Бесплатный фрагмент - Книга о любви

Автобиография, или история одной фотографии

Так получилось, что за всю свою жизнь мне впервые пришлось писать автобиографию. Конечно, я знаю, как она пишется, — родился, учился и т. д. И разумеется главный герой её — это автор.

Но когда я её начал писать, то понял что рассказывать о себе гораздо труднее, чем рассказывать и писать о других.

Да к тому же я поставил свою любимую фотографию из детства, на ней я в центре с моим младшим братом.

Мне кажется, что сейчас не я смотрю на эту фотографию, а отец, мама, бабушка, я, брат и сестрёнка смотрят из прошлого на меня.

С того дня, когда сохранился миг нашей жизни на фотографии, прошло более шестидесяти лет, но я помню тот день до мельчайших подробностей.

Мы жили в Сибири в одной из самых глухих деревушек. Десяток дворов, десяток семей старались выжить в это непростое послевоенное время.

В деревне не было электричества, но мы знали, что оно есть где-то там, в большом мире. Раз в три месяца к нам приезжала кинопередвижка и вся деревня затаив дыхание, смотрела хронику и любимый фильм Чапаев.

А в тот день мама прибежала с фермы, где работала дояркой, и стала спешно нас умывать и переодевать — в деревню приехал фотограф.

Мама хотела сфотографироваться всей семьёй и обязательно со своей бабушкой Христиной, которую очень любила.

Эта фотография стала единственной, на которой наша мама сфотографирована с бабушкой, а мы с прабабушкой. Прабабушка для нас была самым родным человеком после мамы.

Первый муж прабабушки Крести и мой прадед был ужасным пьяницей. Родив от него двух девочек, Христина поняла, что жизнь с ним мёдом ей не покажется. Когда девочкам было пять и семь лет от роду, мой прадед продал свою жену за две бутылки водки ссыльному чувашу.

Узнав об этом, Христина собрала вещи, взяла девочек за руки и перешла в домишко к новому «мужу». Она была женщиной волевой, и сломать её не удавалось никому. Будущему супругу она сказала, что если тот хотя бы раз заикнётся о том, что купил её, она уйдёт и от него.

Тот обещал, и слово своё сдержал. Прожили они вместе больше десяти лет, появились совместные дети, но человек он был больной и, умирая, держа руку Христины в своей руке, сказал ей с улыбкой

— Продешевил твой бывший муж. Ох, как он прогадал.

Баба Крестя считалась самой мудрой женщиной в деревне. У неё останавливались на ночлег разные уполномоченные и начальство из района. И все они прислушивались к её мнению и многие даже специально приезжали к ней посоветоваться, «набраться ума». Живи она в те времена в Москве, не пришлось бы стране страдать от многих напастей.

Любовь Христина называла жалостью.

— Я своих мужей жалела — говорила она, подразумевая, — любила.

— Бог людей жалеет, и если любовь не жалость, то она младшая сестра её.

Мудрая моя бабушка, только сейчас я стал понимать, что если у человека нет жалости в сердце, то нет, и не будет любви.

Фотограф невысокий, хромой и очень подвижный человек сразу понял задумку моей мамы, но как истинный художник, решил внести свои поправки и, как сейчас видно, очень верные.

Мама хотела сесть на место бабушки, а её поставить сзади, как ангела-хранителя, положившего одну руку на плечо отца, а другую на её плечо.

Воспротивились этому отец и фотограф. Отец пришёл с работы буквально на несколько минут.

Мама сбегала в МТС (простенько — это что-то вроде ремонтных мастерских) уговорила бригадира отпустить отца на полчасика домой. Он даже не успел побриться, и настроение у него было далеко неподходящее для фотографии.

Отец сказал, что жена должна на фотографии стоять рядом с мужем, а рука её лежать у него на плече. Фотограф добавил, что бабушке лучше сидеть с внучкой на руках. Пришлось маме встать сзади, и она обиженная не положила руку отцу на плечо, а самое главное забыла снять платок, который прижимал её причёску.

Мой брат, у которого на подбородке была короста, спрятался за руку отца и мою, виднелась только макушка.

— Откройте золотушного ребёнка, совсем его не видно — сказал фотограф.

Отец выдвинул обиженного прозвищем брата вперёд, а я сжался, чтобы не загораживать его.

В это время сестрёнка стала выворачиваться из бабушкиных рук, и та прижала её к себе.

И всё же фотограф поймал тот самый отрезок времени, который соединил всех в одно общее.

Фотография никому из нас не нравилась. Маме за то, что она в платке с дурацкими концами и обиженным лицом. Отцу, что он не брит, брату, что он с болячкой, мне, что я сжался. И только баба Крестя была как всегда спокойна и выдержанна.

И уже с годами мы полюбили эту фотографию, а сейчас я считаю её настоящим шедевром фотосъёмки.

Вот и вся моя биография. А написана она для моей новой книги, которая названа «Книга о любви

Книга о любви

Вороной жеребец и белая кобылица

Произошла эта история в одной из прибалтийских стран, хотя могла произойти в любой другой стране, потому что любовь национальности не имеет.

Случилось это в давние времена, когда рыбы в море было больше, а ловить её приходилось гораздо труднее.

Один из рыбацких посёлков на побережье существовал благодаря пяти рыбацким сейнерам.

Капитанами на четырёх сейнерах были самые настоящие «морские волки», у которых с рождения в крови присутствовала морская соль.

Да и рыбаки в экипажи набирались не жидкого замеса. Уходя в море, знали, что вернуться не каждому суждено будет, но принимали это как неизбежную судьбу.

В море выходили лучшие из лучших, покалеченных и больных море не признавало. Для них существовала работа на берегу не такая опасная, как в море, но и плата за неё — не разгуляешься.

На пятом сейнере капитаном была Аудра. Ей исполнилось двадцать пять лет, она была совершенной красавицей. Великолепные, отливающие золотом, белые волосы волнами скатывались с головы на плечи, а в глазах плескался цвет моря. Имя её означало — шторм, а характер соответствовал имени. Рыбацкий сейнер перешёл Аудре от отца, который был его капитаном и наполовину хозяином.

Быть капитаном рыбацкого судна, женщине во все времена считалось «неженским» делом. Только влюблённые в море, решившие отдать ему жизнь, девушки решались стать рыбаками.

На судно к Аудре вербовались в основном не самые лучшие из рыбаков. Быть под началом женщины считается у мужчин не совсем почётным занятием, даже если эта женщина превосходит мужчину по многим профессиональным качествам.

По этой причине и приходилось Аудре вылавливать рыбы гораздо меньше остальных рыбаков, а нет рыбы — нет заработка. Вот и не стремились попасть на её судно хорошие рыбаки. Такой значит, круг получается.

Так продолжалось, пока в посёлок не пришёл седой цыган. Имени его никто не мог запомнить и все его звали Ром или Рома. По — цыгански «ром» человек. Так и стал цыган Ромой.

Лохматая седая шевелюра делала голову цыгана огромной. Борода была чёрной с проседью и тоже вечно всклоченной. Какой у него возраст догадаться не было возможности. Сам он говорил

— Далеко за пятьдесят. Но осанкой и походкой выглядел совершенно молодо.

