Бесплатный фрагмент - Хохотунчик

Пашка «Игрунец»

Поезд тронулся: за окнами поплыл перрон с провожающими. Заплаканная красотка средних лет лила слёзы радости, провожая мордатого супруга в командировку. А горячий любовник уже ломился к ней по сотовому телефону. Одной ручкой она махала уезжавшему супругу, другой, приложив сотовый к уху, наставляла ему рога.

Таких на перроне было не мало, их счастливые лица мелькали в оконных проёмах вагонов и оставались вдалеке вместе с огромным городом. А поезд мчался в голубую даль, постукивая колёсами на рельсовых стыках.

В одном купе, по воле судьбы, оказались три бизнесмена местного разлива. Их всех объединяло одно: жажда отдыха в городе Сочи. Самый солидный, в смысле толстый, владел строительной фирмой. Немного похудее — наоборот, занимался сносом старых строений, но деньги на этом имел не меньше чем «толстый» на строительстве. Третий продавал унитазы: так как благосостояние населения растёт, унитазы расходятся как горячие пирожки, старые не выдерживают нагрузки, и люди вынуждены покупать в унитазном магазине сверхпрочные унитазы.

Все трое, люди состоятельные, и конечно могли бы себе позволить «канары» и прочую «заграницу», но есть ещё среди наших предпренимателей патриоты, а это были именно они, и потому «они» отдыхали только в городе Сочи.

Познакомились, пообщались, да и заскучали. Алкоголь бы в этом деле был бы надёжным помощником, но, к сожалению, никто не прихватил с собой, ни одной бутылочки. Всем хотелось приехать на море свеженьким, что бы потом оторваться по «полной» на месте массового отдыха.

Однако скучать им долго не пришлось. На одной из остановок дверь в купе отворилась и проводник, краснощёкая девица, одарила всех мутным взглядом — Принимайте попутчика — из под её мощной фигуры вырос шустрый паренёк в серой кепчёнке и с большой спортивной сумкой.

— Здравствуйте люди добрые. Я Пашка Игрунец из села Обувалово. Разрешите присоеденится к вашей компании. Надеюсь, время проведём весело и с пользой для ума и кармана — он быстренько нырнул к окну и забарабанил по столу пальчиками, на которых синели два наколотых перстенька.

Попутчики не сказано обрадовались свежему ветру, тем более что ветерок попахивал навозиком, сельским хозяйством так сказать: будет над кем поприкалываться.

— Фамилия, у тебя какая — то чудная — строитель покровительственно похлопал деревенского по плечу.

— Ага — согласился тот.

— А наколочки — то у тебя не те, тебе бы корову, или комбайн на грудь — подмигнул своим, владелец фирмы.

— художников таких не было, вот и пришлось персты одеть.

— Ну как там дела деревенские — вступил в разговор «унитазник».

— А что дела: быстро сеем, так же пашем, лошадь кушает овёс, деньги ваши станут наши, приезжайте к нам в колхоз.

Никто из присутствующих ничего не понял, но все решили, что дела идут неплохо.

— А что мужики, чем попусту лясы точить, может лучше в игру какую — нибудь сыграем, не заметим, как времечко пролетит. Кстати, вы куда едете?

— А куда могут ехать люди с толстым кошельком — забасил «сносчик» домов, известное дело, в Сочи. В деревне то слышали хоть про такой город?

— А, где тёмные ночи и, коньячёк, под шашлычёк вкусно очень. Видели по телевизору — не обиделся паренёк.

Строитель важно надул щёки — были бы шахматы, я бы с удовольствием поразмял бы мозги.

С ловкостью фокусника « деревня» извлёк из своей сумки шахматную доску и уже расставлял на ней фигуры — пожалуйста, ваши желания исполнены. Я вижу, вы люди деловые, на «шелбаны», как мы в деревне играть не будете.

Время, так сказать, деньги. Думаю, по пять тысчёнок, будет в самый раз.

«Унитазник» решил придавить село суммой и брякнул — десять — хотя сам играть не собирался.

На том и порешили, началась шахматная баталия. Парнишка играл легко, не стандартно и на восьмом ходу сделал мат. Строитель растерянно потянулся за сигаретой.

