Бесплатный фрагмент - Хельга

КНИГА «ХЕЛЬГА»
ПОСВЯЩАЕТСЯ ПАМЯТИ
МУЖА, ЕДУТОВА АЛЕКСЕЯ
ВАСИЛЬЕВИЧА, ЗАСЛУЖЕННОГО
ЭНЕРГЕТИКА РОССИИ, НЕЖНО ЛЮБИВШЕГО
ДОЧЕРЕЙ, ВНУКА. ПАМЯТИ БЕЗМЕРНО
ДОРОГО, НАДЁЖНОГО
СПУТНИКА НАШЕЙ
ЖИЗНИ НА ПРОТЯЖЕНИИ
ПЯТИДЕСЯТИ
СОВМЕСТНЫХ
СЧАСТЛИВЫХ ЛЕТ

Пролог

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет мелкой.

Миска — плоской, через край — и мимо —

В землю чёрную питать тростник.

Невозвратно, неостановимо,

Невосстановимо хлещет стих.

Марина Цветаева,

Вопреки настроению, настрою, состоянию души и тела внутренний цербер вытаскивает тебя из состояния дрёмы и бездействия и заставляет конструировать книгу из новых стихов, «хроникеров» эмоций и событий. Новые перемежаются со старыми, если написанные ранее, кажутся современными и своевременными. В сознании всё чаще всплывают образы прошлого, и оно видится и ощущается так, как будто — ты находишься там, в былом. И это погружение дарит реальные картины, чёткие и радостные, заставляет садиться за рабочий стол и озвучивать немые, но тем не менее яркие воспоминания, наполненные музыкой виртуозного тапёра, создающего импровизации, всё больше и больше совпадающие с вибрациями настроений тех лет. По рождённому мыслью сценарию создаётся кино моей жизни. И день сегодняшний наполняется смыслом. Плывёт по сегодняшнему пространству любовь, полученная за жизнь от близких, дорогих людей. Стирается из памяти мелкое и пустяшное. И всё более ранит невозвратимость ушедших моментов, невозможность попросить прощения и сказать любимым спасибо за то, что были… И вот это — были, были не укладывается в звучащую сюиту прошлого.

И пытаешься написать, записать и ещё раз осмыслить — «любовь разлита по земле». Но как, сохранить её в мире? Хотя бы в мире близких и дорогих, любящих и любимых. Большое искусство не столь наивно, на то оно и Большое, но даже оно не знает ответ на этот, скорее риторический вопрос. Малая книга, это просто хронология маленькой жизни. «НАПИШИ КНИГУ, ЧТОБЫ ОДОЛЕТЬ БОЛЬ СЕРДЦА, ЕГО СТОН» РУПИ КАУР. И я решила написать книгу после очень значимой, трагичной потери. Потери, которая изменила мое мироощущение, мою жизнь. Вместо Мы появляется Я. Я было и раньше. Но это новое Я — тихое, молчаливое, бестелесное, Я конструирую книгу. Она, менее, чем дневник, зарисовка, — несколько штрихов жизненного пути. Надеюсь, что её пролистают мои дети. И им захочется ещё раз прочитать об отце, а когда уйду я, и обо мне. Прочитать и оживить в памяти воспоминания.

КАЖДЫЙ В МИРЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ

Я согласна — всё проходит: Боль. Любовь. Невзгоды. Радость.

---

Всё проходит. Я согласна.

Ведь взамен идут за этим, те же — Боль. Любовь и Радость.

Всё прекрасно!

Но подумать даже страшно, что ещё должно случиться…

Всё уходит: Всё — Любовь. Надежда. Радость.

Всё уходит безвозвратно — Солнце. Дождь. Весна и Ветер.

Даже очень сильный ветер — всё уходит безвозвратно…

Не согласна!

Быть не может, что Любовь. Весна. Надежда,

вдруг, исчезнут навсегда. Навсегда для человека.

Может быть? Я не согласна!

Каждый в мире должен быть!

Внуку

Всё, что случается на свете — связующая нить веков.

Из будущих тысячелетий летят сюжеты вещих снов.

Из прошлого через меня проходит леска из нейронов.

От неофитов и Неронов  идёт в грядущее семья.

Всё, что случается на свете —

                                 настойчивый  вселенский зов.

Из будущих тысячелетий глядят глаза моих сынов.

Не познаны, не уловимы, но помыслы их высоки.

Искатели и пилигримы, мыслители и чудаки,

те отпрыски, через столетья, каков их взгляд, каков их быт?

Общительны, иль нелюдимы, каков язык их, рост и вид.

Мой внук, мальчишка и мужчина, как мал отпущенный мне срок.

Коснемся вскользь, неуловима энигма будущих дорог.

Прими из прошлого заклятье: — дойти до заданных высот.

Мы называли это счастьем. Зовёт тебя Бог Белобог.

Во след мой взгляд, твой путь начертан

сквозь сто миров, сквозь сто веков.

Из ста дорог — прямая к Раю, из всех высот — Бог Белобог.

Мой путь земной уже исчерпан. Случился через сто дорог.

Мой внук, иди, маршрут начертан. Храни тебя, Бог                                                                                          Белобог.

Бог Белобог — носитель Света и Удачи, Чистоты и Истины. Все, кто к нему обращаются, получают благо, счастье, успех в делах. Бог мира и добра.

Алексей

Коротко

Алексей родился в деревне Зверевка, расположенной в некогда Самарской губернии. Около деревни находится Родник «Сердаш», что в переводе с татарского языка означает «Сердечный друг». Привожу историческую справку.«6 декабря 1850 года вышел Указ императора Николая I об образовании с 1 января 1851 года Самарской губернии. В ее состав вошли 7 уездов: Бугульминский, Бугурусланский, Бузулукский, два уезда Саратовской губернии (Николаевский, Новоузенский), и два уезда Симбирской губернии (Ставропольский и Самарский, включивший часть Сызранского уезда». Так что я в Самаре родилась ровно через 100 лет от создания Самарской губернии. 27 мая 1920 г. по Декрету ВЦИК была образована Автономная Татарская Социалистическая Советская республика. Из Самарской губернии в её состав передали 16 волостей. Зверевка стала числится в составе Азнакаевского района республики Татарстан Бугульминского уезда. Так семья Алексея стала достоянием ТАССР. Но изначально предки моего мужа жили в Черниговской губернии. Семьи Едутовых, как правило многодетные. Чтобы обеспечить благополучие семьи необходимо много трудиться. В начале 20 ого века три брата Данила, Филипп и Митрофан отправились из Черниговской губернии на восток станы в поисках свободной земли. Трудиться мужики умели и были уверены в том, что если будет земля, то и дом построят, и поля засеют. Так и случилась, остановились у небольшой речки недалеко от Актюбы, где уже было несколько домов. Всего в 1900 году в Зверевке было 4 избы. Было ли название у этого поселения ранее или назвали его так переселенцы не знаю, но в свидетельстве о рождении мужа, оно значилась, как Зверевка. Ну так вот, сложили на берегу речки три сруба добротных, завели хозяйство, посадили берёзки, кусты сирени, нарожали детей, вырастили их. У Василия Даниловича и его жены Прасковьи родился мой будущий муж Алексей, ещё пять мальчишек и две девчушки. Итак, Алексей Васильевич, счастливый обладатель пяти братьев и двух сестёр. А деревня Зверевка созвучна моей девичей фамилии — Зверева. Можно было поискать общие корни, но мой дед из куровских. Родился в поселении Куровское Московской губернии, переехал в Самарскую губернию осваивать Поволжские степи по зову партии. Уже после свадьбы, когда мы поехали в гости к семье мужа и братьям, переехавшим к тому времени в село Актюба ТАССР, и по традиции они решили посетить места своего детства, я услышала это название.

Едутов Василий Данилович, отец моего мужа Едутова Алексея, воевал в Финской войне и в Великой Отечественной. Был ранен, к счастью вернулся живым. Едутов Митрофан Данилович, младший брат Василия, которому было всего 20 лет — погиб 3 августа 1944 года и похоронен в Литовской республике.

Каждая война несёт невосполнимые потери и страдания. Служили и погибали в Афганской, Чеченской войнах дети моих троюродных братьев и друзей.

Студенческая жизнь

Куйбышевский политехнический институт. Электротехнический факультет. Электрические сети. Восхождение к специальности строителя ЛЭП началось сразу после первого курса. В институте Алексей с первых дней зарекомендовал себя деятельным, ответственным, умеющем работать и руководить коллективом. После первого курса деканат назначил Алексея командиром студенческого отряда, доверив ответственное дело, с которым он прекрасно справился. А после второго набрал в отряд парней из моего потока. Я поступила в КПТИ на год позже на тот же факультет, но на другую специальность.

В отряде парни наших групп строили ЛЭП в Куйбышевской области. Прошло более пятидесяти лет с того времени, но помнится многое: и имена однокурсников, и их лица, и многие фразы, и не только однокурсников, но и преподавателей, и многих, многих, кто пересекался со мной за пять лет учёбы на пространстве — студенческая жизнь и все, и всё.

На последнем курсе мы писали диплом. Летом 1973 года на июнь у меня была намечена защита проекта. Свободного времени было много. Практика на заводе 4 ГПЗ времени не отнимала совсем. В таком режиме свободы удалось в феврале съездить в альплагерь «Алибек», расположенный на Кавказе в красивейшем горном районе «Домбай». Зимой в «Алибеке» собирались альпинисты, которые катались на горных лыжах. Новичков обучали инструктора. Считалось, что альпинисты должны кататься на горных лыжах, в каждой секции альпинизма проводилось двоеборье: беговые лыжи и горные. И инструкторами по горным лыжам были, порой, альпинисты.

О том, как мы проводили время в лагере я пишу в главе — альпинизм.

А сейчас остановлюсь на моём письме Алексею, которое напоминает о некоторых страницах досуга граждан Советского Союза, который предлагала нам культурная Россия.

«Здравствуй, Лёшка».

Письма от тебя проходят, как всегда, дней через 10. Не удивительно, Калинин — центр цивилизации, потому почта загружена корреспонденцией. Пишу тебе сама.

Я ни чем дельным не занимаюсь, а надо бы. В худшем случае хотя бы дипломом. Через неделю нужно сдавать отчёт по практике, но писать не о чем. Нет бумаги, друзья пытаются мне её одолжить. Но жаль тратить эту драгоценность на отчёт по практике. Завтра возьму у Татьяны Хлебниковой. Он не может смириться с мыслью, что мой отчёт не готов.

В «Старте» идёт фильм» Фантомас» в трёх сериях. В городе ажиотаж и билетов нет. Во Дворце спорта в очереди за билетами убили женщину. В «Старте» без жертв, но билет пока взять не удаётся. Дальше «Старта» не хожу, лечусь от простуды и осложнений. Даже на лыжах в воскресенье не каталась. 1 февраля конец практики, 2 марта в секции свадьба, а 9 марта у Наташи Хованской и у Пшеничникова.

Наши милые товарищи совсем недавно сообщили нам об этом важном событии, теперь придётся выбирать к кому пойти. Это сенсация — группа раскалывается на две половинки. Я иду к Пшеничникову Александру, он мой очень близкий друг с момента вступительных экзаменов в институт…».

Пропускаю мои рассуждения о картинах Репина И прочих рассуждениях о культуре и книгах. Дальше пишу то, что постскриптум.

P. S. (Нашу свадьбу планируем на 27 апреля. Страстная пятница. Маму отговаривают её приятели, но, учитывая твои выходные, роспись проведём в пятницу, а само торжество в воскресенье 29 апреля. на сам день Пасхи. Весна, и хотя ещё до события более 2/х месяцев, даже маме договориться в ЗАГСЕ на более раннее время не удастся.

Мне нужно на майские участвовать в первенстве Поволжья по скалолазанию. Если свадьбу назначить на 4, 5 мая, придется пропустить первенство, а так 1 ого получится уехать на Верблюд. А что думаешь ты? Пиши. До свидания. Ольга».

Мой альпинизм

Я занималась в Куйбышевской секции альпинизма «Буревестник». Попала в неё случайно. Объявление на стенде института зазывало романтиков, желающих окунуться в атмосферу дружбы и спортивных походов, романтику вечерних вечеров с гитарой у костра. Сами спортивные походы мало интересовали. Хотелось приобрести побольше новых друзей. Конечно, куда интереснее было бы записаться в актёрскую группу легендарного СТЕМА, очень популярного в КПТИ. Я в школе вела КВНы, была секретарем комитета ВЛКСМ, но тем не менее считала, что для участника СТЕМА необходима некая избранность, отличающая его от обычных людей. Всегда считала себя обычным человеком, не наделенным актерским талантом и харизмой, привлекающей зрителей. Как показала дальнейшая жизнь, талантом чтеца, тонко чувствующего поэзию, я была одарена сполна. Не даром читала стихи на всех школьных вечерах и даже озвучивала текст для короткометражного художественного фильма.

На стадион «Буревестник», где базировалась секция альпинизма со своей подругой Ниной Воробьёвой мы пришли к назначенному времени. Организационное собрание проводил Женька Лихота, весёлый шутник, увлечённо рассказывающий о неоспоримых преимуществах альпинизма (позднее, конечно, нас связала симпатия, не переросшая в любовь просто потому что я не успевала за своими влюбленностями. Они менялись, увлекали, затягивали, и не было времени довести всё до логического конца. Потом выяснилось, что живет Женька рядом со мной, а наши мамы заведуют отделениями больницы, принадлежащей п/я 76, мама моя — родильном на 2 этаже, Женькина — неврологией на третьем. Мы же в секции не рассказывали о своих родителях. Уже потом мне рассказал об этом лучший друг Женьки, врач Олег Храмов, увлекшийся мной на сборах в Заилийском Алатау, когда приехал в Москву работать анестезиологом в род. дом, где руководила моя мама. С ним я встретилась случайно в московском метро. О многих таких случайных переплетениях событий, затрагивающих нас, мы не знаем из за стремительного ритма жизни. Итак, продолжу. Мы с Ниной написали заявление о приёме в секцию и решили попробовать себя в этом спорте. Начались тренировки, теоретические занятия по технике, необходимой спортсменам для прохождения маршрутов. В мае предполагалась поездка в горы Памиро-Алая, где проходила майская альпиниада. Нину не отпустили родители. Моя мама легко согласилась на то, что майскую стипендию я могу потратить на поездку. Организаторы включили меня в список участников, выдали специальные ботинки с триконями, необходимые для передвижения на горных маршрутах, кошки и штормовку.

Поездка в Ташкент — незабываемый опыт встречи с горами и всем, что неизменно присутствует в жизни спортсменов альпинистов.

В горах Памиро — Алая группа новичков совершила восхождение на Чимган. Мне вручили значок «Альпинист СССР». Так альпинизм вошёл в моё сердце и стал любовью на четыре года студенческой жизни.

