Бесплатный фрагмент - Казбек. Больше, чем горы

Я не нарочно, просто совпало…

Земфира, «Бесконечность»

Эта странная история мистических совпадений никак не даёт мне успокоиться — перестать искать тайный смысл и, наконец, просто написать отчёт о нашем не совсем удачном восхождении на Казбек в начале июля 2017 года. Временами даже начинаю думать, что всю эту историю я просто выдумал. Два раза увидел икону святого Габриэли — перед отъездом в храме Святителя Николая и в горах в часовне — и устроил из этого экзальтацию…

Бритва Оккама сечёт её, историю эту, в мелкую-мелкую капусту, не оставляя ни малейшего шанса на логическое обоснование каких-либо чудес (бывают ли логичны чудеса?).

Так что же произошло у нас в поездке на Казбек, и кто этот странный грузинский святой Гавриил Самтаврийский, или «мама Габриэли», как его называют сами грузины? (Мама по-грузински — отец.) Откуда появился? Откуда взялся на нашу голову? Давайте попробуем разобраться вместе. И с поездкой, и со святым.

Начало

История с Казбеком начиналась аж… погодите, сейчас постараюсь поточнее вспомнить, аж в июле 1979 года в воинской части космических сил, близ грузинского села Сартичалы, в сорока километрах от Тбилиси в горы. Туда мы с мамой приехали помогать моему старшему брату Ярославу — он там проходил срочную службу на наземном измерительном пункте в звании лейтенанта — и его супруге Инне нянчить мою полуторагодовалую племяшку Александру. Они бы и сами вполне справились, но ждали пополнения. Инна уже сосредоточилась на подготовке к появлению нового члена семьи, моего племянника Славки, и теперь Сашу опекали мы с мамой. Мама готовила, кормила-поила, стирала-гладила, я гулял с Сашкой, катая её на коляске или водя за руку по тенистым аллеям военного городка. То была моя первая поездка в Грузию и, на долгие годы вперёд, последняя.

От Грузии у меня остались воспоминания отрывочные, сумбурные, полудетские. Помню, ездили в Тбилиси… Помню памятник Шота Руставели, телевизионную вышку на горе, бурную Куру. Еще помню пирамидальные тополя вдоль дороги в Сартичалы и луковые огороды, разделённые невысокими заборами из сложенных камней. Каждый год после таяния снегов и ливневых дождей эти камни вымывает из земли, их собирают и складывают по периметру огорода. Так из года в год вырастают заборы, я и в Непале такие видел.

О службе брата мне запомнилась лишь одна бестолковая история, как его замечательный друг, лейтенант Решетнёв-Карпатский, выпив лишнего на радостях (ожидал перевод на Камчатку), пошёл и нагрубил заместителю командира по политической части, чем обрёк себя на ещё долгие пять лет службы в Сартичалах. «Не умеете себя контролировать, лейтенант!» Об этом я как-то даже писал, но то совсем другая история.

Главным событием в той поездке стало моё знакомство с племяшкой, личностью сколь интересной, столь неординарной. Достаточно упомянуть, что лет до семи эта девочка вполне искренне полагала себя грузинкой. «Я же родилась в Грузии», — говорила она, округляя глаза, дескать, вы чё, не понимаете, штоль?

Время шло, «грузинка» выросла, стала Александрой Ярославовной, но любви к Грузии не утеряла, а с ней и любви к горам. Грузия, если кто не помнит, страна горная.

— Так, дядька, — услышал как-то я в телефоне, — я тут твой отчёт прочитала… Хочу на Эльбрус!

Вот так! Ни больше ни меньше — сразу на Эльбрус. Впрочем, я тоже пошёл сразу, безо всяких «погулять в предгорьях».

— Солнце моё, нет проблем! Есть конторы, они тебя хоть на Эверест отведут, только бы денег хватило.

— Не-е-е-ет… Я хочу с тобой!

Ага, со мной, и всё тут! Вот только я не собирался на Эльбрус. Двух раз пока за глаза хватило. И вообще, я тогда в Непал собирался, к базовому лагерю Эвереста. Можно сказать, с детства эту мечту лелеял… Про детство, конечно, вру.

— Подумаю, — пообещал я настойчивой племяшке.

И подумал. Просматривая туры «7 Вершин», натолкнулся на программу по Казбеку. За относительно небольшие деньги они за недельку предлагали освоить ещё один вулкан высотой в 5033 метра. «Вот! — сказал я себе — То самое!» — и перезвонил Сашке.

Телефонная трубка радовалась, восхищалась и танцевала лезгинку минут десять. Как же! Горы! Грузия! Вино! Просто праздник какой-то! Даже мои страшилки и пугалки про горную болезнь не могли остановить поток возбуждённых и радостных междометий.