— Курить в купе категорически запрещено — открылась дверь, и молодуха — проводник погрозила ему толстым пальцем — кстати, могу предложить водочку, чистая, не палёнка, по цене завода изготовителя — пятьсот рублей.

Товарищам строителя показалось, что парень с девицей перемигнулись, но оставить бизнес коллегу в трудном положении не смогли — взяли три «пузыря». Тут же все приняли по «двести» на грудь, только один гроссмейстер из деревни воздержался. Водочка пробежала по жилушкам, крепко хлопнула по затылку.

— Ещё партию — заорал строитель, отдавая проигранную десятку.

На этот раз долго мучить делового человека паренёк не стал и сделал мат на пятом ходу. Строитель выпил ещё водки, отдал деньги и лёг спать. Та же участь постигла и двух других участников турнира.

— Я вообще — то, больше в шашки любитель — строитель, лишённый сна, попытался вернуть утерянный авторитет.

— В шашки так в шашки — паренёк запустил руку в свою сумку и выдернул, как окуня из лунки, коробочку с шашками.

Строитель закатил глаза, видимо просил помощи у бога — тот помогать отказался, пришлось без поддержки свыше, надеясь только на самого себя, играть. Разгром был полнейший, конвульсии продолжались не долго, и деньги, поменяв кошелёк, перешли к новому хозяину. Эту же процедуру прошли и два других игрока.

Команда бизнесменов взяла тайм — аут. Отдышались, успокоились, выпили водочки и решили, что шашки это не игра, а какое — то недоразумение, вот если бы было домино, тут деревня пострадала бы по крупному.

— Домино! Будет вам домино — Игрунец выудил из сумки ещё одну коробочку, на этот раз с домино. — Сеанс одновременной игры, так как в отличии от вас, времени у меня в обрез сражаюсь со всеми одновременно! Ну что господа хорошие, поехали! Не тяните кота за хвост!

Господа послушно продули подряд три партии, от чего бумажник парнишки заметно поправился. Конечно, было бы разумнее обнять подушечку и сделать вид, что спим крепким сном, но мужичкам видимо хмель начисто стёр мозги и они играли в лото, в крестики — нолики ещё чёрт знает во что с одним и тем же результатом: денежные купюры, заработанные непосильным трудом, непрерывным ручейком утекали к проходимцу.

— Внимание, господа играющие! — Пашка посмотрел на часы — кульминационный момент! Думаю, не ошибусь, если скажу, что вам нужно вот это, и он из своей бездонной сумки вытащил колоду карт, но как — то так неумело, прямо скажем — коряво попытался их перетасовать: несколько карт сразу упали на пол.

Гродское сообщество сразу же вдохновилось. Это был хороший знак! Пашка, с картами, похоже, не дружит. Есть шанс отыграться!

— Ставки утраиваются!

— Согласен — Игрунец азартно блеснул глазами и карты пошли веером, разлеглись на его вытянутой руке как дрессированные, он щёлкнул пальцем, и они вернулись в колоду. Ясно было, что удача опять повенётся к горожанам задом и пойдёт обниматься с деревней.

Строитель рыдающим голосом просил карту — ещё, ещё, перебор.

— Следующий!

— Карту. Карту. Ещё. Себе.

— Очко! Следующий!

Главный поставщик унитазов дал задний ход, хотел отказаться от игры, но встретив, пьяные, злобные взгляды собратьев, пошёл на плаху. Ну и, получил своё, в смысле отдал своё — кровное.

Удачливый же игрок ещё раз посмотрел на часы, сказал — идём по графику — и спрятал все игровые инструменты в свою сумку.

— Друзья! Приятно было провести с вами время, вы мне очень понравились, думаю, что и обо мне вы тоже будете вспоминать. А сейчас разрешите откланятся. Моя остановка. Счастливого вам пути! Меня ждут неотложные дела. — Пашка Игрунец танцующей походкой покинул купейный вагон этого поезда, что бы пересесть на другой, идущий обратным курсом.

Дверь в купе так и осталась за Пашкой незакрытой. Трое бедалаг потихоньку приходили в себя, хмель покидал организм, извилины начинали шевелиться.

