Для его величества читателя мне ничего не жаль, особенно настоящего юмора. Скупость — глупость, тем более, что веселье после дележа не уменьшается, а разрастается. При изложении юмора, рассказчик и слушатель — партнеры, получая взаимное удовольствие.

Никто не ставит под сомнением мысль, что здоровье является оплотом жизни, а оно нуждается в уходе и, в случае необходимости, в лечении. Бесспорно и то, что среди лекарств самые лучшие — природно-естественные средства, но большинство из них горькое. Среди редких, неискусственных и приятных на вкус лекарственных средств наилучшим является — смех! Но его надо породить. Превосходным способом для достижения этой лучезарной цели являются короткие юмористические рассказы. Их судьба в ваших могучих и милостивых руках, дорогой и доброжелательный читатель, они ведь созданы для вас. Авторы предлагают вашему высокому вниманию отрывки из содержания книги. Они не являются ее казовыми концами, подобные в труде встречаются на каждом шагу.

Исповедь гинеколога

Широко известный писатель Гурам Дочанашвили в своём не менее известном рассказе, приводит замечательное сравнение: «Лишний, как для истинного мужчины, плохой гинеколог». Трудно, если ни невозможно, поставить под сомнение эту очевидную правду, но поскольку «нет правил без исключения», на сей раз не будем спешить и людей смешить», хотя в своё время, в нужный момент, ах, как хотелось бы этого мне, неудачному юмористу.

Мой друг Тедо был заядлым бабником-ловеласом. Случись хоть землетрясение, или потоп, скорее предпочёл бы засунуть кое-что в кое во что, чем высунуть нос из дома, частного или публичного.

Случилось так, что в любовной игре с сотрудницей- не умницей, перешагнул через барьер, забавное переросло в серьезное и бедная забеременела. Потенциальная мать, с большой перспективой размножения, без венчания и божьего благословения не пожелала иметь ребёнка и решила избавиться от зародыша. Это недостойное деяние имеет многовековую историю, им грешили многие от уличных распутниц до знатных дам, плоть до королев, но злоязычных блюстителей нравов остерегаются не то что жалкие, незаконно- плодоносящие полудевушки, даже зачатели — удальцы. И вот случилась неудивительная невероятность: понадобился настоящим мужчинам кто? Гинеколог — плодоизгнатель из «плодохранилища» обреченного зародыша. Поискали, подобрали, и опасность миновала с полным вооруженным сохранением анонимности. Как говорится: «Дуракам — счастье».

Гинекологией — влагалищелогией в Грузии, в основном, занимаются мужчины. В одно время, на заре молодости, не понимал, что они в этом деле искали, далеко ли заходили, до какой глубины… Но потом, когда услышал и вник в старорусскую, мудрую поговорку: «Где родился, там и сгодился», истина заняла своё почётное место. Мужчины страстно любят свою родину- родимое месторождение, тем более, если оно покрыто здоровой нежно-бархатной ухоженной травой. А у гинекологов особое чувство такого «патриотизма». Они — глубокообразованные, далекозашедшие длиннорукие «абортмейстеры-гроссмейстеры» из месторождения вместе с зачатком, нередко червонно-золотую валюту добывают. Но, видимо, однообразие- мать безразличия… А может и отвращения. Когда-то в старые, не совсем добрые времена, в одном поседевшем от древности городе Грузии три друга имели частную контору ковки денег. По-соседству с нами с семьей жил именитый гинеколог безупречный профессионал, мастер на все руки, ноги и «нижние-нежные губы».

Вспоминаю, стоял сдвинувший брови, словно рассерженный Иван-Грозный, вечер… Втроём в кампании хозяина, сидели во дворе, за каменным столом и сумрачные малоприятные мысли пивом, как палкой погоняли. Сверх всякого ожидания из «абортмастерской» соседа донеслись многосторонние, точно щупальца осьминога женские громогласные проклятия. Спустя пору минут, ворота раскрыли пасть, будто зевнули и во двор ворвался рассвирепевший гинеколог. По пути так употреблял зад и перёд любимой жены, что их высокая цена упала до ломаного гроша. И так худой и низкорослый мужчина казался окостенелым коротышкой. Подсел к столу, вытер лоб платком, от пива отказался, опрокинул рюмку водки и утихомирился.

— Чего взбесилась, стерва? — постарался развязать Гордиев узел хозяин.

— Неудивительно, по правде говоря, имеет причину, шесть месяцев не то, что прижимал, не трогал даже!..

— Что с тобой, неужели захирел от долгой жизни?

Исповедь гинеколога захлестнула, все наши ожидания, как японский цунами, разумно построенные береговые укрепления:

— Будто не знаешь… в чём ковыряюсь… Днем, на работе овлагалищевший член… Ночью, в постели — очленевшее влагалище!!!

Игральные кости в заднице

Мой дядя, двоюродный брат отца, связался со мной по телефону и пригласил в ресторан. Слов нет, согласился без особых колебаний, ибо осознал, вместе с хлебом-солью меня ожидал смехопроизводящий юмор, смех сквозь слезы. С приятной болью живота. Так и случилось.

Уселись за столом основательно, как завоеватели чужой земли и дядя отдал команду на заказ. Велено-исполнено. Пропустили по глотку шампанского и начал:

— Сегодня чуть в беду не попал.

— Что случилось?

— Сижу в кабинете главврача всезаразной больницы. У этого доктора- протектора брат в правительстве. Я же везде начальник-командор. Звонит телефон-сексофон, взял трубку-шлюбку и слышу:

— Главного врача, будьте любезны!

— Отсутствует, господин мой.

— Простите, с кем имею честь беседовать?

— Я главный, обреченный больной!

Донесся сдержанный, тихий смех и отключился… Видно, повесили на три буквы. Опять звонок и что услышали мои засоренные собачьим дерьмом уши:

— Не валяй дурака, у тебя что две головы? С тобой, болваном, председатель президиума говорил, будь осторожен!

Меня схватила холодная горячка и из мочевой трубки капли, словно слёзы, потекли. Но, ничего, обойдётся, сойдёт с рук. Были бы старые недобрые времена, пустили бы в дым. Когда клювы промочили, как мочой трусики младенца, вышли и дядя меня домой пригласил.

— Я б с радостью, знаю, с тобой не соскучишься, но боюсь…

— Чего?

— Мы под мухой и драма перерастается в трагедию.

— Исключено, сегодня и так досталось…

Его жена, моя тётя, известная акушерка-гинеколог встретила нас с показательной неискренней приветливостью, а отец дяди — Несторович с явным змеиным отвращением.

— Моя неповторимо-единственная супруга, сегодня тебе звонил, где была?!

— Тебе ясно сказали, в абортном отделении.

— Чтоб ты подавилась, я два года тебя не трахал. Чем занималась в абортной?! Я тех мужиков мам «жарил» спереди и сзади, что на тебе намеревались жениться и не женились. Тебя хотели похитить? Ах, где я был в тот момент, все кишки бы разодрал тому, кто этому делу помешал. Везёт мне, мужиков крадут, и назло мне эта стерва уцелела…

Теперь познакомимся с отцом семейства — Несторовичем. Стояла жарища западногрузинского лета. Хозяин громко сопел, словно сенегальский гиппопотам. Перекинутые через косматые плечи и живот-глобус помочи- меридианы надёжно держали длинные сатиновые трусы, цвета испуганной сатаны. Несторович на заре гусарской молодости был большим ловеласом — селадоном, «пахарем» женщин, но с годами ослаб, охладел и на старости лет развлекается игрой в нарды и домино.

— Несторович, может, сыграем в нарды?

— Какие нарды! Ты лучше присмотрись за своими выродками, сегодня меня за собаку принимают, а завтра тебя за крысу примут!

— Что на сей раз натворили?

— Спрашиваю старшую внучку, куда идёшь?

— На остров Борнео — говорит и шмыг в калитку…

— Младшему внуку, куда — говорю?