Намерением подняться в начале июля на Казбек я поделился со своей будущей непальской компаньоншей Галиной Резановой (время — январь! в Непал мы собирались в апреле), и она — авантюристка не хуже меня, махнув рукой, тоже решила присоединиться.

Но! В который раз пишу: жизнь богаче планов. У Сашки ввиду перемен на работе срочно поменялись планы на лето, отпуска отменились. И мы с Резановой оказались перед перспективой подняться на Казбек самим, хотя вроде поначалу туда не собирались. Однако билеты в Тбилиси куплены, тур оплачен, нас девять человек и 2 июля вылет. Вот и договаривайся…

Казбек

Казбек, как и Эльбрус, — потухший вулкан. Он так же двуглав и имеет высоту главной вершины 5033 метра (грузины считают, 5047 метров). По свидетельству историков, последний раз вулкан извергался в 650 году до нашей эры. Откуда им известно? А кто их знает! Вот есть совершенно достоверные сведения, что в доисторические времена к Казбеку за неповиновение и разбазаривание казённого «огня знаний» прибили титана Прометея. Прибивал его по приказу Зевса личный друг титана — Гефест. Помнится, он ещё всё страдал: «Ты мне друг! — кричал он, театрально заламывая руки. — Но я не могу ослушаться!» Такое бывает… С одной стороны, личные симпатии, с другой, приказ высшего руководства. Обычно начальство перевешивает. Дабы Прометею было не так скучно висеть, к нему с утра поклевать печень прилетал Орёл Зевса. Я бы даже предположил, Орлица, но никаких прямых указаний на сей счёт нет. За ночь печень отрастала заново (мечта алкоголика!), а наутро Орёл брался за своё. Всё так бы и продолжалось по сию пору, экскурсоводы показывали за деньги муки ослушника, родители приводили детишек и говорили: «Ай-яй-яй… Надо старших слушаться… А то а-та-та!», но всё испортил Геракл. Он пришёл, разорвал оковы и освободил Прометея. Герой совсем не боялся гнева Зевса, уж с папой-то он как-нибудь бы договорился, коррупция и кумовство на Олимпе процветали…

Те боги… Даже не знаю, что написать. То воровали земных женщин, то дрались, не поделив богиню, а то, тьфу, пакость какая, устраивали оргии.

Но всё же, согласитесь, история эта куда интереснее, чем пакет сухих байтов с информацией, как двадцать семь веков назад из вулкана в очередной раз изливалась базальтовая лава. Древние могли зажечь.

Геополитически вулкан расположился на границе России и Грузии, и существуют два популярных маршрута восхождения: с севера, из России, через печально известное Кармадонское ущелье, где в 2002 погибла съёмочная группа Сергея Бодрова-младшего; и с юга, из Грузии, из поселка Степанцминда (бывший Казбеги) через Гергетский ледник и Метеостанцию (3650).

Мы планировали с юга.

С юга — не означало, что будет тепло. На Казбеке, как и на всём Кавказе выше трёх — трёх с половиной тысяч, зона вечных снегов. Даже дожди не идут. Но снаряжения мы взяли на все сезоны, от шортов до пуховиков.

Что ещё?

А! Для Казбека характерны регулярные камнепады. Говорят, эхо молотка Гефеста по сию пору мечется в горах, вызывая обвалы… Поэтому в список обязательного снаряжения на Казбеке входит каска.

В общем и целом гора как гора. Вполне себе обыкновенный пятитысячник. Это мы так думали…

Перед отъездом

В пятницу, 30 июля, перед самым нашим отъездом в Доме кино состоялась открытая премьера фильма Валдиса Пельша «Ген высоты, или Как пройти на Эверест». Пропустить премьеру мы с Галиной не могли, ещё не поблёкли воспоминания о треке к базовому лагерю Эвереста, а одним из главных героев фильма (и одним из операторов) был наш непальский гид и друг Вовка Котляр. Пришёл и Равиль, ещё один наш непальский друг-восходитель, а Галина привела свою подругу, та давно хотела поглядеть на сборище не совсем адекватных людей.

Действительно, где ещё встретишь сразу столько людей «с приветом»? Ибо это какой же нормальный человек способен потратить время, а порой и немалые деньги, так измываясь над собой? Холод, ветер, кислородная недостаточность… «Хосподи! И есть же море, вино, шашлык, девочки (мальчики, нужное подчеркнуть), а тут?»

А тут фильм. Хороший. Без прикрас, фанфар и шапкозакидательства. Хочешь познакомиться с реальной «романтикой» восхождений на высшую точку земного шара? Приходи, садись, смотри! Как говорится, вэлком! Кровь, пот, грязь, блевотина, всё в полном объёме… Хороший фильм! Правильный. Настоящий.

