Бесплатный фрагмент - Хроника жажды

25 мая

1

Кошмар, истинный кошмар! Я удрученно простонал. Видимо, я неправильно родился, поэтому дар гения не достался мне, да и мое воображение — уж, казалось бы, вещь без авторских прав, всем доступная — не в команде гениальных. Мое воображение (с талантом всё ясно: он не гениальность) обычно тут как тут. А здесь ума не приложу, как одной фразой, предварить мое новое сочинение. Я задумчиво-печально покачал головой. Мой отчаянный выкрик — на чей счет? Всего и моего дневника. Дневник раскрыт, кажется, что годы — отчего не часы, не более мелкие промежутки времени?.. Что, отсутствие на бумаге карты всё спутало?.. — годы сменяют друг друга, а я безуспешно бьюсь и бьюсь над вступлением. Стало бы легче, если бы вступительным словам не приписывалась решающая партия, а ее кто-то приписал им, да так, что не отписать обратно, некому бы было вести ее в литературном представлении. Я тоскливо поморщился. Вот бы сразу перейти к сути, не тратя на это всего того, что можно пустить на плодотворные действия. Однако литературные каноны, сколько бы мнений на их счет ни роилось в голове, они — морока моей жизни: мириться с ними изо дня в день. Они всегда будут литературными канонами, и разумеется, тут есть за что не питать к ним любви, ибо из-за них я отказываюсь, от стольких нетривиальных идей. Мне на минуту стало грустно.

Фу-у-х… (Это я глубокомысленно выдохнул.) Однако сейчас я предпочел выйти из роли злобного попирателя литературных законов и канонов. «О!» Этого не видно, конечно, однако я от глубокого удивления открыл рот, но тут же закрыл, чтобы сказать: ура-ура-ура — фраза! Истерический плач отменяется. А это что к моим губам ползет, радостная улыбка? Она уже на моих губах, так что ползти ей больше незачем и некуда. Начало выглядит так: «Я всегда просыпаюсь рано». Неплохо, неплохо. И смысл! Смысл приобрел прозрачность, и информативность, что важно, не пострадал.

2

Я люблю себя похвалить. Я блаженно закатил глаза. Я самый храбрый — ау, ау, неужели никто не пытался со мной соревноваться в той храбрости, о которой пойдет речь? — самый храбрый на всём большом, пугающе пребольшом белом свете человек, поскольку не боюсь проспать на работу. Ну, где же ты, страх? Что я и говорю. Ты избавился от меня, и давно. Я — парень старательный и ответственный. Рано вставать и не опаздывать мне помогает — от помощи невозможно устать, даже в таком, казалось бы, смехотворном деле она не пустой звук — кошка. Что за кошка? Я удивленно приподнял брови. Виноват, на самом деле я имел в виду не настоящую кошку. У меня не сложилось с домашними животными. Работа, личные обстоятельства и квартира ни при чём, хотя препятствия налицо. Впрочем, не стану спорить, если кто-то скажет, что это лишь видимость, фактически — собери все причины отказаться от мысли взять себе кого-нибудь, и ни одна из них не будет достаточно убедительной. Я немного погрустнел. Всё это я понаписал ради одной вещи: электронных часов в виде кошки со скрещенными на груди лапками. Часам в моей квартире не нашлось другого места — я прикидывал так и этак и всё не мог определиться, считай, неделю, тратил время из-за такой мелочи, — кроме как на тумбочке у кровати. Место нашло вещь, наконец-то!

Я с озабоченным видом взглянул на время. Собственно, смотрим мы на циферблат и на стрелки, время нельзя увидеть, только почувствовать. И раздосадовано воскликнуть: «Сколько часов пролетело, ничего не успеваю!». Действительно, за временем нужен глаз да глаз. Осталось тридцать минут до девяти. Для каждого время — это важная часть его жизни, и чем же я хуже? Девять утра — необычное время, именно в это время начинается мой рабочий день. Я могу опоздать, моя работа не была бы работой без опозданий, и мне никто и слова в упрек не скажет. Случись подобное, главное — показать, что ты можешь выполнить в оставшиеся часы какую угодно работу. Это спасает как меня, так и моих коллег. Почему я написал «тридцать минут»? Первые полчаса — с восьми ноль-ноль очередной день моей жизни готовится к разбегу, а после иногда из-за работы головы не поднимешь, так что не замечаешь его — я провел, приводя себя в порядок. Всем известно, что такое «привести себя в порядок». Чем я займу оставшиеся тридцать минут, у меня же они остались? Да, и они не пройдут бесполезно, завтрак поможет заполнить их. Я от удовольствия потер руки.

3

Я первооткрыватель… Я от скромности не умру, рано менять местами вводную мысль и себя! Вводная мысль: открывать в себе новые, ранее не испытываемые чувства — хорошо и… Слово «ранее» — что это за придаток? Ампутировать, чирк карандашом — исправлено. Однако плохо, когда эти новые чувства омрачают жизнь. Я задумчиво прищурил правый глаз.

