Бесплатный фрагмент - Кнут Гамсун. Гордость Норвегии

Николай Надеждин

«Маленькие рассказы о большом успехе»

Кнут Гамсун
Гордость Норвегии

2024

Введение

Однажды, много лет назад, ещё в мою бытность журналистом, мне посчастливилось познакомиться с настоящим норвежцем.

Он был геологом, сотрудником французской каротажной фирмы (что-то типа геологоразведки). Жил вместе с коллегами в симпатичном заграничном вагончике, установленном прямо посреди лесотундры. Места северные, дикие — после начала газовых разработок быстро превращённые в обжитые и даже уныло-замусоренные.

Мне было поручено взять интервью у какого-нибудь приличного геолога. Норвежец показался человеком очень даже приличным. К тому же он сносно изъяснялся по-русски. Короче, мы познакомились.

После набора стандартных вопросов (что такое «каротаж», чем тут занимаются бородатые люди в ярких спецовках, сколько кубических километров газа содержится в наших приполярных недрах и прочая ерунда) мы перешли к неформальному общению. Поговорили о том, о сём. Норвежец (вы не поверите — Педерсен!) показал фотографию своей семьи.

Потом я заметил на полочке у его кровати томик Гамсуна — на норвежском языке. И ещё один. И ещё. Целая библиотечка романов Гамсуна, словно это какие-то детективы.

На мой вопрос он ответил вопросом — что держу у своей кровати я.

— Библию с иллюстрациями Доре, — пошутил я (времена ещё были наполовину социалистические, начало 1992 года).

— А я — Гамсуна, — серьёзно сказал геолог.

— Почему? — не унимался я.

— Потому что это — Гамсун.

1. Где-то в Норвегии…

Во второй половине XIX века, в дивной северной стране Норвегии, на крошечном хуторе Гармутрет в Гудбрансдаленской долине, близ городка Лома, жило семейство Педерсенов — портной Педер и его супруга, домохозяйка, мать троих сыновей Тора. Семья была многодетной — детки рождались один за другим — и бедной. Денег, что зарабатывал Педер Педерсен, хватало лишь на самое необходимое. О своём доме, не говоря уже о полноценном хозяйстве, он не мог и мечтать. Мелкий сельский ремесленник, обшивающий всю округу — откуда у него деньги?

Впрочем, сельский портной — фигура особенная. К нему постоянно тянулись люди — кто ещё сошьёт юбку или даже парадный костюм, как не старина Педерсен? А расплачивались с портным не деньгами, а всякой всячиной — куриными яйцами, куском свинины, засоленной рыбой. Кто чем богат, от тем и платил. Прожить можно, да разбогатеть немыслимо.

И задумался однажды портной Педерсен о своём житье. Сколько же можно по чужим углам слоняться? Вон, хуторяне, возделывают потихоньку земельку, собирают урожай и продают на городском рынке в Ломе. И живут же, не в пример Педерсену…

Короче, решил Педер тоже стать земледельцем. Надоело ему просиживать вечера у допотопной швейной машинки. Захотелось нормальной крестьянской жизни. Чтобы был хороший дом. И ребята были сыты. И чтобы Тора не горевала у пустых горшков. И чтобы мог Педерсен подарить своей супруге на Рождество серебряное колечко…

2. Семья Педерсенов

Красавица Тора, которую Педерсен сватал долго и едва уговорил её стариков отдать девушку за портного, была родом из семьи Олсенов. А Олсены в северной Норвегии, в Нурланне, люди небезызвестные. Крепкие хозяева, настоящие земледельцы. Они и дочь-то отдали Педеру только лишь потому, что надеялись — портной скопит денег своим шитьём, купит приличный хутор и тоже будет копаться на земле, кормить себя, а заодно и народ горохом, да капустой, которые в здешних местах только и растут.

Свадьбу играли небогатую — за Торой Олдсдаттер родители дали скромное приданное. Но некоторое время молодые на этих деньгах держались. Потом один за другим пошли ребята. И жить стало трудней.

Педер откладывал каждый грош, стараясь скопить те несколько сотен крон, что нужны были для… покупки? Нет, всего лишь для аренды фермы. На приобретение хутора в собственность Педерсен и не рассчитывал. Слишком уж неподъёмна была эта ноша…

Но потом в семье Педерсенов родился четвертый сынок. Это случилось 4 августа 1859 года. Мальчика назвали Кнут. Хороший крепкий малыш — Кнут Педерсен. А спустя год Тора родила девочку. И на следующий 1861 год — ещё одну. И стало у Педерсенов шесть детей — четыре мальчика и две девочки.

