Бесплатный фрагмент - Хозяин леса

Человеку, который искренне верил в меня и «Хозяина леса»

Из древес рога его,
Как снег белое чело,

Когти — волчьих пострашней,
Мех — медвежьего темней. Не ходи, девица, в лес, Там мой братец исчез…
(народная песня о Хозяине леса)

Пролог

Много веков назад существовало королевство, прекраснее которого не было больше нигде на свете. Люди в этом королевстве не знали горя: почва плодородная, урожаи богатые, улов такой, что сети рвались от обилия рыбы. Все были сыты, одеты, обуты и не слышали ни слова о войнах в далёком от них неблагодарном мире.

Когда-то на месте королевства красовалась пустошь, окружённая бескрайними просторами леса, но пришёл человек, который сумел создать сильную и независимую державу, хоть и было у него ничтожно мало возможностей. Новый дом рос, обретал величие, строился дворец и крошечные крестьянские домики, каждому в этом королевстве хватило места, и было оно оплотом для всех нуждающихся.

Так шли дни, пролетали годы, проплывали века. Королевство стало богатым и цветущим, всё в нём было ладно, да только нашлись завистники, которым невмоготу было терпеть это благоденствие.

Лес, что окружал королевство с трёх сторон, принадлежал страшному и жестокому хозяину, существу нетерпеливому, алчному и хитрому. Все годы, пока росла мощь людей за стеной деревьев, он выжидал. Лесной царь жаждал уничтожить всё, что так трепетно хранили потомки первых поселенцев, и однажды пошёл войной на королевство.

Бой был страшен. Воины гибли под натиском лесных тварей, волки и медведи рвали их в клочья, усыпая поле битвы мёртвыми телами. Доспехи трещали под звериными когтями, копья и мечи ломались от укусов зубастых пастей. Лесной король ликовал, победа была у него в руках! И когда от войска человеческого осталась лишь сотня храбрецов, монстр из леса напал на короля осаждённых земель.

Они дрались семь дней и семь ночей, покуда на восьмой день не пал страшный лесной тиран в честном бою от меча короля. Но и сам же король был смертельно ранен. Когда чудище исчезло, рассыпавшись в пепел, король рода людского умер на руках у своих верных воинов, которые вернули тело домой и погребли со всеми почестями, воспевая усопшего как величайшего.

Но бедствия только начинались. С тех пор как умер лесной царь, чаща стала неприступной, река пересохла, а дичь и рыба исчезли в глубинах леса. Каждый, кто осмеливался зайти дальше проведённой черты, умирал в страшных мучениях. Королевство перестало процветать, крестьяне не могли возделывать землю, урожай стал скудным и чахлым, а королевский стол — пустым. До сих пор никто не может зайти в проклятый лес, не лишившись головы, и нет такого героя, который спас бы от гибели несчастное королевство…

Книга, открытая на последней странице, медленно закрылась, и женщина, читавшая её, устало улыбнулась, потерев глаза пальцами, унизанными золотыми кольцами. Потом встала, намереваясь вернуть книгу на полку. В тусклом свете свечей она выглядела измождённой, даже старой, хотя ей не было ещё и тридцати. Худой стан облегало бархатное платье, расшитое драгоценными камнями, пышная юбка лениво волочилась за ней по полу, будто перья павлина, а в волосах тускло поблёскивала корона. Несомненно, она была правительницей. Красивой королевой, но что-то в ней подсказывало: красота вскоре увянет, так и не раскрывшись до конца.

Когда женщина поставила книгу на отведённое ей место, рука её дрогнула, пальцы впились в полку. Позади неё раздался взволнованный сонный голос:

— Мамочка?

Собравшись с духом, женщина обернулась, тепло улыбаясь ребёнку, скрывшемуся по самые глаза под покрывалом. Подойдя к кровати, огромной для такого малыша, она опустилась на колени и ласково погладила ребёнка по рыжей голове.

— Испугалась, доченька? — Тихо спросила королева, наблюдая за огромными зелёными глазами, почти не моргающими от напряжения.

Ребёнок закивал, прячась под покрывало целиком. Её тонкий голос раздавался глухо, но мать слышала, как он дрожит:

— Мамочка, вдруг лесной царь придёт за мной? Моё окно выходит на лес!

— Не бойся, дорогая, — рука женщины погладила дочь поверх её укрытия, и девочка неуверенно высунула крошечную руку, поймав унизанные перстнями пальцы в ладонь. Королева улыбнулась, сощурившись, и в уголках её глаз легли морщинки, похожие на паутинку. — Лесной царь всего лишь сказка для маленьких деток. Его не существует.

— А если он был?

— Даже если он был, добрый король победил его, теперь чудовище никого не потревожит.

Маленькая рука сильнее сжала пальцы матери, будто ища в них спасения, цепляясь, как ящерица за ветку. Из-под покрывала показалось покрасневшее лицо девочки. Королева тихо рассмеялась, понимая, что ребёнок не вылез бы из своего укрытия, если бы там было достаточно воздуха.

— А вдруг есть ещё такие чудовища, как лесной царь? — Едва слышно прошептала девочка, бледнея от своего же вопроса.

— Нет, милая, он был единственный в своём роде, и теперь он мёртв. Тебе нечего бояться, моя Анна, я ведь всегда буду рядом, чтобы тебя защитить. Никто никогда тебя не обидит, дитя моё. — Женщина села на постель, осторожно убрав покрывало, и погладила круглое лицо дочери ладонью.

Малышка, как маленький ласковый зверёк, прижалась к матери и, крепко обняв её короткими ручками, прошептала:

— Я люблю тебя, мамочка.

— Я тоже тебя очень люблю, Анна, — с дрожью в голосе ответила королева, прикрыв глаза, и чуть согнулась, поцеловав девочку в рыжую голову. Она чувствовала, как её руки мелко тряслись, пальцы немели и холодели, и страшные опасения закрадывались в её душу, пускали в ней корни. Что же будет с её маленькой дочерью, если страхи подтвердятся?

— Мамочка?

— Да, Анна?

— Ты закроешь шторы? Пожалуйста, я очень боюсь, вдруг чудище будет смотреть в моё окно…

Королева неохотно отпустила дочь и поднялась с кровати, с трудом сдержав стон. Боль пронзила её тело множеством игл, на секунду парализуя всё её существо, оставляя после себя неприятное покалывание. Женщине хотелось поскорее пройти в свои покои и отдохнуть, но она боялась больше никогда не проснуться, думала, что отдых её может оказаться вечным.

Подойдя к окну, она на секунду всмотрелась в темноту, расползающуюся по окрестностям вокруг замка. Там, внизу, кроме блёклых огоньков от крестьянских домов можно было заметить едва различимую кромку леса и почти пересохшую реку, когда-то текущую здесь бурным потоком. Лес был безмолвен и недвижим, ветер утих и теперь ветви деревьев страшными лапами нависали над землёй.

«Что может скрываться в этом старом лесу?» — спросила она себя, онемевшими пальцами теребя плотную ткань шторы. Боясь ответа, даже не пытаясь его найти, королева быстро задёрнула занавесь и направилась к подсвечнику, чтобы задуть свечи. Успокоившаяся и сонная девочка лениво наблюдала за ней. Королеве хотелось прямо сейчас подойти и крепко обнять единственное в мире маленькое существо, которое безоговорочно горячо любило её… Но статус не позволял ей выходить из образа властительницы.

— Мамочка, — пробормотала малышка, потирая глаза кулаком, — оставь одну на ночь. Чтобы лесной царь не пришёл ко мне.

Королева не ответила, но задула все огоньки кроме одного.

Анна улыбнулась, закрыв глаза, и медленно провалилась в сон, слыша сквозь него, как мать со скрипом закрывает дверь. Подол её платья приятно шуршал, соприкасаясь с дорогим ковром, и для девочки этот звук был самым чудесным в мире. Этой ночью ничто больше не нарушало её покой и спала малышка как никогда крепко.

Когда королева покинула комнату дочери, на какое-то мгновение ей показалось, что коридор, освещённый мелкими огоньками свечей, покачнулся. Пол ушёл у неё из-под ног, стены испарились, и она почувствовала, как неумолимо проваливается куда-то в пропасть. Свет померк, уступив место темноте, и страх вырвался наружу неудержимой волной. «Анна спит», — проскользнуло у неё в голове, но и эта мысль исчезла довольно быстро.

Едва не упав, женщина упёрлась плечом в стену и, покачиваясь, направилась вдоль неё. Она ощутила, как болезненно скрючило спину, словно в тело вселилась древняя старуха. На глазах выступили слёзы, застилая пеленой, и королеве пришлось их сморгнуть. Коридор то появлялся, то снова исчезал, а боль усиливалась шаг за шагом, отдаваясь в каждом дюйме её хрупкого тела.

Позади раздался громкий, оглушительно громкий смех, заставивший вздрогнуть. Два мужских голоса бранились между собой, разбавляя брань хохотом. Они приближались, королева могла слышать, как задыхаются мужчины, как тяжело позвякивают шпоры на их массивных металлических сапогах. От шума в голове невыносимо гудело, боль пульсировала в висках, сжимая их тисками.

— Ваше Величество! — Прокричал один из голосов, настигая её. Он раздавался из-под толщи воды, она почти не слышала слов. — Ваше Величество, почему Вы не в постели? Сир волнуется.

Королева ответила, но и самой ей с трудом удалось расслышать себя. Голос расплывался, вытекая из горла слишком болезненно, медленно, скрипуче:

— Я направляюсь в свои покои.

— Ваше Величество, — теперь королева узнала этот голос. Он принадлежал одному из стражников, и в любое другое время она бы даже назвала его имя, но сейчас разум отказывался его вспоминать. — Ваше Величество, Вы в порядке?

— Конечно, конечно.

— Но покои короля в Восточном крыле, а Вы, прошу прощения, направляетесь в Западное. Могу я Вам помочь? Мы оба.

Боль пронзила с новой силой всё её существо, заставляя согнуться, упираясь ладонью в стену. Голоса обеспокоенно заговорили, стали ещё ближе, но она уже не могла рассмотреть их обладателей. Всё, что оставалось, — отдаться на милость боли. Тело её будто вспыхнуло от жара, растекающегося внутри, ноги перестали держать, и королева, покачнувшись, упала на пол.

— Госпожа!

— Что ты стоишь, помоги мне! — Закричал один из мужчин, наклоняясь к королеве и осторожно приподнимая её. По его низкому лбу катились капельки пота.

Второй стражник быстро подбежал к нему, подхватил женщину, лежавшую без чувств, на руки и торопливо направился по коридору к покоям короля. Он держал королеву так крепко, что, казалось, вполне мог раздавить её, такую маленькую в сравнении с ним и хрупкую.

— Кьелл, будь осторожнее, богами прошу. Она больна.

— Я и без тебя знаю, что она больна, увалень, — огрызнулся Кьелл, скаля жёлтые зубы. Ускорил шаг. — Король будет в ярости, помяни моё слово, Ове… Кого-то из нас точно отправят в последнее путешествие на виселицу.

— Не волнуйся, нашей вины в этом нет, — неуверенно успокоил его Ове, хмурясь. — Я пойду к этому треклятому чародею, уж он-то знает, что делать.

— Поторопись.

Стражник свернул в следующий коридор и бегом пустился к лестнице, исчезая за поворотом. Несколько тусклых свечей, ещё не догоревших в подсвечниках, осветили его крупную фигуру, а потом она скрылась окончательно. Кьелл не посмотрел товарищу вслед, забот хватало и без этого.

Он шёл, тяжело ступая по мягкому дорогому ковру, иногда бросал взгляд серых мутных глаз на бледное лицо королевы и молился, чтобы сегодня удача ко всем была милостива. Особенно к несчастной госпоже. Женщина безвольно уронила голову на его закованное в латы плечо, золотая серьга неприятно чиркнула по металлу, издав жалобный скрежет. Кьелл поморщился, хмурясь, мрачнея сильнее с каждой секундой.

Подойдя к массивным дверям королевских покоев, мужчина несколько раз оглушительно постучал кулаком в перчатке по древесине, крикнув:

— Ваше Величество, беда!

Никто ему не ответил, он и не ждал. Время поджимало, и мужчина уже хотел распахнуть двери, но это сделали за него. Тяжёлые створки медленно отворились, в щель между ними протиснулся высокий крепкого сложения мужчина в длинной ночной рубашке. Его лицо вытянулось, став похожим на лошадиное, заспанный взгляд метался от Кьелла к королеве на его руках.

— Почему не присматривали? — Злобно процедил сквозь зубы высокий мужчина — король, очевидно, — осторожно взяв женщину с рук стражника, прижав её к себе. — Я зачем тебя, дурня, к ней приставил?

— Простите, сир, мы на минуту отвлеклись, только на минуту, пока госпожа была у принцессы… Она сама нас отослала… — Попытался оправдаться Кьелл. Его взгляд потупился, он нервно топтался на месте, как будто ожидая приговора.

— Мы об этом ещё поговорим, хольде, будь уверен, — угрожающе прохрипел в ответ король, исчезая в полутьме спальни.

Заботливо уложив жену на кровать, он опустился рядом и мягко провёл дрожащей рукой по покрытому ледяной испариной лбу. Женщина болезненно застонала, дёрнулась, замерла. Король почувствовал, как сжимается его сердце при виде любимой, страдающей от странного недуга. Она была для него всем, смогла вместить в себя красоту окружающего его мира. Она земля, она вода, она любовь, безграничная, чистая, жаркая. Она страсть, она успокоение и она же прощение. Всё, чему он научился за эти годы, перешло ему от неё. Королева, его прекрасная Ситлин, была лучом света в его уставшей душе.

Он просто не мог поверить в то, что она увядает, как цветок без спасительной влаги. Глубоко внутри него просыпалось осознание того, что в один день он будет видеть её в последний раз, и от этого сердце превращалось в тяжёлый камень, тянувший короля к земле, не дававший воспарить с надеждой в небеса.

Тёмные, по-настоящему страшные мысли вползали в его голову и пускали там корни сомнения. От них невозможно было избавиться, особенно в час, когда мрак опустился на землю и проник во все уголки замка.

В коридоре чей-то возмущённый голос прокричал:

— Нужно было сразу же послать за мной! По вашей милости она может не дожить до рассвета!

Тяжёлые двери с необычайной лёгкостью распахнулись, будто сильный порыв ветра пытался сорвать их с петель, и в покои вошёл человек. Его бледная кожа словно светилась в полумраке, на лице от челюсти до лба тянулись два одинаковых уродливых шрама, тёмные одежды плотно прилегали к телу, а хищные блёклые глаза неотрывно смотрели на короля. Подойдя к кровати, человек прошипел сквозь плотно стиснутые зубы:

— Прошу простить за дерзость, Ваше Величество, но почему она встала с постели? Кто ей позволил?

— Седрик, молю тебя, она просто хотела посидеть с дочерью, — пробормотал король, обеспокоенно теребя нежную ткань простыни, поглядывая на супругу. — Помоги ей, всё стало намного хуже…

— Конечно же, стало! — Воскликнул в ответ Седрик, дёрнув руками, звеня многочисленными украшениями. — Она больна, ей был нужен покой. Как же теперь…

— Седрик, — едва слышно прошептал монарх, умоляюще посмотрев в холодные злые глаза, — ты ведь маг, для тебя нет ничего невозможного. Она же… моя жена. Седрик, прошу, заклинаю, любые сокровища будут твоими, только спаси! Спаси её…

Маг нахмурился, резко отвернулся, рукой откинув мешающий подол мантии, и посмотрел на свечу, точно пытаясь разгадать тайну огня. Король ждал, мелко дрожа от лихорадочного волнения, охватившего его. Наконец, после недолгого молчания, Седрик проговорил:

— Все вон. И Вы, господин, будьте добры уйти. Я буду бороться за жизнь нашей королевы с тёмными силами, захватившими её душу. И лишние глаза мне не нужны.

— И ты знаешь, кто повинен в её болезни? — Дрожащим голосом спросил король, поднявшись с кровати.

— Давно подозреваю, но не могу сказать ничего уверенно, — тихо ответил маг, положив руку на плечо монарха, мягко подталкивая его к дверям. — Сегодня всё решится, Ваше Величество. Я… сделаю всё, что в моих силах.

— Я доверяю тебе, Седрик, спаси её.

Маг молча кивнул, направился к королеве. С болью в сердце монарх оставил покои вместе с двумя стражниками, и до самого утра они стояли в длинном пустом коридоре и ждали, когда маг выйдет вместе с королевой. Но время шло, первые несмелые лучи рассвета уже проскользнули сквозь узкие окна, ложась на ковёр, а двери в комнату так и оставались запертыми.

Король нервничал, ходя по коридору, мягко ступая босыми ногами на прохладный ворс, стража дремала, упираясь затылками в стену, похрапывая в усы.

Наконец раздалось шуршание, засов на дверях щёлкнул и очередной порыв ветра уверенно распахнул их. Маг вышел, нетвёрдо ступая, пошатываясь, и упёрся ладонью в стену, удерживая равновесие. Король с надеждой посмотрел на него, торопливо подойдя ближе, но взгляд мутных бесцветных глаз объяснил всё без слов. Седрик сожалеюще поджал губы, покачав головой, и опустил взгляд в пол, выдыхая.

— Простите, Ваше Величество, я не смог… Тёмное колдовство было сильнее. Никто бы её не спас. Умоляю, простите… — Голос его дрогнул, маг прикусил губу, всё так же покачивая головой, не поднимая взгляд.

Монарх, поражённый в самое сердце, отстранил мага с пути и вбежал в покои, чувствуя, как меркнет перед глазами и без того бледный свет.

Она лежала на кровати, смотря остекленевшим мёртвым взглядом в потолок, бледная тень самой себя. Король приблизился к ней на негнущихся ногах, провёл пальцами по ледяной белой щеке и упал на колени, взвыв от горя.

— Нет! Нет, Ситлин, молю, не оставляй меня! — Он упал на постель, уткнувшись покрытым испариной лбом в её руку, и слёзы, тяжёлые и жгучие, потекли по чуть впалым щекам. — За что нас прокляли боги?! Ситлин!

Стражники, проснувшиеся из-за шума, теперь стыдливо опускали глаза, только бы не видеть таким своего короля. Седрик неслышно подошёл к рыдающему монарху, положил руку на дрожащее плечо, прошептав:

— Мне так жаль, господин…

— Кто?.. Кто сделал с ней такое?..

— Страшное чудовище, мой король. Оно пробудилось, вернулось к жизни и теперь велит принести ему жатву.

Покрасневшие от слёз глаза, опухшие и злые, вперились в блёклые глаза колдуна. Король сжал кулаки, печаль его сменялась яростью и гневом.

— Кто этот монстр? Кто? Кто, я спрашиваю?! Отвечай!

— Лесной дух, которого ещё Ваш предок заточил в этом лесу, господин. — Седрик отошёл на шаг, когда монарх быстро поднялся с пола.

— Он мёртв. Он мёртв, Седрик, мёртв. Это невозможно!

— Мой господин, я его колдовство узнаю всегда. Гибельный морок, который под силу наслать лишь проклятому Хозяину леса. — Маг обеспокоенно наблюдал, как король краснеет от ярости, и старался говорить вкрадчиво и спокойно: — Я полагаю, нам нужно пойти войной на чудовище и уничтожить его во благо нашего королевства. Иначе могут пострадать жители, которые и не подозревали о напасти.

— Седрик.

Маг замолчал. Король вдруг сник, сгорбился, и Седрик увидел в нём древнего старика, сломленного тяготами жизни, а не сильного мужчину, правившего непобедимым королевством. Глубокие морщины вмиг пролегли на потускневшем лице, волосы как будто поседели, так страшна была его утрата. Король едва слышно продолжил:

— Я не хочу войны… Не могло лесное чудище вернуться. Оставьте нас. Все вы… Я должен попрощаться. — И силы его вдруг покинули.

ЧАСТЬ 1
Анна

1

Лес негодующе шумел.

Холодный зимний ветер, пробирающий до костей, с силой гнул деревья, будто пытаясь склонить их к земле. Редкие сухие листья и длинные иголки шуршали, перешёптываясь друг с другом, общаясь с яростным ветром. Тяжёлые комья снега, что лежали в выемках между массивных ветвей, с глухим скрипом падали на землю, проделывая кроличьи норы в сугробах.

Лес почувствовал незваного гостя.

Где-то в глубине его чащи завыли волки. Один, за ним — другой, третий, пока вся стая не заявила о своём незримом присутствии. Этот боевой клич заставил вздрогнуть, чувствуя, как страх подбирается всё глубже к сердцу, леденя его своим дыханием. Скрипнул снег, и мимо незваного гостя резво проскочил белый заяц. Всё, что удалось уловить, — его огромные сильные лапы, врезающиеся в снег.

Гость испуганно втянул голову в плечи, дрожа от пронизывающего холодного ветра и ужаса. И неудивительно, ведь им оказалась девочка, наряженная в тёплую шубу, украшенную дорогим мехом. Она стояла у самой кромки леса, переминаясь с ноги на ногу, и смотрела в просветы между деревьев, будто пытаясь найти кого-то. Пристальный взгляд зелёных глаз пытливо разглядывал всё окружающее.

Снова раздался скрип, совсем рядом трусцой пробежала лиса. Несколько трусливых беспокойных воробьёв слетело с ветвей, потревоженные звуком. Девочка на секунду отвлеклась, чтобы проследить взглядом за огненным животным, бежавшим в сторону особенно плотной стены деревьев, и тихо удивлённо выдохнула, выпуская изо рта облачко белёсого пара. Ещё никогда ей не удавалось разглядеть лису так близко.

Громкий вой повторился. Девочка вздрогнула, быстро подняв взгляд, и отошла на шаг, утопая в глубоком снегу. Волчий вой слился с шелестом ветвей, с порывами ветра и превратился в жуткий потусторонний звук, будто предупреждающий, что дальше хода нет. Незваным гостям здесь не рады. И всё же девочка решилась идти вперёд, даже если потом её накажут.

— Отец боится тебя, старая куча деревяшек, — тихо пробормотала она себе под нос, хмурясь, — и стража боится, и крестьяне из деревни. А я не боюсь! — Девочка топнула ногой, обутой в красивый сапожок из замши, украшенный драгоценными камнями, и провалилась ещё глубже в снег. Фыркнув, укоризненно посмотрела на деревья, как будто бы лес был виновен в том, что она застряла. — И совсем ты не страшный! — Она хмуро оглядела деревья и чуть надула нижнюю губу.

Сжимая побелевшими пальцами снег, девочка попыталась выбраться, но, похоже, угодила в снежную ловушку. Чувствуя, как немеют ладони и ступни, она сильнее заёрзала, пытаясь согреться. Сапоги и шуба начали намокать. Лес, казалось, довольно зашелестел, даже ветер перестал нападать на деревья и вдруг переключился на застрявшую в сугробе девочку.

Упрямо разгребая снег, она злобно сопела, исподлобья смотря в сторону чащи, настороженно прислушиваясь к звукам. Негодование и обида больно хлестнули её по лицу, сильнее порыва холодного ветра, и закололи где-то в висках. Какое-то время девочка ещё пыталась выбраться, но ноги плотно увязли в ловушке, поэтому она перестала откапывать себя и тихо заплакала, закрыв лицо замёрзшими руками. На неё нахлынуло внезапно усилившееся отчаяние.

Слёзы обжигали побелевшие щёки, губы едва заметно посинели. Становилось всё холоднее, в это время года погода в здешних краях была непредсказуемой и, откровенно говоря, довольно скверной. Ещё рано утром в окно замка светило солнце, а теперь, ближе к обеду, тяжёлые тучи заволокли небо, грозясь разразиться снежной бурей.

Девочка тихо жалобно всхлипывала, боясь заплакать громче, хотя рыдания уже начинали душить её, засев плотным комом в горле. Сосредоточившись на своём несчастье, она не услышала едва уловимый скрип снега, за ним ещё один и ещё. Чьи-то осторожные шаги всё приближались, но она не замечала, не хотела замечать, полностью поглощённая своим горем. Скрип прекратился совсем рядом со снежной ловушкой.

Над её головой повисла чужая тень, огромная и невероятно тёмная, она будто окутала девочку, поглощая в себя. Чувствуя чужое присутствие, она вдруг замолчала, шмыгнув покрасневшим носом, но рук от лица не убрала, боясь шевельнуться. Дрожащим от напряжения и холода голосом девочка едва слышно прошептала:

— Седрик? Это ты?

Ответом ей было лишь молчание. Она попыталась придать своему детскому голоску чуть больше угрозы, намереваясь напугать и отвадить пришедшего:

— Я дочь короля, он тебе голову отрубит, если ты меня обидишь! Отрубит!

И тут же сжавшись в комок, она испуганно зажмурилась, сильнее прижимая ладони к лицу, будто пытаясь спрятаться от неведанной напасти. Тот, кто стоял за её спиной, снова двинулся, тихий скрип приблизился, он был совсем рядом. Ворот шубы натянулся, мех на плечах затрещал. Принцесса ощутила поглощающий всё её существо ужас, тихо выдохнула и снова всхлипнула.

— Ты пугаешь меня! — Выкрикнула она изо всех сил, которые ещё оставались, и замолчала, замирая в ожидании.

Ей не ответили. Вместо этого тот, кто был позади, снова взялся за её шубу и с силой потянул девочку вверх, вызволяя из ловушки. Она, понимая, что больше ничто не сдавливает промокшие ноги, посмотрела сквозь раздвинутые пальцы и с замиранием сердца увидела, как парит над заснеженной землёй. От удивления девочка даже забыла о страхе, так странно было ей смотреть на всё с высоты.

Молчаливый спаситель мягко опустил её в сугроб, но в этот раз снег позади неё не заскрипел. Некто всё ещё стоял рядом, сверля девочку тяжёлым взглядом. Принцесса, а девочка оказалась именно ей, не решилась встать. Первые робкие снежинки медленно сорвались с неба и закружились в воздухе, плавно танцуя. В лесной чаще завыли волки.

Принцесса боялась, что теперь странный спаситель будет стеречь её и никогда не отпустит домой, заставив замёрзнуть до смерти, но знакомый голос, раздавший далеко позади, там, где последние дома ближайшей деревни упирались в подъём к лесу, вселил надежду в детское сердце.

— Анна! Анна, где ты? Анна!

— Седрик! — Как можно громче крикнула она в ответ, невольно улыбаясь. — Седрик, я здесь, у леса! Пожалуйста, быстрее, я здесь!

Она слышала, как он быстро приближается, торопливо проходя мимо особенно глубоких сугробов. Сгорая от нетерпения, девочка решилась обернуться, борясь со своим ужасом, но когда она это сделала, страх снова сменился непониманием: всё это время позади неё не было ни души. Заснеженные крыши небольших домиков, величественный королевский замок, возвышающийся над окрестностями подобно великану из сказки, склон холма, который прилегал вплотную к промёрзшим остаткам реки, где почти не было воды. Всё это было неизменно, но никаких признаков живого существа, спасшего её. Не было даже следов, лишь её собственные у самой ямы.

Когда на холм поднялся человек, позвавший её, Анна вскочила со снега и бросилась к нему. Крепко обняв мага, девочка жалобно пробормотала:

— Седрик, проклятые крестьяне вырыли здесь яму, и я в неё упала.

Мужчина укоризненно посмотрел на девочку, когда та подняла голову и посмотрела на него с надеждой, что он поймёт её негодование. Но взгляд мужчины сделался строгим, Анна невольно поджала губы.

— О чём ты думала, Анна? Зачем ты пошла сюда одна? Даже не сказала никому, не предупредила ни одной живой души в этом огромном замке. — Девочка опустила голову, нахмурилась, смотря на промокшие замшевые сапожки. — Тебе уже тринадцать, Анна, разве ты не достаточно выросла, чтобы иметь представление об ответственности?

— Вот именно, достаточно взрослая, ты сам это сказал, Седрик, — она отпустила мага и отвернулась, отмахнувшись, — почему я должна вас предупреждать? Мне хотелось прогуляться, и, насколько помню, это не запрещено.

— Анна, — беспомощно выдохнул Седрик, возводя глаза к небу, качая головой, — все о тебе волновались. И я тоже. Особенно я, — добавил он, опустив взгляд и поглядывая на насторожившуюся принцессу.

— Ты волновался больше моего отца? — С недоверием спросила она, оборачиваясь, хмуря рыжеватые брови.