Но не только фильмом оказался примечателен день…

И даже не очередным ураганом, пронёсшимся над Москвой, точно дьявольские кони Коровьева и Азазелло.

А…

В общем, ещё в обед я отправился в церковь. Традиционно перед выходом в горы я иду в храм ставить свечи, заказать заздравный молебен о путешествующих, да просто помолиться. Пришёл в храм Николы в Кузнецах, написал записку для молебна, взял свечи, пошёл ставить Ему с благодарностью и просьбой хранить нас бестолковых. В храме, как принято, выставлялись иконы для почитания. В тот день две. Одна — традиционная икона Преображения Господня, а другая… А вот другая мне была совершенно незнакома. С нее на меня весёлыми улыбчивыми глазами взирал монах в седой бороде. Писана икона была не в византийском стиле. Но главное, в верхних углах, где ставят поясняющие надписи на греческом или церковнославянском, стояли странные, совершенно непонятные буквы. Армянские? Почему армянские?

«А чья у вас выставлена икона?» — спросил я у женщины, продающей свечи.

«Где? Там? — кивнула она в сторону главного алтаря. — Преподобного Гавриила Самтаврийского. Грузинский святой. Недавно канонизировали. Вот вы только подумайте, прошло всего семнадцать лет после смерти, а его уже канонизировали… Это большая редкость! А знаете…» Она продолжала говорить, а я слушал, да нет, не слушал, лихорадочно соображал! Грузинский святой, говорите… А едем мы куда? В Грузию… Стоп! Я хорошо знал храм, но икону эту видел впервые. «Она у вас давно?» — «Оригинал выставляли в феврале. А вчера выставили список. А вы книгу-то про него возьмёте? Почитать…» Женщина сняла книгу с полки и протянула мне. С обложки мне улыбался немного другой, но всё же легко узнаваемый святой Гавриил, и книгу я купил.

Что это? Хороший знак? Предостережение? Или вообще простое совпадение? О «встрече» я рассказал Галине и Равилю. Первая пожала плечами, а второй хмыкнул: «Прикольно». Всё же, наверное, совпадение.

С тем и поехали.

Мама Габриэли

Прочитать книгу до отъезда не получилось. Так… пробежался через страницу и кое-что глянул в интернете. Собирать общую картину стал по приезду. И сразу столкнулся с трудностями пересказа.

Многое, несмотря на то, что события происходили совсем недавно, уже успело обрасти слухами, выдумками, кривотолками. Восстанавливал понемногу, по чуть-чуть, используя теперь уже четыре (четыре!) книги, два фильма, записи очевидцев в YouTube, историю СССР 30-60-х годов и массу публикаций в интернете. Интересно было разобраться в судьбе незаурядного человека. И вот что-то мне удалось собрать. (Сразу признаюсь, достоверность повествования хромает.)

Итак.

О детстве, отрочестве и юности подвижника сведений немало, но все отрывочные, непоследовательные и бестолковые. Годердзи (мирское имя мама Габриэли) родился в очередную эпоху перемен, коими так изобиловал XX век, в 1929 году в Тбилиси в семье грузинского большевика Василия Ургебадзе.

Сомнений нет, Василий лично принимал участие в разрушении православных храмов (это важно!). Не мог не принимать. Время было такое. Или — или…

Многие наши деды и прадеды отметились в том кощунстве, и никакие отсылки к «трудным временам» не умаляют степень их греховности, хотя по-человечески их понять можно. Людям свойственно сначала храмы строить, а потом стрелять в них в упор, просто так, для пристрелки орудий. И многим тогда, в начале века, казалось: стоит крикнуть «Бога нет!» — и Он пропадёт. Как ребёнок, который со словами «Я больсой!» бьёт кулачком маму и уверенно ковыляет к песочнице заняться «взрослыми делами»: лепить куличи из песка, ловить жука, который на свою голову попался карапузу на глаза, драться с соседской девочкой, отбирать у неё ведёрко, да мало ли ещё «взрослых» дел есть в огромном мире песочницы! До тех пор, пока «больсой» не упадёт, не ушибётся или не обкакается.

Но вернёмся к семье Ургебадзе.

Активная коммунистическая деятельность Василия, похоже, стала причиной его безвременной кончины. Годердзи исполнилось два года, когда отца убили.

Как ни страшно звучит, этим тоже тогда никого нельзя было удивить. Гражданская война, закончившаяся на полях сражений, ушла в подполье и будет там тлеть вплоть до Большой Войны, а местами и после. А ещё репрессии! Но Василий под репрессии вроде бы не попадал.

