомнил, как вчера она просила новые краски, а он отмахнулся: «В следующем месяце».

— Подписываю, — выдавил он, выводя кривую подпись. Буквы «А.С.» выглядели как петля.

Телефон снова зазвонил. Настя. Он отклонил вызов, но на экране осталось уведомление: «Катя: Пап, Машка говорит, что мы нищие. Это правда?».

Оценщик швырнул ему пачку купюр. Сотни слиплись, будто побывали в чьём-то потном кармане. Алексей сунул деньги в рюкзак, где уже лежали расписки от прошлых залогов.

— Следующий! — крикнул оценщик, и мужчина в костюме, пахнущем дезинфекцией, протянул золотую цепь.

На улице ветер рвал из рук договор. Алексей прижал его к груди, но бумага проткнула кожу, как нож. Вдруг заметил на асфальте детский рисунок — мелом, сердце с надписью «Любовь». Катя рисовала такие у подъезда.

Телефон завибрировал. Сбер. Снова. Он швырнул аппарат в стену. Корпус треснул, экран погас, но голос из динамика продолжал бубнить: «…судебные издержки… опись имущества…».

— Заткнись! — закричал он, топча телефон каблуком. Стекло впилось в подошву, царапая кожу.

В кармане рюкзака зашуршали деньги. Триста тысяч. Хватит на два платежа. Или на краски для Кати. Или на взятку, чтобы вернуть часы.

— Прости, — прошептал он, глядя на царапину на Rolex. Но часы молчали. Только треснутый циферблат показывал 15:17 — время, когда Катя родилась.

У ломбарда остановилась полицейская машина. Алексей рванул в переулок, прижимая рюкзак к животу. Ветер нёс обрывки афиши: «RetailBrain — будущее уже здесь!».

Дома, в ванной, он включил воду, чтобы заглушить рыдания. Купюры плавали в раковине, как мёртвые рыбы. Настя стучала в дверь:

— Лёш, у нас отключили свет! Опять!

Он уткнулся лицом в мокрые деньги. Пахло чужими руками, ложью и потом. Где-то внизу, под слоем сотен, лежал чек из ломбарда. Срок выкупа — 30 дней.

— Прости, — повторил он, но уже не знал, кому — Кате, Насте или себе. Вода уносила слова в сток, где они смешивались с рвотными позывами.

«Ужин с призраком»

Лампочка над столом мигала, как нервный тик, бросая жёлтые пятна на тарелки с тушёной капустой. Катя ковыряла вилкой в еде, выстраивая из морковок крепость, которую тут же разрушала. Настя, перебирая крошки хлеба, говорила слишком громко, словно пыталась заглушить тиканье часов на запястье Алексея — тех самых, с царапиной.

— Лена говорит, её муж за месяц на крипте заработал… — она замолчала, заметив, как его пальцы сжали нож, оставляя отпечатки на тусклом лезвии. — …ну, хватило на машину.

Алексей ударил кулаком по столу. Тарелки подпрыгнули, и ложка упала на пол, звонко ударившись о плитку, треснутую ещё в прошлом году.

— Это пирамида! — голос сорвался на хрип, как будто ржавая цепь рвётся в двигателе. — Ты хочешь, чтобы я стал мошенником? Чтобы меня посадили, как её гребаногого гения?

Катя вжалась в стул, и её вилка соскользнула на пол, подкатившись к холодильнику с рисунком супермена. Настя встала, и её фартук, запачканный томатной пастой, задел чашку с надписью «Лучший папа». Чашка качнулась, пролив остатки чая, который растёкся по скатерти, как коричневая лужа крови.

— Ты стал чужим, — прошептала она, и в её глазах отразился не он, а тень — сгорбленный человек с пустыми карманами и глазами крысы. — Раньше ты… продавал мечты. А теперь…

— Продавал? — он засмеялся, вставая так резко, что стул упал назад, ударившись о стену с фотографией Сочи. Стекло треснуло, разрезая их улыбки. — Теперь алгоритмы «продают»! Дешевле, быстрее, без души! — Он тыкал пальцем в воздух, будто вбивал гвозди в невидимый гроб. — Меня вычеркнули, как устаревшую функцию!

Катя заплакала, сжимая в руке обрывок салфетки. Слёзы падали на рисунок, который она нарисовала утром: папа в костюме, но без лица.

— Перестань! — Настя бросила в него губкой, которая шлёпнулась о грудь, оставив мокрое пятно. — Ты срываешься на нас! Ты… ты даже не спросил, что Катя сегодня получила в школе!

Он посмотрел на дочь. Она вытирала лицо рукавом, оставляя на ткани полосу от слёз и соплей. В её дневнике, валявшемся на подоконнике, краснела двойка по математике. Учительница писала: «Не сделала проект. Говорит, нет красок».

— А ты спросила, сколько я вожу этих… — он задохнулся, вспоминая вчерашнего клиента, который плевал семечками на заднее сиденье. — …сколько я вкалываю, чтобы платить за эту конуру?

Настя схватила тарелку с капустой и швырнула её в раковину. Фарфор разбился о кран, и осколки упали в старую сковородку, звеня, как колокольчики ада.

— Конуру? — её голос взлетел до визга. — Ты думаешь, мне нравится жить в долг? Нравится просить у Галины из ЖЭКа отсрочку?

Он хотел крикнуть, что завтра внесёт очередной платёж, но вспомнил: триста тысяч из ломбарда уже съели долги за свет и газ. Осталось — на хлеб. Или на краски.

— Пап… — Катя потянула его за рукав, оставляя липкий след от мармелада. — Мама говорит, мы поедем к бабушке…

— К бабушке? — он повернулся к Насте, но та уже вытирала пол тряпкой, рваными движениями стирая чайные потёки.

— Да. В деревню. Пока ты не… — она не договорила, но он услышал: «Пока ты не похоронил нас».

В окно брызнул дождь. На подоконнике стояла банка с монетами Кати — та самая, что она копила на щенка. Алексей взял горсть, и монеты зазвенели, как кандалы.

— Вот твоя крипта, — он швырнул их на пол. Пятаки покатились под диван, за холодильник, в щели. — Ищи! Может, хватит на хлеб!

Настя выбежала из кухни, прикрыв лицо фартуком. Катя поползла под стол, собирая монеты и всхлипывая:

— Щенок… он же голодный…

Алексей схватил бутылку из-под пива, но она была пуста. Вместо этого он выпил воду из-под крана. Жидкость пахла ржавчиной и стыдом.

На столе зазвонил телефон. Реклама: «Крипто-вебинар! Начни с 1000 {₽}!». Он швырнул телефон в стену, но гаджет, пойманный старым ковром, упал на пол, продолжая играть джингл: «Зарабатывай лёжа!».

— Лёжа… — он засмеялся, поднимая осколок тарелки. Провёл им по запястью, оставив белую царапину. Не хватило сил нажать.

В спальне Настя рыдала, приглушённо, в подушку. Катя, прижимая к груди мокрые монеты, прошептала:

— Пап, я не хочу щенка…

Он поднял её, чувствуя, как косточки дочери впиваются в рёбра. Пахло мармеладом и страхом.

— Прости, — прошептал он, но Катя уже засыпала, уткнувшись мокрым лицом в его шею.

На кухне мигала лампочка. В луже чая плавал осколок с надписью «Лучший…».

«Ночь в гараже»

Гараж пах ржавчиной и тоской — запах, въевшийся в стены за годы хранения ненужного. Алексей сидел на старом диване, чьи пружины впивались в бёдра, как упрёки. Бутылка дешёвого виски «Медведь» стояла на ящике с инструментами, заляпанным мазутом. Жидкость обжигала горло, оставляя послевкусие жжёной резины. На полу валялись провода, переплетённые, как его мысли, а на стене висел календарь 2023-го с фото Альп — подарок от команды за «рекордные продажи». Снежные вершины пожелтели от времени.

Телефон мигал в темноте. LinkedIn: «Вадим Соколов отмечает 1 год в RetailBrain!». Пост смайликов и лжи: «Спасибо RetailBrain за повышение эффективности! Теперь мой отдел работает на 200% быстрее!». В комментариях — фото Вадима с командой ИИ: экраны с графиками, как на похоронах человечности.

— Сука, — Алексей швырнул телефон в стену. Корпус треснул, экран погас, но голос из динамика продолжал бубнить: «…оптимизация… синергия…». Он допил виски, и бутылка упала в коробку с игрушками Кати. Плюшевый мишка с оторванным ухом утонул в мусоре: сломанные машинки, кукла без руки, детский микроскоп. На дне, под слоем пыли, белел уголок диплома МГУ. «Алексей Сергеевич Волков. Экономист. С отличием». Золотая печать потускнела, как его амбиции.

— Экономист… — он засмеялся, и смех превратился в кашель. В углу шевелилась тень — крыса или призрак? — скребя когтями по банке из-под краски.

Холодильник, который он когда-то чинил для Насти, гудел, как умирающий зверь. На магнитике — фото Кати в первом классе: розовый рюкзак, банты. Сейчас она просила кроссовки, а он привёз ей конфеты из «Пятёрочки». «Пап, я не маленькая!».

Взял диплом, и бумага шуршала, как осенние листья под ногами уволенных. Чернила расплылись на словах «с отличием». Вспомнил, как отец, пьяный слесарь, плевал на пол: «Учись, чтобы не стать как я». Стал хуже.

Достал из кармана ключ от Skoda. Поцарапал им стену: «Здесь был Алексей. 2025. Проиграл». Штукатурка сыпалась, как пепел.

В углу заскрипела дверь. Настя? Нет. Ветер рвал тряпку вместо уплотнителя. В щель заглядывала луна, бледная, как лицо Кати в больнице, когда она болела пневмонией. Тогда он продал часы, чтобы оплатить лечение. Теперь продал бы и дочь, если б смог.

Телефон на полу вдруг замигал. Трещина на экране создала узор, похожий на молнию. Уведомление: «RetailBrain ищет тренера ИИ! Обучайте алгоритмы на основе вашего опыта!». Алексей пнул гаджет ногой. Тот врезался в канистру, и бензин хлынул на пол, смешиваясь с виски. Запах ударил в нос, вызывая рвотные спазмы.

— Обучай… — он схватил гаечный ключ, метнул в календарь. Снежные Альпы расползлись по швам. — Я научу их… ненавидеть!

Из кармана выпал чек из ломбарда. «Срок выкупа часов: 29.10.2025». Через три дня. День рождения Кати.

Взял банку с краской, замазал дату на стене. Фиолетовая капля упала на диплом, залив слово «экономист».

— Пап… — эхо детского голоса просочилось сквозь стены. Катя звонила в дверь гаража неделю назад, но он не открыл. «Мама говорит, ты работаешь».

Он налил виски в ржавую кружку, но жидкость смешалась со слезами. Соль на губах. Вкус поражения.

Крыса вылезла из угла, таща кусок плюшевой лапы. Алексей наблюдал, как грызун утаскивает его прошлое в нору.

Утром Настя найдёт его здесь — воняющего бензином и смертью. Но это будет завтра. А сегодня ночь длится вечно, как долги, а луна за окном — просто белая дыра в небе, куда утекают мечты.

«Звонок из прошлого»

Телефон зазвонил, когда Алексей разбирал ящик с кабелями — чёрные змеи, спутанные в узел десятилетней карьеры. Голос на том конце пробился сквозь шум дождя за окном, словно из параллельной вселенной:

— Алексей Сергеевич? Это… Семён. Из отдела логистики. Помните?

Он помнил. Семён, щуплый паренёк с прыщами и вечным Excel на экране, которого он когда-то выгонял за опоздания. Теперь голос звучал старше, с дрожью, как у старика. Алексей прислонился к стене гаража, чувствуя, как ржавчина с металла прилипает к ладони.

— RetailBrain… — Семён закашлялся, будто слова застревали в горле. — Сломался. Магазины в панике. Товары исчезают из систем, заказы дублируются… Говорят, вы единственный, кто понимал старые схемы.

Капли дождя стучали по крыше, как пальцы Насти, выбивающей долги по ипотеке. Алексей сжал телефон так, что трещина на экране впилась в кожу. В углу гаража валялся ноутбук с наклейкой «Python для чайников» — нераспечатанная книга, купленная год назад и засыпанная пылью.

— Я… подумаю, — выдавил он, глядя на свои руки. Пальцы, когда-то летавшие по клавишам как пианиста, теперь покрылись мозолями от руля такси.

— Нам нужно решение до утра! — Семён почти кричал. На фоне слышался гул офиса: крики, звонки, гул принтера, печатающего чек-листы аварий. — Без вас… они хотят откатить всё к ручному управлению. Но кто помнит, как это…

Ручное управление. Слова, от которых Алексей съёжился. Вспомнил, как два года назад на совещании презентовал RetailBrain: «Это будущее! — говорил он, щёлкая слайдами. — Человеческий фактор умрёт, и мы станем богами!». Теперь «боги» метались как тараканы под лампой.

— Я не… — начал он, но Семён перебил:

— Они готовы платить. Втрое больше прежнего.

На столе, рядом с бутылкой «Медведя», лежала распечатка из ломбарда: «Сумма к выкупу: 340 000 {₽}. Просрочка: -20% в день». Алексей потрогал царапину на часах — фантомную боль от обещания Кате: «На день рождения верну их, точно!».

— Ладно, — прошептал он. — Пришлите данные.

— Спасибо! — Семён ахнул, будто его вытащили из петли. — Я скину логины… Вам нужно войти в старую систему через Python-скрипт. Вы же помните, как…

Python. Слово ударило, как пощёчина. Алексей посмотрел на книгу, которую так и не открыл. В его резюме до сих пор значилось: «Excel, 1С, PowerPoint». Даже таксопарк требовал знание GPS-навигаторов, а он до сих пор крутил карту города на бумаге, как в 2010-м.

— Присылайте, — бросил он и бросил трубку в лужу бензина. Телефон захлебнулся, экран погас, но Семён уже слал сообщения: «Доступ к серверам… пароль… скрипт…».

Он открыл ноутбук. Синий экран смерти встретил его насмешкой. Перезагрузка. Вход в систему. Папка «Новые проекты» пуста, кроме скана диплома МГУ и фото Кати в зоопарке. Настя кричала тогда: «Не лезь к верблюду!», а он смеялся, держа дочь на плечах.

Письмо от Семёна. Вложение: файл «retail_fix.py». Алексей щёлкнул — система запросила обновление Python. Версия устарела. Год назад.

— Чёрт! — Он ударил кулаком по столу. Банка с гвоздями упала, рассыпав острые звёздочки по полу. В углу, среди игрушек, валялся диск «Office 2007» — реликвия, которую Настя называла «мусором».

Семён звонил снова. Алексей отключил звук. На экране ноутбука мигал курсор, будто подмигивая: «Ты устарел». Он потянулся за бутылкой, но вместо виски схватил флакон с таблетками — дешёвые антидепрессанты, которые глотала Настя.

— Вернусь… — прошептал он, глотая горсть таблеток с остатками виски. Горло горело, а в ушах звенело: «Ваши навыки можно описать одним глаголом — ПРОИГРЫВАТЬ».

На стене гаража, рядом с царапиной «Проиграл», висел детский рисунок: Катя изобразила его с крыльями. «Папа-ангел». Крылья были красными, как кровь из порезанного о банку пальца.

Он закрыл ноутбук. В тишине завыл ветер, а где-то вдали, за стеной, Настя звонила в дверь гаража:

— Лёш! Катя плачет… Опять кошмар!

Но он не слышал. Слёзы капали на клавиатуру, замыкая контакты. Python, RetailBrain, Семён — всё тонуло в кислотной боли желудка. Он сгрёб игрушки в коробку, нащупав на дне диплом. Золотая печать оставила на пальцах блёстки, как конфетти на похоронах.

— Прости, — прохрипел он в пустоту, но это уже не имело значения. Где-то в Москве рушились магазины, а в гараже рушился человек, который когда-то учил других «быть богами». Теперь его молитвой стал рёв мотора такси и шепот дочери за дверью: «Пап… ты там?».

«Секрет в телефоне дочери»

Телефон Кати лежал на кухонном столе, как запретный плод, обёрнутый в розовый чехол с единорогами. Алексей взял его в руки — пластик был тёплым, будто дочь только что выпустила гаджет из ладоней. Он искал номер репетитора по математике, но вместо этого увидел трещину на экране, пересекающую фото их старой квартиры на Тверской. Там, где сейчас висели пыльные шторы и плесневел потолок, на обоях красовалась гостиная с панорамными окнами: кожаный диван, хрустальная люстра, Катя в платье принцессы на новогодней ёлке. Теперь это был чужой дом, проданный за долги.

— Пап, не трогай! — Катя вбежала в кухню, протягивая руку, но он уже нажимал кнопку. Экран вспыхнул, осветив его лицо синим светом. В поисковой строке браузера застыл запрос: «Как помочь родителям, если у них нет денег?». Ниже — ссылки: «Подработка для детей 10 лет», «Куда сдать кровь за деньги», «Лайфхаки: как экономить на еде».

— Это… что? — Алексей уронил телефон, будто обжёгся. Гаджет съехал на пол, под стол, где валялись крошки и осколок от чашки «Лучший папа».

Катя замерла, прижимая к груди учебник. Её рукав был закатан — на запястье краснела царапина от падения во дворе. Или от нервных зажимов, как у Насти.

— Я… я просто… — она потянулась за телефоном, но Алексей перехватил его. Листал историю сообщений. Диалог с Машей, одноклассницей:

Катя: «Маш, папа опять ночью в гараже. Он врет, что работает?»

Маша: «Мой папа тоже врал. Потом они с мамой развелись».

Катя: «А если я буду есть меньше, им хватит денег?»

Воздух в кухне сгустился, как сироп. Алексей сжал телефон так, что чехол затрещал. На стене тикали часы — подарок Насти на десятилетие свадьбы. Теперь они показывали 21:34, но время будто остановилось.

— Ты… зачем? — он прошипел, но голос сорвался. Катя отступила к плите, где стояла холодная кастрюля с макаронами.

— Я хотела помочь… — она прошептала, и слёзы закапали на учебник. — Маша говорит, её папа…

— Маша брешет! — он ударил кулаком по столу. Тарелка с хлебом упала, крошки рассыпались, как муравьи, бегущие от огня. — Мы справляемся! Ты поняла? Мы… — он замолчал, увидев на экране новое уведомление: «Напоминание: собрать бутылки».

Катя всхлипнула, прикрыв лицо руками. На её мизинце — колечко из фольги, которое она называла «сокровищем». Алексей вспомнил: неделю назад она попросила 50 рублей на «секрет», а он крикнул: «Нет! Хватит клянчить!».

— Прости… — он потянулся к ней, но Катя отпрянула, задев холодильник. Магнитик с фото их старой квартиры упал, разбившись о пол.

— Я не хотела! — она выбежала из кухни, оставив след мокрых следов от слёз на линолеуме.

Алексей опустился на стул. В руке дрожал телефон. В истории браузера — ещё один запрос: «Как починить папины часы?». Поисковик предлагал видео: «Ремонт Rolex своими руками». Он открыл фотоальбом. Последнее фото — Катя в старой квартире, обнимает плюшевого пса. Подпись: «Лучший день!».

В спальне Настя кричала:

— Ты совсем ребёнка довёл? Она в школу с голодным животом ходит!

