Бесплатный фрагмент - Хранители Берегинево и пропавшее солнце

«Хранители Берегинево и Пропавшее Солнце».

Глава 1: Утро в Берегинево

Первый луч Ярилы-Солнца еще только-только пощекотал макушки самых высоких сосен, а в доме кузнеца Ивана уже началось шевеление. Правда, люди этого еще не знали.

На теплой, пахнущей глиной и сушеными травами печи, недовольно засопел и открыл один глаз Дед Хранислав. Домовой. Для людей — просто мифический старичок из сказок, а на деле — главный начальник, управляющий и ответственный за порядок в отдельно взятой избе. Он сладко потянулся, так что его борода, похожая на мочалку, растрепалась еще больше, и приступил к утреннему обходу.

— Порядка нет, — проворчал он, спрыгивая на пол. — Никакого.

Первым делом он наткнулся на кота Ваську, который, вопреки всем домовым правилам, спал не на своем коврике, а прямо на лавке, положив усатую морду на чистую скатерть.

— Ах ты, шерстяной лежебока! — беззвучно погрозил ему пальцем Хранислав. — Опять всю скатерть в шерсти извалял!

Он легонько дунул коту в ухо. Васька недовольно дернул ухом во сне и, повинуясь невидимой силе, сполз с лавки на свой коврик. «Так-то лучше», — удовлетворенно хмыкнул домовой.

Дальше по курсу была хозяйская спальня. Иван-кузнец богатырски храпел, а его жена Марья, травница, что-то тревожно бормотала во сне. Хранислав подошел к ее изголовью и тихонько, как ветерок, шепнул ей на ухо хороший, светлый сон про цветущий луг. Тревожная морщинка на лбу Марьи тут же разгладилась.

На кухне его ждало новое «беда-огорчение». Чугунок с кашей, который Марья с вечера поставила в печь, почти вылез из жара.

— Остынет ведь, чадо неразумное! — проворчал Хранислав и, упершись плечом, с натугой подвинул тяжеленный чугунок поглубже в теплое чрево печи.

Его утренний обход прервал самый важный ритуал. В кухню на цыпочках вошла семилетняя Полинка. Ее сонные глазки еще слипались, но она точно знала, что делает. Она взяла блюдечко, налила в него молока из крынки и поставила в самый темный уголок за печкой.

— Это тебе, дедушка-домовеюшка, — прошептала она и так же тихо ушла обратно в свою комнату.

Хранислав, прятавшийся за веником, растаял. Его ворчливая маска спала, и на лице появилась добрая, хитрая улыбка. Он подобрался к блюдцу.

— Соседское видимо, конечно, не то, что давеча от своей коровушки… — для порядка проворчал он, но тут же с удовольствием припал к молоку.

Снаружи прокричал петух Петруха.

— Халтурщик! — крикнул в сторону окна Хранислав. — На полчаса позже графика! Развелось тут дармоедов…

Допив молоко, он выглянул в маленькое окошко. Деревня Берегинево просыпалась. Над крышами вились тонкие струйки дыма. Вдали гулко ухали жернова деревенской мельницы. А над полями, в утреннем тумане, уже кружила и смеялась Зоряна.

Зоряна, Полевица, была дочерью ветра и колосящейся ржи. Она танцевала с последними клочьями тумана, и ее волосы цвета спелой пшеницы развевались на утреннем ветерке.

— Доброе утро, Ярило! — крикнула она, подставляя лицо первым лучам.

Она пробежала по полю, касаясь руками тяжелых колосьев.

— Растите, мои хорошие, растите! Наливайтесь силушкой!

Она присела на корточки и строго посмотрела на божью коровку.

— Так, докладывай обстановку. Тля не буянит?

Коровка, казалось, кивнула.

Ее идиллию прервал хитрый лис, который пытался прокрасться к курятнику на краю деревни.

— Ах ты, рыжий разбойник! — шепнула Зоряна. Она набрала в легкие побольше воздуха и дунула в сторону лиса. Легкий ветерок, ее верный помощник, тут же превратился в сильный порыв, который ударил лису в нос охапкой сухой листвы. Лис чихнул, растерялся и, обиженно тявкнув, удрал обратно в лес.

В это же время в бане на другом конце деревни царил сущий ад… точнее, рай, по мнению ее хозяина. Банник Жарко́, рыжебородый и крепкий, как дубовая бочка, колдовал над каменкой.