Что привело цыгана к морю, было непонятно. В таверне, где он поселился и по вечерам пел под гитару цыганские песни, подвыпившие рыбаки, капитаны шутили и звали его в море, говоря, что море как раз под стать цыганской душе.

Цыган соглашался и ходил от одного рыбака к другому, прося взять его в команду. Но те же капитаны, что вечером подвыпившие звали его с собой, утром, пряча глаза, отказывали ему.

И вот однажды в таверне цыган встретился с Аудрой. Долго слушала Аудра песни цыгана, а потом подошла к нему и сказала.

— Хорошо поёшь, за душу трогают твои песни, но вот только слова в них неправильные. Всё ты жалуешься на судьбу и просишь, чтобы тебя пожалели. Нехорошо это для мужчины. Ты хоть и старый, но всё же мужик. Не можешь коня украсть, так иди в море!

— Страшусь я моря, непривычный к нему. А вот стариком ты меня напрасно назвала, обидела. Нет у цыган стариков, цыган всегда душой молод! Вот взяла бы ты меня в море, может и обвык бы я. Другие капитаны не берут меня, а того не знают, что счастье я приношу! Вот возьми, испытай меня.

— Да, что ты умеешь в рыбацком деле?

— Я тебе счастье принесу, остановлю твой сейнер там, где рыбы полно.

— Так это дело капитана. Зачем два капитана на борту?

— Испытай, тебе говорю, красавица. После сама рада будешь, когда полный сейнер рыбы приведёшь к берегу.

— Хорошо. Завтра утром будь на причале.

Так Ром стал рыбаком.

Аудра привела его в рубку к штурвалу и сказала

— Учись управлять сейнером, будешь штурвальным, а после посмотрим. Слушай, Ром, мне сегодня такой чудесный сон приснился, Будто я белая лошадь, кобылица. Несусь я по полю, по траве, словно лечу, копытами иногда только земли касаюсь. А меня догоняет вороной жеребец, чёрный как смола и чувствую я сердцем и умом, что никогда ему меня не догнать, а самой хочется, чтобы он догнал меня.

Какая-то сила внутри меня заставляет подчиниться ему. Вот уже слышу сзади его дыхание, и вдруг поле кончается, начинается море. Вдохнула я полной грудью морского воздуха, оттолкнулась от земли и полетела над морем.

И вот уже я не кобылица, а белая яхта под парусом и несёт меня ветер по морской глади, и разрезаю я грудью ласкающие меня морские волны.

А вороной жеребец остался позади на берегу, как маленькая чёрная точка. Проснулась я с лёгкой грустью. Скажи мне цыган, к чему такой сон, вы ведь сны разгадывать умеете?

— Хороший сон. Молодым людям всем подобные сны снятся, изменения в жизни ждут тебя.

Ближе к вечеру Аудра решила остановить судно и выбросить трал.

— Послушай меня, не спеши. Есть здесь рыба, но её мало. Давай пойдём дальше — уговаривал её Ром.

— Послушаю тебя только раз — ответила ему Аудра, и сейнер пошёл дальше в море.

Утром цыган сказал Аудре — Здесь!

— Не может здесь быть рыбы, потому ни одной чайки не видно — ответила Аудра.

— Потерпи, скоро все чайки с моря сюда соберутся, выпускай трал.

Недовольные рыбаки неохотно выполняли команды. Но когда пришло время поднимать трал, всё переменилось. Трал под завязку был набит рыбой, пришлось разгружать его по частям. Такого улова ещё никто не видел. Над сейнером метались тучи чаек, хватая рыбу, их крики казалось, доносились до побережья.

Заполнив все холодильники рыбой, Аудра повела сейнер домой.

— Такого улова в наших местах давным-давно не было. Команда вся на седьмом небе от счастья — говорила Аудра Рому в рубке.

— Сдадим рыбу — внесу последнюю плату за сейнер. Хорошо, что послушала тебя.

— В три раза будет лучше, если послушаешь дальше. Рыбаки работали отлично и половина денег за улов их по праву. Каждый из них получит сумму почти в три раза большую, чем рыбаки на других сейнерах. Скоро к тебе в команду выстроится очередь из самых лучших рыбаков побережья.

Другую половину заработка ты вновь делишь пополам. Половина тебе как капитану и хозяйке судна. Из другой половины ты платишь мне и тем людям, что наймёшь на берегу для разгрузки судна.

Обычно команда сама разгружает и сдаёт рыбу, избавь её от этого, пусть отдыхает — все деньги не заработаешь! Но ты дашь заработать тем людям, что сидят на берегу. После разгрузки найми стариков для мытья холодильников и судна. Ты станешь первым человеком в поселении, тебе будут благодарны все, со временем можешь выставить свою кандидатуру на мэра.

— Ты хорошо придумал Ром, наверное, сам Бог тебя послал мне. Так я и сделаю.

Рыба словно преследовала сейнер Аудры. Каждый раз она возвращалась в посёлок с полными холодильниками. На берегу её уже ждали разгрузчики и уборщики судна. Аудра щедро рассчитывалась с ними за работу. Рыбаки были благодарны своему капитану.

Сама же Аудра была благодарна Рому. Уже в третьем выходе в море Ром предложил Аудре.

— Как ты сама сказала, я старик, а старика нужно согревать, к тому же я твоё счастье, а счастье нужно беречь. Решай, оставить меня в своей каюте, или выгнать прочь на берег.

Так Ром стал любовником Аудры.

Заканчивалась рыбацкая путина. Аудра стала самым известным капитаном и удачливым рыбаком на побережье. Однажды цыган сказал ей.

— Ухожу я! Насовсем, ухожу. Посмотрел и испытал я море, увидел вашу жизнь, всё хорошо, но зовёт мою душу и тянет к себе моя Ратри. Ты, верно, знаешь, что цыган, куда бы ни уходил, всё одно вернётся к своей цыганке.

— Чем же я хуже твоей цыганки? Она чёрная, я белая, она старая, а я молодая. Чего тебе не хватает? Чего ты мучаешься?

— Мне не хватает любви. Всё в тебе есть, но нет любви. Ты холодная, как твоя рыба. А моя Ратри горячая, она вся создана из любви, она может растопить лёд и обогреть своим теплом меня, где бы я ни был.

И молодость тут не важна. Если человек любит, то любовь в нём живёт до самой смерти.

Для одних людей счастье — это деньги, богатство, а для других — это любовь. Если и быть для кого-то счастьем, то я выбираю любовь.

Так Ром расстался с Аудрой.

Призрак ямщика

Я выжимал все последние лошадиные силы из мотора моей «девятки». Гнал её вначале по шоссе, по тёмному асфальту которого, ветер нёс сухой промёрзший снег. Потом свернул, на какую — то просёлочную дорогу.

Машину начало подбрасывать на ямах и колдобинах. Я злорадно давил на газ, пусть этой железяке будет тоже плохо, как и мне.

Мне было не просто плохо, я ехал в никуда.

Январский мороз и незнакомые сибирские степи должны были помочь мне в моём решении.

