стихотворения
Эхо
Я вспоминаю дом всё чаще вечерами.
Берёзки, тополя, и серый свой район.
Но так противно жить в прокуренной печали,
И слушать в тишине сердечный камертон.
А все эти стихи — дурацкая затея.
Я много перебрал унылых, скучных строк.
Но каждый раз, когда рождается идея,
Перед собой кладу очередной листок.
Я знаю, что не стать мне гением эпохи.
И не стремлюсь попасть на полосы газет.
С тех пор, как я узнал про выдохи и вдохи,
Мне нужно просто жить, и видеть белый свет.
Мне жалко тех людей, которые в запоях.
Которые любовь не поняли совсем.
И с головы до пят я был в таких помоях,
Но вовремя пошёл по ветру перемен.
И хочется дышать мне жадно каждой порой,
И хочется забыть Есенина в себе.
Но, видно, крепко сел воронежской подковой
К его кобыле я и в песне, и в стихе.
А так, начистоту — приятно откровенно,
Что хриплый голос мой однажды прозвучал
В Норильске, Душанбе, в Германии у Рейна,
При том, что отродясь в тех далях не бывал.
И, значит, не спроста я бормотал ночами
В студийный микрофон душевные стихи.
Но, помню, злился, да, когда не различали
Где гений был Сергей, а где были мои.
Но всё ушло в года, и всё теперь спокойно.
Я молод, не забыт, на месте две руки.
Шагаю по стране размеренно, покойно,
И в уши раздаю вам разные стихи.
Посмотри в окно
Посмотри в окно,
Там белым бело.
Замело поля,
И не видно края.
Никого вокруг,
Только белый пух.
Милая земля
Дремлет замирая.
Снится ей капель,
И весенний хмель,
Свиристели трель,
Да побеги мая.
Но бело кругом
За моим окном.
Спи, моя земля,
Милая, родная.
Поезд
Летают мошки, и фонарь горит.
Они живут по странному закону.
Я на перроне. Кто-то говорит
Что поезд приближается к перрону.
Я еду в ночь, в вагоне тишина.
Моргает сон зелёными часами,
А за окном огромная страна,
Да фонари с косыми проводами.
И в этом есть какая-то печаль,
Как ноября четвёртая неделя.
И мы летим как мошки на фонарь,
Который нам горит в конце тоннеля.
Холодно
Летела жизнь, и тучи над Невой.
Холодный ветер задирает ворот.
Ползёт река по городу змеёй,
И до костей пронизывает холод.
Летела жизнь как мусорный пакет,
Который ветер гонит в переулке.
Холодный дом, расшатанный паркет,
Советский шкаф, и мятые окурки.
Ползёт по рельсам ледяной трамвай,
Гремит болтами, искрами харкая.
Молодожёны делят каравай,
Их ждёт Сухум, или огни Паттайя.
А я сижу за кухонным столом
Холодный чай и твёрдое печенье.
Ты позвонила завтра, а потом
Я посвятил тебе стихотворение.
Так и живём. Сегодня на потом.
Ещё сезон какого-нибудь мыла.
Свалилась ночь, и мы уже идём
Туда где тускло, серо и уныло.
Гремит трамвай по треснутой «губе»,
И холода отсрочили гниенье.
Все мои мысли только о тебе.
Лови, как есть, моё стихотворение.
Декабрь
Горит фонарь в глухую темноту,
Ползёт луна, как призрачный корабль.
И подводя досадную черту
Смеётся надо мной декабрь.
Смеюсь и я до боли и до слёз,
Такая безобразная картина:
Как среди белых, ситцевых берёз
Валяется гнилая древесина.
Меня всё больше веселит печаль,
Эмоции, абстракции, предметы.
Но есть одна серьёзная деталь —
Мне важно — где, и почему, и с кем ты.
Но так угрюма сумрачная гать,
Ведь канарейку не загонишь в клетку.
И если ты готова рисковать —
Садись играть в подпольную рулетку.
Взгляни на эту псевдокрасоту,
Я на неё взираю горделиво,
Как пугало в заброшенном саду
Среди шелковицы и белого налива.
Летит снежок, и таит на земле,
Чернее ночь кофейного осадка.
Что, если ты вздыхаешь обо мне,
Когда паршиво без тебя, и гадко?
Скрипит зубами нервенная дрожь,
На занавесках лунное свечение.
И как на пытках раскаленный нож
Кромсает ум сие стихотворение.
Но не стихи, ни вера, ни любовь
Так не вздымают длинные ресницы,
И не сгибают удивлённо бровь
В проекции условной единицы.
Летит снежок, и тает на руке.
Горит в окне весёлая гирлянда.
И курит ночь декабрь в мундштуке
Сбивая пепел чище бриллианта.
На мосту
Как душевно, однако.
Какая-то грусть накатила.
Я стою на мосту, как поэт —
Обнимаю перила.
Подо мною Нева.
Проплывает широкая баржа.
И чернее воды этой,
Разве что, жирная сажа.
Почему-то кричит
Бестолковая серая чайка,
И блестят на воде,
Как мозаика, огни Эрмитажа.
Скоро осень придёт,
И поэтов возьмёт под опеку.
То ли выпить бокальчик вина,
То ли броситься в реку?
Беда
Написать бы чего, но нет.
Словно я уже всё сказал.
Среди скучных уснул газет
Моей мысли скупой вокзал.
Скучно мне и тоскливо, да.
Накрутил сам себе печаль.
За порогом моим года
Провожает старик февраль.
Мне бы девушку, да коньяк.
Я бы ей сочинил бы стих.
Но я всех растерял, дурак.
Они спят у друзей моих.
И глядит на меня луна.
Ей тоскливо в ночи одной.
Я один, и она одна.
Только глупо сидеть с луной.
Полночь
Мои стихи, и книги, и окурки —
Всё на столе, и полночь на часах.
И капилляры у меня в глазах,
Что кракелюр на белой штукатурке.
И километры слов в карандашах.
И сотни мыслей в жилистой фигурке.
А за окном январь и полумрак.
Меня тошнит от этого расклада.
Зима всегда как новая блокада,
Но из неё не вырваться никак.
И лает пёс на улице, дурак.
Ему для счастья очень мало надо.
А бледный ветер ломится в окно
Стучит ветвями по стеклу настырно.
И если б он имел своё лицо,
Наверняка смеялся бы ехидно.
Пришёл февраль на белое крыльцо,
И наблюдает в двери любопытно.
Так одиноко в этой пустоте.
Так надоели серые обои,
И этот запах прошлогодней хвои,
И эта жизнь в голодной нищете.
Стране нужны холопы, и герои,
Но мы с тобой не эти, и не те.
А завтра будет новое вчера.
И чудеса не свалятся под ноги.
Мы так боимся покидать берлоги,
Хотя, давно решили, что — пора.
Но мы вернемся вечером, в итоге
Топтать узоры старого ковра.
Фельетон
Так это странно, милая. Пишу,
А сам не знаю что писать в итоге.
Могу поныть, как я устал в дороге,
Но я об этом слова не скажу.
Ты знаешь, я по-новому смотрю
На всё вокруг широкими глазами.
Смотри, луна маячит за домами.
Я от неё, пожалуй, прикурю.
Не говори ни слова о любви.
Уже тошнит от сладкого, родная.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.