Если бы я себя не знал, то сказал бы, что схожу с ума. Не думаю, что разговор с дневником — хотя какой там разговор, извинения за то, что ему придется терпеть мой рассказ о борьбе с потребностью, — это показатель психического здоровья. Я почувствовал, как мое несчастное горло ссохлось и сузилось. Не припомню, чтобы пил или ел много соленого, или что там еще способно воздействовать подобным образом на организм человека — не одна же соль виновата. Если бы я проглотил хлебную крошку, то она неминуемо показалась безжалостным комом в самом начале пути. Я бы не умер, и готовить себя к похоронному маршу и к надгробным речам не стоит. Насколько я слышал, от хлебных крошек еще никто на тот свет не отправлялся. Хотя я неуверен. И к этой неприятности я себя не готовил. Ну а к сухости в горле я себя подготовил? Куда там. Я решительно отмахнулся. В общем, с моими силами что-то не то: пытаюсь управлять мышцами глотки, а не могу, как будто куда-то подевались они. Непослушание в давние времена розгами вытравливали. Жаль, что сейчас для этой практики нет места, я бы преподал собственным силам пару уроков. А кадык? Ага, хоть какая-то часть меня не сопротивлялась моим командам, послушно двигалась вверх-вниз, вниз-вверх — вот она, стабильность вещей в мире, тут следовало бы с легким сердцем перекреститься и сказать: «Дай бог и дальше так».

Помассировать горло. Я не знал, как быть. Опыт, мне нужен опыт борьбы с чем-то в этом роде: только кто им поделится со мной? Жизнь? Она во что угодно меня лицом окунала. Это плачевно. Но вдруг, тут жизнь решила: пощады ему! Нет, дорогая, спасибо, но лучше бы ты придерживалась прежней схемы. Может, я ошибаюсь и не там ищу ответ. Вероятно, мне стоит отталкиваться в своих мыслях от позы? Да, от неудобной позы, в которой я провел ночь, во сне же не уследишь за собой — и вот итог. Моя память чиста, ни на какие детали она не сможет пролить свет. Я вымучено глубоко вздохнул. Ай, ай! Горло просто пылает, словно в нём раздули жаровню — кому она там понадобилась? — а затем нарочно перестали обращать на нее внимание, и огонь, ощутив, что его ничто не сдерживает, волнами своего жара — как бы еще выразиться, дабы удивить, поразить его силой — заполнил всё горло. Но в горле жаровни нет, я пощупал его, чтобы убедиться в этом: гладко и, слава богу, мягко. Уф, я-то испугался, просто в первый раз не ощутил этой мягкости. А вот и кадык. Чисто! Я с облегчением пальцами по лбу себе провел.

Я громко и с особенным усердием откашлялся. Скольких раз достаточно, чтобы избавиться от сильного позыва прокашляться? Да всё зависит от того, когда приходит осознание, что больше не нужно. Я понял это довольно быстро, и мне не пришлось кашлять до одышки. Жжение исчезло: ни следа от него. Прекрасно! Жажда мне не в новинку, то есть к врачам незачем было обращаться, да и сухость во рту — тоже, как говорится, к катастрофе не готовься. Но сегодня сухость во рту такая, что с трудом ее терплю, и что язык, не менее сухой, чем всё остальное, впору продавать как закуску к пиву. Это корка на нём или налет? Я озадачено поводил языком во рту. У меня появился шанс узнать, чем оно является: упускать шанс неразумно. Без звуков не обошлось. Всякому знаком звук скотча, отрываемого от картона, так вот, звук отдираемого от нёба языка почти в точности напомнил его, вроде бы не глохнешь, однако список музыкальных номеров для вечеринки или дня рождения этим не пополнишь.

Похоже, еще кое-кого придется объявить в розыск. Слюна, ты где? Я озадачился еще больше. Это уже совсем никуда не годится! осуждаю и порицаю. Впрочем, ложная тревога: подвигав языком, я понял, что из списка проблем можно вычеркнуть одну. Что же, тогда можно сосредоточиться на том, что пока еще со мной. Я посмотрел на руки. Вероятно, день прошел бы напрасно в фантазиях о неосуществившемся, и я бы ни крупицы внимания не уделил рукам, если бы не случайно брошенный взгляд. О боги! а с ними что не так? Я испуганно вскрикнул. Какой цвет кожи символизирует здоровье? Мои руки словно мукой присыпаны — думаю, кожа из-за своей чрезмерной белизны не будет по определению излучать здоровье. Мягкая кожа рук — это верх приятных ощущений, мечта, сказка, к которой не можешь не прикоснуться. Но была не была — пойду в своих предположениях на некую авантюру и скажу, что и кожа рук, напоминающая на ощупь пемзу, тоже кого-то не оставит хладнокровным, возбудит до помрачения ума. Что я чувствовал, когда медленно проводил пальцами попеременно то по правой, то по левой руке? Как будто я с особым усердием натирал их на терке. Не уверен, что найдется сравнение, которое выразило бы их грубость и шершавость сильнее. Мерзко не стало, но меня всего передернуло.