— Что это было, мужики?! Это наваждение, какое — то. Вы когда нибудь такое видели?! За каких то, три часа — поллимона — как с куста!

— Вот это бизнес!!! Всё мужики, добираюсь на попутках до дому, меняю фамилию на Игрулин и еду к тёще в деревню ума — разума набираться!

Вещие сны

Верьте не верьте, мужики, а сны вещими бывают. Как раз за день до того, как Зойка, жена моя первая, от меня свалила. Вижу я сон: влетает в окно ворона, садится на спинку стула, и: карр да карр. Я ей говорю, — тебе, что надо, птица.

А она мне, по человечьи. — Ну, и дурак же ты, Коля, пригрел у себя на кровати змею подколодную.

— Какую такую змею? — испугался я.

— А вон она, рядом с тобой лежит, во сне причмокивает.

— Так это ж, Зойка, жена моя. Нее, змеи, они же стройные бывают, а Зойка, больше на пингвина смахивает.

— Какой ты, всё же бестолковый мужик, Коля. В зеркало, на свою рожу, глянь, может тогда дойдёт.

Пригляделся я к себе в зеркале, вроде всё нормально: морщины, бородавка на носу.

— На лбу — то, что?

— Шишка, — говорю, — с работы вечером, вдоль забора шёл, а стой стороны, мальчишки по кошке из рогаток стреляют. Я доску отодрал, голову туда просунул, кричу: «прекратите»! А это домашнее животное — прыг мне на шею. Ну, и, там, пацан один, мазила оказался, в кошку не попал.

Вот ты наплёл: кошка, рогатка, шишка, забор. Рога это у тебя, мил человек растут, рога.

Ох, и осерчал я, тогда на ворону. Замахнулся подушкой, да и проснулся. Сну значения не придал. А на завтра, только прихожу с работы — картина Репина! Зойка свои шмотки в сумки пакует.

— Куда, — говорю, — Зоинька собралась? Опять к маме, в гости?

— Не к маме, а к Леониду. Не в гости, а на совсем. И вообще, чем глупые вопросы задавать, лучше помог бы даме. — И майку мою, новенькую, не разу не надёванную, в сумку пристраивает.

— Слышь, ты, дама! — возмущаюсь, — маечку мою, синенькую, оставь в покое.

— А кто её тебе на день рождения подарил? Вот то — то, да и не носишь ты их, а Лёня майки любит.

Как только последняя тряпка скрылась в бездонной сумке, жёнушка сказала. — Умаялась. Присядем на дорожку. Тебя, Коля, я уже вторую неделю не люблю, у меня завёлся Леонид. Разделом оставшегося имущества займёмся завтра. Короче — развод, алименты и так далее.

— Какие алименты? У нас детишек нет.

— Это с тобой, Коля, нет, а с Леонидом будут. — Загрузилась, зараза, сумищами и ушла.

Правду каркала ворона, а я не поверил. А так бы: вот ей — не майка, я б её припрятал как следует.

Вот с тех пор, и попёрло: что ни ночь — то сон, что ни сон — то вещий. У меня уж мыслишки заворошились в голове: бизнес делать на предсказаниях.

Жил в нашем доме, вор один. Лет двадцать грел он на этом деле руки. Ребятишки в детском садике, и те знали про это. Не в курсе были только органы. И вот вижу я сон про него, что посадили ворюгу наконец то. Думаю, надо предупредить человека, да и выгоду на этом по иметь материальную.

Пришёл к нему в квартиру, и с порога. — Не желаете ли, — говорю, — будущее своё узнать? За услугу, можно деньгами, а можно и продуктами. Я слышал, у вас, икра красная не переводится. Уголовник заржал, как конь, овса пережравший, и говорит. — Я и без тебя знаю. Завтра, в обед, граблю банк. Послезавтра покупаю билеты на «Канары», и отдыхаю там, полгода.

— А вот я видел сон, — вежливо возражаю, — не так дело будет. Билетик вам оформит прокурор, и не на «Канары», а на нары, и не на полгода, а на семь лет.

Не понравились, видно, ему слова мои. Схватил он меня за грудки, да как заорёт. — Ах ты! Нострадамус недоделанный! Да я тебя, за такие речи, знаешь, что с тобой зделаю?!