— Конечно. Ведь я твой друг, моя принцесса. Если бы с тобой что-то случилось, ни я, ни я король не пережили бы этого. — Он привычным движением поправил выбившиеся из причёски тёмные пряди волос, звеня украшениями на запястье, и приветливо улыбнулся девочке. Анна сдержалась, не улыбнувшись в ответ.

Маг протянул ей руку, мягко сжав небольшую ладонь в своей, и направился с принцессой в сторону дороги, ведущей к замку. Его кольца стали холодными от мороза, и рука девочки будто загорелась от колючей боли, когда металл прикасался к коже, но она молчала, с детской любовью смотря на мужчину. Было в нём что-то магнетическое, что-то, что располагало к нему других людей. И Анна не стала исключением.

— Отец, должно быть, злится на меня, да? — После недолгого молчания спросила она, покосившись на мага.

Тот криво усмехнулся, поджав губы. Подумав, ответил:

— Не просто злится, дорогая Анна. Он в ярости.

Девочка угрюмо посмотрела в сторону замка.

— Ты ведь защитишь меня? Как рыцарь, который спасает прекрасную даму от дракона.

— Анна, — Седрик покачал головой, — ты несправедлива к своему отцу. Он просто волнуется о тебе. Ты ещё слишком мала, чтобы перечить ему вот так легко. Впрочем… конечно, я в стороне не останусь. Но это в последний раз. Договорились?

— Мне не нравятся твои условия, Седрик.

— Юной принцессе не нравятся мои условия, подумать только! — Он усмехнулся, холодные серые глаза насмешливо блеснули. Тонкие губы растянулись в улыбке. — Ты очень похожа своего отца, Анна, — неожиданно произнёс маг, ласково погладив девочку по рыжей голове. — Он тоже был такой азартный и независимый. Когда-то.

— А потом стал слишком старым? — Поинтересовалась девочка, переводя взгляд на Седрика, испытующе смотря на него.

— Зачем же так грубо? Он не старый, просто слишком устал от дел. С королями порой происходят тяжёлые… события. — Он поджал губы, замолчал, о чём-то задумавшись. Когда девочка хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, он вопросительно произнёс: — А расскажи-ка мне, милое дитя, что же ты делала одна в лесу?

Анна торжествующе улыбнулась, гордо выпрямившись, вздёрнув маленький нос. Маг ощутил, как она сильнее сжала его руку своими небольшими пальцами.

— Я искала лесного духа.

— Ты… что? — Седрик остановился, устремив взгляд серых глаз на принцессу. Та снисходительно посмотрела на него.

— Да, Седрик, я оказалась храбрее всех вас со стражей вместе взятых. Никто не осмеливается перейти реку, а я решилась!

— И лес наказал тебя за это, разве нет?

Анна фыркнула, тряхнув головой, заставляя тяжёлые пряди волос едва ощутимо подпрыгнуть. Блестящие локоны лениво легли на её плечи, и девочка снова мотнула головой, чтобы отбросить их назад.

— Я застряла по вине ничтожеств из деревни. Зачем они вырыли эту проклятую яму прямо посреди холма? — Она негодующе скривила губы.

— Сейчас в нашем королевстве непростые времена, Анна, — тихо пояснил маг, медленно опустившись на довольно большой сугроб, усаживаясь. Анна подошла к нему, вопросительно наблюдая за тем, как мужчина заставляет загореться небольшой огонёк на ладони. — Когда-то мы были очень богаты, ты ведь знаешь это?

— Но мы ведь и сейчас богаты, Седрик.

— Посмотри вокруг, дитя. Весной ничего не всходит, зимой земля промерзает, летом нет плодов, а осенью гниют редкие посевы. Даже река пересохла… Люди голодают, поэтому иногда решаются подходить к лесу, чтобы поохотиться. Но и на это им не хватает сил, приходится выкапывать ловушки и ждать, пока жертва сама в них угодит. Наверное, ловушка, в которую ты попала, была занесена снегом слишком сильно и какое-то время ты не подозревала о ней. Пока не сделала резкое движение.

Принцесса надула губы, исподлобья посмотрев на мага. Тот улыбнулся, погасил огонёк на ладони.

— Седрик, ты говоришь какие-то глупости. У нас всегда есть еда на столе, хватает на всех. И им тоже хватает, — в её голосе было непоколебимое убеждение в правоте своих слов. Девочка хмыкнула, скрестив руки на груди. — Я ни за что не поверю, что им нечего есть. Они же крестьяне.

Маг выдохнул плотное облачко пара, похожее на густой туман, и поднялся на ноги. Его рука легла на её плечо, когда он чуть наклонился к ней.

— Мы с тобой как-нибудь поговорим об этом серьёзнее. Как наследница трона, ты должна знать, что происходит в этом королевстве. Что же касается духа, это всего лишь детская сказка, чтобы пугать непослушных малышей.

— Седрик, — она вдруг посерьёзнела, снова хмурясь, — я слышала, как ты говорил о нём с моим отцом. — Поймав на себе колкий холодный взгляд, поспешила добавить: — Случайно.

— Я много раз говорил тебе, как нехорошо подслушивать, Анна, а ты…

— Наконец-то Вы нашли её, господин! — Прокричал один из стражников, стоявших на карауле. Маг прервал свою речь, махнул рукой, без лишних слов приказывая отпереть ворота. Анна отошла от него, посмотрела на витражные окна замка.

Когда их впустили во внутренний двор, девочка неуверенно улыбнулась магу.

— Он меня точно убьёт, вот увидишь, — вздохнула она и побежала к уже ждущей её на ступенях служанке. Только на секунду девочка обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на мага, но взгляд её невольно устремился в сторону леса. Там, среди темнеющих на фоне снега деревьев, мелькнули раскидистые оленьи рога и чьи-то глаза пристально наблюдали за ней. Но как только Анна сморгнула виденье, всё испарилось. Хороня в душе липкий страх, она гордо подняла голову и пошла за служанкой.

Седрик тихо недовольно хмыкнул, покачав головой, поправил мешавшую ткань чёрного плаща и медленно двинулся через двор. А в это время в окно за ними следил разгневанный король.

2

Король Генрих стоял у окна, мрачно разглядывая заснеженные окрестности замка, и нервно теребил край тяжёлой мантии, как бывало всегда, когда его пробирала злоба. Сегодня это чувство не покидало его с самого утра, и теперь оно росло и крепчало. Когда-то, вспомнил король, ему уже приходилось прогибаться под его тяжестью. Примерно девять лет назад, если память не начала подводить иссыхающий разум.

Двери в его покои отворились без стука, свойственного всем обитателям замка. Всем, кроме одного, самого бесцеремонного, но самого дорогого. Король не обернулся, хмуро наблюдая за падающим за окном снегом. Похоже, погода неумолимо портилась.

— Отец, ты искал меня? — Голос прозвучал невинно, будто за его дочерью не было никакой вины, и Генрих скрипнул зубами, стараясь удержать кипящую ярость.

— Да, Анна, искал. — Король сглотнул вязкую слюну, прикрыл воспалённые от бессонницы глаза. — Где ты была, дитя моё?

— Я гуляла. — Девочка пожала плечами и прошла в покои, закрыв за собой дверь. Она так и не переоделась, на мехе её шубы блестели капельки воды, грязные сапоги оставляли размытые следы на полу. — Мне надоело сидеть в этом сыром и тусклом замке, здесь даже поиграть не с кем. — И Анна топнула ногой в качестве неоспоримого аргумента.

— Я видел, как ты и Седрик возвращались со стороны леса, Анна.

— Говорю ведь, отец, я гуляла, а Седрик нашёл меня и заставил пойти домой.

Он начинал терять терпение, которым и без того никогда не отличался.

— Анна, — раздражённо сказал он, снова начиная теребить край тяжёлой мантии пальцами, — ты знаешь не хуже меня, что подходить к Тёмному лесу запрещено. Там опасно.

— Но люди из деревни подходят, ничего с ними не случается, — возразила Анна, скрестив руки на груди. С шубы упало несколько капелек воды. — Они там охотятся, а я из-за них сегодня чуть не умерла. Между прочим.

— К этому лесу не приблизится ни один разумный человек в моём королевстве, понятно? Ни один. — Принцесса с неудовольствием отметила, что Генрих не обратил внимания на её последнюю фразу. Король продолжал: — То, что там живёт, погубит любого, кто осмелится пересечь черту.

— Ты про лесного духа? — С интересом спросила девочка.

Лицо его покраснело, дёрнулись губы, искривляясь и тут же сжимаясь. Собравшись с силами, Генрих пробормотал, стараясь добавить уверенности своему голосу:

— Такие чудовища живут лишь в книгах, дитя моё. Но в лесу и без детских сказок хватает опасностей: волки, медведи, хищные птицы… Не подходи к этому месту, я запрещаю тебе.

Анна надула губы, сверля спину отца тяжёлым взглядом исподлобья.

— Но я хочу туда ходить!

— Дочка, — король сдвинул брови к переносице, нахмурился сильнее, став похожим лицом на медведя. Выдохнул, помолчав немного, потом вновь заговорил, сгибаясь от тяжести своих слов: — Ты принцесса. У тебя есть обязанности, которые каждая принцесса выполняет беспрекословно. А когда ты уходишь куда-то, прошу тебя, бери с собой стражу. Ты подумала, чем могут закончиться твои прогулки, если рядом не будет тех, кто сможет помочь?

Девочка недовольно скривила рот. Ей не нравилось, когда ей дают наставления, она считала всё это скучной глупостью, не стоящей внимания. Генрих посмотрел на её едва различимое отражение в стекле, но промолчал, ожидая ответа. Анна какое-то время продолжала разглядывать его спину, но укол негодования оказался сильнее и она выпалила:

— Тогда я не хочу быть принцессой… И твоей дочерью тоже быть не хочу, раз ты думаешь, что держать меня в замке — священный долг. Как будто я не смогу постоять за себя без слуг и стражи. Я устала сидеть в клетке и смотреть на то, как живут другие. Я хочу жить сама, а здесь никакой жизни мне не будет!

Генрих резко обернулся, уязвлённый, задетый за живое. Дочь стояла перед ним, подняв голову, приняв воинственную позу, её глаза встретились с его озлобленным взглядом. Он возвышался над девочкой, как возвышается огромная скала над морем, бушующим, но не способным сдвинуть её с места. Говоривший обычно тихо, но внятно, король вдруг повысил голос:

— Так ты не хочешь быть королевской дочерью? Вот как? Так иди к служанке и посмотри, как хорошо ей живётся среди сажи и нестиранного исподнего. А потом отправляйся в наши деревни и погляди, как голодают и умирают среди отбросов люди королевства! — Он выплёвывал слова вместе с капельками слюны, глаза его расширились, покрасневшие от лопнувших сосудов, и, не мигая, смотрели на Анну. Девочка, не ожидавшая, что на неё поднимут голос, невольно сжалась, теряя свой вызывающий вид. — У тебя есть обязанности, ты будешь их выполнять или я вышвырну тебя на улицу, Анна! Не хочешь жить в клетке — станешь вольной птицей!

Принцесса сдержала всхлип, рвущийся из горла, выпрямилась, стараясь выглядеть грозно, и воскликнула в ответ, сжимая ладони в кулаки:

— Ты никогда меня не любил! Только мою маму, но не меня!

И прежде чем король успел что-либо сказать, она метнулась к двери и выскользнула из комнаты. Потрясённый, Генрих стоял, чуть согнувшись, и смотрел на дверь испуганным взглядом. На секунду он стал вдруг похож на ребёнка, которому сказали нечто по-настоящему ужасное. Король не думал ссориться с дочерью, горячо любимой и к тому же единственной, но озлобленные слова сами срывались с его губ. Генрих хотел исправить ошибку, догнать Анну и успокоить её. И своё больное разбитое сердце, ведь девочка всё больше лицом напоминала мать, его прекрасную Ситлин.

Он медленно выпрямился, тяжело расправляя плечи, и двинулся к двери, всё больше погружаясь в свои мысли. Почему-то ему вспомнилось детство. Его воспитывал дед, человек необычайно суровый, чьи корни северянина, прочно укрепившиеся в их роду много веков назад, давали о себе знать время от времени. Вильгельм Свирепый, так его прозвали за глаза в народе, потому как нрав его был поистине непредсказуем, а в пылу битвы правитель вклинивался в самое пекло, во всём был строг с внуком. Маленький Генрих рано потерял отца, его убили на чужой земле, сожгли тело и прах развеяли над морем, поэтому дед, ожесточённый смертью сына, решил во что бы то ни стало вырастить маленького наследника непобедимым воином.

Генрих помнил, как старый правитель, в редкие вечера сидевший у камина и пьющий эль из огромной деревянной кружки, говорил ему, едва слышно гнусавя из-за когда-то сломанного носа:

— Ваше Величество, простите, я опоздал.

Нет, старый Вильгельм говорил совсем не это… Его сухие обветренные губы произносили:

— Ваше Величество?

Образ деда постепенно расплывался, Генрих потерялся в мыслях. Что же говорил его предок? Что-то захватывающее, наставляющее, заставившее его на долгие годы запомнить это. Что-то вроде:

— Господин, Вам нехорошо? Вы побледнели.

Бессмыслица какая-то.

Король сморгнул пелену воспоминаний, покачнулся, чувствуя вновь накатившую тяжёлой волной усталость. Подняв мутный взгляд, он посмотрел перед собой и наконец понял, что мешало ему повторить слова деда, старого Вильгельма Свирепого. Придворный маг, Седрик, верный друг и советник, обеспокоенно рассматривал короля, недовольно хмурясь. Генрих издал тяжкий вздох, отвернулся, покачиваясь, направляясь к массивному трону. Маг остался стоять на месте, сверля спину монарха пронзительным взглядом серых глаз.

Правитель опустился на трон, закрыл лицо рукой, слабо проговорив:

— Я не слышал, как ты вошёл, Седрик.

— Ваше Величество, что с Вами? — Мужчина осторожно приблизился, крадучись, как ступает в сухой траве хищный зверь, боясь спугнуть добычу. — Вы бледны, сам Мортур не мог бы похвастаться такой бледностью.

— Я устал, мой друг, — пробормотал Генрих, смотря на мага сквозь пальцы. Его губы с трудом шевелились, отказываясь повиноваться. — Устал, — повторил король, будто собеседник плохо его расслышал.

— Вас расстроила Анна, господин?

— Иногда мне кажется, что она совсем не моя дочь и её мне подкинули тролли из проклятого леса…

Седрик чуть улыбнулся, покачав головой. Подойдя к королю, положил ладонь на его руку, звеня браслетами, и сказал успокаивающе:

— Ваше Величество, эта девочка истинно Ваше дитя. — Генрих недоверчиво посмотрел на мага, хмур рыжеватые брови.

— Моё дитя? У нас в роду никогда не было настолько несносных детей.

— Неужели? — Мужчина рассмеялся, по-доброму щурясь. — А мне кажется, Анна пошла как раз в Вас и в Ваших предков. Разве она не упрямая, как Ваш покойный дед? Неужели девочка не авантюрная, как отец Ваш, мудрый Якоб? Разве не бойкая, как Вы, Ваше Величество? Послушна ли она? Ни разу в жизни! Но зато в ней есть тот стержень, что много столетий назад был заложен в род королевский. Она будет одним из величайших правителей, господин.

— Друг мой, лестью меня не пронять, — ответил король, тихо усмехнувшись.

— Лестью? Мой король, — укоризненно протянул Седрик, внимательно смотря ему в глаза, — как Вы можете? Я на Вашем месте гордился бы дочерью, ведь она истинный потомок славного рода Бэлфор, где все как один — непревзойдённые воины и правители.

Король опустил взгляд, задумавшись. Маг был прав, Анна оказалась во всём похожей на его род, но так мало переняла от матери, что все недостатки с возрастом проявлялись сильнее. Девочка оказалась эгоистичной, надменной, хотя волевой и решительной, ценные качества для будущей королевы. И всё же в ней было столь ничтожно мало доброты, сострадания и понимания, что она не смогла бы мудро править страной. Но кто же виноват в том, что дочь его стала такой?

Седрик чуть сжал пальцами, на которых поблёскивали серебряные кольца с драгоценными камнями, руку Генриха, улыбнулся, не сводя с правителя внимательного взгляда.

— Мой господин, Вам следует поговорить с девочкой. Она ещё так юна, Вам следует наставлять её, а не укорять. Поверьте, она любит Вас всем сердцем, но не хочет показывать этого. Слишком велика её гордость. И обида, ведь Анна думает, что ей нет места в Вашем сердце.

Генрих тяжело поднялся, медленно и неохотно, выпрямился, расправляя могучие широкие плечи, и произнёс:

— Иногда мне не хватает твоей мудрости, мой друг. Благодарю тебя… Я хочу, чтобы она была счастлива, и постараюсь всё исправить. В конце концов, кроме неё у меня в целом мире никого не осталось.

— Вы пойдёте к ней, Ваше Величество? — Тихо уточнил маг, положив руку на подлокотник старого трона.

— Я понял, что мы оба ошибались. Она ребёнок, ей свойственно делать глупости, но я ведь старше и мудрее, я должен учить, а не наказывать. — Король подошёл к массивным дубовым дверям, толкнул створки, ступая в коридор. Повернувшись, посмотрел на мужчину у трона. — Я у тебя в долгу, Седрик.

— Мой король, Вы выплатите мне долг сейчас же, поговорив с дочерью, — чуть улыбнулся в ответ маг, едва заметно покачивая головой.

Генрих не ответил. Решительно захлопнув двери, он двинулся прочь по коридору. Седрик долго смотрел на место, где только что стоял король, глубоко задумавшись о чём-то, и только через несколько минут он, мягко и неслышно ступая по ковру, покинул комнату.

3

«Сбежать, пока никто не видит, сбежать!» — Думала Анна, торопливо шагая по коридору, топая обутыми в замшевые сапоги ногами. Она петляла из двери в дверь, проходя через комнаты, выбирая, в какой лучше затаиться на некоторое время. Разговор с отцом оскорбил её слишком сильно, она не смогла терпеть обиду и решила какое-то время не показываться никому на глаза.

Ей почудилось, что сегодня в замке слишком людно и слуг больше обычного, что не могло не раздражать её. Коридоры стали теснее, чем раньше, двери — уже, пролёты — изломаннее. Обида внутри бушевала, полыхала огнём, поэтому принцесса, сталкиваясь с очередными служанкой или лакеем, обязательно старалась уколоть их едкими замечаниями. Анна не была злым ребёнком. Анна была злопамятной.

Лабиринты замка извивались змеями, ведя девочку вглубь своих комнат, позволяя срываться на бег, когда слуги переставали возникать будто из-под земли, заставляя тратить на них драгоценное время. Анна чувствовала себя уязвлённой. Хуже того, она понимала, что отец сгоряча так обращался с ней, это вышло совершенно случайно, и не могла простить его за это.

В висках стучало. Девочка пробежала один за другим четыре полутёмных коридора, забралась по винтовой лестнице, очутившись в одной из самых старых башен замка. Здесь давно никто не жил, кроме тощих голодных мышей, которые не смогли найти доступ к кухне. Анна до дрожи боялась маленьких грызунов и остановилась как раз тогда, когда особенно длинная облезлая мышь с обгрызенным хвостом выскочила прямо перед ней и тонко запищала. Принцесса в ужасе вскрикнула, попятилась назад, когда страшное чудовище оскалило гнилые крошечные зубы и, прищурив чёрные глаза-бусины, двинулось ей навстречу.

Свет из полуразрушенной бойницы неохотно освещал коридор, проявляя тучи пыли, лениво висящей в воздухе. На каменном полу везде лежал снег, и длинная мышь оставляла свои крошечные следы на его белом покрывале.

Анна неловко отошла еще на несколько шагов, хотя двигаться ей было слишком тяжело. Страх сковал тело, это ощущение походило на то, которое она испытала в лесу. Длинная мышь снова пискнула, на этот раз более воинственно, с интересом, жадно принюхиваясь к девочке. В тусклом свете принцесса разглядела, что у животного правый бок почти облысел, кожу покрывали лишь редкие сероватые волоски. Мышь скользнула сквозь луч солнца, выглянувшего из-за снежного покрова.

Мышь оказалась крысой.

Анна онемела. Она боялась мышей, но крысы? Крысы приводили её в истерику, один вид мерзких грязных тварей бросал её в холод. При дворе часто ходили слухи, будто в рыбацкой деревне и в крестьянском селе крысы таскали провиант, ловко обжуливая худых злобных котов. Когда же еды не было, они переключались на младенцев, хватая их за пухленькие ножки и утаскивая из колыбелек в ночь. Её отец, король Генрих, не раз говорил, что подобные истории нужно запретить под страхом наказания при дворе и в окрестностях замка, но люди всё равно продолжали распускать сплетни.

Именно сейчас, когда голодная крыса столкнулась с ней в башне, девочка вспомнила все истории до последней. Эта крыса была очень похожа на тех, из рассказов, поэтому принцесса, даже не будучи беспомощным младенцем, приготовилась умереть.

Крыса наклонилась, почти прижавшись к холодному каменному полу, став похожей на странную уродливую кошку. Анна закрыла глаза, услышала противный хруст…

…и ничего не ощутила.

Едва приподняв дрожащие от напряжения веки, девочка удивлённо охнула, прикрыв рот холодной ладонью. Крыса, высунув маленький язык цвета варёного мяса, висела, изогнувшись дугой. Анне показалось, что зверёк застрял в коме снега, но когда ком открыл рот и выплюнул мёртвую крысу, она разглядела своего спасителя: белый кот. В замке никогда не было животных, отец их терпеть не мог, разве что сносил лошадей и охотничьих псов. Но кошек Анна видела лишь на старых гобеленах и в деревне, где они были привычными обитателями.

У этого кота на обожжённой морде поблёскивал один-единственный зелёный глаз, второй был затянут молочно-белой пеленой, и веки, чуть прикрывавшие его, оказались пересечены отвратительным шрамом. Кот мог бы считаться не менее уродливым, чем крыса, которую он загрыз, но что-то в нём невольно завораживало. Животное было статным, его взгляд, внимательный, изучающий, блуждал по лицу девочки, будто стараясь зацепить в нём что-то важное. Анна выдохнула, борясь с желанием заплакать.

— Котик, — пробормотала она, опустившись на колени, слыша под шубой скрип снега, — ты спас меня.

Кот не двинулся с места, и девочка протянула руку, чтобы погладить его по голове. Животное молча отстранилось, отступая в тень, сливаясь со снегом, Анна грустно выдохнула, потерев глаза кулаком.

— Ну и ладно, — в её голосе звучала неприкрытая обида. — Ладно, можешь воротить от меня нос. Отец всё равно не разрешил бы тебя оставить, даже если ты оказался единственным, кто мне помог… — Кот молча слушал. Анна видела лишь его силуэт, но была уверена, что он реагирует на её слова, понимает каждое из них. — И откуда ты здесь только взялся?

Кот неслышно забрался на камни полуразрушенной бойницы и, скрипнув снегом, ловко прыгнул. Девочка вскочила с пола, бросилась к бойнице, надеясь успеть ухватить животное, но того уже не было. Напоминанием о случившемся оказалась только мёртвая крыса, лежавшая в снегу на полу.

Не желая больше оставаться в башне, девочка быстро спустилась по лестнице, минуя несколько разваленных этажей. В коридоре, который прилегает к башне, не было ни души. Принцесса снова потёрла глаза, ощущая в них мельчайшие пылинки, похожие на песок, шмыгнула носом, укутавшись в шубу. Коридор был холодным и неприветливым, с потолка свисала старая спутанная паутина, в воздухе, как и в башне, плыла пыль. Девочка надула губы, в душе стараясь убедить себя в своей же храбрости, и, гордо вскинув голову, пошла вперёд.

Торопиться ей было некуда. Желание сбежать хотя и поубавилось, особенно после встречи с крысой, но всё ещё никуда не исчезло. В жилой части замка её уже наверняка ищут бушующий отец, толпа придворных и слуг, а здесь всё ещё тихо и спокойно. Пусть по углам снуют мыши, а с потолка свисают комья паутины, но здесь никто не станет повышать на неё голос.

Сейчас она сама готова накричать на кого угодно.

Страх подстёгивал вернуться назад. В жилом крыле замка свет, там тепло и нет паразитов. Но упрямство ликовало, торжествуя, празднуя свой небывалый триумф. Анна разрывалась между этими чувствами, душа металась от одного к другому и никак не могла решить, что же лучше: быть побеждённым трусом или одиноким победителем?

Тусклый свет солнца погас, на мгновение погрузив коридор в полумрак. Девочка остановилась, прикрыв глаза, втягивая носом спёртый пыльный воздух. Может, подумала она, в чём-то неправ не только отец? Мысль ей не понравилась, девочка открыла глаза и угрюмо посмотрела себе под ноги, шаркая сапогом по грязному каменному полу. «Глупости, — ответила себе Анна, неслышно фыркая, — он больше не любит меня. Возможно, если бы мама была с нами, отец не вёл бы себя так, но мамы нет…»

Анна прошла по коридору, повернула за угол, испытывая страх перед неизвестностью, не зная, что может скрываться в полумраке бесконечных сводов, и остановилась. Пролёт оказался тупиком, пыль здесь стояла почти плотной завесой. Принцесса уже готова была повернуть обратно и, долго петляя, выбраться на свободу, но в нерешительности замерла.

На неё подуло холодом, несколько снежинок пронеслись мимо, одна отстала от остальных и осела на лице девочки, ледяной каплей скатилась по щеке. В стене была небольшая щель, не такая широкая, чтобы в неё пролез взрослый, но вполне подходящая, чтобы пробрался ребёнок. Анна с интересом подошла, периодически оглядывая через плечо, будто опасаясь, что её шалость могут прервать, замерла у дыры, чувствуя накативший азарт. Она снова исследователь, снова путешественник по неизведанному миру, всё здесь принадлежит только ей, пусть лишь в воображении.

Она подумала выбраться на свободу через эту стену, даже попробовала втиснуться между камнями, но затея не принесла результатов: плотная шуба оказалась серьёзной помехой. Девочка переступила ногой через дыру, коснулась носком белого бугорка снега и остановилась. Анна побоялась застрять здесь навсегда, перед глазами всплыла неприятная картина: отец ищет её везде, где только можно, но не догадывается просмотреть заброшенные коридоры, она ждёт день, неделю, две, слабеет всё сильнее, в конце концов просто не в силах пошевелиться, и умирает. И лишь через много лет её скелет в уже старой, почти истлевшей шубе найдут новые правители… Принцесса содрогнулась, убрала ногу из проёма, чувствуя пронизывающий холодный страх.

Лучше вернуться той дорогой, которой пришла, и нечего тут думать.

Анна выдохнула, скорее облегчённо, испуг прошёл. Её взгляд скользнул по стене, разглядывая причудливые сколы на камне, задержался на трещине. Что ж, лезть туда она не станет, это решено, но смотреть никто не запрещал. Подойдя к трещине вплотную, принцесса прижалась как можно сильнее к пыльным камням, пачкая мех шубы, и, упираясь руками в выступы, заглянула в проём.

За стеной замка шёл мелкий снег. Белые барханы, которые выросли ещё больше за её времяпровождение в коридорах, казались спящими великанами, погребёнными под белым покрывалом на всю оставшуюся зиму. Лес сонно чернел на невысоком холме, притихший, почти безмолвный, мелкая речка застыла, покрывшись коркой льда. Деревья, по большей части хвойные с этой стороны замка, едва слышно поскрипывали ветками и стволами, когда ветер то лениво трепал их, то налетал с бешеным визгом. Анна вдруг ощутила тоску, необъяснимую и всепоглощающую. Тихий бесцветный пейзаж заставлял задуматься о чём-то, чего она ещё не понимала, но смутно чувствовала. Ощущение, ещё слишком слабое, чтобы перерастать в тревогу, заполнило её, грозясь вскоре раздуться до размеров паники. Она привычно фыркнула, как делала всегда, когда нужно проявить характер, отступила на шаг, чтобы повернуться и двинуться прочь по коридору, когда за стеной протяжно завыли волки.

Анна снова нерешительно замерла, как будто побоялась, что волки совсем близко и могут протиснуться в её пыльное убежище. Вой повторился, настойчивый, призывный, и любопытство пересилило опасения. Она присела на грязный пол, пачкая и без того испорченное платье, и в который раз заглянула в трещину. У кромки леса какое-то время всё было спокойно. Вой больше не раздавался, и девочка подумала, что ей это показалось. Но спустя мгновение из-за деревьев показались два огромных волка. Неслышной трусцой они пересекли небольшой промежуток леса, заросший мелкими кустами, и, выбравшись на ровную заснеженную поляну, замерли, словно бы это были статуи, выполненные искусным мастером. Они выглядели так, будто ждали кого-то ещё.