— Ну что, поддадим парку, родная?! — весело крикнул он, плеская на раскаленные камни отвар из мяты и крапивы.

Баня ответила ему густым, ароматным облаком пара.

— Ух, хорошо! Душевно!

Он с грохотом переставлял кадки, спорил с пауком Пафнутием, чтобы тот не плел свою паутину в «рабочей зоне», и с любовью перебирал свежие дубовые веники.

— Эх, сегодня суббота! Будет народу — тьма! Нужно подготовиться как следует! — говорил он сам себе, довольно потирая руки.

Ближе к полудню «Дружина Хранителей» собралась на своем обычном месте — под ветвями старого дуба на окраине Берегинево.

— Ну что, какие вести? — спросил Хранислав, важно расправляя бороду.

— В полях все спокойно, урожай будет богатый! — весело доложила Зоряна.

— В бане пар что надо! Дубовый дух, мятный дух! Жду гостей! — прогудел Жарко.

— В доме тоже все по-старому, — проворчал Хранислав. — Кот ленится, петух опаздывает, молоко гочит… В общем, благодать.

Они помолчали, глядя на свою мирную, залитую солнцем деревню.

— Скоро Праздник Солнцестояния, — мечтательно сказала Зоряна. — Самый длинный день, самый яркий костер!

— Да уж, повеселимся, — хмыкнул Жарко.

— Главное, чтобы никакое Лихо одноглазое не сунулось, — серьезно сказал Хранислав, и его глаза на мгновение стали строгими. — Уж больно светлые да радостные дни оно не любит.

Он сказал это вскользь, но в воздухе, до этого тёплом и безмятежном, на долю секунды промелькнул едва уловимый холодок. Где-то далеко, в глубине Сумрачного Леса, в темной, неподвижной воде Болота Теней, медленно открылся один-единственный, полный тоски и злобы, желтый глаз.

Глава 2: Первая Тень

На следующее утро Ярило-Солнце встало, как и всегда, но свет его казался тусклым, а тепло — скупым. С дальних, гнилых топей, что лежали к северу от деревни, потянул тонкий, промозглый ветерок. Он нес с собой не свежесть утренней росы, а едва уловимый запах тины и застарелой печали.

Зоряна почувствовала его первой. Она стояла посреди ржаного поля, и ее босые ноги, привыкшие к теплому дыханию Матери Сырой Земли, ощутили непривычный холод. Колосья, еще вчера тянувшиеся к небу, сегодня поникли, словно от внезапной усталости. Птицы, обычно заливавшиеся на рассвете сотнями голосов, пели вполсилы, тревожно и отрывисто.

— Что с тобой, полюшко? — прошептала она, проводя рукой по колоскам. — Загрустило ты?

Поле молчало в ответ.

В доме кузнеца Ивана Дед Хранислав был не в духе. Ночь прошла неспокойно. Ему снились паутина и холодные, пустые глаза. Он проснулся разбитым и сразу почувствовал — в доме что-то не так. Лад нарушился.

Он сидел на печи, наблюдая, как Марья, жена Ивана, спускается в погреб за молоком к завтраку. Она вернулась через минуту, и на ее лице было недоумение.

— Чудеса, да и только, — сказала она, показывая Полинке глиняную крынку. — Вечером парное было, свежее, а к утру — простокваша горькая. Скисло.

Хранислав нахмурил густые брови. Молоко в их доме не скисало просто так уже лет сто. Он, домовой, за этим строго следил. Это был дурной знак. Очень дурной.

Тут со двора донесся громкий, яростный рык Ивана-кузнеца, а затем — звон упавшего на землю металла. Хранислав, встревоженный, шмыгнул во двор. Иван стоял посреди кузни, красный от гнева, и смотрел на свои руки. В одной он держал рукоять своего лучшего молота, а в другой — его массивный боек. Идеально подогнанная, высушенная годами рукоять из ясеня раскололась надвое прямо во время удара по раскаленной подкове.

— Леший его подери! — ревел кузнец. — Полжизни со мной прошел, а тут на тебе! Сглазил кто, не иначе!

Хранислав видел, как над Иваном, до этого всегда спокойным и основательным, сгущается темное облачко гнева и досады. Домовой поежился. Это был уже не просто знак. Это была беда.

В бане на другом конце деревни тоже творилось неладное. Жарко, хозяин пара и веника, был в ярости.