Очередное мое неприятное открытие — судя по всему, сегодня перебоев с открытиями не ожидается, я серьезно, пора бы позаботиться об их нумерации: «открытие номер один — описание, затем номер два — бросаешь все слова, какие знаешь, чтобы показать его суть». Кожа на руках потрескалась, вон какой на них ярко алый узор. Это потому, что кровь проступила. Я не люблю вид крови. Я с легким отвращением отвел взгляд. Похоже, проблема глубже, чем казалось. Я успокоился и снова посмотрел на узор. Я легко, но с неприязненным чувством оторвал маленький кусочек омертвелой кожи, на членовредительство я не подписывался, мол, дерзай терзать собственную плоть. Хм, надежды пошли прахом: думал, будет больно, но, похоже, поспешил приготовиться к этим ощущениям, которые явно не назовешь приятными, но ничего не почувствовал. Либо меня заговорили, либо боли я неинтересен. Я никогда не жаловался на кожу рук: цвет — как ни силься, повода для нареканий не придумаешь; текстура — судьба знает прок в подарках и сюрпризах; а здоровье — буквально глаза в пол-лица: быть такой здоровой — как это возможно? Должно быть, наследственность. От кого же мне достался цвет кожи, кто постарался — отец или дед? А кто позаботился о ее идеальной текстуре — отец или дед? Не знаю, с расспросами об этом я ни к кому не приставал. Я в недоумении дернул плечом.

Ну что, новая попытка? Я оторвал еще кусочек, от первого я избавился, вряд ли он мог бы стать предметом коллекционирования, и сам я не ощущаю себя тем, кто рад жизнь положить на это. Ай, больно! Я вскрикнул. Я не из тех, кто находит усладу в боли. Я боюсь боли, боюсь еще пчёл и ос, но боль меня пугает больше. У меня немного закружилась голова, но я совладал с собой, успокоился. Судьба распоряжается, кому падать в обморок от боли, а кому блаженствовать от нее. У меня первый вариант. У кого бы занять стойкости, чтобы переносить боль, стойкость должна быть нешуточной. Я с ощущением отторжения ахнул и даже выругался. Другого рефлекса и не ожидаешь. Курсов по укрощению боли я не проходил — о чувстве, будто мне в кожу втирают мелкие обломки бритвы, не скажешь: «Смягчил его, и вполне сойдет». Умопомрачительное обличие боли. Фрагмент красного узора на коже стал еще ярче. Великолепно, хуже стало вдвое! Я удивился. Стоп, кровь — как бы ею не испачкать всё, а то уборки будет по горло. Боль вообще цепкое зло, и потому в приказном тоне скажу: «Стоп, кровь и боль!» Случилось ужасное — почему до сих пор не прописывают таблетки для смягчения ужаса? — я спугнул удачу, в этот раз всё для меня, и прелестям боли не видно ни конца ни края. Очевидно, я сделал нечто, что ее оскорбило. Но как бы там ни было, боль не задержится надолго, поизнуряет меня и успокоится. Пожалуйста — чем не смягчение ужаса? И таблеток не надо. Пришло облегчение.

4

Теперь завтрак? Да. Я взбодрился. Незачем откладывать его. Тридцать минут — не двадцать четыре часа и близко. Что можно за них успеть? Прекрасный момент разгрузиться от части дел, которые были запланированы. И все же в распоряжении жалкий, остаток времени, которым не распорядиться. И это при том, что под рукой есть всё, что только может потребоваться на благо. Моя любимая и приятная привычка по утрам — чай с сахаром, но без лимона. Да, у меня аллергия на них. Лимон — изюминка что надо! Для других… Эти изюминки для моей жизни обходятся недешево: аллергический зуд, опухание и слезы. Это не мой выбор, и ничто не подтолкнуло бы меня сделать его; они моя дань, которую непонятно кому и за что приношу с рождения. Хороши изюминки! Ну что я разнервничался? Я попытался унять расшалившиеся нервы. Мои таблетки — вот спасительные изюминки! Я же больной человек, как же не вспомнить об этом?! Настало время загрустить. Это мой завтрак на сегодня, звучит, конечно, так, будто я живу на копейки, перебиваясь с воды на хлеб и с хлеба на воду. Однако это вздор. Беспокоится не о чем. Если что — на работе не проблема заморить червячка. С голоду работа разлаживается, ухудшается. Не так чтобы ужас, ужас, — но как можно погрузиться в работу на пустой желудок? Я изумлен. Перед одной кружкой чая голод разве отступит? Я про эту минуту, потом эта проблема упростится.

Я залпом с не испытываемой до этого жадностью осушил кружку. Давай, память, работай. Столько эпизодов через тебя проходит, что-нибудь да припомнится. Однако нет ни одного воспоминания о таком ослепляющем и несокрушимом чувстве жадности. При всей поспешности я еще и не облился, зато, наверное, ожогов заработал уйму. Почему? Разве теплым чаем можно обжечься? Для того и существует оптимальная температура, чтобы избежать травмирования кипятком, а мой чай остыл настолько, что не заметишь, как прикончишь его одним глотком. Жутко представить — между прочим, а не любитель ли боли подсказал мне такие фантазии? — представить ожоги во рту и горле. Бр-р! Меня озноб прошиб от мимолетного ужаса.