— Не твоей задницы дело- отвечает!.. Короче говоря, трахают меня, да фамилию не спрашивают!

— Хорошо, накажу шакалов, а тебя кто и чем наказал?

— За что наказание?

— Забыл что ли, весь город знает, как притворился больным, симулировал и на войну не пошёл. Если не помнишь, я напомню… Перед медицинской комиссией обнажился как Венера Милосская, щетинистый зад показал, прямую кишку как тещин язык высунул и всевидящих врачей «опенисил!..»

Ответ был таким неслыханным, что изложить его на бумагу нет ни малейшей возможности.

— Отец почтенный, это было на самом деле так, но справедливости ради следует отметить: симулянт-дезертир в тылу или вернее в продолжении спины славно поработал, стал почетным железнодорожником, машинистом-стахановцем. Впереди тебя бегущим поездам делал рискованные обгоны и до финиша всегда первым доходил, как тот именитый, бегун-марафонец.
Когда первые страсти улеглись, сын уговорил отца сыграть пару партий в нарды. Начало было тихим, безмятежным, но, как оказалось, предураганным. Мой дядя-озорник в каждый судьбу определяющий — решающий момент игры, игральные злополучные кости в своей слюне намачивал, словно чурчхелу в виноградной каше, и так кидал на доску. И представьте себе, вопреки всяческим теориям вероятности каждый раз высокие пары ставил. Две партии подряд выиграл. У Несторовича обновились приступы притихшего бешенства.

— Где видел, чтобы игральные кости в рот брали, членосос несчастный?! В конце третей партии Несторович был как никогда близок к цели. Его устраивал любой «жребий», кроме единицы, но назло так и выпал. Его взбодрившийся наследник взял в рот кости, как следует, размочил, кинул, пару пятёрок поставил и победоносно восторжествовал.

Несторович окончательно и бесповоротно взбесился. Скинул штаны, повернулся задом к сыну- неприятелю, игральные кости пропустил через Суэцкий канал между ягодицами и бросил в лицо противника.

— Вот, теперь, бери в рот и жуй, я твою маму…

Танго «Кумпарсито»

Меня в очередной раз отправили в командировку в Донецк. Целую неделю прожил один в двухместном номере гостиницы «Украина», лишь немножко поохотился на женщин, а потом ко мне подселили соседа — Вадима Филипповича. Это был весьма интересный старик, хотя внешностью не отличался, но обращал на себя внимание изящными манерами, интересной беседой, одевался со вкусом и по моде. Было в нем что-то манящее, необычное. Возвращался он ночью и сразу ложился отдыхать. В воскресенье он встал поздно, нарядился, опустился в кресло и спросил меня:

— Кабальеро! Не удивляйтесь такому обращению. Я очень люблю Испанию. Давно вы ступили на эту землю?

— Сегодня исполнилось две недели.

— Если не секрет, много женщин покорили?

— Трёх.

— О, кажется, вы выпали из графика. За две долгие недели, при таких данных, да еще грузин и всего три женщины?

— Некогда было, к тому рискованное дело волочиться за разношерстными женщинами. Здесь болезнь Венеры заметнее насморка распространена.

— Волков бояться, в лес не ходить!

— Принимаю ваше замечание. Приму за честь сегодня поохотиться вместе с вами.

— Тогда будьте добры, закажите места в ресторане «Траяанда» к восьми часам. Там же найдем и женщин.

Сказано- сделано. Обстановка была замечательна: многоцветье женщин, приятное обхождение и очаровательная музыка.

— Что будете пить, маэстро? Не удивляйтесь такому обращению. Люблю Италию, — сказал я.

— Марочный коньяк, остальное не в счёт. Угощенья для вас- грузин- важны, а для меня…

Старик пригубил коньяк, давая знать, что качество важнее количества. Я стал прихлебывать больше, ощущая при этом неловкость. Он заметил это и ободрил:

— Не стесняйтесь. Коньяк теперь ваш верный друг, не так ли?

— Безусловно, Вадим Филиппович.

— Если женщина- золото, а, наверное, так и есть, должен признаться, мы очутились в обетованном Эльдорадо.

Я внимательно пригляделся к старику: он действительно был грандом средневековья, уверенным в себе, тщательно осматривая зал своим орлиным и чуть ироничным взором.

— Кабальеро, посмотрите на ту девушку, что сидит рядом с моряком. Как бы её оценили?

— Ваш выбор делает честь вашему же вкусу. Она настоящая пани Валевска, очаровавшая самого Наполеона.

— Как вы думаете, коли подойду, откажется танцевать со мной? Я не привык к поражениям.

— Трудно сказать, Вадим Филиппович, не обессудьте, но, вероятно, мне она не откажет.

— Я не ослышался? Не будите во мне зверя. За подобную дерзость мой дед смертельно ранил на дуэли князя Трубецкого. Что поделаешь, времена не те… Все свои регалии с удовольствием уступил бы взамен твоей молодости и внешности, а тебя, затронувшему мою честь, удостоил бы своей утонченности.

— Покорнейше прошу прощения за свою дерзость, простите как христианин с вашим русским великодушием.

— Соизволяю.

— Рад вам служить!

— Давай поспорим, эта женщина пойдет со мной!

— Ладно, но вы идёте на большой риск, вряд ли моряк уступит свою женщину. Может, выберите другую?

— Орел на мух не охотится, — это, во-первых. Теперь вторая и главная истина: последнюю битву проигрывает каждый полководец, и если такому суждено случиться, это будет моё Ватерлоо!.. А если победа будет за мной, вам придется ночевать на улице.

— Да хранит вас богиня победы — Нике.

— Кабальеро! Прикажите сыграть танго «Кумпарсито». И не скупитесь.

Зазвучала неповторимая мелодия. Наш рыцарь, поправив пиджак, с позволения моряка учтиво поклонился девушке. Она согласилась. Танцевали с необыкновенной изящностью и грациозностью. Поблагодарив женщину, старик поцеловал ей руку. Провожая к столу, признавался ей в чем-то. Женщина слушала с восторгом, потом засмеялась и поцеловала кавалера в щеку.

— Маэстро, вас можно поздравить?

— Можете.

— Вы не просто маэстро, но и гранд. Честь вам и хвала. Только покорнейше прошу, расскажите, как вам удалось очаровать девушку. Что ей нашептали на ухо, раз она не сумела сдержать эмоции.

— Ничего особенного, — чуть приукрасив, пересказал он происходящее.

«Сидит пожилой мужчина в ресторане. Ему очень приглянулась молоденькая девушка. Осмелился и пригласил её на танец. Танцуют.

Девушка: — Как хорошо танцуете. Редко встречала такого партнера.

Старик: О, нет. Было время танцевал и призов удостаивался, очаровательным женщинам головы кружил, не то, что теперь…

Девушка: — Простите за дерзость, сколько вам лет?

Старик: Лучше бы не спрашивали. Шестьдесят пять минуло.

Девушка: — Я бы не дала…

Старик: — Не беспокойтесь, милейшая. Я сам давно уже не прошу…»

— Виват, маэстро, виват!

Баловница судьба в ту ночь улыбнулась старику. Моряк, перебрав лишнего, обидел девушку. А главное, рассвет я встретил на улице. На моё счастье ночка выдалась теплой и удивительной…

Юбилей с интересным концом

По общебиологическому закону, человек рождается, развивается, стареет и умирает. Одна женщина, бывшая сотрудника ЧК (чрезвычайной комиссии) очень постарела, очленела, как член общества склеротиков и у неё начались галлюцинации. Видимо, благодаря героическому прошлому ей казалось, за ней следят сотрудники государственной небезопасной безопасности. Старуха их находила то под кроватью, то под столом, то в шкафу. Это кое-как терпели, но когда в большой обеденной кастрюле нашли её дерьмо, а упомянутый сосуд в холодильнике, близкие обратились к психиатру. Обратились, но как это нередко бывает, — безрезультатно.