Юная принцесса с любопытством рассматривала их, она ещё никогда в жизни не видела волков вживую. Такие мощные, такие красивые, с серой блестящей шерстью, они были похожи на холёных королевских собак, нежели на диких свирепых зверей.

Ожидание длилось мучительно долго, волки стояли на поляне, тёмные тени со сверкающими хищными глазами, принцесса сидела на холодном полу, чувствуя, как немеют замёрзшие колени. И, наконец, вой вновь повторился. Сначала завыл один волк, вскоре к нему присоединился и другой. Их голоса сливались в один гулкий грустный клич, наполненный мольбой. Может, ей лишь казалось, что это так, но девочка не сумела придумать другого сравнения. Она ждала конца их песни, и, когда звери резко замолкли, Анна уже было решила, что больше ей здесь нечего делать.

А потом появился монстр.

Он шагнул на поляну, выросший будто из ниоткуда, прятавшийся в тени деревьев и в шелесте веток, странный и страшный, непонятный и молчаливый. Анна тихо вскрикнула, зажала рот рукой, опасаясь, что чудовище услышит её, и уставилась на существо огромными от испуга глазами. Поначалу она приняла его за дерево, белое и мёртвое, словно состоящее из костей. Высокий, покрытый шерстью, он стоял между зверями, возвышался над ними. Белёсые ветви росли из его потрескавшейся головы, и принцесса с ужасом поняла, что это череп. Её глаза скользили по ужасному созданию, и чем дольше она рассматривала его, тем сильнее стыла кровь в жилах, дрожало сердце, как маленькая птица в золотой клетке.

Его правая лапа держала длинную палку, похожую на переплетение уродливых корней. Длинные когти вцепились в древесину, и Анна представила, какие борозды остаются после этого на его странном посохе. Существо, облачённое в меха, а может, покрытое ими, с головой-черепом и в непонятных одеждах было настолько отвратительным, что девочка не выдержала и на мгновение закрыла глаза. Но даже под опущенными веками образ лесного чудовища не уходил.

— Лесной дух, — прошептала она, снова посмотрев на него.

Ей показалось, что существо подняло голову и уставилось ей в лицо. Сквозь прочный камень стены, сквозь стволы деревьев и снежные заносы оно поймало её своим немигающим мёртвым взглядом. Принцесса как будто бы даже увидела его налитые кровью глаза, холодные и бесчувственные, они изучали её, маленькую девочку, затаившуюся в пыли и паутине.

Волки оскалились, без сомнения, на неё, чудовище ещё какой-то миг разглядывало Анну. Но вскоре, возможно, решившее её отпустить, оно подняло свою палку-посох. Ударив по мягкому снежному покрову, монстр взвихрил столп снежинок в воздух, скрывая себя и зверей за белой пеленой. Анна наблюдала, как тысячи маленьких серебряных точек танцуют на подхватившем их ветру, как закручиваются в причудливые узоры, создавая воронку вокруг поляны. Когда же ветер стих, а снег опустился на промёрзшую землю, чудовища и волков уже не было на холме. Они словно испарились вместе с ворохом снежинок.

Девочка, возбуждённая и напуганная, боялась вдохнуть, двинуться, отойти от разлома. Она просто сидела и всё ещё высматривала следы существа, когда сзади по коридору неслышно проскользнула тень и на плечо мягко легла чужая рука. Анна закричала, накопившиеся эмоции потоком хлынули на незваного гостя, и девочка забилась в угол, зажмурившись.

— Я не хотела подсматривать, не ешь меня! — завопила она, закрываясь руками, ожидая, как звериные челюсти сомкнутся на грязной шубе.

— Помилуй, Анна, что ты говоришь?

Девочка открыла глаза, замерев, не веря тому, что увидела: перед ней стоял не отвратительный лесной монстр, а побледневший испуганный Седрик, её верный друг. Он смотрел на принцессу, так и застыв с протянутой к ней рукой, и взгляд его был полон беспокойства. Анна перевела дух, но в голове ещё стойко мелькал странный образ, на миг ей почудилось, будто у Седрика вместо головы уродливый звериный череп. Поднявшись, она кинулась к магу, крепко обняла, позабыв о своей гордости, и тихо пробормотала:

— Не думала, что меня тут найдут.

Седрик неловко обнял её в ответ, окинул взглядом потрескавшиеся камни стен, паутину, свисающую с потолка, и недовольно нахмурился.

— Принцессе не подобает ходить по таким местам, Анна…

— Принцессу не подобает учить, Седрик, — отрезала она, отпрянув. Маг отпустил девочку, качая головой. Украшения, вплетённые в его волосы, тихо приятно зазвенели, тускло поблёскивая. — Я очень хочу вернуться. Я устала…

— Зачем же ты пошла сюда, дитя?

Они медленно направились прочь от разлома в стене. Анна посмотрела через плечо на кусочек заснеженного пейзажа, прикусив губу, сразу отвернулась и, обгоняя мага, устремилась вперёд. Седрик ускорил шаг.

— Анна?

— Что, Седрик?

— Ответь на мой вопрос, принцесса, — поравнявшись с девочкой, он свернул в узкий проход, который Анна до этого момента не замечала. Его голос гулко разнёсся по коридору: — Зачем ты убежала?

Анна брезгливо поморщилась, когда серый комок паутины коснулся её руки, стряхнула его, пересиливая отвращение. Она ненавидела всё, что ползает и имеет больше четырёх ног. Если есть паутина — будет и тот, кто её сплёл. Протиснувшись за мужчиной в проём, девочка произнесла:

— Я просто хотела побыть одна. И не думала, что так далеко забреду. Это вышло как-то случайно, Седрик, правда.

— Отец безумно сильно беспокоится. — Маг услужливо убрал очередную занавесь из паутины с пути принцессы. — В жилом крыле он с ног на голову поставил всех, кого только смог.

— Сначала я хотела убежать. — Они вышли на широкую площадку, девочка предположила, что здесь когда-то была танцевальная зала. — Но у меня ничего не вышло, поэтому я попала сюда.

— И заблудилась? — Мужчина снова нахмурил изящные брови, с укором посмотрел на неё, идущую впереди. Анна посмотрела на него через плечо, скорее виновато, нежели вызывающе.

— Не совсем заблудилась, я просто изучала наши владения…

— И заблудилась.

Принцесса нетерпеливо отмахнулась, сделала шаг и с визгом провалилась сквозь пол. Маг, испуганный неприятной неожиданностью, в один прыжок оказался рядом. Схватив Анну под руки, он резко вытащил её из ловушки, прижав к себе. Она дрожала, в ужасе смотря на дыру в старых прогнивших досках, которые кто-то решил положить здесь вместо надёжного камня. Девочка зажмурилась, когда в воспоминаниях проскользнули ловушка в снегу и чьи-то такие же цепкие сильные руки, вызволившие её из плена.

Несколько минут они молча разглядывали дыру, потом, кашлянув, Седрик пробормотал:

— Анна, умоляю тебя, позволь мне идти впереди.

Она не ответила, но по глазам мужчина увидел её согласие. Поставив девочку на пол, маг взял её за руку и направился через залу к следующему проёму.

— Сегодня день выдался просто ужасным, хочу, чтобы завтра было лучше. Почему так бывает, Седрик?

— Я не знаю, дитя. Жизнь ведь сурова, несправедливости хватает и всё не всегда складывается так, как нам того хочется… Нам сюда. — Они прошли по коридору, который был заметно чище предыдущего, и остановились перед большой тяжёлой дверью. — Твой отец, думаю, скоро сойдёт с ума, если мы не поторопимся, Анна.

— Я была неправа, да?..

— Да, дитя.

— Но он тоже!

— Анна. — Маг сурово посмотрел на девочку, слегка прищурив холодные серые глаза, и она сжалась под этим взглядом, похожая на провинившегося котёнка. Седрик поджал губы, опустился на колени, пачкая в пыли мантию, взял её за плечи. — Иногда взрослые бывают неправы, так и есть, но они очень стараются выглядеть мудрыми и справедливыми. И ты поступила отвратительно, маленькая принцесса, пойдя на такой риск. Твой отец испугался за жизнь своей единственной дочери так, как не боялся никогда. Прошу тебя, Анна, дай ему шанс.

Она смотрела себе под ноги, краем глаза видя поблёскивающие кольца на пальцах мага. Подумала, зачем ему столько украшений, даже на молодых придворных дамах и гостьях из других королевств она не видела столько золота и серебра, как на Седрике. Его голос звучал для неё далеко, эхом отдаваясь в голове, какие-то слова девочка уловила, какие-то остались для неё бессмысленными. Она как будто потерялась в своих же рассуждениях. Маг внимательно смотрел ей в лицо.

— Ты позволишь ему исправиться, Анна? Анна?

Анна подняла голову, сморгнула слёзы, выступившие в уголках глаз, кивнула. Седрик ласково обнял её, поцеловал в горячую побледневшую щёку.

— Всё будет хорошо, дитя.

Тяжёлые двери отворились, будто их распахнул порыв ветра.

4

Несколько разодетых вельмож стояли перед королём, почтенно склоняясь и мешая ему покинуть залу. Генрих нетерпеливо рассматривал их, разъевшихся, разодетых, довольных, а в голове то и дело возникал вопрос: «И почему они всё ещё служат мне, а не покоятся в какой-нибудь яме?»

Их было четверо, у всех пухлые рыхлые лица, толстые пальцы, торчащие животы. Свиньи в человеческой одежде, истинные животные, охочие до денег и роскоши. Чуть позже, думал король, нужно будет раз и навсегда разобраться с проклятыми подхалимами, покуда хуже не вышло. Король снова окинул их взглядом и резко спросил:

— Что вам нужно, господа?

— Ваше Величество, — начал один, самый упитанный вельможа почтенных лет, одетый в тёмно-синюю тунику. Пояс, затянутый кое-как, врезался ему в живот, поэтому старик поклонился едва заметно. — Ваше Величество, мы наслышаны о Ваших планах насчёт Великого похода. И… мы все обеспокоены этим. Неужели Вы хотите развязать войну?

— Почтенные господа, сейчас у меня нет времени обсуждать это с вами, мне нужно найти дочь. — Генрих попытался проскользнуть к выходу, но ему не позволили, поклонами оттесняя ближе к трону. Король пожалел, что заглянул в залу несколькими мгновениями ранее, а не пошёл искать Анну, скажем, в столовой.

— Со всем уважением, сир, — вступил в разговор ещё один вельможа, лет сорока, с сальными вьющимися волосами и жидкой бородёнкой, — принцесса никуда не исчезнет, а вот мы больше ждать не можем.

Генрих пронзительным взглядом посмотрел в глаза вельможи, тот поспешно поклонился, опуская взгляд, избегая встречаться с королём. Немного помолчав, правитель наконец проговорил:

— Мнится мне, что вы забылись, господа. Кажется, вам следует напомнить, с кем вы разговариваете.

— Сир, простите нашу дерзость, но мы боимся войны. Наше шаткое положение, то есть положение страны, разумеется, может пострадать ещё сильнее, если Вы пойдёте на соседнее королевство.

— Кто вам сказал, что я собираюсь уничтожать соседнее королевство? Если вы сейчас же не покинете зал, я позову стражу. Ваше положение станет не просто шатким — пол под вами провалится.

Они побелели, и только старик вышел вперёд и громко сказал:

— Король Генрих, замок полон слухами, даже стены говорят нам о походе. А поход это всегда война.

Король решил уступить. Подумав, он спокойно проговорил, положив ладонь на пояс:

— Что же, господа, вы правы. Я действительно хотел отправиться в поход. Не с целью завоевать, а с целью открыть новые неизведанные земли. Страна погибает, народ голодает, нам нужна плодородная житница. Её я и собираюсь искать.

— Все земли уже открыты, сир, мир не так велик, как Вы думаете!

— Мы не знаем этого, господа. Если мир мал, мы уйдем и вернёмся обратно в считанные дни. Если нет… что ж, я буду знать, что карты лгут. На этом аудиенция закончена, прошу вас удалиться.

— Но, сир…

— Стража! — Генрих начинал терять терпение.

В залу вбежали стражники, их было лишь двое, но и этого хватило, чтобы вельможи, сжавшись и втянув головы в плечи, ушли, стараясь не смотреть никуда кроме пола.

Генрих выдохнул, выпрямился, поправив на плечах накидку с меховым воротом, и направился в коридор, чтобы оттуда пройти в следующие покои. Ему нужно найти Анну немедленно, иначе его самообладанию придёт конец. Проклятые блюдолизы, как же быстро развязывается у стражи язык… Ничего, позже он обязательно поговорит и с магом, и с канцлером, и с военачальником. Кому-то придётся ответить за то, что о походе узнала половина замка, и ответ этот будет по заслугам.

***

Генрих не верил своим ушам.

— Не можете найти? То есть как это «не можете найти»?! — Проревел он сжавшимся от испуга слугам. — Если моя дочь не найдётся, каждый из вас, каждый отправится на эшафот!

— С-сир, — заикаясь, сглатывая на каждом слове, прошептал один из провинившихся, — юная госпожа так стремительно исчезла, не усмотрели, не доглядели, мы…

— Вы сборище болванов! Второй раз за день моя дочь сбегает и второй же раз вы не предпринимаете попыток найти её!

Король бушевал. Он понимал, что слуги не виноваты, они старались, как это только было возможно, ведь искать девочку сложнее, чем иглу в стоге сена… но, переполненный гневом, он не мог смириться с её исчезновением снова. Идти к перемирию с желанием загладить свою вину, но не обнаружить дочь в покоях — высший удар по самолюбию. Генрих оказался уязвлён, как ему виделось — одурачен. Его лицо покраснело от злости, кулаки в ярости сжимались и тут же разжимались от бессилия. Повержен, повержен! И кем? Собственной дочерью!

Дрожа, он стиснул зубы так сильно, что те скрипнули, и прохрипел, посмотрев через плечо на невысокого рыжеволосого слугу:

— Искали в Предместьях?

— Д-да, Ваше Величество, — язык заплетался, но скорчившийся от страха мужчина постарался придать голосу немного твёрдости. — Искали, везде искали.

— Никто её не видел?

— Н-никто, В-Вашеличество.

Генрих повернулся к стражникам, их собралось в коридоре не меньше десятка, все взволнованные, посеревшие от испуга за своё положение. Обведя взглядом бледнеющие лица, король тихо произнёс:

— Если через четверть часа моей дочери не будет, полетят головы. И начну я с ваших, господа.

— В этом нет нужды, мой король, — раздался в конце коридора мягкий голос.

Генрих подавил дрожь, волной пробежавшую по спине, резко повернулся, вперившись взглядом в мужчину в мантии и девочку, державшую его за руку. Седрик выдержал взгляд короля, Анна сильнее сжала маленькими пальцами его руку, начала теребить огромный перстень, в который был вставлен красиво поблёскивающий сапфир, стараясь не горбиться от странного сковывающего ощущения.

Все молчали. Напряжение повисло в воздухе, его практически можно было осязать, и поэтому тишину никто не смел нарушить. Король рассматривал грязное платье дочери, порванную шубу, с которой кое-где свисала неаккуратными комьями паутина, промокшие носки обуви, едва видной под подолом, и думал. Старался решить, что же сказать ей, как поступить. Злость ещё кипела в его сердце, но, увидев испуганные огромные глаза девочки, он вдруг понял, как сильно она похожа на мать.

Разве он не был прав? Был. Но Анна ещё не понимала этого и вряд ли бы когда-нибудь поняла. Её матери давно нет на этом свете, но ещё жив горе-отец, и стоило бы попытаться заменить ушедшую любимую. Он снова посмотрел в глаза дочери.

Анна с замиранием сердца ждала его реакции. Король выглядел постаревшим, его почему-то бесцветные сейчас глаза выражали… страх? Генрих остекленело смотрел на неё, и Анна старалась не дышать, чтобы не выдать волнения.

Первым звенящее молчание нарушил маг, кашлянув:

— Мой господин, я…

— Молчи, — оборвал его король и быстрым шагом подошёл к дочери.

Анна с трудом подавила желание кинуться к Седрику, спрятаться, укрыться за ним, только чтобы не сталкиваться с наказанием в виде тяжёлого осуждающего взгляда отцовских глаз. Но Генрих опустился на колени и крепко обнял дочь, прижав к себе. Девочка слабо выдохнула стиснувший лёгкие воздух, но обнять в ответ не решилась: слишком велико было странное чувство — грызущая совесть.

— Дочка, как же ты напугала меня, — прошептал едва слышно король, уткнувшись лицом в рыжие волосы, растрепавшиеся за этот немыслимо долгий день. — Еще немного промедления, и полетели бы головы.

— Ты не злишься на меня, отец? — Её голос дрогнул, Анна невольно всхлипнула. — Прости меня, пожалуйста, я не хотела…

И сердце короля дрогнуло.

Даже слуги невольно почувствовали вину девочки, прослезились, радуясь её возвращению и покаянию; стража разом выдохнула спокойнее, ведь их головы теперь останутся на плечах, а не на плахе. Король не замечал ничего, сейчас все эти люди для него мало что значили.

Маг снова тихо кашлянул, поджал губы и, округлив глаза, точно лягушка в пруду, кивнул слугам в сторону дверей. Те торопливо поклонились и, будто вспомнив что-то важное, покинули коридор, за ними вышли и стражники.

— Сир, это не самое лучшее место для примирения. Может, пройдём в покои или залу?

Генрих едва слышно вздохнул, вытянутый из своих беспокойных мыслей, и поднялся с пола. Его колени были пыльными, Седрик, увидев это, обещал себе отчитать негодную служанку за скверную уборку.

Анна смотрела на свои промокшие сапоги, стыдливо молчала и всё ещё боялась шевельнуться. Ей и самой стало удивительно, как легко в ней проснулась совесть и какая она может быть жадная. Пожирала маленькое сердце, кусала нервы острыми крошечными зубами. Анна считала, что совесть вообще человеку не нужна, от неё только одни беды, но как от неё избавиться — большая тайна. Седрик коснулся ладонью её лба, откинул прядь волос, свисавшую на глаза, ласково улыбнулся, подбадривая. Девочка не улыбнулась в ответ, но ей стало немного спокойнее.

Генрих, поправив тяжёлую мантию, расшитую мехом соболя, произнёс, снова вернув себе твёрдость голоса:

— Седрик, вели слугам, чтобы приготовили для принцессы ванну, ей нужно привести себя в порядок и как можно быстрее. Пусть принесут лучшие её одежды и самую тёплую шубу.

Анна и Седрик были одинаково изумлены и смотрели на него внимательно, вопрошающе, король тем временем продолжал:

— Как только всё будет готова, мы отправимся на прогулку. И на этот раз вместе.

— Отец?

— Да, дорогая? — Он посмотрел на неё с неожиданной теплотой, а ведь Генрих старался таить свои чувства от других людей, боясь показаться слишком мягким для правителя.

— Но уже так поздно, разве не лучше остаться в замке?

— Да, сир, и начинается буря, — добавил маг, подойдя к королю. — Вы видели, сколько снега намело за день?

— Ты пойдешь с нами, мой друг, — Генрих в ответ улыбнулся, и улыбка эта растопила беспокойство и Анны, и Седрика. Он взял молодого мужчину за плечи, чуть сжал, рассмеялся. — Сегодня я достаточно беспокоился и злился, эти чувства сожгли мне душу. Хватит. Мне нужно побыть с любимой дочерью, я ведь всё-таки отец.

Девочка, прикусив губу, подбежала к нему, мягко оттолкнула мага и прижалась к Генриху, обняв. Сердце его наполнилось невероятной любовью, он снова ясно увидел в ней жену, чуть наклонился и поцеловал её в рыжие волосы.

— Ты был прав, мой друг, — заметил правитель, обращаясь к Седрику. — Она действительно вся в меня.

Седрик в ответ кивнул, сдержав улыбку, и молча направился прочь по коридору. Когда двери с хлопком закрылись, король подхватил дочь на руки и поцеловал в мокрую от слёз щёку. Анна обняла его за шею, прижалась лицом к соболиному меху ворота и закрыла глаза. Впервые за долгое время она почувствовала себя спокойно, как будто вернулась мать. Генрих ощущал то же самое. В один миг ему открылось, как глупо он вёл себя, не желая признать в этом ребёнке любимую Ситлин, стараясь избежать боли, которую принесут воспоминания о ней. Чем старше становилась Анна, тем яростнее резал его душу нож скорби, но разве лучше было бы забыть о дочери и погрузиться в свою печаль?

Спустя столько лет Генрих смотрел теперь на своё дитя не как на маленького двойника Ситлин, но как на родную плоть и кровь. В этот момент он видел, что девочка вовсе не так сильно напоминает умершую жену, скорее, она похожа на него и его доблестных предков. Тот же нос с горбинкой, те же волнистые, почти кудрявые волосы, такие же губы, красные как сама кровь. Она истинно его дитя и, прозрев, он не сможет больше быть таким, как раньше. Ещё не поздно всё исправить.

— Отец, ты ведь любишь меня? Любишь, как маму? — Тихо спросила девочка, уткнувшись в шею отцу.

— Я люблю тебя, Анна, не меньше твоей мамы. Ты всегда будешь моим главным сокровищем, — так же тихо ответил ей Генрих, чуть улыбнувшись. Крепче прижав дочь к себе, он погладил её чудесные волосы дрожащей рукой. — Теперь всё будет хорошо.

— Ты скоро уйдёшь, отец. И забудешь обо мне. Как всегда.

— Может быть, я не уйду, Анна, — в его голосе проскользнули нотки сомнения. Неужели и дочь обо всём узнала? — Почему ты решила, что я должен уйти?

— Случайно услышала, как кто-то из стражников говорил про Большой Подход.

— Большой поход, дочка. — Он осторожно поставил её на пол, выпрямился, внимательно посмотрел на неё. — Да, ты права, Серафим предложил мне отправиться на восток или юг.

Её руки вцепились в подол королевской мантии, пальцы крепко сжали ткань.

— Не уходи, папа, пожалуйста! Зачем тебе юг? Разве плохо здесь? Что там, на юге или востоке, лучше, чем у нас?

Он коснулся большой ладонью её маленькой, как у покойной королевы, и погладил, смотря на девочку.

— Не бойся, дитя моё, я не отправляюсь на войну. Только хочу узнать, может, там есть что-то, что поможет в борьбе с голодом. Тяжело сейчас в королевстве, милая, люди умирают, еды нет. До соседей много месяцев пути, помощи прийти неоткуда. Я больше не могу ждать.

— Но путь проходит через горы… и лес.

— Ещё недавно ты говорила, что там нет ничего ужасного, Анна.

Она вдруг побледнела, губы её стали серыми, бескровными, а глаза расширились от ужасного воспоминания. Девочка потрясла головой, отгоняя страшный образ обратно в глубины памяти.

— Теперь я не уверена… Отец, пожалуйста, просто придумай другой путь. Серафим умный, он тебе подскажет. Но не через лес, отец, там… волки. Страшные, злобные, голодные. — Глаза лесного Чудовища вспыхнули перед ней из глубин уродливого белого черепа. Анна зажмурилась, закрыла лицо руками, пытаясь избавиться от образа.

— Что с тобой, дитя моё? — Он крепко сжал её руку, отняв от лица, наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Давай сегодня не пойдём никуда? Я устала и хочу в постель… Пожалуйста, отец, мне очень нехорошо.

И король Генрих согласно кивнул, поцеловав дочь в горячий лоб.

5

Спала она плохо. Кошмары один за другим преследовали её неокрепший детский разум, врывались в мечтания и уничтожали сны. Глаза, страшные и пронзительные, следили за ней в этих кошмарах, заставляя сжиматься под жёлтым сверкающим взором. Чужие глаза, жадные глаза, голодные глаза. Глаза монстра, глаза хищника. Они лишали воли и сдавливали сердце, внушая безотчётный страх жертвы.

В самых тёмных закоулках души, о которых даже она сама не подозревала, уже вились вихри липкого судорожного страха. Он ползал среди тьмы и, сливаясь с чудовищным взглядом, оборачивался для неё бесконечным коридором отчаяния. И не было спасения от этого; точно проклятием сковал ледяной мучительный взор.

Анна проснулась в холодном поту. Тонкая струйка стекла по виску, пробежала по щеке и неслышно упала на ночную рубаху. Принцесса дрожала от ужаса, смотря на открытую дверь в её покои.

В тишине слышен был лишь тихий писк мыши, поселившейся где-то за старым гардеробом, и шум ветра, гоняющего лениво падающий снег. Начиналась буря.

Принцесса натянула одеяло на себя, прячась, но боязливо выглядывая над его краем, и едва слышно прошептала:

— Отец?

Порыв ветра вдруг яростно бросил в окно россыпь снежинок, заставив девочку вздрогнуть от неожиданности. Она резко повернулась, ожидая увидеть уродливую гримасу лесного чудовища, и уже приготовилась ощутить его цепкие ледяные пальцы на своём горле, но ничего не произошло. Набирающая силу вьюга уныло подвывала за стеклом, снег метался среди шпилей небольших башен, но в остальном всё было нормально. Анне лишь на миг привиделся тёмный силуэт среди деревьев где-то вдалеке и, будто бы мелькнув белой головой-черепом, тут же исчез.

Она ощущала себя неуютно, будто находилась сейчас не в своих покоях, а там, в чёрном холодном лесу, промёрзшем от тоски и бури. Тело снова пробила дрожь, и девочка повернулась, чтобы лечь и забыться сном.

В тишине комнаты раздались шаги.

Поначалу ей подумалось, что это лишь видение, очередная страшная грёза, девочка надеялась, что просто уснула, случайно закрыла глаза и провалилась в забытье. Но шаги стали ближе, будто некто проскользнул в её комнату и искал её. На сапогах зазвенели тяжёлые пряжки, он подошёл, и Анна испуганно вскрикнула. Чужая крепкая рука мягко поймала её за запястье и голос, заставивший её удивиться, прошептал:

— Тише, дитя моё.

В полумраке зажглась свеча, осветившая усталое лицо короля Генриха, её отца. Он смотрел на неё тепло, но не улыбался, губы его были плотно сжаты. Монарх будто выжидал.

Девочка, не выпуская из рук одеяло, чуть подалась вперёд, громко зашептала в ответ:

— Отец? Что-то случилось? Почему ты здесь?

— Одевайся, Анна. — Что-то упало рядом с ней на постель, девочка коснулась вещи рукой. Платье. — Мы должны ехать, дорогая.

— Я не понимаю… — Растерянно пробормотала принцесса, испуганно посмотрев в глаза отца. — Куда? Отец, там метель!

Его рука дрогнула, огонёк свечи покачнулся, точно человек, идущий по краю пропасти. Генрих плотнее сжал обветренные губы, обдумывая ответ. После коротко бросил:

— Прогулка всё же состоится. Мы в опасности.

Анна хотела задать ещё дюжину вопросов, все до единого пронизаны испугом и трепетом, но король решительно отвернулся.

— Я жду тебя в коридоре, девочка. Поторопись, прошу тебя. Мы должны спешить.

Снова блеснули перед ней глаза чудовища, страх липкой волной пробежал по спине, заполняя её изнутри. Что-то не так, что-то не так, но что? Отец никогда не вёл себя подобным образом. Разбудить её посреди ночи, не объяснив ничего — жестоко и глупо. Так рассуждала Анна, пока торопливо одевалась в темноте. Она боялась зажечь свечи: руки дрожали, не желая слушаться. Застёжки платья выскальзывали из потных ладоней, пряжки на сапогах упрямо противились её пальцам.

С трудом справившись с дрожью, Анна подошла к небольшому трюмо и взяла лежащий на нём медальон. Любовно сжав его в ладони, она сунула украшение в карман шубы, которую натянула на ходу, и выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь.

Король ждал дочь под аркой очередного пролёта, свеча, которую он держал в руке, уже успела уменьшиться, видимо, он ждал дольше, чем планировал. Но он ни слова не сказал дочери, когда та подошла, и молча двинулся по коридору к лестнице, торопливо спускаясь. Анна побежала за ним и потянулась к руке, облачённой в перчатку, чтобы схватиться. Совсем как в детстве.