Он не ответил. Листал переписку Кати с неизвестным номером:

«Продам почку. 16 лет. Серьёзно».

Ответ: «Приходите с родителями».

— Боже… — Алексей схватился за голову. Ногти впились в кожу, оставляя красные полосы. В ушах зазвучал голос из ломбарда: «Через три дня — просрочка».

Телефон завибрировал. СМС от таксопарка: «Заявка на выкуп авто одобрена. Skoda Octavia: 150 000 {₽}». Он посмотрел в окно. Машина стояла под дождём, на лобовом — трещина от встречи с грузовиком. Катя называла её «танком», когда он возил её в парк.

— Пап… — Катя стояла в дверях, держа в руках коробку с красками. — Это тебе. Я… нашла на помойке.

Он открыл коробку. Тюбики были смяты, краски засохли. На крышке — наклейка: «Катя. 2 „А“». Её школьные принадлежности.

— Зачем? — спросил он, но уже понимал.

— Чтобы ты… рисовал, — она улыбнулась, вытирая нос рукавом. — Как раньше.

Он вспомнил: год назад, в старой квартире, они рисовали вместе. Акварельные Альпы, море, дом у озера. Продал картину за бесценок, когда Катя заболела.

Телефон снова зазвонил. Семён. RetailBrain. Спасение. Алексей нажал «Отклонить». Взял краски, высыпал их в раковину. Фиолетовые и синие потёки смешались с макаронами, как яд.

— Не надо с помойки, — прошептал он. — Прости…

Катя убежала. Настя захлопнула дверь спальни. Алексей поднял разбитый магнитик — осколок фото впился в палец. Кровь капнула на экран телефона, залив строку: «Как помочь родителям…».

Он вышел в гараж. Дождь смывал следы машин, но не слёз. В кармане жгло два ключа: от Skoda и от старой квартиры, которую он не смог выбросить.

— Прости, — повторил он, но это уже было молитвой в пустоту, где даже эхо не отвечало.

«Чек-лист, который всё изменил»

Почта открылась со стоном — старый ноутбук завис на секунду, выплюнув вкладку с рекламой казино и предупреждением о вирусах. Алексей тыкал в трекпад, пролистывая спам: «Увеличьте член за 10 дней!», «Наследство принца Нигерии», «Скидка на похороны». Курсор дрожал, как его рука, пахнущая бензином и дешёвым виски. Хотел закрыть вкладку, но письмо с темой «5 признаков, что ваша профессия умрёт через 5 лет» зацепилось за взгляд, как крючок.

— Чёртов алгоритм… — пробормотал он, но уже скроллил вниз. Слайды всплывали, как призраки:

1. «Вы не управляете процессом — процесс управляет вами»

Фото: человек в костюме, прикованный цепями к компьютеру с логотипом RetailBrain. Алексей дотронулся до экрана — холодный пиксель напомнил наручники, которые надел на себя сам, подписав контракт с ИИ.

2. «Ваши навыки можно описать одним глаголом»

Анимация: слово «продавать» рассыпалось на буквы, заменяясь на «алгоритм». Он вспомнил, как вчера таксопарк прислал уведомление: «Ваш рейтинг 3.2. Рекомендуем пройти курс вежливости».

3. «Вы не учились новому больше года»

График: красная линия его зарплаты ползла вниз, пересекая зелёную кривую инфляции. На столе лежал счёт за свет — сумма, которую он зарабатывал за неделю в 2023-м.

4. «Ваша зарплата не росла 3 года»

Фото кошелька с дыркой. Из неё сыпались монеты, превращаясь в пыль. Алексей потрогал свой бумажник — внутри только чек из ломбарда и обертка от жвачки Кати.

5. «Вы боитесь признаться, что ненавидите работу»

Видео: мужчина в маске смеялся, заливая бензином офисное кресло. Алексей выдохнул. В гараже пахло горючим — он пролил его, когда пытался поджечь учебник по Python.

Последний слайд взорвался красным: «Есть два выхода: стать рабом системы или взломать её». Буквы стекали по экрану, как кровь. Где-то внизу мелким шрифтом: «Нужна помощь?» и номер телефона.

— Взломать… — он засмеялся, и смех перешёл в кашель. В горле застрял комок — полусъеденный бутерброд с дешёвой колбасой. Настя оставила его на краю стола, где валялись гвозди и пачка сигарет.

Ноутбук завибрировал. Уведомление от Семёна: «Алексей Сергеевич, RetailBrain рухнул! Нужен ваш скрипт!». Рядом — всплывающее окно: «Ваша Skoda готова к выкупу. 150 000 {₽}».

Он потянулся за бутылкой, но вместо виски схватил коробку из-под пиццы. Под коркой засохшего сыра лежала визитка: «Марк. Решаем проблемы. Дорого». Чёрный фон, золотые буквы, пятно от кофе в углу. На обороте — его же почерк, 2022 год: «Самозванец. Не отвечать».

— Взломать… — повторил он, сминая визитку в кулаке. Бумага впилась в ладонь, но разгладил её, увидав номер. Цифры плясали перед глазами: царапина на часах показывала 23:58. Через два дня — срок выкупа. Через три — день рождения Кати.

В углу гаража заскрипела крышка люка. Алексей подошёл, хотя Настя сто раз запрещала: «Там крысы!». Поднял железный круг — в яме лежала коробка с надписью «Мечты». Внутри: диплом МГУ, фото старой квартиры, детские рисунки. И пистолет. Тульский Токарев, 1943 год. Подарок отца: «На чёрный день».

Телефон зазвонил. Катя. Он не ответил. Вместо этого набрал номер Марка. Гудки совпали с тиканьем часов.

— Алло? — хриплый голос, будто из-под земли.

— Мне нужно… — Алексей замялся, глядя на пистолет. Затвор блестел, как царапина на Rolex. — …взломать систему.

— Деньги есть? — Марк засмеялся. — У меня клиенты не из ломбарда.

— Есть, — соврал Алексей, сжимая чек на 340 тысяч. — И кое-что ценнее.

Тишина. Потом щелчок зажигалки и выдох дыма в трубку:

— Завтра. Площадь Революции, 18:00. Приноси всё, что связывает тебя с прошлым.

Связь прервалась. Алексей опустил пистолет в карман. Тяжесть оружия странно успокаивала — как будто наконец-то что-то решено.

На столе ноутбук мигал предупреждением: «Батарея разряжена». Последнее, что он увидел перед выключением — фото Кати на рабочем столе. Она смеялась, держа в руках краски, которые он выбросил в раковину.

— Взломаю, — прошептал он, но уже не знал, о какой системе речь: RetailBrain, банки, или ту, что годами грызла его изнутри. Вышел в дождь, не закрывая дверь гаража. Внутри остались диплом, виски и детские игрушки.

На улице ветер рвал из рук визитку Марка, но Алексей сжал её, как билет в ад. Или в рай. Разницы уже не было.

Глава 2: «Правило 72 часов»

«Секундомер в голове»

Кухонные часы гудели, как улей, отсчитывая 4:30. Алексей сидел за столом, где трещина в столешнице расходилась точно по границе между «прошлым» и «настоящим». На одной стороне — визитка Марка с отпечатком кофе, на другой — калькулятор «Citizen», купленный в «Пятёрочке» за 199 рублей. Между ними лежала салфетка с кляксой от чая, где дрожащей рукой было выведено: «Продать машину → Купить ОФЗ →??? → 500 000 {₽} /мес». Вопросительные знаки прожгли бумагу, как пули.

Холодильник вздрогнул, заморгав лампочкой. Магнит «Мечты сбываются!» из Сочи-2022 скользнул вниз, цепляясь за фотографию Кати на водных лыжах. Тогда он ещё мог позволить себе курорт. Теперь вместо лыж — ролики из «Секонд-хенда», а вместо моря — лужá у гаража.

— ОФЗ… — он прошептал, листая заметки в телефоне. Экран светился синим призраком: «Гособлигации. Купонный доход. Дюрация». Слова путались, как провода в старом телевизоре. Вспомнил, как Марк вчера бросил в трубку: «Это не казино. Здесь надо думать, а не молиться».

На столе заскрипела мышь. Живая — серая, с облезлым хвостом, потянулась к крошкам от вчерашнего хлеба. Алексей швырнул в неё калькулятором. «888888888» — замерло на экране устройства, пока оно катилось под раковину.

— Чёрт… — он полез за ним, ударившись лбом о кран. На полу, рядом с ржавой губкой, валялся листок из блокнота Кати: «Папин план. Секрет», а ниже — детские каракули: «1. Накопить 100 {₽}. 2. Купить папе часы. 3.???».

Дверь спальни скрипнула. Настя, в растянутой футболке и с подушкой под мышкой, щурилась от света:

— Опять не спишь? Или опять… — она кивнула на визитку Марка, — …с этими урками делаешь?

— Инвестирую, — буркнул он, доставая калькулятор. Кнопка «5» залипла, оставляя жирный отпечаток.

— В гроб? — Настя распахнула холодильник. Свет выхватил банку с огурцами, на которой Катя нарисовала смайлик. — Машину продать хочешь, да? Чтобы пешком под дождём бегать?

Он ткнул пальцем в экран телефона, где Excel-таблица моргала цифрами:

— 1 200 000 за Skoda. Минус долг ломбарду… 860 000 свободно. Если вложить под 13%…

— Если! — она хлопнула дверцей. Магнит упал, разбившись о пол. «Мечты сбываются!» раскололось на «Мечты» и «сбываются!». — Ты же в математике ноль! Вчера в «Монополии» Катя тебя обанкротила!

Алексей сгрёб осколки магнита в ладонь. Пластик впился в кожу. Вспомнил, как Катя, смеясь, забирала последние 500 виртуальных рублей: «Пап, ты как в жизни!».

— Здесь не игра, — прошипел он, вбивая в калькулятор: 860 000 × 0.13 / 12. Экран показал 9 316.67. — Девять тысяч в месяц… Мало.

— Мало? — Настя села напротив, и её босые ноги коснулись его кроссовок. — Это полтора мешка гречки. Или краски Кате.

Он посмотрел на холодильник. В луче света висела распечатка: «Курс Python для начинающих. 25 000 {₽}». Рядом — открытка: «Папа, я верю в тебя!» с кривой радугой.

— Надо больше, — он разорвал салфетку, но тут же склеил половинки слюной. — Марк говорил про леверидж…

— Леверидж? — Настя фыркнула, наливая воду в стакан с трещиной. — Звучит как болезнь.

Он толкнул к ней телефон. На экране — статья из Википедии: «Использование заёмных средств для увеличения доходности».

— Если взять кредит под залог квартиры… — начал он, но Настя выплеснула воду ему в лицо.

— Ты с ума сошёл! — её голос разбудил Катю. За стеной зашуршали простыни. — Это наш последний дом!

Он вытер лицо рукавом, смазав цифры на салфетке. Вода стекала на визитку Марка, растворяя букву «К» в слове «Решаем».

— 72 часа, — прошептал он, вспоминая слова Марка. — Если не начнёшь — страх съест решимость.

Настя встала, и стул заскрипел, как виселица:

— Твой Марк тебя съест раньше.

Дверь захлопнулась. Алексей достал из кармана пистолет, положил его рядом с калькулятором. Металл и пластик. Смерть и цифры.

Взял новый листок. Нарисовал график: ось Х — месяцы, ось Y — рубли. Кривая взлетала вверх, как ракета, но где-то на шестом месяце упёрлась в край бумаги.

— Пап… — Катя стояла в дверях, прижимая плюшевого зайца с оторванным глазом. — Ты стал банкиром?

Он убрал пистолет под стол. Улыбнулся, показывая зубы, жёлтые от кофе:

— Нет. Стану… инвестором.

— Это как супергерой? — она села на колени, пахну сном и детским кремом.

— Да. Только вместо плаща — Excel.

Он открыл таблицу, где 72 часа были разбиты на шаги:

1. Продать Skoda (8:00).

2. Встреча с Марком (18:00).

3. Открыть брокерский счёт (23:59).

Катя тыкала пальцем в экран, оставляя жирные пятна:

— А здесь что? — она показала на ячейку D4: «Комиссия 0.3%».

— Это… плата за вход в лигу супергероев, — он обнял её, чувствуя, как рёбра дочери выпирают, как спицы зонта.

На кухню пробился рассвет. Настя, приоткрыв дверь, наблюдала, как они смеются над графиками. Магнит «Мечты…» валялся в мусорном ведре, но Алексей уже рисовал новый — из цифр, процентов и обещаний.

— Завтра, — сказал он себе, стирая вопросительные знаки с салфетки. — Начну с ОФЗ.

Мышь, вернувшаяся за крошками, грызла уголок листка с планом. Алексей не прогнал её.

«Торг за Skoda»

Парковка у метро «Аэропорт» пахла мокрым асфальтом и выхлопами. Алексей стоял под ржавым знаком «Стоянка запрещена», сжимая в руках папку с ПТС. Skoda, его «танк», покрылась плёнкой дождя — капли стекали по трещине на лобовом, оставленной тем грузовиком, после которого Катя перестала называть машину «непобедимой». Покупатель, мужчина в кожаном пиджаке с запахом дорогого парфюма, тыкал пальцем в крыло:

— Ржавчина. Сколы. Пробег… 240 тысяч? — он фыркнул, открыв капот. Мотор, который Алексей чистил каждые выходные, теперь напоминал больного с одышкой. — Движок стучит. Масло как смола.

Алексей провёл рукой по бамперу, где когда-то была царапина от велосипеда Кати. Теперь там — вмятина от столба, которую он замазал краской из баллончика.

— Она едет, — сказал он, но голос дрогнул. В кармане жгло смс от Марка: «Не тормози. Деньги должны работать, а не ржаветь».

Покупатель хлопнул капотом. Звук эхом отозвался в пустом салоне, где на заднем сиденье ещё виднелись следы от фломастеров Кати.

— 700 тысяч. Максимум, — он достал пачку сотен, перевязанную резинкой. — Подержанные Octavia сейчас никому не нужны. Все на электрокары пересаживаются.

Алексей сглотнул комок горечи. Вспомнил, как неделю назад считал в Excel: 1 200 000 {₽} → 13% годовых → 13 000 {₽} /месяц. Теперь цифры таяли, как снег на выхлопной трубе.

— 900… — начал он, но покупатель уже садился в свою Tesla, припаркованную рядом. Стекло опустилось:

— 700 или ищите лоха.

Дождь усилился. Капли били по лицу, смешиваясь с потом. Алексей посмотрел на договор купли-продажи — строчки расплывались: «Сторона 1 передает Стороне 2…». Его Skoda превращалась в «ТС», «объект сделки», мусор в чужих руках.

— Ладно, — прошептал он, подписывая бумагу. Ручка скользила, оставляя кляксу вместо буквы «й» в фамилии. Покупатель сунул деньги в пакет из «Пятёрочки».

— Счастливо, — бросил он, включая магнитолу. Из динамиков хрипло полилось: «Свобода — это рай…».

Skoda тронулась, швырнув грязью из-под колёс. Алексей стоял, сжимая пакет с деньгами. Сотенные купюры пахли чужими руками, кофе и чем-то химическим. В кармане завибрировал телефон — Катя:

— Пап, ты продал танк? — её голос звенел, как колокольчик.

Он посмотрел на исчезающие огни Skoda. В такси, которое везло его сюда, водитель говорил: «Инвестиции — это как брак. Надо терпеть, даже когда всё горит».

— Продал, — ответил он, чувствуя, как дождь затекает за воротник. — Теперь купим… облигации.

— Это вкусное? — засмеялась Катя.

Он сел на мокрую лавочку, достал телефон. Excel-таблица открылась: 700 000 {₽} → 12% → 7 000 {₽} /месяц. Цифры были жалкими, но Марк прислал новое сообщение: «Деньги — инструмент. Даже ржавый ключ может открыть дверь».

Пакет с деньгами промок, окрашивая пальцы в синий от чернил. Алексей встал, пошатываясь. У метро бомж в рваном пальто протягивал стакан:

— На хлеб, браток.

Он сунул ему сотку. Бомж засмеялся:

— Богатый, да?

— Нет, — ответил Алексей, глядя на экран телефона. — Инвестор.

Дождь смывал следы Skoda с асфальта. Где-то в городе его машина ехала под Би-2, а он шёл к метро, считая шаги. 72 часа сократились до 48. Осталось продать страх.

«Брокер в толстовке»

Офис «Финама» напоминал кадр из футуристического фильма: голубые неоновые ленты на потолке, столы-трансформеры, запах лаванды из диффузора. Алексей, в потёртой куртке с запахом бензина, чувствовал себя как бомж на аукционе Rolls-Royce. За стеклянной перегородкой парень в толстовке с надписью «BTC to the Moon» щёлкал стилусом по планшету, даже не взглянув на него:

— Документы. Паспорт. СНИЛС.

Алексей протянул папку, где СНИЛС лежал рядом с чеком из ломбарда. Брокер, представившийся «Максим К.», скривился, разглядывая помятые страницы:

— ОФЗ-н или классика? — спросил он, будто спрашивал «колу или пепси».

— Что? — Алексей потрогал край стола — холодный алюминий обжёг пальцы.

— ОФЗ-26235. — Максим ткнул в монитор, где график полз вверх зелёной змеёй. — Купонный доход 14% годовых. Гарантия государства. По сути, вы им деньги в долг даёте.

— А если… они не вернут? — Алексей вспомнил, как государство «гарантировало» ему пенсию. В ответ — смешок.

— Тогда рубль умрёт, и вам эти бумаги всё равно не понадобятся. — Максим протянул договор. Бумага шершавая, как наждачка. — Подпись здесь, здесь и… да, тут.

Алексей взял ручку. Надпись «Parker» блестела, как пистолет Марка. Вспомнил, как подписывал контракт с RetailBrain: тогда ручка была золотой, а стол — красного дерева. Теперь его «трон» — пластиковый стул, воняющий антисептиком.

— Перевод средств займёт пару минут, — Максим щёлкнул мышью. Экран разделился: слева — логотип «Финама», справа — интерфейс банка с полем для суммы. — Вводите.

Алексей потянулся к клавиатуре. Цифры на ней стёрты, будто их стирали его страхи. 700 000. Enter. Экран завис. В голове пронеслось: «А если это ловушка? Если Максим — мошенник? Если…»

— Всё окей, — брокер хлопнул его по плечу, и Алексей дёрнулся, как от выстрела. — Смотрите: статус «Исполнено». Портфель создан.

На экране всплыла анимация: виртуальный портфель с золотым замочком. «Поздравляем! Вы — инвестор!». Алексей ждал грома, ангельского хора, но услышал только гул кондиционера.

— Теперь что? — спросил он, замечая, как Максим листает TikTok под столом.

— Ждёте купонных выплат. Раз в полгода капает доход. — Брокер протянул визитку с QR-кодом: «Как купить облигации за 3 шага». — Там всё есть. Скриншоты, инструкции.

Алексей открыл ссылку на телефоне. Экран треснул на уровне строки «Шаг 1: Выберите брокерский счёт». Скриншоты личного кабинета напоминали его старые презентации в RetailBrain: те же графики, те же зелёные стрелки. Только теперь он не бог, а муравей в системе.

— Вопросы есть? — Максим уже встал, поправляя AirPods.

