Бесплатный фрагмент - Хроники расколотого эфира

ГЛАВА 1

Рынок пустых глаз

В Секторе-7 никогда не наступала истинная тишина. Даже глубокой ночью, когда газовые фонари прикручивали до тусклого оранжевого тления, а патрули Чистильщиков уходили на пересменку, остров продолжал жить своей тяжелой, механической жизнью. Он стонал, как раненое животное. Сквозь тонкие дощатые стены лавки Кай слышал этот стон: скрежет гигантских шестерен, удерживающих гравитационные стабилизаторы, шипение пара в магистральных трубах, проложенных прямо под мостовой, и далекий, ритмичный гул заводских молотов, которые не останавливались ни на секунду.

Кай сидел за своим столом, уронив голову на руки. Его пальцы, длинные и тонкие, с въевшейся под ногти чернильной синевой, массировали виски. Головная боль сегодня была не просто фоновым шумом, к которому он привык за двадцать лет жизни. Сегодня она была живым существом, пульсирующим сгустком раскаленного свинца прямо за левым глазом. Это была цена. Всегда была цена.

В мире Аэтерии память была валютой. Люди продавали её, чтобы выжить, маги покупали её, чтобы властвовать. Но для Кая память была проклятием. Его мозг, результат генетической мутации, известной как «Синдром Эйдетика», отказывался забывать. Он помнил всё. Абсолютно всё.

Он помнил вкус молока, которое пил в три года. Помнил узор трещин на потолке в приюте, где его били за то, что он был слишком умным. Помнил каждую прочитанную строчку, каждое увиденное лицо, каждый оттенок заката за последние семь тысяч триста четыре дня. Его разум был библиотекой, в которой никогда не гасили свет и никогда не закрывали двери. И иногда, как сегодня, полки в этой библиотеке начинали рушиться под собственным весом.

Кай поднял голову и обвел взглядом свою лавку. «Архив Забытых Вещей» — так гласила вывеска над дверью, краска на которой облупилась еще до его рождения. Лавка была крошечной, прилепившейся к внешнему ободу торгового яруса, как ласточкино гнездо к скале. Если приложить ухо к задней стене, можно было услышать свист ветра из Бездны — километровой пустоты под островом.

Помещение было забито вещами. Стеллажи, сколоченные из гнилого дерева, уходили под самый потолок, прогибаясь под тяжестью хлама. Но для Кая это был не хлам. Каждая вещь здесь имела историю, которую он помнил.

Вон те бронзовые часы без стрелок принес старый часовщик за неделю до того, как продал память о своих руках, чтобы оплатить долги сына. Фарфоровая кукла с треснувшим лицом принадлежала девочке, которая умерла от эфирной лихорадки; её мать продала куклу, потому что не могла вынести вида игрушки. Стопка писем, перевязанная розовой лентой — переписка двух влюбленных, которые продали воспоминания друг о друге, чтобы купить билеты на разные острова и начать новую жизнь. Кай был хранителем кладбища смыслов.

Он взял перо, макнул его в чернильницу и попытался сосредоточиться на учетной книге. Чернила пахли жженым сахаром и спиртом — дешевый сорт «Вечерняя тень», который разводили в подвалах Нижнего Рынка. «12 октября. Приход: 0. Расход: 3 соляра (масло для лампы). Остаток: критический».

В животе заурчало. Кай не ел с утра. Он мог бы продать серебряный портсигар, лежащий на полке, и купить себе горячий ужин в таверне «Ржавый Якорь». Но он не мог. Этот портсигар хранил память о чести офицера, который застрелился, но не сдал своих солдат. Продать его значило предать этого человека.

— Идиот, — прошептал Кай сам себе. — Святой идиот на горе мусора.

Дверной колокольчик звякнул — жалобно, надтреснуто, словно извиняясь за беспокойство. Звук был таким знакомым, что Кай даже не вздрогнул. Он ждал этого посетителя. Он слышал эти тяжелые, шаркающие шаги на железной лестнице еще три минуты назад. Шаги человека, который несет на плечах тяжесть, способную сломать хребет быку.

— Входите, мистер Грайс, — сказал Кай, не оборачиваясь. — Дверь не заперта. Только закройте её плотнее, задвижку заедает. Ветер с Бездны сегодня злой.

Дверь со скрипом отворилась, впуская внутрь клуб холодного, влажного пара и запах угольной пыли, который ничем нельзя было вывести. Томас Грайс заполнил собой все свободное пространство крошечной лавки. Это был гигант, человек-гора, чья кожа задубела от жара котельных, а руки напоминали корневища старых деревьев. Он работал в энергоблоке Сектора-7, кидая уголь в топки, которые питали магические щиты аристократов.

Обычно Грайс излучал спокойную, надежную силу. Но сегодня он казался меньше. Он сутулился, втягивая голову в плечи. В его огромных руках была скомкана грязная рабочая кепка, которую он терзал, как пойманного зверя.

Он остановился у порога, боясь пройти дальше и задеть что-нибудь своими широкими плечами. Его взгляд метался по комнате, цепляясь за пыльные углы, за паутину под потолком, за носки своих ботинок — за что угодно, лишь бы не встречаться глазами с хозяином.

— Добрый вечер, Архивариус, — голос Грайса прозвучал глухо, с металлическим скрежетом, будто в его горле застряла угольная крошка. — Я… я пришел. Как мы и договаривались.

Кай медленно закрыл книгу. Кожаный переплет скрипнул в тишине. Он повернулся на стуле. Свет масляной лампы упал на лицо Грайса, высветив глубокие морщины, в которые въелась сажа, и красные, воспаленные от бессонницы глаза. Этот человек не спал несколько суток. Кай видел это. И он знал почему.

— Садитесь, Томас, — Кай указал на единственный стул для посетителей — жесткую деревянную табуретку, привинченную к полу болтами (предосторожность на случай гравитационных штормов). — Чаю? У меня осталась настойка из скального мха. Горькая, но успокаивает нервы лучше любого эликсира.

Грайс покачал головой. — Нет. Если я выпью, меня вывернет. У меня внутри все узлом завязано, парень.

Он тяжело опустился на стул. Дерево жалобно скрипнуло под его весом. — Вы принесли аппарат? — спросил он, глядя на пустой стол.

Кай кивнул. Он встал и подошел к сейфу в углу комнаты. Это был старый, до-раскольный сейф с механическим замком. Кай любил механизмы. Они были честными. Шестеренка не могла предать другую шестеренку. Он начал крутить диск. Влево до щелчка. Вправо на три деления. Снова влево. Кай помнил комбинацию не головой, а пальцами. Дверца открылась с тяжелым выдохом.

Из темноты сейфа Кай достал деревянный футляр, обитый бархатом, потертым от времени. Он поставил его на стол между собой и Грайсом. Это движение было похоже на начало дуэли. Или казни.

