— Молчи и повторяй за мной, а то в хор не возьмут, — хихикнула она, и мы вошли в зимний предел храма. На лавочках сидели певчие, им раздавала ноты роскошная женщина. Это была регент, Елена Богдановна. Тонкая, в длинном зеленом платье, с густыми каштановыми волосами до самых лопаток. На голове у нее был платок в тон платью, в ушах висели массивные золотые серьги с жемчугом.

— Лиза! Опять опаздываешь! — недовольно буркнула она. — Кого к нам привела?

— Это Юля, со мной учится, первое сопрано.

— Понятно, ну давай, почитай нам с листа.

Я взяла листок и начала петь сольфеджио.

Раздался всеобщий смех.

— Ты что ноты-то мне поешь?! — оторопела регентша. — Давай со словами!

Я старалась разобрать слова. Но в нотах было написано каким-то странным шрифтом. И по-русски вроде, а разобрать сложно.

— Так стоп-стоп! — разозлилась дама в платье. — Никогда в хоре не пела?

— Пела, но слова не могу разобрать.

— Ясно. Давай сольфеджио.

Я спела, это было просто. Но все равно очень нервничала, что меня не возьмут. А я сюда специально пришла научиться петь акапельно.

— Ну не знаю… — нахмурила брови регентша.

— Да она выучит слова, она хорошо поет, — заверила ее Лиза.

— Выучу, выучу! — умоляюще просилась я.

Богдановна улыбнулась, и тут ее глаза округлились…

— Смотрите, как на Иисуса похожа!

Богдановна указала пальцем на лик Христа, нарисованный на входе в зал.

Я застыла: «Так и знала, что во мне что-то есть!» — пронеслось в моей голове. Я обернулась.

И правда. Круглые голубые глаза и острый нос были совсем как мои. Все притихли.

— Ладно. Приходи, — с мягкой улыбкой сказала регентша. — Только первые службы я тебе оплачиваю как ученические — сто рублей! Дальше видно будет. Мы служим каждые субботу и воскресенье, раз в неделю — спевка. Опаздывать нельзя, пропускать только по уважительной причине — смерть. Сегодня готовимся к Крестовоздвижению, это престольный праздник. Учим концерт.

Так начался мой путь изучения православного мира. Надо сказать, что это было особое погружение.

На клирос я ходила как на занятия по хору. Голосила во все горло, наслаждаясь репертуаром, который мы учили с Богдановной. Мы с Лизой, да что там — всем клиросом, ржали как кони всю службу, лишь бы занять себя хоть как-то в ожидании «своего номера».

За что, кстати, регулярно получали выговоры от молодых священников прямо на службе, что, по нашему мнению, было ужасной наглостью с их стороны. Сами-то! В алтаре на вечерней службе рубятся в игрушки на телефоне, путают последование, да еще и пропускают целые куски службы!

Но Богдановна была молодец — держала нас в ежовых рукавицах. Стоило ей только взглянуть на нас, и мы тут же приходили в себя. Все-таки они — батюшки, не положено. А еще Богдановна изменила наше отношение к одежде в храме! «Что вы как бабки замоталась в черные платки и страшные кофты напялили! Кошмар! Юля, темные колготки со светлыми туфлями — моветон! Так, Крестовоздвижение — это фиолетовый. Всем найти фиолетовые платки. А лучше — нарядную блузу или платье!» В общем, храм превратился еще и в показ мод! Мы старались приобрести обновку в цвет праздника, подкрутить волосы, заранее подумать о красивом платке.

Первое Рождество и первая Пасха — необыкновенная радость. И как после такого не верить — ну воскрес же!

После ночной службы мы всем клиром оставались отдыхать в небольшой келье. И там до самого утра Богдановна рассказывала о чудесах. Я слушала — и уже ни в чем не сомневалась! А потом, лет через пять, узнала, что это не реальные события соседнего городка, а бородатые байки.

Утром мы вставали и снова отправлялись на службу. Помятые, невыспавшиеся. Басы открывали рты и тянули свои ноты, а мы, девчонки, чуть не падали от хлынувшего на нас амбре. Короче, и выглядели и чувствовали себя мы не очень.

В такие моменты мне особенно хотелось равняться на матушку Алену. Она служила в храме на трапезной, а ее муж — в главном соборе города, вместе с владыкой. Уж не знаю, за какие грехи ее к нам сослали.

Матушка Алена приезжала на огромном белом «Рендж Ровере», вылетала из него в шифоновом платьице и кожаных сапогах. В ушах золотые серьги, на груди — крестик с бриллиантом. Ногти — четкий квадрат, покрытие под кутикулу — все как надо!

Правда, характер у нее был не сахар — бойкая слишком. Но в целом, добрая.

А как же вкусно она готовила! С таким аппетитом я дома не ела! Даже сухари с майонезом и сладким чаем казались божественными.

И тут Богдановна опять молодец — отпускала нас в трапезную, пока читали Шестопсалмие. Мы всем крадущимся табуном продирались туда на семь минут погрызть сухарики.

Погрызли сухарики, потом ждали катавасию. Батюшка мазал всем лбы ароматным маслом и давал хлеб, вымоченный в вине.

Я обожала свой храм! Обожала всех наших певчих: студента Пашку, тенора с голосом скрипучего деда; кругленького Василия, жившего с мамой; дядю Митю, казака; Анну Степановну в домашних тапочках, которая, зевая, крестила свой открытый рот, чтобы туда не залетели бесы; Настю, дочь священника, в которой сопротивлялась смирению ее татарская кровь.

Я не пропускала ни одной службы — одевалась в самое красивое, пела от души, ходила в храм как на праздник.

И вот, моя учеба в институте закончилась, и пришло время отправляться в Санкт-Петербург!

ГЛАВА 1
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

А вот и Санкт-Петербург! Для иркутянина это тот самый Париж, который стоит увидеть и умереть. Жители годами копят на поездку и лелеют свою мечту, но так никогда и не решаются ее воплотить.

А все студенты института четко убеждены, что в Питере люди не ходят по земле, они буквально парят над землей. В городе мечты живут исключительно гении: божественные певцы, талантливые поэты, и вообще, там каждый прохожий — литератор. И в крови каждого течет немного голубой крови.

И моя мама решила, что мне, такой умной и талантливой девочке, непременно нужно отправляться Санкт-Петербург! В ее голове мелькали кадры из бандитского Петербурга. Поэтому она дала мне строгий наказ: «Юль, ты когда из самолета выйдешь, сразу свою дамскую сумку на шею повесь, чтоб не украли. Питер еще и опасный город».

Самолет мой, конечно же, прилетал ночью. Ну, ничего, пока багаж получу, найду себе комнатку в интернете, утром отправлюсь смотреть…

Жду багаж. Люди уже разобрали свои чемоданы, лента пустеет. А я стою. Лента делает круг, второй — чемодана нет. Поднимаю глаза: в лоб красными буквами светит надпись: «ВЫДАЧА БАГАЖА ОКОНЧЕНА».

Паника, паника! Где мой багаж! Моя маман туда ИНН сложила, дипломы… Ой-ой-ой! Хоть деньги в кошельке лежат. Накинула я сумку на шею и побежала в бюро пропажи багажа.

Вот он, волшебный Питер, начался с очереди в бюро пропажи…

— Садитесь, девушка, — скомандовала заспанная сотрудница.

— У меня пропал чемодан, большой такой, я летела с пересадками, а там документы ИНН и дипломы. Я не знаю, что делать. А найти все реально? А что делать, если не найдется? — Я тараторила с такой скоростью, что еле успевала проговаривать. Мой текст кончился, и вдруг повисла пауза. И внезапно по глазам этой женщины я читаю, что она вообще ничего не поняла. Я решила повторить тот же текст, но помедленнее. Не помогло. Женщина поморщилась и медленно начала задавать вопросы:

— Каким рейсом вы летели? Будьте добры, ваш билет, пожалуйста.