Но тяга к новым маршрутам не затмила другие желания. Поездке в горы летом, я предпочла маршрут к морю, куда после первого курса, заманила меня Таня Хлебникова, однокурсница с который мы познакомились на одной из лекций, проводимой для всего потока Электротехнического факультета КПТИ. Таня училась на «Электрических станциях». Я увидела её в аудитории, поднимающейся по лестнице лекционного зала, выискивающей знакомые лица, чтобы провести время на лекции с пользой, что означало: обсудить новости, друзей и наметить планы на вечер дня. Она была в ярком коротком платье. Длинные загорелые ноги — неотъемлемая часть образа, завершала штрих прекрасная стрижка, светлые волосы, стильный макияж. Этому образу она следует по сегодняшний день, прошло 55 лет с момента нашего знакомства, а причёска Татьяны почти не изменилась, правда сама она вместо длинноногой стремительной косули, приобрела статную фигуру бизнес леди. А тогда привлекательную девушку я не могла оставить без внимания и тут же пригласила сесть рядом со мной. Моя интуиция не обманула, мы весело с пользой проболтали всю лекцию. Оказывается она давно выделила меня из толпы, но не решалась подойти, так как я всегда была окружена толпой друзей и выглядела неприступной и очень уверенной в себе, полная внутренняя свобода и уверенность в собственной индивидуальности присутствовала в моём облике все студенческие годы. Татьяна очень редко обременяла свой образ макияжем и старалась быть не замеченной преподавателями, так как часто пропускала лекции. Лето провели прекрасно.

После третьего курса летом 1970 года мне посчастливилось попасть в студотряд, который отправлялся в Кулунду на Алтай. Это интересная трудовая веха в моей студенческой жизни. В отряд попали две девочки с моего потока, я и Нина Воробьева, отличница, с которой мы подружились по — настоящему, так, как дружили во времена нашей юности, преданно, искренне, на разрыв аорты. Кроме нас была ещё одна девушка с курса Алексея, жена парня, назначенного бригадиром Бийского участка линии электропередач.

Об этом событии расскажу подробнее, так как благодаря ему я познакомилась с Алексеем. Это была весна 1970 года. Шёл набор в студенческий отряд, который ехал на Алтай. Моя подруга, Нина Воробьёва, сказала, что было бы здорово отправиться на Алтай. Я уже занималась альпинизмом и, конечно, следовало бы поехать в альплагерь. Я оказалась перед сложным выбором. Отказать подруге было сложно. Но шанс попасть в отряд был небольшой, девушек не брали. В отряде прошлого года в Куйбышеве девушек не было вовсе. Кто — то подсказал, что обратиться лучше всего сразу к командиру отряда, это Алексей Едутов, и найти его можно в деканате нашего факультета. Сразу же пошли к деканату, в вестибюле перед входом стояли два парня, они склонились перед стенгазетой, которую сами и оформляли. Мы спросили: «Кто командир?» Отозвался высокий симпатичный парень. Когда мы изложили свою просьбу, безразличным тоном он обещал подумать, пристально оглядел нас и переключил внимание на газету. Я, привыкшая к безусловному вниманию со сторону парней, несколько удивилась, но не огорчилась, так как мне не понравился его голос, приглушённый, не окрашенный ярким тембром. Нина тоже не очень верила в успех нашего проекта: трудовое лето, Алтай, заработок, что так заманчиво рисовало воображение. Тем не менее, скоро мы увидели себя в списках студотрядовцев. Предстоящая сессия вытеснила все романтические думы о трудовом лете. На несколько дней, после успешно сданной сессии, я уехала в деревню к бабушке. Речи не было о том, чтобы перед отъездом не посетить своих бабушку и дедушку, у которых я окончила начальную школу и которые меня очень любили. Тем более, что 22 декабря 1969 года мой отец, их единственный сын, умер в 45 лет скоропостижно от инсульта. Это был удар для всех нас. После зимней сессии я была в Дубителе, чтобы навестить жену отца Надю и двоих маленьких сыновей, пяти и трёх лет. Ответственность перед родственниками и необходимость их поддержать осознавалась остро. Отъезд на два месяца я воспринимала, как подарок себе и испытывала чувство вины.

Но решение принято, и в начале июля мы получили куртки с эмблемой отряда, собрали рюкзаки и пришли на вокзал к назначенному времени. Поезд отправлялся в Новосибирск. В купе плацкартного вагона ехали с семьёй командира бригады с курса Алексея, его жена была третьей девушкой в отряде. С нашего факультета ехал одногруппник Нины, Олег Башуров. С ним я дружила с первых дней студенческой жизни. Мы были вместе на сборе урожая помидоров в совхозе Красный Кряж, расположенном на берегу реки Самары. Этому двухнедельному труду по сбору урожая двадцать первокурсников моих групп были обязаны моему натиску на деканат. Все восемь групп потока уехали на картошку. Нам, 1 и 2 группе, не хватило автобусов, заказанных деканатом для отправки в колхоз Коммунар. Я посчитала это несправедливым и долго возмущалась. От деканата поступило очень лестное, как им казалось, предложение, просто отдохнуть от трудного лета, посвящённого вступительным экзаменам. Я была непреклонна и успокоилась только после того, как ректор позвонил в совхоз Кряж и уговорил принять от института помощь в виде бригады первокурсников. Итак, продолжу рассказ про наш алтайский стройотряд. Кроме нас с Ниной и Олега, все остальные парни были с курса Алексея. Удивило то, что при таком тщательном отборе студентов, в числе утверждённых оказались очень симпатичные ребята из техникума. Дорога до Новосибирска заняла двое суток, скучать не пришлось, соседи по купе угощали огурцами с огорода, учили есть их с мёдом. Олег Башуров хорошо играл на гитаре и развлекал нас всю дорогу весёлыми песенками. Из Новосибирска летели самолетом до Бийска, из Бийска до села Локоть нас везли в грузовой, крытой брезентом машине. Алексей, как командир большого отряда, летел самолётом, чтобы иметь время и подготовить фронт работ для двух бригад, раздислоцированных в двух регионах Алтая.

Девушки отряда делали электропроводку в домах деревни, к которой подводили электричество. Парни ставили опоры, натягивали провода. Все стройотрядовцы дарили жителям электроэнергию, а посему пользовались их уважением. За день нам с Ниной удавалось установить розетки, выключатели и провести к ним провода в одном доме. Избы в алтайских деревнях большие: обязательно баня у речки, почти у каждого хозяина своя пасека. Количество «светоточек» в доме согласовывалось заранее, место их установки определялось хозяевами. Дня, когда мы начнём работать в их доме, хозяева ждали с нетерпением, готовились к нему основательно. И хотя мы питались в совхозной столовой, старались оставить у себя, накормить, напоить свежем мёдом и даже истопить для нас баню. Мы привыкли к этим проявлениям гостеприимства. В ответ легко соглашались поставить розеток больше, чем ранее запланировано, тем более, что приобретённые сноровка и скорость работы позволяли выполнить больший объём за световой день. Я начальную школу закончила сельскую, так как родители развелись и отправили меня жить к родителям отца. Работать нас приучали уже с первого класса на полях, на уборке урожая. Поэтому труд для меня был в радость. Сёла Поволжья и небольшие деревни очень отличаются от деревень Алтая. Семьи в них живут зажиточные, люди домовитые. В противовес расхлябанности поволжских мужиков, хозяева держатся за свой дом, время тратят разумно, стремятся всё улучшить, строят добротно, чтобы жить было удобно, да и потомкам досталось крепкое хозяйство.

Много интересного произошло за эти два месяца: размещение нас в каком — то немыслимом, заброшенном помещении в подвале которого всю ночь пищали полчища крыс, выползающих к стоящим на подоконниках банкам с креозотом (маслянистый продукт (дистиллят), получаемый сухой перегонкой каменноугольного дегтя, является лучшим антисептиком), предназначенном для пропитки деревянных опор электропередач.. Первые ночи мы не спали, нам казалось, что они будут бегать по нашим кроватям. Мы, едва заснув, вскакивали и начинали звать на помощь. Парни, размещенные в соседней комнате, с удовольствием сбегались к нам на помощь. Наконец, всё разрешилось. Мы работали, ходили в баню по чёрному или по белому, чтобы освоить все радости деревенской жизни. Я ежедневно выпивала по пол-литра свежего мёда, иногда после бани хозяева угощали нас медовухой, вечером сидели у костра и пели песни под гитару. Где-то в конце июля в отряд приехал Алексей. Он выделялся из всех ребят. Безусловно красивый, загорелый, немногословный. День был воскресный и мы с Володей Матвеевым, парнем из нашей бригады, с которым успели подружиться, собирались пойти на холмы за земляникой. Володя отвечал за лошадь, выделенную отряду для перевозки проводов, изоляторов и всего, что было необходимо для установки опор, их комплектации. Кроме этого возил парней к месту работу работы и ездил за провизией для отряда, если нужно было купить что-то дополнительно для столовой. Ходил Матвеев не спеша, уверенный в важности возложенной на него миссии снабженца. Говорили, что у него в городе есть девушка и он снисходительно относился ко всем нашим ухажёрам, взяв на себя роль опекуна. Оказалось, что Володя и Алексей друзья. Поэтому на холмы мы пошли вчетвером, я, Нина, Володя и Алексей. Увидев полянки, усыпанные лесной клубникой, Алексей оживился и стал рассказывать, что у него на родине такую клубнику называют ягода, собирают вёдрами и варят варенье. Уже потом, будучи его женой я убедилась в реальности этих рассказов. Все родственники, которые приезжали в Москву в гости привозили по шесть литров клубничного варенья. Все на его родине варили «ягоду». Москва отличалась от других регионов наличием дефицита. Мы посылали им апельсины, шоколадные конфеты, растворимый кофе. А они в лихие 90 присылали нам картошку, лук и варенье. Мама Алексея не забывала положить в ящик холщовый мешочек сушёного иван — чая и чабреца. Заваривать траву нам было некогда, наспех пили растворимый кофе и убегали по делам. Спустя 30 лет эти высушенные цветы всё еще хранятся у нас на даче в красивых баночках из под китайского чая. У меня рука не поднимается выбросить траву, собранную и бережно высушенную мамой моего мужа.

А в то лето мы собрали совсем немного ягод, больше разговаривали и просто гуляли. Вечером Алексей принёс мне свою куртку студотрядовца и попросил пришить к рукаву эмблему, чему я несказанно обрадовалась. Мне казалось, что это означает начало дружеских отношений. Я не успела вдеть нитку в иголку, как он вернулся, забрал куртку и сказал, что сделает это сам. Вот эту черту характера, делать всё самому, он сохранил на всю жизнь.

Утром следующего дня Алексей уехал в другую бригаду. В следующий раз мы встретились с ним на слёте студенческих отрядов осенью. Вечер проходил в ДК на проезде Масленникова. Было шумно, весело, Олег пришёл с Севкой, своим близким другом из МАИ. Севка играл в баскетбольной команде города, понравился мне с первого взгляда, когда я увидела его в числе провожавших Олега на картошку, куда мы не уехали. Но в совхозе Красный Кряж, Олег сказал, что Сева просил познакомить его со мной и очень настаивал на том, что я должна Севе назначить свидание. Какие силы заставили меня изобразить полное безразличие. Ведь, увидев его в тот сентябрьский день, я не поверила своим глазам — на меня смотрел парень моей мечты: высокий, очень стройный, в клетчатой рубашке, светловолосый симпатяга. Отказавшись от встречи, я потом все пять студенческих лет искала встречи с ним. И жизнь дарила эти встречи, сталкивала нас, приближала друг к другу, обдавала жаром, пугала неотвратимостью, и я, собрав все силы, вырывалась из магнитного поля взаимной симпатии и убегала вне куда, в тоску, в ожидание следующего подходящего момента. И вот опять он пришёл с Олегом на слёт, они были оба в костюмах и со стрижками под Битлов, пригласил меня на танец, и я, извинившись, что меня ждут, отошла к Нине, стоявшей с ребятами из бригады. Хотя меня уже ничего не интересовало, ни Алексей, ни Володя Матвеев, мне был нужен только Севка, он не бежал за мной, не пытался протиснуться сквозь толпу наших студотрядовцев. Ведь я так хорошо играла увлеченность общей беседой и полным равнодушием к его взглядам.. Как только потеряла из глаз Севу, просто одна ушла домой. И так было всегда. Как-то весной он пришёл ко мне домой и сказал, что просит меня поехать с ним на рынок в Мелекесс, ему нужно купить джинсы. Ехал он на Жигулях своего папы. И я начала упрекать его в том, что покупать джинсы у фарцовщиков против моих убеждений. Он не обиделся, сказал просто: «При моём баскетбольном росте я не могу подобрать брюки в магазинах. Так что это просто необходимость». Сейчас моя безусловная глупость, часто посещающая в минуты влюбленности всю последующую жизнь, в те моменты встреч, кажется мне доведённой до гротеска.

Недели две уходило на сожаления по поводу сказанного и сделанного. Потом студенческая жизнь поглощала с головой, а ещё альпинизм и перипетии сборов и тренировок, водоворот жизненных катаклизмов и цунами. И всё так мерно накатывало и как пена всплывало и исчезало. Бесконечные влюблённости и убегания, дружба с теми, кто вне поля любви. Так пролетели четыре года студенческой жизни. Появлялся в ней и Алексей, были редкие свидания с ним: прогулки в Ботаническом саду; поездки в наш дом, расположенный на берегу Волги, чтобы поесть стерляжьей ухи и жареных лещей; на концертных программах в зале института. Дом находился в 70 метрах от Волги и, конечно, сначала бегом к реке, чтобы обязательно заплыть подальше, а после обеда бродить по берегу и любоваться сумасшедшими закатами, всегда разными, но неизменно захватывающими душу навсегда, врачующими и отогревающими. Весь мир казался сказочно прекрасным, а жизнь желанной, обещающей любовь. И она не обманула: солнце, Волга, рассветы и закаты, весны и зимы прошли со мной по жизни, не предав, не изменив и не сбросив на крутом вираже.

Альпинизм все эти годы шёл со мной, не поглощая студенческую жизнь, а оставляя ей важные страницы учёбы, дружбы, комсомольских собраний (я была секретарём группы).

Заилийский Алатау и «Дугоба»

В книге «Возвращение» я писала о сборах в Заилийском Алатау на Тянь Шане и о своих восхождениях в районе альпинистского лагеря «Дугоба».

Сейчас лагерь «Дугоба» находится в другой стране. Отзываются о том, некогда важном для альпинизма районе так: «Когда-то в Дугобу съезжались альпинистские знаменитости со всего мира. Асфальтовая дорога была почти до самого лагеря. Сказочная природа — стремительная пенистая река, арчовый лес, белизна вершин, озера, водопады, горные тропы — всё дышит здесь первозданностью и очарованием. Теперь Дугоба забыта, турист тут — редкий гость. Сегодня здесь лишь грустные воспоминаниями о времени, когда все мы дружно жили в единой и великой стране — СССР.