Кай открыл футляр. Внутри, на черном шелке, лежал Сифон. Это было пугающе красивое устройство. Маги Сектора-7 не умели делать такие вещи; это был артефакт Древних, найденный в руинах. Стеклянная трубка, закрученная в сложную спираль, напоминающую знак бесконечности. Стекло было настолько тонким, что казалось невидимым, если бы не тусклый блеск. Трубка была оплетена тончайшей медной и серебряной проволокой, образующей контуры для удержания энергии. На одном конце была игла для ввода, на другом — накопительная сфера.

Сифон тихо гудел. Это был звук на грани слышимости, комариный писк голода. Устройство чувствовало близость живого сознания и жаждало наполниться.

Грайс отшатнулся, увидев прибор. Его лицо посерело под слоем сажи. — Господи Иисусе… — прошептал он. — Он выглядит… живым.

— Это всего лишь инструмент, Томас, — солгал Кай. Он знал, что Сифон полуразумен, как и вся древняя магия. — Как лопата. Или гаечный ключ.

— Лопатой не вычерпывают душу, — горько усмехнулся Грайс, обнажив желтые зубы.

Кай сел обратно. Он сложил руки на столе, глядя на мужчину своими фиолетовыми глазами. — Вы можете уйти, — сказал он тихо. — Дверь за вашей спиной. Я не возьму неустойку.

Грайс издал звук, похожий на рыдание. — Уйти? Куда мне идти, Архивариус? Домой? Смотреть, как Тимми задыхается?

Мужчина наклонился вперед, и его голос перешел в яростный шепот. — Ты видел цены на уголь? Генераторы подняли тарифы на тридцать процентов. Тридцать! А моя зарплата осталась прежней. У Тимми эфирная пневмония. Врач говорит, нужна сыворотка из Верхнего Города. Один флакон стоит сорок соляров. Сорок! Я зарабатываю двадцать в неделю, если работаю в две смены и не ем. А мне нужно кормить еще Марту и старшую.

Грайс ударил кулаком по колену. — Я продал всё. Часы отца. Обручальное кольцо — жене сказал, что потерял в цеху, она плакала два дня. Мы едим крыс, Кай. Мы едим чертовых крыс по воскресеньям, называя это «кроликом». Мне нечего больше продать. Кроме того, что у меня в голове.

Кай слушал, и каждое слово падало в его память, как камень в воду. Он не забудет этого разговора. Он будет помнить отчаяние Грайса через десять лет так же ясно, как сейчас. — Мы договаривались на воспоминание категории «А», — сказал Кай, стараясь говорить профессионально. Эмоции мешали. Если он начнет жалеть каждого, он сойдет с ума. — «Ключевое позитивное событие. Высокий эмоциональный заряд». Вы выбрали день свадьбы.

Грайс кивнул. — Да. Это… это самое дорогое, что у меня есть. Самое чистое.

— Послушайте меня, Томас, — Кай подался вперед. — Я обязан предупредить вас. Протокол требует. Это не просто картинка, которую вы забудете. Это несущая конструкция вашей личности. Ваша любовь к жене держится на этом дне. Если мы вынем этот кирпич, стена может устоять, но она даст трещину. Вы будете помнить, что вы женаты. Но вы забудете, почему это важно. В моменты усталости, злости, бедности… у вас не будет этого теплого света внутри, к которому можно вернуться, чтобы согреться. Вы станете пустее.

Грайс закрыл лицо руками. Его плечи тряслись. — Я знаю! — прорычал он сквозь пальцы. — Ты думаешь, я не знаю? Я люблю её, Кай. Больше жизни люблю. Но если я не принесу эти деньги, Тимми умрет. Что мне выбрать? Память о любви или жизнь сына? Скажи мне! Ты умный, ты все помнишь. Скажи, что мне выбрать?

В комнате повисла тишина. Кай смотрел на дрожащего гиганта и чувствовал, как ненависть к Совету Эфира, к аристократам, к этому уродливому миру закипает в нем холодной яростью. Они поставили человека перед выбором, которого не должно существовать.

— У нас нет выбора, Томас, — сказал Кай. — Давайте сделаем это.

Кай открыл большую учетную книгу. Страницы были плотными, желтоватыми, пахнущими пылью веков. Он нашел нужную строку: «Заказ №4092. Клиент: Томас Грайс. Тип извлечения: Полное. Категория: Эмоциональное ядро». Он обмакнул перо в чернильницу. — Мне нужно, чтобы вы описали этот день, — сказал Кай. — Сифон должен настроиться на частоту вашего воспоминания. Начните с самого начала. С утра. Какая была погода?

Грайс опустил руки. Он глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь. Его взгляд расфокусировался, устремившись куда-то сквозь стену лавки, сквозь годы и слои копоти. — Погода… — он нахмурился, вспоминая. — Было солнечно. Не так, как сейчас, когда солнце похоже на грязную монету сквозь дым заводских труб. Тогда небо было голубым. Ярким. Это было десять лет назад, до того, как построили Второй Литейный.

Его голос стал тише, мягче. Грубые нотки исчезли. — Я проснулся на рассвете. Я даже не мог спать от волнения. Я занял повозку у дяди Берни, отмыл её до блеска. Лошадь украсил лентами. Марта… она жила в соседнем квартале. Я поехал за ней.

Кай быстро записывал. Перо скрипело, фиксируя ключевые слова-якоря: *солнце, повозка, ленты, Марта*. Но он не просто писал. Его эйдетическая память работала как губка. Он впитывал интонацию Грайса, микровыражения его лица, блеск в его глазах. Он чувствовал отголоски чужих эмоций.

— Она вышла на крыльцо… — Грайс улыбнулся. Это была слабая, призрачная улыбка, но она преобразила его изможденное лицо. — Она сшила платье сама. Из старых кружевных занавесок и белой простыни. Но, видит Бог, для меня она выглядела как королева Верхнего Города. Лучше королевы. Она светилась.

Мужчина замолчал, глотая ком в горле. — Мы поехали к старой часовне Святого Эфира. Она тогда еще работала, до того как её переделали под склад. Витражи были целы. Свет падал внутрь разноцветными пятнами — красными, синими, золотыми. Пахло воском и лилиями. Я купил лилии на последние деньги.

— Что вы чувствовали? — тихо спросил Кай. Это был самый важный вопрос. Сифон питался эмоциями.

Грайс посмотрел на свои руки. — Я чувствовал… страх. Что я её недостоин. Что я простой кочегар, а она ангел. Но потом она взяла меня за руку. Её ладонь была такой маленькой в моей, такой теплой. Она сжала мои пальцы и посмотрела мне в глаза. И страх ушел. Осталось только… обещание. Я понял, что ради неё я сверну горы. Что пока мы вместе, никакая беда нас не сломит. Я был бессмертным в тот момент, Кай. Я был богом.

По щеке гиганта скатилась слеза. Она прочертила светлую дорожку в угольной пыли на его лице и упала на стол. — Достаточно, — прошептал Кай. Он чувствовал, как воздух в комнате сгустился. Сифон начал вибрировать, резонируя с эмоциями Грайса.