Но Генрих её руки не взял, даже не коснулся её пальцев своими. Он был хмур, глаза его решительно смотрели вперед, он шёл большим и быстрым шагом, принцесса едва поспевала за ним. Когда они пересекли огромный пустой зал на первом этаже замка, Анна не выдержала и остановилась, топнув ногой и громко, слишком громко, произнесла:

— Я никуда не пойду!

Король замер, будто не ожидая таких слов. Медленно повернулся, посмотрев на дочь совершенно чужим, незнакомым взглядом. Что-то в нём изменилось, Анна это видела, чувствовала. Неуловимая аура витала вокруг её отца, и аура эта была иной. Она будто чернела над головой короля мутной угрозой. Точно облака, едва сереющие, но уже наливающиеся дождём, подсказывают морякам, что будет буря.

Сейчас Генрих был похож на эти облака. Начиналась буря.

Он подошёл к ней, ступая тяжело, будто сапоги вдруг стали велики ему, и точно не по размеру сшит был его наряд — так странно он выглядел в нём. Король всегда опускался на колено перед ней, если хотел успокоить, а ведь Анна была сейчас так напугана, так растеряна. В этот раз он лишь бросил на неё странный холодный взгляд и проговорил тихо, но чётко:

— Я хочу спасти тебя, дитя моё.

Полные слёз глаза посмотрели на него в ужасе.

— О чём ты говоришь, отец?

— Анна, тебя и меня хотят убить. В замке заговор. И я хочу спасти тебя, пока ещё не стало слишком поздно.

Девочка вздрогнула. Предатели в замке? Невозможно! Король отрывисто и быстро продолжил:

— Мы пойдём прочь отсюда, я не позволю мерзким выродкам… — Он замолчал, поджав губы. Кашлянул, осёкся, поняв, что был груб. Продолжил чуть мягче, смотря на неё почти как прежде: — Для меня нет никого в этом мире дороже тебя. Если с тобой что-то случится, как мне жить на свете? Я буду не в силах. Прошу тебя, дочка, поторопимся, пока не стало слишком поздно.

И она пошла. Шагнув ему навстречу, всё же ухитрилась взяться за большую руку, спрятанную в перчатку, и на этот раз король сжал её маленькую ладонь в ответ. Девочка не чувствовала успокоения от этого, но её порадовало, что отец не оттолкнул её.

Снежные вихри закрутили плащ короля и подол шубы принцессы, когда они вышли из замка, закрыв за собой створку дубовых дверей. Буря набирала силу, уже не виднелась на горизонте кромка леса, снежные заносы нарастали, разбухая с каждой минутой всё сильнее. Анна осмотрела в поисках лошадей, но Генрих, поймав её взгляд, громко произнёс, перекрикивая ветер:

— Мы пойдём, дитя моё. Лошади не выдержат бури.

Ей вдруг показалось, что отец сошёл с ума. Но нет, он крепче сжал её руку и направился в сторону чащи, лишь изредка появляющейся чёрным пятном среди бесконечных снежинок. Он шёл уверенно, не замечая липнущего к сапогам снега, пробираясь по непротоптанной тропе всё дальше, и девочка уже могла различить не только пятно леса, но отдельные стволы деревьев. И страх перестал ползать внутри. Он разросся до размеров панического ужаса.

Лес. Они идут через лес. Отец хочет срезать путь, ведь в лесу буря их не достанет, в лесу их вообще никогда и никто больше не достанет. В лесу живёт страшный Господин, в лесу живёт Чудовище, и волки ему подчиняются, и корни деревьев сплетают ему путь над человеческими костями.

Анна хотела замедлить шаг, но не смогла. Она скользила по рыхлому мокрому снегу, а король упрямо тянул её за руку вперёд. Вот они пересекли небольшой холм, на котором ещё недавно Анна попала в ловушку для кроликов, вот прошли мимо первого ряда покорёженных деревьев. Паника пульсировала в висках, кровь стучала, заставляя сердце биться яростнее, чаще. Ветер уныло и свистяще выл среди веток, и девочке казалось, что это вовсе не ветер, а лесной царь поёт замогильную песню двум путникам, осмелившимся зайти в его чертоги.

— Потерпи, дитя моё, — прохрипел Генрих не своим голосом, севшим и натянутым, — покой придёт и очень скоро.

Она не поняла его слов. Её поглотило желание вырваться и бежать, но тело не позволяло ей этого сделать. Ноги словно стали ватными, руки ослабли, и принцесса, ведомая королём, шла навстречу проклятому лесу.

Генрих провёл её до серповидной поляны и остановился. Отпустил её, потянулся к поясу, отвернувшись. Анна задыхалась. Холод нещадно жёг лёгкие, спускаясь по горлу цепкими колючими волнами. В темноте король казался лишь смутной чёрной тенью от себя прежнего. Где-то треснула ветка.

— Отец? — Едва слышно позвала его Анна, испуганно смотря в спину монарху. — Зачем мы остановились?

И вновь он не ответил. Слабо сверкнуло в вихре снежинок лезвие клинка, король размахнулся, намереваясь нанести дочери удар. Его лицо не исказила ярость, в глазах не блеснуло сожаление. Он действовал уверенно, он всё просчитал. С губ его не вырвалось ни одно слово.

Треск ветки. И снова. И снова. Кто-то идёт к ним, торопливо, быстро. Их много. Девочка зажмурилась, упала на снег, закрывая голову руками, король замер, подобный статуе скульптора, прославляющего войну, невольно прислушался. Где-то рядом протяжно завыли волки.

Генрих, вздрогнув, выронил кинжал, зажатый в руке, и, даже не оглянувшись на дочь, бросился бежать, быстро исчезнув в порыве заснеженного ветра. Что-то тихо зазвенело в шуме вихря. Маленькая девочка, брошенная отцом, так и не решилась открыть глаза. Она чувствовала голодные взгляды зверей, слышала, как её окружают, но не могла заставить себя посмотреть на них. Они — смерть. Она — добыча. В кармане тихо звякнул медальон, Анна, сглатывая ком в горле, шептала неразборчивые слова. Она обращалась к матери, к богине, защищающей детей, к покровителям.

Скрип снега перед ней прозвучал, как выстрел. И все звуки стихли. Не было ни сбивчивого от бега дыхания зверей, ни шума деревьев, ни воя ветра. Время словно замедлилось, может быть, остановилось. Скрип повторился чуть ближе. Анна открыла глаза.

Медленно подняв голову, она убрала руки, безвольно опустив их на снег, чувствуя, как он обжигает покрасневшие от холода пальцы. Девочка посмотрела перед собой, краем глаза заметив, как медленно вдруг начали лететь снежные хлопья, и испуганно замерла. Подняв взгляд, она встретилась со сверкающими из глубин белого черепа глазами. Анна прохрипела севшим от испуга голосом:

— Хозяин леса…

Перед ней стояло лесное чудовище. Оно смотрело на неё, возвышаясь, словно идол, и не двигалось. Полы его одеяния лениво развевались от лёгкого ветра, тяжёлая накидка, с плеч свисавшая двумя звериными лапами на грудь, едва заметно покачивалась. Но само оно, безмолвное и тихое, стояло неподвижно и смотрело на девочку. Когтистая рука сжимала посох, сплетённый из ветвей, и от кристаллов, взращённых на самом его верху, исходил тусклый зеленоватый свет.

Монстр был ещё уродливее, чем Анна способна была себе вообразить. Она могла видеть теперь испещрённый отметинами череп и раскидистые оленьи рога, кости, висящие на его шее, камни, украшающие его руки. Он был страшен, он выглядел, как животное, и её ужас рос с каждой секундой его молчания. Не в силах отвести взгляд, принцесса тоже хранила тишину, теряясь в догадках о своём будущем.

Наконец, будто решив что-то для себя, лесной царь вдруг медленно вытянул руку и, указав когтистым длинным пальцем на девочку, неторопливо отвернулся и направился в чащу. Снег вдруг вновь пошёл плотной стеной, подхватываемый ветром, оглушительно взвыли волки. Анна быстро осмотрелась, с удивлением понимая, что звери разбежались. Но лесной царь никуда не исчез. Он ждал её, без слов позвав за собой.

И Анна пошла.

6

Хозяин леса был страшен. В полумраке Анна неотрывно следила за ним, медленно и неторопливо идущим вперёд, будто не касаясь снега. Она бы и не разглядела его, но мягкий мерцающий свет кристаллов, венчающих его посох, падал на лесного короля, пусть и искажая его черты, и позволял рассмотреть его.

Русые с проседью волосы вьющимися волнами спадали по его плечам и спине, такие длинные, каких Анна никогда не видела ни у одной женщины королевства. Накидка из шкур при каждом шаге едва заметно лениво приподнималась, девочка направила взгляд выше, скользя по чужой спине, и вздрогнула, заметив капюшон из волчьей головы. Его оскал был ей неприятен, и принцесса поспешила посмотреть на что-нибудь ещё.

Из волос чудовища росли тяжёлые рога, раскидистые, похожие на оленьи. На одной из ветвей левого рога тихо позвякивала подвеска с синим полумесяцем, мерцающим в свете кристаллов, на ленте перекатывались крошечные камни и бусины. Это украшение совсем не подходило под уродливый странный образ, который девочка видела перед собой, оно будто выбивалось своей нежностью из общего вида чудовища.

Анна посмотрела на его руку, виднеющуюся из-под накидки, сжимающую посох. Длинные тонкие когтистые пальцы, они оплетали посох, как лапы паука — свою жертву, на одном из них тускло поблёскивал перстень с зелёным камнем — он тоже был чужим в диком страшном образе. На запястье — тканевая повязка, пожелтевшая от времени, местами коричневая от запёкшейся застарелой крови, чуть ниже звенят несколько амулетов, повязанных на манер браслетов. Взгляд девочки заскользил вверх по посоху, она внимательно рассмотрела переплетение ветвей, кристаллы, вросшие в кору, причудливые изгибы дерева. Посох походил на старую корягу с корнями и ветвями, но без листьев.

Девочка сморщила нос. Хозяин Леса был отвратителен, похожий на дикаря из Чужих северных земель. Когда-то она видела нескольких, взятых в плен королём Генрихом, и это запомнилось ей надолго. Дикари шли, повязанные между собой одной верёвкой, раздирающей их запястья в кровь. Они все до единого гордо поднимали головы и ни разу не оступились на ухабистой дороге к замку. Каждый из них был одет в меха, тусклые старые рваные ткани, кто-то опоясан тряпьём, кто-то был бос, кто-то и вовсе без рубахи или накидки. Они казались девочке нагими, дикими и мерзкими. Их испещрённые шрамами и синяками лица походили на морды раненных в бою за территорию медведей. Их губы перекашивались в торжествующих улыбках, кривые зубы виднелись за обветренной плотью, дёсны белели от напряжения, с каким зубы сжимались, скрипя. Они дикие. Они вовсе не люди.

Он был в точности таким, как они, северные жители, обитавшие в Мёрзлых пустошах за Драконьими хребтами, необузданные дикие люди, ставшие больше животными ради выживания. Несколько лет назад, Анна припомнила, в одной старой книге о них она встречала иллюстрации их шаманов, так они называют своих колдунов. Уродливые маски животных на лицах, бусы и кости, повязанные вокруг тощих шей, костлявые когтистые руки, унизанные кольцами, длинные одежды в пол, так похожие на женские платья и юбки. У них были неопрятные длинные взлохмаченные волосы, в них застревали ветки и перья. Такими Анна помнила этих странных искривлённых шаманов.

Хотя всё же Хозяин леса был более статным и не выглядел беснующимся в припадке истерии колдуном. Он был невозмутимо спокоен, как скала, о которую бьётся непокорное море, желая сдвинуть камень с места. Он был молчалив и внушал трепет, граничивший с ужасом.

Они шли между деревьев, лениво тянущихся к небу, и ветер свистел в ветвях, начиная новую заунывную песнь. В тишине скрипел только что выпавший снег, из тяжёлых серовато-белых туч падали снежинки, застревая в рыжих волосах девочки, оседая на меховой накидке духа. Король леса молчал, продвигаясь вперёд, иногда мягко разводя жестом когтистой руки ветви перед собой. Он не касался их, деревья будто сами хотели убрать помеху с его пути. Анна боялась, по телу разливался ледяной страх. Куда он ведёт её?

Из-за деревьев показались волки. Поначалу их было немного, но чем дальше Хозяин заходил в лес, тем больше сопровождающих становилось, и вскоре за ними по пятам следовала целая стая серых хищников. Принцесса заторопилась, стараясь не отставать от чудовища, ей казалось, что, лишь он потеряет бдительность, звери растерзают незваную гостью в клочья. Но волки, покорно склонив головы, в полной тишине трусили за ними, держась чуть поодаль, точно безмолвные стражи.

Когда лес перед ними начал смыкаться плотной стеной, Хозяин остановился и медленно поднял рогатую голову, выдыхая белёсое облачко пара. Подняв посох, он с силой ударил им по снегу, и волна ветра прокатилась по земле, взвихрив снежинки. Старые корявые стволы неохотно расступились, переплетённые ветви поднялись, образуя небольшой тёмный коридор, ведущий прочь от старой жизни, от королевства, от дворца. От всего, что она любила, от всего, что было ей дорого. Теперь пути назад не будет.

Хозяин Леса молча шагнул в тоннель и направился вперёд, вскоре исчезая с другой его стороны, и Анна застыла. Она посмотрела в полутьму, сгустившуюся среди бесконечных теней от стволов, покосилась через плечо на выжидающих волков, остановившихся недалеко от неё. Сердце болезненно сжалось. Всего шаг. Последний шаг. А что потом? Куда потом? Умрёт она или же будет в вечном рабстве у повелителя леса? Ей было страшно, она почувствовала себя крошечной и незначительной, впервые девочка знала, что от неё ничего в этом мире не зависит. Даже собственная жизнь.

Порыв ветра всколыхнул её платье, виднеющееся из-под шубы, засохшие листья, сорвавшиеся с самых верхушек старых деревьев, пронеслись мимо неё в коридор стволов и исчезли в полумраке. Где-то вдалеке болезненно уныло закричала птица. Девочка, борясь с ужасом, шагнула в тоннель, и деревья за ней вновь сомкнулись в непроходимую стену.

Она, вся сжавшись, будто желая спрятаться, прошла вперёд, стараясь преодолеть сырой и мрачный коридор, в котором пахло запревшими мокрыми листьями, и вышла на выбеленную снегом поляну. Там её терпеливо ждал лесной дух.

Анна подошла к нему, посмотрела на белый потрескавшийся череп, пытаясь заглянуть в чёрные глазницы, но не сумела и быстро опустила голову. Хозяин Леса снова медленно направился вперёд. Его длинные одежды едва заметно волочились по снегу, и Анна присмотрелась внимательнее к следам, оставленным чудовищем. За ним вместо человеческих отпечатков следовали копыта. Девочка вздрогнула, боясь представить, как выглядят ноги монстра, если они оставляют подобные следы.

Вокруг не было больше ни души. Лес безмолвно замер, даже птицы не издавали ни звука, ветер стих, но снег продолжал лениво падать на белую землю, ложась под ноги искрящимся ковром. Они неторопливо шли по поляне, тянущейся вглубь между старых скрипучих деревьев, которые встречали своего ужасного господина едва различимым гулом в ветвях. Точно неуловимый зов, призрак, застывший вне времени, этот гул пробирал Анну до дрожи.

Когда поляна расширилась, а стена леса будто отступила, девочка застыла, от удивления закрыв глаза и тут же открыв их снова. Среди снегов и сонных стволов, освещённый таинственным мерцанием огоньков вокруг, притаился старый полуразрушенный замок, убаюканный танцем снежинок в лёгком шуме ветра. Его башни давно развалились и лишь одна, восточная, гордо возвышалась над деревьями, смотря острым куполом в тусклое беловато-серое небо. В стене был пролом, заваленный грудой камней, по которым вилась игриво-зелёная сетка плюща, припорошенная снегом. Узкие окна-бойницы, неумело втиснутые где-то наверху, и широкие арочные, деловито смотрящие своими покрытыми инеем глазами-стёклами, почему-то они казались девочке безмолвными наблюдателями. Чуть дальше от замка разместились руины чего-то, напоминающего полукруг из арок, но камни от времени или чьего-то вмешательства давно развалились или раскрошились в пыль и мелкие обломки.

Замок был похож на тот, что строили самые обычные люди, но откуда он взялся в этом тёмном и мрачном лесу? Кто его создатель? Неужели здесь есть не только звери под присмотром чудовища?

Хозяин леса остановился, молча указав Анне под ноги. Она затаила дыхание, понимая, что, возможно, сейчас решится её участь. Он отвернулся и медленно прошёл дальше, опираясь на посох, и девочка какое-то время могла видеть, как напрягаются мышцы его руки, точно у дикого зверя. Но вскоре он отошёл туда, где свет огоньков не мог добраться до него, лишь слегка касаясь его кожи, освещая тускло и неуверенно, и Анна уже не могла присмотреться к нему.

Он словно кого-то ждал, терпеливо, спокойно, застыв в вихре снежинок, будто он никогда не был живым, как статуя, как изуродованное каменное изваяние. Анна прислушалась.

Навстречу им кто-то шёл. Он не особо торопился, но шаг его был несколько тяжёл — какое-то время назад он двигался слишком быстро и немного устал, снег жалобно скрипел под его сапогами. Вдалеке среди сияния огоньков появился тёмный силуэт. Когда через бесконечно долгие мгновения пришелец приблизился, девочка с трудом разглядела среди усиливающегося снегопада фигуру в тёмных одеждах, закутанную в меховой жилет с капюшоном. До принцессы долетел голос фигуры, слегка охрипший от холода, он обращался к чудовищу, но слов Анна не разобрала. Хозяин леса, возможно, и отвечал, только вот его слышно не было.

Бессчётно долго они вели беседу и пришелец говорил на повышенных тонах, голос его глухо отдавался из-под капюшона. Наконец в разгар разговора силуэт вскинул руки, точно проклиная кого-то, возмущённо воскликнул странную фразу на непонятном языке и решительно резанул ладонью по воздуху, подтверждая свои слова. Хозяин Леса молча отвернулся от него и направился в чащу, постепенно исчезая в дымке снега. Их разговор был окончен, король всегда прав.

Девочка со страхом ждала своей участи.

С мгновение поколебавшись, силуэт торопливо двинулся к ней. Когда же он подошёл, из-под мехового капюшона раздалось гулкое:

— Andialler, ragilla.

Анна посмотрела на него, как на умалишённого, совершенно не понимая. Она никогда не слышала подобного языка, в королевстве все говорили на Общем, его знали и приезжие торговцы, и местные ремесленники, и крестьяне, и горожане. Но на таком языке не говорил никто.

Силуэт скривил губы, виднеющиеся в тени под капюшоном, и недовольно проговорил:

— Идём со мной. Шевелись.

Он небрежно отвернулся от девочки, будто ему было противно даже смотреть на неё, и двинулся к замку, быстро преодолевая небольшие снежные заносы. За спиной у него был красивый лук с резными украшениями, рядом висел колчан, полный стрел с голубовато-золотистыми перьями. «Охотник», — почему-то подумалось принцессе. Едва поспевая за ним, девочка торопливо шла по его следам, выдыхая облачка пара.

Перед самыми дверями замка силуэт остановился, снисходительно подождав, пока Анна доберётся до него, только потом толкнул тяжёлую створку, впуская девочку. Анна не возражала: наконец-то хоть какое-то уважение к принцессе этих земель. Когда створка захлопнулась за пришельцем и девочкой, он снял покрытый снегом меховой капюшон, облегчённо выдохнув.

Анна покосилась на него, ожидая увидеть очередного монстра, но удивилась, когда вместо чудовища перед ней предстал абсолютно нормальный молодой человек. Он был бледен и немного худ — острые скулы слегка выпирали, делая его лицо несколько угловатым, — подбородок узкий, голубые глаза чуть прищурены. Чёрные прямые волосы небрежно падали ему на лоб, мягко ложились на плечи, от висков были заплетены аккуратные косы, из которых уже выбилось несколько прядей. В тусклом свете огня в камине Анна разглядела уродливый шрам, разрезающий его тонкие плотно сжатые губы ближе к правому углу. Взгляд её скользнул по его лицу снова, он недовольно скривился, надменно приподняв брови. Снова заговорил:

— Прекрати рассматривать меня. Манерам не учили?

Голос его резкий, но не визгливый, скорее просто раздражённый, тембр мог бы даже быть приятным, если бы только он не произнёс эти слова так, будто выплюнул их. Девочка нахмурилась, хотела язвительно ответить, но он не дал ей этого сделать, перебил:

— Je michia pelle Raven.

Анна растерянно моргнула, поэтому он добавил, кривясь:

— Зови меня Рейвен, человек.

И двинулся к лестнице, попутно развязывая шнуровку жилета. Анна неуверенно двинулась следом, чувствуя себя озлобленной и потерянной. Она не понимала, что происходит, что её ждёт и чего от неё хотят. И человека этого она тоже не понимала.

Рейвен поднимался быстро, перешагивая через ступеньку, минуя второй этаж замка, следуя на третий. Девочка смотрела себе под ноги, ей страшно было оступиться на, как ей подумалось, ненадёжной и старой каменной лестнице, но ещё страшнее оказалось ощущение, что, стоит только поднять голову, ей грозит неминуемая смерть. На нужном этаже Рейвен окликнул её каким-то странным возгласом, похожим на уханье совы, и Анне пришлось всё же мельком посмотреть на него.

Он указал на дверь, около которой теперь стоял. Дождавшись, пока принцесса подойдёт к нему, толкнул дверь ладонью и издевательским жестом пригласил её войти. Девочка, с трудом передвигая ноги, повиновалась, зайдя в комнату. За спиной раздался его недовольный голос:

— Нравится тебе это или нет, но теперь ты будешь жить здесь. Если бы не хозяин, быть бы тебе растерзанной волками… — В его речи скользнули нотки ярости, презрения, непонимания. Он помолчал, потом добавил: — Но он решил сохранить тебе жизнь.

Анна повернулась, посмотрела в полные злобы голубые глаза, испуганно прошептала:

— Я не хочу здесь быть…

— Я от тебя тоже не в восторге, ragilla, — процедил Рейвен сквозь зубы, усмехнувшись. — Но такова его воля.

И, больше ничего не сказав, он ушёл, закрыв за собой дверь и оставляя девочку в одиночестве.

На глаза Анны навернулись слёзы и впервые за этот длинный промежуток времени она заплакала. Горячие солёные дорожки быстро текли по красным замёрзшим щекам, обжигая кожу, с губ слетел первый всхлип, и вскоре тихий сдавленный плач превратился в рыдание. Девочка упала на кровать, уткнувшись в изгибы локтей, и взвыла от страха и бессилия.

Над сонным лесом, покрытым пеленой снега, заблестели первые робкие лучи рассвета.

7

Анна проснулась от громких криков откуда-то снизу, точно вынырнув из беспокойной дрёмы. Нет, скорее, она проснулась от неприятного сжимающего сердце чувства, а крик случайно достал до её ушей. Она неловко выпрямилась и замерла, непонимающе смотря на чужую кровать, застеленную шкурой медведя. Бесконечно долгое мгновение прошло, прежде чем она смогла осознать, где находится и что случилось этой злополучной ночью. Поняв, что дом остался далеко за стеной леса, девочка едва не заплакала, но всё же сумела взять себя в руки и прислушалась.

Слова было не разобрать, да и крик она слышала едва-едва. Всё, что было понятно, — он громкий, раз долетел даже до её комнаты, он возмущённый, ведь это же, в конце концов, крик, и принадлежит он кому-то из обитателей замка. Анна уже догадывалась, кто его обладатель, и недовольно сморщилась, скривив губы.

Она поднялась с пола, чувствуя неприятную тянущую боль и покалывание в отсиженных коленях, капризно нахмурилась. Постояв немного, девочка выдохнула, сникла, посмотрев в окно на заснеженную поляну, окружённую старыми припорошенными деревьями. Идти туда, к этому зверю и странному дикому охотнику? Ей не хотелось, всё внутри неё протестовало против этой мысли. Но что тогда? Она маленькая и хрупкая, вся в покойную мать, даже по деревьям не научилась взбираться, куда ей деться из огромного разрушенного замка посреди глухого леса?

Её пугала неизвестность. И тяготила боль от предательства отца. Как он мог так с ней поступить? Она была груба с ним, так и есть, даже неблагодарна… но она любит его. Жаль, думала Анна, что поняла она это слишком поздно. Наверное, крутились мысли в детской голове, он был очень расстроен её поведением и разлюбил её. До этого дня принцесса даже вообразить не могла, что её хоть кто-то способен не любить, это не укладывалось в её сознании, но теперь она была готова поверить.

Анне хотелось бы вернуться домой, туда, где тепло и уютно, туда, где осталась часть её маленького мира вместе с кусочком души, но дороги назад не было, её безжалостно оборвали. И, если уж остался только путь вперёд, должна ли она стоять на месте? Нет. Анна намеревалась показать, что она не какая-то простая глупая девчонка. Она — будущая королева всех этих земель и заставит лесное чудовище считаться с собой.

Решительным шагом она вышла в коридор, толкнув тяжёлую дверь. В коридоре пахло мокрым мхом, такой запах обычно можно было учуять около реки, в том месте, где вода ещё не окончательно иссохла. Анна прикрыла глаза, вдыхая сладковатый сырой запах и вспомнила, как в раннем детстве часто гуляла там с матерью. Королева была больна, но каждый раз соглашалась пойти к реке, чтобы порадовать дочь. За опущенными веками принцесса как будто бы видела камни, тяжёлые валуны, намертво всаженные в почву, где давно испарился даже тягучий ил. И на этих камнях, если только внимательнее присмотреться или сесть рядом, можно было увидеть лёгкую поросль пушистого мха. Вода тонкими неуверенными струйками тянулась к растительности, напитывая её скудной влагой, и Анна могла бы часами смотреть, как мох словно оживает от магии уставшей пересохшей реки.

Девочка открыла глаза и медленно подняла взгляд к потолку, осматривая каменную кладку, по которой весело вился зелёный плющ, скользнула по глубоким трещинам, похожим на морщины древнего старца, приметила, что ни в одном уголке не видно паутины. Стены коридора не были увешаны портретами и украшениями, как это было в родном замке, но вместо них по камням ползли вьюнки — голубоватые, лиловые, нежно-розовые. Они словно и не боялись зимних холодов за крепкими стенами и жили, пока ещё можно было жить и ни о чём не печалиться.

Анна какое-то время постояла в коридоре, разглядывая цветы, но всё же смогла собрать свою постепенно затухающую волю в кулак и направилась из коридора к лестнице, по которой она начала спуск. Лестница под ней хотя и не шаталась, не скрипела, но всё равно не внушала никакого доверия. Две ступеньки на втором этаже оказались сколоты и круто обрывались, угрожая идущему падением, если тот оступится или соскользнёт с камня. Кроме того, злополучный пролёт между третьим этажом и вторым не имел перил и был крайне широким. Создавалось впечатление, что постройка шла каждый день под руководством разных архитекторов. Анна была крайне возмущена, когда всё же сумела добраться до первого этажа.

В широком зале камин не горел, стены остыли и теперь от камня исходил холод, пакостливо пробирающийся под платье и шубу. Девочка невольно сжалась, постояла на последних ступеньках в нерешительности. Откуда-то из комнат снова раздался раздражённый голос:

— Варлок, прошу тебя, опомнись, она человек!

Анна узнала его. Худой бледный охотник, который проводил её вчера до покоев. Сегодня его голос звучал ещё более угрожающе и презрительно. Он был в ярости.

Принцесса с трудом заставила себя сделать шаг со ступеньки, потом другой, третий, и вот она уже пошла по направлению к звучанию чужого голоса, даже не представляя, что она может сказать тем, кого встретит. Из зала девочка попала в просторный коридор, стены которого украшали похожие на вьюнки цветы, но больше и ярче — красно-оранжевые чашечки тяжело свисали с зелёных плетей, вросших в камни.

От цветов пахло чем-то сладким, такой запах обычно стоял на деревенских ярмарках, когда крестьянки-старушки варили медвянку — особый напиток из молока, мёда и сладких корешков. Когда медвянка была готова, её наливали в небольшой глиняный кувшин и насыпали туда цветки жасмина, который продавался приезжими купцами с Восточных земель, или дикой фиалки. Редкие умельцы, способные изготовить карамель, добавляли её вместе с мёдом и получали особенно сладкий и терпкий привкус. Именно такой сладковато-терпкий запах стоял в коридоре лесного замка.