Добраться сюда из когда-то близкой Ферганы вообще невозможно, так как ближайший пропускной пункт узбекско-киргизской границы — за много верст. А дальше — то узбекская территория, то киргизская, границы, анклавы, проверки. Особенно остро ощутил на себе произошедшие перемены поселок Шахимардан. Административно — территория Узбекистана. Географически — политический анклав на территории Киргизии. В прошлом Шахимардан — известный туристический центр, как и Дугоба, теперь, в силу обстоятельств, пуст, а его главные достопримечательности — руины туристических баз и пансионатов».

Для меня в 1972, 1973 году район Дугобы (Памиро-Алай,) был родным домом на момент восхождений и подготовки к ним, палаточным лагерем, в котором жили, с речкой, к которой которой ходили умываться её ледяной водой, с огромными валунами на которых можно было позагорать в минуты отдыха от тренировок, с её прекрасными вершинами и длинными подходами к ним. И незабываемые годы юности с влюблённостями, душевными муками, письмами, порой ознобом, охватывающим после прочтения.

Я опубликую письмо Флюры Курмакаевой, девушки, с которой была на сборах, дружила в годы занятий альпинизмом, встречалась с ней и через десять лет после окончания института. Встретились мы с неё и в Фергане, на перевалочной базе «Дугобы». Флюра и Слава Анисимов приехали в «Дугобу» без путёвок, надеялись устроиться как-то, договорившись с начальником лагеря. Дни, которые мы проводили на базе запомнились особенно: восточная гостеприимная Фергана, её рынки, абрикосовые деревья, украшающие улицы, встречи с единомышленниками за длинным деревянным столом, вечерние посиделки под многочисленные гитары. Всё напоено терпким ароматом лета и ожиданием новых походов. Первый свой приезд в «Дугобу» я запомнила особенно. Мы приехали с моей близкой подругой, Тамарой Разумовой, красавицей, любимицей секции, берущий на себя заботы по обустройству бивуака, готовой всегда оказать помощь своим друзьям. Тамара легко переносила длинные переходы с рюкзаком, снисходительно предлагала мне отдать ей часть общественного груза, например, буханку хлеба. Мы ходили с ней в связке, были неразлучны. Это был наш второй альплагерь, первый «Алибек». где мы делали свои первые тройки. Уже там, мы поняли, что вместе нам комфортно. Объединял не только спорт, но отношение к жизни: люди, искусство, дружба. Это, безусловно, важно. В тот год по окончанию смены Тамара уехала, а я устроилась работать на кухне, обговорив возможность совершить восхождения. Этот месяц насыщен многими событиями, которые дарит жизнь в горах: подходы, встречи, восхождения. Так вот, после двух месяцев в горах Памира я решила переехать в «Талгар», в горы Заилийского Ала-Тау. Заилийский Алатау представляет собой горный хребет, находящийся на северо-западе горной системы Тянь-Шаня. Образование хребта пришлось на эру каледонской складчатости. Здесь богатая гидрография, множество озер, в том числе Большое Алматинское озеро и знаменитое озеро Иссык. Путёвку мне предложил Зиф Мурзаханов, инструктор, который был у нас в» Алибеке». Находясь в «Дугобе», я ожидала, что Саша Дашков, альпинист из Иркутска приедет ко мне в» Дугобу». Ему я о том, что нахожусь там не писала. Мне казалось, что он узнает об этом от моих друзей, если захочет меня увидеть. Переплетения событий, изображенных в романах и сериалах, берутся из судьбоносных страниц жизни мужчин, женщин, влияют на ход линии судьбы.

Так и случилось, Александр знал, что я в «Дугобе». Группа молодых альпинистов, у которых он был инструктором, поехала в «Талгар». Саша отдал свою путёвку, сам, также как и Флюра и Слава решил попытаться уговорить начальника лагеря и остаться там, чтобы совершать восхождения на 4 ки и 5 ки с инструкторами, которые мечтали о новых вершинах. Свободное от инструкторских обязанностей время в пересменках инструктора посвящали маршрутам на вершины, которые ещё не покорили, восхождениями о которые грезили, находясь зимой в городах. Если бы я наверняка знала, что он приедет в «Дугобу» (как я мечтала об этой встрече, ведь при расставании в аэропорту Алма-Аты он говорил, что приедет туда летом, а я, вдруг, придумала, что поеду на Кавказ: интрига, желание проверить твердость его намерений)! Не села бы я в тот поезд до Алма — Аты, тем более и денег на билет у меня не было: ехала в общем вагоне, прячась от контролёров на третьей полке или в туалете.

С сожалением о несостоявшейся встрече ехала в горы, ехала без интереса, просто, чтобы куда-то убежать от несбывшихся ожиданий. Мы еще не научились телепатировать свои намерения, и сказанное слово лежит в основе взаимопонимания. В лагере легко влилась в группу, в тренировочный процесс, нашла новых друзей, ходила легко, уверенно, два месяца акклиматизации на Памире подарили возможность дышать свободно в горах.

P.S.Именно в горах Заилийского Алата (горный хребет на северо-западе Тянь-Шаня). на зимних сборах, я познакомилась с Александром Дашковым. В северных предгорьях расположен город Алма-Ата — бывшая столица Казахстана. Здесь же сейчас находятся знаменитый спортивный комплекс Медео, обсерватория Ассы-Тургень и высокогорная горнолыжная база «Чимбулак». Вот в помещении этой, тогда совсем небольшой обсерватории Ассы-Тургень, приютили метеорологи участников зимних сборов. В небольшой группе было три девушки, — я, Флюра Курмакаева, Людмила Коробова. Предполагалось что мы сможем сделать две вершины. Парни из Куйбышева и Александр Дашков из Иркутской секции альпинизма должны были пойти на Пик Ленинского Комсомола. Погода не способствовала выходу на маршрут, но желание покорить хотя бы одну вершину присутствовало в каждом. И руководители приняли решение выпустить нашу группу, несмотря на очень плохую погоду. На пик Комсомола в такую непогоду идти не целесообразно. Парни проводили нас до ближайшей перемычки, небо вроде немного просветлело, мы отправились на маршрут двумя связками. Я шла в двойке, девочки с инструктором в тройке. Маршрут проходил по снежному склону, скальные переходы ждали впереди. Идти было не легко, сильный ветер сбивал с ног. Мы не сразу поняли, что инструктор сбился с маршрута и вёл нас по тропе идущей на пик Комсомола. Через какое-то время видимость на маршруте стала нулевой. Две связки потеряли друг друга из вида. Шли по снежной равнине. Только после того, как первая связка сорвалась и полетела поо склону (почему -то никто из них не смог остановиться), мы поняли что идем по леднику. Весь склон представлял ровную пологую площадку, покрытую фирном. Под фирном прятались ледовые трещины. Моя напарница провалилась в трещину, за ней по склону по тяжестью веревки, летела я. Пролетела мимо и тоже угодила в трещину. Мы висели на верёвках, не успев испугаться. Так уже устали от этого тягуна. Уже спускались сумерки, спасло то, что обе смогли зарубиться за фирн, потом я подтянулась на руках, продолжая удерживать ледоруб в фирне. Выползла и осталась лежать, чтобы сцепление со склоном было крепче, потом также выползла Люда Коробова. Только тогда убедились, что мы на поверхности, осознали серьёзность ситуации. Могли погибнуть в горах в феврале. Инструктор, молодой парень ходил на эту вершину один раз летом, в зима — совсем другие условия. Возвращались в лагерь очень поздно, как-то сумели выйти перемычке, потом спуститься в метеостанцию. Рассказывали о маршруте неохотно, о том, что провалились в трещины никому не рассказали. На другой день погода улучшилась, а когда парни вышли на Комсомола, день был солнечный и безветренный. Возвращались счастливые, вечером, как обычно пели песни, пили чай. Воду они носили из горной речке. Дашков всех лучше справлялся с любыми обязанностями, бал на себя любую работу. Ну, а вечером радовал нас исполнением песен.

Вернувшись в Куйбышев о том, что побывали в трещинах никому не рассказывали, опасаясь, что в горы нас больше не выпустят. Удержаться и зарубиться ледорубом нам помоги обучающие тренировки в секции. в секции. Летом этого года мы с Тамарой поехали делать второй разряд. В 1971 восхождения совершали в «Алибеке» под руководством Зифа Мурзаханова. Получилось сопровождать инструкторов разрядников, совершающих восхождение на Белалакаю. В это раз восхождение прошло успешно, а в следующую смену (мы уже уехали из лагеря) Саша, классный парень, не помню фамилию погиб. Погиб на леднике Алибек и Володя Касаткин, с которым я дружила. Володя сопровождал группу новичков вместе с хозяином хижины, лыжником кабардинцем (он попали под лавину, группу новичков успели отвести от места сходы лавины). Летом 1972 года Талгаре я получила письмо от Флюры Курмакаевой, девушки из Гулистана, студентки Куйбышевского Авиационного института.

«Оленька, милая, здравствуй! Сегодня в 5 часов утра прикатила я домой. Несповитый нас пнул нашими новичковыми путёвками. Приехал Дашков через день после твоего отъезда. Дело было так: сидим на базе, приходят люди разные и среди них очень симпатичный мальчик. Мы с ним сразу же обмениваемся взглядами и фразами, и я думаю неплохо бы так дальше улыбаться. Пошла одевать свой парадный фрак, выхожу и ищу глазами того мальчика, а мне в глаза лезет физиономия Дашкова — очень худой и бледный. Сразу же солнце стало светить ярче с ним. Втроём мы болтались по городу, в первую очередь по базару, вечером сидели в кафе мороженное и в кино. Потом сходили к Лукашевичу на пиво, у него отличные записи песен. Дашков спрашивал про тебя, что ты сделала здесь, в Дугобе. Я рассказала, что у тебя был подлец инструктор и про твою жизнь. Дашков приехал без путёвки. Начальник обещал взять его, как мы поняли, но пока ничего не известно, жду от него телеграмму. если его не возьмут в лагерь, то он будет пробиваться на какие — либо сборы. Я всё смотрю на него и пытаюсь понять. Иркутские ребята были правы. В нём совсем нет самонадеянности и нахальства что-ли. Он обещал писать, доже если плохие письма. Дол мне талгарский адрес и спросил зачем. Я уже совсем смирилась с мыслью о доме, но когда приехал Сашка снова захотелось в « Дугобу». Напиши как» Талгар», как поживает Зиф. Кеды тебе купили, их Славка повёз в Куйбышев. Ну ладно, пока, кончаю. Пиши. Флюра». Вот так, неумение сказать то, что на сердце, гордыня, возведённая в глупость приводят к расставаниям. выдумывание, додумывание. Наверняка, Флюра рассказала ему про то, что путевку мне подарил Зиф Мурзаханов, башкирский альпинист, влюбленный в меня, но утаила, что сам Зиф не будет в «Талгаре», так как отдал свою путёвку.

Альпинистские путёвки выдавали в секциях достойным. Без путёвки, выданной спортивным обществом в лагерь не принимали, только если ты устраивался на работу или по договорённости с нач. лагеря. Чем примечателен «Талгар». Прежде всего, месторасположением — в верховьях заповедного ущелья Средний Талгар, на высоте 2 650 метров над уровнем моря. Он был самым высокогорным среди всех лагерей Советского Союза. Добраться до него можно было только пешком, по живописнейшей караванной тропе длинной около 10 километров. Тропа, то неспешно петляла между тянь-шаньскими елями, склонами левого берега одноименной бурной речушки, то взбиралась на оползневые участки, на которых надо было соблюдать предельную осторожность и внимательность, чтобы не поскользнуться и не съехать в кипящие волны. Фото 7. Из архива Мурзаханова Зифа. Поэтому, поднявшись сюда с рюкзаком весом 15 кг, сразу можно было определить уровень своей физической подготовки и готовности к восхождениям. Территория лагеря начиналась сразу за аркой, которая свидетельствовала от окончании трудного пути и встречала уставших путников приветственной надписью: «Добро пожаловать!»… Лагерь мог одновременно принимать до 250 человек — обслуживающего персонала, инструкторов и участников. Заезжали туда преимущественно спортсмены с тогдашнего Свердловска, Красноярска и других «близлежащих» российских городов. На живописной поляне, окруженной густым лесом, располагалось все необходимое для их проживания и обслуживания: восемь каменно-глиняных домов для участников, здание администрации (бухгалтерия, радиорубка, кабинет начальника), столовая, учебная часть, склады снаряжения и для хранения продуктов, пекарня с русской печью, несколько домиков для проживания обслуживающего персонала и администрации лагеря, мастерские для ремонта снаряжения, спортивные площадки и, само собой разумеется — русская баня. Также были установлены стационарные палатки. Ходовых вершин в ущелье было немногим больше десятка. На них было проложено около трех десятков маршрутов различной категории сложности, которых с лихвой хватало на несколько спортивных сезонов, чтобы от «новичка» пройти путь до спортсмена 2 разряда с «превышением». Ввиду того, что вершины имели высоты от 4000 до 4 600 метров над уровнем моря, почти все маршруты были комбинированные — со снегом, льдом и скалами. Скалы — преимущественно красно — рыжие граниты, сильно разрушенные, сыпучие. Надо было быть внимательным, следить, чтобы что-то не упало на голову. Зато на спусках, умело пользуясь «лифтами» — осыпями из мелких камней, сотни метров высоты можно было сбрасывать за минуты. Как я любила это стремительные спуски по осыпям, балансируя с помощью ледоруба, присев в горнолыжной стойке, преодолеваешь спуск с горы, подняться на которую стоило огромных усилий, Были здесь и маршруты 5Б категории трудности на «Южный Талгар» по Юго-Западной стене, по СЗ стене на «Главный Талгар» — по пути Пелевина. Вот на эти то маршруты и стремился попасть Дашков, отдавший свою путёвку ученице, рискнув поехать в район» Дугобы» без путёвки. Несколько интересных «пятерок» вели на красивейшую вершину Караульчи-Тау, замыкавшую ущелье. С восхождения на нее по северному гребню начинается «пятерочный» траверс «талгарской подковы» — сложнейший маршрут, проходящий через 10 вершин, в т. ч. Труд, Копр, Металлург, высотой более 4 600.

После экскурса по альплагерю, возвращаюсь в тот вечер, когда в столовой «Талгара» мне передали письмо Флюры.

Но еще скажу о столовой: трехуровневое центральное здание с добротным каменным цоколем. Собственно кухня и огромнейший зал для приема пищи располагались на среднем уровне. А на крыше было устроено что-то типа гостиницы и жилых комнат обслуживающего персонала повышенной комфортности (эта столовая, к сожалению сгорела, а потом и сам лагерь 22 июня 1975 года поглотил селевый поток).

А в 1972 году, мы с новыми друзьями весело болтали, обменивались шутками, флиртовали, выбрав достойных парней, всё как всегда и везде в юности. Я тут же открыла письмо и начала читать.

