Бесплатный фрагмент - История казачества

Предисловие

Очередное историческое исследование Сергея Мосолова посвящено казачеству как особой этнокультурной социальной общности, его истории, культуре, традициям.

Долгое время, особенно в советский период развития нашего государства, казачество в официальной позиции представлялось как антиреволюционная, а значит, и антинародная сила, карательный орган свергнутого царского режима. Однако историческая справедливость, в конце концов, восторжествовала, и по всей стране возобновился интерес к этому феномену. Стали объективно вспоминаться не только события прошлого, свидетельствующие об огромном вкладе казачества в укрепление и развитие российской государственности, но и произошло возрождение казачества как элемента развивающегося гражданского общества.

Особой заслугой Мосолова следует считать исследование не только истории казачества в стране вообще, но и в частности на территории Кольского Заполярья.

В книге наглядно показан длительный и сложный процесс формирования казачества в военно-служилое сословие, ставшее настоящей опорой государства не только в охране государственных границ России на всем их протяжении, но и развитие его особой самобытной национальной культуры.

В представленном исследовании получили описание основные исторические события общественно-культурной жизни казачьих территорий, военные подвиги казаков.

Автор проявил большое старание и аккуратность в выявлении, исследовании и анализе литературных и документальных источников, что свидетельствует об объективности исследования и его научности.

В настоящем исследовании чувствуется патриотическая направленность и стремление к обереганию своих исторических корней народа.

Особое внимание автор уделяет не только важнейшим историческим событиям и их значению для развития государственности на территории Мурманской области, но и подробной характеристике культуры казаков. В этом смысле работа призвана способствовать решению некоторых проблем в осознании необходимости национального единения.

Важнейшим смыслом исследования Мосолова является его значимость для решения современных образовательных и культурных задач, а также для духовно-нравственного и патриотического воспитания современной молодежи.

Таким образом, представленная монография Сергея Владимировича Мосолова «История казачества: памятка казаку», по нашему мнению, представляет большой научный и литературный интерес и безусловно может быть рекомендована к изданию.

Доцент кафедры юриспруденции Северо-Западного института (филиала) Московского гуманитарно-экономического университета, кандидат юридических наук Пирогов П. П.

Главы

— Откуда пошли казаки

— Казаки на службе царя и защите Отечества

— Борьба казаков за волю и лучшую долю

— Запорожские казаки

— Ратные дела казаков

— Образование казачьих войск

— Культура и быт казаков

— Казаки на Кольской земле

Вступление

Вся история России сделана казаками.

Недаром нас зовут европейцы казаками.

Народ казаками желает быть.

Л. Н. Толстой

Народ, который не знает своё прошлое, не имеет будущего. Это аксиома. Без знания своей истории и культуры, под влиянием других, чуждых нам культур мы становимся «Иванами да Марьями родства не помнящими». Несомненно, мы должны жить в тех реалиях, в которых находимся сейчас, но и о прошлом забывать ни в коем случае нельзя. Все мы, как сосуд. Нашу кровь наполняет дух прошедших эпох, как героических, так и тяжких для нашего народа.

К сожалению, мы много говорим о родовой связи с предками, но большинство молодых людей не знают историю своей страны, своего рода, не смогут назвать имена и отчества своих дедов и прадедов, бабок и прабабок. А между тем, русская история — это следствие высочайшего проявления народного духа. К наиболее фундаментальным моментам русской истории, определившим характер и направленность «русского духа», создавшего русскую землю в бесконечном её объёме, бесспорно, относятся: православие, общинность и незавоевательное происхождение государства и государственной власти.

Казачество было единственным и неповторимым в мире сословием, последним православным рыцарством в XIX — начале XX века. Признание казачества сначала народом, а потом военно-служилым сословием повлияло на осознание им общности своей судьбы с судьбой России. Казаки всегда считали себя неотделимыми от русского народа, а казачьи земли от России. Фольклорное определение казака как народного защитника от всякого окаянного супостата соответствует историческим представлениям о казачестве как части славянского народа, как о выдвинутой вперёд мощной боевой дружине, охраняющей русские земли и приумножающей их своей военной доблестью, храбростью и отвагой.