Меня преследовала картина или небольшой отрезок видео из фильма о моей, ещё небольшой, жизни.

Моя девушка, моя первая и единственная любовь лежит на столе в свадебном платье. Это платье мы с ней выбирали вместе и ещё почти совсем недавно. До свадьбы оставался всего месяц, как вдруг страшный диагноз отодвинул этот срок.

Она таяла как свечка, я находился почти постоянно при ней, вся наша совместная жизнь уложилась в этот месяц.

Мне было тяжело рядом с ней чувствовать себя здоровым и сильным, лучше бы я был в таком положении как она.

Перед самым концом она стала капризной и обидчивой, она мстила и мне и родным за свою, так рано заканчивающуюся, жизнь.

Я с трудом переносил это и иногда выскакивал в туалет, где бил себя кулаками по лицу, ненавидя своё сильное и здоровое тело.

Она лежала на столе, вместо того, чтобы стоять рядом со мной перед священником, мы мечтали обвенчаться с ней в церкви.

Её лицо и всё остальное было чужим для меня, как то сразу вдруг, она стала принадлежать не мне.

И вот теперь моя очередь. Я догоню тебя на своей «девятке». Без тебя мне не нужен этот мир. В нём есть всё, но нет тебя и он мне не нужен.

Дорога становилась всё хуже, её перемело во многих местах. На большой скорости машина врезалась в сугроб, пробила его и увязла по уши.

— Всё, вот и приехал — подумал я и выключил зажигание.

Много раз я читал, как замерзают люди, это как приходит сон. Постепенно проваливаешься в небытиё, не чувствуя холода, ни боли, ни страха.

Теперь мне самому придётся испытать это.

Я откинулся на сиденье и закрыл глаза. Сразу же пришло воспоминание, в котором была она.

Мы встретились с ней впервые на катке. Не помню, как и почему я попал туда. На коньках я никогда не катался, фигурное катание по телевизору не смотрел, меня вообще спорт не увлекал.

Я смотрел на весёлых людей, носившихся по льду под громкую музыку из динамиков, и мне было непонятно их возбуждение. Я сидел на скамейке, и мне становилось холодно.

— Что, очкарик, продрог? — раздался надо мной задорный женский голос.

Сквозь запотевшие стёкла мне невозможно было рассмотреть лицо говорившей, но голос мне понравился, и я не стал возникать по поводу «очкарика».

— Вот взяла бы и согрела — с удальством к незнакомому человеку ответил я.

— Какой быстрый оказался, наверное, сидишь здесь «грелок» дожидаешься.

— Нет, я просто Дед Мороз и ищу Снегурочку.

— Снегурочка вряд ли тебя согреет, вон уже под носом сосулька расти начинает.

Так мы перебрасывались шуточками, пока девушка снимала коньки и переобувалась.

— Давай Дед Мороз я напою тебя чаем с вареньем, пока ты Снеговиком не стал, вон мой дом, видишь, окна на втором этаже светятся.

Не знаю почему но я согласился пойти с незнакомым мне человеком, и после чаепития, где я познакомился с ней и её бабушкой, мы стали друзьями.

Она была не такая как все девушки. Отличалась от подруг. Она была самая лучшая. И я гордился, что вот незаметного «очкарика», она выделила из всех своих знакомых парней.

В моём сознании всплыла другая картина.

Тёплый, даже жарковатый июльский день, мы с ней на пляже. Я лежу на песке, он приятной ласкающей теплотой обнимает моё тело. Она встаёт с песка и тянет меня за собой в воду, но мне не хочется покидать такое жаркое ложе.

Она бежит к воде, у неё бесподобная фигура, её тело создано для того, чтобы с него писались художниками шедевры.

Наверное, все мужчины на пляже завидуют мне.

Она с разбега ныряет в воду, поднимая в воздух сверкающие на солнце брызги воды. Они, как маленькие осколочки солнца, испускают лучики всевозможных оттенков радуги.

Вынырнув, она зовёт меня к себе, маня рукой и словами.

Я хочу к ней и даже пытаюсь подняться, но сковывающая теплота и расслабляющая предсонная нега ленью наваливаются на меня.

А она, не дождавшись меня, плывёт от берега, оставляя во мне тревогу и тоску.

Но вот она поворачивается обратно, и чем ближе ко мне, то я замечаю, что это не она.

Вижу лицо мужчины, бородатое и страшное. Я вздрагиваю и снова вижу себя в своей машине. Сквозь лобовое стекло на меня смотрят жуткие чужие глаза. Потом хлопает дверца машины и рядом садиться незнакомый странно одетый бородатый мужчина.

В моём сознании проносится информация об этом человеке.

Ямщик, который замёрз в этих местах очень давно. Я вижу, он, что — то хочет сказать мне. Я слышу старую песню, она мне почему — то никогда не нравилась.

Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силёнку,

И крепко же, братцы, в селенье одном

Любил я в те поры девчонку.

Сначала не чуял я в девке беды,

Потом задурил не на шутку,

Куда не поеду, куда не пойду,

Я к милой сверну на минутку.

— Эта песня о моей судьбе — слышу я в своей голове слова ямщика.

— Когда я увидел свою любимую мёртвой, то я тоже захотел уйти с ней. Я тогда замёрз над её трупом, я думал, что мы встретимся с ней в другом мире, но судьба и тут разлучила нас.

Мне суждено вечно блуждать в зимней вьюге и спасать таких же несчастных влюблённых, как я. Не давать им заснуть, не давать обмануть самих себя.

— Значит, ты не встретился со своей любимой в другом мире?

— Нет. У смерти свои законы, она забирает тех, кто ей нужен и отправляет их в одно место, а тех, кто сами к ней приходят, в другое. Ты никогда не увидишь свою невесту, если сейчас замёрзнешь.

— Но я избавлюсь от тоски…

— Нет, не избавишься, ты её сделаешь вечной.

— Что же мне делать?

— Ты должен жить. Ты должен победить это искушение о смерти. Смерть не поможет тебе избавиться от тоски, она простой работник, только выполняет свою работу. А думать и решать — твоё право.

— Значит, если я хочу встретиться со своей любимой в будущей жизни, то я должен жить и ждать, когда придёт мой черёд?

— Именно так. Постараться избавиться от тоски, заменить её мыслью о предстоящей встрече с любимым человеком в вечности.

Словно что — то кольнуло меня в сердце, оно уже засыпающее и объятое успокаивающей сонной негой, вдруг застучало, как барабан, будя моё сознание.

Призрак ямщика исчезал, на меня смотрело лицо моей невесты. Её глаза были ласковыми и спокойными.

— Любимый, прости меня и не рвись за мной, мы обязательно встретимся, ты только выдержи своё время.

Лицо её удалялось, а ко мне возвращалась жизнь, которая требовала от меня немедленных действий. Я вылез из машины, достал из багажника лопату и начал с ожесточением раскидывать снег.

Непобеждённый

Волк

Стая полярных волков двигалась за северными оленями на юг — через лесотундру, потом тайгу, пока не вышла к большой сибирской реке, покрытой ледяным белым панцирем.

