Бесплатный фрагмент - Кислотный дозор

КИСЛОТНЫЙ ДОЗОР

Анохин осторожно просунул руку в нору и вскрикнул. Что-то укусило его. Он резко отдернул руку и в следующее мгновение уже сидел на земле, слизывая с пальцев горячую липкую кровь. Подбежал Кулдин с баллоном иприта за спиной. Присев на корточки, он быстро натянул противогаз, вставил в отверстие в земле телескопическую трубку, одновременно с этим раздвигая её на максимум, и принялся закачивать в нору смертельный газ. Через несколько секунд из-под земли донеслись жуткие вопли и ругательства, и Кулдин прекратил подачу иприта. Анохин вскочил на ноги, глухо, через противогаз, закричал: «Отходим!», швырнул в нору гранату и бросился к машине. Кулдин с баллоном последовал за ним, но правда бежал он немного медленнее. Земля за ними вдруг разбухла и взорвалась, словно инсталляция вулкана. Ещё одна разбойничья нора была уничтожена.

На фоне взрывов, грохота и криков Кулдин с Анохиным быстро бежали к дороге.

Сидя за рулём, Анохин внимательно разглядывал проносившиеся мимо развалины. Рука, смазанная специальным отваром из аптечки, уже заживала. В воздухе до сих пор чувствовался запах гари — по крайней мере так ему казалось. Но скорее всего он просто сам насквозь пропах этой гарью.

Встречных машин не попадалось — по крайней мере, за полчаса они не встретили ни одной. Кулдин вынул из кармана хронометр. Стрелки основных часов показывали половину десятого.

— Скоро стемнеет, — проворчал он. — Если увеличишь скорость, то в Зареме будем к полуночи.

«Не торопись, Кулдин, — думал Анохин. — Тише едешь, дальше будешь, а Зарем никуда от нас не денется. А нам в любом случае придётся ночевать в гостинице — и только утром в штаб. Нет никакого смысла гнать в сумерках по такой дороге. Если хочешь вздремнуть — просто ложись сзади и спи».

Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове, пока машина проезжала возле развалин сгоревшего космодрома. Кулдин снова бросил взгляд на хронометр.

— Ну всё, приехали, — сказал он раздражённо. — Останавливай машину. Мы на двадцать минут в прошлом.

— Ты что, серьёзно? — с досадой в голосе уточнил Анохин, сворачивая на обочину. Кулдин продемонстрировал ему экран хронометра. — Мда.

Вскоре их «ремингтон» застыл на обочине. Теперь нужно было ждать, пока ход времени на этом участке восстановится.

— Пойдём воздухом пока подышим, что ли, — предложил Кулдин.

— Да вроде только что дышали.

— Ну тогда пойдём ещё раз подышим, — в голосе напарника появилась некая угроза, и, чтобы его не раздражать, Анохин кивнул и открыл дверь.

Когда они вышли, Кулдин тут же ударил Анохина по лицу наотмашь.

— Ты чего это?? — вскричал тот возмущённо.

— А ты не понимаешь, да? — Усы напарника грозно топорщились.

— Да пошёл ты… — пробормотал Анохин и, потирая щёку, отошёл на несколько шагов от машины. Смысла многих действий Кулдина он и правда не понимал. Создавалось впечатление, будто тот действует и существует на каком-то ином уровне, и свои действия порой не может объяснить и сам. Просто совершает их — и всё. И постепенно Кулдин становился всё агрессивнее почему-то, цепляясь к каждой мелочи, к каждой фразе Анохина.

Ворона, сидевшая на крыше «ремингтона», казалось, посматривает на людей с насмешкой.

Кулдин сплюнул. Через минуту на шоссе появилась группа людей, быстро шагавших им навстречу, — все в защитных куртках, пятнистых брюках и сапогах. Своим отрешённым видом они напоминали буддийских воинов, приготовившихся к отчаянной и кровавой битве. За плечами у каждого висел измеритель кислотности почвы.

Кулдин нахмурился. По его широкому лицу медленно расползалось недоумение.

— Вы что, вместе с нами в провал угодили? — не здороваясь, поинтересовался он, переходя на универсальный английский.

— Нет, мы просто в дозоре ходим, — ответил один из мужчин. — А вы вообще кто?

Представиться, видимо, на всякий случай следовало.

— Я — Кулдин, а это Анохин. Отряд «Гамма».

— А, дезинсекторы. Понятно. А мы — нэйперы из славного рода Тун-Саб. А это Купер, — он указал головой в сторону зарешечённой будки на колёсиках, которую держал на верёвке один из дозорных, — наш талисман.

В будке виднелось что-то похожее на собаку, и скорее всего это и была собака.

— Зарем-то отсюда далеко? — зачем-то вставил реплику Анохин.

Наступило молчание. Кулдин покосился на Анохина с некоторым возмущением и даже осуждением (если не презрением) во взгляде, словно каждое живое существо на планете обязано было знать, на каком расстоянии от него находится Зарем.

— Ни далеко, ни близко, — расплывчато ответил предводитель нэйперов. — А зачем вам в Зарем?

— По делу, — отрезал Кулдин, как бы закрывая эту ветвь диалога.

Анохин посмотрел на хронометр. Секундная стрелка до сих пор не двигалась.

— Мужики, у вас машину относит! — воскликнул вдруг кто-то из нэйперов.