Очень медленно и чересчур спокойно мы разбирались с моей катастрофой. В итоге она доброжелательно улыбнулась и заверила меня:

— Не переживайте, все обязательно найдется. Случилось небольшое недоразумение. Вы лучше подскажите, куда вам багаж привезти, когда он найдется?

— А… Да я его здесь, в аэропорту, подожду. Я еще не знаю, где жить буду! — с облегчением выпалила я.

К утру я нашла несколько вариантов жилья и получила свой потерянный багаж. Он, кстати, нашелся довольно быстро — прилетел следующим рейсом вслед за мной.

Я отправилась в город.

Утро было тяжелым. Я, сонная и помятая, брела по метро. На шее у меня болталась сумка. Ах да, уточню: «дамская сумка» — это была теткинская огромная кожаная авоська с короткими ручками. Я просунула в ручки голову, как мама велела, и пошла.

Сумка душила меня, качалась из стороны в сторону, била по груди, мешала дышать. Глаза налились кровью, в ушах зашумело. Пот катился градом. Чемодан вечно за что-то цеплялся.

Вокруг люди. Все, кстати, носили сумки нормально. Я огляделась, в голове что-то щелкнуло. Сдернула эту удавку с шеи, жадно вдохнула воздух. Вот он, момент взросления!

Встала ровно, подбородок вверх, сумку — в руку. И пошла вперед, навстречу великой, прекрасной жизни.

Я нашла очаровательную и уютную комнатку в центре города недалеко от Мариинского театра.

Поскольку дальнейшего плана действий по покорению сцены у меня не было, я решила искать работу в офисе. И мне подвернулась интересная вакансия в фирме музыкальных инструментов «Рояль». Должность была чуть ли не наравне с депутатской. Звучала так: специалист по работе с государственными учреждениями. Требования: музыкальное образование, опыт работы в государственных учреждениях, вашим плюсом будут связи с музыкальными школами, училищами и так далее. Только через месяц просиживания на попе я поняла, что это обыкновенный менеджер по продажам, который должен обзванивать все музыкальные учреждения страны в надежде услышать, что у них есть деньги на покупку пианино.

— Алло, добрый день, это компания «Роял»ь, Санкт-Петербург, — теперь уже медленно говорила я жителям Якутии.

— Алё? Алё, кто? Ой… подождите…..

Женщина, видимо, прикрыла рукой трубку и заорала куда-то:

— Гхаля! Скорее! Петербурх зво́ня!

— А?! Что? Ага… — раздалось где-то вдалеке.

И тут я услышала, как бодро поскакала Галя к трубке.

Мне стало неловко от того, что я по такой ерунде беспокою людей.

Наверное, Галя ждала каких-то новостей, потому что очень расстроилась, что это всего лишь какая-то компания, которая «пианины» продает. На которые у них и денег нет.

Время шло, наступила зима. А я все еще сижу в «Рояле»…

— Здравствуйте, это компания «Рояль», Санкт-Петер..

— Здравствуйте… — ответил мне грустный мужской голос. — А у нас снег идет… Так хочется на лыжах покататься… А у вас какая погода?

— У… у нас тоже… — Я посмотрела в окно. Крупные хлопья снега мягко кружили и медленно падали. — У нас тоже снег, — тихо ответила я.

Ничего я ему про рояли и пианины не сказала. Мы мило поболтали, и я положила трубку.

В общем, работа была прекрасная — сиди и ничего не делай. Никто от тебя никаких продаж и не требовал. Мои коллеги, так же как и я, просиживали штаны, целыми днями лазили по сайтам и искали, куда бы пойти после работы развеяться. Ровно в шесть часов звонил колокольчик. И через десять минут офис пустел. Ребята разбегались по репетициям театрам, кино и кафешкам.

Я начала осознавать, что неправильно живу. Дом-работа — эта схема пусть остается в Иркутске, здесь основная жизнь начинается после… И я ничего лучше не придумала, как отправиться в любимое и знакомое для меня место — в храм!

ГЛАВА 2
ХРАМ

Я вошла в церковь.

Это было настоящим потрясением! Купол оказался очень высоким, весь храм был окутан солнечным светом, иконы переливались золотом, витал приятный аромат ладана. Здесь было много света и воздуха — казалось, будто ты паришь в облаках. И вдруг я почувствовала: я дома!

Так, мне нужно чудо… Кто у нас там за чудеса отвечает? Ах да! Вот он! Николай Чудотворец!

Я купила свечу побольше, нашла молитву в интернете, начала читать. Читала ее впервые, поэтому все время спотыкалась. Молитва показалась мне такой долгой, что я не выдержала и подумала, что надо бы просто по-человечески попросить чуда. Искренне. И тогда быстрей долетит до адресата.

Я закрыла глаза, вздохнула и всем свои существом обратилась к дедушке на иконе:

— Николай Чудотворец, миленький! Помоги вернуться в храм, хочу опять петь на клиросе, выступать и найти интересных людей. Аминь.

Ну, все вроде, дело сделано! Я резко развернулась и энергично пошла к выходу. И вдруг мой взгляд невзначай упал на доску с объявлениями:

ВНИМАНИЕ! ОТКРЫТ НАБОР.

При храме открывается школа вокального мастерства!

✦ Древнерусские распевы

✦ Регентское искусство

✦ Сольфеджио, вокал, ансамбль

Приглашаем всех, кто хочет развить голос, научиться петь осмысленно и красиво, а также глубже понять церковную музыкальную традицию.

Запись и подробности по телефону…

Приходите, будем петь вместе!

Объявление висело на доске с актуальными новостями.

— Вау, сработало… — Я перекрестилась. У меня побежали мурашки по спине от возбуждения. Я сфотографировала объявление.

Это было настолько волнительно, что я отошла не сразу. Решилась позвонить только через несколько дней. По телефону мне ответил бодрый радостный молодой женский голос. Я рассказала немного о себе, мне сообщили дату первой встречи — знакомство с коллективом и преподавателями предстояло уже совсем скоро.

И вот день икс настал! Я, конечно же, оделась торжественно: юбка в клетку, белая блузка, моя королевская дамская сумка, разумеется, волосы накрутила на термобигуди, подкрасила реснички и зашагала на встречу.

Мероприятие проходило в небольшом домике при огромном храме. Я поднялась на второй этаж. Там находился актовый зал. Я вошла и увидела огромное количество женщин.

Молодые, взрослые. Но все были одеты в юбки до пола, у многих были массивные украшения. Они все смеялись, приветствовали друг друга и обнимались.

Все это организовала предприимчивая Софья Андревна — личность неординарная.

Мать четверых детей, канарейки, мужа и пары кошек. С зализанными волосами, собранными в тугой пучок на затылке, и массивными украшениями, она обладала поразительной притягательностью. В ее лице таилась особая магия. Что бы она ни говорила, ты как завороженный следил за ее губами, зубами, языком… Смысл слов ускользал, но ты все равно кивал и соглашался. А потом, спустя время, понимал: ты только что добровольно подписался на выполнение чужой работы.

Про нее ходило много историй.

Говорили, что у нее был грандиозный конфликт с преподавателями консерватории — такой, что она не окончила учебу, громко хлопнув дверью. Темная история. Но наша Софа не из тех, кто сдается! Она решила, что раз консерватория не оценила ее талант, то можно организовать свой собственный факультет древнерусских распевов. Собрала всех желающих учиться знаменному распеву и открыла школу при храме.

Поначалу к ней приходили профессиональные певчие, регенты, а преподавали здесь те же педагоги из консерватории и музыкальных училищ. Но учебного плана не было, с помещением возникали проблемы, и к концу года все разбежались.