— Да… — Алексей потрогал экран, где сумма 700 000 ₽ превратилась в абстрактные цифры. — Это… точно безопасно?

Парень закатил глаза, будто его спросили, плоская ли Земля:

— Безопаснее, чем ваша Skoda.

На выходе Алексей споткнулся о коврик с надписью «Деньги работают, пока вы спите». Его телефон взорвался смс:

Настя: «Ты совсем ебанутый? Где деньги???»

Семён: «RetailBrain рухнул. Вы наш последний шанс»

Марк: «18:00. Не опаздывай»

Он вышел на улицу, сунув руки в карманы. Дождь кончился, но ветер выл, как голодный зверь. В кармане ждал чек-лист из трёх шагов, скреплённый скрепкой в форме доллара.

— Инвестор… — прошептал он, глядя на отражение в луже. Человек в потрёпанной куртке улыбался. Впервые за год.

«Разговор с женой»

Ключ застрял в замке, будто сама квартира сопротивлялась его возвращению. Алексей толкнул дверь плечом — запах подгоревшей гречки ударил в нос, смешавшись с гулом из ноутбука: «…при текущей ключевой ставке ОФЗ выгоднее вкладов на 2,7%…». Экран мерцал на кухонном столе, освещая крошки от ужина и пузырёк валерьянки.

— Где машина? — голос Насти прозвучал из темноты коридора. Она стояла, обхватив себя руками, в пижаме с выцветшими единорогами — подарок Кати на прошлый Новый год.

Алексей потянулся к выключателю, но она резко шагнула вперёд:

— Не надо света. Говори.

Он почувствовал, как пот проступает под ремнём, сдавившим живот. В кармане жгло смс от Марка: «Не забудь паспорт. И голову».

— Сдал в аренду… коллеге, — соврал он, разглядывая трещину на кафеле. Там, где плитка откололась, торчал чёрный грибок. — На неделю. За хорошие деньги.

— Коллеге? — Настя рассмеялась, и смех рассыпался осколками. — У тебя что, появились друзья? Или это тот тип с пистолетом?

Он дотронулся до экрана ноутбука, запустив ролик заново. Диктор на YouTube говорил плавно, как гипнотизёр: «Государственные облигации — это…».

— Это инвестиции, Настя. Мы получим 14% годовых. Вместо 8% по вкладу.

— Где. Машина. — Она ударила ладонью по столу. Стакан с карандашами Кати подпрыгнул, рассыпав фломастеры. Красный покатился к его ногам, оставляя след, как кровь.

Алексей поднял фломастер, сжимая его, будто это ручка управления самолётом. На корпусе было выведено: «Лучший папа».

— Продал, — выдохнул он. — Но это временно. Через полгода мы…

— Мы? — Настя схватила со стола квитанцию за квартиру. Бумага затрепетала в её руке, как пойманная птица. — Ты продал последнее, что могло нас вывезти из этой дыры!

Он потянулся к ней, но она отшатнулась, задев холодильник. Магнитик «Сочи-2024» упал, разбившись о пол. В тишине звон стекла слился с голосом диктора: «…риски дефолта минимальны…».

— Я всё просчитал, — он открыл Excel на телефоне. График показывал зелёный рост, как побег из тюрьмы. — Смотри: 700 тысяч дают 9800 в месяц. Через год — 117 600.

— А через год Кате в школу нужны будут кроссовки, а не твои цифры! — Настя развернула квитанцию перед его лицом. Красные цифры «22 345 {₽}» пылали, как аварийная сигнализация. — Ты думаешь, долги испарятся?

Телефон завибрировал. Катя: «Пап, ты врёшь? Мама плачет». Алексей стёр сообщение, будно стирал следы преступления. На экране осталось пятно от пальца, заслонившее часть графика.

— Я исправлю, — прошептал он, но Настя уже уходила, шаркая тапками по линолеуму. — Настя!

— Спи на диване, — бросила она, захлопывая дверь спальни. Замок щёлкнул, как курок.

Алексей опустился на стул. На YouTube диктор показывал схему: «Облигации vs. Вклады», рисуя мелом на доске. Мел скрипел, как мышь под полом. Он потянулся за валерьянкой, но пузырёк был пуст. Вместо этого открыл брокерский счёт — зелёный плюс в 14 рублей уже светился в углу экрана. «Накопление началось».

— Пап… — Катя стояла в дверях, прижимая к груди потрёпанного медвежонка. — Ты превратишься в злодея?

Он замер. В её глазах отражался экран с цифрами, как пропасть.

— Нет. Я… становлюсь героем.

— Как Человек-паук? — она подошла, и запах детского шампуня перебил горечь лжи.

— Да. Только я борюсь с… — он посмотрел на график, — …с инфляцией.

Катя уселась ему на колени, уронив медвежонка на клавиатуру. Курсор прыгнул, случайно выводя «ПРОДАВАТЬ» в поисковой строке.

— А медведь Тёпа поможет?

Он обнял её, чувствуя, как рёбра дочери выпирают сквозь тонкую пижаму. На экране брокерского счёта зелёный плюс сменился красным минусом: «-3 456 {₽}». Сердце упало, но он заставил себя улыбнуться:

— Конечно. Мы команда.

Когда Катя заснула на диване, прижавшись к его плечу, он вновь открыл Excel. Пересчитал всё. Добавил графу «Риски» и вписал: «Катя. Настя. Семья».

На кухне тикали часы. До встречи с Марком оставалось 12 часов.

«Первые проценты»

Уведомление пришло в 6:17 утра, когда Алексей скреб засохшую кашу со дна кастрюли. Телефон завибрировал, упав на пол, и он поднял его, оставив жирный отпечаток на экране. СМС от «Финама»: «Зачислен купонный доход: 2 300 {₽}». Цифры светились ядовито-зелёным, как светлячок в подвале.

— Всего? — он прошептал, тыча пальцем в калькулятор. 2 300 × 30 = 69 000. Сумма казалась смешной на фоне счёта за ЖКХ, который Настя приколола магнитом «Сочи-2022» к холодильнику. Магнит съехал вниз, прикрыв красную строку: «Задолженность: 41 200 {₽}».

Катя, жуя бутерброд с маргарином, тыкала в телефон:

— Пап, это наши богатства? — она показала на экран, где 2 300 превратились в стикеры с деньгами в её игре.

— Нет, — он налил кофе, но кружка была с трещиной, и тёмная струйка потекла по руке. — Это… семечко. Из него вырастет дерево.

— С конфетами? — Катя облизала палец, испачканный дешёвым джемом.

Алексей открыл Excel. График, который он строил ночью, теперь казался насмешкой: зелёная линия доходности едва отрывалась от красной полосы инфляции. 14% годовых минус 12% инфляции = 2% реальной прибыли. Два процента. Как чаевые таксисту.

— Два процента… — он засмеялся, и звук вышел горьким, как кофе без сахара. — Марк!

Трубку подняли с третьего гудка. На фоне — звуки биржи, крики трейдеров и шипение эспрессо-машины.

— Ну что, герой? — голос Марка напоминал скрип несмазанной двери. — Получил свои гроши?

— Вы обещали пятьсот тысяч в месяц! — Алексей сжал телефон так, что треснул чехол. — А тут на хлеб не хватит!

Марк фыркнул, и Алексей представил, как тот поправляет часы Patek Philippe:

— Ты купил ОФЗ, а не акции Илона Маска. Хочешь больше? Бери корпоративные облигации Лукойла. 18% годовых. Правда, если нефть упадёт — будешь мыть полы в «Ленте».

Алексей посмотрел на холодильник. Настя приклеила туда детский рисунок: их семья в доме у моря. Дом был подписан: «500 000 {₽} /месяц».

— А риск? — спросил он, глотая комок страха.

— Риск — это сидеть в говне и бояться пошевелиться! — Марк ударил кулаком по столу, и звон стакана оглушил динамик. — Инфляция сожрёт твои 2%, а Лукойл даст 6% реальной прибыли. Математика, детка. Не вера.

В трубке зазвучали шаги, потом шёпот:

— Через три дня собрание кредиторов «Русского угля». Если купишь их бонды за копейки — через месяц будет +300%. Но это… — он сделал паузу, — …как играть в русскую рулетку.

Алексей потянулся за пистолетом, лежавшим под пачкой счетов. Затвор блеснул, отражая цифру 2 300 на экране.

— Что нужно?

— Деньги. Все, что есть. И ещё… — Марк закурил, и дым просочился в голос, — …твою Skoda.

— Я её продал! — Алексей вскочил, опрокинув кружку. Кофе растекся по Excel-таблице, превращая «Лукойл» в бурое пятно.

— Тогда ищи что-то другое. Залог. Квартиру, например.

За дверью скрипнула половица. Настя стояла в халате, с лицом, похожим на маску трагедии:

— Ты… ипотеку хочешь взять? — её голос дрожал, как лист на ветру.

Алексей нажал «отбой». В тишине кухни слышалось только бульканье воды в фильтре. Катя доедала бутерброд, рисуя на салфетке домик с цифрой 500 000.

— Это не ипотека, — сказал он, вытирая кофе с клавиатуры. — Это… леверидж.

— Леверидж? — Настя схватилась за спинку стула, будто мир накренился. — Это когда наш дом станет залогом для твоих игр?

Он открыл калькулятор. Цифры прыгали: 700 000 {₽} × 18% = 126 000 {₽} /год. Минус инфляция. Минус риски. Плюс страх в глазах жены.

— Пап, — Катя протянула ему салфетку. На домике она дорисовала дерево с конфетами. — Держи. Это твоё семечко.

Он взял салфетку. Бумага была липкой от джема, но цифра 500 000 светилась, как маяк. В телефоне замигал чат с Марком: «Решайся. Завтра аукцион».

— Настя, — он встал, задев коленом стол. Чашка с трещиной упала и разбилась вдребезги. — Я… рассчитал всё.

Она посмотрела на осколки, потом на него:

— Ты рассчитал нас?

Алексей поднял чек-лист, прилипший к полу. Пункт 3: «Вы не учились новому больше года». Теперь он знал, что такое дюрация, купоны и кривая доходности. Но не знал, как объяснить жене, что их жизнь стала формулой.

— Через месяц, — сказал он, собирая осколки. Один вонзился в ладонь, оставив каплю крови на салфетке с домиком. — Если не получится…

— «Если»… — Настя повернулась к окну. На улице дворник сгребал прошлогодние листья. — Твоё «если» уже сожрало машину.

Когда она ушла, Алексей достал паспорт и договор на квартиру. На обложке, в кляксе от кофе, отражалось лицо — не его, а кого-то другого. Человека, который верил в математику больше, чем в совесть.

Телефон завибрировал: новое уведомление от «Финама». Курс Лукойла вырос на 3%. Он нажал «Купить», прежде чем страх снова съел решимость.

Катя обняла его за шею, пахнущая клубничным шампунем:

— Пап, а дерево вырастет?

— Вырастет, — прошептал он, глядя, как экран телефона мигает: «Заявка исполнена». — Но сначала… надо пережить бурю.

«Паника на рынке»

Телевизор в гостиной выл, как раненый зверь: «Экстренные новости! Центробанк повысил ключевую ставку до 16%!». Алексей стоял на коленях перед ноутбуком, вцепясь в края стола так, что ногти впились в древесину. Экран брокерского счёта пылал красным: «-5% за день. Портфель: 665 000 {₽}». Цифры пульсировали, будто из раны. Рядом валялся детский конструктор Кати — башня из кубиков с нарисованными фломастером цифрами: «500 000» на верхнем блоке.

— Врёте! — он ударил кулаком по трекпаду. Курсор прыгнул, открыв вкладку с YouTube: блогер в костюме единорога вещал о «крахе рубля». В углу экрана — смс от Насти: «Кате нужны новые ботинки. 3 500 {₽}».

Телефон затрещал, как автоматная очередь. Брокерский номер. Алексей схватил трубку, чувствуя, как пот стекает по спине под растянутой футболкой с надписью «Invest or Die».

— Вы обманули! — закричал он, попутно смахивая со стола крошки от вчерашнего печенья. — Где мои деньги?!

Голос Максима из «Финама» звучал так спокойно, будто он заваривал чай:

— Рыночная волатильность. Купоны всё равно выплатят. Держите до погашения.

— Держать? — Алексей вскочил, задев ногой мусорное ведро. Пустая банка из-под энергетика покатилась по полу, звеня, как колокольчик. — Вы говорили, это надёжно!

— Надёжно ≠ безрисково. — На фоне послышался звук клавиатуры. — Смотрите: номинал облигаций не изменился. Падает только рыночная цена. Если не продавать — ничего не потеряете.

— А если продать? — Алексей уставился на график, где красная свеча напоминала нож, воткнутый в сердце.

— Тогда фиксируете убыток. — Максим вздохнул. — Учите матчасть.

За дверью вскрикнула Катя. Алексей бросил трубку, разбив экран телефона о стену. В спальне Настя сидела на кровати, заматывая Кате палец бинтом. Девочка всхлипывала, сжимая окровавленный кубик Лего:

— Я хотела построить башню… как твои графики…

— Что случилось? — Алексей попытался обнять её, но Настя оттолкнула его локтем.

— Она порезалась, пока ты играл в бога! — Настя ткнула бинтом в сторону ноутбука. — Твои 5% уже обошлись нам дороже!

Он поднял кубик с пола. На грани красовалась наклейка: «Самый сильный папа». Теперь она была испачкана кровью.

— Катюш, прости… — он присел рядом, но дочь отвернулась, уткнувшись в подушку.

— Ты обещал конфетное дерево… а оно колючее.

В гостиной телевизор продолжал орать: «Аналитики предрекают обвал рынка облигаций!». Алексей вернулся к ноутбуку, стирая с экрана пятно от чая. В Excel-таблице формулы превратились в лабиринт: «=B2 (1+C2-D2) …«*. Он вбил новые цифры: 665 000 {₽} × 16% (ставка ЦБ) / 12 месяцев. 8 863 рубля. Почти столько же, сколько за квартиру.

— Мало… — прошептал он, но тут заметил письмо от Марка: «Шанс! Лукойл упал на 7%. Покупай. Дерзни!».

Рука потянулась к мышке, но вдруг за спиной раздался шёпот:

— Пап… — Катя стояла на пороге, закутавшись в одеяло с героями «Холодного сердца». — Ты снова станешь злодеем?

Он закрыл глаза, чувствуя, как вибрация от ноутбука передаётся в ладонь. Вспомнил слова брокера: «Рынок — это не благотворительность».

— Нет. Я… исправляю ошибки.

— Как Эльза? — она подошла, и её босые ноги шлёпали по холодному линолеуму. — Она тоже всё замораживала, но потом растаяло.

Алексей взял её на колени. Вместе они уставились на график, где красная свеча медленно гасла.

— Видишь эту линию? — он обвёл пунктир погашения. — Это как волшебный мост. Если идти по нему, не глядя вниз…

— Упадёшь? — Катя прижала к его груди холодную щёку.

— Нет. Просто испугаешься.

Он нажал «Обновить». Красный минус сменился жёлтым нулём. Курс начал ползти вверх, как улитка после дождя. Настя, стоя в дверях, сжимала в руке счёт за бинты: «450 {₽}».

— Лекарства дороже, чем твои проценты, — бросила она, но голос уже не горел ненавистью.

Алексей открыл учебник по финансам, заложенный пивной крышкой на странице о дюрации. Катя обвела пальцем формулу:

— Это заклинание?

— Да. От страха.

Он вбил в поиск: «Как работает ключевая ставка». На экране поплыли графики, цифры, термины. За окном бился дождь, смывая надпись «Мечты» с разбитого магнита. Но где-то внутри, под рёбрами, уже щемило знакомое чувство — не страх, а азарт.

— Пап, — Катя тыкнула в экран, — а если нарисовать здесь единорога, рынок станет добрым?

— Нет, — он улыбнулся, сохраняя страницу в закладки. — Но мы станем сильнее.

Когда она заснула, укрытая его старой курткой, Алексей перевёл последние 5 000 {₽} с карты на брокерский счёт. Купил облигации Лукойла. Красная свеча на графике дёрнулась, будто уколотая, и пошла вверх.

— Держись, — прошептал он рынку, как старому врагу. — Я научусь.

«Ночь с Excel»

Экран ноутбука резал глаза синевой, как ледник в кромешной тьме. Алексей щурился, вбивая цифры в таблицу, пока за окном метель выла, засыпая подоконник снежной пылью. На столе — кружка с остывшим чаем, где плавала мушка, и коробка от пиццы с окаменевшим краем сыра. Катя спала на диване, укрытая его пиджаком, пахнущим бензином и тосола. На груди у неё лежала раскрытая тетрадь с рисунком: папа в плаще супергероя, бьющий монстра по имени «Инфляция».

— Если 700 тысяч под 14% на пять лет… — он набрал формулу, дрожащими пальцами стуча по клавишам. Excel выдал результат: 1 350 000 ₽. Цифра светилась, как неоновая вывеска в тумане.

— А банк… — он переключил вкладку, где вчера Настя проверяла вклад «Надежный»: 10% годовых. Новый расчёт: 1 120 000 ₽. Разница — 230 тысяч. Ровно столько, сколько стоила их старая Skoda.

— Выгоднее… — Алексей потёр переносицу, оставляя след от грифеля карандаша. На мониторе мерцала вкладка с форумом: «ОФЗ — ловушка для лохов?». Анонимные юзеры спорили, как пьяные в подворотне: «Государство тебя обдерёт!» vs «Лучше чем под матрасом!».

— Пап… — Катя потянулась, сонно хватая воздух. — Ты победил монстра?

— Почти, — он повернул экран, чтобы она видела график. — Смотри: это наше будущее.

Она прижалась щекой к его плечу, оставляя след слюны на рубашке. Её палец ткнул в красный график инфляции:

— А это змея?

— Да. Но мы её обгоняем. — Алексей обвёл зелёную линию доходности. — Видишь? Даже если всё будет плохо…

— Мы купим конфет? — Катя зевнула, и её дыхание пахло детской зубной пастой.

— Много конфет. — Он улыбнулся впервые за неделю, чувствуя, как трещины на губах кровоточат.

Дверь скрипнула. Настя стояла на пороге, закутанная в плед с вытертыми звёздами. Её взгляд упал на экран:

— Опять твои фантазии… — голос звучал хрипло, как скрип несмазанных петель.

— Это не фантазии. — Алексей ткнул в таблицу. — Математика. 230 тысяч разницы. Мы сможем отдать долги…

— И что? — она подошла, и плед волочился по полу, поднимая пыль. — Через пять лет? А что будет с нами через пять лет? — её палец дрожал над строчкой «Итого: 1 350 000 {₽}». — Ты думаешь, я не вижу, как Катя мерзнет в этой квартире?

Он встал, задев кружку. Чай растекся по клавиатуре, заливая буквы «F» и «J».

— Я исправляю ошибки! — крикнул он, и Катя вздрогнула, сжимая пиджак. — Ты хочешь вечно жить в долг?

Настя схватила со стола счет за электричество. Бумага хрустела, как кость в кулаке:

— Ты думаешь, эти цифры накормят нас? — она разорвала счёт пополам. — Здесь и сейчас, Алексей! Кате нужен врач, а не твои миллионы через пять лет!

Он посмотрел на график. Зелёная линия дрогнула — курс ОФЗ упал на 0,5%. В форуме кто-то написал: «Лохи верят в гарантии!».