Вспомнив о медвянке, Анна расстроенно поджала губы — захотелось есть.

Совсем рядом снова заговорил Рейвен, уже мягче, но не скрывая своего недовольства:

— Non je comprepardo! Зачем? Неужели нельзя было оставить эту malettadi ragilla там, где ты нашёл её?

Ему не ответили. Или ответили, но так тихо, что Анна не смогла расслышать слов. Всё больше теряющая решимость, она двинулась на голос, снова возмущающийся, но уже на том странном и непонятном языке, который Анна успела услышать ещё ночью. В самый разгар очередной почти гневной тирады девочка вошла в не слишком большое помещение, оказавшееся поварней, и на этом её уверенность закончилась. Она сжалась в проёме, испуганно смотря на бледного человека, упирающегося ладонями в столешницу, застывшего истуканом с приоткрытым в выкрике ртом. Потом перевела взгляд на того, к кому он обращался.

Хозяин Леса сидел за столом, положив на него одну руку, другая же покоилась на его колене. Чёрные глазницы черепа уставились на девочку бездонными пещерами, она быстро отвела взгляд от его лица, боясь хоть на секунду задержаться и кануть во тьму его страшных глаз. Все трое молчали довольно долго, пока наконец Рейвен не оторвал ладони от столешницы и, выпрямившись, холодно проговорил:

— Явилась. — Его губы презрительно скривились, он скрестил руки на груди. Анна мельком покосилась на него, заметив, что одет он теперь в простую тёмно-зелёную рубаху и свободного кроя штаны. Ноги его были босыми.

Страх вдруг сменился возмущением, и она не смогла сдержаться, почти выкрикнув:

— Верни меня обратно, чудовище!

Рейвен побледнел ещё больше, его тонкие губы сжались в сплошную линию. Девочка осмелилась поднять голову и, превозмогая ужас и омерзение, всё же посмотрела немигающим взглядом на Хозяина леса. Тот молчал, будто бы и не услышав её грубости, и Анна заговорила снова, боясь растерять остатки дерзости из-за промедления:

— Я не одна из твоих тварей, я не хочу жить в этой пещере с монстром! — По привычке девочка даже топнула ногой и едва не поскользнулась. Устояв на ногах, добавила, почти выплюнув в сторону сидящего за столом лесного короля: — Будь ты проклят!

Она иногда слышала это выражение от слуг, препирающихся друг с другом, и поняла, что оно означает нечто вроде крайнего недовольства. Надо сказать, Анна была крайне недовольна.

Бледный человек не выдержал оскорблений и быстро подошёл к девочке. Схватив её за плечо, он намертво вцепился в него и прошипел сквозь сомкнутые зубы:

— Извинись перед хозяином, человек.

Она с вызовом задрала голову и посмотрела в голубые глаза.

— Он мне не хозяин! И ты не посмеешь мне указывать.

Худое лицо Рейвена вдруг начало краснеть, покрываясь пятнами. Он дико уставился на Анну, сжав свободную ладонь в кулак, впившись ногтями в свою кожу. Принцесса вдруг ощутила боль в плече, за которое он схватил её, и поморщилась, снова почувствовав испуг. Наверное, Рейвен не удержался бы и сломал ей руку, поглощённый яростью, но позади него послышался тихий скрип стула и шуршание одежд.

Лесной король медленно поднялся со своего места и, подойдя к враждующим, мягко положил ладонь на локоть бледного человека, чуть сжав рукав рубашки. Рейвен вновь побледнел, посмотрев на чудовище, и покорно отпустил девочку. Когда и Хозяин леса убрал свою руку, Рейвен быстро поклонился и отошёл в сторону, угрюмо замолчав. Он направился к старым шкафам и полкам, где начал наводить порядок, прибирая оставленные на тумбах из переплетённых ветвей мелочи.

Чудовище опустило голову и какое-то время разглядывало испуганную девочку. Наконец оно встало на колено перед ней, вызвав возмущённое сопение со стороны шкафов, где стоял бледный человек, и протянуло цветок, будто выросший из его руки. Анна замерла в нерешительности. Хозяин леса терпеливо ждал, пока девочка всё же не выдавила из себя:

— Мне ничего не нужно от тебя, монстр.

Он не ответил, лишь поднялся и, проходя мимо неё, ловко всунул стебель цветка в непослушные рыжие локоны её волос. При солнечном свете, проникающем в коридор сквозь узкие арочные окна, Анна разглядела, что руки у него не покрыты одеждой. Тяжёлая шкура лениво повисла грузом на его спине, но чудовищу это будто бы не мешало. Принцесса вдруг поняла, насколько он выглядит могущественным, сильным и до ужаса большим. Он был похож на покрытую снегом скалу, и она снова вспомнила, как ночью разглядывала его и боялась подобных сравнений. Он и правда скала. Молчаливая и несокрушимая. Таким и должен быть настоящий монстр.

Хозяин леса прошёл по коридору и исчез, повернув в главную залу. Через время со скрипом закрылись за ним створки двери, ведущей на улицу. Анна с волнением следила, как он проходит недалеко от окон, легко скользя по снегу, и пропадает из виду. Её бросило в дрожь.

Повернувшись, она сделала шаг в поварню и громко заявила:

— Я ухожу!

В ответ ей раздалось насмешливое:

— Волки уже ждут, ragilla.

Принцесса вздрогнула и бросилась бежать. Добравшись до двери, она что есть сил толкнула тяжёлые створки и, просочившись между ними, кинулась по наметённым за ночь сугробам прочь. Ноги вязли в мокром липком снегу, сапоги из замши быстро промокли, но даже участь умереть на морозе казалась ей лучше, чем остаться здесь.

Когда она пересекла заснеженную поляну, дыхание её уже сбилось и воздух жёг лёгкие калёным железом. Впереди снова раскрылась жадная пасть леса, и девочка побежала.

8

Генрих не мог уснуть. Он ворочался на кровати, устеленной старыми шкурами, и нервно теребил край одной из них между сухих шершавых пальцев. Король даже не нашёл в себе сил раздеться, тяжёлая мантия свисала с постели, лениво расположившись на полу, с грязных сапог стекала талая вода, несколько минут назад бывшая снегом. Он устал, он так смертельно устал, что ему казалось, будто он умер, но тело продолжило существовать без него. Будто всё, что происходит — нереально.

Поздний час, но в окно не заглядывал холодный глаз луны. Замок поглотило белой снежной пеленой, пугающие изломанные тени ближайших деревьев будто пытались подобраться вплотную к каменным стенам. У короля появилось стойкое ощущение, что в эту ночь не спит не только он один — не спит прислуга, не спит замок, не спят деревья и снег. Не спит лес.

Генрих вздрогнул как от пощёчины и резко сел на кровати, тяжело дыша. Пот заструился по виску, быстро скатился по скуле до подбородка и каплей упал на ворот рубахи, оставив небольшое размытое пятно на ткани. Сердце гулко стучало, как будто бы жаждало выпрыгнуть из груди короля, и он понял, что не просто так ему представился именно лес.

Лес. Страшный, тёмный, жуткий, кривые деревья, острые коряги, торчащие из-под земли трухлявые корни. С детства Генрих чувствовал исходящую от чащи неуловимую опасность, чёрную энергию, скрывавшуюся где-то там, за переплетёнными стволами и колючими ветвями. Сколько лет прошло, сколько детских страхов кануло в небытие, но не этот. О нет, этот страх плотно застрял в его сердце и рос порой так быстро, что монарх ощущал давление и боль в груди. Может ли животный беспричинный ужас убить человека? Генрих иногда думал, что вскоре познает это на своей шкуре.

Раздался неприятный глухой стук, будто кто-то кинул горсть снега в окно, и король не выдержал. Поднявшись с кровати, он, устало и медленно потерев глаза, направился прочь из покоев в коридор. Тусклое мерцание свеч почему-то слепило его, будто бы солнце неожиданно проникло сквозь ночную мглу. Когда Генрих моргнул, это неприятное ощущение пропало.

Сначала он шёл медленно, ступая тихо, мягко, как если бы боялся разбудить спящую любимую, будь она жива. Но неприятное ощущение усиливалось с каждым его шагом, сердце стучало яростно, почти свирепо разрывая стенки грудной клетки, и Генрих ускорился, постепенно сорвавшись на бег. Картины в рамах, украшения в виде щитов и скрещенных мечей, гербы, подсвечники, огоньки свечей — всё слилось вокруг него и превратилось в водоворот, сплошной поток неясных очертаний.

«Анна, что-то не так с Анной», — мелькнуло в сознании. Генрих резко остановился, когда до комнаты дочери оставалось совсем немного. Одна дверь разделяла их сейчас, и эта дверь казалась капканом, жуткой пропастью, готовой поглотить короля в любую секунду. Перед глазами отчётливо воскрес образ жены, измождённой, печальной, с тусклым взором и дрожащими руками. Она стояла возле покоев Анны и смотрела на Генриха с беспокойством и страхом. Он снова сморгнул, и видение испарилось, точно его и не было.

— Не ходи, девица, в лес, там мой братец исчез, — задумчиво нараспев проговорил Генрих, сделав шаг к заветной двери, — ты не плачь о нём теперь, братца в чащу забрал Зверь.

Его ладонь упёрлась в прохладную древесину. Мышцы руки напряглись, он замер, раздумывая и ужасаясь странным мыслям, ползущим в голову липкой пеленой. Выдохнув, Генрих вошёл в спальню дочери.

***

Ранним утром, хотя это вполне можно было бы назвать ночью, по замку прокатился громкий зов; этот громоподобный звук разбудил слуг, мирно спящих в комнатах, и стражников, задремавших на своём посту. Голос нельзя было не узнать — северный рёв истинного потомка Вильгельма Свирепого — на такой во всём Королевстве был способен лишь Генрих. От неожиданности стражники вздрогнули и, нервно сжимая тяжёлые алебарды, бросились на отчаянный крик.

Любопытные и обеспокоенные слуги, даже не удосужившись одеться, оставаясь в исподнем, тихо переговариваясь, побежали следом, некоторые прихватили свечи. Никто из них не удивился, когда короля Генриха нашли мечущимся по комнате дочери, а самой девочки нигде не было. Удивило иное: монарх был не самым терпеливым и спокойным человеком, но никогда ещё, ни разу за столько лет его правления, подданные не видели такого ужаса и безумного отчаяния в его глазах.

Он кричал имя дочери, но крик был больше похож на хриплый рык раненого зверя. Слуги растерянно оглядели покои юной принцессы: бельё, подушки, личные вещи, лежавшие на столике — всё в беспорядке лежало на полу. Король в своей бессильной ярости едва не уничтожил всё, до чего могли дотянуться его дрожащие от напряжения руки.

— Ваше Величество! — Завопила одна из служанок, полная женщина с добрым миловидным лицом. Она бросилась к Генриху и попыталась поймать его руки в свои, но монарх лишь с силой оттолкнул её, заставив упасть на кровать. Он будто ничего не замечал, и женщина снова воскликнула, пытаясь образумить его: — Ваше Величество!

— Прочь, Берта! — Взревел король, страшно выкатывая глаза. Казалось, они вот-вот выпадут из глазниц, так свирепо он взирал на служанку. Его лицо покраснело, на висках вздулись синие пульсирующие вены, а губы блестели от слюны.

Прислуга зашепталась, стражники стояли в нерешительности, не зная, как поступить с обезумевшим господином. А тот снова резко повернулся к столику и отшвырнул стоящие на нём небольшие флаконы. Тонкое изящное стекло со звонким треском разлетелось о каменный пол, красные осколки окропили часть ковра, как если бы здесь пролилась кровь. Глаза короля сверкали в отблеске пламени свечей, что падало ему на лицо мягким отсветом, зрачки пульсировали, во взгляде читался затравленный ужас.

— Моя дочь, — прохрипел монарх, сжимая мощной ладонью край столика, — где она?

— Ваше Величество, — попыталась вставить служанка Берта, поднимаясь и снова осторожно подходя к королю. — Вы нездоровы, Ваше Велич…

— Где моя дочь?! — Тяжёлый кулак обрушился на древесину, Генрих оскалился, дрожа от боли, гнетущей сердце. — Что вы сделали с моей дочерью?!

— Но, мой король… — её руки потянулись к нему, но Генрих лишь отмахнулся, ударив её по запястьям. Женщина испуганно прижала руки к груди и невольно отстранилась к стоящим у дверей.

— Молчать! — Он повернулся к слугам и страже, резко выпрямившись. Его голос напряжённо скрежетал, как несмазанный доспех, пролежавший на дне озера не одно столетие. — Обыщите всё. Каждую комнату, каждый угол, каждый дом в деревне, если понадобится, но найдите её. Немедленно!

Последнее слово он рявкнул так, что несколько девушек-служанок от страха вздрогнули. Прислуга выбежала из покоев и тут же рассыпалась по коридорам замка, но стража не двинулась с места. Король тяжело воззрился на них, медленно проговорив:

— Неужели мой приказ вам непонятен?

— Государь, глухая ночь же, — начал было один из стражников, крепкий высокий, с густой чёрной бородой и усами. Второму не хватило смелости поддержать его.

Взгляд Генриха потемнел. Его лицо будто посерело от ярости, губы побелели — так сильно он сжал их, и копна рыжих волос превратилась в сравнении с кожей в пожар на его голове. Он выглядел как бог огня, чья мощь вырывалась наружу, и стражники невольно дрогнули.

— Моя дочь исчезла посреди ночи из собственной постели. Моя дочь, ваша принцесса, пропала, — цедил Генрих сквозь зубы, надвигаясь на стражников. — Если только кто-то её похитил, пусть молится. Я сравняю с землёй деревни и город, если придётся, но найду её. — Глаза его стали тёмными, как дно старого болота. — Как ни черна была бы ночь, моя боль чернее. Седлайте коней!

Стражники, до скрипа перчаток сжимавшие алебарды, поспешно поклонились и бросились прочь. Генрих, поглощённый страхом, пошатнулся и упёрся ладонью в ветхий книжный шкаф. Ему было нехорошо, сильно болела и кружилась голова, ладони похолодели и пот струйками стекал по спине, впитываясь в ткани дорогих одежд. Анна, где же его маленькая Анна? Куда спряталась, куда исчезла?

Он закрыл голову руками, пытаясь собраться с мыслями, взять контроль над разумом, но почему-то тот упрямо не поддавался на здравые рассуждения и предательски подбрасывал королю страшные видения, перекликающиеся со смертью любимой Ситлин.

Не ходи, девица, в лес, там мой братец исчез. Ты не плачь о нём теперь, братца в чащу забрал Зверь

Генрих вздрогнул от этой мысли, теперь она уже не казалась ему забавной. Старая песенка, которую напевала ему мать перед сном, он запомнил слова на всю жизнь и вряд ли бы когда-нибудь позабыл. Она не слишком пугала его в детстве, но зато навсегда отбила охоту совать нос в старый сонный лес, шумящий на окраине недалеко от дворца. Какой Зверь забрал братца в чащу?

— Мой господин, что здесь происходит?

Король поднял голову и затравленно посмотрел на вошедшего мага, чей голос выдернул его из задумчивости. Седрик был тепло одет: тяжёлая шерстяная накидка с мехом поверх колдовской мантии, перчатки с оторочкой, тяжёлые утеплённые сапоги — маг явно покидал замок, но король едва ли обратил на это внимание. Рука волшебника сжимала изящный высокий посох, он опёрся на него, свободной ладонью стряхивая снег с накидки. Взгляд его был обеспокоенным.

— Седрик, — проговорил король срывающимся голосом, он вдруг почувствовал подступившие к горлу удушливые позывы разрыдаться, — Анна пропала. Моя девочка пропала.

Маг бросился к нему, когда монарх покачнулся и едва не осел на пол. Седрик подхватил Генриха под руку и с усилием удержал на месте, с волнением рассматривая бледное лицо перед собой.

— Мой господин, я прошу Вас, возьмите себя в руки. Мы найдём её. — Он говорил торопливо, медленно ведя короля к выходу из покоев.

— Я приказал седлать коней, — глухо сообщил Генрих, едва разлепляя губы. Он остановился и выпрямился, будто скидывая с плеч тяжёлую ношу, глаза его тускло заблестели. Медленно выдохнув, монарх заговорил решительнее: — Надо спешить.

— Но где её искать? Королевство огромно.

— Седрик, — король тяжело дышал, взгляд его становился всё решительнее, — ты поедешь со мной. И я клянусь всеми известными мне богами, что мы найдём её где угодно, пусть даже под твердью земной.

Маг ничего не ответил, лишь коротко кивнул, ловя блики безумия во взгляде короля. Генрих выглядел больным, и Седрик ощутил странное неприятное давление в голове. Этот король проклят.

Генрих уверенным шагом, наконец отбросив клокочущие в груди ужас и отчаяние, двинулся в коридор, а оттуда вниз по лестнице. Миновав несколько пролётов, он торопливо, широкими шагами пересёк главную залу и открыл тяжёлые дубовые створки дверей, выйдя из замка. Ледяной ветер полоснул по лицу и вонзился под кожу тысячью мелких игл, он жёг веки и кусал губы, снег волной окутал короля, побелив его одежды. Зима бешеной львицей нападала на стражу, ожидавшую во дворе, кони хрипели и мотали головами, кусая удила. Из их широких ноздрей облаками вырывался пар, мгновенно исчезающий в потоке ветра.

Король сам подошёл к своему жеребцу, мощному и быстрому вороному Альфреду, пару раз похлопал его по жилистой шее и рывком забрался в седло. Подведя коня ближе к солдатам, он закричал, стараясь быть громче бури, и голос его стал подобен грому:

— Ищите, ищите везде! Если моя дочь в королевстве и жива, вы головы сложите, но приведёте её ко мне. Если же она мертва, — голос его на мгновение дрогнул, но снова вернул себе прежнюю мощь, — я хочу об этом знать. Да прибудет с нами удача и свет Ольдигма!

Последние его слова потонули в рёве ветра. Пришпорив коня, Генрих помчался сквозь снежную пелену к открывающимся воротам, небольшой отряд двинулся следом. И только маг, вышедший из замка, какое-то время стоял возле лошади и смотрел вслед всадникам, крепко сжимая пальцами посох.

9

Холод она не ощущала довольно давно. Пальцы на руках будто заледенели, отказываясь гнуться, ноги превратились в онемевшие куски плоти, на ресницах легли белые цветы инея. Анна замерзала медленно и мучительно. Всё тело кололо, но ей чудилось, будто это не из-за мороза — во всём виновата усталость. Да, конечно, она просто устала, ей стоит отдохнуть.

Анна не знала, где находится. При свете солнца лес уже не казался мрачным и угрюмым, всё сверкало под лучами, снег переливался и искрил, точно алмазы в сокровищнице гномьего короля в старой сказке, но всё же ей по-прежнему было неспокойно. Бесконечные деревья везде, куда ни брось свой взгляд, куда ни пойди — Анна растерянно вертелась по кругу, бродя между чёрных стволов, покрытых мхом, и не знала, что теперь делать. Этот лес был для неё ловушкой, как те, что ставят крестьяне из деревень в попытке поймать кролика.

Принцесса стала загнанным зверьком.

С её губ сорвалось облачко пара, мгновенно улетевшее в чистое голубое небо. Где буря, бушевавшая в эту ужасную ночь? Где волки, завывающие впотьмах валежников, скрытые от человеческого взора? Где дом? Девочка обняла себя за плечи, дрожа, тяжело дыша от напряжения. Она шла слишком долго: уставшая, замёрзшая, одна среди мира, незнакомого ей и чуждого. И ни души рядом. Ни звука.

Анна остановилась. Ни звука? Нет. Ей показалось, как где-то совсем рядом скрипнул снег. Сломалась ветка под чьей-то лапой. Может, ногой?.. «Пожалуйста, только бы здесь оказались люди, такие знакомые и прекрасные люди, а не чудовища с черепами вместо голов или дикие звери», — подумалось ей на секунду. И снова скрип, лёгкий и пока приглушённый, будто бы шуршащий — кто-то скользит между сугробов прямо к девочке. Скользит? Нет, Анна прислушалась внимательнее и поняла, что поступь у него тяжёлая, но будто бы неуверенная. Она услышала хриплое дыхание.

Вскрикнула птица, тревожно, дико, что-то спугнуло её с провисающей, нагруженной снегом ветки. Рыхлый снег упал на непокрытую голову принцессы, обелил блестящие на солнце рыжие кудри. Анна не сдержалась, легко вскрикнула от мимолётного испуга. И чужие шаги замерли.

А потом невидимый гость побежал. Он бежал шумно, хрипя и порыкивая при каждом полупрыжке, и снег жалобно продавливался под его весом. Он был один, но это совершенно не успокаивало девочку. Анна невольно попятилась на негнущихся от напряжения и страха ногах, кончики пальцев закололо — холод сделал их похожими на куски льда. Девочка хотела броситься бежать, но куда и как? Сил не было даже на то, чтобы пройти лишнюю милю, откуда бы взяться им на спасительный бросок?

Стайка крошечных бурых птиц взметнулась в небо с нервным щебетанием, снежинки лёгкой пеленой закружились с веток на землю. Заскрипело дерево, тёмно-зелёные иглы на нём тревожно вздрогнули. Анна в ужасе замерла, когда невидимый гость вповалку вышел из-за сугроба.

— Защити меня, великая Зара, — едва слышно прошептала девочка, прижав онемевшую ладонь к груди и судорожно втягивая носом морозный воздух.

Огромный почти чёрный медведь замер под раскидистыми ветвями старого кедра, угрюмо уставившись на Анну покрасневшими глазами. Его голова наклонилась к земле, приоткрытая пасть выпускала облака пара — зверь бежал — и девочка с трудом смогла различить тонкую струйку слюны, лениво повисшую в уголке его пасти. Взгляд медведя был странный: пустой, рассеянный, но где-то там в самой их глубине мелькала беспочвенная ярость. Он глухо заворчал, мотнув головой.

И Анна вдруг поняла, что происходит.

Отец лишь однажды взял её на охоту, которую испокон веков устраивали на Хвойной окраине. Несмотря на то, что уже много лет лес был закрыт для людей и рьяно охранял свои богатства, Хвойная окраина представляла собой свободный от защиты лесного короля участок. Когда-то давно короли прошлого подписали с Царём пакт о ненападении, и с той поры этот кусочек леса стал местом для охоты и собирательства. Правда, охотиться здесь было не менее опасно, чем в запретных чащобах, потому простой люд сюда не заходил.

Королевский гон, так называлось это у дворян, устраивался раз в месяц, не считая вынужденной добычи пушнины и мяса. Генрих не слишком любил охоту, но чтил традиции предков и неукоснительно следовал им из года в год. Первая охота Королевского гона начиналась в день зимнего солнцеворота — по счёту одиннадцатый Астарга месяца. Издревле считалось, что именно в это время души предков спускаются на землю из Небесных чертогов, чтобы благословить потомков и придать им сил на весь будущий год.

На обычную охоту, это Анна хорошо знала, ловчие берут множество видов ловушек и оружия, кто-то не брезгует ядами, не имеющими власти над человеком, но мгновенно умертвляющими зверя. В чаще охотники действуют поодиночке и никогда не выслеживают добычу, сидя на коне. Королевский гон проходил исключительно верхом, а из оружия разрешено было брать лишь лук и колчан стрел. Анна запомнила каждую секунду своей первой и последней охоты:

Всадники ворвались на Хвойную окраину почти галопом, лошади хрипели и оглушительно ржали, и эхо от их голосов разносилось над деревьями далеко вперёд. Дворяне кричали, громко переговариваясь, кто-то выстрелил наугад перед собой, и стрела со свистом исчезла среди кустов. Принцессе было десять, она не слишком понимала происходящее, даже когда Генрих, заметивший её испуг, начал втолковывать ей особенность охоты. Анна слушала, кивая и не отрывая взгляда от толстых стволов, а в голове роились пугающие тревожные мысли.

Галоп продолжался. Она крепко вцепилась в заплетённую гриву отцовского вороного, маленькие руки побелели от напряжения, а Генрих всё успокаивал её пояснениями. Вторая стрела пролетела мимо и исчезла в полумраке леса. Третья, четвёртая, пятая. Они свистели, пронзая морозный воздух, и одна за другой то втыкались в стволы деревьев, то улетали куда-то вглубь чащи.

— Зачем это всё, папа? — Спросила она, посмотрев на короля через плечо своими огромными зелёными глазами. Испуг постепенно проходил, но чувство тревоги сползать с сердца отказывалось.

— Здесь много оленей, Анна. — Генрих указал рукой, свободной от поводьев, перед собой, легко улыбнулся, выдыхая облачко пара. — Мы пытаемся их вытравить.

— Но если стрела попадёт с них? — Её голос дрогнул, воздух ледяной волной ворвался в лёгкие и девочка несколько раз покашляла, пытаясь прогнать неприятное покалывание.

— Конечно, попадёт, маленькая принцесса! — К ним подъехал рыцарь, восседающий на красивом пятнистом жеребце. Мужчина улыбался, обнажив кривоватые белые зубы, его порозовевшие щёки почему-то напомнили девочке яблоки, упавшие на снег. Рыцарь засмеялся, щурясь, вокруг его голубых глаз легли забавные морщинки. — Всех перебьём, если надо будет, попадём, обязательно попадём!

Она испуганно вздрогнула, сердце пропустило удар и сжалось, ухнув в желудок. Ей не понравились эти слова. Генрих, заметив беспокойство дочери, одёрнул рыцаря довольно дружелюбно, но всё же не терпя возражений:

— Ну, довольно, Серафим, довольно. Не пугай дитя понапрасну.

Рыцарь снова заулыбался, достал лук и стрелу, после ловко прицелился, с силой натягивая тонкую тетиву. Звонкий голос его был похож на музыку крестьянской лютни, чистый и мелодичный:

— Ваше Величество, Вы правы, оставим все разговоры! Гляди, маленькая принцесса, как стреляет капитан гвардии великого Генриха Смелого!

Стрела с зеленовато-коричневыми перьями метнулась вперёд и исчезла среди деревьев. Всё ещё держа руку с луком перед собой, Серафим напрягся, внимательно всматриваясь в чащу, на скулах его заиграли желваки. Генрих проследил за полётом стрелы и задумчиво изрёк:

— Неплохо, вполне неплохо.

Серафим улыбнулся, посмотрев на короля.

— Да, Ваше Величество, у Вас при дворе косых не держ…

Он оборвал себя на полуслове и резко повернул голову к лесу. Его глаза чуть сощурились, рука медленно потянулась за спину в поисках стрелы. Шум вокруг перекрывал любые звуки, и Серафим вдруг оглушительно гаркнул:

— Молчать!

Эхо пронеслось по поляне перед окраиной, и все замерли в ожидании. Генрих вслушался вслед за рыцарем в наступившую тишину. Минуту длилось это гробовое молчание, только кони нервно мотали головами и храпели, легко отбивая передними копытами странный скрипучий ритм на снегу. И вдруг раздался рёв. Глухой и яростный, он волной донёсся до охотников гона, и Анна прижалась спиной к отцу, в ужасе застыв.

Из-за деревьев показался медведь. Шатаясь и рыча, он мотал тяжёлой головой, худой и измождённый, направляясь к поляне. Серафим среагировал в тот же миг:

— Шаткий! Идёт шаткий! Готовься!

Генрих закрыл дочь одной рукой, другой натянул поводья, не дав коню в припадке испуга встать на дыбы или рвануться вперёд. Капитан гвардии прицелился в медведя, когда тот начал медленно набирать скорость.

— Что происходит, папа? — Девочка едва не закричала, широко раскрытыми глазами следя за зверем. — Что происходит?

— Шаткий, — быстро пробормотал король и отпустил её, достав искусно вырезанный лук. Натянув тетиву, он прицелился и выстрелил. — Медведь, которого мы разбудили шумом… Опасный медведь.

Стрела пролетела через поляну и вонзилась зверю в плечо. Яростный рёв вырвался из глотки медведя, и животное, оступаясь, побежало на отряд, не спуская взгляда с короля и его маленькой дочери. Серафим выпустил стрелу, за ним выстрелили и остальные рыцари. Со свистом острые наконечники, долетавшие до цели, вгрызались под шкуру зверя, причиняя ему неимоверную боль, подстёгивая двигаться и петлять. Но путь ему продолжить не дали — Серафим выстрелил в последний раз. С глухим рыком медведь замедлился и через мгновение тяжело повалился на снег, судорожно вдыхая морозный воздух.