Кому радость, а Педер в отчаянии хватался за голову. Как их всех прокормить? И как при такой ораве собрать денег на ферму? И как, вообще, дальше жить? Очень уж ему не хотелось прозябать в бедности, когда родной брат Торы Ханс живёт себе хозяином и даже процветает.

3. Маленький Кнут

Три первых года жизни маленький Кнут (кстати, по-норвежски его имя звучит Кнуд) прожил с братьями, сёстрами и родителями в Гармутрете. Роскошная природа Центральной Норвегии, мягкий климат, леса и поля, солнце и море… Маленькое счастье маленького человечка.

Никто особенно от трёхлетнего малыша ничего не требовал. Он целыми днями играл с собакой. Ходил с братьями в лес собирать ягоды и грибы. Путался под ногами у старших братьев, когда те играли в мяч. Старался не мешать матушке, когда та кормила сестричек. Что он мог понимать, это карапуз? Но был тих, мог целый день играть сам с собой, не привлекая внимания родителей. И не доставлял особых хлопот.

Старший брат уже ходил в школу. И Кнут сам собой потихоньку научился читать. Ему было всего три с половиной года, когда он впервые по складам прочитал свои первые слова из школьной книжки брата. Отец обрадовался, а матушка, напротив, испугалась. Кто-то ей сказал, что у детей, которые так рано привыкают читать, развиваются жуткие болезни. И Тора не нашла ничего лучшего, как отобрать у Кнута книжку. Но он словно и не заметил. Мал же был ещё, совсем крохе. И быстро переключился на другие, «безопасные» забавы…

Впрочем, было это уже не в Гармутрете. В сентябре 1862 года Педерсен собрал семейный скарб, погрузил его на телегу и вместе со всеми домашними покинул гостеприимный хутор. На лошади Ханса Олсена он отправился к брату жены по его приглашению. Где мог Олсен смотреть, как Педерсены всё глубже погружаются в нищету. И предложил им один из своих хуторов в норвежском Заполярье.

4. За Полярным кругом

Педерсены добрались до города Хамарой, в окрестностях которого их ждала ферма Гамсунд, принадлежащая Хансу Олсену, старшему брату Торы. Полей здесь не было — если не считать естественных лугов. В Северной Норвегии земледелие и впрямь — дело очень рискованное. Здесь в основном занимаются скотоводством. И Педерсенам досталась молочная ферма с полусотней коров. Ферма довольно большая, но не особенно ухоженная — у Олсена просто не хватало рук, чтобы уследить за всем хозяйством.

С переездом на север жизнь детей Педерсенов изменилась. Старшие ходили в школу, но после уроков брали в руки вилы, чтобы убрать навоз и задать коровам сена. Девочек с ранних лет приучали к дойке. А подрастающему Кнуту вместе с третьим сыном Педерсенов досталась работа помощников пастуха.

Летом каждое утро они выводили коров за околицу хутора Гамсунд. Потом старый пастух Олаф, который собирал коров с окрестных хуторов в большое стадо, разводил где-нибудь на опушке костерок. И начинался день, в котором была и беготня за отбившимися коровками, и жаренный на костре ломоть ржаного хлеба, и вдоволь парного молока, и лесные ягоды, которые с молоком превращались в роскошное королевское лакомство.

На третий год такой жизни, когда Кнут разменял седьмой год жизни, Олаф рассказал ему старую легенду о юноше по имени Пан, который умер от любви. Рассказ этот пастух рассказывал не впервые и всякий раз его немного переиначивал. И получалась новая история, но неизменно с грустным концом.

5. Дядя Ханс

В 1866 году Кнута отдали в начальную школу в Хамарое. Зимой отец Педер возил мальчика и его братьев в город — на лошадке, запряжённой в лёгкие санки, по заснеженной лесной дороге. Весной сани менялись на двуколку. И лесная дорога одевалась в дивный зелёный наряд. И пели птицы. И мальчики лежали на охапке сена и смотрели в небо…

А на следующий год старый Олаф внезапно умер. И дядя Ханс сказал Кнуту, что теперь он должен выводить летом стадо коров на пастбище. Не общее, только своё — хуторяне не очень доверяли мальчишке. Но всё же полсотни коров — не одна и даже не три. И бычок, которого Кнут ужасно боялся…

Понемногу Кнут привык к своим обязанностям. Ферма занимала всё свободное время ребят. Вместо игр и катания на санках им приходилось работать в хлеву вместе с отцом. И они не роптали, поскольку видели, как тяжело приходится отцу.

