Бесплатный фрагмент - Хамелеон

Книга посвящается
Томасу Эдварду Харди,
Киллиану Мерфи
и Аннабель Уоллис

---

Глава 1

Его разворот по Можайскому шоссе впечатлил, вновь завибрировал телефон.

— Да! — ответил по блютусу хозяин, явно нервничая и барабаня пальцами по рулю — Да, говори!

— Что-то ты задерживаешся, братишка? — монотонно произнес голос на том конце провода — И мне это не нравится, а когда мне что-то не нравится, то я, знаешь ли, начинаю нервничать.

— Все в поряде, Альберт! — более, чем спокойно, ответил водитель чёрного «мерседеса» — Пару минут и я на месте.

— Лады! — чёрная поверхность навороченного айфона потухла, водитель кроссовера вполоборота кивнул сидящем на заднем сиденьи — Ну ребятки, все готовы?

Двое крепких парней в спортивных очках усмехнулись — А то, шеф! Не таких еще чабуреков брали, и что?

— Во-первых не чабурек, а чебурек, а во-вторых, Авель таджик, и то на половину.

Коротко стриженный парень спортивного телосложения громко рыгнул — Разница какая? Чурка и все тут, а чурка от чебурека не далеко ушла.

Взрыв всеобщего хохота разорвал зловещую тишину, они ждали конца…

Длинная, цвета маренго, размытая после дождя дорога, с искуссно просажанными вдоль нее берёзками, липами и молодым ельником казалась Авелю чем-то чужим и далеким, хотя не одну сотню раз он бороздил это полотно своими холёными шинами «мишлен». Он знал этот путь, как свои пять пальцев, ездил и мог в точности воспроизвести в памяти все пролетающие мимо дома и новостройки, дорожные знаки и даже скворечники, прикреплённые к единичным столетним дубам, а сейчас? На спидометре девяносто километров в час, лампочка не мигает, самбуфер не бьёт по ушам, мелодично увещевая слух любимой композицией, которая льётся божественным елеем на загнанную в угол душу. Почти вечер, шестой час, и солнце медленно садится за лиловый туманный горизонт. Грусть застыла хрустальными бисеринами слёз на длинных угольных ресницах.

— Перестань! — приказал себе Авель, небрежно стряхнув слёзную пелену — Это было не раз и не два, и все было вери-вел, но сердце стучит так, что хочется даже прижать к нему ладонь, чтобы оно не выпрыгнуло.

Лишь на секундное ничтожное мгновенье Авель прикрыл в усталости веки — гулкий удар по лобовому стеклу разорвал нирвану. Таджик вздрогнул и открыл глаза, лихорадочно ища ногой педаль тормоза. Машину дёрнуло и поволокло юзом, и лишь многолетняя сноровка помогла выровнить иномарку и припарковать её к обочине.

Молодой человек тяжело вздохнул и вышел из автомобиля — Н-да?! — ладонь озабоченно тронула лёгкую небритость на щеках — Д-дела?!

Лобовое стекло слегка треснуло, рассеяв вокруг места удара лёгкую паутину трещинок, в центре которых трепыхалось тельце, неизвестно откуда взявшейся, летучей мыши. Распластанные крылья ещё бились в предсмертной конвульсии, а тельце её, мохнатое, маленькое, подёргивалось в такт импульсам. Последняя судорога навсегда освободила ночную незванную гостью от легкой прозрачной субстанции, именуемой душой. Авель тогда мог поклясться, что видел и слегка ощутил её присутсвие — такая сизо-белесая дымка от затяжки сигареты, выдохнутая стремительно и рассеявшаяся мгновенно: — Чертовщина какая-то, для ночного войяжа по городу для этих животных ещё рано, откуда она здесь взялась, да и летун этот для Москвы — нонсенс?!

Брезгливо подцепив двумя пальцами бедняжку, Авель торопливо швырнул её в кусты. Едва заметную струйку экскрементов пришлось смыть включёнными дворниками.

Молодой человек сел в автомобиль, включил двигатель, но трогаться с места не хотелось. Минута, вторая, тупого безразличного молчания, щелчок инкрустированной, под золото, зажигалкой — Авель закурил.

Некогда мягкий любимый «парламент» показался сейчас безвкусной замшевелой табачиной — Тьфу! — смятая сигарета скрылась в недрах автопепельницы — Пора! — левая нога плавно опустилась на педаль газа, «мерс» вальяжно тронулся вперед.

Задрожали руки, но цепко обхватив, обитый кожей, руль, Авель подумал: — Нет, правда, а что руки-то задрожали? — меланхолично начал просыпаться разум с сознанием — Ну незнай прям, что ручонки-то дрожат, чуют может что, недоброе, а? — Авель по инерции затряс головой: — Н-нет! Ничего не произойдёт, всё будет, как раньше — я товар, мне деньги, и, разбег, а потом домой, к ней!

— О-ой ли? — ухмыльнулся разум — Прям вот только отдашь и всё, да, разбег и девичья фамилия? Я вот лично сомневаюсь, а ты-то подумай, время ещё есть. Каждый человек выбирает свою судьбу, каждый человек строит всё сам, никто, он сам!

— Но Альберта я знаю давно! — упрямился таджик — Мы работаем с ним и ни разу друг-друга не подвели, сегодняшний день не отличается ничем! — внутри замерла тишина — Эй, ты где? — громко крикнул Авель — Отзовись! — и сам испугался того самого крика в никуда, никому — О-о, Аллах, я схожу с ума!

Кончиками кистей он интенсивно начал тереть виски: — Боже, это какое-то наваждение, сон, и всё из-за какой-то проклятой мыши. Плавно выехав с Можайки, он свернул на Кутузовский. На удивление пробок не было, хотя по времени — час пик: — Что это, добровольное приглашение на семь кругов ада или просто блажь?

Заприметив свободное место на парковке у торгового центра, Авель втиснулся между «хондой» и хечбэком «рено», повернул ключ в замке зажигания, замер. Впереди то и дело сновали прохожие, стеклянные двери молла не закрывались вовсе, витрины блистали, как богемское стекло, пестрея своей своеобразной начинкой. Гул, суета, жизни сотен, тысяч, миллионов людей, которым до него нет никакого дела. Как, впрочем, и ему до них.

В нагрудном кармане замшевой толстовки вновь зазвонил телефон — Да? — спокойно ответил Авель — Хорошо, я выхожу!

— Нееет! — захрипел внутренний голос, но он этого уже не услышал.

Ища глазами чёрный тонированный кроссовер Альберта, Авель осторожно начал продвигаться вдоль плотно припаркованных друг к другу иномарок. Плотную спортивную сумочку — барсетку он тесно прижимал к груди, она одновременно грела и жгла. «Ауди» подельника Нарретдин заприметил у самого края торгового молла.

— С-сука, забрался-ж! — процедил сквозь зубы таджик, но подойдя к передней левой двери автомобиля словно преобразился: губы его приобрели этакую лёгкую усмешку безразличия, глаза, миндалевые, большие, тоже смеялись, лицо словно просветлело и источало свет, лёгкий румянец тронул резко очерчённые скулы — ни дать, ни взять, зардевшийся школьник на пороге первого свидания.

Резко открыв дверь, он небрежно плюхнулся на переднее сиденье рядом с водителем, при этом отогнав налипший к спине страх.

— Ну-у здравствуй, братан! — повернулся к нему водитель кроссовера — Чё кислый какой или мне не рад?

Авель вполоборота повернул голову назад и сфотографировал острым зрением двух незнакомых ему качков.

Проигноривовав вопрос водителя, таджик осторожно бросил через плечо — А это кто такие? Мы, кажется, договорились и других лиц в дело не привлекали, что изменилось?

Альберт беспечно пожал плечами и щёлкнул зажигалкой — Ничего! Ничего не изменилось, друг мой, кроме разве что одной маленькой детали — это мои самые лучшие и постоянные покупатели и товар они будут пробовать сами. Хороший товар — сочные «бабки» тебе, респект и уважуха! Хреновый товар — плохая репутация и разговор по-мужски, тоже плохой!

— Ты на что намекаешь?! — взбунтовалась горячая горская кровь — Я что, лох или кидала какой-нибудь?

— Ты не кипятись, кореш! — похлопал его по плечу Альберт — Успокойся, покури и ближе к делу. Давай, доставай свой фирменный кофеёк, взвесим, попробуем, рассчитаемся и покатимся дальше, кто — куда, дел невпроворот!

Таджик слегка наклонился и расстегнул барсетку. Сидевший сзади парень в чёрных кожаных перчатках вытащил из голенища кирзового ботинка капроновую удавку и намотал оба конца ее на ладони. Сидящий слева коллега едва заметно усмехнулся. Фирменно-упакованная пачка чиллийского кофе, в четыреста пятьдесят грамм, перекочевала из рук Авеля в ладонь Альберта.

— Полкило? — прикинул водитель «Ауди» навскидку — Или?

— Вешай! — буркнул Авель — Что кота за яйца тянуть?

На улице стемнело так, что трудно было даже различить близлежащие здания и прохожих или это в глазах так темнеет, из — за страха? Будто что — то ледяное, ужасное, дыхнуло ему в спину и ни на секунду не отпустило…

Пассажир, находившийся сзади водителя, ловко ивлёк из нагрудного кармана электронные весы, осторожно опустил кофейный сверток на тёмную панель — чудо табло выдало цифру пятьсот двадцать.

— Ха! — усмехнулся покупатель — Как в аптеке, даже с кэшбэком.

— А ты сомневался? — огрызнулся Авель — Я вату не катаю!

— Мы тоже! — напрягся пассажир сзади — А теперь вскрывай, я пробу сниму!

Тот, что держал весы на коленях, достал выкидной нож, вспорол обёртку и кончиком лезвия подцепил порошок, понюхал и смачно слизнул. Воцарилась гробовая тишина, электронные часы на панели приборов показывали восемнадцать пятьдесят семь.

— Кайф! Не бутор определённо, похоже прямо с лаборатории?! Берём, Альберт, рассчитывайся, да погнали наших городских в известное нам место! — хрипло процедил задний пассажир, опуская весы и пачку мнимого кофе в отдельный прозрачный пакет — Поиграли и будет!

Альберт пожал плечами и полез во внутренний карман пиджака — Хозяин — барин! — щёлкнули замки на дверях и звук этот раздался в тишине, как выстрел.

Авель вздрогнул — Это что?

— А это, мой дорогой подельничек! — ухмыльнулся Альберт, доставая медленно вовсе не пачку новеньких и хрустящих купюр, а красное твёрдое удостоверение — Контрольная закупка наркотического вещества в особо крупных размерах, так — то, Авельчик, не приехал ты, а приплыл надолго!

Тупо уставившись в раскрытую полицейскую корочку, Авель читал и не верил своим глазам: — Главное Управление города Москвы, отдел перевозки и нелегальной транспортировки запрещенных наркотических средств, подполковник Нуриев Альберт Айдарович.

Строки поплыли перед глазами, но собравшись, Авель дёрнулся вправо, к двери, в ту же секунду на шею лёг капроновый шнур — Стоять, хлопец, и без резких движений!

— П… шел ты! — захрипел Авель, судорожно пытаясь ухватить верёвку — Мусор ты, шакал!

Удавка сильнее врезалась в шею и перекрыла дыханье, таджик удручающе захрипел. Альберт Айдарович бесстрасно наблюдал происходящее и молчал, в руках у него моргала видеокамера.

Перед глазами Авеля поплыли размытые картинки; лес, недавний пикник на «Чистых прудах», тёплая постель дома, яркое восходящее солнце за окном и она, его Ольга, стоящая полуобнажённая к нему спиной, с тонкой тлеющей сигаретой в руках. Маленькая, хрупкая, как прозрачный нежный ангелок с рождественской открытки, чистый и любящий, только его и ничей больше. Что же будет с ней, если его так вот просто возьмут сейчас и удавят здесь, в шикарном джипе, с блатными номерами, что сделает тогда она?

А она… тонкая сигарета так и тлела в ее изящной маленькой ручке. Взгляд девушки упал на наручные часы — ровно семь часов вечера.

— Почему не звонит он? — вяло проплыла в мозгу мысль — Ведь он уже, как час назад, должен был появиться?

Ольга посмотрела в окно — вечер, тёплый апрельский вечер, сменял затяжной субботний день. Багряный край уходившего за крыши солнца томился, словно разбавленное бургунское вино, кроваво-вишнёвый полукруг с лимонно-охровой каймой, уходящей размыто вдаль. Небо, сизое, с проседью взбитых молочных облаков. Ни ветерка, ни малейшего дуновения, хоть чем-то отдалённо напоминающего бриз. Тишина, да множество зажжённых огней в домах, магазинах, фонарных столбах и уличных постерах. Город словно вымер, хотя движение людей и автомобилей не прекращалось ни на минуту. Что это, тоска по нему, а тоскует ли он по ней?

Назвать тоской то чувство, что испытывал сейчас Авель, можно было бы с натяжкой. Когда удавку ослабили, но не убрали, он еле отдышался и начал лихорадочно соображать. Трое вокруг зловеще молчали, нагло ухмыляясь, что впринципе, не предвещало ничего хорошего.

— Эй! — ткнул ему в затылок сидящий сзади — Ты давай не сдохни раньше времени, где остальной товар? Где, твою мать, обещанные девятнадцать килограмм?

Авеля стошнило, прямо на шикарный коврик премиум — класса, отчего цвет беж мгновенно окрасился в оттенок «детской неожиданности».

— Б…ь! — выматерился подполковник — Только на химчистке полной был и на тебе!

Он схватил Авеля за длинную чёлку и дёрнул к себе. Лицо его, мгновенье назад, безразличное и вполне даже удовлетворённое, исказила гримаса ярости — Ты чо удумал, барыга? Машину мне портить блевотиной своей, да? — таджик закрыл глаза и слушал угрозы молча — он понимал, что это только начало — Тебя спрашиваю, чурка, товар остальной где? Твои четыреста пятьдесят грамм или, хрен с ним, пятьсот двадцать — это капля в минзурке с литровой бутылки. Где двадцать килограмм, твою мать, а не твоя сраная щепотка, где?

— Ты имя матери моей всуе не упоминай! — открыл глаза Авель и дерзко взглянул в оскал врага — Не смей!

Альберт с размаху ударил Авеля в левое ухо. Тот дёрнулся, но промолчал, кровь брызнула фонтаном и обагрила не только жертву. Лацкан недешёвого пиджачка, цвета мокрой саржи, у господина Нуриева, приобрёл иной цвет, что собстенно, и сподвигло подполковника пойти иным путем. Безумие, яростное, напористое, граничавшее с истерией, вдруг стихло, как налетевший шквал ветра, а узурпатор более, чем спокойно обратился к тому, кто вешал товар.

— Миха, наручники на него, выводи из машины и сажай на заднее сиденье. Пришло видать время говнюку познакомиться с дядей Ваней! Всё, хорош с ним возиться, здесь не время и не место трясти мудака. Делай, что говорю!

Михаил дважды себя уговаривать не заставил. Проворно отцепив с поясного ремня железные браслеты, молодой опер защёлкнул их на запястьях Авеля, вышел из автомобиля, и, цепко держа задержанного за локоть, втолкнул его на заднее сиденье. Снующие туда — сюда прохожие даже и не заметили всего того вопиющего безобразия, что только что произошло перед витринами торгового молла.

Развалившись рядом с Авелем, Миха накинул таджику на голову чёрный полиэтиленовый пакет, Альберт повернул ключ в замке зажигания. «Ауди» плавно выкатилось с парковки и помчалось в сторону МКАДА.

Заложник собственного деяния, тяжело дыша сквозь воздухонепроницаемый колпак, думал пока только об одном, что будет с его Ольгой?

Зашелестел гравий под колесами кроссовера, мерно покачивая автомобиль, минуты, мучительные, длинные, превратились в вековые часы ожидания.

Альберт молчал, цепко держа руль, думал: — До какой же изощерённости придётся дойти, выбивая показания из таджика? Или прикладывать усилий вовсе не придётся и чурка вывалит всё, как только начнется допрос с пристрастием?

На пятидесятикиллометровой отметке, от развилки МКАДА, он свернул влево, на грунтовую дорогу. Жиденький пролесок уходил вглубь заброшенного поля, за которым начинался сосновый бор. Здесь, на маленькой заимке, стояла ничем не приметная, но ладненькая на вид избёнка, огороженная хлипким, похожим на плетень, забором. Ни дать ни взять — лесная сторожка со старым дедом Пахомом, а вот и он сам, старый гэбэшник дядя Ваня, на заслуженной ладной пенсии, вышел к воротам и хитро улыбается приемнику своему, душегубу Берту, который с лихвой обучился и приёмам его нелегальным и тактике ведения допроса без протокола, и многому-многому другому, из чего шустро и ладненько пеклись такие уголовные дела, что треск стоял, мама не горюй!

Нуриев вышел из машины и по-отечески поприветствовал старого учителя — Здорово, Иваныч, здоровьеце — то как?

Пенсионер усмехнулся уголком рта — Твоими молитвами, сынок, и поправляю здоровье. Заскучаю в городе, засобираюсь сюда — глядь и ты, как зверь, на ловца бежишь, да не один еще, а с подарком, не так ли?

Альберт цокнул языком — Ничего не скроешь от тебя, старый, вон, привёз барыгу одного, не колется, где товар остальной. Припёр полкило мне и тю-тю, молчит, как рыба.

— Ну-у?! — прикурил красный «мальборо» Иван Станиславович — Это всё херня, не дрейфь! Чего ты нос повесил? Мы ему сейчас быстренько поможем разговориться, где да как, да за какие коврижки. Давай, выгружай его, да в баньку, там и побеседуем по людски!

— Ты топил что ли?

— А то, ровно чуял, что ты подтянешься. Давай, давай, не тяни резину, тащи засранца в преисподнюю!

Авеля грубо выволокли из машины и втолкнули в жарко натопленный предбанник, парень споткнулся об высокий порог и рухнул на колени.

Дед ухмыльнулся — Э-эх, правильную позу принимаешь, малой, э-эх, правильную, а молчать будешь, как партизан, и вовсе с коленей не поднимешься, поверь мне!

Авель верил, всё же пытаясь подняться, но носок кирзового дедовского сапога с неимоверной силой обрушился на кобчик, хрип сотряс стены.

— Лежать, кому сказано! — это было последнее, что он услышал, теряя сознание, и вновь подумал о ней.

А она вздрогнула в очередной раз: — Боже, нужно позвонить, позвонить ему!

Судорожно схватив телефон, Ольга набрала номер Авеля. Абонент «любимый» молчал, вибрируя на его дисплее надписью «конфетка».

Альберт поднял с пола выпавший из кармана жертвы телефон — Конфетка, это кто, амиго? — силовик пнул парня по ногам — Не та ли девка с твоей кофейни, продавщица, а?

Таджик молчал, стиснув от боли зубы и слепо сплёвывая кровавую слюну на мокрые доски.

Нагнувшись к уху несчастного, подполковник прошипел не хуже змеи — Если сейчас ты не возьмёшь трубку и не скажешь, что у тебя всё нормально, то я конфетку твою жевать буду, до блевотины, вместе со всеми своими архаровцами, понял?

— Не смей, она не при деле! — впервые за всё время издёвок подал голос Авель — Она всего лишь мой продавец!

— Да ну?! — хмыкнул Нуриев — Которого трахаешь и покрываешь, твою мать, вместе со всей твоей богодельней? Десять секунд тебе на размышление, а потом не обессудь!

Десяти секунд не потребовалось, Авель потянулся к сотовому и тяжело сглотнул.

У Ольги дрожали руки, в висках стучало, а напряжение настолько зашкаливало, что казалось был слышен даже собственный бешенный ритм сердца: тук-тук, тук-тук, и холод, липкой вереницей мурашек пробравшийся за спину.

— Авель, Авель, это ты? — закричала Ольга — Что случилось, не молчи!

— Да, конфетка, это я! — собрав cилы, выдохнул он — Всё нормально, не волнуйся, я скоро буду!

От его металлического неестественного голоса, в котором было столько боли и страдания, Ольгу затрясло еще больше — Ты где, что у тебя с голосом?

Альберт хищно сощурился и провел ребром ладони по горлу, комментарии к жесту были излишни, Авель понял все без слов.

— Я сломался, мне пока некогда разговаривать, пока! — послушно изрёк задержанный и отключился.

— Ты лжёшь! — слёзы её горькие, крупные, словно осколки богемского хрусталя, покатились из глаз — Что же, что же с тобой на самом деле?

Нехоршее, а скорее даже дурное предчувствие, закралось в душу. Об его, мягко сказать, увлечении кристаллообразным порошком, с целью сбыта, Ольга знала давно. Знала, но молчала, неоднократно наблюдая, как он фасует наркотик в упаковки из под кофе. «Карт Нуар» — любимая марка никому не известных покупателей, дёшево и сердито. Её, и именно её, Авель всегда закупал на оптовке с последующей заменой содержимого. Девушка истерично начала вытряхивать на пол банки и упаковки — в зёрнах, молотый, сублимированный, с ароматами и без. Вскоре в кофейне стало нечем дышать, но до этого Ольге дела не было: — Авеля нужно спасать! — вот была единственная навязчивая мысль, ибо и дураку понятно, что с ним произошла беда.

Поиск ничего не дал, «Кофейня на Паях» была напичкана исключительно самим кофе, ромом, бальзамами и сладостями.

— Не может быть! — твердила себе Ольга — Не может! Он всегда привозил «это» сюда, но домой ни крошки, ни грамму! — и поиск её продолжился дальше.

Время бежало с неимоверной скоростью, сигареты курились, словно перед расстрелом, нервы, нервы, они сжались в один единый колючий ком и напоминали собой ежа. Девушка вся вспотела, спина хлопчато — бумажной футболки стала насквозь мокрой, волосы расстрепались и разметались по плечам. Посетители, то и дело стучащие в дверь, недоумённо стояли перед стеклянными вратами кофейни, а потом убирались восвояси.

— Подвал, остался подвал с товаром! — будто прозрела Ольга — Искать нужно теперь там!

Влажными пальцами она перебирала ключи на связке, ругалась и нервничала, но всё же через пару минут смогла отворить дверь цокольного помещения. Итог сорокаминутного поиска ошеломил Ольгу — среди коробок с товаром, под мешком с тростниковым сахаром, она обнаружила чёрный кейс.

Кейс был тяжёл и был заперт. Лихорадочно соображая, девушка вновь бросилась перебирать связку всевозможных ключей — есть! Маленький, совсем малюсенький ключик, болтался первым от никелированного брелока в виде божка «нецки». Едва вставив ключик в отверстие, она не услышала даже щелчка — крышка открылась, обнажив содержимое.

Нет, это не был отборный героин или кокаин, не были это и брикеты спресованной маковой соломки, н-нет, это было нечто иное, что поразило Ольгу до такой степени, что она села на пол и в изнеможении обхватила колени руками. Плотно упакованные и перетянутые банковскими резинками пачки евро и долларов, в неимоверной, непересчётной сумме, вот так!

Устало прикрыв веки Ольга тяжело вздохнула: — Чьи это деньги, его или нет? Чушь, в его собственной кофейне чужие деньги не хранились бы, а это значит, что если Авель попал в беду, то сюда рано или поздно нагрянет полиция или бандиты. Все зависит от того, в чьи лапы он попал! Если деньги найдут или те или другие, то в его руки они не вернутся уже никогда! Это нехорошо, очень нехорошо — не то, чтобы она ставила деньги на первое место, но всё же такая сумма?!

Захлопнув крышку, Ольга заперла кейс, сунула его в чёрный пакет, села на пол. Возникла дилема: — Куда девать добро, домой? Боже упаси, категорически нет! В банк? Да ни в жизнь! Но куда тогда, да так, чтобы никто из вышеозвученных их не нашёл?

Перед глазами возник расплывчатый образ покойного деда Василия, но почему? Кондранин Василий Иванович — статный брюнет, с густой жёсткой шевелюрой и не менее жёстким характером. Дед, по отцовской линии, которого Ольга очень любила. Высокий, плотный, но не толстяк, а скорее импозантный брюнет с выразительными чертами лица и волевым взглядом. Кладбище, Ваганьковское, а точнее склеп, где покоится дед — вот, что ей нужно! Где, где, а искать там уж точно никому не придет в голову!

Вызывая на ходу такси, Ольга стремглав вылетела из кафе и побежала, но внезапно остановилась. Да, она забыла запереть кафе, включить сигнализацию и сделать звонок в охранное агенство: — Ч — чёрт возьми!

Проделав все необходимые с закрытием манипуляции, девушка увидела подъезжающую иномарку с логотипом такси на дверях: — Наконец — то! Бежать отсюда, пока не нагрянули «гости», бежать, как можно быстрее!

Обернувшись ещё раз на заведение, словно в последний раз, Ольга ужом юркнула на заднее сиденье и коротко бросила водителю — На Ваганьковское, как можно быстрее!

— У вас все нормально? — обернулся водитель, недоумённо разглядывая растрёпанную пассажирку — Я могу вам чем-то помочь?

— Простите? — бровь Ольги невольно приподнялась — Я разве не ясно выразилась, мне нужно на Ваганьковское!

Водитель смущённо почесал затылок и направил зеркало с лобового стекла в её сторону — У вас не совсем, э — э, как бы это помягче выразиться-то, здоровый вид что ли! У вас что-то случилось?

Ольга недовольно хмыкнула, но всё же достала своё карманное зеркальце: — Боже! — волосы всклочены, тушь растеклась, а в глазах боль и страх, но ничего, всё это поправимо, если сию же минуту покинуть это опасное место — Трогай! — усмехнулась Ольга — Где наша не пропадала?

Пара влажных салфеток конечно поправила дело, закрученные в хвост волосы подкорректировали внешний вид, но взгляд оставлял желать лучшего.

Водитель криво усмехнулся — Так всё таки на кладбище?

Ольга кивнула — Туда, родной, и как можно быстрее!

Мужчина пожал плечами — Хозяин — барин! Это обойдется вам в шестьсот пятьдесят рублей.

— Плачу тысячу, только гони! — «Киа» сорвалась с места, прервав тем самым дальнейшее общение.

Когда Ольга покинула салон, видавший виды водитель невольно подумал: — Ей богу ненормальная! Полдесятого вечера чесать на кладбище, сектантка, как пить дать!

А она? А что, собственно, она? Выйдя из автомобиля, девушка поёжилась. Воистину, ну-у никак не прельщала перспектива ночью бродить по кладбищу и искать склеп деда, но страх за любимого переборол ужас реальности, Ольга медленно двинулась вперёд.

Вот первая аллея, центральная, где нашли своё последнее пристанище актеры, дипломаты, деятели культуры и меценаты. Памятники и надгробия поражают своей помпезностью и величием: радостные, невероятные счастливые лица смотрят с мраморных чёрных постаментов и молчат. Они наблюдают за ней и также молча провожают взглядом, грустным и безжизненным. Они, и только они, являются безмолвными свидетелями её незапланированного войяжа.

Вначале Ольга шла медленно, осторожно, едва различая в темноте дорогу и ограды: — Господи, только бы не ошибиться, только бы найти!

Где-то вдалеке каркнула ворона, пробежался лёгким дуновением ветерок, словно воскрешая всё немое вокруг и безмолвное. Облака, будто кто-то раздвинул невидимой рукой, обнажив за ними чёткий жёлтый диск луны. Стало чуточку светлее и Ольга прибавила шагу, она не шла, а бежала, словно за ней гналось полчище чертей, коих изрыгнула сама преисподняя.

Один, второй, третий постамент, витая чугунная ограда, белый мраморный ангелок, воздевший пухлые маленькие ручки к небу, часовня и серый старинный склеп, Ольга остановилась: — Неужели добралась?

Фамильный склеп действительно был очень стар: в довоенное время ещё, возведённый предками по отцовской линии, он пережил и великую отечественную и годы перестройки. Не рухнул он и в смутное совдеповское время. Невысокий, выполненный в готическом стиле, склеп стоял перед Ольгой, как великая китайская стена в двадцать первом, а то и в двадцать втором веке — без изьяна и не тронутый какими-либо природными катаклизмами. Аркообразные, стрельчатые окна его были наглухо замурованы и переходили в не совсем ясные, но грозные образы мифических героев легенд и баллад.

Девушка стояла и смотрела на кладбищенские хоромы деда Василия, как завороженная. Строение само по себе было старо, как быль, и одновременно прекрасно, как самый настоящий архитектурный шедевр прошлого века, да что говорить, и нынешнего тоже.

Луна, идеально-круглая, жёлтая, ровно кусок выделанного сыра, выкатилась из-за густых серых облаков, заняв собой почётное место на вечернем сизом небосводе. Похолодало, воздух не то, чтобы стал сырым, но приобрел какую-то промозглую прозрачность, присущую видимо всем кладбищам или казалось ей тогда так?

Ольга начала искать ключи в каменной развилке между лап грифона. Обычно мать её оставляла их всегда там и этот злополучный раз не стал исключением. Вставив в замочную скважину чуть тронутый ржавчиной ключ, ночная посетительница сделала два поворота налево — лёгкий щелчок, и дверь в мрачную опочивальню со скрипом открылась. Пахнуло плесенью и замшевелостью, но это вовсе не остановило Ольгу, скорее даже подстегнуло к решительному завершению намеченного плана.

Шагнув через металлический порог, она по инерции, повернула голову направо — взгляд её искал чёрную, наискось срезанную сверху плиту, с чёрно-белым овалом, обрамлявшим фотографию Василия Ивановича. Ничего, только сплошной мрак и пустота, хотя нет, неправда, ещё и бьющая по ушам звенящяя тишина или ужас?

Страшно ли ей было тогда? Пожалуй нет! — ответила бы в то мгновение Ольга. Всё делалось на автопилоте, ради… да, смысла лгать самой себе нет, только ради денег.

Пошарив в карманах, она извлекла зажигалку и щёлкнула — от маленького, но яркого язычка пламени по стенам запрыгали блики теней. Шаг, другой, а вот перед глазами и действительно вырисовалась гладкая плита с чёрно-белым изображением. Позолотой выбитые полные витиеватые инициалы: — Кондранин Василий Иванович, и дата, с идиально-правильным официальным прочерком 1910—1988г.

Ольга усмехнулась — А интересно, доживу ли я до таких преклонных лет? Семьдесят восемь — это не шутка, если самой тебе ещё только двадцать шесть лет, да ещё как прожитых?!

Но размышления размышлениями, а ближе к делу. Плита, покрывавшая само место захоронения, двигаться не хотела, хотя Ольга прекрасно понимала, что это в её силах. Прикрыв в изнеможении веки, она прокрутила в одно мгновение все произошедшие за последние часы с ней события — последний рывок, и, угол одного мраморного квадрата сдвинулся в сторону. Ещё и ещё двигала девушка неподьёмную плиту и наконец небеса сжалились над ней — в отверствие теперь можно было просунуть пакет с кейсом. Дрожащей рукой Ольга опустила ношу в щель, послышался шелест полиэтилена и шлепок. Дело сделано! На удивление, на своё родное место мраморный квадрат вернулся с более минимальными усилиями, нежели до этого.

Девушка присела на корточки и закурила — Дедушка, любимый, дорогой мой человек, прости!

Полное безмолвие обитало в грустной обители, да тишина, вторившая ему в ответ. Ольга поднялась и вышла, не оглядываясь. Теперь, когда, как ей казалось, она сделала для него всё возможное, шаги её сделались более размеренные, спокойные. Теперь она шла домой с абсолютным чувством выполненного долга, готовая ко всему и всякому.

Дорога, идеально-заасфальтированная, ровная, словно убегала в даль. Маленькие, аккуратные шаги её утопали в едином, слившимся во мраке, земном полотне. Ни шороха, ни дуновения ветерка, ни звука, ни единой живой души, но она шла, твёрдо зная свое направление. Сердце бешено колотилось, клокотало в груди, отбивая учащённый неровный пульс — быстрей, как можно быстрей, домой!

В туманом плывшей, обволакивающей тишине, послышался звук, напоминающий шелест гравия и керамзита под колёсами автомобиля. Ольга вздрогнула и резко обернулась. Что именно, она сначала не поняла, но оно двигалось на неё — неясное, размытое, бесформенное.

— Э-э? — волей неволей девушка остановилась, и ни шагу больше, ни полшага не могли сделать её ноги.

Пятно, угольное, резкое, приближалось. В полумраке блеснули два горящих жёлтых уголька. Ольга подняла голову кверху — благо фонарный высокий столб, и не один, функционировал, и рассеивал вокруг себя слабый лимонный свет. Она стояла практически под ним, незащищённая, одинокая и не знающая абсолютно с чем столкнувшаяся, по позвончнику пробежал холодок…

Нечто, представшее её взору, скучилось, сгруппировалось, и словно подкинутая в воздух горсть молекул, рухнуло вниз и рассыпалось.

Ей осталось только в бессилии прикрыть веки: — О-о! — как мучительна секунда, другая, это — вечность, не подвластная разуму и времени.

Слух уловил вновь шелест гравия, нервы напряглись и натянулись, ровно тетива от лука, струна, которая вот-вот порвётся. Ольга вздрогнула, задрожали ресницы или это так дрожат веки, которые медленно приподнимаются?

Взгляд сосредоточился на месте необъяснимого. На неё двигался огромный чёрный пёс, лохматый, напоминающий то ли медведя, то ли ньюфаундленда, то ли гремучую смесь того и другого, но да, это была колоссальных размеров взьерошенная собака с жёлтыми, поблёскивающими в темноте, глазами.

Сказать просто, что Ольга остолбенела — значит не сказать ничего. Во рту моментально пересохло, ладони, особенно кончики пальцев, вспотели и стали ледянными. Она перестала даже моргать, и сощурившись, смотрела только на него. Пёс передвигался, как охотник, осторожно и целенаправлено. Он не спускал глаз с Ольги и двигался именно к ней. Широкие лапы едва касались земли, и даже с расстояния девушка увидела, что с приоткрытой пасти стекает слюна.

Ольга наконец-то сглотнула застрявший в горле ком — Не может быть?!

А он шёл, и даже не шёл уже, а крался, прижав уши и пригнувшись туловищем к земле, расстояние между ними стремительно сокращалось. Ольга сделала неуверенный шаг назад. Ноги не слушались, сделались ватными, но выхода нет, помощи нет, альтернативы нет!

— Боже?! Откуда он взялся, что это, визуализация или горькая страшная реальность, а что будет, когда псина кинется на неё? Совершенно очевидно, что если она будет медлить, то стальные челюсти сомкнутся у неё на шее или в лучшем случае на руках или ногах. Ольга лихорадочно соображала, какую скорость придётся развить, дабы скрыться от чудовища? И скроется ли она? А кровь, горячая, густая, побежит у неё по шее, зальёт и джинсы, и футболку, и светлую толстовку. Это будет концом — потом пёс начнёт рвать её, топтать, а она будет молить бога только о том, чтобы страдания, дикая несусветная боль быстрей закончились.

— Нет! — девушка резко развернулась на сто восемьдесят градусов и побежала, ибо бегать маленькая хрупкая мадемуазель умела. Несколько наградных грамот и медалей в юниорских забегах делали ей честь, так что такое какая-то стометровка по полю до шоссе? Тьфу!

Захватывало дух, нехватало воздуха, лёгкие сжались до самых минимальных размеров, ровно меха, в ушах свистел ветер. Приоритет на несколько драгоценных мгновений действительно был на стороне Ольги, но даже значительно опережая пса, она чувствовала его смрадное, пахнувшее смертью, дыхание на спине, и она попросту прибавляла шаг.

Вот, вот вновь постамент, с витой чугунной оградой, белый мраморный ангелок возле часовни и поле, ровное, без каких либо кустов и деревьев, чистое, с пробившейся уже коротенькой травкой и землёй.

Последнее усилие, и, Можайка, как называли в Москве Можайское шоссе — широкая трехполоска с двусторонним движением, и огни, огни, множество огней, которые по обе стороны освещают дорогу.

Взгляд её цепко ловит кого-нибудь, кого-нибудь живого и безопасного — Господи, да помоги же!

Белый седан, кажется «фольцваген», водительская дверь открыта, рядом с ней туда-сюда ходит мужчина в светлом пиджаке и темных брюках. Мужчина разговаривает с кем-то по телефону и не слышит её.

— Помогите! — кричит Ольга — Пожалуйста, помогите!

Ноль, стопроцентный ноль — незнакомец занят разговором по телефону, беседа, видимо, идёт на повышенных тонах, а справа, как раз у него за спиной, движется на бешеной скорости автомобиль.

— Эй! — надрывается девушка — Мужчина, эй?! — он уже чуть ли не на середине трассы, а угроза по-прежнему летит на него — Он сейчас умрет!

Ни секунды не раздумывая, Ольга набрала в лёгкие воздуха и сорвалась с места. Рычанье в спину подстегнуло её, и она, подлетев к незнакомцу, со всей силы толкнула его к обочине. От неожиданности водитель «фольцвагена» схватился за рукав её ветровки и оба они буквально пропахали асфальт. Приземлившись, девушка первым делом оглянулась назад, и боль от содранных коленей была ничто.

Да, это не иллюзия, пёс существовал! Огромная лохматая махина стояла поодаль и ухмылялась. Доля секунды длилось видение, а после рассеялось облаком в небытиё. Мгновенье, и пёс стал миражом! Ольга протёрла глаза, тряхнула головой, но собака исчезла, словно её и не было.

— Девушка, девушка, с вами всё нормально? — задал, как ей тогда показалось, самый наиглупейший вопрос мужчина — Вы как? Господи, да на вас кровь.

Она никак, и с ней не всё нормально, учитывая череду последних ошеломляющих событий.

Ольга подняла на незнакомца усталый взгляд, в нём боль, удивление, испуг и непонимание — Вы его видели? — едва слышно прошептали её губы — Видели?

— Кого? — мужчина поднялся с дороги и протянул руку спасительнице — Авто, на бешенной скорости? Нет, не видел, и не увидел бы никогда, если бы не вы! Спасибо — это ничто по сравнению с тем, на что вы пошли! Вы меня спасли, вы хоть это понимаете?

— Собаку, я спрашиваю про огромную чёрную псину, что гналась за мной!

Она вновь взглянула ему в глаза и с ресниц её упала крупная слеза, за ней другая. Солёные струйки потекли по щекам, губы предательски затряслись. Мужчина растерялся и даже оглянулся по сторонам, пустынная ночная трасса была пуста и одинока.

— Извините конечно, но я никак не пойму про какого пса вы мне толкуете? Я никого не видел, кроме вас и той машины, что чуть не сбила меня — Ольга молчала, стоя перед ним, и плакала — Меня зовут Герман! — мужчина осторожно привлёк её к себе — Успокойтесь, вам показалось, никакой собаки не было, только я, вы и та машина, у вас просто шок! — девушка уткнулась ему в грудь и судорожно всхлипнула, незнакомец по имени Герман молчал, нежно поглаживая тыльной стороной ладони её голову — Успокойтесь, всё позади! — чтобы отвлечь девушку, Герман улыбнулся — Как вас зовут, спасительница, и откуда вы появились в столь поздний час, неужели с кладбища? С трудом верится, что такая маленькая хрупкая девушка бродила по такому месту одна в половине двенадцатого ночи?

В мозгу зажглась красная лампочка — опасность! Никто не должен знать, что она посещала Ваганьковское, никто, даже этот холёный мужчина.

— Кира! — выдохнула Ольга — Меня зовут Кира! Мы ехали с моим парнем с торгового центра, но по дороге поссорились и я вышла.

Он слегка отстранился и посмотрел ей в глаза. От него шла энергия и чувствовалась сила, и не только физическая. Да, этот мужчина знал себе цену и занимал, наверняка, немаленький пост в какой-нибудь процветающей организации.

— Имя красивое, Кира, и необычное такое, редкое! — задумчиво произнёс Герман — И как же вы, Кира, такая маленькая фея, не побоялись идти одна по безлюдной трассе, да ещё вдоль кладбища, а?

Она смотрела на него и понимала, что он задаёт ей слишком много вопросов или кажется ей это?

— Другой альтернативы у меня не было — вздохнула девушка — Мне нужно домой!

— Я вас отвезу, а по дороге мы заедем в травмпункт и вас там осмотрят, нет ли переломов или ушибов?!

— Нет, в травмпункт я не поеду! — Ольга упрямо мотнула головой и сделала шаг назад — Нет!

— Что значит нет?! — нахмурил брови Герман — Мы чуть не попали в дорожно-транспортное происшествие, чуть не погибли, в конце-концов, а вы просто говорите мне нет? У вас вон, руки все в крови и на коленях кровь.

— У вас в машине есть аптечка?

— Естественно, но…

— Никаких но! — твёрдо заявила Ольга — Сейчас я оботру кровь, помажу ссадины йодом и вы довезёте меня до МКАДа, оттуда я доберусь сама.

Герман недоумённо пожал плечеми — Хорошо, если вам так будет угодно.

Ольга села в «фольцваген» на переднее сиденье и закатала рукава — ссадина действительно была серьёзная, от локтя и до кисти правой руки, а ещё и левое колено.

— Надо же, даже ткань джинсов разодрана? — подумала она — А боли нет?!

— Это шок! — словно зная её вопрос, ответил Герман — При таком состоянии нервные окончания словно сжимаются в комок, не дают о себе знать, а потом начинается посттравматический синдром.

— В вас говорит профессионал или бывалый знаток? — слегка улыбнулась Ольга, когда мужчина начал вытирать влажными, видимо проспиртованными салфетками, ей руки.

— Было дело! — уклончиво ответил Герман — Выпейте для начала лучше это, вам позже понадобится! — он вынул с аптечки две пузатые крупные таблетки и одну капсулу — Пожалуйста.

— Что это?

— Обезболивающее, пейте!

Ольга выпила и послушно дала оказать себе первую медицинскую помощь. Когда она снимала левую штанину разодранных джинсов, чтобы обработать ногу, мужчина галантно отвернулся.

— Видел бы сейчас эту картину Авель?! — мысли её мгновенно перенеслись на любимого — Н-да, не один вопрос ей был бы задан, ни один бы взгляд угольно-чёрных ревнивых очей брошен в её сторону.

Через несколько минут все необходимые манипуляции были закончены и «фольцваген» сорвался с места.

Подъезжая к МКАДу, Герман поинтересовался у девушки ещё раз — Может быть я всё таки довезу вас до дома?

— Нет, спасибо, я не могу лишний раз компрометировать себя, мой мужчина этого не поймёт.

— Но мы не сделали ничего плохого, даже наборот — вы поступили весьма благородно и отважно. Такие поступки делают людям честь, особенно женщинам.

— Как бы вам обьяснить? — Ольга на мгновение призадумалась и притихла — Восточный менталитет моего мужчины никак не позволяет, чтобы его женщина, жена, в конце-то концов, садилась к чужим мужчинам в авто и приезжала домой грязная и в разодранной одежде, да ещё в столь поздний ночной час.

Герман не выдержал и взорвался — А-а, вон оно что, а интересно, восточный менталитет вашего мужчины позволяет ему бросить жену ночью, одну на трассе, да ещё около кладбища, а, позволяет?!

— Далось вам это кладбище? — спокойно возразила Ольга — Это могло случиться в любом другом месте, не обязательно около кладбища, просто так получилось.

— С вами, Кира, бесполезно спорить!

— Как и с вами же, Герман, поэтому давайте попрощаемся и вы высадите меня вон у того торгового молла, на Кутузовском, благо, я вижу на парковке место есть.

— Странная какая! — подумал мужчина, подъезжая к торговому центру — Видно, чего-то или кого-то боится, но твёрдо стоит на своём. Интересно, сколько ей лет, и кто он, её мужчина? — включив правый поворотник, Герман почти вплотную подьехал к чёрному седану «мерс» и остановился — Вы просили, я сделал! — пожал плечами водитель — Хотя в моём случае это самое меньшее, что я мог сделать для вас. Послушайте, Кира, как никак, но отблагодарить вас я должен, что ещё я могу сделать для вас, не молчите?!

Ольга внимательно изучала его черты лица: высокий волевой лоб, идеальной формы, чуть с горбинкой нос, плотно сжатые пухлые губы и зелёные, скорее даже аквамариновые глаза, с озорным огоньком в них, а улыбка? Она прекрасна, особенно с его белоснежными крупными ровными зубами. И характер? Определенно крут и своенравен, но воспитание, похоже, не даёт перегибать палку — наверное шеф какого-нибудь крупного предприятия или директор фирмы…

— Кира? — его слегка шершавая ладонь легла ей на плечо — Я хочу как нибудь отблагодарить вас, ибо если бы не вы, я в лучшем случае валялся бы в сейчас реанимации, что я могу сделать для вас, скажите?

Чуть нахмурив брови, она внимательно посмотрела на него — Ничего! — Ольга слегка упрямо мотнула головой — Может быть, когда-нибудь, придёт момент и мы встретимся, и тогда уже мне понадобится ваша помощь, не знаю, может тогда я воспользуюсь вашим рвением отблагодарить меня. Пусть не в этой жизни, может в другой, но не сейчас.

— Вы поразительный человек! — вздохул Герман — Неординарный, точно, но всё равно, огромное спасибо!

— На здоровье! — улыбнулась печально Ольга — А теперь прощайте!

Девушка поспешно вышла из автомобиля и, не нарочно конечно, но задержалась возле «мерса»: — Да, тачка его, номер, цвет! — Ольга слегка присела и наклонилась к капоту, нежно провела по нему ладонью и будто, нечайно споткнувшись, припала телом на его левый бок.

— Кира? — мужчина ничего совершенно не понимая, подбежал к ней и просунул ладонь под правый её локоть — Вам плохо?

Ничего больше ей уже не было нужно — двигатель автомобиля холодный, значит Авеля нет уже часа три…

— Кира? — ещё раз позвал её Герман — Вам нехорошо?

— Нет! — она выпрямилась и высвободила свою руку — Просто пошатнуло слегка, вот и всё! — а потом медленно, даже может быть чуть вальяжно, пошла в темноту.

Мужчина мысленно обратился к ней: — Обернись, хоть раз, обернись! — но девушка даже не повернула головы и силуэт её плавно рассеялся в седом полумраке ночного города.

Проводив её взглядом, Герман не преминул отметить про себя, что манипуляция с «мерсом» не случайная. Бывалый, повидавший на своём веку немало, он совершенно точно мог сказать — машина девушке знакома, если даже не сказать родна. Интересно, что скрывает от него таинственная спасительница по имени Кира или не Кира вовсе?

Вернувшись к своему автомобилю, Герман достал из кармана пиджака телефон и сфотографировал госномер «мерседеса» — Л777АВ. Завтра, на работе, рано утром, ему станет многое известно про хозяйку или хозяина иномарки, а после — он посмотрел на наручные часы — без пятнадцати час ночи, он решит, как ему дальше поступить, а сейчас пора…

— Пора, давно пора, было мне закрыть тебя, чурка! — орал Альберт Айдарович на полностью раздетого, скрюченного на полу парилки Авеля — Время без пятнадцати час ночи, а я битых шесть часов вожусь с тобой, с барыгой и ни хрена! Ты в смысле хочешь сказать мне, что ты правильный такой, «чёрный» что ли или я дурак?

Истязаемый молчал, плотно сжав зубы, то и дело слизывая с них и с губ куски запекшейся крови. Всё тело его было сплошь покрыто синяками и глубокими багровыми ссадинами. Миха, молодой щегол из той же конторы, то и дело обрабатывал его по почкам. Удары сыпались, как горошины, но он давно уже потерял им счёт. Боль, вначале дикая, нисусветная, адская, сейчас притупилась и потеряла свою актуальность. В данный момент он и был самой болью, одной, единой, не разделяющейся ни на что. До и после теперь не было, ибо как только он переступил порог бани, то для него начался сплошной ад и хождение в нём по мукам.

— Ты?! — Иван Станилавович зачерпнул ковшиком кипятка из ведра и плеснул таджику на ноги — Вставай!

Не крик, не стон, а нечеловеческий дикий вопль, сотряс стены соснового сруба. Как не стискивал Авель зубы, как ни пытался выдержать пытки, крутой кипяток сделал своё дело — мужчина, собрав последние силы, вскочил с пола и тут же присел, обхватив колени и икры руками. Нижние конечности покраснели и вздулись, кожа горела пламенем, ноги и вовсе потеряли свою чувствительность. Стены как-то не вовремя поплыли и перекосились, туманная пелена заволокла глаза.

— Нет, только не сейчас, не сейчас потерять самообладание и остатки воли.

— Где товар, твою мать, где? — перед глазами возник Альберт, присел перед Авелем на корточки, впился в него хищным, ястребинным взглядом — Мы выпотрошили, чёрт тебя дери, всю твою кофейную богодельню и ничего. Где порошок или остатки его, сколько ты успел скинуть? — Авель молчал, прикусив губы, и едва слышно молился господу — Хорошо! — Нуриев медленно поднялся и усмехнулся — Молчишь? Я устрою тебе сейчас последнюю попытку реабилитироваться в моих глазах, но запомни, не многие хотят жить после такого красочного кардебалета.

Мужчина вздрогнул — Что ещё, что?

Сконцентрировавшись, Авель не отрывал взгляда от главного мучителя: вот он отдаёт приказ шестёрке Михе, и тот, ярый помощник, отлучается на несколько минут.

— О-о?! Сколь мучительны эти сто восемьдесят секунд ожидания, и боль от ударов и ожогов ничто. Сердце тревожно отстукивает бешенный ритм, закрадывается в душу липкий, отвратительный страх, душит его, сжирает, к горлу подкатвает едкая тошнота.

Миха возвращается, а рядом с ним вышагивает второй, в перчатках. В руках у Михи видеокамера, та, что была в машине у Альберта. Он встаёт напротив Авеля и теперь объектив, улыбаясь, смотрит на него. По спине пробегает мелкая дрожь. Тот, что в перчатках, вытаскивает неизвестно откуда взявшегося спортивного козла и устанавливает его перед Авелем. Альберт, без каких либо комментариев наблюдает за страшными приготовлениями, а потом, он не успел даже понять, как оказался перекинутым туловищем через «козла», виртуозно прикреплённые железные браслеты теперь сомкнулись на кистях и щиколотках. Жертва судорожно, словно в предвкушении последнего позора, дёрнулась, но не тут-то было. Унизительная, явно не мужская поза просто не оставила ему ни единого шанса.

— Нет! — крикнул он, громко, чётко, как ему казалось, но на самом деле из гортани вылетел лишь сиплый хрип — Нет! Я мусульманин по вероисповеданию, и ты, отступник, не имеешь права творить такое со мной. Аллах покарает тебя и ты горько пожалеешь об этом!

Альберт ухмыльнулся, жёстко хрустнув костяшками пальцев — Да, мой дорогой нерусский друг, всё будет происходить именно так! Так, как я захочу и прикажу, но ты можешь и избежать этой участи.

Лихорадочно начинает работать мозг, серые клеточки его до такой степени напряглись, что сознание затрещало по швам, ручейки солёного пота потекли по вискам и скулам. Тяжело, а зрелище перед глазами ещё тяжелее.

Господин Нуриев понимает это и наслаждается полученным результатом, он и только он, хозяин нынешнего положения, бог, палач и судья в одном лице.

Поднявшись, Альберт придвигает к Авелю стул, садится на него — Я слушаю тебя, ненаглядный! Ты настолько успел осточертеть мне, что ты просто не представляешь. Я устал и хочу спать, мне надоело возиться с тобой, как с писанной торбой, говорю прямо — если сейчас не вывалишь правду, то отвечаю, пощады не проси!

— Нет! — твердит себе безмолвно Авель — Всё, что угодно, но только не это или блефует мусор, надеясь выудить с него местонахождение героина?

Подполковник не спускает с жертвы глаз, свистит, в предбанник заходит Миха.

— Засади ему! — оглашает приговор бог — А я порно красочное поснимаю, в тюрьме, я думаю, многие оценят такой видос, да ты кость разомнёшь, тебе полезно!

Миха натягивает чёрную шапочку с прорезями — Расслабься, чурек, и получай удовольствие, в дальнейшем пригодится!

Жертва сжимается до такой степени, что стиснутые зубы начинают скрежетать, тело дёргается в разные стороны, пытаясь высвободиться из плотно сомкнутого капкана, но все усилия его тщетны. Мучители твёрдо знают своё дело, обстоятельно.

Миха берёт в руки полицейскую дубинку, смазывает её маслом — Ну-с, черножопый, приступим? — на лице Альберта Айдаровича играет зловещая ухмылка.

Как только конец резиновой дубинки касается ягодиц, Авель кричит, кричит так, что трясутся стены, закладывает от крика уши — Аа-а! — таджик дёрнулся вперёд, засучил ногами, обессиленно тряся головой — Прекрати, я всё скажу, всё! Умоляю тебя, пощади, начальник, я всё скажу, клянусь!

Нуриев театрально хлопает в ладоши — Браво, Нарретдин, браво! Что, и правда, эта штука у очка помогает тебе разговориться? Не знал, прости, а знал бы, сразу применил. Ну что ты, в самом деле, как маленький, только жопу и бережёшь свою?! Другие части тела не актуальны для тебя что ли?

— Я всё скажу! — задыхается Авель — Всё, только убери, я расскажу всё!

Нуриев откидывается в кресле назад — Ну уж нет, друг ты мой разлюбезный! Здесь сейчас, как карта ляжет — валяешь правду, как на духу, у Михи рука не дрогнет, начнёшь увиливать, ну уж не обессудь — засадит он тебе по самые помидоры, да поторопись уже, подустал я!

Красная лампочка видеокамеры моргает, запечатляя начало грустной исповеди. Жить таджику хочется, и не искалеченным жить, не опущенным и униженным, а молодым и здоровым, с надеждой, что никто и никогда не увидит его позора.

— Да, я барыга! — выдыхает Авель — Да, я занимаюсь наркотой уже не первый год, но тех двадцати киллограмм, которые ты спрашиваешь, у меня уже нет! Я скинул их другим людям, деньги у Ольги! Перед встречей с тобой у меня оставалось кило, пятьсот двадцать я принёс тебе!