Казалось бы, на этом все.

Но Софья Андревна только разогрелась. Она наладила связи с фольклористами, начала активно продвигать курсы — и вскоре пошел второй поток. На этот раз приходили в основном женщины с профессиями и взрослыми детьми, а у некоторых даже уже были внуки. Никто из них раньше не занимался вокалом. Они шли скорее по велению души — чтобы найти поддержку, интересный круг общения, связанный с православием.

Я попала в этот поток.

На первом же собрании я сразу поняла, как тут все устроено. Софья Андревна опаздывала. Начало задержали на сорок минут. Затем, неожиданно для меня, случился «госэкзамен» одной студентки. Она исполнила длинный духовный стих. Это, кстати, была Маринка — человек, с которым мне предстояло несколько лет ездить в маленький храм и петь знаменным распевом.

Я решила остаться. Потому что жаждала общения. Потому что атмосфера напомнила мне студенческие годы. И потому что эта музыка была не похожа ни одну из тех, что я когда-либо слышала.

ГЛАВА 3
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Девочки, девушки, женщины — все они были мне по-своему приятны. Они могли быть смешными и наивными, добрыми и обидчивыми, вредными и щедрыми. В тот же вечер нам представили педагогов, и каждый выбрал класс по вокалу.

Занятия наши проходили каждый день с понедельника по пятницу по вечерам. Отдельно на практику знаменного распева нас прикрепили к храму при военном училище.

Начались первые занятия. Я пришла в дом при церкви. На меня энергично неслась низкого роста девушка. Она была одета в длинные юбки, развевающиеся на бегу, на плече разлеглась толстая черная коса, лицо девушки было строгое, сосредоточенное, глаза смотрели вперед. Она стремительно приближалась и вдруг резко остановилась.

— Вы куда, на знаменный? — Она ткнула в меня пальцем.

— Да, мне сказали, в четырнадцатый кабинет подойти, — испуганно ответила я.

— Не в четырнадцатый. Там занято. Я в храм, возьму ключи от двадцать первой. Это на первом этаже, до конца коридора налево.

Она развернулась и вылетела на улицу.

Это была Верочка. Вера — правая рука Софьи Андревны. Та сваливала всю организационную работу на Веру. Например, найти кабинет, где могли бы состояться занятия. Аудиторий не хватало. Каждый раз первые тридцать минут от пары превращались в квест по поиску свободной аудитории и ключей от нее. Софья Андревна была на связи, контролировала все по телефону. А в особенно безнадежные моменты ее телефон оказывался «вне зоны действия сети». Надо сказать, что Вера делала эту работу бесплатно. Но, наверное, так неправильно говорить. Все было по-христиански, за это Вера могла приходить на сольфеджио в другие группы. Таким образом, совершенно бесплатно она могла дополнительно заниматься очень важным предметом.

Наша группа обычно занималась в двадцать первом кабинете.

Нас было всего трое: я, Нина и Маша.

Нина — молодая девушка, общительная и инициативная. Работала в музее современного искусства переводчиком. Она переводила тексты к экспонатам, а также всю необходимую документацию на русский и английский языки.

Она много рассказывала про закулисную работу музея.

— Думаете, все описания придумывают сами художники? Да нет конечно! В кабинете напротив меня сидит целая команда из пяти человек: историк, журналист, актриса, учительница литературы и режиссер. Все вместе они устраивают мозговой штурм, чтобы создать концепцию новому поступившему экспонату:

— Ты у Сергеича спрашивал? Он что-то говорил?

— Да, про мантры и Индию.

— Ясно… Придется лезть в архивы. А что он говорил в других интервью?

— Два года назад про наночастицы…

— Отлично. Опять самим придумывать.

Нина обожала кино, театр, встречи с интересными людьми. Ходила на защиты диссертаций, концерты и выставки.

Маша, тихая и скромная девочка, никогда ни с кем не спорила. Если была чем-то недовольна, то поднимала брови и склоняла голову набок. Поддерживала беседу в основном взглядом, а когда говорила, то при каждом слове будто немножко кланялась. Мне казалось, что внутри нее прятался сильный характер и большой протест. Но поскольку она никак не хотела «грешить», то в особо напряженные моменты скатывалась в неконтролируемый высокий истеричный смех.

Маше было семнадцать. Она — старшая дочь священника. Ее младшая сестра Марфа с детства болела и передвигалась в инвалидной коляске. Поэтому центром семьи стала Марфа, а Машу превратили во взрослую девочку, которая должна помогать родителям.

Свободного времени у нее не было: надо помогать папе в храме — вымыть полы, подготовить книги, в лавке посидеть; а дома уставшая мама — надо помочь с Марфой. Их семья жила бедно, Машу держали в строгости. На отдых Маша отправлялась в женский монастырь трудницей. «Да там совсем немного работы… Ну да, встаем в пять утра, работаем, а потом на службу… Так есть хотелось все время. Помню, что мы ели в трапезной с монахинями, а на столе лежала куча дохлых мух. Для того чтобы не поддаваться чревоугодию и не обжираться…» — нервно улыбалась она.

— Нина, привет! Пошли, Дарья Васильевна сегодня в седьмом.

— Юлек, Маша, привет! Еле успела, такие пробки! Хорошо, что с работы раньше ушла.

Мы зашли в кабинет. Там сидела Дарья Васильевна, молодая миловидная женщина, одетая в длинные юбки и воздушную блузу с расшитыми рукавами. Поверх блузы была надета шерстяная жилетка ручной вязки.

Дарья Васильевна была младше Нины, может, моя ровесница. Но вела себя она как взрослая женщина. Конечно, между нами была пропасть в замужество и трое детей.

Она — жена священника. Родила полгода назад своего третьего ребенка и уже вышла на подработку, потому как ее муж мотался по маленьким отдаленным храмам города и денег особо не зарабатывал.

Она занималась с нами подготовкой к литургии. С ней мы учили песнопения знаменным распевом, пробовали читать простые крюки. Вела она себя отстраненно и даже немного высокомерно. Наверное, так сказалось на ней консерваторское прошлое. Она все удивлялась, почему мы не можем такую простую мелодию сынтонировать. Но для нас сложность состояла в том, что логика этой музыки была совсем другой! Она совсем не похожа на музыку, которую мы привыкли слышать в филармониях, концертах и просто в рекламах. Мы впадали в отчаяние от мысли, что мелодия простая, и сынтонировать мы ее не можем! Дарья Васильевна изо всех сил скрывала раздражение.

— Так, давайте отсюда. Со слов «и изволивый спасения нашего»…

— Спасения нашего… — мычали мы и судорожно искали слова.

И она начинала петь одна. Она пела, подражая оперной певице, при этом почти не открывая рот. Потолки в кабинете были высокими, из-за этого звуки сливались в один гул. Она пела и качалась, как очковая кобра, а мы смотрели на нее, впадали в транс и засыпали. Вдруг она внезапно прекращала петь.

— Ну что, девочки, давайте отсюда. Вместе со мной, потом сами.

И мы пели, спотыкаясь на каждом слоге, честно стараясь читать крюки. У нас выходило так, будто мы сваи заколачивали! Сами не могли себя слушать, но «смирялись» и держали в голове мантру, которую подарила нам Софья Андревна: «Делай что должно, и будь что будет».

ГЛАВА 4
НА ЛИТУРГИИ

Первое воскресенье. Наша первая литургия.

Всю неделю мы занимались с Дарьей Васильевной. И чувствовали себя полными дурами. Слова, которые я знала наизусть, вдруг забылись совсем, интонировать не получалось. Девочки тоже страдали от ощущения своей дурости и беспомощности. А сегодня надо все свои умения показать. Мы тряслись от страха и волнения.