В Грузии есть традиция — после смерти отца сына иногда называют отцовским именем, и Годердзи стал Васико.

Рос Васико мальчиком замкнутым и малообщительным. Игре со сверстниками предпочитал общение с птицами. Многим вспоминается, как он играл, бегая по полю, высоко подняв палку, а птицы вились вокруг и всё норовили усесться на неё. Был, верно, в этом какой-то знак. Но сегодня такому странному мальчику, скорее всего, поставили бы диагноз «аутизм», а тогда соседи просто думали: мальчонка-то того… толку не будет. Люди любят навешивать ярлыки. Навешивать и перевешивать. Сегодня дурачок, завтра гений. Сегодня сумасшедший, завтра — святой. Сегодня «осанна!», завтра волокут на крест. Обычная история.

Хотелось бы написать, что именно смерть отца повлияла на Васико, и он впоследствии избрал путь христианского подвижника. Но вряд ли. Был мал, да и отец не был похож на христианского праведника.

Не стал примером для Васико и отчим, о котором тоже известно немного. Армянин, занимался экономикой, вроде бы неплохо обеспечивал семью, и при этом не попал под репрессии 30-40-х годов (учитывая характер деятельности, странно).

Безусловно, большую роль сыграл тот факт, что семья Ургебадзе жила рядом с церковью святой Варвары. Однако родной брат Васико, Михаил, который тоже играл во дворе церкви, христианским подвижником не стал, а стал вором в законе Сосо Ургебадзе.

Кажется, истинно судьбоносными для Васико стали чьи-то слова (возможно, того же священника церкви святой Варвары), брошенные в ему спину: «Твой отец разрушал храмы, ты их будешь восстанавливать!». На впечатлительного мальчика, носящего имя отца, это могло подействовать. Во всяком случае, слова моей первой учительницы: «Ему бы хоть говённую получить (это про медаль)» — подвигли меня стать отличником в старших классах, институте и вообще по жизни. Есть так называемый комплекс отличника.

В двенадцать лет Васико в руки попало Евангелие. На скопленные деньги на барахолке с рук он купил Главную Книгу Христиан. Похоже, у мальчика, живущего рядом с церковью, появился естественный интерес: «Кому же там молятся?». Странно… Почему ему никто этого не объяснил дома? Почему мальчик вынужден был искать ответ на этот вопрос сам? Непонятно. Возможно, отчим слишком жёстко реагировал на естественный интерес пасынка (тогда положено было быть атеистом) или вообще пресёк любые обсуждения опасной темы в доме. Есть информация, что какие-то основы Васико почерпнул от церковного сторожа, тот вроде бы и книгу посоветовал купить. Старик, который продал Евангелие, по странному стечению обстоятельств запросил денег ровно столько, сколько было в кармане у Васико, в будущем отец Гавриил станет считать это знаком.

Книга на экзальтированного мальчика произвела неизгладимое, прямо-таки оглушительное впечатление. Читая, Васико горько оплакивал своего грешного отца, разрушавшего храмы. Он будет оплакивать, каяться и молиться за него всю свою жизнь. И с Книгой больше не расстанется.

Так в двенадцать (достаточно рано, я видел, как начинают читать Книгу в пятнадцать) Васико стал осознанным христианином. Крестили-то его ещё в младенчестве.

Вот тоже парадокс: отец храмы разрушал, а покрестить сына не забыл. Инерция времени?

Перелёт

Большие аэропорты всегда — дурдом!

Регистрация, очереди, багаж, задержки, отмены… Когда-то у Хейли я прочитал его знаменитый роман «Аэропорт» — и проникся. Но второго в семь утра, стоя в длиннющей очереди-змее, объединившей народ со всех рейсов, включая отменённые из-за пятничного шторма, я нервничал. Старался виду не подавать, и без меня в очереди хватало тех, кто подавал, но нервничал. Резанова тоже беспокоилась: «Не успеем, блин, не успеем!». Я её уговаривал, но у самого уверенности, что нас вовремя погрузят, не было. Иногда со стороны стоек регистрации выходил сотрудник авиакомпании и охрипшим голосом выкрикивал направление, рейс которого уже одним колесом стоял на ВПП. Тогда под шумок на регистрацию просачивались ушлые с других рейсов. При нас бабушка на выкрик: «Барселона!» решила, что она с дедушкой и внуками летит именно туда, о чём бестолковый дед и внуки были уведомлены фразой: «Чего встали?! Бегом!».