Медицина доказала, что самым эффективным средством против психических и желудочно-кишечных расстройств является радость. Выход из сложного положения продиктовала сама реальность. Приближалась столетняя кругленькая годовщина рождения опенисевшей от долго-длительной жизни бабушки и внучата додумались до гениального: пригласить артиста, который бы в роли председателя ЧК- Дзержинского прогнал бы, словно скотин, преследовавших старушку наблюдательных наблюдателей- агентов, а её вознаградил бы щедро и вполне заслуженно. А у фирм-обществ с до пояса висячей ответственностью, берущих в рот всю тяжесть и ответственность организации подобных торжеств, были свои Дзержинские, Македонские, Помпеи и даже Гитлеры.

Настал долгожданный, знаменательный день. Пока родные накрывали торжественный стол, бабушка обошла все тайники- укрытия, всех опасных сотрудников безопасности послала на хутор и в ожидании почётных гостей расселась в центре зала в разукрашенном, как царский трон, кресле.

Показались знаменитые могущественные гости во главе с Феликсом Дзержинским. И режиссер и мастер грима к своей работе отнеслись добросовестно, с высочайшей ответственностью. У председателя ЧК хватило высоты и надменного величия. Был одет в китель и носил бланже на французский манер. Почётное и оргазмоподобное удовольствие первого поздравителя по праву досталось ему.

— Поздравляю вас, Ангелина Никифоровна, наша старейшая и заслуженная соратница, неизмерима и безгранична ваша лепта. Пусть провидение даст вам еще сто лет активной жизни, чтобы вы висели Дамоклов мечом над головой мирового империализма и держали его в непрерывном страхе.

— Огромное спасибо, товарищ Дзержинский, заслуга моя на самом деле грандиозна. Не один десяток лет безвозмездно служила, становясь раком, гнула спину, отдавалась и удовлетворяла моих сотрудников и не только их. Однажды зашла в кабинет генерала, разделась, тянула за член, но ничего не вышло. Тот разозлился и понизил меня в должности, за это немножко обижена, но ладно, бог простит грешного….

— Извините великодушно, за всеми не угонишься, были у нас и такие дряхлые начальнички с мягкими членами, пережитки прошлого… Потом же опять выдвинули.

— Да, товарищ Дзержинский, в последние годы службы была заведующей отделом задних и передних щелей главного управления шкуросдирания дворянства. Результаты были блестящими.

— Если вас не затруднит, напомните, много времени утекло, ваше отделение чем было занято?

— Дворяне-дерьмоеды украшения и драгоценности где только не прятали, в том числе своих задних и передних щелях… И наше отделение действовало именно в этом направлении. Результаты были великолепными, вы сами меня дважды орденами наградили.

— Пожалуйста, напомните, за что?

— Первый незабываемый орден за то, что вынула из половой пещеры- лабиринта княгини Паниной пятидесятикаратный голубой бриллиант. Второй случай был более сложным и трудоёмким. Оперативный информационный источник сообщал, что у капиталиста Хреноедова прямая кишка была переполнена драгоценнейшими камнями. Арестовали, но хитрец — подлец каким-то средством перекрыл себе кишку и целый месяц не выделял ни грамма. Но я не растерялась, нашла именитого знахаря, дали такую траву-отраву, что всё выложил без потерь. К тому же обильно пролил ту кровь, что у трудящихся как вампир высасывал в течение многих лет. За это получила второй блестящий орден. Счастливый я человек, но всё же мучает меня одно обстоятельство, малоприятное как геморрой. Будьте добры, помогите!

— Рад буду стараться, я много чего могу!

— За мной следят сотрудники безопасности, путают с кем-то или же о моих заслугах мало знают. Прикажите отстать от меня, а то напишу письмо верховному начальству.

— Всех вызову и по отдельности впихну в задницу Хреноедова, не волнуйтесь!

Бабушка фундаментально и неисцелимо осчастливилась. Потом ели, пили, танцевали и целовались так ожесточенно, что из желудка сок, как сладкий шербет, высасывали. Юбиляр отчаянно стремилась к Дзержинскому. В один момент такого забвения, когда вцепилась в его худые щеки и прильнула к губам, поспешно и некачественно приклеенная борода — бланже отвалилась. Бабушка побледнела, точно зад бледнолицего и громогласно заорала, как пронзенный гарпуном кит:

— Кого ты обманывал, скотина, ублюдок Антанты, сперма Деникина. Кого? Мировой пролетариат, оплот и кормильца всего человечества?! Если на то пошло-поехало и я не святой ангел-Херувим. У княжны Оболенской что бриллиант отобрала, спрятала в переднее дупло, в Одессе продала одному французу, десять долгих лет гуляла, нагулялась и целуй теперь в мой нижепоясный колючий кустарник!!.

Его зовут Жора

Я был в канцелярии нашего института и оформлял командировочные документы. Подошел сотрудник из отдела снабжения Алеко и стал допытываться.

— Куда собрался? Опять в Украину?

— Нет, на этот раз в родной Кутаиси.

— Значит, повезло мне. Завтра я тоже там буду. Если примешь гостя, приду.

— Приходи. Я еду ночным поездом. Утром буду дома. Денёк-другой в моём распоряжении.

Приехал. С утра пораньше все спешили на работу. Остались дома я и бабушка Тео.

— Бабуль, суставы по-прежнему скрипят?

— Если погода меняется, то очень.

— Выходит, с небесной канцелярией ты на дружеской ноге, господь тебе о погоде заранее…

— Не гневи бога!

— Хоть и неуместно, сколько я тебе задолжал, бабушка?

— Уже пятьсот тридцать рублей набежало.

— Тогда дай мне еще пятьдесят и верну весь долг целиком.

— И как долго эта волынка будет продолжаться?

— А что же мне остаётся. У тебя сын- преуспевающий начальник управления. А у меня никого нет.

— Но ведь щенков выкармливает самка, а не наоборот!?

— Ну, сама посуди, чего ждать от моей мамы, — простой медсестры.

Бабушка опустилась в кресло возле печки и вздремнула. Я остался наедине со своими «заботами», до полудня было еще далеко. Из аптечки, висевшей на стене, достал две ампулы, одну маленькую, а другую- побольше, бросил их в печь. Сначала раздался предупреждающий выстрел. Бабушка встрепенулась и снова попыталась заснуть, но у основной «мины» закипело нутро, последовал ужасный взрыв, дверца печки отвалилась, а раскаленные угольки разлетелись по полу. За всем этим последовали проклятия, ворчанье, угрозы, наконец, уборка и заживление послевоенных ран. Всё вернулось на круги своя. Бабушка прилегла на тахту. Я включил телевизор. Транслировался чемпионат мира по фигурному катанию. Одиночное первенство среди мужчин проходило безынтересно. Соревнования среди женщин, куда заманчивее, радуют глаз, щекочут воображение, можно любоваться наготой, вверх поднятыми ногами. Опять одолела скука. Надо было сменить обстановку.

— Бабушка, глянь на этого мужчину. Он — чемпион Советского Союза, смотри, как танцует. Знаешь, как его зовут?

— Далось мне его имя.

— Жорой его величать.

Не получалось втянуть бабушку в беседу. Эксперимент, подобно чемпионату, продолжался…

— Тео, а этот молодой человек — француз, чемпион Европы. Угадай его имя?

— Оставь меня в покое!

— Его зовут Жора.

Несмотря на то, что одинаковые имена нервировали бабушку, вызвав подозрение, она терпеливо промолчала. Тем временем первенство шло своим чередом.

— Родненькая бабуля, а сейчас смотри в оба, выступает настоящий красавец, американец, чемпион мира. Знаешь, как его зовут?

— Ну и как же?

Попалась на удочку. Равнодушие сменилось интересом. Лёд тронулся и я за ним:

— Его зовут Жора.

Лицо бабушки сморщилось, побагровев от злости, она приподнялась с тахты и…

— Ох, ты, негодник, всех Жорой зовут?!!