— Догадываюсь, — говорю, — и тем не менее, как насчёт оплаты?

Отплатил он мне чёрной неблагодарностью: два кариесных зуба вылетели сразу, остальные начали болеть. Нос очень увеличился в размерах. И, как я потом не пытался увидеть в зеркале своё лицо, видел только его.

Ну, и чёрт с ней, с это оплатой. Говорят, ворованные деньги счастья не приносят. Хотя, всё же есть надежда. Тут не давно, подходит ко мне какой — то подозрительный тип, суёт мне бумажку и говорит. — Тебе «малява» с не воли. Я развернул, читаю, — спасибо за услугу, выйду, обязательно рассчитаюсь.

Выбрал я тогда вечерочком свободное время. Покумекал: помножил все проблемы от вещих снов, поделил на неприятности. Получается, что радости от этого, прямо скажем, никакой. Не хочется здоровому человеку знать, что завтра у него гайморит воспалится, или того хуже — геморрой. А кто ему такое предскажет, тот будет для него враг по гроб жизни. А мне это надо?

Проанализировал я свой процесс засыпания. Оказалось, всё время на левом боку сны ухожу смотреть. Вот где собака зарыта! Левая сторона — она же от чёрта, отсюда и негатив. На правый бок, перед сном, ложиться надо. На нужный бок лёг, подождал немного и погрузился в сон, да глубоко так. Вижу Мишку Пронькина, мужика с третьего подъезда. Его у нас во дворе всякая собака знает. Директором кличут: он с самого раннего детства, с пелёнок, можно сказать, им хотел быть. Все ребятишки в лётчики, или моряки метили, а Мишка — в директора. Время шло: кто хотел, тот летать стал, кто не хотел — плавал. Миша, к своей цели с детского возраста не продвинулся ни на сантиметр. Да и как продвинешься, если у них с братом на двоих десять классов. А семь умножить на семь, у него получается всего двенадцать. Потому и работает на фабрике учеником разнорабочего, в основном за бутылкой мужикам бегать. Но мечту сохранил. Всё, что полагается для этой должности приготовил: костюм в полоску, белую рубашку, галстук и большой кожаный бумажник.

Ну, вот значит, вижу Мишку: сидит на огромной трёхлитровой банке, с надписью директор. При параде: в костюмчике, галстуке, из кармана бумажник выглядывает. Сидит, радостный такой, ножками побалтывает. Я ему, — Мишаня, ты бы, под зад, тазик подложил, не ровен час, лопнет банка, стеклянная ведь.

— Нет! — Кричит, — фундамент подо мной крепкий! Засел я здесь надёжно и надолго! Одно слово — директор!

Просыпаюсь, прокрутил в памяти увиденное — свершилось доброе дело! Выловил Пронькина, говорю, — удача к тебе прёт, Миша, бери удочку, да лови.

— Не понял, — затупил тот.

— Чего тут понимать, бери пустые бутылки, и пулей на пункт приёма.

Эта точка открылась не давно, район у нас пьющий — дело выгодное. Всё это просчитал один предприимчивый товарищ и открыл пункт приёма стеклотары. Взял на работу приёмщика, тот и давай ему деньги ковать. Ковал, ковал, да и спился. Не вышел на работу, пришлось хозяину самому трудиться. А ему же некогда, его же в сауне партёры да партнёрши по бизнесу ждут. Он и решил: первого, кто появится, сделаю приёмщиком с зарплатой заведующего. Спасибо мне: Пронькин уже тут как тут.

— Кем работаешь? — спрашивает хозяин.

— Помощником разнорабочего.

— Забудь, как страшный сон. У меня заведующим будешь.

— Нет, говорит Миша, — я хочу директором.

— Становись директором, принимай дела.

Выждал я некоторое время, (пусть, думаю, Мишка освоится), и пошёл за благодарностью, но на всякий, случай прихватил, несколько бутылок пустых.

Захожу: так и есть, длиннющая очередь, Пронькин в костюме директорском посуду принимает. Я сразу к нему.

— Куда прёшь?! — остановил он меня, — давай в общую очередь.