Капли крови кривой дорожкой тянулись к его телу, окрасив белую землю, и Анна зажмурилась, отвернувшись и уткнувшись лицом в доспех отца.

Она вспомнила это только сейчас. Перед ней стоял тот самый медведь. «Шаткий» медведь. Он вернулся из прошлого, такой же худой и озлобленный, разбуженный выстрелами и криками, чтобы увидеть своего обидчика в глаза и наконец прикончить. Анна дрожала, забыв про холод, и изо всех сил прижималась к стволу дерева, будто оно могло стать ей защитой, впитать в себя и превратить девочку в такое же деревце. Но это не помогало, медведь видел её и приближался, желая разорвать её на куски.

— Пожалуйста, мне так жаль, мне жаль… — В ужасе проговорила она, по щекам потекли слёзы, леденящими иглами впивающиеся в кожу. Медведь зарычал.

Анна не стала закрывать глаза и отворачиваться от неминуемой гибели. Ей казалось, что дух мщения раз за разом станет наведываться по её душу, если она снова даст слабину, а потому с ужасом смотрела девочка в красные озлобленные глаза зверя, бегущего к ней.

— Зара, великая защитница, помоги мне, Зара… — Трясущиеся ладони сцепились в молитве, негнущиеся пальцы попытались сжаться, но не сумели, и руки девочки замерли в странном положении, будто высеченные из камня.

Быть может, богиня услышала её или кто-то иной, но медведь вдруг замедлился и сжался, попятившись обратно к кедру. Анна подняла мутный взгляд и едва не упала на снег без чувств: от зверя её отделяло Чудовище, стоящее к ней спиной. И теперь девочка вдруг захотела умереть от лап медведя, чем остаться с Хозяином леса.

Он неторопливо направился к животному, неотрывно следя за ним взглядом. Медведь виновато, точно опомнившись от глубокого сна, заворчал, понуро опустив голову в подобии поклона. Хозяин протянул к нему руку и, опустившись на колено, коснулся тяжёлой огромной головы зверя, проведя длинными тёмными когтями по свалявшейся шерсти. Анна не слышала его, но почему-то была уверена: Чудовище говорит с шатким. И медведь, будто поняв Хозяина, покорно двинулся прочь, вскоре исчезнув за деревьями и сугробами.

Анна долго смотрела ему вслед, переводя дух, её грудь вздымалась слишком часто, заставляя жадно втягивать носом воздух. Где-то снова весело запели крошечные бурые птицы, вдалеке завыл волк. С ветви ели мягко упала горсть снега.

Девочка перевела взгляд на Чудовище, всё ещё стоявшее на колене, недвижимое и страшное. Оно само было похоже на диковинного зверя, безмолвного стража старого леса. Анне захотелось быть очень далеко отсюда, но пугающая мысль клеймом врезалась в разум: бежать больше некуда. Она не умрёт так легко, но и жизни теперь ей не будет.

Хозяин леса медленно поднялся со снега и повернулся к ней. Его рука неторопливо вытянулась и когтистый палец указал направление. Не издавая ни звука, он стоял, прямой и окаменевший, и Анна не смогла противиться ему. С трудом двигая онемевшими ногами, девочка отпрянула от ствола дерева и, опустив голову, чтобы не видеть Чудовище, пошла туда, куда оно указывало. Анна чувствовала на себе его пристальный взгляд и с радостью ускорила бы шаг, но тело почти не слушалось её.

Хозяин не стал идти за ней, в мгновение он просто исчез среди деревьев. Девочку же встретил неодобрительный окрик где-то впереди:

— Шевелись, негодная девчонка!

Тёмный силуэт Рейвена ждал её у старой ели. Анна не удивилась, что лицо его выражало недовольство.

10

Рейвен сидел у камина на небольшом стуле, вырезанном из цельного куска дерева, и неторопливо помешивал странного цвета пузырящееся варево. Дрова лениво потрескивали, огонь весело окутывал дно котла, будто обнимая металл своим жаром. Обычно Рейвена успокаивал этот приятный звук, он вспоминал нечто давно забытое, тихое и невесомое; то, что спряталось в самые глубины его подсознания и выходило на свет лишь при свете огня. Но не сегодня.

Сегодня в его голове крутился рой мыслей, которые сводили его с ума своей необъяснимостью. Ещё лет десять назад он был уверен, что Хозяин никогда и близко не подпустит человека к своим владениям, волки порвут любого, кто осмелится на такой дерзкий шаг. Но теперь… Что произошло?

Эта девчонка, маленькая избалованная ragilla, что такого ценного он увидел в ней, раз решился на этот странный поступок? Привести в самую глубь владений человеческое дитя — неслыханно! Хозяин не в себе, если пошёл на подобную авантюру, а иначе это никак и не назвать.

Рейвен сидел, подперев щёку кулаком, другой рукой держа ложку и помешивая жижу в котле, и на лбу его иногда пролегала тонкая морщинка. Он был слишком молод, чтобы морщины были глубокими, но достаточно повидавшим, чтобы кожа оказалась украшена ими кое-где, как паутиной, лёгкой и невесомой. Его беспокоило поведение Хозяина. Он много думал об этом.

Девчонка не просто человек, она важный человек, нужно быть глупцом, чтобы не увидеть это: её манеры, повадки, пренебрежительное и высокомерное отношение, кроме того, дорогие одежды — всё это выдаёт в ней особу королевского двора. Рейвен, может, и согласился на доброе соседство с ней, будь это какая-нибудь маленькая запуганная крестьянка, но принцесса? Нет, этому не бывать. Он и представить не мог, как вести себя с ней, чтобы не удавить от злости.

Хозяин поступил ужасно, просто ужасно. Рейвену было обидно, что лесной король его совершенно не слушал. Взять хотя бы утренний разговор: Рейвен лишь старался образумить господина, напомнить, что сделали эти проклятые umage, эти людишки, которые не видят дальше своего носа. Но… Хозяин будто ослеп. Жалкая брошенная девчонка внушила ему чувство, непонятное молодому человеку. И это злило, до помрачения злило.

Рейвен медленно поскрёб по щеке ногтями, остекленевшим взглядом наблюдая за языками пламени. Все мысли были только о маленькой нахальной принцессе. Он не выдержал и, резко мотнув головой, поднялся со стула.

Схватив куски ткани, лежащие на краю стола, он обмотал ими руки и осторожно снял котёл с варевом с огня, и лёгкий сноп игривых искр тут же поднялся по дымоходу. На секунду задержав на них взгляд голубых глаз, он отвернулся от камина и поставил котёл на столешницу, разгоняя тканью дымок. Кажется, сгорело.

Едва слышно вздохнув, Рейвен скривил тонкие губы, и шрам в правом углу рта странно изогнулся, став похожим на ветку. Молодой человек посмотрел перед собой и снова нахмурился: Анна сидела в самом углу поварни, забившись в темноту и зажмурившись. Нет, он не кричал на неё и даже не стал возмущённо препираться, но, признаться, ему хотелось бы это сделать прямо сейчас.

Варево ещё булькало, пузыри лениво лопались, оставляя на столешнице и стенках котла крошечные капельки болотного цвета, и Рейвен, коротко глянув на него, ухмыльнулся криво и недобро.

— Ты думаешь, что всё это сон, да? — Насмешливо спросил он, помешивая жижу ложкой.

Девочка не ответила, лишь сжала губы, судорожно выдохнув. Ему ответ и не требовался.

— Хозяин добр к тебе, человек, ты могла бы быть немного благодарнее. Разве он мало для тебя сделал?

— Я хочу домой, — глухо пробормотала Анна, зарывшись в сложенные перед собой руки.

— Твой дом отныне и впредь здесь, если только хозяин не передумает.

— Мне не нужен ваш разваленный гнилой замок, мне нужен мой! — Внезапно она вскочила с небольшого табурета и злобно воззрилась на бледного человека, едва сдерживая душащие её слёзы. — Отец заберёт меня, и твоё лесное чудовище меня не удержит!

Он перестал ухмыляться, его губы постепенно сжались в тонкую нить, перечёркнутую шрамом. Голубые глаза угрожающе потемнели, точно туча пролегла на них над самым лбом. Медленно обойдя широкий стол, Рейвен отбросил кусок ткани, который он в это время сжимал в руке, и приблизился к девочке. Она попятилась, выставив вперёд ладони, будто пытаясь остановить его, и, когда бледный человек навис над ней, не удержалась и оступилась, опустившись на табурет.

Рейвен прищурился, злобно сопя через раздувающиеся от ярости ноздри. Его кожа стала белее снега, ногти впились в ладони, оставляя красновато-розовые следы. Наклонившись к девочке, он прошипел, обдав её горячим дыханием:

— Это «лесное чудовище» спасло тебя от неминуемой смерти. Дважды. Будь моя воля, я бы скормил тебя волкам или вышвырнул туда, где тебя пытались прикончить, даже глазом бы не моргнул, поверь.

Анна вздрогнула: перед взором промелькнуло искажённое лицо отца, сверкнуло острие занесённого над ней кинжала. Слёзы покатились по щекам, и девочке пришлось опустить голову, чтобы не выдать отчаяния. Рейвен поморщился, выпрямившись, и тихо проговорил, отведя взгляд:

— Он принял тебя, ragilla. Принял как свою. Люди принесли много боли этому лесу, он должен ненавидеть твой род, но почему-то этого не случилось. Ты здесь не просто так. Умей быть благодарной, маленький человек.

Рейвен отвернулся от неё и, подойдя к столу, неторопливо и методично начал разливать по мискам странное варево. Анна украдкой смотрела на него исподлобья, вникая в сказанное и утирая слёзы порванным рукавом — когда шла в замок Хозяина Леса, случайно зацепилась за особенно острый сук и испортила шубу, а вместе с ней и чудесное платье. Тяжело и печально вздохнула, вспомнив, как среагировал бы на такое отец: королевская дочь, а ходит в тряпье!

Ей хотелось сказать ему грубость. Просто затем, чтобы знал — её унижать нельзя, она уже взрослая и может без труда постоять за себя. Да только вот почему-то обида оказалась такой глубокой, что девочка даже не находила подходящих слов, чтобы выразить её. Анна толком не понимала, на что больше всего она озлоблена: предательство отца, плен в бескрайнем лесу или бледный человек, приставленный к ней в качестве надзирателя. Впрочем, она старалась думать, что он всего лишь паж.

Хотя какой уж там паж, — печально подумалось Анне, — настоящий наглец, такого даже с родословной из двадцати поколений взять к себе стыдно: грубый, нахальный, никакого почтения к…

Девочка всхлипнула.

К дочери короля. Короля людей, лютого, злейшего врага лесного чудовища. Анне пришлось прикусить губу, чтобы не захныкать от бессилия, и лишь резкий оклик Рейвена вывел её из глубокой печали:

— Ты, ragilla, подойди.

Она подняла взгляд на бледного человека и выжидающе посмотрела, боязливо вжавшись в угол. Он равнодушно протянул деревянную миску, наполненную болотного цвета жижей. Анна осторожно и опасливо встала с табурета, когда желудок предательски заурчал, но едва слышно, и подошла поближе, заглядывая в тарелку.

— Я не буду есть эту мерзость, — решительно заявила принцесса, сморщив вздёрнутый нос. От слёз не осталось и следа.

Рейвен холодно бросил:

— Тогда ты умрёшь от голода.

Желудок вновь издал жалобный утробный зов, и Анна ощутила, как краска приливает к щекам, быстро зажала руками живот, надеясь, что звук исчезнет. Но он повторился, и бледный человек усмехнулся, небрежно поставив миску на другой край стола.

— Я не собираюсь тебя травить, ragilla, это просто еда. И другой у нас нет.

Есть хотелось всё сильнее, девочка вспомнила, что во рту давно не было ни крошки, и ей пришлось сесть на стул и придвинуться ближе к столу. Взяв небольшую деревянную ложку в руку, она осторожно ткнула в варево самым кончиком, медленно разбалтывая. После скептично покосилась на Рейвена.

— Что это?

— Суп, — без всякого интереса ответил он, отправляя в рот ложку.

Анна перевела взгляд обратно в свою тарелку.

— А где мясо?

— Хозяин редко его ест, — ответ показался ей таким холодным, что она невольно ощутила холодок, пробежавший по спине. — Он вообще редко ест.

— Выглядит мерзко, — наконец изрекла девочка и отпихнула тарелку, расплескав суп по столу.

Рейвен чуть сжал губы, но сумел сдержаться и не выдать ослепляющей ярости.

— Тогда не трать моё время, ragilla, и уйди. Без твоих глупых вопросов мне будет намного спокойнее.

— Почему ты называешь меня этим словом? — Её губы недовольно скривились, Рейвен хмыкнул.

— Потому что ты ragilla. Девчонка.

— У меня есть имя, — настойчиво проговорила принцесса, хмурясь и капризно скребя ногтями по столу.

— Я знаю, как тебя зовут. Но мне всё равно.

Она замолчала, какое-то время угрюмо смотря в отставленную миску, периодически следя за дымком от супа, завитком поднимающимся в воздух. Желудок напомнил о себе громче, Анна резким движением придвинула тарелку обратно и, чтобы не передумать, зачерпнула суп ложкой, а после быстро сунула в рот.

Вкус показался ей странным, но отнюдь не противным: семечки подсолнечника, фундук — этот орех рос только в лесу и Предместьях, но крестьянские дети то и дело растаскивали его, а в лес никто из собирателей не осмеливался идти, потому фундук ценился в Королевстве очень высоко, — какие-то корешки и травы, много овощей. Суп оказался приятным, и Анна невольно поймала себя на мысли, что хочет попросить добавку. Рейвен не стал ждать и молча подвинул котёл ближе к девочке, не удостоив её взглядом.

Она даже подумала поблагодарить его, но сдержалась — гордость оказалась сильнее, и увлечённо начала накладывать ещё горячий суп в миску. Бледный человек лишь изредка бросал на неё недовольный взгляд, хотя и молчал теперь, углублённый в свои мысли. Так они просидели какое-то время, тишина будто повисла в воздухе, прерываемая только едва различимым стуком ложки в руке принцессы и задумчивым шуршанием со стороны бледного человека.

Когда в поварню вошёл Хозяин леса, Анна не заметила его. Она догадалась о его присутствии лишь по поведению Рейвена — тот быстро поднялся со стула и начал наливать варево в миску. Девочка замерла, а потом торопливо отсела подальше, инстинктивно сжимаясь, точно маленький пугливый зверёк, увидевший змею в высокой траве. Всем своим телом она ощущала пристальный взор Чудовища, молчаливо прошедшего к столу и севшего возле камина.

Он опустился легко, несмотря на обилие тяжёлых украшений и шкур, висящих за спиной на манер плаща, и непринуждённо положил руку на столешницу, спокойно ожидая, пока бледный человек закончит приготовления. Когда миска была поставлена на место, Король медленно потянулся к своему черепу.

Анна завороженно и с ужасом смотрела, как он поддевает белую кость и лёгким движением приподнимает, открывая совершенно обычный человеческий подбородок и губы. Девочка опешила, чувствуя, как сердце пропустило удар: так он всё же человек? Ей вспомнились странные следы на снегу — копыта, не ноги, — и вопросов стало больше.

Между тем Хозяин леса спокойно и неторопливо набрал ложкой суп — Анна заметила, что пользуется он левой рукой — и отправил его в рот. Принцесса не могла отвести от него взгляд: её удивляло, что Чудовище ест как человек, а не припадает к миске, точно дикий зверь.

Рейвен следил за ней, пока король, будто никого не замечая, не спеша ел, и в конце концов не выдержал:

— Ragilla, иди к себе. Наберись сил.

Она испуганно посмотрела на бледного человека, но поднялась, держась за столешницу до побеления пальцев.

— Я не…

— Тебя не спрашивают. Выйди. Поброди где-нибудь. — Он небрежно махнул рукой в сторону коридора, нетерпеливо кривя губы и хмурясь.

Анна не нашла в себе сил спорить, теперь она была сытая и отогревшаяся, поэтому всё, чего ей хотелось — лечь спать. Осознание того, что ей придётся видеть это существо каждый день, заставляло её нутро сжиматься, но, во всяком случае, у неё есть место, где она может быть в безопасности.

Не став прекословить, девочка отвернулась, опустив голову, и торопливо ушла, оставив Рейвена и лесного короля наедине.

11

— Варлок, неужели ты не видишь, какую змею взял под опеку? Открой глаза, прошу тебя, это же безумие!

Бледный человек в упор смотрел на Хозяина леса, чуть прищурив голубые глаза. Желваки на скулах подрагивали и перекатывались под лишённой загара кожей, шрам, рассекающий губы, будто бы стал ярче, пылая на лице Рейвена кривым пятном. Хозяин молчал. Миска перед ним давно опустела, и теперь он, не отвлекаемый ничем, смотрел своими чёрными пустыми глазницами на бледного человека. Рейвен злился всё больше, его безмерно раздражало это спокойствие.

Резким движением он ударил по столешнице ладонями, и дерево ответило ему глухим хлопком, голос его дрогнул, когда Рейвен вновь заговорил:

— Человеку не место в нашем мире! Слышишь? Как ты мог так беспечно забыть всю ту боль, которую её предки причинили тебе, Варлок? — Хозяин не ответил и на этот раз, лицо Рейвена постепенно начало приобретать странный розоватый оттенок. Он тихо усмехнулся, покачав головой. — Молчишь… Как же коротка память лесного короля.

Варлок, как называл его бледный человек, неторопливо поднялся, упираясь левой рукой в край стола, мягко сжимая древесину длинными когтистыми пальцами. Он не проронил ни слова, не издал ни вздоха, лишь едва слышно зашуршали шкуры и ткань юбки, пока он вставал. Расправив плечи, Хозяин посмотрел в сторону Рейвена глазницами черепа. Рейвен внимательно всмотрелся в старую выбеленную кость, бегая взглядом по крошечным трещинам и вмятинам, и язык отказался слушаться, чтобы сказать ему хоть что-нибудь ещё.

Хозяин так и не опустил череп до конца, и Рейвен мог видеть его изуродованный тёмным пятном и шрамами подбородок, губы, не дрогнувшие ни на миг, расслабленные и не сжатые в тонкую нить, подобно губам самого Рейвена. Ни один мускул на нижней части этого загорелого лица не дрогнул. Будто каменным изваянием был сейчас Варлок в глазах бледного человека.

Так они и стояли, смотря друг на друга, один — боясь говорить, другой — не желая нарушать молчание. На мгновение Рейвену почудилось, что Хозяин всё же ответит ему и начнёт разговор, но этого не произошло. Лесной господин не двигался и всё наблюдал за молодым человеком, ничего больше не предпринимая. Рейвен ощутил, как по позвоночнику проползает волна беспокойного холода, как если бы его кожи кто-то коснулся ледяной рукой, но вида не подал, криво усмехнулся.

Слова сами пришли на ум, не желая медлить, бледный человек пробормотал:

— Она не заменит тебе то, что ты утратил, Варлок… — Голос дрогнул, но Рейвен быстро сумел вернуть себе нотки пренебрежения: — Если люди снова пойдут на тебя войной, знай — я не стану тебе помогать. Не стану, слышишь? И пусть всё покатится, как валун с горы, а я уйду.

Губы Варлока легко дрогнули и растянулись в ласковой улыбке. Рейвен отступил на шаг, потом ещё и ещё, удивлённый и обезоруженный. Хозяин медленно прошёл мимо него, тяжёлая накидка покачивалась в такт шагам, и скрылся в коридоре, покинув поварню. Рейвен несколько раз растерянно поморгал, смотря ему вслед и пытаясь осознать, что же он сказал забавного. Ответить было некому на этот вопрос, поэтому бледный человек лишь рвано выдохнул, недовольно засопев, и на несколько бесконечно долгих мгновений замер, будто чего-то выжидая.

Он видел, как за окном, в которое можно посмотреть даже из поварни, мелькнула тень лесного короля, и только после этого решился выйти следом. В голове зашумело, когда Рейвен сделал несколько торопливых шагов по коридору, и ему пришлось замедлиться, чтобы перетерпеть неприятные ощущения. Негодование и непонимание практически душили его, но, как он знал, прекословить Хозяину бесполезно. Он послушает, и всё же если решил — не отговорить. Во всяком случае, у Рейвена над ним такой власти не было.

Выйдя в просторную залу, Рейвен остановился напротив дверей, ведущих в их убежище, и нахмурился, перебирая в голове решения одно за другим. На сегодня он закончил почти все свои обязанности, теперь можно было отдохнуть и просто провести время наедине со своими мыслями, но стоит ли?

Огромное треснувшее зеркало, от которого давно отвалились почти все куски, смотрело на него его же глазами, покрытыми пылью. Рейвен приблизился к нему и мягко оттянул рваную зелёную портьеру, прикрывающую левую часть отражения, обнаружив себя без части лица. Криво улыбнувшись, он с тоской провёл по уцелевшему куску зеркала ладонью, вытирая пыль, и обвёл взглядом увиденное. Почему-то ему вдруг вспомнилось то ощущение отверженности и незавершённости, которое он испытывал в детстве до встречи с Варлоком. Будто части твоей души и твоего тела треснули, лопнули и разлетелись по сторонам света, оставив лишь то немногое, что должно теперь составлять твоё естество.

Девочка, которую он привёл… несчастна. Рейвен увидел это в её глазах. Она смотрела так, как когда-то смотрел он: с вызовом, болью и обидой. Со страхом. Будто бы в этот момент рушится вся её жизнь, словно никогда не будет больше ничего, что сможет спасти её от полного уничтожения обстоятельствами. Маленькая брошенная девочка, потерявшая дом.

Рейвен коснулся треснувшего лба отражения и угрюмо сжал губы.

Варлок спас ей жизнь, как когда-то спас и его. Но разве эта девочка, маленькая избалованная принцесса, может быть полезна? Рейвен прекрасно понимал, что она ничего не умеет и к труду вряд ли приучена, так неужели Хозяин спас её просто из чувства милосердия? Всю свою жизнь Рейвен наблюдал за тем, каков его Господин, но эта девочка враз изменила всё, что он строил в своём сознании. Она просто появилась в нужном месте и вдруг оказалась здесь, в замке.

Отражение нахмурилось, сдвинув единственную бровь к переносице, и Рейвену пришлось отвернуться. Эта недосказанность и двойственность не давала ему покоя. Нервно поправив прядь волос, упавшую на лицо, он коснулся кончиками пальцев левого уха и скрипнул зубами: остроконечное, будто высеченное из дерева, оно почти не проглядывало сквозь чёрно-смоляные волосы, и ему было спокойнее от этого.

Варлок взял его под опеку, зная, что Рейвен не человек. Но иногда, лишь изредка, сам Рейвен проклинал себя за это. От людей его отделяли лишь эти острые уши, а от лесного народа — человеческая внешность, и в глубине души он не мог смириться со своей природой. Теперь же эта девочка, Анна, оказалась на его месте — брошенная, отчаявшаяся и напуганная, она больше не принадлежала людскому королевству, но и для леса она останется чужой. Дитя в лапах Судьбы, безжалостной и несправедливой.

— Какую рану ты открыл в моей душе, жестокий господин, — пробормотал он, на секунду прикрыв глаза. Сердце пропустило болезненный удар и будто бы сжалось, как птица в позолоченной клетке.

Когда он снова бросил взгляд на отражение, у его изувеченного двойника по щеке катилась слеза. Яростно вытерев её рукавом рубахи, Рейвен подошёл к большому потрёпанному пуфу, на котором небрежно лежал его меховой жилет, а рядом стояли сапоги. Натянув жилет и обувшись, он постоял немного, переминаясь с ноги на ногу и выгоняя из головы последние тоскливые мысли, и только после уверенно направился к дверям.

Анна видела, как тяжёлые двери приоткрылись, а после из замка вышел бледный человек. Он глубоко вдохнул морозный воздух, потом неторопливо выдохнул облако пара, потянулся и, потоптав снег, пошёл в сторону замёрзшего озера, которое девочка с трудом различала среди чёрных стволов деревьев и белых заносов.

Она проводила Рейвена взглядом, выражающим бесконечную грусть, и только после этого отвернулась от окна и опустилась на кровать. Анна ощущала себя пленницей, но была рада, что её никто не трогает. Ей бы не хотелось столкнуться лицом к лицу с Чудовищем, но пока этого не произойдёт, она надеялась, что её больше ничто не потревожит.

Перед глазами воскрес его образ, такой яркий и плотный, что девочка отшатнулась, ударившись спиной об одну из коряг, опутавших кровать. Видение исчезло так же быстро, как появилось, и она вскоре успокоилась, даже нервно посмеявшись над собой.

Спина заныла от удара, и Анна невольно обернулась, чтобы посмотреть на причину боли. Почему-то раньше она не замечала, что всё её ложе состоит из переплетённых ветвей, будто кровать вросла в пол комнаты, но теперь принцесса ясно это осознала. Коряги за много лет превратились в причудливый узор, образуя собой спинку и небольшую стенку, и Анна почему-то удивилась этому.

Ей вспомнились кровати, бывшие в замке отца: большие, аккуратно вырезанные из добротной древесины, на них — дорогие красивые покрывала с вышивкой и мягкие подушки, иногда — шкуры. Здесь же кроватью ей служило странного вида дерево, широкое и кривое, вместо перины — мох, подушки и покрывала заменили собой шкуры животных. Анна несколько растерянно и угрюмо потрогала мех под собой и почему-то с горькой усмешкой подумала, что даже лесной король легко может причинить вред тем, о ком должен заботиться.

Ей стало невыносимо душно от осознания, что всё её богатство и счастье осталось в прошлом. Ни семьи, ни слуг, ни дома.

Анна снова посмотрела в окно и увидела, как Рейвен небрежно упал в снег, утонув в нём в забавном положении. Должно быть, подумала девочка, его тонкие штаны сразу же промокли, но Рейвена это, похоже, ни капли не смутило. Он дотянулся до ветки растущего рядом дерева рябины и сорвал с неё сухие красные ягодки. Анна, сама того не осознавая, наблюдала за ним с интересом, забыв вдруг о своей печали, как обычно об этом забывают дети в попытке отстраниться от боли.

Бледный человек сложил ягоды на ладони и чуть вытянул руку вперёд. Два особенно толстых снегиря спорхнули с верхушки дерева и уселись на его пальцы, подталкивая друг друга в борьбе за еду. Рейвен улыбался, рассматривая их и слушая недовольное щебетание. Анна прижалась к стеклу, уткнувшись в него лбом, и очарованно смотрела, как маленькие птицы деловито перепихиваются на бледной руке и торопливо склёвывают ягоды рябины. Ей не стало лучше от этого забавного зрелища, тоска не исчезла, но лишь отступила в тень. Впрочем, в глубине детской души начал зарождаться странный огонёк тепла, хотя Анна ещё не поняла этого.

Рейвен проводил упорхнувших птиц взглядом голубых глаз и, подняв голову, вдруг посмотрел в сторону окна, где за ним наблюдала Анна. Девочка испуганно замерла, ощущая, как приливает к лицу кровь и оно стремительно краснеет, и оказалась не в силах пошевелиться под пристальным взором.

И вдруг, вопреки всем её страхам, бледный человек улыбнулся. Улыбка его вышла натянутой и кривой, совсем не такой тёплой и искренней, какой она была мгновение назад, но этого хватило, чтобы испуг Анны потух, как свеча на ветру. Но вот Рейвен встал и отвернулся от неё, отряхиваясь от снега, и Анна больше не могла видеть его лицо, однако перед глазами всё равно скользил размытый образ со странной улыбкой.

Когда из-за деревьев показался Хозяин леса, Анна не выдержала и упала на кровать, зажмурившись и изо всех сил стараясь провалиться в сон. Удалось ей это довольно быстро, и вскоре девочка спала, свернувшись в небольшой клубок и обняв свои ноги руками. Её грязная шуба висела на одной из коряг кровати, а за окном светило яркое зимнее солнце, чьи лучи нежно падали на лицо принцессы.