Казаки почти непрестанно воевали. И казачьей кровью обильно окрашены и камни Финляндии, и подступы к Царьграду, поля Польши, Германии, Франции, Италии, горы Швейцарии, просторы Маньчжурии, от их крови червонела вода и в Балтике, и в Чёрном море, и в Тихом океане. От берегов Дуная и Днепра, по степям Дона, Кубани, Терека, Нижней Волги, Урала и далее на Восток, по дебрям Сибири до Амура, Камчатки, Сахалина и Курил, по меже великой современной России казаки первыми проложили заветную черту, через которую уже не суждено было перешагнуть соседним народам.

В истории казачества можно увидеть и преданную службу Отечеству, и волю, освящённую идеями православия, и первопроходцев, чьими усилиями разрасталась и укреплялась Русь.

Сердцевина казачьей натуры и символ веры этого бесстрашного воинства сконцентрированы в том неповторимом воинском кличе, с которым они обращались к сынам своего казачьего племени перед очередным походом: «Кто хочет за веру христианскую быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов претерпеть всякие адские муки за Святой Крест, кто не побоится смерти — гайда к нам! Нечего бояться смерти: от неё не устережёшься. Такова наша доля». И казак часто умирал, как герой, не скуля и не жалуясь на свою судьбу. Народные предания гласят, что когда свирепые враги сдирали с казака кожу, то он шутливо бросал им: «От казали, неначе воно боляче, як шкуру с живого человика здирають, а воно мов комашня кусае (вот говорили, будто оно больно, когда шкуру с живого человека сдирают, а оно словно мошкара кусает — С.М.)». А когда подлые ляхи насаживали запорожцев на вертикальный заострённый кол, то они, сидя на них, издевались над ляхами, прося у них потянуть люльки (трубки) и уже потом, покуривши, обводили своих мучителей мутными глазами, плевали им в очи мерзкие, проклинали католическую веру и гордо умирали смертью лютою.

Отличались казаки преданностью и неподкупностью. Во время легендарного Азовского осадного сидения казаки, обороняя крепость, на предложение турок сдать позиции за большие деньги ответили: «Не дорого нам серебро и злато, дорога нам слава вечная».

Понимание своей жизненной миссии, своей «доли» как защиты веры Христовой делала казака неустрашимым в бою. У казаков не было никакого либерализма, сострадания к противнику. Принцип был таков: если враг напал, переступил границу, то его следует уничтожить любым способом. Поэтому били казаки своих врагов со страшной силой, бросаясь в атаку с неистовой страстью и отвагой, не щадя ни крови, ни живота своего.

В условиях постоянных войн выживали только самые крепкие, умные и сильные духом казаки. Формировался и креп тот самый упрямый казачий характер, который позволял не только оберегать рубежи Руси, но и завоёвывать для неё огромные территории на Кавказе, в Заволжье, в Сибири.

Сущность казачьего характера просматривалась и в облике этих вольных рыцарей — статных и смуглых от степной жары, с лихо заломленными на голове папахами, с лихим чубом. Причём с этой казачьей традицией связана следующая история. Как-то царь Николай I, всегда лично регламентировавший воинскую форму вплоть до мельчайших деталей, во время своей поездки на Кавказ увидел линейного казака, сдвинувшего папаху набок. Царю это дюже понравилось, и в 1848 году родился указ, предписывающий чинам Кавказского корпуса «ради лихости» — носить шапки «немного на затылок, с наклоном на правую бровь, так, чтобы левая сторона чела наискосок была открыта». Так, благодаря этому указу, казачий обычай носить головные уборы набекрень был официально узаконен.

Испокон веков казаки никогда не знали рабства — отсюда их первое и главное достоинство: чувство внутренней свободы. Вместе с тем отличительной чертой казачьих общин и казаков всегда была присущая им любовь к порядку. Гармоничное сочетание этих двух начал, внутренней свободы и порядка, всегда делало из казаков самую верную опору, самый надёжный оплот здоровой государственности.