— Настя… — он потянулся к ней, но она отшатнулась, как от огня.

— Когда ты продал машину, я думала… — её голос сломался. — Думала, купишь лекарства. А ты… купил бумажки.

Катя полезла под стол, поднимая обрывки счёта. Склеила их скотчем и нарисовала сверху смайлик:

— Мам, смотри! Папа сделал коллаж.

Настя закусила губу. Слёзы оставили блестящие дорожки на щеках. Она повернулась, швырнув в ноутбук клубок пыли с подоконника:

— Утром идём к врачу. У Кати… — она не договорила, захлопнув дверь.

Алексей сел, стирая пыль с экрана. В Excel-таблице цифры плясали, смешиваясь со слезами. Он добавил новую колонку: «Экстренные расходы» и вписал: «Врач — 5 000 {₽}. Лекарства — 3 000 ₽». Зелёный итог сменился жёлтым.

— Пап, — Катя принесла ему кусок пиццы, откушенный мышкой. — Это торт?

— Нет, — он откусил, чувствуя, как засохший сыр царапает нёбо. — Это… стратегия.

Он открыл брокерский счёт. Перевёл 8 000 {₽} на карту. Баланс портфеля уменьшился, но жёлтое стало чуть ярче. На форуме кто-то написал: «Дисциплина — это когда держишь курс, даже если жена орёт».

— Идиот, — пробормотал он, но поставил лайк.

Катя уснула на клавиатуре, прижав щёку к кнопке «Enter». Алексей накрыл её своим пиджаком, пахнущим теперь не бензином, а надеждой. На экране горела новая вкладка: «Как реинвестировать купоны».

— Математика, — прошептал он, замечая, как первый луч солнца упал на цифру 1 350 000. — Не магия.

За окном метель стихла. Где-то вдали запел петух, но это могла быть галлюцинация от усталости. Алексей закрыл глаза, видя перед собой не графики, а дом у моря из рисунка Кати. С конфетным деревом во дворе.

«Диалог с дочерью»

Лужа слабого чая растекалась по краю стола, огибая стопку квитанций и учебник Кати по алгебре, раскрытый на странице с заголовком «Сложные проценты». Алексей впился взглядом в экран, где формула A = P (1 + r/n) ^nt пульсировала, как живая. Куртка, брошенная на спинку стула, всё ещё пахла бензином — следы вчерашней попытки починить соседский мопед за пару сотен. За окном хлопья снега прилипали к стеклу, словно пытаясь подсмотреть, как он вбивает в Excel: «Реинвестирование купонов → +2,3% к доходности».

— Пап… — шарканье босых ног по линолеуму. Катя стояла в дверях, прижимая к груди медвежонка Тёпу, у которого оторвалась лапа. — Ты опять сражаешься с монстрами?

Он обернулся, задев кружку. Тёплый чай пролился на учебник, превратив «сложные проценты» в мутное пятно.

— Нет. Я… — он потянулся к тряпке, но Катя уже подбежала, прижав ладонь к луже.

— Это море? — она провела пальцем, оставляя дорожку в чайной жиже. — А цифры — это острова?

— Да, — он вытер страницу рукавом, стирая часть формулы. — Вот этот остров… — он ткнул в число 1 350 000 ₽, — …наш.

Катя забралась к нему на колени, увлекая за собой запах детского шампуня и кисловатый аромат старого медведя. Её палец упёрся в столбец «Инфляция 12%»:

— А это пираты?

— Хуже. Это… тина. Она засасывает. — Алексей прокрутил таблицу вниз, где зелёный график доходности едва отрывался от красной полосы инфляции. — Но если плыть быстро…

— С помощью математики? — она потянулась к учебнику, смущённо отдернув руку, когда страница затрещала по шву.

— Да. — Он взял её ладонь, обводя пальцем формулу. — Вот видишь: эти проценты как волшебные палочки. Они превращают время в деньги.

— Как в сказке про Золушку? — Катя уткнулась лбом в его плечо, и он почувствовал, как холодный кончик её носа касается кожи. — Только вместо феи — Excel?

Он засмеялся, и звук, хриплый от недосыпа, наполнил комнату. За дверью хлопнула входная дверь — Настя вернулась с ночной смены. Грохот сумки, звяканье ключей.

— Мама говорит, ты сошёл с ума, — прошептала Катя, будто выдавая страшную тайну. — Говорит, мы станем бомжами.

Алексей закрыл глаза. Вспомнил, как неделю назад Настя швырнула в него пультом от телевизора, крича, что он променял их жизнь на «цифровую наркоманию».

— А ты как думаешь? — спросил он, открывая вкладку с историей портфеля: зигзаг красного и зелёного, как кардиограмма.

Катя потянулась к мышке, случайно кликнув на график. Курс Лукойла прыгнул вверх на 2%.

— Я думаю… — она нахмурилась, копируя его выражение лица, — …ты как паук плетёшь паутину. Чтобы поймать удачу.

— Не удачу, — он поправил её, выделяя ячейку с расчётами. — Будущее.

Дверь в комнату скрипнула. Настя стояла на пороге, снимая промокшие сапоги. Её взгляд скользнул по экрану, задержался на Кате, сидящей у него на коленях, и смягчился.

— Опять не спит? — спросила она, но уже без злости.

— Мы решали задачу, — Катя гордо подняла учебник, с которого капал чай. — Пап говорит, я научусь считать быстрее калькулятора!

Настя вздохнула, подошла и положила руку на спинку кресла. Алексей почувствовал лёгкое дрожание её пальцев.

— И чему вы научились? — спросила она, избегая его взгляда.

— Тому, что… — Катя встала на стул, размахивая медведем, — …если папа будет много считать, мы купим дом с садом! И там будет качель!

— Качель… — Настя потрогала экран, где мигала сумма 1 350 000 ₽. — А если не получится?

Алексей открыл новую вкладку — скриншот чата с форума. Незнакомый никнейм BondMaster2000 писал: «Дисциплина — это когда веришь цифрам, даже если весь мир кричит, что ты дурак».

— Тогда я научу Катю алгебре, — сказал он, обнимая дочь. — Чтобы она смогла пересчитать мои ошибки.

Настя отвернулась, но перед уходом прикрыла дверь, чтобы не дуло. Алексей заметил, как она на секунду задержалась у графиков, всматриваясь в зелёный прогноз.

— Пап, — Катя принесла с подоконника замёрзшую веточку, воткнутую в стакан. — Это наше дерево?

— Да. — Он поставил стакан рядом с ноутбуком. Лёд на ветке сверкал, отражая свет экрана. — Оно будет расти.

— А если не вырастет?

— Тогда мы посадим новое. — Он ткнул Enter, и таблица пересчиталась. Зелёная линия дрогнула, но поползла вверх.

Катя обняла его за шею, и её дыхание смешалось с гулом кулера. За окном метель затихла, уступив место звёздам. Где-то вдали гудел поезд, но Алексей уже не слышал — он считал проценты, шаг за шагом превращая отчаяние в цифры.

«Письмо от Марка»

Солнечный зайчик от экрана прыгал по стене, выхватывая из темноты трещину в форме доллара. Алексей сидел на кухне, обмотав ноги одеялом с вылезшим синтепухом, и вглядывался в сообщение, которое жгло глаза ярче уличного фонаря: «Поздравляю. Вы перешли из ранга «жертвы» в «новичка». Завтра в 7:00 у кафе «Шоколадница». Вложение — файл «Дивидендные акции: инструкция» — светилось ядовито-зелёной иконкой. За окном, в чёрной дыре подъезда, кто-то громко сплёвывал, и звук удара о бетон эхом отозвался в пустой кружке из-под кофе.

— Пап… — Катя, завернувшись в занавеску, как в плащ супергероя, тыкала в экран мокрым от слюны пальцем. — Это новый монстр?

— Нет, — он прикрыл геолокацию Марка — остров Бали — ладонью, словно пряча порно. — Это… учитель.

— Как мисс Лидия? — она потянулась к клавиатуре, оставляя липкий след на кнопке Delete. — Она тоже злая.

Алексей открыл файл. Первая страница инструкции пестрела терминами: дивидендная доходность, payout ratio, экс-дивидендная дата. В углу экрана — фото Марка в солнечных очках, сидящего на яхте с коктейлем. Фоном синело море, которого Алексей не видел даже на экране телевизора.

— Ты пойдёшь? — Катя уселась на стол, задев ногой банку с монетами. Пятак упал на пол, закатился под холодильник, где уже лежали крошки надежды и пылевые клубки.

Он набрал «Я приду», но пальцы задрожали. Вспомнил, как Настя, уходя на ночную смену, бросила: «Если встретишься с этим пиратом — не возвращайся». Ударил Backspace.

— Почему стираешь? — Катя подобрала с пола обёртку от конфеты, разгладила её и приклеила на экран поверх фото Марка. — Теперь он в радуге!

— Так лучше, — он улыбнулся, но в груди заныло. Набрал: «Хорошо» и отправил. Уведомление «Прочитано» вспыхнуло через секунду.

Телефон завибрировал. Настя: «Купи хлеб. И не забудь про врача». Он открыл брокерский счёт. Баланс: 712 345 ₽. Хлеб стоил 45 рублей, приём педиатра — 2 000.

— Катюш, — он поднял дочь, чувствуя, как рёбра её проступают сквозь пижаму. — Хочешь, купим торт?

— Ты же говорил, это вредно для инвестиций, — она уткнулась носом в его шею. — Лучше купим акции.

Он рассмеялся, и смех разбился о тиканье часов. На столе лежал распечатанный график дивидендных выплат «Лукойла» — синие столбики, как волны, накатывающие на берег Бали.

— Знаешь, что такое дивиденды? — он посадил её на колени, запуская Excel с расчётами.

— Это когда паук делится паутиной?

— Почти. Это когда компания делится прибылью. — Он выделил строку с прогнозом: дивидендная доходность 9%. — Если купить 100 акций…

— Мы станем богаче, чем Марк? — Катя ткнула в фото, заляпанное конфетной обёрткой.

— Богаче, — соврал он, закрывая вкладку с долгами.

В холодильнике гулял ветер. Алексей достал последнее яйцо, случайно раздавив скорлупу в кулаке. Желток стёк на пол, напоминая о разбитых амбициях.

— Пап, смотри! — Катя подняла с пола монетку. — Это же 5 рублей! Наш доход!

Он взял монету, ещё тёплую от её ладони, и положил в банку. Жесть звякнула, как колокольчик.

— Теперь у нас 712 350, — сказал он, добавляя пять рублей к цифре на экране.

— Ура! — Катя закружилась в танце, задев стопку квитанций. Бумаги разлетелись, открывая спрятанный под ними рисунок: дом у моря с качелями и надписью «1 000 000 {₽}».

Алексей поднял рисунок. Краска моря выцвела, но цифра всё ещё пылала. Он прикрепил магнитом к холодильнику, поверх долгов.

— Завтра, — прошептал он, глядя на сообщение Марка, — я научусь ловить волны.

За окном завыл ветер, но теперь это звучало как шум прибоя.

«Правило 72 часов»

Лужа холодного кофе расползалась по столу, заливая распечатанную статью: «Правило 72: время удвоения капитала = 72 / процентная ставка». Алексей прижал ладонью лист, но цифры уже расплылись, превратив 14% в «смерть». Настольная лампа мигала, как пойманная в ловушку молния, а за окном дождь стучал по карнизу, словно выбивая морзянку: «Долги… Долги… Долги…».

— Пап, мама плачет на кухне, — Катя втиснулась в дверной проём, держа в руках пузырёк с сиропом от кашля. — Говорит, ты опять потратил деньги на свои бумажки.

Он не ответил, вбивая в калькулятор: 72 / 14 = 5.14. Экран высветил 5.14 лет, и эта цифра казалась насмешкой. Пять лет. Настя уже кричала, что через пять лет Кате понадобятся деньги на институт, а не на конфеты.

— Смотри! — Катя поставила пузырёк на клавиатуру, и сироп закапал на кнопку Enter. — Врач сказал пить три раза. А нам хватит только на два.

Алексей схватил тряпку, вытирая липкие пятна. В углу экрана мигал чат с Марком: «Лукойл даст 18%. Рискни». Рядом — открытый Excel с графиком, где зелёная линия доходности обрывалась на отметке 1.4 млн, как обрубленная ветка.

— Это… временно, — он взял дочь за плечи, чувствуя, как кости её хрупки, как сухие ветки. — Через пять лет у нас будет миллион.

— А через пять дней? — Настя ворвалась в комнату, сжимая в руке чек из аптеки. Её фартук был испачкан мукой, а на щеке — белый след, как шрам. — Через пять дней Кате нечем будет дышать!

Он встал, задев чашку. Кофе брызнул на стену, оставив пятно, похожее на карту неизвестной страны.

— Я считал! — он ткнул в экран, где правило 72 превратило 700 тысяч в 1.4 млн. — Это математика, Настя! Не азарт!

— Математика? — она разорвала чек и бросила клочки в него. — Вот твоя математика! 2 000 рублей на лекарства против твоих 1.4 миллиона где-то в будущем!

Катя подняла обрывок чека, склеивая его слюной. Получилась фигурка, похожая на птицу.

— Это наша удача? — спросила она, прилепляя её на монитор.

Алексей сел, стирая с лица капли кофе. Вспомнил, как объяснял ей сложные проценты через пример с конфетами: «Если спрятать одну под подушку, через год будет две». Катя тогда спросила: «А если съесть сейчас — будет счастье?

— Настя… — он потянулся к жене, но та отпрянула, как от огня.

— Нет, — она вытерла ладонью муку со лба, оставляя белый след. — Ты выбрал их. Эти цифры. А не нас.

Дверь захлопнулась. Катя прижалась к нему, и её дыхание пахло сиропом и страхом.

— Пап, а если… мы съедим одну конфету сейчас? — она указала на график. — Вот эту. — Её палец дрогнул на сумме 700 000 ₽.

Он закрыл глаза. В голове зазвучал голос Марка: «Дисциплина — это когда ты не меняешь стратегию, даже если мир рушится». Но мир уже рушился: Настя рыдала за стеной, в холодильнике гулял ветер, а пузырёк с сиропом был наполовину пуст.

— Хорошо, — прошептал он, открывая браузер. — Съедим одну конфету.

В поисковой строке замигал курсор. Его пальцы, липкие от сиропа, вывели: «Как купить акции Лукойла?». Первая ссылка — инструкция для новичков. Он кликнул, и экран осветился синим светом, как глубина океана.

— Смотри, — он посадил Катю на колени, — вот эти акции… они как семена. Мы сажаем деньги, а потом собираем урожай.

— А дождь будет? — она указала на график дивидендов, где столбики напоминали капли.

— Будет, — он открыл брокерский счёт. Курс Лукойла прыгал, как испуганная рыба. — Но сначала… надо пережить бурю.

Он ввёл сумму: 700 000 ₽. Кнопка «Купить» горела красным, как сигнал тревоги. Катя обняла его за шею, и её холодный нос упёрся в висок.

— Я верю тебе, — прошептала она.

Настя заглянула в комнату, замершая на пороге. Её взгляд упал на экран, потом на Катю, потом на разорванный чек, превращённый в бумажную птицу.

— Если проиграешь… — начала она, но голос сломался.

— Я не играю, — он нажал «Подтвердить». Экран завибрировал, выдавая сообщение: «Заявка исполнена». — Я считаю.

За окном дождь стих. Настя медленно подошла, положила руку ему на плечо. Её пальцы дрожали, но тепло пробивалось сквозь ткань.

— Через пять лет, — сказала она, глядя на график, где новая сделка отметилась зелёной точкой, — Кате будет тринадцать.

— Знаю, — он обнял её за талию, чувствуя, как рёбра выпирают под фартуком. — Но эти цифры… они для неё.

Катя заснула у него на коленях, сжимая в руке бумажную птицу. Алексей не сводил глаз с экрана, где акции Лукойла колебались, как маятник. Где-то на Бали Марк пил коктейль, а в их квартире пахло лекарствами и надеждой.

— Математика, — прошептал он, замечая, как зелёная точка поползла вверх. — Не магия.

Настя принесла одеяло, накрыла Катю. Её рука случайно коснулась его пальцев на мышке — холодная, но не отстранилась.

— Завтра куплю хлеб, — сказала она, и это прозвучало как перемирие.

Алексей кивнул, не отрываясь от графика. Впервые за месяцы зелёная линия казалась не врагом, а союзником. Даже если где-то впереди её ждал обрыв.

Глава 3: «Бунт в клетке»

«Следы на снегу»

Снег хрустел под сапогами, как битое стекло, оставляя на парковке чёрные провалы — следы шин, лужи солярки, окурки. Настя остановилась, вдыхая воздух, который обжигал лёгкие ржавым холодом. Пустое место, где ещё вчера стояла их Skoda, теперь зияло белизной, как вырванный зуб. Снежная корка сохранила силуэт колёс — два овальных гроба, заполненных талой водой. Она наступила на контур, и ледяная крошка впилась в подошву, словно земля не желала отпускать память о машине.

— Где ты… — её пальцы сжали ключи с брелком, гравировка «Любимому» впилась в ладонь, оставляя оттиск букв. Подарок на десятилетие свадьбы. Тогда Алексей смеялся, обнимая её на фоне новенькой Skoda: «Будем ездить на нём до серебряной свадьбы». Теперь брелок висел на связке, где остались только ключи от квартиры и сломанный домофонный чип.

Телефон дрожал в руке. На экране — фото Кати, сделанное в день, когда они купили машину. Девочка сидела на капоте, смеясь, а Алексей рисовал мелом на лобовом стекле: «Наш корабль».

— Алло… — голос мужа прозвучал приглушённо, будто из-под земли. На фоне — гул чужих голосов, звон посуды. Хостел. Она знала.

— Где машина? — спросила Настя, и слова вырвались клубами пара, как дым от залпа.

Пауза. Где-то за спиной завыл ветер, поднимая с земли обрывок квитанции за газ. «Просрочено 14 дней».

— Настя, я… — он закашлялся. В трубке послышался звук пивной бутылки, катающейся по полу.

— Не ври! — она пнула снежный ком, и тот разбился о бетонный столб, обнажив ржавую арматуру. — Контур… — голос сломался, — …как труп на асфальте. Ты продал её?

Тишина. Потом — скрежет стула, будто Алексей вскочил.

— Залог… — он прошептал. — Кредит. Я не мог…

Ключ «Любимому» впился в кожу так, что выступила кровь. Настя вспомнила, как Алексей вручал ей брелок — тогда его руки пахли кожей и надеждой. Теперь от него воняло дешёвым табаком и пивом.

— Ты обменял наш «корабль» на твои чёртовы цифры? — она засмеялась, и смех прозвучал как треск льда. — Катя верила, что мы поедем на нём к морю…

— Через год я выкуплю! — он закричал, и в голосе зазвенела жесть. — Я просчитал! 18% доходности, и…

— Заткнись! — Настя упала на колени в снег, не чувствуя холода. В руке — расплавленный от ярости ключ. — Ты знаешь, что сегодня?

Скрип шагов за спиной. Оборачивается — соседка, Марина, выгуливает таксу. Собака тыкается носом в следы от Skoda, скулит.

— Сегодня… — Настя встала, стирая с колен ледяную крошку. — Катя в школе рисует «машину мечты». А у нас теперь даже грёбаной табуретки на колёсах нет!