Мы честно отстояли очередь, сдали багаж, помаялись в очереди на паспортном контроле, потом на досмотре… И я продолжал уговаривать Резанову (а заодно и себя): «Теперь без нас не улетят… Теперь у них наш багаж». Но мы всё равно нервничали, и продолжали нервничать даже когда буквально запрыгнули в отъезжающий от рукава самолёт. Причём по моим расчетам, на стойке регистрации оставалось ещё немало пассажиров рейса Москва-Тбилиси… Как бы то ни было, вылетели мы вовремя.

Зря я думал, что без нас не смогут улететь, если мы сдали багаж. Сдать — одно, загрузить на рейс — совсем другое. И по прилёту мы в этом убедились. Рюкзак Гали не прилетел. Таких безбагажных оказалось человек пять, причем ещё одна пострадавшая тоже была нашей. В группе две женщины, и у обеих не прилетел багаж…

Заполнив бумаги, назвав адреса, пароли и явки для доставки багажа («даже ночью?!», «ночью» подчеркнули три раза), мы, минуя Тбилиси, по Военно-Грузинской дороге уехали в Казбеги, или, как теперь называют это село, Степанцминда. (Святой Степан, Святостепанск.)

Про Военно-Грузинскую дорогу я читал много, читал в разных местах, бессистемно, не специально, ехал же по ней впервые. Обыкновенная горная дорога среди необыкновенных, прямо-таки сумасшедшей красоты ущелий и перевалов. С непривычки может даже подташнивать, но в целом поездка эта — почти три часа красивейших пейзажей. Жаль, мы не останавливались и не пофотографировали. Но если бы останавливались, точно приехали бы потемну, и так добирались пять часов — с багажом прокопались.

Ночевать нас определили в гостевой дом с простенькими комнатами, с простенькими кроватями, чистый и опрятный, а главное — там нас покормили. Не нужно было тратить время на поиски еды, ибо на текущий момент наиглавнейшей задачей было понять и разобраться: хватит ли девушкам снаряжения, если их багаж не прилетит или прилетит, скажем, дня через два, когда мы уже будем в горах. По всему выходило, если добрать некоторые вещи в прокате (Галина всё равно собиралась взять напрокат альпинистские ботинки под «кошки»), хватит.

Поужинали, сходили в прокат, где я неожиданно встретился с замечательной грузинкой Даро Хетагури, двумя неделями раньше она включила меня в закрытую группу Фэйсбука по восхождению на Казбек (как меня нашла?), взяли необходимое снаряжение, в магазине купили вредной во всех смыслах «Кока-Колы» с собой в горы, а тут и восемь часов пробило. Время пить чай.

А за чаем устроили вечер знакомства.

Группа девять человек. Люди обеспеченные, состоявшиеся, моложе тридцати пяти нет. Четверо: два Алексея, Тимур и Андрей — в прошлом году поднимались на Сток-Кангри, шеститысячник в Индийских Гималаях. Андрей (автогонщик, рафтер и строитель домов) — альпинист опытный, полностью выполнил программу семи вершин, то есть побывал на всех высочайших точках семи континентов и ещё на многих других всяких. У остальных из той четверки Сток-Кангри — первая любовь. Хапнули они там… и снега по грудь, и срыв, и девятнадцать часов восхождения, и горную страсть на всю жизнь. Один из Алексеев, буду называть его Алекс, впечатавшись горами до полного очарования, взял в этот раз с собой жену Ольгу, решив и её приобщить к своей страсти. (Я тоже пробовал.)

Кроме двух Алексеев в группе два Дмитрия.

Дмитрий-первый только вернулся из Французских Альп, там ему из-за погодных условий («погодные условия» нас будут неотступно преследовать) не удалось подняться на Монблан.

Дмитрий-второй — турист-любитель, у него сложились непростые отношения с высотой, горняшка ела его с удовольствием, причмокивая, обсасывая и обгладывая косточки, не пуская выше 4700. Например, выше скал Пастухова или скал Ленца. Но у Димы зрело желание таки подняться на какую-нибудь «настоящую» вершину, и это привело его пусть не на самый высокий, но всё же пятитысячник — Казбек.

Про нас с Галиной более-менее понятно. У нас по Эльбрусу с юга, по трекингу в Непале к базовому лагерю Эвереста, у меня ещё восхождение на Килиманджаро по Маранге.