На государевой службе казаки обрели расцвет, духовный взлёт, проявили блеск удали и дерзкой отваги, самоотверженность и верность присяги. Оставаясь вольным и гордым в самом себе, казак растворялся в семье, станице и в родном войске, ярко выражая свою личность — глубокую и религиозную. В силу этого обстоятельства казачьи войска крепко и всеми силами держались родной почвы, отличались покорностью воле Божьей и глубокой системой, удерживающей их на вершине русского самосознания и государственной дисциплины.

Великий герой, донской атаман Матвей Иванович Платов, учил казаков простоте в обычаях и жизни; он требовал, чтобы они ни на минуту не забывали о том, что казак — прежде всего воин. «Мы не рождены ходить по паркам да сидеть на бархатных подушках, там вовсе можно забыть родное ремесло, — говорил Платов казакам. — Наше дело ходить по полю, по болотам, а если и сидеть, так сидеть в шалашах или ещё лучше под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были нам в тягость. Так и будешь донским казаком».

Между тем, будучи православными христианами, казаки, относили себя к особому народу, и так было на протяжении веков, вплоть до упразднения казачества большевиками. Наглядным примером тому может служить эпизод, описанный Михаилом Шолоховым в первой книге романа «Тихий Дон» в том месте, когда на мельнице вспыхнула драка между казаками и «хохлами». Когда еврей Штокман попытался втолковать казаку, что они оба русские и что казаки от русских произошли, тот резко усомнился и заявил: «Брешешь!.. А я табе гутарю — казаки от казаков ведутся, и затем добавил с обидой: Ишь, поганка, захотел в мужиков переделать!»

Этот литературный диалог взят Шолоховым из народной среды и реально отражает отношение казачества к своим корням. Такие рассуждения на первый взгляд могут показаться примитивными, но нужно понимать особые устои казачества, его самобытность, которые заставляли казаков всегда считать себя отдельным народом. Безусловно, в описанном случае Шолохов никакого художественного вымысла не допустил, примерно так относятся к своему происхождению и нынешние казаки. Всё это потому, что казачество по всем канонам ортодоксии является отдельной народностью или субэтносом. В прошлом даже иностранные путешественники в России никогда не путали донского казака с великороссом или малороссом. У казаков сложился свой определенный генотип, хорошо известный и описанный в дореволюционной этнографической литературе, когда разделение на казаков и неказаков было распространено как на уровне будничной сознательности, так и среди учёных-этнографов. Не случайно до революции в метрических книгах и в первые годы советской власти в официальных документах в графе «национальность» казакам так и писали — «казак».

Можно бесконечно много говорить об истории и культуре казачества, о его роли в истории России. Но бесспорным остаётся одно, без казаков Россия не была бы той, какой мы её знаем.

Конечно же, многие казаки имели претензии к государству, а государство имело массу претензий ко многим казакам из-за их рода деятельности. Казаки никогда не помогали царям держать народ в рабстве крепостного права, а наоборот, сами спасали, укрывали у себя беглецов от крепостного права, не выдавали их властям и принимали активное участие во многих народных выступлениях. Казачьи атаманы становились во главе многочисленных повстанческих войск, как например Андрей Корела, Иван Заруцкий, Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачёв. Правда, такие выступления нередко сопровождались расколом внутри самих казачьих сообществ. Степана Разина схватили и выдали царским войскам донские казаки, а разбитого Емельяна Пугачёва — яицкие казаки.