Кай отложил перо. Он взял стеклянный прибор. — Не двигайтесь, Томас. Сейчас будет больно. Как укус осы, только внутри головы. А потом придет холод.

Он поднес тонкую серебряную иглу к правому виску Грайса. Там, под тонкой кожей, билась жилка. Грайс зажмурился. — Делай, — выдохнул он.

Кай нажал на спуск. Игла вошла. Раздался звук, похожий на хруст сухого льда. Грайс дернулся, его спина выгнулась дугой, пальцы впились в край стола так, что дерево затрещало. Из его горла вырвался сдавленный стон.

Магия начала действовать. Медная оплетка Сифона вспыхнула голубым светом. Внутри трубки закружился вихрь. Кай видел, как из виска мужчины вытягивается сама суть воспоминания. Это выглядело как жидкое серебро, смешанное с золотом. Субстанция текла по трубке, густая, сияющая, живая. Это была не просто информация. Это была любовь. Чистая, концентрированная любовь, дистиллированная в материю.

Процесс длился минуту, но она показалась вечностью. Грайс бледнел на глазах. Жизнь словно уходила из его лица, оставляя серую маску. Свет в его глазах (он открыл их в какой-то момент, они стали полностью белыми) угасал.

Наконец, последняя капля серебра упала в накопительную сферу Сифона. Устройство издало мелодичный звон и погасло. Кай аккуратно извлек иглу. На виске Грайса осталась лишь крошечная красная точка, которая затянулась на глазах.

Грайс обмяк, уронив голову на грудь. Он дышал тяжело, хрипло. Тишина вернулась в лавку. Только теперь она была другой. Пустой. Стерильной.

— Томас? — позвал Кай, запечатывая Сифон воском с печатью Совета.

Мужчина медленно поднял голову. Кай вздрогнул. Он видел это сотни раз, но привыкнуть было невозможно. Глаза Грайса были пустыми. Не слепыми, нет. Они видели стол, лампу, Кая. Но в них не было глубины. Не было той искры, которая горела там минуту назад, когда он говорил о жене.

Следы слез еще были на его щеках, но Грайс вытер их рукавом с раздражением, как будто это была просто грязь. Он посмотрел на Сифон, в котором плавало его самое дорогое воспоминание, с полным безразличием.

— Всё? — спросил он. Его голос стал плоским, лишенным интонаций.

— Всё, — ответил Кай. Он чувствовал тошноту. — Пятьдесят соляров. Как договаривались.

Он положил тяжелый мешочек с монетами на стол. Грайс взял деньги. Он не стал пересчитывать. Просто сунул их в карман куртки. — Пойду я. Жене нужно лекарство.

Он сказал «жене» так, как говорят «соседке». Сухой факт. Обязанность. Грайс встал. Он больше не сутулился, не казался раздавленным горем. Он был просто уставшим рабочим, выполнившим тяжелую смену. Трагедия исчезла, потому что исчезла память о том, что он потерял.

Он вышел за дверь. Колокольчик звякнул. Кай остался один.

Он сидел в полумраке, держа в руках теплый Сифон. Стекло пульсировало в такт его сердцу. По закону он должен был положить этот сосуд в специальный контейнер для отправки в Верхний Город. Там какой-нибудь аристократ купит его, чтобы испытать чужую любовь, как наркотик, или использует энергию для фейерверка на балу.

— Нет, — прошептал Кай.

Он не мог этого сделать. Не с этим воспоминанием. Оно было слишком чистым. Слишком важным. Кай знал, что рискует жизнью. Хранение «сырой» памяти было преступлением высшей категории. Но его дар… его проклятие… оно требовало.

Кай закрыл глаза и крепко сжал Сифон обеими руками. Он не открывал его, но для эйдетика контакт с эфирным сосудом позволял «считать» эхо.

Мир вокруг него исчез. Лавка растворилась. Вместо запаха пыли и озона он почувствовал запах лилий и воска. Кай открыл глаза (в своем сознании) и увидел солнечный свет. Яркий, ослепительный, теплый. Он стоял в часовне. Он был Грайсом. Он чувствовал грубую ткань праздничного костюма на плечах. Чувствовал, как потеют ладони от волнения.

А потом он увидел её. Марта. Она шла к алтарю. Солнечные лучи, проходя через витраж, окрашивали её белое платье в цвета радуги. Она улыбалась. И эта улыбка была предназначена ему. Только ему. Волна нежности накрыла Кая с головой. Это было чувство абсолютной защищенности. Чувство дома. Чувство, что ты нужен.

Кай никогда не любил. Он вырос в приюте, где любовь была слабостью. Но сейчас он любил эту женщину, которую никогда не видел, так сильно, что сердце готово было разорваться.

«Я буду с тобой, Томас. В радости и в горе. В богатстве и в бедности». Он слышал её голос. Слышал стук её сердца.

— Аааа! — Кай закричал в реальности, выпадая из транса. Он согнулся пополам, ударившись лбом о стол. Сифон покатился по дереву. Кровь хлынула из носа Кая, заливая рубашку. Голова раскалывалась. Его мозг скопировал чужую память, записал её поверх его собственной нейронной сети.

Он тяжело дышал, хватая ртом воздух. — Я помню, — прошептал он, вытирая лицо дрожащей рукой. — Я помню, Томас. Я буду помнить за тебя.

Он спрятал Сифон в потайной ящик под половицей. Именно в этот момент тишину разорвал гул. Но это был не гул завода. Это был звук, от которого задрожали зубы. Земля под ногами качнулась.

Кай схватился за край стола, чтобы не упасть. Чашка с остывшим чаем поползла к краю, опрокинулась и разбилась вдребезги. Осколки разлетелись по полу, сверкая в свете лампы, как маленькие звезды. Дрожь земли нарастала. Это не было похоже на обычную турбулентность, когда остров попадал в воздушную яму. Это было ощущение, будто гигантская рука схватила Сектор-7 за основание и попыталась вырвать его из неба.

Снаружи раздался звук, похожий на удар грома, но более низкий, утробный. Звук ломающегося пространства. Кай бросился к круглому окну-иллюминатору. Стекло было покрыто слоем копоти и конденсата. Он яростно протер его рукавом, вглядываясь в сумерки.

Снаружи, под ржавым металлическим брюхом Сектора-7, расстилалась привычная бездна. Облака, подсвеченные снизу огнями шахтерских поселков, плыли ленивыми реками. Обычно, если посмотреть на восток, там всегда виднелся силуэт соседнего острова — Маяка Надежды. Это был небольшой аграрный остров, известный своими садами и рынком тканей. Его золотой шпиль всегда служил ориентиром для пилотов.

Кай посмотрел на восток. И замер. Там не было шпиля. Там не было садов. Там вообще ничего не было.