Гидов трое: Шота, Георгий, Ираклий. Грузины. Мужчины взрослые и серьёзные. Шота тридцать пять лет водит людей в горы, Георгий занимается альпинизмом со времен Советского Союза, Ираклий подполковник в отставке и тоже не первый день в горах. Тем вечером с нами возились двое: Георгий и Ираклий. Шота в Тбилиси занимался организационными делами и обещал прибыть завтра вертолётом с продуктами прямо на Метеостанцию (базовый лагерь Казбека с юга). Мы посмеялись, приняв за шутку. Продукты золотыми должны быть! Обычно грузы на Метеостанцию доставляются двумя способами: портерами — 15 килограммов 130 евро, и лошадками — 60 килограммов 100 евро. В нашем случае из-за погодных условий (в горах снег не прекращался, задала же в этом году погода всем жáру…) ледник перед Метеостанцией стал непроходим для лошадей. Кстати, мы с Галиной портеров заказывали ещё из Москвы, остальные присоединились к нам уже в Казбеги, выяснилось: нести снаряжение способен лишь Андрей, он и палатку свою нёс. Настоящий альпинист! Не то что некоторые — туристы…

Переговоры о портерах и снаряжении затянулись за полночь. Обсуждали по-грузински эмоционально, громко, в какой-то момент я поймал себя на том, что хочется говорить с акцентом, делать руками так, так и ещё так и с большим чувством произносить «Хо!» и «Ара!». Заразительно обсуждают и спорят грузины. Заразительно. Слава Богу, всё кончается. День длинный, трудный, как мамка говорила: «День — что год!», и надо отдыхать. Завтра рано утром переход на Метеостанцию, аж на 3670. Аж на два километра вверх… Так я ещё не ходил.

Переход к Метеостанции

Шли уже четыре часа. Первые четыреста метров — с 1740 до 2170, из посёлка до Троицкой церкви (Гергетис Цминда Самеба), — нас везли на автомобилях по какой-то совершенно военной грузинской дороге. Нет, не по той, которая шоссейная, а по просёлочной, вдребезги разбитой и размытой дождями, по которой и ездить-то могут только всамделишные внедорожники, ибо паркетник сразу помрёт от страха, у первой же ямы. Ехали минут двадцать-тридцать, но чего только по дороге не передумаешь: и позавтракал зря, и не выпил таблеток от укачивания зря, и жил неправильно, а вот ещё… и ещё… и там… и вообще… и всё зря, и… и… Но как только выехали на огромную зелёную поляну над обрывом перед церковью, сразу обо всём забыли!

В мире много красивых мест. И видел я уже немало. Но есть такие… Такие… Как бы объяснить? Красота в этих местах всеобъемлюща. Глобальна. На все четыре стороны и ещё в зенит. Кавказ, Казбек, Самеба, небо, поляна, кони, люди… даже люди, что обычно всё портят, не мешали, а лишь украшали необыкновенный пейзаж. Они специально сюда приезжают, эти люди: чтобы выйти, оглядеться и выдохнуть в восхищении: «Ах» или даже «Вах!».

С красоты мы и стартовали. Портеры и лошади ушли вперёд, мы — чуть с задержкой. Группу вёл опытный пятидесятипятилетний Георгий. Вёл аккуратно, неспешно, без частых остановок и передыхов, чтобы не сбить ритм, дыхание, да просто автомат, который обычно включается на длительных переходах…

К четвертому часу пути миновали заросли кавказских рододендронов, стелющихся низкорослых кустарников, меньших братьев огромных непальских деревьев, но цветущих столь же обильно, только белыми, а не красными, как в Непале, цветами… Миновали альпийские луга с их лёгким, медовым, цветистым разнотравьем… Успели вспотеть на солнышке и обсохнуть на ветерке… Горы — всегда то жарко, то холодно, даже на большей высоте, а уж до 3000… Миновали зону уверенной мобильной связи, где Галине успели дозвониться из Москвы и загрузить. Вот, ёкарный бабай! Отдыхает же человек! Всё же телефонная связь — зло. Зло, но к нему мы привыкли… Дмитрий-второй звонил домой, Андрей на работу, а я фотографировал и отправлял кадры Софико, пусть любуется.

Незаметно из альпийских лугов вышли в зону высокогорной тундры, и возле бурлящей грязной реки — обильные дожди и снегопады этого года не способствовали очищению вод — присели отдохнуть и перекусить. Нам с собой завернули ланч-боксы, но есть, как обычно на переходе, не хотелось, мы вяло жевали сэндвичи, запивая чаем, щедро делясь с молодой кавказкой овчаркой, невесть откуда взявшейся и устроившейся на отдых рядом. Шляются они там прям как на Севере в сейсмопартиях. Псина сожрала всё, хоть ей было жарко и томно, и, глядя на неё, скорее хотелось пить, чем есть, но у собак внутри устроено всё иначе, пожрать они никогда не упустят возможности.

На вечный вопрос: «Сколько ещё?» Георгий задумчиво поглядел на вершину Казбека, покусал травинку и глубокомысленно изрёк: «Как пойдём…». Кто-то сказал проще: «Ещё столько же». Повздыхали, поохали… можно подумать, нас кто-то палкой гонит… поднялись, нацепили рюкзаки и пошли.