12

Седрик хмуро смотрел вдаль на Барбатуровы горы, окаймляющие королевство с востока. Белые острые пики вершин сверкали на солнце и слепили глаза, стоило присмотреться к ним получше, а потому маг прикрыл верхнюю часть лица ладонью, защищаясь от бликов. Они двигались по Великому Торговому пути почти сутки в поисках принцессы, постоянно петляли по округе, останавливаясь едва ли не на каждой миле, и вскоре в своей спешке достигли Стонущей чащи у подножия гор. Самый край Королевства.

И ни следа принцессы. Король с небольшим отрядом отправился на запад в сторону Нордской равнины, где расположено небольшое поселение свободного народа, лингов. Его Величество надеялся отыскать дочь среди жителей, но Седрик не знал, увенчалась ли попытка успехом. Впрочем, одно было известно наверняка: они не искали лишь под землей — в шахтах, — и в проклятом лесу, в который можно зайти лишь через Хвойную окраину, но и та закрыта для людей дальше дороги Торгового пути. А в других местах Королевства девочки не было.

Маг мягко натянул поводья, заставляя недовольно фыркнувшую лошадь остановиться, и глянул на небо, подняв голову. Становилось холоднее, как он и думал, день медленно клонился к вечеру. Звёзд ещё не было, солнце светило ярко, но постепенно всё дальше откатывалось за горы. Седрик понял, что больше нет смысла продолжать поиски, все устали: и люди, и кони, и псы. Маг невольно оглянулся и заметил, что некоторые воины спешились, разминая затёкшие конечности, растирая ноги и спины. Седрик чуть нахмурился — они не спали ночь и провели в поисках день, ещё немного и все просто повалятся с ног прямо в снег, не в силах бороться со сном.

Король задерживался, оставаться у окраины было нельзя, и маг резко натянул поводья, заставляя лошадь развернуться, после обратился к отряду, следующему за ним:

— Возвращаемся! Немедленно!

Он услышал недовольный усталый ропот, но отряд всё же повиновался. Те воины, что спешились, одеревенело забрались в сёдла и пришпорили коней, когда маг двинулся на своей чёрной кобылице по Торговому пути прочь от Барбатуровых гор. Неспокойная лошадь иногда нервно поводила головой, но каждый раз Седрик удерживал её от резких движений, направляя вперёд. Позади него, переговариваясь в тревожной усталости, ехали воины.

Когда солнце неторопливо переползло за Драконовы клыки, горную гряду на западе Королевства, отряд переправился через Ледовую протоку по широкому каменному мосту, воздвигнутому здесь почти столетие назад, когда королевством правил прадед Генриха, Остриг Мудрый. В народе он прославился Остригом Двуглавым, потому как форма его шлема на затылке напоминала искажённую гримасу. Впереди засверкал в последних лучах солнца снежный покров, неровным одеялом лежащий на Нордской равнине, обширной и казавшейся бескрайней, если бы не чёрная стена леса по левую руку и пики гор по правую.

Чем дальше они продвигались, иногда подгоняя уставших коней, тем отчётливее виднелись небольшие домики поселения лингов, расположенного на окраине у залива. Седрик много читал об истории Королевства от самого его зарождения и знал достаточно про каждый уголок этого обширного мира, но вот о поселении найти что-нибудь оказалось труднее. Ему было известно, что линги приплыли с севера, оттуда, где начинаются Чужие земли. Одни легенды гласят, что этому народу свойственно раз в триста лет переселяться, другие — уйти их вынудила война, некоторые — что на лингов напали великаны с горных хребтов, и те решили спасаться бегством. Но, как бы то ни было, они прочно обосновались на северо-западе королевства и, видимо, в ближайшие несколько столетий уходить не собирались.

Маг редко бывал в этой части королевства. Линги — суеверный народ, который с подозрением относится к разного рода колдунам и волшебникам, а потому Седрик избегал поселения при любом подходящем случае. Каждый раз, когда он вынужден был проехать по западу Нордской равнины, жители из крошечной деревни почти всегда бросали свои дела и провожали его тяжёлыми взглядами. Кто-то жёг траву, лихорадочно высекая искры из кремня, кто-то топал трижды по земле, а после плевал через плечо, кто-то начинал бурчать под нос заклинания-обереги. Седрик не раз встречал неприязнь к своему ремеслу, мало было мест, где его сразу принимали радушно, но поведения, подобного этому, магу видеть ещё не доводилось.

Вот и сейчас, когда всадники приблизились к поселению настолько, что можно было увидеть отряд, которым командовал Генрих, жители, до этого переговаривающиеся с капитаном Серафимом, мгновенно смолкли и вскинули головы. Десятки глаз уставились на мага, который теперь успел пожалеть о решении ехать во главе отряда, но отступать было поздно. Подведя лошадь к собранию, он посмотрел сверху вниз на капитана, старательно игнорируя первые глухие стуки ног по промёрзшей земле. Выдохнув белёсое облачко пара, Седрик спросил, когда Серафим поднял на него взгляд:

— Что у вас?

Капитан чуть поморщился, слабо покачав головой. Какая-то старуха, одетая в ветхое цветастое тряпьё, попыталась хлопнуть лошадь мага по крупу, но тот, приметив это краем глаза, торопливо отъехал чуть дальше. Серафим угрюмо проговорил, следя за ним мрачным взглядом:

— Не так сладка брага, как о ней толкуют.

— Где Генрих? — Сердце мага пропустило удар, он крепче сжал поводья, и пальцы его побелели от напряжения.

Мужчина кивнул в сторону одной из построек, старой хижины, похожей на вытесанную из цельного куска дерева берлогу, и чуть сжал губы на мгновение. Отвечать Седрику ему не слишком хотелось, поэтому слова он произносил неохотно.

— Говорит с местным, хм, таном, если можно её так назвать. Анну мы не нашли, а и некуда ей деваться-то. Кругом леса, поля и горы, не могла девочка уйти далеко. — Его глаза чуть сощурились, он в упор посмотрел на мага, пробормотав: — Сама.

Лошадь испуганно заржала, намереваясь встать на дыбы, и Седрик яростно дёрнул поводья, заставляя животное успокоиться. Бросив взгляд назад, он с недовольством заприметил бойкую старуху, всё же добравшуюся до крупа кобылы. Не выдержав, маг спешился, и лишь ноги его коснулись земли, жители поселения подались назад, будто деревья, которые качнул порыв ветра. Обведя ледяным взглядом лингов, Седрик вновь повернулся к капитану.

— Ты о чём толкуешь, друг мой?

— А о том я толкую, друг мой, — процедил Серафим сквозь зубы, мрачно улыбнувшись, — что девочка была не одна.

Маг чуть нахмурился.

— Хочешь сказать, измена королю?

— Поговаривают разное… — Капитан не сводил цепкого взгляда с колдуна, подойдя к нему ближе. — В деревне у подножия холма кто-то видел девочку. Рыжую девочку, которая поднималась по тропе в лес. Удивительное совпадение, Седрик, разве нет? Ведь, надо же, наша маленькая принцесса — рыжая. И кто-то шёл, как говорят, за ней следом.

— Что на это ответил король?

Серафим пожал плечами, переведя взгляд на хижину-берлогу. Изо рта его вырвалось облачко пара, особенно заметное в надвигающихся сумерках.

— Сначала он хотел ринуться в лес, но я с огромнейшим трудом убедил его не тропиться. Всё-таки место проклято, никакие боги его не спасли бы, ни один меч не уберёг.

— Не знал, что ты веришь в легенды, Серафим.

— Легенды рождаются не просто так, — сухо заметил мужчина, чуть скривив губы. Помолчав немного, он стянул перчатку с левой руки и прижал пальцы к закрытым векам, выдохнув. — Как бы не морок заманивает Генриха в чащу. Не к добру это, Седрик, не к добру.

— Может, крестьяне правы? — Тихо спросил маг, угрюмо покосившись на стайку детей, вытаптывающих на снегу слова оберега. — Что, если Анна действительно в лесу?

— А если и так — жива ли она? — Мужчина глухо хмыкнул, убрав руку от лица, покрасневшего от мороза. — Впервые в жизни мне дали задачу, к которой не подобрать стратегии, будь она неладна.

— Постой, но, если видели её у леса, почему же вы пошли сюда?

— Нам сказали, что линги в ночь исчезновения принцессы проводили ворожбу и обряды… И видели больше, чем крестьяне из своих лачуг.

— Как бы их ворожба не встала нам поперёк горла, — задумчиво и недовольно пробормотал под нос маг, следя за жителями, демонстративно топающими по земле. Их голоса слились в один тихий монотонный гул, отдававшийся в голове неприятным шумом. Кровь в висках застучала, и Седрик после некоторого молчания тихо спросил: — Давно ли ушёл король?

— Нет, переступил порог едва ли не перед твоим прибытием, — капитан небрежно махнул рукой, на которую успел надеть перчатку, и потёртая старая кожа скрипнула, когда пальцы мужчины чуть сжались.

— Может, стоило бы… — Начал было Седрик, нервно одёрнув рукав мантии, причудливо согнувшийся во время езды, но оборвал себя на полуслове, прислушавшись. Серафим глухо хмыкнул.

Двери хижины-берлоги открылись, выпуская из недр Генриха и маленькую сгорбленную старуху, тяжело переступившую порог прямо за ним. Когда король, всё ещё невольно пригибаясь — потолок хижины оказался низким для широкоплечего и рослого Генриха, — сделал несколько шагов по вытоптанному снегу, Седрик впервые не поверил своим глазам: и без того постаревший после смерти супруги, теперь монарх будто уменьшился в росте и поседел. Его глаза потускнели, а уголки губ опустились, заставляя лицо его, расчерченное морщинами, выглядеть несчастным и несколько растерянным. Маг не выдержал и бросился навстречу королю.

— Ваше Величество! — Он остановился рядом и осторожно коснулся руки, лежащей на эфесе тяжёлого меча, своей. Монарх поднял голову, скользнул по лицу Седрика взглядом, и губы его дрогнули.

Старуха, увидевшая чёрную мантию, быстро затопала ногой, чуть прищурившись. Седрик невольно сравнил её с древней жабой, покрытой бесчисленными бородавками и вислой кожей, но мысли его быстро вернулись к королю. Маг ждал ответа, линги вокруг тихо перешёптывались, а воины замерли, прислушиваясь. Наконец, Генрих хрипло выговорил:

— Она была у леса, крестьяне сказали правду, но… — Он глянул на старуху, коротко кивнувшую ему в этот момент, и продолжил, стараясь сохранять твёрдость голоса: — Люди видели караван, направлявшийся в южные земли.

Серафим, подошедший ближе и вставший чуть поодаль от мага, напряжённо вслушивался в слова короля. Его руки, сцепленные впереди, сжались, и кожа перчаток снова жалобно заскрипела. Монарх втянул носом морозный воздух, его губы, сухие и обветренные, шевельнулись, но больше он ничего не смог сказать. Маг, мрачнея, обратился к старухе:

— Что ты поведала ему, добрая женщина?

Старуха посмотрела на него мутным внимательным взглядом, скривила рот, в котором недоставало половины зубов, и прохрипела, указав дрожащим пальцем в сторону леса:

— Гиблое место, страшное. Ехал караван с мулами, в тишине, в свете луны и звёзд, которых не видно. Ехал по большой дороге, а за ним тянулись люди. Босые, худые, шли, спотыкаясь. Караван с дальнего севера на юг, в сторону Великих пустошей.

Руки мага похолодели, по виску скользнула капелька пота, глаза странно заблестели. Он шагнул к старухе и чуть наклонился, из-за чего украшения, вплетённые в его чёрные волосы, тихо зазвенели, сталкиваясь друг с другом.

— Они вели рабов?

Женщина кивнула несколько раз, и у Седрика создалось впечатление, будто бы её череп — болванка, насаженная на тонкую жердь, подобно тыкве пугала в поле: настолько быстро голова старухи закачалась. Откашлявшись, она снова зашелестела:

— Длинная колонна, чёрный караван без огней. Девочка спустилась к повозке, тень схватила её и увлекла за собой. К утру караван исчез. На юг, в пустоши, в царство песка и выжженной земли.

Король сжал губы, отвернувшись. Его голос прозвучал уверенно, но гулко, будто эхо от настоящего Генриха:

— Нужно снарядить отряд и ехать в южные земли.

Маг хотел ответить, но вмешался Серафим, вставший перед королём:

— Мой господин, поход требует подготовки, Вам ли не знать. Мы не можем бросить королевство и отправиться в южные земли, доверившись слухам.

Генрих кивнул, взгляд его прояснился и глаза пылко заблестели.

— Капитан, я знаю, что такое поход и как к нему готовиться, благодарю Вас. — Монарх повернулся к всё сильнее бледнеющему магу и уверенно спокойно проговорил, умело скрывая дрожь в голосе: — Я не могу оставить дочь. Если только это правда, мы постараемся отыскать её, пока не случилось… непоправимое.

— Мой господин, — с трудом выдавил Седрик, и Серафим, внимательно за ним наблюдавший, настороженно прищурился, поджимая губы, — что, если принцесса всё ещё здесь?

— Мы разделим силы, Седрик, друг мой, — ответил монарх, медленно расправив плечи, и двинулся к вороному, привязанному к небольшому столбу. Вдохнув морозный воздух, леденящий лёгкие и стекающий по горлу колкой струёй, Генрих отдал приказ: — Возвращайтесь в замок, собирайте совет! — Посмотрев на мага через плечо, он добавил: — Для тебя, Седрик, тоже найдётся работа, я хочу обговорить всё с тобой, как со своим самым преданным слугой.

Он отвязал поводья и вскочил на коня, мягко пришпорив его. Фыркнув, чёрный скакун двинулся вперёд. Не оборачиваясь, Генрих бросил:

— Серафим, как только прибудем в замок, собери вельмож. Мы найдём Анну, чего бы это ни стоило.

Вороной заржал, вновь пришпоренный острыми каблуками сапог, и пустился галопом по заснеженной равнине. Помрачневший Седрик и погрузившийся в раздумья капитан стражи Серафим остались рядом с лачугой, смотря ему вслед. Солнце скрылось за хребтом Ледяного пика, и воздух резко стал колючим. Надвигалась ночь.

13

Снег тускло поблёскивал и мягко хрустел под ногами, когда Рейвен шёл по едва различимой тропе, бегущей вдоль реки Эрэден. Ветки деревьев, окружающих его со всех сторон, тихо перешёптывались между собой о чём-то важном, ветер лениво покачивал их, иногда посвистывая от скуки. Бледный человек сжал ремень колчана, висящего на спине, и поднял голову, посмотрев в небо, будто стараясь что-то разглядеть. Белые пушистые хлопья неторопливо падали из пухлых мягких серых туч, кружились в танце и ложились на снег неровным мерцающим слоем. Начиналась буря.

Река не шумела. Наступил сезон сильных морозов, после бури, подумалось Рейвену, придётся соскребать синиц и снегирей с веток — примёрзнут. Он невольно улыбнулся этой забавной мысли, пришедшей в голову так неожиданно, но улыбка эта быстро сошла с его губ. Ветви заскрипели сильнее — ветер усиливался, нужно было торопиться.

Бледный человек мог перейти на другой берег реки, ведь Эрэден замерзала зимой достаточно сильно, чтобы по ней свободно продвигался небольшой конный отряд, но не решился. Ему не хотелось тратить время на переправу, ведь подошвы меховых сапог, которые он сегодня надел, не были предназначены для хождения по льду. Не хватало ещё пролететь носом по замёрзшей реке милю-другую. Без сомнения, способ явно быстрый, но оставляет вопросы в безопасности.

Рейвен сделал шаг и, попав в нору, припорошенную снегом, с глухим сопением повалился в сугроб, скатившись с пригорка. Со всем присущим ему достоинством молодой человек медленно поднялся, отряхивая налипшую белую россыпь с колен.

— Bastade de le neive, — пробормотал Рейвен, угрюмо оглядев себя. Штаны немного промокли, местами став пятнистыми. Бледный человек фыркнул и, обойдя сугроб, где отпечатался его силуэт, направился вперёд по занесённой дорожке.

Над головой ветер в вышине гнал серые тучи в глубину леса, в чаще завыли волки, охраняющие окраины по приказу Хозяина. Рейвен поправил лук и подтянул ремешок колчана, слыша, как тихо стукнулись друг о друга при движении стрелы. Снежинка упала на веко и мгновенно растаяла, стекая по щеке, подобно маленькой слезе, которую невозможно сдержать. Рейвен невольно скривил губы.

Пахнет дымом.

Река постепенно сужалась — переправа близко, значит, и Хвойная окраина недалеко. Рейвен посмотрел вправо и пробежался взглядом по тёмным стволам деревьев, но никого не обнаружил и немного успокоился. Ему всегда было не по себе в Северной части леса, где так близко расположены охранные посты Королевства и одна из деревень, но приказ есть приказ, никуда от него не деться. Если Хозяин сказал пойти на разведку, значит, волкам это задание доверить он не смог.

Переправа в этом месте реки, самом узком, но глубоком, была обычной бобровой плотиной, и идти по ней стоило крайне осторожно. Одно неверное движение в летнее время и путешественник мог легко свалиться в бурлящий поток. Конечно, зимой всё обстояло иначе, падение повлекло бы за собой ушиб, не более, но Рейвену всё же хотелось избежать подобного исхода.

Запах дыма стал сильнее, когда бледный человек прошёл половину плотины. Принюхавшись, он чуть нахмурился и пробормотал под нос:

— Они близко. Silenta, Raven, silenta.

Где-то за стеной леса, где деревья постепенно начали переходить из лиственных в хвойные, послышались голоса. Возбуждённые, их было множество, и сопровождались они лязгом металла и ржанием коней. Рейвен внимательно вслушался в шум, быстро и ловко перебравшись на другой берег реки. До него долетали лишь интонации, но не слова, и молодой человек начал подбираться ближе, углубляясь в Хвойную окраину.

Снег едва слышно и мелодично поскрипывал под подошвами сапог; хлопьев, падающих на побеленную землю, стало больше, и они уже застилали обзор достаточно, чтобы тёмный силуэт Рейвена мог слиться с деревьями. Бледный человек крался тенью среди тяжёлых хвойных ветвей, и не сводил взгляда с чащи впереди, стараясь уловить голоса людей.

— Говорят, её в лес утянули, а там волки разодрали, — услышал Рейвен грубый угрюмый голос. Мелькнули тени в доспехах, дым лениво поднялся в воздух. Жгут костёр.

— Да брось, Арне, быть того не может, — возразил другой, хриплый и гулкий, точно старая мятая труба.

— А я говорю, что может! — Рейвен подобрался поближе и, вытянувшись во весь рост, прижался к стволу старого вяза — одно из тех немногочисленных лиственных деревьев, что росли на землях Хвойной окраины. — Может, мужики. Видят боги, какой только нечисти здесь нет. Не так, что ли? Вру я, по-вашему?

Неуверенно, с сомнением заговорил третий голос, старческий, слегка дребезжащий:

— Арне-то прав, ребятки, сами ведь видали — лес полон такой дряни, от какой волоса все дыбом встают. Взять хоть тех же волков, ух и стая, не зверьё, а чисто бесы: глаза красные, сверкающие, пасти огромные, слюна течёт, что твоя кислота, мигом кожу разъест.

Рейвен едва заметно высунулся из-за ствола и всмотрелся в говорящих, пытаясь оценить их количество. Небольшой отряд, человек десять, все сидят у костра, кто — на камне, кто — на поваленном дереве или пне, лишь двое из них прислонились к стволам небольших сосен. Бледный человек хмыкнул и вновь затаился, слушая. Голоса вновь продолжили общаться:

— Дядька Гуннар, ну так а ежели он прав, какого лешего мы здесь ищем? — Это вновь был хриплый трубный говор. Послышался звук плевка.

— Его Величество приказали, чтобы принцессу нашли, — тихо ответил старик, шурша перчаткой. — Вот твоя бы Анешка пропала, Сверр, ты бы сидел и в ус дул?

Тот, кого зовут Сверр, не ответил, видимо, помрачнел, представляя такой исход. Старческий голос Гуннара проговорил:

— Вот то-то, парень. Негоже нам бросать Его Величество после всего, что они сделали для нас. Да и кто дитя в беде способен оставить?

На какое-то время все замолчали, погружаясь в задумчивость. Рейвен насторожился и снова выглянул в щель между тяжёлых ветвей, терпеливо выжидая. Когда тишина затянулась, старик открыл рот, чтобы заговорить, но его опередили: послышался частый скрип снега, на поляне появился всадник на буром коне. Он резко натянул поводья, заставляя животное остановиться едва ли не рядом с кругом воинов, и произнёс громко, чеканя каждое слово:

— Мужики, маг сказал выдвигаться! Король собирает совет, дядька Гуннар едет со мной, остальные старайтесь не задерживаться.

Старик тяжело поднялся, упираясь ладонями в колени, выпрямился и сплюнул, посмотрев на всадника.

— Что, Ульрик, не нашли девочку-то?

— Да какой там, дядька, еще и сами чуть не растерялись. Маг нас в Стонущую чащу повёл, да мы разделились случайно, и принцессу искали, и друг друга, — всадник мрачно рассмеялся, потерев красную от мороза щетинистую щёку рукой без перчатки.

— Понятно, — старик кивнул, хмыкнув. — Ладно, мужики, приказа дождались — поднимайте гузно и мухой в замок. А ты, Ульрик, езжай, езжай, я догоню.

— Да где ж ты догонишь, старая развалина? — Вдруг расхохотался всадник, сощурившись, обнажив кривые желтоватые зубы. — Твоя кобылка-то едва ли моложе тебя!

— Э-э, брат, — Гуннар весело усмехнулся и направился к лошади, стоящей неподалёку и привязанной к стволу, — да я кого хошь в пух и прах побью, ты ещё снег за мной глотать будешь!

Всадник снова засмеялся, от его угрюмости не осталось и следа, но потом посерьёзнел и проговорил:

— Ладно, дядька, я жду тебя у окраины, вместе поедем. Не задерживайся.

Старик коротко кивнул, улыбка сошла с его сухих обветренных губ. Он схватил поводья, отвязал лошадь и уже собирался забраться в седло, но вдруг замер, прислушиваясь. Где-то скрипнул снег, — это Рейвен случайно наступил на непротоптанный участок, — и Гуннар медленно отпустил поводья. Остальные насторожились вслед за ним.

— Слыхали, мужики? — Глухо прохрипел севшим голосом самый близкий к укрытию Рейвена солдат.

Ему никто не ответил, но бледный человек спиной почувствовал синхронные кивки, подтверждающие ответ на вопрос. Рейвен осторожно потянулся к луку и бесшумно снял его, крепко сжав в руке. Прикрыв глаза, он медленно втянул носом ледяной воздух, и несколько снежинок, таких крошечных, что казались блёстками с платья знатной дамы, залетели ему в ноздри. Сдержав желание шумно выдохнуть и почесать нос, Рейвен нашарил пальцами перья стрелы и, вытащив из колчана, пристроил на луке. Открыв глаза, бледный человек с секунду смотрел на снег под ногами.

Захрустело белое покрывало — кто-то приближался, и Рейвен дёрнулся, чтобы выскочить из-за дерева и выстрелить в чужака. Но чья-то властная рука его остановила, возникнув вдоль груди бледного человека, и он вздрогнул, быстро подняв голову.

Хозяин леса стоял перед ним и смотрел пустыми глазницами черепа сквозь ветви на стоянку солдат. Свободная его рука неторопливо потянулась к зубам маски, он прижал палец к ним, призывая к тишине, и Рейвен повиновался, выдохнув и вжавшись в ствол спиной. Хозяин стоял так близко, что удалось разглядеть тонкие струйки пара, вырывающиеся из чёрных ноздрей черепа, и Рейвен сравнил эти жутковатые дыры с кратерами вулканов в Выжженных землях, которым лишь дай повод вспыхнуть. Варлок убрал руку с пути молодого человека и шевельнул когтистыми пальцами.

В тот же миг из снега шмыгнуло что-то белое и на поляне раздался взрыв нервного неуверенного хохота.

— Ах ты, чертёнок! — Смеялся, скрывая смущение, Сверр, держась за шею.

Гуннар покачал головой, виновато улыбаясь.

— Ай да мужики, ай да солдаты, крольчонка испугались!

— Я чуть портки не испоганил, — признался один из мужчин, посмеиваясь и седлая коня.

Кролик испуганно задёргал крошечным розовым носом и шмыгнул в кусты, оставив за собой облачко снежной пыли. Старик Гуннар, немного потоптавшись на месте, всё же забрался в седло и потянул поводья. Оглядев поляну и деревья, что её обступили плотной стеной, он отдал приказ неожиданно звучным и твёрдым голосом:

— Выдвигаемся, мужики. Его Величество ждёт.

Когда все солдаты оседлали коней и скрылись где-то в чаще, Рейвен шумно выдохнул и прикрыл глаза, слыша скрип снега. Севшим от напряжения голосом он пробормотал:

— Ты мог сказать, что будешь здесь. Я подумал, что идёт кто-то из этих… umage. Проклятые люди.

Хозяин не ответил, и Рейвен открыл глаза, оглядевшись. Снег валил всё сильнее, верхушки деревьев трепал подвывающий ветер, среди елей шмыгнул огненный хвост лисицы, и Рейвен с сожалением понял, что вновь оказался один. Варлок исчез, оставив после себя лишь несколько следов на белом покрове земли.

14

В просторном зале советов ярко пылал огонь в огромном камине. Языки пламени лениво выползали за пределы каменной кладки, но, будто опомнившись от секундного наваждения, мгновенно ныряли обратно, продолжая танцевать на поленьях. Пляшущий свет и всполохи искр озаряли напряжённые лица людей, собравшихся в круг у стола с картой.

На старой потёртой бумаге они разглядывали земли Королевства и прилежащие территории — Чужие земли, и иногда переглядывались друг с другом, как бы посылая невидимые сигналы, говоря о чём-то одними лишь глазами. Короля Генриха всё ещё не было в зале, но он должен был появиться с минуты на минуту. Впрочем, это постепенно перестало смущать придворных: поначалу они зашептались, а после и вовсе стали рассуждать в полный голос, обсуждая прошедшие события.

— Так что вы думаете по поводу исчезновения маленькой принцессы, господа? — Деловито спросил полный усатый старик, затянутый в камзол грязно-зелёного цвета. Чтобы добавить своему виду важности, он тотчас схватился за кончик длинного уса и принялся накручивать его на палец, иногда шевеля губами.

— Девчонка просто вновь облапошила папашу, а все вдруг подняли крик, спасу нет, — проворчал сухой и сморщенный, точно выжженная на солнце слива, мужчина средних лет, упирающийся тонкими паукообразными ладонями в стол с картой. — Она ведь уже убегала, что в этот раз изменилось?

— Насколько мне известно, — вновь открыл рот усатый старик, выпятив брюхо для увеличения собственной значимости, — в этот раз она не сбежала и не заигралась где-нибудь в богами забытом месте. — Он выдержал многозначительную паузу, обведя присутствующих взглядом водянисто-голубых глаз. Откашлявшись, заговорщически прошептал: — Юная принцесса похищена, господа.

Ропот удивления и какого-то непонятного смятения прокатился среди вельмож. Один из них, что стоял напротив усатого старика, после непродолжительного молчания спросил:

— Позвольте, Данкан, кто Вам сказал такую глупость?

Старик оглядел его нарочито медленно, скривил губы и снисходительно улыбнулся:

— Пока Вы, мистер Шервальд, прохлаждались в городской палате лордов, как и все прочие, кто здесь сегодня присутствует по приказу Его…

— Во имя Ольдигма, полно разводить драму, Данкан, вернитесь к делу! — Не выдержал сухой человек с длинными пальцами, нахмурившись.

— … Величества, — невозмутимо продолжал свою речь усатый старик, — я не сидел, сложа руки на коленях, а слушал. Да, господа милостивые, слушал и вникал в происходящее.

— Хотите сказать, что Вы вот этими самыми ушами слышали, будто девочка была украдена? — Усмехнулся кто-то, стоящий в полутени, но старик узнал его и прищурился, внимательно разглядывая.

— Да, мистер Баггенс, да. Слышал, и ещё как слышал, смею Вас заверить!

— И кто же её украл по Вашему мнению?

Старик наклонился к столу и, упираясь толстыми кулаками в карту, пробормотал, осматривая придворных:

— Известно, кто сотворил это преступление. Сам Хозяин проклятого леса!

— Не может быть, — возразил ему Шервальд, — Варлок умер два века назад, его убили во время последней войны.

— Истинно говорю вам, что он, проклятая бестия, утащил девочку в лес! — Старик ударил кулаком по столу. — Он и никто другой.