Бровь Альберта взметнулась вверх — А где оставшиеся четыреста восемьдесят?

Авель прикусил губу, прикрыл в изнеможении веки, Миха постучал кончиком дубинки парню по спине.

Хрипя, Нарретдин заорал — У Ольги, дома, последние полкило в нашей сьёмной квартире, клянусь!

Нуриев удручённо вздохнул — Хорошо, будь по твоему, но ещё, будь добр, поподробнее о тех товарищах по бизнесу, коим скинул ты двадцать кило этой хрени — имена, фамилии, клички с телефонами и адресами, и только после этого можешь быть свободен!

После двадцатиминутной жаркой исповеди, Авель действительно сник — Клянусь, это всё, что я знаю, поверь! Если надо, то я попрошу Ольгу, и она принесёт тебе остатки, но это всё — больше у меня ничего нет!

Альберт Айдарович, говоря на камеру, вновь похлопал в ладоши — Чудненько, господа, сейчас вы зрите воотчию того товарища, кто слил вас всех с потрохами!

— Это зачем? — засуетился Авель — Не говори, что это я, мне не простят, я хочу жить!

— Угомонись! — криво усмехнулся Нуриев — Это для подстраховки, мало ли ты чего удумаешь выкинуть в дальнейшем, а так, оставлю видео себе, на память, может скучать по тебе буду, а тут ты, с такой обстоятельной речью, да в ниглиже?

— Умоляю тебя, удали запись, мне нечего больше добавить!

— А тебе и не нужно ничего добавлять! — поднялся Нуриев — Девка твоя пусть тащит остатки, а там решим, как с вами поступить!

Миха злорадно ухмыльнулся — Живи пока, чурка, посадить тебя всегда успеется, а отыметь тем более!

Обессиленные слёзы хлынули из глаз таджика, тело содрогнула конвульсия боли: — Неужели, господи, неужели пыткам конец? — Нарретдин сполз на пол, задышал часто, жадно, вполглаза наблюдая за мучителями.

Альберт с Михой вышли, оставив таджика с оперативником. Авель в передышке закрыл глаза — он сделает всё, чтобы подобное с ним больше не повторилось и даже любовь к ней упорхнула сейчас на самое последнее место. Да, он сдал её, со всеми потрохами, незаслуженно, но у него не было выбора, да и кто станет выбирать между таким?

Вошёл Альберт, с оскалом победителя сообщил, что допрос окончен и ему, Авелю, пора собираться.

— Куда? — его вопрос был глуп, но так актуален — Куда теперь?

Нуриев подмигнул — Крохи твои, последние, изымать, куда же ещё?

Авель понимал, что он пропал, с ней или без неё, но пропал! Он нисвержен, разбит вдребезги, унижен собой же. Неужели это и была его единственная альтернатива? Чушь, просто он трус, самый последний, подлый, конченный, но живой и не опущенный!

А после его окатили двумя вёдрами ледяной воды, бросив к ногам одежду и отцепив беднягу от спортивного снаряда — Собирайся! — процедил Альберт — Сейчас прокатимся в травмпункт, подлатаем тебя немножко, а потом в отдел, если девка твоя принесёт порошок и всё пройдёт нормально, то отпущу тебя, так и быть, засранец!

Голова Авеля дёрнулась — Стесняюсь спросить конечно, но что я там должен буду ляпнуть, шёл, шёл, неудачно упал, очнулся — гипс?

— Юморить любишь? — Миха хлопнул парня по разбитому плечу — Ещё не наигрался? — Авель от боли стиснул зубы, цедя проклятья в адрес мучителей — Вот приедем сейчас в травму, и в красках расскажешь доктору, как неизвестные люди похитили тебя, жёстко избили, пытали! — Миха ухмыльнулся и закурил — А мы, доблестные полицейские, спасли тебя и даже соизволили довезти твой нетронутый зад до больнички! Я ясно излагаю?

— Более чем! — поперхнулся Авель — Неужели ты думаешь, что я действительно признаюсь врачу во всём этом бреде? Надо быть полным идиотом, чтобы поверить в такое!

— А ты постарайся убедить его, слёзку там пусти, в обморок хлопнись, замастырься вообщем, а мы справочку получим и в путь! Не сделаешь, пеняй на себя, красочное продолжение всегда организовать можно, было бы желание!

Альберт повернул ключ в замке зажигания, щёлкнула блокировка на дверях, на голову Авеля опустился чёрный пакет. Нарретдин содрогнулся — повтора он не выдержит! Механизм запущен и ходу назад уже нет, к чёрту всё, лишь бы выбраться с этого капкана живым, а Ольга? Что-ж, она не первая и не последняя, кто становится жертвой обстоятельств, позже он попытается обьяснить свой поступок, загладить вину.

Автомобиль мерно покачивался, с автомагнитолы лилась приятная музыка, боль и стыд отошли на задний план, заставив Авеля замкнуться, замолчать. В бессилии сжимая кулаки, стискивая зубы, он несколько раз пытался толкнуть себя вперёд, броситься на хозяина дорогого кроссовера, сомкнуть пальцы на его шее и душить, душить, до самого конца, до хрипоты, до посинения, но страх, глубокий, нечеловеческий, липкий, словно отдёргивал его назад и мгновенно парализовал. Он понимал, что реализовать желаемое у него никогда не получится. После пережитого жизнь для Авеля разделилась на до и после, стала дорогим, бесценным подарком, который подарил ему Всевышний, и не столь уже важно какой ценой.

Когда в отдельно-отведённом кабинете травмпункта, на малой Бронной, Авель разделся до трусов перед доктором, то у седовласого, достопочтенного эскулапа глаза округлились до такой степени, что казалось они выпрыгнут сейчас из орбит.

— Э-э?! — врач обескураженно повернулся к рядом стоящему Альберту — Так нужно в полицию сообщить о произошедшем?

Нуриев сухо перебил, ткнув под нос врача раскрытое служебное удостоверение — Не беспокойтесь, папаша, полиция уже на месте!

— А-а?! — хмыкнул последователь Гиппократа — Так он что, арестован?

— Кто, он? — ядовито улыбнулся Альберт Айдарович, небрежно кивнув в сторону Авеля — Нет, он главный свидетель по важному делу, а мы, органы дознания, к великому нашему сожалению, не всегда можем обеспечить надлежащую охрану. Вот и гражданина Нарретдина не уберегли, признаю, его похитили, пытали. Вы, милейший, осмотрите его хорошенько, перевяжите, если надо, и справочку нам, подробненькую, чирканёте, а то нам похитителей ещё ловить, понимаете?

Доктор внимательно посмотрел на Авеля — Неужели всё сказанное правда и вы действительно подверглись пыткам после похищения?

Авель исподлобья взглянул на Нуриева, подполковник усмехнулся уголком рта и едва заметно провёл ребром ладони по горлу, комментарии были излишни, таджик тяжело вздохнул — Правда, этот человек спас меня, он и его оперативники.

Врач пожал плечами — Проходите в прозекторскую, сейчас осмотрим вас, наложим несколько швов и займёмся ожогами. Кстати, где ваши документы, паспорт, полис обязательного медицинского страхования?

— Гражданин Нарретдин не имеет российского гражданства! — подмигнул Альберт — Он приезжий, и посему все услуги, оказанные вами, мы оплатим наличными, не беспокойтесь. Вы приступайте побыстрее, милейший, а то дел невпроворот, сами понимаете.

Вопросов больше доктор не задавал, отметив про себя, что всё сказанное ему — ложь, но полиции виднее, а его дело маленькое.

Выйдя из травмпункта, Авель болезненно поднял голову — Ты доволен?

Нуриев осклабился — Звони девке своей, забивай на вечер стрелку, и заклинаю тебя, ну не искушай ты судьбу дважды!

Сев в салон автомобиля, Авель судорожно набрал номер Ольги.

— Да, да, Авель, это я, где ты?

— За городом! — сухо, едва выдавливая с себя слова, произнёс Авель — Мне нужна твоя помощь, ты ведь мне поможешь, любимая?

— Но когда ты приедешь, с кем ты?

— Я не один, с партнёром, приеду вечером, так ты мне поможешь?

Ольга лихорадочно напрягла мозг — А где твоя машина, ты не на колёсах?

Авель смутился — С чего это ты взяла, я спрашиваю не об этом.

— Чего ты хочешь, не пойму, я переживаю за тебя. Вечером после работы ты должен был приехать, что происходит, Авель, у тебя странный голос, что-то случилось?

— Всё нормально, конфетка, я вернусь сегодня вечером и прошу тебя только об одном — принеси на нашу лавочку то, что лежит в моём спортивном рюкзаке!

— Лавочка, которая возле нашего дома?

— Да, она, так ты принесёшь, я могу на тебя рассчитывать?

— Но почему не дома? — напряглась Ольга — Ты что-то мне не договариваешь.

— Как бы это правильней выразиться-то, я сейчас в некотором стеснённом положении, я деньги должен людям, серьёзным, понимаешь? И поэтому прошу тебя принести в семь часов вечера то, что лежит в моём спортивном рюкзаке, ясно?

— Пачку «Карт Нуара», я правильно поняла?

— Да, правильно! — процедил Авель — Сделаешь?

— Хорошо! — согласилась Ольга — Но после ты всё мне объяснишь, идёт?

— Непременно! — усмехнулся таджик — Только вряд ли после этого ты захочешь меня слушать!

Удар в висок оборвал разговор, Нарретдин согнулся пополам, Альберт цепко ухватил Авеля за шею — Ты чо удумал опять, чебурек, не наигрался ещё?

У парня перехватило дыхание — Я сделал всё, что просил ты, я забил ей стрелку в сквере, на нашей лавочке, что ещё от меня надо?

Альберт театрально похлопал в ладоши — А ты с понтом не знаешь, да? Горбатого не лепи, предупредить хочешь девку, чтоб не пришла?

— Нет! — задрожал Авель — Она принесёт героин в семь.

— Конечно принесёт! — усмехнулся Нуриев — Молись об этом!

Двери кроссовера захлопнулись и открылись только перед лестницей, ведущей в мраморное семиэтажное здание отдела. Поднимаясь, Авель обречённо и тяжело вздохнул.

Камера, куда его втолкнули, оказалась на редкость чистой и современной, не чета совдеповским кутузкам да районным каталажкам. Бледно-голубого оттенка стены с шероховатыми поверхностями, плиточный, с мраморной крошкой пол, широкая деревянная скамейка с железной окантовкой, пркрученная к полу, и идентичный, словно родной брат скамейке, стол. А-ах, да, ещё окно, расположенное почти под потолком с чёрной выкрашенной решёткой.

Авель устало, изнемождённо опустился на скамью, всё ныло и горело адским пламенем, особенно обожжённые ноги, но что была эта боль по сравнению с болью душевной?

Хотелось ужасно спать, но сон не шёл. Стоило закрыть глаза и возникала она. Вспомнилось их первое свиданье, вернее не первое, а третье, когда он, холёный, не бритый, забирал её с работы и они гуляли. Вот и в тот вечер, а точнее ночь уже, влюблённые шли неспеша по безлюдным почти мостовым и тротуарам, заходили в полуночные кафе и, под европейский стиль, забегаловки. Было жарко, очень жарко, пожалуй под тридцать градусов, но смог, удушливый и липкий, на удивление не плыл над городом. Так и добрались они до Поклонной, где спасительным миражом в накалённом оазисе били фонтаны. Он хотел её поцеловать, страшно хотел, прокручивая в сознании её первое прикосновение к губам, а она, пожалуй, подозревала об этом, поэтому и взяла инициативу в свои ручки.

Витиеватые, с вкраплением коричнего мрамора, бордюры фонтанов были выполнены в форме ромбов и квадратов, из недр которых выбивались струями сотни несколько метровых в высоту источников — классическая ассиметрия миллиардов водяных брызг, в которых преломлялся свет десятков уличных, под старинку, фонарей.

Она села тогда на один из парапетов и вызывающе откинула голову назад. Глаза её, синие, почти бездонные, как нутро самого прекрасного топаза, блестели, и в них чувствовалось желание, вызов, противоборство и любовь. Он шагнул тогда к ней и указательным пальцем провёл по вискам, скулам, и несмело ещё, но целенаправленно опустился к губам. Доля секунды, мгновенье, и, барьер был преодолён, руша за собой все мыслимые и немыслимые преграды. Резко наклонившись, он впился в эти губы, пробуя и ощущая их на вкус, кусая и надкусывая то, что по праву принадлежало ему. Толерантность к женщине, осознание неприличия? К чёрту всё, ибо перед ним то, что желал он так навязчиво все последние сутки…

Узник, вырвавшись из пелены воспоминаний, едва смог приоткрыть воспаленные усталые глаза, а после не помнил даже, как веки его, налитые свинцом, медленно опустились и он провалился в царство Морфея окончательно и бесповоротно.

А она тоже, еле передвигая от усталости ноги, добрела до широкого их двуспального ложа, и упала замертво, даже не раздеваясь.

Лабиринты их сновидений были закутаны и запутаны — длинные, неизвестные доселе, коридоры как-то странно сменялись тёмными, изрытыми сыростью, туннелями. Ольга бежала за ним, узнавая даже в звенящей мертвой тишине его быстро удаляющиеся шаги, кричала его, а эхо её, гулкое, расплывчатое, отдавалось у неё за спиной. Она резко оборачивалась, вздрагивая, но никого не находила, кроме своей, едва различимой, на сырой стене, тени, а после бежала вновь.

А он искал её, в сыром бесконечном каземате подземного строения — кричал, звал, но чувствовал только стремительного рассеивающийся шлейф духов «Карло Пазолини», которые она любила особенно. Двери, двери, двери, и все закрытые, попадались ему, заколоченные наглухо, забитые, ровно на столетия, незримым суровым злым роком, но он не сдавался и продолжал искать, а после обуяла его несусветная злость и досада: — Где, где она и почему он здесь? Где выход? Его подстегивала и гнала вперёд колоссальная неведомая сила, гнала и дышала огнем в затылок, и встретились они, едва не столкнувшись, за поворотом лбами.

— А-Авель? — оторопела Ольга — Ты здесь, я искала тебя, но ты не откликался, Авель?

Девушка стремительно бросилась к мужчине, но он решительно шагнул назад, лицо его мгновенно стало суровым и приобрело нездоровый землистый оттенок.

— Ты виновата в этом, из-за тебя я здесь!

— Ты о чем? — остановилась, как вкопанная, девушка — Авель, ты что?

— Ты заложила меня этим! — Авель сделал характерный жест ладонью и хлопнул ею по левому плечу — Ты, и поэтому я не могу выбраться отсюда, не подходи!

Просто сказать, что она удивилась — значит не сказать ничего. Ольга замерла и не могла даже подобрать подходящего слова или ответа ему. Ей не верилось, что он, её любимый, дорогой и единственный человек, может не просто подумать так, а произнести это вслух?!

— Очевидно ты шутишь, дорогой, и шутка у тебя, скажу, совсем не удачная?!

— Увы! — недобро повёл плечами Авель — К сожалению, это правда, горькая, единственная, которая у меня есть. И уж чего-чего, а такого от тебя я никогда не ожидал — ты просто меня слила!

— Н-н-нет! — так громко и отчаянно закричала Ольга, что проснулась и резко вскочила с постели — Нет, нет!

Смятая простынь, стены и душевный холод стали невольными свидетелями нелёгкого пробуждения. Стрелки на будильнике показывали шесть, шесть вечера и ни минутой больше. Прохладный душ остудил пыл и нервное перевозбуждение, стало чуть легче, но не совсем. Мысль только, что через час она увидит его, успокаивала Ольгу и вселяла веру. Шестьдесят минут, три тысячи шестьдесят секунд, много это или мало, а? Немного и немало, но ровно столько, чтобы в бешенном ритме собраться и сидеть ждать. Без десяти семь зазвонил сотовый — он!

Полушепотом, едва ворочая языком, Ольга вздохнула — Да?

— Я подъезжаю, выходи! — ответил Авель и отключился.

Ольга утешила себя лишь тем, что сон — это всего лишь сон, а до встречи с ним считанные мгновения. Дверь открылась и закрылась вновь, ключ в ней сделал последний поворот. Её быстрые легкие шаги удалились эхом в стенах подъезда — адью…

Улица, подъездный козырёк, палисадник справа, от входной двери, и лестница. Ольга медленно стала спускаться по ней и вела кистью руки по черной лакированной периле. Скоро, очень скоро она вернётся сюда с ним и всё будет по-прежнему — взаимность, любовь, секс, в бешенном сумасшедшем ритме, прогулки ночью по родным бульварам, или не будет этого уже никогда?

Она и не заметила, как очутилась на выравненной детской площадке со множеством скамеек. Здесь они зачастую сидели вдвоем и обсуждали свои дальнейшие планы на будущее, здесь были и поцелуи и признания, слёзы радости и ожидания, грусть и задумчивость.

Ольга села на одну из деревянных лавочек и огляделась вокруг — бегали дети, разных возрастов, в сопровождении заботливых мамаш и назойливых, дотошных бабушек. Неподалёку валялся брошенный детский велосипед, мяч и сломанная игрушечная грузовая машина.

Напряженный взгляд её медленно переместился на синюю горку для дошкольного возраста, венчал которую заплаканный пятилетний малыш. По всей видимости няня, опекавшая его снизу, не совсем правильно и доходчиво объяснила ему, что скатываться нужно сидя и лицом вперед, а вовсе не наоборот.

Ольга улыбнулась: — Дети-ж, что с них взять? — она взглянула задумчиво на небо, бледно-голубые парообразные массы клубились и словно догоняли друг-друга в спринтерском вечернем забеге. Лиловые, с некоторым сиреневатым оттенком, полосы прорежали низкий небосвод и вроде как обещали нелётную завтра погоду.

Цепкий взгляд, в мелькнувшем каком-то шестом кадре, поймал визуальную помеху такой благоприятной вечерней картине. Мгновенно проснулось предчувствие и начало поиск: вновь горка, лавки, разбросанные в песочницах игрушки и куличики, забор, густой кустарник вдоль него, тротуар с выбеленными поребриками за ним… стоп!

Где тротуар этот сливается с идеально-заасфальтированным входом в парковую зону, там, где не начинается ещё колючий, в виде декоративной изгороди, шиповник, стоит автомобиль, как раз напротив входа, чёрный, с тонированными стёклами, советский автопром — да, да, «волга», кажется, а в ней?

— Чёрт, не видно! — пробормотала себе под нос Ольга — Но мне-то какое дело?

Взгляд её остр и сосредоточен. Он ни на йоту не отрывается от заданной мишени. «Волга» манит и притягивает к себе, как вдруг две задние двери открываются и из салона выходят двое.

— Не он! — машинально отмечает про себя сознание, а двое парней, высоких, спортивного телосложения, направляюся прямиком в парк.

Вот и правая передняя дверь тоже открывается и из машины выходит еще один мужчина. Обогнув торопливо капот, он направляется следом за попутчиками. Те, что торопливо, зная цель, и предназначение её, шагают вперёд, оборачиваются к последнему, что-то говорят.

Мужчина в строгих серых брюках и наглаженной рубашке на секунду замирает, а после, не отрываясь, смотрит на неё. Время, как в замедленном кадре остросюжетного фильма, останавливается. Ольга, словно загипнотизированный кролик, смотрит на высокого импозантного мужчину, сердце бешено отстукивает нервный расстроенный ритм, ладони мгновенно становятся влажными.

Время вообще загадочная субстанция, кто-то переживает его драматически, кто-то нет, кто-то наоборот, истерит и убивается, зная, что последует в следующие минуты. Вот и она знала, считая шаги их мерно, ровно, про себя. Сейчас они подойдут к ней, возьмут в кольцо и культурно пока, интеллигентно поинтересуются: — Девушка, вы кого-то ждете? — а она ответит: — Нет, уже не жду…

Они всё еще обсуждают что-то между собой. Тот, что в брюках, даже разговаривая с оппонентами, ни на секунду не упускает её из вида.

— Беги! — стучит в висках напряжение — Беги! — сжимается донельзя сердце — Беги! — подводит итог развитое предчувствие, но ноги не слушаются и нет сил даже встать с опостылелой деревянной скамейки.

Правая рука судорожно стискивает ручки сумки — спортивная классика от «Reebok» бежевого цвета, в которой то, что так нужно им. Перед глазами проплывает вся сознательная её жизнь. Лишь доля, ничтожная доля пресловутой секунды — взгляд Ольги окидывает левый и правый фланг для отступления, можно конечно, но не факт — коробка домов, в центре которой расположен парк, перекрывает практически все пути. О тыле и говорить нечего — за спиной забор и полтора метра живой колючей изгороди.

Наблюдатель мыслит с ней идентично — бегло осмотрев местность слева и справа от заданной скамейки, он плотоядно усмехается. Разговор между мужчинами закончен, и троица быстро приближается к ней.

Спектакль окончен, театральный занавес судьбы медленно опускается, Ольга устало прикрывает веки: — Это конец!

— Девушка, вы кого-то ждете? — бархатный, приятный тембр голоса задаёт до боли знакомый вопрос — Так да или нет?

Ольга открывает глаза — да, она плотно взята в кольцо и смысла бежать уже нет, она медленно склоняет голову набок.

— Нет, уже не жду! — в ответе её боль и горечь полнейшего разочарования, ибо знает она, зачем эти трое выстроились перед ней треугольником.

Двое, по бокам от неё, отлично сложены и вышли ростом, оба под метр восемьдесят, а то и выше. Загорелые, спортивные молодые мальчики, пожалуй от двадцати пяти до тридцати: один в потёртых трендовых джинсах, обтягивающей торс, чёрной с геометрическим рисунком футболке — брюнет с тёмными зелёными глазами, другой, светлый шатен в чёрных, зауженных к низу, брючках, сверху на нём кипельно-белая льняная рубашечка, идеально наглаженная и чуть ли не накрахмаленная.

Стоящий впереди, определенно главный, усмехается уголком рта. Глаза его прищурены и лукаво улыбаются.

— Сейчас я задам вам всего один вопрос, на который вы, я надеюсь, ответите вполне правдоподобно?!

Ольга поднимает на него затуманенный слёзной пеленой взор. Нет, она не плачет, и не заплачет никогда перед тремя представителями закона в гражданке. Чего бы не светило впереди, чем бы не пугали, она не заплачет!

— У вас, при себе, есть какие-нибудь запрещённые предметы и вещества, оружие, наркотики?

Голос главного спокоен и бархатист, он, словно елейный бальзам, льётся на израненную, поруганную судьбой, душу.

— Да, есть! — Ольге ничего не остается, как признать своё поражение. Ручки от сумки неимоверно жгут пальцы.

— Вы уверены? — главный слегка наклоняется к ней и смотрит в упор. Он красив и педантичен во всем, даже в разговоре. И непонятно даже, издевается ли он над ней, или нет, или предлагает альтернативу.

— Да, уверена! — не менее спокойно чем он, отвечает Ольга — Вы же всё равно будете меня сейчас обыскивать, моя ложь ничего не изменит!

Главный выпрямился во весь рост. Сейчас он Цезарь, покоривший Рим, а она маленькая песчинка под его дизайнерским кожаным макасином…

— Тогда пройдемте с нами в машину. Я думаю, вы согласитесь со мной, здесь не место?

— Пройдемте! — Ольга встает с гордо поднятой головой и направляется ко входу в парк.

Кортеж из трёх переодетых охранников неотступно следует сзади. Шаги её неторопливы, степенны, ибо торопится теперь вовсе некуда. Её сажают на заднее сиденье между работниками главного, главный же садится на переднее сиденье рядом с водителем. Четверо здоровенных мужиков, ровно волков, и она, маленькая ярка в стае врага.

Главный резко оборачивается и совершенно иным теперь тоном, тоном победителя, предлагает ей — А теперь будь любезна, крошка, медленно, без лишних резких движений, вытащи то запретное, что лежит у тебя в рюкзаке! — в голосе его слышится холодная сталь тупого безразличия, Ольга без слов извлекает из сумки пачку пятьсот граммового «Карт-Нуара».

Водитель молча поворачивает ключ в замке зажигания, девушка провожает взглядом любимый парк и угол виднеющегося ещё их дома. Мимо проплывают остановки и магазины, дорога витиеватой лентой убегает вдаль. Мерное покачивание чуть успокаивает, но не щадит.

Куда её везут она знает, но ещё не готова принять это, как факт, как закономерность. Шанс у утопающего есть всегда, но в качестве кого воспользуется им Ольга? Мнения на этот счет у всех участником костюмированного фарса расходятся…

Нависшее молчание между пассажирами «Волги» тяготит: четверо мужчин думают об одном, единственная девушка среди них, совершенно о другом.

Петляя по городу, чёрный автомобиль въехал в Кунцево, остановился неподалёку от «Макдональдса», Ольга задумчиво приподняла бровь.

— Перекусим? — главный красавчик обернулся к ней и вопросительно улыбнулся.

Ольга не удержалась и с сарказмом съехидничала — Мне кажется, вы не для того задержали меня, чтобы с удовольствием и за ваш счёт, препроводить в «Макдональдс», господин, э-э?

— Андрей Эдуардович! — во все тридцать два расплылся руководитель — Но для вас, Ольга Владимировна, просто Андрей.

Девушка театрально всплеснула руками — Какая честь, интересно, чем обязана столь великодушному обращению с вашей стороны?

— Я же не изверг! — усмехнулся Андрей Эдуардович — Всегда хочется красивой женщине сделать комплимент.

— А-а, вы ещё и ловелас?! — губы Ольги изобразили некое подобие улыбки — Ну вы даёте! — оппонент пожал виновато плечами слегка ухмыляясь угоком рта — А закрывать меня в тюрьму вы будете столь же великодушно, сколь и собираетесь бесплатно угостить фаст-фудом?

— Ну-у?! — Андрей громко рассмеялся — Вот вы сразу, милая девушка, о плохом? Столь же горькой и прискорбной участи всегда можно попытаться избежать!

— А вы, конечно, непременно хотите мне в этом помочь?

— Почему бы и нет, повторяю, я же не изверг!

— Сколько? — взгляд Ольги сосредоточился и хищником вперился в хозяина положения.

— Пятьсот!

— А что так мало? — удивилась заложница — То, что вы изъяли у меня, наверняка стоит гораздо дороже?

Водитель, сидевший рядом с Андреем Эдуардовичем, впервые обернулся — Приятно слышать, что проигравший имеет желание сам повысить ставку! Сколько, мадам?

— Мне нужно позвонить! — проигнорировала вопрос Ольга — Таких денег у меня в сумке нет.

Андрей Эдуардович протянул ей сотовый, Ольга естественно, набрала Авеля…

Подполковник Нуриев, к тому времени уже часик другой соснув по старинке, и приняв ледяной освежающий душ, сидел в своём кабинете на фоксе. Он считал мучительные долгие минуты, ибо знал — по времени Ольгу должны были уже задержать. Напротив, рядом с верным Михой, сидел на стуле Авель. Звонка от неё ждали все…

Завибрировал сотовый, высветив на дисплее надпись «конфетка», Альберт погрозил Нарретдину пальцем — Смотри, если сорвёшь операцию!

Авель угрюмо стиснул зубы, но нажав дрожащей рукой кнопку «Play», задержанный таджик выдохнул — Да?

— Это я, Авель.

— Я понял, девочка моя, как у тебя дела?

— У меня? — усмехнулась Ольга — С учётом того, что я задержана с поличным сотрудниками полиции и жива при этом, то нормально.

— Тебя не били? — выдавил из себя Авель, теребя нервно свободной рукой штанину — Не молчи.

— Пока нет.

— Где ты сейчас, конфетка?

— В «Макдональдсе»! — вполне правдоподобно ответила Ольга — Вот сижу и думаю, съесть ли мне последний раз в этой жизни чизбургер или всё таки поберечь фигуру, а?

Авель стушевался, он понимал всю чудовищность создавшейся ситуации, и ирония Ольги была ему понятна — Я серьёзно, детка!

— Я тоже не шучу, любимый! — сверкнула глазами девушка — Сейчас вот отхлебну, боясь поперхнуться, еще глоточек молочного коктейля и попрошу тебя об одной просьбе!

Таджик напрягся, разговор с любимой ему не нравился вовсе. Она знала, что он её слил, он тоже знал об этом, так о какой же просьбе пойдёт речь?

— Я слушаю! — ему нечего не оставалось, как произнести это.

— Мне нужно «поллимона деревянных» до часу ночи, иначе мне светит срок! — Авель молчал — Ты слышишь меня? — голос Ольги сорвался на крик — Я тебя спрашиваю, слышишь?

— У меня с собой таких денег нет, попытайся понять, что это не пять и даже не пятьдесят тысяч, но я попытаюсь.

Перед глазами Ольги возник кейс с деньгами. Интересно, сколько там, явно не смешная сумма в пять нулей? И такая злость и обида обуяли её, ещё чуть-чуть, и из глаз брызнули бы слёзы, но она сдержалась. Больше разговаривать с ним было не о чем, Ольга без слов отключилась.

— Он не приедет, можете меня оформлять!

Андрей Эдуардович разочарованно хмыкнул — Может быть?

Ольга перебила — Никаких может быть, поехали!

Но водитель не торопился вставать из-за стола и бежать к служебному авто, обращаясь к патрону, он ненавязчиво, но сурово напомнил — Андрей, она не столь важна нам, как этот «перец»! — глядя на него у Ольги затеплился огонёк надежды — Да, Ольга! — начальник придвинулся к девушке вплотную — По сути не ты нам нужна была, а гражданин Нарретдин. Мы знаем, что он занимается крупными поставками героина в столицу, нам нужен он и оставшаяся партия зелья. Помоги нам, Оль, и мы сможем договориться!

— А запрос пятихатки это конечно удочка? — усмехнулась Ольга — Если сможете поймать Авеля — флаг вам в руки, а я вам в этом деле не помощник!

— Он тебя сдал, девочка! — съехидничал Андрей Эдуардович — Сдал, понимаешь, тебе грозит серьёзный, реальный срок и не в один год?!

— Лучше просидеть и не один год, но с чистой совестью! — парировала удар Ольга — Хотя о чём я говорю, вам, молодым да красивым, в официальной обертке, меня не понять!

Водитель повернул ключ в замке зажигания, нога его истерично выжала сцепление — Ты хорошо подумала, девочка?

— Ваш рабочий день, по-моему, подходит к концу, радуйтесь! — сухо высказав это, Ольга откинулась на спинку сиденья и демонстративно закрыла глаза. Андрей Эдуардович набрал номер своего непосредственного начальника.

Подполковник Нуриев тотчас снял служебную трубку — Ну?

— Мы едем, Альберт, она сказала нет!

Разочарованно, но сдержано Нуриев ответил — Ещё не факт, но я вас жду!

— Что с ней будет? — процедил сквозь зубы Авель — Что?

Альберт усмехнулся и закурил демонстративно сигарету, сизый дым дорогого «Парламента» поплыл по кабинету — А ты будто не знаешь? — в голосе Нуриева проскользнула ирония, определенно, созданная им ситуация, импонировала ему и доставляла наслаждение — Такое серьёзное деяние, как распространение наркотического вещества, в особо крупных размерах, наказывается весьма серьёзно, и тебе доподлинно известно об этом.

— Она не барыга, и никогда не занималась этим! — в порыве бессилия Авель вскочил со стула и схватился за голову — Она не виновата!

— Сядь!

— Нет, отпусти Ольгу!

— Сядь! — Альберт со всего размаху ударил кулаком по столу, лицо его, мгновенье назад, красивое, правильное, исказила гримаса ярости — Не тебе, щенок, сейчас выдвигать какие-либо требования. Я поработаю с ней не хуже, чем с тобой, и она скажет мне, где остальной весь твой товар.

— Отпусти, я отдам всё! — взмолился Авель — Ты втянул её в эту затею, она не была связана с наркотиками никогда.

— Да ну? — сидевший рядом Миха встал и отпустил тяжелую ладонь Авелю на плечо — Сядь, когда с тобой разговаривает начальство.

Таджик сел, совершенно не соображая, что ожидает его в дальнейшем.

— А вот с этого момента поподробней! — Альберт Айдарович опрокинулся на спинку кожаного кресла и выпустил в воздух ряд седых колец дыма — Я имею в виду твоё выражение: — Я отдам всё! — подполковник привстал и хищно ухмыльнулся — Где товар?

— Ольга принесла последнюю пачку, у меня оставалось только полкило, остальное я скинул.

— Какой прыткий! — мотнул недовольно головой Альберт — И когда ты успел-то, а?

— Неважно, деньги в кофейне, я отдам всё!

Подполковник Нуриев окинул цепким взглядом Миху — Ну-у?

— Мы обыскали всё заведение, ничего, шеф. Там побывал кто-то до нас. Кофе, чай, сладости, всё было разбросано, там искали и похоже нашли.

Сердце Авеля ёкнуло: — Неужели Ольга успела или это очередная мусорская уловка? — таджик вскочил — Не может быть, деньги были там!

— Где? — Миха больно сжал пальцами ключицу — Говори, чурка!

— В подвале, в кейсе, кейс лежит под двумя мешками с тростниковым сахаром.

— Не п…и! — опер ребром ладони ударил Авеля по шейным позвонкам, искры боли рассыпались по телу настоящим фейерверком — Я твой сахар лично, по крупице перебрал и перетряс, ничего! — Миха схватил Авеля за шею и со всего размаху ударил лбом об столешницу.

Альберт брезгливо сморщил нос — Помягче, дружище! Он и так на ладан, со страху дышит, не хватало чтобы здесь обделался ещё.

Металлический вкус крови во рту, дикая, всепоглощающая боль и тошнота, неужели это никогда не кончится? — Деньги там! — прохрипел Авель — Я ничего никуда не убирал.

— Бери двоих наших! — Альберт Айдарович встал из-за стола и зло затушил окурок в керамической пепельнице — И дуй туда, Миха, наведи такой шмон там, чтоб гул в ушах стоял. Отзвонишься после мне, а я пока, «ириской» его займусь, надоел он мне что-то.

— А этого куда пока? — Миха схватил Авеля за шиворот и поднял на ноги.

— В камеру, куда же еще? — Альберт Айдарович отдал приказ, как само-собой разумеющеюся вещь — Ах да, ещё, «мерс» его пригони от центра, поставь сзади, на стоянку! — Нуриев кинул Михе ключи с брелком в виде божка «нецки» — Давай, одна нога здесь, другая там!

— А его оформлять что ли, как положено? — молодой опер вполголоса обратился к начальнику — Или?

— Или, или! — голос Нуриева повысился на несколько децибел — Тебя что, всему заново учить надо?

— Нет.

— Ну и всё тогда, топай, да делай красиво, давай!

Авеля увели, Альберт набрал номер Андрея Эдуардовича — Да? — послышалось на том конце провода — Ну-у, Андрюш, как дела? — ненавязчиво поинтересовался Нуриев — Девочку-то когда привезешь?

— Мы подъезжаем.

— Сколько везёшь мне улова, много?

— Пятьсот двадцать.

— Э-э, и всё?

— Да.

— Мне не терпится, слышишь, Андрей?! — голос Альберта стал злым и жёстким — Я хочу видеть эту птичку, единственное звено, связующее нас с квартирой и товаром. Я ни за что не поверю, что она ничего не знает.

— Согласен, но смотри, не переусердствуй, она маленькая и хрупкая, сказать честно — я боюсь она не выдержит твоих допросов!

— Она тебя слышит? — Нуриев жестко перебил оппонента — Она рядом?

— Да, она в машине.

— Ха! — усмехнулся подполковник — Заранее нагоняешь жути?

— Без комментариев.

— Хорошо, я жду.

Альберт отключился, крикнув секретаршу, он коротко бросил брюнетке в костюме — Лариса, мне кофе, а после ты свободна!

— Но-о, Альберт Айдарович, у меня ещё куча ненапечатанного, можно я…

— Лариса! — Нуриев постучал указательным пальцем по столу — Если я говорю свободна, значит ты должна собраться и идти домой, ясно?

— Да, Альберт Айдарович!

— Вот и ладненько, всего доброго.

Через несколько минут секретарша принесла кофе и быстро удалилась — До свидания, Альберт Айдарович!

— До свидания, Ла-ри-са!

Круто вильнув бедрами, аппетитная Ло удалилась, томно вздыхая в сторону начальника.

Нуриев знал её от корней волос и до кончиков пальцев: и томное вздыхания её во время соитий, и закатанные в экстазе глаза после, и аромат духов её знал, и купаж зёрен, из коих Ло готовила потрясающий кофе. Секс и кофе у неё получался лучше всего.

— Шельма, а! — выругался он себе под нос — Как вильнёт задом, так всё, пиши пропало!

В дверь постучали, Альберт тут же отогнал от себя туманное видение греха — Войдите!

В кабинет вошли трое — Андрей Эдуардович, молодая худенькая девушка, лет двадцати-двадцати двух и шофёр Андрея — Виталик. Нуриев не встал из-за стола, не пошёл навстречу, забыл даже про дружеское рукопожатие между коллегами — всё его внимание было обращено на Ольгу. В первую же секунду, как только он увидел задержанную, то понял — сломать её, как раз плюнуть. Ну-у, если артачиться будет, то слегка можно шейные позвонки сдвинуть или вывернуть кисти рук в обратную сторону, и всё, дело в шляпе. Такая малявка не будет терпеть адскую боль только ради того, чтобы покрыть какого-то азербота или чурку, таджика, неважно, но ясно одно — не пройдёт и часа, как она заговорит, это даже не обсуждается.

— Виталь, ты свободен на сегодня! — Альберт спокойным размеренным тоном объяснил водителю, что его помощь пока не нужна.

— Если что, я на связи! — Виталик, как обычно, пожал плечами и удалился. Нрав и привычки заместителя начальника отдела он знал, с ним шутки плохи.

В светлом просторном кабинете остались трое, Альберт вальяжно закурил, и, совершенно не обращая внимания на Ольгу, обратился к Андрею — Ну-у, дружище, коротко и по сути, кто такая, откуда, вес и предварительное объяснение происходящего, а я послушаю!

Он говорил это так, словно Ольги и не было среди них, определив изначально её, как пустое для него место, ничто и никто!

Слёзы подступили совсем не вовремя, в носу защипало, губы предательски затряслись, но Ольга, больно прикусив их, сдержалась. Альберта для себя она, без каких либо размышлений, определила сразу в подразделение враги. Наглый, беспринципный, дорого одетый и абсолютно безнаказанный «мусор», который под эгидой борьбы с наркотиками творит в своём мундире чёрте что, а может и того похлеще.

Андрей положил перед начальником совсем ещё хиленькое, но весьма многообещающее досье и рапорт.

— Так, так! — Нуриев быстро пробежался взглядом по строчкам — Смывы, срезы, точный вес, время задержания, а где объяснение и показания этой? — Альберт небрежно кивнул в сторону Ольги.

— Гражданка Флоренталь отказалась давать какие-либо показания, уточнив лишь то, что лучше просидеть, и не один год, но с чистой совестью, а нам, молодым да красивым, этого не понять.

Андрей, словно выучив наизусть, полностью воспроизвёл вслух ту реплику, что Ольга отпустила им в машине.

Нуриев поперхнулся, но откашлявшись, сдвинув на переносице брови, сурово гаркнул — Кто, кто?

— Что ты имеешь в виду? — не понял Андрей.

— Кто, говоришь, какая гражданка? — Альберт Айдарович аж привстал -Это кличка что ли такая, Флоренталь?

— Нет! — возразил оперативник — Это её фамилия, она была замужем за французом русского происхождения, за Сержем Флоренталь. После развода оставила эту фамилию себе, полные инициалы: Ольга Владимировна Флоренталь, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, имеет дочь Кэти, шести лет отроду, разведена, состоит в гражданском браке с гражданином Таджикистана, Нарретдином Авелем Фаритдиновичем, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рожде…

— Стоп! — хлопнул ладошкой по столу Нуриев — Её автобиографию мне рассказывать не надо, я всё понял. Теперь с тобой, дорогуша! — Альберт повернулся резко к Ольге — Пришёл черёд побеседовать!

Ольга напряглась, всё услышанное ей явно не понравилось. Мусора знали всё: о ней, об Авеле, знали даже про дочку: — Ч-чёрт!

— Ну-у, что скажешь? — наглая ухмылка играла на его ходивших желваках и губах. Глаза его, по сути-то красивые, выразительные, прищурились, будто у коршуна, и поблескивали, при виде её, жертвы.

Девушка молчала, сидя перед Нуриевым, через стол, опустив глаза вниз, в пол, пытаясь найти там хоть соринку, но безрезультатно: ламинат орехового цвета был начищен словно воском, ламинат, и его блестящие, идеально-надраенные ботинки из дорогой хорошей кожи.

— Я разговариваю с кем, с тобой или с воздухом?

Альберт Айдарович произнёс это так громко, что Ольга вздрогнула. Вопрос прозвучал в напряженной устрашающей тишине будто выстрел.

Она невольно подняла на него взгляд: — Как жалко, что такой красивый и представительный мужчина мент! — подумала Ольга — Европейский тип лица, ровный матовый загар или такой цвет кожи, высок, наверное метр семьдесят пять — метр восемьдесят, педантичен, видно сразу, а его рубашка, тёмно-бирюзового цвета, с двумя расстёгнутыми сверху пуговицами.

Вдруг его лицо, с идеально-правильными чертами, приблизилось, в растопленных, накалённых углях блеснула угроза — Э-э, ты, немая что ли, или в молчанку решила со мной поиграть?

— Мне не о чем с вами разговаривать, вы получили то, что хотели, больше мне добавить нечего! — трясясь от страха, она всё же нашла в себе силы произнести это ровно и без запинки.

— Да ну?! — взорвался Альберт — Добавить тебе нечего? Я тебе сейчас такую раскладку нарисую, что обхохочешься. Думаешь полкило скинула и всё, ровно поехала по этапу на зону? — Ольга молчала — Не угадала, я тебе сейчас такой тест-драйв устрою, что махом ты у меня всё вспомнишь и выдашь, поняла?

По спине у Ольги пробежал холодок. Пугал он её или действительно собирался протестировать — неизвестно, но от его обещаний становилось страшно. Она понимала, что рядом сидящий Андрей Эдуардович — это только цветочки, и он ей не помощник.

— Я последний раз спрашиваю, где остальной товар твоего сраного чурки? Где девятнадцать килограмм отборного дагестанского героина, где?

— Я не занимаюсь продажей наркотиков, это во-первых! — с достоинством произнесла Ольга — А во-вторых, я попрошу не оскорблять того человека, с которым проживаю на данный момент.

Альберт, чуть привстав и наклонившись к ней, наотмашь ударил по лицу. Голова девушки дёрнулась и она едва не опрокинулась назад со стула. Андрей Эдуардович вовремя схватил спинку деревянного сиденья и вернул его в прежнее положение, из глаз Ольги брызнули слёзы.

— С-сука, я наизнанку тебя сейчас выверну, конфетка! — Альберта Айдаровича было уже не остановить. Он резко перегнулся через стол и схватил Ольгу за шиворот. Дёрнув на себя, подполковник одной рукой втащил хрупкое тельце девушки на стол и наклонился над ней. Андрей застыл на стуле, как каменное изваяние, он знал, что вмешиваться сейчас себе дороже.

— Ты про какого человека мне сейчас очки втирала, а? Про чурку твоего что ли, про Нарретдина, тебя спрашиваю?

Сейчас она умрет, прямо под ним, от ужаса и бездействия с чьей либо стороны! — подумала Ольга — Ещё один вопрос и каюк! Нет, нет, надо взять себя в руки! Бояться, трястись внутри, умирать со страху, но взять себя в руки.

Закрыв глаза, плотно сжав веки, она едва слышно произнесла — Да, я имела в виду Авеля.

— Открой глаза! — приказал Альберт — Открой, дьявол тебя подери! Я хочу посмотреть подстилке черномазого в глаза, в бесстыжие глаза. Тебя, дрянь, чем же русские-то, да татары не устраивали, а?

Ольга упрямо молчала, не моргая, глядя ему в глаза. Что было написано и запечатлено в них, трудно даже высказать — безумие, подогретое абсолютной безнаказанностью, ярость, лавой выплёскивающаяся через край, желание забить, замучить и насладиться этой человеческой мукой всласть. Кто навис над ней сейчас — безумный зверь, не ведающий справедливости, или зверь, объятый безумием во время охоты?

Нуриев крепче сжал кулак, в котором, словно в тисках, был зажат воротник её ветровки, подтянул вплотную Ольгу к себе — Продолжай! — прошипел Альберт — Раз уж начала.

— А что с вас, с русских-то взять, а? — словно плевок, выдохнула Ольга — Что, кроме неумения пить водку, да импотенции, скажи?

Андрей Эдуардович, молча наблюдавший невесёлую картину, прикрыл, в абсолютном своём бессилии, веки: — Ой, дурочка! — пронеслась в мозгу мысль — Таких слов он тебе не простит, это как пить дать!

И правда, таких слов, адресованных в его адрес, как оскорбление, Альберт Айдарович простить не мог. Она не поняла даже, когда и с какой силой он ударил её головой об стол. Просто свет в кабинете померк как-то мгновенно, а после включился вновь. Больно не было, ибо боль сейчас для неё была неощутима. Было страшно и жутко в какой-то необъятной, не заканчивающейся прострации, просто было ужасно страшно.

— Я тебе покажу сейчас, на что русские способны! — Нуриев с остервенением оттолкнул девушку от себя — Я тебя сейчас так насажу на импотенцию, что век помнить будешь и не забудешь никогда, а потом, когда очухаешься, то сравнишь, поверь! — схватив девушку за щиколотки, Альберт одним рывком дёрнул к себе — Молись, дрянь!

Как открылась входная дверь и кто вошел, Ольга не слышала и не видела. Перед глазами был только он — псих, который не дружен с головой, а теперь и вовсе, расставшийся с ней напрочь. За него в данный момент, по всей видимости, думал и руководил совершенно другой орган.

— Отставить! — какой-то непонятный хлопок и громкий приказ — Отставить, кому говорю, Нуриев!

Альберт Айдарович, клешнями вцепившийся в Ольгу, устремил затуманенный взор свой в сторону двери. Он даже не сразу понял, что перед ним стоит начальник отдела.

Тряхнув головой и сбросив с себя некоторое оцепенение, подполковник отпустил девушку и заправил в брюки выбивавшуюся наружу рубашку — Герман Петрович?

— Застегнсь, Альберт, и приведи себя в надлежащий вид, а потом потрудись дать мне логическое объяснение всего происходящего. Ну, я жду?!

Нуриев поспешно отряхнулся — Прошу прощения, не по уставу конечно, но в целях профилактики! Это барыга, которую мы взяли с нехилым весом.

— Сними девушку со стола, это во-первых, а во-вторых, налей ей воды!

— Господи! — взмолилась безмолвно Ольга — Господи, где я слышала этот голос?

Нуриев протянул ей руку, но она оттолкнула, свесив ноги со столешницы, поправила задравшуюся кверху ветровку и спрыгнула на пол. Пол просто ушел из-под ног, Ольга рухнула камнем вниз.

Герман Петрович в долю секунды преодолел расстояние до стола своего зама и наклонился над ней — Вам помочь?

Она хотела, но не успела прикрыть веки. Она очень хотела, правда, чтобы он её здесь не видел, но не успела, глаза их встретились.

— Кира, ты? — его изумлению не было предела — Как ты здесь оказалась? — Ольга молчала, по скулам лишь текли горькие солёные струйки, тряслись губы — Кира? — мужчина присел перед ней на корточки и склонил голову набок, в его взгляде читался один единственный неразрешенный вопрос.

— Вы ошиблись! — пробормотала девушка, практически не соображая, что говорит — Меня зовут Ольга, вы ошиблись!

Герман Петрович без слов задрал ей правый рукав на ветровке, после закатал левую штанину джинсов — его взору предстали запёкшиеся кровью ссадины и царапины. Она не сопротивлялась, на это у неё уже не было сил.

— Всё ясно, Кира или Ольга! — спасатель поднялся с корточек и метнул взгляд в сторону Нуриева и Андрея — Она задержана или нет?

— Да! — Альберт Айдарович положил перед начальником худенькую папку — Наркотики, героин, пятьсот двадцать грамм и это еще не всё.

— Я её забираю, объяснения в письменном виде, по форме, мне на стол! — Герман Петрович наклонился к Ольге и помог ей встать.

— Но Герман Петрович, она…

Но договорить Нуриеву полковник не дал — Это приказ, дважды повторять не буду!

Альберт с Андреем переглянулись, спорить с начальством было бесполезно. Глядя на уплывающую из под рук добычу, Нуриев бессильно стиснул зубы — С-сука!

— Откуда он её знает? — Андрей Эдуардович развёл руками — Чёрт возьми, откуда?

— Почём мне знать?

— Он назвал её Кирой?! — не унимался оперативник — Может она его информатор?

Нуриев взорвался — Да откуда-ж мне знать то, а? Ты как будто нашего Петровича не знаешь, правильность его, да справедливость, мать её за ногу. Он же душу всю вытрясет, если что не так.

— Согласен! — выдохнул Андрей — Денежной каши с ним не сваришь.

— Короче! — посерьёзнел Альберт — Дуй сейчас вниз, да прихвати с собой Имагина, хватайте таджика этого и к Иванычу, на заимку везите его. Да, ещё проверь по журналу, не оформлен ли он, я подтянусь позже.

— Хорошо, а Миха?

— Миха на шмоне, в кофейне этого. Приедет, пусть мне отзвонится.

— Лады, Альберт, не переживай.

Андрей Эдуардович поспешно вышел и быстрым шагом спустился вниз. Нуриев еще стремительней начал листать рабочий блокнот.

— Ага! — Одиннадцатизначный номер нотариуса Шульца нашелся быстро, Альберт набрал нужные цифры и начал напряженно постукивать пальцем по блокноту.

— Да?

— Это я, Рихманн.

— Я понял, что-то серьезное?

— Ты, как всегда, проницателен, мне нужно по быстрому скинуть две вещи!

— Насколько по быстрому? — поинтересовался еврей — И что за вещи?

— Одну кофейню в центре города и «мерс» седан.

— Фьють-фьють! — присвистнул нотариус — А ты на часы смотрел, Альберт?

— Честно? Нет!

— Двадцать минут одиннадцатого, ночь на носу!

— Я как-то об этом не подумал, но край — завтра утром.

— Хозяин кто?

— Не местный, чурка.

Еврей усмехнулся — Не ошибусь, твой подопечный?!

— За это я с тобой и дружу на протяжении пятнадцати лет, голубь ты мой сизокрылый.

— Документы в порядке?

— Я думаю проблем не будет, за ними поехали.

— Если делать быстро, то ты должен понимать, мой друг, что заведение и тачка в цене упадут.

— Не вопрос, но не наглей.

— Как можно, коллега?! — взмолился господин Шульц — Свои комиссионные и ни цента больше!

— Без комментариев.

— Где заведение и тачка?

— Машина на заднем дворе моей работы, а «Кофейня на паях» в Китай- городе, дом 37.

— Недурно! — ухмыльнулся нотариус — Я был там, заведение приличное, раскрученное.

— Хернёй я бы не занимался! — буркнул Нуриев — «Мерс» седан, представительского класса, цвет мокрый асфальт, полностью тюнингованный.

— Бесподобно, и где ты такого мажорика подцепил, а?

— Кто мне должны, я всех прощаю! — парировал удар Альберт Айдарович — Сколько?

— Ну-у, какой ты прыткий! — ушел от ответа господин Рихманн — Я же не риелтор, надо позвонить серьёзным людям, котировки недвижимости полистать, то да сё. Утром, в восемь, я дам ответ.

— Ну-у, жду тогда, господин нотариус! — улыбнулся уголком рта Нуриев — Удачи!

— И тебе не простудиться, дружище! — слащаво попрощался Рихманн Семёнович Шульц и отключился.

Альберт набрал номер Михи, Миха взял трубку сразу — Ты где?

— В кабинете, жду.

— В кофейне ничего, я еду обратно.

— Я так и знал! — уже спокойно и сдержанно ответил Нуриев — Тачку забрал?

— Да, я на ней, подогнать к отделу?

— Забери меня и поедем к Иванычу.

— Сюжет закручивается?

— А то, я с него живого не слезу.

— Через десять минут выходи.

— Лады! — Альберт Айдарович удовлетворённо потёр ладони — С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Миха подъехал, как истинный швейцарец, через девять с половиной минут, Альберт плюхнулся на переднее сиденье и шикарный седан сорвался с места.

— Ну? — прервал молчание Идаев — Как успехи?

— Никак!

— В смысле?

— Без смысла, Миха! — рассердился Альберт — Ну, привезли мне эту конфетку, Ольгу из кофейни, задержали, как и полагается, с пятьсот двадцатью граммами, а как только трясти я её начал, то наш, Петрович, завалился сюда и баста, карапузики, приехали мы!

— Ты подмолаживал что ли её? — хмыкнул оперативник, зная как может «трясти» начальник.

— Если бы, только подмолаживал?! — вздохнул Альберт — Куда круче!

Миха ухмыльнулся, представляя красочную картину начавшегося допроса — И что дальше, патрон наш, дюже огорчился?

— Объяснение в письменном виде, по форме потребовал, а эту забрал.

— Куда? — не понял Миха.

— На личный допрос, наверное, почём мне знать.

— Я представляю, что она ему разрисует, а с Нарретдином ты решил подстраховаться, так?

---

— Естественно! Не думаешь же ты, что я прощу ему отговорку в девятнадцать килограмм порошка, который он, пёс, успел скинуть, а деньги припрятать?

— Не думаю! — согласился оперативник — Но дальше накидай мне план действий.

— А чо накидывать? Этот деятель у Иваныча, сейчас подчаливаем к нему, он нам говорит, где документы на кофейню и «мерс», а после едем к господину еврею писать дарственную, что непонятного?

— А ты думаешь он скажет, где документы?