— Да что ж ты будешь делать! — гудел он, в очередной раз плеская водой на каменку.

Вместо легкого, целительного пара, который он так любил, из камней вырывалось тяжелое, удушливое, пахнущее болотом марево. Оно не лечило, а давило, заставляя кашлять. Огонь в печи горел неровно, плевался искрами и, казалось, боялся разгореться в полную силу.

— Тьфу на тебя, нечисть болотная! — Жарко в сердцах ударил веником по стене и сел на лавку, чувствуя, как его собственный внутренний жар, его веселый нрав, гаснет под натиском этой непонятной, сырой тоски.

К полудню, когда трое Хранителей снова собрались под старым дубом, от утреннего благодушия не осталось и следа. Они были мрачны и встревожены.

— Молоко скисло, молот сломался, люди злятся, — начал Хранислав, перечисляя беды.

— Пар тяжелый, огонь не горит, — подхватил Жарко.

— Поле поникло, птицы молчат, ветер шепчет недоброе, — закончила Зоряна.

Они посмотрели друг на друга. Картина была ясна.

— Это не случайность, — глухо сказал Хранислав. Он вспомнил свое собственное, брошенное вскользь вчерашнее предупреждение, и от этого ему стало еще тревожнее. — Оно пришло. Я чувствую его… взгляд. Холодный, одинокий глаз, который высасывает из Берегинево всю радость, все тепло, всю жизнь.

Он посмотрел на их деревню. Солнце, хоть и стояло высоко, светило тускло, словно сквозь мутное стекло. Тени от домов стали длиннее, чернее, чем должны были быть. Смех детей на улице звучал реже и тише. Две соседки, которые еще вчера весело болтали у колодца, сегодня яростно ругались из-за курицы, забежавшей в чужой огород.

Тень, сначала едва заметная, теперь накрывала их мир. И Хранители понимали, что если они не сделают что-нибудь, очень скоро эта тень поглотит все.

Глава 3: Пропавшая Искра

Холодный, промозглый дождь, начавшийся накануне, не прекращался. Он стучал по крышам, превращал дороги в грязное месиво и, казалось, пытался смыть с Берегинево все краски, оставив лишь серые, унылые тона. Жители деревни, обычно приветливые и шумные, сидели по домам, хмуро глядя в окна на свои залитые водой огороды. Ссоры вспыхивали из-за пустяков: из-за мокрого белья, слишком громко топающих детей, из-за последней сухой охапки дров. Лихо, невидимое и безмолвное, наслаждалось этой атмосферой, впитывая в себя каждую каплю людской тоски.

К полудню, несмотря на непрекращающийся ливень, из своих домов вышли трое старейшин. Их вёл дед Михей, самый старый и мудрый человек в Берегинево, чья борода была белой, как первый снег. Пришло время для древнего обычая — принести в деревню «Искру Солнца» в преддверии праздника Солнцестояния.

Хранители, невидимые, следовали за ними. Хранислав семенил за стариками, прячась за плетнями. Зоряна летела чуть впереди, стряхивая с волос холодные капли. Даже Жарко, который ненавидел сырость, покинул свою баню, окутавшись плотным облаком пара, чтобы не замерзнуть. Они чувствовали, что сегодня должно было что-то произойти.

Путь старейшин лежал к небольшой роще на берегу реки, к древнему святилищу — большому, плоскому валуну, покрытому мхом и едва различимыми рунами. Сотни лет, из поколения в поколение, именно здесь, в углублении камня, в самый канун Солнцестояния появлялась Искра — небольшой, идеально круглый камень, теплый на ощупь и светящийся изнутри мягким, солнечным светом. Легенда гласила, что это сам Даждьбог, бог солнца, оставляет свой дар, чтобы в самый длинный день в году пламя праздничного костра было особенно ярким и прогнало все беды.

Старики подошли к валуну. Дед Михей, пробормотав древние слова благодарности, заглянул в углубление. И замер. Его лицо, обычно спокойное, исказилось от недоумения и ужаса.

— Нету… — прохрипел он. — Пусто.

Двое других старейшин заглянули следом. «Искра Солнца», теплая и живая, исчезла. На ее месте, в мокром мхе, лежал другой камень. Маленький, черный, холодный и скользкий на ощупь, как жаба. И на его гладкой поверхности был грубо, но глубоко вырезан один-единственный, широко раскрытый глаз.