И вновь из тени раздался голос мистера Баггенса:

— Это не более чем старая легенда, которой пугают непослушных детей. Варлок давно умер, Шервальд прав. Даже если когда-то хозяин у леса был, то теперь это просто безмозглая чаща.

— Извините, не согласен! — Вперед вышел человечек с сальными вьющимися волосами и жидкой бородой: именно он в числе других вельмож пытался вызнать у Генриха про Великий поход. — Чаща всё ещё живёт, к всеобщему сожалению. Если Варлок был убит, как вы, господа, утверждаете, река вновь вернулась бы в русло и звери не охраняли границы леса. Именно проклятое чудище не позволяет водам вновь орошать наши земли, и вы все знаете это не хуже меня. Издревле лесной король был нам угрозой, и никуда эта угроза сама собой не исчезнет.

— В таком случае, если Варлок похитил девочку, её уже…

— «Её уже» что?

Все вздрогнули, услышав знакомый властный голос. Вельможи обернулись. Король Генрих стоял в дверях, пропуская капитанов стражи, городских наместников, тана Города-под-горой и солтысов трёх деревень. Тана лингов среди них не было. Последним в зал вошёл маг и, опираясь на посох, бесшумно проскользнул к окну. Все остальные торопливо встали поближе к столу с картой, а монарх медленно двинулся к вельможам, внимательно смотря на них проницательным колким взглядом. Присутствующие замялись, усатый старик тихо забормотал:

— Ва-Ваше Величество, мы обсуждали возможные решения Вашей проблемы и м-мы…

— …решили милостиво разобраться без меня, — спокойно закончил король, хмыкнув. — Ведь я уже, видимо, не способен на управление ситуацией.

— Мы не хотели, мы не… — Попытался вставить слово человек с сальными волосами, но Генрих оборвал его резким поднятием ладони.

— Таких лицемеров, как вы, господа, стоит поискать. Стража! — Двери в залу открылись, несколько стражников, привычно сжимая алебарды, вбежали внутрь и замерли в ожидании приказа. Генрих махнул рукой в сторону нескольких придворных. — Уведите.

— В казематы изволите, Ваше Величество? — Пробасил один из стражников, вытянувшись, точно настроенная струна лютни.

Король отмахнулся:

— Нет, зачем же? Я снимаю полномочия с этих людей. Отведите их в город. — Генрих подошел к столу с картой и вытянул из небольшой стопки, лежащей рядом, кусок пергамента. Неторопливо вывел на нём несколько строк и протянул стражнику. — Передайте это судье, у меня нет времени разбираться с господами.

Вельможи побледнели, на лицах выступили крупные капли пота и страх пополз по их спинам липкими скользкими волнами. Они мгновенно сжались, стараясь исчезнуть, но стражники, повинующиеся приказу, были непреклонны и без лишних слов сразу же увели четверых мужчин прочь из залы.

Когда воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев, съедаемых огнём, Генрих глухо откашлялся и, обведя оставшихся в зале взглядом, заговорил:

— Что ж, думаю, каждый здесь знает, по какой причине мы находимся здесь. Моя дочь пропала. — Он на мгновение сжал губы, мрачнея, но переборол себя и продолжил: — Сегодняшние поиски не принесли никаких результатов, но всё же тан лингов сказала мне, где может быть Анна. И сейчас я спрошу вас: кто решится отправиться со мной в Южные земли?

Повисло молчание, которое вскоре нарушил маг, стоящий у окна:

— Мой господин, но до Южных земель без малого месяц пути. Два, если только по суше и с отрядом. Тракты переполнены разбойниками, дорога на юг лежит через Пустошь ветров. Без должной подготовки, Ваше Величество, отряд пропадёт.

Генрих мягко, но властно положил ладонь на карту, туда, где кончалась граница Северного королевства, и ровным тоном произнёс:

— Седрик прав, но мы отправимся не сегодня и не завтра. Так и есть, подготовка займёт время, и пока те из нас, что пойдут в Южные земли, будут заниматься походом, остальные продолжат искать Анну в пределах Королевства.

— Ваше Величество, — старик Гуннар, пришедший почти в одно время с монархом, положив руки на пояс, подошёл к Генриху. Король поднял вопросительный взгляд. — Ежели никто из нас не найдёт маленькую принцессу, что останется?

Все замерли, напряжённо сжимая ладони в кулаки. Этот вопрос давно вертелся в головах, но ни один не смог задать его вслух, боясь навлечь на себя гнев короля или, что было ещё хуже, позволить словам сбыться. Генрих долго молчал, тяжело смотря на изборождённое морщинами лицо старика, обдумывая сказанное. Тихо выдохнув, ответил:

— Я долго об этом думал, Гуннар, но мне страшно прийти к решению. Пока я жив — я буду искать её, ведь Анна — всё, что у меня есть в этом мире.

— Мой господин, все мы понимаем Ваше горе, но ехать в Южные земли лишь потому, что так Вам сказала какая-то старуха? Немыслимо! — Возразил Седрик, наконец отойдя от окна и приблизившись к королю.

— Мой король, при всём уважении, — капитан Серафим сделал шаг вперёд и скрестил руки на груди, — чародей прав. Девочка может быть где-то здесь, мало одного дня, чтобы уверенно отправиться в другие земли. Ведь здесь ещё остались места, где мы не искали её.

— Извольте не согласиться, — поднял палец вверх Гуннар, — искали, ещё как искали.

— А как же лес? — Возразил маг, чуть нахмурившись.

— И в шахтах не были, Ваше Величество, — добавил седой мужчина в сером тёплом кафтане — тан Города-под-горой. — Да и стоило бы, думается, осмотреть окрестности внимательнее. В Предместьях искали?

Король внимательно слушал, наблюдая. Серафим кивнул.

— Искали, конечно. И в рыбацкой деревне, и в полях, и в городе. Ваша правда — шахты не осмотрели.

— А в лесу-то были, — вновь вступил в разговор старик Гуннар. — Всю Хвойную окраину избегали, как псы охотничьи, и ни следа!

Седрик покачал головой.

— Нет, господин Гуннар, мало обыскать лишь Хвойную окраину. Нам стоило бы пойти в лес.

— Эк Вы меня назвали-то — «господин», — хохотнул старик, упирая кулаки в бока. — И Вам лучше моего известно, что дальше валежника хода нет, это знает любой из нас. Чуть нога человека ступит в лес, как его хозяин мигом нашлёт на тебя своё зверьё.

— В лес ходить запрещено законом, — спокойно произнёс Генрих, выпрямившись и чуть нахмурившись. — И нет такого проклятия, какое нельзя было бы объяснить, друзья мои. Я готов поверить во многое, но мою дочь не крали волшебные твари из проклятого леса.

— Мой господин, и всё же Хозяин…

— Слышать не хочу о Хозяине и его чудищах, Седрик, — оборвал его монарх, ткнув пальцем в карту.

— Пусть так, Ваше Величество, — маг согласно кивнул, — и всё же я хочу от имени нас всех попросить Вас повременить с походом.

Присутствующие согласно закивали. Генрих поджал губы, глубоко задумавшись, и неторопливо прошёлся по зале, заложив руки за спину и смотря себе под ноги. За ним наблюдали присутствующие, ожидавшие решения. Наконец, остановившись у камина и глядя на языки пламени, монарх тихо произнёс:

— Будь по-вашему, вы правы. Обыщите все углы Королевства от болот до Барбатуровых гор, но найдите мою дочь. Если для этого нужно будет нарушить закон и войти в пределы леса, что ж… сделайте это. Но будьте осторожны. Совет окончен, вы свободны. Отдохните и начинайте поиски.

На губах мага играла едва заметная улыбка, когда он посмотрел в спину королю. Никто не проронил ни слова, помрачневшие и задумчивые, члены совета покинули залу, оставив Генриха наедине со своим горем.

За окном выла и бушевала буря.

15

Анна украдкой выглянула в коридор, прислушиваясь. В почти звенящей тишине, ей казалось, можно услышать даже дыхание бабочки, будь здесь зимой насекомые, конечно. Девочка осмотрелась по сторонам — никого — и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Вьюнки встретили её своими радостными раскрывшимися бутонами, маленькие розовые и лиловые головы будто наклонились ей навстречу, когда принцесса подошла ближе. Не удержавшись, Анна мягко коснулась нежных лепестков кончиками пальцев, невольно наклоняя цветок, и маленькое беззащитное растение покорно повиновалось. Ей просто вдруг захотелось проверить, настоящий ли это вьюнок. В глубине души она всё ещё надеялась, что ей просто кажется или Хозяин леса умеет накладывать какие-нибудь чары, но цветы были такими же реальными, как она сама.

Свет из узкого высокого окна лениво падал на каменный пол коридора, в нём неторопливо летали крошечные пылинки. Тёмно-зелёные листья вьюнков казались в лучах зимнего солнца насыщенными яркими пятнами на старой потрескавшейся от времени стене. Девочка какое-то время стояла совсем близко к каменной кладке, чувствуя странное тепло, исходящее от неё, и идти куда-то теперь совсем не хотелось. Ей просто вдруг подумалось, как хорошо, наверное, быть маленьким цветком, который все любят и за которым так заботливо ухаживают.

Заботливо?

Анна содрогнулась от этой мысли и отшатнулась от стены, точно дворянка от прокажённого. Разве существо, что поселилось в этом замке, способно быть заботливым? Нет, она в жизни не поверит в подобную глупость, даже если перед ней, точно карты, выложат все доказательства обратного. Если подумать, девочка вообще не была уверена, может ли Хозяин леса чувствовать хоть что-нибудь, проявлять хотя бы самые скупые эмоции. До сего момента Анна не видела ничего, что могло бы показать ей сущность Чудовища, его истинную натуру.

В который раз принцесса задумалась, что из себя представляет это существо, которое бледный человек зовёт Варлоком. «Варлок» — так в деревнях Королевства люди нарекают магов и колдунов. Девочка не раз видела, с какой опаской крестьяне смотрят на Седрика, когда ему приходилось вместе с кем-то ехать в поселение, и понимала, что они подсознательно ждут от мага какой-нибудь подлости. Может быть, Хозяина леса так назвали именно они?

Принцесса чуть сморщила нос, ей вовсе не хотелось забивать голову подобной ерундой. Девочке совершенно не нравилось предаваться раздумьям, ведь это означало бы, что она принимает поражение и безоговорочно соглашается жить в лесу. Всё, что ей нужно — дожить до весны, а там уж она сбежит, точно сбежит, в этом уверенность её не оставляла. Как только снег растает и у Хозяина прибавится работы, она выйдет на ближайшую тропу и ищи ветра в поле.

Как только эта идея обрела нужные очертания, девочка довольно улыбнулась, хитро сощурившись — черта семейная, доставшаяся ей ещё от прадеда по материнской линии, Арне Злословного. Когда-то мать много рассказывала о его приключениях и достойной правителя смерти — сражение с драконом у Тролльего мыса, — но Анна почти всё позабыла, детская память не смогла сохранить легенду о великом предке.

Она уже хотела пойти к лестнице, но неожиданный порыв заставил её протянуть руку и небрежно сорвать маленький хрупкий цветок вместе с небольшим тонким стебельком. Маленькая чашечка боязливо качнулась и замерла, когда Анна поднесла вьюнок к лицу и вдохнула едва уловимый сладковатый аромат. В Королевстве вьюнки не пахли и считались сорным растением, а вот здесь…

Послышались шаги, и девочка вздрогнула, невольно выронив цветок из руки, разжав пальцы. Шуршание босых ног по камню выдало поднимающегося по лестнице: Рейвен. Анна уже успела научиться различать Варлока и бледного человека по походке: Хозяин леса шёл медленно, неслышно, лишь изредка можно было уловить лёгкий стук копытообразных ног; Рейвен же напротив был тороплив, уверенно вышагивая, и почти всегда издавая шорох и иногда шлепки — босые ноги.

Анна наклонилась, чтобы поднять упавший на пол вьюнок, и уже хотела шмыгнуть в комнату, но не успела: Рейвен появился в коридоре, держа в руках длинную метлу. Когда они встретились взглядами, он фыркнул и двинулся в противоположную от комнаты Анны сторону, бросив ей:

— Он не любит, когда убивают цветы.

Девочка схватила вьюнок и выпрямилась, смотря бледному человеку в спину и вредно кривясь. Набравшись храбрости, она сделала несколько шагов к нему и остановилась у лестницы, наблюдая за тем, как он начинает неспешно подметать каменный пол. Набрав в грудь как можно больше воздуха, чтобы голос звучал небрежнее, она спросила:

— Что?

В ответ раздалось ворчливое:

— Что-что, глупая ragilla, — он даже не взглянул на неё, отвернувшись и продолжая взметать в воздух облачка пыли, — ты убила цветок. Варлок этого не любит.

— Мне совершенно всё равно, что он любит, — надменно произнесла Анна, вздёрнув нос, и деловито вплела в рыжие локоны цветок. — Всё равно.

Рейвен замер, сжимая бледными руками древко метлы, и медленно выпрямился, смотря на неё глазами, полными презрения. Анне вдруг захотелось развернуться и бежать изо всех сил, но взгляд этого человека точно пригвоздил её к месту. Почему-то глубоко в груди кольнуло неясное чувство стыда. Рейвен долго молчал, сжимая губы, и шрам на правой стороне снова побелел — она разозлила его, но всё же нашёл в себе силы смерить гнев и ответить как можно спокойнее:

— Ты не умеешь ценить помощь, девочка, и тех, кто эту помощь предлагает. Этот замок и этот лес принадлежат Варлоку, их хозяину, и тебе стоило бы подумать, что случится, если ты потеряешь его расположение.

— Как будто какой-то жалкий цветок станет нерешаемой проблемой, — она хмыкнула, скрывая беспокойство и обиду. Губы невольно поджались.

— Нет, цветок не станет проблемой. — Рейвен вернулся к своему занятию, смотря на пол под ноги, поднимая облачко пыли прутьями метлы. — Проблема — это ты, ragilla.

Анна фыркнула, вздёрнув подбородок, и сжала ладони в кулаки, стараясь смотреть на бледного человека свысока. Ей это не удавалось, ведь Рейвен оказался намного выше, чем она, но последние крупинки гордости не позволяли ей смириться.

— Что ж, если я проблема, вот тебе ещё одна: мне не в чем ходить, я порвала шубу и испортила платье. Хочешь, чтобы я слушалась тебя и твоё всесильное Чудовище? Не дождётесь. Но на пару дней я согласна притвориться тихоней за достойные принцессы вещи.

Он несколько удивлённо приподнял брови и вновь замер, внимательно смотря на девочку изучающим взглядом. Ноздри Рейвена раздулись из-за с трудом скрываемой ярости, в глазах заплясали лихорадочные огоньки. Анне показалось, что ручка метлы в его руках затрещала от давления тонких бледных пальцев, и невольно вжала голову в плечи, но отступать было уже поздно. Она ждала его ответа, и ответ всё же последовал, когда Рейвен нашёл подходящие слова.

Его лицо вдруг перестало быть мрачным и удивлённым, глаза весело и хитро сощурились и губы растянулись в сладкой лисьей улыбке.

— Маленькая принцесса изволит новые одежды? Хорошо, будут тебе новые одежды. — Бледный человек приставил метлу к одной из дверей и отряхнул ладони от пыли.

Теперь настал черёд Анны удивляться, она даже замерла на мгновение в нерешительности. Тихо и без былой уверенности она пробормотала:

— Ты соглашаешься?

— Indesur, ragilla. Разумеется. — Он довольно хмыкнул, лениво поправляя помятую льняную рубашку, достающую ему до колен. — Идём со мной.

Рейвен прошёл мимо девочки и всё с той же лёгкой хитрой улыбкой спустился по ступеням, исчезнув из виду. Анна какое-то время стояла в полном оцепенении, не зная, следовать ли за ним, и смотрела на метлу в тёмном углу. Бросил работу, чтобы выполнить её просьбу? Не просьбу, нет. Анна отдала приказ. Ей не верилось, что подобный Рейвену человек мог так легко согласиться послушать её. И всё же послушал.

Когда в груди начало разливаться странное тепло — смесь гордости и тщеславия — девочка быстро побежала вслед за ним, уже спустившимся на первый этаж. Когда она добралась до подножия лестницы, Рейвен ждал её в холле. И он был не один.

Анна испуганно застыла, широко распахнув глаза. Рядом с бледным человеком возвышалась рогатая фигура Хозяина леса. Сжимая посох, сплетённый из ветвей и коряг, когтистой рукой, он смотрел на девочку глазами-дырами и молчал. Рейвен ликующе улыбался, и его улыбка была больше похожа на оскал зверя.

— Повтори то, что сказала мне, ragilla, — усмехнулся он, прищурившись и скрестив руки на груди. — Можно слово в слово, если ты способна на подобную — он хмыкнул — дерзость.

Анна молчала. Горло будто сдавила невидимая рука, перекрывая доступ к кислороду, и девочка лишь несколько раз растерянно открыла рот, стараясь вдохнуть. Хозяин леса терпеливо ждал её ответа, Рейвен с довольным лицом, выражающим смесь презрения и ощущения полной победы, смерил девочку взглядом, а она всё стояла и не могла вымолвить хотя бы короткий ответ. В животе почему-то всё скрутилось в противный тягучий узел, Анна сглотнула вязкую слюну и приоткрыла рот, будто рыба, вытащенная из воды.

Чудовище сверлило её пустым бездонным взглядом из глазниц черепа, и это не убавляло её страха, лишь усиливало его. Как девочке хотелось, чтобы он вдруг отвернулся и просто ушёл или испарился в воздухе, будто страшный зловещий призрак. Чтобы он был лишь её сном, жутким плодом детской фантазии, не более. Но Хозяин леса всё ещё был здесь и спокойно ожидал её ответа.

Наконец, не выдержав этого тяжёлого гнетущего молчания, Рейвен насмешливо заговорил:

— Что такое, маленькая ragilla? Испугалась? Знать, храбрость и спесь в тебе проявляются лишь тогда, когда ты имеешь дело с кем-то безвластным. Попроси, девочка, попроси. — Он сощурился, кривя губы в презрительной улыбке. Варлок молчал. — Хозяин исполнит.

Анна судорожно втянула носом воздух, и чуть широкие для небольшого носа ноздри расширились ещё сильнее, став похожими на птичьи. С трудом, но выдавила, прикованная взглядом к глазницам черепа:

— Я… Мне нужна одежда. П-платье порвала, — голос сорвался, и последнюю фразу Анна проглотила, сказав совсем тихо. Откашлявшись, она постаралась придать себе храбрости и чуть более уверенно повторила, распрямив плечи и задрав подбородок: — Я порвала платье, мне нужны новые вещи. Хотите держать меня в плену — позаботьтесь о моём гардеробе. — С каждым уверенным словом, которое, впрочем, давалось ей с трудом, девочка понемногу обретала растерянную наглость. Но чёрные глазницы всё так же заставляли дрожь ужаса прокатываться по её телу холодными волнами.

Рейвен угрюмо хмыкнул, не решившись отвечать. Оба ждали, что предпримет Хозяин, но тот по-прежнему был будто бы глух к словам девочки. Собравшись с духом, она добавила, не став дожидаться его:

— И шубу тоже порвала, учти это. Мне всё равно, где вы оба берёте шкуры, но мне нужно и я хочу новую шубу. — Её глаза сверкнули от скопившихся в уголках слёз, она чувствовала, как подписывает себе смертный приговор собственной дерзостью, но остановиться уже не могла. Даже спустилась со ступеней и сделала несколько шагов навстречу чудовищу, до побеления сжимая ладони в кулаки. — Можешь снять свою накидку, если у тебя нет одежды для меня, но достань всё, что я хочу. Иначе ты очень и очень пожалеешь, Чудовище, что оставил меня в своём проклятом лесу! — И, подкрепляя свои слова, она сухо плюнула в сторону, как это делали крестьяне в деревнях, стоило им увидеть мага.

Варлок вдруг двинулся, и многочисленные украшения и кости тихо застучали друг о друга. Зашуршала юбка, когда Хозяин, точно не касаясь пола, неторопливо последовал к Анне, неслышно опуская ветвистый посох и снова чуть приподнимая. Девочка онемела, и зрачки расширились от новой волны животного ужаса. Каждый его осторожный звериный шаг приближает её к концу, к расправе. Анна пожалела, что осмелилась открыть рот. Снова захотелось броситься прочь и скрыться где угодно, только бы не оставаться в этом замке с ним.

Когда он, хищник, притаившийся в траве перед жертвой, встал напротив неё, так близко, что она могла разглядеть трещины на костях его украшений, сердце учащённо забилось о стенки рёбер. Анна зажмурилась, молча, в отчаянии, какого не испытала даже в момент встречи с медведем, и замерла в ожидании приговора.

Если бы она посмотрела на Рейвена, то заметила бы, что и он несколько напрягся, наблюдая за ней и Хозяином. В глубине его голубых глаз поселилась настороженность, хотя и не страх; он чуть наклонился вперёд, готовый подойти, если это потребуется.

Внезапно на плечи девочки упало что-то очень тяжёлое и сразу заставило ноги подогнуться. Анна едва не упала, но смогла устоять и медленно выпрямиться, невольно коснувшись дрожащими пальцами этого нечто. Глубоко вдохнув, девочка открыла глаза и с удивлением посмотрела на мех, волочащийся по полу и струящийся по её телу. Подняла взгляд на чудовище и застыла, не веря тому, что увидела.

Он так и стоял перед ней, высокий, невозмутимый и статный, но теперь она могла разглядеть его сильные загорелые руки, видные из-под странной короткой накидки на плечах. Лишь мгновение спустя девочка поняла, что на ней надето: она сказала, чтобы он отдал ей свой плащ из шкур… и он отдал.

Удивлённый Рейвен даже отшатнулся, сделав несколько шагов назад, настолько поразил его поступок Хозяина леса. Он не ожидал, что подобная доброта может быть направлена на человека — захватчика и убийцу.

В этой гробовой тишине был слышен лишь лёгкий шорох накидки на плечах девочки. Она нервно теребила мягкую волчью шкуру, судорожно цепляясь за неё пальцами, и смотрела на Варлока так, как если бы он ударил её ладонью по щеке. В самом дальнем уголке её маленького сердца на мгновение вспыхнул крошечный огонёк сомнения, который хотя и погас крайне быстро, но успел дать первые всходы.

— Хозяин, но… — Рейвен шагнул к нему, но властная когтистая рука коротким мягким движением остановила его. Бледный человек застыл, чуть приоткрыв рот в оборванном порыве закончить фразу.

Какое-то время чудовище смотрело на Анну пустыми глазницами, но потом развернулось к ней спиной и мягко скользнуло к Рейвену. Остановившись рядом, он положил руку тому на плечо и наклонился, неслышно шепча бледному человеку на ухо. Девочка невольно прислушалась, но не различила ни звука, его голос будто тонул в чёрных волосах Рейвена и потому бесследно исчезал, предназначенный лишь для того, к кому обращался. Когда Варлок закончил и выпрямился, Рейвен выглядел удовлетворённым.

Отпустив плечо бледного человека, чудовище застыло в ожидании, и Рейвен пробормотал, подавляя улыбку:

— Да, хозяин. Indesur.

Варлок легко кивнул и двинулся к дверям, ведущим прочь из замка. Распахнув их порывом ветра, он ступил на землю заснеженной поляны и исчез в вихре снежинок прежде, чем створки за ним закрылись. Усмехнувшись, Рейвен перевёл взгляд на замершую и побелевшую от ужаса и удивления девочку, быстро осмотрел её и позвал резко, громко:

— Эй ты, ragilla, идём. Будут тебе новые одежды.

16

Она плакала и не могла остановиться. Рейвен не обращал на неё никакого внимания, и, пока они поднимались по старой каменной лестнице, лишь раз бросил на неё короткий насмешливый взгляд. Она и сама ощущала, что над собой в пору бы посмеяться: огромная тяжёлая накидка давила на плечи и норовила соскользнуть с неё, как особенно увесистый мешок со спины осла. Приходилось цепляться за неё маленькими пальцами, но руки уставали, и Анна вынуждена была останавливаться на каждой третьей ступени и поправлять шкуру, подтягивая её за собой. И всё это сопровождалось потоком слёз, ведь её страх и обида никуда не делись.

Лицо жгло, солёные дорожки будто разъедали кожу девочки, и она всё старалась вытереть их тыльной стороной ладони, не переставая шмыгать носом. Перед глазами стоял каменный идол — Хозяин леса. Изваяние, скала, кусок руды, расплавленный в печи и превращённый в цельный пласт металла. Если бы она могла видеть его лицо, возможно, не испугалась бы настолько сильно, но оно было лишь маской, уродливым черепом с пустыми безжизненными глазницами и оскаленными зубами. Анна никогда бы не подумала, что череп оленя может выглядеть таким устрашающим.

Её пугало всё: от костей и маски до его роста и когтей на длинных пальцах. Он был воплощением её детских кошмаров, оживший ужас, таящийся под кроватью, стоит лишь свечам погаснуть. Что выражали его глаза, когда он слушал её дерзкие речи? Ненависть? Презрение, подобное тому, с каким смотрит на неё Рейвен? Ярость? Ей казалось, что его безразличное гнетущее молчание и есть смесь всех этих чувств, направленных на неё, ведь с бледным человеком Варлок разговаривал, она видела это своими глазами. Почему же с ней он был таким… безмолвным?

Анна невольно вздрогнула, забыв о слезах. Невидящим взглядом смотря в спину Рейвена, она думала о существе, перевернувшем её жизнь одним лёгким движением руки. Она с омерзением воскресила в памяти украшения, опоясавшие бёдра Хозяина леса, и повела плечами: кости птиц и мелких животных — что может быть отвратительнее? Разве что череп вместо головы. От него исходила волна спокойствия, но девочке она казалась лишь напускной обманкой, чтобы ослабить бдительность. Что-то неуловимо проскальзывало в его молчании, но что — Анна никак не могла уловить. Это пугало её, как пугает нечто угрожающее и неизвестное, а Варлок оказался именно таким.

— …отставай.

Она сморгнула наваждение и посмотрела огромными испуганными глазами на Рейвена, стоящего на самой верхней ступени. Он выглядел уставшим и недовольным, его нос чуть сморщился, а губы сжались в тонкую нить. Анна остановилась и медленно посчитала количество плит, разделяющих их: девочка оказалась почти на пролёт ниже. Должно быть, отстала, когда задумалась, — подумалось ей.

Не хотелось переспрашивать, но она не услышала и тихо уточнила дрожащим от недавних слёз голосом:

— Что?

Он фыркнул, скривившись сильнее, как если бы он был ранен и кто-то случайно прикоснулся к нему.

— Malettadi ragilla! — Прошипел он сквозь зубы и шумно свистяще выдохнул. На вдохе снова заговорил слегка насмешливо — успокоился: — Если ты плохо спала, сделай одолжение — иди к себе. Я не собираюсь ловить тебя, когда ты станешь падать от усталости, девчонка. Я сказал тебе не отставать. Уже дважды.

Она хотела ему ответить, но не стала, ведь это означало бы снова вступить с ним в спор. Не хватало ещё устроить перепалку, ведь в таком случае Рейвен может обратиться… к нему. Анна плотнее закуталась в шкуру и торопливо поднялась по ступеням, смотря себе под ноги и низко опустив голову. Рейвен проследил за ней взглядом голубых глаз и, как только маленькая нога в замшевом сапоге встала на последнюю ступень, двинулся по коридору.

Анна подтянула накидку и поплелась следом, думая, а не сказать ли ему всё, что она думает и о нём, и о Варлоке, и об этом проклятом замке. Слова так и вертелись у неё на языке, с каждым шагом всё сильнее желая вырваться наружу, слететь с губ, но девочка держалась, угрюмо поглядывая на спину бледного человека. Она всё ещё шмыгала носом, и каждый раз Рейвен раздражённо поводил плечами. Наконец он заговорил сам, не в силах слушать неприятные звуки:

— Хватит хлюпать носом, девчонка. Ты зальёшь накидку, из-за тебя шкуры и без того в пыли. Все полы ими вытерла.

Анна не выдержала и огрызнулась:

— Хватит называть меня девчонкой. У меня есть имя, ясно тебе?

— Меня не интересует. Я прекрасно знаю, как тебя зовут, если ты забыла, — сухо проговорил Рейвен, хмыкнув.