Бесплатный фрагмент - Киевская симфония Владимира Горовица

Я не колеблюсь, называя его одним из величайших пианистов, которые когда-либо существовали. Будь я юношей или даже человеком средних лет, я не ставил бы себя на позиции судьи, но, имея возможность услышать Листа и Рубинштейна в своей молодости, я могу совершенно свободно утверждать о гении — Горовице — как о Короле Королей среди пианистов, которые существуют и когда- либо существовали.

Герман Деврис, Чикаго Трибюн 1935 г.

От авторов

В основе этой книги лежат факты, о которых строго и беспристрастно рассказывают архивные справки, прошения и протоколы экзаменов, свидетельства о рождении и адресные книги, газетные рецензии и аннотации концертов — все, что, так или иначе, связано с именем всемирно известного пианиста

ВЛАДИМИРА ГОРОВИЦА.

Великому музыканту невероятно повезло: он родился, учился, рос и формировался как творческая личность в прекрасном и одухотворяющем Городе — КИЕВЕ.

И музыка киевских холмов и переулков, оперных рулад и колокольной лаврской гаммы, концертов в Купеческом собрании и Пролетарском саду, будет врываться в сухие документы фейерверком звуков и красок.

И на страницах книги зазвучит

КИЕВСКАЯ СИМФОНИЯ ВЛАДИМИРА ГОРОВИЦА.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1993 году Киевское высшее музыкальное училище имени Р.М.Глиэра праздновало свой 125-летний юбилей. К нему готовились тщательно и с энтузиазмом. В программу юбилейных мероприятий помимо торжественного вечера, концертов, конференций входила и подготовка материалов, отражающих историю училища. Вот тогда-то и был найден документ, подтверждающий, что величайший пианист ХХ столетия Владимир Горовиц учился в стенах Киевского музыкаль-ного училища. Находка натолкнула на мысль организовать конкурс молодых пианистов в память нашего гениального выпускника, который прошел в апреле 1995 г. Дальнейшее изучение не исследованных ранее архивных документов и публикаций о Владимире Горовице, убедило в необходимости комментария некоторых легенд, имеющих место в биографической литературе.

В Советском Союзе о Горовице не было издано ни одной книги. Отдельные статьи о молодом музыканте и несколько десятков рецензий можно найти в периодике до 1925 года. После отъезда пианиста из страны, в течение почти шестидесяти лет, на его имя наложено табу. И только к концу 1970-х годов, когда идеологический гнет стал несколько слабее, появились публикации с упоминанием имени В. Горовица [23, 26, 41, 42, 45, 49, 73, 76, 81]

Среди зарубежных изданий наиболее серьезными и полными принято считать монографии Гарольда Шонберга, Гленна Пласкина и Дэвида Дюбаля [6, 5, 1]. Каждый из этих авторов в той или иной мере касается первых 22-х лет, то есть киевского периода жизни пианиста. Интерес к юности Горовица обусловлен необходимостью осознания истоков мастерства великого артиста и значительной роли отечественной пианистической школы, заявившей о себе именами выдающихся музыкантов-виртуозов мира, желанием понять причины возникновения в не самой передовой и развитой державе Европы одной из лучших систем музыкального образования.

Наиболее полно и обстоятельно о киевском периоде жизни Горовица написал Г. Пласкин, материалом для которого якобы пос-лужили дневники Александра Меровича — первого импресарио В. Горовица и Н. Мильштейна на Западе. Однако, в описании Пласкиным детства Горовица нами были выявлены неточности, обнаруженные в процессе работы над архивными документами (начиная от сомнений Пласкина о месте и времени рождения, кончая тем, что отец Влади-мира назван Симеон (Simeon) вместо Самуила; Скрябин почему-то сам приходит в дом Горовицев, чтобы послушать маленького пианиста, и проч.).

Документы позволили уточнить даты, адреса, некоторые события и факты киевского периода жизни Владимира Горовица. Были обна-ружены интересные материалы, связаные с окружением Горовица — его семьей, соучениками, учителями, историей музыкального училища, концертной жизнью Киева. Так возникла идея этой книги: попытаться воссоздать социокультурную атмосферу, в которой жила семья Горовицев и происходило формирование личности выдающе-гося музыканта. Эта идея обусловила хронологическую структуру и несколько необычную — «документально-цитатную» форму повествования.

Книга оканчивается выпускным экзаменом Горовица, то есть весной 1920 года. События следующих пяти лет, прожитых музыкантом в советской России, составят вторую часть книги, либо будут отражены в серии статей.

Авторы выражают признательность всем, кто оказал помощь в сборе материалов для нашей книги: Н.М.Цыгановской — заве-дующей цикловой комиссией истории музыки Кивского высшего музыкального училища им. Р. М. Глиэра, положившей начало сбору документов книги, В.Д.Шульгиной — заведующей нотным отделом Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского, Т.В.Колес-никовой — заведующей библиотекой Киевского государственного высшего музыкального училища им. Р. М. Глиэра, В.А.Сомову — научному сотруднику Санкт-Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова, Ю.С.Гуренко — заведующей архивом Национальной музыкальной академии Украины им. П. И. Чайковского, О.М.Редько — ведущему специалисту отдела информации и использования документов Государственного архива г. Киева, а также: О.М.Дольберг — внучке Регины Самойловне Горовиц, за предо-ставленные нам ценные материалы семейного архива, Михаилу Кальницкому — историку, киевоведу, за его неоценимую помощь и консультации по киевской старине. Особую благодарность мы приносим С.В.Тышко — профессору Национальной музыкальной академии Украины им. П. И. Чайковского за все замечания, сделанные по ходу написания этой книги. Авторы также выражают благодарность: М.В.Гортиковой, Е.М.Цыгановской, И.О.Кузьменко, Л.П.Федоровой — за переводы, И.П.Ярощук, Т.В.Голиковой, за набор и верстку, Е.Ю.Горловой и А.Ю.Капитановскому за техническую подготовку книги кпечати.

Принятые сокращения:

ГАГК — Государственный архив г. Киева;

ЦГИАУ — Центральный государственный исторический архив Украины в г. Киеве;

НБУ — Национальная библиотека Украины им. В. И. Вернадского;

ИР НБУ — Институт рукописи Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского.

ГИАЛО — Государственный исторический архив Ленинградской области;

КО ИРМО — Киевское отделение Императорского Русского музыкального общества;

ГДМЧ — Государственный Дом-музей П.И.Чайковского в Клину;

Вступление

Ну, что ж, англичанин,

Бог мой, ведь я — из Киева,

и покажу тебе,

на что я способен!

Владимир Горовиц

Рождение гения — всегда чудо. В Киеве, на рубеже 19-го — 20-го веков, это чудо повторяется многократно. Именно в этот период в Городе родились И. Эренбург, М. Булгаков, С. Лифарь, А. Вертинский, И. Сикорский, Р. Горовиц, В. Горовиц, А. Браиловский, Р. Левина, Л. Николаев, проходит детство и юность О. Шмидта, А. Луначарского, К. Паустовского, пишет стихи в легендарную «синюю киевскую тетрадь» Анна Ахматова, формируется философская Соловьевско — Бердяев-ская школа, находят в «логове змиевом» свою любовь М. Врубель, О. Мандельштам и Н. Гумилев.

Судьба забросит Сержа Лифаря — в Париж, Владимира Горовица — в Нью-Йорк, Максимилиана Волошина — в Коктебель, А. Ахматову — в Санкт-Петербург, М. Булгакова, К. Паустовского и многих других — в Москву. Но, надышавшись киевским воздухом — навсегда они сберегут ощущения прозрачной хрустальности киевских вечеров, беспредельность весенних разливов Днепра, тепло солнечных пятен на желтых кирпичах Владимирской горки и колдовство киевских ночей.

Чем вызвана такая высокая концентрация талантов в столь короткий промежуток времени в одном городе? Объяснить этот феномен пытались многие. Есть обоснования экономические, политические, социальные. К. Паустовский предлагает лирико-романтическое: «Причины этого явления так многочисленны и трудноуловимы, что мы, по лености своей, не хотим в них углубляться, и предпочитаем думать, что все произошло по счастливой случайности.

…Мы забываем об учителях, которые внушили нам любовь к культуре, о великолепных киевских театрах, о повальном нашем увлечением философией и поэзией, о том, что во времена нашей юности были еще живы Чехов, Толстой, Серов, Левитан, Скрябин и Комиссаржевская…

…Мы забываем о знаменитой библиотеке Идзиковского на Крещатике, о симфонических концертах, о киевских садах, о сияющей и хрустящей от листвы киевской осени, о том, что торжественная и благородная латынь сопутствовала нам на всем протяжении гимна-зических лет. Забываем о Днепре, мягких туманных зимах, богатой и ласковой Украине, окружавшей город кольцом своих гречишных полей, соломенных крыш и пасек.

Трудно уловить влияние этих вещей, разнообразных, подчас далеких друг от друга, на наше юношеское сознание. Но оно было. Оно давало особый поэтический строй нашим мыслям и ощущениям» [64, с. 182,183]

Последний «величайший пианист-романтик ХХ века В. Горовиц» родился в Киеве 18 сентября (1 октября н.с.) 1903 года, о чем свидетельствует документ, найденный и опубликованный киевским исследователем Михаилом Кальницким в газете «Советская культура» в 1990 г.

До этой находки биографы Горовица много лет спорили о времени и месте рождения великого музыканта, а справочные издания, включая «Музыкальную энциклопедию» безоговорочно указывали: «1904, г. Бердичев» [54, с.11].

Хотя сам В. Горовиц называл местом своего рождения Киев, авторы монографий о пианисте в этом почему-то сомневались. Они настаивали на том, что Горовиц родился в Бердичеве — городе маленьком, захолустном, непрестижном. Якобы поэтому музыкант тщательно скрывал место своего рождения. Исследователи заблуж-дались дважды. Отрицать факт рождения Горовица в Бердичеве на том основании, что город маленький и захолустный — было первым заблуждением. Бердичев, конечно, никогда не претендовал на роль метрополии, но все же справочники XIX века дают о нем достаточно лестную характеристику: «Г. Бердичев по своей торговой и промыш-ленной деятельности занимает первое место в Киевской губернии. Население города более состоит из Евреев, а потому и нет предмета, которого бы турист или местный житель не мог достать в городе с значительною уступкою в цене противу других мест. Еврей хлопо-чет за малый процент, стараясь сбыть сегодня товар, чтоб приобрести завтра новый… Банкиры Бердичевские имеют сношения с заграничными банкирскими домами в Париже, Лондоне, Вене, Риме, Флоренци, Женеве, Константи-нополе и других местах. Из банкирских домов в Бердичеве замечатель-ны по богатству и кредиту дом еврея Гальперина, Камянки, контора Манзона, Горовиц с сыном и проч.», эти сведения сообщает нам «Памятная книжка Киевской губернии на 1856 год», изданная редактором «Киевских губернских ведомостей» Н. Чернышевым [92, с.107,108].

Очень может быть, что ссылка биографов и справочных изданий на Бердичев, как место рождения Владимира Горовица, обусловлена несколько курьезной ситуацией. Дело в том, что Ванда Горовиц (дочь прославленного дирижера А. Тосканини и жена великого пианиста) — женщина сложного и твердого характера — в одном из телевизионных интервью, властным жестом отстранив мужа от телекамеры, заявила: «Он родился в Бердичеве. Все евреи России родились в Бердичеве!» Возможно, она слышала от Владимира о его деде из «еврейской столицы». Может быть, он говорил ей о небольшом городке в Украине, где проживало много евреев, ибо «черта оседлости» не позволяла им селиться в больших городах. Но, так или иначе, легенда о Бердичеве, как о месте, в котором родился Владимир Горовиц, перекочевала на страницы многих серьезных изданий.

В вопросе о времени рождения пианиста биографы единодушны. Известно, что в паспорте Владимира в графе «год рождения» был указан 1904, а не 1903 год.