Когда Кнуту исполнилось 9 лет, дядя Ханс заявил Педерсену, что повышает стоимость аренды фермы. Трудами Педера ферма встала на ноги и стала приносить ощутимый доход. У Педерсенов скопились кое-какие деньги. Впереди замаячила перспектива выкупить у Олсена Гамсунд. Это-то дядюшку Ханса и испугало.

Педер хотел было воспротивиться. Да какое уж тут — старшие сыновья росли, как на дрожжах. Нужно было думать об их будущем. Кого выучить на сельского врача, кого на портного. А там, глядишь, и дочки подрастут, которым нужно приданое.

И смолчал Педер. И затянул потуже пояс. И… выбросил из головы мечту о своём собственном хуторе.

6. Пастушок

Лето 1868 года выдалось для Кнута особенно тяжким. Дядя Ханс заявил, что теперь Кнут уже большой и вполне может пасти стадо не только Педерсенов, но и его собственное. А это ни много ни мало 200 голов. Вдобавок к этому дядя не дал мальчику помощника. Когда могли, ему помогали старшие братья. Но всё чаще Кнут выходил поутру на луг в одиночестве. Он щёлкал бичом, бегал вокруг расползающегося стада. И часто не справлялся — коровы сворачивали на гороховое поле и уничтожали посевы.

А потом и вовсе приключилась беда — волки задрали одну из коров, как на грех одну из самых молочных. Педерсен впал в уныние. Взял Кнута и оба с ружьями отправились отстреливать волков. Но ни одного так и не загнали. А спустя неделю стая задрала ещё одну корову.

Узнав о беде, Ханс Олсен пришёл в бешенство. Все коровы, включая и тех, что доили Педерсены, были его собственностью. И над каждой бурёнкой он трясся, как над родным ребёнком. И тут такое головотяпство. Разъярённый дядюшка примчался в Гамсунд, схватил пастуший бич и так отходил несчастного Кнута, что мальчишка несколько дней не мог спать — спина была исполосована до крови. Самое ужасно, что за Кнута никто не заступился. Матушка приняла сторону брата. А отец лишь отводил глаза и помалкивал.

Спустив пар, дядюшка заявил, что нанимает настоящего пастуха. А Кнута желает видеть в своём доме — в пяти милях от Гамсунда.

7. В услужении

И началась для Кнута Педерсена другая жизнь. Утром он ходил в школу, а после занятий, во второй половине дня, брёл в дом дядюшки Ханса, чтобы вычистить безразмерный хлев, задать коровам сена, убрать во дворе, а потом ещё и в доме. Вечером мальчик без сил валился с ног. Но дядя не давал спать, поднимал и заставлял молиться. Потом скудный ужин — норвежец не должен быть толстым, разжиревшим. Потом сон в каморке за кухней, холодной и неуютной. Домой в Гамсунд Кнута отпускали лишь вечером в субботу — с тем условием, что после школы в понедельник он опять будет на хуторе дядюшки Олсена.

Был ли Ханс Олсен как-то по-особому жесток с племянником? Да, нет же. Суровый деревенский человек, Олсен ни разу в жизни не поцеловал и не приласкал ребёнка. Когда он гладил по головам сестричек Кнута, те сжимались, словно по к их волосам проводили рашпилем. Олсен часто дарил племянникам подарки — фартуки девочкам, рукавицы или носки мальчикам. И даже не замечал, что эти по-крестьянски практичные, но совершенно унылые подношения детей совершенно не радуют.

Он редко улыбался, ещё реже смеялся. А уж когда дело касалось наказания за провинность, был неумолим. Кнут, мальчик смирный и тихий, без конца стоял на коленях в углу комнаты на горохе — лишь за то, что как казалось дяде не слишком усердно молился. Другое наказание — избиение бичом, кожаной плетью, один удар которой оставлял на спине мальчишки багровые вздувшиеся рубцы. Но страшней всего было испытание голодом. Дядя мог лишить мальчика ужина, даже не подумав о том, что для растущего организма пытка голодом чрезвычайно опасна.

Нет, он не был жестоким. Он воспитывал детей так, как воспитывали его самого — плетью и лишением пищи.