Стада оленей реку не переходили, был уже январь. Олени двигались вдоль реки, останавливаясь и кормясь в сосновых борах. От преследовавших их волков прятались в котловинах между горами, натаптывая в снегу большие «дворики».

Стая волков была большой и сплочённой. Вожаку стукнуло около семи лет. Сильный и выносливый в беге, бесстрашный и яростный в драке и охоте, он был ещё и достаточно мудр, подчиняясь только закону предков.

Волчица мать была под стать ему. Безжалостная и справедливая, она сохраняла в стае порядок и уважение к вожаку. Много раз в течение четырёх совместных лет жизни они спасали друг друга от смерти.

В стае жил трёхлетний самец, взявший лучшие качества от отца и матери. Он всегда был первым в гоне за добычей, первым бесстрашно бросался на загнанного оленя или лося, ловко увёртываясь от их рогов-ножей.

Белой масти, крупный и высокий на лапах, с мощной грудью и страшными сверкающими клыками, он вызывал не только уважение, но и страх у своих собратьев.

В последнее время Волк стал уходить от стаи на высокий утёс на берегу реки. Он стоял там и всматривался в противоположный далёкий берег, стараясь поймать запахи, изредка приносимые оттуда ветром.

Волк поднимал голову и начинал выть. В его вое, даже не понимая волчьего языка, можно было услышать призыв.

— Где ты? Я ищу тебя. Отзовись!

И однажды с противоположного берега раздался ответный вой.

Волк спустился с утёса и дальше по крутизне берега подошёл к кромке льда. Перед ним лежала белая неровная пустыня. Она так напоминала его родину в заполярье. Проскочишь ее, и начнётся новый незнакомый мир. Сможешь ли освоить его, сможешь ли выжить в нём?

Чутьё и опыт предков предупреждали изнутри Волка. Но ответный вой волчицы, её запах, услужливо принесённый ветром, звали к себе.

Волк повернул голову в сторону стаи и издал прощальный вой. Стая услышала, но не ответила. Мать волчица подошла к вожаку, тот лизнул её в нос и они прижались друг к другу.

Волк прыгнул на лёд и побежал к противоположному берегу, иногда огибая занесённые снегом, выступающие льдины.

Любовь

Охотник презрительно относился к людям, живущим вне природы, вне тайги.

Он считал себя ближе к ней, потому что жил ею. Считал, что сохранил в себе частицу того инстинкта, что дана была когда-то природой всем.

Убивая животных для еды, для денег, он оправдывал свои действия тем, что в природе животные живут именно по этому закону. Кто-то охотник, а кто-то добыча.

Так же он считал, что только человек может любить. Любовь возможна, если имеет разум.

Сам Охотник познал, что такое любовь. У него была любимая жена, дети. И ещё он любил тайгу, любил этот мир, любил жизнь.

Волк и Волчица встретились. Волчица из стаи серых волков осталась в этой местности одна. Охотник истребил всю стаю. Волки редко вступают в межвидовое спаривание. Волк, ещё стоя на утёсе, знал, что Волчица не его вида. Но инстинкт говорил ему, что это его избранница.

Заканчивался месяц февраль, — месяц любви. Однажды Охотник пересёк два волчьих следа. С высокой горы он смотрел в бинокль на любовные игры волков.

Белый самец и серая самка были заняты друг другом. Сколько нежности и трепетного внимания было в их отношениях. Не верилось, что самые свирепые хищники, давние враги человека способны так любить.

Охотник знал, что волк выбирает себе самку одну на всю жизнь. Когда появляются волчата, мать находится с ними в норе, а отец добывает пищу для неё, бегая на охоту очень далеко, чтобы не привлечь к норе внимания. Зачастую ему приходится еду для волчицы нести в желудке, как в сумке, принеся, он срыгивает её.

Через месяц, как только волчата начинают есть, мать уходит на охоту вместе с отцом, оставляя их одних в норе, иногда на сутки и больше. Забота о детях, подготовка их к взрослой жизни — совместная обязанность волчьей пары.

Семья продолжает жить вместе и дальше, образуя стаю, где мать волчица имеет непререкаемый авторитет.

Впервые Охотник подумал о том, что любовь жила на земле ещё до появления человека. Ведь волки самые древние хранители Закона Равновесия.

Это от них, от Природы люди научились любить. А с развитием человеческого разума они стали изменять и любовь. Любовь стала принимать совершенно иные черты, порой очень даже уродливые.

Изначальный Закон соединил любовь и продолжение рода. Человеческий разум, борясь с перенаселением планеты, нашёл способы воспроизводства человека без любви.

Когда-то волки были единственными хранителями Закона и царствовали над людьми и другими хищниками. У волков не было врагов до развития человеческого разума. Развиваясь, человечество изгнало волков из своего мира. Разум человеческий восторжествовал над природой.

Стая

За три года у Волка и Волчицы появились дети, которые образовали сильную и дружную стаю в этих местах.

Волки сбиваются в стаи там, где мало корма, там, где нужно совместными усилиями загнать, убить большого копытного животного для еды. В лесных массивах Сибири большие стаи волков — редкость. Здесь волки охотятся или парами, или собираются в небольшую группу в голодный месяц для общей охоты.

Волк сохранил повадки своих северных предков в тайге. Его стая разбегалась только на летние месяцы, когда каждый мог прокормиться самостоятельно.

Первые два года деятельность стаи была не очень заметна, для волков хватало нескольких лосей или оленей, убитых зимой. Но обилие корма толкало волчицу Мать рожать до дюжины волчат.

Летом молодые волки, забавляясь, стали резать домашний скот и собак. Люди заволновались, появились призывы об уничтожении стаи. Цены за шкуру волка и убитого волчонка подскочили.

Охотник пропадал месяцами в тайге. Летом искал логово Волка и Матери, зимой ставил капканы и ловушки на серых хищников. Нужно сказать, что все волчата рождались серыми. Охотник не один раз видел всю семью зимой. Впереди, сливаясь со снегом, бежал белый Волк, за ним серой лентой тянулась стая.

Закон Равновесия в природе проявил себя в этой местности. На увеличение травоядных копытных увеличилась численность волков. Хищник, даже когда он сытый, должен охотиться. Инстинкт заставляет его это делать.

Для стаи Волка эти несколько лет были благодатными. Любовь и мир царили в семье.

Волк лежал неподалёку около норы, а на нём копошились малыши волчата. Забавно было смотреть, как они играли с отцом, пытаясь укусить его за лапы, уши, кончик носа, за хвост.

Отец терпел все их проказы, иной раз очень чувствительные укусы, не одёргивая их ни рычанием, ни трёпкой.

Еду для волчат добывали теперь их выросшие братья и сёстры. Они отрыгивали её малышам, а иногда приносили в пасти полузадушенных зайчат или рябчиков для обучения.

Волчица Мать иногда подходила к Волку, они облизывали языками друг другу морды, и эти ласковые прикосновения были наивысшими проявлениями любви.

Смерть в капкане

Молодая волчица лежала на осенних листьях. Земля вокруг, до тех мест, куда она могла дотянуться, была изрыта. Две задние лапы её намертво были схвачены челюстями капканов. Она лежала так несколько дней.