И правда — их «ремингтон» сносило всё дальше и дальше в прошлое. Получается, это была не простая темпоральная ловушка, а самая худшая её модификация — многослойная квантовая, МКТЛ-2 по классификатору. Нэйперы испуганно попятились, покидая радиус действия ловушки. С каждой секундой машина становилась всё ярче, всё новее. Зацепки за настоящее рядом с нею быстро исчезали, словно настоящего там никогда и не существовало. Среди нэйперов пронёсся восторженно-обеспокоенный гул. Их пёс-талисман, забившись в угол конуры, тихо и злобно рычал.

— Проклятье, там же карты! — закричал Кулдин и бросился к машине.

— Подожди, ты что, это же опасно!

Но оклик напарника никак не отразился на скорости перемещения Кулдина.

— Ой, мужики, что сейчас будет… — пробормотал какой-то молодой нэйпер.

С машины тем временем уже начинала слезать краска. Через десять минут, подумал Анохин, она просто распадётся на отдельные детали, а потом и те исчезнут, впитавшись в землю в виде отдельных химических элементов. Ситуация была страшной. Даже Купер уже перестал рычать и лишь тихо скулил в своей будке.

Каждая секунда казалась вечностью.

Из бокового люка машины наконец высунулся Кулдин. Зрачки у него были расширенные, взгляд — мутный. В руке он держал папку с топографическими картами разбойничьих нор — активных и уже деактивированных в их регионе, — которую им велено было доставить в главный штаб в столицу.

— Прыгай! — завопил Анохин. — Прыгай, не тормози!

В радиусе двух метров вокруг «ремингтона» воздух, казалось, слегка дрожит, как при сильной жаре. Заметив трансформации машины и атмосферы, Кулдин, до этого словно вставший на паузу, выругался и спрыгнул с подножки на дорогу. Его одежда вдруг стала ярче, да и сам он сделался каким-то чересчур насыщенным; усы быстро исчезали, а лицо приобретало детские черты.

Анохин понял, что дело плохо и побежал навстречу напарнику, хотя инструкции этого и не приветствовали — менеджеры «Гаммы» считали, что в подобных случаях лучше потерять одного дезинсектора, чем двоих. Резко выдернув Кулдина за руку из центра ловушки и её дублей, размножающихся внутри ловушки-матки со страшной быстротой, Анохин, расплёскиваясь и тут же снова собираясь, поволок и поволокся прочь от темпорального омута — пока искривлённое время не засосало и не изменило их обоих. Пропорции внешних объектов перед его глазами плавали и менялись. Ему казалось, что внимание всего мира приковано к этой сцене и что только ради неё и создавалась эта вселенная. Также складывалось ощущение, что не только ощущение, но и всё остальное складывалось, раскладывалось и откладывалось где-то ещё, не только снаружи, но и в подкорке, распахиваясь и запахиваясь спереди, сзади, слева, справа, сверху и снизу. Застонав, увязший было Анохин ещё раз рванулся вперёд, вытягивая Кулдина как маломощный, но всё-таки буксир. Иногда их оттягивало назад, и тогда мир — как внешний, так и внутренний — снова начинал дёргаться и плыть. Кулдин то ли двоился, то ли троился.

Когда пространство перестало наконец искажаться, Анохин остановился, достал из внутреннего кармана куртки специальный фонарик и посветил в глаза двоящемуся Кулдину, который до сих пор болтался у самого себя на руках, как в дурновкусном довоенном боевике. Молодость стекала с его лица по усам и щекам на грудь и плечи. Глаза были мутными, живой человек казался почти что выключенным, словно робот или манекен. Голова у Анохина, волей-неволей законтактировавшего с ловушкой, слегка кружилась. Поморщившись от неминуемости собственной реакции, он приложил руку к центру кулдиных — костяшками пальцев к солнечному сплетению — примерился и что есть силы ударил в него, как того требовали негласные инструкции. Завопив от физической боли и внезапного шока самоидентификации, Кулдин согнулся и упал, выронив папку. Процесс инфантилизации тут же замедлился, двоение прекратилось.

Всё это заняло лишь несколько секунд.

Откуда-то издалека донёсся полный отчаяния визг Купера. Анохин оглянулся и увидел, что на конуру стремительно (и, как всегда, бесшумно) надвигается огромная туша одного из самых опасных представителей здешней фауны, а нэйперы, чьё внимание приковано к сползающей в прошлое машине, этого не замечают. Поражаясь быстроте собственной реакции, Анохин выхватил из кобуры игломёт и почти не целясь выстрелил. Хищник, уже готовящийся просунуть длинное рыло сквозь решётку конуры, мгновенно лопнул. Анохин тут же повернулся к напарнику, словно забыв о только что совершённом подвиге. Позади него уже раздавались истошные крики нэйперов и топот их ног — видимо, они спешили проверить, всё ли в порядке с их талисманом, и одновременно проклинали себя за нерасторопность. Сверху на конуру падали лоскуты, оставшиеся от хищной твари.