Алексей что-то пробормотал про дивиденды, но она уже не слушала. Взгляд упал на следы шин, уходящие за угол. Пошла по ним, как по кровавому следу. Снег хлюпал под ногами, заливаясь в дыры на стоптанных сапогах.

— Ты в хостеле? — спросила она, останавливаясь у грязной вывески «Райский уголок». В окне первого этажа — гора пивных бутылок и силуэт Алексея у разбитого телефона.

— Да… — он прошептал. — Но это временно…

— Временна́я могила, — она разжала ладонь. Брелок упал в лужу, окрашивая воду в розовый от крови. — Возьми свои цифры и подавись.

В трубке захрипело. Алексей что-то кричал, но Настя уже шла обратно. Мимо разбитой детской площадки, где Катя когда-то каталась с горки, крича: «Папа, быстрее!». Мимо почтового ящика, набитого штрафами. Мимо себя — женщины, которая ещё верила, что долги можно выплатить любовью.

Дома, на кухне, она открыла ящик с ножами. Достала пачку квитанций, перевязанную лентой от свадебного букета. «Общая сумма долга: 1 450 000 {₽}». Прижала бумаги к груди, чувствуя, как цифры жгут кожу через ткань.

— Точка отсчёта, — прошептала она, глядя на пустые ключи.

За окном завыла сирена эвакуатора. Настя не стала смотреть.

«Взрыв»

Холодный ветер гулял по квартире, срывая со стен календарь, где красным обведена дата «Платеж по кредиту». Настя стояла у плиты, вцепясь в ручку сковороды, как в нож. Жир от вчерашней яичницы застыл серой коркой на дне, а запах гари смешивался с ароматом дешёвого освежителя — «Морозный рассвет», купленного по акции. Алексей, прижавшись спиной к подоконнику, заледеневшему изнутри, жевал слова, которые копились неделями:

— Продал, чтобы вложить в облигации. Это шанс…

Сковорода грохнула о плиту. Настя повернулась, и тень от её фигуры легла на пол, перерезая пополам детский рисунок на полу — Катюшку, держащую за руки родителей.

— Шанс? — её голос треснул, как лёд на луже. — Ты променял нашу безопасность на авантюру!

Она схватила чашку с трещиной — ту самую, с которой пили шампанское в день свадьбы — и швырнула в пол. Фарфор разлетелся на осколки, один из них впился Алексею в щиколотку. Кровь выступила каплями, смешиваясь с пылью на носке.

— Пап… — Катя, в пижаме с оторванной пуговицей, прижалась к дверному косяку. Слёзы оставляли блестящие дорожки на щеках, а в руке она сжимала игрушечную машинку — точную копию проданной Skoda. — Ты… украл нашу машину?

— Нет! — Алексей шагнул вперёд, наступив на осколок. Боль пронзила голос. — Я спасаю нас! Через год мы…

— Через год? — Настя засмеялась, поднимая с пола квитанцию за электричество. Бумага дрожала в её руках, как осенний лист. — Посмотри! — она ткнула в сумму «12 340 {₽}». — Мы греемся чайником! Катя спит в куртке! А ты… — её палец, обожжённый прихваткой, дрогнул в сторону ноутбука, — …купил билет в никуда!

Алексей потянулся к экрану, открыв портфель. Зелёные цифры «+18%» плясали на фоне красных долгов.

— Видишь? Облигации уже растут! Если мы продержимся…

— «Если»? — Настя рванула шнур зарядки, и ноутбук рухнул на пол. Экран треснул, превратив график в паутину. — Ты стал чужим. Как тот Марк!

Катя вскрикнула, уронив машинку. Пластмассовое колесо откатилось под диван, где уже лежали обрывки их жизни: сломанные очки, пустой кошелёк, фотография с моря.

— Я пытаюсь нас спасти! — Алексей схватил Настю за запястье, но она вырвалась, оставив на его ладони царапины от браслета — подарка на пятый год брака.

— Спасти? — она распахнула окно, и морозный воздух ворвался в комнату, сдувая со стола распечатки с формулами. — Ты убил нас!

Катя подбежала к разбитому ноутбуку, пытаясь сложить осколки экрана, как пазл.

— Пап, почини! — она тыкала в трещину, задевая курсор. График ожил на мгновение, показав падение на 3%. — Смотри, он болеет!

Алексей опустился на колени, собирая осколки чашки. Один из них — с ободком позолоты — напомнил об утраченном «Любимому».

— Настя… — он протянул осколок, но она отшатнулась, как от ножа.

— Ты знаешь, что сегодня Катя просила у меня 50 рублей? — её голос сорвался на шёпот. — Чтобы купить тебе носки. Говорит, у тебя дырки.

Он посмотрел на свои ноги. Чёрные носки, проданные за 700 000 {₽}, протерлись до пят.

— Мы не нищие! — Катя вдруг встала между ними, раскинув руки. В её кулаке — осколок с цифрой «18%». — Папа строит замок! Из… из процентов!

Настя закрыла лицо руками. Скользкие от слёз пальцы оставили следы на щеках, как дорожки дождя на грязном стекле.

— Замок из долгов… — прошептала она.

Алексей поднял машинку с пола, вставил колесо на место. Пластмасса скрипнула, имитируя рёв двигателя.

— Катюш, — он поставил игрушку на подоконник, напротив следа от Skoda на парковке. — Это наш корабль. Он уплыл… но вернётся с сокровищами.

— Врешь, — Настя упала на диван, накрывшись курткой Кати. — Корабли не возвращаются.

Катя прижала машинку к груди. Пластмасса теплела от дыхания.

— Вернётся, — сказала она, глядя в окно, где снег закручивался в воронку. — Папа всё посчитал.

Алексей поднял разбитый ноутбук. Треснувший экран показывал искажённый график, где зелёная линия напоминала змею, пожирающую хвост. Он потянулся к блоку питания, но шнур болтался, как отрубленная вена.

— Долги… — Настя заговорила сквозь ткань куртки, — …это не конец?

— Нет, — он вставил шнур в розетку. Искры брызнули, осветив комнату на миг. — Точка отсчёта.

На экране, сквозь паутину трещин, высветилось: «Подключено. Синхронизация…». Катя принесла одеяло, накрыла маму. Алексей сел на пол, прислонившись к холодной батарее, и начал заново — с пустого листа Excel.

«Чемодан у двери»

Пыль с чемодана поднялась облаком, заставив Алексея зажмуриться. Кожаный ремешок, потрескавшийся от времени, пах плесенью и старыми поездками — командировками 2023 года, когда он ещё верил, что карьера менеджера по продажам спасёт их от ипотеки. Сейчас чемодан лежал раскрытым на кровати, поглощая рубашки с вытертыми воротниками, носки, штопанные Настей, и пачку распечаток: «Дивидендные календари 2026». На дне — завалявшаяся конфета «Мишка на севере», обёртка которой слиплась с фотографией: Катя в три года, смеётся на фоне новогодней ёлки. Алексей сунул снимок в карман, но бумага порвалась пополам.

— Возвращайся, когда научишься быть мужем, а не игроком, — Настя стояла в дверях, держа в руках чашку с трещиной. Чай внутри давно остыл, но она сжимала её так, будто это граната.

Он не ответил, застёгивая молнию. Чемодан захлопнулся с хриплым вздохом, словно выдыхал последние остатки их общего прошлого. В углу комнаты, на подоконнике, лежал детский рисунок, придавленный банкой с монетами. Катя изобразила его в костюме и галстуке, держащим портфель, а не руль такси. На обратной стороне — каракули: «Папа на работе».

— Ты даже не попрощался с ней, — Настя кивнула на дверь детской, откуда доносились всхлипы. — Она ждёт, что ты возьмёшь её «в командировку». Как раньше.

Алексей потянулся к дверной ручке, но Настя перегородила путь. Её футболка, когда-то его, растянулась на плечах, обнажая синяк от сумки с продуктами — след борьбы за скидки в «Пятёрочке».

— Дай пройти, — он попытался обойти, но она прижала ладонь к его груди. Холодные пальцы нащупали гравировку на медальоне — подарок Кати: «Самый лучший папа».

— Ты уже прошёл, — она отдернула руку, как от огня. — Через нас.

В кармане пальто, которое Настя купила ему на первую зарплату, он нащупал смятый рисунок. Чернила расплылись от сырости, превратив костюм в синее пятно. Алексей развернул лист, пытаясь склеить разрывы скотчем, но полосы ленты легли как шрамы.

— Скажи ей… — он замер, услышав, как Катя всхлипывает в подушку. — Скажи, что я вернусь с подарком.

— Подарком? — Настя засмеялась, и звук напомнил скрип несмазанных качелей. — Ты уже подарил нам долг в полтора миллиона.

Он поднял чемодан, ручка оторвалась, ударив по полу. Внутри что-то звякнуло — возможно, пузырёк с таблетками от давления, который Катя спрятала в его вещи: «Чтобы папа не болел».

— Я… — он потянулся к выключателю, но Настя резко дёрнула штору. Утренний свет ворвался в комнату, ослепив его. На столе, среди чашек с плесенью, лежал её старый ежедневник. Открытая страница: «Март. Платежи: кредит — 45 000, лекарства — 3 200, детский сад — 17 000…». Внизу, красным: «Остаток: −1 230 {₽}».

— Возвращайся, когда эти цифры станут людьми, — она указала на стол. — А не бумажками, которые ты копишь, как маньяк.

Катя вышла из комнаты, волоча за собой одеяло. Её лицо было красным от слёз, в руке — игрушечный телефон.

— Ты звонишь мне? — она нажала кнопку, и динамик запищал: «Алло! Папа, приезжай!».

Алексей присел, чтобы обнять её, но Настя резко оттащила девочку назад.

— Не трогай её, — прошипела она. — Ты уже всё забрал.

Он вышел на лестничную площадку. Чемодан бил по ноге, словно мстил за годы забвения. В лифте, на стене, кто-то написал маркером: «Долги не прощают». Алексей стёр надпись рукавом, оставив синее пятно.

На улице его ждало такси — старенькая Lada, пахнущая перегаром и ладаном. Водитель, поглядывая на чемодан, спросил:

— Вокзал? Аэропорт?

— Вперёд, — буркнул Алексей, разглядывая в окне их балкон. Настя стояла там, завернувшись в штору, а Катя махала ему игрушечным телефоном.

Он достал рисунок, пытаясь разгладить складки. Костюм, нарисованный Катей, теперь напоминал тюремную робу. В кармане зазвол телефон — уведомление от брокера: «Лукойл: дивиденды зачислены — 12 340 {₽}».

— Точка отсчёта, — прошептал он, сжимая в кулаке медальон.

Такси тронулось, оставляя за собой следы на снегу — пунктир, похожий на график доходности. Где-то впереди звенел колокольчик мороженщика, но Алексей уже не слышал. Он считал проценты, превращая слёзы в цифры.

«Хостел „Ковчег“»

Стена над кроватью покрылась плесенью, словно карта забытых стран — чёрные пятна расползались к потолку, образуя континенты отчаяния. Алексей поставил чемодан на пол, и пыль поднялась облаком, смешавшись с запахом ладана и перегара. На тумбочке лежала брошюра с загнутым углом: «Мечты начинаются с малого», а под ней — засохший таракан, прилипший к липкой ленте. Сосед-таджик, сидя на соседней койке, скручивал сигарету из окурков, его пальцы, потрескавшиеся от мороза, двигались как у кукловода.

— Ты тоже от жены сбежал? — спросил он, кивая на чемодан с оторванной ручкой. Голос звучал хрипло, будто пропущенный через сито из песка.

Алексей развернул ноутбук, экран треснул ещё вчера, и теперь трещина рассекала график дивидендов пополам.

— Нет. Я здесь, чтобы начать всё заново.

— А-а, — сосед затянулся, дым заклубился под лампочкой без плафона. — Значит, деньги проиграл?

В углу комнаты, за занавеской из полиэтилена, зашевелился второй постоялец — узбек с лицом, изборождённым морщинами глубже, чем русла высохших рек. Он достал из-под подушки иконку Божией Матери, протёр её рукавом и поставил рядом с пачкой дешёвых макарон.

— У меня кредит, — вдруг выпалил Алексей, нажимая на кнопку включения. Жёсткий диск заскрипел, как старый вагон. — Полтора миллиона.

Таджик рассмеялся, выдыхая дым в форточку, заклеенную скотчем.

— У меня три жены и семь детей в Душанбе. Это тоже кредит. — Он потянулся к бутылке с мутной жидкостью, протягивая её Алексею. — Пей. Дешевле, чем твои облигации.

Алексей отстранился, ударившись локтем о стену. Штукатурка осыпалась, обнажив кирпич, покрытый похабными надписями. На кровати, под брошюрой, он нашёл засохший лепесток розы — вероятно, остаток чьей-то несбывшейся романтики.

— Зачем тогда здесь? — узбек заговорил, разминая плечи. На его футболке выцвела надпись: «I ❤ NY», а под ней — пятно от борща. — Если не пить и не бежать, то зачем?

— Чтобы купить обратно… — Алексей замолчал, услышав, как в коридоре хлопнула дверь. Голос администратора орал на кого-то по-украински. — …всё, что потерял.

Таджик швырнул окурок в ведро, где плавали бычки, как дохлые рыбки.

— Я потерял паспорт. Ты думаешь, я плачу? Нет. — Он достал из-под матраса нож, сверкнувший тусклым лезвием. — Новый документ стоит дешевле, чем твои миллионы.

Экран ноутбука наконец загорелся. Алексей открыл брокерский счёт. Баланс: «+23 450 {₽}». Дивиденды от Лукойла. Он потянулся за телефоном, чтобы написать Насте, но вспомнил, что сим-карта заблокирована за долги.

— Эй, математик, — таджик пнул его чемодан. — Дай посмотреть, что ты хранишь.

Алексей резко захлопнул крышку, но сосед успел выдернуть из складки рубашки детский рисунок. Катя изобразила его в костюме, но чёрная плесень на стене закралась и сюда, заляпав галстук.

— Красиво, — прошипел таджик, тыча в рисунок грязным ногтем. — Ты как президент. А на деле… — он махнул рукой вокруг, — …крысы и пустота.

— Отдай, — Алексей вскочил, но споткнулся о бутылки. Пол, липкий от чего-то сладкого, прилип к подошвам.

— Сколько заплатишь? — сосед ухмыльнулся, поднимая рисунок к лампочке. — Двадцать тысяч? Или твои акции под залог?

Узбек вдруг встал, икона упала на пол.

— Хватит. — Он вырвал рисунок и протянул Алексею. — Дети не виноваты, что отцы дураки.

Алексей сунул листок в паспорт, где на странице с пропиской красовался штамп «Выселен». Открыл Excel, начал новый расчёт: «Ежемесячные выплаты: 45 000 {₽}. Дивиденды: 23 450 {₽}. Разница: 21 550 {₽}». Цифры плясали, сливаясь с тенями от ладана.

— Слушай, — таджик лёк на кровать, закинув ноги на чемодан. — Если начнёшь с нуля, то купи водки. Ноль плюс водка — уже веселье.

Алексей не ответил. За окном, в промозглом дворе, дворник сгребал снег, смешанный с битым стеклом. Он представил, как Катя рисует новый дом: без плесени, с цифрой «1 000 000 {₽}» на крыше.

— Это не ноль, — пробормотал он, вбивая формулу сложного процента. — Это точка отсчёта.

Узбек перекрестился, поднимая икону. Таджик заснул, обняв бутылку. А Алексей считал, пока трещина на экране не начала напоминать график роста — резкий взлёт, обрыв, и снова попытка.

«Учеба в 4 утра»

Экран ноутбука резал глаза синевой, словно кусок арктического льда, вмороженный в темноту. Алексей приглушил яркость, но цифры всё равно плясали — «дивидендная доходность», «P/E ratio», «агрохолдинг». Наушники, купленные за 300 рублей у метро, шипели, как змеи, передавая голос лектора: «Ищите компании с устойчивым cash flow…». В углу экрана всплыло сообщение от Марка: «Найди 3 компании с доходностью выше 15%. Срок — до утра». Алексей потянулся за банкой энергетика, но она была пуста — остатки липкой жидкости засохли на дне, как янтарь.

— Выключи свет, долбоёб! — за стеной хлопнула дверь, и чей-то голос, хриплый от водки, просквозил через картонные перегородки. — Ты один тут умный?!

Он прикрыл лампу футболкой, и комната погрузилась в красно-оранжевый мрак, будто внутри гигантской сигареты. На кровати, подмигивая, лежал телефон Кати — старый Nokia, который она сунула ему в карман при прощании: «Чтобы ты не потерялся». Экран горел сообщением: «Пап, мама плачет. Вернись». Алексей сунул аппарат под подушку, но вибрация отозвалась в рёбрах, как удар током.

— Сургутнефтегаз… — он пролистал отчёт, зацепившись взглядом за цифру 17%. В соседней койке зашевелился таджик, укрывшись одеялом с выцветшими единорогами.

— Опять твои проклятые цифры? — прошипел тот, швыряя в него пустой пачкой от «Беломора». — Спи, дурак! Завтра на стройку в шесть!

— Не на стройку, — Алексей вбил в поисковик «Татнефть дивиденды». Курсор мигал насмешливо, как глаз циклопа. — На биржу.

— На помойку, — таджик плюнул в угол, где плесень пожирала обои. — Ты думаешь, акции накормят? Вот мой племянник в Душанбе…

— 16%… — перебил Алексей, отмечая Татнефть в таблице. Третья колонка — МТС, 14%. Не хватало. Лоб покрылся испариной, пальцы скользили по тачпаду, оставляя жирные следы.

— Эй, математик! — из-за занавески высунулся узбек, держа в руках икону. — Помолись лучше. Бизнес — это игра дьявола.

Алексей проигнорировал, открыв отчёт МТС. «Выручка упала на 4%…». В чате вебинара мелькнуло: «Советую Норникель — 18%». Он кликнул, но экран завис, показывая пиксельную паутину.

— Чёрт! — кулак ударил по столу, и банка из-под энергетика упала, покатившись под кровать. Грохот разбудил третьего соседа — молдаванина, спящего в носках с дырками на пятках.

— Опять?! — тот вскочил, швырнув в Алексея подушкой. Наволочка лопнула, и перья взметнулись, как снег в луже света от экрана. — Ты гробишь нам нервы! Иди к чёрту!

— Мне бы ваши нервы, — пробормотал Алексей, стирая перья с клавиатуры. — У меня долг в полтора миллиона.

— О-о, богач! — таджик сел, зажигая окурок. — У меня брат в тюрьме из-за долга в три тысячи. Ты думаешь, он формулы учил? Нет. Он нож воткнул.

Алексей вбил «Норникель». Дивидендная доходность — 18,2%. Рука дрогнула, и курсор выделил строчку. Сообщение Марку: «Сургутнефтегаз (17%), Татнефть (16%), Норникель (18%)». Ответ пришёл мгновенно: «МТС слаб. Молодец. Завтра разберем риски».

— Три компании… — он откинулся на стул, в который был воткнут гвоздь вместо спинки. — Точка отсчёта.

— Точка, точка, запятая… — таджик затянулся, выпуская дым в луч света. — Вышла рожа кривая.