8. Бегство в Лом

Четыре года длилось это издевательство. Четыре года Кнут терпел побои и бесконечные упрёки. Но однажды, это было в начале лета 1873 года, терпение мальчика иссякло. Никому ничего не говоря, он ушел с хутора дядюшки. И, не заходя в Гамсунд, отправился в Лом — пешком, за две с лишним сотни миль.

Это случилось после очередного наказания, когда Ханс Олсен так отходил племянника по спине, что сломал бич. Не выдержала старая обтёртая руками пастухов кожа. Не выдержал и мальчик.

Он ушёл к тётушке Оли, сестре отца. Женщина выслушала смертельно уставшего мальчишку, вымыла, накормила. И… написала письмо брату Педеру и его супруге Торе — чтобы те не беспокоились и оставили мальчика пожить в Ломе.

Здесь Кнут закончил седьмой класс средней школы. Жить вечно у тётушки Оли он не мог — женщина сама нуждалась, а Кнут был для неё лишним ртом. Он пытался подзаработать, но… что он умел? Помогал в крошечной бакалейной лавке, которую держала тётушка. Заваривал огромный титан, из которого тётушка наливала покупателям чай, подавая его с тминными булочками. Убирал в магазинчике. Колол дрова. Помощь небольшая и, что самое огорчительное, не приносящая никаких денег.

В начале лета 1874 года Кнут засобирался домой. Учебный год был позади. Мать писала их Гамсунда, что ужасно скучает по сыну. И клятвенно обещала больше не отдавать его дяде Хансу. Кнут ей поверил.

9. Торговец

Кнут матушке поверил, но, как оказалось, напрасно. Едва он добрался домой (снова пешком — у него не было денег на дорогу), как мать чуть ли ни с порога заявила, что назавтра он должен отправиться к дяде Хансу, который очень нуждается в помощнике. И чтобы Кнут ничего не вздумал выкинуть, потому что Ханс Олсен делает для Педерсенов столько добра, что не видеть этого может только неблагодарная скотина…

И Кнут не выдержал. На следующее утро собрал свои пожитки — пару белья, да стопку любимых книг. И попрощался с матерью и отцом. Матушка Тора словно окаменела. А отце Педер лишь грустно кивал — мол, иди, иди с богом, сынок. Сам бы ушёл, да семья не пускает.

Кнут отправился в Хамарой. Здесь держал магазин старый приятель отца. По рекомендации Педерсена-старшего Кнута взяли в помощники. Это был магазин готового платья. Кнут, к тому времени чуть подучившийся портняжному делу у отца (так, самая малость — пришить пуговицу, снять мерку), с обязанностями своими вроде бы справлялся. Но главное — он получал пусть и совсем небольшие, но всё же деньги. Мог спокойно учиться в школе, не быть обузой семье, которая всё больше увязала в долговом бремени перед Олсеном и едва сводила концы с концами. И Кнут был независим — насколько может быть независим пятнадцатилетний школьник.

В магазине его не обижали. Рано повзрослевший юноша был задумчив, замкнут и не по годам рассудителен. Хозяин магазина, Йорг Свенсон, даже немного побаивался этого парня. Сам человек малограмотный, он с уважением относился к познаниям этого парня. А учился Кнут, несмотря на все трудности своего отрочества, превосходно.

10. По Норвегии

Два года Кнут прожил в Хамарое. Но летом 1875 года, закончив обучение в школе и получив долгожданный аттестат, решил, что больше оставаться в магазине Свенсона мальчиком на побегушках не может.

Возвращаться в Гамсунд он даже не думал. Кнут уже привык жить отдельно от семьи и полагал, что родные вряд ли обрадуются его возвращению. Он решил пожить вольной жизнью. Путешествовать по Норвегии, останавливаясь там, где ему приглянется. Чем зарабатывать на жизнь? Кнут предложил своему работодателю Йоргу Свенсону стать торговцем с лотка. А что, варежки, носки, кофточки — всё это залёживалось в магазине годами. А так Кнут мог бы ходить по большим и малым селениям и предлагать товар всем желающим. Месяца три странствий — и Кнут вернулся бы к Хамарой с деньгами. И снова бы уходил с новой партией товара.

Свенсон парню поверил. Выдал всякой мелочёвки, которой в его лавке, действительно, скопилось больше, чем хотелось бы. И целый год Кнут Педерсен странствовал по Норвегии, продавая с лотка всякую всячину.