Кулдин по-прежнему корчился на земле от боли в солнечном сплетении, но уже не издавал никаких звуков. Теперь ему было около тринадцати лет на вид, но память и накопленный опыт должны были сохраниться. Много воды утекло с тех пор, как они стали напарниками, но теперь, скорее всего, их пути разойдутся — слишком уж велика разница в возрасте, да и не сможет омолодившийся Кулдин таскать на себе баллон с ипритом…

Анохин осторожно поднял папку и дрожащими пальцами раскрыл её. Карты, слава Богу, были на месте. На первый взгляд, они, казалось, не изменились, хотя бумага и выглядела чуть новее, чем была. На одной из обзорных карт немного пополз масштаб, но не слишком критично. Кое-где чуть нарушились пропорции, но это можно было легко поправить — фотографическая память Анохина прекрасно всё помнила. Он начал пересчитывать карты. Одна, две, три… двенадцать. Отлично, все на месте!

Раздался металлический скрежет. Анохин поднял взгляд — от машины уже оставался только каркас, да и тот медленно сминался и скоро должен был потечь расплавленным металлом. Хрипя, омолодившийся Кулдин пополз вперёд, к людям. На его лице отображалась вселенская печаль. Постепенно он распрямлялся, медленно, но верно перемещаясь из горизонтального состояния в вертикальное. Форма теперь висела на нём мешком, а ростом он был напарнику по грудь.

Так получилось, что когда Кулдин подошёл к Анохину, к тому подошли и нэйперы, только сзади, и таким образом тот оказался как бы в центре всеобщего внимания, о чём пока не знал. Кулдин, одной рукой массирующий солнечное сплетение, едва успел открыть рот, как нэйперы наперебой принялись выкрикивать благодарности в адрес Анохина. Спасённый пёс радостно лаял внутри будки. Анохин, смущённый от похвал, вертелся между нэйперов, бормоча что-то вроде «Ой, да ладно вам» и «Да я вообще случайно в него попал, обычно я плохо стреляю». Нэйперы жали ему руку, хлопали по плечам, представлялись, при этом полностью игнорируя жертву ловушки, словно для них это было совершенно рядовое событие. Кулдин, обделённый вниманием к своей проблеме, смотрел на напарника волком.

Переночевать они решили в лагере нэйперов, который находился в километре от темпорального омута и куда их так настойчиво звали — в знак благодарности за спасённую собаку и, возможно, чисто из человеческого желания помочь пострадавшим.. Видимо, утром следовало вызвать такси из Зарема, раз уж собственную машину они потеряли. Кулдин не разговаривал с напарником, разве что бросил один раз сквозь зубы: «Я тебе это ещё припомню». Анохина такое отношение покоробило — нет чтоб поблагодарить за спасение, так он наоборот обвиняет в чём-то, ужас! Причём как всегда обвинения были какие-то не то что даже недосказанные, без эпилога, а имели только один пролог. Никогда нельзя было понять, к чему клонит Кулдин и в чём заключается смысл его претензий. И как они столько лет проработали вместе… Сползшая кепка смешно оттопыривала уши нео-Кулдина, и Анохин иногда с трудом сдерживался от улыбки. Впрочем, почти всю дорогу до лагеря омолодившийся дезинсектор тащился позади всех, как-то странно шоркая ногами, поэтому Анохин редко его видел. Основной интерес для него сейчас представлял воздушный шар, висящий над лагерем нэйперов. Видимо, те вели не только пешие дозоры, но и воздушные. Может, сканеры какие-то навешивали на борт. Интересно.

Когда Анохин один раз обернулся, Кулдин стоял на месте, оттопырив широкие брюки спереди и озадаченно заглядывал внутрь. Что-то, видимо, его беспокоило. Перед самым лагерем он вдруг нагнал напарника и, стараясь шагать с ним наравне, тихо, но в то же время громко заговорил сквозь зубы ломающимся подростковым голосом:

— Как же ты меня бесишь! Весь такой правильный, да? Весь такой герой — собаку спас, да? Ну что ты из себя корчишь всё время? Думаешь, что ты самый правильный, самый умный? Да кто ты такой вообще? Почему ты сам не кинулся документы спасать, а? Зассал? Снова решил на меня скинуть самую опасную часть работы, да? Чистюля. Ненавижу таких как ты. Привыкли из воды сухими выходить за чужой счёт. Думаешь, ты что-то значишь? Да ты никто, понял, никто? Ты просто я не знаю… ты — винтик, или даже не винтик, а гвоздик, потому что даже резьбы у тебя нет. У меня есть, у Матвеича есть резьба, а у тебя нету. Да если бы ты с нами на подводной лодке служил, тебя бы просто…

С улыбкой посмотрев на злобствующего мальчика, шагающего рядом, Анохин дружелюбно положил ему руку на плечо. Теперь он мог себе такое позволить — те действия, от которых Кулдин чувствовал бы дискомфорт. Обычно напарника было ничем не пронять — во время конфликтных ситуаций тот никогда и ни при каких обстоятельствах не менял мнения и точки зрения, даже если был неправ (а неправ он был в конфликтных ситуациях почти всегда — по крайней мере, так считал Анохин). Внезапно он понял, почему Кулдин шаркал ногами при ходьбе. Его ботинки то и дело сваливались с уменьшившихся ног, и поэтому он старался не поднимать ступни слишком высоко и двигался по разбитой дороге, почти не отрывая подошв от асфальта, то есть словно скользил на коньках при сильном трении. Ставшие длинными брюки он закатал до щиколоток.