В 1671 году, после разгрома восстания Степана Разина, казаки присягнули на верность службы царю Алексею Михайловичу и с тех пор служат России и считаются людьми государевыми. Казаки являлись универсальным родом вооружённых сил. Хорошо организованные, мобильные казачьи войска, применяли своеобразные тактические приёмы: внезапные набеги, засады, гуляй-города (передвижные укрепления из телег, стянутых цепями, с установленными на них деревянными щитами и малокалиберными пушками). Во все времена они считались наездниками, лучшими в искусстве джигитовки, а казачья конница как лучшая в мире лёгкая кавалерия. Даже французский император Наполеон Бонапарт не скрывал своё восхищение казаками в войне 1812 года. Он говорил: «Надо отдать справедливость казакам: именно им обязаны русские своими успехами в этой кампании. Это — бесспорно лучшие лёгкие войска, какие только существуют. Если бы у русских солдат были другие начальники, то можно было бы повести эту армию далеко».

В своём сочинении «Семнадцать замечаний на работу под названием „Рассуждение о военном искусстве“, изданную в Париже в 1816 году» Наполеон писал: «Русские ценят обученный полк казаков наравне с тремя необученными. В этих полках ничто не стоит внимания, кроме самого казака: он хорошо сложен, силён, ловок, сметлив, хороший кавалерист и неутомим. Он рождён на коне, вырос среди гражданских войн и на равнине представляет собой то же самое, что бедуин в пустыне, что горный житель в Альпах. Он никогда не живёт в доме, не спит в постели и на заходе солнца меняет место ночлега, чтобы не проводить ночь в месте, где он мог быть замечен неприятелем».

Величайший русский писатель и мыслитель Лев Николаевич Толстой в начале 50-х годов XIX века жил на Кавказе среди казаков, наблюдал их быт, участвовал в лихих стычках с горцами Шамиля. Тесно прикоснувшись к вольной жизни казаков и полюбив её, он писал в своём дневнике: «Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ казаками желает быть. Голицын при Софии ходил в Крым — осрамился, а от Палея (казачий атаман Семён Палий. — С.М.) просили пардона крымцы, и Азов взяли всего 4000 казаков и удержали, — тот самый Азов, который с таким трудом взял Пётр и потерял». Толстой видел в казачестве образец для всей России — крестьянство без дворян.

Казаки первыми осознали необходимость упорной и беспрерывной борьбы с Крымским ханством и Турцией и вели её на собственный страх, собственными силами, вели в то время, когда и Польша, и Россия не смели и думать о такой борьбе: когда и та, и другая уплачивали Крыму позорную дань; когда и Россия, и Польша, по своему бессилию, позволяли грабить бусурманам тысячи, десятки тысяч православных христиан и уводить их в рабство. В этой борьбе казаки не раздумывая становились на сторону России и Польши против турок и татар и выигрывали битвы в пользу русских царей или польских королей. Своими беспрерывными войнами с мусульманами казаки в итоге ослабили силу крымских татар и поколебали могущество турок, укрепившихся при устье Днепра и по берегам Чёрного моря, чем подготовили для Российского государства к концу XVIII века лёгкость завоевания Крыма и устьднепровских турецких крепостей.

Славное прошлое казачества, дела и заветы предков дают право казакам с гордостью говорить: «Слава Тебе, Господи, что мы казаки!» В поведении казаков это чувствуется, как чувствуется крепость их духа, забота об общем благе, когда общее начало ставится выше личного. Казаки всегда служили и служат родной земле, своему народу, своему государству — и в этом их сила и мощь.

Борьба политическая, социальная и религиозная была причиной порождения богатейшего народного эпоса, появления обширной летописной и исторической литературы. Народный южнорусский эпос — это чистейший плод казачества и неразрывно связанного с ним народа. Сколько тут создано исторических дум, былин и исторических песен, дошедших до нашего времени. И каких былин, и каких песен! К примеру, в былинном эпосе среди образов богатырей Илья Муромец предстаёт как «старой казак», обладающий недюжинной силой, могучий и мудрый, которому судьба уготовила быть не просто порубежным стражем, а подлинным народным героем.

Древнерусские былины, записанные этнографами Павлом Николаевичем Рыбниковым и Александром Фёдоровичем Гильфердингом, свидетельствуют о том, что ещё задолго до монгольского нашествия на Русь слово «казак» русским людям от Обонежья до Киева было доподлинно известно и в народе почитаемо.