Спустя год, в 1876-м, бродячая жизнь так утомила Кнута, что он распрощался с Свенсоном и отправился в городок Буде на севере Норвегии. Этот город очень ему понравился. И Кнут решил здесь осесть. О заработке он особенно не задумывался. Жил впроголодь, нуждался в самом необходимом, но… Но в том 1876 году Кнут впервые начал писать. Он работал над своей первой повестью. И ему нужен был тёплый угол, где он мог бы сосредоточиться на этой необыкновенной работе.

11. Первая повесть

Добравшись до Буде (он расположен неподалеку от Хамароя, поэтому путь был недолгим и нетрудным), Кнут заглянул в первую сапожную мастерскую, которая попалась на глаза. Его башмаки давно «просили каши». Но денег на ремонт и тем более на новые ботинки не было. И Кнут попросил башмачника отремонтировать его ботинки в долг.

— Чем расплатишься? — спросил сапожник, с прищуром оглядывая долговязого и до невозможности худого парня.

— Отработаю, — просто ответил Кнут.

— Когда?

— Да прямо сейчас.

Так в первые же минуты пребывания в Буде Кнут нашёл новую работу.

Это была полуголодная и немного странная жизнь — без будущего и даже без настоящего. Целый день Кнут просиживал в мастерской, раскраивая полотнища кожи и распарывая старые голенища. А вечерами писал свою повесть. Свет его лампы освещал окно коморки, в которой жил Кнут, до самого утра…

Через год усердной работы повесть «Загадочный человек» была готова. В том же 1877 году Кнут отправил её в редакцию местной газеты Буде. И её опубликовали в воскресном приложении. Кнут Педерсен — так он подписал свою первую повесть — был ужасно горд. И заработал на ней пару крон. Правда, кроме него самого, редактора газеты и пары скучающих подписчиков никто этой повести, похоже, не заметил. Кнут, который ожидал, как минимум, мешка восторженных читательских писем, был ужасно разочарован.

12. Школьный учитель

С осени 1877 года Кнут жил в Сортланне, в небольшом городке Вестеролена, дистрикта (района) фюльке (области) Нурланна. Он перебрался сюда по объявлению в газете — местная школа искала учителя. Сам недавний ученик, Кнут устроился в среднюю школу учителем словесности и литературы.

Его детство и юность нельзя назвать лёгкими. Но удивительное дело, зарабатывая на жизнь с ранних лет, недоедая и недосыпая, Кнут Педерсен при этом учился только на отлично. И в свои 19 лет обладал познаниями выпускника приличного колледжа или даже института, хотя высшего образования так никогда и не получил.

В Вестеролене его ценили за усердие и серьёзность. Никто из соседей Кнута по общежитию, в котором он поселился, не видел юношу в обществе девушки, в подпитии или в какой-нибудь развесёлой компании. Кнут был всегда сосредоточен и серьёзен. И с детьми всегда общался, как с равными, снискав тем самым особую привязанность учеников.

Тем не менее учительство Педерсена продлилось недолго. В мае 1878 года закончился учебный год. И Кнут оставил школу, поскольку ему поступило лестное предложение от судебного шерифа Сортланна (нечто вроде городского прокурора) перейти в канцелярию, чтобы помочь привести в порядок архивы и делопроизводство. Кнут колебался лишь до того момента, когда переступил порог дома шерифа. Он увидел такую роскошную библиотеку, что тут же дал согласие на новую работу, при этом забыв обговорить денежные вопросы.

13. Помощник шерифа

В канцелярии шерифа Кнут провел всего три месяца. Но… это было счастливое время. Какие архивы, какое делопроизводство? Он днями и ночами просиживал в библиотеке почтенного старика, взиравшего на юношу, склонившегося над очередной книгой с грустной улыбкой. Когда Кнут вдруг вспоминал, зачем он здесь, он вскидывался, принимался перебирать бумаги судебного архива. И слышал за спиной:

— Оставьте, Кнут. Успеется. Почитайте, почитайте. Дела подождут.

В то лето Кнут открыл для себя стихи, пьесы и прозу Бьернстерне Бьернсона и Генрика Ибсена, при этом даже не предполагая, что спустя сорок с лишним лет войдёт в одну компанию с Бьернсоном — в компанию Нобелевских лауреатов. Кнут читал запоем всё, что попадалось ему из книг великих норвежских писателей, поэтов, драматургов. Читал и… писал! Именно в эти три месяца, в основном ночами, поскольку дня ему не хватало, Кнут Педерсен писал свой первый большой роман — «Бергер». Но всё же больше читал, учился, впитывал эту волшебную поэзию и прозу, а потом уже садился к столу, зажигал керосиновую лампу под зелёным матерчатым абажуром и исписывал кипы листов почтовой бумаги, что подсовывал ему старый шериф.