В тот самый миг, как пальцы деда Михея коснулись этого холодного символа, мир содрогнулся. Дождь, до этого просто сильный, превратился в настоящий ледяной ливень. Ветер завыл, ломая ветви деревьев. Небо, и без того серое, потемнело, словно наступили сумерки. А река, до этого спокойная, вздулась и потемнела, ее волны с яростью начали биться о берег.

— Беда… — прошептал дед Михей, отдергивая руку от камня, словно обжегшись. — Великая беда пришла в Берегинево.

Старики, согнувшись под напором ветра и дождя, побрели обратно в деревню, неся страшную весть.

Хранители, все это время прятавшиеся в кустах, вышли на поляну.

— Глаз… — глухо сказал Жарко. — Лихо. Это его печать.

— Оно не просто сеет тоску, — промолвила Зоряна, с болью глядя на потемневшее, ревущее небо. — Оно украло наше солнце. Нашу радость.

Хранислав подошел к камню-святилищу. Он посмотрел на уродливый символ, оставленный Лихом, и его добрые глаза налились холодной яростью. Он видел, как уныние, до этого лишь пробравшееся в деревню, теперь, с уходом Искры, готовится стать в ней полновластным хозяином. Праздник будет сорван. Урожай погибнет под ледяными дождями. А за долгой, голодной зимой придут болезни и ссоры. Идеальный пир для Лиха.

— Оно думает, что победило, — прорычал Хранислав, и его борода, казалось, затрещала от сдерживаемого гнева. — Оно думает, мы будем сидеть сложа руки, пока оно пьет жизнь из наших людей. Ну нет.

Он повернулся к своим друзьям.

— Хватит прятаться. Хватит ворчать. Время брани. Мы вернем Искру. Даже если для этого придется идти в самую гнилую топь, в самое сердце его темного логова.

Жарко громыхнул кулаками, и из них вырвались клубы горячего пара. Зоряна решительно кивнула, и в ее глазах сверкнули молнии. Их маленькая дружина была готова. Война за солнце Берегинево была объявлена.

Глава 4: Совет Хранителей

Ледяной ливень не унимался. Уныние, липкое, как болотная грязь, прокралось в каждый дом. Дети больше не бегали по лужам, а хмуро смотрели на серый мир из-за запотевших стекол. Взрослые стали раздражительными, их голоса — резкими. Даже петух Петруха, и тот кукарекал как-то натужно, без былого задора.

Под старым, плачущим дубом, который служил им местом для сходок, собралась «Дружина Хранителей». От их былого благодушия не осталось и следа. Они были мокрыми, сердитыми и полными решимости.

— Ну что, голубчики, доворчались, — начал Хранислав, отряхивая бороду от дождевых капель. — Пришло Лихо, как я и чуял. Теперь надобно думать, как его из нашей деревни спровадить.

— Спровадить? Да ему жару задать надо! — прогудел Жарко, и от его гневного дыхания облачко пара стало гуще. — Я бы его в баньке своей запер, да таким парком ошпарил, чтобы он свой единственный глаз на лоб выпучил! Веником бы его дубовым отхлестал, всю хворь да печаль из него выбил!

— Эх, голова твоя парная, — вздохнул Хранислав. — Разве можно кулаком тоску разогнать? Или веником печаль вымести? Лихо — оно не из тех, кого силой берут. Оно от силы только крепчает. Тут хитрость нужна, да ум.

— Но как нам его найти, дедушка? — спросила Зоряна, с тревогой глядя на свои поникшие поля. — Он же тень, он нигде и повсюду.

— Верно говоришь, ягодка, — кивнул домовой. — Самим нам его не сыскать. Но есть те, кто видит все тропы, и тайные, и явные. Зоряна, ты у нас с лесным народом дружбу водишь. Спроси-ка у самого мудрого, у самого зоркого.

Зоряна кивнула. Она закрыла глаза и издала тихий, мелодичный посвист, похожий на пение лесной птицы. Через минуту, бесшумно взмахнув могучими крыльями, на ветку над ними опустился огромный черный ворон. Его перья отливали синевой, а глаза-бусинки смотрели так, словно он видел не только их, но и то, что было до них, и то, что будет после. Это был Ворон Мудрович, старейший житель Сумрачного Леса.

— Что стряслось, дитя полей? — прокаркал он, и его голос был скрипучим, как старое дерево. — Чует мое крыло беду великую.