Первые строчки перенесли меня в Фергану, перед глазами лицо Дашкова, синие глаза, перрон вокзала. Столовая и все, кто был в ней перестали существовать. Я смотрела на лист, вырванный из тетради в клетку, потеряв ощущение времени. Все уже поужинали, дежурные убирали со стола, я не могла поверить в то, что случилось. Сашка там, а я здесь. Казалось бы, напиши ему в «Дугобу», сорвись и поезжай туда, это же важнее всех талгарских вершин, то, о чём мечталось со времени февральских сборов в Заилийском Алатау, когда на метеостанции недалеко от Медео, жили мы в ожидании маршрутов. А голубоглазый парень пел для меня «Синеглазую девчонку», а старая, прожжённая ветрами, альпинистка гадала нам по руке, нагадав мне спокойную размеренную, вполне обеспеченную в супружестве жизнь, а Сашке три брака. Как он доказывал этой альпинистке, что так не может быть: «Мы с Ольгой будем вместе. Почему у меня три брака, а у неё один? «На тот момент и я, и он были молоды, я не думала о замужестве, он о женитьбе, но найти любовь, безусловно, хотелось. Кто в юности не мечтает о любви. Я тогда впервые подумала: " Вот за него я бы вышла замуж».

И ещё один раз в «Талгаре» мне пришлось погрузиться в темноту, услышав, как девчонки из отряда новичков, счастливые, рассказывают о Сашке: «Представляешь, Дашков спрашивает, как у нас проходят тренировочные походы. Может, он приедет в „Талгар“. Мы были в бане. Я уже помылась и собиралась уходить, они только что влетели шумной ватагой. После этих слов у меня потемнело в глазах. Сквозь пелену я слышала. Он наш инструктор, мы боготворим его и все влюблены, но у него есть девушка и он поехал к ней в „Дугобу“. Нам рассказали ребята из секции». Я не стала слушать продолжения разговора и, конечно, не сказала что девушка, по-видиму, я. Потом он приезжал в Москву, и все наши, кто был на сборах были уверены, что мы встречались, А Олег Хамов, встретив меня случайно в Москве просил передать Сашке привет, будучи уверенный, что мы поженились. На самом деле 10 дней оцепенения от общения на сборах — это карта, выпавшая из колоды судьбы. А старая альпинистка оказалась права: я счастливо прожила всю жизнь в благополучном браке, а Сашка, как я узнала случайно потом, был трижды женат. И после развала Союза работал промышленным альпинистом.

Альпинизм мог бы занять в нашем сердце место, принадлежащее любви. Но разум управлял романтическими натурами. И получилось, что на последнем курсе перед распределением тут и там гуляли свадьбы, и альпинистские и свадьбы друзей по группе. Моя милая Тамара Разумова саркастически относилась к парам, решившимся на брак. «Как так получилось — говорила она, — все вдруг нашли суженных!». Сама он распределилась в Новосибирск и писала мне огромные письма, рассказывая подробно о своей жизни, своих чувствах, своих тренировках и новых друзьях. Я тоже писала ей, и эти письма врачевали душу, не нужны были психотерапевты, в каждом письме была частица сердца, преданного тебе, помогающая пережить сложности, возникающие в суете дней.

«Здравствуй, Оленька!

Ольга, говорю тебе от чистого сердца. Ты — единственная отдушина во всей моей поганой жизни, хрустальный мостик, связывающий с тем далёким прошлым. Таким далёким, что уже начинаешь сомневаться, было ли оно или осталось в воображении после бабушкиных сказок. А ты, ты так чётко всё помнишь, как -будто это было вчера. Для тебя всё тоже. Даже я стала на горы и на людей, связывающих меня с ними смотреть несколько с других позиций. Нет, нет, горы для меня всё те же. Я всё также не могу встречаться и прощаться с ними без слёз. И уже автоматически начинает звучать первый концерт Чайковского при встрече с ними…».

Каждое письмо, обращенное ко мне, свидетельство дружбы и безусловного доверия. Подробное описание почти каждого дня, и хотя наполнено грустью поиска себя и любви, — это и спортивные велосипедные походы, и горнолыжные воскресные вылазки, походы с тяжелыми рюкзаками, байдарочные переходы по рекам Алтая, театры и встречи с учёными в Новосибирском Академгородке. Письма Тамары — мой психотерапевт и психоаналитик. Мы писали друг другу о книгах, которые читали:

«Ольга! Наконец-то, приобрела книгу «Эверест -2». Потрясающая книга! Её основное достоинство -это объективность суждения. Где они нашли такого корреспондента, который смог так глубоко проникнуть в суть и душу альпинизма и альпинистов! Чтение доставляет необыкновенное наслаждение! С каждым участником поднимаюсь на гору. Но как им это удалось -мне уже не понять. По-моему это то самое, что называется одним словом» советские». Просто, надо, мужики. Надо! И мужики уже на запредельных возможностях, прикладывая совершенно нечеловеческие усилия идут, ползут, лезут, и что самое удивительное — достигают цели!.

Я вся под впечатлением этой книги и моя шальная мысль, вновь сходить на Эльбрус, уже прочно и надёжно сидит в моей башке. И перевал Бечо и Сванетия не дают мне спокойно спать. И я чувствую, что это должно случиться либо этим летом, либо уже никогда. Собираемся пока вдвоём с Флюрой, Начали бегать. Скоро велосипед. Может осилим.

ПРИЕЗЖАЙ СКОРЕЕ. Хоть погода здесь не радует, но всё же здесь твоё родное.

Крепко всех Целую! Тамара!»

И еще одно письмо, вернее его фрагмент, привожу здесь, так как это свидетельство того, что реки еще были богаты рыбой, а это интересно знать спустя 50 лет жизни Планеты «Земля». Для Планеты 50 лет не срок, а потери природных богатств ощутимы.

«…У одного члена нашей тёпленькой компании, с которой я ходила на байдарках. Он приехал с Азовского, привёз деликатесов и мы все нагрянули. Чёрную икру ели ложками, я обнаглела и не помню сколько умяла кусков копчёной белуги, севрюги и прочих редкостных рыб, названий которых я уже не помню. О. это был чудесный вечер, приглушённый свет, стерео-проигрыватель, нежнейшая музыка, лёгкая истома от выпитого коньяка…

Как чудесно! Неужели всё это кончится и мы состаримся, и ощущение праздника погибнет в суете мирских забот! Оленька, до встречи.

Тамара».

И таких писем были сотни. От 4 х, 5 ти 20 страниц. Об всём! И мои в ответ, летели, преодолевая расстояния, даря друг другу тепло и участие и получая в ответ слова поддержки и одобрения.

И так много лет до какой-то глупой ситуации, непонимания, возникшего от повышенных ожиданий. Моя жизнь в период случившейся размолвки, была борьбой за здоровье близких. Из Москвы меня встретили Матвеевы, привезли к себе с сумками и чемоданами, куда я держала путь к бабушке, которая не вставала. Приехав в квартиру Матвеевых я сразу же позвонила Тамаре, сказав, что мы приедем к ней вечером. К удивлению, ответ был жесток: «Я ждала тебя, готовилась к встрече! Не приезжай тогда совсем». Потом я позвонила её маме, которая очень любила нас и тоже ждала. Я сидели ночами с ней за чашкой чая и мы говорили о ней, её жизни, её сыне. Мама Тамары — профессор Химико — технологического факультета КПТИ. С Тамарой у них не сложились отношения, это очень, очень печально. (Тамара всегда говорила о ней снисходительно, обвиняя в том, что та не смогла сохранить семью. Девичья фамилия матери Тамары — Умнова, отца — Разумов, два профессора не смогли сохранить брак. Разумов ушёл из семьи, Тамара обвиняла маму, что та не была хороша, слишком много работала).

Наш с Тамарой глупый разрыв на пустом месте случился спустя 23 лет крепкой дружбы. Больше мы не встречались. Ни я, ни она не нашли в себе ума пойти на перемирие, поднять белый флаг, прекратив войну, которая, не начинаясь, стала разрушительным Армагеддоном дружбы. Мне не суждено узнать, как живёт Тамара, исчезло ли для неё ощущение праздника каждого дня. Можно ли считать, что мы состарились.

Возвращаюсь к нам с Алексеем.

Алексей в 1972 году после окончания института получил распределение в московскую Мехколонну 33. Перед этим поехал в Карелию командиром студенческого отряда. Я поехала в альплагерь «Дугоба», потом в «Талгар». В сентябре наш 4 курс ЭТФ отправили в колхоз «Коммунар» убирать картофель. Алексей в сентябре закрывал все дела отряда в Карелии. Перед отъездом в Москву собрал друзей в ресторане «Волга». Деньги, заработанные в отряде позволили, купить два прекрасных костюма, туфли и т. д. Он всегда отдавал предпочтение классическому костюму: непременно белая сорочка и модный галстук, стройная фигура, высокий рост привлекали взгляды девушек. Но он держался независимо, не имел во время учебы в институте девушки. Обратив внимание на меня, решил добиться взаимности. Из Москвы написал мне письмо. Случайно нашла его в архиве, впервые прочла 1 ноября 2024 года. Посмотрев дату написания, 24 октября 1972 года, решила опубликовать это письмо в книге воспоминаний

«Ольга, здравствуй!

Зря я поторопился уехать из Куйбышева. Приехал в Калинин на участок в 6 часов 7 минут утра, как и должно быть. Выслали с бригадой делать переход через железною дорогу. Ждали, ждали, так никто и не приехал отключать линию. Оказывается какие- то бумаги не были переданы в Управление. Пришлось их взять и ехать в этот же день в Москву. Сейчас вот сижу в Москве, в гостинице и сочиняю письмо тебе. Лучше бы, конечно, сидеть с тобой и говорить о чём угодно, или молчать (любимое моё занятие) и целовать тебя в глаза.

Как когда-то говорил Данте: «Нет большей боли, чем вспоминать счастливые минуты в дни горя». Правда, здесь слишком сильно сказано. Какое у меня горе!? Просто мало очень тебя видел, ничего тебе толком не сказал, и, когда ещё тебя увижу.

Интересно всё-таки получается. Учились вместе в одном институте; иногда встречались (в смысле- виделись). Как в трамвае, если помнишь, когда ты ехала куда-то с лыжами.

А сейчас вернуть бы назад года три хотя бы. В общем, ты не любишь вспоминать о прошедшем и содеянном. Ну и я тогда не буду. «Поднимем голову повыше. И не оглядываясь назад пойдём вперёд». Ну а впереди… Нужно сейчас ехать в Калинин, в свой родной вагончик о 4х колёсах.

Ольга, ты что-то говорила о своей поездке в Ленинград, пожалуйста сообщи мне об этом. Может быть, там встретимся.

Ну а сейчас, до свидания, Ольга Николаевна.

Целую крепко очень. Обязательно пиши.

24 октября 1972 года. Едутов»

Приведу одно из моих писем Алексею в Калинин, после того как получила его с сообщение, что сгорел его вагончик, пока он был на трассе. Сгорели все вещи: костюмы, обувь, всё приобрел на деньги, заработанные в стройотряде. Поражаюсь своей практичности и равнодушным отношением к покупке вещей. Шопинг стал моей страстью после командировки в Сирию.

«Лешка, сегодня опустила тебе письмо и получила от тебя. Да, ты стал жертвой стихийного бедствия или же чьей-то халатности. Нк ничего. Это чепуха, как -нибудь переживём. А что касается Рио де Жанейро, не отчаивайся. Белые брюки скоро будут уценены до минимума, так как Америка за 70 -80 рублей продаёт нашим поклонникам моды джинсы. Труднее будет попасть в Куйбышев-центр цивилизации нашего Союза (Советского).Ведь если я правильно поняла твои парадные брюки и рубашки сгорели. Если что-то вздумаешь покупать (правда не знаю откуда возьмешь деньги), купи самое необходимое, на «чёрный» день не бери. То что продают в магазинах дорого стоит и на такую же сумму дёшево выглядят.

Маме часто в магазинах (учитывая её должность заведующей Родильного дома) помогут приобрести модные не дорогие вещи.

Все наши альпинисты и я в том числе в спортивном магазине на Ленинградской напали на золотую жилу и скупаем уцененный товар. Учитывая что другого в магазинах нет, радуемся покупкам. Купила слаломные ботинки за 2 рубля (старая цена 35 рублей), коньки за 1 руб. Все абсолютно новое, но морально устаревшее.

Да, Кто вас учил смотреть на фотографию любимых? Нужно иметь хорошую зрительную память. Так уж и быть смирюсь с твоим недостатком и пришлю фотографию с фотосессии» Картошка 71».. Попытайся не сгореть вместе с ней. Немедленно бросай курить! Как же ты смог прожить без моей фотографии в Волочке?! Сейчас буду изучать схему станка, готовиться к защите диплома. Написала и самой стало смешно. Если честно, иду читать» Сагу о Форсайтах».

P. S. 27 января по 10 февраля еду в «Алибек» кататься на горных лыжах. На обратном пути заеду к тебе. По телефону о лагере молчи (дома не знают). Об этом можно будет сказать после 20 января, чтобы меньше расспросов было. До свидания. Ольга».

Как-то так, преодолев множество преград, рожденных в калейдоскопе событий, — занятия в институте, горы, сборы в Памиро — Алае, письма Алексея ко мне в альпинистские лагеря, горнолыжные сборы в Домбае, — пришло решение выйти замуж за Алексея. Предложение он сделал очень просто. Привёл в ювелирный магазин в районе Сретенки, предложил выбрать кольцо, что я и сделала, выбрав особенное с гранями. Он купил его позже и привёз уже к свадьбе, которую мы наметили на 27 апреля, приурочив к майским праздникам.

Посетив ближайших родственников и пригласив их на свадьбу, бросив клич его и моим однокурсникам и друзьям, выбрав свидетелей и определившись с местом свадебного торжества, начли подготовку к свадебной церемонии. Портниха и стилист Куйбышевского телецентра, шила мне платье из «Космоса» (название модной в те годы ткани), мама приглашала своих друзей, Алексей направил приглашение своим родным.

Свадьба была шумной и весёлой, никаких лимузинов и фоторепортёров.

Эльбрус. 1973 год

Замужем я уже почти два месяца, из них всего пять дней были вместе после свадьбы. Алексею пришлось уехать в Тверь строить ЛЭП, а мне предстояла защита диплома в Куйбышеве. После защиты я заехала его навестить, познакомиться поближе с Москвой перед предстоящими спортивными сборами в июле, августе в горах Памиро-Алая в альплагере «Дугоба». В сентябре предстояла ещё смена на Кавказе в районе Уллу-Тау. В альплагерь «Уллу-Тау» я надеялась поехать с мужем. Для этого ему нужно было взять отпуск, который полагался молодому специалисту, отработавшему год после окончания института. Мне же, напротив, необходимо было выйти на работу с 1 сентября в ИОВЭИ города Истра. Я совершенно справедливо считала, что опоздание на месяц никаким образом не замедлит поступательные темпы роста электротехнической промышленности. Отработаю с лихвой пропущенное, ещё и гордиться будут в будущем моими достижениями. Муж не разделял моего оптимизма, но было важно приобщить его к занятиям альпинизмом. Всё остальное не имело значения. В тот первый год после свадьбы накал «страстей» с его стороны позволил добиться желаемого. В горы мы отправились вместе.