— Я ничуть не сомневаюсь в этом, Миха, поверь. Иного выхода у него нет, кроме разве что верёвки с куском хозяйственного мыла, но я думаю до этого дело не дойдёт. Он молодой, горячий, жизнь да кайф с бабами ой как любит, самоубийство от позора ему не грозит.

— Ну хорошо! — Миха подъехал к воротам заимки и выключил двигатель — Допустим, что он отдаст и подпишет нам документы, а дальше с ним как быть, ты его отпустишь?

— Да ну прям! — зло сощурился Нуриев — Чтоб он опять скатался в горы за «белым» и понаделал закладок в Москве? Хрен ему! Поедет отдыхать, лет на восемь-десять, в Сибирь-матушку, там подумает, поработает по людски, того глядишь у него и страсть к столице поостынет.

— А если он Петровичу выложит всё? Тот на такие «кренделя» сквозь пальцы смотреть не будет!

— Ты чо, ссышь что ли? — не поверил Альберт в услышанное — От кого бы мог услышать, но не от тебя!

— Нет, просто прорабатываю все возможные альтернативы последствий.

— Не дрейфь! — Альберт Айдарович вышел из автомобиля — Всю ответственность я беру на себя.

Двое в гражданке прошли в дом, где Иван Станиславович как раз собирался звонить Альберту.

— А-а, вот ты, дружище, лёгок на помине.

— Только освободился и то ненадолго.

— Чего так, али девку его не взяли ещё? — старик задумчиво нахмурил брови и не сводил со своего ученика взгляда.

— Взять-то взяли, а толку мало. Пятьсот грамм принесла, а больше, говорит, нет.

— Ой, привирает! — вынес свой вердикт Иван Станиславович — На все сто процентов!

— Ясно, что врёт! — произнёс задумчиво Альберт, наливая в чашку с горячим кофе несколько капель коньяка — Только мне-то с того что?

— Что, что? — пробурчал старик — Сюда её вези, она тебе в убийстве Кеннеди сознается и часу не пройдет!

— Поздно, батя! — вздохнул Нуриев и сделал два глубоких глотка — Пить боржоми, когда в печени дырка, поздно!

Ароматная жидкость обожгла горло, елейным ручейком затекла в желудок, согрела его и рассеялась благостью по телу. Альберт аж крякнул от удовольствия и сделал еще несколько глотков. Закурил, прикрыв в блаженной истоме веки. Иван Станиславович ждал, пока соратник начнёт рассказ сам.

— Петрович её заграбастал! — после некоторого молчания ответил Альберт — Прям в кабинете накрыл меня за не очень корректным занятием. Ждёт, поди, до сих пор объяснение в письменном виде.

Иваныч прыснул — Ну-у, мил человек, невтерпёж что ли было?

— А который час, бать? — проигнорировал вопрос оппонент, сделав последний смачный глоток.

— Почти полночь.

Нуриев призадумался, откинувшись головой на кожаную спинку кресла — Восемь часов впереди, бабёнку бы сейчас, хоть минут на десять! — вполголоса неожиданно выдал подполковник — Устал что-то я и Лорку, с-сука, на кой хрен отпустил?

Иван Станиславович прищурился и загадочно почесал затылок — Чего ни сделаешь ради друга, а?

— Ты о чём? — сосредоточенно вгляделся в учителя Альберт.

— Погоди! — Иван Станиславович встал и направился к лестнице, ведущей на мансарду — Не зуди только!

— Старый, куда ты? — приподнялся Нуриев, совершенно не понимая цели старика, но тот, не обращая на него никакого внимания, уже поднимался по деревянной лестнице — Расслабься, сейчас вернусь!

Теперь пришел черёд почесать затылок гостю.

Миха, доселе наблюдавший картину молча, пошутил — Сейчас спустит к тебе, шеф, с подлавки «Playboy» поздно ночью, 1900-го года выпуска и предложит! — но какое-то пререкание сверху не дало Михе развить шутку до конца, взоры оперов устремились вверх.

— Вот те на?! — Альберт не выдержал и даже слегка приоткрыл в изумлении рот.

Со второго этажа спускалась совсем молодая, лет двадцати пяти девушка, в длинной мужской футболке, босая. Шла она явно нехотя.

— Иваныч, ты где её взял? — бровь Альберта поползла вверх — Кто это?

Старик усмехнулся — Из закромов природы, а кто она, знать тебе не обязательно.

Нуриев повернулся к Михе — Налей-ка мне, дружок, чего покрепче кофе, да сам хлебни, хоть чайку что ли?

Молодой опер поднялся и налил Альберту полбокала густого янтарного коньяка. Девушка, недоверчиво глядя в их сторону, преодолела последнюю ступеньку. Альберт Айдарович, пожирая взглядом её длинные обнаженные ноги, залпом осушил огненную жидкость.

— А ну, иди сюда! — он цепко поманил её пальцем, ибо ниже пояса предательски шевельнулся друг.

Девушка обернулась и умоляюще воззрилась на Ивана Станиславовича, тот пренебрежительно махнул в сторону Альберта — Иди, он, как сын мне, сделай красиво!

Возражений с её стороны не было, она покорно сделала несколько шагов и остановилась перед креслом, где сидел Альберт. Взгляд девушки был прикован к носкам идеально начищенных его ботинок.

Она была особенно хороша: худенькая, высокая, с волной длинных светло-русых, почти белых волос, кожа её бледная, бархатистая, отливала каким-то непередаваемым оттенком чистоты, а глаза, пожалуй, были нежно-зелёного малахитового цвета.

Нуриев засмотрелся на неё, но отогнав от себя ненужное абсолютно чувство привязанности, бросил ироничный взгляд на Ивана Станиславовича — Нет, старый, ты мне скажи, где ты сокровище такое откопал, да ещё, наверное, несовершеннолетнее, а?

— С Ленинградского шоссе она, ей двадцать пять! — усмехнулся Иваныч — Расслабься и получай удовольствие.

У Альберта Айдаровича округлились глаза — Шлюха что ли?

— Шлюха, шлюха! — кивнул гэбэшник — Ты не отвлекайся, сынок, делай дело, да езжай смело.

Альберт рассмеялся — Ну-у, ты даёшь, Иваныч, в твои-то годы, а всё за старое?!

Старик обиделся — А я что, импотент по твоему?

Нуриев не успокаивался, подзуживая коллегу дать ему отпор — Проверять не доводилось, не знаю.

— Ты говори, да не заговаривайся! — нахмурил брови пенсионер — Я тебя в момент на гауптавахту оформлю, дотренькаешься!

— Всё, всё, молчу! — выкидывая белый флаг, поутих Альберт — Твоё слово — закон, железный Феликс.

— То-то! — смягчился Иван Станиславович, закуривая старинную каучуковую трубку — Валяй, а то время бежит, и дел у тебя невпроворот ещё.

— Андрюша с Имагиным где?

— С Нарретдином беседуют, в бане.

— А-а, ну ладно.

Нуриев повернулся к девушке — Раздевайся, да пошевелись, краля, ребятам некогда.

Она подняла на него затуманенный, полный слёз, взор. Правая кисть её нервно теребила смятый подол футболки, девушка молча потупила глаза.

— Снимай футболку, по быстрому отстреляемся и разбежимся.

Нуриев чуть поддался вперёд и ухватил девушку за ляжку, она вздрогнула, рука его целенаправленно устремилась вверх.

— Ты что дрожишь, как в первый раз? — Альберта обуял настоящий мужской звериный инстинкт — Боишься что ли?

Жрица любви вновь молча, медленно, но смущенно начала стягивать футболку.

— Миха? — Альберт призывно кивнул коллеге — Помоги, растормоши девчонку сзади, а то до утра не разденемся мы!

Миха резко поднялся и шагнул к проститутке. Одним рывком он стащил и футболку, и тонкую ниточку кружевных стрингов. Глазам мужчин предстало весьма лакомое и гладкое тело. Иван Станиславович, с удовольствием докурив трубку, неспеша поднялся и пошёл к двери.

— Дядя Вань? — впервые за всё пролетевшее мигом время, девушка подала голос, да, да, голос или душевный крик о помощи, но он не услышал, хотя нет, неправда, он услышал, но помочь не захотел. Судьба девицы легкого поведения ему была безразлична. Она поняла всё без слов, ей пришлось расценить сложившуюся ситуацию, как форс-мажорное продолжение начавшегося несколько часов назад субботника. Жрица медленно шагнула к возбужденному Альберту.

Кожаный ремень с дизайнерской пряжкой «Валентино», пуговица, молния, и, Нуриев с наслаждением наблюдал, как её тонкие изящные пальчики умело извлекают на свет «оружие».

— Мне лечь или вы будете стоя? — девушка еле выдавила из себя удручающий, но весьма актуальный вопрос, голос её дрожал.

Альберт усмехнулся — Стоя будешь ты, я ограничусь лишь минетом, который ты, я полагаю, исполняешь весьма умело?!

Девушка опустилась на колени перед Нуриевым, но Альберт Айдарович кончиком указательного пальца приподнял ей подбородок.

— Ты уж постарайся, милая, а то знаешь ли.

Всё закончилось через девять долгих мучительных минут, показавшихся вечностью.

Альберт оттолкнул девушку от себя, словно ненужную, изжитую свой век, вещь — А теперь скройся! — Нуриев не потрудился даже отдать девушке одежду, ибо впереди его ждало великое неотложное дело, проститутка ушла.

Через минуту Имагин ввёл Нарретдина — Присаживайся, дружбек! — Альберт указал Авелю на кресло — Разговор будет у нас сейчас, серьезный, но надеюсь короткий.

Авель настороженно воззрился на Нуриева. При слове разговор у таджика начинался нервный тик, правое веко само-собой задёргалось и мешало зрению.

— Садись! — Альберт отдал последний приказ, Авель сел — Итак, слушай внимательно, дважды я повторять не буду. Времени у тебя подумать в обрез. Героин, оставшиеся твои девятнадцать килограмм, мы не нашли, ну и хрен с ними. Денег от проданного тоже нет. И того, что получается?

Авель не знал, не понимал, чего от него хотят, поэтому молчал.

Повысив голос на несколько децибел, Альберт всё же ещё спокойно и удовлетворённо повторил — Тебя спрашиваю, Нарретдин, что в итоге?

— Пятьсот двадцать грамм.

— О-о! — хлопнул в ладоши Нуриев — Точно, пятьсот двадцать грамм, а не хочешь меня спросить, гражданин хороший, чего мне с ними делать, а?

Авель недоумевал, поэтому единственное, что он мог ответить, это — Не знаю!

— Не знаешь? — с сарказмом усмехнулся подполковник — Вот и я не знаю, голубь ты мой иностранный, что мне с ними делать?! Нехорошо это! — в холл вошёл Иван Станиславович, Авель напрягся ещё больше — А нехорошо тем, что ребятки мои, Миха, Андрюша, да ещё не один оперативник остались ни с чем, понимаешь?

Авель напряг последние, не воспалённые ещё, серые клеточки, смысл происходящего и сказанного до него начал доходить. По инерции он кивнул.

Иван Станиславович ласково погладил его по макушке — Ну вот и слава Богу, болезный ты мой, что до тебя наконец-то дополз смысл. Пятьсот грамм твои, высранные, нам не нужны, понятно тебе?

— Да!

— Деньги нам нужны, отступные твои, нарядные, хорошие, удовлетворяющие все наши скромные аппетиты. Не хочешь говорить, где бабло от проданного — ну и хай с ним, не говори, оставь себе, но у тебя есть кофейня в центре Москвы и навороченная иномарка, сечёшь к чему клоню я?

Авель вновь кивнул, хотя уши отказывались верить, что ему вот так вот запросто полиция предлагает просто взять и откупиться…

— И что ответишь ты нам? — Нуриев наклонился к нему вплотную. В нос ударил резкий запах дорогого одеколона и спиртного. Авель дал себе слово, что дальнейших пыток ради наживы он не выдержит. Поэтому ответ его был прост и лаконичен — Забирай всё!

Все находящиеся в зале мужчины переглянулись, в ответе таджика чувствовался подвох.

Нуриев поддел указательным пальцем его подбородок — Что, прямо вот так сразу, возьмёшь и отдашь?

Авель безразлично пожал плечами — Всё равно отметёте, не так, так по-другому, какая разница?! Заберите всё, только отпустите.

Иван Станиславович подошёл к окну — кромешная тьма заключила в свои объятия землю. Ночь, тёплая, по-настоящему весенняя, господствовала на улице. Два фонаря на подъезде к заимке тускло освещали посыпанную гравием дорожку. Тишина, лишь отдалённо слышно изредка угуканье филина-одиночки, который ровно чуял происходящие в доме амплитуды колебаний.

— Где? — Иваныч произнёс это слово громко, слишком громко, от чего даже Альберт слегка вздрогнул от этого единичного, прозвучащего, будто раскат грома, набата — Документы на машину и кафе!

— В квартире, где мы жили с ней, я покажу.

Время ночь, почти два, Ольга устало вздохнула и подняла на Германа Петровича усталый взгляд — Это всё, мне больше добавить нечего.

— Н-да! — полковник озадаченно подпёр ладонью подбородок — Занятную историю вы мне рассказали, Ольга, любопытную прям.

— Увы, эта история до боли правдоподобна и ничего с этим не поделаешь, к сожалению.

— Не спорю, не поделаешь, а где сейчас тот мужчина, с которым вы жили?

— Не знаю, последнее, что я от него услышала по телефону, так это то, что он попытается найти мне деньги. Во всяком случае постарается, но Авель блефовал, это было понятно.

— Он был задержан?

— Не знаю.

— Хорошо, я это выясню. Ещё один вопрос — вчера ночью, когда вы спасли мне жизнь, Ольга, вы расстались с ним?

Она не знала, что ответить этому холёному импозантному мужчине, поведшему себя, как истинный офицер. Девушка молча опустила голову. Герман встал из-за стола и подошел к Ольге, постоял в нерешительности, опустил в раздумье ей на плечо ладонь… она вздрогнула от этого нежного, но волевого прикосновения.

— О-оль? — Герман назвал её по имени, но сделал это с такой теплотой и участием, что у Ольги невольно навернулись на глаза слёзы — Это был он?

Она не хотела ничего объяснять, не хотела и не могла, ибо как ни крути, но эти несколько часов задушевной беседы проникли в неё и оставили неизгладимый положительный след. Девушка раньше никогда бы и не могла подумать, что среди сотрудников силовых структур могут быть такие порядочные и понимающие люди.

Ольга больно закусила губу, чтобы унять дрожь, но солёные капли предательски заволокли глаза. Она всхлипнула, утёрла кончиком указательного пальца дрожащие на ресницах хрустальные бисеринки и нашла наконец-то силы взглянуть ему в лицо. Взгляд Германа Петровича был суров, но даже в тех самых глубинах суровости теплился уголёк решающего сочувствия и помощи.

— Да! — она сказала это совсем тихо, едва слышно — Мы расстались с ним недалеко от Ваганьковского. Мы поссорились, и я вышла, а утром меня задержали ваши сотрудники.

Герман наклонился совсем близко — Зачем, Ольга, зачем ты сделала это, а?

Он понимал, что перед ним человек, нарушивший закон, преступник, но, но как с этим жить? Боже, как? Как переступить между этим самым треклятым законом и законом совести? Как спасти эту ночную фею, подарившую ему жизнь? О-о, что только не боролось в нём в эти самые, пожалуй, ответственные секунды размышления — честь мундира и элементарная человечность, тайный глас совести и разум, чувство долга и ответственность за содеянное…

В конец запутавшись, он, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, прижал её к себе и приник к губам. Она застыла, как мраморное изваяние и кажется даже перестала дышать, а после, будто проснувшись, ответила на его трепетное прикосновение.

Губы её были влажные и солёные, но мягкость и податливость их сподвигли Германа Петровича на долю секунды окунуться в пучину такой неподвластной эйфории, что страшно закружилась голова, руки сами-собой задвигались по её маленькому хрупкому телу. Ольга тяжело всхлипнула, тая в сильных волевых объятиях и именно этот всхлип отрезвил мужчину.

Герман резко отстранился от девушки, сдерживая рвущийся наружу порыв, и, тяжело сглотнув, хрипло произнес — Простите, я не должен был, простите.

Что было ему ответить она не знала, махнула лишь устало рукой и взъерошила пальцами голову.

— Ольга?! — Герман Петрович взял девушку за плечи — Я приношу вам свои извинения! Не знаю, что на меня нашло, но обещаю — это больше не повторится.

— Не извиняйтесь, мне не было неприятно, скорее наоборот, но я понимаю, вы на службе, а я преступный элемент. Давайте поскорей поставим точку и разбредёмся, вы домой, а я в камеру. День выдался тяжёлым, а вечер того хлеще, безумный просто. Я валюсь с ног от усталости.

— Я рад, что вы понимаете это, Ольга! Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы следствие прошло на должном уровне и видит Бог — с вас не упадет ни один волос, но факт наличия наркотического вещества налицо, и это не шутки. Вы должны меня понять…

— Я понимаю! — без обиды согласилась Ольга — И поэтому прошу, проводите меня в камеру и езжайте спокойно домой. Я вас ничуть не виню и не корю, а скорей даже горжусь вами.

Бровь Германа Петровича поползла вверх — Как прикажете вас понимать?

— Никак! — она слегка пожала плечами — Всё познается в сравнении, Герман Петрович, и я познала.

— А-а! — полковник смущённо отступил — Ну тогда ещё раз извините меня!

Он понял, что она имела ввиду. Замешательство пробежало между ними, но Ольга нарушила его первая — Проводите меня, правда, и без обид.

Герман Петрович облегченно вздохнул — Вы потрясающая, Ольга, не смотря ни на что, спасибо!

Не наигранно, не специально, но она рассмеялась — Обращайтесь.

Двумя минутами позже они вышли из кабинета и спустились в дежурную часть. Немолодой уже, одетый по форме дежурный, встал и отдал Герману честь.

Полковник, стоя позади Ольги, собрался с духом и на одном дыхании выдал, положа обе ладони на плечи — Гражданка Флоренталь задержана пока на сорок восемь часов, проводите её в отдельную приличную камеру. Олег, завтра утром я приеду и поведу дело сам. В моё отсутствие не дай Бог вам кому-нибудь отдать её на допрос, особенно Нуриеву, ясно?! — дежурный кивнул — Это приказ! Чтобы с ней обращались должным, предписанным уставом образом — это во-первых, а во-вторых пусть позвонит домой или адвокату, ясно?

— Да, как скажите, Герман Петрович.

— А в-третьих, закажите еды из приличного кафе с доставкой сюда, деньги вот! — мужчина выложил на стол пятитысячную купюру — Пока это всё, а вам спокойной ночи, Ольга, если так можно назвать последние несколько часов.

— До завтра, Герман Петрович, и спасибо.

— Увы, пока не за что, до свидания, Ольга!

Он торопливо вышел, боясь не сдержаться. Спускаясь по крутым ступеням административного здания, Герман на ходу набрал номер Нуриева. Альберт Айдарович как раз перешагивал порог дома на заимке.

— Стоп! — он резко остановился и сделал знак рукой, Имагин, Миха и Авель замерли, обращаясь к Михе, Альберт указал глазами вверх — Сам звонит!

— И-и?

— Взять или нет?

— Возьми, скажи на оперативном мероприятии, за городом — выпалил Миха — Утро вечера мудренее.

— Да? — Нуриев притормознул и облокотился на дверной косяк — Я слушаю!

— Меня интересует твоё нынешнее местонахождение! — без каких либо приветствий задал сурово вопрос полковник — Ну-у, Альберт, ты где?

— В Люберцах, пасём чела одного, вопрос не одного грамма.

— Утром чтоб был у меня, как штык! — отдал приказ Герман и отключился.

Спустившись вниз, мужчина ещё раз заглянул в дежурку и предупредил Олега — Смотри, снесу голову!

По мрачному виду и взгляду, чернее тучи, дежурный определил, что дела у Нуриева Альберта Айдаровича предстоят невесёлые, и даже более того — весьма неблагоприятные. Ходящие ходуном желваки у Германа Петровича говорили только об одном — предстоит сложный спектакль с непредсказуемым финалом.

Полковник же, сев в «фольцваген», повернул ключ в замке зажигания и выехал на шоссе. Ночную Москву Герман любил, наслаждаясь, как и самим прекрасным видом города, так и практически безлюдным дорожным полотном. Тишина, сосредоточенность и тяжелая всепоглощающая усталость еле дали мужчине доехать до Химок — до подъёма на работу оставалось всего каких-то несколько несчастных часов, а завтра…

— А завтра, вернее, уже сегодня утром, ты подпишешь нужные бумаги, и свободен! — Альберт внимательно прочитал лист с кадастровым номером на кофейню — Так, договор купли-продажи, техпаспорт, передел жилого в нежилое, разрешение на перепланировку и ПТЭСка на «мерс», договор от Транстехсервис, страховка — Ну-у, вроде всё, Нарретдин, в восемь заедем к нотариусу и дело в шляпе. Молодец, что хочу сказать — не сдрейфил, на попятную не пошел, любишь свободу?!

— У меня не было выбора! — сдавленно произнес Авель, напряжённо наблюдая, как папка с документами на автомобиль и кофейню исчезают в рабочем кейсе Нуриева.

— Выбор есть всегда, дружище! — по-отечески похлопал его по плечу Альберт — И ты это знаешь, а переночуем пожалуй у тебя, да и к нотариату ближе! — Авель промолчал, спорить с оборотнем в погонах было бесполезно — Ну что, ребятки, заночуем здесь. Более подходящего места я не вижу! — Альберт Айдарович скинул с плеч помятый пиджак и поправил кобуру.

Миха и Имагин с шефом согласились, поскидывав обувь и завалившись на диван. Авель осторожно попросился в душ. Нуриев снисходительно удовлетворил его просьбу. Часы в холле показывали три…

Она проснулась резко, громко всхлипнув, будто кто-то сердито толкнул её в бок. В спальной комнате, на мансарде, было темно и тихо.

— Стало быть ночь ещё? — подумала Мария, шаря взглядом по смятой постели — Где же аспид этот, дрыхнет или внизу шастает?

Иван Станиславович подал голос едва слышным сонным посапыванием, откатившись на край постели и распластав руки в стороны. Мария осторожно встала с кровати и прислушалась — мерное ровное дыхание старика говорило об одном — Иваныч спал после жёсткой оргии, как младенец.

Захотелось ужасно в баню, смыть с себя всю грязь и похоть лапавших её рук, хотелось выдавить в рот целый тюбик зубной пасты и чистить, чистить зубы до бесконечности. И она пошла, едва слышно ступая босыми ступнями по прохладному деревянному полу. Спустившись на первый этаж, девушка печально оглянулась вокруг — вот кресло, где сидел этот, холёный злодей в штатском, с замашками матёрого бандюгана. Вот столик, где хаотично расставлены чашки с недопитым кофе и початая бутылка коньяка, переполненная доверху пепельница, нарезанный лимон и тарелка с сухой сырокопченой нарезкой. Тишина, зловещий мрак и пустота.

— Боже, когда это кончится? — Мария присела на краешек этого самого кресла и закрыла лицо руками. Рыдания рвались наружу, чувство омерзения и бессилия готово было задушить, растоптать и выплюнуть, словно самый настоящий плевок презрения. Откинувшись на спинку головой, молодая проститутка тяжело вздохнула и попыталась отогнать от себя навязчивую визуализацию недавнего прошлого… ан, нет, яркий образ безнаказанного молодого приемника Иваныча неотступно маячил перед глазами: наглая ухмылка Альберта, красивого, чёрт побери, но такого пошлого и гнилого, что образ его, почти голливудский, с жемчужной идеальной улыбкой, просто блёк на фоне его отвратительного показного поведения. И шавки его, Миха, и второй, Имагин, ошалело собиравшие объедки с барского, наспех собранного стола. Ноги не шли, по телу разлилась невероятная тяжесть и какая-то больная истома. Глаза начали слипаться, веки отяжелели, кисти рук расслаблено опустились на прохладные кожаные подлокотники…

Вдруг неожиданно Мария вздрогнула. От чего? От кого? Но вздрогнула так, что сердце бешено заколотилось, затрещало, сжавшись в один единый комок, сотканный из нервов и терпения. Пальцы нащупали на сиденье что-то твёрдое, гладкое. Камера — это была навороченная ручная видеокамера «Кэнон», которую впопыхах забыли ивановские «шестёрки».

Как-то некстати затряслись руки и губы, но липкой ладонью Мария всё же дотронулась до бесценного многообещающего подарка. Нажав на воспроизведение кадра, девушка с ужасом увидела, что какой-то парень, не русский, полностью раздетый и явно избитый до полусмерти, быстро, сбивчиво рассказывает про какую-то Ольгу…

Мария перемотала съемку на самое начало, ибо теперь уже, даже под страхом смерти, она не могла и не имела права остановиться.

— Боже! — волосы на висках моментально вспотели — Это же происходило здесь!

Изображение прыгает и мешает зрению, что это, некачественная съемка? Нет, нет, это бешено, нереально дрожат руки, не в силах удержать ужас происходящего. Его: — Нет! — звучит как колокольный пожарный набат: — Н-н-еет!

Альберт ухмыляется зловеще, жутко — Да! — цифры, цифры, лихорадочно отщёлкивают время в углу цветного прямоугольного экрана.

— Боже?! — Мария слышит дрожь своих зубов — Боже, господи, неужели это было, было всего несколько часов назад, здесь?

Королёва понимает, что было, и что это каким-то необъяснимым образом забыто здесь, и явно не предназначено для её просмотра, но, любопытство перебарывает здравый смысл, и она продолжает просмотр дальше.

И вот крик его, или зов о помощи, или капитуляция: — Ольга, я…

А после двадцатиминутный полный рассказ о ней, видимо его девушке, и ещё о каких-то людях, которые замешаны в купле-продаже наркотиков.

Съёмка закончилась, оставив в душе такой сумбур мыслей и чувств, что Мария со страху даже откинула от себя видеокамеру.

— Так, так, господин Нарретдин, а вот с этого момента поподробней пожалуйста…

Слова мучителя — это панацея, его действия — миазмы, девушку бьёт дрожь. От увиденного у проститутки зашевелились на затылке волосы. Показания, выданные в такой горячей порно-приправе, заставляют Марию подумать и о себе. Теперь она невольный свидетель их преступлений, в её руках наисерьёзнейший компромат, с помощью которого можно совершить многое. Как поступить, что предпринять?

За и против имеют против друг-друга серьёзный противовес, слишком многое поставлено на карту, вся жизнь, вся её судьба.

— Взять и одним взмахом положить конец беспределу? — мысли путаются, наваливаются на воспаленный, возбужденный мозг снежным комом — Или оставить всё на кругах своя, сделав вид, что ничего не произошло? Она не сможет с этим жить, ибо увиденное не даст ей покоя уже до конца жизни! Дать ход кассете, выложить компромат в интернет, пойти в полицию?

По инерции, повинуясь внутреннему убеждению, зову души, Мария вытащила из камеры дорогую флэш-карту и опустила её в карман футболки. Быстрым шагом, почти бегом кинулась в душевую. Включив лейку, девушка почти до упора повернула горячий кран. Тело казалось ледяным, ступни вовсе окоченели и по началу не чувствовали кипятка, но после ей всё же пришлось разбавить тугой напор холодной водой. Теперь, только теперь уже, рыдания прорвались наружу и сотрясли хрупкое молодое тело. Мария заплакала навзрыд и машинально начала тереть остервенело кожу. Вопрос, что делать дальше, не выходил из головы. Дела, что творились на заимке, попахивали для одних — сроком, реальным, не в один год, а для других, то есть для неё — смертью. И она это прекрасно понимала…

В шесть тридцать утра на мобильнике Ивана Станиславовича раздался звонок. Нехотя проснувшись, старик бегло отметил про себя взглядом, что в мягкой шелковой постельке он один. А где же краля, что так лестно и слащаво умаслила его тело в эту ночь, где Мария?

— Да? — Иваныч сонно ответил на звонок Нуриева — Говори!

— Старый, это я.

— Я понял, что-то случилось?

— Нет, я звоню по поводу камеры. Я, кажется, оставил её у тебя. Прибери её, ладно?

— Не вопрос, приберу, как успехи?

— В аккурате, клиент готов, бумаги у меня.

— Я в тебе не сомневался, сынок, молодец!

— Иваныч, ты один?

Иван Станиславович озабоченно почесал вздыбившийся пах, делиться утренним наслаждением ни с кем не хотелось — Да один, почти сплю.

— А где эта твоя, малолетняя путана?

— Что, понравилась? — с ниткой ревности в голосе поинтересовался пенсионер — Ну-у, понравилась?

— Ничего бабенка, порезвиться можно.

— Отпустил я её, ночью еще, после вашего знакомства.

— А-а, ну ладно! — ухмыльнулся в трубку Альберт — А спросил я так, нервы тебе пощекотать хотел.

— Я тебе пощекочу, когда вернёшься и не только нервы! — сердито подытожил Иваныч — Всё, давай, хоть час, другой дай соснуть на пенсии, а?

— Ну сосни, сосни! — рассмеялся громко Нуриев — До встречи.

Иван Станиславович поспешно отключился, матеря приемника на чём свет стоит.

— Э-эх, где шельма эта, твою мать! — выругался он, и засунув ноги в шлёпанцы, пошёл торопливо вниз. Он знал, что Мария может быть только в двух местах — либо на кухне, либо в бане.

Войдя в полутёмный холл, старик оглянулся и тихо позвал — Мариш?

Тишина, Иваныч зажег свет. Бегло пробежавшись по знакомой родной обстановке, полковник цепко выловил взглядом нужный ему предмет. «Кэнон» лежал на кресле, безмятежно дожидаясь своего хозяина. Иван Станиславович взял видеокамеру в руки и спокойно направился за Марией в баню. Открыв дверь в натопленный предбанник, он удовлетворенно отметил про себя, что футболка девушки висит на крючке.

— Ха?! — невольно усмехнулся он — Чистота — залог здоровья!

Скинув широкие портки, старик положил «Кэнон» на мини-диванчик и вошёл неожиданно в парилку.

— А-а-а?! — Мария так громко закричала, что Иваныч невольно вздрогнул —

Что орёшь, дуреха, чай не беса увидела перед собой во плоти?

Королёва смотрела на Ивана Станиславовича, как на явление Христа народу.

Окинув обнаженное её тело плотоядным взглядом, старик поманил девушку пальцем — Ну-ка, потри спинку!

Оцепенение прошло, страх притупился, осталась лишь надежда, и она утопила её в жаркой наигранной прелюдии разворачивающегося финала, пустив в ход всё своё умение.

Через сорок минут, перешагнув порог парилки, Иван Станиславович вытолкнул играючи проститутку в предбанник — Пошли уже, наигрались всласть!

Первое, что она увидела на диване, это была камера «Кэнон», и это было настоящее для Марии потрясение. Лицо её приобрело мгновенно пергаментный оттенок, губы затряслись. Она медленно повернулась к Ивану Станиславовичу. Старый прожжённый лис уловил мгновенную перемену в настроение партнёрши, его прищуренный хитрый взор метнулся на диван. Мария замерла, ровно каменное изваяние, Иваныч уверенно шагнул вперед.

— Дядь Вань? — Мария перекрыла ему дорогу — Я, мне пора, наверное, уже. Проводи меня!

---

Иван Станиславович твёрдо оттолкнул девушку в сторону — Ты думаешь я старый дурень? — голос его мгновенно приобрел жёсткие металлические нотки — Что, сунула уже нос туда?

— Я не понимаю, ты о чём? — голос Марии дрожал — Дядь Вань?

— Ты чего засуетилась, перепёлка, а? — зло, даже хищно, старик вцепился ей в руку — Чего трясёшься, словно перед плахой? Всё узрела, чего не надо?

Он сделал ещё шаг по направлению к дивану, брезгливо сбросив её влажную кисть руки.

— Господи?! — взмолилась безмолвно Мария — Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё, да придёт царствие твоё, помоги! — ещё шаг, и вот он, наклонился и взял камеру в руки, её губы беспрестанно повторяли — Помоги, Боже, спаси!

Старик повертел «Кэнон» в руках и нажал уверенно воспроизведение — пустой тёмный экран даже не дал ему пищи для размышлений, Иваныч резко повернулся к девушке и заорал — Дрянь, где?

Мария интуитивно шагнула назад, боязливо пятясь от разъярённого пенсионера. Она понимала, что сейчас для неё настанет не хэппи-энд, а суровое неизбежное наказание.

— Где флэшка, тварина, по-хорошему спрашиваю? — старик обезумело сделал выпад вперёд всем телом — Убью!

Она в ужасе закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела Ивана Станиславовича на полу. Тело его было неестественно распростёрто, а правая ладонь сжимала место в области сердца. Мария просто стояла и смотрела на него, не в силах пошевелиться. Глаза старика безобразно округлились, губы посинели, нос заострился.

— Нитроглицерин, дура, быстрее! Там, наверху, в кармане брюк, неси сюда!

Даже сейчас, в таком беспомощном положении, на грани той самой опасной черты, между жизнью и смертью, он не просил, а приказывал. Девушку пробила дрожь, по коже пополз липкий мороз, но на не двинулась ни на йоту.

— Ну-у, чего пялишься на меня, а? — старик хрипел, но марку не терял — Думаешь сдохну, да? Хрен тебе!

Собрав все силы, Иван Станиславович попытался принять сидячее положение, но яркая всепоглощающая боль прорезала сердечную мышцу и словно откинула тело назад.

— Неси «колёса», идиотка! — успел при этом гаркнуть Иваныч, но Королёва упрямо мотнула головой — Нет!

Откуда в ней взялись силы и смелость ответить вот так, резко и отрицательно, она не знала, но зато знала точно одно — наверх, за таблетками, она не пойдёт.

И что это вдруг ему вспомнился соседский мальчик из деревни деда, Стёпа, кажется, или Вова? Когда им было лет по семь, по восемь, и он, старший заводила, лидер всей мальчишеской банды, Иваныч, учит его плавать, а точнее, заплыв на лодке к середине залива, запросто столкнув мальчика за борт. Шкет тонул, барахтался, тянул вот так же к нему свои ручонки, а он, Ванечка, отрицательно качал головой: — Нет!

И эта-то что склонилась над ним, а, красавица первая на деревне? Пелагея, которой восемнадцать было, а ему девятнадцать брякнуло. И как загнал он её в тёмные сени, и впивался отроческими ещё губами в её шею, рот, грудь, чувствуя, как твердеет и рвётся наружу член, а после, закладывающий уши крик боли и истерика, её истерика, и слёзы матери, через три дня после случившегося, над высоким холмиком свежевырытой земли на кладбище, её кладбище.

Старик хотел мотнуть головой, дабы прогнать навязчивое видение, но так и застыл со стеклянными, открытыми глазами, койи тронула уже своим дыханием мертвая туманная пелена.

Мария боялась сделать шаг, оцепенев, ужасаясь тому, что только что произошло на её глазах. Минуту, две, три, она, не отрываясь, смотрела в одну точку, на его растопыренные, белые пальцы правой руки, между которых зацепилась тонкая русая прядь волос, её волос. Когда он успел вырвать её локон, Мария не поняла. Не поняла или не почувствовала, неважно, но её волосы были в его руках, мертвых руках. Девушка неуверенно, едва держась на ногах, шагнула к старику и наклонилась. Её чуть не стошнило при виде его обнаженного скрюченного тела. Подавив в себе рефлекторный порыв, она подцепила русую влажную прядь, поднялась, и оглядываясь, побежала наверх за остальными вещами. Одевшись наспех, в долю секунды, она преодолела лестничный пролёт и ринулась к выходу.

— Нет, стоп, камера! — сглотнула тяжело Мария — Оставлять пустую камеру без флэш-карты глупо, этот мертв, но её найдет Альберт, и тогда…

Поборов чувство омерзения и страха, Мария вновь перешагнула порог предбанника. Пятясь, стараясь не смотреть на мёртвого старика, девушка дрожащими руками подняла «Кэнон» и, не оборачиваясь, вышла. Торопливо, короткими перебежками, Мария добралась до ворот. Пелена была повсюду, на небе брезжил ранний рассвет, в воздухе чувствовалась прозрачность и лёгкость. Идти по дороге она отказалась сразу, слишком опасно. Невольно, но девушка чувствовала себя преступницей — не оказать первую помощь умирающему, пусть и самому преступнику, это простить себе было трудно.

Свернув в проселок, Мария быстрым шагом, почти бегом, направилась в сторону МКАДа. Ветки и гравий шуршали под ногами, мохнатые лапы елей цеплялись за ветровку и ремень заплечного рюкзака, волосы беспорядочно разлетались по плечам и спине, но она шла. Утренняя прохлада забиралась за шиворот, щекотала шею и разгоряченное тело, мелкой вереницей мурашек прокрадываясь к локтям.

Его гримаса ярости стояла перед глазами, его мимика, последний жест возмущения и угрозы, его слова и подтверждение догадки. Боже, неужели Бог, сам Всевышний Господь, услышал её мольбу и крик о помощи? Ведь если бы не Он, то на месте Ивана Станиславовича оказалась бы она. Да, старик топтал бы её молодое тело и никакой пощады. От осознания этой реальности Марие стало ещё холоднее и она побежала прочь, прочь от этого проклятого ужасного места, где творилось такое, о чём даже представить страшно. Минуты, ничтожные минуты, сложенные из мучительных секунд, длились ужасно долго. Сколько времени бежала она, Мария не знала. Запыхавшись, решила присесть, покурить и более спокойно уже, взвешенно подумать.

Щёлкнула недешёвая зажигалка — его подарок, затлел кончик длинной «Вирджинии». Затягиваясь, смачно, густо, словно перед расстрелом, девушка чуть не обожгла себе пальцы.

— Тьфу ты?! — неужели в несколько затяжек она выкурила целую сигарету?

Нервы, нервы, ни к чёрту, расслабленные и болтающиеся, словно на шарнирах. Страх, так плотно прильнувший к ней, что липкие длани его чувствуются аж на нервно-пульсирующей сонной артерии, и, удавка, незримой рукой накинутая ей на шею. И кольцо её затягивается всё туже и туже. Что скажет она приемнику, душегубу, когда тот обнаружит, что старик мертв? Какую форму допроса он устроит ей? И что останется от неё, жертвы, после такого разговора?

Где-то неподалёку запел соловей… да, да, это именно его трель, печальная, грустная, но такая умиротворённая, расплылась в звенящей утренней тишине леса. Слёзы, бесценные горькие капли, покатились из глаз. Мария, сглотнув тяжёлый удушливый ком в горле, зло утёрла непрошенные струйки. Нет, раскисать нельзя! В её руках серьёзная улика против Альберта и всей его шайки. Нужно спрятать флэш-карту, а камеру уничтожить. И когда всё уляжется, успокоится, она предъявит компромат куда нужно…

Вытащив из рюкзака «Кэнон», беглянка вставила в паз флэшку и нажала воспроизведение, от самого начала и до конца.

— Бог мой?! — он не боялся даже показывать своё лицо — Всё, абсолютно всё снято вживую, так сказать, в прямом эфире — Он не боялся потому, что знал, всё останется инкогнито и никогда не всплывёт в общественность. Он знал, что останется безнаказанным, как всегда.

Яркие солнечные лучи скользнули меж крон деревьев и сосен, лизнули стволы и пушистый ковёр густой пожухлой прошлогодней травы, шишек и мха. Небо прояснилось, разогнав шапки белесо-серых густых облаков. Воздух стал чуть теплее и приветливее.

Мария последний раз всхлипнула и вытащила флэш-карту из камеры. Вытряхнув у ног на землю содержимое сумки, она тщательно искала глазами куда можно спрятать улику.

Две баночки детского пюре «Агуша» словно просились хозяйке в руки — просьба соседки купить её малышу грушевое нехитрое лакомство. Вывалив пюреобразную смесь на землю, Мария оглянулась — глупость, конечно, в густом прилеске искать воду?! Неподалёку заквакала лягушка, потом другая. Лес ожил — что это, вновь незримая помощь Господа или некое своеобразное стечение обстоятельств?

Мария, поддавшись звукам, сделала шаг, другой. Неподалёку, в нескольких метрах, взору открылось совсем маленькое, но самое настоящее лесное болотце, затянутое тиной и заваленное местами сухими сваленными ветками. Всполоснув драгоценную баночку, девушка насухо вытерла её и, завернув в бумажную салфетку, опустила туда бесценную находку.

Воровато оглянувшись, она быстро стала разрывать руками землю возле старой облезлой пихты. Отряхнув ладони, Мария отошла и взглянула на содеянное — результат вполне удовлетворил её, ибо узнать позже эту пихту она смогла бы из тысячи. Старое, испещрённое непогодой и годами дерево наполовину высохло и обломилось, раскроив ствол свой ровно надвое. Визуально оно напоминало большую, созданную природой рогатку, местами зелёную, а местами словно вымазанную ржавчиной.

Теперь пришел черёд камеры — достав её, Мария подошла к самой кромке зелёной вонючей воды и, размахнувшись, кинула «Кэнон» почти в середину болота. Камера плюхнулась в топь камнем, тёмно-зелёная мелкая ряска сомкнулась на ней навсегда. Здесь, в этой богом забытой поляне, никто, даже сам Альберт, не найдёт сьемку собственного варварства и беспредела, а черёд маленькой штучки с поистине вопиющим материалом рано или поздно настанет, и тогда…

Пройдя около километра лесом, Мария вышла на дорогу и пошла вдоль двухполосного шоссе, нисколько не заботясь о своём не вполне адекватном внешнем виде. Тормознувшая вскоре перед ней иномарка не удивила Марию. К вниманию с мужской стороны она давно привыкла — отличная стройная фигура, шикарные ножки и выразительные правильные черты лица делали своё дело. Мужики липли к ней, как пчёлы, пытаясь хоть урывкой, но спахнуть пыльцу с такого молодого и прекрасного цветка. На вопрос водителя: — Девушка, подвезти? — она без лишних комментариев села в салон и хлопнула дверью — Если до Ордынки, то да!

Автомобиль моментально сорвался с места, моргнув в никуда включенными «противотуманниками»…

— Хватит дрыхнуть, вставай! — Альберт брезгливо пнул лежащего на ковре Авеля — Уже семь, пора.

Таджик с трудом разлепил опухшие, налитые свинцом веки. Над ним возвышался именно тот, кого ненавидел он так с недавних горемычных пор. Попытавшись встать, Авель обнаружил, что нижние конечности его, обожжённые, вздувшиеся, просто-напросто отказывают ему, причиняя адскую неимоверную боль.

— Вставай, я не шучу! — Альберт демонстративно вынул из подмышечной кобуры ствол и проверил обойму — Каждый сам выбирает цену своей свободы, ты выбор сделал и цену определил, сделать ход конём у тебя не получится, верь мне!

Авель верил, с ужасом наблюдая за весьма изменчивой амплитудой колебаний настроения Нуриева.

Превозмогая мучения, молодой человек поднялся и отряхнулся — Я готов!

— Да ну? — усмехнулся подполковник — А ты думаешь нотариус не задаст мне наводящих вопросов, глядя на твою поганую внешность, а? — Авель молчал — Задаст или нет, тебя спрашиваю? — Альберт зло ухватил таджика за грудки, встряхнул и угрожающе дёрнул к себе.

— Что мне ещё сделать?

— Для начала помойся и побрейся, под моим чутким руководством, естественно, а потом смени одежду. Мы поедем в приличную нотариальную контору, а не на Чиркизон.

Миха проводил Авеля в ванную — вся процедура заняла минут сорок. Без пятнадцати восемь процессия двинулась в сторону Воробьевых гор.

Подъезжая, Альберт Айдарович отзвонился стряпчему — Это я, как дела?

— А как у тебя? — ушёл от ответа хитрый еврей — Сначала порадуй меня ты.

— Уже радую! — буркнул в трубку Нуриев — Мы едем к тебе, бумаги в порядке.

— Тачку тоже прихватил?

— А то, мои ребятки поставили её прямо перед входом — Сколько?

— Ну-у, дружище, такие вопросы по телефону не решаются! — господин Шульц намеренно растягивал каждое слово, каждую фразу — Я в конторе, жду! — коротко бросил он и отключился.

— Шельмец осторожный! — процедил сквозь зубы Нуриев — Страхуется.

Контора «Нотариат и Ко» встретила банду начищенными до блеска пластиковыми новёхонькими окнами, идентичной, в тон, дверью с витым чугунным крылечком и выполненной под старинку большой многообещающей вывеской. Парковка перед конторой была пуста, кроме, разве что, венчавшего первое почетное место, Рихманновского джипа «Land Rover».

— Ну-у?! — повернулся Нуриев к Нарретдину — Не выкинешь фортелей мне в момент подписания? — Авель отрицательно мотнул головой — Смотри, амиго, такого я не прощу!

В помещение нотариата вошли четверо — Имагин, ведя за локоть Авеля, который еле передвигал обожженные ноги, Миха и Альберт Айдарович.

Нуриев чуть задержался позади шедших впереди мужчин и окрикнул Миху — Задержись, а эти пусть подождут в холле! — Миха кивнул Имагину, оперативник понял с полуслова, Авель насторожился — Топай, чего уши греешь? — зло процедил в адрес Нарретдина Нуриев — Хуже, что могло произойти с тобой, уже не случится, не боись! — таджик отвернулся и присел на край кожаного дивана — Отойдём! — Альберт Айдарович отвёл Миху к вестибюлю, мужчины закурили — Ты остальных подключил? — Нуриев хищно прищурился и нетерпеливо цокнул языком.

— Да, опергруппа ждет твоего звонка, все на месте.

— Бумаги вчера все подписали?

— Обижаешь, начальник, всё в ажуре, особенно ордер.

— «Кофеек» у них?

— Да!

— Ну, с богом тогда. Сейчас оформляем дарственную, берёшь бабло и катишь куда надо, а там мы уж сами.

— Понял, пошли.

Мужчины поднялись в холл, Альберт небрежно кивнул Нарретдину — Бери документы и запомни, оформляешь дарственную от своего имени по доброй воле! — Авель невольно нахмурился, но промолчал — Ясно я выразился? — Альберт насмешливо ухмыльнулся, крутя на пальце брелок от «ауди».

— Не дурак, я всё сделаю и подпишу, спокойно, без излишних эксцессов.

Нуриев наигранно потрепал таджика за щеку — Умница, мальчик, сечёшь, что к чему.

— Был бы дурак, в МГУ-б не отучился! — Авель не хотел, и даже не держал в мыслях съязвить или нагрубить оборотню в погонах. Это случилось само по себе, не специально, просто вырвалось и всё, по наболевшему.

Нуриев вновь усмехнулся, но уже молча. Глядя на замученную жертву, он снисходительно простил ему эту невинную детскую шалость — грубость старшему. Его успокаивало одно — после сделки наркоделец сядет плотненько и надолго, а он, заместитель начальника отдела, получит повышение и соответствующие лавры награды.

— Живи пока! — безмолвно прошептали его губы — Час или два живи, а потом я тебя растопчу, или умри сам, в лучшем случае.

Неловкая минута молчания и обмена любезностями истекла.

Альберт кивнул в сторону двери с табличкой нотариус — Давай, не дурак, делай, и разбежимся по-быстрому, а то что-то фейс твой уже приелся мне.

Авель встал. Даже сейчас, бледный, с тёмными под глазами мешками, он выглядел на сто: кипельно-белая, отутюженная рубашечка, с двумя расстёгнутыми сверху пуговками, подчёркивала его красивый смуглый цвет кожи. Короткий, цвета маренго, стильный пиджак и прямые зауженные брюки лишь дополняли его и без того прекрасную спортивную фигуру. Небрежно разметавшаяся по лбу густая угольная чёлка, томные печальные глаза и улыбка.

Нуриев выматерился — Шайтан, твою мать! — и без стука открыл дубовую тяжелую дверь. Нарретдин и Миха последовали за ним.

Рихманн Семёнович Шульц сидел за старинным инкрустированным столом в высоком кресле. Рядом, на не менее претензиционном табуретике, восседал довольно таки плотный седовласый мужчина лет пятидесяти, не русский, скорее кавказской национальности, со всеми прилегающими золотыми атрибутами — перстак, величиной с добрую головку чеснока, цепь, весом не менее граммов двухсот, и браслете, скорее являвшим собой цельную золотую пластину, нежели изящное ювелирное украшение.

— Здрасьте! — поздоровался гость господина Шульца — Прахадыте, садытесь!

Нуриев толкнул Авеля на дежурный офисный стул, встав в аккурат позади него — Благодарствуем! — уголок его рта скривился в усмешке — Посидит у нас даритель, а мы так, пешком постоим! — Рихманн Семёнович укорительно взглянул в сторону Альберта, тот пожал невозмутимо плечами — Люблю, знаешь ли, ненормативную лексику, но отвлекаться не будем, приступим пожалуй.

— Я непротив, начнём! — нотариус вытащил из выдвижного ящика стола обьёмистый журнал.

У Нуриева зазвонил сотовый — Ч-чёрт, а?! — Альберт тихо выругался, но телефон вытащил.

Звонил Виталик, который вместе с группой других оперативников ждал в автомобиле за углом — Ну ты даёшь, Берт, вот уж не думал, что ты склерозом страдаешь, барсетка таджика у нас, как мог ты её забыть?

Все участники костюмированного фарса напряжённо наблюдали за Нуриевым, уделяя особое внимание мимике его лица, ловя слухом каждое его слово, каждый жест.

— Ч-чёрт, а? — повторился подполковник — И в самом деле, как быть?

— Вы на месте уже?

— Да, все в сборе.

— Выйди под предлогом срочного телефонного разговора, я подвезу барсетку тебе ко входу.

— Я понял, сейчас.

— Пардон, господа, я буквально на пару минут! — не отключаясь, Альберт шагнул к двери — Вы начинайте, начинайте, не стесняйтесь!

Грузин, сидящий рядом с Рихманном, засуетился — Что, праблема, да?

— Нет, нет, не извольте беспокоиться, это чисто по работе! — мило улыбнулся Нуриев и плотно прикрыл за собой дверь.

Миха незаметно ткнул Авеля в спину, Нарретдин обречённо раскрыл папку.

Альберт по молодецки преодолел расстояние до входа в нотариальную контору, сбежал нервно по лестницам и ринулся к кроссоверу, щёлкнув сигнализацией. Из-за угла появилась красная «лада калина». Благо утренняя улица была пустынна, представитель отечественного автопрома преодолел пятьсот метров за считанные секунды. Тормознув возле «ауди», водитель «лады» скинул Альберту кожанную дорогую барсетку и сорвался с места. Нуриев кинул недешёвую вещь на переднее сиденье своего джипа, усмехнулся, а после спокойно, поправив расстёгнутый пиджак, размеренно зашагал к дверям нотариата. Последние точки по задержанию злоумышленника были расставлены. Войдя без стука в кабинет Рихманна, Альберт Айдарович галантно извинился и присел рядом с седовласым.

Протянув ему ладонь, невозмутимо представился — Нуриев Альберт Айдарович, начальник охраны ООО «Кондр», любезно предоставляющий свои услуги господину Нарретдину Авелю Фаритдиновичу.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака удостоверение, подполковник ткнул его грузину под нос. Клиент Шульца сощурился, и единственное, что успел слицезреть с красной корочки, так это весьма удачную цветную фотографию подполковника. Хлоп, словно по мановению волшебной палочки, удостоверение закрылось, не дав даже опомниться обескураженному покупателю.

Нерусский озабоченно почесал затылок, протянув в ответ мясистую, волосатую ладонь — Долквадзе, Федуил Дмитриевич, проста безнысмэн!

Альберт насмешливо одарил взглядом клиента, безмолвно отметив про себя, что бизнес у хачика может быть только один — торговля, и если не яблоками, то только героином, и взять на заметку предприимчивого горца нужно, ой, как нужно. Не сейчас, позже, но обязательно взять!

— Очень приятно! — Нуриев брезгливо пожал Федуилу ладонь — Господин Долквадзе, начнём пожалуй?

Рихманн выложил на стол Нарретдиновские документы, тщательно изучая и передавая бумаги Федуилу Дмитриевичу. Седой представитель гор, нацепив на нос толстые окуляры, читал содержимое документов на совесть, медленно, с выразительной особой расстановкой. Кивал, хмыкал и окунался в ровные напечатанные строчки вновь.

Нуриев начал терять терпение — Что-то не так, дражайший?

Долквадзе уставился на Альберта и сдвинул на переносице густые брежневовские брови — Пока так, всё так, но пайми, мешок в шиле я покупат не намэрен, жды!

Рихманн интелигентно поправил клиента — Шила в мешке, дорогой Федуил, шила, а не наоборот!

— Какая разница, а? — изумился грузин — Я биру не пачка сыгарет, а недвижимость, буду читат сколька нада!

— Господин Шульц? — взял себя в руки Нуриев — Может по кофейку, пока товарищ бизнесмен изучает документы?

Рихманн нехотя встал и прошёл в соседнюю от кабинета комнату. Стеклянный сервировочный столик венчали шесть чашек с дымящимся ароматным напитком, блюдце с тончайшими ломтиками нарезанного лимона, французский пармезан и расписное пано с наисвежайшими круассанами.

— Благодарю! — Альберт демонстративно хлебнул кофе и подцепил кусочек сыра. Шульц и Долквадзо от чаепития отказались, остальные налегли.

— Кажысь всё! — покупатель положил последний лист кадастрового реестра на стол, и посему было видно, что столь скурпулёзное изучение утомило Федуила Дмитриевича, который покраснел, словно варёный рак, и даже покрылся мелкими бисеринами пота.

— И-и? — Нуриев сосредоточенно воззрился на Долквадзе — Берёшь?

Рихманн вновь сморщился, делая так всякий раз когда речь заходила о каких либо торгах, которые на сей раз ну уж очень смахивали на базарные.

— Заведэние на паях я знаю, хорошая, мнэ нравица! — грузин на секунду замолчал и задумчиво окинул собравшихся взглядом — Но цена баснасловный, гдэ взять такие срэдства, всё и зараз?