Чай не для того миру был открыт, чтобы его залпом пили. С водопроводной водой можно как угодно поступать, любишь растягивать удовольствие — подойдет глоток за глотком, не нравится размусоливать, что же, тогда одним залпом — то что нужно. В водопроводной воде эстетики и культуры нет. Я не люблю пить воду из-под крана. Я от брезгливости вжал голову в плечи. Я налил из чайника кипяченой воды (вода, вода, от любви к тебе не откажусь никогда — получился стих?) и запил таблетку — аллергия ждет своего часа, рассчитывая выбить меня из колеи, — не дам ей такого шанса. Пока есть альтернатива водопроводной воде, я имею в виду кипяченую воду, ничто не заставит меня смочить в водопроводной воде губы. Моя жажда — сумасшедшая потребность, и это не фигура речи. Она заставила вести себя, как… не пойму, то ли как животное, то ли как дикарь, не знающий, что такое чай, в общем, некультурно. Чудесное слово! Как камень с души упал.

Стоит ли ждать многого от одного стакана чая? Вероятно, стоит. И как долго (до конца рабочего дня) я мог не думать о питье, не удивительно ли, что мой лексикон не покидало слово «жажда». Сильная жажда не прошла, получается, благотворное воздействие напитка недостаточно благотворно. Я расстроен. У себя ли спрашивать, у дневника ли — ну почему всё так безрезультатно? Сухость во рту и горле как были, так с ними ничего и не произошло, хотя мой организм обязан был предчувствовать их. Вот до чего же прилипчивые гадости! В моей кружке пусто — увы! Я раздосадован. Заваривать чай снова — не время. Что теперь торчать в кухне — ботинки и одежду на меня никто не наденет. Место грязной кружке — на столе? Разве уже не в моде быть прилежным, чистоплотным хозяином? В моде, только едва не промахнулся мимо раковины. Ничего не забыл? Ключи — со мной, телефон — в кармане, кошелек там же. Я поспешно вышел в коридор обуваться.

5

Невыносимо хочется пить. Опять горло и рот онемели — не успел и соскучиться. Я чувствую себя уставшим. Я не принимал обезболивающих лекарств, как же тогда объяснить эти сухость и онемение? Странно. Удивительно, ни единого ощущения. Кое-как двигать языком во рту получается, значит, мое состояние не совершенно беспросветно. Я обрадовался. Язык, давай! Обещаю, зубы тебя не поцарапают! Двигайся к правой щеке! Молодец! Ведь не трудно было? Теперь быстро к левой щеке — о зубах опять не беспокойся — прекрасно! Облегчение. Радости во мне прибавилось. Сейчас же языком провести по небу, зубам и деснам — самая сложная задача. И эту выполнил? Отлично, получился ровный — прямо фотографируй и показывай всем, как умеешь идти наперекор онемению — круг. Онемение прошло. Можно и не паниковать.

6

Я вышел из подъезда. Дверь снова была распахнута. Жильцы на открытом воздухе росли и создавали семьи — это семейное дело, раз дверь не закрывают, или они не знают простого правила? Я раздраженно ударил ногой по двери. На небрежность это не похоже. Скажу сразу: я закрывать ее не стану, я не нанимался двери в подъездах закрывать. Я не стал долго упрекать соседей. Впрочем, вероятно, у жильцов сегодня достаточно причин держать подъезд открытым. Меня встретила освещенная солнцем просторная улица. В округе недостаточно деревьев по причине… по причине опиливания. К сожалению, столько света не каждые глаза выдержат. Я раздраженно поднес к глазам ладонь, чтобы защитить их. Обойдусь без напрашивающегося пассажа о спасении от летней жары. Я осмотрелся: картина. И художник не меняется, опять то же самое! Лужа, в десяти шагах от подъезда отвратительная лужа. Улыбка уже была на губах — тогда теперь побудь ты, гримаса отвращения. Ага, вот и губы скривились. Лужа это вам не картина в самом знаменитом музее мира. Потому она и не тянет на светоч, обогащающий и возвышающий душу. С другой стороны, хорошо, что не у самой двери. Это обнадеживает. С глубиной у лужи порядок — с болотом не тягаться; и с шириной порядок, никакого перебора — она не озеро, еще одна причина, чтобы душу себе не рвать. Гадкая лужа. По ее размерам видно: запасание грязной мутной водой прошло как нельзя лучше. Я попробовал отшутиться. Мне вдруг захотелось пить, однако попытался совладать с собой.

Я прокашлялся, избавился от наваждения и быстро обошел лужу по краю. Вообще-то довольно утомительно обходить лужу, но сушить промокшие носки и ботинки куда как утомительнее. Я бодро зашагал по улице. Везет тем, кому от работы до дома надо пройти не больше десятка метров! Такую удачу из дома не выпустишь. Не успеешь подумать: «Скорее бы домой!» — как уже перешагиваешь порог родной обители. Впрочем, не менее удачлив и тот, кто разжился роскошью в виде машины. Я завистливо вздохнул. Мне, к слову, тут нечему радоваться, осчастливил бы меня уже кто-нибудь ею, а то что это я всюду пешком да пешком. Между моим домом и местом работы три многоэтажных дома с ухоженными палисадниками. Нам бы вместо тошнотворной лужи — кому же надо заплатить, чтобы ее засыпали? — ухоженный палисадник. Еще есть продуктовый магазин, но у меня кончились слова, и про него я в этот раз ничего не напишу.