Первую ночь она выла, и на её призыв пришла волчица Мать. Мать грызла железо капканов, кроша свои клыки, и, понимая бесполезность усилий, жалобно скулила.

От тоски и безысходности, потеряв все силы, молодая волчица вытянулась на земле и не шевелилась. Её глаза теряли блеск и закрывались. Мать облизывала ей морду, глаза. Зализывала раненые, кровоточащие лапы, которые никогда больше не будут сбивать росу при быстром беге.

Волчица Мать чувствовала, как уходят последние силы из когда-то молодого и сильного тела, и как оно содрогается в последних конвульсиях, пытаясь вырваться из тисков. Чувствуя приближение смерти дочери, она завыла.

Вся боль и тоска выливалась в этот вой. В ответ издалека раздался вой её самца, вожака стаи, отца молодой волчицы.

Вой Волка отличался от жалобного страдающего воя волчицы.

В него вплетались леденящие звуки угрозы и мщения. Никто в этот момент не рискнул бы попасться ему на глаза. Услышав этот вой, Охотник понял, какая опасность грозит ему, и облился страхом.

Молодая волчица умерла, а над её телом и над всей тайгой раздавался двухголосый вой её родителей, потерявших дочь.

Верная подруга

На шестом году существования волчьей стаи жизнь её изменилась в худшую сторону. На стаю ополчились все местные охотники.

Волков безжалостно уничтожали. Несколько раз была зимняя охота с вертолёта. Но вожак стаи, выросший на снежных просторах Севера, очень хорошо знал, как спасаться от вертолёта. Он сразу же уводил семью в густую тайгу.

Охотник применял для уничтожения волков не только капканы, ловушки, но и яд. Впервые разбросав отравленную приманку в местах их обитания, он собрал около десятка трупов.

Это были в основном молодые волки, впервые столкнувшиеся с людским коварством. Вожак научил стаю распознавать яд. Сам он, имея отличное обоняние, знал все его запахи от стрихнина до новейших разработок ядовитых препаратов. Голос его предков сразу говорил ему — это смерть.

Стаю решили уничтожить облавой — охотой с флажками. И вот в декабре Охотник нашёл её через спутник. На фотографии чётко выделялся на снегу убитый лось, а около него семнадцать волков. Было ясно, что стая проживёт здесь не меньше недели.

Обложив волков флажками, охотники стали по своим номерам. Загонщики, переговариваясь, двинулись к стае.

Охотник хорошо знал повадки Волка, понимал, что тот кинется по прямой, спасаясь от людей. Потому он точно рассчитал место, где тот выйдет на флажки, там он и затаился.

Был дан сигнал к охоте. Стая сорвалась с места. Волки бежали в разные стороны, натыкаясь на флажки и выстрелы. Внутри огромного круга, огороженного красными тряпками, уже валялись трупы, окрашивая белый снег такой же красной кровью.

Волк выскочил к флажкам и замер. Он впервые увидел их, инстинкт внутри него молчал. Появилась растерянность, но не страх.

Волчица Мать, бегущая следом, сходу перепрыгнула через флажки и остановилась, приглашая Волка сделать то же самое. Но Волка гипнотизировали эти красные пятна, пугали, и растерянный он заскулил.

Тогда волчица перепрыгнула обратно, подбежала к нему, лизнула в морду и вновь повернулась к линии флажков.

Охотник выстрелил.

Выстрел подстегнул Волка, огромным прыжком тот преодолел препятствие и скрылся за деревьями.

А на снегу осталась лежать его верная подруга, Мать его детей и единственная любовь.

Искупление

Стая была уничтожена. Остался один волк, вожак. Охотник считал, что тот теперь вновь уйдёт на Север, лишившись своей волчицы и семьи.

Наступила весна. Днём снег сильно протаивал. Запах тающего снега, первый из запахов пробуждающейся природы, восторгом вливался в грудь.

К вечеру снег сковывал лёгкий морозец, и по нему можно было идти на лыжах, не боясь, что он налипнет.

Охотник собрался домой. Он надеялся до наступления ночи выбраться из тайги на дорогу, а там до посёлка рукой подать.

Уже было темно, когда он вышел на дорогу. Скупой, мёртвый свет луны саваном накрыл всё вокруг. И только живые лучики далёких звёзд, рассыпавшихся по тёмному небосводу, веселили душу.

Выйдя на твёрдую поверхность дороги, Охотник нагнулся и стал снимать лыжи. Сняв, он встал на ноги, поднял голову и замер.

На бровке из снега, прямо перед ним метрах в пяти стоял Волк. Его белая шкура серебрилась в лунном свете. Их взгляды встретились.

Охотник увидел в глазах Волка ненависть и боль утраты.

Он знал, что не успеет снять с плеча заряженное ружьё, не успеет вытащить нож, как клыки Волка порвут ему горло. Прыжок будет молниеносным.

Убивший за свою жизнь больше десятка медведей, множество волков и рысей, впервые он почувствовал страх.

Волк оскалил клыки.

— Сейчас прыгнет, — подумал Охотник.

Удара не было, открыв глаза, он увидел, что Волк спустился на дорогу и медленно идёт к нему. Вот он прошёл рядом, чуть не коснувшись его боком, и пошёл дальше, не оглядываясь.

Охотник сорвал с плеча ружьё и выстрелил Волку в спину.

Картечь с одного ствола и пуля с другого бросили Волка на дорогу.

Он лежал, вытянув мощные лапы с чёрными подушками, а на его морде застыла всё та же презрительная улыбка-оскал.

Волк считал себя виновным в гибели своей любимой, виновным в том, что не смог сохранить свою стаю, потому пришёл, чтобы умереть.

И он принёс свою жизнь в искупление тому, кто считал себя Богом, но никогда Им не был и не будет.

Волк был убит, оставшись непобежденным.

Смерть, ревность и любовь

Степан проснулся от боли в сердце. Возможно, он долго лежал не на том боку, а возможно причиной боли был приснившийся сон.

Сон казался до того реальным, что уже сидя в постели и слыша дыхание спящей рядом жены он продолжал оставаться с чувством обиды и ревности к ней.

— Вот ведь натворила дел во сне и знай, спит себе, а я теперь мучайся — подумал Степан.

Он перелез через Степаниду, не сторожась как обычно, чтобы не разбудить её. Ему даже стало приятно от того, что вот он хотя бы так смог досадить ей, достал папиросы и вышел на балкон покурить.

Ночная прохлада немного остудила его голову и принесла успокоение.

— Вот ведь как получается, никогда её не ревновал в молодости, когда здоровый был и легко смог бы перенести любую боль, так ведь ревность в старости ко мне подобралась.

Да если вспомнить, то в молодые годы и после Степанида никогда повода для ревности не давала, уверен всегда в ней был.

Смеялся над друзьями, когда те своих жён ревновали, мол, как вы можете без доверия друг с другом жить. Степанида всегда меня любила и других мужиков даже в мыслях до себя не допускала.