Вместо острова в небе висело… Ничто. Это не была чернота ночи. Это не был туман. Это было серое, рябящее пятно, похожее на помехи на старом экране. Края реальности вокруг этого пятна дрожали, пикселизировались, распадаясь на геометрические фигуры. Будто кто-то вырезал кусок картины ножницами, оставив дыру, сквозь которую просвечивала изнанка вселенной.

— Нет… — выдохнул Кай, и его дыхание затуманило стекло. — Этого не может быть.

Он помнил карту наизусть. Маяк Надежды был там еще утром. Он видел отблески солнца на его куполе, когда открывал ставни. Там жили люди. Тысяча человек. Старый рыбак Томас, который продавал копченую рыбу. Женщина с попугаем. Дети, играющие в мяч.

Все они исчезли. Растворились. Были стерты.

Но ужас ситуации был не только в исчезновении. Кай перевел взгляд вниз, на улицу под своим окном. Жизнь в Секторе-7 продолжалась. Торговцы внизу кричали, расхваливая свой товар. Паровые трамваи звенели на поворотах. Патрульные лениво курили на углу. Никто не смотрел на восток. Никто не кричал. Никто не указывал пальцем на дыру в небе.

— Вы что, слепые?! — закричал Кай, ударив кулаком по стеклу. — Посмотрите туда! Остров исчез!

Но они не были слепыми. Они были *отредактированы*.

Кай почувствовал, как холодный пот течет по спине. Он понял, что произошло. Система сработала мгновенно. В ту же секунду, как Маяк Надежды был уничтожен, глобальное ментальное поле Совета Эфира переписало память всех жителей соседних секторов. Для них Маяка Надежды никогда не существовало. Никто не помнил рыбака. Никто не помнил яблок. В их головах карта мира просто сдвинулась, заполнив пробел ложной пустотой.

Только Кай помнил. Его мозг, его проклятый эйдетический мозг, не поддавался перезаписи. Он видел дыру там, где остальные видели небо.

— Тишина, — произнес он слово, которое в приюте шептали только под одеялом. Древняя легенда. Монстр, который ест мир. — Она здесь. Она реальна.

Кай отшатнулся от окна. Ему вдруг стало трудно дышать. Стены лавки, казалось, сжимались. Он был единственным свидетелем преступления космического масштаба. И он знал, что делают со свидетелями.

В дверь лавки постучали. Кай вздрогнул, как от удара кнутом. Он замер, прислушиваясь. Стук повторился. Это был не стук клиента — робкий и просящий. И не стук кредитора — настойчивый и злой. Это был тяжелый, глухой удар. Так стучат прикладом штурмовой винтовки, обшитым железом. Властный. Окончательный. Звук приговора.

— Открывай, Аномалия-Ноль, — голос за дверью звучал механически, искаженный вокодером маски. — Мы знаем, что ты там. И мы знаем, что ты видишь.

Сердце Кая забилось где-то в горле. Чистильщики. Инквизиция Совета. Они пришли не завтра. Они пришли сразу. Система заметила сбой в матрице памяти — его, Кая.

Он метнулся к столу. Его руки дрожали, но действовали быстро. Он схватил со стола нож для бумаги. Смешное оружие против боевых магов, но лучше, чем ничего. Затем он вспомнил про Сифон Грайса, спрятанный под половицей. Нет, доставать некогда. В кармане плаща лежал другой Сифон — старый, наполовину разряженный, с памятью о каком-то детском страхе темноты, который он купил за гроши у мальчишки-беспризорника неделю назад.

Дверь содрогнулась от удара. Дерево затрещало. Петли начали выгибаться внутрь. Кай попятился к окну. Третий этаж. Внизу — мостовая, забитая людьми и механизмами. Если прыгнуть неудачно, он сломает ноги. Если останется — ему сотрут личность. Превратят в овощ.

— Именем Совета! — прогремел голос.

Дверь взорвалась внутрь, разлетаясь щепками. В клубах пыли и света в проеме возникли две фигуры в серых плащах и белых фарфоровых масках без глаз.

Кай не стал ждать приглашения. Он развернулся, закрыл лицо руками и выпрыгнул в окно, прямо в холодный, пахнущий гарью воздух Сектора-7.

ГЛАВА 2

Бег по лезвию облаков

Воздух ударил в лицо с силой бетонной плиты. Кай падал. Мир вокруг него превратился в размытое пятно из ржавого металла, пара и далеких огней. Ветер свистел в ушах, заглушая крики толпы внизу.

Инстинкт самосохранения, отточенный годами жизни в трущобах, сработал быстрее, чем паникующая мысль. Он падал с третьего яруса на второй — перепад высоты около шести метров. Для аристократа из Верхнего Города это была бы смерть. Для крысы из «Корней» — просто неудачный вторник.

Он сгруппировался, прижав колени к груди. Удар. Кай приземлился на гофрированную крышу склада текстиля. Жесть под ногами прогнулась и загрохотала, как выстрел пушки. Боль прострелила лодыжки, отдавшись горячей вспышкой в позвоночнике. Кай перекатился через плечо, гася инерцию, проехался спиной по ржавому металлу, разодрав плащ, и тут же вскочил на ноги.

Он не позволил себе даже секунды, чтобы проверить, целы ли кости. Сверху, из разбитого окна его лавки, вырвался луч фиолетового света. Он был беззвучным, но от него волосы на руках встали дыбом. Луч ударил в то место, где Кай лежал мгновение назад. Жесть крыши не расплавилась. Она просто… исчезла. Круглый кусок металла диаметром в метр испарился, оставив идеально ровную дыру, сквозь которую было видно содержимое склада — тюки с дешевым хлопком. Края дыры не дымились. Они были холодными.

— Аннигиляция, — выдохнул Кай, и холод ужаса сковал внутренности. Чистильщики не использовали оглушающие заклинания. Они не хотели его допрашивать. Они пришли стереть ошибку. Полностью. Удалить файл.

— Да пошли вы! — прорычал он.

Он побежал. Крыша склада была скользкой от конденсата и масла. Кай бежал, балансируя на стыках листов, перепрыгивая через вентиляционные короба, из которых вырывались струи горячего пара. Сзади послышался глухой, тяжелый удар — Чистильщики спрыгнули следом. Они не перекатывались при приземлении. Их сапоги, подбитые антигравитационными пластинами, погасили удар. Они приземлились мягко, как кошки, и тут же двинулись в погоню.

Кай рискнул оглянуться. Две серые фигуры. Белые маски без глаз, на которых нарисованные рты были зашиты черными нитками. Они бежали с пугающей, нечеловеческой синхронностью. Их плащи развевались, но не издавали ни звука.

Впереди был край крыши. Дальше — пропасть в три метра и балкон жилого блока «Улей». Кай стиснул зубы. Разбег. Толчок.

Он перелетел через провал, едва успев ухватиться руками за ржавые перила балкона. Металл врезался в ладони, сдирая кожу. Ноги болтались над бездной — под ним было сто метров пустоты до нижних уровней, где в вечном тумане работали мусоросжигатели. Он подтянулся, хрипя от натуги, и перевалился через перила на бетонный пол балкона.