Красота мирного и военного быта казаков, со звучащими из глубины веков песнями, с лихой пляской, с крепким и дружным товариществом, пленяла. Известные писатели и поэты, художники и композиторы искали у казаков вдохновения. Пушкин, Гоголь, Тарас Шевченко, Лермонтов, Лев Толстой, Шолохов воспели их в своих бессмертных произведениях. Виллевальде, Репин, Суриков, Рубо, Мазуровский, Самокиш оставили нам знаменитые холсты с изображением казаков. Цезарь Кюи, Николай Лысенко, Иван Дзержинский посвятили им свои оперы.

Казачество, изведавшее, в силу исторической необходимости, все муки тяжкой борьбы, ужасного кровопролития, насилия и разрушения, умело создавать лучшие по времени формы социальной жизни и проявлять творческие способности в области мирной деятельности. И теперь, в лице своих передовых представителей, оно способно и должно бороться с хищничеством и вандализмом, разрушающими памятники старины. Время не ждёт и Отечество наше как бы говорит нам: сохраните мою историю, пощадите мои памятники, сберегите мои сокровища!

Изучение родной казачьей истории открывает нам собственную правду. Мы узнаём, что казачество существовало на своих землях ещё раньше образования Московского государства, а тем более России. Кто мы, что мы — в этом мы ясно отдаём себе отчёт: мы казаки. Мы должны понять и то, что все свои силы и свои средства мы обязаны отдать для достижения одной цели — блага, единства, процветания казачества. Казачество — явление характера мирового, оно не может не волновать человеческую душу. Для возвращения утраченного и восстановления своего исторического лица казаки могут и должны рассчитывать только на свои силы. Сила казаков — в единстве и сплочённости.

Безусловно, современное российское общество нуждается в обновлении системы патриотического воспитания. В условиях роста национального самосознания, современная наука всё чаще обращается к историческим памятникам, культурным традициям, в частности, к традициям казачества, как к средствам воспитания подрастающего поколения. Возрождение казачества в России позволит обрести ей основу для укрепления государственности, преодолеть аморфность существующих властных структур.

Президент России Владимир Владимирович Путин охарактеризовал современное казачество как «уникальный и неотъемлемый пласт нашего общества, пронизанный идеями подлинного патриотизма, традиционных ценностей и самобытной народной культуры».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл 14 октября 2015 года в Новочеркасске на V Всемирном конгрессе казаков на тему «Казачество: единство, Церковь, Родина», в частности, сказал: «За минувшие годы мы наблюдали существенные положительные изменения. Отрадно отметить участие казачьих организаций в поддержании общественного порядка, их серьёзную помощь силовым структурам в противостоянии терроризму и наркобизнесу, их вступление в ряды добровольных пожарных. При поддержке казачьих сообществ открываются десятки молодёжных, военно-спортивных лагерей…

Что касается хранения семейных уз, казаки были опорой всего российского общества, давая пример верности и добрых отношений между поколениями…

Казак всегда мыслил себя вольным человеком, но понимание свободы в православном казачестве носило глубоко христианский смысл: она воспринималась не как вседозволенность, не «что хочу, то и ворочу», а как добровольное и самоотверженное подчинение казачьей дисциплине, служение Богу, Отечеству, Церкви Христовой.

Хотел бы особо подчеркнуть: определяющей характеристикой казака является именно его внутренний мир, не штаны с лампасами и хромовые сапоги, не шашки и нагайки, не какая-то другая внешняя атрибутика, о чём я уже сказал сегодня после Литургии, но подлинно христианское мировоззрение, христианское понимание своего долга и служения.