Не отрицая факт подделки даты рождения в документе, авторы по-разному интерпретировали ее исполнителя. Называли отца Горовица Самуила, его брата Григория, или даже самого Владимира. Разъяснение внес Натан Мильштейн — сверстник Владимира, тоже вынужденный идти на подлог, для того, чтобы беспрепятственно выехать из советской России. В своей книге «Из России на Запад» он пишет: «Я родился в последний день 1903 года. Через 22 года, когда мы с другом-ровесником пианистом Владимиром Горовицем готовились уехать из России на Запад, нам пришлось стать на 1 год моложе. Иначе нам бы просто не позволили уехать заграницу: в том году юношей нашего года рождения забирали в армию. Вот почему многие справочники неправильно указывают год рождения для меня и для Горовица как 1904» [4, c.3]. Подтверждением этих слов может служить маленькое сообщение в газете «Пролетарская правда» от 17июля 1925 года «о призыве на военную службу юношей, родившихся в 1903 году».

И еще одна легенда: о великом американском пианисте Владимире Горовице. Может быть, и правильно называть его так — ведь он принял американское гражданство и прожил большую часть своей жизни в США. Но все же он покидал свою родину уже сложившимся музыкантом. Ошеломляющий успех концертов 1922 — 1925 годов в городах России. Доведенная до фанатического покло-нения молодежь Москвы и Петербурга. Знаменитая серия из 20 концертов, в которой сыграно более 150 произведений. И даже повторение «шествия с Листом», когда публика несла своего кумира на руках от филармонии до гостиницы. Все это происходило еще до отъезда! Незадолго до смерти Горовиц рассказывал: «Перед тем, как я приехал из России, я держал в руках двенадцать концертных программ. По мере того, как я начал выступать на Западе, мой репертуар начал сужаться, сужаться до тех пор, пока у меня не осталось всего три программы» [6, c.149].

Газетные рецензии и восхищенные отзывы слушателей Киева, Москвы и Петербурга, обнаруженные в газетах и журналах двадцатых годов ХХ века, убедительно свидетельствуют о том, что Владимир Горовиц уезжал на Запад зрелым музыкантом, впитавшим в себя тысячелетнюю культуру древнего города, атмосферу семьи, несколько поколений которой были страстно влюблены в музыку, 60-летние традиции Киевского музыкального училища (затем консерватории), заповеди педагогов-музыкантов: В. Пухальского, Р. Глиэра, С. Тарновского, Ф. Блуменфельда, Г. Нейгауза… Слегка перефразируя М. Петровского, можно сказать, что воздухом, из которого чудесным образом соткался Горовиц, «была атмосфера культуры, ряд непрерывно расширяющихся культурных контекстов».

Намерение описать среду, в которой родился, учился и стал великим музыкантом Владимир Горовиц обусловило структуру глав, подразделами которых являются рубрики — семья, училище и консерватория, учителя, концерты.

Учителя. Преданные музыке до самозабвения, они создавали ту неповторимую ауру поклонения высокому искусству, которая была свойственна Киевскому училищу, а затем и консерватории. Поэтому понимание становления Горовица — пианиста будет тем полнее, чем больше узнаем мы о его учителях.

Семья. Дед Владимира по отцу Иоахим Горовиц был одним из директоров Киевского отделения Императорского Русского Музыкального Общества (далее — ИРМО). Его жена, то есть бабушка Владимира, по свидетельству биографа Горовица, Гленна Пласкина, была превосходной пианисткой и имела лестные отзывы о своей игре от самого Антона Рубинштейна [5, с.19].

Бабка, Регина — пианистка

Отец — Самуил Горовиц — любитель музыки, играл на виолончели.

Мать — Софья Бодик — профессиональная пианистка, окончила Киевское музыкальное училище.

Дядя — Александр Горовиц- профессиональный пианист, окончил Киевское музыкальное училище и Московскую консерваторию.

Тетя — Елизавета Горовиц — профессиональная пианистка, окончила Киевское музыкальное училище.

Тетя — Эрнестина Бодик — вокалистка и пианистка, училась в Киевском музыкальном училище.

Сестра — Регина Горовиц- профессиональная пианистка, окончила Киевское музыкальное училище и консерваторию.

Брат — Яков Горовиц — пианист, учился в Киевской консерватории.

Брат — Григорий Горовиц — скрипач, учился в Киевской консерватории.

Кузен — Сергей Бодик — пианист, учился в Киевской консерватории.

Кузен — Яков Бодик-пианист, учился в Киевской консерватории.

Двенадцать членов большой семьи либо профессиональные музыканты, либо любители музыки с хорошей подготовкой. Можно с уверенностью утверждать, что в доме постоянно звучала музыка. Неудивительно, что Владимир начал тянуться к роялю раньше, чем ходить, в 5 лет исполнял пьесу собственного сочинения, а к 10 годам играл наизусть многие оперы Р. Вагнера.

Концерты. Трудно отыскать в перечне великих музыкантов конца 19 и начала 20 века того, кто не выступал бы в Киеве. Город посетили с концертами: Эжен Изаи, Пабло Сарасате, Фриц Крейслер, Леопольд Годовский, Игнацы Падеревский, Иосиф Гофман, Яша Хейфец, Пабло Казальс, Петр Чайковский, Антон Рубинштейн, Александр Скрябин, Леопольд Ауэр, Сергей Рахманинов, Сергей Прокофьев. Это далеко не полный перечень. Становится понятным, почему на вопросы о том или другом великом музыканте, Горовиц начинал ответ фразой: «Я слушал его в юности…»

Училище, консерватория — главное детище Киевского отделения ИРМО. Учебное заведение, воспитавшее плеяду всемирно известных музыкантов, среди которых ведущее место занимает Владимир Горовиц.

Об этом и пойдет речь в книге, в которой, по возможности, в хронологическом порядке будут приведены архивные документы и газетные рецензии, изредка прерываемые комментариями авторов, письмами или биографическими сведениями о музыкантах, так или иначе связанных с судьбой Владимира Горовица.

Немного истории

Киевское отделение Императорского Русского музыкального общества

Гениальный дар расцветает, получая пищу из своего окружения. Это случилось и с Володей

Натан Мильштейн

Первая музыкальная школа была основана в Киеве в 1786 году для пополнения Магистратского оркестра. Принимали туда музы-кально одаренных детей киевских мещан, отдавая преимущество сиротам, «платя за них налоги и выхлопотав для них свободу от воинской повинности». За это дети должны были «всецело и навсегда отдаться городу, служа в оркестре пожизненно и во всем, как солдаты командиру, подчиняясь капельмейстеру…» [17, с.4].

У школы было свое помещение, своя библиотека, свои инстру-менты. Сначала оркестр состоял из 16 музыкантов, потом из 60, а в последние дни своего существования из 30.

Репертуар состоял преимущественно из бальных, незатейливых пьес и популярных в то время увертюр: «Похищение из Сераля» и «Сosi fan tutte» В.А.Моцарта; «Багдадский калиф» Ф.А.Буальдье, увертюр Дж. Россини

Как отмечает автор «Очерка деятельности Киевского Отделения Императорского Русского Музыкального Общества и учрежденного при нем Музыкального Училища» Н.А.Богданов: «К этому присоеди-нялись и произведения местных композиторов, например, недурные для того времени мазурки Модзелевскаго и разные переложения М. Ясин-скаго. Оркестр этот участвовал в праздничные дни во всех церемо-ниях, встречал звуками марша высокопоставленных гостей, играл туши во время заздравных тостов на каком-нибудь торжественном обеде, играл в садах, в театрах и аккомпанировал знаменитым заез-жим музыкантам. Никакой другой оркестр не имел права существо-вать в Киеве, дабы не составлять Магистратскому конкуренции. Разве только в ярмарочные (так называемые в Киеве контрактовые) дни дозволялось заезжим помещичьим, а чаще всего просто еврейским оркестрам, поэксплуатировать немного Киевских меломанов» [17, с.4—5].

В 1852 году Киевский голова Войтенко нашел содержание музыкальной школы обременительным для города. Напрасно просвещенные купцы Смородинов и Лакерда настаивали на полезности оркестра и даже предлагали для этой цели свои взносы. Войтенко не согласился с ними. Магистратский оркестр тогда же был распущен, прежние воспитанники школы обречены на нищенское существование.

Что же касается музыкально-концертной жизни, то она суще-ствовала в двух формах: домашние концерты в салонах или по-местьях и публичные, устраиваемые в залах городского театра (ныне — Национальная опера Украины). Не было, практически, ни одного зажиточного помещика, который не имел бы своего, состав-ленного из крепостных, оркестра или хора. Богданов пишет: «Некото-рые оркестры, как например, Лопухина, даже прославились. Оркестр этот дал значительный контингент хороших музыкантов, перешедших впоследствии в состав оркестра Киевской оперы. Что касается до другого помещичьего оркестра, Галагана, то о нем отзывается с похвалою и М.И.Глинка в своих воспоминаниях…» [17, с.5].

Музыку в Киеве любили. Правда, в том же труде Н. А. Богданова подчеркивается, что до появления Императорского Русского Музыкального Общества, серьезной концертной жизни в городе не было: «Чтобы охарактеризовать в общем музыкальное развитие Киева до последнего времени, мы не находим более подходящего слова как: „дилетантизм“… Киевляне действительно относились к музыке с любовью, увлечением, но вряд ли с правильным вместе с тем пони-манием её достоинств и значения. Наряду с лучшими произведениями исполнялись, почти с одинаковым успехом и танцевальные пьески…» [17,с.6].

К середине XIX века Киев насчитывал около шестидесяти тысяч жителей. С 1834 года в городе открыт Университет Св. Владимира, действуют Медицинский институт и Институт благородных девиц.

С ростом населения города, и особенно купеческого сословия, потребность в «культурном досуге» становится все ощутимее. Эта потребность удовлетворяется все более частыми визитами в Киев популярных в Европе музыкантов-виртуозов: Ф. Листа, братьев Контских, Г. Литольфа, А. Патти, К. Липинского и других. Листа в Киеве встречали восторженно. Билеты на концерт раскупались мгновенно. Студенты Киевского университета волновались, как по поводу политического события. «Листа, вместе с креслом, на котором он сидел, носили на руках…» [17,с.6].

Интеллигенция города все более ощущает необходимость организации какого-либо сообщества для координации действий в осуществлении культурной политики города. В конце 50-х годов местные любители искусства стали подумывать «о более тесном сплочении для более правильного ему (искусству) служения» [17, с.7]. Так возникло Киевское филармоническое общество, которое взялось за устройство драматических спектаклей с прибавлением к ним музыкального отделения. Киевляне с большим интересом отнеслись к деятельности общества. Но вскоре «денежные счета оказались запутанными, некоторые члены не поладили, другие отошли от дела, и в результате филармоническое общество слабее и беспорядочнее стало проявлять свою деятельность, пока однажды не замерло совсем» [17,с.7].

Когда в 1863 году дирекция ИРМО в Санкт-Петербурге обратилась к Киевскому вице-губернатору Петру Дмитриевичу Селецкому с предложением открыть в Киеве отделение общества, тот был готов ответить о невозможности осуществить это.

Слух о предложении дирекции и реакции на него Селецкого, по свидетельству Богданова, вызвал большой интерес у просвещен-ных любителей и музыкантов — профессионалов, так как создание отделения открывало значительные перспективы развития музыкаль-ной жизни города. Преподаватель хорового пения Института благо-родных девиц Роберт Августович Пфениг, узнав о готовившемся ответе Селецкого, собрал членов филармонического кружка «…и сде-лал своим убеждением то, что бывшие члены филармонического кружка, воодушевившись, отправились к г. Селецкому и заявили ему о своем согласии войти в состав Отделения Русского Музыкального Общества» [17, с.8].

27 октября 1863 года местные любители музыки «в числе 24 лиц» собрались в зале Фундуклеевской гимназии на общее собрание. «Было, по выслушивании предложения Музыкального Общества, порешено:

— «Открыть в Киеве Отделение Русского Музыкального Общества

— Руководствоваться предложенными обществу правилами, предоставляя в то же время себе право сделать в них некоторые местные изменения» [17,с.9].