Не закончив фразу про гипотетическую судьбу Анохина на подводной лодке, Кулдин нервно скинул его руку и отскочил, точнее отскользил в сторону, после чего, как бы смешно это ни звучало, ускорил свой шаг — видимо для того, чтобы не продолжать этот ненавистный самому себе монолог и не контактировать с напарником. Но Анохина возмутил такой подход и даже обидел: в конце концов, это не он вечно что-нибудь из себя ставит, а сам Кулдин. Импульсивный, иррациональный, неподвластный никакой логике. Смелый, да, или даже безрассудный, отчаянный, но эти положительные качества Кулдина, столь полезные иногда в их работе, в быту сильно затенялись отрицательными чертами его характера (впрочем, другие служащие «Гаммы» не видели в этом особых проблем). Без труда нагнав напарника, Анохин заговорил как можно более дружелюбно:

— Да ладно ты, Кулдин, хорош дуться. Я действовал по инструкции. — Ему вдруг стало противно от того, что он словно оправдывается, хотя ни в чём не виноват, но начатый конфликтный гештальт нужно было как-то завершить. — В конце концов, если бы я чуть позже среагировал, ты мог бы вообще младенцем стать. Подросток — это не конец света. Да и жить ты теперь будешь лет на тридцать дольше при том же опыте. Почему ты ведёшь себя так, словно винишь меня в форс-мажоре? Если бы Луна на Землю упала — тоже я виноват был бы? Просто ты первым побежал к машине, потому что у тебя реакции обычно быстрее, а я что должен был сделать на твой взгляд — за тобой бежать? Вместе бы в машину полезли, отталкивая друг друга, мешаясь, да? Свалились бы на выходе трёхмесячными и провалили бы задание — вот что тогда было бы. И между прочим я тебя за руку оттуда вытащил, хотя инструкциями это и не приветствуется. А если бы не вытащил? В общем, ты жив и даже в плюсе…

Кулдин резко остановился и с перекошенным от гнева лицом уставился снизу вверх на Анохина, который тоже вынужден был остановиться.

— В плюсе, говоришь?! — зарычал он ломающимся голосом, словно простывший медведь. — Не конец света, да? А ЖЕНЕ Я ЧТО СКАЖУ, КОГДА ВЕРНУСЬ? Это ты, гнида, не женат, потому что импотент или пидор, даже по бабам с нами не ходил никогда, а зачем моей жене пятнадцатилетний пацан, ты подумал?! Зачем, гад, нашей семье пятнадцатилетний отец?? Да у меня дочь теперь младше меня на два года всего!

— А я причём?! — завопил озадаченный Анохин. — Почему ты меня во всём этом обвиняешь?

— Потому что это твоя папка была, ты, тварь! Почему ты оставил документы в машине, гнида?

— Ты что за бред несёшь?? — закричал Анохин ещё более озадаченно. — Почему это «моя» папка, если она общая?! И мы вообще-то одного ранга, так что не надо вести себя так, словно ты мой начальник! И что, я должен был эту папку с собой таскать, по-твоему? Откуда я знал, что машину сносить начнёт?! И если ты такой умный, то почему только постфактум, почему ты сразу не сказал, что мы забыли папку, — когда мы только вышли из машины? И между прочим это ты сам отвлёк моё внимание, когда вдруг потребовал выйти подышать воздухом! А если бы мы оставались в машине, как я и планировал, то её вообще могло бы не снести, поскольку она была бы тяжелее!

— Ты хочешь сказать, — взвизгнул Кулдин, — что это я во всём виноват??

Несколько секунд он яростно шлёпал губами, пытаясь подобрать нужные слова для выражения гнева, но потом вдруг просто повернулся и быстро поскользил вперёд. На этот раз Анохин не стал его нагонять. Спустя метров десять Кулдин замер, нервно сорвал с себя обувь и дальнейший путь проделывал уже в носках, хотя было видно, что это доставляет ему неудобства. Ботинки он держал в руках.

В лагере нэйперов Анохину сразу понравилось. Здесь царила очень благостная, добрая атмосфера. Нэйперы, среди которых было много восточно-европейских славян и даже русских, накормили их жареным вараном, напоили сладким компотом из чайника с надписью «USA» на боку и пообещали утром вызвать такси до Зарема за свой счёт. Предоставили отдельную комнату для сна в длинном одноэтажном общежитии, показали, где душ, туалет.

Несмотря на позитивную атмосферу, Кулдин нервничал, и, в принципе, его можно было понять. Более того, на его изначальное нервничанье, с которым он вошёл в лагерь, наложилось ещё одно, вызванное чрезмерной добротой одной нэйперши — смуглой женщины лет тридцати, тоже одетой куртку и брюки защитной раскраски. Они все тогда сидели за общим столом на открытом воздухе, когда эта нэйперша, сидевшая напротив и немного наискосок и которая была не в курсе деталей, вдруг что-то взяла из вазы со сладостями и протянула Кулдину: «Мальчик, хочешь конфетку?». На несколько секунд лагерь будто попал в центр циклона, как показалось Анохину, а улыбающаяся женщина, не поняв, почему все или смотрят на неё, или как-то полусмущённо опускают взгляд, дополнила своё предложение ещё одной дружелюбной фразой: «Она вкусная, попробуй, не бойся». Нервно вскочив, Кулдин отбил её руку (конфета улетела кому-то в суп), перелез через скамейку, чуть при этом не упав, и в клубах пыли, поднимаемой собственной обувью, удалился куда-то между палаток. Когда женщине всё объясняли, она испуганно прикрыла ладонью распахнувшийся рот, осознав свою бестактность, но Анохин успокоил её — мол, всё будет нормально. Затем она вдруг перелезла через скамейку и быстро побежала за Кулдиным.