Всё освещало утреннее солнце, яркое, но еще не горячее. Пока не настолько жарко, чтобы мастерить себе веер и обмахиваться, впрочем, и не так холодно, чтобы отогреваться горячим напитком. Я с неприязнью на секунду отвел глаза в сторону. Лавировать с легкостью не меньшей, чем у акробата, избегать прохожих — они всегда отталкивают, отбрасывают, сдувают прочь со своего пути — вот чем я поглощен, и вот от чего не могу оттолкнуться, отбросить или сдуть себя на другую сторону улицы.

Я поднял голову. Мне бы всегда быть начеку: не головой споткнешься, а ногами. Неужели я не боюсь упасть? С чего мне падать? Дорога ровная и гладкая, как дно подноса, никаких причин спотыкаться. Жилые многоэтажные дома, разные конторы и магазины — не могут же кругом стоять одни жилые высотки, это было бы непродуманно с позиции инфраструктуры. Странный недочет строителей — нависающие дома. Это ошибка, или так сделали специально, чтобы с кем-то то ли счеты свести, то ли, возможно, постоянно привлекать внимание толпы? Да нет, просто над моим зрением подшучивают иллюзии и ракурсы, еще попробуй поищи больших мастеров искажения восприятия действительности. Я потряс головой, чтобы отогнать не ясные и надоедливые мысли и ассоциации.

Я бы не стал сейчас отказываться от глотка воды, мне бы хватило совсем чуть-чуть, чтобы спастись от жажды. От приятной мысли я пошевелил губами. Да ладно, кого я пытаюсь обвести вокруг пальца? Много — вот это объем так объем, о меньшем я и слова не пророню. Я птичка? Крыльев нет, значит не птичка. Я насекомое? Лишних лапок нет. Почему я заговорил о птицах и насекомых? Даже для них глоток воды — несерьезно, куда на нём они улетят и уползут. Короче говоря, чем больше выпью, тем… Ну что я распинаюсь, ясно же — жажда меньше.

А вот на еду я точно не посмотрел бы. Я почувствовал легкую тошноту, но не от мысли о еде. Тут впору уточнить: «Это смотря что за еда!» Точно не та, от которой нос воротишь, с чего бы себя всякой гадостью мучить. И тут еще: «И как выглядит». Ее внешний вид — дело последней важности, и поварских курсов не заканчивай, раз, другой — и вот тебе визуальное пиршество. Вот не позавтракал я как надо — изнывай. Я мысленно пожурил себя. А как надо? Надо — сытным и не отягощающим желудок ассорти из продуктов. Мне тяжесть внутри нужна. Тяжесть в желудке, разве это забота на миллион? Мне это не нравится. А когда я переедал в последний раз?

Я килограммами карри или васаби — что за цвета у них, цвет специй на чихание не влияет — в горло и в нос не засыпал. Противное жжение в горле вернулось. Я возмутился. Почему? А еще (барабанная дробь, и не от одного барабана, а от двух — так будет громче и эффект сильнее) у меня высохли губы, до чего удручающее дополнение. Я немного рассердился. Ни секунды без мысли о воде. Сухость. И без того ощущения такие, будто я вообще никогда не видел воды, и вот, чтобы картина своей пестротой поражала сильнее, добавилась проблема с губами. Что-то много довесков для меня за один раз. Я раздосадован. Это та поражающая неловкостью ситуация, когда без радости встречаешь подаяния небес, благо всё в мире словно вспышка: миг — и тьма. И чем быстрее всё промелькнет, тем меньше расстроишься.

7

Шаги, шаги, шаги: вы здесь и там. Я всего в нескольких шагах от переодевания в другую мою одежду — рабочий комбинезон. Наверное, в репортаже о неделе моды это фраза зазвучала бы так… по-модельному. На подиуме не щегольнешь в комбинезоне — из коллекции выбьется. Или нет? Еще чуть-чуть, и никто не заметит, в чём я пришел. Я вынул телефон из кармана джинсов. Жаль, что современные гаджеты не удлиняют список контактов. Впрочем, всегда ли лишние люди — нужные люди? Дисплей сообщает, что с запасом лишнего времени я пока еще не прогадал. Еще пятнадцать минут до девяти, как тут прогадаешь! Мысль, что я опаздываю, пока не начала тяготить меня.

Сначала я ускорился. Довольно размеренных шагов — я не на отдыхе в парке, где каждый шаг можно растягивать и время не ставить на первый план, однако задержался у продуктового магазина. Уже писал, что между моим домом и местом работы не пустое пространство, а дома и магазин. Я как раз поравнялся с магазином и остановился напротив. Работа подождет. Можно, конечно, заявить, мол, работа не волк — в лес не убежит, но я не стану этого делать: лап у нее я не вижу, да и до леса путь неблизкий. Почему же я всё еще стою здесь? Можно подумать, мне подарили сертификат на дополнительные минуты. И могу я за целый день принять пятнадцать минут? Минуту! (Ни слова о времени — разумеется, какие могут быть слова, абы как время на ветер не пускаем.) Жестикуляция должна сразу и легко даваться мне. Это не мышцы, а бесчувственные деревянные бруски. Я с усилием приподнял руку и… зрелище, достойное тревожного возгласа: «Ах, мои руки! Само ничего не прошло!» Неужели коже не вернуть прежний цвет? Рано говорить о безысходности, но я хожу по краю. Белизна не к руке — она же на коже руки, а не на лице, почему бы тогда не говорить «не к руке»? Руку в рукав — вот спасение от любопытных глаз, где бы добыть для лица такой же рукав?