Но, как пишет автор «Очерков», официально существовать и действительно жить еще далеко не одно и то же. Буквально на сле-дующий день новоизбранная администрация обсуждала вопрос «о способах приступить к своей деятельности». И тут они заметили, что «не имеют для того ни помещения, ни денежных средств, ни нот, ни инструментов» [17, с.9]. Общество живет то на пожертвования частных лиц, то на пособия местных генерал-губернаторов и Великой княгини Елены Павловны. Но это оказывается недостаточным и «задумывается то розыгрыш лотерей, то ходатайство о передаче Отделению одного из конфискованных имений… Постоянного помещения общество не имеет… Нот для исполнения музыкальных пьес в концертах в Киеве нет вовсе. Что же касается музыкальных инструментов, то местное городское управление пожаловало „Отделению“ старые инструменты, оставшиеся от упраздненного Магистратского оркестра» [17,с.10].

Тем не менее, усилиями дирекции Киевского отделения в 1867 году в городе начинает функционировать оперный театр. В октябре на его сцене была поставлена «Аскольдова могила» А.Н.Верстовского. В здании же театра регулярными становятся концерты местных музыкантов и гастролеров. С 1863 по 1868 годы Киевское отделение устроило 27 публичных концертов, в которых киевлянам предлагались симфонии и увертюры, инструментальные концерты и сонаты, квартеты и другие ансамбли западноевропейских и отечественных композиторов.

2. 1868 — 1881 годы

Открытие музыкального училища

Первые концерты учеников. Первые выпускники

Училище. В 1867 Киевское отделение ИРМО получило неожи-данный подарок: генерал-губернатор А.П.Безак (время замещения должности 19.01.1865—16.01.1869) распорядился выдать на нужды общества имеющиеся в его распоряжении 1000 рублей.

Как отмечает Н.А.Богданов, эта сумма вскружила головы Дирек-ции, следствием чего и явилось создание Киевского музыкального училища: «Директора Отделения Общества, обрадованные этому дару, решились тотчас же на полученные деньги приступить к от-крытию при Киевском отделении Музыкальной школы. И так на эти ничтожные средства была открыта Киевская Музыкальная школа, сначала еле существовавшая и несколько раз стоявшая на краю гибели, а теперь окрепшая и твердо идущая вперед.

С одной стороны дивишься смелости первых директоров Отде-ления, решившихся открыть школу, не имея возможности наделить ее ни постоянным помещением, ни хорошими преподавателям, а с другой стороны — нельзя не поблагодарить их — за их мужество, ибо без их рискованного почина Бог знает, было ли в Киеве Музыкальное Учили-ще!..» [17, с.17].

Конечно, в реальности все складывалось не так стремительно и просто. Учреждение учебных заведений при ИРМО было опреде-лено уставом общества. Это было декларировано, как одна из его наиболее важных задач. Мудрость творцов ИРМО как раз и заклю-чалась в том, что, ставя своей целью приобщение широкого круга населения к высоким образцам музыкального искусства, они в первую очередь думали о пополнении исполнителей. И потому каждое вновь создан-ное отделение ИРМО буквально с первых дней существования стре-милось открыть при отделении музыкальные классы, школу, учи-лище, консерваторию.

Не был исключением и Киев. Спустя несколько месяцев после учреждения Киевского отделения, 10 декабря 1864 года программа одного из концертов дополняется объявлением об открытии с 1 де-кабря этого года следующих курсов:

«1. -Элементарный курс: чтение нот, хоровое пение и начала гармонии у г. Амулина, — два раза в неделю, в месяц 75 коп.

— Пения (соло) у г. Рене.

— Скрипки — у гг. Водольскаго и Гординскоаго.

— Виолончели — у г. Липовецкаго.

— Фортепиано — у гг. Витвицкаго и Каульфуса —

(Два раза в неделю, по 5 руб. в месяц за каждый вышеозначенный предмет).

— Практический курс сочинения: первое отделение, система гармонии — у г. Ясинскаго, — два раза в неделю, с платою по 3 руб. в месяц.

— Игра в ансамбле, — раз в неделю, с платою по 3 руб. в месяц» [17, прил. 2, с.2].

Еще почти четыре года понадобилось для того, чтобы перейти от обучения «чему-нибудь и как-нибудь» к осознанию необходимости иметь учебное заведение с четкими задачами, планами и програм-мами обучения. И только в 1868 году эта идея материализовалась, а подаренные 1000 рублей дали возможность Киевскому музыкаль-ному училищу прожить первый учебный год. 3 февраля (по данным Н.А.Богданова — 18 января) 1868 года в арендованном у купца Глади-на доме по улице Житомирской состоялось открытие первого профес-сионального музыкального учебного заведения в Украине: Киевского музыкального училища. В первый год существования сюда поступило всего 10 учеников, причем двое из них — дети директора. «Но постепенно и притом довольно быстро удалось Школе настолько завоевать себе симпатии, что уже в следующем году число воспитан-ников дошло до 30-ти» [51,с.27].

Следовало бы внести ясность в вопрос о статусе и названии учеб-ного заведения, открытого КО ИРМО в 1868 году. 16 декабря 1867 го-да Министром внутренних дел была утверждена «Программа Киев-ской музыкальной школы», состоящая из пяти отделений (в настоящее время — специализаций):

— преподавание игры на фортепиано с изучением методики преподавания;

— преподавание игры на скрипке;

— преподавание игры на виолончели;

— преподавание пения;

— курс теории музыки..

В программе также были обусловлены обязательные предметы: история музыки, хоровое пение, оркестровое музицирование, обязательное фортепиано и другие.

Статус училища был получен значительно позднее — 11 февраля 1883 года, когда Главная дирекция прислала Киевскому отделению «Устав Музыкальных Училищ» и свое постановление о том, что суще-ствующее музыкальное учебное заведение на основании ст.39 этого устава в дальнейшем следует именовать: «Музыкальное Училище Киевского Отделения Императорского Русского Музыкального Общества». Надо сказать, что в результате этих бюрократических манипуляций изменилось только название. Программы же обучения с момента открытия были ориентированы на среднее учебное заве-дение. Об этом можно судить по интенсивной исполнительской дея-тельности, обязательной для учащихся: открытые (публичные) экза-мены с серьезными программными требованиями, публичные кон-церты — «ученические вечера», выступать в которых было большой честью для учащихся. Отбор участников таких концертов проводился очень придирчиво и требовательно. Не будет преувеличением сказать, что создатели училища видели своей главной задачей подготовку профессиональных музыкантов.

В первые годы существования учебного заведения самой острой проблемой было финансирование. Вместе с количеством учащихся растет и финансовый дефицит. Причем в первый же год — 300 рублей, сумма очень внушительная при более чем скромном бюджете молодо-го учебного заведения.

И в дальнейшем финансовые затруднения не один раз будут ставить Киевское музыкальное училище на грань катастрофы. Так будет продолжаться до тех пор, пока количество учащихся не достигнет 250—300 человек. Именно столько учеников даст воз-можность стабильного самообеспечения. При условии обязательной оплаты за обучение хотя бы половиной такого контингента, возникает финансовая устойчивость, позволяющая училищу выжить. Кроме того, не следует забывать и о том, что помощь извне в виде пожертвований, или как сейчас принято говорить, взносов частных лиц, могла поя-виться, когда статус учебного заведения стал достаточно весомым в общественном мнении. Молодое Киевское музыкальное училище в первые годы своего существования не обладало таким высоким рейтингом, несмотря на то, что буквально с момента его открытия педагоги и учащиеся активно участвовали в концертной жизни города. Благодаря ежегодным отчетам Киевского музыкального общества и газетным рецензиям мы имеем относительно полную картину музы-кальной жизни Киева в эти годы.

Концерты. Историки Киевского отделения ИРМО Николай Богданов, Иосиф Миклашевский дают примерно одинаковую картину музыкальной жизни города в семидесятых годах XIX века. Влияние польской музыкальной культуры в Киеве ослабло в связи с образо-ванием отделения общества. Несмотря на это, украинские, русские, польские, еврейские, а также другие малочисленные группы насе-ления города жили обособленной жизнью и не объединялись ни в каких культурных акциях. Богатые горожане тоже не слишком стреми-лись к многолюдным собраниям и держались в стороне, особенно, если инициатива организации концерта исходила не от них. Правда, при управлении Южным краем князем А.М.Дондуковым-Корсаковым культурная жизнь города несколько оживилась. Еженедельно устраи-вались музыкальные собрания, но они были не доступны для горожан, так как проводились в частных домах, и к тому же носили аматорский характер: выступавшими в них были, в основном, жены местных аристократов. Когда же энтузиасты Киевского отделения на-чали привлекать к концертной деятельности местных музыкантов и приглашать знаменитых профессионалов, когда публичные музы-кальные вечера в городе стали проходить чаще и интереснее, стало ясно, что киевская публика не проявляет особого интереса к серьез-ной музыке. И. Миклашевский отмечает, что даже выступления евро-пейских знаменитостей Ф. Лауба и К. Таузига не имели коммерческого успеха, а зал заполнялся полностью лишь тогда, когда играл Антон Рубинштейн.

«Жутко было начинать деятельность среди общего запустения: чувствовалось, что надобно сделать многое, что киевскую публику нельзя было оставлять в ее недоумении, что ее, напротив, необходимо было успокоить, чтобы заполучить ее доверие», — пишет автор «Очер-ков» [30, с.28] и далее поясняет, что поэтому нельзя было ни потакать дилетантским вкусам публики, ни предъявлять к ней слишком суровых требований, пичкая сложными программами. Необходимо было посте-пенно приучать горожан к профессиональной классической музыке, прежде всего, «поставив на серьезный уровень музыкальное образо-вание» в городе [51,c.28].

Чем же порадовало Киевское отделение ИРМО слушателей в год открытия нового музыкального учебного заведения? В концертах сезона 1868—1869 г.г. прозвучали: 1-я и 2-я симфонии Л. Бетховена, увертюры к опере К.М.Вебера «Фрайшютц» и «Дон Жуан» В.А.Мо-царта, Марш из «Афинских развалин», а также I часть 5-й симфонии Л. Бетховена. Педагоги училища в этом сезоне выступили с довольно оригинальными произведениями. Так в первом собрании А.И.Во-дольский (скрипка), Р.А.Пфениг (скрипка), И.В.Шадек (альт), В.М.Меш-ков (виолончель) и М. Г. Полянический (виолончель) исполняют «Грезы» Р. Шумана в удивительной аранжировке для двух скрипок, альта и двух виолончелей. Украинская песня «Хусточка» исполняется таким необычным составом: виолончелью (Полянический), флигель-горном (Геценбрюкер) и фортепиано (Пфениг). В апрельском собрании «Фантазию на тему Ф. Шуберта» исполняли на виолончели с фор-тепиано, а вот знаменитый арфист, гастролер Альберт Цабель написал фантазию на тему «Боже, царя храни» для арфы и сам исполнил ее.

Аранжировки для того состава, который есть в наличии, очень характерны для XIX века. В этом же апрельском собрании Allegro из 6-й симфонии Л. Бетховена звучит в обработке для двух форте-пиано в сопровождении струнного оркестра, а ария и хор из оратории Й. Гайдна «Семь слов Спасителя на кресте» исполняется под акком-панемент фортепиано и смычковых инструментов. Нет второй скрипки для исполнения квартета Л. Бетховена ми-бемоль мажор. Не беда! В концерте 6-го собрания партию скрипки исполняет г-жа Клейбель на… фортепиано. Все это напоминает любительские домашние кон-церты. Недаром Н. Богданов говорит о дилетантизме, как характерной черте тогдашней музыкальной жизни.

Что же касается различных обработок и фантазий на темы полюбившихся мелодий, то концертные исполнители «грешат» сочинениями такого рода очень давно, и XIX век, может быть, наиболее «урожайный» на различные вариации, фантазии, рапсодии, транскрипции, парафразы.