— О какой сумме идёт речь? — Авель вервые за всё это время подал голос, и звучал он жёстко, властно, словно вопрос эрпатора своим подчинённым.

Вся компания повернула головы к нему. Да, да, они смотрели на него изумлённо, с недоумением, словно услышали что-то вразумительное от неодушевлённого, всеми забытого предмета. Долквадзе смутился — как ни крути, а «предмет» заговорил.

— Ты хазяин этай кафешки? — Федуил кивнул в сторону раскрытой папки с документами.

— Я! — Авель усмехнулся — И что?

— Зачем прадаёшь такой прыбыльный дела, а?

— Надо, сильно приспичило! — Авель глянул краешком глаза на Нуриева и усмехнулся — Нужда не тётка, прикажет, и выбора не оставит.

— Чиго? — Долквадзе естественно не понял и не уловил горечи и сарказма в высказывании господина Нарретдина, который сидел бледный, словно выцветший пергамент, но стойкий, как только что отлитый монолитный столб.

— Деньги нужны моему клиенту, понимаешь? — Альберт встал из-за стола и тяжело опустил левую ладонь Авелю на плечо — Деньги, много и сразу. Проигрался он, на серьёзную сумму и с серьёзными людьми, поэтому скидывает значительную часть, и это, заметь, не один миллион?!

— Ай-я-ай? — покачал головой Федуил — Как многа ты гаварыш, и быстра так, быстра, а? Я жа не крыдитный отдел, а бызнысмен.

— Короче, сколько? — перебил его Нуриев — Окромя тебя у нас ещё трое желающих выискалось, ясно? За такие охеренные скидки только дурак отьявленный откажется взять, де ещё в центре Москвы, а ты, как мне показалось, не дурак вовсе, скорее наоборот — умён слишком, чтобы сидеть вот так и заговаривать мне зубы про цены и дороговизну. Говори, берёшь, бери! Не берёшь, едем к другому желающему!

— Тачка гдэ? — господин Долквадзе тут же преобразился, чувствуя нутром, что такой лакомый кусочек может уплыть буквально из-под носа — Кафе я видэл, тачка нэт!

Альберт кивнул в сторону выхода — Прошу.

Федуил Дмитриевич степенно поднялся и грузной поступью направился к двери.

Глянув на «мерс», он тут же ткнул мясистым пальцем в лобовое стекло — Эта што? — паутина трещин в самом центре стекла говорила сама за себя.

— ДТП! — ухмыльнулся Миха — Наш подопечный так торопился к тебе, дорогой господин, что даже не заметил, как угодил в маленькое дорожно-транспортное происшествие. Извини, поменять не успели.

— Палтара лимона даю! — успокоился грузин — И пятьдесят пять за кафе.

У Нуриева поползла бровь вверх — Сколько, полтора и пятьдесят пять? Ты в своём уме, товарищ? Раскрученное заведение в центре столицы с квадратурой в шестьсот метров плюс оборудование и товар? Ты охренел?

— Пятьдесят сэмь и миллион восемьсот за машину! — выдохнул Федуил Дмитриевич — И ни копэйкой больша!

— Поехали! — Альберт подцепил Авеля за локоть — Резван так очумело торговаться не будет! Солидный предприниматель, солидный мужчина.

— Э-э? — засуетился грузин — Какая Резван, а? Ты сабрался прадать кафе Кушанашвили, да? Ты специальна праизнёс эта имя, да?

— Почему же специально? — пожал плечами Нуриев, брякнув первое попавшиеся на ум имя — Резван Кушанашвили весьма богатый бизнесмен, солидный, который ну никак не позволит себе позориться и торговаться, как рыбная торговка, за хвост селёдки! Поехали, ребята, господин Долквадзе оказывается не столь денежноспособен, как кажется.

— Пастой, у-уух, шестьдэсят! — Федуил Дмитриевич был зол, растерян, но боевых позиций не сдавал. Он, как никто другой понимал — такого подарка судьбы не предложит больше никто!

— Шестьдесят пять! — парировал удар Нуриев, которому комичность ситуации уже начинала надоедать, но пыл всё таки заводила — И точка!

— Шестьдесят три! — умоляюще поднял глаза Долквадзе — И замэть, наличными, всэ и сразу!

— Шестьдесят четыре и по рукам! — Альберт вошёл в азарт и уже улыбался во все тридцать два.

— Шестьдесят два с половиной, чтоб никому не было обидно! — вмешался в разговор Рихманн, по-отечески похлопав Федуила по плечу — Ну-уу, брат?

— Харашо! — сдался грузин — Шестьдесят два с палавиной, минус трыста за стекло!

У Нуриева зазвонил телефон, Альберт бегло глянул на дисплей — Герман, мать его, значит шеф уже засуетился, надо торопиться.

Убавив звук, подполковник преспокойно отправил телефон в карман, и с лёгкостью, присущей лидерам, подытожил — Идёт, подписываем бумаги, господин Долквадзе, твоя взяла!

Авель сидел в полной прострации и растерянности. Год назад или два он ни за что не мог бы даже и подумать, что услышит и увидит такое воотчию, что его любимая кофейня, нажитая таким непосильным трудом, вот так вот с лёгкостью уплывёт у него из под носа. Кофейня и шикарный, последней модификации «мерс». Всё казалось сном, горьким, плохим, нереальным. Хотелось думать, что он вот-вот сейчас проснёться, и всё вернётся на круги своя: бизнес, крутая навороченная тачка и его девочка, которая броситься к нему и будет целовать, целовать…

— Эй? — ткнул его в спину Нуриев — Спустись с небес на землю праведную, мечтать будешь потом, время у тебя будет предостаточно, особенно в твоём случае!

И нет бы ему сейчас, вот именно в данный злополучный момент, взять и призадуматься, вникнуть, особенно в последнюю его фразу? Ан нет, хотелось побыстрей закончить этот фарс, уйти, убежать от действительности и жуткой реальности происходящего. Вот она, хаотично собранная мозаика из шести разномастных пазлов в кабинете герра Шульца, сидит и ждёт, когда подавленный растоптанный фрагмент черкнёт на дарственной свою роспись.

Всё случилось быстро, Авель просто действительно устал. Он подписал в трёх экземплярах нужные бумаги, вздохнул и печально воззрился на Альберта.

Нуриев, держа дарственную, с улыбкой повернулся к господину Долквадзе — Ну-ус, Федуил Дмитриевич, теперь ваша очередь расплатиться за недвижимость.

Грузин достал телефон, набрал, видимо, помошника — Падвазы шэстьдесят два двести, жду!

Шестьдеят два двести подвезли быстро. Четыре, бритых под ёжик, братка в дутых кожанках, как в лихие девяностые, спортивных штанах навыпуск и массивных кроссах, занесли четыре сумки и кинули их к ногам Нуриева.

Шестьдесят две пачки по миллиону, красиво упакованные в банковские прозрачные пакеты — круто, эффектно смотрелись эти деньги на мраморной столешнице Рихманна Семёновича, который совершенно бесстрастно наблюдал картину происходящего. Лишь иногда во взгляде хитрого еврея проскальзывал алчный, содомский огонёк.

Альберт усмехнулся, взял первую попавшуюся упаковку и подцепил плотный полиэтилен кончиком канцелярского ножа.

Вытащив с середины три купюры, кинул их Михе — Проверь!

Михаил достал с барсетки ультрафиолетовый детектор, просканировал купюры. Три новенькие тысячи оказались подлинными.

Нуриев перебрал ещё девять, хаотично выбранных упаковок, попеременно протягивая Михе тысячные номеналы и, на удивление, лажи не было.

Подполковник плотоядно ухмыльнулся — А говоришь нищий, денег нет. Ну что же ты, а?

— Чиго? — не понял Нуриева Федуил — Вот дэньга тэбе, бумага давай, да паехал я…

— Да на, на! — дарственная чинно перекочевала из рук силовика в руки бандита — Пока вали по доброму, свидимся ещё!

После натянутого рукопожатия стороны распрощались, в кабинете остались Рихманн, Альберт, Миха и Имагин, не считая бледного подавленного Авеля, который напряжённо наблюдал за движениями врага.

Наконец Нарретдин не выдержал — Дело сделано, что дальше?

Нуриев озадаченно приподнял бровь — Х-м, дальше что?

Минутная пауза длиной в вечность. Авель напрягся ещё больше, итог дела был непредсказуем.

— Сейчас мы с Рихманном Семёновичем перебеседуем и проводим тебя, не беспокойся.

— Это ещё зачем? — вздрогнул Авель — Я могу удалиться и без сопровождения!

— А барсетку свою с водительскими правами и прочей хренью мне что ли оставишь? — Миха через стол наклонился к таджику, задумался — Мне чужого не надо, а тебе, похоже, не совсем ксивы-то нужны, да?

Соблазн уйти просто так был велик, ой как велик, но рационально подумав, Авель не позволил себе удалиться без документов. Как говорят, без бумажки ты какашка, и он остался, выйдя с Имагиным в вестибюль.

Мужчины закурили, один с наслаждением, другой нервно, безо всякого удовольствия, просто надо было занять себя чем то в эти мучительные минуты. На улице, за стеклянной дверью нотариата, шли и спешили люди, кто-то на работу, кто-то с работы, некоторые выгуливали собак, но поразило Авеля то, что машин на этом оживлённом участке дороги не было, хотя движение здесь всегда было оживлённое.

— Сейчас рвануть дверь на себя и бежать! — подумал Авель — Бежать без оглядки, в толпу, в огромный многомиллионный мегаполис, бежать и затеряться там, словно песчинка в бескрайней жаркой пустыне. Вся его сущность, душа и сердце, рвались туда, на залитый солнцем бульвар и воздух, который ненасытной массой ворвётся в лёгкие и наполнит их новой жизнью, которая называется Свобода. Но в барсетке ключи от квартиры, загранпаспорт, водительские права и деньги?

— Чёрт, чёрт, чёрт! — безмолвно, сквозь зубы, процедил Авель — Документы, это весомо, дьявольщина! Документы — это всё! — и он курил, курил, вновь и вновь, жадно затягиваясь крепким «мальборо».

Тем временем Нуриев выстроил пирамиду из шести банковских упаковок и отсчитал сверху двадцать тысячных банкнот, пододвинул всё это хозяйство без абсолютного сожаления в сторону Рихманна.

— Твои заслуженные десять процентов, дорогой друг. Сработал ты оперативно, респект!

Господин Шульц плотоядно усмехнулся, его короткие, аккуратные, чёрные усики чуть вздёрнулись вверх и застыли в улыбке, словно подтверждая высказанную в его адрес похвалу — Всегда к твоим услугам, Берт! Любой каприз за ваши деньги!

Альберт пожал нотариусу руку — Ну и шельмец ты, Рихманн! Ой, шельмец! С твоей хваткой и деловой предприимчивастью, да к нам бы, а? Твоё юридическое образование делает тебе честь, может когда-нибудь, да и надумаешь?

Глаза Нуриева смеялись. Он прекрасно знал, что ушлый еврей, нотариус в пятом поколении, никогда и ни за что не променяет столь вакантную и прибыльную профессию на нищий, по сути-то своей, мундир оперативника.

Рихманн Семёнович тоже рассмеялся — Ну уж спасибо, Альберт Айдарович, за столь лестное и финансовое предложение, спасибо, но позволь мне, друг, в очередной раз отказаться! Не моё это, засидать часами в кустах, ловя за шкирку недобитых наркоманов! Н- нет уж, уволь, лучше вы к нам?!

— Я понял! — Нуриев ещё раз крепко пожал вездесущую длань друга — Бывай, созвонимся!

— А то! — ухмыльнулся Рихманн — С наркотов по нитке — нуждающемуся рубаха!

На пороге уже Альберт обернулся — И рубашечка-то, заметь, недешёвая вовсе — шесть лямов двести!? Такую вещь себе, поди, сам президентский стряпчий позволить не может?

Нотариус лукаво подмигнул — История об этом умалчивает, дорогой, езжай!

Миха в это время складывал в большую дорожную сумку последнюю пятьдесят шестую упаковку. Баул получился обьёмный и тяжёлый, нести драгоценный груз пришлось вдвоём.

Спустившись по лестнице, Альберт кивнул Авелю в сторону парковки — Пошли, даритель, ксивы получишь и адъёс!

Неуверенной походкой Авель проследовал за Нуриевым. Шикарный кроссовер блестел на солнце, ровно начищенный самовар.

Щёлкнув сигнализацией, Альберт открыл водительскую дверь, нагнувшись, поднял с сиденья барсетку Нарретдина и протянул её хозяину — Можешь не проверять, всё, как и обещал! — и помедлив, добавил — Нам чужого не нужно, вали, пока цел!

В увиденное верилось с трудом. Да, он знал, что барсетка его! Да, он знал, что сейчас может взять её и дёрнуть куда угодно, да, он это знал, вернее чувствовал, но чуду верил с трудом. От «мусора» по наркоте можно было ждать чего угодно, но только не этого! Неужели он, ненасытный, алчный оборотень, садист по призванию, его отпускает? Отпускает сейчас, почти просто так? Неужели это правда?

— Ну? — хлопнул его по плечу Нуриев — Чего ждёшь, или документы не нужны?

Нарретдин дрожащей рукой потянулся к сумке. Боже, о-о, Аллах Всевышний, как тряслись его руки, это невозможно даже описать. Словно тянулся он не к собственной барсетке, а собирался украсть у самого Господа Бога.

Альберт наслаждался, вполне осознавая своё превосходство удава над бедным запуганным кроликом. Ухватив за кожанную ручку барсетки, подполковник подтолкнул её к таджику, но не отпутил. Ему попросту нравилось глумиться над беднягой.

Ещё один внутренний надлом, ещё одно усилие, одно унижение, и, умоляющий, беспринципный взгляд, брошенный в сторону врага, и, молитва его, глас, вопиющий, но никем не услышанный, услышан — усмехнувшись, Нуриев Альберт Айдарович снисходительно выпустил ручку сумки.

— Бывай, дружбек, но запомни одно — ещё раз попадёшься мне, закрою! Верь мне, и поедешь ты не в свой солнечный Таджикистан, а на Магадан, лес валить! Понял?

— Понял! — Авель дёрнул барсетку к себе — На все сто процентов!

— Ну и молодец, я не сомневался в тебе! — Альберт сел за руль и вставил ключ в замок зажигания — И про наркотики забудь, не твоё это. Если увижу у тебя в руках хоть грамм, п…ц тебе! Не для того матери наши детей рожали, чтобы такое дерьмо, как ты, их всякой дрянью пичкал. Вали, пока я добрый, а то ещё ненароком передумаю!

Миха и Имагин, кинув драгоценный баул в ноги, расположились на заднем сиденьи. Спустя мгновенье, «ауди» сорвалось с места, и моргнув фарами, исчезло по направлению Каширского шоссе.

Авель вновь растерялся, реальность происходящего не давала осознанно работать серым клеточкам. Где сейчас миф? Где суровая явь? И где настоящее? Ничего не разобрать, трудно вообще понять что либо, и остаётся только идти, идти вперёд и не останавливаться, бежать, ползти, но покинуть это чёртого место во чтобы то ни стало.

Сначала тихо, еле передвигая опухшие, горевшие адским огнём ноги, потом чуть быстрее, едва касаясь размытого асфальта, почувствовав глубокий, проникновенный глоток Свободы, Авель побежал, не оглядываясь, не тормозя, вперёд и только домой, вперёд и неважно как и на чём!

Нуриев, повернув на светофоре направо, резко тормознул перед одинокой стеклянной остановкой автобусов. Слева, на противоположной стороне, стояли припаркованные красная «лада — калина», а за ней чёрная тонированная" газель». Выйдя из кроссовера, Берт махнул Михе и тот пересел за руль. Спустя мгновенье, машина Альберта скрылась из вида, а Нуриев быстро перешёл дорожную полосу и открыл переднюю дверь «газели», сел. Водитель кивнул и красная «лада- калина» плавно выехала на дорогу, включив перед светофором левый поворотник.

— Все на месте? — силовик кивнул назад, нервно барабаня пальцами по пластиковому бардачку — Не приведи господь, испарится нерусский?!

— Всё, не гони, через пять минут тронемся! — беззаботно ответил водитель «газели», сосредоточенно глядя на дорогу — Куда ему с ошпаренными заготовками?

— А если он не сядет в «калину»? — не унимался Альберт — Если ему что-нибудь взбредёт в голову и он раствориться в какой-нибудь подворотне?

Андрей Эдуардович повернул к шефу голову — Его ведёт Виталик с тремя нашими, это во-первых, а во-вторых, в салоне группа захвата из четырёх собровцев. Тебе что ещё надо к такой конкретной раскладке, а?

Альберт неестественно, резко дёрнул плечами — Ничего, только удачу, мать её за ногу!

Водитель усмехнулся — Ты держишь её за хвост, очнись?

Магазины, случайные прохожие, деревья и начищенные до блеска витрины мелькали и рябили в глазах Авеля. Всё проплывало мимо, словно каким-то своим, своеобразным течением. Всё окружающее жило своей, отдельной жизнью, дышало, суетилось и стремилось вперёд. Нарретдин убавил шаг, бежать дальше не было сил. Нагнувшись, он приподнял одну из штанин и спустил носок — бинты, обёрнутые вокруг ожогов, намокли и причиняли нестерпимую боль. Развязав один из концов, Авель осторожно размотал несколько сантиметров марли — один из волдырей лопнул и сочился сукровицей.

Мужчина выругался — Ч-чёрт подери, хоть бомбила бы какой на горизонте появился, до дома не дойду, это очевидно! Забинтовав вновь ногу, Авель выпрямился и еле передвигая ноги, поплёлся вдоль дорожного тротуара.

Мгновенье, и слух уловил звук приближающегося автомобиля. Нарретдин резко обернулся и увидел, что в его сторону движется красная «лада калина», крышу которой венчали чёрно-белые шашечки такси. Безумие, граничавшее с истерией, накрыло таджика с головой.

Ища в такси спасение, Авель рванул практически под колёса, маша хаотично руками и хрипя — Стой, умоляю тебя, стой! — понимая, что поведение его оставляет желать лучшего, несчастный всё же кинулся к капоту и преградил автомобилю дальнейший путь — Стой, прошу, стой!

В следующую секунду он услышал свист и скрежет автопокрышек с трёхэтажным отборным матом водителя, «лада» дёрнулась и остановилась, как вкопанная.

Молодой парень в синей бейсболке выскочил из машины и бросился к Авелю — Ненормальный, ты что творишь? Псих, а если бы я не втопил тормоза, сбил бы тебя?! Ты чо, сбрендил?

Сердце бешено колотилось, спазм перекрыл дыхание, лоб Авеля покрылся испариной — Извини меня, прошу, прости, я не хотел напугать тебя! — его быстрая речь лилась скороговоркой — Помоги! Прощу, отвези меня в Матвеевское, мне очень надо, я заплачу, сколько скажешь?!

Ещё раз выругавшись, водитель лады буркнул — Садись, ладно уж докину!

Авель юркнул на переднее сиденье ужом. Руки его тряслись, в голове бил колокольный набат, в горле пересохло. Красная «лада» тронулась, не нарушая скоростной отметки в сорок километров. Нарретдин облегчённо откинулся на спинку сиденья. Солнце за окном засветило ярче, словно невидимая божественная длань раздвинула на небе серые клубы густых облаков, открыв взору неповторимую небесную лазурь.

— Аминь! — прошептал про себя Авель — О-о, Аллах Всевышний, благодарю тебя!

Водила протянул пассажиру руку — Виталик! Ну-у ты конечно даёшь жару, ити тебя за ногу!

Таджик, едва понимая смысл дружеского жеста, всё же руку протянул — Авель!

— Ну и имечко! — усмехнулся Виталик — Как в библии прям, Авель, брат Каина! У тебя тоже есть брат?

— Да! — прикрыл веки таджик — Но у него другое имя, тоже религиозное, но с не менее глубоким смыслом.

— Мусульманин?

— Да! — кивнул Авель — А что, есть какая-то разница?

Виталик, повернув на светофоре направо, облегчённо отметил про себя, что тонированная «газель» отдела тронулась с места и плавно пристроилась ему в хвост.

Операция началась, опер с улыбкой повернул голову к Авелю — Да нет, дружище, я не расист и какого вероисповедания человек, для меня не имеет значения. Ты лучше скажи мне, ты чего под колёса-то бросаешься, случилось чего?

Нарретдин упрямо мотнул головой, прикрыл веки — Всё норм, рули. Утро не задалось, а так порядок!

Водитель невольно усмехнулся, считая про себя последние его мгновенья перед арестом, и даже вроде как жалея его, ехал медленно, неторопясь.

Авель почти всю дорогу молчал, судорожно сжимая в руках барсетку и глядя вперёд, в лобовое стекло автомобиля.

Виталик закурил, он знал, что скоро, очень скоро, дверца свободы для парня захлопнется и пассажир окажется на нарах, крепко и надолго. Хотя, сколько таких уже предприимчивых хлопцев прошло через его и Альберта руки? Море, и наркозависимых и нет, барыг, покупателей и всяких разных дилеров и посредников, кто хоть раз прикоснулся к запретному зелью, а этот — один из тысячи, не первый и не последний! Впереди замаячил район Матвеевского.

— Тебе конкретно куда? — безразлично поинтересовался Виталик — Улица, дом?

— Матвеевская десять!

— Как скажешь! — пожал плечами водитель, сворачивая к хорошо уже знакомой коробке домов — Почти приехали!

Увидев сбоку дом, где они последнее время снимали квартиру с Ольгой, Авель занервничал. Воспоминания, волна воспоминаний, захлестнула его, накрыла с головой и подчинила себе — перед глазами мелькнуло её лицо, светлое и радостное, с бездонными голубыми глазами, цвета неба, потрясающая милая улыбка, коей одаривала она его всякий раз при встрече. Тряхнув головой, он невольно отогнал от себя видение, автомобиль остановился.

— Приехали, с тебя две тысячи!

Авель безучастно кивнул головой, потянулся к барсетке. Виталик внимательно и чётко сканировал происходящее.

Первое, что открылось взору пассажира, это была плотно упакованная пачка «Карт-Нуара» и толстенная пачка тысячных российских купюр, Авель замер — Этого не может быть! Что это? — сердце бешено, учащённо заколотилось — Неужели Альберт вернул ему эти несчастные крохи, четыреста пятьдесят грамм отборного афганского героина, а? И деньги, откуда деньги, ведь при себе на момент задержания у него столько не было?

— Э-э? — водитель поддел Авеля локтём — Не спи, замёрзнешь! С тебя, говорю, две тысячи!

Обезумевшим, ничего не понимающим взглядом, Авель повернул голову к Виталику — Я, я, не понимаю!

Слова на ум не шли, мысли рассыпались, словно горох, он даже не совсем понимал, о чём его спрашивают. Виталик тоже начал нервничать, видя, что чётко отработанная схема как-то не вовремя притормаживает. Скрипнув зубами, пришлось импровизировать.

Беспечно, не выказывая ни малейшего волнения, ни досады, ни злости, опер поинтересовался — Тоже предпочитаешь эту марку? Вкус у него превосходный!

— Ты о чём? — единственное, что смог выдавить из себя Авель — О чём ты?

— О кофе! — усмехнулся Виталик — Дай-ка, гляну, давно не видел в Москве таких упаковок!

Нарретдин и глазом не успел моргнуть, как шустрый водитель протянул к барсетке руку, беспрепятственно извлёк из неё пачку и стал вертеть с интересом в руках.

Авель вновь тряхнул головой — Боже, это какое-то наваждение, этого не может быть? И такого наглого, беспринципного таксиста он ещё не встречал и как он, вот так вот запросто, залез к нему в сумку?

Веки налились свинцом, голова отяжелела, способность здраво мыслить исчезла напрочь — Что это? — едва сконцентрировавшись, пассажир задал себе наиглупейший в жизни вопрос — Что?

Виталик помахал перед лицом таджика тыльной стороной ладони, Авель вздрогнул — Э-э, послушай, ты в себе или нет? — в голосе водителя чувствовалось раздражение — Я говорю, две тысячи с тебя, ты платить собираешься?

В глазах сгустилась пелена, в ушах зазвенело, но всё же Авель нашёл в себе силы кивнуть. Совершенно непослушными руками он вынул с барсетки пачку банкнот, поёжился. Он держал эти деньги обеими руками, и они жгли ему пальцы, и это были не его деньги! Это было чужое, неизвестно кем положенное, добро. Пальцы перебирали купюры и Авель никак не мог для себя решить, какую же именно из них отдать водителю?

Виталик моргнул задними фарами, Альберт нервно стукнул в салон собровцам. Четверо крепких ребят в камфляже рывком открыли дверь «газели», шаг, второй, третий, двое слева, двое справа — силовики окружили «калину» и взяли на прицел пассажира «лады». Авель медленно повернул голову направо — вспышка, иллюзийная вспышка, которой он не поверил — дуло холодного «макарова» упиралось ему в висок.

— Не дёргайся, лапки вперёд вытянул, на бардачок, быстро! — крепкий качок в камуфляже и чёрной, с прорезями, шапочке на лице не шутил — Ну, кому сказано?

За силовиком стоял ещё один, в идентичной форме, и двое со стороны водительской открытой двери.

Авель закрыл в страхе глаза — Это конец! — проснулось сознание — О-о, господи, это конец!

В нём боролось всё, и негодование с бессилием, и жаркое, жгучее желание убить, вперемешку со страхом, и ужасом наказания, и боль…

— Ну, открой же наконец глазки, Нарретдин? — жёстко, совсем уже по другому заговорил Виталик — Отделом незаконной транспортировки и оборота наркотических средств совершена сейчас контрольная закупка наркотичекого вещества, предположительно героина. Надеюсь, тебе всё ясно?

Нет, ему ничего не было ясно, глаза открывать не хотелось. Бог мой, какая закупка? Какой героин, ведь всё, до последней крохи, он отдал Нуриеву? Что это, дурацкий розыгрыш или горькая непредсказуемая явь?

С трудом, с превеликим над собой усилием, Авель приоткрыл тяжёлые воспалённые веки — перед носом маячила красная раскрытая служебная корочка старшего лейтенанта полиции, Никитина Виталия Андреевича. Мир рухнул для него во второй раз. Он беспомощно посмотрел на таксиста, потом на стоящих вокруг спецназовцев, после вперёд, где в аккурат, напротив лобового стекла, стоял подполковник Нуриев, вальяжно помахивающий ему рукой. Непроизвольные слёзы горечи брызнули из глаз, расставив всё по своим местам.

Неспеша, Альберт подошёл со стороны пассажира и наклонился к Авелю — Ну, здоровенько, господин Нарретдин, Авель Фаритдинович! Давненько не виделись? — таджик дёрнулся вправо, но стальная хватка собровца осадила его, Альберт улыбнулся — Я говорил тебе, что закрою тебя, попадись ты мне ещё раз с наркотой? — Авель угрюмо молчал — Говорил! — подытожил Нуриев — Так не обессудь тогда, братец, добро пожаловать в ад!

Выпрямившись, подполковник кивнул Виталику — Наручники на него и в отдел!

Глядя, как на обезумевшего Нарретдина одевают железные браслеты, Альберт, ухмыльнулся и достал сотовый.

Набрав абонент своего непосредственного начальника, он с наслаждением произнёс — Герман, мы его взяли, едем в отдел! — и не дождавшись ответа, отключился.

Герман Петрович, глядя на свои дорогие наручные часы, отметил про себя — Время десять минут одиннадцатого, и если говнюк говорит, что взял Нарретдина, то с Люберцов он вернётся скоро, что-ж посмотрим.

Закрыв кабинет на ключ полковник торопливым шагом спустился в дежурную часть.

Протянув сменившемуся дежурному руку, он спешно поинтересовался — Как она?

Молодой лейтенант с исконно-русским именем Василий благоговейно привстал, по-щенячьи преданно глядя в глаза грозному начальнику — Вроде держится, Герман Петрович, только курит, как перед расстрелом. И ночь не спала.

Полковник усмехнулся — А ты, откуда знаешь, ведь заступил только в утро?

— Так Олег Иваныч сказал — лейтенант растерялся — Он же в ночь был и разговаривал с девушкой.

— Ладно, открой камеру и выведи её.

Василий достал большую связку длинных, с ладонь, ключей и пошёл открывать камеру, где сидела гражданка Флоренталь.

Ольга вздрогнула, когда услышала поворот ключа в железной двери.

— Выходите, за вами пришли.

— Кто? — напряглась Ольга.

— Герман Петрович ждёт вас!

Спрыгнув с деревянной, прикрученной к полу, скамьи, девушка торопливо вышла из камеры. Он был свеж и неподражаем: в наглаженном тёмно-сером костюме и белой отутюженной рубашке. Он скорее походил на вездесущего адвоката, присланного самим господом богом, нежели на грозного начальника наркоконтроля.

Герман сделал к ней шаг и поинтересовался с трогательным дружеским участием — Как вы, Ольга?

— Терпимо! — сдержанно ответила она — Я сильная!

— Не сомневаюсь! — не удержался от улыбки Герман Петрович, протягивая её свою ладонь — Пойдёмте ко мне в кабинет, нам надо поговорить.

Она послушно вложила ему в руку свою маленькую изяшную кисть.

Поднявшись наверх, Герман обратился к секретарше — Меня не беспокоить! Только если приедет Альберт, извести меня.

— Хорошо! — секретарша кивнула, словно робот, и вновь стала мерно постукивать по клавишам компьютера, очевидно печатая безконечный поток откровеннной уголовщины.

— Кофе? — Герман включил электрический чайник — Или, пожалуй, вы хотите сперва умыться, Ольга?

— Да, вы правы, но у меня нет даже зубной щётки.

Полковник кивнул на полиэтиленовый пакет, стоящий у него на столе — Я принёс это для вас, туалетная комната прямо за вами.

Девушка замялась, но желание умыться и привести себя в порядок пересилило всякое стеснение.

Буквально через минуту за белой филёнчатой дверью зажурчала вода, через пятнадцать минут она вышла — Спасибо!

— Пожалуйста! — сдержанно ответил Герман — А теперь присядьте, Ольга, и начните свой рассказ по порядку, с самого начала.

Ей ничто не шло на ум, слова будто вовсе стёрлись из лексикона. Да и с чего именно начать, она не знала.

— Я хочу вам помочь, Ольга. Я хочу понять и знать, каким образом вы оказались сбытчиком наркотического вещества в особо крупных размерах? Расскажите мне всё, только так я смогу вам помочь.

— А зачем вам это надо, Герман Петрович? — Ольга хотела задать этот вопрос с самого начала, и задала.

— Разве вы не помните, начная беглянка, что я ваш должник?

Это прозвучало многообещающе и так нежно, что Ольга невольно подняла на него опущеннный доселе взор. Глаза в глаза, откровенность за откровенность, мгновенье дружеского экстаза за миг абсолютно голой правды, и она начала рассказ.

Герман Петрович перебил её один лишь раз, тихо спросив — Авель, это тот мужчина, восточный менталитет которого не допускает проводы его женщины в столь воздний час?

Ольга сквозь слёзы улыбнулась — Да!

На часах пробило одиннадцать дня, откровение гражданки Флоренталь иссякло. Больше ей добавить больше нечего.

Герман достал из кожанного портфеля лист бумаги — Чёрный «мерседес», госномер Л 777 АВ, его машина?

— Да!

— Значит вчера вы, Ольга, облокотились именно на этот автомобиль около торгового центра на Можайке?

— В отсутствии невнимательности вас не обвинишь, Герман Петрович! Да, я прильнула к его машине, чтобы почувствовать двигатель. Увы, он был холодным, значит Авель покинул автомобиль ни час и ни два назад.

— Где он сейчас, Ольга? Ведь автомобиля на парковке уже нет, я проверил.

— Не знаю, он не берёт трубку, а вчера телефон вообще был выключен.

В дверь постучали — Войдите! — полковник был немногословен.

В кабинет просунула голову секретарша — Герман Петрович, подъехал Альберт Айдарович, он поднимается к вам.

— Хорошо! — Орлов глубоко призадумался — Пусть войдёт.

Ольга заметно побледнела, и эта немаловажная деталь не укрылась от проницательного взгляда начальника — Не надо нервничать, Ольга, контактов с Нуриевым у вас не будет, я дал слово.

В кабинет вошли, и хоть Ольга сидела к входной двери спиной, она явственно ощутила, что это именно он, её мучитель с красивой внешностью, но с абсолютно безликой душой. Торопливые шаги, поворот его к т-образному столу шефа, ехидная ухмылка в её сторону и дежурное рукопожатие со святая-святых.

— Доброе, начальник! — Нуриев определённо был в духе — Проводишь дознание, так сказать, с глазу на глаз?

— Твой саракзом неуместен, Альберт! — Герман был сдержан, но серьёзен — И я вижу, с Люберцов ты уже вернулся? — секундная пауза — Да не один, а с подарком, видать глаз не смыкал всю ночь? — Ольга замерла.

— Ага! — вальяжно хмыкнул Альберт — Вот, господин Орлов, полюбуйся, привёз тебе весьма предприимчивого барыгу с очень редкой неординарной фамилией и прямо таки легендарным библейским именем, Нарретдин Авель Фаритдинович, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения.

Из рук Ольги выскальзнула маленькая кофейная чашка, мужчины сосредоточили взгляды на ней, Герман Петрович аж привстал — Та-ак, а вот это уже интересно, Нарретдин Авель Фаритдинович, и только не говори мне сейчас, что седан «мерс» с госномером Л777АВ, не его! — полковник не сводил с Альберта упрямого, сосредоточенного взгляда.

Ольга посмотрела беспомощно на Германа, а после повернула голову назад, и только сейчас увидела его, взгляды их встретились. Авель, её любимый, дорогой мужчина молчал, делая вид, что они совершенно незнакомы, а Нуриев, ухмыляясь, держал его за край наручников, что сцепляли впереди руки. Она отметила про себя, что он жалок, особенно сейчас, в помятом костюме и выпачканной кровью рубашке. На похудевших скулах пробившаяся наружу щетина, под глазами тёмные мешки, волосы, его красивые, некогда густые и идеально уложенные волосы, всклочены и торчат в разные стороны. Взгляд дик и преисполнен боли, хотя нет, он красив, даже сейчас, в своём жалком, несвежем обрамлении.

— Альберт, озвученная мной машина, его? — Герман Петрович посуровел.

— Почём мне знать? — пожал беспечно плечами Нуриев — Мы вели его с Воробьёвых гор, и был он не на колёсах. Он забил стрелку и сел в мотор к нашему Виталику!

— Да ты совсем? — Авель резко повернулся к тому, кто так изощрённо и профессионально лгал, повернулся и даже чуть замахнулся на лжеца — Не ври, всё было не так!

Резкий взмах правой руки, разворот ноги, чёткий, из области жёстких приёмов тхэквондо, удар. Удар ребром ладони по шейным позвонкам, плечу, нога подполковника опустилась на копчик, икры, а после, когда рухнул уже он на пол, под дых. За этим последовало череда жесточайших профессиональных ударов по почкам…

Герман опомнился первым — Прекратить! Я кому сказал, Нуриев?!

Но вид брызнувшей из носа и рта крови только раззадорил Альберта. Он набросился на Авеля, словно разьярённый ротвеллер, почуявший вкус мяса с горьким металлическим привкусом. Нагнувшись, он цепко ухватил жертву за чёлку и рывком приподнял на себя — его фаланги, сжатые в кулак, обрушились Авелю на лицо, тяжёлый хрип сотряс стены кабинета.

Ольга не могла пошевелиться, она застыла, словно каменное бесчувственное изваяние. Кадр проплывал за кадром, по коже полз липкий мороз, содрогая тело и напряжённые скулы. Герман в долю считанной секунды преодолел ничтожное расстояние до Альберта.

— Я кому сказал, довольно! — он решительно и безопелляционно оторвал победителя от проигравшего — Отставить!

Нуриев молча перевёл свой остекленевший взгляд на Германа, и это был не взгляд человека, а ехидный оскал безумного зверя — тёмно-зелёные, почти чёрные зрачки на растопленном фоне бьющей во все стороны ярости. Плотно сжатые губы, сдвинутые к носу тёмные брови, и, скулы, ходящие ходуном и поблёскивающие на свету влажной испариной неудовлетворения.

— Что? — задал он один единственный вопрос, который прозвучал будто из преисподней. Орлов вздрогнул, ибо ему никогда не приходилось слышать от своего подчинённого такого вот замогильного, леденящего кровь, голоса — Какого дьявола тебе надо?

— Возьми себя в руки! — спокойно, но требовательно произнёс Герман — Ты, в конце концов, при исполнении и заниматься мордобоем в моём кабинете я не позволю!

Альберт преобразился, животный оскал сменила дежурная потрясающая улыбка с тенью неприкрытого откровенного сарказма — Есть, товарищ начальник, отставить! Ваше слово для меня закон, вы сами и есть ходячий закон, Герман Петрович!

Орлов недоверчиво посмотрел на распростёртого таджика, перевёл взгляд на Альберта — Подними его и пусть приведёт себя в порядок, а с тобой у меня будет отдельный разговор, после!

Нуриев помог Авелю подняться, дёрнув задержанного к двери — Пошли, болезный, сдам тебя на руки Никитину, а с моим шефом после мне беседовать недосуг, сейчас расставим все точки над и!

Постучавшись, в кабинет вошёл Имагин.

— А, вот и ты, и Виталика искать не придётся. Уведи этого ко мне в кабинет и ждите там.

Спустя мгновенье, оба скрылись за входной дверью.

Альберт вальяжно развалился на угловом кожаном диване, закурил — Ну что, шеф, улов не столь объёмен, как хотелось бы, четыресто пятьдесят у этого говнюка и четыресто пятьдесят у его профурсетки — заместитель Орлова кивнул в сторону Ольги — И того, без ста грамм, кило. Обьединяем два эпизода, финал — крупный размер, сбытый группой лиц с примом. По червонцу на рыло и дело закрыто!

Ольга не верила своим ушам, а глазам тем более. Немудрено, такого светопредставления увидишь не каждый день. Она присела на краешек стула и умоляюще взглянула на Германа Петровича. Орлов сел в кресло и крепко задумался, Альберт молча наблюдал за шефом и его зашуганной подопечной. Оба они колебались и что-то напряжённо обдумывали.

— Нет! — ответ сурового начальника прозвучал безапелляционно, тон Германа не терпел возражений — Нет, обьединения эпизодов не будет, каждый из задержанных будет отвечать сам за себя. Нарретдин за свои четыресто пятьдесят, Ольга Александровна Флоренталь за свои четыресто пятьдесят!

— Это ещё с какой стати? — возмутился Нуриев — Оба голубка подельники, к бабушке не ходи, сбывали герыч напару. Ты что думаешь, я удовлетворюсь тремя годами общего режима с очевидным хэппи-эндом, а? Ты в своём уме, Герман?

— Представь! — ухмыльнулся Орлов — Бесстрасен, в рамках закона и в своём уме!

— Она что, твоя любовница? — Альберт категорически не мог унять своего возмущения — Раз ты выгораживаешь её и всячески пытаешься отстранить от наказания?

Ольга невольно вспыхнула и стыдливо почувствовала, как её лицо покрывается пунцовыми пятнами.

Герман Петрович не выдержад — А ну-ка, пойдём, переговорим с глазу на глаз!

Обогнув стол, Орлов рывком выдернул Нуриева с мягкого дивана, ухватив зама круто за локоть.

Глаза Альберта смеялись — Ну пошли! — усмехнулся иронично подполковник — Раз предпочитаешь тет-а-тет?

Мужчины скрылись за дверью туалетной комнаты. Герман, с шумом захлопнув дверь, резко повернулся к Альберту.

— Ты зарываешься, малой! — решительный шаг в сторону оппонента, но Нуриев не отступил, упорно и нагло взирая начальнику в глаза.

— Что, будешь меня бить, как маленького непослушного ребёнка? Давай!

Орлов не повёлся на откровенную провокацию, положив обе ладони подчинённому на плечи, слегка наклонился, и более, чем спокойно, произнёс — Пока я ещё начальник всей этой припудренной богодельни, я, а не ты, ясно? Это во-первых, а во-вторых, ты, а не я нахожусь у меня в подчинении, усёк?

Ноздри Альберта раздулись, желваки заходили ходуном, кулаки сжались, но субординацию, хоть и был на грани, он не нарушил — Усёк, товарищ полковник!

— Вот и хорошо, что ты у меня такой понятливый и послушный! — Герман жёстко сжал его плечи, ни на секунду не спуская с наглеца глаз — А то смотри, не очень хочется конечно, но меры я к тебе применю, жёсткие, вплоть до снятия звёзд, понял?

— Понял, не дурак!

— Ну и ладненько тогда! — Орлов облегчённо вздохнул и ободряюще похлопал Альберта по ключицам — Опер ты отменный, настоящий, знающий своё дело, молодец! Вот и занимайся оперативной работой и розыскными мероприятиями, а я как-нибудь без твоего рьяного участия решу, кто сам пойдёт, а кто паровозом, и сколько получит каждый, решит суд, а не ты и даже не я!

— Без комментариев, начальник! — Альберт Айдарович сменил цвет военного хаки на белый флаг абсолютной капитуляции — Такого больше не повторится, обещаю!

— Надеюсь! — мёртвая хватка на плечах Нуриева ослабла — Ты же умный, сообразительный, схватываешь всё на лету, занимайся Нарретдином, итоги дознания мне на стол, в полном обьёме. Дело Флоренталь будет на моём личном контроле!

— Как скажешь!

— И чтоб нос туда ты не совал, ни под каким предлогом!

— Понял! — Альберт Айдарович вновь усмехнулся — Куда-ж ещё понятней?!

— Не язви! — повернулся к выходу Герман — А то доязвишься до рядового, тогда усмехаться по-другому будешь и не посмотрю на твои заслуги! — Орлов вышел, шумно хлопнув дверью.

Нуриев, смачно сплюнов на пол, процедил — Гондон! — и тоже вышел следом за шефом.

Ольга напряжённо наблюдала за полковником. Герман Петрович, в свою очередь, наблюдал за ней. Глядя на холёного, импозатного мужчину, девушка вспоминала отчуждённый образ некогда любимого человека: вид его оставлял желать лучшего — небритый, помят, по всей видимости избит, и не раз, немногословен и постоянно держится в страхе. Ей вдруг стало совершенно ясно, что всё это время он провёл именно с Нуриевым Альбертом и ни с кем другим. С него выбивали показания самым, что ни на есть, жесточайшим способом, и очевидно выбили. Одинокая горькая слеза выкатилась из глаз, воровато сбегая по обветренной скуле.

Ольга утёрла предательскую каплю и обратилась к Орлову — Уведите меня в камеру, мне здесь больше делать нечего!

Герман Петрович поднял трубку и вызвал дежурного, спустя пару минут в кабинет вошёл лейтенант — Уведи! — Орлов покосился на Ольгу — А в полдень пусть сьездит с ней кто-нибудь в суд, продлить арест, но не дай бог, чтоб это были Нуриевские архаровцы! — повернувшись к задержанной, Герман учтиво протянул девушке руку — Ольга Александровна, прошу, но девушка брезгливо сбросила его прикосновение.

— Я сама, дорогу знаю, дойду!

Проходя мимо раскрытого кабинета Нуриева, Ольга встретилась взглядом с сидящим на стуле, Авелем. Тот, в свою очередь, стыдливо опустил голову вниз, что сказать в своё оправдание, он не знал. Да и что было говорить, когда и так всё ясно? Нарретдин закрыл лицо руками, горько сожалея о произошедшем. Возврата назад не было.

Орлов, выйдя из кабинета вслед за Ольгой пристально наблюдал за задержанным таджиком; видел и досаду его безмолвную, и горечь, и тяжелейшую тень вины и сожаления. Видел и кроху любви его, деспотичной, готовой сжечь истинный нектар чувств до тла. Видел и недоумевал, как, как эта хрупкая девушка смогла полюбить его, чужого, безответного холодного идола, который просто вот так взял и положил на алтарь жертвоприношений её судьбу и преданность, а?

Переступив порог кабинета своего зама, полковник обратился к Нуриеву — Альберт, оставь нас, я хочу услышать его рассказ наедине! — Нуриев попытался возразить, но Герман был неприклонен — Это приказ!

Берт зло усмехнулся и встал — Что ж, мешать не буду, начальник, ухожу.

Проходя мимо Авеля, он слегка наклонился и заглянул задержанному в глаза. В его ехидном оскале Нарретдин прочёл всё: и угрозу, и предупреждение и последующее обещание, и итог, а вот какой итог, он должен выбрать сам.

Альберт вышел, Герман Петрович кивнул на стул, стоящий напротив его стола — Присаживайся, я думаю нам есть о чём поговорить! — Нарретдин молча присел на стул и уставился в одну единственню точку, которая мозолила ему глаза — папка, с надписью «Дело», лежащая на столе перед начальником отдела — Моя фамилия Орлов, Герман Петрович! — спокойно начал полковник — Я начальник отдела по незаконному обороту наркотиков, вы, я так понимаю? — его правая рука медленно открыла злополучную папку — Нарретдин Авель Фаритдинович, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, уроженец Таджикистана, так?

— Там всё написано! — процедил сквозь зубы Авель — К чему повторяться?

Такое Орлов слышал уже не раз и не два, упорное нежелание идти на контакт по каким-то своим своеобразным причинам: будь то амбиции, нелюбовь к синему мундиру и тому подобное, но, рано или поздно, задержанным приходилось ломать в себе многое, в том числе и неуёмное чувство гордыни и пафоса.

— Ладно! — усмехнулся Герман — Пойдём другим путём, перебравшись, так сказать, к самой сути дела. Ты мне скажи, мил человек, это ты тот самый радикальный мужчина, восточный менталитет которого ну никак не позволяет, чтобы его женщина, жена, садилась к чужим мужчинам в автомобиль и приезжала домой не в лучшем виде, в данном случае грязная и в разорванной одежде, поздно ночью, ты?!

Авель вздрогнул, совершенно не понимая сути — О чём вы, я не понимаю?

— Да ну? — терпение Германа иссякло — Гражданка Флоренталь, Ольга Александровна, твоя сожительница?

Нарретдин молчал, пытаясь понять о чём толкует ему незнакомый мужчина: — Какая разодранная одежда, какая грязь и при чём здесь его менталитет?

Орлов нагнулся через стол — Ещё раз спрашиваю, ты сожительствовал с Ольгой Флоренталь?

— Я! — вскинул голову Авель — И не сожительствовал, а проживал в браке с наивысшего, на то, позволения Аллаха!

Орлов не выдержал, последняя капля его великодушного терпения перелилась через край, Герман сорвался на крик — А скажи-ка мне, говнюк ты этакий, это с наивысшего тоже, соизволения Аллаха, ты сдал моим операм свою Ольгу, а? Ты мне что втираешь здесь, барыга хренов, дрянь какую-то? Я что, по-твоему, совсем законченный идиот?

Глаза его, нежно-фисташкового цвета, мгновенно приобрели тёмный оттенок малахита, зрачков практически не было видно, синяя растопленная смола ярости заволокла пеленой взгляд. Авель невольно отпрянул, такой вспышки эммоций он от полковника не ожидал.

— Что? — Герман Петрович даже сейчас не нашёл сил взять себя в руки — Молчишь, может я не прав?

Нарретдин бессильно опустил голову, Орлов нервно передёрнул плечами и сел в кресло, закурил, пристально наблюдая за поверженным таджиком.

Перелистнув несколько страниц дела, Герман металлическим тоном начал допрос — Где ты был вчера вечером, приблизительно с двадцати двух часов до часу ночи?

— Ездил по делам.

— Гражданка Флоренталь была с тобой?

— Нет!

— Лжёшь, сукин сын! — тяжёлая ладонь полковника гулко хлопнула по дубовой столешнице — Опять лжёшь, во сколько вы расстались и где?

Авель недоумевающе посмотрел на Орлова — Вчера, без десяти семь утра, я позвонил ей и поросил выйти в сквер у нашего дома, но с ней я не встречался, товар Ольга принесла с собой.

Брови Германа Петровича сошлись на переносице, в ход пошла вторая, наспех прикуренная сигарета — А-а, понятно! Товар она несла тебе, а вместо себя ты на встречу отправил моих оперов, да?

Мозг Авеля кипел, что-то шло вразрез с реальностью: было два фронта, Орлова и Нуриева, и похоже, что действовали они чисто по личной инициативе, на свой страх и риск. Или Орлов не знал о происках своего зама? Кому верить? Чему верить? Он не знал и поэтому молчал, а молчание Нарретдина Герман Петрович расценил по-своему.

— Что молчишь? — буря эммоций в полковнике улеглась, тон его приобрёл прежний оттенок спокойствия и выдержки, Герман откинулся на спинку кресла — Ну-у, я жду?!

— Да, я её сдал! — Авель выдавил это из себя с трудом — Я не хотел!

Орлов жёстко перебил задержанного — Но так получилось, да, как всегда?

Тяжёлое молчание повисло в кабинете, у обоих мужчин была масса вопросов, но каждый знал, правдивого исчерпывающего ответа не получит никто, никогда. Захлопнув дело, Герман встал и обойдя стол, приблизился к Нарретдину.

Жёстко опустив на плечо задержанного ладонь, он, словно приговор, произнёс — Есть библейская притча про двух братьев, Авеля и Каина, слыхал? — тишина, тяжёлая, могильная, резала слух — Слыхал! — ответил за Авеля Герман — Так вот, один из братьев предал другого, и мало того, убил. После того, что ты сделал, тебе просто негоже носить такое священное имя. Знай, ты самое настоящее исчадие ада, ты хуже Каина в сто раз!

Нарретдин резко повернул к Герману голову. Лицо его, носящее некий отпечаток неутолимой грусти и боли, покрылось частыми пунцовыми пятнами, губы сжались в одну единую узкую полоску, глаза потемнели — Да, я знаю, я виноват! — нет, нет, дерзости в его словах не было, лишь печаль — Я виноват перед ней, но сделал я это не по собственной инициативе, меня заставили, меня пытали и не дай бог вам испытать то, что я ощутил на своей шкуре!

Орлов рывком выдернул таджика со стула, взгляды их встретились: противостояние зашкаливало, напряжение росло, желваки ходили ходуном, а сжатые в кулак фаланги пальцев побелели от натуги — Ты не мужчина! — заключил Герман Петрович — Ты просто трус, и поверь, я приложу все усилия, чтобы ты получил по максимуму и с этого крючка у Нуриева не сорвался!

— Охотно верю! — без тени и сарказма пожал плечами Авель — Хоть в это верю!

Орлов вызвал по телефону конвоира, и когда тот, робко постучавшись, вошёл, бросил ему — Увести! Безо всяких поблажек, и предупреди Альберта, этот пассажир теперь его, полностью!

Нарретдин усмехнулся — Ага, ещё одну такую «поблажку» не вывезу, это точно! Вы хоть знаете, что творит ваш заместитель в ваше отстствие?

— Ты о чём это? — не понял Авеля Герман, но задержанный направился к двери — Стоять! — Орлов произнёс это так, словно перед ним вышагивала рота солдат, а не один единственный несчастный арестант, Авель остановился — Повтори! — тон полковника повысился на несколько децебелл — Ты о чём это?

Нарретдин, не произнеся ни слова, повернулся к начальнику и начал раздеваться. Вот полетел на ореховый ламинат помятый пиджак, следом шлёпнулась на пол выпачканная кровью рубашка, открыв взору полковника страшные следы побоев и пыток. У Орлова засосало под ложечкой, лёгкий неприятный холодок тронул нутро.

Когда Авель снял без тени смущения брюки, и размотал на ногах бинты, Герман не выдержал — Это что? — конвоир, что явился за задержанным, попятился назад — Герман Петрович, клянусь честью, мы его не трогали!

Раздался стук в дверь, все трое нервно обернулись. Дверь кабинета отворилась и вошёл Нуриев с бумагами — Х-хе, э-э?! — Альберт оценил обстановку сразу, но мгновенно материлизовался в нужный, подходящий под ситуацию образ — Это что, Герман Петрович, за странное дефиле под ню в вашем кабинете?

Авель не успел открыть рот, Нуриев угрожающе шагнул к нему, и прищурившись, ухмыльнулся — Увечья демонстрируешь? Могу рассказать начальнику кто, чем и за что подмолодили тебя, Нарретдин!

— Альберт, это что? — кивнул на таджика Герман, но Нуриев беспечно пожал плечами — А ты его сначала спроси, мне почём знать? Я могу только догадываться.

— Это, спрашиваю, что? — взгляд его, сосредоточенный, серьёзный, просканировал задержанного с головы до ног, требуя исчерпывающего ответа.

Нарретдин посмотрел внимательно на Альберта, тот улыбался, широко, открыто, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. На лице его не дрогнул ни один мускул, безмолвие, рождённое безразличием, говорило само за себя.

— Ну, что молчишь, братец? — Нуриев самодовольно сложил крест на крест руки — Ответь начальнику, откуда у тебя телесные повреждения?

— Ниоткуда! — Авель спассовал — Это моё дело, отчитываться не обязан.

— Одевайся! — Герман Петрович круто развернулся и пошёл к рабочему столу — Твоё, так твоё!

Таджика увели, Альберт положил на стол бумаги и собрался уходить, но Орлов остановил подчинённого — Присядь, нам надо поговорить!

Нуриев сел напротив начальника и закурил — Я тебя слушаю!

Герман Петрович тяжело вздохнул и вытащил тоже сигарету — Твоя работа?

Бровь подполковника удивлённо приподнялась — Ты о чём?

— Ты уделал таджика до столь плачевного состояния? Только давай не будем!

Альберт Айдарович искренне рассмеялся — Давай, Герман, не будем! — ряд сизых плотных колец дыма вылетел с, искажённого ухмылкой, уголка рта — Я чист, как божья слеза!

— Не богохульствуй! Откуда на нём эта дрянь?

— А ты почитай представленный мною рапорт, до конца-то, почитай! И медосвидельствование засранца на момент задержания, и показания его по этому поводу.