— Здрасьте, девочки, — поздоровалась с нами пухлая молодая женщина. — Вы на литургию? Тогда вам за мной! Я Серафима, будем петь службы вместе. По крюкам уже поете?

— Здравствуйте, — жалобно отозвались мы. — В основном по нотам, но у нас пока плохо получается.

Серафима остановилась, посмотрела на нас сквозь свои толстые очки и выдохнула через округлившиеся ноздри.

— Ясно. Будем как-то мяукать. — Она откинула косу назад и пошла еще быстрее.

Только мы расположились, открыли книги, как к нам подплыла молодая девушка, белокожая, со светлыми волосами. Одетая, как многие в школе, в длинные летящие юбки. Голову покрывал воздушный с кружевами платок. На ее лице особенно выделялись огромные голубые рыбьи глаза, наполовину прикрытые веками. Она добродушно улыбалась. Говорила неторопливо и глухо, передвигалась плавно, медленно. Все ее манеры рисовали не молодую девушку, а добрую деревенскую старушку.

— О! Анюта, хорошо, что вы пришли! А то девочки сегодня первый раз. От них толку сегодня ноль — так, теплый воздух, — громким шепотом встретила Аню Серафима.

— А я думаю: сегодня точно надо идти, — так же шёпотом, но с улыбкой ответила Аня. — Вот ведь Господь надоумил.

— Точно-точно! — закивала довольная Серафима. — Так, все, тихо! Приготовились!

— Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков! — провозгласил священник в алтаре

— Аминь… — отозвался хор.

Пели мы коряво, плелись за Серафимой. Но, надо сказать, хоть Аня эта и училась уже на третьем курсе, косячила она не меньше нашего.

— Ну что, девочки, как вам первая литургия знаменным? Как вам Аня? — поинтересовалась наша новая преподавательница пока Анютка удалилась в «дамскую».

— На службе все быстрее соображается, — заметила Нина.

— Да, в кабинете вообще ничего непонятно, мы же еще по нотам поем. А они очень сбивают, — оправдалась Маша.

— Аня что-то спотыкалась много… — прищурилась я.

— Ну да, — сложила губы Серафима. — Она хорошая, но толку с нее мало. Ну, хорошо, хоть пришла. Для поддержки штанов… Она вообще психолог по образованию. Правда, не знаю, работает ли вообще. Но Софья Андревна ее уже второй раз на третий курс отправляет. Анютка бедная никак сольфеджио сдать не может.

— Ну, раз продолжает учиться, наверное, работает. Платить-то надо за курс… — буркнула Нина.

— И то верно, но не наше дело чужие деньги считать, — хохотнула Серафима.

Только мы расположились, батюшка — большой, с модно выбритой бородой — сел во главе стола и начал беседу. Кто мы такие, откуда пожаловали, где пели, в каких храмах бывали…

Мы были рады нашему знакомству с отцом Иваном. Он был добрый и образованный, всю жизнь проработал в военном училище священником. Большинство ребят, конечно, не ходили на службы. Но все же человек десять в храме набиралось постоянно. Мальчишки лучше нашего выучили литургию знаменным распевом, и приятно было слышать, что они поют практически все вместе с нами. Первое время нам было очень стыдно, что они знают, а мы… смотрим в книгу — видим фигу! И спотыкаемся все время.

Чайник вскипел, в чашках появился горячий ароматный чай, а плюшки и конфеты — в вазах. В беседе возникла приятная пауза, как вдруг дверь трапезной отворилась и грохнула, на пороге появилась красная запыхавшаяся Маринка.

— Ой, батюшка, извините! — виновато и смеясь от смущения быстро проговорила Маринка.

— Ну что ж, Мариночка, проходите, вы как раз вовремя… — Батюшка приглашающим жестом поприветствовал ее.

— Простите, что я так ввалилась. Я сегодня должна была у себя служить, уже выехала. Батюшка позвонил, когда я на полдороге была, сказал, что заболел и службы не будет. Так я сюда рванула. Вдруг, думаю, успею…

— Проходи, Мариночка, проходи, ангела за трапезой! — глухим тоном раздался довольный голос Анютки.

— Садитесь, садитесь, — подключилась Серафима, — Ну как вам, Мариночка, храм? Я его вам подкинула, а он так далеко… Как вам служится с отцом Василием?

— Да по всякому, — загадочно ответила Марина. — Помощь очень нужна. Я еще не очень по последованию соображаю, волнуюсь. Девчонки, давайте со мной ездить в храм! Когда сможете…

— А что, девочки. И правда! Мы же с вами все равно не каждое воскресенье служим. Помогите Марине! — оживилась Серафима.

Нина притихла, потому что она набрала много подработки с переводом. А у меня само вырвалось: следующее воскресенье — я готова!

ГЛАВА 6
ИННА И МАРИНКА

Было темное холодное утро. Однако я, свежая, довольная, немного взволнованная, вылетела из дома. Внизу меня уже ждала машина.

— Девочки, привет! — помахала я им и открыла дверь.

— Привет, Юль! Как хорошо, нас сегодня много, садись вперед! — радостно поздоровалась сидящая за рулем Маринка. На заднем сиденье моргала сонная Анютка, а рядом сидел кто-то незнакомый в большом черном пуховике и треугольной шапке.

Я уселась, и мы поехали. Храм находился далеко, ехать до него полтора часа. Поэтому Маринка недолго думая поставила слушать Правило ко Святому Причащению.

В машине было тепло, монотонно гудела молитва, я размякла и чуть не захрапела.

Вдруг я услышала бодрый голос Маринки:

— Знакомься, это Инна. Она училась вместе со мной у Софьи Андреевны, только не закончила.

Видимо, правило кончилось…

В полумраке зашевелилось темное пятно и блеснули два стекла.

— Инна, это Юля! — намного громче сказала Марина.

— А! Что? — раздался тоненький ласковый голос.

— Господи помилуй… — нервно зашептала Маринка, а потом продолжила еще громче: — Инна, говорю, познакомься! Это Юля! Слышишь?

— А, да, здравствуйте, очень приятно. — По голосу я поняла, что она слегка испугана.

— Юля у нас учитель музыки, поет хорошо. Вот с нами поехала помочь… — рассказывала Маринка. — Инн, ты слышишь, что говорю? — громко и истерично крикнула она опять.

— А что? Я не… не слышу… — извиняющимся тоном пробормотала та и подняла голову.

И тут я заметила у нее в руках молитвослов — она крепко держала его, была сосредоточена на чем-то своем и будто не хотела вылезать из своей раковины.

Маринка недовольно буркнула и театрально вздохнула.

На этом разговор прекратился. Мне стало неловко и даже жалко Инну. «Хоть Анютка не слышала, проснется в хорошем настроении», — подумала я.

Мы подъезжали к храму. Ну улице стало чуть светлее. Но по-прежнему было холодно. Храм был совсем небольшой. Это был деревянный теремок с двумя окошками. Мы зашли внутрь. Нас встретил отец Василий. Молодой мужчина лет тридцать пяти, крупный, с небольшим пузом. У него было добродушное лицо, яркие зеленые глаза и густая рыжая кучерявая борода.

— О, ну наконец-то! Мариночка, опаздываете! — погрозил он шутливо пальцем.

— Да как же, батюшка, опаздываем, еще до начала пять минут, — смущенно заулыбалась и залилась краской Маринка, которая лет на пятнадцать была старше его.

— А часы читать кто будет? Успеете приготовиться? — уже серьезнее добавил батюшка.

— Успеем, успеем, — загудела с улыбкой Анютка.

— Смотрите мне, больше такого не потерплю! — серьезно, но шутливо отозвался батюшка и вдруг заметил меня.