Спустя пару часов, переправившись через пару рек, на высоте 2900 вышли к леднику Гергети. Язык ледника длинный: семь километров, но неширокий: четыреста метров, весь в трещинах и покрыт пылью.

Казбек постоянно пылит, и это особая проблема для глаз альпинистов. Восходить на Казбек без очков категорически не рекомендуется даже ночью, по причине острых пылинок, сильно ранящих роговицу.

У ледяного языка отдыхали лошади, это наши портеры оставили их. Следующие два километра портеры пройдут сами, неся на себе грузы и поклажу. И мы пошли по льду, такому сухому, что даже трекинговые ботинки не скользили, отчасти в этом была виновата вездесущая пыль, кругом будто песком посыпано.

Метеостанция, которую мы высматривали впереди, появилась внезапно, вдруг, справа на высоком берегу ледника.

— Смотри, — окликнул я Резанову и ткнул палкой в гору, — Метеостанция!

— Что, где? — завертела головой Галина.

— Вон, наверху.

— Ох, ни хрена же себе… Это нам ещё туда лезть?!

На выходе с ледника в трещины по колено провалились оба Лёхи. Алекс переодеваться не стал, решил обсохнуть в дороге, а Лёшка разулся, отжался и присел сушиться, пока мы ждали Ираклия и Ольгу.

Ольга с непривычки шла медленно, тяжело, часто останавливаясь. Сначала Алекс следовал за ней страхуя, но потом она, видимо, его отпустила, нёс он два рюкзака, а идти не в своём темпе с грузом совсем не с руки, или правильнее не с ноги. И теперь с Ольгой шёл наш третий гид. Мы не торопясь ждали их, отдыхая и обсыхая на камнях.

— Вертолёт! — Георгий лениво показал на горизонт. Я пригляделся. Довольно быстро со стороны посёлка к нам приближался небольшой вертолёт полицейского типа. Но нет, летел он не к нам, геликоптер обошёл ледник справа, поднялся чуть выше здания метеостанции и сел в базовом лагере.

— Шота продукты привёз? — Андрей от удивления даже привстал. По всему выходило, что так. Но Георгий только пожал плечами. Интересное дело у них тут! Так могли бы и рюкзаки привезти. Кстати, оба «потерянных» рюкзака приехали ночью. И проблем со снаряжением у девчонок не было.

Ольга наконец дошла, форсировала трещины, выбралась на камни и сходу уселась отдыхать. Вид у нее был измученный, но бодрый и… довольный. Парадокс. Теперь с ней остался Георгий, а Ираклий повёл основную группу на Метеостанцию.

Те сто метров, те тридцать три этажа, по сыпухе, щебню и гальке мы поднимались сорок минут. Сорок минут! В Долгопрудном двадцать два этажа, шестьдесят шесть метров, по ступенькам я прохожу за шесть. Вывод? «Таракан без ног не слышит».

К четырём наконец доползли до базового лагеря Казбека «Метеостанция» на высоту 3670 метров. Ещё ни разу за всю свою недолгую горную практику я так быстро, без дополнительной акклиматизации, не набирал высоту в три с половиной тысячи метров. Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Посмотрим, во что это мне обойдётся…

Базовый лагерь

Из этнографических дневников В. В. Агибаловой и Б. М. Бероева:

«В монастыре Бетлеми когда-то обитали семеро монахов. Один из них отличался особой святостью, и Бог явил над ним чудо: каждый раз, когда луч солнца проникал через маленькую дверь в келью, монах приготавливался к молитве, вешал на луч котомку с книгами, и котомка не падала, словно луч был из чистого золота.

Другие монахи завидовали благочестивому брату. Чтобы ввести его в искушение, они подослали к нему красавицу из селения Гвелети. Притворные мольбы женщины о помощи заставили отшельника нарушить монашеский обет. Он впустил красавицу в келью. Она попросила позволения только прикоснуться к одеянию святого. Всего лишь прикоснуться… Монах очнулся уже, когда солнечный луч проник в келью. Он схватил котомку с книгами, повесил ее на луч, но книги с грохотом посыпались к его ногам. С тех пор обитель опостылела иноку, и он покинул ее. Братья последовали его примеру. Монастырь опустел навсегда…»

Красивая легенда легла в основу поэмы Ильи Чавчавадзе «Гандегели» («Отшельник»):

«На склоне царственной Мкинвари

(грузинское название Казбека — авт.),

Высокой даже для орлов, —

Кого века короновали

Венцом нетающих снегов, —

Там в старину, пленён Эдемом,

Пещеру вырубил монах…

Досель зовётся «Вифлеемом»

Затвор, иссеченный во льдах…»

Представляете? В пещерах, выше площадки Метеостанции (с большой буквы я буду писать название базового лагеря, с маленькой — здания), выше 3700, в настоящих, реальных пещерах, в снегу жили монахи. Правда-правда! Всё обнаружили. Железные люди!