— Ну, сейчас Анка его утешит! — громко сказал кто-то, и нэйперы принялись совершенно добродушно, беззлобно ржать. Анохину всё это смешным не казалось (и он даже заранее сочувствовал «Анке»), но в конце концов Кулдин был никем для нэйперов, — так, очередной путник, проходящий мимо, — а она жила вместе с ними, и с каждым днём её детализация в лагере всё повышалась бы, обрастая всё большими подробностями, а его — всё понижалась. Пусть шутят; ничего такого в этом нет, в конце концов.

После еды нэйперы продолжили знакомить почётного гостя со своим лагерем. Впрочем, слово «лагерь» здесь было, пожалуй, не уместным, поскольку обычно под ним подразумевается что-то временное, однако тут всё выглядело постоянным: все эти домики, колодцы, палатки и даже мешки с дынями, нагруженные на какой-то прицеп. Особенно понравились Анохину знаменитые нэйперские теплицы, а больше всех та, в которой выращивали грибы.

Кулдин и нэйперша вернулись примерно через полчаса — по крайней мере именно тогда Анохин, в очередной раз пересказывающий историю про ловушку какому-то очередному нэйперу, их заметил. Шли они параллельно друг другу, на расстоянии примерно метра. Кулдин был босиком. В целом ничто не намекало на какой-то конфликт или гипотетическую половую связь между ними, но тем не менее некоторая напряжённость ощущалась. Издали, будучи примерно на голову ниже нэйперши, Кулдин в своей кепке, широкой одежде и с ботинками в руках смотрелся как заремский послевоенный беспризорник — Анохин видел много таких в старых фильмах и на картинках. Затем они снова куда-то пропали из виду, а когда Анохин (в очередной раз пересказывающий историю про ловушку очередному нэйперу) снова увидел напарника, тот был уже один, а на ногах у него были какие-то кроссовки по размеру.

Молодой бородатый нэйпер, с которым до этого беседовал (на английском) Анохин, удивлённо присвистнул.

— Кроссовки где-то раздобыл, — недоверчиво пробормотал дезинсектор.

— Анка ему дала. Это миткины кроссовки.

— Что за Митка? — возможно, мальчик на самом деле был «Митькой», а «Анка» — «Анькой».

— Сын её. Погиб полгода назад; стриги сожрали. Она до сих пор всю его одежду хранит.

Теперь присвистнул Анохин. Их с Кулдиным место в лагере становилось каким-то чересчур уж центральным, сползая из области временного присутствия в область новой мифологии, замыкая на себе кучу кармических узлов. Ощущался фоновой накал какой-то всё возрастающей драматичности, где он сам — всего лишь центральная фигура, а Кулдин — сюжет. «Интересно, — подумал Анохин, — а Кулдин знает, что это кроссовки её погибшего сына?» Теперь желание женщины угостить незнакомого мальчика вкусной конфетой приобретало несколько иные оттенки — возможно, она просто увидела в нём своего Митьку.

Кулдин вёл себя как-то сверхоживлённо, назойливо, ко всем приставал, пошлил, смеялся. Как будто стремился спрятаться от самого себя за эти напускные весёлость и наглость. Выглядело это странно. На Анохина он даже не смотрел, словно не замечал.

Внезапно в лагере послышался какой-то шум (Анохин аж сперва подумал, а не натворил ли чего-нибудь Кулдин) — кто-то входил или въезжал в ворота. Многие нэйперы тут же потянулись туда.

— Ого, командир вернулся, — сказал собеседник Анохина. — Может, интересного чего привезли.

Они потянулись за всеми. Вероятно, приехал какой-то военачальник нэйперов, — возможно тоже вернулся из какого-то дозора.

С верблюдов, стоящих у ворот и обвешанных мешками, спешивались три человека: высокий крепкий мужчина лет пятидесяти, худощавый темнокожий абориген в очках и ширококостная азиатка среднего возраста. Интернациональный такой дозор. Анохин слегка поморщился — он не любил азиатов и особенно китайцев, поскольку именно они были виноваты в том, что произошло здесь полвека назад. Косуль, впрочем, уважал Кулдин, поскольку те охотно продавали себя для любовных утех и были весьма искусны в этом. Анохин же на подобные развлечения смотрел немного свысока, а половую нужду периодически справлял в государственных учреждениях, да и то видел в этом скорее не удовольствие, а генетический долг или обязанность организма.

Какое-то время все приветствовали прибывших, обнимали, расспрашивали. «Командиром» явно был тот высокий мужчина с нашивкой «N.A.P.E.» на рукаве — слишком уж уверенно он себя вёл. Ну да, а кто же ещё им мог быть — не негр же и не косуля. Анохин отметил, как мужчина сканировал взглядом толпу, словно сверяя лагерь со своими воспоминаниями о нём и выискивая отличия. Такое отличие он быстро обнаружил в лице дезинсекторов, а точнее Анохина, на котором на секунду остановил взгляд.

— А это что за новые лица? — дружелюбно поинтересовался он, отдавая свой рюкзак какому-то пацану.