Я решил зайти в магазин, пообещав себе: не больше, чем на пять минут, лишняя минута не бомба — атомного взрыва не случится, да, именно атомного. Иногда без преувеличения не поймешь — то ли серьезности до макушки, то ли это шутка. Может, я и задержусь, как же быть в магазине и не засмотреться на товар. За кассой я увидел продавца. Правильно, что это мужчина, а то больно часто в этой роли женщины, странное преобладание. Если бы его жилетка была вишневым соком — как цвета совпали, напиток цвета вишни — частый гость на моём столе, потому обошлось без путаницы, — я бы ее не выпил, потому что она вся оказалась бы на полу. Чем полезна жилетка без рукавов (На кассире жилетка) — если бы я его одевал, то ответил: полагаю, чтобы он не перегревался. Я — заботливый. Его одежда похожа на вязаный свитер. А лицо мужчины? Увы, описать его не удастся: у меня нет рентгеновского зрения, чтобы видеть сквозь вещи, — а журнал, за которым он прятал лицо, не был прозрачным. Кассир, к слову, не обратил на меня внимания, я просто чемпион по беззвучной ходьбе! Где мой кубок с эмблемой в виде ботинка? Впрочем, это заслуга пола и ковровых дорожек. Что же, если так, я зря разошелся в своих мыслях, поуже, поуже надо быть! Я остановился у стеллажа с напитками и стал заинтересованно изучать их ассортимент.

Сколько бутылок! Я впечатлен. Их форма будто бы берёт с нас обещание не утилизировать их, у кого не дрогнет рука избавиться, например, от бутылки, напоминающей жирафа? Или ананас? Красиво. Я оценивающе провел глазами по каждой. Проще облиться кипятком миллион раз, чем решиться на такое. Какие только этикетки не манили меня. Буквально глаза разбегались. Я словно высокопоставленное лицо, визита которого все долго ждали, никак не могли дождаться и теперь не знают, как не потерять моего внимания. О, этикетки — вид искусства, которому стоило бы посвятить отдельный дневник и уйму свободного времени. Было бы оно у меня — я прямо в магазине стал бы обстоятельно описывать каждую этикетку. Ага, и непременно на глазах у кассира, чтобы он моим же дневником бил меня по голове. Я с насмешкой на мгновение представил такую ситуацию.

Вот и алкоголь! Только почему бутылка с вином — это точно алкоголь, а не газировка? Я так увлекся разглядыванием, что чуть лицом не уткнулся в этикетку, хорошо, вовремя остановился, а то бы разбил ее носом. Да, носом можно разбить стеклянную бутылку, причем особой сноровки не требуется. Я утвердительно кивнул. Оно самое, мое опьяняющее очарование! Жажда говорит мне — она очень говорливая потребность, или это мой внутренний голос, не знаю, в любом случае смысл слов мне ясен — чтобы я не жалел денег. Но разумно обойтись и парой бутылок, за трезвость начальство по плечу одобряюще похлопает, а нетрезвое состояние, ух, какой гнев навлечет. Шансов устроить себе незапланированный выходной всё больше и больше, с подобным успехом не лопнуть бы, как бутылка, поскольку… так, здесь самый подходящий момент посмотреть на часы… нет, выходные будут тогда, когда будут. На работу я еще успеваю. Я по-прежнему не тревожусь.

Жадно сглотнул слюну. Хватит любоваться на бутылки, а то уже минута сверх намеченного времени пошла. Ну-ка, кошелек, порадуй меня! Сколько в тебе денег? С дотошностью пересчитал — радоваться нечему. Я огорчился. Над моим «богатством» — копейками, которые даже не всегда за деньги принимаешь, потому что соответствующих им цен просто нет, — над этим богатством остается громко посмеяться, потому что их хватит лишь на водопроводную воду. Короче говоря, о покупках сейчас нет смысла думать. Вода из-под крана бесплатная — наливай хоть бассейн. Больше денег мне никто в кошелек не положит, лелеять свое разочарование не буду, на это требуется куча времени, столько, насколько я беден. Вот теперь всё как полагается — сам на остатке, времени лишь на дорогу до работы, и никуда больше. И как поступить? Ну а как еще — закрыть кошелек и вместе с телефоном вернуть на место. Где они лежали, в кармане? Значит, туда им и дорога. Мои надежды и разочарования, будто… Где же подходящее сравнение, без него никуда, а то не объяснить, как я радовался сначала — и как огорчаюсь теперь. Космодром и ракеты? Звучит коряво, но пусть. Первая вперед (то есть вверх), вторая вверх (то есть опять вверх) — это так мои ракеты-надежды стартовали с космодрома. Первая упала, вторая упала. Это что, они вдоволь налетались? Нет, это неудача на полпути в небо. Получается, ничего не сделаешь! Я опять незаметно прошел мимо кассира. «Давай, кассир, где твое внимание? Понимаю, журналу оно нужнее. Покупатель — животное, которое не терпит невнимательности, я его не стерплю, давай, где твое внимание, парень? Что же, тогда…» Впрочем, я уже на улице. Я оглянулся: кассир так и не отложил журнал. Несокрушаемый человек.