Первый концерт сезона 1869 года, который провело общество, был отмечен приездом европейской знаменитости — скрипача Ферди-нанда Лауба. К сожалению, отклик на него оказался не очень удачным для устроителей. Восторженно отзываясь о заезжем чуде, критик «разгромил» местных музыкантов (исполнялась симфония соль минор В.А.Моцарта):

«…Боже, милосердный, как мы ошиблись! Как плачевно рушились вдруг наши надежды! Неужели этот бестактный гул и шум, неужели это — мелодия Моцарта? Не может быть! Тут вероятно была ошибка, но какая?… Ни один темп не был взят верно… Кроме forte и piano, никакие оттенки не соблюдались, зато при creschendo темп посто-янно становился медленнее. Медные инструменты часто фальши-вили…, — пишет, сохранивший в тайне свое имя, критик. Впрочем, далее он отдает должное приезжей знаменитости: «Г. Лауб, исполнив скрипичный концерт Бетховена, к сожалению, с весьма дурным акком-панементом оркестра, доставил слушателям истинное наслаждение своей мастерской игрой, и этим успел хотя бы несколько сгладить то грустное впечатление, которое произвело исполнение симфонии Мо-царта. Что за величественные звуки выходят из под смычка этого артиста, что у него за широкий coup d’archet, какая игривость и какое спокойствие при одолении самых неимоверных трудностей? Его staccato, pizzicato изумительны, его flageolet до того чист, что дума-ешь, слышишь флейту, а не скрипку. Какое глубокое понимание переда-ваемого им сочинения, какая грандиозность стиля. Да г. Лауб истин-ный последователь великой Шпоровской школы» [100, 1869,№138].

Весной 1869 года киевляне получили возможность оценить мастерство воспитанников нового учебного заведения: в апреле состоялся первый публичный концерт учащихся музыкального учи-лища. Перед нами программа этого концерта:

«9-ое Собрание

5 Апреля 1869 г.

В котором все музыкальные произведения были исполнены г.г. воспитанницами и воспитанниками Киевского Музыкального училища.

— Allegro ma non troppo, из симфонии Бетховена.

Аранж. для двух форт. со струнными смычковыми инструментами

— Merceau de salon для скрипки с фортеп., Гаузера. исп. гг. Колаковский и Котек..

— Романс с хором из оп. «Жизнь зацаря», «Не о том скорблю» Глинки. Соло исп. г-жа О. Леонович.

— «Фантазия» для скрипки и фортепиано, на мотивы из оперы“Ломбарди» Вьетана. Исп. г-жа Куличенко и г. Котек

— Аllegro из VI Сонаты Моцарта. Исп. г-жа Н. Н. Романовская.

— «Дайте крылья мне», романс. Ромберга. Исп. г-жа Куличенко.

— а) Этюд (gis-moll) Кесслера.

б) Ноктюрн ор.55 Шопена.

Исп. г-жа О. Клименко.

— «Крылья веры» для пения, фортеп. и виолончели Р. Пфенига. Пение исполн. г-жа О. Леонович.

— Соло и хор из оратории «Последние семь слов Спасителя» №3.

«Горько плача и рыдая» Гайдна. С аккомп. фортеп. и смычковых инструментов, соло исп. г-жи О. Леонович, О. Ортинская и

гг. Иващенко и Вуич» [100, 1868—1869, с.14].

Две фамилии в афише заслуживают особого внимания. Это А. Ко-лаковский и И. Котек, чьи имена мы увидим в концертных афишах и следующего года. А через несколько лет один из них станет препо-давателем училища.

Алексей Антонович Колаковский (1855—1912) после учебы в Киевском музыкальном училище окончил Московскую консер-ваторию, гастролировал в Западной Европе, стал солистом Большого театра в Москве. В 1880 году газета «Киевляни»» написала о концерте Колаковского: «В то время, как в нашем театре серьезная опера приносится в жертву оперетке, истинными представителями серьезной музыки являются приезжие концертанты и гг. препода-ватели музыкальной школы. Об интересном концерте г. Коммисар-жевского, мы уже сообщали. Теперь, в субботу, 27 сентября, в биржевом зале состоялся другой концерт, данный молодым скрипачем г. Кола-ковским, личность которого представляет для нас Киевлян особый интерес. Г. Колаковский уроженец нашего края и воспитанник Киевской музыкальной школы. В 1872 году, по окончании курса, он был рекомен-дован советом школы петербургской консерватории и принят в число ее учеников. Ныне он блестяще окончил курс под руководством знаме-нитого Ауэра, получил золотую медаль и как замечательный талант удостоен стипендии для поездки за границу для дальнейшего усовер-шенствования. Таким образом, в концерте г. Колаковского, получившего свое первое образование в Киеве, наше общество видело еще раз наг-лядно плоды полезной деятельности киевской музыкальной школы, без подготовки и покровительства которой многие местные таланты погибали бы никем незамеченные. В концерте г. Колаковского участво-вали также преподаватели музыкальной школы гг. Брагин и Ходо-ровский и певица г-жа Бородина. Сам концертант исполнил A-moll-ный концерт — Вьетана, фантазию из оперы «Фауст» Вьетана и из оперы «Отелло» Эрнста, Andante 2-го концерта Вьетана и испанские тан-цы — Capacaтe… Вообще артисту этому, блестящая будущность которого несомненна, остается теперь только одна задача, — задача бесконечная как и искусство, — совершенствовать игру свою в деталях и развивать вкус, изучая игру лучших артистов…» [100, 1880,№218].

С 1897 по 1907 годы Колаковский будет работать в Киевском учи-лище, а затем в Петербургской консерватории. За десять лет работы Алексея Антоновича в Киеве ни одно из квартетных собраний не про-ходит без его участия.

Иосиф Иосифович Котек (1855 — 1885) по окончании училища едет в Москву и поступает в Московскую консерваторию. Его учи-телями становятся: по классу скрипки — Фердинанд Лауб, по классу теории музыки — Петр Ильич Чайковский. Модест Ильич, брат Чайков-ского, пишет об И. Котеке: «Это был молодой человек чрезвычайно привлекательной внешности, несмотря на неправильность черт лица, — добродушный, увлекающийся, одаренный большой музыкаль-ностью и еще большим талантом виртуоза. С первого времени поступления в класс Петра Ильича он обращал внимание своей симпатичностью, главное же, даровитостью в исполнении музы-кальных задач (что в обязательных классах гармонии встречалось редко), и вскоре стал любимцем своего учителя. Этому немало способ-ствовало восторженное отношение молодого ученика к произведениям Петра Ильича и проявление глубокой привязанности к его личности. У профессора и ученика установились дружеские отношения, которые продолжались и вне стен консерватории» [91, т.2,с.5].

После окончания консерватории И. Котек зарабатывает себе на жизнь (а он очень беден) уроками и редкими концертными выступ-лениями. Значительную роль в его карьере сыграла Надежда Филаре-товна фон Мекк, которой он был рекомендован Николаем Григорье-вичем Рубинштейном. Молодой скрипач играет в семейных концертах в доме фон Мекк, выезжает с ними за границу. Через некоторое вре-мя, заработав немного денег, Котек едет в Берлин совершенствоваться у знаменитого Йожефа Иоахима, а впоследствии получает приглаше-ние Берлинской королевской школы музыки стать преподавателем. Он не порывает связи с родиной, часто приезжая с концертами.

В жизни Чайковского Котек сыграл значительную роль. Именно от Котека Надежда Филаретовна фон Мекк узнала о его дружеских отношениях с ее кумиром П.И.Чайковским, а в 1867 году молодой скрипач передает ее просьбу Петру Ильичу: сделать переложение для скрипки с фортепиано одной из его пьес. С этого времени начинается многолетняя переписка и дружба Н.Ф. фон Мекк и П.И.Чайковского.

О степени доверия Чайковского к Котеку говорит хотя бы то, что единственными свидетелями, приглашенными Петром Ильичем на свое венчание, стали его брат Анатолий и Котек. Чайковский вни-мательно следит за карьерой своего ученика и друга, переписывается с ним. Когда композитор бывает за границей, Котек его навещает. Так было в 1877 году в Вене, затем в следующем году в Кларане, когда сочиняется скрипичный концерт и Котек становится первым скри-пачом, который играет еще не опубликованное сочинение. «Я кончил сегодня концерт. Остается переписать его, несколько раз проиграть (с Котеком, который еще здесь) и затем инструментовать», — пишет Чайковский Н. Ф. фон Мекк из Кларана 16.03.1878 года [91, т.2, c.113]. О том, как ценил музыканта Чайковский, свидетельствуют, например, слова, обращенные к издателю П.И.Юргенсону: «…Концерт же непременно должен быть корректирован Котеком и ни кем иным, ибо, будучи хорошим музыкантом, он в то же время превосходный скрипач» [91, т.2, c.123].

К сожалению, молодой музыкант заболевает туберкулезом. Чайковский очень огорчен и едет навестить больного: «Я узнал, что Котек, которому я дал слово навестить его, очень плох и очень жаждет видеть меня» [91, т.2, c.586]. Он приехал в Давос, где лечился Котек, и попытался помочь другу: «…Я сделал все возможное для него: был тайно от него у доктора и просил в случае, если он найдет Давос неподходящим, отправить его на Ривьеру. Котеку дал запасную сумму и вообще оказал ему нравственную и материальную помощь и приехал из Давоса с сознанием исполненного долга дружбы [91, т.2, с.590].

1 января 1885 года в письме к Надежде Филаретовне Чайковский пишет: «…В самый сочельник, утром я получил телеграмму о смерти Котека. Кроме того, что это известие поразило меня и сильно опеча-лило, на меня еще легла тягостная обязанность уведомить несчаст-ных родителей о потере любимейшего старшего сына, бывшего уже и в материальном отношении поддержкой бедной семьи» [91, т.3, с.14]. Ранняя смерть прервала карьеру талантливого музыканта — первого выпускника молодого учебного заведения.

Еще один интересный человек, сыгравший значительную роль в музыкальной жизни Киева, появляется в городе в 1869 году. Василий Алексеевич Кологривов (1827—1874) — известный виолон-челист, один из вдохновителей Русского музыкального общества, соратник и друг Антона Рубинштейна, а кроме того, талантливый организатор. Для характеристики В. А. Кологривова достаточно при-вести выдержку из письма вице-президента ИРМО князя Оболенского, который в ответ на ходатайство Киевского отделения о субсидии, пи-сал, что он «со своей стороны решительно не понимает, зачем Киев-скому Музыкальному Обществу нужна субсидия, когда у него есть Василий Алексеевич Кологривов, который дороже всяких субсидий, ибо на опыте уже обнаружил необыкновенную способность созидать все из ничего; и даже думает, что ему, Кологривову было бы обидно получить субсидию при начале дела, — это значило бы усомниться в нем и его способностях» (Цит. по: [17,с.20]).

В автобиографии Антона Рубинштейна есть такие слова о Колог-ривове: «Полный несокрушимой энергии, человек почина, инициативы, он предался делу учреждения, и организации Музыкального Общества со всем пылом своей души, с фанатизмом, доходившим до грубости… Он вербовал в Общество все и всех; он захватывал чуть не на улицах; толковал, объяснял, привлекал; изыскивал средства, — словом, работал для Общества, как при его основании, так и в первые годы по его учреждении для его упрочения и развития» (Цит. по: [51,с.29]).

Результаты деятельности Кологривова в Киевском отделении ИРМО достаточно весомы: он пригласил в Киев прекрасного музы-канта, в будущем — директора Московской консерватории — Николая Альбертовича Губерта (1840—1888) для открытия бесплатных хоровых классов. В итоге в 1869 году в Киеве появился хор, который насчи-тывал до 250 активных участников.