Что делать, встал за бомжиком, жду. Очередь дошла, я Мишке в лицо. — Поздравляю с должностью. Надеюсь, не успел ещё позабыть, кто тебя в люди вывел?

— Помню, — говорит. — Первые четыре бутылки по завышенной цене приму, и на этом всё, забудь, что знакомы были. Потому как мы, директора, никому ничего не должны, и не обязаны. Следующий!

Вернулся я домой очень расстроенный. Матюгнулся от души. — Ну их! Эти предсказания! — Заснул на этот раз на спине, без всяких сновидений. И так замечательно выспался. С тех пор решил: не буду заглядывать в чужое будущее, буду жить в своём настоящем.

Городок

Городок маленький, а событий — столица рядом не стояла!

Есть подозрение, что всё его население, каждый в своё время, из всех предметов в школе, проходили только математику, причём усвоили только умножение.

Вот и множат сейчас все и всё. К примеру: пьяненький Михалыч в сердцах робко замахнулся на свою супружицу — через десять минут его соседка Евдокия Петровна уже множила подробности о сломанных рёбрах, синяке, от пятки до затылка и тяжёлой моральной травме несовместимой с совместной жизнью. И потому будущее Михалыча напрямую зависит от судьи, уж какой попадётся, или пятнадцать суток, или пожизненное.

И такие истории сплошь и рядом. Я лично, на своей шкуре прочувствовал такое умножение. А начало было таким лёгким, приятным и безоблачным.

Я со своей женой Ленкой культурно проводил время у своего тестя на его дне рождения: рюмочка, закусочка, всё как полагается, песни, поздравления и танец ламбада. После третьей стопки проснулся во мне тамада, шутил налево, острил направо, ну и, заслужил поцелуй одной симпатичной толстушечки, ЧО ТЕРЯТЬСЯ — ответил тем же. И всё было бы замечательно, если б я был мужик холостой. Красная помада на моей щеке быстро сделала своё чёрное дело. Ленка у меня баба ревнивая, на руку тяжёлая, естественно, порадовала гостей, уложила меня левым боковым в челюсть. В общем — шум, гам, скандал! И домой я отправился один, да к тому же не по своей воле.

Время на тестиных именинах, оказалось, летело очень быстро. Поглядел я на небо — звёзды. На часах полночь. Если учесть повышенную криминальную обстановку в нашем городке — для бандюг — самая работа, горячая пора так сказать. Хмель, сразу, куда — то улетучился, вместо него в голове закопошились неприятные мыслишки. Я сразу представил, как завтра по местному телевидению будут показывать криминальные сводки: обезображенный труп неизвестного мужчины в моих жёлтых туфлях.

И тут я на практике ощутил реальность поговорки — близок локоть — да не укусишь. Дом мой — пятиэтажечка родная, вон он, маячит, полкилометра не будет. Так это ж, если бы в другом городе. Там у них чо: пырнёт один другого нечаянно ножичком — уже событие. А у нас тут каждый день — шапка набекрень. Одним словом, по нашим меркам, это очень далеко.

А между тем темнота сгущалась. Проезжали подозрительные машины. Выпученные фары светились зловещим светом. И началось! Одна остановилась. Из неё вышли — аж четыре человека. Ясно — понятно эти — по мою душу — чего бы им, всем четверым, в первом часу ночи, вылазить из машины? Вперёд путь мне был заказан. Сзади, послышались чьи то голоса. Дождался! Окружают! Ноги сами, лучше меня знали что делать, и я, как молодой олень помчался по другой улице, иначе, это называется, ухожу от погони. Пролетел квартал и остановился у светофора — горел красный свет. Самое время отдышаться и осмотреться: вокруг мёртвая тишина и то, что мне нужно — никого. Сориентировался по звёздам — сообразил — путь до дома стал ещё длиннее, значит нужно вооружаться. Свернул, в какой — то двор. Сразу же внимание привлекли клумбочки, вернее их окаймление из кирпичей.

Выдернул из земли кирпичик, поувесистей: настроение сразу стало подниматься.

Шансы на выживание увеличились. Видимо криминал тоже почувствовал во мне угрозу — больше в моё поле зрения никто не попадался. И я уже почти благополучно входил в свой двор, как вдруг, из кустов сирени — чья — то морда! И голос — папиросочкой не угостите?