Ему бегло пересказали историю спасения Купера, полностью опустив трагедию уменьшившегося Кулдина.

— Познакомьтесь, мужики, — обратился к дезинсекторам командир того дозора, с которыми они пришли в лагерь. — Это наш главный — Богомил Второй.

— А первый где? — послышался вдруг откуда-то сбоку писклявый голос Кулдина, и Анохину аж захотелось провалиться под землю от такого позора. Нет, ну какой идиот… ну зачем… Да и задирать нэйперов — та ещё русская рулетка. Эти-то были хоть нормальные (вроде), но ведь существовали и так называемые «чёрные нэйперы», которые, мягко говоря, дезинсекторов недолюбливали…

Наступила тишина. Возможно, этой выходкой Кулдин хотел отомстить нэйперам за ту непристойную паузу, в которую они окунули его часом раньше, предложив конфетку, словно ребёнку. На лице у него была ухмылка победителя.

— Это что за придурок? — удивлённо поинтересовался предводитель нэйперов у собравшейся толпы. — Вы где его нашли вообще? Это твой? — обратился он к Анохину на чистом русском, видимо по лицу опознав его национальную принадлежность.

— Он не мой, — голос Анохина внезапно сел.

— То-то я смотрю, он слишком уж разговорчивый, — без тени улыбки съязвил Богомил Второй.

Ему принялись что-то объяснять на ухо. Иногда нэйпер озадаченно хмыкал, посматривая на Кулдина со странной смесью уважения и жалости во взгляде, а тот всё это время с вызовом смотрел на него, словно ждал извинений или чего-то такого. Анохину стало настолько стыдно за напарника, что он предпочёл отступить подальше, а потом вообще ушёл гулять по лагерю. Да уж, денёк…

Мрачный Кулдин перед сном долго болтался непонятно где, видимо не желая находиться в одном помещении с напарником, однако в конце концов не выдержал и пришёл. Анохин в это время уже покоился под одеялом, но ещё не уснул, а просто лежал, осмысливая сегодняшние события. На момент возвращения Кулдина он с возмущением обдумывал нелепые обвинения в гомосексуализме. Почему-то эта тема очень часто всплывала во время их конфликтов. К примеру, нелюбовь Анохина к общественным баням (да, он предпочитал закрываться в душевых кабинках при бараках, а не мыться вместе со всеми) была однажды — во время конфликта — интерпретировала напарником именно как гомосексуализм. Удивлённый, он попытался оправдаться — мол, если бы он был гомосексуалистом, то наоборот стремился бы мыться вместе с остальными дезинсекторами, чтобы посмотреть на голых мужчин, на что Кулдин уверенно заявил, чуть ли не брызжа слюной, что Анохин не моется вместе со всеми именно из опасения прилюдной эрекции (конечно, сказано это было в более грубой форме). Такая логика не принимала никаких оправданий, она была абсолютной и объясняла всё — для Кулдина, само собой. Анохину в тот раз осталось только развести руками и прекратить диалог, ведь как-то оспорить сей бред и вразумить напарника было просто невозможно. И вот сегодня имело место очередное нелепое обвинение в этой сексуальной ориентации, к которой Анохин на самом деле относился более чем прохладно, — скорее даже с лёгким недоумением или презрением…

Краем глаза он видел, как Кулдин молча разделся, осмотрел своё подростковое тело и тоненькие ручки, снова заглянул в трусы и, недовольно сопя, тоже полез под одеяло.

Какое-то время оба ворочались, не разговаривая друг с другом (кровати, как назло, сильно скрипели), но внезапно Кулдин нарушил молчание.

— А не может быть так, что мы до сих пор на двадцать минут в прошлом? — спросил он как ни в чём ни бывало и с какой-то надеждой в голосе. — Что не только тот участок захватило, но и нас вместе с ним? И что эти нэйперы тоже из прошлого, не настоящие. Как думаешь?

Анохин тихо фыркнул. Судя по всему, напарник пытался делать вид, что ничего не случилось (что ничего в очередной раз не случилось) в отношениях между ними. И что он признаёт более высокий интеллект или даже профессиональный статус Анохина, раз ищет у того ответов на подобные вопросы. Анохин грустно усмехнулся в темноте. Всё повторяется. Бесконечно. А Кулдин даже не замечает этого. В целом, он всегда одинаково реагировал на внешние события, сгруппированные по, допустим, каким-то признакам, словно в него был заложен крайне ограниченный набор алгоритмов. Например, когда он видел собаку, то в шутку тявкал на неё, а когда видел от двух собак и больше — тогда рычал, и следом смеялся. И всегда было именно так, и никогда — по-другому. Анохина всё это крайне озадачивало. Вдобавок, его раздражало то, что в моменты конфликта с Кулдиным он и сам использовал определённые поведенческие паттерны, словно тоже был каким-то запрограммированным биороботом.