Сзади раздался свист. В стену рядом с его головой врезался сгусток тьмы. Кирпичная кладка рассыпалась в серую пыль. Осколки кирпича брызнули в лицо, один порезал щеку.

Кай вскочил и рванул внутрь здания, выбивая плечом хлипкую дверь. Он оказался в длинном коридоре коммуналки. Здесь пахло вареной капустой, грязным бельем и безысходностью. Лампочки мигали, едва разгоняя мрак. Люди выглядывали из комнат на шум.

— Эй! Ты кто такой?! — крикнула какая-то женщина в халате.

— Бегите! — заорал Кай, не останавливаясь. — Они идут!

Он слышал, как за его спиной разлетается в щепки балконная дверь. Чистильщики были внутри. Коридор заканчивался лестницей. Кай скатился по ступеням, перепрыгивая через три за раз. Он знал этот район. «Улей» был лабиринтом. Если он доберется до технических этажей, у него будет шанс затеряться среди труб.

Он вылетел на пожарную лестницу с другой стороны здания. И замер. Путь был отрезан. Лестница обрывалась. Секция, ведущая вниз, была спилена — обычное дело в трущобах, где металл воровали на лом.

Сверху, с крыши, на него смотрел один из Чистильщиков. Снизу, из двери, из которой он только что выбежал, выходил второй.

Кай оказался в ловушке на узкой железной площадке, висящей над пропастью. Чистильщик внизу медленно поднял руку в серой перчатке. Воздух вокруг его пальцев начал искажаться, собираясь в тугой, дрожащий комок энергии. Это была не простая магия. Это была Конструкция Смерти.

У Кая не было оружия. Нож для бумаги он потерял при падении. У него была только память. И проклятый дар, который он ненавидел и скрывал всю жизнь. Закон Эфира гласил: «Чтобы изменить реальность, ты должен отдать часть себя».

Кай прижался спиной к холодным перилам. Его сердце билось так сильно, что отдавалось болью в ребрах. Ему нужно было оружие. Энергия. Удар.

Он закрыл глаза. «Что я могу отдать?» — лихорадочно думал он. — «Что у меня есть ненужного?» Воспоминания о вчерашнем ужине? Слишком мало энергии, хватит только на искру. Имя соседа? Слабо. Нужно что-то эмоциональное. Что-то, что имеет вес.

Мозг, его вечный, безжалостный библиотекарь, услужливо подсунул папку с надписью «Детство». Воспоминание о его седьмом дне рождения. Сиротский приют Святой Моники. Единственный раз, когда отец, которого он почти не знал, пришел навестить его. Кай вспомнил этот день с кристальной ясностью эйдетика. Запах сырой штукатурки в приемной. Скрип кожаного плаща отца. Его большая, теплая рука на плече. И подарок — маленькая деревянная лошадка, грубо вырезанная из сосны. «Ты молодец, Кай, — сказал тогда отец. — Ты сильный». Это было единственное светлое пятно в его сером детстве. Единственное доказательство того, что его любили.

— Прости, пап, — прошептал Кай. По его щеке скатилась слеза, смешиваясь с кровью.

Он резко вытянул руку вперед, растопырив пальцы в сторону приближающегося Чистильщика. — Ventus Doloris! — выкрикнул он формулу ветра боли.

И разжал кулак.

Воспоминание вспыхнуло в голове яркой, ослепительной вспышкой — как перегорающая лампочка. В одну долю секунды Кай снова почувствовал запах сосновой стружки, тепло отцовской руки, детскую радость… а потом всё это исчезло. Будто кто-то вырвал страницу из книги его жизни и сжег её. Вместо лица отца осталось серое пятно. Вместо радости — холодная, зияющая пустота. Он помнил *факт*, что отец приходил, но эмоциональная связь была разорвана. Лошадка стала просто куском дерева.

Но закон равноценного обмена сработал. Энергия, высвобожденная при уничтожении этой нейронной связи, вырвалась наружу.

Из ладони Кая ударил невидимый таран. Воздух сгустился, превратившись в твердую стену, летящую со скоростью поезда. Ударная волна с ревом врезалась в Чистильщика, стоящего в дверях. Мага отшвырнуло назад. Он пролетел через весь коридор, снося двери квартир, врезался в дальнюю стену и пробил её своим телом, вылетев на улицу с другой стороны здания.

Кирпичная кладка над дверным проемом не выдержала и обрушилась, завалив проход грудой камней и пыли.

Кай закричал. Это был не крик триумфа. Это был крик агонии. Боль пронзила его череп, будто в мозг вбили раскаленный гвоздь. Использование «сырой» магии, без Сифона-посредника, было смертельно опасным. Его нервная система горела. Кровь хлынула из носа ручьем, заливая подбородок и рубашку. Перед глазами поплыли черные круги.

Он упал на колени, хватаясь за перила, чтобы не свалиться в пропасть. Его тело била крупная дрожь. «Я забыл его лицо», — билась паническая мысль. — «Я не помню, как он улыбался. Боже, что я наделал?»

Но времени на скорбь не было. Сверху, с крыши, спрыгнул второй Чистильщик. Он приземлился на железную площадку с тяжелым лязгом, заставив всю конструкцию содрогнуться. Этот был больше первого. Его маска была украшена золотыми трещинами — знак старшего офицера. Он не стал тратить время на магию. Он выхватил из-под плаща длинный, изогнутый кинжал, лезвие которого светилось фиолетовым.

— Ошибка подтверждена, — проскрежетал его голос. — Протокол: физическое устранение.

Кай попытался встать, но ноги были ватными. Магический «откат» парализовал его мышцы. Он мог только смотреть, как смерть в сером плаще делает шаг к нему, занося клинок.

Вдруг воздух прорезал резкий, свистящий звук. Что-то массивное и тяжелое прилетело откуда-то сбоку, из тумана. Это был огромный гаечный ключ, разводной, длиной в полметра, покрытый ржавчиной и маслом. Он вращался в воздухе, как бумеранг. Ключ с глухим, влажным звуком врезался в висок Чистильщика.

Фарфоровая маска треснула. Удар был такой силы, что голову мага мотнуло в сторону, и он, потеряв равновесие, перевалился через низкие перила.

Чистильщик падал молча. Его плащ развевался, пока он не исчез в густом смоге нижних уровней.

— Страйк! — хриплый, прокуренный голос раздался сверху.

Кай с трудом задрал голову, щурясь от боли. Над ним, вися на одной руке на пожарной лестнице соседнего здания, болтался человек. Это был мужчина лет пятидесяти, но выглядел он так, будто прожил три жизни, и все — на войне. Широкоплечий, одетый в потертую кожаную летную куртку с меховым воротником. Его лицо пересекал старый, грубый шрам, идущий от брови до подбородка. Щетина была седой, как пепел.