— Здравствуйте, красавица, а вас сюда откуда к нам? — пошел он на меня.

— Здравствуйте, ну, откуда-откуда… из города вестимо, батюшка! — смело ответила я.

— Так, Марина, вы кого нам привезли? — перевел хитрые глаза отец Василий на Маринку.

Та заулыбалась довольная:

— Это Юля, тоже по рекомендации Серафимы, она хорошо поет, — довольная, кивала она.

— По рекомендации Серафимы… Ну не знаю… — Он разглядывал меня с улыбкой. — Так если хорошо поет, может, сегодня обиход, хотя бы на два голоса…

— Мы договаривались знаменным, батюшка, — несмело и заискивающе отозвалась Маринка.

Отец Василий громко и глубоко вздохнул и, ничего не сказав, вошел в алтарь.

Мы сняли куртки, достали книги. И тут из алтарной двери вылезло раздраженное лицо отца Василия:

— Начинайте уже часы читать!

Стали подходить люди, собрался полный храм народа — человек двенадцать! Это были все пожилые люди. Что особенно интересно — треть из них были мужчины.

Анютка читала часы, создала особую атмосферу, настроила нас и прихожан на молитвенный лад.

Отец Василий вдохновенно провозгласил из алтаря: «Благословенно царство…»

Маринка строго подняла палец вверх и дала сигнал всем молчать. А затем одна спела «А-ми-и-инь», как бы вместе с тем давая нам настройку.

Отец Василий продолжил:

— О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.

И тут раздалось наше

— Господи помилу-у-уй!

Это было фиаско! Маринка не пела, а стреляла звуками, Анютка хрипло гудела, Инночка пыталась несмело подстраиваться тоненьким тихим голоском хоть к кому-нибудь, а я громко спела какую-то свою песню.

Отец Василий замолчал на несколько секунд, а потом продолжил, но что-то в его настроении явно изменилось. К концу службы мы кое-как нашли друг друга, допели до конца и были рады, что все наконец закончилось.

Отец Василий вышел на амвон для проповеди. На нас он не смотрел. Закрыл глаза и начал проповедовать. Что конкретно он говорил, я уже не помню, но примерно то, что и большинство батюшек на службах: мы все грешные, нам надо смиряться, мы недостойные. Святые нам пример, потому как они страдали, их поубивали, и нам всем такими быть, а мы ленивые и зажравшиеся. Спасайтесь. Аминь.

Пели мы отвратительно, но зато Маринка была довольная. Довольная оттого, что батюшка промолчал и ничего ей не высказал, — слишком много свидетелей.

Прихожане были счастливые оттого, что сегодня столько нового народа приехало. Они подходили и знакомились. Первым подлетел Андрей Павлович, бывший военный. Жал нам руки и улыбался. А потом, вдруг нарочито сморщив брови, но с улыбкой на губах обратился к Марине:

— А вы, я вижу, Мариночка, подготовились конкретно… Хор такой привезли! Стало быть, сегодня мне батюшку в другой храм везти?

Маринка залилась краской и, сияя от удовольствия, призналась:

— Подготовилась… Но я не всегда так буду… Простите.

— Понятно, понятно все с вами, дамочка! Ну что ж, жизнь молодая, чего со священниками кататься, жить надо успевать!

И он одарил ее очаровательной улыбкой, а нам подмигнул.

Тут из алтаря вылез отец Василий. Уже одетый, за плечами его торчал огромный рюкзак.

Вышел и застыл с выпученными глазами:

— Ну что, песняры, кто меня сегодня в храм повезет?

— Песняры сегодня отдыхают, — ответил за нас Андрей Павлович. — Со мной поедете.

Отец Василий побурчал немного для порядка, и мы разошлись по разным машинам.

Нам с Инной было по пути, и Маринка высадила нас на одной остановке. Мы решили пройтись. Тут Инна внезапно спросила:

— Юль, вот я сколько пою, все не могу выучить литургию знаменным. Разве так может быть?

— Ну, не знаю. Мне тоже тяжело дается. Ты, кстати, неплохо поешь, музыкально. Только тихо очень.

Инна помолчала, прикусила губу, а потом несмело спросила:

— Юль, а может, ты со мной позанимаешься? Я заплачу! Хоть попробуем!

Я не ожидала такой просьбы. Но во мне разыгралось любопытство: ведь слышу, что у нее проблем-то особых нет, музыкальная она, а петь боится. И на этом интересе я согласилась. С тех пор начались наши занятия.

ГЛАВА 6
ЗАНЯТИЕ С ИННОЙ

— Ну что ж, начнем! — сказала не своим голосом я.

Мы с Инной стояли друг напротив друга, как два солдата. Так началось наше первое занятие. Я чувствовала, что она не просто волнуется, ее буквально трясет. В голове вихрь мыслей: с какой распевки начать? или лучше подышать? а зачем я вообще пришла? нормально она поет, а почему она думает, что не поет?

И тут меня саму затрясло.

— Так, Инна! Ты меня своим волнением заражаешь, я будто сама на экзамене! — от напряжения выпалила я.

Инночка нервно захихикала, но трястись не перестала.

Я взяла ее за руки, они были холодные, сосредоточилась и сказала ей медленно:

— У тебя нет проблем с голосом и слухом, это раз. Ты музыкальная — это два. Знаменный распев — это не опера, а молитва, здесь главное — текст, это три.

Инна перестала трястись. Думаю, отлично! Продолжаем.

— Послушай, я не собираюсь тебя проверять и ругать. Я здесь, чтобы помочь выучить литургию знаменным распевом.

И мы открыли книгу, разобрали песнопения, проанализировали, разложили все на понятные кусочки.

— Юль! Оказывается, все как просто! А я все время думала, что это бесконечная музыкальная линия. Все мне было одинаковым. А здесь есть своя математика… Чудеса. — Она приложила палец к губам в задумчивости.

Мы занимались усердно по два раза в неделю.

Инна занималась с удовольствием и делала большие успехи. Она быстро выучила все песнопения.

— Инн, скажи мне. Вот ты весь текст выучила, молодец. А вот почему ты не поешь, а все дробишь? Ты же любимую песню так не тараторишь… Как думаешь?

— М-м-м… Я и не думала почему. А ведь правда, я чувствую, что все равно не то! — Она хлопнула рукой об бок и задумалась минуты на две. — Там я историю рассказываю больше…

— В точку! Главное там у тебя — текст! А знаменный чем хуже? Это молитва. Нужно держать в первую очередь смысл слов…

— Юлька! Точно! Ведь я же всю молодость занималась в театре. Даже на сцене играла главные роли. Наш руководитель всегда давал мне сложные образы. А однажды я пригласила друзей на спектакль. Я уж не помню, что это было, помню, что меня загримировали под старуху. После спектакля они подошли и спросили: «А где же ты там была, мы тебя не видели?» Представляешь, они даже не узнали меня! Я потом им рассказала, а они не поверили!

И мы попробовали… Оказалось не так просто. Помним про слова — путаем крюки… И наоборот. Тогда мы добавили руку. И Инна сама себе дирижировала — рисовала линию мелодии. И вдруг родился знаменный распев: распетая молитва, сосредоточенная и спокойная.

Она закрыла глаза, и губы ее затряслись.

— Ой, представляешь как… А я думала, если ты пошел в церковь, то забудь все свое земное. Актерство — это растление души… Надо отказаться от прошлого. А это не прошлое, это часть меня! И как удивительно, что сейчас именно прошлое помогает мне освоить знаменный….

Между нами родилось глубокое доверие. И Инна задавала мне интересные и сложные вопросы, искренне искала на них ответы. Она будто долго ни с кем не разговаривала и накопила внутри себя много противоречий, которые мучили ее.