— Такого быть не может, — наконец ответил Анохин. — Это всё мифы. — Он говорил это Кулдину уже как минимум в десятый раз, — когда тот затрагивал тему наиболее опасных ловушек. Хотя попадались такие в целом редко (за всю свою работу на дезинсекторов, Анохин видел только трёх омолодившихся, один из которых через год повесился в душевой), но напарник проявлял к этой теме чрезмерный интерес порой или даже мистическую одержимость, словно у него была какая-то фобия, связанная с подобными аномалиями. Также он порой пытался фантазировать о МКТЛ-2+, которую никто никогда не встречал, но та всё равно была внесена в классификатор на всякий случай, — когда живые и неживые предметы внутри ловушки начинали стареть, а не молодеть. Для Анохина всё это было как-то чересчур. «Интересно, — подумал он, — а если жертва омоложения попадёт в плюсовую ловушку, сможет ли она восстановить свой прежний возраст?». Анохин криво усмехнулся в темноте. Сам он как-то раз угодил в МТЛ-4 — неопасную темпоральную воронку, стёршую из его памяти все события последних десяти минут. К подобным происшествиям все давно уже относились как к бытовым мелочам. Серьёзную проблему представляли только квантовые ловушки.

Снова наступила тишина, однако Анохин чувствовал, что всё это так не закончится. Он чувствовал не интуитивно, а логически. Раз Кулдина зациклило, то это минут на десять, по нарастающей. Поди ещё и извиняться начнёт.

И действительно — скоро ночную тишину снова нарушил писклявый голос обновлённого Кулдина.

— Слышь, Анохин, извини. Я был не прав. Нагрубил. Просто стрессовая ситуация — не каждый же день на тридцать лет молодеешь. Это была реакция организма, а не моя.

— А когда ты меня по щеке ударил до этого — это тоже не ты был? — устало уточнил Кулдин. — Нет, Кулдин, всё, хватит. Папку отвозим — и расстаёмся. Попрошу Сатиныча, чтобы в другую команду меня назначил. Я устал.

— Ах, значит ты устал? — взвизгнул Кулдин, присаживаясь на кровати. Его новые ноги даже не доставали до пола. — А я не устал?? Я с тобой, гнидой, помириться хотел и извинился даже, хотя сроду ни перед кем не извиняюсь, — (на самом деле он делал это уже раз пять, но всё равно потом возвращался к прежнему типу поведения), — а ты у нас гордая скотина, да, не принимаешь извинения даже?! Ненавижу. Мразь. Падаль. Да если бы ты не был племянником Сатиныча, тебе мужики давно бы морду разбили за всю твою…

Не договорив, Кулдин шумно развернулся лицом к стенке. Грустно усмехнувшись, Анохин последовал его примеру. Причём тут мужики, причём тут морда — бред какой снова. С другой стороны, некоторые коллеги и правда посматривали на него как-то странно, но тем не менее конфликтов между ними не возникало. Сам Анохин считал, что это всё из-за того, что они — бывшие солдафоны и работяги, а он — картограф с высшим образованием. Обычная кастовая зависть, в общем. Более того, прилюдных конфликтов с Кулдиным у него тоже почти не было — в основном, тот устраивал свои провокации только наедине — в пути ли, в здании, не важно. Словно ему нравилось унижать менее агрессивного Анохина. Кулдин как будто провоцировал его на ответную реакцию, но Анохин не собирался опускаться настолько, чтобы вступать в драку, в которой, скорее всего, проиграл бы.

Внезапно Кулдин снова сел на кровати.

— Не понимаешь, наверное, почему я тебя ударил тогда у машины? Да потому что ты, падла, снова гранату кинул, не предупредив меня, как это по уставу полагается. Это не я сказал, не я придумал, а это устав такой у нас. И мы его должны соблюдать, чтобы не допускать таких вот случаев, как с ловушкой сегодняшней. — Обличающий мальчик даже в темноте выглядел смешно. — Не в первый раз такое уже, а ты никак запомнить не можешь! Элементарную технику безопасности, сука! Я с тобой как на пороховой бочке всё время! И зачем каждый раз руку в нору суёшь? Пальцы лишние, что ли? Прекрасно знаешь ведь, что они хорьков выставляют на первый периметр; хорошо хоть, что не бешеных. Считаешь себя самым умным, а ведёшь — как баба поехавшая. Дали же такого дебила в напарники…

Обвинения были совершенно бредовыми, как обычно. Ведь он, Анохин, сперва крикнул: «Отходим!», а уже потом бросил гранату, так что предупреждение таки было. И неужели Кулдин как-то увязал между собой гранату и ловушку? Типа «если бы ты меня предупредил, то мы могли бы сесть в машину за несколько секунд раньше (или позже) и тогда не попали бы в ловушку», что ли? С него станется. Фанатичное следование рабочему уставу, которое исповедовал Кулдин, тоже всегда смешило Анохина. В продолжении диалога он не видел никакого смысла.

Напарник ещё немного пообзывался, пообличал, а потом снова забрался под одеяло, поскрипел пружинами и наконец наступила тишина. Глубоко внутри Анохин чувствовал невероятное облегчение от того, что будет с ним завтра. Завтра начнётся новая жизнь. Ну или послезавтра. В общем, когда их дуэт расформируют и можно будет сформировать новый или… или вообще сменить работу. Переехать в Зарем, устроиться менеджером в какую-нибудь лавку, жениться…

С фантазиями об этом Анохин уснул.

Ночью ему приснился очень странный сон, крайне реалистичный, и в момент финального утреннего пробуждения он даже подумал, а не был ли это приступ сомнамбулизма. Приснилось ему, будто посреди ночи он проснулся и пошёл побродить по лагерю. Нэйперы в основном спали по своим палаткам, с разных сторон слышались похрапывания и, если прислушаться, посапывания. Сам не зная зачем, Анохин словно на автопилоте побрёл к воздушному шару, — даже во сне тот манил его к себе. Однако по пути его отвлекли какие-то голоса вдали, и — опять же, сам не зная зачем, — он тихо направился в ту сторону. Тихо — потому что ему хотелось подслушать, о чём разговаривают нэйперы ночью.