В горах Кавказа посчастливилось совершить восхождение на Эльбрус. Уровень сложности восхождения всего 3 «Б». Но, учитывая плохие погодные условия сентябрьской поры, которая не годится для прохождения сложных маршрутов, большинству участников восхождение на вершину далась с трудом. Мне же послужил большим подспорьем акклиматизационный период в горах Памиро — Алая. Взошла легко, почти не почувствовав перепадов высоты. Кроме того двое суток мы провели на базе «Приют одиннадцати». Из за плохой видимости группу долго не выпускали на маршрут. До сих пор помню огромное звёздное небо в ночь, когда был разрешён выход. Появившаяся луна осветила склоны гор, панорама завораживала. В два часа ночи объявили о выходе. Собирались молча, стараясь не разбудить сборную России по горным лыжам. В те годы тренировочные сборы проходили на плохо подготовленных склонах кавказских гор, условия на спортивной базе «Приют одиннадцати» в сравнении с сегодняшними спортивными центрами страны были более, чем спартанские. Не удивительно, что высоких достижений на мировых стартах нашим спортсменам удалось добиться только на Олимпиада-1980 в Лейк-Плэсиде. Александр Жиров в феврале 1980 года на Олимпиаде в Лейк — Плэсиде занял 9-е место в гигантском слаломе, уступив чемпиону Ингемару Стенмарку (шведский горнолыжник, специализировавшийся в слаломе и гигантском слаломе) более 3 секунд. В слаломе, где Жиров мог рассчитывать на успешное выступление, он сошёл уже в первой попытке. 9-е место в слаломе занял партнёр Жирова по команде, Владимир Андреев. В тот год федерация горнолыжного спорта отправила ведущих спортсменов на сборы в Альпы. Это и позволило подготовиться и достойно выступить. В составе олимпийской сборной Советского Союза по горным лыжам было всего пять спортсменов: Александр Жиров, Валерий Цыганов, Владимир Андреев, Владимир Макеев и Надежда Патракеева-Андреева, которая, хотя и была единственной женщиной в команде, выступила лучше мужчин.

Надежда и Владимир Андреевы жили в моём доме. Объединенные спортивными пристрастиями, мы подружились. Приглашали друг друга в гости, отмечали памятные семейные даты. Особенно после того, как она родила дочку Машу. Володя, будучи тренером женской сборной России, всю зиму находился в командировке за рубежом, на этапах кубков мира по горным лыжам с командой девушек, а Надя всё время посвящала детям, Володе, школьнику и малышке Машеньке.

.

Общаясь с Надеждой ежедневно, я восхищалась её собранности, организованности. А ещё несгибаемому характеру и мужеству. За год до Олимпиады во время спортивных сборов на Чегете, она упала при прохождении трассы, чудом не погибла. Спасла каска, которую перед очередным тренировочным спуском, буквально заставил надеть её муж, Владимир Андреев. Надя получила перелом тазовой кости. Сумела выздороветь, пройти реабилитацию и принять участие в Олимпийских играх. В специальном слаломе Надя в первой попытке показала третье время после Ханни Венцель и Кристы Кинсхофер, вызвав немалый переполох у судей и участников на финише у подножия горы Уайтфейс. Она и вторую попытку шла быстро и уверенно, но в одном месте палка не воткнулась в обледенелый снег, произошел сбой, стоивший потери сотых долей секунды, — в итоге 11-е время и 6-е итоговое место.

Возвращаюсь в 1973 год в мою альпинистскую историю. Быстро и тихо собравшись, наша группа вышла на маршрут. Я перед этим восхождением совершила траверс 4 категории сложности в горах Памира и, как ни странно, не почувствовала счастливого опьянения от покорения вершины. Инструктор разрешил спускаться вниз. И я глиссером спустилась на развилку. Впервые за все годы восхождений, не рассчитав такого стремительного перепада высот, почувствовала противный привкус сукровицы (лопнул какой–то сосуд в носу). То же ощущение испытала в детстве при операции удаления миндалин моим отчимом отоларингологом. Завершив операцию, он решил заодно убрать аденоиды. Вот именно такой привкус крови ощутила тогда. Завершив восхождение, вернулись в альплагерь. Новички тем временем проходили тренировочные сборы. Экзаменационным маршрутом выбралась обычная единичка «Б». Муж получил значок «Альпинист СССР» и очень хорошую характеристику и рекомендацию инструктора для дальнейших занятий альпинизмом. Для меня по категории сложности Эльбрус не являлся важным для дальнейшего роста в повышении уровня вершин. Нужны были вершины 4 ой и 5 ой категории. Тогда, возвращаясь в лагерь, я не могла предположить, что восхождение на гору Эльбрус будет завершавшей страницей в моей альпинистской карьере, что начнётся будничная семейная жизнь и моими Эверестами станут — рождение дочерей, их воспитание, забота о близких и маленькие земные радости: лыжные гонки, лёгкая атлетика, виндсерфинг, большой теннис и горные лыжи. Всё то, что доступно вне заоблачных пространств. Развлечения мужа обрели более профессиональную платформу, всё своё время он посвятил строительству линий электропередач, отвлекаясь на сон, редкие свидания с семьёй в период отпуска и дни немногочисленных выходных. Так жили многие с Советском Союзе, воспитанные верными сынами Коммунистической партии. Некий гротеск присутствует в моём постскриптуме, но только некий.

Спустя много лет, 1 ноября 2024 года, перечитывая написанное, перед тем, как передать книгу в печать, мельком просмотрела письма от Алексея, от отца, бабушки и друзей, письма, которые хранят события и главное, настроение и тепло тех дней и отношений, осознала всё значимость и наполненность всех лет жизни. Поняла, как крепки узы, связывающие с близкими и друзьями.

Не получилось сохранить отношения со многими. Появились новые, не менее значимые, но и они ушли, уступив место настроению погружения в себя, в быт, в ситуацию размеренного движения по жизни, в почти однообразные дни общения с внутренним» Я».

Захотелось опубликовать письмо латышки из Риги, светловолосой, очень красивой Зины, с которой мы жили в комнате альпинистского лагеря «Уллу-Тау». Зину после восхождения на Эльбрус инструктор не допустил к дальнейшим восхождениям. И среди инструкторов альпинизма, попадаются самовлюбленные типы, считающие, что могут шантажировать красивых девушек, требуя любовь за разрешение продолжать восхождения на маршруты в рамках своих полномочий инструктора. Точно так же в «Дугобе» в 1972 года я не сделала свою, так необходимую, четверку. Инструктор просто не выпустил меня на маршрут за несговорчивость.

В тот год, когда я познакомилась с Зиной, мы с Алексеем были в горах вместе. Я уже писала, что отдала ему путёвку. Не сказав, что он мой муж, устроилась работать на кухню за разрешение совершать восхождения. Начальник лагеря и врач подружились со мной, учили управлять грузовиком, на котором в лагерь завозили провизию, приглашали вечером в комнату начальника лагеря, занимавшую этаж небольшого домика, где он обитал все четыре смены. Они играли на гитаре, я слушала. Расскажу немного об «Уллу-Тау».

Лагерь находится в одном из прекраснейших уголков Кабардино-Балкарии, в ущелье Адыр-су. Здешняя природа поражает воображение своей первозданной красотой. Изумрудная зелень лесов сменяется роскошью высокогорных альпийских лугов, за которыми лежит царство белоснежных вершин, ледников, неприступных орлиных скал…
Здесь, на отметке 2380 м над уровнем моря, в великолепном сосновом бору расположилась альпинистская учебно-спортивная база «Уллу -тау», которая имеет богатейшую историю и на протяжении многих десятилетий сохраняет альпинистские традиции. Сама вершина видно из лагеря, её высота составляет 4 207 метров. С Уллу-Тау виден Эльбрус — 5 642 метра, он находится в 36 км по прямой. Поэтому и предусмотрены маршруты, посвященные восхождению на Эльбрус.

В лагере мы проживали вот в таких домиках. Иногда в гости заходил Алексей, как-то, заглянул начальник лагеря. Он спросил Зину, почему я не прихожу к ним на чай или просто послушать гитару. Зина сказала ему, что работа на кухне занимает много времени. Она предложила ему чай с вареньем, в разговоре он задал вопрос: «А что это за высокий симпатичный парень, что иногда заходит к нам в комнату. «Это Олин муж», -сказала Зина и испугалась, побоявшись, что он выгонит меня из лагеря, — так потемнело его лицо о после этого известия. К счастью, эту новость он принял, как факт, Мы продолжали дружить до конца смены. Я обедала вместе с инструкторами за одним столом, если на это удавалось выкроить время от работы на кухне. Со столов убирали дежурные, поев я убегала на кухню. Готовили ребята кабардинцы. Весёлые, быстрые увлечённо готовили разнообразные блюда, очень доброжелательные. Из было человек пять, мыла посуду и все сковороды, кастрюли, противни я одна. Если в «Дугобе» поварам удавалось обойтись двумя противнями, то здесь мне бросали их 5 или 6. Они жарили морковь, лук, картофель, капусту, готовили соусы, и при этом пели свои национальные песни. Специально для себя готовили бефстроганов, отбивное мясо, жаркое. Всё очень вкусно. В конце смены мне удавалось иногда поужинать, они обязательно оставляли мне мгн мою порцию.

В мои обязанности вменялось всё, что оставалось в огромных кастрюлях, если приготовлено с запасом, выливать всё я яму, предназначенную для пищевых отходов, вырытую в 15 метрах от кухни. Зазывала те отделения, которые дежурили, чтобы парни помогли с этой трудной работой. Часто приходили ребята из отделения новичков, где был Алексей. Он никогда не приходил мне помогать, считая, что каждый должен выполнять свою работу сам. Безусловно, меня это обижало, Вечером в свой номер я возвращалась около 11- и, когда Зина уже спала. При этом мы с Алексеем еще бегали с Алексеем на свидание, назначая его за речкой, где не было фонарей, чтобы руководство лагеря не заметило. Отбой официально был в 11.

В завершающий день смены в столовой накрывали праздничный стол, отмечали удачное завершение тренировочного процесса.

Каждое отделение готовило концертную программу, точнее номер художественной самодеятельности, выпускало газету. Алексей хорошо рисовал, поэтому газету своего отделения делал он. Я была в команде начальника лагеря, доктора, зам. по учебной части. Инструктора были со своими отделениями. Перед отъездом мне было предложено зайти в бухгалтерию. Оказалось, что нужно получить причитающуюся заработную плату за месяц. При расставании поблагодарила своего работодателя, а он дал мне свой телефон и пригласил перейти на работу к нему на кафедру (он заведовал кафедрой в МГУ. Начни я работу в МГУ в те годы, жизнь сложилась бы иначе. Мобильных в те времена не было, письма писали на Главпочтамт до востребования». Его телефон Алексей случайно потерял. Конечно, отыскать такую личность, как начальник альплагеря «Улл -Тау» было бы легко через отдел кадров МГУ, но жизнь неслась по рельсам в направлении, заданном изначально и меняющим маршруты лишь в особо важных случаях.

ПИСЬМО ЗИНЫ Из РИГИ.

Здравствуй, Оля!

С праздником Октября!

Я знаю, что ты не ждёшь письмо от меня, но я всё равно напишу, Почему -то так часто вспоминаю тебя, наш путь до Приюта Одиннадцати, твои стельки и ещё много всего, что со временем забудется. Надеюсь, что и у тебя остались хоть какие -то воспоминания обо мне и ты напишешь хоть пару слов.

Я уже хожу на тренировки в зал и со страхом думаю о бущем лете

(дай Бог, чтобы я не достала путёвку!)

У нас уже было несколько собраний. На первом Саши не было. Я ему передала привет, и Валера (до тебя работал на кухне) обещал привести в следующий раз Сашу на встречу альпинистов. Все товарищи Саши пришли, а он поленился идти. А я так хотела его видеть, что мне стало очень грустно. Я даже обиделась на него. Там в лагере мы не обменялись адресами и телефонами, так как живём в одном городе. Теперь, наверное, встретимся только зимой, когда будет кросс на лыжах.

Хорошо, что ты живёшь в Москве.

После лагеря мы с Ингой полетели в Сухуми, а оттуда теплоходом в Севастополь. Остановились у знакомых, один день убирали виноград. Съездили в Ялту и от Симферополя поездом домой. В Сухуми встретили парня с которым я была в альп. лагере» Айлама». Он возвращался с Памира, где сделал второй разряд. Напиши как доехали вы, как устроилась на работе, как дела у Лёши, как с квартирой, как…

Передай привет Лёше. До свидания. Зина.

P, S. Сегодня получила посылку от тебя. Большое спасибо.

Перечитала письмо. Ещё раз подумала о том, как важны дружба, любовь. Как объединил нас альпинизм, его магнетизм, когда сложно, но неодолимо стремление справиться со сложностями восхождений и получить в дар упоение победы над собой, наслаждение красотой горных вершин.

Вспомнился" Главпочтамт» на Мясницкой, ставший для нас в те времена местом встречи, с друзьями и с их письмами, проводниками в мир близких и любимых.

«Как стремительна жизнь в чёрно — белом раю новостроек»

Иосиф Бродский

Вот только что зажигались вокруг тебя звезды: герои поэм, повестей, фильмов звали в путь за мечтой, указывали ориентиры, которые помогут состояться как личность, зазывали в неизведанное далёко — прекрасное и достижимое…
И шли за ними молодые, неуёмные романтики, принимая эти идеалы или осуждая, но непременно примеряя на себя. В Москву я приехала летом 1973 года после окончания Куйбышевского Политехнического института. Столица мне показалась городом, улицы которого служили лишь для того чтобы по ним перемещались люди. Все двигались от одной точки к другой, обгоняя друг друга, огибая препятствия. Казалось, что это хаотичное движение имеет лишь один смысл — обезличить человека и заставить его идти как можно быстрее, создавая иллюзию подчинённости невидимой внешней силе. Ясно помню, что столица меня не заинтересовала. Город казался бесполезно большим, душным, безликим, неоправданно шумным. В Москве мы поселились в общежитии на Таганке.