В эту пору Кнуту везло на сердечных, добрых людей, которые помогали начинающему литератору. Пройдёт немного времени и… это везение закончится. И Педерсен будет погибать с голоду. И никто не придёт ему на помощь…

14. «Бергер»

Это был ещё очень несовершенный, очень слабый роман. Но он уже был. Кнут попробовал свои силы в большой форме. И очень надеялся на помощь опытных литераторов. Может… самого Бьёрнсона. Надо лишь попасть к нему, приехать, пробиться на встречу.

Роман «Бергер» — это книга о литераторе. О бедствующем поэте, пишущем великие стихи о своём бытие. И тщетно пробивавший стену безвестности и людского равнодушия.

Первым читателем книги, существующей в единственном экземпляре, да ещё и рукописном, с множеством помарок и чернильных клякс, стал старик шериф. Он, человек в литературе разбирающийся, решил умолчать о несовершенствах романа, понимая, что критикой может надолго отбить стремление Кнута писать. При этом шериф видел — роман определённо написан очень талантливым человеком. И книга эта, с «рваным» сюжетом, с дёрганными диалогами, с неожиданными отступлениями, очень искренняя, живая, предельно правдивая.

— Знаете что, — сказал шериф, прочитав рукопись. — дайте-ка её мне на пару вечеров. Я покажу её одному своему другу. Надеюсь, он вашу работу оценит.

И Кнут, конечно, согласился. А через три дня шериф отвёл его в дом крупного торговца кожей господина Олафсона. И тот обнял юношу, а потом сказал:

— Вам надо ехать в столицу, Кнут. Там, в Христиании, творится большая литература… Я дам вам денег. Можете их не возвращать. Только дайте слово, что не отступите, что пробьётесь. Я в вас очень верю.

15. Христиания

Осенью 1878 года Кнут Педерсен впервые в жизни сел в вагон первого класса и, как приличный джентльмен, совершил путешествие в Христианию — так тогда называлась столица Норвегии, ныне это город Осло. Он был хорошо одет, в руках держал изящный кожаный чемодан, в котором кроме пачки исписанных листов — рукописи романа «Бергер» не было ровным счётом ничего. Дорогая шляпа и настоящее пенсне на шнурке, а не хлипенькие очки в целлулоидной оправе — Кнут с детства был близорук, завершали его наряд. Половину полученных от щедрого мецената денег Кнут потратил на своё «представительство» — на дорогую одежду.

Педерсен был уверен, что моментально добьётся успеха. Что в первом же издательстве (которых в Христиании было не так уж и много) его примут с распростёртыми объятиями. Всю дорогу он в сладкой полудрёме мечтал о том, как вернёт Олафсону деньги. И не просто вернёт, но ещё и удвоит сумму — в знак благодарности за щедрость старика. И как торговец прослезится, увидев эти деньги. И как обрадуется, получив роскошное издание с дарственной надписью автора.

Спуск с небес на землю был головокружительным. На оставшиеся деньги, за исключением несущественной мелочи, Кнут снял номер в гостинице. А потом, отправившись в бесконечный поход по издательствам, обнаружил, что его роман не то, что не вызвал особого ажиотажа у издателей, его попросту никто не желает… читать.

16. Не оправдавшиеся ожидания

Одно издательство, второе, третье. Наконец, рукопись приняли. А через неделю вернули со словами: «Вам, молодой человек, надо больше читать»…

Короче, ничего у него не получилось. Первую повесть Кнут опубликовал в небольшой провинциальной газете. Его роман опубликовать не удалось вовсе. Он уже не просил задатка, готов был на любые условия. Но печатать роман соглашались только при одном условии — автор сам оплачивает все расходы на издание. Кнут соглашался и на это, но издательства предъявляли такой счёт, что Кнут понял — роман так и останется в рукописном варианте.

В конце концов он пал духом. Деньги закончились. Кнут съехал из гостиницы. Продал шляпу и чемодан, оставив себе лишь пенсне. Снял меблированную комнату у какой-то желчной старушки, отдав ей последние две кроны. И стал искать работу

Он ещё был полон амбиций и не соглашался на что попало. Приходил в газеты — там его не принимали, поскольку штат журналистов был полностью укомплектован, а претендент отличался возмутительной молодостью. В журналы, предлагая писать рецензии — снова отказ. В издательства — тот же результат. Он пытался стать драматургом, автором эстрадных скетчей, составителем газетных ребусов.