Разговоры вела достаточно большая группа людей, сидящих у костра за самой дальней палаткой. Если удастся подкрасться к ним поближе, то, возможно, получится что-то разобрать. Словно балерина по сцене, Анохин двинулся между палатками чуть ли не на цыпочках, стараясь ступать как можно тише. У одной палатки, откуда доносился громкий мужской храп, был чуть приоткрыт полог, и волей-неволей он в него мельком заглянул, точнее просто скользнул взглядом, когда крался мимо. И застыл, потрясённый увиденным: посреди палатки на матрасе вместо человека лежало какое-то радио, из которого доносились звуки похрапывания. Что за бред? Зачем нэйперам создавать для кого-то иллюзию, будто все они спят? Чтобы скрыть что-то от двух гостей и не дать тем возможности что-то заподозрить? Но для чего? Может, они вообще в жертву путников приносят, кто их знает. Что. если это всё-таки чёрные нэйперы?..

Предельно озадаченный, Анохин покрался дальше, иногда заглядывая в палатки. Только в одной из них обнаружились пожилые женские ноги, торчавшие из-под одеяла, — во всех остальных стояли какие-то приёмнички и тихо храпели или сопели. Может даже в той палатке были не настоящие ноги, а всего лишь часть манекена.

Наконец Анохину удалось подобраться поближе к тайному собранию. Вокруг невысокого костра стояла пара десятков нэйперов. Какой-то мужчина, располагавшийся в самом центре, только что закончил свою речь. Кажется, это был Богомил Второй, глава поселения.

— А может этих, дезинсекторов? — спросил кто-то.

Анохин напрягся. Речь явно шла о нём и Кулдине.

— Я против, — возразил ещё кто-то. — Тот длинный нашего Купера от стриги спас.

— Я тоже против.

— И я.

— И я.

— Если бы не длинный…

— Ну тогда может маленького?

— Маленького можно.

Анохин понял, что в их адрес планируется что-то нехорошее и, возможно, насильственное. С одной стороны его приятно порадовало такое положительное отношение нэйперов к собственной персоне, с другой — его напугал их приговор Кулдину. Что они хотели с ним сделать? Господи, только бы не выдать себя! Он поплотнее прижался к старой лодке, за которой прятался.

На этом месте сон как бы прерывался, и действие переносилось немного в будущее. Наступило якобы утро, и всей нэйперы уже стояли на центральной площади перед воздушным шаром, который явно готовили к взлёту. Маленький Кулдин стоял у шара со связанными руками и завязанным ртом и злобно смотрел на толпу. Сам Анохин прятался где-то за спинами нэйперов, наблюдая. Да, он не помог Кулдину и даже не предупредил его ночью, хотя и мог, — побоялся. Достаточно гниловатый поступок, но по крайней мере он способствовал собственной выживаемости. Вдруг нэйперы как-то наказали бы его за то, что он следил за их собранием?.. По сну, ему уже объяснили всю ситуацию: Кулдина отправляли в воздушный дозор на пять лет, без права сходить на землю в течение этого времени. Именно скелет предыдущего дозорного Анохин видел вчера в воздушном шаре (по крайней мере, во сне он был уверен, что видел, хотя на самом деле не видел), и теперь в воздух запускали новую смену, нагружали шар провизией и какими-то приборами.

Проснувшись, Анохин, шокированный таким реалистическим сном, первым делом посмотрел в сторону кровати Кулдина, чтобы убедиться в его присутствии. И так и подскочил: кровать напарника была пустой и незастеленной. Так неужели всё это было на самом деле?? Параноидально завертев головой, Анохин вдруг рассмеялся и расслабился: с улицы до него доносился писклявый голос Кулдина, — тот явно спорил с кем-то, причём на русском. Окончательно очнувшись от сна, Анохин с интересом прислушался.

— Ты идиот, — втирал Кулдин кому-то возмущённым фальцетом — Унеси, говорю, эту мину подальше отсюда, если не хочешь, чтобы у вас тут на воздух всё взлетело! И на цыпочках, на цыпочках!

Анохин заинтересовался ситуацией вдвойне. В профессиональных вопросах Кулдин чаще был прав, чем не прав, и если кого-то ругал, то заслуженно (кроме Анохина, само собой, — к тому он почему-то был крайне несправедлив).

— Да это не настоящая мина, это учебная! — рассмеялся нэйпер.

Анохин насторожился втройне. Кулдин не мог спутать учебную мину с настоящей. Кто угодно — но не он.

— Голова у тебя учебная! — рассвирепел Кулдин. — Я в Лагосе порт разминировал, а ты мне про учебные мины втираешь?? — Анохин аж присвистнул: он не знал, что его напарник участвовал в той опасной операции, вошедшей в учебники новейшей истории. — Откуда вы вообще эту морскую мину припёрли, бараны? И не суй туда эту штуку, дебил, иначе рванёт всё на хрен, ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ, ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ, ПРИДУРОК?? МАЛЬЧИК, БЕГИ ОТСЮДА, МА…