Нет, надо же такой чертовщине присниться, будто она с другим милуется и на меня с таким ехидством смотрит и говорит:

— Стёпа, тюха ты матюха, разве можно быть таким доверчивым к женщине.

От воспоминания, пережитого во сне, у Степана вновь сдавило сердце.

— Ты чего дверь то открыл, дым твой в комнату тянет. Поди, опять раздетый сидишь, смотри, простынешь, вошкаться с тобой придётся. Хватит дымить, иди, ложись, ночь ведь ещё — послышался голос Степаниды.

— Сейчас приду — Степан аккуратно затушил папироску, чтобы докурить после и, прикрыв дверь, лёг к Степаниде, но теперь уже с краю.

— Что с тобой, аль нездоровится? — спросила та, отодвигаясь к стене.

— Сон нехороший приснился, прямо сердце заныло и давление подскочило.

— Чего видел то, расскажи и забудь, куда ночь — туда и сон.

— Тебя во сне видел, будто ты с другим миловалась и главное видишь, что я это вижу, и тебе доставляет удовольствие меня мучить.

— Плохой твой сон, но не для тебя, со мной как бы чего не случилось. Боюсь я за тебя, как вдруг ты один останешься. Стёпа, ты только к другой женщине не уходи, не сможешь ты с другими жить, привязала я тебя своей любовью к себе, не дадут тебе другие того, что я давала.

— Перестань, Степанидушка, опять ты за своё взялась. Сколько раз говорено на эту тему, не умрёшь ты первой, сейчас первыми мужики умирают, сама жизнь так разумно устроила, да и Библия говорит, что… жена для мужа, а не муж для жены.

Жена должна похоронить мужа, устроить все последние дела, как он завещал и уже после придти к мужу, где они будут вечно молодыми и между ними будет вечная Любовь.

— Хорошо ты говоришь, Стёпушка, твои слова да Богу в уши. А теперь поспи ещё, пока темно за окном, а я вставать буду, тесто для оладушек поставлю, встанешь, вместе чаю попьём.

С той ночи прошло два дня. Степанида сидела в кресле и штопала прохудившиеся на пятках шерстяные носки Степана.

— И чего весь день по комнате носишься как угорелый, так носок на тебя не напасешься — ворчала она на мужа, который сидел у стола с газетой.

Дверь на балкон была открыта, летний ветер порывом поднял лёгкую штору, и в комнату влетела синичка. Она покружила у потолка и села на голову Степаниды.

— Свят, свят, господи сохрани — замахала руками та, пытаясь согнать птичку с головы. Но синичка, вцепившись коготками в её волосы, суматошно била крылышками по голове, словно пыталась поднять Степаниду в воздух.

Подбежавший Степан накрыл синицу руками, освободил её коготки от волос и выпустил птицу на улицу.

— Стёпа, это моя смерть приходила — сказала вдруг неожиданно с уверенностью успокоившаяся Степанида — это она мне знак подала.

— Перестань говорить глупости, да каждое лето и не по одному разу птички влетают через форточку.

— То через форточку, а эта через дверь влетела. Нет, я знаю, это знак был. Стёпа, ты живи без меня здесь у Светланы. Она из наших детей больше всех в меня удалась, она тебя не обидит, да и зять уже к нам привык.

Степан вдруг почувствовал страх. Он впервые подумал о возможности остаться без Степаниды.

Он гладил её растрёпанные редкие седые старушечьи волосы дрожащими руками, а по щеке медленно скатывалась слеза, застревая в морщинах.

Ночью Степанида умерла. Она поговорила со Светланой, сделала ей последние распоряжения насчёт отца, повидалась с остальными детьми и внуками. Все не верили в её предчувствие смерти и пытались разубедить.

Но она умерла. Неожиданно для всех и особенно для Степана. Он не хотел верить, что остался один и уже на поминках в затянувшейся паузе вдруг произнёс.

— Обманула ты меня, Степанида, предала на старости, а я всю жизнь так доверял тебе и верил в твою любовь.

После смерти жены, что — то сломалось в нём, и он совершенно изменился. Стал неразговорчивым, с детьми и внуками почти не общался, много курил и думал о чём — то своём.

— Пап, ты совсем себя довёл, нельзя же так — пыталась вразумить его дочь Светлана — давай мы тебе путёвку в санаторий купим, поживёшь там с месяц среди других людей, развеешься.

— Ещё, отец, смотришь, старушку какую-нибудь себе там присмотришь — пошутил зять.

— Ну, уж нет, если родная жена так со мной поступила, то другим веры совсем нет никакой.

В нём крепла уверенность, что Степанида это сделала нарочно и изменила ему не с кем — то, а с самой смертью.

Он пытался разжечь в себе ненависть к жене, вспоминая всю свою жизнь с ней, капля по капле, но везде она была безупречно чиста и её любовь к нему сверкала своей непогрешимостью.

Степан вспомнил, как встретился со своей будущей женой. Однажды он познакомился с девушкой с соседнего студенческого общежития, сейчас уже и имя её забыл. Та, услышав, что его зовут Степаном, засмеялась и сказала, что с ней в комнате живёт Степанида.

А через день она уже их познакомила. Степанида оказалась настоящей русской красавицей, словно вышла из народных сказок. Спокойный ясный взгляд, неторопливость в движениях и к тому же одна среди подруг носила на голове толстую косу.

Увидев друг друга, они сразу поняли, что это судьба и уже дальше подчинялись ей без рассуждений.

Поженились, жили, как и все в их поколении, что — то ладилось, что — то не удавалось. Но всегда между ними было согласие и любовь. Степан просто не представлял себе жизни по — другому. Степанида была верной и любящей женой, разумной помощницей в жизни.

Только сейчас Степан осознал, какое сокровище подарила ему судьба. Он никогда не сравнивал жену с другими женщинами. Зачем, ведь они чужие, а она его половина. И иногда посмеивался над жалобами друзей на своих жён, мол, сами виноваты, муж делает свою жену, а не наоборот.

Со злостью и ненавистью Степан мысленно обращался к Смерти, что разрушила его жизнь и забрала у него самое важное и необходимое.

Для него Смерть стала реальным человеком в образе мужчины — разлучника, мужчины — палача.

Он представлял Смерть этаким Д, Артаньяном в плаще, щляпе, любимце женщин, со шпагой, разит кого не попадя. И Степан гневно и бесстрашно кидал ему в лицо, спрятанное под маской, свои слова.

— Ты украл у меня добро, принадлежащее мне. Если ты судья и вершишь суд над людьми, то даже по своим законам ты вор, забравший у бедняка последнее.

Ты пользуешься своим положением, своей силой неприкосновенности. Жало, которым ты должен разить несправедливость и защищать закон, ты направил на самое святое в жизни человека — на его любовь.

Если ты думаешь, что напугал меня и заставил трепетать перед тобой, из — за жалких оставшихся дней моей жизни, то ты ошибся.

Моя жизнь без любви не имеет смысла, ты разрушил её и убил веру в высший суд. Ты разом лишил меня веры, надежды и любви.

Но палач, забравший у него Степаниду, молчал и не желал отвечать на его вызов. И Степан всё больше убеждался в своей правоте.