Этот район с замурованной в бетон речкой, представлялся захолустьем. Я выросла на Волге и без большой воды не представляла своей жизни. Чтобы адаптироваться в этом мегаполисе, везде искала знакомые ориентиры. Главным и самым знаковым должен был стать водоем. На второй день пребывания в столице на схеме метро я нашла станцию — «Водный стадион» и после завтрака туда отправилась. Недалеко от метро находилась огороженная территория, включавшая пляж, лодочную станцию и спортивную базу в которой размещалась гребная секция. Увидев байдарки, каноэ и красивых спортсменов я обрела жизненную опору на сегодняшний день. Бросив вещи на траву и оглядевшись, недовольно поморщилась — песчаные волжские берега моего родного города были привычнее и чище, но альтернативы не было, и я быстро вошла в воду. Наплававшись вдоволь и утолив тоску по Волге, я уже другими глазами смотрела на мир. День, проведённый у реки в той моей жизни, не считался безнадёжно потерянным. Посему и сегодня с чувством выполненного долга перед своим внутренним Я, можно спокойно ждать мужа. Возвратившись с работы в общежитие и, увидев оставленную на столе записку, он должен был подъехать и найти меня на пляже у «Водного стадиона». О таком средстве связи как мобильный телефон в те времена мы не мечтали и даже не слышали. Возможность полёта к другим галактикам была более реальной и достижимой, чем мобильная связь. За пять лет учебы в техническом вузе ничего более увлекательного кроме учебников по промышленной кибернетике я в руках не держала, поэтому по привычке начала читать главу — роботы манипуляторы. Перспектива в будущем изобрести что — то стоящее увлекла настолько, что я не сразу заметила красивых спортсменов, которые по окончании тренировки подошли знакомиться. Это событие меня ничуть не смутило. Скорее оно было предсказуемо. Не было случая, чтобы летом на пляже я осталась незамеченной. Все знакомства и влюблённости начинались именно у реки. Институтские аудитории не в счёт. В них возникали дружеские отношения не переходящие в любовь. На сей раз пришлось утешиться недолгим шутливым диалогом и отказаться от заманчивого предложения поплавать на спортивном каноэ. Очень хотелось поразить их своими навыками владения этим спортивным судном. Недаром я выросла на берегу реки, получалось периодически посещать разные спортивные клубы. Краем глаза увидела приближающего мужа и поспешила пойти ему на встречу. Не хотелось огорчать его и давать повод для ревности

Восхождение на гору Эльбрус, о котором я рассказала в главе «Мой альпинизм», будет завершающей страницей в моей альпинистской карьере. Начнётся будничная семейная жизнь и моими Эверестами станут — рождение дочерей, их воспитание, забота о близких и маленькие земные радости: лыжные гонки, лёгкая атлетика, виндсерфинг, большой теннис и горные лыжи. Всё то, что доступно вне заоблачных пространств. Развлечения мужа обрели более профессиональную платформу, всё своё время он посвятил строительству линий электропередач, отвлекаясь на сон и редкие свидания с семьёй в период отпуска и немногочисленных выходных. Так жили многие в Советском Союзе, воспитанные верными сынами Коммунистической партии. Некий гротеск присутствует в моём постскриптуме, но только некий!

Но тогда всё только начиналось. После встречи на Водном стадионе, поделившись своими соображениями по поводу того, что если в субботу, воскресенье будем приезжать на территорию Водного стадиона, то вполне сносно можно прожить и в Москве. Его мало привлекала возможность поплавать, но, сделав вид, что разделяем мои пристрастия, быстро вошёл в воду, немного поплавал, и через десять минут мы обсуждали вопрос о том, где можно поужинать. Остановились на ресторане «Прага», расположенном на Арбате. В далеком 1973 году. Ресторан «Прага» славился демократичными ценами. В ассортименте всегда было хорошее сухое вино, красная и чёрная икра, котлета по — киевски, большой ассортимент шоколадных конфет.

Посещение ресторана для нас в те годы было таким же обычным мероприятием, как «Якитории» и «Шоколадницы» для сегодняшней молодёжи. Сейчас в это трудно поверить, но тогда меня совершенно не интересовал вопрос экономии. Уже после получения собственной квартиры, несколько задумалась о том, что приобретение самого необходимого, двух табуретов, набора кастрюль, сковороды, стола, потребует денежных средств. Муж всегда отличался щедростью, которую, оценив в молодости, затем, в годы супружеской жизни, я возвела в ранг большого недостатка, назвав его расточительностью. После рождения дочери в мою жизнь вошли — «Детский мир», «ГУМ», «ЦУМ». Но в первый год супружеской жизни с Алексеем виделись раз в неделю. Он приезжал из Калинина, я из Истры. От его работы нам выделили комнату в общежитии, недалеко от МК 33, куда он получил распределение после окончания института. Общежитие было новое, мы занимали комнату на этаже, большая кухня была полностью в нашем распоряжении, так как больше жильцов на тот период не было. Тем не менее, если случалось так, что мне хотелось вечером чаю с шоколадными конфетами, проще было поужинать в ресторане и оптимальным вариантом оказывался ресторан на Казанском вокзале. Там всегда были свободные места и работал он до поздней ночи. Брали такси, занимали столик, заказывали ужин и конфеты «Мишка косолапый», чай и белое сухое вино. Да последних дней жизни Алексея в доме всегда были шоколадные конфеты, предпочтение он отдавал конфетам « Мишка косолапый», покупал их для меня, сам любил «Батончики». Многое изменилось в стране за пятьдесят лет. К счастью, сохранился грандиозный Казанский вокзал, детище архитектора Щусева, и роскошный зал его ресторана, спроектированный в виде огромной старинной трапезной палаты, богато украшенной лепниной и фресками. Оформлением его внутреннего убранства должны были заниматься великие художники своего времени: Зинаида Серебрякова, Александр Бенуа, Евгений Лансере и Николай Рерих. Однако случилась революция, и завершали интерьер ресторана уже в 1930-е гг. К тому моменту многие живописцы эмигрировали. Оформление выполнил Евгений Лансере, оставшийся в России. В наши дни Казанский вокзал отреставрировали, бывший ресторан используется в качестве зала ожидания повышенной комфортности. Транзитные пассажиры могут неспешно разглядывать картинную галерею, воспевающую достижения московских строителей, казахских животноводов, сибирских охотников и мурманских рыбаков, колхозников Поволжья и хлеборобов Украины.

«Вокзалы. Есть в них что-то магическое, некая тайна, связывающая с неизвестными дорогами, новыми маршрутами, а главное, что туда влечёт, — ожидание встречи с судьбой. В Куйбышеве я часто приезжала на вокзал, чтобы купить билет на поезд, который шёл до станции Вад, где жил отец, ещё с вокзала я уезжала на электричке до станции Мыльная, чтобы потом доехать на попутке до 2ого отделения совхоза Масленникова, где жили бабушка и дед. А иногда, просто брала такси, говорила водителю — вокзал, и шла на перрон, чтобы ощутить особую атмосферу движения. Иногда поднималась на пешеходный мост и долго смотрела вслед уходящим поездам. Чувство одиночество, которое часто поселялось в душе, уезжало на этих составах, оставляя меня с надеждой на новые маршруты и новые встречи. Это было в юности, потом с вокзалами ассоциировались не новые встречи, а новые проблемы, тяжёлые чемоданы, тесные купе, нудные попутчики и неуют туалетных комнат. Теперь я летаю самолётами, желая сэкономить время для достижения желаемой точки, страдая от статики, необходимости сидеть в позе, определяемой формой кресла, испытывая тяжесть в ногах, периодически меряя шагами расстояние от первого до последнего ряда салона самолета, уверяя себя, что, пожалуй выберу в дальнейшем поезд, но, в который раз, беру билет на самолёт, спасаясь от монотонности пути в вагоне поезда».

В первый год в Москве я искала хоть какую-то зацепку с провинциальным прошлым. Неодолимая сила тянула на Волгу, на скалы, расположенные в районе Гавриловой поляны, где собирались все альпинисты Куйбышевских секций, на беговые дорожки стадиона «Буревестник». Именно столица мне казалась провинцией любимого Куйбышева, города, обращённого к просторам реки, дарующей безграничную свободу.

Я искала ориентиры, связующие с детством, с юностью. Узнала, что мой любимый в те годы, актёр Юрий Демич переехал в Ленинград. Юрий родился в Магадане, где отбывал наказание его отец Александр Демич. После реабилитации Демича — старшего семья переехала в Куйбышев. Юрий Демич поступил в студию при театре драмы имени Горького. Я, в годы обучения в Политехническом институте, расположенном недалеко от Драматического театра, подружилась к молодыми актёрами этой студии. Демич ещё до окончания ГИТИСа (окончил его в 1971 году), был принят в труппу театра. Моей любимой ролью был его легендарный Гамлет. Шекспир, скорее благодаря поэтическим переводам Бориса Пастернака, чем замысловатым драматическим сюжетам, безраздельно владел моими поэтическими пристрастиями. Заявив о себе, как об одном из самых ярких молодых актеров страны, в 1973 году Юрий Демич перешел в Ленинградский БДТ. Пресса делилась с читателями восторженными сообщениями о находках столичных театров.

Так я узнала, что и Олег Янковский, красавец, элегантный, безупречно сложенный эстет, один из главных героев нашумевшего фильма «Щит и Меч», сыгравший Генриха Шварцкопфа, получил приглашение в Московский Ленком. Это предложение сделал ему сам Марк Захаров, недавно утверждённый на должность главного режиссера «Ленкома». Янковский пришёл из Саратовского Драматического театра. Волжские провинциальные театры, вырастив гениальных актеров, отпускали их в плавание на мировые сцены.

Марк Захаров, начав работать в качестве главного режиссера, носившего знаковое по тем временам имя, — театр Ленинского Комсомола, решил поставить спектакль смелый, интересный, созвучный с эпохой развитого социализма. Портрет современника при этом должен был отвечать настроениям молодёжи того времени. Несомненно, мы, разделяя и поддерживая стремление к идеалам коммунизма, относились с сарказмом и недоверием к заорганизованности собраний, политических учений, обязательных для всех членов общества. Переоценивание в обществе роли рабочего класса на главной поступательной дороге, которая приведет к вершине, воспринималось мною критично, даже несмотря на то, что глобальные стройки, такие как Тольяттинский ВАЗ, предвестник автомобилизации страны, Горьковский КАМАЗ, «БАМ», были символами эпохи. Спектакль с лаконичным названием «Автоград 21», поставленный на сцене «Ленкома», не мог не заинтересовать меня. Я купила два билета, и в один из воскресных вечеров мы с мужем отправились на встречу с «настоящим искусством». Я с восхищением смотрела на героя Олега Янковского, отстаивающего справедливость и свободу, высказывающего мнения, противоречащие большинству членов парткома завода. Парткомы в те времена являлись органом, ставящим утверждающую резолюцию на любое знаковое решение. Как правило голосовали члены парткома единогласно после предложения, вынесенного Секретарем парткома. После спектакля я долго находилась под впечатлением от игры Янковского, от сопричастности со зрительным залом, принявшим идею режиссёра. Не заметила, как мы оказались на улице Горького недалеко от кафе «Космос». В те годы оно было очень популярно у молодёжи. Мороженное, шампанское, уютная атмосфера в современных интерьерах привлекали и меня. Перед входом в кафе стояла небольшая очередь. Оно работало до 23. 00. Опасаясь, что не успеем войти до закрытия решили пойти в ресторан «Якорь», который находился тоже на Горького, недалеко от Маяковки, где жила моя мама. По дороге, нарушив тишину, я спросила: «Ну, как тебе Янковский?». Ответ: «Это тот, что в чёрной кожаной куртке?» — поверг меня в шок. Я обезумела от гнева. — Не узнать моего кумира, так буднично отнестись к спектаклю Поколения! Да чего стоит одна реплика секретаря парткома завода при обсуждении на заседании перспектив строительства монумента, пафосно произнесенная, и вызвавшая нескончаемые аплодисменты зрителей: «Без штанов останемся, но монумент построим!». Да это же авангардный спектакль, новое слово в театральном искусстве! Боже мой, и с этим бездушным человеком я должна прожить жизнь, более того, ужинать в моём любимом ресторане «Якорь». Дома пришлось довольствоваться бутербродами с сыром и докторской колбасой.

Эх! До чего глупа я была и бескомпромиссна. Где сейчас этот «Якорь» и эта молодость?

Уже позже, приезжая к маме на Гашека, я заходила в этот ресторан пообедать. Скучала по свежей рыбе, а в ресторане на Тверской она была всегда. В те годы, видимо, приученная отцом, который, встречи со мной назначал в ресторане, я свободно заходила в любой, не смущаясь и не пытаясь сэкономить, заказывала то, что хотела

Когда приезжали в гости студенческие подруги, получившие распределение в другие города, ехавшие домой в отпуск, выбрав транзитным пунктом Москву, мы отправлялись в кафе «Космос», выпив шампанского, съев по две порции мороженного и ощутив прилив голода, со смехом бежали в пельменную на Петровке или Кузнецком. Там шумно рассказывали о своей работе молодых специалистов, сетуя на недостаточное внедрение прогрессивных открытий в производственные процессы. Мы ведь мечтали непременно и сразу стать причастными к новым разработкам. Зря что ли учились на таком сложном отделении электротехнического факультета.

В молодости время наполнено событиями, которые открывают новые горизонты. В апреле я приехала в Долгопрудный. В этом городе мужу дали квартиру, как молодому специалисту, получившему распределение после окончания института в Москву. Нам был предоставлен небольшой выбор: Люберцы, Долгопрудный или однокомнатная квартира у метро Текстильщики с видом на водоём парк.

Выбор пал на Долгопрудный. Недалеко от платформы «Водники» красовался ансамбль из трёх однотипных девятиэтажек, расположенных параллельно железнодорожным путям, соединявшим Долгопрудный с Москвой. Из окна квартиры, находящейся в одной из девятиэтажек ансамбля, смотровой ордер на которую нам, молодым специалистам выдали, открывался вид на железнодорожную ветку Савёловскоой железной дороги. Каждые 15 минут мимо проносились электрички, на которых предстояло добираться в Москву на работу, и поезда, товарные и пассажирские. Улица носила интригующее название — Московское шоссе, самого шоссе не было. Не появилось оно и пятьдесят лет спустя. За линией находился военный городок, утопающий в зелени, и поля колхоза Красная Нива. Но главным фактором, определившим выбор в пользу Долгопрудного, было Клязьминское водохранилище, напомнившее Волгу, милую сердцу реку моей юности. Из окна был виден кусок водохранилища, пройти к нему можно было по полю, одолев небольшое расстояние, чуть меньше километра. Позже я бегала к нему купаться перед работай, а в выходные дни с семьей спешили на пляж, пригласив друзей и гостей, которые часто останавливались у нас, приезжая в Москву.

Оставалось подобрать работу по душе и поближе к дому. В Министерстве электротехнической промышленности предложили варианты: остаться у них и работать на Калининском проспекте ведущим специалистом или пойти главным энергетиком на небольшой Краснополянский завод. Сразу же предупредили, что карьерный рост в Министерстве, как учёного и разработчика новых систем, почти невозможен. Краснополянский завод сулил зарплату, значительно превышающую заработок инженера, которая может достигать двухсот пятидесяти рублей, что важно для молодой семьи, начинающей обустраивать быт с нуля. Я решила съездить в Лобню, посмотреть, что и как. От Лобни пришлось добираться на автобусе, маленьком, совсем не соответствующим моему представлению о столичном комфорте. Беседа с главным инженером запомнилась его восторженными отзывами о перспективах работы. Я выросла в семье врачей и ассоциировала своё рабочее место с чистыми, стерильными помещениями, уютом и четкой организацией «производства». Приняв решение, что точно здесь не останусь, слушала рассеянно. В мечтах я уносилась в мир изобретений, международных технических выставок, авторских свидетельств на новые открытия в отрасли роботостроения.