8

Не стану писать о шагах. Это не перенесет меня на работу, и для записи о них должно быть выбрано располагающее к мысли время, но не сейчас — я же иду по улице! Да и мысли разные мешают, в общем, одни помехи и ничего толкового о шагах. Опущу рассказ о здании, которое мне надо миновать и потом завернуть за угол, чтобы не пройти мимо пункта назначения. Мои извилины что-то совсем спутались в узлы, не думается, не соображается. Угол… Поворот… Пришел. Замечательно. Вероятно, это дань зодческой моде — добавить индивидуальности чертеж не позволил — ох уж эти чертежи со своими строгими расчетами — зданию, к которому я направляюсь, которое не отличить от соседних. Впрочем, я не архитектор, чтобы злобно высмеивать, одобрять или чванливо нос отворачивать от чего-либо.

Из окон многоэтажных домов — тут, кстати, можно как угодно высоко взбираться или низко опускаться, это ничего не изменит — ни с какого уровня не удастся полностью обозреть крышу здания, где я работаю — пора бы уже сказать, что это склад, где хранится обычная вода в пластиковых бутылках. Достаточно окинуть взглядом здание склада, чтобы убедиться, какое оно длинное, безликое. Допишу: окна и парадные двери его видны с той стороны, откуда я иду на работу и куда держу путь, возвращаясь домой.

Насчет окон склада и решеток на них. И голубь в них не пролезет, до того малы прямоугольные отверстия. Замечательно, вставил слово «отверстие». С ужасом представил голубя, застрявшего в миллиметровой ячейке решетки, одна половина снаружи, другая внутри. Не окно, а орудие казни для несчастных пернатых созданий! Пользу решеток не переоценить с точки зрения защиты дома или, как здесь, склада. Я, конечно, считаю, пусть и не все случаи упомянул (главное — именно то, как это бывает в жизни), чтобы подтвердить свое мнение: решетки на окнах склада не обязательная вещь. Может кто-нибудь переубедить меня, приведя жизненные примеры? Молчание! Никто не может? Замечательно.

Почему я считаю решетки необязательным атрибутом? А кому приспичит грабить склад с бутилированной водой? Вора, охочего до чужой воды, поди найди. И потом — как? Стремянки достаточной высоты не продаются: мне никто не рассказывал о магазинах, где их можно купить. Остается путь через крышу. Это должен быть очень подготовленный, технически невероятно оснащенный для решения таких задач вор, или, что проще, вор с суперспособностями, если он не обзавелся никакими инструментами (не украл их где-нибудь еще). Правда и здесь вора — я бы сказал злополучного, впрочем, нечего жалеть его, обойдется — ожидает фатальный провал, поскольку человеку не пролезть в узкое окошко. Оно, как я писал, и для голубя будет крошечным. Здесь есть, чем кичиться, и могу ли я кичиться тем, какое у меня защищенное место работы? Риторический вопрос.

Я на работе и сейчас надену оливковый рабочий комбинезон с белыми пуговицами. Создателям его отдаю должное — угадали с размером. Мне приятно. Это самое удобное, что я когда-либо носил, а я-то понимаю, о чём говорю: все-таки столько одежды перебывало на этом теле (показываю на себя). Однако вкус не переделаешь и не подгонишь к телу так, чтобы они пришлись друг другу впору. Вот в чём, на мой взгляд, практичность и удобство одежды на размер больше: кажется, что носишь на себе свободу. Я любовно поправил на себе комбинезон. С постоянным чувством зажатости долго не проживешь и далеко не уйдешь. Не люблю тесную одежду. Можно бы попытаться растянуть ее, но с рабочей одеждой так нельзя — недолго и порвать.

9

Разговор о себе — вещь всегда положительная, но как же другие? Кто? Да сослу… (зевнул) …живцы! В нашей организации я, разумеется, далеко не единственный человек, кто работает грузчиком, и никак иначе: наша работа для сильных, волевых и выносливых людей, и было бы в корне не верно, если бы организация обходилась всего одним грузчиком — попробуй справиться. Трудоемкое занятие — воображать? Выбор чего полегче никто не отменял. Люди, те, для кого жизнь без воды — не жизнь, а только пригоршня слогов, не перенесли бы стойко жажду. А от нее конец до того мучительный, что даже слова боятся выводиться на бумаге и мысль — продумываться до полной ясности. Мне сделалось жутковато. Встретить конец в такой страшной нужде… упаси и отведи от такого конца — как угодно умирать, но не так. Интересно, буквы в слове «вода» влажные? На стакан наберется воды? Я несколько оторопел. Вместе со мной гнут спины на складе еще шесть человек, и наши спины гнутся очень сильно. Бедные, но уважаемые! Еще раз скажу: физически сильные люди не пустятся наутек от трудов, как от огня, и неизменное число работников на складе — тому свидетельство. А если кто-то умеет работать с техникой для перемещения больших грузов, то любое дело для них превращается, как говорится, в не бей лежачего. Я работаю на погрузчике, и до моего механического помощника никогда не дойдет смысл слов «тяжелый», «неподъемный». Рассуждая о нем, я делаюсь таким заносчивым, впрочем, не сегодня. Для меня и для погрузчика это удача, которая может с другими удачами соперничать. Я с гордостью упер руки в бока. Хотя как бы он себя повел, нагрузи его сверх того, к чему он предназначен? Не сдвинулся бы с места. Прости, с другим погрузчиком я работаю продуктивнее.