Орлов бегло пробежался взглядом по страницам, придраться к собранному материалу было невозможно, как ни крути, а Нуриев толк в деле знал и к бумагам относился более, чем педантично.

Дойдя до конечного заключения врача, Герман поперхнулся — Он и так много не договаривает, и как огня, боится тебя!

Нуриев не приминул парировать удар — Меня все барыги боятся, как огня, что, собственно, и должно происходить, учитывая мою должность и положение. Или ты думаешь должно быть иначе?

На вполне резонное высказывание Герману ответить было нечего, тон его смягчился — Ты прав, я перегибаю палку.

— Ну-у, перестань! — льстиво усмехнулся Нуриев — Сомнение — золото, когда льётся оно в общую кадку.

— Филосовствуешь?

— Увы, цитирую реальность! — миролюбиво стряхнул пепел Альберт — Нарретдин таскал порошок в столицу давно, не первый год, и мы его вели давненько, и скажу тебе честно — врагов у него тьма, не поверишь даже! Задержанный зашёлся в истошном кашле — Я вам не мешаю? — оба силовика повернули в сторону Авеля головы, Нуриев, совершенно не обращая внимания на таджика, продолжил — Он кинул серьёзных людей, Герман, не мелочь, не сошек, а самих поставщиков. За его голову назначено зерро!

— Кто такие? — Орлов слушал зама внимательно, поражаясь в душе, с какой поразительной лёгкостью лжёт подчинённый — Я надеюсь ты просветишь меня на этот счёт?

Альберт скупо пожал плечами — Дагестан, пока больше мне добавить нечего. Идёт серьёзная оперативная разработка, это целый наркотрафик, Герман, а не жалкие «чеки» наших наркош. Давай не будем кричать гоп, пока не перепрыгнем, ладно?

— Помощь нужна, не стесняйся, говори!

— Как понадобится, ты узнаешь об этом первым.

— Ты куда-то спешил, как мне показалось? — Орлов всем своим видом дал понять, что аудиенция окончена — Или что-то ещё?

— Ты, как всегда, прав! — силовик поднялся и небрежно кивнул в сторону Авеля — Не прощаемся, я ещё заскочу, а этого заднеприводного отдай мне… поверь, он вполне заслужил ту участь, что сейчас постигла его!

Альберт протянул Орлову руку, Герман охотно сжал ладонь зама. Взгляды мужчин встретились; два цепких, хищных взора противника, воюющих на одном рубеже, но за разные добычи. Секунда, другая, рукопожатие затянулось, подполковник зло сощурился, не решаясь разомкнуть священную нить «соития».

Едва слышно, вполголоса, Герман Петрович безапелляционно произнёс — Я отдаю тебе дело Нарретдина в полное распоряжение, что хочешь с ним, то и делай, а Флоренталь не трожь, ни морально, ни физически!

Альберт выдернул руку — Не переживай, она мне уже не интересна, а за черножопого спасибо, не всё ещё я с него спросил!

Не оборачиваясь, Нуриев вышел, громко хлопнув дверью и таща за собой разбитого вдребезги Авеля.

— Говно какое, а, царское? — процедил сквозь зубы Орлов — О-ох, придёт время, доберусь до тебя и до шайки твоей!

Спустив таджика в камеру, Альберт набрал номер Имагина, не здороваясь, спросил — Всё в порядке, бабло закинули?

— Да, тебя, кстати, Миха спрашивал, сказал поехал к Иванычу за камерой.

— Лады! — цокнул языком Альберт — Хорошие новости, брат, Петрович отдал нам дружбека, полностью. Я заскачу сейчас в кабинет, да за ордерами на новых фигурантов сгоняю, потом домой. Вечером всех жду у меня!

Завернув к своему кабинету, Нуриев вставил в замочную скважину ключ, повернул дважды, коридорную тишину разорвал громкий телефонный звонок.

Берт вздрогнул, волчьим нутром чуя прям, что не к добру — Да? — он понял сразу, что звонит Михаил — Ну говори, не томи, ты где?

— Дед представился и мне нужна твоя помощь!

Впервые в жизни Альберт Айдарович задал другу наиглупейший вопрос — Кому представился?

С виду спокойный и сдержанный Миха, истерично прошептал — Берт, кому представился, да почём я знаю, чертям наверное. Подох дед, напрочь, понимаешь, я жду тебя здесь, приезжай!

По спине поползли липкие мурашки, в услышанное верилось с трудом, стало жарко, нестерпимо жарко, даже душно.

Силовик расстегнул две верхние пуговицы, губы беззвучно прошептали — Жди, я еду! — ключ в замке повернулся в обратную сторону, так и не открыв святая — святых.

Быстрым шагом, почти бегом, Альберт добрался до дежурной части — Колёса свободные на стоянке есть? — он прохрипел это дежурному так, что тот, сняв фуражку, аж привстал.

— Так это, товарищ подполковник, два «уазика» только, и «газель», всё!

— Ключи! — перебил Нуриев — От «уаза», быстро!

Дежурный торопливо передал через окошко ключи, Берт рванул к стоянке. Мотор взревел, сорвав полицейский «бобик» на спринтерский забег.

МКАД был заполнен, едва давая возможность водителям двигаться со скоростью сорок километров в час. Альберт сосредоточенно взирал на дорожную полосу; минуты текли ужасно медленно, почти ползли. Не выдержав, Нуриев включил мигалку и выехал на тротуар, издав характерный, режущий слух, звук. Не одна пара водительских глаз обратила внимание на запрещённый трюк правил дорожного движения. До заимки «уазик» долетел за считанные минуты, в дом Альберт ворвался подобно стихийному бедствию.

Миха кивнул на баню — Там!

Подполковник глубоко вздохнул и направился в парилку. Иван Станиславович лежал на входе в предбанник, в довольно таки претензиционной позе, и с не менее жутким выражением воскового побелевшего лица. Тело его, и без того худое, но жилистое, будто похудело, вытянулось, преобретя мрачный, пергаментный оттенок.

Альберт подошёл к бывшему начальнику и другу, в недоумении присел перед телом на корточки — Но почему именно сейчас, когда ты так нужен?

Миха растерянно топтался сзади, не зная, что именно подсунуть шефу, толи утешение, толи наоборот, скрыться с глаз долой напрочь. Ладонь подполковника осторожно прошлась по жёсткой небритой скуле Ивана Станиславовича, миновала подбородок, пухом опустилась на правое плечо, локоть, двинулась по согнутой руке старика. Он так и лежал, схватившись за сердце, очевидно прося о помощи, но…

— Что это? — Альберт, дотронувшись до посиневших фаланг бывшего силовика, вытащил несколько длинных русых волос, зажатых между его пальцев — Это её волосы, Миха, влажные, русые волосы молодой проситутки, Марии, что была у старика вчера, помнишь?

Михаил кивнул — Но ты же сказал, что Иваныч утром был один! Альберт резко поднялся — Пакет для вещдоков есть, ну?

— В джипе у тебя были! — пожал плечами Миха — Если надо, принесу.

— Тащи! — процедил силовик, переваривая случившиеся — Не всё здесь так просто, мой друг!

Молодой опер быстрым щагом удалился, лицо Альберта Айдаровича посуровело, мозг готов был разорваться от нахлынувшей информации и мыслей.

Вернулся коллега с прозрачными пакетами для вещдоков, Нуриев аккуратно опустил во внутрь тонкую драгоценную прядь — Ты осматривал здесь всё?

— Нет, не успел, я приехал недавно! — Миха нервно мял в пальцах фильтр «мальборо» — От МКАДА до шлагбаума нехилая пробка, Имагин звонил, когда я вошёл в баню.

— Где сотовый деда? — Нуриев словно разговаривал сам с собой — Я звонил ему утром, где-то около семи. Он сказал мне, что один на заимке, спит!

Альберт достал из кармана сотовый и просмотрел исходящие — Точно, шесть тридцать, две с половиной минуты разговора!

Миха начал подниматься по лестнице, Нуриев пошёл за ним. Смятая разобранная постель предстала их взору, и, два следа, от лежащих на ней тел, с одного края кровати и с другого. Альберт зажёг свет, да, Иван Станиславович спал не один, это было очевидно.

На прикроватной тумбочке лежал его телефон, первым делом подполковник просмотрел основательно входящие — Шесть тридцать одна, его звонок, продолжительностью две с половиной минуты. Его последний звонок!

Лоб силовика взмок, зоркий взгляд выловил на одной из подушек точно такой же волос, что лежал у него в пакете. Подойдя вплотную к изголовью, Альберт подцепил тончайшую прядку и опустил её в другой пакет, поданный Михой — Ищи видеокамеру! — коротко бросил он оперу — Не путайся под ногами, ищи видеоматериал на черножопого, иначе припечёт нас не по-детски.

Миха исчез, Нуриев сделал несколько кадров разобранной постели включенным телефоном, уделив особое внимание смятым телами местам.

Двухчасовой поиск ничего не дал. Даже вывернутый наружу потайной сейф в холле не оказал им любезности — бумаги, деньги, множество досье на девок с Ленинградки, и на тех, кто побывал в их профессиональных лапках, два диктофона, спецтехника и ствол, с полной нерасстреленной обоймой и никакого «кэннона».

— С-сука, дьявол! — Альберт от досады пнул резной деревянный табурет — Миш, это она! — взгляд подполковника застыл на Михе — Шлюха с Ленинградки была здесь последняя, похоже камера у неё!

— А зачем она ей? — недоумевающе пожал плечами Михаил — Выполнила своё предназначение, да гуляй дальше. Иваныч сам признался тебе, что один, зачем ему врать тебе?

— Сказать-то сказал! — передёрнул плечами Берт — Да только неправда это!

— И ты думаешь, что он умолчал о ней?

— Не знаю, пока не знаю! — Альберт нервно заходил по спальне — Чёрт его знает, умолчал он или не умолчал о ней, но факт на лицо — старик мёртв, камера с отснятым материалом исчезла, девки нет, понимаешь?

Миха кивнул — Что будем делать?

— Что делать? — Нуриев не находил себе места — Наших надо бы вызвать, труп в доме, а чтобы здесь лазили посторонние, я не хочу! — силовик озабоченно обратился к Михе — Я жрать хочу и не спал почти двое суток с этим чуркой! Принеси из холодильника чего-нибудь и кофе сделай, пожалуйста, крепкого, а я бегло посмотрю бумаги. За жрачкой подумаем, чего дальше сотворять будем из создавшегося хэппи-энда?

Миха кивнул и быстро вышел. Альберт заправил аккуратно простынь и одеяло со стороны подушки, где лежали русые волосы, не оглядываясь, спустился в холл. Усевшись за стол, Нуриев придвинул к себе толстую папку с гриффом «досуг».

Количество девиц лёгкого поведения поражало своими колоссальными масштабами — сотни ночных бабочек с разных краёв и областей, городов и даже стран; фотографии, ксерокопии и оригиналы паспортов, данные о родителях, детях, вредных привычках и психологических портретах, но фотографии Марии среди них не было.

Терпение силовика переливалось через край — Дьявольщина! — папка с громкой надписью захлопнулась, Альберт закурил — Да-а, дед, подкинул ты мне работёнки в столь неподходящий момент, удружил!

Вошёл Михаил, неся огромный поднос, на котором заманчиво желтела яичница с колбасой — Оторвись! — Миха протянул Альберту вилку — Поедим, перелопатим материал вместе.

Нуриев плеснул в кружку с кофе изрядную порцию коньяка, выпил горячее до дна, налил вторую — Она нужна мне, сегодня вечером! — подполковник хищно глянул Михе в глаза — Слышишь? Вечером, живая, способная пролить свет на истину!

— Но так ты же сам говорил, что она с Ленинградки? Надо мамашу их тряхнуть, и вот она, Мария с русыми волосами, на подарочном блюде с золотой каёмкой! Чего паришься, не таких ещё находили?

— Вдвоём скатаемся, я никого из наших привлекать больше не хочу! — Альберт проглотил последний кусок желтка и отложил вилку — Ладно хоть ты у меня есть, волчара, а то сдох бы с голоду, как минимум! Прорвёмся, Мих, я душу из неё вытрясу, но правду нарою!

Проститутка Мария нашлась в отдельной особой папке с пометкой «VIP». Несколько толстых файлов с бумагами были посвященны именно ей, и когда Альберт Айдарович вник во всю суть дела шлюхи и своего бывшего начальника, то просто обомлел: девка работала на Иваныча давно, с шестнадцати лет, обслуживая предпочтительно клиентов дорогих и с высших кругов. Политики, бизнесмены, сотрудники правоохранительных органов и бандиты всех мастей, и всё это было отображено в ярких, цветных пронумерованных снимках, расшифровках всех их бесед и флэш-картах с видеоматериалом, где нетрезвые мужские особи, находясь, так сказать, в абсолютном состоянии полнейшего экстаза, болтали в губы Королёввой такое, что верилось с трудом. Но и старый гэбэшный лис не стал бы собирать откроенное порно с пьяной бредятиной просто так, а это значит…

— А это значит только одно! — Нуриев закрыл папку и вручил Михе один единственный листок, ксерокопию её паспорта — Найди мне её, Миха, из под земли достань, но выложи мне эту дрянь сегодня на блюдо!

— А бабло куда вместе со всем этим? — Михаил кивнул на стопку досье, денег из сейфа и ствол — Здесь полюбому шмон будет, климиналисты и вся хрень мира, вместе с Петровичем, куда всё это везти, Берт?

— Увези ко мне домой, ключи от подвала знаешь где! — подполковник вытер влажный лоб бумажной салфеткой и стал аккуратно складывать в большой мусорный пакет посуду со столика и остатки вчерашнего пиршества — Это тоже увези, нечего полиции давать пищу для размышлений! Я дождусь наших, а потом в отдел подтянусь. Сделай всё, как надо, брат, надеюсь на тебя!

Нуриев проводил Миху к кроссоверу, погрузив в салон сумку с содержимым из сейфа и мусор — Ни пуха, друг, как поедешь обратно, отзвонись обязательно, и да, мусор выкини отсюда как можно дальше, что говорить Орлову, ты знаешь!

— А то?! — ухмыльнулся Миха — Где наша не пропадала?

«Ауди» плавно выехало на трассу, моргнуло левым поворотником и исчезло в потоке ехавших к МКАДУ машин.

Альберт набрал номер начальника — Герман, наш бывший с тобой патрон отошёл в мир иной, приезжай с группой! — и назвал адрес.

Дожидаясь приезда коллег, Берт вышел на улицу и присел на крыльцо, посмотрел на часы: — Двенадцать, скоро будут! — это он знал точно.

Прикурив сигарету, смачно затянулся, с наслаждением вдыхая табачный оттенок «парламента». Так и сидел в полной гармонии с собой, молча, угрюмо, зло, бессильно борясь с хронической неизлечимой усталостью. Солнце грело и припекало лицо, благо погода в этот злополучный день выдалась наипрекраснейшая. Хотелось спать — лечь, завалиться на какой-нибудь мягкий одинокий диван и провалиться, на суток двое, в трепетную нирвану морфеева царства. Прикрыв веки, Альберт представил её: молодой, гибкий образ эффектной блондинки с потрясающей бархатной кожей, её глаза, зелёные, малахитовые, её губы, в которые хотелось впится с остервенением, длинные тонкие пальчики с трендовым маникюром и ноги, которые просто сводили с ума. А-ах, да, ещё её подушечки пальцев, которые так изящно держали его естество.

— Ч-чёрт! — Нуриев упрямо тряхнул головой, сбрасывая наваждение — Надо же, а? Собрался душу из неё вытрясти, а в голову лезет совсем обратная хрень. Интересно, а что он сегодня с ней сделает? — Альберт усмехнулся и сильнее сжал прокуренный фильтр — Она красива, это даже не обсуждается, опытна и довольно таки искушена в сексе, но и немудрено конечно, учитывая профессию, но мысль о ней вызывает дикое желание, что, впринципе, для него не ново — красивые блондинки ему всегда нравились.

Крамольные мысли подполковника прервал резкий сигнал клаксона, Альберт вздрогнул. К дому подьезжали две «лады» с синей полосой на боку, идентично выкрашенная «газель» и" фольцваген» Германа, Нуриев встал.

Первыми высыпали из автомобиля криминалисты и двое из дознания, следом вышли дежурный следователь и ещё кто-то из оперативной группы, последним подошёл Орлов — Что случилось, Альберт?

— Я не знаю, Герман, мне позвонил Миха, он ездил к деду и сказал, что нашёл Иваныча в бане. Я тут же прилетел, но было уже, увы, поздно.

Орлов кивнул коллегам на баню — Ежов там, начинайте! — компания удалилась, Герман Петрович окинул взглядом местность — Чей это дом, Альберт?

— Старика, он прикупил эту заимку ещё в лохматые девяностые.

— Неплохое место! — полковник сделал несколько шагов к дому — И ты здесь, похоже, свой в доску?

Нуриев беспечно пожал плечами, тщательно выбирая каждое выражение — Мы встречались часто, и это место не исключение.

— Ты осматривал тело?

— Да, глянул, как без этого.

— Твоё мнение? — Герман перешагнул порог домика, с любопытством оглядывая внтреннюю обстановку.

— Думаю не криминал, похоже на сердце.

— Да-а, жаль конечно старика, в последнее время, как мне помнится, он жаловался на сердце, но похоже, значения этому не придавал? — Орлов удручённо вздохнул и повернулся к Альберту — А где сам Михаил?

Нуриев насторожился — Он срочно уехал по делам, я тебе говорил, Дагестан, Миша вплотную занимается разработкой, нужно кое что проверить.

— Супругу известили? — Герман Петрович дошёл до предбанника, взгляд его остановился на теле, над которым корпели криминалисты с дознанием — Всё таки прожили не один десяток лет вместе?!

Альберт нахмурился — Нет, жене я не звонил, зачем раньше времени пугать женщину?

— Что-то поза у него какая-то странная? — опустившись перед бывшим начальником на корточки, полковник внимательно осмотрел восковое лицо Ивана Станиславовича — Ты не находишь, Альберт?

Нуриев стоял поодаль в недоумении, было совершенно не понятно, шутит так по чёрному Орлов, либо ищет в ответах подчинённого подвох?

Пожав плечами, Альберт выдал — Так, поди, не рад вовсе, что представился к праотцам то, а, ты как сам думаешь?

Герман Петрович повернулся — Твоя правда, в этом приятного мало.

Мужчины вышли, молча закурили, Орлов нарушил безмолвие первым — Ты знал его, как никто другой. Тебя, именно тебя, прочил он себе в приемники, но ты тогда был ещё майором. Что думаешь, коллега, сама смерть и траектория расположения тела какая-то странная, словно схватить он хотел кого-то, но не получилось? У него враги то были, как думаешь?

— Вскрытие покажет! — подытожил Нуриев, тщательно избегая щипетильной темы — Тогда и только тогда можно будет сделать какие-либо выводы!

Тело гэбэшника погрузили в пакет, застегнули молнию. Альберт пропустил сотрудников вперёд.

Ладонь начальника легла Нуриеву на плечо — И чистота какая стерильная вокруг, учитывая страсть деда к беспорядку и хаосу? — Герман внимательно заглянул оппоненту в глаза — Ни за что не поверю, что ты не заметил ни отсутствия посуды, ни пепельницы, ни бутылок, хотя старый курил, как паровоз, и от горячительного отказывался редко?

Одна бровь Альберта Айдаровича напряжённо приподнялась, подполковнику пришлось идти ва-банк — Честно, Герман? — Нуриев даже не моргнул, ровно выдержав тяжёлый взгляд шефа — Я думаю, что дед был с женщиной, но не с женой. И мне не хотелось бы, если то правда, чтобы это вылилось в общественность, и особенно дошло до Марии Ильиничны!

— Что так?

— Из уважения к его, отошедшей в мир иной, персоне. Да и чувства пожилой супруги можно было бы пожалеть, всё таки сорок два года бок о бок — это не шутки!

Герман усмехнулся — Старый хрен, а всё туда же! Ладно, поверю, что прибрался ты здесь, руководствуясь лишь этими соображениями!? — силовики подошли к «фольцвагену» Германа — Подбросить?

— Нет, шеф, не обессудь, но я домой. Не спал двое суток, не жрал толком, не переодевался, короче, свинья, одним словом! Пару часиков посплю, приму душ и буду как новенький, да и с ночи дежурство у меня, так что не потеряешь!

— Езжай конечно, это даже не обсуждается!

Орлов знал, что зам его выкладывается по полной. Если где-то намечался притон или выявлялась новая точка, то Нуриев узнавал об этом первым, он знал всех барыг, всех торчков, всех поставщиков, он знал всё и умел удерживать чашу весов на равном, удобном для обеих сторон, балансе. И если нужно было, то он и его оперативная группа не ели, не спали, не бывали сутками дома, но в итоге положительный результат всегда ложился на стол начальника. За это ему прощалось многое. На блюдо фемиды подносилась не одна горсть гашиша, героина, кокаина и мака, не считая всякой клубной хрени. Да, бесспорно, Альберт был профи, со знанием дела и обширными, немаловажными связями.

— Благодарить не буду, сочтёмся! — усмехнулся подполковник — А супруге деда позвони, пожалуйста, сам.

— Позвоню! — Герман повернул ключ в замке зажигания — Бывай!

Когда Орлов отъехал, Альберт Айдарович подошёл к старшему криминалисту — Стас, результаты всех экспертиз мне на стол первому, особенно по вскрытию!

— Конечно, Берт, о чём речь? Что-то не так?

— Скорее наоборот, больно всё ладненько да сладенько, не нравится мне это.

— Ок, как будет результат, жди звонка!

— Спасибо, дружище!

Нуриев остался у дома один, оглянулся на опечатанную сотрудниками дверь, потоптался и направился к «уазику». Пора было ехать домой, спать.

Поставив на служебную стоянку чудо отечественного автопрома, Альберт закинул ключи в дежурку и попросил молодого стажёра увезти его домой. Не прошло и пары минут, как полицейский «форд» сорвался с места.

Дом подполковника Нуриева располагался на Рублёвке, но не в самом её центре, а ближе к северному округу. Добротное двухэтажное каменное строение, в стиле поздневикторианской кирпичной архитектуры, было возведено ещё при отце Альберта, генерале Нуриеве: красный кирпич, чёткие, строгие прямоугольные окна, с белыми рамами и чёрными, отполированными ставнями, аркообразный вход с тёмной, под стать створкам, дверью. Идеальная черепичная крыша с крошечной мансардой и ухоженный английский газон вокруг. Особняк был возведён в шестидесятые годы и внутренняя планировка сего домика в английском стиле отвечала всем стандартам качества: рабочий кабинет генерала, просторная зала, библиотека, с пола до потолка напичканная редкими литературными изданиями, в основном классикой. Левое крыло занимала кухня, ванная комната с двумя туалетами и шикарный бассейн, воздвигнутый уже потомком Айдара Руслановича — Альбертом. Второй этаж родового гнезда был посвящён именно отдыху; спальня хозяина, три гостевые комнаты, сауна с ванной, биллиярдная и объёмный, семьдесят квадратных метров, спортзал, где сын легендарного генерала проводил всё своё свободное время.

Выйдя у ворот, Альберт поблагодарил водителя и шагнул на родной, радующий глаз, периметр. Весна полностью вступила в свои права, покрыв ассиметричный газон шёлковым изумрудным покровом травы. Старые, столетние пожалуй, развесистые тополя тоже озеленили ветви молодыми, пробивающимися к солнцу, листочками. Ряд голубых, идеальной формы, елей убегал чётким зигзагом за фасад дома, воздух был прозрачен и свеж, маня своей чистой и глубокой насыщенностью.

Альберт улыбнулся, глядя на кроссовер, подогнанный Михой под навес: — Значит исполнительный коллега и друг уже на месте, что-ж?

Идя к дому, силовик в очередной раз отметил про себя, что родное, насиженное место зовёт к себе и умиротворяет после. Здесь, и только здесь он мог спокойно уснуть после сложнейших бессоных ночей засад и допросов, и выспаться, уделив сну лишь пару-тройку часов. Дом ждал, дом лечил, дом жил, каждый раз гостеприимно принимая своего хозяина.

Миновав прихожую, Нуриев прошёл в зал. Как он и думал, Миха спал безмятежным сном праведника, завалившись на диван безо всякого на то стеснения, благо приют другу Альберт давал не первый и не последний раз.

Решив не тревожить коллегу, подполковник поднялся на второй этаж: — Пусть спит, тоже не железный, ему-ж нужен только горячий душ.

Вода умиротворяла, смывая смог тяжёлого удручающего дня. Альберт фыркал, подставлял под тугой напор лицо, тщательно размыливая на себе ментоловый бриз «Клиавитабэ».

— А если бы сейчас под этим водяным горячим блаженством рядом с ним оказалась она? Накрыл бы он собой молодое, гладкое, разгорячённое тело? — мужчина плотоядно ухмыльнулся — Дурак бы только не воспользовался или импотент?! И, пожалуй, нагнул бы в самую унизительную зовущую позу, и, ч-чёрт, а? — Альберт брезгливо сбросил с себя томную пелену вожделения — И далась же шлюха эта? Бред, думать и жаждать так девицу лёгкого поведения, которая переобслуживала пол Москвы, если не больше, и мало того, угробила его самого близкого друга и наставника, почти отца?!

Выйдя из ванной, Нуриев насухо вытерся и побрился. Глянув на себя в зеркало, отметил, что видок у него неважнецкий: цвет лица, мешки под глазами, похудевшие скулы и, тронутый тревогой, нездоровый взгляд.

— Сон-золото! — пробормотал Альберт, с размаху брякнувшись на широченное отцовское ложе. Закрывая налитые свинцом веки, он успел отметить про себя, что настенные часы показывают три часа пополудни. С этих самых трёх злополучных часов до девяти вечера ему снилась только Мария.

— Берт, а, Берт? — Миха тряс друга за плечо — Проснись, девять почти, нам пора! — Альберт с трудом разлепил глаза, верный опер склонился над ним, пытаясь растолкать семьдесят шесть килограмм безмятежия — Ну неужели, наконец-то!

Подполковник нехотя принял сидячее положение — Что, правда девять?

— Да, ты втопил шесть часов! — усмехнулся Миха — Я за это время упел массу дел переделать. Вставай, ужин стынет!

— Ты и хавчик сварганил? — удивился Альберт — Незаменимый ты мой!

Михаил смутился — Так не жрали ничего, окромя яиц. Можно, хоть раз, дома приготовить?

— У меня и продуктов то, наверное, не было?

— Ничего, я затарился, под завязку.

Нуриев скривил рот в ехидной усмешке — Как любящая жена прям суетишься, спасибо, брат!

Миха шваркнул шефа по плечу — Давай, жена, благодари лучше, что супружеский долг не требую с тебя, да зарплату?!

Мужчины спустились вниз, Берт изумлённо повернулся к Михе. Овальной формы большой дубовый стол венчала до краёв уставленная снедь и выпивка.

У подполковника разбежались глаза: салаты, рыбная, мясная нарезка, большая супница в самом центре, свежие овощи и фрукты — Это что, Мих?

— Еда! — выдохнул Михаил — Еда, Альберт Айдарович, прыгай за стол и налетай!

Нуриев тряхнул головой — Нет, ты это сам наготовил что ли? — изумлению не было предела — Не поверю, что стругал собственноручно?

— И правильно, не верь! С ресторана заказал, а сам приложил руку малость, накрыл только.

Альберт похлопал Миху по плечу — Ну-у ты даёшь!

— Сам голодный был, вот и подсуетился! — дегустация ленча началась — Да, кстати! — опер подвинул к Альберту бумаги — По факсу тебе, из отдела подарок!

Нуриев поспешно отложил вилку, бегло пробежался по напечатанным страницам — Обширный инфаркт?

— Ага, на фоне изрядной порции сорокаградусной, жаркого банного парка и масштабного секса не в одну минуту!

— Так секс всё таки был? — брови Альберта нахмурились, рука потянулась к сигаретной пачке.

— А то! — откинулся на спинку стула Миха — Был, и не раз, прям скажем был, горячий, обстоятельный. И дед, кстати, отъехал в семь, ориентировочно, в семь тридцать, а контакт с женщиной предположительно незадолго до этого и произошёл.

— А я звонил ему в половине седьмого! — лицо Альберта исказила гримаса ярости — Чёрт, а, Мих, эта девка была там. Он солгал мне, что был один.

— Кстати, насчёт девки! — Миха приободрился — Я пробил её данные в нашей базе, чисто. Девица не судима, не привлекалась и даже в административных нарушениях не замечена. Королёва Мария Вячеславовна, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения, уроженка Москвы, прописана и проживает по адресу…

Альберт перебил — Я понял, нужно наведаться сейчас к сутенёрше этой, Изольда кажется?! Она проходила у меня по какому-то делу, не помню. Все они трутся на Ленинградке, должны помнить меня!

— Думаешь после случившегося она выйдет?

— Не сомневаюсь, девка не дура, чтобы отвести от себя подозрения, ва-банк не пойдёт!

В одиннадцатом часу трапеза силовиков закончилась, Миха с Альбертом засобирались, Нуриев поднялся наверх. Открыв огромный купэ-шкаф, он пробежался взглядом по многочисленным вешалкам. На улице тепло, в машине тем более, но, левый дедовский ствол, в кобуре, на джемпер не повесишь?! Недолго думая, Альберт Айдарович остановился на трендовых джинсах пепельного цвета и чёрной, облегающей футболке. Сверху подполковник накинул лёгкую кожанную курточку классического покроя, доходящую едва до поясницы. Идеально начищенные ботинки, дизайнерский ремень и очки от «PRADO» дополнили умопомрачительный образ и без того брутального красавчика.

Миха, увидев начальника, аж присвистнул — А ты в ударе, шеф, никак на свидание собрался?

— Ничего не говори, приходится импровизировать!

«Ауди» завелось, Михаил прыгнул на переднее сиденье и кивнул Альберту — Ну, дружище, ни пера!

— Гондоны взял? — проигнорировал Нуриев пожелание — Или?

— Обижаешь! Не в монастырь святых кармелитских сестёр-то, чай, едем?

Кроссовер зверем сорвался с места, дорожное полотно было не особо заполнено, но и не пустовало. Через несколько минут мимо проплыл ледовый дворец ЦСК, ипподром, глухим гулом поприветствовал силовиков старый аэропорт, по правую руку блеснул неординарностью огромный жилой дом, Титаник, как прозвали его жители из-за странной, напоминающей остов корабля, конструкции. Метро, вновь станция метро, и вот она, остановка речной вокзал.

Альберт притормозил у «Ашан-сити», слева остался призывно светиться «Макдональдс» — Ну, куда именно сейчас?

— Давай чуть дальше, в сторону Химок, у гостиницы свернёшь направо.

Нуриев вточности воспроизвёл накиданный Михой алгоритм передвижения, заехав в тёмный переулок, подполковник заглушил двигатель — Что дальше?

— Не парься, мамаша их подойдёт сама, включи только дальний свет.

---

Альберт щёлкнул пластиковой кнопкой и воззрился в темень, ждать пришлось недолго. Да-а, такую женщину, как матёрая Изольда, не узнать было трудно: мамаша выплыла неизвестно откуда и увесистой каравеллой двинулась к кроссоверу. Килограмм сто, не меньше, при росте метр семьдесят — метр семьдесят пять. Длинные, до жопы, чёрные волосы её развивались, будто распущенные косы ведьмы, густыми прядями обромляя енотовое добротное манто. Классические шёлковые шаровары покрывали нехилой длины металлические танкетки. Когда она приблизилась к водительской двери, Альберт приспустил боковое стекло.

Узкие дуги нарисованных бровей взметнулись вверх, пухлые, даже черезчур, вымазанные в красный цвет, губы изогнулись в натянутую вымученную улыбку, чёрные глаза лукаво сверкнули — Альберт Айдарович, да какими судьбами, да на наше поприще?

Старая шельма его узнала, Нуриев вздохнул, но чёрных очков с глаз не снял — Что, Изольда, совсем не изменился?

Сутенёрша театрально махнула ручкой — Похорошели только, настоящий красавец!

Нуриев усмехнулся — Льстишь, как всегда?

— Не без этого конечно! — зарделась Изольда — Но в вашем случае это чистейшая правда!

— Ладно, смех-смехом, а мы по делу к тебе! — Альберт спустил до конца стеклоподьёмник и высунул голову наружу — Где девка твоя, Королёва Мария?

Мамаша застыла, лицо её заметно побледнело, губы поджались, посему было видно, что Изольда находится в глубоком раздумьи — А кто это? — видимо такой, не совсем правильный вопрос только и пришёл ей в голову — Я не понимаю?!

Альберт недовольно сморщился — Ну-у, не дури, Из!

— Нет, правда, я что-то такой не припомню у себя.

Нуриев высунул наружу руку и цепко ухватил сутенёршу за меха — Я повторяться не люблю, ты знаешь, последний раз спрашиваю, где девка, которую постоянно забирал наш Иваныч?

Изольда тут же сменила тактику — А-а, так вы об Мари что ли? Так бы сразу и сказали!

— О Мари, о Мари! — ослабил хватку Альберт — Мария она, Марина, Мари, разницы нет, где девица?

Мамаша чувствовала себя неуютно, как никто другой она знала, Альберт Айдарович действительно шутить не любит — Так она на заказе, господин Нуриев, как раз минут через двадцать должна подьехать! — подполковник, не отрываясь, смотрел Изольде в глаза, отчего у той по спине поползли липкие мурашки — А что? — осторожно поинтересовалась она — Случилось чего?

Альберт хищно ухмыльнулся — Вот мы и хотим выяснить, случилось или должно случиться?

Глаза Изольды расширились — У меня с Мари проблем не было, ни сейчас, ни несколько лет назад, когда Иван Станиславович привёл её на панель!

Силовик отпустил перепуганную Из и небрежно кивнул на салон — А вот это мы через двадцать минут и посмотрим! Запрыгивай, разговор есть, на сотку, не меньше!

Опытная мамаша почувствовала приближение настоящего торнадо, и дураку было понятно, что замначальника по наркоте просто так бы не приехал. Скрепя сердце Изольда водрузилась на заднее сиденье джипа. Берт сидел за рулём и несколько минут молчал, специально накаляя обстановку, и когда только в звенящей тревожной тишине стал слышен стук её бешено колотящегося сердца, резко повернулся. Сутенёрша от такой неожиданной манипуляции в страхе отпрянула назад.

Миха, вполоборота, повернулся к ней, усмехнулся — Иваныч помер, ты в курсе? — ехидная ухмылка сладким нектаром так и стекала с его правильных, идеальных губ, глаз от которых Изольда не отрывала.

— Чего? — она не поняла не только смысла сказанного, но и самого вопроса.

— Крыша, говорю, твоя, Изольда, плавно переехала с этого бренного мира в иной! Спрашиваю, ты в курсе?

Сутенёрша недоумённо повернулась к Альберту, взгляд женщины пытался сконцентрироваться, но тщетно — Я не понимаю!

Берт громко цокнул языком — А что тут непонятного? Друг мой, Иван Станиславович Ежов, помер сегодня утром, и последняя, кто его видел живым, это твоя проститутка, Мари, в миру Королёва Мария Вячеславовна! Сейчас догоняешь, о чём речь?

Изольда по инерции кивнула — Догоняю!

— Ну слава богу! — с сарказмом выдохнул Нуриев — Хоть сейчас, как до черепахи правда, но дошло! — выдержав секундную паузу, Альберт продолжил — И в связи с такой ранней утратой, хочу спросить тебя, Из, что делать-то будем со всей вашей богодельней?

Глядя на мамашу было видно, что приходит она в себя с трудом; лоб её, очевидно замазанный толстым слоем тонального крема, прорезали две глубокие морщины — Что я должна сделать? — вымученно выдавила из себя Изольда — Альберт Айдарович, я вас прошу, умоляю, я сделаю для вас всё, только разрешите работать девчонкам! Не разгоняйте точку, она приносит немалые деньги!

Рот Нуриева кисло изогнулся в натянутой улыбке, блудливо лизнув толстуху взглядом — Я не сомневаюсь, женщина, но была — б ты похудее что ли? Не трусь, субботник с бабами твоими устраивать не буду! — Изольда покраснела, нервно сжимая в руках толстый кожанный кошелёк с блокнотом — Власть поменялась, Из, тебе придётся признать это! — Альберт закурил, выпустив в лицо мамаши тугой клуб сизого дыма — Я не буду лишать девочек заработка, отчитываться теперь ты будешь Михе, мне некогда заниматься вашей хренью. Проблемы будут — звони мне или Мише, ясно?

Плутовка то ли театрально, то ли в самом деле облегчённо вздохнула — У-уфф, Альберт Айдарович, напугали вы меня! Я уж было подумала, что вы разогнать нас хотите, и меня, трудягу, оставить без работы в столь тяжёлое наше нелёгкое время?!

Нуриев громко рассмеялся — По тебе, определённо, не скажешь, что времена у тебя тяжкие!

Изольда улыбнулась, кокетливо взмахнув пухлыми пальчиками — Скажите тоже, это-ж для антуражу, лицо фирмы всегда должно быть при параде!

— Ну вот и ладненько! — тряхнул головой Альберт — Договорились, ты же у меня понятливая, современная, и проживаешь всё по тому же адресу, да, Строителей 8 — 132?

Сутенёрша двумя руками схватилась за голову — Боже, какая у вас феноменальная память, Альберт Айдарович, от вас никуда не скроешься!

Подполковник миролюбиво отчеканил — Люблю, знаешь ли, понятливых женщин, сейчас это такая редкость!

Миха, доселе молчавший, зорко прищурился и наклонил голову набок. Во двор въехала серебристая иномарка и остановилась как раз напротив кроссовера в нескольких метрах.

Михаил воодушевился, саму марку автомобиля видно не было в свете включенных противотуманных фар, но зоркий взгляд опера уловил, что в салоне находится двое человек, мужчина и женщина — Мамаш, не эта ли тачка, на которой укатила твоя девица?

Альберт напрягся, дверь со стороны пассажирского сиденья отворилась, сердце силовика учащённо забилось. Да, эта была она, ночная, запуганная Иванычем гостья, которая в страхе и со слезами на глазах расстёгивала ему вчера ширинку, но сейчас? Сейчас к нему направлялась длинноногая, уверенная в себе красотка, в высоких замшевых сапогах — чулках, до потрясающей душу, ультракороткой юбке, которая плавно оттеняла округлые бёдра, и в короткой обтягивающей стройное тело, курточке. Волосы Марии, распущенные, длинные, разметались по плечам и слегка разлетались от лёгкого дуновения ночного весеннего бриза.

— Миха? — Альберт нетерпеливо побарабанил пальцами по подголовнику — Давай!

Дважды силовика уговаривать не пришлось, коллега Нуриева выпрыгнул из салона.

Шаг, другой, третий, рука Михи цепко ухватила Марию за локоть — Девушка? — Мария застыла, тупо уставившись в одну точку, на госномер угольного джипа.

— Ты свободна Изольда! — Альберт прикурил вторую сигарету — Пока свободна!

Сутенёрша мешкалась, рука её неуверенно теребила ручку двери — Альберт Айдарович?

— Да?! — Нуриев даже не обернулся, сосредоточенно наблюдая диалог Михи и проститутки.

— Я это, спросить вас хочу, можно?

— Валяй!

— Вы девочку-то привезёте, целой?

Подполковник рассмеялся — Всё будет зависеть от правильности данных ею ответов. Будет прикидываться дурой, пожалуй мне придётся разобрать её немного. Сольёт истинное положение вещей, я наверное буду к ней снисходителен, Изольда, а сейчас иди!

— Да, да! — пробормотала мамаша — Просто элитная она, за ночь с ней платят от двадцати тысяч и выше…

— Иди! — Альберт начал терять терпение — Довольно, я ясно выражаюсь?

Изольда вышла, Михаил подвёл Марию к джипу. Открыв заднюю дверь, почти втолкнул девушку в салон, вальяжно развалившись рядом. Автоматически защёлкнулись двери, глухо щёлкнули замки. Альберт в зеркало наблюдал поведение жертвы — она нервничала, испуганно посматривая на спину водителя.

Спустя мгновение Нуриев повернулся — Ну что, Мари, прокатимся?

В его тёмных стёклах очков запечатлелась её боль и дикий, животный ужас. Девушка опустила голову, пытаясь унять дрожь в безвольных ватных ногах. В замке зажигания повернулся ключ, мотор взревел.

Изольда, глядя, как автомобиль выезжает с переулка, лишь прошептала — Господи боже, помилуй её, спаси!

Альберт включил правый поворотник, Мария молчала, не пытаясь даже что-либо объяснить. По правую руку мелькнул пост ГАИ, въезд на мостовую развязку встретил их полным безлюдием, крутой дугообразный поворот и плавный съезд на ленинградскую трассу, впереди замаячил МКАД.

Всевышний, Иисус? Как, до боли, знакома ей эта короткая дорога в ад. Сколько раз, в течении этих лет, она преодолевала этот марафон, сколько, и сейчас, куда едет она? На свой последний уик-энд или это будет исповедь, увы, последняя в её в жизни? К горлу подкатил ком слёз, горький, удушливый, готовый вырваться фонтаном наружу, но нет, нет, она не должна заплакать и показать свой страх, не должна! Эти два ротвеллера только и ждут, почуяв адреналин, что она даст слабинку, раскиснет, расстеряется и начнёт умолять и каяться одновременно, смакуя пытку и сексуальное жёсткое насилие. Она не должна, чего бы ей это не стоило!

С трудом проглотив едкие слёзы, Мария спросила — Куда мы едем?

Альберт усмехнулся — А ты как будто не знаешь?

— Что старик мёртв, они определённо знают! — мозг девушки заработал в усиленном режиме — Интересно, меня везут убивать или только допрашивать?

— Что молчишь? — Нуриев жёстко глянул в лобовое зеркало — На ходу прорабатываешь тактику ответов? — подполковник не сводил с Марии глаз.

Мысленно воздев руки к небесам, Мария гордо вскинула голову — Мне нет резона что-то прорабатывать. Если ко мне есть вопросы, то я отвечу! Миха хмыкнул, обращаясь к водителю — А девочка-то разговорчивая оказывается! Вчера была тихая и спокойная, со слезами даже, будто целка, когда имел ты её, а сейчас показывает коготки, слышь, Берт?!

Нуриев слегка кивнул, Миха продолжил, резко повернув плечи Марии в свою сторону — Посмотрим, какая ты сейчас станешь, там, где старика угробила!

Нужно, нужно играть дальше, по своим правилам, по своим убеждениям, она не в курсе, она не знает ничего и совесть её чиста, как хрустальная слеза несмышлённого дитя.

Пересилив себя, Мария прохрипела — Кого угробила, ты чего несёшь?

— Заткнись пока! — в горячие дебаты вмешался Альберт — Рот захлопни свой, пока я тебе не дал такого разрешения. Сиди, как мышь, и не вякай. Сейчас приедем, поверь, у тебя будет такая возможность, излить душу, а пока, чтобы я тебя не слышал!

Это был приговор! Умирать не хотелось, вспомнился фильм «Долгая дорога в дюны», а сейчас, кроссовер заворачивает уже к заимке, начинают клацать зубы, нервно подёргивается челюсть и подбородок. Почему дорога эта в этот раз оказалась столь коротка, почему?

Альберт Айдарович заглушил двигатель — Выходи и не вздумай сдёрнуть в сторону леса. Я сниму тебя, даже без предупредительного выстрела, поняла?

Мария сквозь зубы процедила — А я и не собиралась сдёргивать!

— Тем лучше для тебя! — резонно заметил подполковник — А теперь выходи! — ворота в преисподнюю для Марии распахнулись широко — Спиртное зацепи! — Альберт, щёлкнув сигнализацией, повернулся к Михе — А то, чувствую, разговор у нас будет не из лёгких!

Михаил протянул руку за ключами — А зачем закрыл-то, бать, успокойся!

— Я спокоен! — ровно, практически без эмоций, ответил Альберт — Особенно сейчас, когда такой ценный экземпляр так шустро оказался у меня в руках.

Входная дверь была опечатана, но, что эта белая бумажка с печатью значила для всесильного босса террора?

Нуриев сорвал бумажную пломбу и отпер дверь — Прошу, мадемуазель!

Мария уверенно шагнула вперёд. Удушливый мрак дыхнул на неё недавней смертью, перед глазами возникла его поза, постыдная, страшная, последняя и его хрип: — Неси колёса, идиотка! — который до сих пор звенит колоколом в воспалённом сознании, девушка зажмурилась.

Вкрадчиво, тихо, почти шопотом, Альберт зло выдохнул ей в ухо — Что остановилась, красотка, или призрак содеянного не даёт прохода, проклятье тяготит, мисс?

Мария вздрогнула, медленно поворачиваясь к хозяину положения. Даже сейчас, в полной темноте, она увидела, как хищно блестнули его глаза, и когда он прикоснулся к ней, к шее, плотно сцепив пальцы на сонной артерии, она вздрогнула вторично.

Это была длань палача, который предвкушал красочный спектакль — Топай в зал! — процедил силовик — И не дёргайся!

Девушка сделала несколько шагов и чуть не споткнулась о деревяный порог холла. Альберт подхватил её за талию, щёлкнул выключатель, яркий свет залил перевёрнутую вверх дном залу.

Королёва испуганно оглянулась — Что это?

Нуриев усмехнулся, блеснув белоснежной улыбкой — Последствия шмона после твоего рокового исчезновения, удивлена?

Его руки так и остались покоиться на её талии, от него веяло силой и страхом. Да, этот безопелляционный брюнет внушал страх. Она, жертва, это понимала.

— Я не имею к смерти Ивана Станиславовича никакого отношения! — голос её дрожал, но был твёрд — Мы растались с ним рано утром, он отпустил меня, я ушла.

— И это всё? — Альберт сжал её сильно и приблизил вплотную к себе — Ты хорошо подумала, прежде чем дать мне такой бестолковый ответ?

— Это правда!

Вошёл Миха, неся в руках две бутылки армянского коньяка, пластиковые стаканы и пакет зелёного винограда — Х-хе, х-хе, я не вовремя?

Подполковник оттолкнул девушку, направляясь к тому самому креслу, где она вчера нашла «Кэнон».

— Не дури! — процедил Альберт — Мы здесь не в любовь приехали играть, дай! — подполковник ухватил одну бутылку и откупорил её, хлебнул, прямо из горлышка, жадно, объёмно, плюхнулся на кресло, сняв на ходу кожанную куртку — Я думаю Зоя Космодемьяская не твой кумир?

Напряжённый взгляд Марии упал на светло-коричневую кобуру и торчащий из неё ствол, в душе похолодело. Альберт Айдарович приложился к бутылке вновь, жидкость обожгла горло, огненной лавой пробежалась по пересохшей гортани, опустилась в желудок желаемым горячим успокоением.

Мария стояла напротив них, метрах в двух — Интересно? — подумала она — Где сейчас бог, отвернулся от меня или зрит оком в самый корень?

— Ну? — подал голос Альберт — Начинай, киса, свою исповедь!

— Мне добавить нечего, я сожалею.

Нуриев сорвался с места — Сожалеешь? — голос его перешёл на крик — Добавить тебе нечего, а что скажешь мне об этом? — вернувшись к креслу, он вытащил из внутреннего кармана куртки два спец-пакета для вещдоков, внутри которых были волосы, метнулся обратно тенью к проститутке — Не узнаёшь? — её взгляд сосредоточился на уликах — Твои? В одном пакете мокрые, после бани, а в другом сухие, с подушки из спальни на втором этаже?! — он ударил её по лицу, но не сильно, хлёстко, голова девушки запрокинулась назад — Не молчи, дрянь, лучше что-нибудь солги, скажи, но не молчи, иначе шанса на реабилитацию не будет!

Голос Марии задрожал, как бы ни пыталась она взять себя в руки — Я, и, Иван Станиславович? — но Альберт перебил — А это? — достал он сотовый и воспроизвёл на экране сфотографированную постель — От твоего тела след на простыне? Ты валялась со стариком там, а потом просто дала ему умереть, ты?

— Я была в спальне и ушла рано утром, при мне он не собирался умирать, он был жив!

— Где «Кэнон»? — Нуриев вытащил из кобуры «макаров», проверил обойму и передёрнул затвор — Где, чёрт возьми, камера с отснятым материалом? Ты не выйдешь живой, пока я не получу «Кэнон» обратно!

Мария с вызовом глянула ему в глаза, по щекам девушки струились слёзы — Я вообще не понимаю, о каком «Кэноне» вы мне говорите, никакую видеокамеру я и в глаза не видела!

Альберт резко шагнул к ней, проститутка по иннерции сделала шаг назад и упёрлась спиной в стену, глухо ахнула от реальной, надвигающейся опасности.

Нуриев ткнул дуло пистолета ей в шею — Ты даже не представляешь, что сейчас я сделаю с тобой, дурочка, если хоть раз ещё услышу от тебя отрицательный ответ! — зрачки Марии расширились, глаза, секунду назад нежно-зелёные, изумрудные, мгновенно приобрели цвет фисташки — Где «Кэнон»?

— Я не знаю! — она почти это прошептала, выдохнула ему в губы — Я не брала!

Холодное ребро «макарова» жёстко опустилось на скулу, Мария вскрикнула.

— Неправильный ответ! — тонкая багровая струйка крови, ползущая по щеке, возбудила его, раззадорила, безусловно красивое, даже сейчас, лицо проститутки поплыло в его похотливом азартном взгляде — Попытайся ещё раз, где «Кэнон»?

Безысходность, разогретая ужасом, взбунтовалась, рванулась вверх, материализуясь в дикий нечеловеческий вопль.

Сейчас она готова была умереть, но достойно — Да не притрагивалась я к нему, не брала! — да, она кричала, умирая от страха, кричала ему в лицо — Не брала, не брала! Что вы от меня хотите?

Альберт ударил ей коленом в бедро, Мария стиснула зубы — Ну тогда молись! — металл пистолета царапнул шею — Ты умрёшь сейчас, здесь, и никто тебя не найдёт, и не надейся!

Не специально, просто в порыве, защищаясь, она упёрлась ему ладонями в пах, задрожала, лихорадачно соображая на что его переключить.

— Я умру, не вопрос! — Мария хрипела — Сейчас, здесь, и никто меня не найдёт, ибо искать некому, но зато ты никогда не узнаешь тогда завтряшнее прибытие товара, целой фуры белой смерти! Ты похоронишь меня в лесу или вывезешь куда-нибудь, тебе же не в первой, а вот «чёрные» в это время совершат сделку и тонны героина рассеются по Москве, как тебе такое?

Нуриев криво усмехнулся, глядя, как обезумевшие глаза проститутки, не отрываясь, смотрят на него — интересно, блефует она, пытаясь оттянуть время, или знает что-то, чего не знает он? — Любишь жёсткие игры? — его взгляд угрём скользнул на ширинку, на которой до сих пор покоилась её ладонь — Что-ж, давай поиграем?! — молния на джинсах расстегнулась — Одевай резинку, и считай, что несколько минут у тебя есть!

Она не помнила даже, как и откуда в её руках оказался презерватив, всё творилось на автопилоте. Альберт вошёл резко, победителем, в неравной битве справедливости и исправления. Мария закричала, от боли, и от нахлынушего на неё внезапно чувства, чувства незабываемой эйфории, которая обожгла пламенем нутро, горячей волной скатилось к ногам, точнее к развилке их, туда, где ощущения были натянуты, ровно тетива…

Мужчина был жесток и неисправим, врезаясь в неё глубоко и бесчувственно. Его левая рука скользнула ей на бедро, добралась до ягодицы.

Альберт зверем ухватил её и дёрнул на себя, правая кисть его по-прежнему удерживала «макаров» — Продолжай, я весь внимание!

Боль и страх смешались с экстазом, расплавляя ненависть её в горький, но терпкий шоколад.

Содрогнувшись, Мария прошептала — Завтра, к часу ночи, с Дагестана прибудут фуры в речной порт. Я думала ты знаешь, Иваныч знал!

— Фуры с чем?

— По документам специи, шесть тонн перца, хмелли-сунелли, тмина, а в действительности героин, кристаллизированный, с лаборатории Дербента, а Дербент — это стопроцентный шёлковый путь.

В горящих от вожделения глазах блеснула угроза, он слился с ней до самого конца, глухо захрипев, одновременно возносясь к Олимпу и впитывая информацию, как губка.

Отдышавшись, Альберт отстранился от Марии, но не отпустил — А ты каким боком-припёком имеешь отношение к фурам с Дербента?

— Старик давно свёл меня с Кушанашвилли, с грузином, его зовут Резван. По документам он чист, не судим, имеет легальный бизнес, но товар его, Кушанашвилли работает с Сухрай-кадием. Сам Сухрай живёт в Махачкале, шёлковый путь — это его прерогатива. Сухрай — это наркотики, Резван — деньги!

Нуриев не верил своим ушам, этого просто не может быть, чтобы рядовая трассовая проститутка знала такие вещи — это немыслимо!

— Дальше! — гортанная хрипотца закралась в голос — Ты толкуешь мне серьёзные вещи, деточка, и должна прекрасно понимать, чем чревата будет твоя ложь?!

Ей было всё равно, Мария растягивала сладкое ощущение нирваны, койе не испытывала доселе ни разу.

Взгляд её затуманился, губы пересохли — Это правда! Ты конечно можешь мне не верить, и я вижу, что для тебя информация-нонсенс, но как поступить дальше — это твоя забота, я дала тебе лишь наводку!

Он наклонился к ней, зверь, почуявший жертву, провёл кончиком носа по скуле, Мария вздрогнула затрепетала. Губы подполковника коснулись шеи — о-о, как играла и волновалась жилка на сонной артерии, прося, умоляя. Зубы Альберта сомкнулись на ней, прикусили, а после отпустили. Не контролируя себя, забыв обо всём, Мария громко застонала.

Миха, развалившись в кресле с бокалом коньяка, хмыкнул — Актриса, твою мать, и в кино ходить не надо!