Это мне удалось осуществить, выбрав «Электропривод», институт, находившийся в ведении Министерства Электротехнической промышленности, куда я получила направление, отказавших от должности главного энергетика в Лобне.

В «Электроприводе» меня встретили радушно. Работа в области роботостроения, международные выставки, спортивные состязания, воскресные поездки с коллективом на Клязьминское водохранилище в яхтклуб «Буревестник», где стоял катер, принадлежащей институту, водные лыжи и доска для виндсерфинга. Там же состоялось первое знакомство с большим теннисом, благодаря месячному абонементу на теннисный корт «Лужников». Спорт сектор института работал активно, благодаря активному участию в соревнованиях, победам на них, уже через три месяца я получила предложение стать секретарем Комитета комсомола, а хорошее знание новых достижений в системах управления с сентября поступить в аспирантуру. Но через четыре месяца я взяла отпуск и в конце сентября мы с Алексеем уехали в Абхазию, к морю вместо гор. Я приняла решение рожать, пока круговорот альпинистских устремлений не захватил мою душу намертво. В те времена друзья сразу после свадьбы рожали ребенка, то, что год я ещё жила вольной жизнью, разгуливая по театрам и стадионам, вызывало всеобщее недоумение.

Мама к тому времени получила квартиру на улице Гашека, совсем рядом с площадью Маяковского, она вечерами ходила на спектакли в ближайшие театры. Почти все значимые Московские театры были расположены в шаговой доступности. Я тоже пыталась достать билеты на лучшие спектакли, куда ломились заядлые театралы.

Расскажу о моей встрече с «Современником». Весна 1974 года. Пл. Маяковского. Я иду в театр «Современник» на детский спектакль «Принцесса и дровосек». Билет на спектакль вынуждена была приобрести, как нагрузку к очень популярному спектаклю Ленинского Комсомола «Автоград 21». Свободный воскресный день. «Современник» недалеко от маминой квартиры на Гашека. Почему бы не воспользоваться предоставленной возможностью, посетить старое здание «Современника», которое скоро будет снесено. Начинается спектакль. На сцене появляются весёлые дровосеки. Один привлекает моё внимание пластикой, выделяющей его среди других. Заглядываю в афишу. Константин Райкин. Изумленно предполагаю, что это сын Аркадия Райкина. После спектакля нахожу подтверждение: Екатерина и Константин, актеры театра «Современник», дети кумира СССР Аркадия Райкина. Ухожу с уверенностью, что приведу на этот спектакль своих будущих детей. Прошло 46 лет. Каждая встреча с творчеством Константина Райкина — Счастье!

Сергей Едутов

Сергей, младший брат Алексея, после окончании школы должен был принять решение, где хочет учиться. Выбирал вуз в который хотел бы поступить. К тому времени уже год Алексей жил в Москве. Сергей приехал к нам в гости, знакомился с Москвой, посещал зоопарк, долго простаивая у вольеров с животными. В тот период два одессита, дуэт юмористов «Карцев и Ильченко» вошли в моду и билетов на их выступления было не достать. Публика ломилась в «Октябрь» и ЦДКЖ. Сергею купить билеты на выступление юмористов на летней эстраде Ждановского парка. В первом отделении зрителей встречал малоизвестный дуэт Слободкин — Пугачёва. Мы шли на концерт Карцева и Ильченко, подходя к летней эстраде, обратили внимание на то, что навстречу шёл нескончаемый поток зрителей. С огорчением узнали: по причине болезни одного из артистов их выступление отменили, но с этими билетами можно прийти на следующий концерт, который состоится после того, как артист выздоровеет. Сергею этот вариант не подходил, и мы решили остаться и послушать малоизвестных артистов. На сцене красовался внушительного размера барабан и надпись на нём «Оркестр Павла Слободкина», а в программе обозначено название дуэта — «Москвичи». Зрителей почти не было. Несколько человек, в том числе мы с Сергеем, разместились на скамейках в первом ряду. Тем не менее концерт состоялся. Незнакомые нам молодые мужчина и женщина пели вместе и порознь. Они исполняли весёлые незамысловатые песенки. Стройная девушка в бирюзовом платье до колен, целомудренной длины, вполне соответствующей моде 1973 года, исполнила очень милую песенку «Посидим — поокаем». Музыканты, чтобы дать певцам отдохнуть, дарили нам весёлые мелодии. Их не смущало почти полное отсутствие зрителей, и это вселяло уважение к артистам. Но тем не менее, некоторые из оставшихся зрителей уходили, не дождавшись окончания концертной программы. Когда концерт закончился и мы неспешно покидали летний театр, Сергей сказал мне: «Запомни эту молодую артистку, По моему её ждёт признание и популярность». Конечно мы не пожалели, что в этот тёплый августовский вечер приняли решение послушать» Москвичей». Сергей оказался прав. Пугачёва покорила мир и стала звездой Российской эстрады. Сергей решил поступать в Куйбышевский Педагогический университет. Москва показалась ему шумной и суетной. После окончания университета он долго работал директором школы в Кинельском районе. В первые годы, приезжал часто в Москву, останавливался у нас, непременно в первый же день спешил в Московский зоопарк.

А уже другой Сергей, младший брат моей институтской подруги Нины Воробьёвой, получивший после окончания Куйбышевского Политехнического института распределение в Олимпийский Дворец спорта, пригласил нас с Алексеем на грандиозное выступление Аллы Пугачёвой. Зал был заполнен, достать билеты было сложно. Сергей провёл нас через служебный вход в свой кабинет, где мы сняли верхнюю одежду. Я сидела в первом ряду ВИП эоны на местах для почётных гостей, благодаря заместителю директора Олимпийского Сергею Воробьёву. Перед концертом я забежала в квартиру мамы на Гашека. У неё было ночное дежурство в роддоме, где она работала, и я смогла взять на время её роскошную новую зимнюю шапку — боярку из белой норки. С замиранием сердца зрители ожидали начала концерта. Но когда на сцене появился белый дым, предварявший выход Примадонны для песни «Айсберг», моё сердце сжалось уже по другому поводу. В первый момент я решила, что в Олимпийском начался пожар, и мне нужно срочно покидать зал и спасать мамину шапку, которую я взяла без разрешения. Я опасалась, что не найду кабинет Сергея, который находился где-то в пространстве служебных помещений. Дым становился всё гуще, но паники в зале не наблюдалось Я умоляющее, боясь показаться меркантильной, посмотрела на Сергея и высказала своё беспокойство. Он объяснил мне, что это новое «изобретение», призванное придать особое звучание эффектному выходу артистки. Вот именно этот эпизод, а не триумф Аллы, врезался в мою память на всю жизнь. Ироничное отношение к своей персоне мне свойственно, я не боюсь подшучивать над своими слабостями, всегда с радостью посвящая своих коллег и друзей в казусные ситуации своей жизни. Это не мешает с детства считать свою личность исключительной и достойной уважения. И если кто-то так не считает, я не пытаюсь его переубеждать. Видимо, кому — то нужно самоутверждаться, пусть даже унижая других и критикуя. Жизнь всё расставит по своим местам, если это жизнь среди умных и порядочных людей.

И еще одно событие, связанное в Сергеем Едутовым, которое врезалось в память. Событие, в котором хранил меня мой Ангел, молитва бабушки и помощь друзей.

«Лето 1988 год. Я в деревни у бабушки. Неожиданно малютке Лене становится плохо. Нужна помощь врача. Ближайшая больница в пяти километрах. С ребёнком на руках выбегаю из дома, телефона в те годы не было, улицы пустынны и не предвидится встреча с кем то. Вдруг неожиданно на мотоцикле проезжает парнишка. Кричу, чтоб остановился. К счастью, он услышал меня, возвращается, и едем на центральную усадьбу в больницу. Около неё стоят посетители. Среди них Алексей Прокопьевич. Вбегаю с ребенком в больницу. Старичок, главный врач и медсестра беспомощно смотрят на нас с дочерью, не зная как оказать помощь. Наконец, медсестра делает укол и дочь перестает дышать. Оценив ситуацию, Лев Прокопьевич едет к дому молодой докторши, которая в отпуске и обрабатывает грядки в своем огороде. Та, не раздумывая, едет с ним к больнице и в самый критический момент оказывается около ребенка. Я предлагаю срочно провести реанимационные процедуры: искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Ребёнок спасён. Счастливая встреча с умным, добрым и неравнодушным Алексеем Прокопьевичем навсегда в моём сердце.

И примчался за нами на грузовике из Кинельского района Сергей Едутов, уже будучи директором школы, чтобы забрать меня с дочкой их Хворостянской больницы. Привёз два мешка спелых, сахарных дынь, отвёз нас к бабушке, Мы собрали вещи, забрали Женю и поехали в Куйбышев. Туда уже успел приехать Алексей, срочно выехавший по телеграмме, которую мы ему отправили из Хворостянки. Такая самоотверженная помощь младшего брата семье старшего бесценна».

Прошёл год. Абхазия. Гантиади (Цандрипш)

В сентябре 1974 года мы решили отдохнуть в Абхазии. Отпуск у Алексея приходился на осень. Погода в Абхазии в это время еще летняя, море тёплое. Устроились в частном секторе небольшого населенного пункта Гантиади, находящегося в 5 км от района Большого Сочи. Отдыхающих в это период времени было мало. Хозяйка с удовольствием коротала с нами вечера. Стол стоял в центре двора, Кроны высоких, раскидистых инжирных деревьев создавали тень днем, при малейшем ветерке спелые плоды инжира падали на асфальтированную площадку и разбивались. Хозяйка безучастно смотрела на потери урожая. Я поинтересовалась, почему они не собирают инжир. Она объяснила это тем, что деревья очень высокие и даже с помощью лестницы до них не добраться. Я предложила свою помощь, как навыки скалолазания, которыми я владела, легко помогут мне справиться с задачей залезть на деревья и собрать инжир. Ветви дерева были настолько толстыми и крепкими, что смогла не только со ствола собирать инжир, но с веток. Этакий Маугли — скалолаз. Алексей с неудовольствием смотрел на эту затею. Он считал, что был риск сорваться с большой высоты, упасть на асфальт и получить серьезные травмы. Я же была уверена в своей ловкости на сто процентов. Набрала три ведра инжира, и хозяйка предложила сварить из него варенье и увезти в Москву. Что-то брать даром мы были не приучены и купили у неё ведро инжира. Потом сходили в магазин за сахаром, наварили варенья и отвезли в подарок родителям Алексея, моей маме и моей бабушке в деревню. Варенье из инжира моя бабушка пробовала впервые. Этому эпизоду жизни я уделила внимание не случайно. Сейчас он мне кажется значимым, так как характеризует будничную жизнь людей в СССР, незамысловатую и наполненную маленькими радостями.

Хозяева очень радушно отнеслись к отдыхающим, остановившимся у них на постой. Мы уходили гулять в горы, собирали ежевику, ездили на экскурсию на озеро Рица.

И ещё мы много плавали. Первый день, вдохновлённая морем, после тяжёлой волжской воды, я не заметила как оказалась далеко от берега. Море было спокойное, хотелось плыть всё дальше и дальше. Берег уже скрылся из виду, но меня это не пугало. Услышала шум приближающейся моторной лодки, которая, немного обогнав меня, остановилась. Парни, находившиеся в моторке, объяснив что я заплыла далеко за буйки, предложили сесть в лодку и вернуться на берег с ними. Яи категорически отказалась и поплыла к берегу сама, они сопровождали меня до буйков. На берегу ожидал Алексей, возмущённый моей беспечностью, он не захотел со мной общаться. Возвращались молча, уже дома он сердито объяснял, что я проплавала больше часа, а он, потеряв меня из виду, должен был обратиться за помощью к спасателям. Прошло много лет, прежде чем я смогла понять, что была не права, легкомысленна, поняв его только тогда, когда дочери стали преподносить уроки своей беспечностью.

В целом спокойный отдых вызывал во мне проест. Хотелось восхождений, интенсивных тренировок, но по плану значилось рождение ребенка. В один из тёплых вечеров, когда мы сидели в саду под фиговыми (инжирными) деревьями и пили кофе по — восточному, Хозяйка предложила погадать на кофейной гуже. Покрутив в руках блюдце, внимательно посмотрела на меня и интригующе произнесла: «У вас будет дочка». 22 июня я родила девочку. Начался новый отсчет времени в странице нашей супружеской жизни.

22 июня 1975 года

22 июня 1975 года я осталась ночевать у мамы в её квартире на улице Гашека. Обычно, если случалось зайти к ней в гости или по делам, ночевать я возвращалась к себе домой в Долгопрудный. Я была замужем, и хотя муж постоянно находился в командировке, у себя дома мне было уютнее. Муж работал в московской Мех колоне 33. На тот период был начальником участка, строившего линии электропередач в Калининской области. Да и мама, работая заведующей отделения московского родильного дома, уставала и спешила домой отдохнуть. Она всегда оберегала своё личное пространство. В тот период её жизни, оно принадлежало моему ровеснику, Михаилу, страстно в неё влюбленного, бросившему свою работу в Куйбышеве и последовавшему за ней в Москву. Муж взял его к себе на участок в качестве прораба. Михаил так же, как и мы, окончил Политехнический институт. Все свободное время Михаил проводил с мамой, иногда приезжал к нам. Их отношения мне казались вполне уместными. С Михаилом было интересно общаться, мы легко находили темы для беседы. Вместе изучали окрестности Долгопрудного. В яхт-клуб «Буревестник» в Хлебниково ездили кататься на водных лыжах. Михаил спортом не увлекался, но, если выходные его и Алексея совпадали, мы все вместе ходили на пляж, расположенный на песках у яхт — клуба «Водник». Там играли в волейбол. В те дни, когда у мамы были ночные дежурства, Михаил оставался ночевать у нас. Уже потом я узнала, что любопытные соседи, любезно раскланивающиеся со мной, искренне полагали, что Михаил мой любовник и мама, без стыда и совести, приводит его ко мне тогда, когда муж трудится во благо семьи. Дом, в которым мы поселились был сдан недавно. Каждый новый жилец привлекал к себе внимание. Не удивительно, что во времена, когда Санта Барбара в Советском Союзе еще не была достоянием средств массовой информации, сюжеты писались бабушками на скамейках, тиражировались, передаваясь из уст в уста «по секрету всему свету». Потом уже спустя много лет после тех событий, признавались в том, что ждали, когда же с мужем расстанемся. Считали его красивым, интересным человеком и всячески искали случая рассказать ему о моём коварстве. Спасло то, что Алексей мало интересовался мнением окружающих и безусловное доверие считал главными качествами в отношении других. Более того, даже допускал возможность флирта в моих постоянных увлечений.