Волна смачных проклятий обрушилась на меня.

Между тем часы возвестили полдень. Не заставил себя ждать и Алеко. Бабушка забыла про обиду и принялась накрывать на стол.

Мы с гостем выпили по бутылке « Цоликаури».

— Война отняла у меня двоих сыновей, — вступила в беседу бабушка.- Лишь их отец вернулся целым и невредимым. Женила его пораньше, теперь мечтаю о правнуках. Давно пора. Но с него и с его брата как с гуся вода. В ус не дуют. Бес в них вселился, жизнь мне травят. Прошу прощенья за ворчанье, высокий гость.

— Бабушка, почему от мяса отказываешься? — спросил я.

— Сейчас Великий пост, балбес.

— То бишь ты собираешься блаженствовать в раю, а меня с братом и отцом ожидают адские муки, да?

— Точно.

— На что сдался тебе такой рай, в котором нас не будет? А что касается женитьбы, Алеко, я любил украинку, славную девушку: днем сияла как солнце, ночью — как луна. А эта мадам, которая сейчас крокодильи слезы льёт, заявила: «На кой тебе чужеземка, упорхнет пташка». Какую девушку прозевал, поставил бы хоть «раком» по старо- грузинскому…

Бабушка не ожидала такого поворота. По её представлениям мой гость должен был быть если не профессором то по крайней мере доцентом. И всё же она не сломалась, решив ответить в том же духе…

— Если становилась, конечно!..

Будешь играть моими яйцами

Когда кутаисское «Торпедо» перебралось в высшую лигу футбольного первенства Советского Союза, в городе был настоящий праздник, восторг переполнял сердца. Даже непродуктивная продуктивность труда повысилась. Но всеобщее веселье вскоре пошло но убыль. Команда проигрывала почти каждый второй матч, и её судьба висела на волоске лысого. Кутаисские болельщики «Торпедо» не только отчаялись, но и призадумались.

Игру надо или выиграть, или купить. Результат футбольного боя не вещь, чтобы ее легко менять на деньги. Как сказал один из подлейших капиталистов: «Что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги». Наверное, эта капля мудрости и близка к истине, но большие деньги надо зарабатывать, и победа тоже не вещь, выставленная в витрине магазина.

Подставная игра подразумевает подкуп судьи и игроков-соперников. А это целое искусство. Тот, кто берётся за дело, полагается на свою находчивость, хорошо подвешенный язык, осторожность, наблюдательность, чутье Талейрана и непрошибаемый лоб. Конечно же, в Кутаиси нашелся такой ловкач (по прозвищу Шансо), который собирал дань, и, прикарманивая чаевые, по возможности закручивал дела.

Под занавес одного из футбольных сезонов, поздней осенью команде пришлось нелегко, как революционерам тысяча девятьсот пятого года. За несколько дней до решающего фатально-летального матча главный тренер (прозванный Феолой) пригласил к себе Шансо:

— Поговоришь с главным судьей, чтоб как-нибудь назначил одиннадцатиметровый, наш капитан «обработает» их капитана, они старые соратники, он- центральный защитник. Достаточно одной подножки, тем более судья будет на нашей стороне.

— А деньги? Пусть одиннадцатиметровая стрела пронзит мне задний проход, если есть хоть малейший шанс достать деньги. Не посмею обращаться к Исаакичу, как никак, дважды подсобил?

— Обращаться? В ножки надо кланяться, челом бить, слезы лить, но во что бы то ни стало вытрясти двадцать пять тысяч. Двадцать — для дела, пять- оставь себе, даю от всей души.

— Попытаюсь, но…

Исаакич слыл предприимчивым дельцом. В нескольких городах владел цехами, а в Кутаиси жил в богатом особняке. Шансо подошел к подъездной двери, перекрестился, лизнул кнопку звонка, а потом позвонил. Его узнали, впустили.

— Исаакич, прекрасно выглядите, годы не подвластны над вами…

— Опять заср… лись? Сколько нужно?

— Двадцать пять. Нам нужна только победа, а то…

— Какой на дворе месяц?

— Ноябрь.

— Почему в мае не пришел? Тогда игра обошлась бы гораздо дешевле. Набрали бы лишних очков, а теперь продали бы. Ничего вы, грузины, в коммерции не смыслите. Учитесь, пока не поздно, а то через год на меня полагаться не придётся. На обетованную землю собираюсь.

— Помоги вам бог подняться к великой Иерусалимской стене!

— Ладно, ладно… Моше! Дай ему двадцать пять и чтобы след его простыл.

Накануне игры Шансо заглянул в гостиницу к главному судье. Под пояс упрятаны были пятнадцать тысяч рублей.

— Помогите, Андрей Герасимович, пропадаем!

— Ничего не получится. Меня в федерации предупредили.

— Я вам десять тысяч рублей принес.

— За это мне дадут дисквалификацию навечно. Позорить себя и остаться голодным не собираюсь.

— Десять тысяч — большие деньги. Целый год будете как сыр в масле купаться: курорты, рестораны, женщины…

— Не могу, рискую именем, честью, заслугой…

Шансо не сдавался. Он упрашивал долго и упорно, плакался в жилетку и был уже почти у цели:

— Герасимович, вы же православный человек, не губите. Возьмите эти ценою пота и крови заработанные десять тысяч.

Судья не вытерпел и выпалил как на духу:

— Ты о себе печешься, а теперь и меня выслушай. Как же мне позариться на десять тысяч, когда сам столько же выложил, чтобы добиться места главного судьи в этой проклятой игре.

— Даю пятнадцать и, конечно, ресторан за мой счёт!

Шансо снял пояс, набитый деньгами, протянул судье и с облегчением опустился в кресло.

Тем временем капитан «Торпедо» возился с центральным защитником противника.

— Помоги, Вася, а то вылетим с волчим билетом и конец нашей дружбе… Принес тебе пять тысяч — возьми.

— За пять тысяч не продам свою душу!

— Мало разве? К тому же за что? Я же предлагаю не бегать, обливаясь потом, а наоборот, стоять и ничего не делать. А за отдых разве больше платят. Делай, что хочешь, только в нужный момент промахнись. Впрочем, тебе виднее.

— Так и быть, попробую. Только вы не сидите, сложа руки. Это ваш последний шанс.

Наступил вечер следующего дня, и началось… Болельщики старались подбодрить команду, хотя это больше походило на пинки в зад, чем на поддержку.

— Мсхаладзе, бей, чтоб тебя гром сразил!

— Седьмой номер, увернись, у тебя запор что ли?

— Квиташвили, не мешкай, а то судья помочится на тебя, как собака на пень.

Плохи были дела. «Торпедо» редко пробивалось в штрафную противника, а когда проходило за линию, ни с чем и выходило. А время шло неумолимо, просачиваясь, словно песок, сквозь пальцы.

Чему быть — того не миновать. Тот самый центральный защитник, которого озолотил наш капитан, кувырнул торпедовского ненападавщего нападающего прямо в штрафной площадке.

Мавр сделал своё черное дело. Судья свистнул как ширазский соловей и указал на одиннадцатиметровую отметку.

Выполнить удар доверили правому полузащитнику «Бруццо». Весь стадион, как Карфаген во время осады, замер, стоя на ногах… Удар! Увы, мяч угодил в штангу.

Феола рванулся к линии и заорал:

— О Бруццо, негодяй и мазила! Угробить двадцать пять тысяч рублей за штангу? Знай, отныне тебе ничего не светит, кроме как играть моими яйцами!!!

Научная конференция

Судьбы не миновать. Она уготовила мне долгих семнадцать лет посвятить работе в сфере науки. Волею судьбы мне пришлось принимать участие в нескольких научно-умопоучительных конференциях. Расскажу об одном из таких собраний умников. Нельзя сказать, что все участники сплошь и рядом были одарены талантом и интеллектом. Некоторым горе -профессорам и кандидатам наук не под силу были бы даже приемные экзамены в вуз при должном отсеивании. Откуда бралась такая «когорта ученых», от сырости, что ли? Трудно сказать, видимо, одни шли по папенькиной протоптанной стезе, других выдвигал комсомол, не отстал и профсоюз, а некоторых делегировал сексосоюз. Один- единственный раз пришлось экзаменовать студентов, руководитель попросил помочь, отказать не смог. И столкнулся в лоб-лоб с секретарём комсомольской организации. Взяв экзаменационный билет, он даже не глянул в него, и протянул мне.