Мы много говорили о святых, разбирали их жития, но однажды мы заговорили об Иоанне Кронштадтском. И это был взрыв.

— Да, Юлечка, это наш святой! Какой человек, ведь он же пьяниц жалел и преступников, деньги им раздавал… В Кронштадт ссылали каторжников на работы, ведь это была важная военно-морская база. Ты знаешь, да?

— Так, спокойно Инна, давай голову включать. Про Кронштадт я знаю. Но ты же мне сама говорила, как читала мемуары его жены Елизаветы. Он женился ради сана. А потом дал обет целомудрия… А жену кто-то спросил? Или ее обманули? А то, что в архивах лежат записи, что она судилась, чтобы ей выплачивал деньги на жизнь? Он, видите ли, все отдавал пьяницам!

Святой человек!

— Юлечка, но ведь священник женат на церкви, он церкви принадлежит целиком и полностью. Священники не носят кольца обручальные, не замечала?

— Подожди, на какой такой церкви он женат, если он сан священника не получит, если не женится? Значит, он сначала ответственность за жену перед богом берет, как и все миряне, ил…

Тут меня шарахнуло молнией!

— Или становился бы монахом! И соблюдал бы спокойненько свой обет целомудрия! А он жениться надумал. Жизнь женщине испортил. Хорош святой! Есть к нему вопросики…

Инна нервно хихикнула от услышанного, а потом взяла себя в руки.

— Юля, ну что ты такое говоришь… — насупившись, проговорила Инночка. Она помолчала, а потом со вздохом добавила: — Какая жизнь сложная, ничего мы не знаем наверняка…

Потом она пыталась долго мне объяснить, почему Иоанн Кронштадтский не просто хороший человек, заметный и важный общественный деятель, но и непременно святой. И я почти поняла почему. Но, выйдя на улицу и почувствовав свежий воздух и злой ветер, я обратно все забыла — всю сложную цепочку объяснений.

Дома эти мысли меня не оставляли. В конце концов мне стало стыдно, что я «напала» на святого. Честно помолилась перед иконкой в телефоне. На следующей встрече с Инной я попросила ее напомнить мне, почему Кронштадтский все же признан святым. Инна долго думала, но так и не смогла вспомнить. Видимо, наш разговор ее тоже впечатлил.

ГЛАВА 7
НИНА. БИОГРАФИЯ ДО. МАША

Дни бежали из-за того, что, помимо занятий на выходных, мы пропадали в храме на службе. Складывалось ощущение, что мы не расстаемся.

Мы с Ниной, чуть опаздывая, забежали в аудиторию. Там было пусто: ни Маши, ни преподавательницы….

Мы даже немного обрадовались, что ничего не пропустили.

— Отлично, подождем, хоть чаек попьем, согреемся, — предложила я.

Мы сняли наши куртки, я пошла набирать воду. Нина достала ароматные пакетики чая, у меня завалялись в сумке шоколадные конфетки.

— Юль, а почему ты не работаешь учителем музыки? — аккуратно спросила Нина

— Да, я в универе балду пропинала. Так, пела песенки, пьески на фортепиано бряцала. Я вообще не музыкант, и программы в школах мне не нравятся. Я искала ощущений радостного студенчества. А ты почему сюда пришла учиться?

— Потому что я вижу, что в современном искусстве нет моральной основы, — задумалась Нина. — Сегодня можно так интерпретировать, завтра — по-другому. Нет вечных ценностей… А здесь я чувствую традицию, глубину, что-то основательное. Я много где бывала, и это точно знаю. Например, в студенчестве я ездила в Америку и работала вожатым в детском лагере целых три смены! Потом работала экскурсоводом на российских речных круизах: отвечала за группу в сорок человек. Готовилась к каждой остановке, много читала… Через год мне предложили международные рейсы. И однажды я помогла пришвартовать корабль! — оживилась Нина.

— Что? Ты шутишь! Разве может такое быть?

— Там странная ситуация вышла. Наш корабль не пускали в Питер, начался конфликт. Капитан — итальянец, орал на всех подряд. Искали переводчика, но никого не нашли. Я призналась, что немного говорю по-итальянски, и меня потащили к нему. Он посмотрел на меня, спросил, сколько мне лет, и еще громче заорал. Мне тогда было двадцать четыре — для итальянцев это еще дети. Он не воспринимал меня всерьез, но выбирать было не из кого. В итоге мы разобрались, корабль пустили, а капитан потом не мог поверить, что какая-то зеленая сопля смогла все уладить.

— Нина! Какая у тебя интересная жизнь! Я бы тоже хотела путешествовать… Ты такая счастливая.

— Не знаю, Юлек… Расскажу тебе… Я жила с мужчиной, которого очень любила. Он был старше меня. И все у нас было красиво: закат на Родосе с бокалом роскошного вина… Я очень хотела с ним семью и детей. Я старалась выглядеть сногсшибательно, готовила ему, рубашки гладила. А он не спешил и ничего не обещал. И однажды он приходит и говорит, что он больше ничего не чувствует ко мне, и предложил расстаться. Юля, я полтора года потратила на психолога. Это немыслимые деньги. Она прописала мне антидепрессанты. Я их глотала утром и вечером. Ходила целый день как зомби, ждала вечера, чтобы снова съесть таблетку и заснуть. И так полтора года! Она говорила: записывай сны… И я как просыпалась ночью и на диктофон мертвым голосом записывала. Потом переслушивала — у меня мурашки бежали от того, что не узнаю себя. Один сон очень запомнила. Мне снилось, что я плыву в холодном океане. Вокруг черные волны. Вдруг рядом появляется кит. Я хватаюсь за него, и он уносит меня в глубину.

Вдруг в коридоре раздался громкий грохот шагов. В кабинет забежала раскрасневшаяся Маша.

— Маша, привет! Мы уж думали, ты не придешь сегодня, — радостно приветствовала Нина.

— Заходи смело, ты не опоздала! — отчеканила я.

— Привет, девочки. А я знаю, учительница мне позвонила, сказала, что через минут сорок подъедет, — кланяясь и улыбаясь ответила Маша и стянула с себя куртку.

Я недовольно хмыкнула, Нина свела брови.

— Завтра день святого Валентина, кстати. Маш, тебя папа еще не пытается сватать? — от нечего делать бесцеремонно спросила я, помешивая чай в кружке.

— Нет, я лучше в монастырь пойду, — впервые звонко и уверенно отозвалась Маша.

Этот неожиданный ответ заставил нас насторожиться: было непонятно, шутит ли она или всерьез. Я посмотрела на Нину — та улыбнулась.

Преподавательница, кстати, приехала под конец занятия, дала новые задания, и мы разошлись.

ГЛАВА 8
ИННА. ВТОРОЕ ЗАНЯТИЕ

Мы с Инной продолжали заниматься, хотя она уже освоила литургию, и мы просто встречались у нее дома для приятных бесед.

— Юлечка, проходи! У меня такая новость. Ты не поверишь!

Инна как всегда заварила нам ароматный кофе и красиво засервировала стол. В этот раз даже скатерть была праздничная.

— Инна, я вся в нетерпении, такая обстановка торжественная! — обрадовалась я.

— Юля, я в эту субботу сама одна спела литургию!

У меня округлились глаза и отпала челюсть.

— Инна, вот это ты даешь! Такая смелая! Расскажи, как все было!

— Мне позвонила знакомая, попросила с ней послужить в эту субботу. Я согласилась. А рано утром, часа в четыре, приходит СМС «ВКонтакте». Как я еще туда полезла… Пишет, мол, заболела, поэтому служить придется мне одной. Я так испугалась! Хорошо, что она мне все последование службы отправила. Я смогла дома распечатать и поехала с целой книжкой.