Кологривов инициировал приезд в Киев и выступления таких известных музыкантов, как Генрик Венявский (скрипка), Леопольд Ауэр (скрипка), Арвед Портен (виолончель), Альберт Цабель (арфа). Он сумел убедить городские власти передать во владение Киевскому отделению участки земли на Подоле и вблизи Крещатика, что и поз-волило впоследствии построить здание музыкального училища, сумел настоять на передаче музыкальному училищу органа из римско- като-лической каплицы университета (теперь там оборудован отличный концертный зал). Благодаря Кологривову богатые и влиятельные люди города были привлечены к деятельности отделения и вносили значи-тельные суммы на содержание училища. В результате энергичных действий Кологривова и финансовой помощи благотворителей учеб-ное заведение становится на ноги — увеличивает количество учени-ков, привлекает новых преподавателей. Причем, все чаще пригла-шаются музыканты, имена которых известны публике, а это, в свою очередь, привлекает новых учеников.

Но несмотря на все ухищрения, предпринятые руководителями Киевского отделения, финансовые проблемы, стоящие перед музы-кальным училищем, принимают все более угрожающиий характер. К 1 июля 1872 года «дефицит выражался уже весьма круглой цифрой в 5000 рублей» [63, 1872—1873, с.15—19]. Преподаватели год не получали зарплату. Они выдают поверенному Рокотову дове-ренность на взыскание судом следуемых им от отделения денег. Это был момент, когда казалось, что дни училища сочтены. Его закрытие было для всех почти очевидным. Но случилось чудо! В виде помощи частных лиц, симпатизирующих отделению, и благодаря «Высочайшей милости»: «Музыкальное училище, по неимению в Дирекции Отделения положительно никаких материальных средств для содержания оного, предполагалось не открывать более в 1872 году, и только по полу-чении известия о Высочайшей милости, именно о даровании Киевскому Отделению бывших Почтового Дома и Сада, Дирекция решилась вновь открыть Училище, а поэтому классы начались только 25 Сентября. Вследствии такого недоразумения, которое не могло не повлиять на публику, также позднего открытия учебного курса, дирекция была в большом затруднении пригласить ГГ. Преподавателей. И Учащихся было только 27 человек. Несмотря на все затруднения, благодаря Директору училища Р.А.Пфенигу, классы приняли должное направление и в конце Мая были проведены экзамены…» [63, 1872—1873, с.7,8].

Все кончилось хорошо благодаря вмешательству многих высоко-поставленных лиц — это и киевский генерал-губернатор князь А.М.Дондуков-Корсаков, и министр внутренних дел А. Е. Тимашев, и великая княгиня Елена Павловна, и городской голова Г.И.Эйсман (уведомивший губернатора о решении городской Думы). Оказалось, что судьба музыкального училища волнует всех. И оно выжило в, казалось бы, безнадежных условиях. Пусть пока немного, всего 27 учеников, занимается в этом году в классах, но уже рождается традиция, сыгравшая важную роль в развитии и дальнейшем проц-ветании музыкального училища: Александре Шебякиной, ученице старшего класса училища, «в виде опыта поручено было преподава-ние Элементарной теории». И во время экзаменов «учащиеся в ее классе в 1872—1873 г. высказали замечательные знания и понимание предмета» [63, 1872—1873, с.8,9]. Шебякина получает аттестат и ста-новится первой из многочисленной плеяды учеников, вернувшихся в училище в качестве преподавателей. Многие выпускники училища впоследствии будут успешно работать в его стенах.

8 июня 1873 году дирекцией Киевского отделения сделана зак-ладка дома для помещения музыкального училища. План и фасад дома, а также смета постройки были составлены известным архи-тектором А.Я.Шилле, и «он же был столь обязателен, что принял на себя постройку оного, состоя одним из членов комиссии для постройки дома Музыкального Училища, а поэтому можно вполне наде-яться, что дом будет построен со всеми возможными удобствами, … так как А.Я.Шилле принял этот труд не по найму, а как художник, желающий со своей стороны высказать полное сочувствие к делу, служащему для развития Искусства» [63, 1872- 1873,с.13].

Музыкальное училище выживает благодаря заинтересованной помощи многих киевлян: «Вообще Дирекция нашла много сочувствия и даже содействия в жителях Киева и считает для себя приятным долгом выразить свою искреннюю признательность: во 1-х всему городскому сословию г. Киева в лице городской Думы, которое с такой любезностью уступило Киевскому Отделению Императорского Русского Музыкального Общества 793 кв. сажени пустопорожней земли, смежной с садом Общества, а вместе с тем Дирекция не может не сказать своего душевного русского «Спасибо» Г.И.Эйсману, который был столь внимателен к делам МО и в бытность свою Городским Головою предложил Думе сделать это пожертвование Отделению Общества.

Нельзя также пропустить молчанием о любезности Городского землемера А.Г.Терского, который безвозмездно неоднократно измерял весь участок земли, принадлежащий Обществу, а также о пожертво-ваниях Г. Г. В.В.Тарновского, И.М.Вайнштейна и И.М.Бродского, каж-дого по 100 руб., за что дирекция приносит свою искренюю благо-дарность» [63, 1872—1873, с.13—14].

В тот год благотворительные взносы позволили 7 учеников (из 27!) обучать бесплатно: «… А именно двое на счет в Бозе-почившей Государыни Великой Княгини Елены Павловны; один на счет Светлей-шего князя Н.П.Лопухина-Демидова, 1 на счет Еврейскаго Общества; 1 на счет Члена Дирекции И. П. Новова и двое на счет местной Дирек-ции Отделения» [63, 1872—1873, с.9].

Планы у дирекции далеко идущие, например, дать возможность будущим выпускникам получить работу. В Петербург отправляется следующее письмо: «Желая, чем-либо возблагодарить за оказанную Правительством помощь Киевскому Отделению Общества, Дирекция задалась мыслью относительно образования учителей сельских и народных школ, о чем правительство так заботится… Дирекция полагает для народных учителей прибавить 4 предмета: Педагогику, Методику, Черчение и Землемерие…

…Сельские учителя, музыкально образованные, по всей вероят-ности, в свободные осенние и зимние вечера, будут составлять хоры из крестьян и крестьянок и таким образом музыкальное развитие войдет в народ, в полезности чего, вряд ли кто усомнится, так как кроме общего развития, в народе занимаясь искусством он будет отвлекаем от праздности, пьянства и других пороков» [63, 1872—1873, с.11—12].

И, что самое удивительное, часть этих, казалось бы, утопических планов сбылась! К концу века в Украине появилось множество народ-ных хоров, а некоторые из них даже получили европейскую извест-ность.

Новое здание. Финансовые затруднения

Иоахим Горовиц

К 1873—1874 учебному году практически закончено строи-тельство здания училища: «За исключением залы, окончание коей, ввиду необходимости её увеличения на 4 саж., вследствие того, что 23 Марта 1873 года, г. Министр Народного Просвещения, на основании представления г. попечителя киевского учебного округа и по сог-лашению с господами Министрами Финансов и Внутренних дел, разрешил уступить Киевскому Отделению безвозмездно орган, находящийся в упраздненной римско-католической каплице универ-ситета Св. Владимира, — отложена до будущего года» [63, 1873—1874, с.2]. То есть, говоря современным языком, проект надо переработать, зал реконструировать. Училище пока помещается на Крещатике «в доме г. Зейделя». Арендная плата — 1400 руб. в год. Учатся 32 че-ловека, 30 — комплектных (плата — по 50 руб. в год), 2 — сверхком-плектных (по 100 руб. в год).

Музыкальное училище опять оказалось на грани финансового краха. Это объясняется тем, что дирекция Киевского отделения вело финансовые дела, руководствуясь более интуицией, чем трезвым расчетом. Скажем, в 1881 году (а в другие годы картина, практически, не менялась) стоимость обучения комплектного ученика — 50 рублей в год, сверхкомплектного — 100. При наличии 50-ти комплектных и 176-ти сверхкомплектных учеников доходы от платы за обучение составляли 20010 рублей (то есть в среднем — 78 рублей с ученика). Судя по финансовому отчету, реально учениками было внесено 14958 рублей (в среднем — 66 рублей с ученика). Чтобы покрыть затраты на обучение (расходы на содержание здания, устройство концертов, жалование преподавателям и проч.) — 25334 рублей, средняя плата за обучение должна составлять 112 рублей (а не 78 и, тем более, не 66). Таким образом, ежегодно накапливался дефицит.

Правда, существовали еще взносы членов общества, но они были незначительны и составляли не более 15—20% от оплаты, полученной за обучение. Поднимать же плату дирекция не решалась, она и так была высока, например, для среднего служащего. Поэтому руково-дители общества добивались государственных дотаций, устраивали платные ученические концерты, обращались за помощью к меце-натам, предпринимали всяческие ухищрения вплоть до организации лотерей-аллегри.

Количество членов Киевского отделения общества возросло до 80. Среди них: почетные члены (за особые заслуги в развитии общества или вообще музыкального искусства) А.Г.Рубинштейн и Ф. Лист. Почетным членом Киевского отделения был избран и уже известный читателю князь А.М.Дондуков-Корсаков. В действительные пожиз-ненные члены, как правило, входили выдающиеся музыканты, а также крупные меценаты (их денежный взнос составлял не менее 1000 рублей в год). Члены-соревнователи вносили 300 рублей в год. Члены-посетители, или постоянные гости, платили 15 рублей в год и, по сути, были просто постоянными посетителями концертов, то есть в совре-менной трактовке, держателями абонементов. В списке членов-посе-тителей 1873—1874 годов мы впервые встречаем Иоахима Горовица.

Семья. Иоахим Горовиц (1828—1906). Иоахим Самойлович Горовиц, дед Владимира — видимо, (не доказано документально. — Авт) родился и вырос в Бердичеве. Достоверно это не известно, однако уж слишком много в его жизни «завязано» на этом городе. Иоахим женился на Регине Аароновне Сензор, которую из Варшавы (польский след) прислали к замужней старшей сестре. Имя сестры не сохра-нилось, но мужем ее был богатый и влиятельный доктор Трахтенберг. В восемнадцать лет Иоахим окончил Ришельевскую гимназию с Золотой медалью. Далее его след обнаруживается в Бердичеве. В свидетельстве о рождении Самуила Горовица (1871 г.) в графе «отец» записано: «Бердичевский ІІ-й гильдии купец Иоахим Самой-лович Горовиц» [ЦГИАУ, ф.1164, оп.1, д.291, с.61]. В начале шестидесятых годов девятнадцатого века И.С.Горовиц появляется в Киеве. Сведения об этом приведены в книге, посвященной 50-летию Киевской еврейской больницы, старшиной которой Иоахим состоял с 1891 года до самой смерти [60, с.194].

То, что дед Владимира Горовица происходил не из бедной семьи, очевидно. Иоахим, приехав в Киев, открывает свое дело, активно занимается благотворительностью и с головой окунается в деятель-ность КО ИРМО, причем настолько энергично, что уже в 1874 году его имя встречаем в списке директоров Киевского отделения!

20 октября 1874 года состоялось общее собрание Киевского отде-ления ИРМО под председательством почетного члена отделения князя А. М. Дондукова-Корсакова. Среди других вопросов решались и кад-ровые: «… На основании п. 48 Устава Общества, на место выбывших директоров: В.А.Рубинштейна, П.П.Демидова князя Сан-Донато, Т. Ф. Михайловскаго и В. А. Кологривова, а также на место находящихся в продолжительном отсуствии директоров В.М.Велинскаго и Н.В.Лысенко, — избраны были: А.Н.Гудим- Левкович, граф К.П.Клейнмихель, И.П.Новови И. С. Горовиц и кандидатами граф В. Е. Канкрин и Я. И. Томара. В течении года выбыл по собственному желанию из директоров И.С.Горовиц и на место его выбран протоколом…» [63, 1874—1875,с.4].

Интересно, что в «Очерках» Н.А.Богданова в списке членов дирекции за 1874 год против фамилии Горовица в скобках написано: «неутвержден». В официальном документе — «Отчет КО ИРМО» читаем: «выбыл по собственному желанию». Что стоит за сухими строчками протоколов, пока доподлинно неизвестно. Кандидатура Горовица по каким-то причинам не была утверждена в Петербурге, поэтому уход по собственному желанию был, видимо, просто лояль-ной формулировкой. Известно только, что 5 ноября этого же года Иоахим Горовиц подал прошение об отставке, а 4 апреля 1875 года на его место был избран М. Д. Вайнштейн. Так или иначе, можно с определенной долей уверенности утверждать, что вклад И. Горовица в развитие Киевского отделения был достаточно существенным, иначе его не выдвигали бы в дирекцию, включающую, согласно устава ИРМО, не более пяти человек, заслуги которых перед обществом не вызывали сомнения.