Бывает, приходится подменять кого-нибудь из коллег — а оно мне надо? Ради премии? Там прибавка такая, что при подсчете никак не собьешься — только увлечешься, как уже и всё. Не придумали ни природа, ни человек абсолютно надежного средства от болезней и травм. Я понимающе закивал. Раз-другой они выводят из боевого состояния человека, и потом, не всё же погрузчиком работу делать, хотя управлять им у меня получается ловчее. «Я — молодец», — мысленно похвалил себя.

С ума сойти от размеров нашего склада. Я, впервые попав сюда, от восторга ахнул. Не буду преувеличивать, самолетный ангар он не превзойдет, но ум взбудоражит непременно. Размеры, сравнения… Я не ропщу и не позволяю себе этого. Мне не нужно, чтобы кто-нибудь облегчил мою ношу, к счастью, в мягкотелости меня не упрекнешь, по плечу даже то, в чём без погрузчика не обойтись. Я — парень активный, выносливый, но до поры до времени, Почти по плечу, я себе не отхватил с лихвой нечеловеческих возможностей. Как бы там ни было, облегчать есть что, недолго и надорваться, усердно перетаскивая из одной части склада в другую бутыли с водой. Как иначе? По одной таскать — убегаешься, вот и стараешься ускориться, как можешь.

Я еще не написал, сколько воды в каждой бутыли. Не литр, не два и даже не пять. Почитаешь меня и не позавидуешь тому, как тяжко деньги достаются! Воду не бросишь на половине пути — еще самого в пустую бутылку засунут в наказание или заставят расставлять на стеллажах, а их целая уйма и полок — километры в каждом. Слава богу, на мою долю подобного счастья не выпало еще. Я расслабленно ухмыльнулся. Наказание почище иной казни. Вот так и прививают иммунитет к ошибкам и невнимательности. Воду не заставишь течь туда, куда нужно, вода умеет только растекаться — самое бесполезное ее свойство. Как вода всё преодолевает — ей по силам столько бутылей увлечь за собой, так и я с ношей преодолеваю путь.

4 июня

В подвале. Уши нужны для слуха или для сережек, но первое их назначение — слух. Я глубокомысленно потряс указательным пальцем. Весь день это доказывал: то правым, то левым ухом, а имел бы третье ухо, то и про него не забыл бы — водил по водопроводным трубам. И не надо шутить, мол, ничем другим пыль не смог собрать? Уши, надо же додуматься, уши! А просто — пристрастие к грязи, наверное. На мои уши без сожаления не посмотришь, а посмотришь — не поймешь: эти комья пыли и грязи — уши?! И много так наслушаешься воды в водопроводных трубах? Никакой канители — и всё почему? А нельзя обойтись без игры в словесного детектива? По новому кругу — почему? А потому, что у меня появился доброжелатель. Не «доброжелатель», а просто доброжелатель. Это он перед моим приходом привел в порядок трубы, пальцем проведи — ни пылинки, ни следа. Прелестная чистота. Впрочем, я проводил не пальцем, а сразу ухом, но всё равно — чистота такая, что хоть воду с них пей. У меня в животе заурчало, и я стыдливо положил ладонь на живот. Я даже не позавтракал, и обед в моём желудке голодную пустоту не истребляет, а с ужином бог знает что, но как же я пойму насыщение без голода? Подобными несбавляемыми темпами доведу я себя до состояния кожа да кости. Вон, кто-то уже сердито гремит по мою душу — или это кости о кости бьются?

В подвале нашего дома много просторных секций, если квартир недостаточно на всех этажах, то милости прошу: небольшие косметические улучшения — и можно справлять новоселье. Правда для туалета и ванной понадобятся работы отнюдь не косметические, но всё равно, основное-то жилье в наличии. В одной из секций — я даже уточню: это секция напротив входа в подвал — так вот одна из стен в ней покрыта клубками и узлами. Это не кто-то вздумал под швейную мастерскую секцию сдать, и это не клуб шитья и вязания нигде кроме как в подвале. Я и не про шерстяные клубки и узелки пишу, никто из жильцов экстремальным вязанием — в темноте, но в сухости — не занимается. Я говорю о трубах. О разных трубах. Есть закрученные в спираль, эта форма влияет на течение воды. То ли прямых труб просто не набралось, то ли спираль лучше подгоняет воду к водопроводному крану. Есть и в виде знака бесконечности: вновь неординарная форма, что же такое, прямые предметы отменены? В глазах уже рябит от одних и тех же линий. Я измотан. Всё для воды, ее комфортного течения из водопроводного крана — в водопроводный кран; из любой, даже самой пыльной и ржавой трубы — в такую же трубу. Ее правда не выпьешь, но и не обязательно этого делать, сколько разных применений найдется для воды. Что это? Какое необычное ощущение. Я ощущаю себя каплей воды, не холодной и не горячей, оставленной высыхать среди страшного переплетения труб. Ох, как же велико мое желание высохнуть полностью, смерть так медленно уменьшает меня, я бы рад поторопить ее, чтобы жажда не настигла меня.

18 июня