Видимо я в прошлой жизни был охотником на мамонтов. Сработал инстинкт.

И на голову того, кто очень хотел курить опустился мой кирпич. Три прыжка — и я скрылся в моём подъезде. Не помню уж как закрылась за мной дверь моей квартиры. Всё! Мой дом — моя крепость!

От всего пережитого организм запросился спать. Я свернулся клубочком на родном диванчике и сразу же провалился в бездонную яму сна.

Проснулся от шума пылесоса. Моя Леночка, как ни в чём небывало уничтожала пыль на ковровой дорожке, мирно мурлыкая что — то себе поднос. Я с хрустом потянулся, поцарапал себя ниже спины, сказал — доброе утро.

Леночка приветливо улыбнулась.

— Вот те на — может всё это мне приснилось?

Жена расправилась с пылью и взялась за меня. — Поздравляю Коленька с днём рождения.

Я сразу же весь превратился в вопрос, с каким?

— а с таким, что это чудо великое, как ты живым ночью добрался до дома. Недавно Валька из пятнадцатой квартиры была, такие ужасы рассказывала!

Банда в нашем районе объявилась. За эту ночь столько народу пострадало! Столько кровушки пролилось! Что интересно, вооружены все кирпичами. Дворник наш Михеич, тоже под замес попал.

— Не уж то и его, насмерть?! — простонал я. Вот кто, папиросочку у меня просил. Бабка его ударилась в здоровый образ жизни, и за деда взялась -запретила курить. Вот он бедный, по ночам, когда старуха спит, и повадился, ночью на улице, у редких прохожих, «курево» стрелять. Как же это я его не разглядел.

— Да не расстраивайся ты так, побелел весь, что он тебе дядя родной? Да и жив твой дворник, здоров. Вон он, по двору ходит, шишку на лбу всем показывает.

Валька говорит, Михеич хвастался, шишка — то шишкой, а что — то в организме произошло, в лучшую сторону: курить перестало тянуть, как отрезало.

Я облегчённо вздохнул, от того, что жив пожилой человек, и банда с кирпичами это «я». А городок наш тихий и добрый, и люди в нём мирные, законопослушные, но фантазии — через край!

День рождения

Вся наша, ребята, жизнь, это один сплошной праздник. Кто не верит, полистайте календарь. Я уж не беру в расчёт основные, главные. Хошь не хошь, а гулять придётся. Просто любой календарный лист, это, какое ни будь, да событие. И если прищурить глаз да присмотреться, получится, что хоть маломальское, но отношение к тебе имеет. Я по специальности грузчик на продуктовой базе, а вот день учителя для меня родной. Потому как Нинку, супружицу свою, вот уже как лет десять — обучаю. Учу её, учу: не ешь после шести, не ешь после шести. И вроде бы процесс пошёл, начинает материал усваивать: ни грамма после шести, а после восьми так натрескается — лучше бы она ела после шести.

Или, к примеру, день спасателя — святой праздник! Я своего племяша родного постоянно спасаю. Каждую пятницу, вечером, можно сказать с того света вытаскиваю. Как пятница — во мне спасатель шевелиться начинает, говорит, срочно беги к племяннику, спасать пора. Прибегаю, гляжу, точно, сидит один, перед ним два огурца и четыре «пузыря» водки. Сгорит ведь парень, столько водяры одному выдуть. Ну, я половину на себя принял, парнишку спас.

День строителя, это вообще всенародный праздник, потому, что все люди строители своего счастья. В каком направлении календарь не листай: каждый день, каким — то боком, хоть третьим ребром, но денёк нашь.

Особая статья день рождения. Хоть и поют про него всякую чушь, мол, грустный праздник, и всё такое, ерунда! Праздник что надо! Вообще — то я про именины и хотел рассказать, а всё вышеизложенное, так, к слову пришлось.

Ну, значит, стукнул мне сорок один годок. Число, конечно, не очень: начало войны, и всё такое прочее, но праздник — он и есть праздник.