— Инна, ты герой! Я бы в коматоз впала, а ты справилась! Я тебя от всей души поздравляю! Ты прошла боевое крещение.

— Да, Юльчик, это благодаря нашим занятиям. Я пела спокойно и уверенно, там, правда, немного напутала. Но зато с достойным видом и без заминок.

— Я очень довольна результатом! Лучше и придумать было нельзя.

Инночка разрезала тортик, который я прихватила в кондитерской неподалеку, налила нам кофе.

— Кофе сегодня получился особенный… — вдохнула я аромат. — Инн, как вы с Мариной спели у отца Василия?

— М-м-м… Ой, Юля, такая ситуация интересная была. В этот раз Марина везла батюшку в другой храм. И тут батюшка говорит:

— Вот сейчас мне служить через час, а я злой.

— А что такое, батюшка? — спрашивает Марина.

— Да вот, подошла прихожанка, за руку взяла, дернула, задала вопрос. Я думаю, бывает, стал отвечать, рассказывать. Она стоит, смотрит, а потом разворачивается и уходит куда-то.

— Вау! Почему? — удивилась я.

— Вот слушай. Ты же знаешь, что Марина со слабослышащими детьми работает? Уже много лет. Она звуки им ставит, речь. Так вот, она сразу поняла, что эта прихожанка слабослышащая. Она говорит:

— Это прихожанка слабослышащая. Она вас за руку схватила, чтобы вы отреагировали. У таких людей немного по-другому все работает. Она пыталась по вашим губам читать, но это большое напряжение. Поэтому она устала и выключилась, развернулась и ушла. Не потому что пренебрегла вами, батюшка. У них нервная система немного не так работает, как у нас. Ну ты представляешь, как знания помогают? Если знаешь причину — гнев не одолеет… — замолкла с восхищенным лицом Инна.

— Маринка, молодец. Четко и просто все разложила… — подтвердила я, отправляя кусок торта в рот. — А как вы спели-то?

— Ты знаешь, мне что-то сложно с Мариной петь. Должно же что-то еще совпасть. Я хочу к ней пристроиться, а она как будто нет. Она не видит меня. А я теперь другая, я изменилась. Я больше не тихая подпевала — я уверенная, готова к дуэту. А она не может принять меня новую. Я думаю, что не надо мне больше в тот храм ездить. Только растет непонимание между нами. Это все ни к чему.

— Тогда я поздравляю тебя, Инна, с новым этапом! Все, что ни делается, — к лучшему! — спокойно ответила я.

— Это точно, Юлечка… А я вот тебе хотела предложить позаниматься итальянским.

— Итальянским? Ты знаешь итальянский?

— А я тебе разве не говорила? Я же жила в Италии несколько лет. Мы же с мужем два философа по образованию. А у нас в России как всегда было… Он в институт на работу ходил, а я зарабатывала. Где только не работала! Вот даже в Италию улетела. Меня подружка позвала работать бадантой — присматривать за стариками в семьях. Там и выучила язык.

— Инна, какая у тебя яркая жизнь, чего только не было!

— И не говори! А знаешь, я еще была реставратором. Это другая моя подруга меня пристроила. И я поработала в Эрмитаже. Мы там потолок реставрировали. Так вот там, в Петровском тронном зале, мы все сделали, оставалось только шторы повесить. Эти шторы привезли из Италии. Все это делалось под заказ, материал дорогущий, эксклюзивный. Мы их подвешиваем, и я даже не поняла, как дырку сделала! Меня жаром обдало… Но я так, защип аккуратно сделала, сложила складочку, чтоб не видно было… Так до сих пор, наверное, осталась. Теперь знаем только мы с тобой. — Инна рассмеялась.

— Да, в Италию поехать — это мечта… Наверное, никогда там не окажусь, — мечтательно закатила я глаза.

— Да ты что, Юль! Проще простого! Давай заниматься, освоим простейший уровень, думаю, месяца три точно тебе хватит. И билеты возьмем! А что? Сейчас как раз такие скидки большие. Можно хорошие билеты взять на начало июня. Как раз еще не сезон, но все расцвело.

— Инна! Ты ли это? И этот человек еще пару месяцев назад хандрил и чуть ли не в монастырь собирался? Во даешь! — радостно восклицала я.

— А что? Жизнь одна. Надо жить, Юлечка!

На том и порешили. Теперь я стала ученицей Инны.

ГЛАВА 9
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

— Але, Юлек, поднимайся на четвертый этаж. Пройдешь мимо библиотеки, там дверь будет, тебе туда.

Нина решила необычно отпраздновать свой тридцать третий день рождения. Мы подготовили целый концерт для гостей. Продумали костюмы и даже выучили хороводы. Нина арендовала помещение в роскошном здании. Снаружи оно было похоже на дворец. Внутри же — как многие питерские коммуналки. Заброшенное, богом забытое помещение: обвалившаяся штукатурка, надписи на стенах, треснувшая краска, вековая паутина во всех углах.

Я приехала за два часа до начала, чтобы порепетировать. Поднималась по грязной лестнице в легком замешательстве. Наконец добралась до нужной двери и открыла ее.

Это был долгий стоп-кадр. Посреди небольшой темной комнаты стояла Нина. По запаху я поняла, что здесь давно не проветривали и не убирались. Я осторожно шагнула внутрь.

— Ну вот! Это самое приличное за мой небольшой бюджет… — Она озиралась, пытаясь сохранить улыбку на лице.

— А… свет есть?

— Ага, только такой, тусклый. И светомузыка: две головы и серебряный шар. — Она показала пальцем в темноту.

Я присмотреласть и увидела шар, а еще небольшую сцену. В углу стояла барабанная установка, а напротив — пианино.

— О, инструменты… Интересно… — протянула я с офигевшим лицом.

— Юль, это все плохо? Что я наделала… Пригласила всех друзей в эту дыру… Боже, какой кошмар. Они все такие обеспеченные: кто ресторан держит, кто магазин с одеждой, кто детский сад открыл… А тут я… Позвала всех в клоповник… Они же с детьми приедут… — запаниковала Нина.

Она не металась из угла в угол, не рвала на себе волосы. Она буквально приросла к полу, стояла испуганная, глаза ее бегали, руки тряслись.

«Ну все, нам конец», — подумала я…

И тут вдруг как заору:

— Так, Нинка, что встала? Вон там веник — подметай! Где тряпки?

Я сама от себя не ожидала, но каким-то образом взяла себя в руки.

Мы подметали и протирали все, что видели, проветривали помещение, расставляли стулья, двигали лавочки…

— Стола, стола нет! Где закуски можно положить? — в предобморочном состоянии бегала Нина и смотрела на часы.

— А что там, в том черном углу?

— Не знаю, щас посмотрю. — Она начала осторожно красться в темноту.

Там оказались кофры от баянов, поставленные друг на друга. Рядом с ними к стене прислонилась какая-то дверь, давно снятая с петель.

— Нина! А вот и наш стол! — радостно завопила я.

— Юля…

— Один хрен там ниче не видно. А закуски надо на что-то ставить! Помоги! — хрипнула я.

Мы перевернули дверь, взгромоздили ее на кофры. Получился очень даже добротный стол.

— Надо еще огурцы нарезать. Девчонки закуску привезут, а потом пицца будет, — судорожно тараторила Нина.

— Давай скорее сюда огурцы!

Мы принялись их кромсать прямо перед входом в комнату, потому что неожиданно обнаружили удобную поверхность. Только мы взялись за огурцы, Нина взвизгнула:

— Ой, Юля, гости придут через десять минут!

— Режь, сказала! — скомандовала я.

Нина начала резать. Ровно в шесть вечера раздались голоса на лестнице.

— Они пришли, — обмерла Нина.