Прошёл год после смерти Степаниды. Батюшка из церкви, куда стал частенько ходить Степан, утешал его, говоря, что душа его жены теперь с такими же счастливыми душами находиться в райских кущах, не зная человеческих тревог, боли и страданий.

— А тебе Господь послал испытание на исходе жизни, чтобы убедиться в твоей верности Ему, как когда — то испытывал Иова.

— Никак не могу я понять, батюшка. Если Бог любит всех и поселяется любовью в душах людей, чтобы воссоединить их и собрать в Себя, то почему Он разрушил мою любовь, забрал её у меня.

— Нам смертным не ведомо многое на этом свете, мы порой в свою душу не можем заглянуть, а перед Господом мы как раскрытая книга. Он видит все наши дела и помыслы. Он как хороший врач, ставит диагноз и лечит душу человека. Тело человека лечат земные лекари, а вот душу его может излечить только Он. Об этом и апостол Лука говорил, который был врачевателем.

Не утешали Степана эти беседы с батюшкой, боль, поселившаяся в душе, обидой рвалась наружу. И он продолжал в мыслях корить Степаниду, что предала его, ругать и доказывать свою правоту обидчику, забравшему её, жаловаться Богу на его слугу Смерть, что использует служебное положение в своих целях. Правда, в каких он и сам не понимал.

И вот однажды ему вновь, как в первый раз, приснился сон. Степан сразу почувствовал, что он не из человеческих сновидений. Сон был величественно страшен своей правдой.

Среди чёрной пустоты, огромной словно космос, без единой звёздочки и капли света он повис словно в невесомости, а внутри его тела, в сознании накапливался страх, что вот сейчас он обретёт вес и упадёт в бездну.

— И ты и все дела твои взвешены — прозвучали в его мозгу знакомые слова.

И тут он увидел своего обидчика в чёрной щегольской шляпе с пером, чёрном шёлковом плаще, лицо, как обычно, под чёрной маской.

— Достали меня твои жалобы и кляузы, Степан. Вот получил я указание поговорить с тобой, сделать прояснение в твоей голове, хотя это и не входит в мои обязанности. Ведь я Смерть, тот самый разлучник, которого ты клянёшь.

Жалуешься ты, что я убил в тебе веру в закон, лишил тебя любви, а значит и Бога.

А была ли в тебе любовь? Да, Степанида тебя любила, готова была ради тебя на всё. Я тебе напомню нашу первую встречу. Вспомни, как ты её вынудил на криминальный аборт. Да, да ваш первый, не родившийся ребёнок, вы тогда студенты ещё были, ты не взял на себя решение о судьбе ребёнка, переложил его на Степаниду.

И она решилась. У неё открылось кровотечение, ты тогда помогал санитарам уложить её на носилки и в горячке понёс из комнаты ногами вперёд, а когда тебя врач скорой остановил, то упал в обморок.

Я пришёл тогда за ней и вашим ребёнком, но остановился не взял её, потому что она, умирающая, переживала за тебя, просила врача привести тебя в чувство.

Ты всю вашу совместную жизнь купался в её любви, потому — то ты знаешь, что такое любовь, но сам её, увы, не имеешь. Считаешь себя мужчиной и главой семьи, а главой была твоя жена.

У меня тоже есть жена, её зовут Судьба. Она делает, как и все женщины ошибки, а я вынужден за ней их исправлять. Хочешь знать, почему я не открываю никогда своего лица? Потому что на нём печать нечеловеческой усталости. Страшен и тяжёл мой труд. Не все понимают, что я не лишаю жизни, а избавляю человека от боли душевной, или телесной.

Я радуюсь, когда могу помочь человеку, зовущему меня. Твоя Степанида, вернее её душа, теперь вместе с душой вашего не родившегося ребёнка, ведь он тоже должен испытать любовь мамы.

Выходит я отобрал у тебя любовь жены, чтобы отдать её вашему ребёнку, ведь другие ваши дети, и ты получили её здесь на земле, а он тоже имеет на неё право.

Ну как Степан, ты доволен моими разъяснениями? А теперь я тебе сделаю подарок. Я не приду к тебе долго, очень долго, чтобы ты понял, что это не подарок, а наказание. Ты будешь глубоким стариком, одряхлеешь и станешь умолять меня избавить тебя от жизни. Возможно, я и смилуюсь, ради твоей жены, ради её Любви.

У тебя будет время понять, что такое Любовь и научиться любить. Вот тогда ты и встретишься со своей Степанидой.

Одинокая ветка сирени

Тамара Алексеевна сидела на любимой скамье под огромными тополями в небольшом дворовом парке. Город купался в воздухе, пропитанном множеством цветущих растений, он словно парил в нём над землёй в эти весенние дни.

Весна, как некий агрессор, врывалась в души людей, захватывала их своей необузданной яростью состоящей из смеси ярких цветовых оттенков и множества запахов.

Это жизнеутверждающее время года особенно действует на молодых людей. Оно сродни им. Время стариков это осень. Потому — то Тамара Алексеевна уставала от весны.

Её утомляло и весеннее солнце, которое разжигало и заставляло кровь быстрее пульсировать в жилах и быстрый рост цветов, которые только вчера набрали бутончики, а сегодня уже распустились в яркие цветные соцветия.

Не утомлял разве только весёлый детский гам. Дети в любое время года остаются одинаковыми, подрастают одни, а им на смену уже приходят другие, такие же шумные и беззаботные.

Напротив неё под цветущей дикой яблоней на скамье сидела компания, две девушки и три парня.

Яблонька притягивала к себе взгляды всех людей проходивших мимо, как и притягивала своим нежным ненавязчивым запахом летающих пчёл, шмелей.

Её белые цветы сливались в ослепительный наряд невесты. Видимо это сравнение всплывало в мыслях любого, кто смотрел на неё.

Молодые люди смеялись и разговаривали, повысив голос до тона, рвущегося из динамика голоса.

Одинокая ветка сирени

У тебя на столе стояла

Это день твоего рожденья

Мы с тобою вдвоём встречали.

Казалось, что их не интересует ни музыка, ни слова песни, которую они уже слышали много раз. Это было как некий атрибут, декорация той жизни, что окружала их.

Плыл по городу запах сирени

До чего ж ты была красива.

Я твои целовал колени

И судьбе говорил спасибо.

Но Тамару Алексеевну эти слова резанули, словно ножом, по незаживающей ране в сердце.

Уже прошло два года, как она похоронила своего мужа Андрея, но свыкнуться с его уходом из этого мира никак не могла.

А эта незатейливая песня вдруг перебросила её в далёкую теперь юность. Уже больше полвека прошло с того дня, когда она впервые встретилась с Андреем, а помнится всё так ясно и отчётливо словно и не было с того времени почти целой человеческой жизни.

В тот день она, студентка медучилища, с подругой поехали через весь город в кинотеатр «Родина», где шёл только что выпущенный на экраны фильм-сказка «Варвара — краса длинная коса».

В те времена каждая новинка вызывала ажиотаж и огромные очереди. Не привыкшие к рекламе, люди с интересом смотрели из окон трамвая на огромную афишу у кинотеатра. На ней непонятный зелёный человек с огромными ушами, грозит пальцем красавице с длинной косой и в русском сарафане.