Нинка нажарила, напарила, я водочки прикупил, всё это заныкали на кухне. На стол поставили салатики и графинчик с самогоном, от тёщиной золотой свадьбы остался. Одну куриную ножку я всё ж таки у Нинухи выпросил. Среди трёх званых гостей будет бригадир Степаныч, какой — никакой, а начальник. Решили, что изобилие на столе будет напрямую зависеть от ценности подарков, потому и придержали тяжёлую артиллерию на кухне.

В дверь звякнули. — Заходите, гости дорогие, одежонку, вот сюда бросайте, просим всех за стол. Два здоровенных грузчика — коллеги и малюсенький бригадир, хотели было уже вручить, перевязанные лентами, не хилые по объёму подарки. В дверь опять позвонили. На пороге нарисовался незваный гость — Конягин. Этот товарищ появился в нашей жизни недавно, но успел занять в ней, очень много места. Мы столкнулись с ним лбами в автобусе по дороге на работу, (проклинаю тот день и час.) Он сразу же обозвал меня домашним животным с рогами, на что я ответил — извините. Незнакомец удивлённо оглядел меня с ног до головы, обнюхал и протянул руку, — Конягин. Мне пришлось назваться Димой. Через пять минут я уже знал всю его биографию, с рождения и до посадки в автобус. Через десять он внушил мне, что мы друзья, а настоящие друзья познаются только в беде. Бедой было отсутствие в его кармане денег, и я одолжил другу триста рублей. На следующий день с той же бедой Конягин ехал со мной в автобусе и взял у меня ещё триста. Я стал ездить на работу на другом транспорте. Не помогло. Он уже проник в нашу семью: познакомил свою жену с моей Нинкой. Женская дружба обошлась нам гораздо дороже — мы стали беднее на полторы тысячи. С тех пор, от любого звонка в дверь, мы прятались в спальне под кровать.

Так вот этот самый Конягин, гость, которого не звали, явился последним. Торжественно поднял над головой конверт, потряс им в воздухе, сказал, — владей — и сунул подарок мне в руку. По весу я определил — пусто. С трудом ответил — спасибо, а мысленно перерезал ему глотку. Отнёс подарки в спаленку, возврщаюсь — Конягин уже за столом, на бригадирском месте доедает куриную ножку. Мужики трут ладошки, предвкушая гулянку. Я махнул рукой. — Начали!

Выпили самогоночки, захрумкали салатиком, повторили, и пошло веселье!

Шуточки — прибауточки, поздравления типа: «С днём рожденья поздравляем, от души тебе желаем, больше смеха, меньше слёз, лучше насморк, чем понос». Конягин тоже, не заставил себя ждать. Встал, постучал вилкой по стакану и выдал — ни к селу, ни к городу. Что, мол, если человеку за сорок, и он однажды, утром проснувшись, чувствует — у него ничего не болит, значит, он помер. Как ни странно этот факт ещё больше всех развеселил. А у меня мурашки по спине табуном пробежались! Это что значит, выходит, если я завтра проснусь, а у меня ничего не болит, значит, я должен концы отдать? Вот Конягин! Вот зараза! Это он мне потому смертушки желает, что бы деньги не отдавать.

Нинка тем временем, под шумок смылась в спальню, подарки заценивать. Я сделал тоже самое. Подарки по своей структуре напоминали русскую матрёшку. Большая коробка, в ней средняя, дальше маленькая, а уж в ней подарок — Советский одеколон, по годам — мой ровесник. Вторым подарком оказался гребешок. Третий — книжка, сказки Бажова. Нинка, с умирающей надеждой пошарила пальцами в Конягинском конверте, для уверенности заглянула в него накрашенным глазом — один воздух. Плюнула в него и сказала. — Всё, праздник для гостей кончился, начались суровые будни.

Обманутые и оскорблённые мы вышли из спальни и хором объявили. — Следующий этап нашего увеселительного мероприятия, просмотр телепередачи «Дом 2». Включили чёрно — белый телевизор и уставились в него стеклянными глазами.

Самогон закончился, салатики исчезли в желудке, хмель перестал радовать организм. Гости засобирались домой. Мы с Нинкой с удовольствием сказали всем, — до свидания — и перебрались на кухню к нашим разносолам и водочке.

Отметили мой день рождения лучше, чем полагается.

