Часть III
проповедь Праха
Он думал, что я Его не слышу. мы двигались по сухоморью только ночью, чтобы было дышать. а днём мы спали под навесом на повозке. Он думал, что я сплю и говорил самому себе вслух. я не спала. но и не отвечала. на такое не отвечают. а ночью записывала его слова. по инерции. мне уже было всё равно — кто и что говорит. но Он говорил то, чего раньше я не слышала. потому и записывала:
— ты была права — жить стыдно. много причин. но если задуматься, то — одна. жить для себя — правильно. жить для других — хорошо. жить просто так, без мысли — естественно. проблема возникает только тогда, когда начинаешь думать. жить для себя — убиваешь других. жить для других — убиваешь себя. жить не думая — убиваешь всё. стыдно — везде. отчего ещё стыдно? оттого, что когда плохо — хорошо. чем хуже, тем явнее смысл. это означает одну простую вещь — что нужно стремиться к грязи и смерди, чтобы проявилось обратное. это стыдно, но по другому — не бывает. стыдно знать. знание — всегда страшно, как всё новое, не дающее ответов. правда, в отличие от нового, готовое знание даёт только стыд — это не твоё. это милостыня тебе, а не твоя жертва.
и ещё стыдно не умирать. когда дальше — будет ещё стыднее… но ведь стыд — это и есть главное состояние любой свободы. если в какой-то момент тебе перестаёт быть стыдно, значит ты уже перешла в разряд обстоятельств, тобой уже управляет что-то внешнее. или кто-то…. но не ты.
***
— смысла нет. да. просто потому, что он исчерпан. возьми любую вещь, огляди её и ты поймёшь, что в ней нет смысла. хотя бы просто потому, что её можно сломать. подумай любую мысль и и ты тут же почувствуешь, как она липко запятнана губами сотен существ, так что и мыслить уже помышленное — бессмыслица. смысл случился и исчерпался. всё. наши Хроники это не летописи смысла, это Хроники небытия. они нужны не для того КАК, а для того чтобы НЕ так.
***
— любовь — это неотречение. это недействие. все привыкли любовь воспринимать как именно действие. напористость. внимание. труд. и Йорр ещё знает что, но — действие. нет. любовь — это неотречение. недействие.
любовь — это и принятие отречения, раз уж оно случилось (свободная воля человека). но чужого отречения. чужого действия. а со своей стороны — всё ещё — неотречение от этого человека. недействие.
и вот ещё что важно: обратное, ну, то есть, отречение другого, означает, что люди — заменяемы. а если так, то все, что в твоей истории войн было написано — оправдано. этой же логикой. а если люди заменяемы, то это конец. все друг друга переедят. как фруры. так что отречение — начало конца человечества….
а ведь мы можем попробовать по-новому? не отрекаться, да? ну вот как Асну заменить? разве можно? ну, меня, пожалуй, и можно — но вот ты! ты то совершенно уникальна! значит все мы, даже фруры уникальны, просто надо это уникальность у них добыть. словом. Хрониками. смертью…
***
до Города Пустого Смыысла оставалось не очень долго, судя по воздуху, который приносил запах человеческого жилья. Прах наконец замолчал, видя, что я не отвечаю. холод ночной пустыни имеет своё тепло. он сужает пространство до форм твоего тело и становится — дом. я люблю холод. а в жаре нет дома — это только равнодушная ярость уже мертвого святила.
наконец-то все замолчали. все понимали, что я несу в себе страшную мысль. и я спрятала взгляд так, чтобы было понятно, что мне нужно сузить мысль до уровня взгляда. вникуда — где и возможна мысль. тогда возникает боль. и она первым делом начинает слизывть слова и крики изо рта — осмысленные — в бессмысленное. тогда возникает стон. или вой. в полном молчании мы встретили его. я встретила его.
***
это было ночью — мы не шли, потому что быки были слишком слабы. а раз так, мы не шли — все спали. кроме меня — бессонница стала моей повитухой. что из этого могло родиться — мне страшно было представить каждый раз. но в ту ночь страшно — не было. я увидела легкую тень в дюнах — луна дикая в сухоморье! с повозки меня всегда спускали на ночь. по разным причинам… поэтому я могла хоть и медленно, но двигаться в сторону тени…
это был мальчик, точнее что-то похожее на мальчика. по форме. обагрённая чем-то кожа, даже на лице, скрывалась под своеобразным тряпьём — намотанными письменами. некоторые из них были пустыми — туда он что-то изредка записывал. я тут же вспомнила те наколки на все тело у наемников. а на лысой, непропорционально большой по отношению к телу, голове были только черные сонцезащитные очки. сидел он на небольшом, как на гравюрах, стульчике для ног королей, утопшим ножками в дюне. сидел с книгой. с книгой…
— ты кто?
— ох… как ты меня испугала!
голос у него оказался на удивление старческий.
— ты меня испугал ещё больше…
— извини, я тут просто читаю…
— на стуле? в пустыне?
— ну.. да. стул удобный очень.
— а как ты тут оказаляся? как не умер? к тому же тут полно этих наёмников…
Идир — я сразу его так назвала, почему-то, улыбнулся, но я так и не поняла как это можно было сделать — у него не было рта. и только приглядевшись, я поняла что отверстие на том месте откуда исходили слова является какой-то мембраной, вполне себе растяжимой для проявления эмоций.
— а я и есть в каком-то смысле наёмник…
— ??!
— не пугайся, я сбежавший от них наёмник. а бумага вокруг меня — это даже не символ, это просто способ справляться с ночным холодом. ты не представляешь возможности бумаги в этом смысле! а эти безумцы колют на себе что-то попало, даже не зная значения фраз. да и еще потом зачеркивают написанное. мда… так позволь и тебя просить, что ты тут делаешь одна, да еще и на инвалидной коляске?