Иоахим на время исчезает из списков членов общества. Зато в училище появляется его стипендиат — Мотель Ришь. Юноша из многодетной и, судя по всему, талантливой семьи. Начал он занимать- ся в классе скрипки еще в 1869—1870 учебном году вместе с Кола-ковским и Котеком. М. Ришь учился на оркестровом отделении по классу скрипки, вместе со своими братьями Аароном и Хаскелем. Они посещают, также, класс элементарной теории и 1-й класс сольфеджио. Благодаря стипендии Горовица Ришь сумел закончить курс и неко-торое время преподавал в училище.

Концерты. К. Вебера «Волшебный стрелок» и «Оберон», увертюра Л. Бетховена «Эгмонт». 17 февраля партию виолончели в квартете Р. Шумана исполнял Василий Алексеевич Кологривов.

В двух последних вечерах этого сезона исполняются хоровые произведения: М. Глинки, Д. Бортнянского, С. Давыдова, А. Львова и, наконец, «Реквием» В.А.Моцарта, в котором партию баса пел Федор Стравинский, отец великого композитора. В «Очерке о деятельности Киевского Отделения Императорского Русского Музыкального Общества» И. Миклашевский подчеркивает: «Всех исполнителей до 150 человек» [51, с.117].

Из приезжих гастролеров, имевших большой успех у киевской публики, отметим пианиста Иосифа Венявского. Он — брат выдающегося скрипача-виртуоза и композитора Генрика Венявского, в то время профессора Петербургской консерватории, участвует в концертах общества, исполняя Ф. Шопена, Ф. Листа и Г. Литольфа. О Венявском восторженно пишет газета «Киевлянин»: «В феврале в биржевой зале, дает концерт пианист Иосиф Венявский. Артисти-ческая известность г. Венявского так громадна, что едва ли нужда-ется в том, чтобы напомнить о ней публике. Киев видел г. Венявского в сороковых годах талантливым ребенком-артистом и восхищался тогда его игрою, подававшего богатые надежды. Общий отзыв Европы с тех пор доказал, что эти надежды вполне оправдались, — и вот, чет-верть века спустя, артист является в Киеве в полном развитии своего таланта. Едва ли можно сомневаться в его успехе перед киевскою публикою.

Г. Венявский приехал из Одессы, предшествуемый свидетельствам одесских газет о восторженном приеме, сделанном ему одесситами» [100, 1874, №14].

Училище. 1874—1875 учебный год начинается радостным событием — открытием музыкального училища с классами обще-образовательных наук во вновь выстроенном здании. Учеников пока немного, всего 49 человек. Это связано с тем, что смерть главного деятеля общества В.А.Кологривова, оставившего здание незакон-ченным, породила во многих сомнение в возможности скорого окончания строительных работ. Тем не менее, 14 сентября 1874 года состоялось торжественное открытие и освящение классов. В эти годы совершенствуется учебный процесс. Происходит унификация требо-ваний к ученикам определенных классов. Руководство училища все больше внимания уделяет всестороннему образованию воспитан-ников. Идет работа, благодаря которой Киевское училище через несколько десятилетий, получит статус консерватории. В городском архиве сохранились «Протоколы заседаний преподавателей училища за 1874—1875 гг.». Из них мы узнаем, что все воспитанники разде-лены по классам и поразрядам: соло пения (5 разрядов), скрипичной игры (4 разряда), фортепианных классов (4 разряда). Определена программа испытаний, подробнейшим образом расписаны экзамена-ционные требования для каждого класса и разряда. Например: «Фортепиано. Спец. Игра в 1-м разряде: Гаммы мажорная и минорная в промежутке октавы и арпеджио тонического трезвучия без обращений, этюд…» [ГАГК, ф.176, оп.1, д.12].

Кроме музыкальных, в училище преподаются и общеобразова-тельные предметы: арифметика, Закон Божий, русский язык, геогра-фия, рисование и др. Для чего приглашаются лучшие в Киеве педа-гоги. М. М. Захарченко-преподаватель Института благородных девиц, человек, влюбленный в свой город, в 1888 году выпустивший фун-даментальный труд «Киев теперь и прежде». Сынгаевский — известный в Киеве художник. Н.Т.Черкунов — ученый, автор много-численных исследований, педагог, о котором с восторгом и благодар-ностью вспоминают ученики. Среди них — Константин Паустовский, учившийся в Первой Киевской гимназии, где преподавл «Географию» Николай Трофимович: «На столе в классе стояли залитые сургучом бутылки с желтоватой водой. На каждой бутылке была наклейка. На наклейках кривым старческим почерком было написано: «Вода из Нила», «Вода из реки Лимпопо», «Вода из Средиземного моря».

Бутылок было много. В них была вода из Волги, Рейна, Темзы, озера Мичиган, Мертвого моря и Амазонки.

Мы приставали к учителю географии Черкунову, чтобы он разрешил нам попробовать воду из Мертвого моря. Нам хотелось узнать, действительно ли она такая соленая. Но пробовать воду Черкунов не разрешал…

Он рассказывал, как сам набирал нильскую воду около Каира. Смотрите, — он взбалтывал бутылку, — сколько в ней ила. Нильский ил богаче алмазов. На нем расцвела культура Египта…

Когда я был уже в старшем классе, преподаватель психологии, говоря нам о плодотворной силе воображения, неожиданно спросил:

Вы помните Черкунова с его водой из разных рек и морей? Ну, как же! — ответили мы. — Великолепно помним.

Так вот, могу вам сообщить, что в бутылках была самая обыкновенная водопроводная вода… Черкунов справедливо полагал, что таким путем дает толчок вашему воображению… Несколько раз он упоминал при мне, что человек отличается от животного способностью к воображению. Воображение создало искусство…» [64, с.90].

Когда Владимир Горовиц поступил в Киевское училище, «научных классов» в нем уже не было и, соответственно, ни один из указанных педагогов в училище не преподавал. Тем не менее, атмосфера любви к своему делу, любознательности и творчества, созданная педагогами, окружала учеников на протяжении нескольких десятилетий. Может быть, именно благодаря творческому духу, царившему в этих стенах, в начале XX века в училище появится целая плеяда выпускников, прославивших его на весь мир. Возможно, «дьявольское» вообра-жение Горовица отчасти было обязано той атмосфере. Дэвид Дюбаль — прекрасный пианист и глубокий исследователь фортепианного исполнительства, в послесловии книги о великом Маэстро написал: «Одним изобъяснений его достижений в мире музыки была очень редкая способность увлечь сверхъестественной, сардонической, устрашающей, вероломной игрой. Он был человеком, который ежедневно сражался с демонами… В основном, он не воспроизводил замысел композитора, а творил свой, играя очень субъективно…» [1,c.279,281].

В списках «научного класса» музыкального училища, в котором преподавал Н. Черкунов, среди учеников появился Пантелеймон Мелодист, имя которого мы позже встретим среди преподавателей училища, и Василий Кульженко — сын известного в Киеве издателя, который после смерти отца сам займется издательским делом. «Типография Кульженко» -такую надпись мы можем увидеть на многих киевских изданиях XIX — начала XX века, в том числе и нотных. Александра Шебякина, уже получившая аттестат и препода-ющая в училище «Элементарную теорию и сольфеджио», продолжает учиться пению у преподавателя Р. Пфенига.

Дела училища идут все успешнее. Растет список членов Киевского отделения, в котором фиксируется сумма взносов каждого: «Получено от Действит.-пожизненных членов:

Г. Полякова С. С. 1000

Г. Терещенко Н. А. 1000

Г. Терещенко Ф. В. 1000

Получено от членов-Соревнователей:

Г. Бродскаго И. М. 300

Г. Мекк фон К. Ф. 300

Г. Ярошинской И. Ф. 300

Получено от Действительных членов:

Г. Балашова Н. Н. 100

Г. Бобринскаго Гр. А. А. 100

Г. Бродскаго А. И. 100

Г. Бродскаго И. М. 100

Г. Гудим-Левковича А. Н. 100

Г. Гудим-Левковича А. В. 100»

[63, 1874—1875, с.8].

Кассовые отчеты музыкального общества позволяют нам просле-дить движение средств, вплоть до копеек. Они показывают, что наи-более значительная часть расходов общества шла на содержание училища (до 80%), остальные деньги использовались для покрытия расходов на устройство концертов, которых в году бывало не менее 12—14. Некоторые фамилии в списке нам знакомы — это богатые граждане Киева, меценаты, которые внесли большой вклад в становление профессионального музыкального искусства. Среди них, в первую очередь, следует отметить семьи сахарозаводчиков Терещенко и Бродских, дети и внуки которых будут впоследствии учиться в музыкальном училище; графа Бобринского (очевидно, это Александр Алексеевич, правнук ЕкатериныII — ученый, исследователь и меценат). Особого внимания заслуживает появление в списке К. Ф. фон Мекк, так как эта фамилия прочно ассоциируется с именем П.И.Чайковского.

Модест Чайковский в своей книге о Петре Ильиче именует мужа Надежды Филаретовны фон Мекк Карлом Карловичем. Фон Мекк не столь распространенная в России фамилия, чтобы подумать об однофамильце. Скорее всего, это ошибка М. Чайковского, который не знал самого К.Ф. фон Мекк, так как переписка Надежды Филаре-товны и Петра Ильича началась после смерти ее мужа. Читая все другие источники о Чайковском, мы находим, что в действительности мужем Надежды Филаретовны, в девичестве Фроловской, был Карл Федорович фон Мекк, инженер по образованию, много лет прора-ботавший служащим, а впоследствии — миллионер, один из совла-дельцев Юго-Западной железной дороги, управление которой находи-лось в Киеве. Карл Федорович был членом-соревнователем Киевского отделения ИРМО, до своей смерти, которая случилась в 1876 году.

Горовиц — Чайковский

Произведения Петра Ильича не так часто можно встретить в про-граммах концертов и дискографии Владимира Горовица. Существует две записи си-бемоль минорного концерта. Одна из них (RCA 7992-2-RG) сделана в 1943 году с концертного выступления в Carnegie Hall. Студийная запись (RCA60449-2- RG), сделанная в 1941 году с великим Тосканини, не очень удачная. Натан Мильштейн рассказывает, что он об этом прямо сказал Горовицу и Тосканини. Последний, прослушав через какое-то время запись, сказал дочери (Ванде Горовиц): «Знаешь, Мильштейн был прав!» [4, c.161]. Тем не менее, первый фортепианный концерт Чайковского сыграл в жизни Горовица едва ли не мисти-ческую роль. 8 января 1926 года, то есть почти сразу после отъезда из советской России, Горовиц играл в Берлине концерт Чайковского. Это был его третий концерт в Европе, первые два прошли с отно-сительным успехом, и он надеялся, что исполнение концерта Чайков-ского — его «конька», спасет положение. Так и случилось: Германия приняла молодого пианиста.

Через месяц после этого импресарио Владимира Горовица Александр Мерович, организовал концерты в Гамбурге. После двух концертов, в которых кроме Горовица приняли участие Натан Миль-штейн и Григорий Пятигорский, пресса была положительной, но особого восторга не выказывала. На следующий день перед вечером в гостиницу, где остановились молодые музыканты, вбежал взволно-ванный менеджер оркестра и сказал, что через 45 минут нужно выступить с оркестром и играть концерт Чайковского, так как объяв-ленная солистка заболела. Владимир Горовиц, едва успел выпить стакан молока, быстро переоделся и выбежал вслед за менеджером. Знаменитый дирижер Е. Пабст только успел сказать Горовицу: «Следи-те за моей палочкой, и, дай Бог, ничего не случится». Далее, по описанию многих биографов Горовица, произошло нечто невероят-ное. После первых же звуков рояля Пабст удивленно оглянулся на Горовица, поглощенного аккордовым вступлением. Дирижер, как загипнотизированный, пошел к клавиатуре, чтобы посмотреть на руки пианиста. Он смотрел, как ураган октав Горовица завершил концерт.