Силовик избавился от латексной штучки, застегнул джинсы, прищурился, изучая податливое её, испробованное тело, усмехнулся — А ты далеко не дурочка, прикольный соус подлила к соитию, респект!

Да, он утолил физическое желание, но не сполна, её хотелось вновь и вновь! Мария была разнуздана полностью, на щеках играл откровенный бесстыдный румянец, волосы беспорядочно разметались по плечам, шёлковый чёрный чулок с кружевной окантовкой призывно сьехал с бедра к колену, юбка задралась — она являла собой само вожделение.

— Чёрт возьми! — прикинул в уме Альберт — А девка то не промах, ни в этом ни в другом деле?!

Шагнув к ней, Нуриев вовсе не собирался прзнаваться ей в этом, наоборот, решил пугнуть до конца, тем самым подавив малейшее поползновение на протест.

Жёстко схватив Марию за шею, он резко повалил её на пол. Девушка с размаху опустилась на колени, в животном страхе прикрыв голову руками. Стоя сзади неё, в аккурат за спиной, Альберт криво усмехнулся, вытащил из кобуры ствол, передёрнул затвор, и… нажал на курок. Прогремел выстрел, за ним второй, третий — она не успела даже закричать, так и оставшись в убогой, коленопреклонной позе, ровно грешник, отдавший на плаху последнюю дань исповеди.

Миха, поперхнувшись янтарной жидкостью, вскочил — Берт, ты чо? Подполковник его не слышал, любуясь напольным, вырисованным им узором, подковой, из восьми чёрных отверствий восьмимиллимитрового калибра.

Присев над Марией на корточки, Альберт глухо процедил — Если где-нибудь всплывёт видеокамера, и я пойму, что это ты, не обессудь, завалю! Запомни сейчас моё предупреждение, как отче наш, и никогда, впредь, не давай мне повода!

Даже сквозь гул в ушах она услышала эту фразу. Нет, нет, так не бывает, умереть без боли и слышать всё?! И что это так стучит, в висках, в груди, молотком отбивая каждый такт, что это?

Рыдания вырвались с Марии бурным, неиссякаемым потоком, слёзы не просто лились, а хлестали из широко раскрытых, от ужаса глаз, фонтаном. Нехватало дыхания, ком, тяжёлый, удушливый, сдавил гортань, плечи беспрерывно сотрясались в рыданиях. Королёва подтянула к животу колени, уткнулась головой в деревянные доски пола.

Альберт направился к выходу, обернулся к молчавшему обекураженному Михе — Помоги крошке умыться, я жду вас в машине! — он произнёс это совершенно спокойно, без каких-либо эммоций, словно минуту назад ничего не произошло, и спустя секунду, перешагнул порог.

Михаил выдохнул, поднялся, неспеша подошёл к Королёвой. Произошедшее оставило в душе молодого ещё опера неизгладимое впечатление. Изучив нрав своего начальника, он давно уяснил для себя одно — не вмешиваться, ни при каких условиях, никогда, нигде!

— Мария? — парень участливо тронул девушку за плечо — Мария, поднимайся! — она подняла на него расплывчатый, размытый слезами взгляд, Миха подал девушке руку — Вставай, я помогу тебе умыться и поедем, спектакль окончен! — проститутка полулежала на коленях, не двигаясь, она будто не видела Миху и смотрела сквозь него, парня передёрнуло — Мариш, прекрати, это шуточки у него такие дурацкие бывают, не обращай внимания! Он ничего не сделал бы с тобой, поверь! Давай, поднимайся, ехать пора!

Нет, она не слышала ни на йоту его убеждений, в ушах стоял лишь звук выстрелов, его звериная жестокость и равнодушие в красивых, холодных глазах. Хотелось бежать, прочь, куда угодно, но подальше от монстра, в лапы которого она угодила так опрометчиво, глупо.

Михаил подошёл к столу, плеснул в стакан добрую половину горячительного, прикинул, что девку сейчас можно привести в чувство только таким образом — Пей! — силовик запрокинул голову Королёвой, поднёс к губам ёмкость — Пей, иначе я волью тебе полпузыря силой.

Мария не отреагировала, лишь приоткрыла губы и ловила ртом воздух. Миха нажал на скулы пальцами, удерживая голову несчастной второй рукой, влил в рот добрый недетский глоток, затем другой.

Девушка поперхнулась, закашлялась, согнувшись вдвое. Когда Королёвой полегчало, опер сунул ей початую бутылку — Пей! Таким макаром хоть горечь зальёшь, да поехали, а то Айдарович ждать не любит. Не зли его ты сейчас, очень прошу!

Мария допила спиртное до дна, выдохнула, медленно начала подниматься, споткнулась об собственную же ногу, выматерилась.

Миха недоумённо качнул головой — Не хило ты приложилась!

— Я вообще-то не пью! — всхлипнула Королёва — Считаю алкоголь бесполезной затеей!

— Я заметил! — ухмыльнулся опер — Особенно пятизвёздочный, армянский. Ладно, иди умойся и поехали, времени в обрез.

Вид её, растоптанный, растерзанный, внушал жалость: глаза блондинки опухли, сузились, вымазав скулы чёрной растекшейся тушью. Помада её, бледно-коричневая, неряшливым следом легла на подбородок и щёку, она была скорее похожа на поверженного ангела, гордого, но сломленного, нежели на воскресшую заплаканную проститутку.

— Куда теперь? — поинтересовалась Мария — Дальше удовлетворять садистские наклонности твоего шефа или на этот раз он приготовил мне чего покруче?

Молча, Миха взял девушку за руку и повёл на кухню. Открыв кран, подтолкнул Марию к раковине, нагнул, пытаясь умыть заплаканное лицо.

— Я сама! — отдёрнула руку Мария — Ты не ответил на мой вопрос.

— Зачем отвечать на то, что ты знаешь сама? Альберт не отпустит тебя, пока не проверит то, что ты сейчас наплела ему, и если это правда, то пообщаться с ним тебе придётся ой как долго, и мой тебе совет — не лги!

Во двор Миха и Мария вышли через несколько минут. Альберт напряжённо курил, облокотившись на капот «ауди».

Не глядя сторону проститутки, бросил ей — Прыгай в машину на заднее сиденье!

Девушка открыла дверь кроссовера и забралась в салон, Нуриев отвёл друга в сторону — Её отпускать нельзя, ты понимаешь это?

Михаил пожал плечами — Ты думаешь сказанное ею правда? Я лично сомневаюсь, слишком глобально!

— Она упомянула Резвана Кушанашвилли, за сутки я слышу это имя второй раз и не верю в такие совпадения!

— Так спроси её об этом поподробнее!

Альберт сосредоточенно взглянул на джип — Очухалась?

— Более чем! — усмехнулся Миха — Я, было, подумал, что ты в натуре её шлёпнуть собрался, ей богу! Ты хоть видел, что на полу зарисовал?

— Видел!

— Пугал?

— Нет, промахнулся! — Нуриев саркастично ухмыльнулся — Все восемь раз! — мужчины рассмеялись, вытаскивая из карманов сигареты — Она хоть в адеквате, базарить может?

Миха хмыкнул, вспоминая, как девка высосала полбутыли спиртного без закуси — Пошли, увидишь, если триста пятьдесят коньяка её не свалило сразу, то пардон, баба крепкая!

Альберт расплылся в улыбке — Ты что ли в чувство её таким макаром приводил?

Опер хлопнул Нуриева по плечу — Ага, ты одним «макаром» работал, я другим!

Истерика девушки прекратилась, Мария поняла, что пока она делится с ментом информацией, сдавая ему потенциальных клиентов, ей нечего бояться, кроме разве что его вспышек агрессии. Ничего нового, всё, как и в случае со стариком — всем им нужна истина и её тело, хотя насчёт второго она не против, его манера трахать и владеть заводила, влекла…

Такого наплыва смешанных чувств и экстаза, лавиной свалившегося на неё, она не испытывала давно, или никогда не испытывала?

Мария покосилась сквозь стекло на Альберта, тот курил и оживлённо беседовал с другом. Значит его зовут Берт, скорее всего он — Альберт, Альберт Айдарович? И он точно не оставит её в покое, это очевидно, и потребности его будут возрастать с геометрической прогрессией, как и у деда?! Она не заметила даже, как объект её глубокого размышления плюхнулся за руль, Мария вздрогнула, Миха приземлился рядом.

Нуриев снял очки, повернулся вполоборота к девушке — Маскарад закончен, присяжные заседатели все в сборе, и посему, красавица, видимо пришёл черёд цивилизованно поговорить?

Его вальяжность, циничная манера разговора, его брутальность, которая буквально зашкаливала, заворожили Марию: вот его руки, так рьяно и по мужски прижавшие её к стенке во время допроса, сильные, волевые, держащие ствол и её одновременно, его толчки, жёсткие, грубые, но дарящие сладкое ощущение силы, его губы, койи касались её властно, но нежно, Королёва в бессилии прикрыла веки.

Взгляд Альберта был прикован к её приоткрытым влажным губам — Как ты считаешь, девочка?

Проститутка усмехнулась — А до этого мы не в рамках цивилизации разговаривали, по первобытному?

Нуриева такими разговорами было не смутить, он протянул к её лицу руку, она не отпрянула. Внешней стороной ладони дотронулся до виска, провёл нежно по скуле и спустился к губам, коснулся их указательным пальцем, Мария замерла — Что, понравилось, малышка? — он произнёс это тихо, почти шопотом, с лёгкой сексуальной хрипотцой — Не гони, это был не последний раз!

Она рассказала ему всё, от самого начала и до самого конца: пароли, номера и хозяев машин, место сделки и даже нумерацию контейнеров в речном порту. В её сотовом обнаружился даже кусочек скрытой видеосьёмки, где Сухрай-кадий обговаривает последние детали сделки. Шесть тонн белой смерти, завуалированной под мешки с перцем и тмином, дабы сбить с толку науськанных служебных собак на границе. Всё сказанное ею была правда, голая, жёсткая, ценой не в один миллион долларов.

Лоб Альберта вспотел, времени оставалось меньше суток — Мария? — Нуриев положил ладонь ей на колено, слегка сжав коленную чашечку — Я работаю с наркотой не первый год и чтобы мимо меня проплыло шесть тонн героина? Это немыслимо, но я прислушиваюсь так же к внутреннему голосу, к интуиции, и она говорит мне, что ты не лжёшь! — девушка внимательно слушала, не отрываясь, глядя в его бездонные, фисташковые глаза, место от его ладони горело, храня ещё тепло вездесущей длани, внутри всё тряслось — Но?! — Альберт сделал паузу — Ты так же и должна понимать всю серьёзность и значимость твоих слов, ведь так? — Мария кивнула, завороженно глядя на его губы — Очень хорошо! — подполковник напряжённо следил за её выражением лица, ища подоплёку или хотя бы намёк на ложь, но проститутка была тверда, лицо девушки было спокойно и светло, если не учитывать мешков под глазами и небольшого рассечения на скуле — Это радует, что ты осознаёшь, какие я подниму сейчас силы и каков будет колоссальный объём работы спец-служб и служб в целом, и мне не нужно объяснять тебе, что я сделаю с тобой, если всё сказанное окажется лажей, я прав?

Усмехнувшись, Мария вскинула голову, стойко выдержав его, преисполненный ледяного спокойствия, взгляд — Прав, Альберт Айдарович! Скоро, очень скоро ты научишься доверять мне, и будешь понимать меня с полувзгляда, с полуслова. Я сказала тебе правду, больше мне пока нечего добавить!

Нуриев поманил Королёву пальцем, и когда она приблизилась к нему, коснулся кончиком носа её скулы, плавно пробежался губами по щеке и едва слышно выдохнул в ухо — Ну вот и умничка! Люблю, знаешь ли, когда отношения начинаются по доброму, миролюбиво, а не с физического насилия и угроз, особенно в адрес женщины, да ещё такой красивой. Не эстетично это, Мария Вячеславовна, не хорошо!

От его шопота по спине пробежались мурашки, сладкая истома закралась в самое нутро, растворилась, рассыпалась, волной накрывая с головой, девушка вздрогнула.

Альберт, чувствуя победу, похлопал Марию по колену — А теперь давай свой сотовый, крошка, да погнали!

— Куда?

— Ну-у, не смеши меня! Не думаешь же ты, что я вот так вот запросто, сейчас, отпущу тебя? — ключ в замке зажигания повернулся, мотор взревел — Когда намечается такое серьёзное мероприятие, целая масштабная операция? Мы поедем сейчас ко мне домой, где я оставлю тебя под бдительным надзором моего коллеги, особенно до финала, а там разберёмся, как нам дальше поступить, Алла бирса!

Мария протянула Альберту телефон — А жена не заругает?

Нуриев криво усмехнулся — По мне похоже, что я женат?

Дерзко, но игриво Мария ответила — Сильно сомневаюсь, что такого красавчика уже не прибрали к рукам?!

Кроссовер выехал на трассу, шелестя гравием под колёсами. На небе, тёмном, иссиня-чёрном, занимался далёкой пеленой рассвет.

— Права выбора всегда за мной, детка! — Нуриев подмигнул, не сводя глаз с зеркала дальнего вида, где так хорошо виднелась Мария — Особенно это касается женщин, а желания окольцевать безымянный палец у меня пока не возникало, увы!

По дороге к дому Альберта, Миха вызвал с отдела Имагина, и когда джип подполковника подъехал к воротам, там стояла уже «десятка» опера. Мужчины вышли, поздоровались, Нуриев вкрадце накидал невозмутимому Валере суть дела, опер пожал плечами — А ты не думал, что фура с Дербента — подставная кукла, слишком масштабно?

Альберт посмотрел в сторону Марии, которая сидела в салоне не шелохнувшись — Не та ситуация была, чтобы она мне «куклу» подставляла. Обычно на грани людям свойственно вываливать правду, нежели врать, если они не совсем уж дураки! Я думаю, Валер, тема это, и тема стопроцентная.

— Моя задача в чём заключается?

— Держи ключи от ворот и от дома, сиди с ней и глаз с неё не спускай. Пусть что хочет делает, жрёт, пьёт, телик смотрит, но к телефону ни-ни! Чтоб ни одного звонка не сделала!

— Понял, будь спокоен!

— Мы помчались, Валер, сам понимаешь, и если Петрович будет звонить, не бери!

— Я на дежурстве! — пожал плечами Имагин — Сам отмажешь тогда меня, не вопрос.

— Ок! — Альберт открыл заднюю дверь джипа — Выходи, Мариш, и садись в машину к Валере.

Девушка вылезла из салона и любопытно окинула взглядом высоченный каменный забор — Ты живёшь здесь?

Нуриев усмехнулся — Что, непохоже?

— Нет, почему? — проститутка смутилась — Просто люди, работающие в полиции, обычно не живут в таких особняках. Это не мои слова, это статистика!

— А я особенный! — Альберт подтолкнул Марию к «десятке» — Иди! Разрешаю пить, есть, спать, можешь расценить это, как выходной!

Мария усмехнулась — Ну-ну, а приставать ко мне твоя «шестёрка» не будет?

— А надо?

— Нет!

— Ну и замётано, чего тебе бояться, трахаться ты будешь только со мной, устраивает такая перспектива?

— Более чем! — мило улыбнулась девушка — Это я как-нибудь переживу! Когда ворота за Валерой закрылись, подполковник прыгнул с Михой в кроссовер, достал сотовый — Ну, дружище, с богом!

Трубку долго не брали, через несколько минут на том конце провода всё таки послышался сонный голос Орлова — Да, слушаю?

— Просыпайся, шеф, поднимай свою попочку и дуй срочником в отдел, дело не на один миллион баксов!

— Альберт, ты пьян? — Герман Петрович явно был не в духе — Ты на время смотрел, нет ещё и четырёх?

— Кто рано встаёт — тому бог подаёт! — Нуриев нетерпеливо закурил, спустив до упора водительское стекло — Я трезв, Герман, как стекло, поднимайся, говорю, к нам едет шесть тонн «герыча» с Дербента. Ориентировочно к полуночи две фуры прибудут в порт, значит они уже часов двенадцать в пути?!

Сон начальника как рукой сняло, Орлов мгновенно вскочил с постели — Альберт, я не ослышался, шесть тонн?

— Ага! — Нуриев зевнул — Подтягивайся, будем бить в колокольный набат.

Еду! — он бросил это уже на ходу, ища глазами брюки и рубашку — Уже еду!

Миха криво ухмыльнулся — Что, тряхануло шефа, не по-детски?

— А то! — цыкнул подполковник — Такой куш Петровичу и не снился!

Войдя в кабинет, Альберт поднял на уши всех: опера, операторы связи, команда спецов «альфа», таможня и все блок-посты от Волгограда до Москвы зашевелились, будто улей. К восьми часам утра на столе Германа Петровича лежало всё: полномасштабные распечатки всех входящих и исходящих звонков с абонента Резвана Кушанашвилли и Сухрая Мамедова, были получены ордера на прослушку данных абонентов и их аресты, в речном порту установили несколько видеокамер в районе озвученных Марией контейнеров. В девять пятнадцать на абонент грузина поступил звонок от Сухрая.

Нуриев победно щёлкнул пальцами — Есть, Герман, информация подтвердилась!

— Привет, дорогой! — послышался низкий голос с хрипотцой из включенных динамиков прослушивающего устройства — Надеюсь в столице погода хорошая?

— Не то слово, друг! — монотонно ответил Кушанашвилли — Тебя жду, дорогой гость, надеюсь ты с доброй вестью?

— Да, мы в пути, как и договаривались, подарки будут у тебя к полуночи. — Очень хорошо! — отозвался Резван — Не будем тогда засорять эфир, позже созвонимся!

— Добро! — процедил Мамедов и отключился.

Герман Петрович повернулся к Нуриеву — Командовать парадом будешь ты?

— Естественно! — хмыкнул Альберт — Никому другому и в жизнь не доверю!

— Даже мне? — усмехнулся Орлов, изначально зная, что командование операцией Альберт не уступит.

Подполковник закурил, смакуя «парламент» с чёрным крепким кофе — Не царское это дело, Герман Петрович, по грязным портам со стволами лазить, держи лучше руку на стратегической кнопке! От Дербента до столицы тысяча девятьсот шестьдясят восемь километров по трассе, путь по прямой составляет где-то тридцать два с половиной часа, прибавим перекуры, перекусы и блок-посты, треть дороги значит они точно пропилили, теперь остаётся только ждать. Двое моих взяли на прицел грузина, если куда он и двинется, то только под бдительным оком всесильного наркоконтроля!

— Скучаешь по Чечне, душа просит праздника, войны?

Подполковник криво усмехнулся, вспоминая годы, проведённые с отцом в Аргунском ущелье, и дислокацию их долгую, в Урус-Мартане и Шали — Да, по настоящим бандитам соскучился, террористы и контрабандисты поинтересней единичных наркош будут, там хоть разойтись можно, пострелять!

— Ты вернулся в Москву сам!

— Не сыпь на рану соль и так тошно.

Простить смерти отца с матерью, подорванных на тротиловой закладке, он не мог, хоть и прошло шесть долгих, мучительных лет. Вначале он остервенело шёл на плановые зачистки, бился на передовой, не жалея ни сил, ни здоровья, а потом остыл, внезапно, запросто, словно перелистнул очередную тяжёлую страницу жизни и пошёл дальше. Вернулся в Москву, в отдел госнаркоконтроля, и начал борьбу вновь, только уже по другой тактике и по другим правилам.

Махнув рукой, Альберт кивнул в сторону своего кабинета — Пойду, прилягу на часик, если что, пинай.

Орлов не возражал, зам выкладывался по полной.

Затворив за собой дверь, силовик лёг на диван, веки налились свинцом, начали слипаться, но Берт всё же нашёл в себе силы позвонить Имагину — Валер?

— Да?

— Как дела?

Валера, впрочем как и всегда, был невозмутим — Нормально, Альберт Айдарович, а как у вас?

— А у нас в квартире газ! — съёрничал Нуриев, от досады вскочив с дивана и прикурив сигарету — Чем Королёва занята?

— Приняла душ, сейчас спит, мне пришлось дать ей твою рубашку, Альберт.

Подполковник ухмыльнулся — А сон её ты бдишь в моей кровати или вне её?

Имагин на провокацию не поддался — На это дело, начальник, у меня есть супруга, а случайными половыми связями я не увлекаюсь!

Альберт сморщил нос — Фу, какой ты скучный, ей богу! Ладно, если что, звони, правильный ты мой — Валерий отключился, подполковник плавно принял горизонтальное положение — Дурак! — пробормотал Альберт — Ей богу, сухарь! — глаза силовика закрылись, как ни крути, а три бессонные ночи давали о себе знать.

Орлов разбудил зама в полдень — Выспался?

— Ага! — Альберт протёр глаза и встал — Ты хоть сам прилёг?

Герман Петрович кивнул — Поспал малость, может сходим, пообедаем?

Нуриев хищно сощурился — Ты лучше сразу спроси у меня, откуда информация, а пообедать мы обязательно сходим.

Полковник прикусил язык, проницательности Нуриева не было предела — Хорошо! — капитулировал Орлов — Спрашиваю, откуда такая откровенная информация на готовом блюде с золотой каёмкой?

— Блюдо тебе будет, когда товар задержим, а сейчас всё вилами на воде писано.

— Боишься сглазить?

— Я не суеверный! — Альберт умыл лицо и начал тщательно бриться — Если поступает наводка, то я сперва обмозговываю её, а только потом выношу на предложение. Нынешний источник я назвать не могу, да и какая разница, если сделаем дело? Мои люди — это мои люди, их имена тебе ничего не дадут.

Со сказанным поспорить было трудно, Герман хмыкнул, немного с завистью наблюдая за вездесущим своим замом. И как у него так всегда получается? Орлов следил за идеально-точными движениями руки, вверх-вниз, чуть левее, на сорок пять градусов, и снова вниз… всё знать? Знать, делать, и всё одновременно, слаженно, будто швейцарский часовой механизм? Фортуна? Удача? Вхожесть в блатной мир или просто патологически — больное знание своего дела, как?

— Ты так скоро влюбишься в меня! — усмехнулся уголком рта подполковник — Смотришь, как зардевшаяся девственница!

— Альберт Айдарович, ну знаешь ли? — вспыхнул Орлов — Сравнения у тебя.

— Знаю, Герман Петрович! — Нуриев опустил на плечо полковника тяжёлую ладонь — И у меня проколы бывают, не всё всегда сладко да гладко.

— Супруга Ежова в глубоком шоке! — сменил тему Орлов — Про присутствие женщины я, естественно, не упомянул.

— Надо думать, не простила бы старика до смерти. Я заеду к ней перед похоронами, утешу.

— Кто бы мог подумать, что ты снизойдёшь до сантиментов?

— Он был волевым, знающим своё дело, человеком. Он заменил мне отца!

— Прости, я не имел ввиду что-то плохое.

— Проехали, Герман, пусть земля ему будет пухом.

— Если не огненным адским покрывалом! — подумал Орлов, зная всю радикальность и изощрённость «ивановских» методов.

Весенний вечер подполз незаметно, окутав очертания города сетью многочисленных иллюминарных подсветок и фонарей, но речной порт жил своей, отдельной жизнью, будто отделившаяся от союза суверенная резервация. Остовы кораблей, в мрачном своём обрамлении бездвижия, напоминали чудовищных гигантов, носом уткнувшихся в фундамент пристани. Шум ветра, шлейфом обволакивающий всю тишь и гладь зеркального покрова Москвы-реки. Здания, постройки, пристройки различного калибра и происхождения, списанные со счетов экс-суда и огромный лабиринт торговых, сданных в аренду, контейнеров. И темень, почти полная, густая, ровно предвестник надвигающегося с Кавказа торнадо.

Альберт развернул в салоне карту, ребята со спецназа воодушевились — Что, командир, повоюем?

— Да, задача у нас не из лёгких. Короче, периметр доков немаленький, работаем почти вслепую.

— Не в первой! — хмыкнул двухметровый верзила в чёрной, с прорезями, шапочке-маске — Ориентировочно в «мазах» восемь человек: двое водил, пять дагеров и одна баба. Видок у неё, скажу тебе, не аховый — хиджаб на весь фейс, ряса до пола и тяжёлый рюкзак, смахивает на шахидку.

Альберт озабоченно потёр лоб — Как прошла границу и посты в таком прикиде, ума не приложу?

— Созвонились с последним КПП с Нижнего, говорят до Горховца в кабине находилась русская, лет сорока-сорока двух, безо всяких намёков на экстремизм.

— Куда делась?

— Немогём знать! — усмехнулся спецназовец — Накроем, получим ответы на вопросы.

Альберт тревожно закурил — Периметр весь оцеплен?

— Да, на мероприятие задействован «спецназ» и «альфа». Сорок нас, Альберт Айдарович, не подкачаем.

— Ребят, да я и не сомневался! — вздохнул Нуриев — Вы бы, да и подкачали, а ордера на всё получены?

— Ага, Миша привёз, да Герман Петрович посодействовал. Потёмкин в шоке был, аж второй подбородок затрясся.

Альберт улыбнулся, визуализировав перед собой весьма обьёмный образ федерального судьи Потёмкина — метр, метр, метр, где талию будем делать? — На то он и судья! — резонно выдал подполковник — Не хер спать, а то жиром вообще заплывёт, мантию расшивать придётся.

Силовики рассмеялись, у Нуриева зазвонил телефон. Влажными, от волнения, ладонями он нажал на экран.

— Альберт?! — чётко, безо всяких предисловий, отчеканили на том конце провода — Две фуры, Елена 344 Александр, Захар, девяносто пятый и Владимир 742 Иван, Николай, тоже девяносто пятый, пересекли вьездную отметку, впереди них «Land Rover» Ольга 777 Дмитрий, того же региона, движутся по направлению к вам, встречай!

Нуриев поблагодорить не успел, абонент отключился. Альберт хлопнул в ладони — Ребята, пора!

Стрелка часов двигалась медленно, словно умерла, 0—25, 0—26, 0—27, полночь — двадцать восемь, двадцать девять. В конце контейнерного лабиринта показались включённые фары, за ними другие.

Альберт опустил на лицо маску, взялся за рацию — Пятьсот сорок второй пятьсот сорок первому, приём?

— Пятьсот сорок первый слушает!

— Полная боевая готовность, но без моей команды ни шагу. Штурм будет после прибытия покупателя. К пристани подъехала «газель» и джип Кушанашвилли, ждём!

Нуриев взял бинокль ночного видения и направил его в точку соприкосновения. «Фуры» остановились в аккурат перед цепью резвановских контейнеров, дальний свет фар давал возможность зрить во тьме полномасштабно.

Потянулись мучительные секунды, зловещая тишина звенела в ушах, стучала в виски гулкими, глухими ударами, напряжение зашкаливало…

Альберт оставался до неприличия спокоен и невозмутим — сказывалась отцовская закалка и многочисленные чеченские зачистки. Тогда они с группой могли пролежать в засаде не один и не два часа, оставаясь в полном недвижии и безмолвии.

«Фольцваген» Резвана въехал на пятачок, за ним заглушила мотор «газель». Зрачки Нуриева сузились, весь подполковник являл собой собранность и сосредоточенность. Кушанашвилли вышел первым, за ним выстроились двое в кожанках, бока которых недвусмысленно оттопыривались. Из салона «газели» не вышел никто. Резван махнул первой «фуре», дверь открылась и на землю спрыгнул высокий жилистый мужчина.

— Сухрай! — отметил про себя Альберт, внимательно изучая атмосферу обстановки — Как пить дать, он!

Подельники поздоровались, потекла непринуждённая беседа, сердце подполковника учащённо забилось. Через десять минут с «Land Rovera» вышли двое, двое водил в фурах и женщина, остались на местах. Пятеро дагестанцев сняли пломбу с задних дверей «маза». К ногам Кушанашвилли упали три пятидесятикилограммовых мешка, один из «чёрных» вспорол бочину плотно упакованного тюка. Резван наклонился, вынул из кармана выкидной армейский нож. Подцепив кончиком горсть «белого» понюхал его и смачно слизнул. Воцарилась гробовая тишина, указательный палец Альберта лёг на курок…

Кушанашвилли удовлетворённо крякнул — Люблю, Сухрай, когда учитываются пожелания клиента, три девятки?

Мамедов пожал плечами — Твои деньги, мой товар. Естественно, я учёл твои предпочтения, друг, как же иначе?

— Я тоже порадую тебя, юмарт-абзый (добрый дядя) — Резван махнул своим из «газели» — Тоже отмытые, из саратовского банка.

К ногам кадия плюхнулся плотно упакованный полиэтиленовый пакет. И дураку было ясно — упаковка набита наисвижайшими изображениями президента Линкольна. Сухрай кивнул своим, двое дагестанцев вытащили из «газели» ещё три, хаотично выбранные, упаковки. Начинка Мамедова порадовала — баксы улыбались ему во все тридцать два. Ещё одно крепкое рукопожатие скрепило сделку, Нуриев дал команду — Фас!

За тридцать секунд было сделано практически всё: включились на полную прожектора, голос в громкоговоритель обьявил: — Всем оставаться на своих местах, периметр оцеплен! — автопокрышки бандитов прошились не одной автоматной очередью, псы спецназа рванулись в бой, началась паника.

Альберт Айдарович вышел из темноты, его серьёзный образ главаря говорил сам за себя: камуфляж, армейские берцы, чёрная эластичная маска на лице с узкими, почти скрытыми, прорезями для глаз, в правой руке ствол, на спускавом механизме которого чётко зафиксирован указательный палец, куртка камуфляжного костюма слегка топорщится из-за одетого на тело бронежилета.

Среди хаоса и суеты его ровный, но безопелляционный голос прозвучал как приговор — Минуточку внимания, господа бизнесмены, много времени я не займу!

Девять действующих персон стрелки ошарашенно оглянулись. Двое водителей даже не дёрнулись, а женщина, сидящая в хиджабе, взялась крепко за ручку двери. Кабина, где сидела она и водитель, наполнилась грязными, едва правда слышными, ругательствами, среди которых — Шайтан! — было коронное.

Альберт, осторожно делающий шаги к Сухраю, отметил про себя, что кадий вооружен и огнестрельное оружие находится у него за поясом. Кушанашвилли пуст, хотя нет, старый чурка сам мараться бы не стал, двое верзил сзади него стоят с пушками на фоксе. Пять дагестанцев тоже не пустые, но чтобы добраться до кобуры потребуются доли секунды, а их у придворных наркобарона нет.

Вперёд выступил Резван, тут же на его лбу нарисовалась маленькая, ярко-красная точка, которая медленно, но уверенно сползла к сердцу. Второго шага по направлению к Нуриеву Кушанашвилли не сделал.

Пыл его остыл, тон, так и не набрав нужные децибелы, убавился — Ты кто, начальник? — он сказал это сдержанно, абсолютно не зная, как себя вести и что делать в сложившейся, совершенно абсурдной ситуации — И где Иван?

Альберт вздрогнул, ситуация принимала неприятный оборот — Сейчас для тебя я бог и без Ивана, и резких движений, таких как, например, падение на колени, делать не нужно!

— Это что, розыгрыш? — рассмеялся Резван — Ты кто вообще, и ряженные твои, сюрприз от Ежова что ли?

Кушанашвилли вполоборота оглянулся на своих и сглотнул тяжёлый удручающий ком. Ведь сейчас, если это правда, а не розыгрыш, ему не дадут даже подумать об адвокате, а шесть тонн отборного порошка просто напросто сотрут его добропорядочную персону в порошок.

Нуриев подошёл вплотную к Кушанашвилли, оглядел его с ног до головы, чуть склонив иронично голову — Сдал тебя Ежов, с потрохами, и я не в том положении, чтобы чего-нибудь тебе предлагать, приоритет на моей стороне! Периметр доков оцеплен, Резван, сорок бойцов спецназа ждут моей команды, ребята соскучились по войне, хотят крови, а мне просто нужно чтобы вся ваша дружная компашка сложила на землю оружие и сдалась добровольно. Только после этого мы сможем прийти к консенсусу!

— А если нет? — он не хотел, трусил и трясся, осознав наконец-то, что попал в беду, реально, без шуток, но всё же дерзнул — Что будет?

— Логичный вопрос! — согласился Альберт Айдарович — Сразу видно бизнес-хватку. Хорошо, я отвечу тебе честно, без б! Я, как замначальника всего московского госнаркоконтроля, дам команду стрелять на поражение, дабы не возиться потом с кипой бумажной волокиты. Оставлю в живых пару-тройку захудалых «шестёрок», которые после моего неуставного допроса расскажут всё. Твои баксы я оставлю себе, а шесть тонн «белого» сдам на уничтожение, за что мне пожмёт руку мэр города, мой шеф и министр МВД, а вас, жмуриков, очевидно забирут родные и близкие, которые тоже попадут в моё поле зрения, и с них живых я не слезу, поверь!

— Ты радикал! — ахнул грузин — Это перегибает всякую палку закона, так не бывает, на дворе двадцать первый век!?

— А мне плевать! — усмехнулся Альберт — На закон и на вас, у меня своя методика работы с молодёжью.

Кушанашвилли понял, что из двух зол нужно выбрать меньшую. Кивнув своим, бизнесмен первым вынул из-за пояса ствол, который Нуриев так и не заметил.

Альберт кивнул на землю — Аккуратненько кладём пугачи на асфальт и падаем мордами в пол. Руки за спину и не единого лишнего движения! — один «парабеллум» и два «ТТ» легли в ровненькую линию, Берт отшвырнул ногой пистолеты в сторону — Пошёл следующий противоборствующий клан! — подполковник шагнул к застывшему Сухраю — А-а, вот ты какой, северный олень, Сухрай Мамедов, ну, что молчишь, не ожидал?

Дагестанец зло прищурился, плотно сжав губы и кулаки. Кадий обдумывал, как ему поступить лучше — завалить мента, а потом попробовать скрыться, или скрыться сразу, без крови, ибо речи о капитуляции и быть не может. Сухрай решил бежать — медленно обернувшись на жену, сидящую в кабине «маза», он едва уловимо кивнул. Женщина неслышно повернула ручку, дверь кабины приоткрылась — дальше всё напоминало остросюжетные кадры из сводки «криминальный вестник с линии огня».

Мамедов грохнулся на колени и заголосил, подняв ладони к ночному небу — О-о, командир! О-о, горе мне, беременная жена у меня, Аллахом заклинаю, пощади, отпусти, начальник?

Альберт по инерции сделал шаг назад, ситуация координально изменилась, вся манипуляция, сотворённая Сухраем, была провокация — он знал это не понаслышке, жаль, понял это слишком поздно. В небо взмыла сигнальная ракета, взгляды присутствующих устремились вверх, Мамедов рванул в сторону контейнеров.

— Стоять! — крик Альберта разорвал тишину, перед подполковником возникла фигура женщины: чёрный хиджаб, полностью скрывающий лицо, длинный, идентичного цвета, балахон, а поверх него пояс шахидки.

В правой руке безумного создания граната, самая настоящая РГД, с выдернутым, но зафиксированным пальцем, кольцом — Забудь его! — голос её был чист и без акцента — Поговори лучше со мной, но вежливо!

Альберт тряхнул головой, понимая, что теряет контроль над ситуацией. Уходит Мамедов — это самая важная деталь, допустить этого нельзя! Нуриев сосредоточился на тротилловой обмотке вокруг пояса террористки — вспомнился отец, походы вместе с ним на операции, его нравоучения: два жёлтых провода, голубой, белый и красный. Нет, должно быть наоборот, два голубых, идущих к самой капсуле, слева белый, справа красный, а жёлтый посередине, пропущенный через таймер, подсоединённый к механизму.

— Чёрт, это «кукла», муляж, спецотводка для несведущих зелёных дураков, а вот «лимонка», да-а! — силовик без слов пошёл на женщину.

— Не подходи, я взорву всё! — жена Сухрая крикнула это так громко, что эхо её прокатилось гулом по старым докам и растаяло в напряжённом, пахнущим кровью, воздухе.

— Валяй! — Альберт резко шагнул к ней, переложил «макаров» в левую руку, а правой, сжав её донельзя, ударил шахидку в лицо.

Жена Сухрая покачнулась, подполковник ударил ещё раз, в грудную клетку. Мамедова начала падать, граната выпала из ладони и покатилась по асфальту. Молниеносный третий удар пришёлся в область головы, ногой, а точнее носком кирзового армейского ботинка.

Больше Альберт ничего не слышал, рысью прыгнув к гранате, схватил боеприпас и прижал пальцем место выдернутого кольца. На всё про всё едва ли ушла секунда, оглянулся, в поле зрения попали свои ребята, которые укладывали на землю «чёрных» воротил.

— Эй?! — крикнул Нуриев — Один, ко мне, быстро!

От толпы отделился боец с «альфы» — Да, Берт, говори?

— Держи, вот так! — подполковник сунул бойцу гранату — Палец не убирай, слава богу, четыре секунды не прошло, значит не взорвётся, а я сейчас!

Камуфляж застыл, ни на йоту не дрогнув, лишь кивнул, Альберт рванул в лабиринт контейнеров за Мамедовым. Расстояние между ними стало стремительно сокращаться.

— Сухрай! — Нуриев видел только его спину и голову, куда предстояло попасть в яблочко — Мамедов, тебе не уйти, длина коридора шестьсот метров, ни слева ни справа лазеек нет, в конце трое моих ребят, сдавайся! — Альберт сделал предупредительный выстрел в воздух — Ну, иначе тебя снимут всё равно!

— Иди к чёрту, шайтан! — едва услышал ответ подполковник — Сдохни сам!

Берт прибавил скорости, но услышав выстрел, пригнулся. Рядом, буквально возле уха, пролетел «шмель», задев своим жгучим брюшком скулу.

Подполковник тряхнул головой, чувствуя, как по правой щеке потекла горячая струйка — С-сука! Я-ж с тобой в игры играть не намерен! — зло процедил сквозь зубы Альберт, чуть присев на правое, согнутое под девяносто градусов, колено, прицелился, вытянув обе руки, и выстрелил. Впереди, метрах в стах, мелькала спина кадия, но один ещё шаг, второй, и, спринтер дёрнулся и повалился на землю.

Нуриев выстрелил ещё два раза и выдохнул — Снял!

Быстрыми шагами Альберт Айдарович преодолел разделявшее их расстояние. Мамедов лежал на земле, лицом вниз, широко распластав руки, но не выпустив из правой ладони холодной рукоятки «ТТ». Тюбетейка слетела с бритой, отливающей синевой, головы, подполковник вытащил пистолет из рук дагестанца и отшвырнул в сторону. Ухватив Мамедова за шиворот, Альберт приподнял его и перевернул на спину. Наркобарон был ещё жив, хотя в области грудной клетки, на белой, обтягивающей футболке, уже расплывались три алых пятна.

— Два в лёгкое, одно в поджелудочную! — отметил про себя Нуриев — Почти минута-две у него есть!

Сухрай открыл глаза, было тяжело, почти невозможно дышать, во рту пересохло, тело сковал неимоверный холод, который пробрался уже в кости, в жилы, в саму кровь. Он чувствовал, как коченеют его пальцы, кисти рук и немеет язык, но странно было одно — мысли, что это конец, не приходило.

— Что, я оказался лучшим стрелком, нежели ты? — Альберт присел перед кадием на корточки — Ну, Сухрай, скажи, не молчи, времени у тебя в обрез!

Дагестанец сглотнул тяжеленный удушливый ком — Кто? — голос его хрипел, вырываясь с гортани бренными отрывками некогда волевого, командирского приказа — Кто сдал меня, и если это не Иван, то кто этот пёс?

Нуриев усмехнулся — У тебя прострелено в двух местах лёгкое и желудок. Кровь, в течении минуты-двух заполонит собой всё, ты умрёшь, догоняешь, а всё равно спрашиваешь меня, Ежов ли сдал тебя или другой? Кстати, там, в преисподней, ты сможешь спросить его об этом лично!

— Сары ит! Шушенда хайван саны ашап, етсын! Ходарсез! (Псина! Гиены чтоб глодали твои кости, мусор! Неверный!)

Сухрай выдохнул это на одном дыхании, зло, откровенно, на родном горском наречии, но он не знал, что Альберт, побывав в таких горячих точках, как Шали, владеет ещё четырьмя языками, а дагестанский и тем паче, знает почти, как родной.

Ухмыльнувшись, подполковник ответил — Сан али кельсан мендорак, ат ялман, ушь юзь кайта шрисен сан, жирьда. Уль! (Пока они до меня доберутся, ты, чурка, триста раз сгниёшь в земле. Умри)

Мамедов вздрогнул, услышав родной язык, так чисто высказанный ему пожеланием, без акцента, без злости, безо всего, просто произнесённый, с чувством и от души.

Нуриев поднялся с корточек, улыбнулся, и наступил подошевой ботинка чеченцу на грудь, придавил, с наслаждением слушая, как из горла кадия вырываются хрипы — Уль! (Умри!) — Альберт давил на массу, причиняя жертве неимоверную, адскую боль — Уль! (Умри!)

Сухрай умирать не хотел, боролся, вспоминал про себя обрывки молитв, сур, аятов, но впомнить не мог. В голову лезли проклятья и обида, за самый свой ценный и коронный проигрыш, за жизнь.

Сделав над собой последнее усилие, Мамедов чуть приподнял голову, сверля силовика лютым звериным взглядом, сплюнул и процедил, сквозь стучащие от злости зубы — Сан али курмайсин, болларында. Жаннатка тушмайсы хатынын янап аля да ульмаз. Шуна быль! Сани азарлыем, сани и бетен санен хардашлярен! (Ты никогда не увидишь своих детей! Твоя жена сгорит в аду, так и не умерев! Помни об этом! Знай, я проклинаю тебя! Тебя и весь твой род!)

Нуриев рассмеялся, смех его прозвучал раскатом грома в зловещей беспечной тишине — Куанма, мен илянмаган. Аллах жазалайди, кеиь яна! Хазур уль! (Не обольщайся, я не женат. Аллах рассудит, кому, где и как сгореть, а сейчас умри!)

Подполковник, вложив в приподнятую правую ногу всю силу и ненависть против «чёрных», которая жила в нём будто панацея, со всего размаху опустил её на сердце Сухрая. Мамедов ахнул и застыл, в приоткрытых безжизненных глазах его стеклом застыла ненависть и боль.

Альберт сплюнул дагестанцу на лицо — Аллах акбар, сары ит! (Аллах велик, пёс!)

Ухватив Сухрая за щиколотку, Нуриев потащил его обратно, к месту сделки. Тело кадия было тяжёлым, но эта несущественная деталь вовсе не смущала Альберта Айдаровича, он вёз бандита по земле, как истинный, добытый трофей. Для, видавщего виды, силовика, презренный чеченец был очередным грузом двести, который встал временно на пути, но был вовремя ликвидирован. Двенадцать участников ночной стрелки лежали на земле, лицами вниз. Руки у задержанных были сцеплены за спинами наручниками.

Прям чёртова дюжина! — усмехнулся Альберт, брезгливо оттолкнув от себя тело Мамедова — Ну, есть ещё желающие поговорить подобным образом? — одиннадцать человек приподняли головы, двое даже не шелохнулись, Нуриев подошёл к молчавшим и пнул одного из них ботинком — Ты чо, глухой или особенный?

Кушанашвилли сдавленно произнёс, ибо лежал рядом с дагестанцем — Он мёртвый, он и тот, что лежит рядом с ним!

Альберт Айдарович наклонился к Резвану — А ты суфлёр их или тоже хочешь присоедениться к троице?

Грузин испуганно замотал головой — Нет! Нет, нет, нет, я просто пояснил причину их молчания.

— А-а?! — Нуриев саркастично похлопал Кушанашвилли по щеке — Жить хочешь, умирать рано, да, Резван?

— Да! — задержанный дрожал, едва попадая зубом на зуб — Я хочу жить, начальник, у меня семья!

Боковым зрением подполковник узрел со стороны лежащей на земле женщины шевеление, а после кто-то чихнул, зловещую тишину разорвал звук выстрела. Резван почувствовал, как по ляжкам потекла горячая, обильная струя. Альберт, в свою очередь, иронично, в присущей ему форме, сдул с кончика табельного пистолета едва заметную дымку, слицезрев, что на лбу одного из мордоворотов грузина навсегда запечатлелась маленькая, восьмимиллимитровая точка.

— Итого! — вздохнул силовик — Четвёртый жмур, так?

Подошёл Миха и аккуратно шепнул на ухо — Берт, ты чего, он не вооружён?!

Нуриев пожал плечами — Какая разница? Меньше бумажной волокиты, нехрен дёргаться, мои нервы на пределе, а это значит только одно, никаких лишних движений, ясно? — неподалёку, скорее всего за спинами собравшихся, глухо ухнуло, сработала сигнализация на машинах, Альберт тряхнул головой — Ну что ещё, твою мать, а?!

Михаил кивнул головой в сторону въезда — Да Потёмкин гранату твою выпустил на свободу, подальше от греха!

— А-а?! — силовик кивнул — Давно пора было, но да ладно, отвлеклись мы — и повернувшись к задержанным, продолжил — Всем ясно, что я с вами, с собаками, церемониться не собираюсь? — гробовая тишина резала слух, никто попадать под раздачу не желал — Не слышу! — силовик передёрнул затвор — Свинцовые шарики у меня для вас ещё есть, ну?!

Ночную тишину разорвал душераздирающий крик женщины — А-а, Сухрай, дорогой, вставай!

Жена Мамедова вскочила с земли и бросилась к телу кадия, бойцы «альфы» навели на женщину концы стволов.

Альберт поднял руку — Очухалась, тварь? Пусть, ребята, пусть посмотрит на то, что осталось от дорогого мужа, я иногда бываю снисходителен к последним пожеланиям слабого пола.

Схватив шахидку за руку, Нуриев сдёрнул с лица хиджаб, взору силовиков предстала русская женщина лет сорока — О-о, даже как?! — криво ухмыльнулся Нуриев — Подстилка Мамедова русская, не ожидал, что-ж, так давай-ка сразу и проверим наличие у дамочки беременности, как утверждал господин бизнесмен?

Вытащив с бокового кармана штанов армейский нож, подполковник шагнул к жертве — она не успела даже понять, как лезвие мастерски полоснуло ткань на спине и прошлось филигранно по боковому шву длинного, в пол, платья. Абайя рухнула на грязную землю мешком. На худом, бледном теле остались целыми только трусы, женщина заголосила, стыдливо прикрывая грудь, Берт круто развернулся и ударил несчастную ногой в живот.

— Что и требовалось доказать! — процедил он, сплёвывая на землю — У черножопых шакалов всегда так — баба, как громоотвод! Поднимайся, сука, я ещё не начинал!

На красивом пожалуй, но разбитом лице, в кровоподтёках и ссадинах, застыло непонятное выражение: брови, правильные, утончённые, взметнулись вверх, карие, брызжущие ненавистью, глаза метнули молнии, губы сжались в тонкую, упрямую линию, но она улыбалась — Что, шайтан, только и можешь над женщинами издеваться, ты к нам в долину приезжай, там тебя научат, как жить правильно, мусор. Таких, как ты, вырезают, как бешенных собак или в утробе морят, урод!

Сделав обезумевшей подсечку под колено, Альберт повалил Розу на землю. Не имея возможности вывернуть из железных браслетов руки, она всячески пыталась ударить его ногой, но тщетно. Нуриев вёз её за волосы, туго намотав кудрявую прядь на кулак. Женщина кричала так, что стаи прибрежных чаек и ворон, живущих в порту, взвились в небо, подняв несусветный птичий гвалт. Бойцы «альфы», «спецназа» и несколько оперов с отдела наркоты смотрели на малоприятное зрелище безлико — те и другие не раз побывали в горячих точках, на зачистках и операциях по освобождению заложников, и знали не по наслышке, что может вытворить исламист и бабы его при задержании, не говоря уже о бандах формирования…

— Сары ит! Ходарсез! (Псина, неверный!) — голосила женщина — Шуна быль, шуна, шуна! Уль, уль! (Я проклинаю тебя, проклинаю, умри, умри!) Альберт наклонился и приподнял голову вдовы, цепко глянул в глаза, не дрогнул от расплавленного жгучего гнева, усмехнулся и ударил Розу лбом об асфальт, из носа и рта женщины хлынула кровь.

— Заткнись, гиена! — процедил свозь зубы подполковник — Закрой свою поганую дыру, и только когда я разрешу, то отвечай, по русски! Или забыла, тварь, родное наречие? — швырнув женщину на тело мёртвого Мамедова, силовик обратился к лежащей толпе — Ну, может кто хочет заступиться за женщину, есть добровольцы?

Все молчали, одни с ужасом взирая на откровенное издевательство, другие с диким, неугасаемым желанием убить, но так или иначе слова в поддержу Мамедовой никто не произнёс.

— Сух-сухрай? — кровь и слёзы вдовы смешались, размазывая по лицу грязно-кровавую жижу — Сухрай, вставай, у нас дети, Сухрай?! Они ждут тебя, муж, слышишь? — в безумии, в полном, вырвавщимся наружу безумии, Роза истерично целовала восковое лицо трупа — Севгилим! (Любимый!) — Умоляю, прошу, встань!

Тело молчало, безвольно раскинув сжатые в предсмертной конвульсии руки. Глаза Сухрая так и остались открытыми, последний раз мёртво взирая на страдания жены. Альберт закурил, сострадания не было, лишь проснулось дикое желание забить, уничтожить тварь, как тогда, шесть лет назад, там, где разделения полов для войны не существовало.

— Миха? — позвал подполковник друга — Там, метрах в трёхстах, где я завалил его — Альберт небрежно кивнул на Мамедова — Ствол его, «ТТ», валяется. Подбери в вещдок, а я немножко ребятам премии отщипну, пока левые не подтянулись! — Михаил кивнул и направился в сторону длинной вереницы контейнеров.

Роза продолжала голосить — Жаним! Мен сини севамон! (Дорогой! Я люблю тебя!)

Альберту Айдаровичу спектакль надоел. Пнув вдову, он наклонился, сцепив пальцы на её затылке, рванул назад, сурово глядя на опухшее от слёз лицо — Сиямле шушенда, булды! (Чеченская гиена, хватит!)

Роза метилась ему в лицо, но промахнулась из-за разбитого, отёкшего глаза, смачный плевок пролетел мимо, шлёпнувшись на землю треклятой харкотиной — Шайтаны еклысын! Хадарсыз! (Защитник дьявола! Неверный!) Уль! (Умри!) — тяжело сглотнув, Роза перешла на русский — У тебя никогда не будет жены, которая вот так вот полюбит тебя! Ты никогда не увидишь своего ребёнка, и если даже у тебя родится шакал, то и подыхать он будет так же! Ты умоешься в собственной крови, похоронив самое ценное, и если не умрёшь, то жить будешь, как мертвец!

Он не помнил даже, когда и в какой момент, начал убивать её: удары посыпались на женщину градом, лицо Розы превратилось в одно сплошное, кровавое месиво. Она практически не уворачивалась, сжавшись на груди мужа в единый беспомощный комок, а он продолжал бить ногами, рукояткой пистолета, локтём и отцепленными с пояса наручниками.

— Дрянь! — зверь, проснувшийся в Альберте, рвал и метал — Ты знаешь, что я сделаю с тобой, знаешь? Ты, дьявольское отродье, смеешь ещё и проклинать меня? Не нравится тебе, что я шлёпнул ублюдка твоего, не нравится «ласка» моя?! А думаешь десяткам, сотням матерей нравилось, когда их сыновья и дочери дрянь твою хавали, да подыхали потом в подворотнях от передоза? Нравилось, думаешь, матери любой, когда дочь её единственная, члены сосала на панели за кропаль наркоты, нравилось? Нет! Вот и терпи тогда, любишь кататься, люби и саночки возить. Я не добью тебя специально, чтоб ты прочувствовала на себе все тяготы заключения, я засуну тебя в такую дыру, лет на двадцать пять без права на УДО, что ты охренеешь!

Роза молчала, безмолвно снося божью кару. Боль уже не чувствовалась, отступив на задний план по сравнению с потерей Сухрая. Ей, по сути, уже было всё равно.

Нуриев пришёл в себя только тогда, когда его держали двое, Миха и командир «альфы» Демид. Подполковник не сопротивлялся, просто дал себя оттащить, злость ушла, оставив в душе горечь и пустоту. Удовлетворить свою месть не получилось, силовик остыл, в одну секунду, в одно мгновенье. Четверо убитых, вот главное, и шесть тонн «белого», а всё остальное незначительные, маловажные детали.

— Всё, хорош! — Нуриев сбросил с себя держащие его руки — Всё, остыл я, в норме!

Демид протянул другу плоскую двухсотграммовую фляжку — На, плесни в горло, а то заржавеешь!

Альберт без слов хлебнул огненную жидкость, закурил, медленно стягивая с лица балаклаву. Со стороны реки подул утренний, освежающий бриз, правую скулу неприятно подёрнуло. Демид полез в карман и вытащил носовой платок, молча подал его Альберту.

— Что, задел? — Нуриев вытер лицо, платок насквозь пропитался кровью — С-сука, шакал недоделанный!

— Двое наших тоже ранены! — Демид присел рядом на корточки — У Кашапа навылет, а Серёга рикошетом отделался.

Бровь Альберта Айдаровича поползла вверх — Ладно хоть живы, а моя царапина ерунда, пройдёт. Скорую вызвали?

— Да, уже едет.

— Хорошо, и пока не понаехали сюда разные блатные да шерстяные деятели правоохранительных органов, раздербань по две упаковки «зелёных» на каждого, собери и увези мне домой пока, там Имагин. Как всё утрясётся, можете тратить!

Демид усмехнулся — Твоя щедрость не имеет границ, брат, спасибо!

— Да ладно тебе! — отмахнулся Альберт — Не первый раз работаем и не последний, дай бог, а сдавать такие неприличные горки доллалов государству, сам понимаешь, глупость! Всё равно раздербанят всё и рассуют по карманам.

Нуриев хлопнул друга по плечу, повернулся в сторону лежащего на земле Кушанашвилли — Ну что, Резван, поделишься с россиянами нажитым или всё сдадим государству, а?