— Билет мне не нужен. Если не ошибаюсь, я — экзаменатор, а вы- экзаменуемый.

Извинений я ждал, как землетрясения, чего, естественно, не произошло. Заставил его прочесть вопросы билета, только ответа на них так и не добился. Яснее ясного было: по предмету он ничего не смыслил. В этой ситуации я хотел узнать, насколько безнадежно умозамкнутым барабаном он был или маячил какой-то просвет. Третьекурсника, будущего инженера спрашиваю:

— В каких единицах измеряют длину?

Он задумался, напрягся, будто бы давил виноградные гроздья, ломал пальцы, видимо, взывал к помощи богиню просвещения и с трудом выдавил из себя, мыча:

— Ммм, в метрах.

Как великий философ посмотрел мне в глаза в поисках искорки надежды.

— А ширину?

Неожиданный каверзный вопрос застал его врасплох, лишив всяческой надежды, пот туберкулеза оросил его лицо..

— В квадратных метрах…

Этим гениальным ответом он окончательно осрамил себя и «зас… лся», испустив страшное зловоние. Вот откуда брались в науке разини феодалы- рабовладельцы.

Вернемся к конференции, которая проходила в Украине. Из Тбилиси туда командированы были двое — я и Симоныч — высокий толстяк, добрый, талантливый и, конечно, любитель Бахуса…

Научная дискуссия или взаимообмен мыслями достижениями, так или иначе, закончился. Потом приступили ко второй и смачной части конференции — хлебосольной. Мне предоставили слово. Взял бокал:

— Коллеги, по мнению академика Тарле, когда Наполеон высодил свою армию в Египет, отдал приказ: «Ученые и ослы- на середину». То есть мыслителей и парнокопытных грузчиков зажали в плотное кольцо. Наполеон не всегда оказывался прав, но на этот раз не ошибался: ученые своей значимостью точно равнялись ослам!

Это был очень дерзкий ход, свойственным молодым шахматистам, но приняли за шутку, не стали придираться.

Затем я с Симонычем пригласили к себе в гостиничный номер нескольких учёных-кутил. Было чем угощать: двадцатилитровая бутыль с чачей из дубовых бочек — лучшее средство умопомрачения. Один бывалый профессор диву давался: — Как вы, грузины, умудряетесь предаваться сну, когда рядышком такой напиток, да еще в таком количестве? Давайте опрокинем сполна в себя, а то я не успокоюсь и вам покоя не дам…

Дальше слов дело не пошло. Вскоре у гостей случилось короткое замыкание, и они отключились. Те, кто не дошли до такой кондиции, взвалили на себя отключившихся и отвалили.

Проснулись утром. За окном стоял солнечный день, однако для нас он был серовато-пасмурным воскресеньем.

— Симоныч, голова трещит по швам!

— И мне невмоготу!

— Как быть? Чем излечиться?

— Знаю одно местечко. Лучшее в Украине пиво разливают, главное, поторопиться, чтоб раньше времени не лопнуть…

Доплелись. Очередь длиннющая. И причем, застыла, не продвигается из-за нехватки кружек. Симоныч очередей терпеть не мог и, глазом не моргнув, оказался во главе жаждущих. Никто не посмел слова проронить, только один малорослый мужчина с сердцем Гарибальди и мужеством Дмитрия Донского подал голос:

— Эй, гражданин, мы, что сюда кур доить пришли?

Ответ Симоныча был невнятным, хотя ласкало слух последнее, общеизвестное русское словечко:

— Абдмткнри… блядь!!

Все смолкли, даже низкорослый храбрец.

Симоныч залпом выпил несколько кружек. Перевёл дух и попросил еще десять бокалов.

Неказистый мужчина с размаху влепил себе затрещину.

— Пропади пропадом такая жизнь, откуда только этот кит на мою голову свалился.

Вернувшись в гостиницу, Симоныч достал старомодный и изношенный как лапоть, блокнот, подсел к телефону и стал названивать, объявив охоту на девиц с весьма часто и всемдаюшей репутацией.

— Я твою маму!.. Узнала меня?

Я не мог расслышать ответы с того конца провода, но попробую передать предполагаемые фразы.

— Еще бы, узнала. По телефону только ты так говоришь…

— Сейчас приеду к тебе и трахну!

— Не получится, мама дома…

— На какой хрен мне мать твоя… Я твою маму…

— Не говори так, она еще в теле, попробуй и убедишься.

— Ты лучше трахаешься, чем она!

— Сегодня не получится, отстань!

— Ах ты мне мозги жаришь, я твою маму жарил!..

— Откуда у тебя мозги?..

— Ух, буду последним человеком, если тебя не трахну! — сказал и грохнул трубку, словно из ружья пальнул.

Не сдался, как армия Власова в начале второй мировой. Его упорство было вознаграждено, Под конец «поймал» двух сексопоклонниц и пригласил.

Потом опять водка с сосисками и привезенный из Грузии овечий сыр со специфическим не очень приятным запахом. К величайшему удивлению, одной гостье вместе со вкусом по душе пришлось зловоние сыра.

— Дорогостоящая лапочка, этот запах очень нравится моему маленькому сыну. Однажды, когда принес домой этот пикантный сыр, сын дотронулся до него, потом понюхал и закричал: «Папа, дерьмом воняет, тебе подсунули испорченный!…»

— Так что, если пожелаете почувствовать этот неописуемый запах, три дня не подмывайтесь, суньте палец во влагалище и нюхайте в своё удовольствие!

Потом, ясное дело, приступили к любовным играм, хором имени Пятницкого. Но в полночь нагрянула родная милиция. Потребовали документы, девиц заполонили и пригрозились сообщить на работу.

По возвращении в родные пенаты предупредили заведующую канцелярией поступившее из украинской милиции уведомление уничтожить, как окруженного врага, не доводя до сведения директора. Ничего не вышло, чужое горе у всех меж ног висит.

И десяти дней не прошло, как директор-диктатор вызвал нас на ковер. Встревожились, ясное дело, в подобном дурацком положении вряд ли следовало ожидать похвальбы. Зашли как невинные агнецы, склонили на бок головы наподобие спелых хлебных колосьев. Директор вслух зачитал «черную» бумагу, не предвещавшую ничего хорошего и…

— Слушайте, орлы, ваша командировка обошлась в триста рублей. Вас что трахаться туда послали? Вы вроде девок трахали, а на самом деле меня…

Как мальчик строгается

Эта полуреальная, полуфантастическая история мной искажена- изуродована словно внешность Ричарда III в исполнении бездарного артиста. Два закадычных, неразлучных друга жили душа в душу, начиная с детского сада, продолжая школой и сладко сексуально кончая высшим учебным заведением. Каждый из них до такой степени обожал другого, что, если б он застрял в прямой кишке, ни за чтоб не прибегнул к промывательной клизме, как к решительной мере. Их разлучить было так же немыслимо, как Грузию от Кавказского хребта и точно также нежелательно, как расторжение союза разнородных половых органов перед наступлением долгожданного оргазма. Но случилось так, что одна неосторожная, нешуточная шутка посеяла между приятелями ненависть, раздор, как семена мочеизвергающих огурцов.