В пещерах тех сегодня, конечно, никто не живёт, но имя «Бетлеми» — «Вифлеем» теперь носит приют на Метеостанции. И мы не железные, а дюралюминиевые, или алюминиевые, а, может, всего лишь пластмассовые, будем жить рядом с ним.

Само здание метеостанции построено в 1933 году и долгое время использовалось по двойному назначению: как метеорологическая станция и как приют для альпинистов. Да, да… строили в те самые 30-е, несмотря на весь ужас, который нам преподносится сегодня в учебниках истории, это время было и эпохой созидания. Ведь тогда же и на Эльбрусе построили «Приют одиннадцати» на 4100. А в конце XX века, в эпоху становления свободы и демократии, «Приют» сгорел и метеостанция пришла в запустение. Первый этаж разбит, и там… отхожее место. Второй используют как столовую и склад. Электричества, которое вырабатывают солнечные батареи, установленные на крыше и на площадке с южной стороны здания, едва хватает на освещение станции энергосберегающими лампами. Водопровода нет. Воду набирают в ближних ручьях, стекающих с гор. На втором этаже есть комнаты для ночлега, но сами гиды рекомендуют жить в палатках — меньше места, но не в пример чище.

Может быть, когда-нибудь всё это восстановят? Но и сегодня при всей запущенности здание не потеряло фундаментальности. И насколько поражает факт, что здесь, в снегах, в пещерах жили монахи, настолько трудно представить, как строилось это мощное, почти крепостное сооружение…

О! Всплывшую по рубку гигантскую каменную подводную лодку, вот что напоминает здание метеостанции. «Всплыла» она на южной оконечности базового лагеря практически у самого обрыва к леднику Гергети.

С другой стороны от обрыва, между метеостанцией и горами, на выровненных площадках ставят палатки. Палатки укрыты от западного ветра, преимущественного в тех местах, каменными стенами, выложенными вручную в форме полумесяца.

Восточная часть базового лагеря занята, как сегодня принято называть, полигоном бытовых отходов, а попросту говоря свалкой. Рядом со свалкой на обрыве расположен единственный на всей территории лагеря туалет. Сделан он, как и метеостанция, из камня. А лучше бы из дерева, как на Эльбрусе, тогда после переполнения его можно было бы просто столкнуть на ледник и построить новый. А так стоит он загаженный… и люди заняты вечным поиском, куда бы сходить до ветру… Не морщитесь! Все мы люди! Не принцессы, которые не ходят в туалет и всё держат в себе. Обыкновенные люди, и ничто человеческое нам не чуждо. Интересно, а как приспосабливаются к таким условиям изнеженные иностранные туристы? Они же многие видели туалет в Кибо-Хат на Килиманджаро, там на высоте в 4720 метров, где нет ни единой лишней капли воды, кафельные (ей-ей, не вру, кафельные!) туалеты сверкают нереальной чистотой и гигиеной.

Выше туалета, ближе к зданию метеостанции площадка со скамейкой и пятиметровым флагштоком, на котором развевается бело-красный грузинский флаг святого Георгия. Вечерами там собирается народ полюбоваться на закат над ледником и между делом поймать эфир. Мобильная связь — зло, но обходиться без неё никто не собирается…

С северной стороны площадки — гóры. За ними Казбек. В тех горах на высоте 3900 есть современная часовня, куда завтра намечен радиальный выход. А пока…

А пока нас напоили чаем и разместили в палатках по двое.

Что, Резанова? Это тебе не лоджи в Непале. Спать будем бок о бок, и если газы кишечника вырвутся наружу, не обессудь. Ты же знаешь, Резанова, на высоте сдерживать их нельзя. Как почему? Потому что давление изнутри легко может разорвать человека в разряженной атмосфере высоких гор. Не веришь? Правильно делаешь. Но во сне человек себя не контролирует, если только сможем мы спать в таких условиях, в чём я лично сильно сомневаюсь. А сомневаюсь потому, что такой быстрый подъём обязательно приведёт с собой ночью горняшку. И будет она, как старая крючконосая горбатая бабка, бродить вокруг палатки на кривых ножках и больно стучать в бубен мозгов… А ещё у палатки тонкие стенки, и они не спасут нас от постоянного галдежа соседей: русских, украинцев, поляков (удивительно их там много, прям маленькая Польша какая-то!) и, конечно, грузин. Последние, правда, как и наши гиды, живут в метеостанции. Хотя нет, не все. Наш московский грузин Тимур заселился с Лёхой в палатку.