Телефон под подушкой снова завибрировал. Алексей достал его, читая новое сообщение: «Пап, мама сломала микроволновку. Говорит, это ты виноват». Он потянулся к кружке с холодным чаем, но вместо этого схватил карандаш и на обороте чека написал: «Через год куплю новую. Обещаю». Сфотографировал и отправил.

— Дурак, — молдаванин плюхнулся на кровать, сдирая носки. — Женщинам нужны дела, а не бумажки.

— Это не бумажки, — Алексей закрыл ноутбук, на крышке которого трещина теперь напоминала диаграмму роста. — Это… математика.

Узбек зажег свечу перед иконой, и свет заплясал по стенам, оживляя тени. Таджик засопел, засыпая с сигаретой в руке. Алексей потушил её, сунув окурок в пустую банку. На улице запел первый петух — хрипло, будто скрип несмазанной двери.

— Точка отсчёта, — повторил он, ложась лицом в подушку, от которой пахло чужим потом.

Снизу, из кафе «У Ашота», донесся запах жареного лука. Жизнь продолжалась.

«Звонок из школы»

Стена хостела вибрировала от ударов молотка — сосед-строитель чинил табурет, распевая похабные частушки. Алексей прижал телефон к уху, чтобы перекрыть грохот, но голос классной руководительницы всё равно тонул в какофонии: «Ваша дочь не сдала пробный ЕГЭ. Без репетитора за 50 000 {₽} она не поступит». Он сидел на коробках с дешёвыми макаронами, купленными оптом, а на коленях — ноутбук с графиком дивидендов. Зелёная линия дрожала, как пульс, показывая «+37 200 {₽}». Не хватает. Ещё не хватает.

— Через месяц у меня будут деньги, — сказал он, стирая пот со лба. Ладонь оставила жирный след на экране, исказив цифры.

— Месяц? — учительница фыркнула, и в трубке послышался скрип мела по доске. — Через месяц начнутся экзамены! Вы что, хотите, чтобы она провалилась?

Внезапно фон наполнился смехом — звонким, как колокольчик на шее у кошки. Катя крикнула: «Пап, я всё равно тебя люблю!», и сердце Алексея сжалось, будто в тисках. Он представил её: стоит в школьном коридоре, прижимая к груди тетрадь с двойкой, а её розовый рюкзак, купленный перед кризисом, уже выцвел до бледно-серого.

— Она… — он попытался встать, но коробка под ним хрустнула, рассыпая макароны по полу. — Она умная. Мы занимались…

— Занимались? — учительница повысила голос. — Вчера она подралась с мальчиком! Говорит, он назвал вас банкротом.

Алексей схватился за край стола, покрытого липким слоем от пролитых энергетиков. Пальцы прилипли к поверхности, словно к ловушке. За стеной кто-то заорал: «Хватит сверлить!», и молоток наконец замолчал.

— Я найду деньги, — прошептал он, глядя на график. «Норникель: +12%». Если продать сейчас…

— Найдите хоть часть! — учительница смягчилась. В трубке послышался шорох — вероятно, она закрыла дверь класса. — Катя плачет в туалете. Говорит, вы обещали купить ей калькулятор.

Он вспомнил: за неделю до разрыва Настя звонила, требуя 3 000 {₽}. «Кате нужно для задач». Тогда он перевёл последние деньги в облигации. Теперь калькулятор стоил как билет в её будущее, которое таяло, как снег на трубах хостела.

— Пап! — Катя снова вклинилась в разговор, её голос дрожал от слёз. — Мне не нужен репетитор. Я сама научусь!

— Молчи! — учительница одёрнула её. — Алексей Сергеевич, решайте. Или…

Он перебил, впиваясь ногтями в ладонь:

— Через три дня. Переведу 25 000. Остальное — к концу недели.

Тишина. Потом — вздох и шёпот:

— Хорошо. Но если не успеете…

Линия оборвалась. Алексей бросил телефон на кровать, где таджик храпел, укрывшись газетой «Ведомости». На экране мелькнуло уведомление: «Катя: ❤ {️}». Он открыл сообщение — фото её дневника. На странице с двойкой она дорисовала смешного робота, держащего табличку: «Папа, я взломаю ЕГЭ!».

— Дура, — он засмеялся, и смех превратился в кашель. В горле застрял комок от лапши «Доширак», съеденной вчера без воды.

На экране ноутбука график резко упал. «Норникель: −5%». Алексей вскочил, опрокинув банку с монетами. Рубли зазвенели, катаясь по полу, а таджик пробурчал сквозь сон:

— Разбуди, когда станешь миллионером…

Он вышел в коридор, где воняло хлоркой и отчаянием. Прислонился к стене, усыпанной объявлениями: «Срочный выкуп долгов», «Работа в такси». Достал из кармана чек с надписью «Обещаю» и разорвал его.

— Точка отсчёта, — прошептал он, глядя на осколок зеркала в туалете. Его отражение — щетина, синяки под глазами — казалось чужим.

Вернувшись, купил пакет акций «Сбербанка» на последние 25 000 {₽}. График дёрнулся вверх. «+3%». Недостаточно.

Телефон завибрировал. Катя прислала голосовое:

— Пап, я сама решила задачу! Смотри!

Он включил запись. Катя, всхлипывая, объясняла дроби через метафору про пиццу: «Если мы разрежем долги на кусочки, их легче съесть».

— Точка отсчёта, — повторил он, стирая с экрана слезу.

На улице завыла сирена эвакуатора. Алексей закрыл глаза, представив, как Катя рисует график на школьной доске. Зелёная линия взлетала к потолку, сметая двойки в мусорную корзину.

«Бунт против долгов»

Стол в углу комнаты хостела походил на поле боя: ноутбук с треснувшим экраном, распечатанные таблицы долгов, испещрённые пометками «УБИТЬ» и «СПАСТИ», и кружка с кофейной гущей, застывшей как запекшаяся кровь. Алексей впился пальцами в края чек-листа от Марка — «Как торговаться с банком: 1. Говори о банкротстве. 2. Требуй реструктуризацию. 3. Шантажируй дефолтом». На стене за ним висел календарь с перечёркнутыми датами, словно отсчёт до казни. Сосед-таджик, разогревая на электроплитке тушёнку, шипел:

— Ты опять будешь орать в телефон? У меня мигрень!

— Не мигрень, а похмелье, — буркнул Алексей, набирая номер Сбера. Ладонь прилипла к пластиковой трубке, оставив отпечаток страха.

Гудки. Вентилятор на потолке скрипел, разбрасывая запах горелой тушёнки. Ответ. Женский голос, натренированный на вежливость:

— Добрый день! Чем могу помочь?

— Реструктуризируйте мой кредит, — Алексей прочёл первую фразу из чек-листа. — Или я объявлю дефолт.

Пауза. На том конце зашуршали бумаги.

— Алексей Сергеевич, ваш кредитный рейтинг… — голос сменился на ледяной, — …ниже плинтуса. Вы шутите?

Он сжал распечатку, превращая график платежей в мятый шар. В углу экрана ноутбука мигало сообщение от Насти: «Катя ночью звонила тебе 8 раз. Не трусь, ответь».

— Это не шутка, — он встал, задев коленом ящик с пустыми бутылками. Стекло звякнуло, и таджик рявкнул:

— Тише, чёртов банкир!

— Если я не плачу, вам придётся продать мой долг коллекторам за гроши, — Алексей выдавил вторую фразу, глядя в список: «1 543 200 {₽} — общий долг». — А я готов платить… но по-новому.

Менеджер засмеялась — коротко, как удар ножом.

— Вы готовы? — она щёлкнула клавишами. — У вас даже залог не закрывает проценты. Машина? Продана. Квартира? Заложена. Что дальше? Почка?

Алексей уронил трубку. Она ударилась о пол, и динамик завизжал, как раненый зверь. Узбек, молившийся у иконы, обернулся:

— Аллах видит ложь. Ты не заплатишь.

— Заткнись! — Алексей схватил список, впиваясь взглядом в строчку: «Сбер: 780 000 {₽}». На обратной стороне — детский рисунок Кати: он в костюме, подписанный «Папа на работе».

Он перезвонил, набрав последние цифры так резко, что кнопка телефона вдавилась навсегда.

— Соедините с руководителем. Сейчас, — рыкнул он, копируя интонацию Марка.

Ожидание. Вентилятор сбросил лопасть, и она, вращаясь, вонзилась в стену. Таджик заорал, выбегая из комнаты. Менеджер вернулась:

— Хорошо. Мы можем продлить срок на три месяца, но процент…

— Нет, — Алексей перебил, сдирая ногтем этикетку с бутылки. — Снижайте ставку. Или я завтра подам на банкротство.

Тишина. Где-то за окном завыла сирена эвакуатора — увозили чью-то разбитую «Тойоту».

— На сколько… вы хотите снизить? — голос дрогнул.

Он улыбнулся впервые за день.

— С 22% до 12. И заморозить штрафы.

— Это… невозможно.

— Возможно, — он развернул рисунок Кати. — Я не прошу. Я требую.

Пауза. Шёпот за трубкой: «Сумасшедший…». Потом:

— Ждите письмо на email.

Алексей бросил трубку и вписал в таблицу: «Сбер: −9% годовых». Сосед-молдаванин, вернувшись с бутылкой пива, усмехнулся:

— Победил?

— Нет, — он потянулся к фото Кати, приколотому к стене канцелярской кнопкой. — Начал.

Телефон завибрировал. Настя: «Катя сдала пробный ЕГЭ на 70 баллов. Спасибо». Он открыл сообщение — скан работы. На полях, рядом с задачами, она нарисовала график: зелёная линия взлетала к верхнему краю листа, а в конце стояла подпись: «Это наша точка отсчёта».

— Дура, — прошептал он, вытирая пот со лба. — Красивая дура.

На кухне взорвалась тушёнка, залив плиту ржавым жиром. Таджик матерился, узбек читал молитву, а Алексей звонил следующему банку. В трубке пахло порохом, но он уже не боялся взрыва.

«Ночь в библиотеке»

Пыль веков оседала на страницы «Разумного инвестора», смешиваясь с запахом старой кожи переплёта. Алексей втянул носом воздух — пахло грибком, лавандой из саше для книг и отчаянием. Его рука, исцарапанная от работы с коробками в хостеле, оставляла жирные отпечатки на полях: «Инфляция — враг №1. Дивиденды — друг». Фонарь у окна мигал, бросая жёлтые блики на строки Грэма, словно подсвечивая священные тексты. Где-то в глубине зала скрипнула дверь, и холодный ветер донёс запах мокрого асфальта — Москва за окном плакала осенним дождём.

— Место свободно? — девушка в толстовке с капюшоном, натянутым на глаза, поставила на соседний стол чашку с кофе. На наклейке красовалось: «HODL».

Алексей кивнул, не отрываясь от графика дивидендов «Газпрома». Девушка развернула ноутбук, и экран вспыхнул неоновым светом — график биткоина, зигзаги которого напоминали кардиограмму паникера. Она достала маркер и начала рисовать на распечатке: стрелки вверх, рожицы с долларами вместо глаз.

— Ты тоже за криптой гонишься? — она внезапно ткнула маркером в его книгу. — Грэм? Серьёзно? Это же как молиться на паровоз в эру космоса.

Он поднял глаза. Под капюшоном пряталось лицо лет двадцати — острый подбородок, пирсинг в носу и тени под глазами, как у него самого.

— Биткоин — это азарт, — сказал он, проводя пальцем по строчке: «Инвестиции ≠ спекуляции». — А мне нужно… — он замолчал, заметив, как её рука дрожит над клавишами.

— Стабильность? — она фыркнула, запуская браузер. На экране мелькнул Telegram-канал: «ЛУЧШИЕ ПУМПЫ! x100 за час!». — Стабильность — это миф. Всё, что ты любишь, исчезнет. Как твоя жена, да?

Алексей сглотнул, словно проглотил осколок страницы. В ушах зазвучал голос Насти: «Ты выбрал цифры вместо нас».

— Долги — это точка отсчёта, — пробормотал он, будто оправдываясь. — Не конец.

— О, боже! — девушка закатила глаза, и пирсинг блеснул, как слеза. — Ты как те старики, что верят в сберкнижки. Я за два дня подняла 300к на Dogecoin. Видела бы ты их лица, когда я…

— А потом потеряла 500к? — он указал на её ноутбук. График биткоина резко падал, и экран треснул ровно по линии спада.

Она резко захлопнула крышку, словно придавила хвост ящерице. Кофе расплескался, оставив коричневое пятно на её блокноте с надписью: «To the moon!».

— Лучше потерять, чем сгнить тут, — она кивнула на его книгу. — Ты же сам бежишь от чего-то. От долгов? Жены?

Алексей потянулся за ручкой, но вместо неё схватил ластик. Стерёж Грэма размазался, превратив «разумного инвестора» в «испуганного».

— Я бегу к, а не от, — он вытащил из кармана смятый рисунок Кати. Девушка потянулась, чтобы разглядеть, и её капюшон упал. Волосы, выкрашенные в цвет биткоина — кислотно-рыжий, — рассыпались по плечам.

— Мило, — она фальшиво улыбнулась. — Моя мама тоже рисовала меня в костюме юриста. Пока не умерла от рака. — Она ткнула в график на экране. — Вот мой способ убежать.

Алексей развернул книгу, показывая ей абзац: «Рынок — это зеркало, которое чаще показывает ваши слабости, чем возможности».

— Зеркало? — она засмеялась, доставая сигарету. — Оно мне сегодня показало, что я проиграла депозит. Но завтра… — зажигалка щёлкнула, осветив её лицо. — Завтра я куплю Луну.

Он посмотрел в окно. Дождь стучал по стёклам, смывая рекламу МФО: «Кредит за 5 минут!». В луже под фонарём плавал окурок с губной помадой — чья-то несбывшаяся мечта.

— Знаешь, чем мы похожи? — девушка выпустила дым в сторону потолка, расписанного фресками с ангелами. — Мы оба верим, что числа спасут. Ты — дивидендами, я — хайпом.

— А чем отличаемся?

— Ты боишься потерять. А я — уже не боюсь.

Она встала, бросив сигарету в пустую чашку. Кофе зашипел. На прощание кивнула на его рисунок:

— Твоя девочка… если любишь, купи ей крипту. Через 20 лет она тебя поблагодарит.

Алексей наблюдал, как её силуэт растворяется в темноте между стеллажей. Открыл блокнот, где рядом с расчётами дивидендов Катя когда-то нарисовала солнце с рожками. «Это единорог!», — говорила она.

На полях «Разумного инвестора» он вывел: «Долги — это не конец. Страх — да». Снаружи завыла скорая — кто-то не успел дожить до завтра. Он достал телефон, глядя на сообщение от Насти: «Катя просит помочь с задачей. Звони».

— Точка отсчёта, — прошептал он, закрывая книгу.

Фресковые ангелы на потолке молчали. Только дождь продолжал стучать, смывая цифры, страхи и надежды в одну чёрную лужу.

«Подарок для Кати»

Пальцы Алексея замерли над клавишей «Оплатить», как будто кнопка была начинена тротилом. Экран телефона треснул ровно по границе суммы — «4 990 ₽ — курс «Английский за 30 дней». В хостеле пахло горелой кашей: сосед-таджик, сидя на полу, жарил на гнущейся сковороде что-то между омлетом и тушёнкой. Масло шипело, выстреливая каплями на разорванный диван, а узбек, как всегда, молился, прижимая к груди икону с облупившимся золотом.

— Ты совсем ебнулся? — таджик пнул в его сторону пустую бутылку. — Последние деньги на слова? Купи лучше водки! Мы с тобой выпьем, а потом…

— Заткнись, — Алексей впился ногтями в ладонь, оставляя полумесяцы на коже. На экране всплыло уведомление: «Баланс: 72 {₽}». Он представил Катины глаза — такие же зелёные, как график «Газпрома» в хороший день. «Пап, у нас в школе будут тесты…».

Оплачено. Чек выплюнуло на экран, и он сохранил его в папку «Катя», где уже лежали фото её рисунков: дом с колоннами, пёс по имени «Дивиденд», он сам в костюме супергероя с надписью «#1 Investor». Написал ей: «Это аванс. Скоро куплю тебе целый мир».

Телефон завибрировал через секунду. Голосовое. Он прижал трубку к уху, закрыв глаза, чтобы не видеть, как узбек вытирает икону рукавом, заляпанным майонезом.

— Пап, слушай! — Катя говорила шёпотом, будто пряталась в шкафу. — Я начала учить слова: dividend, bonds, trust… — она запнулась, и на фоне послышался голос Насти: «Катя, иди ужинать!». — Мама не знает. Я учу ночью, с фонариком! Как ты в библиотеке!

Алексей засмеялся, и смех смешался с кашлем — в горле застрял комок от вчерашней лапши. Таджик, услышав смех, поднял голову:

— Смерть близкая? Или водку нашел?

— Лучше, — Алексей нажал «Повторить», чтобы снова услышать, как она коверкает «bear market» в «beer market».

— Ты… это… — он попытался говорить, но голос сломался. Настя в последний раз звонила месяц назад: «Она плачет из-за тебя. Перестань давать обещания».

— Пап, а trust — это как «траст», да? — Катя продолжала, и в её голосе звенела та же настойчивость, с которой он когда-то требовал реструктуризации. — Значит, ты мне доверяешь?

— Больше, чем себе, — выдохнул он, глядя на стену, где плесень образовала узор, похожий на биржевой график. Узбек вдруг протянул ему краюху чёрствого хлеба:

— Ешь. Аллах велит делиться с безумцами.

Алексей откусил, и крошки посыпались на клавиатуру ноутбука, где горела вкладка: «Курс рубля vs доллар». В чате хостела кто-то написал: «Кто-то оставил печенье на кухне. Срочно!».

— Пап, а когда ты купишь мир, — Катя снизила голос до шёпота, — мы поселим там маму? Она всё ещё злится…

— Не мир, — поправил он, стирая крошки с треснутого тачпада. — Портфель. Диверсифицированный.

Она засмеялась, и смех рассыпался звонкими пузырьками. Вдруг — шорох, глухой удар. «Катя!» — крикнула Настя. «Всё ок, мам! Я… мышь увидела!».

— Пап, я должна идти. — Пауза. — Спасибо. Ты мой… dividend hero.

Линия оборвалась. Алексей уронил телефон в лужу от чая, но ему было всё равно. На экране ноутбука, поверх графика, он открыл её фото: Катя в очках, слишком больших для её лица, с маркером в руке. На стене за ней — криво нарисованный земной шар с надписью: «Купим папа».

— Герой, — повторил он, вытирая пыль с монитора. В углу экрана маячило напоминание: «Завтра: платёж по кредиту — 45 000 {₽}».

Таджик, допивая бутылку, затянул песню на непонятном языке. Узбек задул свечу, и комната погрузилась в синеву экрана. Алексей достал из-под матраса конверт с надписью «Кате», куда каждый день клал по 100 рублей. Сегодня добавил чек за курс и смятый рисунок с «dividend hero».

— Точка отсчёта, — прошептал он, выключая ноутбук.

На улице завыл ветер, гоняя по асфальту обёртку от «Роллтона». В темноте экран телефона мигнул последний раз: «Катя: ❤ {️}». Где-то там, за стенами хостела, мир уже начинался.