Философия — старая наставница — учит: противопоставление, приводящее к конфликту начинается с различия. Последнее и ракомпоставленное роковое разнообразие-безобразие заключалось в том, что один из друзей — Анисим имел двух слабополых дочерей, а другой — Селиван двух мощнополых сыновей. Создатель-ваятель девочек сильно переживал. Бог не дал не то, что продолжателя, даже елеволочившего старинной дворянской фамилии. Однако, не отчаивался, не скисал, ни как молоко, ни как вино. Решил рискнуть, порвать себе на голову презерватив и зародить как надежду третьего, судьбоносного ребёнка. Но как достичь весьма желаемой высшей цели жизни, Анисим — бракодел не знал. Делать живое существо в браке, да еще без существенного брака, дерни меня нелегкая, была задачей нелёгкой. Тем более, что с годами, его смычок первой скрипки сексуального дуэта становился мягче, а скрипка играла со скрипом.

Отец девочек сбросил с плеч тогу нерешительности, перешагнул Рубикон и стал обращаться к генетику-еретику, гинекологу- спелеологу, сексологу- трахнуцологу, наконец, к предсказательнице, гадалке-давалке, но советы были взаимоисключающими, неясными, и исходя из этого невероятно маловероятными.

Однажды, как это не раз бывало, отцы- делатели мальчиков и девочек были приглашены на дружеское застолье. Насытились мясо-рыбными и пресытились винными изделиями. Селиван отозвал Анисима в сторонку и спросил:

— Тебе интересно, как делается мальчик?

— Еще как!..

— Доискался древнейшего рецепта, применяли фараоны хрен его знающей династии…

— Вот это радость!

— Радость, то радость, но немножко неловко-неудобный, щекотливый…

— В моём положении не боятся щекотки даже родных яиц! Можно записать?!

— Будет лучше, весома каждая деталь, риск в детосотворении недопустим, как отступление при штурме.

— Знаю, риск определяется, с одной стороны, как возможная опасность, с другой- действие наудачу, в надежде на счастливый исход-конец.

— К черту всякие исходы-концы, но помни в момент окончания- кончания и решится судьба боя!

— Пишу, как завещание, диктуй!

— Делать мальчика целесообразнее живописной весной, когда природа просыпается, зевает, потягиваясь, как голая красотка рядом с прозевавшим сладкую ночь дураком. Ты же не разиня, почувствуешь розжиг страстей, раздувание и боеготовность своего боевого оружия. Выбери майский, ясноликий день, с работы возвратись пораньше, преподнеси жене полевые, но не половые цветы, с французскими духами. Всякие женские, мало престижные дела сделай с рыцарским достоинством и терпением. Когда стемнеет, в спальной комнате зажги ярко-красное, раздражающее, как судебная повестка, освещение. Включи испанскую, или мексиканскую огненную музыку, бросающую в дрожь, словно гром небесный, и пьянящую, как староколхидский мёд. Глотками, а не залпом с женой вылакай бутылку шампанского, надеюсь слышишь!

— Слышу и пишу, потом дам прочесть, боюсь пропустить нюансы…

— Да, кофе бразильский молотый своими руками, покурите сигаретку, по-братски пополам. Когда у неё зарумянятся щечки, подари горячий поцелуй, голливудский или французский, дело вкуса. Раздень медленно сверху донизу, помажь косметическим, душисто-ароматным кремом снизу доверху. Про эрогенные зоны хоть представление имеешь?

— Нет.

— Это те места, прикосновение к которым вызывает сильное сексуальное возбуждение, к примеру, грудь, пах, клитор…

— Клитор — что такое?

— Я не Авиценна, всё растолковать не смогу, бестолковый, жена объяснит и покажет, с такими знаниями и девочек как создал и то удивительно!

— Хватит меня журить и так вне себя, дальше, дальше что!

— Приласкай, тонко бархатисто, проникновенно, доведи до самозабвения, позови меня — я тут как тут, помоги скинуть штаны, удались, и если через девять месяцев не будешь иметь наследника, вонзи мне кинжал в задницу!!!

Ненадёжная опора

Олимпиада, этот высочайший праздник спорта, как известно, проводится в високосный год, один раз в четыре года. Каждый человек рождается в единственный, неповторимый раз и этот праздник, по возможности, отмечает.

Один из немногих наших братьев вылез из детородного органа двадцать девятого февраля, и это редкое событие празднует один раз в четыре года с олимпийской помпезностью и великолепием. Настал день, пробил Адмиральский час — и он пригласил нас. Женатые явились с женами, а холостые — с украшающими их любовницами- спутницами. Со мной была моя красотка, неразлучная подруга- членопоклонница.

Тамада витиевато провозгласил здравицу за мир и олимпийское спокойствие. Потом благословил родившегося один раз в четыре года, сам жидкоумный пожелал ему сгущенного, как молоко, ума:

— Лучше взгромоздиться на три буквы, усевшись на них, чем пьяным за руль, на свет дважды не проявляются.

— Я того маму-блудницу… кто на этот многогрешный свет во второй раз прийти захочет! Цирков и зоопарков и в потусторонней жизни, надеюсь, полно будет.

Наученный уму-разуму юбиляр взял гитару. Его жена впилась в него вспученными, как влагалище, глазами в ожидании чарующей музыки и впечатляющих слов.

«На член нитки не мотай, это не катушка,

И задницу не давай, это не игрушка…»

Разочарованная супруга от нахальности чуть ли не харкнула на пол.

Тамада нетрадиционно- экстраординарными тостами пытался вернуть к себе улетучившееся вдаль наше внимание:

— Всякий мужчина взваливает на свои плечи всю тяжесть вынужденной страды трахания родной супруги. Давайте выпьем за ту женщину, в воображении, что голой представится, в постели возбудит желание и вынудит жену «пилить».

— Выпьем за такой грот, в который ступишь бедным, многострадальным, длиннобородым, как Нептун Эдмондом Дантесом и покинешь его графом Эдмонд Де Монте-Кристо!»

— Э-эх! Где в жизни такой грот…

— Меж женских промежностей, зевака, да и только.

— Из этой пещеры-полости я не раз вместо бриллиантов и жемчужин гной удалял. И всё-таки да здравствует мужской орган в женской и вместе с ними родопродолжение!

Длинный, точно тёщин язык, звонок в дверь прервал, словно Венецианско-турецкое перемирие, наше неплохое веселье. Как колбаса в рот всунулся в кампанию зрелый, хмурый мужчина — запоздалый и как потом выяснилось, незваный гость, со шрамом на физиономии. Сра.. Сразу стало заметно, что хозяевам он был не ко двору, не по душе.

— Кто это резное с древнегрузинским орнаментом чудовище?

— Сосед, отсидел пятилетку, резанул кого-то.

— Какого склада ума?

— До кутузки слыл дерьмом подслащенным, теперь, наверное, с перцем или с хреном.

Провидение подало мне милостыню. Вышедшего из тюрьмы, с поистертой от сидения задницей урода оштрафовали полулитровым сосудом вина и усадили напротив меня. Незваный, казалось, пару минут мысленно витал по местам боевой славы, потом локтями уперся в стол, очень удобный для нокаута подбородок лукаво погрузил в жирную ладонь, словно кукушка своё яйцо в сено чужого гнезда. Мужчина на то и мужчина, что нередко старается засеять своими семенами чужой огороженный проволокой огород, не считаясь ни с чем.

Мои опасения оказались небеспочвенными. Маложелательному, как шило в заду, гостью, видно, приглянулась моя подруга, и тупым миросозерцательным взглядом взял её на мушку. Нами овладело предвоенное настроение.

— Он не осмелится, нас достаточно.

— Кто знает.

— Буйства надо остерегаться, но если, что, позвоню, приведу целую ораву блатных и вытурим его на ху… На худой конец, но пока посмотрим, что за фрукт!

Выпили за здоровье неприязненного, противного противника и ухом не повёл. Одним словом, положение было ху… хуже горькой редьки и я ускорил счастливую развязку:

— Милейший, проявите милосердие, соблаговолите ответить, который час?