Вера — вот основа жизни казачества. Если этого нет, если у казака нет полноценной церковной жизни, если нет участия в Таинствах, ежедневной молитвы, христианского образа жизни, то такой человек лишь ряженый, он носит казачьи одежды, но душою остаётся далёк от того, чтобы называться казаком…

Одним из важнейших вопросов, стоящих сегодня перед Церковью, государством и казачеством, является вопрос создания целостной системы непрерывного казачьего образования, которая бы способствовала формированию ценностных ориентиров и христианских нравственных идеалов у подрастающего поколения казаков, строилась бы с учётом преемственности духовно-нравственного воспитания в образовательных организациях всех видов и типов, реализующих казачий компонент — от детского сада до вуза…»

Хотелось бы также пояснить нашему читателю, что мы, современные казаки — потомки донских, кубанских, терских, уральских и прочих казаков — историю, культуру, знания казачества бережно храним, изучаем и передаём юным поколениям.

В книге «История казачества: памятка казаку» рассматриваются основные исторические события, связанные с процессами возникновения, становления и развития казачества на рубежах России, в том числе на Кольской земле.

Книга рассчитана на широкий круг читателей: исследователей истории и культуры, студентов, учащихся старших классов общеобразовательных школ и воспитанников кадетских корпусов — всех, кто интересуется казачеством.

Глава первая. Откуда пошли казаки

Здравствуй, тихий Дон, снизу доверху, сверху донизу; с Кубанью вольною, Тереком бурным, Яиком студёным, Иртышом полноводным, Амуром широким, и вы, атаманы-молодцы, в станицах привольных, и всё казачество искони славное!..

Казачья старинная здравица

С незапамятных времён широко и величаво течёт по бескрайнему степному раздолью, рассыпаясь по берегам белыми песчаными косами, батюшка Дон. Зеркальной серебряной лентой извивается он между пышных лесов и садов, между шумных станиц и хуторов. За медленное и спокойное течение казаки нарекли его Тихим Доном. Привольная и братская жизнь сильно привязывала казаков к родным местам. Они страстно любили свой Дон, поэтому и называли его батюшкой и кормильцем родимым.

Дон (Танаис — греческое название реки) — важнейшая река казацкой области. Древнегреческий историк Геродот (484–425 гг. до нашей эры) считал Танаис «восьмою скифскою рекою». Начинаясь из Ивановского озера, Тульской губернии, она проходит до Казанского перевоза через Рязанскую, Тамбовскую и Воронежскую губернии. От Казанского же перевоза река протекает через всю казачью область дугообразную чертою, извиваясь так: сначала стремится к востоку до того места, где впадает в неё река Медведица; а отсюда, постепенно, склоняется она на юго-восток и, образовав крутое колено (которым сближается с Волгою), принимает направление прямо на юг и идёт так до впадения в неё Курмоярского Аксая; отсюда поворачивает к западу, и постепенно склоняясь к юго-западу, вливается в залив Азовского моря. Общая протяжённость Дона равна 1870 километров. Широкое донское ложе или займище, по которому извивается река, рисуясь то крутыми коленами, то островами, то ериками (ручьями) и затонами (заливами), испещряется и песчаными косами, и лесными рощами, и тальником, и густыми, высокими камышами. При весенних разливах воды ложе это превращается в исполинскую хрустально-голубую и чрезвычайно узорчатую полосу, представляющуюся как-бы праздничною повязкою «матери кормилицы» казачества.

По всему донскому ложу в начале казачьей старины обитали бесчисленные стаи диких птиц, разнообразных зверей и рыб. Именно здесь родоначальники донцов и приютили свою первую жизнь: в глуши камышей и тальника, на бугристых островах расставляли они свои станицы, курени и сторожевища с лёгкими стругами и быстрыми, как ветер, аргамаками.

Непрерывною боевою жизнью в течение двух тысяч лет жил Дон, сменяя на своих берегах скифов — сарматами, сарматов — аланами, аланов — гуннами, гуннов — хазарами, хазар — печенегами, печенегов — половцами, половцев — монголо-татарами и, наконец, монголо-татар — донскими казаками.