Но самым странным была его левая рука. Та, которой он держался за лестницу. Это была не плоть и кровь. Это был механизм. Грубая, но мощная конструкция из латуни, потемневшей стали и поршней. Из сочленений локтя вырывались тонкие струйки пара.

— Жить хочешь, пацан? — крикнул незнакомец, перекрикивая шум ветра.

— Очень! — прохрипел Кай, сплевывая кровь.

— Тогда лови! Не зевай!

Мужчина размахнулся и бросил моток стального троса с петлей на конце. Бросок был точным — петля упала прямо к ногам Кая. — Цепляй за пояс! Живо! Тот, первый, сейчас вылезет из-под кирпичей, и он будет очень зол!

Кай дрожащими руками продел трос через пояс своего плаща и затянул узел. — Готов!

— Держись за штаны! — рявкнул спаситель.

Механическая рука мужчины загудела. Внутри предплечья включился мотор. Это была встроенная лебедка. Трос натянулся, как струна, и дернул Кая вверх. Рывок был таким сильным, что у Кая перехватило дыхание. Он взлетел в воздух, пролетел пять метров над пропастью между домами и с глухим стуком врезался в металлическую стену соседнего здания.

Мужчина подхватил его за шиворот своей живой рукой и втащил на площадку. Как только ноги Кая коснулись твердой поверхности, незнакомец выхватил нож и перерезал трос.

В ту же секунду балкон, на котором только что был Кай, взорвался. Первый Чистильщик, выбравшийся из завала, ударил по нему шаром черного огня. Металлическая конструкция расплавилась и рухнула вниз, в бездну.

— Упс, — ухмыльнулся мужчина, глядя на падающие обломки. — Чуть не поджарились. Вставай, Аномалия. Представление только начинается.

Кай попытался встать, но снова осел на пол. Голова кружилась. — Кто… кто вы? — спросил он.

Мужчина посмотрел на него сверху вниз. Его глаза были цвета холодного железа — жесткие, но не злые. Он протянул Кая фляжку. — Пей. Это дрянь, но мозги прочищает.

Кай сделал глоток. Жидкость обожгла горло огнем. Это был дешевый самогон на машинном масле, популярный среди механиков. — Меня зовут Варик, — сказал мужчина, забирая флягу. — И ты, парень, только что стал самой большой проблемой Совета Эфира за последние полвека. Поздравляю с повышением.

— Они стерли Маяк Надежды, — прошептал Кай. Мысль об этом все еще не укладывалась в голове.

Варик перестал ухмыляться. Его лицо закаменело. — Я знаю, — сказал он тихо. — И они сотрут нас всех, если мы не уберемся отсюда за три минуты. Мой глайдер за углом. Шевели ногами, Архивариус. Твой рабочий день окончен, начинается война.

ГЛАВА 3

Убежище забытых

Глайдер Варика был оскорблением всех законов аэродинамики и здравого смысла. Это было летающее корыто, сваренное, казалось, из кусков старых паровозов, обшивки сбитых дирижаблей и жести от консервных банок. Вместо элегантных эфирных парусов, на которых летали корабли аристократов, у этой машины был огромный, чадящий пропеллер сзади и два коротких, обрубленных крыла по бокам, обтянутых промасленной парусиной.

— Залезай! — крикнул Варик, перебрасывая ногу через борт открытой кабины. — Только не наступи на топливный шланг, он травит!

Кай, шатаясь от усталости и боли, забрался на место пассажира. Сиденье было жестким — просто ящик, привинченный к полу, с брошенной сверху подушкой, набитой соломой. Внутри кабины пахло бензином, старой кожей и дешевым табаком. Приборная панель мигала разноцветными лампочками, половина циферблатов была разбита, а стрелки на уцелевших плясали безумный танец.

— Держись за что-нибудь! — скомандовал Варик, надевая очки-авиаторы с треснувшим стеклом.

Он дернул рычаг стартера своей механической рукой. Двигатель чихнул, выплюнув клуб черного дыма, затрясся, как в лихорадке, и взревел. Звук был таким громким, что у Кая заложило уши. Вибрация прошла через все тело, заставляя зубы стучать.

Глайдер сорвался с места. Он не взлетел плавно, а просто упал с края платформы вниз, в туман. Кай вскрикнул, вцепившись в борт обеими руками. Они падали в «молоко» — густой, влажный смог нижних уровней. Мимо проносились темные силуэты зданий, ржавые трубы, свисающие кабели.

— Спокойно, парень! — заорал Варик, перекрикивая рев мотора. — Ей нужно набрать скорость, чтобы поймать поток!

В последний момент, когда казалось, что они врежутся в крышу какой-то фабрики, Варик рванул штурвал на себя. Глайдер задрожал, крылья поймали восходящий поток теплого воздуха от заводских труб, и машина резко пошла вверх, вдавив пассажиров в сиденья.

Они летели над Сектором-7, но не над тем городом, который знал Кай. Они спустились в «Корни» — изнанку мира. Здесь, под днищами парящих островов, царил вечный сумрак. Солнечный свет сюда не пробивался. Единственным освещением были тусклые оранжевые огни технических станций и голубоватое свечение гигантских кристаллов сырого Эфира, растущих прямо из скальной породы, как сталактиты.

Воздух здесь был тяжелым, влажным и холодным. Он пах плесенью, озоном и древностью. Кай смотрел вниз, в бездну. Там, далеко внизу, клубились грозовые облака, скрывающие поверхность планеты (если она вообще существовала — никто не знал, что там, внизу, уже тысячи лет). Иногда в облаках вспыхивали молнии, освещая гигантские, похожие на скелеты, конструкции — остатки древних городов, упавших во время Раскола.

— Куда мы летим? — прокричал Кай.

— В единственное место, где Совет не может нас достать! — ответил Варик, закладывая вираж между двумя огромными трубами, покрытыми мхом. — В «Слепую Зону»!

Полет длился около часа. Кай начал замерзать. Его плащ был порван, рубашка пропитана потом и кровью, которая теперь застыла коркой. Головная боль от магического отката притупилась, сменившись тупой, ноющей пульсацией.

Наконец, Варик направил глайдер к огромной, одинокой скале, дрейфующей в стороне от основных торговых путей. Она выглядела необитаемой — просто кусок камня, поросший лианами. Но когда они подлетели ближе, Кай увидел, что лианы скрывают вход в пещеру.

— Пригните головы! — скомандовал Варик.

Глайдер нырнул в зеленую завесу. Листья хлестнули по крыльям. Они влетели в огромный естественный грот. Внутри было темно, но когда Варик щелкнул тумблером на панели, под потолком пещеры зажглись десятки прожекторов, заливая пространство резким белым светом.

Это был ангар. Скрытая база. Здесь пахло машинным маслом, горячим металлом и… кофе. Странный, домашний запах посреди этого техногенного хаоса. Повсюду были разбросаны детали механизмов: шестерни размером с колесо телеги, мотки медной проволоки, пустые канистры из-под топлива. В углу стоял верстак, заваленный инструментами.