Недолго, но для меня подобно вечности, держался, словно старая недвижимость против землетрясения, потом шевельнулся, видимо, просьбу принял близко к сердцу, повернул мохнатое запястье с часами, потряс ненадежной опорой и зарылся мордой во вкуснейший ореховый соус с цыпленком. Захрапел и будто насос-членосос, одной ноздрей всасывал, а другой выплёскивал им же оскверненную подливку, пока его не вынесли, как сраженного гладиатора с арены Колизея.

Моча и пиво

Человек грешен, тем более мужчина. Я всю сознательную жизнь сознательно или несознательно изменял своему сердцу, словно жене, и однажды оно изменило мне, как родине. Таким образом, оказался я в отделении неотложной терапии и пока язык не проглотил, звал врачей, вместе со священником.

Медики постарались и в конце концов, как кошелек вырвали мою жизнь из рук жадной смерти. Это было первое славное везение. Вторая и немаловажная удача состояла в том, что моим ближайшим соседом и боевым соратником в войне с недугом оказался Михаил, народный артист, человек средних лет. Такой же обаятельный, как и популярный. Общее горе или нужда нередко строит мост побратимства, и мы подружились вплоть до панибратства.

— Что с тобой случилось? С таким молодым, невинным?

— Неправильное правило богемно-бродячей жизни. А с вами, батоно Миша?

— Неслыханно-сногсшибательное правило игры по два спектакля в день подряд.

— По два, это как?

— Первый неминуемый, как членский взнос, спектакль заканчивается примерно в десять вечера, потом снятие грима, дальше переодевание; на это уходит пол часика. В итоге, как убийца в тоге, нас ожидают гостеприимные, хорошо отдохнувшие зрители- бездельники, как резину тянут к себе домой и до сизого рассвета непринужденно вынуждают пить, играть и играть многообразные роли, от королей до шутов. К одиннадцати дня — репетиция-инквизиция… А сердце у мужика, в отличии от сперму вырабатывающих яиц, одно единственно-неповторимое. Так-то вот…

Многое пережили за месяц в палате лечения-заточения. Еду-провиант, лекарства, боли и шутки, одним словом всё, кроме постели, по-дружески делили. Кровь и то пролили для плохо проанализированных анализов.

Кровь кровью, но даже мочу не оставляли на чёрный день. Каждый божий день сами себя словно коров доили и сдавали, как отступавшие захватчики — города.

Любителей-посетителей у обоих было достаточно, выше пояса и в один непраздничный вечер к служителю искусства пришла миловидно-милосердная «барышня-баронесса», оставляющая неизгладимое впечатление поклонницы — сексусклонницы. Я, естественно, не торжественно вышел, дабы дать им возможность интимно-интуитивной беседы и флиртования- мурлыканья. Вопреки ожиданиям, к моему удивлению, артист погнался за мной и шепнул в вымыто-подмытое ухо:

— Не оставляй в беде, авось, любовница поскорей уйдет… Упаси боже, жена-мегера нагрянет…

Повернули обратно, как дошедший до края света Марко-Поло.

— Госпожа Лонда, это — утонченный, деликатный молодой человек, и потому оставил нас тет-а-тет, но он осужден-обречен на строгий лежачий режим.

Не жена, а наш не совсем личный врач налетел, как коршун, осмотрел и ответы вчерашних анализов доложил, словно ниже по чину офицер.

На следующий праздный, праздничный для актеров в выходной полдень пожаловала целая труппа, с обильным гостинцем на руках. Торжествовали будто первую в жизни премьеру с премией.

— Пусть властитель небес так вас не накажет, чтоб вино предпочли женщинам и воду –винам!

— Весьма признателен, батоно.

— А ниже пояса как ваши добрые дела? О чем гласят анализы мочи?!

— Не утруждайтесь, коллега, половые органы у нас страстно-боевые, а моча целомудро -не обесчещенная.

— Хорошо, лучше не бывает!.

— Тебе поручаю, юноша, не очень белый принц, напомни, — эту бутылку пива собой брать, утром понадобится.

— Обязываюсь, сударь.

Гость напрасно поверил мне на слово. Бесценно-бесплатный пир-концерт настолько меня увлёк, что не до пива было. Бутылка осталась в палате и в дальнейшем сыграла неповторимую, неактёрскую роль.

Поздним утром нас разбудили, кровь высосали и пожелали незабвения сдачи мочи на анализ.

— Батоно Михаил, трудно поверить, что наши лаборантки — «талантки» душисто-ароматную мочу сотен больных ежедневно анализируют, притом с усердием муравья!

— Хох! Это в самом деле сомнительно, но не будем нетерпеливыми, как и Буриданов ослами. Отелло допустил губительную ошибку, не стоит оказаться в подобном положении. Хотя, истина должна быть установлена, но загадка в том, как?!

— Вы — корифей сцены, я карабкаюсь по опасному склону науки. Это пиво нам послало провидение. Между ним и мочой большое внешнее сходство…

— Молодец, сколько у тебя открытий, умник мой?!

— Нисколько.

— Это будет первое и неизгладимо останется в истории больницы!

Грандиозный замысел воплотили в вещественном образе. Бутылку немедленно обезглавили, как несчастного Робеспьера, и в соответствующие фамильные банки фамильярно пивом помочились.

— Надо было на вкус попробовать.

— Нечего аппетит раздражать, мои комедианты второстепенного не употребляют.

Пожали друг другу десницы и пожелали благополучного завершения векового эксперимента.

Настал решающий день и час. Зашел белоснежный, как Снегурочка, врач в очках Айболита и с папкой бумаг в руках. Сел на стул возле генерального больного и стал рассматривать ласковым взглядом.

— Сегодня вам снимут кардиограмму, дела идут на поправку.

— Меня результаты анализов интересуют!

— Анализ крови хороший, в моче лейкоциты чуть повышены…

— Я такой медицины маму… Откуда в пиве лейкоцитам взяться?!!

Доктор «Айкакболит» вздрогнул, точно ошпаренный мочой и очки обронил в увесистую деловую папку.

— Что происходит, батоно Михаил?

Что происходило и что уже произошло я по частям выложил на стол, подобно последним безвозвратно проигранным деньгам.

Доктор обманутых наук вскочил, выбежал в коридор и завопил, как лось, ищущий должную подругу и справедливость:

— Ах, этих лаборанток-уток — проституток мам…!!!

Бочар — властелин района

Друзья есть у каждого человека, кроме уединенных аскетов, особо одаренных черствых эгоистов и лишь на жен вознадеевшихся мужей. С первыми двумя категориями всё ясно, а с мужьями, существующими на иждивении жен — не совсем, но если вдуматься: жена не может быть другом, ибо разве друзей трахают?

Хочу уважаемому читателю представить своего друга Бориса, чья недолгая (пока), полная приключений жизнь окаймлена смехоуморительным, а не смехотворным юмором.

Однажды преподнес он мне, как утренний кофе, преприятное известие:

— Завтра день рождения Мирона, должны уважить, как вожака племени.

— Мирона? Такого среди твоих не припоминаю.

— Мой старший зять, директор винного завода в Рача*.

— Неудобно мне как-то, посторонний все-таки.

— Неудобно и позорно, даже пригвожден к позорному столбу тот, чьи дети на соседа похожи… один к одному и один за другим…

— Кто еще едет?

— Мой папаша- разгуляша…

— Значит, будем развлекаться, как в балагане.

— Даю пожизненную гарантию!

Утром вскочили раньше голландских петухов и засуетились как при красном петухе. Борис помыл машину- антикварно-древнегрузинского экземпляра, проверил тормоза и пригласил отца, точно сотворенный грех своего творца.

— На заднее посадим, будет прислушиваться, как зову сердца, но мало что поймет.

Аверкий вышел с немеркнущим блеском, словно остепенившийся после отчаянного гусарства дворянин, с самшитовой тростью в левой руке. Палка была не декором-безделушкой, а настоящей опорой в забеременевшей от шальной молодости жизни.