С Доном связано много примет, суеверий и обычаев казаков. Так, например, по возвращению казаков домой с войны или службы был распространён обычай, приносить что-нибудь в дар Дону. Такой обряд дарения ярко описан у Михаила Шолохова в «Тихом Доне»: «Бывало, отслужат казаки в Атаманском полку сроки, — снаряжают их к отправке по домам. Грузят сундуки, именье своё, коней. Эшелон идёт, и вот под Воронежем, где первый раз приходится переезжать через Дон, машинист, какой ведёт поезд, даёт тихий ход, — самый что ни на есть тихий… он уже знает, в чём дело. Только что поезд выберется на мост, — батюшки мои!.. что тут начинается! Казаки прямо беснуются: „Дон! Дон наш! Тихий Дон! Отец родимый, кормилец! Ур-р-ра-а-а-а!“ — и в окны кидают, с моста прямо в воду, через железный переплет, фуражки, шинеля старые, шаровары, наволоки, рубахи, разную мелочь. Дарят Дону, возвертаясь со службы. Бывалоча, глянешь, — а по воде голубые атаманские фуражки, как лебедя али цветочки, плывут… Издавна такой обычай повёлся».

Славный сын Тихого Дона, исследователь донского казачества Евграф Петрович Савельев (1860–1930) в «Древней истории казачества» писал: «В плену и на чужбине, умирая, сражённый вражеской пулей, казак всегда мысленно взывал к своему кормильцу: „Прости, мой батюшка Тихий Дон Иванович! Мне по тебе теперь не ездити, дикаго зверя не стреливати, вкусной рыбки не лавливати“. Эта же страстная любовь казаков к своему кормильцу Дону сквозит во всех старинных песнях и даже войсковых грамотах и отписках в Москву. Даже в соседних странах, где лежат кости павших геройскою смертью донцов, защищавших честь России, как то: в Финляндии, Швеции, островах Балтийского моря, Ливонии и других, и теперь существуют древние легенды о том, что во время ночных осенних бурь, когда вся северная природа стонет от непогоды, донские витязи встают из своих забытых их потомством могил, садятся на своих боевых коней и с воем и стоном несутся в облаках на родимый им Дон. Тяжело им лежать в сырых могилах на чужой стороне вдали от своего кормильца Тихого Дона Ивановича. Скорбные и пылающие старым казацким огнём их души спешат слиться со своим братством-товариществом и просят перенести их кости на дорогую родину. Многие из северных жителей не раз во время бурь видели это явление, как казаки, припав к луке, с длинными пиками и сверкающими саблями неслись на своих боевых конях среди волнующихся грозовых туч на тёплый юг, и от суеверного страха прятались в свои убогие хижины. Такова была любовь к Дону старых донских казаков».

С Доном связано и историческое название первой и самой многочисленной ветви казачьего народа — Войско Донское, которое занимало территории современных Ростовской и Волгоградской областей России, а также части Луганской и Донецкой областей Украины.

Чем больше узнаёшь прошлое Тихого Дона — тем крепче его любишь. Боже ж ты мой, сколько славных казаков сложили свои буйные головушки по берегам Дона и его притокам Хопру и Чиру, сколько лежит их на дне Азовского и Чёрного морей! И как тут не вспомнить старинную казачью песню, напев и слова которой полны горькой и жгучей скорби:

…Распахана наша земелюшка лошадиными копытами,

А засеяна славная земелюшка казацкими головами.

Чем-то наш батюшка славный тихий Дон украшен?

Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами

Чем-то наш батюшка славный тихий Дон цветен?

Цветен наш батюшка славный тихий Дон сиротами.

Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена?

Наполнена волна в тихом Дону отцовскими и материнскими слезами…

Лютая, кровавая борьба, неустанная война шла здесь из года в год, изо дня в день, здесь жили тревожной боевой жизнью, не зная покоя и роздыха. Отсюда выходили герои, удивлявшие весь мир своими лихими подвигами и победами. И как же нам — потомкам — не проявить интерес к этому прошлому, не возжелать приподнять завесу веков и взглянуть, что же было давным-давно, за много лет до нашей жизни…

***

Итак, начнём издалека и постараемся отыскать среди моря лжи о казачестве острова правды о нём.