Варик заглушил двигатель. Пропеллер сделал последние несколько оборотов и замер с усталым скрипом. Наступила тишина, нарушаемая только звуком капающей воды со сводов пещеры.

— Приехали, — сказал Варик, снимая очки и протирая глаза. На его лице, вокруг глаз, остались чистые круги на фоне закопченной кожи. — Добро пожаловать в «Нору», парень. Самый дорогой отель в этом секторе. Пять звезд, если считать те, что видны через дырки в крыше.

Кай попытался вылезти, но ноги затекли и не слушались. Он споткнулся и едва не упал с крыла. Варик подхватил его своей живой рукой, легко, как ребенка, и поставил на бетонный пол.

— Осторожнее. Ты выглядишь так, будто тебя пережевал и выплюнул левиафан.

В этот момент из глубины пещеры, из-за нагромождения ящиков, раздался звонкий, раздраженный женский голос: — Варик! Ты опять посадил аккумуляторы на посадочных огнях?! Я же просила экономить энергию! Мы не можем позволить себе жечь эфир ради эффектов!

К глайдеру быстрым шагом подошла девушка. Она была… странной. И красивой, но красотой не классической, а острой, функциональной.

На вид ей было столько же, сколько Каю — около двадцати лет. Она была невысокой, но жилистой. Короткие черные волосы были острижены неровно, словно ножом. Лицо испачкано смазкой — черная полоса пересекала щеку, как боевая раскраска. Она была одета в мешковатый комбинезон механика, который был ей велик на пару размеров и перехвачен на талии ремнем с множеством инструментов. На ногах — тяжелые магнитные ботинки.

Но самым примечательным были её очки. Громоздкая конструкция из латуни и кожи с множеством сменных линз разного цвета, сдвинутая сейчас на лоб. В руках она держала какой-то странный прибор, напоминающий пистолет с раструбом, и целилась им прямо в Кая.

— Кто это? — спросила она резко, переводя взгляд с Варика на незнакомца. — Ты притащил сюда чужака? Варик, ты совсем рехнулся от старости? Это секретная база, а не приют для бездомных!

— Опусти пушку, Лена, — устало буркнул Варик, доставая из глайдера свой плащ. — Это не бездомный. Это Архивариус.

— Архивариус? — её брови взлетели вверх. — Ты притащил мага? Сюда?! В мою лабораторию?!

Она сделала шаг назад, и в её глазах мелькнул неподдельный страх, смешанный с отвращением. — Убери его отсюда. Сейчас же. Ты знаешь правила. Никакой магии в периметре. Эфирное поле магов сбивает настройки моих приборов.

— Лена, послушай… — начал Варик.

— Нет! Я не буду слушать! — перебила она. — Маги убили моих родителей. Маги стерли память моему брату. Я не позволю…

— ОН ПОМНИТ МАЯК НАДЕЖДЫ! — рявкнул Варик. Его голос, усиленный эхом пещеры, заставил девушку замолчать.

Лена замерла. Рука с излучателем дрогнула, но не опустилась. Она перевела взгляд на Кая, сканируя его теперь по-другому. Не как врага, а как аномалию. Как научную загадку. В её глазах загорелся холодный, расчетливый огонек интеллекта.

— Это правда? — спросила она тише. — Ты видишь прореху? Ты не забыл?

Кай сделал шаг вперед, хотя колени подгибались. Он чувствовал себя насекомым под микроскопом, но гордость не позволяла ему отвести взгляд. — Я вижу серое, битое пятно там, где был остров, — ответил он хрипло. — Я помню, что там продавали кислые зеленые яблоки. Помню, что на ратуше часы всегда отставали на пять минут. И я помню имя старого рыбака, который жил на причале. Томас. У него не было правой ноги, он потерял её на войне.

Лена медленно опустила оружие. Она подошла к нему вплотную, нарушая личное пространство. Она была ниже его на голову, но смотрела так, будто это она была великаном. Она подняла руку и грубо схватила его за подбородок, поворачивая лицо к свету. — Фиолетовая радужка, — пробормотала она себе под нос. — Золотые вкрапления. Синдром Эйдетика третьей степени. Твой мозг — это ошибка природы. Твой нейро-эфирный контур замкнут сам на себя.

Она отпустила его, вытирая руку о комбинезон, словно коснулась чего-то грязного. — Теоретически, ты должен быть мертв. Или безумен. Накопление такого объема памяти без возможности сброса должно вызвать перегрев коры головного мозга.

— Спасибо за диагноз, доктор, — огрызнулся Кай, потирая подбородок. — Но мне просто больно. Всегда.

— Больно ему, — фыркнула Лена. — Ты ходячая бомба, парень. Но… — она посмотрела на Варика. — Если он действительно помнит то, что стерла Тишина… значит, он может видеть то, что скрыто.

— Именно, — кивнул Варик, подходя к верстаку и откупоривая металлическую фляжку. — Он наш навигатор, Лена. Он тот, кто проведет нас через Слепые Зоны.

Лена развернулась на каблуках и подошла к большому столу в центре пещеры, заваленному картами, чертежами и кусками электронных плат. — Навигатор? — переспросила она скептически, не оборачиваясь. — Варик, ты хочешь посадить *это* за штурвал «Стрекозы»? Он же маг. Он привык махать руками и сжигать нейроны. Он не знает разницы между элероном и закрылком.

— Ему не нужно пилотировать, — Варик сделал большой глоток из фляги и поморщился. — Пилотом буду я. Ему нужно просто *помнить*. Помнить карту старых торговых путей, которых уже нет в навигационных базах данных Совета.

Кай подошел ближе к столу. В центре него стояло устройство, похожее на проектор. Лена нажала кнопку, и над столом вспыхнула сложная трехмерная голограмма. Это была карта Аэтерии. Сотни островов, парящих вокруг сияющего ядра планеты, соединенные тонкими нитями эфирных потоков. Но карта была странной. Она была испещрена красными точками, похожими на оспины.

— Смотри сюда, Аномалия, — сказала Лена, указывая отверткой на карту. — Ты знаешь, что это?

— Это острова? — предположил Кай.

— Это *бывшие* острова, — жестко поправила она. — Сектор-9. Промзона Альфа. Фермы Южного Предела. Архипелаг Ветров. Все они исчезли за последний год. Совет Эфира в своих новостях говорит, что они «мигрировали из-за смены магнитных полюсов» или «были закрыты на карантин из-за вспышки чумы».

Лена нажала другую кнопку. Красные точки начали пульсировать. — Ложь. Они не мигрировали. Они были уничтожены. Стерты. Но не просто физически. Они были стерты информационно.

— Тишина, — прошептал Кай. — Вы знаете, что это такое?

— Мы знаем *теорию*, — вмешался Варик. Он сел на ящик, вытянув раненую ногу. — Совет говорит, что Тишина — это природный феномен. Шторм в Эфире. Но штормы не выбирают цели так избирательно. Штормы не стирают память у свидетелей.