Двинулись с большими надеждами, как знаменитый «Титаник» в свой первый и последний путь. Боря включил музыку и поставил на такую «золотую середину», что его родоначальник не мог толком насладиться ни разговором, ни музыкой. Мелодично-гармоническую тишину нарушил я:

— У твоего зятя, наверное, отборные, старые вина.

— Конечно, и несомненно.

— В Чавчавадзевском имении в Цинандали* хранятся двухсотлетние вина, на его юбилее дегустировали столетнее и получило высочайшую оценку. Интересно, сколько держится в погребах это добро, изрядно тысячелетнее мировое изобретение?

— От семьи и его хозяина и качества зависит.

— Непонятно, растолкуй!

— Если никого не угостишь, будет держаться веками, как китайская стена, или Византия. Вино, смастерившее этим моим ближайшим предком, стоит, как член рыцарского ордера перед сражением и лежит, как после него. До января месяца бродит, кипит, в процессе становления, не дотронешься, а после января- уксус и попробуй выпить, задохнешься. От него гибнут даже комарики алкоголики, для настоящего вина рожденные…

— Натуральное вино дешевле обходится, сахар дорогой и в таком количестве достать нелегко.

— Сахар у моего создателя даже в крови выше нормы. Меня поражает откуда у горького дерьмоеда сладкий диабет.

— У него же нога не в порядке, мягко говоря.

— И что?

— К концу октября раздобуду путёвку на курорт со всецелительными ваннами и подарю безвозмездно.

— Скажешь тоже, целебные ванны лечат всякие радикулиты, остеохондрозы, а не мозги и совесть.

— Рача — горный район в Грузии.

— Село в Грузии

— На целых двадцать дней отделаемся, или отделимся от него, как церковь от государства и вино сами сделаем. Так будет лучше, а то отравит и заморит нас, как крыс, понял?

— Что тут понимать, это то, что надо, обнадежил, вечным должником буду…

— Слыхал, будто усадьбу продаёте деревенскую, не жалко разве? Родовая все-таки.

— Ты- брат мой и скажу: поехал туда этот мочепиица, притворился больным, будто сердце прихватило, позвал соседку, запер дверь, пороху хватило и схватил её. Хорошая игра словами, но мне не до игры. Захочется папочке женщин, море по колено, вернее по три буквы и ловит их в мутной воде, но на этот раз сорвалась золотая рыбка… Там больше нам не показаться, стыд и с рам. Он и есть воскрешенный медный лоб- Распутин с бешеным, стальным членом.

— Ладно уж, все мы-мужики грешные, не обращай внимания.

— Если б твой отец «отважился» на подобное, мне было б, конечно, до лампочки.

Тут я красноречиво промолчал, ибо комментарии были излишни, как презерватив для евнухов.

Дорога была отнюдь не утомительной — слабительной. Не обошлось без невесёлого злоключения и весёлого приключения. На каком-то не досчитанном километре спустилось не пятое колесо в телеге, а самое первое и чуть не перевернулись. Сняли, заменили резиновую камеру и начали дуть и раздувать, устали мы с другом и задал я естественный вопрос:

— Может, хватит? Давление небезопасная штука…

— Манометра нет, но вижу до кондиции далеко, пригласим подкрепление. Папа, помоги, чуть-чуть и всё!

Вышел Аверкий, отложил трость, снял фрак, руками уперся в горизонтальную рукоятку насоса формы длинного цилиндра и начал качать, словно плачущего младенца. Дул как мог, но с течением времени устал и сам надулся.

Вдруг запахло чем-то мерзким и отвратительным. Боря, испугавшись, что хозяин нагадит в собственные штаны, завопил:

— Хватит, папаша, воздуху в камере настолько тесно, что через твою прямую кишку наружу вылезает!

В не в конечном итоге колесо поставили обратно и погнали вовсю.

Доехали: приветствия, поздравления, наилучшие пожелания, возобновление старых знакомств зарождение новых, осмотр винных погребов и дегустация «Хванчкары»*. Потом Аверкий пожелал отдохнуть. Ему безоговорочно предоставили эту возможность, причем в лучших условиях.

Накрыли длинный, шикарный стол. На белоснежной скатерти щеголяли разноцветные блюда, словно невесты, засидевшие в девках. Колокольный звон, оповещающий о начале крупномасштабного Лукуллого пира, задерживало опоздание первого секретаря райкома, но поступило благоприятно- многообещающее донесение: «Приступайте, я скоро присоединюсь».

_____ * Сорт грузинского красного вина

Борис Аверкиевич времени, как и денег, легкомысленно не транжирит и, слегка подтолкнув меня локтем и, целясь указательным пальцем, как ружьем в одного детину, спросил:

— Каков мужик, ничего?

— Про содержание промолчу, а по форме настоящий, крепко и торчком стоящий рачинский князь.

— Рабочий завода, вернее, бочар, давай моему папаше выдадим- продадим за долгожданного секретаря райкома, давно мечтает с ним познакомиться. Как венецианский ростовщик во всем выгоду ищет.

— Благословляю тебя на ратный подвиг. Моя хата с краю. Дело скользкое…

Борисово высокоценящее, целеустремленное внимание не осталось незамеченным и Аверкий подозвал преемника:

— Кто таков?

— Как кто, секретарь, которого заждались, ты что телевизор не смотришь?

— Сейчас же представь меня!

— Вроде бы неловко, не торопись, никуда не убежит. Он же –рачинец, а они — неповоротливые байбаки.

Мы с Борисом уселись, для бочара уготовили место подле нас. И он, похлопотав по хозяйству, опустился на стул, крадучись приглядываясь к присутствующей публике.

Аверкию отвели почетное место рядом с тамадой. Он страдал муками Тантала, ибо от «властелина района» отделяло приличное расстояние.

Тамада — заведующий отделом культуры возник как наболевший, нерешенный вопрос и первым тостом дал начало великому событию.

Некоторое, неопределенное время царила военная субординация и дисциплина, но вино, как восточный феодал, всегда берёт должное, даже мужские головы. Разнузданность вероломно свергла царицу — дисциплину. Аверкий, державший порох сухим, начал двигаться, совершая небесхитростный, давно задуманный маневр. С извинениями, шаркая ногами, с тростю в руке протиснулся к «секретарю — повелителю». Бочар был на седьмом небе, даже высокомерно оглядывался, потчуя высокого гостя. А этот отвечал взаимностью безотказного любовника, но страсть старого хрена к молодому хрену закончилась хреново.

Нежданно-негаданно тамада повёл помутневшим взором, выискал «секретаря райкома» и набросился на него, точно выше хорошо стоящий какой-то орган:

— Эй, Тарашка, чего расселся, как Меньшиков возле Петра Первого, марш за вином, кувшины опустели!

Аверкйи ошалел, повернулся к сыну, поднял трость, как протестующий парижский коммунар, замахнулся ею, словно саблей и:

— Ах, ты, ублюдок, я твою маму!!.

Автор: Бездарь Бумагомарателов

Плачевно- комическая пьеса

Участвуют:

Никанор — мой дядя

Ванда — его жена

Вилен — брат Ванды, врач- сексопатолог

Герасим — двоюродный брат Ванды и Вилена

Цецилия — Герасима жена

Я — в расцвете шальной молодости

А также: сациви, жареный поросенок, шашлык, хачапури, кахетинское вино, тарелки, ножи и вилки…

(Сцена разыгрывается в доме дяди на его именинах. Тамада — Вилен)

Вилен (обращаясь к Никанору): Этим небольшим сосудом и с большим воодушевлением пью за твоё здоровье, наш талантливый и великодушный человек, окруживший попечением всю нашу родню. Желаю крепкого, как толстостенная крепость здоровья, чтобы я, как врач, никогда тебе не понадобился, а в сражениях с Бахусом за праздничным столом надейся на меня, словно Наполеон на свою старую гвардию: до Ватерлоо еще далеко, вперёд, брат мой Да, чуть не забыл главного, живи беспечально до того дня, пока жена, сестра моя, скажет: «Не приноси домой столько денег, хватит гоняться за проклятым серебром!»

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.