Летом 1975 года я была беременна, вот вот должна была родить. Гуляла одна, быстро совершала необходимые покупки, стеснялась выросшего живота, изменившего фигуру. Мамин модный пиджак, который она любезно уступила мне на время, очень подошёл, и для окружающих создавал иллюзию того, что девушка просто крепкого телосложения. Мужчины, привыкшие мало обращать внимание на такие тонкости, просто отпихивали меня на автобусных остановках, пытаясь первыми протиснуться в автобус или троллейбус и занять свободные места для себя или своих дам. Наблюдалась я в женской консультации при мамином роддоме, она удрученно спрашивала врача — коллегу: «Слушай, у неё там ребенок нормального веса?». Я поправилась всего на шесть килограмм и этот факт её очень огорчал. В Москве я большую часть времени проводила на Маяковке, на Красной Пресне, на Васильевской, часто бывая на мероприятиях в Доме кино. В отличие от районов, расположенных за Садовым кольцом, здесь было не так суетно и всегда можно было зайти в мамину квартиру и насладиться комфортом и тишиной.

20 июня, когда уже вроде бы и пришло время рожать, договорились, что вечером приеду на Гашека и там переночую. Мало ли, вдруг, из Долгопрудного не успею доехать в роддом, который находился на Краснопресненских прудах. Доехав на электричке до Савеловского вокзала, беру такси и по второй Брестской едем к Тишинскому рынку. Маршрут знакомый, машин в те годы было на улицах осень мало, поэтому через пятнадцать минут я выхожу из такси у подъезда дома 2 на ул Гашека. Для тех, кто жил в те времена скажу, что стоимость по счетчику составляла 47 копеек, иногда 49, но в любом случае пятидесяти копеек было достаточно, чтобы оплатить заказ. В этом случае таксист всегда отдавал сдачу с рубля. Если же в спешке забывала сказать, что едем через 2- ую Брестскую, водитель мгновенно принимал решение ехать через Садовое кольцо или через Каланчевку. Вот тут пассажир попадал на 98 копеек или даже один рубль 44 копейки, пассажиров у таксистов было не очень много, а заработать на беспечных пассажирах они стремились всегда.

Итак, я выхожу у подъезда, уверенно звоню в квартиру 46, никак не рассчитывая на то, что мамы нет дома. К моему огорчению никто не открывает. Мобильных в те годы не было, иду к телефонному автомату, расположенному на углу дома, чтобы позвонить ей на домашний. Вдруг она уснула после дежурства и не слышит звонка в дверь. Дом сталинской планировки с прекрасной звукоизоляцией, коридор большой и вполне можно не услышать звонка, находясь в спальне, расположенной в конце квартиры. Телефон не отвечает. Придется погулять на Патриарших. Через час, в полной уверенности, что хозяйка вернулась, звоню в дверь. И вновь приходится кружить по ближайшим улицам, на сей раз уже с беспокойством поглядывая на часы. Последняя электричка в Долгопрудный уходит в 23. 45. Перспектива ночевать на вокзале меня не вдохновляет, более того кажется катастрофой. Отчаянная попытка отыскать маму в родильном доме (мало ли, срочный вызов к роженице, что является обычным для заведующих отделениями) не увенчалась успехом. Приходится возвращаться на вокзал. На 5 ом троллейбусе добираюсь до Савеловского. Беру билет и спешу на электричку. Подойдя к последнему вагону, на перроне вижу возбужденного Михаила, который радостно бросается мне на встречу и взволнованно объясняет, что они решили вечером посидеть в «Пекине». Мама, видимо, забыла о нашей договоренности, а он об этом просто не знал. Когда, поглядев на часы, она рассеянно сказала, что Ольга должна прийти ночевать, выскочил из-за стола, взял такси и слава Богу успел до отправления электрички. Михаил выхватил у меня сумку и мы пошли к такси. Я с улыбкой наблюдала за ним. Никогда раньше не видела его таким рассерженным и негодующим. Он всегда знал, что я не являюсь предметом достойным опеки и внимания со стороны мамы, но данная ситуация не укладывалась в его голове. Михаил был уверен, что беременная женщина — хрустальная ваза, которая заслуживает бережного отношения. Мне иногда казалось, что, наблюдая за мной, он искренне удивляется тому, что я сама хожу, покупаю всё для дома, привожу в порядок квартиру.

21 июня 1975 года я поехала ночевать к маме на Гашека. Дома у меня был справочник акушера — гинеколога, по которому я изучала основы, которые необходимо знать беременной женщине. Школы материнства мы не посещали, все знания получали из медицинской литературы. В те времена книга была единственным источником информации. На любой вопрос в ней содержался ответ. Спать легла чуть за полночь, проснулась в 3 часа и по некоторым признакам поняла, что, видимо, пришло время рожать. Не хотелось будить маму, но через полчаса вошла к ней в спальню и попросила вызвать скорую помощь. Минут через 20 медики подъехали и мама попросила их отвезти нас в родильный дом на Краснопресненских прудах. Сдала меня дежурному врачу, сказала, что часов через десять я начну рожать, поэтому она вернётся домой и поспит немного перед началом рабочего дня.

Я переоделась в больничную сорочку и терпеливо сообщала свои данные для истории болезни, обычная процедура, необходимая при поступлении. Докторша не спеша записывала что, как, когда и сколько, делала это с невозмутимым спокойным лицом, констатируя постскриптум; схватки, интервал между схватками сократился, доктор с улыбкой посматривала на меня, никак не комментируя сказанное мной, когда я спокойно, произнесла — начались потуги — она поморщилась и сказала, что дети врачей самодовольны, нахватались медицинских терминов и щеголяют знаниями ситуации, но ее следующий вопрос я не ответила, так как начала глубоко дышать, как рекомендовано было делать во время потуг. Докторша поморщилась и посоветовала мне сходить в туалет, объяснив, что при потугах я бы вообще не могла говорить. Я же, просто закусила губы и пыталась не тратить энергию на бесполезные крики. Понимая, что она не права послушно пошла в туалет и по пути проговорила: «Головка появилась». Докторша со снисходительной улыбкой, обозначающей — все дети врачей считают себя докторами, — попросила лечь на кушетку тут же в предродовой, уверенная в том, что мои слова, бред самоуверенной дочки заведующей отделением, но с ужасом увидела, что головка действительно выпрыгивает на волю, испуганно попросила задержать дыхание. Подкатили стол, медсестра, запомнив просьбу мамы сделать мне обезболивающий укол, лихорадочно пыталась попасть в вену. Но ребёнок с радостным криком уже выскочил навстречу июньскому московскому рассвету. «Девочка» — произнесла акушерка, принимая ребёнка у обескураженного врача. Передо мой висели часы, я вспомнила, что 22 июня в четыре утра началась война, в которой погибли миллионы советских людей. Я подумала, ну что ж, не мальчишка, я очень хотела, чтобы родился мальчик, похожий на мужа. Девочка нарожает нам мальчишек. На часах было около пяти. Солнце уже взошло, день обещал быть жарким, два часа на жёсткой кушетке, на холодной клеёнке на спине, с холодной грелкой на животе показались мне мучительными свой статикой, хотелось сменить положение, встать и подойти к окну за которым гремели трамваи, лето зазывало на тенистые бульвары. В те времена Москва радовала обилием лип, кленов, тополей. Редкие автомобили проезжали по улицам, уступая дорогу трамваям и троллейбусам.

Утром, пока я еще лежала на злосчастной каталке, в послеродовый блок влетела мама, в красивом длинном платье, подчёркивающим значимость момента, с букетом пионов, которые он положила рядом со мной на подушку. Поздравила и убежала смотреть на свою внучку, вернулась счастливая, с восторгом передала слова персонала: «Галина Васильевна, девочка вылитая Вы», и убежала в ординаторскую. Медсёстры ушли вместе с ней, я, как пациентка их уже мало интересовала. И в дальнейшем они вспоминали о том, что я дочка заведующей только в те минуты, когда она звонила и просила позвать меня к телефону. Обычно это было в минуты кормления. Детей в те времена привозили в палату на специальных пеленальных столах. Все мамочки с нетерпением ждали момента, когда могли приложить ребенка к груди и любоваться им, пока он трудится, чтобы утолить голод. И вот в этот счастливый момент, акушерка забирала дочку, а я уныло шла в ординаторскую к телефону и мама рассказывала мне о том, что заказала красивые пелёнки, что Алексей приедет из Калинина и купит кроватку и коляску. Ослушаться её и не пойти к телефону было не возможно. Медсестры не могли не выполнить просьбу заведующей отделением и уверяли, что девочке полезно сделать паузу в приёме пищи. К моему возвращению дочка уже засыпала и будить её было бесполезно.

Когда Алексей приехал с трассы, мама показала ему окно нашей палаты, июнь в Москве был очень жарким, поэтому мы подходили к окну и через него вели беседу. Мужей в те времена в палаты не пускали, они могли передать записки, клубнику, яблоки. Времени на еду почти не оставалось, запомнила только процесс кормления и сцеживания, молоко текло рекой на пол, на кровать. Для сна оставалось два — три часа, таков удел молодых неопытных мам. Но этот труд воспринимался счастливой данностью за хорошо выполненную задачу, выносить и родить здорового ребёнка.

Пришло время выписываться из роддома. Алексей, появился перед окном палаты. Радостно сообщил о том, что успел купить кроватку и готов к тому, чтобы забрать нас домой. Увидев, что на нём надета летняя цветная рубашка с коротким воротником, которую я ему купила в ГУМЕ в последний день месяца, отстояв пол часа в очереди, я растерялась. Как же он собирается забирать меня с дочкой! Да, рубашка хороша, очень модная, но совершенно не подходит для такого торжественного случая. Я негодовала. Ехать в Долгопрудный, что переодеться в костюм, соответствующий ситуации, значило потратить три часа времени. Мама нашла выход, он поехал на Гашека и переоделся в парадный костюм Михаила. Вернулись они вместе: мама в роскошном длинном плате, Алексей в белой рубашке, галстуке с огромным букетом цветов. Что было на мне не помню, помню, что доехали на такси (в те времена все таксопарки были представлены автомобилями «Волга»), торжественно вошли в квартиру, мама уехала на этой же машине домой. И вот здесь, мое владение ситуацией покинуло меня. Женя, которую положили на софу перед открытым окном, так как на улице была тридцатиградусная жара, проснулась и начала плакать. Время кормления не подошло. Оставался целый час, если следовать графику. Я схватила книгу «Домоводство», чтобы подробнее почитать о кормлении. Читаю: «Сядьте на стул. Возьмите ребенка на руки и приложите к груди». В роддоме мы сидели на кровати, но дома я хотела точно следовать инструкции. Стула в доме не было и Алексей отправился в единственный мебельный в Долгопрудном, который находился в старом одноэтажном бараке. Через час пришёл со стулом, который ему удалось купить за семь рублей. Это был единственный стул, который, к счастью, оказался в этот момент в магазине.

Встречаем 1976

Жене 6 месяцев. За полгода, гуляя с коляской, посещая детскую поликлинику, я приобрела новых друзей. Это Конышевы, Люба и Олег. Они жили в соседнем подъезде, познакомилась с Любой в детской поликлинике, Олег работал в Москве, он окончил Горный институт, работал в одной из организаций, специализирующейся на бурении скважин. Покупая в Москве детское питание для своей дочки Иришки, что являлось дефицитом в Долгопрудном, любезно брал и на мою долю. Алексей почти всегда был в командировке, но, когда приезжал сдавать наряды в конце месяца и на выходные, мы часто собирались у нас, чтобы за чаем провести время за интересной беседой, обязательно покупали бутылку хорошего сухого вина. В условиях отсутствия мобильной связи и даже простых телефонных аппаратов в квартирах новостроек, такой способ общения был обычной формой досуга для друзей, знакомых и соседей многоквартирных домов. Также мы отмечали дни рождения и государственные праздники. Встретить Новый 1976 год решили у нас. Конышевы жили с родителями, занимали 9 метровую комнату в четырёх комнатной квартире на 1 этаже. Накануне вечером мы погуляли с детьми, покормили их. В те времена врачами было рекомендовано оставлять спать детей на свежем воздухе. Ночь была тёплая и коляску с Женей поставили на лоджию (не застеклённую). Женя крепко уснула, а дочку Конышевых, Ирочку, в коляске оставили спать в коридоре квартиры. В комнате накрыли стол, в углу стояла живая ёлка, настроение у всех прекрасное: слушали музыку, танцевали, смотрели телевизионные программы и залипли на фильме с увлекательным сюжетом. Внимание привлекли кадры с песнями Булата Окуджавы, стихами Кочеткова, Марины Цветаевой, Юрия Левитанского. Увлечённо смотрели фильм, пили шампанское, Ирочка иногда просыпалась, и Люба выходила из комнаты, чтобы укачать её. Женя спала крепко, против обыкновения. И, вдруг, в голову пришла шальная догадка, не замёрзла ли она на открытой лоджии. Я выскочила к коляске и начала тормошить малышку. Женя нехотя открыла глаза, я успокоившись, вернулась в комнату и взяла ещё одно одеяло, которым накрыла коляску. Вот с этим эпизодом у меня ассоциируется просмотр премьеры фильма Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром». С той новогодней ночи прошло 48 лет. Нет Рязанова и многих актёров, но фильм стал символом эпохи. Каждую новогоднюю ночь его смотрят зрители России. И я, приверженец всего нового и авангардного в мире искусства, смотрю фильм Рязанова с удовольствием.

И снова снег, то ль радости предвестник,

То ль кавалер завьюженной Москвы.

Или сюжет для новогодней песни,

Той, что давно хотим услышать мы.

Он падает и заметает скверы,

Красив и лёгок, холоден назло.

И позабыв приличья и манеры,

Лицо мы прячем в воротник пальто.

Декабрьский снег, ты праздника предвестник.

Не страшен нам, когда есть кров и дом.

И посветлевший город стал чудесней, —

Ведь белый снег гостит сегодня в нём.

Встреча Нового 1977 года

Энергетики встречали его в ресторане, ныне не существующей, легендарной гостиницы «Россия», расположенной в историческом районе Зарядье. Гостиницу снесли в 2006 году. В 1970 году «Россия» была занесена в «Книгу рекордов Гиннеса», как самая большая гостиница в мире. На момент закрытия гостиница сохранила за собой статус самого крупного отеля Европы и одного из самых крупных в мире. Площадь гостиницы составляет 233.259 квадратных метров, общая длина коридоров — 8 километров, а общая длина технических трубопроводов равна расстоянию от Москвы до Волгограда. Имелась собственная АТС на 6000 номеров, около 100 пассажирских и грузовых лифтов. Освещение гостиницы «Россия» обеспечивали свыше 73000 светильников. На момент закрытия в отеле было около 3 тысяч номеров.