Голод не тётка. После недельного голодания Кнут свалился в обморок прямо в конторе дорожно-строительной фирмы. И насмерть перепугавшийся управляющий взял его… разнорабочим.

Четыре последующих года Кнут работал на строительстве дорог в Восточной Норвегии. Его главным орудием труда было вовсе не перо, а — лопата.

17. Америка

В 1882 году Кнут Педерсен отметил своё 23-летие. Он почти не писал — так, что-то по мелочи. Попытки опубликовать свой роман со временем оставил. Жизнь для него словно закончилась. Убогий быт дорожного рабочего. Временные лачуги, в которых приходилось ночевать. Простая крестьянская еда. Тяжёлый физический труд…

И вдруг он познакомился с человеком, брат которого жил в Америке. И не просто жил — процветал. И в душе Кнута снова вспыхнула надежда… Америка! Конечно! Вот куда надо отправиться — в страну равных возможностей и великих начинаний. Америка — страна вожделенная, незнакомая, необычная. Далёкая, как Луна. Сладкая, как неведомый рай.

Кнут с такой страстью, с такой настойчивостью бросился выпрашивать у своего нового знакомого помощь, что тот не устоял и написал письмо брату. С этим письмом Кнут собирался отправиться в США, где — он был в этом абсолютно уверен — можно добиться всего, что ни пожелаешь. А у Кнута было всего одно желание. Он хотел быть писателем.

И он стал копить. А скопив немного денег, уволился из бригады дорожных рабочих, купил билет на пароход, курсирующий между Христианией и Нью-Йорком. И осенью 1882 года отправился через океан навстречу своей мечте.

Увы, у него ничего не получилось и на этот раз. Продравшись сквозь все иммиграционные препоны, он вышел на улицы Нью-Йорка с пустыми карманами. А когда отыскал заветный адрес и вручил суровому полному господину скандинавской внешности рекомендательное письмо его брата, получил лишь доллар и… совет никогда больше в этот дом не приходить.

18. У проповедника

Положение Кнута Педерсена снова стало отчаянным. Один, в чужом городе и в чуждой стране, не знающий английского языка до такой степени, чтобы на нём писать (но владея разговорным английским), Кнут был вынужден решать проблему элементарного выживания.

На перекладных, пешком, со случайными попутчиками Кнут добрался до Висконсина, где нанялся сельскохозяйственным рабочим на ферму. Что он умел делать мастерски — пасти коров. Здесь его детские познания пригодились. И Кнут стал ковбоем — то есть обычным пастухом. Ухаживал за коровами, доил, кормил, чистил хлев. А взамен получил крышу над головой, еду и пару долларов на карманные расходы.

Он честно пытался продать свой роман американскому издательству. Но быстро понял, что это безумная затея. Не смог найти и хоть какого-то литературного заработка — его попытки написать статью вызывали у редакторов приступы смеха. Было от чего прийти в уныние…

На его счастье, на пути Кнута встретился соотечественник. Это был норвежский проповедник, служивший в протестантском приходе в Миннесоте. Человек вольный, не особо отягощённый деньгами и бесконечно одинокий, этот веселый поп так обрадовался Кнуту, что тут же взял его в свои секретари. На свою беду, проповедник едва говорил по-английски. И Кнут стал его переводчиком, попутно открыв в себе дар моментального переводчика. Когда проповедник начинал поучать паству, Кнут подключал фантазию и переводил слова своего патрона так, что тот, если бы мог понять, что говорит его секретарь, от расстройства немедленно бы спятил. Но невежество проповедника накладывалось на неопытность Кнута. И в результате никто не пострадал, включая и паству, которую эти необыкновенные проповеди норвежских миссионеров ужасно веселили.

19. Болезнь

Всё было бы довольно весело, если бы не было так грустно… Бесприютная жизнь рядом с болтающимся по Америке проповедником, нищета, хроническое недоедание. Кнут заболел. Да, так заболел, что его патрон, норвежский протестантский проповедник, не на шутку переполошился. Однажды вечером, после особенно изнурительного и бестолкового дня, у Кнута горлом пошла кровь.

Денег на врача не было ни у Кнута, ни у проповедника. Пришлось обращаться к знакомому сельскому врачу, который обещал не брать за осмотр денег, если, конечно, дело не обернётся большими неприятностями. Однако, диагноз оказался неутешительным — туберкулёз…

Что такое туберкулёз в конце XIX века? Чахотка, унесшая жизни сотен тысяч людей — и великих, и вполне обыкновенных? Смертный приговор. Болезнь неизлечимая и очень опасная.