Лена повернулась к Каю. Её лицо стало серьезным, почти трагичным. — Аэтерия держится на магии, Кай. Ты это знаешь. Весь наш мир — это пузырь реальности, подвешенный в пустоте с помощью коллективной воли. Мы тратим воспоминания, чтобы получать энергию. Но воспоминания — это не просто картинки в голове. Это квантовая информация. Это якоря, которые привязывают материю к существованию.

Она начала ходить взад-вперед, жестикулируя отверткой. — Представь, что мир — это жесткий диск. А воспоминания — это файлы. Каждый раз, когда маг сжигает память, чтобы зажечь огонь или вылечить рану, он удаляет сектор данных. Тысячи лет мы «форматируем» наш мир, кусок за куском. Мы истончаем ткань реальности.

— И Тишина… — начал Кай, чувствуя, как холодок бежит по спине.

— Тишина — это энтропия, — закончила Лена. — Это системная ошибка. Пустота, которая приходит на место уничтоженной информации. Это дыра в коде вселенной, которую нельзя восстановить. И она растет. Она голодна.

— Мы сами убиваем этот мир, — сказал Варик глухо. — Каждый раз, когда жирный аристократ зажигает камин магией, чтобы погреть ноги, он приближает конец света на миллиметр.

Кай посмотрел на свои руки. Руки, которые годами держали Сифоны. Руки, которые помогали людям продавать свои души. — Я часть этой системы, — сказал он. — Я помогал им.

— Мы все часть системы, — отрезала Лена. — Вопрос в том, что мы будем делать, когда система решит нас перезагрузить.

Она подошла к карте и резко увеличила масштаб. В центре голограммы появился огромный остров — Цитадель Верхнего Города. А под ним — Сектор-7, обведенный жирным пульсирующим красным кругом.

— Они не просто наблюдают за распадом, — сказал Варик. — Они ускоряют его. Совет строит Ковчег.

— Ковчег? — переспросил Кай.

— Межзвездный корабль. Огромный, способный вместить всю элиту — около десяти тысяч человек. Они планируют покинуть Аэтерию и уйти в глубокий космос искать новый мир. Но чтобы запустить его двигатели, пробить атмосферный барьер и выйти на орбиту, им нужно колоссальное количество энергии. Столько, сколько наша планета не вырабатывала за всю историю.

— И откуда они её возьмут? — спросил Кай, уже догадываясь об ответе.

— Из нас, — ответила Лена. — «Ритуал Великого Очищения». Он назначен на сегодня, в полночь. Официально — праздник тысячелетия Империи. Салюты, бесплатная еда. На деле — они отключат защитные барьеры нижнего сектора. Тишина хлынет сюда, поглощая миллионы людей. В момент смерти и забвения выделится огромный выброс психической энергии. Совет соберет её, заправит баки Ковчега и улетит, оставив планету рассыпаться в пыль.

Кай почувствовал, как гнев закипает в нем. Холодный, чистый гнев. — Они хотят принести в жертву миллионы, чтобы спасти свои шкуры.

— Да, — кивнул Варик. — И у нас есть шесть часов, чтобы их остановить.

— Как? — Кай обвел взглядом полупустой ангар. — Нас трое. У нас старый глайдер и ржавая винтовка. Против нас — армия боевых магов, Инквизиция и сам Совет.

Лена усмехнулась. Это была хищная, опасная усмешка. — Глайдер? О нет, мальчик. Мы полетим не на глайдере.

Она подошла к стене ангара и дернула рубильник. В дальнем углу пещеры, в самой темноте, зажглись мощные прожекторы. Свет упал на огромную конструкцию, накрытую брезентом. Лена нажала кнопку на пульте, и лебедки с визгом потянули ткань вверх.

Брезент упал, открывая взору корабль.

Это было нечто невероятное. Корабль не был похож на современные яхты Совета — гладкие, белые, стерильные. Это был зверь. Хищник. Его корпус был собран из листов потемневшей бронзы и матового черного композита, напоминающего хитин жука. Он был угловатым, агрессивным. Вместо парусов у него было четыре поворотных ротора с лопастями из прозрачного кристаллического полимера. Нос корабля представлял собой сплошной купол из армированного стекла, за которым виднелось сложное сплетение труб и приборов.

— Познакомься с «Стрекозой», — сказала Лена с гордостью в голосе, поглаживая металлическую стойку шасси. — Штурмовик класса «Вихрь». Модель времен Войны Объединения, до Великой Тишины. Я нашла её на свалке и восстанавливала три года.

— Она выглядит… старой, — осторожно заметил Кай.

— Она не старая, она *аналоговая*, — огрызнулась Лена. — В ней нет нейро-интерфейсов. Нет голосового управления. Нет магических контуров, которые можно взломать или отключить дистанционно. Только механика, гидравлика и чистая физика. Это единственный корабль, который может летать в зонах высокой магической турбулентности и не упасть.

— И единственный корабль, у которого есть Эфирный Компас, — добавил Варик, подходя к трапу. — Древняя технология. Он работает не на картах. Он работает на *памяти* навигатора.

Кай посмотрел на корабль, потом на Варика. — Поэтому я вам нужен? Чтобы стать мозгом этой машины?

— Нам нужно пройти через «Слепые зоны» — области хаоса вокруг Цитадели, где обычные приборы сходят с ума, — объяснила Лена. — Компас может считать образы из твоей головы и построить маршрут. Если ты действительно помнишь старые пути, которые Совет стер из официальных карт.

— Я помню, — сказал Кай. Он вспомнил старые свитки в архиве приюта, которые читал тайком. Карты канализации, схемы вентиляционных шахт, старые торговые маршруты контрабандистов. — Я помню всё.

— Тогда добро пожаловать на борт, — сказал Варик. — Вылет через десять минут. Лена, проверь давление в котлах. Кай, поднимайся в кабину. И молись всем богам, которых знаешь. Потому что сегодня мы либо спасем мир, либо умрем, пытаясь.

Внутри «Стрекоза» пахла не так, как глайдер. Здесь не было запаха гари и дешевого табака. Здесь пахло озоном, горячим маслом и чем-то неуловимым — запахом статической энергии, какой бывает перед сильной грозой. Коридоры были узкими, обшитыми ребристым металлом. Стены вибрировали, словно корабль был живым существом, которое дрожало от нетерпения.

Кай поднялся по трапу вслед за Вариком. Его ноги гудели от усталости, но адреналин не давал ему упасть. Он прошел через шлюз и оказался в кабине пилотов.

Это было тесное пространство, напоминающее батискаф. Низкий потолок, пучки проводов, свисающие сверху. Все стены были усеяны аналоговыми приборами: манометрами, альтиметрами, компасами в масле. Никаких голограмм, никаких сенсорных экранов. Только тумблеры, рычаги и стрелки за стеклом.