Грузин поднял с земли голову, опера и спецы «альфы» вытаскивали с «газели» новенькие, отмытые доллары.

Задержанного перекосило, но он быстро взял себя в руки, жизнь была дороже — Конечно бери, начальник, бери сколько надо, не спрашивай! Бери, дорогой!

Альберт бросил короткий взгляд в сторону четы Мамедовых. Женщина лежала на Сухрае совершенно без движения, в скрюченной, изуродованной позе, напомнающей рано извлечённый недоношенный эмбрион.

Полковник брезгливо скривил губы — Миха? — крикнул силовик Идаева — Глянь, не сдохла ещё стерва, и если жива, то грузите эту погань в «соболь», думаю пора нашему дражайшему Петровичу отзвониться, нервничает, поди?

Оперативник наклонился над Розой и тронул слабо-пульсирующую жилку на сонной артерии — Жива, в нокауте только!

Альберт усмехнулся — Живучая, тварь, но и к лучшему это, грузи её и пристегнуть не забудь, мне вторичных сюрпризов не надо. Сними с неё обувь и трусы, обыщи по полной, каждый оставшийся шов, каждую щель, как хочешь это сделай, но сделай! Я точно должен знать, что в отдел к нам дамочка поступит без всяких завуалированных штучек, ты понял?!

Миха послушно кивнул, к Нуриеву подошёл Демид — Берт, отсчитал восемьдесят восемь упаковок, по две на рыло, я поехал тогда до тебя, а когда вернусь, тогда и звони Герману.

— Прихвати ещё две! — улыбнулся Альберт — Валерке, он сегодня дежурить должен был, но по моей личной просьбе находится у меня дома, потом объясню, ладно? Пацана обижать не надо, он, хоть и не на передовой, но тоже молодец!

Полномасштабный обыск начался, время перевалило за четыре утра. В небе забрезжил рассвет, разогнав густую чёрную пелену ночного тревожного небосвода. «Торнадо» с Кавказа так и не успел набрать силу и скорость, разбившись о неприступную скалу силовиков.

Ближе к шести, завидев вьезжающий автомобиль Демида, подполковник набрал номер Орлова — Любишь меня, начальник? — без предисловий ляпнул Альберт — Или предпочитаешь сначала пожурить? Герман Петрович, сидевший будто на пороховой бочке с зажжённым фитилем, осторожно поинтересовался — А реальнее что, первое или второе? — Ну-у, с какой стороны посмотреть?

— Не томи!

— На твоём блюде с золотой каёмкой шесть тонн белой гадости, плюс извлекаем со складов не одно наименование, ну а в довесок четыре по «двести» тебе, не наших!

Орлов прикрыл в нервном напряжении глаза, ловко-проведённая операция поражала своими колоссальными масштабами. Выявленная реальность была по сути нонсенсом — в Москве, в нынешнее время, когда контроль незаконных поставок наркотических средств усилен, и такое? Немыслимо!

— Победителей не судят! — выдохнул полковник — Моя любовь к тебе, Альберт Айдарович, безгранична! Это даже не обсуждается!

— Тогда можете приехать, шеф, да ребяток с собой прихвати, работы здесь ещё невпроворот!

Герман отключился, пытаясь спокойно уложить в голове итог оперативного мероприятия и когда группа из двенадцати человек подьехала к порту, Орлов от досады выматерился — на въезде толпилась целая орава голодных, жадных до сенсаций, журналистов, которых удерживала группа из нескольких ребят в камуфляжах — Дьвольщина, и откуда вынюхали уже, а, откуда?

«Фольцваген» Орлова остановился вплотную к жёлтой, оцепляющий вьезд, ленте. Толпа папарацци застыла в ожидании, мысленно Герман перекрестился, а после отворил дверь, волна «охотников за головами» хлынула к ногам — Без комментариев! — осадил силовик жаждующих — Безо всяких комментариев и точка!

Самая проворная сунула микрофон Герману под нос — Господин Орлов, Москва слышала выстрелы, и не один, прозвучал взрыв!? Как вы прокомментируете ситуацию, общественность желает знать?!

— Собака, а? — Герман крайне удивился — И фамилию мою заучила уже? — но глянув на ретивого ротвеллера, он лишь бесстрастно заявил — А вы, я так понимаю, представитель московской общественности, да?

Журналистка откровенной саркастичной издёвке не смутилась, выпятив нижнюю губу, она ближе шагнула к Орлову — Естественно, Герман Петрович, телеканал «Россия», криминальные вести!

Хотелось, ужасно хотелось её послать, но полковник сдержался — Передайте общественности, милочка, что причина их беспокойства уже ликвидирована!

Развернувшись, Герман быстро, широкими размашистыми шагами, пошёл прочь, стараясь как можно быстрее преодолеть опасную дистанцию. Многочисленных вопросов, жгущих спину, он уже не слышал.

На встречу вышел Альберт, Герман остановился, мгновенно отметив про себя, что зам пороху понюхал — на правой скуле багровый, будто от ожога, след с запекшейся чёрной кровью, камуфляжная куртка в кровоподтёках и ржавых пятнах, штаны забрызганы кровью полностью.

— Жив? — Орлов протянул Нуриеву руку, силовик крепко пожал ладонь.

— Ерунда, царапина! Главное — дело в шляпе, пошли, глянешь на улов, да на псов, что притащили эту хрень в столицу.

Зрелище предстало взору красочное: трое лежали на асфальте, лицом вниз, четвёртый, раскинув руки, будто на распятии, взирал в небо стеклянным безжизненным взглядом, в котором запечатлелся весь ужас его последней ночи фиаско.

— Мамедов? — Герман кивнул на лежащего дагестанца.

— Он самый! — подтвердил Альберт — Красавец, правда?

Орлов недоумённо перевёл взгляд на заместителя, Нуриев криво усмехнулся — Особенно сейчас, с тремя дырочками в пузе и полным отсутствием желания покурить?

От чёрного юмора полковника передёрнуло, хотя менталитет и сущность Берта Герман знал не понаслышке — абсолютная, идентично-воспроизведённая школа Ежова, одним словом НКВД. Мужчины отошли, Нуриев закурил сигарету.

— Какая по счёту? — участливо поинтересовался Орлов — Что-то ты в последнее время зачастил!

Две глубокие затяжки и клуб сизого дыма рассеялся Герману в лицо, глаза Альберта смеялись — Зачастишь тут, начальник, а сигарету не докурить, как бабу не д… ть, сам знаешь!

— Понял! — Герман Петрович сориентировался быстро, перегибать палку вовсе не хотелось, хотя наглость Нуриева порой зашкаливала — Проехали, кури на здоровье, сколько влезет!

Спирт, не так давно осушенный с Демидовской фляжки, дал о себе знать, Альберта поволокло на «бездорожье».

Взяв начальника за руку, он повёл Германа к задержанным — Па-па? — щенячьими глазами силовик впился в Орлова — Спасибо тебе, что в столь раннем возрасте ты позволил мне великодушно покурить! Благодарю, отец! — Альберт полез обниматься, повиснув на полковнике — Папа, ты бог, спаситель!

— Дурак! — удивился Орлов — Прекрати паясничать, люди смотрят, Берт?!

И в самом деле, бойцы с «альфы» и «спецназа» кивали в их сторону и улыбались. Альберта там воспринимали как своего, зная и юмор его, жёсткий, и радикализм, и стопроцентное держание командирского слова, иными словами Нуриев был свой в доску.

В долю секунды Альберт сменил ироничный облик на весьма серьёзный благоразумный тон — Герман Петрович, вот, полюбуйся! — мешки с «мазов» доставались и распаковывались, килограмм на тридцать, не меньше, внутри которых, в смеси перца и тмина находились запаянные кули с героином — Чего удумали, чурки, а? И прошли таким макаром не один десяток постов, как тебе такое?

Полковник чихнул, прикрывая нос ладонью — Ни хрена себе, складик! Это же Москву всю потравить можно?

Альберт беспечно пожал плечами — А он и травил, он и чурка этот, недоделанный, которого шлёпнул я, Мамедов!

— Наши все целы?

— Двое ранены, одно навылет, у второго срикошетило.

— Не считая тебя, да? — усмехнулся Орлов — Чем это задело?

— Я не в счёт, детская царапина! — отмахнулся Альберт — На мне, как на собаке!

— Девица Мамедова где? — оглянулся Орлов — Что-то не наблюдаю среди кутерьмы женщины?

Альберт зло прищурился, сплюнул — Женщины? Я тебя умоляю, выражайся правильно! Не женщина, а гиена, тварина последняя, в поясе шахидки, представляешь, припёрлась сюда, с гранатой. Мужа, твою мать, сопровождала в командировке.

— И где она? — поинтересовался полковник — Ты её того что ли, тоже? — Герман провёл ребром ладони по горлу — Оприходовал?

Нуриев мотнул головой к стоящей неподалёку «газели» — Вон, в машине валяется, горит желанием дать весьма правдивые и обстоятельные показания по делу, дабы поспособствовать своему долгому и трудному пути к условно-досрочному освобождению.

— Террористам УДО заказано, ты знаешь об этом!

— Так она сейчас закосит под бедную, несчастную, многодетную мать, которая под угрозой жизни возила порошок в столицу. Скажет, что Мамедов угрожал ей, прессовал и всё, баста карапузики, отсидит десяточку и опять в горы, мак растить, да шарики катать?!

— Не закосит, не бойся, шанса на помилование у неё нет!

— Ну-у, если ты сказал, то ладно, этим и утешусь!

Задержанных начали грузить в спецмашины и увозить в здание наркоконтроля, часы показывали восемь тридцать утра. С земли подняли Резвана, грузин чувствовал себя неважно, видно не с привычки, чихал, кашлял, хрипел и обливался потом.

Альберт подошёл к Кушанашвилли, ухмыльнулся — Что, мил человек, заболел уже и обделаться не забыл? Что-ж ты слабый такой, неподготовленный?

Резвана собрались уводить, но грузин упёрся — Начальник, начальник, мне нужно сказать тебе пару слов, удели минуту?

Нуриев сощурился — Прям очень нужно? Или какую тайну рассказать хочешь, или так, поболтать просто?

Задержанного остановили, Альберт кивнул ребятам с «альфы» — Пацаны, свободны, я доволоку господина бандита сам до «бобика»! — спецы отошли, подполковник закурил — Говори, я слушаю?

— Извини меня конечно за вопрос, но кто навёл на меня, ведь это не Иван, я знаю точно!? Ивану не выгодно было, он имел со сделок десять процентов! Кто, я не пожалею денег за правдивый ответ, кто, скажи мне?

Альберт зло сощурился — Ты прав, не Иван это, Ежов умер позавчера, так что сдать тебя он никак не мог, да и впредь, не упоминай ты его имя в стенах отдела, забудь о вашем сотрудничастве, а то навешают тебе ещё двести десятую со всеми вытекающими?!

— Иван умер? — вытаращил глаза грузин — Но как?

— Сердце! — вздохнул Альберт — От этого никто не застрахован!

Кушанашвилли перекрестился — Но кто, скажи, я ничего не пожалею за твой драгоценный ответ? Ты борец, я понял, настоящий борец, но сделай исключение, я в долгу не останусь!

— Я не бедный, в лаврах не нуждаюсь, меня боятся и не только бандиты! Я свободен и делаю, что хочу! Что ты можешь предложить мне ещё?

— Я знаю месторасположение завода Сухрая, где выпаривают опиум. Это проститука, Мария, с «ленинградки», он всегда снимал её, когда приезжал в Москву, она ездила два раза с ним в Махачкалу, тряхни её, она всё расскажет, клянусь!

Нуриев крепко призадумался, светить Королёву не входило в его планы — Тебе знакома фамилия Нарретдин?

— Авель? — вспыхнул грузин — Хозяин кофейни в Китай-городе?

— Вижу, что знакома! — улыбнулся Альберт, совершенно спонтанно назвав фамилию задержанного барыги — И вижу дела ты с ним проворачивал не раз?

— Он брал у меня с каждой партии по двадцать килограмм, неужели это он впарил меня ментам?

Желваки Кушанашвилли заходили ходуном, брови на переносице сошлись — Это он, начальник, да, скажи, не молчи?

— Распространитель твой два дня назад, когда сдал тебя, продал свою кафешку, «мерс» и собрался свалить за кордон, но одно но, ему помешало! Барыга твой сидит у меня в отделе, представь?!

— Ты страшный человек! — ахнул грузин — Это точная информация?

— Точнее не бывает!

— И есть такая возможность пересечься с ним?

— Чудеса бывают! — ухмыльнулся Альберт — В исключительных случаях!

Резван вцепился Нуриеву в руку — Умоляю тебя, начальник, устрой мне с ним встречу, проси, что хочешь, я всё сделаю, но дай мне этого пса на несколько минут?

Альберт брезгливо сбросил руку — Полегче, абрек, я подумаю над этим, а пока не давай никаких показаний, скажешь, что будешь разговариввать только с подполковником Нуриевым, ясно?

— А кто это? — удивился грузин — Я ни с кем другим разговаривать не хочу!

— А тебе и не придётся, дураку! — процедил Альберт — Подполковник Нуриев Альберт Айдарович — это я!

— А-а?! — задержанный успокоился — Ну если так, то по рукам, ты мне крысу, я тебе всё, что знаю о Сухраевских делах, идёт?

— Идёт! — хлопнул грузина по плечу силовик — И без глупостей давай, а то ведь и передумать могу!

Теперь господину Кушанашвилли стало ясно всё, и вся разобранная мозаика встала на свои места, его сдал тот, на кого бы он отродясь не подумал.

Альберт увёл задержанного в машину, Орлов неслышно подошёл сзади — Много нарыли?

— Да уж немало, гашиш, амфитамин и кучу таблеток каких-то, то ли экстази, то ли ещё какая хрень клубная, да пресованная солома маковая, похоже, в отдельном обогреваемом контейнере.

Нуриев пожал плечами — Ты же на даму желал взглянуть или передумал?

— Думаешь надо взглянуть?

Нуриев усмехнулся — Ну, зрелище тебя не разочарует точно!

Микроавтобус стоял поодаль всего транспорта, в салоне находились трое с «альфы» и Миха. Герман открыл дверь, прищурился, сидящие отдали Орлову честь — Здравия желаем, товарищ полковник!

Орлов махнул — Сидите, Мамедова где?

Демид кивнул на бесформенную кучу на полу, прикрытую грязным обрывком одеяла — Вон, в отключке только, приласкали малость после гранаты, не обессудьте уж!

Михаил откинул одеяло в сторону, Орлов непроизвольно сморщился, брезгливо осмотрев залитое кровью опухшее тело, повернулся к Альберту — Это ты её так располосовал что ли?

— Я! — хмыкнул Нуриев — А что, ты против?

— Я вообще против насилия! — нахмурился полковник — Мы же цивилизованные люди, офицеры, в конце концов, а ты, Берт, отделал женщину, как боксёрскую грушу!

— Пусть спасибо скажет, что не убил, когда она РГД роняла к моим ногам! Спрячь сантименты, шеф, к ней они точно не уместны!

За друга вступился Демид — Герман Петрович, Берт вынужден был применить к Мамедовой силу, иначе Сухрай бы скрылся или попытался скрыться. Вся банда вооружена до зубов, вон и два «ТТ», и четыре «калаша», РГД и патронов немеренно, не ругайте вы его, с такими зверьми только по звериному и можно, по другому они не понимают!

Орлов кивнул Михе — Ты накинул бы чего на неё, Идаев, а то срамота одна, и где её одежда?

— Я разрезал её балахон! — вставил Альберт — Чтобы полностью исключить наличие при ней запрещённых вещей, не хотелось бы, знаешь, финку в бок получить при транспртировке в отдел.

— Ладно! — согласился Орлов — Но побои зафиксируйте до отдела, приехала такая, нам почём знать? Не хочу, чтобы моих сотрудников ОСБ затаскало, да консульство свой нос совало в это дело, ясно?

Нуриев приобнял Германа за плечо — А ты, шеф мой дорогой, следики то умеешь оказывается заметать? Респект тебе, становишься свой, в доску!

— Это была вынужденная мера, поверьте! — вставил Демид — Исправимся!

— Верю! — отчеканил Герман — Но рапорта мне, как положено, все на стол!

— А то?! — ухмыльнулся Альберт — Мы ведь как пионеры, Герман Петрович, всегда готовы и везде!

Когда всех задержанных погрузили по машинам, опасный кортеж тронулся, так и не дав шанса ни одному журналисту.

Глядя на рьяных папарацци, Орлов вновь выматерился, Альберт усмехнулся — Звёзды интервью не дают?

Герман присёк взглядом сарказм моментально — Ты давай-ка, не звезди сам, Альберт Айдарович, скромный ты мой, моё отношение к лаврам ты знаешь!

— Знаю! — пожал плечами Нуриев, полулёжа устроившись в мягком пассажирском кресле — Это я так, шеф, чтобы ты не расслаблялся!

Глава 2

По приезду в отдел часы отбили ровно одиннадцать. Скинув в кабинете забрызганную кровью одежду, Альберт полез в шкаф. На вешалках было не густо: форменный мундир, который он терпеть не мог и брючный строгий костюм от «Prado» с белой отутюженной рубашечкой. Умывшись, силовик облачился в пиджак и брюки, застегнул последнюю пуговицу на строгой, английского покроя, рубашке. В зеркало на господина Нуриева смотрел красавчик, но портило одно — кроваво-засохшая полоса, во всю правую скулу, от пролетевшей пули Мамедова, ну никак не совмещалась с брутальным образом грозного джентельмена госнаркоконтроля.

— Ч-чёрт, а? — процедил подполковник — Как с такой рожей на похоронах появиться? — немного подумав, Альберт крикнул секретаршу — Ло, зайди-ка ко мне, да побыстрее!

Лариса не заставила себя долго ждать, появившись на пороге кабинета в ярко-синем, приталенном платье — Да, Альберт Айдарович, звали?

Нуриев, оглядев барышню с головы до ног, ухмыльнулся — Это куда это ты вырядилась в таком прет-а-порте?

— Сегодня похороны Ивана Станиславовича, вы забыли?

Альберт недовольно мотнул головой — Вот именно, Ло, похороны, а не демонстративный показ мод!

Женщина невозмутимо пожала плечами — Так я не вдова, слава богу, Берт, а экс-секретарь Его Величества!

— Н-да?! — выдохнул подполковник — Что с вами, с бабами, поделаешь-то? Из любого несчастья фарс вылепите, не заржавеет!

Лариса дежурно улыбнулась — Вы зачем-то звали меня, Альберт Айдарович?

— Некролог в газету поместила?

— Да.

— Обед в ресторане заказала?

— Да, как вы и просили.

— Хорошо, а теперь сделай что-нибудь с рожей моей, не знаю, тоналкой, пудрой там замажь, но чтобы на людях я появился с нормальным, не отпугивающим лицом!

Ло капризно надула губки, призадумалась, но через несколько минут загримировала объект своего воздыхания на все сто.

Нуриев придирчиво оглядел себя в зеркало, но работой любовницы остался доволен — Тебе в гримёрке большого академического надо было работать, а не в органах!

— Что-то не так? — приподняла бровь Ло — Это максимум, что можно сотворить в вашем случае!

— Отлично! — отмахнулся Альберт — Спасибо!

— Обращайтесь! — одарила улыбкой Лариса — Если что, я за дверью!

Раздался звонок стационарного телефона, силовик поднял трубку — Да? — Нуриев был зол и нетерпелив.

— Это Имагин.

— Да, я понял, Валер, что?

— Ты домой не собираешься?

— Нет! — отчеканил Альберт — Я собираюсь на кладбище, а что?

Секунд тридцать на том конце провода молчали — Ничего! — ожил Валерий — Я бы тоже хотел сопроводить тебя!

Подполковник опешил — Куда?

— Ты же на кладбище собрался? — не понял Имагин — Ну так я хочу поехать с тобой, что непонятного?

— А-а, ты об этом? — выдохнул Нуриев — А то шуточки у тебя, скажу, прям несвоевременные!

— Замену мне пришли! — не стал рассусоливать Имагин — Считаю своим долгом почтить Ивана Станиславовича!

— Жди! — процедил сквозь зубы Альберт — Эдуардовича пришлю, он на кладбище не едет!

Набрав номер Андрея Эдуардовича, незаменимого во всех случаях, подполковник произнёс лишь одну фразу — Андрюш, езжай ко мне домой, Имагин обьяснит!

Положив трубку, Альберт вышел из кабинета: всё раздражало и бесило, события, так стремительно свалившиеся на голову, выбили из привычной колеи, утомили его, хотелось делать одно, а приходилось выполнять совсем другое. В мозг, как назло, лезли мысли о ней и не давали сосредоточиться, думалось только о ней и ни о чём больше.

Орлов ждал уже с ребятами в машине, Нуриев отрицательно мотнул головой — Нет, я поеду с Михой, догоняйте!

Его отчуждённость и нежелание идти на контакт сейчас почувствовались особенно. Как ни крути, а зам его живёт своей отдельной, закрытой жизнью, куда вход ему определённо заказан. От досады Герман сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. Его, истинного, назначенного верхом, начальника не воспринимали, все бесприкословно слушались Нуриева. Нет, нет, саботажа и беспридела не было, не было и неподчинения, приказы его и поручения выполнялись в срок и как положено, исправно, но не так рьяно и охотно, как в случае с Альбертом — его понимали с полувзгляда, с полуслова, весь отдел, вся грёбаная ментовка смотрела ему в рот, особенно бабы падали к ногам его в любое время дня и ночи, и сегодняшняя Ло тому доказательство! Да, признать сей факт было тяжело, слепое повиновение господину Нуриеву присутствовало в отделе и жило не один год!

Герман завёл мотор — Поехали, ребята!

«Фольцваген» пристроился за чёрным «ауди», Альберт призывно моргнул фарами, кортеж направился в сторону Ваганьковского.

Миха, сидящий рядом с другом, взялся давать отчёт — Короче, шеф, бабло между ребятами я разделил, нашим тоже со сделки с Долквадзе выкроил поровну. Все довольны, как никогда!

— Ещё бы! — усмехнулся Альберт — Не по-одному ляму капнуло с неба, что-ж тут расстраиваться? Ладно, за место дорого взяли?

— Пять миллонов, налом, плюс ограда, венки, памятник. Короче, за все похороны я выложил десять двести, чеки у тебя в бардачке!

— Мне в налоговой не отчитываться! — сморщился Альберт — Ты охренел?

— Пока нет! — усмехнулся Миха — Охренела жена старика, когда в ритуальных услугах чеки выбивали, её чуть «кондрат» не обнял от услышанного, еле обмахал её платочком.

— Как объяснили ей наличие такой суммы у скромных стражей закона?

— С мира по нитке, покойному рубаха!

Нуриев включил музыку, из колонок полилась девятая симфония Шуберта, которую Альберт просто обожал, подполковник откинулся на подголовник сиденья — Устал я, Миш!

— Бывает, учитывая наш ненормированный график.

Альберт повернул голову к другу, под глазами силовика залегли серые глубокие мешки — А интересно мне? — лукавый огонёк в красивых зелёных глазах озорно блеснул — Куда дед всё нажитое непосильным трудом дел, ведь ты должен понимать, как и я, что, как ни прискорбно, но надо признать, за нашей спиной Ежов и шлюх держал, и оказывается зелёную дорожку наркотрафику открыл, и, естественно, не бесплатно. Кушанашвилли говорит деду по десять процентов отстёгивали!

— Детям оставил, кому ещё? — пожал плечами Миха — Он же, типа, правильный был?!

Берт громко ухмыльнулся — Для Иваныча преступление, как профессия была, а отношения его с детьми были не из лучших. Даже до сих пор цитаты его помню, типа: — «Одна дура с даунами нянькается, а второй и того хуже, в попы ударился, твою мать»!

Опер прыснул — Да уж, кто бы мог подумать, что у деда такие отпрыски уродятся: Светка — психокорректор у детей с этим синдромом, а Серёженька — святой отец Сергий? Нет, правда, пути господни неисповедимы!

— Жене конвертик приготовил?

Миха достал из кожанного дорогого портфеля пачку «зелёных», туго упакованных в банковскую обёртку — Здесь пятьсот!

Альберт Айдарович брезгливо сморщил нос — Отдай от нас, но только не при Германе!

— Обижаешь, шеф, я же не дурак! — возмутился Миха — Нашего тоже «кондрат» приобнимет, как сумму сфотографирует! Петровича разорвёт от одной только мысли.

Впереди показались ворота Ваганьковского, джип Альберта припарковался перед въездом. Машин было немеренно — оно и понятно, Ежов был личностью! Нуриева с Михаилом встретила на входе супруга экс-начальника, Мария Ильинична: невысокого роста, приятная миловидная женщина, одетая в чёрное траурное одеяние. Её белые, как лунь, седые волосы резко оттеняли контраст тёмного и светлого, глаза вдовы были слегка припухшими и покрасневшими, как впрочем и должны были быть у добропорядочной супруги, потерявшей внезапно мужа.

Ежова протянула к Альберту руки — Родной мой, здравствуй, какое же горе, господи, и ты, мой мальчик, так потратился на похороны, спасибо тебе огромное, но мне так неудобно, зачем это, Берт, надо было поскромнее?!

Нуриев исподлобья взглянул на Орлова, который с интересом наблюдал почти семейную идиллию.

— Мария Ильинична, давайте отойдём? — взял вдову под руку подполковник — А лучше давайте к месту захоронения сразу двинемся, там и поговорим?

Супруга Ивана Станиславовича похлопала Альберта по руке — Пойдём, пойдём, сынок, а то и правда, тебя только и ждали. Ванечка мой там уже, прибран, как надо, солнце моё, покинул меня так рано! Как же я без него, Альберт, ведь столько лет вместе? — на глазах женщины навернулись слёзы.

Нуриев подал вдове платок — Ну, ну, значит на судьбе так было написано, зато сколько хороших дел успел сделать дед!

Мария Ильинична закивала — Твоя правда, сынок, день и ночь работал, себя не жалел.

Мимо проплыли медленной вереницей мраморные постаменты, витые чугунные ограды, к небу воспарил маленький белый ангелок с пухлыми детскими ручками, так искуссно выполненными из художественной лепнины. Часовня, возведённая подле, расторгала бедную несведущую женщину.

— Альберт, посмотри! — рука вдовы метнулась к старинному, тёмно-серого цвета, склепу — Как величественно, как красиво! Неужели мой Ванечка заслужил покоиться на таком значимом месте?

Стрельчатые окна, выполненные в форме арок, были замурованы и плавно перетекали в неясные, размытые образы героев Иллады, тугие виноградные лозы оказались лапами парящих в воздухе гриффонов, длинные лапы которых впивались в жертвы, в людей, которые склонили головы свои в ехидной, скупой усмешке. Больше всего Альберта поразила фантазия архитектора, который над входной дверью в склеп вылепил клубок змей на голове прекрасной женщины, в центре которого гнездились тела крошечных божественных эльфов. Рядом, метрах в трёх от опочивальни, толпилось несметное количество народу.

---

— Альберт, спасибо тебе, мой мальчик! — Мария Ильинична прижалась к нему, дрожащим от слёз, телом — Сколько потратил ты, ведь места на Ваганьковском недешёвые?

— Тётя Маш, ну всё?! — Нуриев по-отечески обнял женщину — Хватит, об этом больше ни слова. Иван Станиславович был мне, как отец, и неужели я бы пожалел на такое деньги? Перестаньте, все мы бренны, придёт и наш черёд!

— Всё равно спасибо, доброго тебе здоровья, я всегда молюсь за тебя и буду молиться, сынок!

Орлов, подходящий с ребятами к месту захоронения, отметил про себя, что вдова Ежова благодарит Нуриева.

Герман едва заметно усмехнулся — Прям семейная идиллия, однако!

Хоронили бывшего начальника госнаркоконтроля пышно и помпезно, высказав в адрес умершего столько лестных и добропорядочных слов, что Герман Петрович не выдержал, отошёл, бесстрастно наблюдая за присутствующими извне. Нуриеву и здесь был почёт и уважение — ему жали руки, высказывали соболезнования, почти кланялись и смотрели с обожанием. Супруга Ежова и вовсе не выпускала ручку зама из рук, н-да, связь между Иванычем и его протеже была крепка.

На секунду прикрыв веки, Орлов подумал об Ольге: — Как она, что с ней? Её, наверное, уже увезли, и он, в чьих руках была её свобода, не захотел понять, струсил, сбежал, не выслушав до конца! И очевидно, таджик заправлял всем сам, без неё, и изрыгнул признание не там и не тому.

Правой ладони что-то коснулось, жёсткое и мохнатое, Герман вздрогнул и открыл глаза: неясная угольная масса, сгрудившаяся в очертание огромного лохматого пса, проплыла мимо, полковника передёрнуло — Что за ересь? — процедил Орлов, но видение не исчезло, пёс вкрадчиво ступал лапами по земле и направлялся к склепу — Не может быть?! — сознание силовика проснулось — Откуда у разрытой могилы псина? — Герман Петрович крикнул животное, замер, собака повернула в его сторону голову — Эй, пошла прочь! — сделал шаг назад Орлов — И откуда принесла тебя нелёгкая?

Масса зарычала, угольно-мрачное пятно с двумя блеснувшими жёлтыми угольками, прижало уши и на сто девяносто градусов развернулось к Герману, шерсть на загривке пса вздыбилась.

По спине полковника непроизвольно пробежала изморось мурашек, он хотел крикнуть, громко, размашисто, чтобы кто-нибудь услышал, но с горла вырвался лишь скупой, никому не слышный хрип — П-пшёл прочь! — выдавил из себя Герман — Пошёл! — нагнувшись, силовик поднял с земли увесистый камень и со всей дури запустил его в пса, зажмурился.

— Твою мать, а, ты чего, охренел!? — голос Альберта раздался как гром среди ясного неба — Ты в своём уме, Герман?

Орлов мгновенно открыл глаза, напротив стоял Нуриев собственной персоной со скрещенными на груди руками — Ты пьяный что ли, камнями кидаешься? — взгляд подполковника говорил сам за себя — И базаришь сам с собой?!

— Чего? — оторопел Герман — О чём ты?

— Погода, говорю, хорошая! — Нуриев подошёл к Орлову вплотную — Начальник, с тобой чего, перепил?

Полковник отрицательно мотнул головой — Да не пил я, что ты! Ты видел пса?

— Кого? — поперхнулся Альберт — Ты о чём?

— Только не говори, что ты не видел передо мной чёрную лохматую псину, вот только не говори?!

Бровь Нуриева поползла вверх — Я и не говорю!

— Значит ты её видел? — Герман Петрович вцепился Альберту в плечо, глаза полковника были полны любопытства — Видел, ну?

— Видел, видел! — похлопал по фалангам пальцев силовик — Бааальшую такую, видел, успокойся!

— Не издевайся, я серьёзно!

— Я тоже не шучу, Герман Петрович, пошли уже, сейчас старика опускать будут. Попрощаемся, заскочим в ресторан и на работу.

— Ты мне не веришь? — Орлов не находил себе места, чувствуя себя последним идиотом — Я действительно видел большую собаку и хотел её прогнать!

— Я это заметил! — ухмыльнулся Берт — Особенно когда ты запустил в меня камень! И как, успешно?

— Что?

— Прогнал пёсика?

— Ты разговариваешь со мной, как с сумасшедшим!

Альберт расплылся во все тридцать два — Боже упаси, шеф, даже и подумать, что начальник мой не в своём уме, как такое тебе могло в голову прийти? Ты и сумасшествие, две совершенно несопоставимые вещи!

— И всё таки волкодав был!

— Конечно был! — уголок рта подполковника скривился, ехидная усмешка, полная сарказма, исказила красивое волевое лицо — Это дух руководителя нашего, бывшего! — Альберт пригнулся и изобразил крадущегося зверя — Ивана Станиславовича, материлизовался в собаку и подкрался нежданчиком к тебе, чтобы укусить последний раз нерадивого приемника! — Нуриев широко шагнул вперёд и цапнул Орлова пальцами за локоть, не забыв при этом громко тявкнуть — А-ав!

Герман Петрович отшатнулся от подчинённого, как от проказы — Дурак, хватит паясничать!

— А я и не паясничаю! — парировал удар Альберт — Поясняю, мало-мальски, причину твоей внезапной галлюцинации или дуркуешь ты, Герман, как я иногда, хрен тебя разберёт?!

К мужчинам подошла вдова Ежова — Альберт, сейчас Ванечку закрывать будут, не хочешь ничего сказать?

Силовик призадумался, вытаскивая с нагрудного кармана солнцезащитные очки — Пожалуй нет, тётя Маш. Всё, что я имел ввиду, шепнул ему на ухо уже давно, обойдёмся без сантиментов!

Женщина внимательно посмотрела на Нуриева, заботливо тронула правую скулу — Опять в засадах живёшь, сынок, или подрался на этот раз?

Коллеги переглянулись, Альберт иронично усмехнулся — Да нет, Мария Ильинична, я вышел уже из возраста кулаками махать, на деле всё гораздо прозаичнее, машину ремонтировал, поранился!

Ежова погрозила силовику пальцем — Ох, и плут ты, Альберт, как и Ванечка мой, ни за что не признаешься, ну да ладно, такого красивого мужчину, как ты, шрам только украсит. До свадьбы заживёт, родной!

Герман про себя подивился — Вот те на, старая першница, а всё туда же, ты такой красивый мужчина?! Немыслимо!

Нуриев наклонился к полковнику и шепнул безумную, дерзкую фразу — Не гони, начальник, ты тоже ничего. Женщины глазами любят, с этим ничего не поделаешь!

Крышку лакированного дорогущего гроба начали закрывать.

Молодой, лет тридцати, священник наклонился к умершему и почти по родственному перекрестил Ежова, дотронувшись указательным и средним пальцем до лба — Отец, пусть земля тебе будет пухом, прости меня!

— Это кто? — Герман заинтересованно склонился к Альберту — Как мне помнится, Ежов был атеистом?

— Отец Сергий! — ухмыльнулся Нуриев — В миру Ежов Сергей Иванович, тридцати лет отроду, по образованию экономист, не женат, представь, родной сынок нашего дорогого начальничка!

— Да ну?! — Орлов поразился вслух так громко, что многие из толпы повернули к Герману головы — Никогда бы не подумал!

Герман Петрович извинился, Альберт кивнул четверым операм, гроб начали медленно опускать.

— А ты не знал? — силовик беспечно воззрился на опешившего Германа — Странно, хотя старик об этом не любил говорить, но в отделе многие знают, что Иван отказался от сына давно в силу его выбора профессии!

— Я думал, что Сергей пропал, как изначально думали, ведь несколько лет от него не было никаких вестей, да Иваныч тогда, помнится мне, брякнул, что, мол, ушёл олух из дома и хай с ним, искать он нерадивого сына не будет?!

Альберт повернулся к полковнику лицом, взгляд его, впрочем, как и всегда, смеялся — Сергей никогда, никуда не пропадал, он уехал во Владивосток, в духовную семинарию, и проучился там пять лет. Отец, естественно, крайне не одобрил сего ребячества, и отказался от сына. Так вот, Герман Петрович, обстояли дела в семье Ежова, а дочуру свою Иваныч тоже не особо жаловал, ибо по его мнению, надежд его она тоже не оправдала, в органы работать не пошла, а отучилась на психолога и пошла работать в психокоррекционную школу-интернат для детей с синдромом Дауна. То есть, тем самым нанесла, по его мнению, сокрушимый удар ниже отцовского пояса! Её, кстати, старик тоже лишил наследства!

Герман утёр лицо тыльной стороной ладони — Н-да, отмочил дед! Правда, не знал таких подробностей, теперь мне понятно, почему старик так благоволил тебе, ведь ты практически точная его копия, последователь: жёсткий, беспринципный офицер, прошедший огонь, воду и медные трубы с отличием, ведь так?!

— Пошли! — Альберт положил ладонь Герману на плечо — Мы разные, начальник, ты даже не представляешь, какие разные, но не скрою, Иван был мне, как отец, а я, не исключено, был для него именно тем, кого он так хотел видеть в сыне! Да, я жёсткий, беспринципный, какой и должен быть силовик, учитывая нашу профессию, но человеческое мне тоже не чуждо, поверь!

— Возможно! — прищурился Орлов — Но я тебя плохо знаю, Альберт, и методы твои, варварские, не одобряю. Потом, не исключаю, что изменю своё мнение, а сейчас действительно пошли, дань старику свою мы отдали!

Толпа народа, будто с ярмарки тщеславия, хлынула к воротам. Орлов оглянулся на пресловутый склеп, взгляд передёрнуло, вслед ему улыбались гриффоны и змеи, обрамлённые прекрасными лозами винограда и никакого пса! Герман отогнал дурные мысли, открывая дверь автомобиля, и отметил про себя, что вдова Ежова села в машину к Нуриеву, и села с превеликим удовольствием. Процессия тронулась, держа путь в ресторан «Траттори», что на Минской. Поминки прошли спокойно и торжественно, ввергнув многих присутсвующих в некое меланхоличное состояние.

Альберт встал первым, часы показывали ровно два — Мария Ильинична, нам пора, извините, сами понимаете, служба?! Дела, дела и ещё раз дела уголовные нас не ждут, преступники не дремлют, так что пардон!

На выходе Альберту попалась дочь Ежова, Светлана. Цинично усмехнувшись, младшая дитятя стряхнула небрежным взмахом руки несуществующую пыль с лацкана пиджака подполковника — Красив, как бог, дерзок, как дьявол, так ведь всегда было, Альберт Айдарович?

— Каждому своё, Светуль! — миролюбиво улыбнулся Нуриев — Быть богом, да ещё дерзким, большая ответственность, не каждому по плечу!

— Ну-ну?! — кивнула девушка — Но с таким учителем, как папенька, ты далеко пойдёшь, Берт, не сомневайся!

— Расценю это, как комплимент, дорогая! — силовик наклонился и поцеловал Светлану в висок — Я правда, соболезную, всего хорошего!

Нелестных пожеланий, ядовито слетевших с экс-воздыхательницы, Альберт не услышал. Три автомобиля выехали с парковки, Герман пристроился процессии в хвост.

На работе ждал аврал: телефоны разрывались, из кабинета в кабинет сновали опера, коридоры околачивали адвокаты задержанных, а вход в здание, включая и запасной, оккупировали журналисты.

Герман Петрович приказал никого не впускать, собрав в собственном кабинете экстренное совещание — Коллеги, я, к сожалению, должен сообщить вам неприятную новость, тут такое дело, даже не знаю, с чего начать?

Альберт хищно сощурился, привстал — Короче!

— Звонили с ФСБ, хотят забрать дела по порту, говорят, что террористы и бандитизм — это их прерогатива, а мы своё дело сделали!

Нуриев взорвался, вскочив с кресла, закурил, начал нарезать по периметру круги — Хрен им, понял! — наложив одну руку на другую, Берт показал вполне понятную комбинацию — Какого дьявола, спрашивается, мы разрабатывали, рисковали, и в смешной, сжатый срок задержали и изъяли шеститонный товар, не считая всякой хрени с контейнеров, а? Тебя спрашиваю, с чего вдруг я и мои ребятки должны отдать такой лакомый кусище ФСБ, а?

— А чего ты орёшь? — невозмутимо поитересовался Герман — Ты думаешь я в восторге?

Нуриев стрелой метнулся к столу, взгляд его был зол и сосредоточен — А ты мне что, предлагаешь сидеть и улыбаться, да? Спасибо вам, добросовестные и хорошие дяденьки с ФСБ, что избавляете нас от столь объёмного бюрократического хлама?! Получите на блюде с золотой каёмочкой целое преступное сообщество, оружие, и две фуры с героином, а мы, середнячки, так, пешком в сторонке постоим, и посмотрим, как зарвавшиеся мордовороты под предводительством господина Ватрушева получат лавры и будут лыбиться в телеобъективы, типа мы крутые, целое ОПС задержали, наркотраффик перекрыли, и вообще мы белые и пушистые, и хлеб с икорушкой не за зря едим, да?! Я сказал, хрен им, а не две большие звезды на погоны!

— Успокойся, ещё ничего не решено! — в дверь громко постучали, и не дождавшись ответа, вошли.

Альберт стиснул зубы — Говоришь, не решено? Ваши кони тихо ходят, шеф!

В кабинет вальяжно ввалился замдиректора федеральной службы безопастности Лавров и двое коллег в штатском.

Лавров подошёл к Орлову и протянул полковнику руку — Здравия желаю, Герман Петрович, хорошо, что все в сборе!

Нуриев, скрестив на груди руки, усмехнулся — Момент истины пришёл, решай, начальник!

Лавров повернулся к Нуриеву и слащаво улыбнулся — Альберт Айдарович, моё почтение!

Берт шагнул к фээсбешнику так широко, что Орлов аж привстал.

Сжав влажную ладонь противника, Альберт дёрнул оппонента к себе — Моё тоже, Михаил Сергеевич, но не скажу тебе, что рад, скорее наоборот!

Лавров ехидно улыбнулся — Я тоже люблю тебя, подполковник, но приказ есть приказ! Давай, сдавай нам дела, подготовь задержанных и попрощаемся без ссор!

— Ксиву засвети, подписанную Ватрушевым, потом поговорим.

— Не вопрос! — выдернул руку Лавров — Держи!

Достав из кожанной папки лист, он торжественно вручил документ Альберту. Нуриев бегло пробежался взглядом по строчкам, на обороте чёртовой бумаженции действительно стояла гербовая печать федеральной службы и грандиозный росчерк Ватрушева.

Подполковник подошёл к Орлову — Видел? — Альберт судорожно сглотнул тяжёлый ком в горле — Внимательно прочитай и скажи мне, ты видел?

Герман Петрович молча прочитал злополучный приказ и вернул документ коллеге — Видел, но приказ есть приказ! Сдай, Альберт Айдарович, дела и не злись, одно дело делаем!

Нуриев ухмыльнулся, а после спокойно, без излишних драм и комментариев, просто-напросто разорвал бумагу на четыре ровные части. Все присутствующие потеряли дар речи, Лавров как стоял с протянутой рукой, так и застыл на месте. Обрывки документа полетели бесполезными клочьями к ногам фээсбешника.

— А пока ты новую ксиву начеркаешь, я и переиграть успею! — Альберт бросил это, даже не оборачиваясь, громко хлопнув дверью, и оставив в душе у присутствующих бурю нерастраченных эммоций.

Лавров очнулся первым — Ну-у, знаешь ли, Герман Петрович, это уже слишком! Что твой зам ненормальный себе позволяет, кто дал ему право рвать официальные наиважнейшие документы?

Полковник удручённо вздохнул — Знаю! И мало того, работаю с этим ненормальным, посему он и зам мой! Плюс, говорят, с минусом ладят отлично!

— Как прикажешь тебя понимать? — вскипел силовик — Твой подчинённый рвёт, когда хочет, и, какие хочет, документы, а ты потакаешь ему, так?

— Не так!

— Но Нуриев разорвал приказ, будто ненужные старые трусы, а это неподчинение и хуже того, попахивает саботажем!

— Тебе повезло! — Герман встал и направился к двери — Что он, ненормальный мой зам, не разорвал тебя, с него станется!

— Вам это с рук не сойдёт!

— До свидания, Михаил Сергеевич, а лучше пока! — Орлов открыл входную дверь и кивнул в коридор головой — Прошу!

Троица с вражеского фронта вылетела мгновенно, Миха вышел за ними. Он предполагал, что Альберт сейчас может быть только там, где содержались задержанные.

Да, Нуриев был внизу, одевал на грузина наручники и с ухмылкой поглядывал в испуганные его глаза. Альберт кивнул другу, троица вышла с заднего запасного входа, подполковник завёл мотор.

— Мы куда? — осторожно поинтересовался Резван — И где мой адвокат, я видел его в коридоре?! — кроссовер выехал на оживлённое дорожное полотно, подполковник молчал — Альберт Айдарович, я вас прощу, скажите, куда мы направляемся?

— Честно? — Нуриев даже не повернулся, голос его был словно металл, жёсткий и холодный — Ты действительно хочешь это знать?

— Да!

— Я везу тебя в лес, дружище, везу убивать, так как дело ваше хочет забрать федеральная служба безопастности, а мне это не на руку. Попросту мне не нравится то, что у меня из под носа уводят добычу. Я чистолюбив и не позволю задроченным доходягам, типа «шестёрок» Ватрушева, манипулировать мной и делать из меня мальчика на побегушках!

Миха достал из-за поясной кобуры ствол, передёрнул затвор и положил руку на колено.

— А при чём здесь я? — дрожащим голосом ахнул Кушанашвилли — Я не понимаю!

— Нет тела — нет дела! — подытожил Альберт — Сам знаешь, так проще, и ты в итоге сэкономишь на адвокате, пышные похороны лучше впустую потраченных бабок!

— А почему я? — занервничал задержанный — Почему именно я, а не кто-то другой?

— С чего ты взял, что я не затрону остальных, а? — Нуриев прибавил скорость — Тебя в лесу завалю, типа ты на следственном эксперименте драпу решил дать, а я не дал, других по камерам развешу, суицидных якобы, а кто останется, того забью до смерти, а в рапорте напишу, угрожали мне, мол, расправой, пытались ствол табельный отобрать, ну я и разошёлся по старой памяти-то.

Кушанашвилли был похож на затравленного кролика, которого загнал в угол зверь, по обветренным загорелым скулам потекли предательские солёные капли — Я не хочу!

— Я знаю, что ты не хочешь! — пожал плечами силовик — А придётся, другой альтернативы я не вижу!

— Ты сумасшедший человек, Альберт Айдарович, ты страшный, человеческая жизнь для тебя ничто не значит!

— Пытаешься меня разжалобить? — Нуриев усмехнулся — Не стоит, я это жалкое чувство похоронил ещё на войне, не трудись!

— Но я не хочу умирать! — заёрзал Кушанашвилли и стал внимательно поглядывать на дверь — Я готов ответить по закону, но не так.

— Даже не думай! — усмехнулся Альберт — Замки заблокированы, твоя карта сегодня бита!

Грузин тяжело вздохнул — Я не хочу, должен быть другой выход!

— Предложи, пока мы не приехали, я рассмотрю!

Кушанашвилли молчал, тучно пыхтя и с ног до головы обливаясь потом. Альберт съехал с шоссе и свернул на просёлочную дорогу, Резван заметно занервничал, то и дело оглядываясь по сторонам.

— Мих? — обратился Нуриев к оперу — Я думаю за той порослью ёлочек как раз будет, в рапорте укажешь, что, мол, сделка очередная здесь была, а господин задержанный расплатился, забрал товар и уехал!? — подполковник заглушил мотор и повернулся к Кушанашвилли — Выходи, товарищ, чем быстрее я тебе лоб зелёночкой намажу, тем шустрее я на других переключусь, надоело всё, устал я!

Резван замер, в глазах его, тёмных, усталых, плавал ужас, он упрямо замотал головой, схватился рукой за дверную ручку — Я никуда не пойду, не хочу, я всё тебе сказал!

Альберт вышел из машины, попытался отворить заднюю дверь, ту, к которой приклеился грузин, Миха ткнул дулом ствола Кушанашвилли в бок — Вытряхивайся, я всё равно шлёпну тебя, салон просто кишками твоими пачкать не хочу, выходи по-хорошему!

Грузин отпустил ручку двери, Альберт рывком отворил дверь, Кушанашвилли потерял равновесие и начал вываливаться из машины.

Схватившись за руку подполковника, жертва обстоятельств взмолилась — Подожди, я скажу, скажу, что знаю, только не знаю, поможет ли тебе это?

Альберт ухмыльнулся — Я тебя слушаю!

— А если я дам тебе компромат на одного сотрудника ФСБ, ты передумаешь? — сердце Резвана билось с бешенной скоростью, отбивая один за одним гулкие удары, сейчас он играл в прятки со смертью, и понимал, что один его неверный шаг может погубить всё, но рискнул — Я точно не знаю, кто он, но ты найдёшь применение этому видео!

Нуриев нетерпеливо цокнул языком — Мелкими сошками я не занимаюсь, остынь!

Кушанашвилли рассмеялся, громко, истерично, лавируя между твёрдой, но зоновской сушей, и краем бездонной пропасти смертного забвения — Ну-у, если для тебя, начальник, дядя Миша, хоть и не знаю должность его, мелкая сошка, то извини, до президента я ещё не дорос!

Альберт вздрогнул, это не могло, просто не могло быть совпадением — А ну-ка с этого момента поподробнее, пожалуйста, и желательно, как на духу. Если дело стоящее и не окажется лажей, то я тебе даже премиальные выпишу, устрою встречу с твоим любимым Нарретдином, про какого Мишу ты мне толкуешь, не про Лаврова ли?

— Правда, ты правда устроешь нам типа очной ставки, и я останусь жив?

— Правда! Только никакую очную я вам устраивать не буду, просто закрою на ночь в одну камеру, а после, если он ещё живой останется, отправлю вас на одну зону. Делай с голубчиком, что хочешь, я препятствовать не буду!

Кушанашвилли ликовал, взгляд его был похож на взгляд человека, выигравшего на плахе великодушное помилование. Без слов подполковник выехал с леса на трассу, замедлил скорость, призадумался, сзади, на дороге, начали сигналить.

Альберт обернулся, из-за его, стоящего почти на середине полосы автомобиля, образовалась пробка — Ч-чёрт! — двигатель взревел, кроссовер покатился.

— Я согласен! — выдал Резван — Вези меня в квартиру, о которой никто, кроме меня, не знает, съёмка и диктофон там, из двух зол я предпочитаю меньшую!

Нуриев закурил — Вздумаешь выкинуть какой-нибудь фортель, завалю на месте, как твоего подельника, Сухрая Мамедова! Понял?

— Не дурак, поехали начальник, а то я уже в жарком предвкушении нашего тесного контакта тет-а-тет с этим черножопым подонком.

Съёмка и диктофон оказались не лажей! Господин Лавров, второй человек после директора федеральной службы, Ватрушева, чуть ли не в дёсны бахался с Сухраем-кадием. На вполне профессионально отснятых кадрах было видно, как всесильный Михаил Сергеевич обсуждает с Мамедовым новую поставку товара и сумму, такую заоблачную, что далеко не бедному Альберту Айдаровичу стало жарко и до того тошно, что ничуть не стесняясь, он набрал номер приёмной министра внутренних дел.

Секретарша вежливо обьяснила ему, что к господину Соколову нужно записываться заранее, а сейчас его нет. Альберт разозлился, зная по себе, как и кого можно бортануть, если не желаешь разговаривать с человеком. Сглотнув, он едва слышно процедил сквозь зубы — Слышь, дура малолетняя, если ты сейчас же не зайдёшь к своему работодателю и не обяснишь ему, что срочно звонит сын генерала Нуриева, тот самый, что ночью сегодня завалил четырёх чурок в речном порту, то пеняй на себя, работы ты лишишься как минимум, это я тебе гарантирую!

Секретарша в момент сменила тон — Как с вами связаться?

— Взгляни на дисплей своего стационарного телефона, грамотейка, там ярко-красными цифрами высветился мой сотовый, туда и звони! — Альберт отключился.

Отсчёт пошёл, но как долго длились сто восемьдесят секунд тягостного молчания, после которых высветился входящий приёмной, Альберт усмехнулся — Шустёр, когда надо!

Пропуска двоим посетителям не понадобились, на проходной все были галантно предупреждены. Дубовая дверь в святая-святых отворилась.

Министр встретил Нуриева лёгкой усмешкой — Ну-у, Альберт, зачем грубишь моей секретарше, нехорошо, невежливо!?

Подполковник поздоровался, крепко сжав сухую жилистую ладонь Соколова — А я не манерный мальчик, Станислав Андреевич, если дело горит, то пардон, не до вежливостей!

Министр с любопытством глянул на стоящего позади Альберта Кушунашвилли — Это кого это ты мне притащил в неурочный час, а, давай-ка по порядку?

— С удовольствием! — Альберт Айдарович театрально поклонился — Представлю вам, Станислав Андреевич, моего, так сказать, особо одарённого задержанного! — бровь министра поползла вверх, но пока Соколов от комментариев воздержался — Да, да, с речного порта, со вчерашней ночи, со стрелки с Сухраем Мамедовым, Кушанашвилли!

— А-а?! — Станислав Андреевич задумчиво разглядывал испуганного грузина — Но мне-то он зачем здесь, в качестве трофея что ли?

— Без предисловий скажу так! — Нуриев вытряхнул из пакета муляж тротиллового пояса, снятого с Мамедовой, глаза министра округлились донельзя — По вашему это что?

Во рту пересохло, язык напрочь отказался ворочаться, лоб седого, видавшего виды, мужчины, покрылся испариной. Соколов, прекрасно и давно зная сына своего боевого товарища, замер на месте.

— Правильно! — заключил подполковник — На первый взгляд это лихо смастерённый пояс шахида с тротилловой начинкой, но, к счастью, сия обманка всего лишь дешёвый муляж, а значит политикой, основанной на систематическом применении террора, то есть самим терроризмом, здесь и не пахнет. Наркотраффики такие игрушки не используют, и вы не хуже меня знаете об этом, Станислав Андреевич!

Станислав Андреевич знал, не раз побывав по молодости в самых различных горячих точках, террористы и наркобароны — это две, совершенно разные категории преступников, не имеющих друг к другу никакого отношения.

— И-и?! — Соколов до сих пор так и не мог понять, зачем сын генерала Нуриева распинается перед ним за неизвестно что.

— Скажу коротко! — Альберт вновь затолкал муляж в пакет вещдока и сел перед министром на стул — Я, значит, разрабатывал операцию, вовлёк в дело десятки людей, взял, наконец-то, барыг на самой сделке, предотвратив распространение шести тонн белой гадости по Москве, а мне, в благодарность значит, прислали гонца от господина Ватрушева, с точным и безоговорочным приказом сдать дела по порту ФСБ, с какой с такой радости, а? — силовик вновь встал и заходил по кабинету — А оказывается, мы не должны заниматься террористами, это, видите ли, прерогатива фээсбешников?! Я дела не отдал, Станислав Андреевич, каюсь!