Как только проповедник узнал о заболевании Кнута, он тут же исчез. Педерсен остался один — снова без денег и без родственной души рядом. А дело было плохо. Заболевание быстро прогрессировало. Кнута уже шатало от слабости. А ночами он не мог спать из-за выматывающего кашля.

С грехом пополам он собрал деньги на обратную дорогу в Европу. И в начале 1884 года поднялся на борт торгового судна, отплывающего в Норвегию из Нью-Йорка. Ему досталась маленькая каюта возле грузового трюма. В пути Кнут должен был помогать на камбузе коку — денег на нормальный билет через Атлантику Педерсену не хватило. И за любезность капитана снова пришлось расплачиваться собственным трудом.

20. Чудесное исцеление

Что же это было на самом деле, Кнут Педерсен так и не понял. Восемь дней слабосильный пароходик преодолевал Атлантику. И уже на второй день плавания Кнут вышел из своей крохотной каютки на палубу и… почувствовал, что от жуткого кашля нет и следа. А когда пароход добрался до места, на берег сошёл абсолютно здоровый человек. Морской воздух так повлиял на Кнута или, действительно, все человеческие болезни возникают в наших головах, но страшный диагноз сельского лекаря не подтвердился. Это не туберкулёз, не смертельно опасная чахотка. Скорее всего, Кнут подцепил бронхит, который его молодой организм успешно поборол.

Однако, страдания были вполне реальны — отплывая на родину Кнут даже мысленно попрощался с жизнью и уже планировал остаток жизни. Он решил съездить домой, попрощаться с родными. И очень сожалел, что потратил отпущенный ему срок столь неразумно.

Судьба была к нему благосклонна. И Кнут с беспечностью молодости тут же забыл о своём намерении кардинально переделать жизнь. Сойдя на берег в порту Христиании, он хотел только одного — писать, писать и писать. В его чемодане лежала очередная пачка исписанных листов. Что это будет, Кнут пока не знал и сам. Очень похоже… на дневник голодного человека. На его дневник — Кнута Педерсена.

Однако, вернувшись в Норвегию, Кнут отложил работу над романом и взялся за дела насущные. Для начала ему нужно было определиться с жильём.

21. Марк Твен

Жизнь в столицах была дорогой во все времена. А денег у Кнута по-прежнему было совсем негусто. И он решил подыскать местечко подле Христиании. Такое нашлось в долине Вальдрес, на берегу реки Бэгны, недалеко от живописнейших фьордов. Здесь Кнут Педерсен снял комнатку на одном из хуторов, обещая расплатиться после успеха своих книг, либо… отработать долг пастухом. Дело привычное — с коровами он обращаться умел с детства.

За месяц на хуторе, при свете свечи, Кнут написал большое эссе о творчестве Марка Твена. Это были годы расцвета популярности американского классика — Америка, а потом и Европа зачитывались путевыми заметками Твена, обожали его уморительные скетчи и восхищались приключениями Тома Сойера. Кнуту Твен нравился настолько, что, будучи в Америке, он тратил последние деньги именно на книги Твена.

Когда он отвёз рукопись в редакцию столичного литературного журнала, то не особенно рассчитывал на публикацию. За последние годы Кнут привык к бесконечным отказам. Но… эссе взяли. И опубликовали в одном из летних номеров 1884 года. И у Кнута появилось немного деньжат — ровно столько, сколько стоила скромная меблированная квартирка в Христиании, в рабочем районе.

Он снова переехал в столицу и… снова принялся оббивать пороги редакций, предлагая свои рукописи. И снова везде получал одни отказы, несмотря на успешную публикацию работы о Твене.

22. Явление Гамсуна

В этом памятном 1884 году в жизни Кнута Педерсена произошло одно событие, которое во многом определило его писательскую судьбу. Речь о псевдониме.

Почему это так важно? Дело в том, что фамилия Педерсен в Норвегии распространена примерно так же, как у нас — «Иванов, Сидоров, Петров». Запомнится читателю под такой фамилией трудно. Это первое.

Второе… Кнуту очень было важно почувствовать себя писателем. А «родная» фамилия была давно «дискредитирована» бесконечными неудачами. Псевдоним давал некую иллюзию новой жизни, начатой с чистого листа.