«Прорыв»

Дождь стучал по жестяной крыше хостела, будто выбивал морзянку: «дол-ги, дол-ги». Алексей сидел на подоконнике, прижав колени к груди, чтобы не задеть соседа-таджика, который чинил розетку скрепкой и изолентой. Экран телефна светился ядовито-зелёным — сообщение от Марка: «Что выгоднее: вложить {₽} 1 млн в акции с дивидендами 15% или погасить долг под 20%?». Внизу, во дворе, бомбила в «Жигулях» шестой модели орал: «Учебники! CFA, FRM, MBA — всё за тысячу!». Его голос перекрывал грохот метро, пролегавшего под асфальтом, словно змея с ржавыми чешуйками вагонов.

— Эй, гений! — таджик ткнул скрепкой в сторону Алексея, искра брызнула на пол. — Дай провод! Ты ж всё равно в своём телефоне копаешься…

Алексей молча протянул ему зарядку от ноутбука. Провод, перемотанный скотчем, напоминал его нервы — оголённые, готовые замкнуть. На экране цифры плясали: «1 000 000 {₽}» — сумма, которой у него не было. Но Марк учил: «Думай абстрактно. Деньги — вода, они утекают или замерзают».

Ответ: «Погасить долг. 20% убытка> 15% дохода».

Он нажал «отправить», и телефон выскользнул из потных пальцев, упав в лужу от конденсата с окна. Таджик засмеялся, доставая аппарат тряпкой:

— Тебе бы рыбу ловить, а не числами шуршать. В Таджикистане…

— В Таджикистане я бы уже повесился, — перебил Алексей, хватая телефон. Экран треснул диагональю, разделив сообщение Марка на две части:

«Поздравляю. Вы перестали быть идиотом».

Сосед-узбек, разогревавший на электроплитке лепёшки, обернулся, обмахиваясь иконой:

— Аллах прощает глупых. Но не долги.

— А я и не просил, — Алексей вскочил, натягивая куртку с оторванным рукавом. В кармане — последняя тысяча, смятая в комок.

На улице бомбила, кутаясь в плащ цвета машинного масла, тыкал пальцем в стопку книг:

— CFA? Мечтаешь в BlackRock? Бери, пока не передумал.

— Почему так дёшево? — Алексей взял том. Страницы пахли чужим потом и бензином.

— Хозяин сгорел. Долги, — бомбила плюнул под колёса. — Всё, что осталось — продаю.

На титуле, под названием, синими чернилами было выведено: «Вера, 2024. Мечтаю работать в BlackRock». Буквы «л» в слове «мечтаю» смазались, будто её рука дрогнула. Алексей провёл пальцем по надписи — чернила отпечатались на коже, как татуировка.

— Тысяча, — бомбила выхватил купюру, разгладил её об рукав. — Удачи, новый Уоррен Баффет.

Возвращаясь, Алексей споткнулся о канализационный люк. Книга упала в лужу, раскрывшись на главе «Управление долгами». Он поднял её, стирая грязь с портрета Грэма — тот смотрел на него с укором. В хостеле узбек уже раздавал лепёшки, приговаривая:

— Ешьте, пока ростовщики не забрали.

— Ты купил бумагу, — таджик тыкал вилкой в книгу. — Теперь можешь поджечь её, чтобы согреться.

Алексей открыл страницу с надписью Веры. Рядом с её мечтой он вывел: «Алексей, 2025. Мечтаю вернуться». В чате хостела кто-то выложил фото: на кухне завелась крыса, объевшая пакет с гречкой. Он отправил Кате голосовое:

— Скоро куплю мир. Начинаю с крысиной крепости.

Ответ пришёл мгновенно — фото Кати в очках, с учебником английского. На странице выделено: «Father (сущ.) — 1. Отец. 2. Основатель. 3. Тот, кто несёт ответственность».

— Ответственность, — повторил он, разминая затекшую шею. На улице завыла сирена — эвакуировали чей-то разбитый «Форд».

Узбек, засыпая, бормотал молитву. Таджик ковырял в розетке, напевая о реках Памира. Алексей открыл учебник на главе «Стоимость денег во времени». На полях Вера когда-то написала: «Время дороже, потому что его не вернёшь».

— Не вернёшь, — согласился он, доставая из-под матраса конверт «Кате». Добавил тысячу — ту самую, пропитанную бензином.

Сквозь трещину в окна дул ветер, шевеля страницы. Где-то за тысячи километров Вера, наверное, уже продавала яблоки на рынке или учила детей математике. А её мечта лежала на коленях у человека, который наконец понял: долги — это не якоря, а стартовые блоки.

— Точка отсчёта, — прошептал он, гася свет.

В темноте замигал экран телефна: Марк прислал новое задание. Но Алексей уже не боялся. Он спал, обняв учебник, а за окном дождь стихал, превращаясь в шепот: «BlackRock… BlackRock…».

Часть 2: «Финансовый дзен»

Глава 4: «Три конверта»

«Встреча в подземном паркинге»

Воздух в подземелье «Авиапарка» был густым, как сироп, — смесь выхлопных газов, плесени и чьей-то забытой в углу жевательной резинки с ароматом «клубничный апокалипсис». Алексей спускался по рампе, считая трещины в бетоне: тридцать семь, тридцать восемь… Каждая напоминала график его кредитной истории. На уровне -3, где свет фонарей желтел, как моча наркомана, Марк стоял под граффити: чёрный скелет в костюме, давящий ногой на горло ребёнку с крыльями. Надпись кровяными буквами: «Долги убивают мечты».

— Опоздал на четыре минуты, — Марк щёлкнул зажигалкой, поджигая сигарету. Пламя отразилось в его очках, превратив глаза в два крошечных костра. — Время — деньги. Ты уже должен мне… 400 рублей.

Он протянул три конверта. Красный — потёртый, с пятном, похожим на ржавчину (или кровь?). Чёрный — глянцевый, холодный на ощупь, будто вырезан из ночного неба. Золотой — с надрывом по краю, словно кто-то пытался его вскрыть зубами.

— Это не конверты, — Алексей провёл пальцем по красному. Шершавая бумага оставила занозу. — Это ловушки.

Марк усмехнулся, выпуская дым клубами, которые цеплялись за трубы на потолке.

— Красный — срочное: долги, штрафы, аренда хостела. Чёрный — риск: акции, крипта, всё, что может взорваться. — Он ткнул сигаретой в золотой. — А это — будущее. То, ради чего ты не спишь.

Где-то на -2 этаже завелся мотоцикл. Рёв двигателя разорвал тишину, и граффити содрогнулось — скелет будто засмеялся. Алексей представил, как Катя рисует в учебнике: «Папа и дядя Марк побеждают злого банкира».

— Деньги должны течь, — Марк швырнул окурок под колёса припаркованного «Лексуса». Искры на миг осветили номер: Х040РМ («Хочу В Рай»). — А ты заставляешь их гнить, как труп в холодильнике.

Алексей вскрыл красный конверт. Внутри — распечатка его долгов, помеченная маркером: «Срочно!». На полях детской рукой (его рукой?) нарисован смешной дракон с надписью: «Съешь меня первым!».

— Если я заплачу за хостел, не останется на еду, — он смял лист, но Марк выхватил его, разгладил о капот машины.

— Не ешь. Голодай. — Марк достал из чёрного конверта фото биржевого графика, похожего на ЭКГ. — Рискни. Умри. Воскресни.

Стекла машин вокруг покрылись конденсатом, будто паркинг плакал. Где-то капала вода, отсчитывая секунды: кап… кап… Алексей потянулся к золотому конверту, но Марк схватил его за запястье.

— Не трогай. Пока не научишься отпускать.

— Отпускать что?

— Страх. — Марк указал на граффити. — Ты как этот долбанный скелет. Думаешь, контролируешь мечты, а сам их душишь.

Внезапно замигал свет. На секунду тьма поглотила всё, кроме сигареты Марка — красной точки в пустоте. Когда свет вернулся, в золотом конверте что-то зашевелилось.

— Там… живое? — Алексей отпрянул.

— Там возможность. — Марк сунул конверты ему в сумку. — Красный плати завтра. Чёрный — продай почку, но купи акции «Норникеля». Золотой… — он повернулся, тень от его шляпы скользнула по граффити, закрыв скелету глаза, — …открой, когда поймёшь, что деньги — не цель.

Наверху, у лифта, зазвенел смех — пара подростков разрисовывала стену баллончиком. Марк исчез, оставив на асфальте окурки и след от шин, похожий на знак бесконечности. Алексей достал золотой конверт. Сквозь бумагу прощупывался ключ — маленький, холодный.

— Инструмент, — прошептал он, глядя, как подростки рисуют поверх скелета солнце.

В кармане завибрировал телефон: Катя прислала фото. Она стояла у доски, на которой мелом выведено: «Деньги = инструмент?». Рядом — криво нарисованный гаечный ключ.

— Точно, — он рассмеялся, и эхо подхватило смех, разнеся его по этажам паркинга, где где-то далеко, на -5, притаился лимузин с затемнёнными стёклами. В салоне, возможно, сидел тот, кто когда-то нарисовал граффити. Или тот, кто его сотрёт.

«Красный конверт: Долги»

Красный конверт жёг пальцы, как раскалённый уголёк. Алексей разорвал его в подвале хостела, где свет лампы накаливания дрожал, будто боясь осветить цифры внутри. На листе — таблица, испещрённая столбцами: «Сбер: 780 000 {₽} под 22%», «Тинькофф: 420 000 {₽} под 18%». Итоговая сумма пульсировала кровавым шрифтом: 1 200 000 ₽. По краям страницы Катя когда-то нарисовала монстриков с зубами-процентами, пожирающих торт в форме сердца. Один из них, с рожками и надписью «Сложный%», лизал окровавленный нож.

— Ты нюхаешь цифры или считаешь? — Марк сидел на ящике с пустыми бутылками, чистя ногти складным ножом. Запах его одеколона — «Красная Москва» — смешивался с вонью плесени. — Эти проценты съедят тебя быстрее, чем крысы твою гречку.

Алексей ткнул пальцем в таблицу, оставляя жирный отпечаток на строке «Ежемесячный платёж: 45 000 {₽}».

— Рефинансировать под 12%? Да они меня на смех поднимут! Мой кредитный рейтинг…

— Как у бомжа после трёх лет в подземке, — перебил Марк, бросая нож в стену. Лезвие воткнулось рядом с календарём, где Катя нарисовала солнце с лицом Алексея и подписью: «Папа вернётся!». — Но банки — не люди. Им плевать на твою историю. Им нужны гарантии.

Он швырнул на стол ключи от квартиры Алексея, обмотанные изолентой.

— Заложишь.

— Это последнее, что…

— Единственное, что у тебя есть. — Марк встал, и тень от его шляпы накрыла таблицу долгов, как саван. — Смотри: 20% от 1.2 млн — это 240 тысяч в год на проценты. 12% — 144 тысячи. Разница — 96 тысяч. Это не экономия.

Он достал из кармана детскую копилку в форме свиньи, расколол её об пол. Монеты покатились под кровать, задевая пустые бутылки.

— Это твоя жизнь. 96 тысяч — это восемь месяцев хостела. Или сорок учебников для Кати. Или… — он поднял с пола осколок копилки, — …шанс не сдохнуть под забором.

Алексей схватил ключи. Пластиковая брелок-собачка, подаренная Катей, была липкой от пота. В ушах звенело: «Папа вернётся!» — солнце на календаре улыбалось слишком широко.

— А если я потеряю квартиру?

— Ты уже потерял её, — Марк указал на рисунок монстра-процента. — Только не физически.

Сосед-таджик, разогревавший на электроплитке лапшу, засмеялся:

— Квартира? Ты думал, она твоя? Ха! Деньги правят, а ты — раб.

Марк повернулся к нему, медленно, как автоматная очередь.

— Раб — это тот, кто боится цифр. Хозяин — тот, кто заставляет их бояться тебя.

Он развернул лист с долгами и обвёл красным маркером сумму: 1 200 000 ₽. Чернила растеклись, как кровь из пореза.

— Рефинансирование — не победа. Это перемирие. Ты выигрываешь время, чтобы собрать армию. — Марк сунул ему ручку. — Подпиши. Или продолжай кормить монстров.

Алексей взглянул на фото Кати, приколотое рядом с розеткой, искрящейся, как новогодняя гирлянда. На обороте её почерк: «Папа, когда мы купим дом?».

— Армию… — он подписал заявление, и буквы легли поверх рисунка монстра, заслоняя его клыки.

Марк выдернул лист, смял его в комок и швырнул в ведро с мусором.

— Теперь они твои. — Он достал новый лист — договор рефинансирования. — Деньги — не меч. Это лопата. Копай.

На улице завыла сирена эвакуатора. Таджик выругался, проливая лапшу на ноутбук. Алексей потрогал брелок-собачку — пластик треснул, но внутри что-то звенело. Катя говорила: «Там спрятано желание! Не ломай!».

— Инструмент, — прошептал он, глядя, как Марк рисует на договоре стрелку: 12% → 144 000 {₽} /год. Стрелка была похожа на мост. Или на лестницу. Или на контур дома, который ещё не построен.

«Чёрный конверт: Риск»

Чёрный конверт шипел в руках, будто в нём заперли змею. Алексей прижал его к уху — внутри шелестели страницы, пахнущие бензином и гарью. Марк, прислонившись к ржавой колонне паркинга, чиркнул зажигалкой о граффити скелета: «Долги убивают мечты» теперь горело синим пламенем, как метан в шахте.

— Открывай, пока не взорвался, — Марк бросил зажигалку в лужу масла. Искры поползли по воде, рисуя временные татуировки на поверхности. — Десять процентов дохода. Не больше. Но и не меньше.

Бумага конверта оставила на пальцах сажистый след. Внутри — список, напечатанный шрифтом, который дрожал, будто буквы боялись собственного содержания: «Биткоин-фьючерсы. Опционы на нефть. Венчурный фонд «Квант» (стартапы по нейроимплантам)». На полях чьей-то рукой (детской?) нарисованы ракеты, взрывающиеся в форме долларовых знаков. Алексей провёл ногтем по строке «Dogecoin — подпись Кати: «Собачка-монетка!» с стрелкой к криптосимволу.

— Это не инвестиции. Это русская рулетка, — он смял лист, но Марк выхватил его, разгладив о капот «Лады» с разбитым стеклом.

— Рулетка — когда ты ставишь всё. А здесь… — он ткнул в цифру 10%, — …ты поджигаешь спичку, а не дом.

Запах бензина стал гуще. Где-то на -4 этаже заглох двигатель, и в тишине послышался звон — может, упала монета, а может, лопнула чья-то надежда. Алексей потрогал рисунок Кати: собачка с крыльями, несущая кошелёк.

— Почему пахнет бензином?

— Потому что риск — это топливо, — Марк провёл пальцем по своему шраму на шее, похожему на график биткоина. — В 2017-м я вложился в ICO мошенников. Сгорел. Но пепел… — он дунул на обгоревший край конверта, — …удобряет почву.

Алексей достал из кармана телефон. На заставке — Катя в шлеме виртуальной реальности, которую они брали напрокат за последние 500 рублей. «Пап, я как космонавт!». Он ткнул в приложение банка: «Доход: 32 400 {₽} /мес. 10% — 3 240 ₽ — сумма, за которую сосед-таджик согласился месяц не включать музыку ночью.

— Если я потеряю эти деньги…

— Ты уже теряешь их. Каждый месяц. На инфляцию, на страх, на лапшу «Доширак», — Марк выдернул у него телефон, открыв раздел «Платежи». — Видишь? Ты платишь за то, чтобы стоять на месте.

Стекло «Лады» треснуло громче — подростки бросали камни с верхнего этажа. Один угодил в граффити, и скелет потерял глаз. Марк поймал камень, бросил обратно, попав в ведро с грохотом.

— Десять процентов — это плата за билет. Не в рай. В будущее.

Алексей потянулся к кнопке «Перевести», но рука дрогнула. В ушах зазвучал голос Насти: «Ты рискнёшь и оставишь нас без копейки». Марк, будто услышав, сунул ему в ладонь детский рисунок из конверта: собачка-доджкоин несла в зубах конверт с надписью «Кате».

— Ты не рискуешь деньгами. Ты рискуешь стать тем, кто может дать ей больше, — он нажал на палец Алексея. Тот дёрнулся, и перевод ушёл.

Экран погас. На секунду в паркинге стало тихо, даже капли перестали стучать по трубам. Потом где-то далеко, в чреве «Авиапарка», завелся лифт, заскрипел, будто проснулся древний механизм.

— Теперь ты заправлен, — Марк стёр сажу с конверта, оставив чёрный след на рукаве. — Бензин в баке. Осталось выбрать направление.

Алексей поднял камень, брошенный подростками. На нём розовой помадой было выведено: «Всё пропало!». Он перевернул — с обратной стороны: «Нет, ещё нет».

— Куда ехать?

— Туда, где пахнет гарью, — Марк засмеялся, растворяясь в тени, как дым от его сигареты. — Там, где горят мосты, открывается вид на звёзды.

В телефоне завибрировало уведомление: «Покупка: 0.003 BTC». Алексей прислонился к граффити. Скелет, потерявший глаз, теперь казался подмигивающим.

«Золотой конверт: Свобода»

Золотой конверт был легким, как пустая кокона, но Алексей держал его так, будто внутри заперта птица с алмазными перьями. Бумага пахла старыми книгами и пылью заброшенных чердаков — запах времени, которое ещё не случилось. Марк стоял у лифта, тень от его шляпы падала на пол, образуя стрелку, направленную вверх.

— Открой, — сказал он, зажигая спичку о шершавую стену. Пламя осветило граффити скелета: теперь у него на ладони сиял золотой ключ, нарисованный поверх копоти.

Алексей разорвал конверт. Внутри — ничего. Только складки бумаги, повторяющие линии его судьбы.

— Где инструкция? Где цифры? — он повертел пустоту на свету, и тень от конверта легла на пол в форме песочных часов.

— Ты и есть инструкция, — Марк пнул пустую банку из-под энергетика. Та покатилась к стене, где подростки разрисовали бетон кривыми буквами: «Мечты не продаются». — Каждый месяц — 20% дохода. Пять лет не трогать. Это не депозит. Это семя.

Ветер с верхних этажей принёс запах жареного миндаля из фуд-корта и чей-то голос, напевавший: «Деньги, деньги, деньги…». Алексей сунул руку в конверт, будто проверяя дно — пальцы наткнулись на шероховатость. Крошечный рисунок в углу: Катин единорог, нарисованный серебряной гелевой ручкой. «Для папы», — её почерк.

— Семя? — он прижал конверт к груди, и бумага зашелестела, словно страницы учебника CFA, купленного у бомбилы. — А если оно сгниёт?

Марк вынул из кармана яблоко, надкусил, показав червяка, извивающегося в мякоти.

— Черви — часть игры. Но если не посадить — вырастет только грязь.

Лифт позади них дёрнулся, захлопнув двери. Внутри, за стеклом, женщина в меховой шубе разговаривала по телефону: «Купите эти акции! Нет, я не знаю, что такое P/E ratio!». Алексей достал из кошелька тысячу рублей — купюра была перепачкана цифрами из блокнота и детскими каракулями: Катя превратила Ленина в единорога, дорисовав рог и радужные крылья.

— Первый вклад, — он сунул деньги в конверт. Бумага прогнулась, словно вздохнула.