— Хорошо, я понял! — откинулся в кресле Соколов — Но зачем ты притащил сюда этого? — седая голова министра кивнула в сторону Кушанашвилли — Он, что, террорист?

— Я-я?! — Резван изумлённо ткнул в себя пальцем — Ты что, начальник, какой террорист, порошок покупал, да, не отрицаю, но террористов в глаза не видел, Хвала Аллаху, клянусь!

Альберт усмехнулся, глядя с какой искренностью лжёт грузин — Нет, он не террорист! — Нуриев положил на стол отданную Резваном видеокамеру и диктофон — Он всего лишь барыга, но прежде, чем попросить вас оставить нам дела по порту, я хочу, чтобы вы посмотрели вот это, а выводы вы сделаете сами, Станислав Андреевич. Вы, слава богу, здравый, и поймёте, зачем и почему так расстарался Лавров Мишенька, представляя, так сказать, интересы ФСБ!

Кадры пошли, после чётко побежала голосовая лента портативного диктофона, министр внутренних дел застыл, ошеломлённо взирая на увиденное и услышанное. Гробовая тишина повисла в огромном помпезном кабинете, лицо Соколова пошло пунцовыми пятнами. В дверь робко постучали и не дождавшись ответа, вошли.

Секретарша открыла было рот, но министр ледяным тоном перебил — Пошла вон, меня ни для кого нет!

Нуриев сморщил нос — Фу-у, Станислав Андреевич, цитирую вас же: — Нехорошо, невежливо грубить секретарю!

Генерал проигнорировал комментарий наглеца, прикрыв, на долю секунды, устало веки, сейчас перед ним возникла дилемма посерьёзнее.

— Это порно ещё кто-нибудь видел? — на Соколове не было лица, взгляд посуровел — Только честно, Берт, ну?

— Вы первый, кому был предоставлен предопросмотр!

— А этот? — взгляд министра метнулся к задержанному — Какое он имеет отношение к съёмке?

Альберт толкнул Кушанашвилли к столу — Ну, давай, как на духу, перед тобой министр внутренних дел, Соколов Станислав Андреевич. Когда, где и при каких обстоятельствах у тебя в руках оказалась эта запись?

— Мне продал этот материал сам Сухрай. Мамедов подозревал, что на Лаврова стопроцентной надежды нет, вот и подстраховался.

Генерал тяжело вздохнул, рука его непроизвольно потянулась к столу, где в самом дальнем углу валялась запылённая, давно забытая пачка сигарет — Не курить семь лет и на тебе, такой сюрприз! — Станислав Андреевич внимательно посмотрел на Нуриева, вытаскива из пачки усушенную сигарету — Альберт, сынок, я прошу тебя сейчас, не как стоящий выше по званию и не как министр, а как человек — никому, никогда и нигде не распространяйся об этом позоре, я прошу тебя! Поверь мне, я разберусь в этом деле сам и все виновные понесут суровые наказания, можешь быть уверен!

— Позволите? — Альберт щёлкнул зажигалкой и поднёс пламя к кончику министерской сигареты — А дела по порту?

— Давно я так не краснел! — затянулся Соколов — Давно, немыслимо, сынок, что такие чины творят у меня под носом такое?! Передача дел в ФСБ даже не обсуждается, всё останется за госнаркоконтролем! Ты работать умеешь, как никто, Айдар гордился бы тобой! — министр пожал Альберту руку — Спасибо тебе, подполковник, ты всегда можешь рассчитывать на меня!

Нуриев лукаво улыбнулся — Секретаршу позвать?

— Зачем?

— Ну как, Станислав Андреевич, официальная бумага, приказ, в конце-то концов, надо же ваше волеизьявление зафиксировать, подписать и скрепить гербовой печатью, дабы на работу я отправился со спокойной душой и ко второму пришествию Мишеньки был готов?

— А-а, ты прав, прав конечно, зови! — министр сейчас был далеко, гораздо дальше кабинетного периметра, он рвал и метал, но пока безмолвно — И видеоматериал мне оставь, не бойся, я найду ему соответствующее применение! — с приказом управились быстро, и как только бумага оказалась в руках у Альберта, Соколов ухмыльнулся уголком рта — Берт, а скажи-ка ты мне по совести, четверых ты порешал зазря или по делу?

— Что, уже нажаловались?

— Мир слухами полнится, сам знаешь!

— По делу, Станислав Андреевич, мирных жителей я не трогаю!

— Всё, езжай давай, работай дальше, если возникнут сложности, мой телефон знаешь!

— Спасибо, я не подведу, товарищ генерал!

— Не сомневаюсь! — Соколов встал и ещё раз пожал руку Альберту — Да, и прими соболезнования по поводу Ивана, я знаю, насколько старик тебе дорог был, тоже настоящий боец!

— Да! — Альберт кивнул Кушанашвилли и пошёл к двери — Жалко ушёл рано и так нелепо.

— Бывай, подполковник, на таких, как ты, система-то и держится, мать её за ногу!

Только дверь кабинета закрылась, Соколов набрал номер директора ФСБ.

Не прошло и минуты, как за стеной послышался громогласный министерский рык — Ватрушев, ко мне, с поганцем Лавровым, быстро, и если не явитесь в течении десяти минут, то обоих отправлю на Магадан, сосны пилить, ясно?!

Альберт, чуть задержавшись у стола секретаря, победоностно улыбнулся ей — Прошу прощения, дорогуша, за необоснованную грубость, с кем не бывает, работа у нас такая, ты уж не обессудь!

Девица зарделась, покрывшись густым стыдливым румянцем — Вы тоже меня извините, я же не знала.

— Уже извинил! — процедил силовик, оставив в душе девушки неизгладимое впечатление — До свидания.

— Хоть и грубиян, а какой красавец! — прошептали её губы вслед Нуриеву.

Миха, ждавший шефа в машине, нетерпеливо кивнул головой — Ну?

Альберт потряс перед опером свежим приказом — Где наша не пропадала, дружище, всё на мази!

Идаев театрально похлопал в ладоши — Респект, начальник, кто бы сомневался!

Кроссовер двинулся обратно, Орлов, как только увидел в руках приказ министра, в очередной раз подивился прыти подчинённого — Как тебе это удалось, Альберт Айдарович, что ты ему сказал?

Подполковник усмехнулся — Много будешь знать, скоро состаришься, пусть лучше тащат ко мне в кабинет Мамедову, хочу начать допрос именно с неё!

Герман Петрович пожал плечами — С неё, так с неё! — тяжёлый вздох сопроводил предложение, рука Орлова потянулась к телефону — Поднять задержанную чеченку в мой кабинет!

Альберт категорично замахал руками — Лучше в мой, твой, честно, марать не хочется.

Герман Петрович перефразировал приказ — В кабинет Нуриева поднимите, я буду там.

Бросив взгляд на Альберта, полковник сосредоточился на его холодных, отчуждённых глазах, в которых плавала уже жажда крови, что допрос намечается жарким, и так было понятно только по одному Бертовскому оскалу.

Конвоир завёл Розу в кабинет, Мамедову было не узнать, даже нет, в сплошном багрово-забинтованном синяке крайне трудно было узнать женщину.

Нуриев наклонился к уху Орлова — Только очень прошу тебя, не лезь! Соколов в курсе, всю ответственность беру на себя.

Через четыре часа, с длительными перекурами между, это был уже не синяк, а груда переломанного человеческого мяса, которая не могла ни писать, ни читать — жена кадия рухнула со стула мешком и больше не двигалась.

Альберт беспечно приложил к окровавленной шее задержанной два пальца, пульс едва прощупывался, но был — Герман, оформляй пару конвоиров и в Склиф её, пусть теперь ремонтируют, главное и всё существенное она нам рассказала и следующего тащи ко мне, водителя хачика! — подмигнул Альберт, смывая в раковине окровавленные сбитые руки — А Кушанашвилли напоследок оставим, его и прессовать-то не надо, сотрудничать со следствием он начал с первых минут!

Что ответил начальник госнаркоконтроля, Нуриев уже не услышал, ибо мысли силовика вольнодумно разгуливали по телу Марии. Предварительне допросы закончились далеко за полночь, Альберт засобирался домой.

Спустившись вниз, подполковник заглянул в камеру к Кушанашвилли — Ну что, устроился, горец? — взгляд Нуриева смеялся — Не обижали тебя мои архаровцы?

Резван полулежал на деревянном топчане, но при виде Альберта, в забрызганной кровью рубашке, вскочил, глаза его беспокойно забегали, мышцы напряглись — Сойдёт, начальник, меня никто не трогал! — скользнув взглядом по закатанным рукавам силовика, Кушанашвилли прищурился — А ты что это, Альберт Айдарович в таком негожем виде, никак разгулялся по задержанным?

Подполковник взглянул на испорченную рубашку — Да, абрек, издержки профессии, но тряпки ерунда, я новость тебе замечательную принёс!

Грузин выпучил от удивления глаза — Ты меня отпускаешь?

— Лучше! — прищурился Альберт — Сегодня ночью устрою тебе свиданку с Нарретдином!

— Ты устроишь мне встречу с таджиком, правда?

— А почему бы и нет? — Нуриев посмотрел на часы — Второй час ночи, свидетелей нет, этого балбеса должны были отвезти сегодня в изолятор временного содержания, но там мест нет и слава богу, ты свою часть договора выполнил, я тоже обещаний на ветер не бросаю, так что пару часов тебе хватит, я думаю. Делай дело, да сиди смело, дежурного я предупрежу, не переусердствуй только, доходяга этот и так на ладан дышит, перестарались чего-то мы с ним.

— Ага! — глаза Резвана горели адским огнём отмщения, он жаждал, он предвкушал, он изнемогал от ненависти, душившей его, он хотел крови взамен терпения — Я всё понял, начальник, я тебя не подведу.

— Бывай тогда! — усмехнулся Альберт — И да, постарайся без криков только!

Резван Абрамович не верил своим ушам: — Неужели сейчас, в двадцать первом веке, веке нанотехнологий и преобразований, веке, где практически всё чинится по закону, ему, арестованному по серьёзной статье уголовного кодекса, сам же силовик, подполковник, мать его, одаривает такой неслыханной щедростью, возможностью отомстить? Отомстить и наказать, оставаясь безнаказанным, или это очередной мусорской обман?

Через десять минут, когда входная железная дверь отворилась и в камеру втолкнули Авеля, он понял, что жестокий ублюдок, что упёк его сюда, всё таки слово держит и предстоящий двухчасовой спектакль вовсе не розыгрыш!

Резван удовлетворённо цокнул языком, плотоядно облизав губы — Ну ночи доброй, подельник, заходи, гостем будешь…

Ночная Москва жила своей полуночной гламурной жизнью, но даже сейчас, стоя на светофоре, и выжидая когда загорится зелёный, Альберт нервничал и ёрзал на сиденье. До Рублёвки оставалось всего ничего, но сердце уже отстукивало бешенные удары, да такие, что стало трудно дышать.

— Что это? — удивился себе силовик — Переработался так или нервы шалят перед встречей с ней? Чушь! — обрубил Нуриев крамольную мысль — Девка самая обычная шлюха, ну, красивая, эффектная, да, но не более! Но жажда, жажда её не даёт покоя, жажда тела её, губ, рук и пальчиков, коими так изящно удерживала она его достоинство. Ч-чёрт, и когда даже допрашивал он Мамедову, уродуя женское тело, то и тогда, он думал о ней. Стискивал зубы, нанося удар за ударом, прикрывал веки, растягивая неимоверное удовольствие, но перед глазами стояла она, Мария, обнажённая и протягивающая к нему руки. Интересно, а что делает сейчас она, спит или ждёт его и своей участи, которую разрешить может только он?!

Не выдержав, Альберт позвонил Имагину — Ты сменил Андрея?

— Да! — монотонно выдохнул опер — Желаешь узнать чем занята дама?

— И чем? — ухмыльнулся Берт — Надеюсь будить её не придётся?

— Не придётся! — согласился Валерий — В ванной комнате она, плещется второй час уже, а ты сам-то когда заявишься?

— Через десять минут выходи к воротам, на сегодня ты свободен, спасибо!

Подъехав к дому, Альберт заметил, что Имагин нетерпеливо уже переминается с ноги на ногу, Нуриев ухмыльнулся — Что, устал шибко, аж хвостом бьёшь?

Но кого-кого, а тёртого Имагина было не смутить — Устать не устал, Альберт Айдарович, а от безделья маялся. Я домой, начальник, завтра на работе увидимся, гостья твоя в порядке, никуда не звонила, даже не пыталась, сготовила вполне сносный ужин, почитала книгу, всё кажется.

— Перекрестись, да езжай, с богом! — подполковник въехал под навес и выключил двигатель, неторопливо вылез из автомобиля.

— А зачем креститься-то? — во взгляде опера скользнуло изумление — Я во грехе не увяз!

Нуриев лукаво прищурился — Ой ли? И даже когда плотные упаковочки бабок со сделки в кофейне укладывал в сумочку или ты это кэшбэком от господа нашего считаешь?

— Ну?! — невозмутимо пожал плечами Имагин — Это совсем другое дело, начальник, это существенная добавка к моей будущей пенсии, по твоей милости, и бог тут совсем не при чём!

Нуриев, стараясь сдержаться от колкого высказывания, только в изнеможении прикрыл устало веки — Знаешь, Валер, порой поражаюсь, как тебя в ГНК-то взяли, ты же деревянный, ей богу, ты ни приколов ни подколов никаких не понимаешь, на утренники не ходишь, водку не пьёшь, какой же ты опер, дьявол тебя подери?!

Имагин, садясь в «десятку», лишь негромко обронил — Деревянные тоже в отделе нужны, Альберт Айдарович, у них хоть язык не развязывается, как у кожанных, всего доброго, начальник!

— Давай! — махнул рукой Нуриев — Езжай уже, да педали газа с тормозом не перепутай, с тебя станется, буратино.

Автоматические ставни закрылись, дом был погружён во мрак и лишь только в окнах столовой горел притуплённый свет от ночных бра. Альберт неуверенно, медленно и осторожно двинулся ко входу, пожалуй мысленно оттягивая встречу с ней. Шаг, второй, третий, первая ступенька, вторая, силовик остановился и присел, закурил, пытаясь унять брызжущее через край напряжение. Сизая струйка дыма вальяжно поплыла в угольной бархатной темноте — ни ветерка, ни шума, лишь тишина и ночь, так жарко принявшая его в свои объятия. Странно, но рука, держащая сигарету, дрогнула, неведомое доселе чувство поселилось в нём — тоска по ней.

Бесшумно ступая, Альберт прошёл в столовую, вынул из холодильника початую бутыль «Бокарди», хлебнул прямо из горлышка, не закусывая, крякнул и приложился вновь. Ром разлился по пустому желудку огненной терпкой лавой, провалился внутрь, разжигая по телу приятную нетерпеливую дрожь. Силовик сглотнул едкий ком, сделал ещё два внушительных глотка и направился в ванную.

Она стояла, обёрнутая полотенцем, спиной к двери — почти голое тело с распущенными мокрыми волосами и длинными стройными ногами. Рука её, держащая кисточку, водила по губам ярким бордовым блеском. Отражение, в почти запотевшем зеркале, заставило Альберта глухо выдохнуть, Мария вздрогнула, увидев его, но не обернулась. Кокетливо прищурив глаза, она томно продолжила движения рукой, Нуриев зло скрипнул зубами, наблюдая, как вожделенная красотка откровенно сооблазняет его. Девушка улыбалась и не сводила с зеркала глаз.

— Собралась на дискотеку? — хрипло процедил Альберт — Или куда покруче?

— Ч-чёрт, о, да! В тёмном брючном костюме и белой рубашке он был неотразим, хоть и был выпачкан с ног до головы кровью! Его искажённое гневом лицо с суровыми правильными чертами оставалось в тени, и его не портила даже багровая полоса на правой скуле — ожог, проклятье или след от пули, неважно, его это не портило, скорее наоборот.

Подполковник снял пиджак и швырнул его на пол, взгляд Марии упал на испорченную рубашку и брюки — На тебе кровь, Альберт!

— Это не моя кровь! — глухо прохрипел Нуриев — Подойди ко мне.

Королёва сделала несколько шагов вперёд — Ты его убил?

— Ты сожалеешь об этом?

Мария остановилась — Я не знаю, Сухрай не сделал по отношению ко мне ничего плохого, он всегда был сдержан и воспитан, платил исправно, даже чересчур!

— А вчера он джентельменом не был! — усмехнулся Альберт — Скорее наоборот!

Заныл пах, кровь, горячей обжигающей струёй побежала по жилам и ударила в голову — он не стал ждать, широко шагнув к порочному созданию, ибо сил на ожидание уже не было. Мария съёжилась, будто в предвкушении удара, зажмурила глаза.

Альберт сгрёб девушку в охапку и застыл, жадно изучая её губы — Я ужасно устал, девочка, и мне нужно сегодня только три вещи: душ, секс и сон. Всё остальное будет потом, разговоры будут завтра! — его вкрадчивый, но безопелляционный тон не оставил ни единого шанса на капитуляцию — Давай, удовлетвори меня и мы спокойно отправимся в царство Морфея!

Мария открыла глаза — о-о, боже, как же хотелось поцеловать его в губы, в полные, влажные, горячие, приоткрытые, словно створки рая, и даже не поцеловать, а впиться и наслаждаться этим немыслимым острым ощущением. Мгновенья, обернувшиеся вечностью, рухнули, силовик, не дав опомниться ей, жадно прижался к влажным рту, требовательно прокладывая языком путь.

Мысли, мысли, путались и противоречили друг другу — что он делает, боже, ведь она проститутка, через которую прошло несметное количество народа, она порочнее самой богини страсти Афродиты, но желание его сейчас гораздо сильнее разума — плевать, плевать на всё, лишь бы чувствовать вкус её губ и сладость тела, лишь бы окунуться в эту пучину вновь и вновь.

На мгновенье опомнившись, Мария попыталась высвободиться из объятий, но стальная хватка Альберта была крепка — Я надеюсь по диспансеризации у тебя пятёрка? — прохрипел Нуриев, чуть отстранившись от партнёрши — Ну, не тяни, я жду!

Королёва вспыхнула, сверкнув на подполковника глазами — Я здорова, Альберт, и с клиентами всегда предохраняюсь!

— Я не клиент! — ухмыльнулся Берт — И резинки не люблю, а то, что ты здорова, это чудненько, и на будущее запомни, если я хочу поцеловать тебя, то поцелую, не дёргайся, а сейчас продолжим!

Она сдалась, расслабилась, полностью отдавшись во власть тирана. Нуриев потянул за угол полотенца, дёрнул вниз, махровая преграда скользнула угрём на пол.

Альберт оторвался от Марии, плотоядно пробежался взглядом по обнажённому телу — Такая ты мне нравишься больше!

Как расстегнулись пуговицы на его рубашке, как снялись брюки и боксеры, она не помнила — только его сильные руки, исследующие её тело, и губы, которые творили невозможное. Его обаяние покорило, его сила и мощь сразили наповал, а нить желания, связавшая их навеки, соеденила вожделением навсегда.

Альберт потянул Марию в душ, включил тугую горячую струю, притянул холёное молодое тело к себе — Хочу тебя, хочу всю, без остатка, отдайся мне, Мария, я не причиню тебе боль!

Вездесущая длань нетерпеливо ласкала гладкую спину и ягодицы, Королёва задохнулась от нахлынувшего волной чувства, затрепетала и самозабвенно откликнулась на его долгий затяжной поцелуй. Сдавленно захрипев, Альберт взглянул в затуманенные желанием глаза — да, она манила, она звала и была полнотью готова к нему.

Молчание — золото! Он и молчал, эротично ведя кончиком указательного пальца от губ до подбородка, слегка приподнимая его при этом, а после спустился на ключицу, резко переместившись на грудь, ощущая в ладони и полноту её, и упругость, и жёсткие бугорки затвердевших сосков, и всё, всё остальное, что принадлежало теперь только ему.

Королёва тронула рукой абстрактную татуировку на правом плече любовника, силовик мотнул головой — Всё завтра, детка, все вопросы завтра, поверь, у тебя будет ещё возможность разглядеть мою зверушку подетальней, не отвлекайся!

Нерв, каждая клеточка её тела и души была оголена, она понимала, что растаяла в его руках, как шоколад, стекая каплями его на мускулистые сильные руки, кубики на прессе, на бёдра.

Она хотела наклониться и прильнуть губами к внушительному, твёрдому достоинству, но Нуриев остановил — Не сейчас, позже, на оральную прелюдию времени нет, я готов, поверь, готов и без этого!

Мария растерялась, но не растерялся партнёр — Альберт приподнял её, ровно пушинку, и резко опустил себе на бёдра, она вскрикнула, как раненая птица, и даже не от боли, забилась на нём в предверрьи экстаза, зарылась острыми коготками в плечи.

— А-Альберт?! — её ноги обвили бёдра мужчины, сцепились на упругих ягодицах — Альберт, не отпускай меня, прошу, не щади, не жалей, делай, что хочешь, но только не отпускай!

Подполковник усмехнулся, не сводя глаз с её малахитовых растопленных глубин. Игра началась, жёсткая, взрослая, безо всяких компромисов и уступок, он терзал её нещадно, глядя в глаза, и зрачки их расширялись, дрожа на ресницах хрустальными бисеринами слёз. Губы, он не щадил губы, требовательно и властно продолжая соитие. Укусы его были грубы и жестоки, но хаотичная первобытноть их только распаляла Марию, она громко стонала и ловила его бешенный ритм.

— А ты красива! — прохрипел Альберт, переворачивая девушку к себе спиной — Особенно сейчас! Но я хочу попробовать тебя всю, каждую твою клеточку, каждый уголок, каждый миллиметр твоего шикарного тела! — две ладони его требовательно опустились на ягодицы — Впусти меня, и клянусь, ты не пожалеешь об этом!

И действительно, о чём можно было пожалеть, когда виртуозные пальцы его начали стимулировать набухший бугорок, а сумасшедший темп крещендо сдобрил огненное комбо настоящим шквалом эммоций, койи обрушились на Марию волной.

Когда тело сотрясла первая конвульсия, она, не вполне осознавая ещё суть её, дёрнулась, закричала, а Альберт зашептал, в самое ухо, тихо, вкрадчиво — Не стесняйся, я уже чувствую твой финал! Давай, девочка, моя волна тоже не за горами!

Его сила пугала, одновременно притягивая, в глазах потемнело, пол просто ушёл из под ног. Мария прижалась к любовнику, глотнула, так нехватающего сейчас воздуха, выгнулась донельзя, и рассыпалась на миллиарды засахаренных молекул счастья. Губы её, пересохшие, искусанные, шептали одно единственное слово — Да, Альберт, да!

Зеркала на стенах провокационно запотели, стало жарко, невыносимо душно, но Альберта это не остановило.

Не выпуская Марию из объятий, силовик подвёл девушку к зеркальной влажной стене — Теперь мой черёд, малышка, давай, постарайся, я тоже на подходе!

Его толчки разбередили её вновь, колени подогнулись и готовы были рухнуть, но он, победитель, не дал. Согнутую, Нуриев держал её крепко, регулируя бёдра, и чувствовал, что вознестись к Олимпу им обоим придётся здесь, напротив запотевшей зеркальной стены, где след от тыльной стороны её ладони медленно сьезжает вниз. Извержение не заставило себя ждать, Альберт зарычал, глубже зарываясь во влажное податливое лоно.

А после, обессиленные и томные, они плескались под тугими струями едва тёплого напора воды. Мария намыливала его тело, чередуя движения с частыми, отрывочными поцелуями, а после, играючи медленно опустилась перед ним на колени.

Лёгкая ухмылка тронула губы подполковника — А ты ненасытная, мне это нравится!

Она целовала его самозабвенно, одновременно и задыхаясь, и наслаждаясь невозможностью говорить. Ей, проститутке, было это не впервой, но в эти движения она вложила всё свое умение и опыт, который слился с обоюдным горячим желанием. Его руки, словно кисти художника, очерчивали её правильные, гладкие изгибы талии, тугих грудей, рук и бёдер. Он стимулировал её постоянно, бесконечно, не давая отдыха и передышки. Мария умела себя преподать, Альберт умел этим воспользоваться, их дуэт создался мгновеннно и зазвучал в униссон.

Два с половиной часа, проведённые в сауне, утомили пару, Альберт почуствовал неимоверный голод — Валера накидал мне, что ты успела чего-то приготовить?

Королёва кивнула, хитро улыбаясь — Пошли, я тоже непротив маленького ленча.

Обмотавшись полотенцами, любовники влетели на кухню. Поваром девушка оказалась превосходным, и всё то убранство, что выставила она на стол, почему-то не удивило господина Нуриева. Он смёл прямо со сковороды две третей филейной тушки мяса, опустошил тарелку с овощной нарезкой, а между делом успел подцепить с противня несколько румяных поджаренных картофелин.

— Вкусно, благодарю! — усмехнувшись, произнёс Альберт — Готовить ты тоже научилась на панели? — взгляд его не отрывался от её малахитовых глаз.

— Меня научила бабушка, пока была жива, говорила пригодится.

— Пригодилось?

— Как видишь, тебе понравилось! — Мария облизала губы и замерла, мужчина не отрывал от неё взгляда, тщательно изучая каждое её движение.

Сердце трепетало, а пальцы чуть подрагивали, картина их совместного занятия любовью стояла перед глазами, и как ни странно, она желала продолжения.

Альберт откинулся на спинку стула, закурил — Не бойся! — улыбнулся он — Скажи, озвучь то, чего так желаешь, всё, абсолютно всё, написано в твоих глазах. Я разделяю твоё желание, Мария, подойди! — девушка, словно загипнотизированная, сидела и не двигалась, Нуриев затушил в пепелнице сигарету, бровь подполковника капризно приподнялась — Не заставляй меня повторяться дважды, встань!

Мария встала и неуверенно шагнула к полуобнажённому красавцу, голос её дрожал — Я боюсь не тебя, а себя, Альберт! — она приподняла руку и дотронулась до его скулы, нежно, осторожно провела по лёгкой небритости и подошла вплотную — Я испытала такие противоречивые чувства, что мне трудно справиться с ними. Это, как панацея, это как, попробовав неизведанного, сладкого, ты желаешь повторить попытку вновь, но не знаешь, чем чревато это будет для тебя, чем закончится? Я никогда раньше не любила и ни с одним мужчиной не испытывала того, что испытала с тобой, правда. Я боюсь, Альберт, боюсь, но жгуче желаю продолжения! Я не знаю, что будет дальше, боюсь разлуки и не хочу её. Всё это странно, непонятно, для тебя и для меня, но тем не менее это правда, но и тебя я боюсь не меньше своего чувства!

— Любовь и секс разные вещи, Мария! — Альберт усадил девушку на колени — Первое тяготит и обязывает, а второе даёт свободу и наслаждение. Две эти вещи редко бывают совместимы, а если и дружатся, то ненадолго, поэтому я предлагаю то, что могу дать — море порока и нирваны, разлука нам с тобой теперь не грозит, не бойся. Наша плодотворная работа принесёт плоды и вознаграждение — это я тебе обещаю, а сейчас просто не думай об этом, расскажи лучше о себе! — вполголоса попросил подполковник — Как ты оказалась на панели, и куда, чёрт возьми, смотрели твои родители?

— А у меня нет родителей, они разбились в Сочи, когда мне исполнилось шестнадцать лет.

— Прости! — Альберт повернулся к Марии лицом — Я не знал! — она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и даже в полумраке силовик ощутил, что взгляд её суров и подавлен — Прости! — его губы коснулись важного лба — Согласен, я перегнул палку!

— Ничего! — она просунула руку под локоть, прижалась к телу и затихла.

Спустя мгновенье он понял, что Мария плачет, тихо, беззвучно, но плачет, чуть подрагивая в его обьятиях.

Альберт повернул девушку к себе лицом, склонился над ней — Если ты лишилась родителей в шестнадцать лет, то кто же стал опекуном?

— А ты как думаешь?

— Иван? — изумлению Нуриева не было предела — Ежов взял на себя роль твоего опекуна?!

— Я думаю досье на меня ты уже прочитал, оно хранилось у Ивана, значит там и находились документы на опеку!

Альберт прикусил губу — Да, бумаги у меня, но прочитать до конца не было времени. Не плачь, я постараюсь не причинить тебе боли, Мария, не обещаю, но постараюсь! — кончик его языка коснулся скулы и слизнул горькую солёную каплю — Верь мне, верь! — его шопот, дьявольский, проникающий в самые поджилки, убаюкивал, но крупицей подсознания она понимала, что Альберт — люцифер, готовый в любую минуту изменить курс направления, а страх её подавлен и растоптан его изощрёнными ласками.

Он гладил её по голове, нежно перебирая пальцами густые белокурые пряди, едва слышно она прошептала — Я верю тебе, а на панель привёл меня Иван Станиславович, когда мне было шестнадцать лет.

— Не понял! — Альберт пристально заглянул Королёвой в глаза — Причём здесь Ежов, он же был твоим опекуном?!

— А притом! — она говорила это спокойно, не прирываясь, словно на исповеди — Когда я закончила девять классов, мы с ребятами и девчонками поехали на дачу, в Барвиху — у Альберта ёкнуло сердце, в сознании всплыла дача бывшего начальника, и тоже в Барвихе — Выпили там! — продолжила Мария — И один, из моего класса, начал ко мне приставать. Я вначале обьсняла ему, что он обратился не по адресу, но бесполезно…

— И в итоге он всё равно изнасиловал тебя, да? — закончил, перебив девушку, Альберт — Так?

— Нет, не так! — повернулась к Нуриеву Мария — Меня изнасиловал Иван Станиславович, когда я в панике сбежала с дачи. Он шёл из дачного сельпо и я попалась ему навстречу, Ежов успокоил меня и утихомирил бежавшего за мной Тимура, а потом увёл к себе на дачу.

У Альберта скрипнули зубы, он знал и без подтверждения, что девушка не лжёт — экс-начальник был тот ещё фрукт, особенно по части молодушек.

— Мы пили горячий чай с мёдом, он разговаривал и успакаивал, а после предложил выпить красного вина! — Мария сглотнула тяжёлый ком в горле и на мгновение замолчала — Мы выпили, а утром я очнулась в его постели, в крови.

— И что дальше? — в голосе Альберта прозвучали ледяные металлические нотки — Какая связь между изнасилованием и панелью? — Мария беспечно пожала плечами — Наверно никакой, просто Ежов нафотографировал меня в различных непристойных ракурсах, пока я была в отключке, и обещал выложить это директору школы и на всеобщее обозрение, а этого я позволить никак не могла, так как шла на красный диплом и собиралась поступать в университет.

— В МГУ, так? — уточнил вполголоса Нуриев — Ведь ты училась именно в этом университете?

— Да! — вздохнула девушка — И закончила его с отличием на факультете иностранных языков.

— А родители? — не мог понять подполковник — Ты что, не рассказала им о случившемся?

— Не успела! — опустила голову Мария — Они разбились по дороге из Сочи, папа и мама, я осталась в шестнадцать лет одна, и в детский дом ну никак не собиралась.

Теперь мозаика сложилась воедино, Альберт хлопнул себя по ноге — И Ежов пришёл тебе на помощь, взял каким-то образом опекунство и тебя в интернат не отправили, да?

— Да, Иван обещал оплачивать мою учёбу и взял на себя все бытовые расходы.

Силовик ухмыльнулся — А взамен потребовал выйти на трассу?

— У меня не было выбора! — Мария всхлипнула — Да, я согласилась, моими клиентами стали люди из высших политических кругов, богема, как выражался Иван Станиславович, и на каждого из них у него был компромат, я знаю это точно. Он управлял «верхами», как марионетками, манипуляция у него получалась лучше всего! Ему было крайне удобно, иметь при себе шлюху, которая владеет четырьмя языками, не считая русского!

— Скажи мне, только честно, он прикрывал поставки героина из Чечни, ты знала об этом?

— Да, он имел с каждой фуры по десять процентов, и с Сухраем Мамедовым познакомил меня он, два раза мне даже пришлось летать в Махачкалу.

— Я понял тебя! — Альберт поднялся и потянул Марию за собой — Пошли, меня буквально рубит, я хочу, чтобы ты легла со мной! — открыв дверь спальни, Нуриев упал на кровать, увлекая девушку — Мне было хорошо с тобой, Мария, даже слишком, знай это!

— Я знаю! — прошептала Королёва, теснее прижимаясь к мужчине — И мне тоже, Альберт!

Вскоре послышалось его ровное мерное дыхание, силовик уснул, даже во сне не выпустив девушку из обьятий. Она смотрела на его правильные волевые черты лица и не могла оторваться от них: его брови, чуть изогнутые к верху, его глаза, зелёные, глубокие, суровые, в которых живёт и ангел и сатана одновременно, точёные скулы и подбородок с небольшой, но такой эротичной ямочкой, и губы конечно, полные, сочные, выразительные, которых касаться одно удовольствие! Господи, неужели сейчас к ней пришла любовь, без спроса, без приглашения, грубо и беспардонно ворвавшись в её жизнь? И она, Мария, не звала её, и даже не думала о ней, не помышляла, учитывая, что мужчинам от неё нужно всегда было только одно, а здесь? Она готова отдать всё за одно только его прикосновение, как же так, почему? Ведь просто немыслимо предположить, что, допустим, завтра она не увидит Альберта, и ей придётся лечь под других мужчин? Как же вышло так, что именно её мучитель стал обьектом воздыхания, почему? Долго, очень долго ещё Мария размышляла над происходящей ситуацией, прокручивая в мозгу картинки из проведённых с Альбертом часов. Кадры плыли один за одним, оставляя в душе и сердце океан нерастраченных эммоций и чувств. И только когда за окном забрезжил ранний рассвет, мазнув по небу розовые и жёлтые полосы, Королёва тревожно уснула.

Пробуждение было лёгким и радостным, если не сказать счастливым. Жаркий солнечный луч пробрался на постель и выбрал Марию, задорно лизнув кончик носа и губы, девушка улыбнулась и взглянула на Альберта. Он так и остался в такой же позе, на боку, крепко прижав к груди хрупкое обнажённое тело. Королёва опыталась осторожно высвободиться, но Берт недовольно фыркнул. Через несколько минут Марии всё таки удалось неслышно подняться, любовник перевернулся на спину и раскинул на постели руки — о-о, тёмно-синий шёлк, а на нём смуглое рельефное тело, сильное и мускулистое, без грамма лишнего жира, одни кубики и мышцы. Девушка смотрела на Альберта, как завороженная, облизывая губы и вспоминая вчерашние сумасшедшие поцелуи и секс. Недовольно скинув навязчивое видение, Мария отвернулась и пошла в ванную. Контрастный душ пыл конечно остудил и развеял дурь, захотелось есть и конечно же кофе. Заглянув в платяной шкаф, она нашла стопку его футболок, аккуратно расположенных по цветной гамме, выбрав «хаки», девушка босиком спустилась на кухню и открыла холодильник. Так, так! Молоко, кефир, оливковое масло, сметана, изюм и зелёная французская «семеринка», какую она любит. Что-ж, можно соорудить оладьи и приготовить свежевыжатый яблочный сок? На удивление, всё спорилось и не валилось из рук, и блинчики получились на ура.

Мария стала напевать себе под нос «Эсмеральду», раздумывая при этом, что действительно, за одну только ночь с ним можно продать душу дьяволу — Свет! Озарил мою больную душу, нет, твой покой я страстью не нарушу, бред, полночный бред терзает сердце мне опять…

Сзади, за спиной, как-то некстати захлопали в ладоши, Мария вздрогнула, обернулась — в дверном проёме стоял Альберт в лёгких спотривных штанах широкого покроя. Он улыбался, скрестив на груди руки, и не сводил с неё глаз.

— Доброе утро! — смутилась Мария — Извини, что хозяйничаю, я хотела приготовить завтрак.

— Тсс! — силовик приложил палец к губам и сделал шаг по направлению к ней — Перед блинчиками я предпочитаю более сущетвенное угощение.

Он подошёл так близко, что Марии пришлось упереться спиной в стол, горячая сковорода мгновенно была отставлена в сторону. Нуриев подхватил любовницу и усадил на мраморную столешницу. Взгляд Альберта горел адским огнём не утолённой страсти, губы партнёров сомкнулись, языки сплелись в абоюдном танце любви. Мария задышала часто и крепко обняла мужчину за плечи, он же не стал даже стягивать с неё футболку, плотно устроившись между бёдер, пальцы начали мучительную и томную ласку. Девушка откинула голову назад и подвинулась к Альберту.

— А ты готова! — усмехнулся Нуриев — Вспыхиваешь, словно спичка, мне импонирует это.

Колени Марии задрожали, тело напряглось — Берт, не тяни, прошу!

— Э-э, нет! — покачал головой силовик — Мне нравится растягивать удовольствие, терпи, малышка, наслаждайся и закончим вместе!

Изощрённая ласка продолжилась, и когда Мария закричала, Альберт вошёл, резко, глубоко, нанося удар за ударом, целуя груди, шею, губы, плечи. Девушку затрясло, и она испугалась такого шквала и наплыва эммоций, бьющих в виски, застонала, хватая ртом воздух, взмахнула левой рукой. Яблоки, лежащие в вазе, покатились вереницей на пол, словно сорванные Адамом в раю плоды…

— Люблю тебя, Альберт, хочу, как никого! — задыхаясь, прохрипела Мария, совершенно не отдавая отчёт сказанному — Альберт, прошу, не отпускай!

На глазах девушки блеснули хрустальные крупные капли, Нуриев внимательно посмотрел в зелёные, томные глаза партнёрши, несколько секунд молчал, а после, наклонившись, шепнул эротично в самое ушко — Нет, Мария, ты просто меня хочешь, только и всего. Это секс, потрясающий, абоюдный, сумасшедший, чёрт возьми, секс, а не любовь. Любовь приносит одни страдания, а секс наоборот, раскрепощает и дарит свободу, но всё равно спасибо!

— А ты знаешь, что мы с тобой на переферическом мосту между Эдемом и преисподней? — усмехнулась Мария — И наши отношения могут ни к чему хорошему не привести!

— Мариш, куколка моя?! — Альберт больно сжал запястья любовницы, прищурился — Тебе лучше меня с плохой стороны не знать, поверь мне! Пусть всё идёт, как идёт, не торопи события, ты нравишься мне, правда, очень нравишься, и я нехочу ничуть причинять тебе боль, но если ты пойдёшь наперекор, то не обессудь.

Она едва заметно кивнула и прикусила губу, Альберт играючи взъерошил белокурые волосы — Не парься, девочка, мы подружимся и ты ещё не раз будешь смотреть на меня вот такими вот щенячьими глазами. Мне хорошо с тобой и ты далеко не дурочка, сама всё понимаешь, а теперь давай заценим твой завтрак и по коням, работа стынет!

Через час кроссовер завёлся, Мария села на переднее сиденье. Подполковник резко притянул Королёву к себе, достав из бардачка пачку долларов — Держи, красотка, не стесняйся!

Девушка подняла на силовика недоумённый взгляд — Бойся данайцев, дары приносящих, так, кажется говорят?

Альберт хищно усмехнулся — Считай это не даром, а платой за щедро оказанные услуги, бери!

— Но здесь много! — дрожащей рукой Мария дотронулась до денег — Мне неудобно.

Нуриев выехал за ворота и дождался, когда широкие рольставни доползут обратно — Но и ты стоишь не дешевле, поверь мне! — ухмыльнулся Альберт — Устрой себе выходные, купи что-нибудь, я не хочу, чтобы ты ложилась под всякого встречного и поперечного, ясно?

— Да!

— Вот и чудненько! — кивнул подполковник, набирая скорость — Люблю понятливых!

До её дома любовники не обмолвились ни единым словом, и лишь когда «ауди» тормознуло возле подьезда, Мария повернулась к Альберту — Ты даже знаешь где я живу?

Нуриев пожал плечами — Работа такая, всё знать!

— Когда мы увидимся? — это был единственный вопрос, который волновал сейчас Марию — Я хочу знать!

Альберт наклонил голову, большим пальцем руки дотронувшись до губ девушки, обвёл контур их, детально изучив взглядом уголок рта — Скоро, моя ночная бабочка, ты даже не успеешь соскучиться. Сейчас у меня много работы, аврал настоящий, а теперь иди!

Королёва не удержалась и прильнула к груди силовика — Я буду ждать тебя, правда! И днём и ночью буду ждать! — панически, почти истерично шепнула она — И как только ты позовёшь, я приду!

Выпалив фразу, Мария выскочила из машины и почти бегом направилась к подъезду.

Альберт, вовсе не ожидая такого пылкого обьяснения, утёр обеими ладонями лицо: — Ну что-ж, либо ты непривзойдённая актриса, мать твою, либо пропала ты, девочка, на очень долгий срок, влюблёнными управлять и манипулировать легко — не нужно ни угроз, ни крови, ни криков, ничего, кроме ласки и сладких слов, которыми он весьма не прочь одарить девочку.

На работу подполковник приехал в прекрасном расположении духа, секретарша бросилась ему навстречу.

— Альберт? — и немного подумав, добавила — Айдарович, я соскучилась! Правда, ты совсем последнее время не обращаешь на меня внимания! Я, в конце-то концов, женщина и хочу хоть каплю твоей ласки, неужели я не заслужила?

Нуриев, ошарашенный таким рьяным напором, грубо перебил — А я, чёрт возьми, хочу кофе, вот сваришь и заскочишь ко мне в кабинет на пару минут. Видать пришло время тебе кое что обьяснить!

— Счас! — кокетливо улыбнулась Ло — Я мигом!

Подполковник недовольно тряхнул головой, мысленно прикидывая нужные слова для предстоящего обьяснения.

Кофе на столе появилось быстро, если не сказать сиюминутно, Лариса вошла, плотно прикрыв за собой дверь — Вот, пей на здоровье!

Альберт сурово взглянул на женщину и кивнул на стул — Присядь!

Лариса колебалась, на сей счёт у неё были явно свои соображения. Вместо того, чтобы опуститься на стул, она обогнула стол и полезла к Нуриеву обниматься, силовик несколько секунд терпел навязчивые лобзанья, а после повысил голос — Прекрати и сядь, дьявол тебя побери, иначе я за себя не отвечаю!

Зная характер шефа и его весьма изменчивое настроение, Ло всё же продолжила кривляться — О, кей, Альберт, я вовсе не против, чтобы ты вышел из себя, я, может быть, этого и жду?! — две верхние пуговки на блузе торопливо расстегнулись наманикюренными пальчиками, секретарша томно закатила глаза.

Нуриев поднял на женщину сосредоточенный взгляд — Если я сейчас выйду из себя, то ты, по обыкновению своему, не опрокинешься на лопатки, а прямиком отправишься служить в другое ведомство, ясно? И это будет последняя минута, которую ты проведёшь в моём кабинете, я достаточно доходчиво выражаюсь или обьяснить поподробнее?

— Я не понимаю! — Лариса испуганно отпрянула от подполковника — Альберт, ты шутишь?

— Увы, не шучу! Наши интимные отношения подошли к концу, отныне ты наш, с Германом, секретарь, мы твои начальники, и всё! Впредь все диалоги между нами будут носить сугубо рабочий характер, если такая постанова не нравится, переведись в другой отдел, потенциала в тебе море!

— Но что я тебе сделала, Альберт? — вспыхнула Лариса, абсолютно не зная, как себя вести в сложившийся ситуации — Ты всегда получал то, что хотел!

— Айдарович! — добавил Нуриев — Для тебя я исключительно Альберт Айдарович или товарищ подполковник, точка, вопрос исчерпан!

— У тебя появилась другая, совершенно точно, и поэтому ты решил прекратить со мной всякие отношения?!

Альберт нетерпеливо закурил, откинулся вальяжно в кресле — Я трахаюсь, Ло, с кем хочу, ты мне не супруга, не мать и не сожительница даже, так какого чёрта ты устраиваешь мне с самого утра сцены ревности, да ещё в моём собственном кабинете?

— Потому, что я люблю тебя, Альберт Айдарович, и не хочу терять!

Подполковник ухмыльнулся — Как можно потерять то, что не имел, скажи мне, или у вас, женщин, на сей счёт своё, кардинально-противоположное мнение?

Лариса бросилась из кабинета прочь, слёзы горечи и обиды хлестали из глаз, Альберт к трагедии экс-любовницы остался нем, дубовая дверь в кабинет закрылась с треском.

Силовик озабоченно почесал лоб и глухо выдохнул — Ну вот и всё, кажется, поигрались и хватит! — спустя мгновенье, как ни в чём не бывало, он набрал номер дежурки и сообщил, что через десять минут собирает экстренную планёрку.

Орлов, пришедший в кабинет первым, грозно кинул на стол заместителя несколько отпечатанных листов — Ты что творишь, мать твою, совсем зазвездился?

— Что это? — невозмутимо приподнял бровь Альберт — Будь добр, объяснись!

— А ты будто не знаешь?

— Не знаю! — признался силовик — Я только на работу приехал.

— Нарретдина ночью в камере изнасиловали и чуть не убили!

— Чуть не изнасиловали или чуть не убили? — лукаво улыбнулся Альберт — Ты поконкретнее!

— Всё паясничаешь и шутки шутишь?

— И кто же этот предприимчивый делец оказался? — проигнорировал колкость Нуриев — Никак Кушанашвилли?

— В самую точку! Это ты и только ты мог дать приказ засунуть к грузину этого таджика, ты в своём уме?

Альберт Айдарович начал раздражаться — А ты, никак, защитником п…в заделался?

— Выбирай выражения! — трахнул кулаком по столу Орлов — Совсем распаясался, не отдел, а какой-то притон садо-мазахистов, и ты, деятель Всеяруси, потакаешь такому беспределу в полный рост!

Альберт взял со стола бумагу и принялся внимательно читать: — В 2.45 задержанный Нарретдин Авель Фаритдинович, временно помещённый в камеру к задержанному Кушанашвилли Резвану Абрамовичу, в ходе вспыхнувшей ссоры получил многочисленные телесные повреждения, в том числе и порезы, нанесённые нарезным холодным оружием. Также гражданин Таджикистана Нарретдин А.Ф получил частичную асфиксию механического характера и подвергся насильственным действиям сексуального характера, в следствии чего впал в кому и был доставлен в институт Склифосовского под конвоированием старшего лейтенанта Чернова А.В и прапорщика Усова Л.И…

— Фью-ть, фью-ть! — присвистнул Альберт — Разошёлся горец, ничего не скажешь!

— И ты можешь только присвистнуть? — ахнул Герман — Ты понимаешь, что в отделе, в твоём отделе, произошло по твоей вине два преступления, и как ты будешь расхлёбывать эту кашу, я не знаю!

---

Альберт невозмутимо пожал плечами — Приходится чем-то жертвовать всегда, и знаешь, между информацией, которую слил мне Резван и жопой таджика я, естественно, выбрал первое! Ну трахнули его, подумаешь, очко не тыква, заживёт, а вот если-б не Кушанашвилли, то хрен-бы ты увидел дела по порту на своём столе, и в это самое время вся долбанная наркота, что изъял я, пошла бы по рукам таких малолеток, как твой сын или чья либо дочь, как тебе такое, Герман Петрович, а? И не забывай, ту девку, что опекал ты, Флоренталь, посадил именно он или забыл?!

— Нет, не забыл! — процедил Герман — Но и ты не забывай, где работаешь, я понимаю, что Ежов бы тебя по головке погладил за такое, но я не Ежов и не потерплю беспредела в отделе!

— И что сделаешь? — улыбнулся Альберт — Уволишь по несоответствию? — Орлов молчал, сурово барабаня пальцами по столу — Ладно! — ухмыльнулся подполковник — Ты думай пока, а я планёрку проведу, ребята ждут!

В ходе экстренного совещания и руководствуясь обширными показаниями Мамедовой, было решено создать несколько групп из отдела, которые будут заниматься исключительно наркодельцами по чеченским поставкам.

После планёрки Герман позвал Альберта в кабинет — Ну? — закурил Нуриев — Чего удумал, шеф?

— Согласен! — нехотя процедил Орлов — Уволить я тебя не имею права, работать некому!

— Ха! — ухмыльнулся Берт — Ты называй вещи своими именами, Герман Петрович, не работать некому, а работать, так как я, никто не будет и не умеет! И пусть методы мои не совсем законные, зато эффективные, приносящие плоды и пользу государству! Я, заметь, не правопослушных граждан мучаю, а отморозков последних, для которых бабло грязное на первом месте, ясно? Эти кровососы, когда наркоту тащили в столицу, думаешь думали они о последствиях, а? Всем им, ублюдкам, плевать, сколько на игле сдохнет и сколько преступлений совершится, дабы бабосы на дрянь эту достать, ты не только со своей колокольни думай! Поставь себя на место бедных родителей, у кого чады на герыче сидят!

— Ты по своему прав, не спорю, но когда-нибудь методы твои сыграют с тобой же злую шутку и жалеть тогда будет уже поздно!

— О-о! — сморщил нос Альберт — Давай без чтения моралей, а? Давай договоримся на будущее, ты не лезешь в разработку и дознание, а я приношу на весы фемиды только стопроцентных доказанных барыг, идёт?

— А что, до сего момента было по иному?

— Ну не зуди, ты же свою подопечную, полуфранцузскую, невиновной считаешь? Скажи честно, Герман, что у тебя с ней?

— Ничего! Она помогла мне избежать аварии и не дала попасть под машину, вот и всё!

Альберт скептически тряхнул головой — Какая, а? Барыга спасла самого начальника госнаркоконтроля, ё…я можно или роман прям написать, ты не находишь?!

— Почему ты в людях видишь только плохое и отрицательное, не все одинаковые, Альберт, светлые люди тоже не перевелись!

— И Ольга Флоренталь конечно же тому подтверждение, да?

— Всё может быть! — пожал плечами Герман — Мы не настолько близко знакомы.

— Так познакомились бы! — уголок рта подполковника скривился в ехидной усмешке — У тебя была и есть, пока, такая возможность!

— Ты чего несёшь? — возмутился полковник — Я женатый человек, ты что мне предлагаешь?

— Предлагает тебе она, а не я, Герман, эта девка пялилась на тебя, как сука во время течки, а ты, олух царя небесного, не видишь что ли этого?

— Я не думал об этом вообще!

— Ой ли? — рассмеялся Альберт — Ты ханжа, вот вся проблема!

— Довольно! — Орлов указал наглецу на дверь — Иди, работай, со своими комплексами я как-нибудь сам разберусь, а Ольга нормальная! — крикнул Герман вслед уходящему заму — Без всякой твоей порнухи в голове!

— Посмотрим! — ухмыльнулся Альберт, спускаясь в дежурную часть — Посмотрим!

Отворив камеру Кушанашвилли, Нуриев театрально хлопнул в ладоши — Браво, абрек, браво, даже я не ожидал от тебя такой прыти, ты доволен?

Грузин осклабился — Доволен ли я, Альберт Айдарович? Да я счастлив, что подпортил поганцу всю его петушиную репутацию, убил бы, да ты не разрешил!

— Что думаешь делать дальше?

— Отправь нас на одну зону, потопчем периметр, осмотримся, а там я с него с живого не слезу!

— Месторасположение завода в Дербенте и таджик твой, лет на семь!

Резвану не пришлось даже думать, он рассказал подполковнику всё, от самого начала и до конца, вовлекая в дело всё новых, ещё ничего не подозревающих фигурантов.

Через час обстоятельной беседы Альберт Айдарович вышел с камеры довольный и с широкой улыбкой на лице, грузин подкинул работёнки на целый год вперёд…

Мария, взбежав по лестницам на второй этаж, судорожно вставила ключ в замочную скважину. Пальцы не слушались, губы дрожали, но, последний поворот, и стальная махина распахнулась. На пороге возник бледный худой юноша модельной внешности.

Мгновенье он всматривался в лицо подруги молча, а потом отступил — Жива?

Королёва, едва сдерживая рыданья, слегка кивнула — Арик, я в порядке!

Молодой человек пропустил девушку в прихожую и зажёг свет, в глаза сразу бросилась рассечённая бровь и скула, парень ахнул — Мария, ты вообще видела себя в зеркало, что он сделал с тобой?!

Проигнорировав высказывание, Мария скинула сапоги и прошла в зал, залезла с ногами на диван, прикрыла веки — Всё нормально, друг, всё позади!

Юноша недоверчиво оглядел Королёву со всех сторон и снял с подруги курточку — взору открылись многочисленные синяки и укусы на руках и шее, которые Королёва до сих пор не замечала — Малышка моя, я представляю, что тебе пришлось пережить?!

Мария бросилась молодому человеку на грудь и громко разрыдалась, слёзы душили её, не давая полностью вдохнуть и выдохнуть. Спазм мёртвой хваткой сковал гортань, тело сотрясли безудержные рыдания. Артур крепко обнял девушку, давшую ему кров и надёжный дружеский оплот. Дождавшись, пока подруга проплачется и чуть успокоится, парень отстранился от Марии и внимательно взглянул ей в глаза. Безмолвный поединок длился не более минуты.

— Бог ты мой, крошка! — чуть слышно прошептал он — Ты влюбилась! Ты по уши втрескалась в своего палача, и не вздумай говорить мне, что я не прав?!

Ответить парню ей было нечего, коллега по работе и по совместительтву друг попал в точку, возврата с которой не было — да, она влюбилась в своего палача!

— Но это немыслимо, Мария! — парень заботливо утёр ладонью слёзы и поцеловал подругу в макушку — Как такое могло произойти, ты сошла с ума? Ведь он изуродовал тебя, твоё тело и добрался до души, обьясни?!

— Я не знаю! — она положила голову ему на колени и прикрыла устало веки — Артур, не знаю как, но ты прав, я влюбилась в Альберта за один день и не представляю даже, что со мной будет, если я не увижу его хотя бы день! Жизнь без него потеряла для меня всякий смысл, я готова даже умереть, но только за него!