мне почему то совсем уже не хотелось никакой бравады, пафосных речей, я просто выронила изо рта:
— я пришла сюда отобрать ваш город… ну и очистить его от той мрази, что в нем находится…
Идир, кажется, задумался. Во всяком случае он подождал, буду ли я продолжать, понял, что не буду, и отвернулся к своей книге.
я не знала что сказать, Идир, видимо, тоже. если что и нравится мне в этом мире, то это когда ты говоришь фразу, иногда её просто выслушают и промолчат… все нити смысла настолько разорваны, что даже диалог лишён смысла. я бы так и осталась помолчать рядом с этим Несущим (я начала интуитивно разбираться уже кто Сущий, а кто Несущий) — до самого утра — так тут было спокойно и так успокаивал шелест карандаша по бумаге — не мой! — шелест… но я пока еще Сестра, и спросить было о чём. правда, таких ответов, я от него точно не ожидала.
***
— что заставило тебя сбежать от них?
— я не буду тебе говорить, что, потому как, боюсь, и от тебя мне придётся тоже убегать….
— но ты же видишь, что я безопасна!
— в наше время самое милое существо может оказаться смертельнее огромного Едока… да и к тому же эта окровавленная спица у тебя под… тобой, позвояет мне укрепиться в своем убеждении.
я даже не подумала про спицу и тут же вцепилась в одну его фразу:
— откуда ты знаешь, что это существо, которого ты назвал — Едок??? ты не можешь этого знать!
Идир мягко улыбнулся, но было похоже, что мембрана вместо его рта пытается что-то всосать внутрь. мурашки по коже, впервые, после.. когда?
— отнюдь. ты — Сестра. твой словарь растёт не только в твоей котомке, но и в твоей голове. а Цхунги знают туда дорогу…
я перебила, зашипев:
это — моё — знание!!! они не имеют права!!!
— этому уже не остановится. пустой безымянный мир либо обрастёт языком как попало, либо сможет стать единым и найти диалог с любым живым созданием. твои Хроники — это путь к новому языку и новому миру. а Цхунги это всего лишь информационные кабаки.
— зачем тогда убивают Цхунгов, зачем ловят Йорров, зачем в город свозят книги??? зачем тогда я?
— есть два типа власти — власть языка. и власть молчания. и Цхунги, и Йорры и другие — выбрали власть языка. наёмники — это мелочь, навозные жуки, что собирают книги в один отвратительный комок. но за ними стоят Другие, для которых молчание или не\знание — как власть — важнее. важнее, потому что ошибки существ цикличны. да и несуществ — тоже. но это точка. здесь не может быть диалога. ты же — самое невероятнее среди них создание — ты отрекаешься и от истории, памяти и языка, для создания нового языка, который может позволить соединить две стороны: молчание и смысл.
я растерялась. постаралась заглянуть к нему в глаза и увидела две узкие щели. насквозь черепа. в каждой из них было по одной луне.
***
без сознания я была недолго. открыв глаза я увидела ту же картину. Идир читал книгу, я сидела перед ним.
— Идир?
— да, девочка.
— тебя не смущает твоё новое имя?
— это лучше, чем быть «Несущим для деталей»… ох, я кажется проговорился.
он мило рассмеялся — мембрана рта пошла волнами, а я подумала, что после гибели Йорра уже никогда не подниму занавес губ. начиналось утро и были все шансы на то, что я могу тут погибнуть. потому я сказала главное:
— я для тебя безопасна, пока ты безопасен для моих любимых. их двое и они спят еще — внизу холма….
он перебил:
— я знаю, Асна и Прах, я в курсе, что они могут сделать со мной….
— подожди, дело не в этом — почему ты сбежал от наемников? если ты знаешь, что мы хотим сделать, ты сможешь помочь. но если ты не откроешь свои тайны, мы оставим тебя тут и никто пока мы рядом не причинит тебе вреда. обещаю… постой! (он начал отворачиваться к книге) ты ведь знаешь всю почти мою Хронику — ты видишь, что мы не стремимся к злу!
через спину, сухо:
— да, да, иза-за вас погиб Цхунг, Йорр — кто следующий?
— а разве смерть — это не единственный способ сохранить жизнь?… можно умереть в старое, а можно — в новое, так?! живи где хочешь и делай что хочешь, но если ты можешь помочь нам и не поможешь — значит это твой шаг в твое старое. хотя… (злость нарастала) ты ведь потому и не хочешь рассказывать ничего, потому, что это будет записано в Хроники и тебя скорее найдут?! искалеченная девка едет отбирать город у мерзавцев, а ты…. я отнимаю у тебя твое имя. ты — «делатель деталей»!!!
я резко, насколько мог помочь песок, развернула коляску и поползла прочь.
***
у повозки было движение — Прах ворочался от дурного сна, впрочем, как и всегда, а вот Асна… Асна доедала нашего первого быка. увидев меня, она так по-девичьи расхохоталась, разбрызгивая кровь повсюду — ну вот как её не любить вот такую — безумную, рыжую и кровавую! мне даже злиться расхотелось.
— за дамами приходиться ухаживать самостоятельно!
от веселого крика Прах приподнялся и и стало ясно, что он не спал:
— где ты была?
— узнавала одну информацию. теперь можем двигаться дальше.
Прах скривился и голубь в его глазах посизел:
— не можем. сломалось колесо. и Асна теперь сыта настолько, насколько мы не можем сдвинуть телегу…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.