Марк поймал падающую спичку, уже почти дотронувшуюся до пола.

— Теперь он весит ровно столько, сколько твоё терпение.

Алексей поднёс конверт к носу. Запах пыли смешался с ароматом Катиных красок — она мазала гуашью даже деньги, говоря: «Чтобы они стали красивыми!». Где-то на -2 этаже заиграла шарманка — бродячий музыкант крутил ручку ящика с мертвыми мелодиями 90-х.

— Что будет через пять лет?

— Ты перестанешь бояться пустоты, — Марк указал на граффити. Скелет теперь держал ключ над замком, в котором было выбито: «Возможности». — Сейчас ты видишь отсутствие денег. А тогда увидишь присутствие выбора.

Сквозь трещину в потолке пробился луч света, упав на конверт. Единорог Кати заиграл радугой, а цифра «1000» на купюре растворилась, оставив лишь силуэт крыльев.

— Она всё рисует на деньгах, — прошептал Алексей.

— Потому что инстинктивно понимает, — Марк раздавил яблоко ботинком, и червяк исчез в трещине асфальта. — Деньги — это холст. Ты либо рисуешь на нём, либо сжигаешь в печке страха.

В лифте женщина закричала: «Продать! Всё продать!». Музыкант заиграл громче. Алексей застегнул конверт, и замок-язычок щёлкнул, как курок.

— Он будет тяжёлым.

— Нет, — Марк повернулся, его плащ взметнулся, как крыло. — Тяжелеет только то, что ты носишь в голове.

Когда он ушёл, Алексей прижал конверт к уху. Внутри, сквозь шорох купюр, послышался смех Кати: «Пап, мы же нарисуем мир?».

— Уже начали, — ответил он, а эхо в паркинге подхватило: «…начали… начали…».

На стене подростки дописывали граффити: скелет ронял ключ, и он превращался в дерево с листьями-долларами. У корней — надпись: «Сначала пустота. Потом — всё».

«Бюджет на салфетке»

Салфетка в «Шоколаднице» прилипла к столу, пропитанному сладким сиропом и тоской одиноких посетителей. Алексей вытер ладонью крошки от круассана, оставив жирный отпечаток в форме острова — его личный «Атлас финансов». Ручка, украденная из банка, скрипела, выцарапывая цифры: 50% — аренда, долги, гречка; 30% — ОФЗ, акции, риск; 20% — свобода. Круглые пятна от стакана с рафом превращали проценты в лужи, где тонули восклицательные знаки.

— Вам ещё протеиновый коктейль? — официантка с розовыми волосами и татуировкой «YOLO» на ключице поставила на стол чек, пробитый дырками, как пулями. — Или мозги уже высохли?

Она ткнула в салфетку, где Алексей обвёл «золотые 20%» золотистой гелевой ручкой Кати. Рисунок напоминал детскую раскраску: дом из палочек, дерево с монетами вместо яблок, единорог, бьющий копытом по слову «долги».

— Мозги — роскошь, — он перевернул салфетку. На обороте — реклама «Кредиты за 5 минут!» с улыбающимся скелетом в костюме. — А протеин дешевле.

Официантка фыркнула, разливая кофе так, чтобы брызги упали на столб «necessities». Коричневые капли поползли по цифрам, превращая «аренду» в «адову тропу».

— У нас тут все рисуют, — она указала на стену, где гвоздями к гипсокартону приколоты записки: «Люби меня, как Tesla», «Прости, я потратил наш депозит». — Вчера мужик майнил биткоины на салфетках. Сжег три пачки.

Алексей дорисовал стрелку от «freedom fund» к единорогу. Ветер из кондиционера шевелил салфетку, и казалось, крылья существа вот-вот взмахнут.

— А вы во что вкладываете? — спросил он, замечая, как её серебряная подвеска в виде черепа качается в такт музыке из динамиков.

— В татуировки и абьюзеров, — она сняла фартук, показав шрам на плече в форме доллара. — Это мой «чёрный конверт».

За соседним столиком студент рвал учебник по экономике, делая из страниц самолётики. Один приземлился в чашку Алексея, размокая в кофе с горечью невыученных лекций.

— Деньги — как сперма, — студент засмеялся, запуская самолёт в официантку. — Чем больше тратишь, тем меньше шансов на наследника.

Марк, сидевший у окна с газетой «Ведомости», вдруг громко хлопнул страницей. Фотография биржевого графика затрепетала, как раненая птица.

— Инструмент! — крикнул он, будто отдавал приказ. — Не цель, а молоток! Гвоздь! Лестница!

Все обернулись. Официантка закатила глаза, вытирая пролитый раф, но Алексей уже дорисовывал на салфетке лестницу из цифр. Ступеньки вели от «долгов» к рогу единорога, где Катя оставила след пальчика — фиолетовую краску, смешанную с блёстками.

— Лестница шаткая, — пробормотал он, ощущая, как гелевая ручка скользит по влажной бумаге.

— Зато своя, — Марк подошёл, швырнув на стол монету 1997 года. — Видишь? Здесь тоже был кризис. А она всё ещё крутится.

Монета упала в лужу от кофе, закружившись, как рулетка. Алексей накрыл её салфеткой-бюджетом. Когда поднял — на «золотых 20%» отпечаталась надпись: «Банк России».

— Ваш раф, — официантка поставила стакан с пенкой, где она зубочисткой нарисовала смайлик. — Бесплатно. Выглядите как человек, который заплатит чаевыми в следующей жизни.

Он допил, оставляя на салфетке след губ — алый полукруг, будто закат над финансовым горизонтом. Студент, уходя, швырнул в него мелочью:

— Инвестируй в металл!

Марк развернул газету. На оборотной стороне — реклама: «Страхование мечты от инфляции».

— Салфетка — это черновик, — сказал он, сминая её в комок. — Настоящий бюджет пишется здесь.

Он ткнул пальцем в грудь Алексея, где под рубашкой лежал золотой конверт. Тот слегка шелестел при каждом вдохе, как осенние листья над пустым кошельком.

— А если я упаду с лестницы? — спросил Алексей, замечая, как официантка стирает со стола его мечты тряпкой, пахнущей хлоркой.

— Тогда, — Марк надел шляпу, тень от которой накрыла весь стол, — ты узнаешь, как пахнет настоящий риск. Не бензином. Потом.

На выходе ветер сорвал с доски акцию: «Купите торт „Чёрный лебедь“ со скидкой 20%!». Алексей поднял листовку, смял её в кармане и вышел, чувствуя, как золотой конверт бьётся о бедро, словно второе сердце.

«Первая таблица Excel»

Экран ноутбука мерцал, как сигнал бедствия в океане ночи. Алексей сидел на кухне хостела, где плита с засохшей лапшой напоминала инсталляцию современного искусства под названием «Банкротство». Курсор мигал в ячейке A1 файла «Долги. xlsx», освещая крошки на клавиатуре — последний ужин. За окном дождь стучал по карнизу, повторяя ритм: «Ты-не-смо-жешь… Ты-не-смо-жешь…».

— Сбер… 22%… — он вбил цифры, и шрифт Calibri выглядел слишком беззаботным для таких чисел. Колонка «Ставка» пылала красным, как предупреждение на атомной станции. В соседней комнате таджик орал в Skype: «Деньги? Нет денег! Ты дурак!» — голос эхом отражался в таблице, будто заполняя ячейку «Кредитор».

Марк позвонил ровно в полночь. На фоне — звук печатающей клавиатуры.

— Если формула проще твоей зубной щётки — ты делаешь что-то не так.

— Ты следишь за мной? — Алексей нажал Enter, и ячейка «Стратегия» выдала: «Рефинанс». Слово сверкнуло зелёным, как свет светофора в пустыне.

— Я слежу за цифрами. Они воняют страхом.

На стол упала капля с потолка, размазав «Сбер» в синей ячейке. Алексей вытер её рукавом, оставив развод, похожий на контур Катиного единорога. Рядом лежал золотой конверт — край его порвался, когда он доставал ноутбук из сумки с надписью «Fix Price».

— Формула: =ЕСЛИ (B2> 15%; «Рефинанс»; «Оставить»). — Марк говорил так, будто диктовал заклинание. — Это не Excel. Это твоя новая ДНК.

Таджик за стеной заиграл на домбре. Строка «Тинькофф» подрагивала в такт, словно курсор танцевал на краю пропасти. Алексей протянул руку к конверту, но вместо этого схватил кружку с холодным кофе. На дне — осадок в форме кольца, как след от стакана в полицейском протоколе.

— Почему «Оставить» — это плохо? — он щёлкнул по ячейке C4, где 12% светились жёлтым, как свет фар дальнобоя.

— Потому что «оставить» — значит сгнить. — Марк закурил, и звук зажигалки слился с щелчком мыши. — Деньги должны двигаться. Как кровь. Как нож в спине врага.

Внезапно таблица зависла. Экран погас, отразив лицо Алексея — глаза, похожие на ячейки с ошибкой #ЗНАЧ!. Он ударил по ноутбуку, и цифры вернулись, поплыв, как осколки после взрыва.

— Вот видишь, — Марк усмехнулся. — Даже техника боится твоих решений.

Алексей добавил столбец «Дата смерти» — шутки ради. Но когда автозаполнение растянуло даты до 2045 года, стало не смешно. Одна из ячеек совпала с Катиным днём рождения. Он удалил столбец так резко, что мышка улетела под холодильник, где уже лежали три носка и чья-то мечта стать блогером.

— Сохрани файл в облако, — сказал Марк. — И распечатай. Положи под золотой конверт.

— Зачем?

— Чтобы помнить: даже демоны любят порядок.

На распечатке таблицы пятно от кофе закрыло строку «Кредитка Альфа-Банка». Алексей прикрыл его золотым конвертом. Сквозь бумагу проступал Катин рисунок: единорог тыкал рогом в график долга, как в воздушный шар.

— Завтра начну, — он потрогал экран, всё ещё тёплый, как лоб больного ребёнка.

— Нет, — Марк положил трубку. В последнюю секунду Алексей услышал, как на его фоне кто-то кричит: «Продавай!».

Таджик за стеной заснул под звуки домбры. Дождь сменился градом, стучавшим по крыше, как костяшки счётов. Алексей свернул таблицу в трубку, засунул в пустую бутылку из-под «Кока-Колы» и бросил в мусорное ведро. Потом достал, разгладил и прикрепил магнитом к холодильнику, где Катя лепила буквы: «ПАПА МОЛОДЕЦ».

— Инструмент, — прошептал он, а холодильник гулом ответил: «Ин-стру-мент…».

Утром официантка из «Шоколадницы», увидев распечатку, скажет:

— Похоже на гороскоп.

— Это и есть гороскоп, — улыбнётся Алексей. — Только звёзды здесь — проценты.

А Марк где-то в лифте «Авиапарка» будет вбивать в Excel формулу: =ЕСЛИ (Сердце=«Страх»; «Уничтожить»; «Инвестировать»).

«Битва с банками»

Телефон прилип к щеке, как пиявка. Алексей сидел на скрипучем стуле в углу подвала, где трещина в стене рисовала процентный знак, а лужа под ногами отражала мерцание экрана с открытым Excel. Золотой конверт лежал на коленях, придавленный ноутбуком — Катин единорог упирался рогом в слово «Сбер», будто пытался проткнуть цифру 22%. Из динамиков лился голос менеджера Тинькофф, сладкий, как сироп от кашля:

— Михаил, ваша заявка рассмотрена. Но… вам нужно закрыть две кредитные карты.

Алексей сжал конверт так, что бумага заскрипела. В трубке слышался стук клавиш — где-то далеко, в стерильном офисе, человек в наушниках вбивал его жизнь в систему.

— Я не нищий с протянутой рукой, — он провёл пальцем по строке таблицы, где формула светилась зелёным: =ЕСЛИ (B2> 15%; «Рефинанс»; «Оставить»). — Я клиент, который сэкономит вам двести тысяч на судах. Или вы предпочитаете тратить их на адвокатов, когда я перестану платить?

Пауза. Где-то за стеной закашлял сосед, и звук смешался с шумом вентиляции в трубке. Менеджер зашелестел бумагами:

— Михаил, давайте без эмоций. У вас кредитный рейтинг…

— Как у трупа после инфаркта, — перебил Алексей, вставая. Стул грохнулся, и лужа расплескалась, исказив отражение единорога. — Но трупы не берут кредиты. А я — ещё дышу. И знаю, что ваш риск дефолта — 3.2%. Проверьте в своей системе.

На экране ноутбука мигал курсор в ячейке «Стратегия». Рядом, на промокшей от сырости стене, висел календарь с Катиным рисунком: дракон с головой Сбера пожирал замок, а рыцарь на коне (с лицом Алексея) бил копьём в пасть. «Папа-победитель!» — подпись светилась фломастером.

— Михаил, я… мне нужно согласовать.

— Согласуйте. — Алексей наступил на тень от лампы, растянувшуюся как петля. — Или передайте тому, у кого есть яйца подписать.

Тишина. Только капало с потолка в лужу: кап-кап-кап — словно часы над пропастью. Внезапно в трубке хрипло заиграла мелодия hold-а — «Времена года» Вивальди, исковерканная в MIDI. Алексей прижал к груди золотой конверт. Из-под скотча на углу выглядывал край тысячи рублей — Катя дорисовала банкноте крылья и подпись: «Деньги летят к звёздам!».

— Ожидайте решения, — голос менеджера дрогнул, будто он только что проглотил лёд.

Алексей бросил телефон на стол. Экран треснул, превратив уведомление из банка в паутину. Из динамика вырвался смешок Марка, доносившийся словно из ниоткуда:

— Наконец-то ты заговорил на их языке.

— Каком? — он схватил кружку с холодным чаем, но вместо ручки оказался Катин карандаш — «Hello Kitty» с прилипшей жевачкой.

— На языке пожара. — Марк возник в дверном проёме, швырнуя в лужу монету. Та закружилась, подбрасывая блики на потолок. — Они боятся не тебя. Они боятся цифр, которые ты носишь в себе.

Алексей ткнул пальцем в трещину-процент. Штукатурка осыпалась, обнажая ржавую арматуру — словно скелет под кожей стены.

— А если откажут?

— Тогда, — Марк достал из кармана детскую игрушку — пластиковый меч, — ты возьмёшь следующий банк. И следующий. Пока не найдёшь того, кто распознает в тебе инструмент, а не угрозу.

На экране ноутбука всплыло уведомление: «Письмо от Тинькофф». Алексей открыл его, и синий свет озарил лицо. Катин дракон на календаре вдруг заморгал — фломастерные чешуйки затрепетали, будто оживая.

— …одобрено на 12%… — он прочёл вслух, и эхо из соседней комнаты повторило: …две-на-дцать…

Марк воткнул меч в лужу, расплывшуюся теперь в форме яйца.

— Видишь? Они уже боятся.

Алексей распечатал письмо и положил под золотой конверт. Чернила смешались с Катиными блёстками, превратив «одобрено» в «одобрено-волшебство». Сосед-таджик, проходя мимо, бросил взгляд:

— Победил дракона?

— Нет, — Алексей потрогал трещину в стене, теперь похожую на восклицательный знак. — Просто научился говорить на языке огня.

Когда Марк ушёл, оставив на столе пластиковый меч, Алексей дорисовал в Excel столбец: «Победа». Формула гласила: =СЕГОДНЯ ().

«Жена звонит в дверь»

Дверь хостела дрожала под ударами, как барабанная перепонка перед разрывом. Алексей прижал золотой конверт к груди — бумага впитала запах плесени из углов и едкий аромат его пота, три дня копившегося под футболкой с надписью «Hustle». Настя стояла на пороге, лицо её было бледнее лунного света, пробивавшегося через разбитое окно лестничной клетки. За её спиной висела тень, растянутая до формы гроба.

— Катя… температура 39.5, — она бросила слова, как ножи, в щель между дверью и косяком. — Врач говорит — осложнение после ангины. Нужны деньги. Сейчас.

Её голос треснул на «сейчас», словно стеклянная бутылка, разбитая о бетон. Алексей отступил, задев ногой банку из-под тушёнки, где плавали окурки. Конверт зашелестел упрёком: внутри, под слоем тысяч с Катиными рисунками, лежала распечатка из Excel — «Свободные средства: 0 {₽}».

— Возьми, — он протянул конверт, и бумага скользнула в её ладонь, как змея, сбрасывающая кожу. — Но это последнее.

Настя развернула его, и свет от лампочки без плафона упал на пятно кофе — коричневое кляксо, оставшееся от их первого свидания в «Кофе Хаусе». Тогда она смеялась, рисуя на салфетке сердечко: «Ты мой латте с двойной порцией глупости».

— Ты… хранил это? — её палец дрогнул на единороге, чьи крылья Настя когда-то обвела своей помадой. — Думал, я не замечу?

Она ткнула в строку, где Катя фломастером вывела: «Папина копилка = волшебство». Алексей потянулся поправить очки, но они лежали разбитые на столе — он раздавил их вчера, когда Тинькофф запросил дополнительные документы.

— Это не копилка. Это… инструмент, — он выдохнул, и слово повисло между ними, как паук на паутине.

— Инструмент?! — Настя сжала конверт, и бумага захрустела, будто ломались крылья у Катиного единорога. — Ты променял наши посиделки на… на таблицы! На эти чёртовы проценты!

Она швырнула конверт на пол. Он приземлился рядом с мусорным ведром, где валялись обрывки формулы =ЕСЛИ (B2> 15%; «Рефинанс»; «Оставить»). Катина подпись на деньгах коснулась лужи — чернила поплыли, превратив «Деньги летят к звёздам!» в «Деньги тонут…».

— Она бредит, Алексей! — Настя вцепилась в косяк, её ноготь сломался, оставив кровавую зазубрину на краске. — В бреду зовёт тебя. А ты… — она махнула рукой в сторону ноутбука, где экран показывал график погашения долгов, — …ты здесь играешь в бога с цифрами!

Алексей поднял конверт. Кофейное пятно теперь напоминало контур сердца — того самого, с салфетки. Он вытер грязь с угла, но следы детских пальчиков уже стёрлись.

— Это не игра, — он сунул деньги ей в сумку, где лежали Катины карамельки и справка от врача с печатью, похожей на кляксу. — Через пять лет эти 20% дадут нам…

— Через пять лет ей будет двенадцать! — Настя закричала так, что с потолка упала штукатурка, рассыпавшись звёздочками у их ног. — Ты слышишь? Двенадцать, а не «через пять лет»!

Она развернулась, и её тень ударила его по лицу. На лестнице завыл ветер, разнося обрывки их голосов:

— …ты сломал нас…

— …пытаюсь починить…

— …деньги не склеят…

Когда дверь захлопнулась, Алексей поднял с пола Катину заколку — единорога с отломанным рогом. В золотом конверте осталась одна купюра: пятьсот рублей, на которых Настя когда-то написала «Прости», но потом зачеркнула.

Марк позвонил ровно в полночь. На фоне — звук капельницы.

— Инструмент режет обе стороны, — сказал он, и Алексей понял, что это не метафора.

На столе дрожал телефон: сообщение от Насти. «Спасибо. Катя спит. Температура падает». Внизу — фото: дочь прижимает к груди распечатанного единорога из Excel. На обратной стороне листа — график долгов, превращённый ею в замок с радугой.