Горовиц рассказывал: «Газеты обезумели! Даже Карузо не сделал Гамбург таким диким от чувств и эмоций. Я был так напуган, что чуть не сошел с ума. Слава Богу, я знаю, как играть Чайковского и не упустил свой шанс. А результат был похож на сказку» [1, c.23]. Действительно, этим концертом началась успешная карьера Горовица в Германии и далее в Европе. В Париже после исполнения им в зале Парижской оперы концерта Чайковского началась «горовицемания» — после концерта пришлось вызывать жандармов, чтобы охладить пыл слушателей, ломавших стулья. Газеты отмечали, что ни один пианист не производил такого впечатления на аудиторию.

Через два года состоялся дебют Горовица в Америке. В знаме-нитом «Карнеги-Холл» ему предстояло играть с главным симфони-ческим оркестром Нью-Йорка. 12 января Горовиц выступил с кон-цертом Чайковского. Много лет спустя он говорил: «Я знал, что, играя Чайковского, я могу извлечь очень мощный звук и играть октавы в оченьбыстром темпе. Я очень хотел добиться успеха в Америке. Я хотел заворожить публику, заставить ее сойти с ума. Подсознательно я понимал, что это — единственный способ не возвращаться в Россию. И я сказал себе: «Ну что ж, англичанин, (о Т. Бичеме — дирижере. — Авт.) Бог мой, ведь я из Киева, и покажу тебе, на что я способен!» [1,с.25].

И опять невероятный успех! Гарольд Шонберг так описывает реак-цию публики: «В конце послышался звериный рев, охваченных востор-гом слушателей. Можно много рассуждать об интерпретации Горовица, но что бы там ни было, он сотворил взрыв и Нью-Йорк ничего подобного раньше не слышал» [6, с. 107]. Влиятельный критик Олин Доунес пишет в «Нью-Йорк Таймс»: «По одному концерту трудно судить о дирижере или виртуозе. Полдюжины едва хватает, чтобы испробовать нового лидера. Но в рамках одного концерта, не было сомнений в факте триумфа» (Цит. по: [6, с.108]).

Является ли случайностью, что всякий раз, добиваясь успеха в той или иной стране, Горовиц исполнял концерт Чайковского? Естествен-но, он выбирал наиболее эффектную программу, и сочинение Петра Ильича как нельзя лучше подходило для этого. Хотя с другой стороны, Европа, да и Америка, гораздо лучше были знакомы с не менее эффектными фортепианными концертами: ми-бемоль мажор Бетховена (№5) и Листа (№1), ля минор Грига, соль минор Сен-Санса (№2). Наконец, были уже написаны и 1-й концерт Прокофьева, и 2-й и 3-й — Рахманинова. Есть два возможных варианта ответа: первое, это глубоко продуманный выбор, что подтверждается многократ-ностью события, второе, что этот выбор был интуитивным, и это тоже не исключено, учитывая отмечаемую многими биографами импуль-сивность и «взрывчатость» характера молодого Горовица. Хотя мы знаем, что отец, Самоил Горовиц, услышав Концерт П. Чайковского в исполнении сына, сказал ему, что это «его» концерт.

Так или иначе, любые поступки человека несут в себе информа-цию из его прошлого, как-то связаны и обусловлены этим прошлым. Мы уже отмечали, что личность Горовица невозможно представить вне контекста его семьи, учителей, культурной среды — своеобразной «ауры» музыканта. Имя Чайковского с этой «аурой» связано многими невидимыми нитями.

В 1874 году Карл Федорович фон Мекк становится членом- сорев-нователем КО ИРМО. Это совпадает с избранием в члены дирекции Иоахима Самуиловича Горовица. Дирекция и члены общества доволь-но тесно взаимодействовали в различных сферах жизнедеятельности отделения. В обязанности дирекции в первую очередь входило попол-нение кассы отделения, а члены-соревнователи, как известно, вносили ежегодный взнос 300 рублей. Отчеты дирекции происходили при общем собрании членов Киевского отделения. Естественно, что сами концерты посещались в первую очередь дирекцией и членами об-щества. Таким образом, можно смело предположить, что, И.С.Горовиц и К.Ф. фон Мекк были знакомы.

Когда дед Горовица, Иоахим Самуилович познакомился с Карлом Федоровичем фон Мекк, его жена и Чайковский еще не не знали друг друга. Только 18 декабря 1876 года Петр Ильич получает первое письмо от Н.Ф. фон Мекк (вдовы умершего К.Ф. фон Мекк). Надежда Филаретовна благодарит Чайковского за сделанное по ее заказу переложение одной из его пьес для скрипки и фортепиано. Перело-жение было выполнено для того, чтобы госпожа фон Мекк могла музицировать дома, аккомпанируя приглашенному для этой цели скрипачу И. Котеку. Он и стал связующей нитью, с которой началась переписка и дружба Надежды Филаретовны и Петра Ильича. Так прослеживается линия: Чайковский — Надежда Филаретовна фон Мекк — Котек — училище — Горовиц.

Еще одно имя, относящееся к Киевскому музыкальному училищу, так или иначе связывается с Чайковским — это Людвиг Карлович Альбрехт, «компетентное лицо», командированное по просьбе Киев-ского отделения Петербургской дирекцией для наблюдения за ходом экзаменов в музыкальном училище. Убийственная характеристика состояния дел в училище, данная Альбрехтом, заставила уйти в отстав-ку первого директора Роберта Пфенига, и на его место был назначен сам Альбрехт.

Чайковский был очень дружен с его родным братом, Карлом Кар-ловичем, в своих письмах ласково называл его Карлуша и тепло отзывался о нем, как о музыканте. По-видимому, братья имели сход-ные характеры, что подтверждается печальным опытом обоих попро-бовать свои силы в руководящей работе. Людвиг Карлович за два года руководства Киевским музыкальным училищем довел его дела до «столь грустного состояния, что пришлось отказаться от устройства симфонических и квартетных собраний» [51,с.47].

Карл Карлович директорствовал в Московской консерватории два года: с 1883 по 1885. Чайковский, всегда принимающий близко к сердцу консерваторские дела и относившийся к К. Альбрехту как к брату, с большой горечью пишет Н.Ф. фон Мекк о неспособности Карла стоять во главе консерватории: «Уезжаю с приятным сознанием исполненного долга и уверенный, что принес консерватории пользу. Польза же состоит в следующем: убедившись в совершенной неспособ-ности Альбрехта стоять во главе учреждения, я решился во что бы то ни стало добиться назначения нового, настоящего директора. Так как из русских музыкантов, кроме Танеева, я не видел никого, кто бы был способен и достоин этого места, то принял меры, чтобы Танеев был избран» [91,т.3, с.41].

Чайковский не прервал дружеские отношения с Карлом Альбрех-том до его смерти, последовавшей в лето 1893 года и очень скорбил о «своем милом Карлуше». Так еще одна невидимая нить связала композитора с музыкальным Киевом и добавила ощущение причаст-ности Петра Ильича к ауре Горовица.

Чайковский и Киев — это особая тема. О Чайковском с 1875 по 1913 годы в киевских газетах опубликовано 225 рецензий и сооб-щений. И еще 46 — с 1913 до 1917 года [20, 28]. Чайковский призна-ется в любви к Киеву в письме к Н.Ф. фон Мекк летом 1880 года, после своего краткого неофициального визита в город: «Я очень люблю Киев, и хоть не желал бы жить в нем, но всегда с удовольствием готов там провести 2—3 дня. Есть там места в Царском саду, где можно просиживать с невыразимым наслаждением целые часы, любуясь красотою видов. А какая прелесть Ботанический сад, Выдубецкий монастырь (близ Лавры), Кинь-Грусть и множество других мест! К сожалению, я должен был целые дни бегать по магазинам и поэтому успел быть только в Царском саду и в Ботаническом. Вечера проводил в Шато-де-флери (сейчас — место против гостиницы „Днепр“ и „Украинским Домом“. На этом месте — клумба. — Авт.) наслаждался музыкой!!» [91, т.2,с.348].

С 1865 по 1893 годы Чайковский часто приезжал в Каменку, в имение Давыдовых. Так как путь туда лежал через Киев, неизменно день-другой бывал в любимом им городе. В письме к Н. Ф. фонМекк 9 ноября 1881 года он очень хвалит церковное пение в Лавре: «Там поют на свой древний лад, с соблюдением тысячелетних традиций, без нот и, следовательно, без претензий на концертность, но зато что это за самобытное, оригинальное и иногда величественно-прекрасное богослужебное пение! Между тем в публике считают лаврскую духов-ную музыку скверной и восхищаются сладкоголосием других певчески-хоровых песнопений. Меня это оскорбляет и раздражает до последней степени» [91, т.2,с.419].

К Юргенсону 24 апреля 1882 года: «Душа моя, меня удержали на несколько дней в Киеве. Погода здесь совсем лето; деревья все давно покрылись зеленью, ландыши цветут, купанье в Днепре открылось, и я сейчас иду купаться» [91, т.2, с.454].

К Н.Ф. фон Мекк 20 мая того же года: «Пишу Вам из милого Киева, дорогая моя. Я остановился здесь на денек для некоторых необходимых покупок, коих не успел сделать в Москве, а отчасти и по любви к Киеву…» [91, т.2, с.467].

В 1891 году Петр Ильич откликнулся на просьбу Киевской Дирек-ции и приехал в Киев, чтобы дирижировать своими произведениями. В один из дней своего пребывания в городе, он посетил Музыкаль-ное училище и даже слушал концерт учащихся. Софья Бодик, которая в это время училась в училище, не играла в этом концерте, но, скорее всего, была среди слушателей. Она — дочь зажиточного купца, да еще и члена-посетителя КО ИРМО, вероятно, была и в концерте самого композитора, и в концерте учеников, который устраивался специально для Петра Ильича. Наверняка, об этом говорилось в доме Горовицев, когда Володя был еще ребенком и только начинал заниматься музыкой.

В 1920 году Горовиц переходит в класс Феликса Блуменфельда, своего последнего и самого почитаемого им педагога. Эта фамилия встречается в письмах Чайковского из Каменки. Правда, Петр Ильич пишет не о Феликсе Блуменфельде, а о его брате Станиславе: приме-чание Модеста Чайковского там же: «Станислав Блуменфельд, очень известный учитель фортепианной игры сначала в Елизаветграде, потом в Киеве. Он был брат Феликса Блуменфельда». В восьмидесятых годах Станислав Блуменфельд открыл в Киеве частную школу. Его имя довольно часто можно увидеть на страницах киевских газет, где он помещал объявления о наборев и сообщал о концертах учеников. (О школе Станислава Блуменфельда есть страничка украинской Википедии. Единственное, что можно почерпнуть из этой страницы, что Н.В.Лысенко, после смерти Станислава, директорствовал в школе еще год. После чего, школа С. Блуменфельда прекратила свое существование). Так еще одна нить связала Горовица с Чайковским.

Уже на склоне жизни Горовиц произнесет слова, которые позво-ляют судить о его глубоком интересе к П.И.Чайковскому. Разговаривая со своей женой и Дэвидом Дюбалем о погоде, он неожиданно упоми-нает письма П.И.Чайковского, которые, как, оказывается, читал и прекрасно помнит. Более того, в его словах чувствуется глубокое понимание души композитора: «Но, Ванда, — ответил Горовиц, — это потому, что ты выросла в Италии. Если бы ты выросла в России, тогда погода имела бы большое значение для тебя. Почитай письма Чайковского. Это то, о чем он говорил больше всего. Русские тосковали о весне. Он молился о весне. Он мечтал о весне. В апреле в России вы становитесь психически больным после трудных испытаний зимы. Это долгий ночной кошмар, а потом наступает слякоть. В России не все так просто» [1, c.201].