Проснулся утром. Как ни напрягал мозги, ничего не мог вспомнить из происходящего вчера, кроме Конягинского анекдота. Голова раскалывалась, всё тело болело, но я с радостью отметил, — значит живой!

Доброта

Кто сказал, что доброта спасёт мир? Врёт, да ещё как. Вот я, последнее время стал мягкий, добрый. И жизнь моя, сразу превратилась в одни неприятности. К примеру: тёща моя, удумала пластическую операцию делать. Говорит, — сделаю круговую подтяжку лица: приду — меня никто не узнает. Начну новую счастливую жизнь. Все сбережения она хранила строго в банке, трёхлитровой. Разбила в дребезги, забрала всё до копеечки и пошла в больницу какую — то. Там ей лицо натянули, особенно губы и левый глаз. Не улыбаться она уже не могла. А глаз сузился в щелочку так, как будто она им всё время подмигивает. Ну, а на правый, денег не хватило, его оставили каким был: круглым, как у филина. Тёще не терпелось поскорее сразить нас своей внешностью, и потому, из больницы, помчалась сразу к нам. Как она и мечтала: во дворе нашем, её никто не узнал. Идёт, похотливо всем улыбается и левым глазом подмигивает. Мужики за ней табуном. Думают, «шалава» какая — то приблудная, соблазнять их приехала, руки потирают, ждут стриптиза. Тёща к нам в квартиру позвонила. Дочка как маму увидела: в туалете спряталась, выйти боится. Это бы раньше, увидев её такой, я бы обязательно расхохотался, и сказал. — Нина Михайловна, вам теперь не зять, вам дорогая моя, сутенёр нужен. Но теперь — то я мягкий, добрый, зачем разочаровывать человека, получай комплимент. — Мама, — говорю, — вы так молоды и красивы, что я сегодня телевизор смотреть не буду — буду вами любоваться. У тёщи улыбка до ушей, глаз, как реле подмигивает, чую: сейчас приставать начнёт.

— Ленка! — кричу жене, выходи, моя очередь прятаться пришла.

Та вышла, «заценила» обстановку, да как даст мне по уху. — Ты это чего на молоденьких пялишся?!

Так мне и надо, потому что мягкий я, добрый.

А вот на той неделе: еду, значит на своей «копеечке» по делам. На улице морозяка не хилый. Смотрю, чудак какой — то в одних «труселях»по улице рассекает. Люди в шубах замерзают, а этот, как на пляже. Однако, по морде видно, что солнечные ванны не в радость. Никому до него дела нет, а я же мягкий, добрый, говорю. — Обогрейтесь товарищ в машине, а то у вас глаза, как у мороженой рыбы, белеть начинают.

Не успел он сказать спасибо, только дверь приоткрыл: подбегает мужик здоровенный, завалил его на заднее сиденье, и давай «мутузить». Бьёт да приговаривает. — Будешь знать, как к моей, Нюрке ходить! Будешь знать!

Другой бы на моём месте: затаился за рулём, да и помалкивал. Но я же мягкий, добрый — заступаюсь. — Зря, — говорю, — друг стараешься, силы свои тратишь, он ведь боли, всё равно не чувствует, закоченел на морозе, как деревяшка.

Мужик на меня глаза вытаращил. Спрашивает, — а ты не закоченел?

Я головой помотал. Ему видать ответ не понравился, он и сделал мне больно, под левый глаз.

Тут до меня дошло: этот, видать, с командировки вернулся, а тот, с его женой, чай пьёт. Пока хозяин, супругу в угол ставил, полюбовничек, в облегчённом варианте сбежал. Ну, а тут уж я, со своей добротой подвернулся.

Мужик скоро, устал нас воспитывать, пнул ногой мою машину и пошёл домой.

— Эй ты, любитель сладкой жизни, — говорю голому, — со мной поедешь, или моржевать пойдёшь?

— Вези меня извозчик по гулкой мостовой, — со страху стихами заговорил любитель.

Довёз его до дома, бедолагу. — Ваша остановка, — шучу. — Привет супруге.

Тут он слезу давай пускать. Ревёт, — как я в таком виде перед ней появлюсь. Слушай друг, дай на время твоей одежёнкой попользоваться. Через пять минут верну.