С каким восхищением смотрели сказку и взрослые, и дети, сопровождая смехом игру артистов на дневных сеансах. После Тамара Алексеевна не могла понять, почему уже у её внуков не было такой реакции и интереса к фильму.

Тамара с подругой прошли к билетной кассе и встали в очередь. В это время в вестибюль заскочили два парня, которые переговариваясь и оглядывая очередь, остановили своё внимание на них.

Один из парней уставился на Тамару, а та дерзко посмотрела ему в глаза и увидела, как дурашливая маска на его лице вдруг сменилась на внимание и любопытство, а чуть позже на восхищение.

Почему- то пристальный с восхищением взгляд мужчины впервые не был ей неприятен, а наоборот она почувствовала желание понравиться ему, заставить любоваться собой.

Ребята взяли билеты рядом с ними, и весь фильм пытались привлечь к себе их внимание.

После фильма увязались провожать до самого общежития. Познакомившись, предложили встретиться вновь в кинотеатре. Так и повелось, раз в неделю встречались в кино, билеты уже доставали они.

В одну из таких встреч Андрей, провожая Тамару, купил для неё ветку сирени у торговавшего на углу кавказца.

В те давние времена в сибирском городе сирень была экзотическим растением. При морозах, доходивших до минус 45ти, и, державшихся неделями, кусты сирени просто вымерзали.

Прошло пятьдесят лет, и теперь сирень растёт на любой даче, в парках и скверах — вот оно то самое глобальное потепление.

А тогда Тамара, приняв от смущающегося Андрея ветку, завёрнутую в целлофан, замерла в восторге, это были первые цветы, подаренные ей мужчиной.

Кавказец, доставший ветку из набитого сиренью чемодана, сказал Андрею «Три рубла» и тот заплатил. Тамара уже знала, что Андрей тоже студент и живёт на стипендию в 30 рублей и попыталась отговорить его от покупки.

Но Андрей, смеясь, сказал, что подработает и пусть она не думает об этом.

При прощании Тамара впервые поцеловала Андрея в щёку.

Тамара Алексеевна улыбнулась, вспоминая, как она тогда, засмущавшись этого, убежала в общежитие, прикрывая лицо и счастливые глаза веткой сирени.

Плыл по городу запах сирени

До чего ж ты была красива…

Сколько потом в их жизни Андрей передарил ей различных букетов цветов. Она подумала если их все собрать воедино, то получилась бы небольшая весна. Но та первая веточка сирени с её неуловимым нежным запахом запомнилась навсегда.

Она тогда простояла в вазе больше месяца пока совсем не засохла, не поднималась рука выкинуть её.

Мимо скамьи прошёл несколько раз невысокий сухонький старик с палкой. Он поглядывал на Тамару Алексеевну, но только та поднимала на него глаза, как он, смущаясь, отходил.

Господи, как мальчишка в детском садике подумала она про себя и при следующем его приближении сказала.

— Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь, меня вы не побеспокоите.

— Спасибо, — сказал старичок, усаживаясь на скамейку — А я давно вас заметил, вы раньше постоянно с мужем гуляли, а вот теперь почему- то одна.

— Похоронила я мужа, несколько месяцев не дожил до золотой свадьбы, всю жизнь были вместе.

— Простите за бестактность, мне очень жаль. Вы всегда выглядели замечательной парой.

— Да что теперь думать рано или поздно все там будем.

— Вот что верно, то верно, только каждый со своим грузом туда пойдёт, я имею в виду с тем, что в душе скопили за жизнь.

Вы знаете, я тоже один, правда у меня жена ещё живая, просто ушла она от меня. Ничего нас с ней, оказывается, не связывает. Пока дети с нами жили то забота общая, любовь к ним, вот и не замечали того, что нет между нами этой самой связи.

А как отошли дети, внуки и оборвалась ниточка связывающая нас.

Вот я к старости философствовать стал, говорят, что философами становятся те, у кого жизнь не удалась.

По моему разумению женщины делятся на тех, которые любят и тех, которых любят.

Моя бывшая требовала к себе не только внимания и заботы, но и любви. Помните сказку о Маленьком Принце. Вот у нас именно такая была любовь. Я её любил, а она колола меня своими шипами.

— Возможно, она вас любила, но по- своему. Ведь любовь это как солнце. Посмотришь на него, лучи ослепят тебя, а после рассыплются на множество оттенков радуги.

И если подставить себя всему солнцу, то оно обожжет тебя, а вот несколько лучей — согреют.

Мы с моим мужем просто любили друг друга. Не требовали большей любви, чем та, которая есть. Мы радовались тому, что было и оно для нас становилось огромным и родным.

Ну, вы оставайтесь, а я пойду. Вот ведь как весна разгулялась, даже мы старики о любви заговорили.

Тамара Алексеевна поднялась со скамейки и медленно пошла к дому. И вдруг в её ушах, в голове зазвучал голос Андрея, напевавшего услышанные строки.

Я твои целовал колени

И судьбе говорил спасибо.

Разлука после золотой свадьбы

Недавно у моих знакомых золотая свадьба была. Пятьдесят совместных лет, как копеечка к копеечке, легли. Люди они хорошие и на жизнь не жалуются. Познакомились на строительстве Братской ГЭС, куда приехали по комсомольским путёвкам.

Там же они и комсомольскую свадьбу сыграли, и жить остались. Так судьба положила, что за все эти пятьдесят лет они не расставались. Ну, конечно, если не считать дни, когда он, или она, учиться ездили, экзамены там и другие надобности.

Но это супружеской жизни не помеха, наоборот после таких отлучек слаще встречи бывают.

Вырастили они сына с дочерью и внуками обзавелись. Детей любили, может даже чрезмерно, но это бывает в любящих семьях. Я хорошо их семейную жизнь знаю, с Иваном давно в дружбе, да и работали до самой пенсии бок о бок. А жена моя, покойная, царствие ей небесное, с Валентиной, супружницей Ивана, в хороших отношениях состояла.

Помню, по молодости нам с Иваном подфартило, девки на нас клюнули, можно было бы глоток свободы испить, тем более что жёны бы ни в жисть не догадались. Нет, Иван ни в какую, не хочу, мол, жене изменять, стыдно будет ей опосля в глаза смотреть. Вот такой он верный муж.

На рыбалке иной раз аж зло брало. Мы все от жён отдыхаем, он глядит в огонь костра, а потом вдруг скажет:

— Моя Валя любит на костёр смотреть, как она там интересно без меня?

Обязательно кто-нибудь, с досады ему ответит:

— Как? Да, наверное, с соседом в шахматы играет.

— Нет, моя Валя не такая, она хорошая.

— Все они хорошие, пока зубами к стенке спят.

А он даже не стеснялся мужиков, нарвёт букет полевых цветов и везёт своей Вале.

Да и Валентина Ивана ни на кого не променяет, точно говорю, любовь у них настоящая.

Как вышли на пенсию, то совсем сблизились, друг без друга никуда. В магазин там, или за пенсией только вместе.