Горовица все годы его жизни в Киеве как будто окружало имя Чайковского. Он учился в том здании училища, где бывал Петр Ильич, слушал музыку в тех же залах, где дирижировал Чайковский, может быть, сидел в том же Шато-де-Флер, в котором любил сиживать ком-позитор в свои короткие визиты в Киев. Добавим к этому нити-связи: дед и К.Ф. фон Мекк, Котек — Чайковский, Л.К. и К. К. Альбрехты — Киевское училище — Московская консерватория — Чайковский, на-конец, Станислав и Феликс Блуменфельды — Чайковский — Горовиц. Нет, не случайно для «завоевания» Европы и Америки выбор Горовица пал на Первый фортепианный концерт П.И.Чайковского. Не случайно и то, что Горовиц после исполнения концерта Чайковского сразу становился звездой и любимцем публики в столицах мира.

Григорий Ходоровский и Владимир Пухальский

Эрнестина Бодик в училище

Сутью и смыслом его жизни было служение духу, служение слову, спокойное, уверенное; лишенное своекорыстия наставление своих — и не только своих — учеников в их продвижении к высоким духовным целям.

Герман Гессе. «Нарцисс и Златоуст»

Концерты. В апрельских концертах сезона 1874—1875 гг. два значительных события: во-первых, И. Альтани впервые в Киеве испол-нил музыку П.И.Чайковского к «Снегурочке» А. Островского, а, во-вто-рых, в Киев приехал Антон Рубинштейн и в его честь был устроен концерт, в котором Мастер исполнил концерт ре минор Г. Литольфа, «Венгерскую фантазию» Ф. Листа, «Токкату» Р. Шумана и «Военный марш» Ф. Шуберта.

Владимир Горовиц, конечно, не мог слушать его тогда, но Иоахим Горовиц — дед великого пианиста, скорее всего, был в этом концерте. Устройство симфонических и квартетных собраний входило в основ-ную деятельность РМО, и все члены общества посещали эти собрания. Приезд А.Рубинштейна в Киев был большим событием культурной жизнии. Можно предполагать, что Владимир Горовиц с детства был наслышан о приезде «Великого Антона».

В 1980-х годах он говорил Д. Дюбалю: «Я учился у Феликса Блуменфельда, который изучал фортепиано у Антона Рубин-штейна и композицию у Чайковского. Феликс, мой профессор, был правой рукой Антона Рубинштейна. Блуменфельд знал его игру наизусть, каждую ноту» [1, c.9]. Правда, это не совсем соответствует действительности, так как Ф. Блуменфельд никогда не учился у А.Ру-бинштейна, но простим Горовицу его заблуждение, он, по-видимому, очень хотел этого: слишком велик был для него образ титана — Рубин-штейна. Это лишний раз доказывает атмосферу преклонения перед А.Рубинштейном в семье и окружении Горовица.

В следующем, тринадцатом сезоне 1875—1876 гг. И. Альтани радует слушателей увертюрами К. Вебера к операм «Фрайшютц» и «Оберон» и «Вальсом-фантазией» М. Глинки. Очень активно вклю-чается в концертную жизнь новый директор училища Людвиг Кар-лович Альбрехт — прекрасный виолончелист, окончивший Петер-бургскую консерваторию по классу К.Ю.Давыдова. В его исполнении в концертах прозвучали: «Фантазия» А.Ф.Серве, каприсы А. Линднера, соната А. Рубинштейна. Кроме того, Альбрехт пробует себя в амплуа дирижера, и под его управлением оркестр исполняет увертюру М. Глинки к трагедии «Князь Холмский», марш из музыки к драме Расина «Аталия» Ф. Мендельсона, его же 3-ю симфонию и 2-ю симфонию Л. Бетховена.

В 1876 году звучат: симфонии си-бемоль мажор Р. Шумана и соль минор В.А.Моцарта, увертюры К. Вебера к операм «Оберон» и «Эврианта», Отакар Шевчик играет с оркестром скрипичные концер-ты Н. Паганини и Л. Бетховена, а В. Пухальский — вариации Карла Навратима.

Для музыкального училища, как, впрочем, и для семьи Горовицей 1875 год знаменателен тем, что среди преподавателей появляется выпускник Петербургской консерватории Григорий Константинович Ходоровский — будущий учитель Александра Горовица.

Учителя. Григорий Константинович Ходоровский (Мороз- Ходоровский) (1853 — 1919) родился в Полтавской губернии. Обучался сначала у дирижера крепостного оркестра, затем в Лейпциг-ской консерватории у Карла Рейнеке и Игнаца Мошелеса.

В Лейпциге он познакомился и подружился с Николаем Лысенко — основоположником украинской композиторской школы. Через не-сколько лет, когда Ходоровский приедет в Киев, они оба будут неиз-менными участниками десятков камерных вечеров.

Григорий Константинович продолжил обучение в Москве у Карла Клиндворта, а затем с 1870 по 1872 гг. в Петербургской консерва-тории у Теодора Лешетицкого. Его соучеником был В. Пухальский. После окончания консерватории два года работал хормейстером в Лейпциге. В 1875 году был приглашен в Киев. Приезд Ходоровского в городе замечен сразу. Уже в ноябре газета «Киевлянин» пишет: «В концерте 24 ноября (1875 г. — Авт.) Ходоровский имел самый завидный успех. Разнообразный репертуар музыкальных произведений, исполненный им, показал всю силу и многосторонность его таланта. Его огромная техника, выразительная и блестящая игра произвели на слушателей самое благоприятное впечатление» [100, 1875, №309].

Его концертная жизнь была невероятно интенсивной. Не было ни одного камерного собрания на протяжении многих десятков лет, в котором Ходоровский не принял бы участие. Он постоянно высту-пал и в симфонических собраниях. На протяжении более тридцати лет музыкант неизменно выступал как солирующий пианист и в составе ансамблей в концертах общества. В его репертуаре были: фортепианные концерты Ф. Листа, 3-й и 5-й Л. Бетховена, 2-й К. Сен-Санса, Э. Грига, 4-й А.Рубинштейна, фа минор А. Гензельта, фа минор К.М.Вебера. В концертах в его исполнении звучали парафраз Ф. Листа «Риголетто», «Свадебный марш» Мендельсона-Листа, «Венгерская фантазия» Ф. Листа, «Каприччио» Ф. Мендельсона, соната Н. Гаде, «Concertstück» К.М.Вебера. В камерных вечерах Григорий Константи-нович выступал с такими музыкантами, как Л. Ауэр, Э. Изаи. Н. Лысен-ко, О. Шевчик, В. Алоис-Музыкант, А. Колаковский, Ф. фон Мулерт. За многие годы участия в этих концертах в его исполнении киевляне услышали трио Р. Шумана, А.Рубинштейна, В. Баргиеля, Ф. Шуберта, И. Раффа, П. Чайковского, Ц. Франка, Ф. Мендельсона, квинтеты А.Рубинштейна, Р. Шумана, В.А.Моцарта, И. Брамса, А. Глазунова, И. Свендсона.

Ходоровский не только активный концертант, он пробует силы и в композиции: «… Ходоровский прекрасно исполнил украинскую рапсодию своего собственного сочинения, и г-жа Бородина недурно, хотя с заметным волнением спела одну из арий из „Пророка“ и романс…» [100, 1880,№218].

Александр Горовиц, обучавшийся после Ходоровского у Алексан-дра Николаевича Скрябина в Московской консерватории, всегда с огромным пиететом отзывался о своем первом преподавателе и сохранил высокое мнение о Григории Константиновиче.

Судя потому, что Ходоровский появился в Киевском музыкальном училище на год раньше В. Пухальского, можно предположить, что именно он явился инициатором приглашения последнего в Киев.

Учителя. Владимир Вячеславович Пухальский (1848—1932).

Родился 21 марта 1848 года в Минске в семье военного. Получил основательное образование, обучаясь в иезуитской гимназии. Свобод-но владел французским, немецким, польским языками. Мать высоко — образованная женщина — привила сыну любовь к литературе: «Мать пристрастила меня к чтению и формировала мой вкус на выдающихся образцах западноевропейской литературы», — вспоминал Пухальский [ГДМЧ, ф.43, оп.1, с.34].

Музыкой начал заниматься в раннем детстве, обучаясь на форте-пиано и скрипке одновременно. Занимался настойчиво и целеустрем-ленно и вскоре получил одобрение и высокую оценку Станислава Мо-нюшко, который, прослушал юного музыканта, предрек ему карьеру артиста. В семье царила обстановка полного взаимо-понимания, доверия, и эта благожелательная и спокойная атмосфера сформи-ровала черты характера Пухальского, среди которых основными были вдумчивость, рассудительность, обязательность и работоспособность. «Детство мое протекало среди полного благополучия, и без всяких упреков, угроз, понуканий, наказаний, портящих характер ребенка, а потому слова: лень, ложь, недобросовестность, безделье и т. п. понятия были мне незнакомы, а, следовательно, и не нужны», — пишет он в своих воспоминаниях [ГДМЧ, ф.43, оп.1, с.50].

В 1863 году семья Пухальского переезжает в Петербург, где отец добивается места смотрителя кавалерийских казарм. Продолжая обу-чение в гимназии, юноша активно посещает оперу и концерты, при-обретая друзей среди музыкантов. Он слушает оперы Дж. Верди, В. Беллини, Г. Доницетти, М. Глинки, А. Серова. На концертной эстраде в это время царили Генрик и Иосиф Венявские, Антон и Аполлинарий Контские, Г. Литольф, О. Буль, А.Рубинштейн, Л. Ауэр, Т. Лешетицкий, Ф. Штейн. Интересно читать характеристики, данные Пухальским некоторым из них.

О скрипаче Оле Буле (1810—1880): «…Этот феноменальный техник поразил слушателей невероятной точностью выработки мельчайших деталей в трудностях, встречающихся на каждом шагу. Все это гипнотизировало и восхищало. Такого совершенства я не мог предполагать, считая его даже невозможным» [ГДМЧ, ф.43, оп.1, с.85]. Описывая реакцию музыкантов, присутствующих в концерте, на исполнение Булем приема «стаккато» в движении смычка вниз, Пухальский с юмором отмечает выражения, типа: «дьявольские происки», «это против физиологии человека», «этого не может быть никогда» и подобные.

О пианисте и дирижере Генрихе (Анри Шарль) Литольфе (1818—1891): «… Мне не приходилось ни видеть, ни слышать такого мощного дирижера, умеющего доводить оркестр до экстаза, но еще больший фурор Ли-тольф произвел исполнением своего концерта („Голландский“ ми-бемоль мажор — Авт.). Игра Литольфа, его блеск, железная точность ритма и темперамент произвели на меня громадное и незабываемое впечатление» [ГДМЧ, ф.43, оп.1,с.86].

О пианисте Федоре (Феликсе) Штейне (1819—1893), впоследствии учителе Ф. Блуменфельда: «…Исполнил свою партию (в трио Л. Бет-ховена. — Авт.) чрезвычайно точно, ритмично, не отступая от указаний партитуры, так, как это принято в Германии стеклян-ным звуком, благодаря исключительно пальцевой технике. Все же это было хоть и суховато, но все-таки мило и изящно. Привыкнув к гению А.Рубинштейна и к блестяще-бравурной игре Лешетицкого, мы были очень односторонни в оценке других школ и направлений» [ГДМЧ, ф.43, оп1,с.84].

О своем будущем учителе — Теодоре Лешетицком (1831—1915): «…Публика неистовствовала до тех пор, пока Лешетицкий не пов- торил „Музыкальный момент“ Шуберта, а потом и „Хроматический вальс“ собственного сочинения. Участь моя была решена: концертант пришелся мне как нельзя более по вкусу, и я постановил стараться всеми силами попасть в консерваторию только в его класс» [ГДМЧ, ф.43, оп.1, с.96].

В 1869 году Владимир Пухальский поступает в Петербургскую консерваторию в класс Т. Лешетицкого (фортепиано), А.Рубца (сольфеджио и теория), Ю. Иогансена (гармония).