— Так, руки мой, иди встречать гостей. Ты хозяйка вечера! Иди, говорю! — шепотом закричала на нее я.

Бедная Нина на автомате помыла руки и в беспамятстве пошла встречать первого гостя.

Я не была знакома с друзьями Нины. Поэтому входящие в комнату, видя меня, нарядную, с ножом в руках и тазом с овощами, недоумевали, кто я такая и что здесь делаю. Я делала вид, что все идет по плану. Доброжелательно улыбалась и подсказывала, размахивая ножичком, куда им следует пройти.

Вскоре все гости собрались. Я помчала в зал к Нине. Она все еще пребывала в астрале, поэтому первый тост я взяла на себя. Настал момент нашего фееричного выступления. А начали мы почему-то с сербской песни про то, как гора обвалилась и закидала камнями пастуха и всех его овец, как мамка и брат горько плачут о его кончине.

В комнатке повисла пауза… Долгая.

— Давайте мы вам другую песню споем!

Мы стояли на сцене в полной тишине. И тут Нина жалобно шепотом спросила:

— Юль, давай не надо.

— Пой, сказала… — зашипела я.

Вторая песня пошла лучше. Народ в комнате отпустило. Все заулыбались. Я провозгласила второй тост!

Дальше все было и радостно, и громко, и весело! Мы водили хороводы, ребята быстро уловили мотив и стали повторять за нами слова — получился настоящий хор. А потом и сами взялись за инструменты. Один сел за пианино и исполнил свои собственные песни. Другой подлетел к барабанной установке и импровизационно подыгрывал ему. А в финале все попросили Нину спеть их любимые студенческие песни под гитару.

И Нина была восхитительна! Она взяла в руки гитару, изящно села на барный стул. Ее нежный голос, игривые слова и распахнутые глаза были лучшим моментом вечера.

Мы встретились с Ниной на следующий день после дня рождения. Она светилась от счастья. Ведь ребята благодарили ее целый день за потрясающий вечер, который погрузил их в беззаботное и счастливое студенчество. И эта темная комнатка в центре Питера, и скрипучие инструменты, и импровизация, и легкость — именно этого так, оказывается, хотелось…

ГЛАВА 10
РОЖДЕСТВО

Наступило Рождество — одно из самых ярких событий года! Я отправилась помогать петь Маринке в храм к отцу Василию. Нина помогала Серафиме.

Вновь за мной заехала машина. Я выскочила из дома с огромными сумками, в которых лежали подарки. В машине меня ждали помимо Маринки Анютка, Галя и Вера.

Вера была упертая, с сильным характером, установками, целями и желаниями. Поэтому Софья Андревна безжалостно бросала Веру разрешать разные ситуации: составлять расписание и договариваться о свободных аудиториях, задавать неудобные вопросы, расправляться с неприятными разговорами. А Вера глубоко внутри была мечтательной, инфантильной и абсолютно несамостоятельной. Но это знали далеко не все. Вера тщательно скрывала такую себя от окружающих. Она мечтала петь. Это была ее боль, ее цель, смысл ее жизни.

Вообще-то смысл ее жизни был в служении Христу. Да, Вера считалась продвинутым православным. Она знала церковный устав и миллион молитв; вся жизнь ее шла по церковному календарю. Для нее не существовало праздника «день рождения». Потому что, конечно, все адекватные люди понимают: праздновать день своего рождения — это гордыня и ненужное искушение! Куда как правильнее поздравлять близких с днем ангела! Читать житие своего святого и служить молебен.

— Ого! Какая компания у нас собралась! Привет, девчонки, с праздником!

Девчонки радостно защебетали в ответ.

Мы ехали до храма весело, пели щедровки и рождественские тропари.

Тут Анютка спросила Галю своим глухим радостным голосом:

— Галь, как же тебя отпустили? Ты же должна быть на смене.

Дело в том, что Галя работала медсестрой в больнице. Работала много, так как нужны были деньги, и, честно говоря, сотрудников там очень не хватало. Бесконечные ночные смены превратили ее в бледное привидение. Но сегодня она была бодра, а на щеках даже появился румянец.

— Я еле отпросилась! Но зато после будет напряженный график: несколько смен подряд ночные.

Тут опомнилась Верочка:

— Ничего, сегодня все дружно крепко помолимся. Глядишь, наконец, в декрет выйдешь, — легко отмахнулась Вера.

Повисла неловкая пауза. Галя действительно очень хотела ребенка, но никак не могла забеременеть. Кошмар ситуации добавляло то, что с мужем в браке они прожили уже семь лет. Никто, конечно, дурацких вопросов в лицо не задавал, но общее напряжение чувствовалось.

— Вер, ну ты брякнешь тоже! Гале надо работу эту бросать и выспаться. Для начала хоть полгода отдохнуть, в себя прийти. А там можно будет беременностью заниматься, — заступилась за подругу Маринка.

— Ну, мы все равно помолимся. Так надежнее, — беззаботно отозвалась Анютка.

Храм-теремок уже был полон народу. Народ надышал, и внутри стало очень тепло.

— О! Песняры приехали! — радостно встретил нас отец Василий.

— Здравствуйте, батюшка. Нас сегодня много. Одну меня не оставили, — похвасталась Маринка.

— Так, может, на голоса споем? В честь праздника, — жалобными глазками заморгал батюшка.

— Ну что вы, отец Василий! Мы только знаменным. Где еще вам так споют! — бодро парировала Маринка.

— Где еще мне так споют… — глухо отозвался священник.

Тут подбежали жать нам руки Андрей Палыч и Зиночка, особо активная прихожанка. Ей Маринка даже доверяла почитать часы перед службой. Поздравляли нас от всей души, заранее восхищались нашим пением. Пришла и бабушка Виктория, самая старшая прихожанка, ей было около восьмидесяти. Она нарядилась в роскошный белый платок с рюшами, под пуховиком можно было разглядеть белый вязаный шерстяной свитер, украшенный жемчужными бусинами. Пришла молодая пара с младенцем. Древний старичок с палочкой. В руках он всегда держал книжку, по которой внимательно следил за службой.

Вера никого не знала в этом храме и была здесь впервые. Она поехала из любопытства, потому что никогда не пела службу знаменным распевом. И, как и батюшка, она не понимала красоты этой музыки. Ей захотелось послушать, как зазвучит знаменным распевом Рождество. Верочка была старше меня, до сих пор жила с родителями и нигде не работала. Она решила посвятить себя православию. И поняла, что хочет служить Богу, восхваляя его через пение. Она всегда была жутко занята: дополнительное сольфеджио, вокал, бесконечные изучения церковных книг и службы в храмах.

— Вер, ну как тебе? — Я решила с ней заговорить.

— Ты знаешь, а правда, под знаменный лучше молится. Темп службы другой и слова все понятны… Это для меня открытие, — ответила она, серьезно глядя на меня.

— Слава Тебе за все, открытое нам по благости Твоей. Слава Тебе за то, что Ты сокрыл по мудрости Твоей, — неожиданно для себя брякнула я.

Вера посмотрела на меня с явным уважением и улыбнулась.

Служба кончилась, отец Василий вышел на амвон читать проповедь.

— Он эту проповедь уже в прошлом году говорил. Слово в слово, — шепнула мне Галя.

— Откуда знаешь? — шепотом поинтересовалась я.

— Я в прошлом году была с ним на службе во Владимирском храме, тоже пела. Впервые его тогда увидела, запомнила хорошо, — хихикнула Галя.

Хоть я и слушала проповедь впервые, но почувствовала, что батюшка уже будто хочет ее закончить, а она как-то не заканчивается.

— Галь, что-то длинно получается… — хмыкнула я.

Тут подключилась Анюта

— Подготовился плохо, текст забыл. Будем еще минут десять стоять, — глухо загудела она.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.