Не в пример многим другим именам казачье национальное имя показывает поразительную устойчивость. Из эпохи в эпоху, на протяжении двух тысяч лет, оно изменялось лишь весьма незначительно и потому в наше время обнаруживает чёткую связь с названиями народов, вошедших в общий сплав казачьей народности.

Ещё русские историки Василий Татищев и Николай Карамзин не без основания говорили о древности казачьего имени. В казачьем обиходе оно, вероятно, всегда произносилось так же, как и сегодня — казак. Однако разные народы, которым приходилось встречаться с нашими предками, выговаривали и писали его не одинаково. Например, у греков самое ранее начертание коссайи и казахи; у китайцев — кэса, кюйсэу; у тюрков — казак, кайсак; у персов — каззак; у кабардинцев — кэзак; у славян — козак, касог, казак.

До сих пор нет и однозначного ответа на вопрос о происхождении слова «казак». В разные эпохи его происхождение трактовалось по-разному. Считается, что впервые слово «козак» (cosac) было достоверно зафиксировано в известном письменном памятнике куманского (половецкого) языка XIII — начала XIV века Кодексе Куманикус (лат. Codex Cumanicus) и означало ночную охрану, стражу, дозор. В дальнейшем это слово распространялось в значении «легковооружённый всадник».

Попутно заметим, что кэзиктеном или кешиктеном (от тюркского кэзик — «очередь», «смена», «нести службу в очередь, посменно») называлась личная гвардия великих ханов Монгольского государства, учреждённая Чингис-ханом. Основанная как стража ханской ставки, гвардия со временем стала главной опорой ханской власти. При хане Хубилае гвардия кэзиктенов была значительно расширена. Были созданы целые корпуса императорской гвардии из монголов, китайцев, тангутов, карлуков, кыпчаков, канглы, русских.

Большинство отечественных историков склоняются к тому, что слово «казак» пришло к нам из давно забытых древнеиранских языков, на которых говорили скифы и сарматы. От них нам достались и названия многих гор, морей, рек — Дон, Дунай, Днестр, Днепр («дон» или «дан» в древнеиранских языках означало «река»). А корень «ас» или «аз» означал «вольные», «свободные». Сарматы сами себя называли «асами» — отсюда и название Азовского моря. Легко переводятся и слова «казаки», «черкасы»: казак означает «вольный человек», а «чер» — «голова», в буквальном переводе черкасы — это «главные свободные», «главные асы» или «вольные головы».

В «Военной энциклопедии», издававшейся Иваном Дмитриевичем Сытиным в 1911–1915 годах говорится: «Само слово „казак“ или „козак“ производят либо от косогов (одного из кавказских народов), либо Касахии (Закавказской области), либо от турецко-татарского „каз“ (гусь), либо от слова „козары“ и, наконец, по некоторым изысканиям, слово „козак“ — монгольского происхождения и означает: „ко“ — броня, латы, защита и „зах“ — межа, граница, рубеж, то есть, в общем — защитник границы. По-хивински и бухарски слово это означает „киргиз“, да и сами киргизы себя не называют иначе, как казаки; в Туркестанском крае казаки — это прозвище кочевых племён. У татар казаками назывались бессемейные и бездомовые одинокие воины, служившие авангардом при походах и передвижениях татарских орд; они несли преимущественно разведочную и сторожевую службу. Татарские казаки служили затем при баскаках, собиравших на Руси дань, а от них постепенно переходили на службу и к русским князьям, которые даже селили их по окраинам для сторожевой службы; так, например, заселены были в Муромской земле по притокам реки Оки мещерские или городецкие казаки. Со временем казаками стали называться и русские служилые люди, селившиеся на окраинах государства для сторожевой (станичной) и пограничной (полевой) службы. Со времён Дмитрия Донского на границах появляются казачьи „сторожи“ — наблюдательные посты (разъезды) по рекам Хопру, Дону, Быстрой и Тихой Сосне и другим. Постепенно из таких „сторожей“ образовалась по восточной границе Московского государства целая линия укреплённых городов, населённых „городовыми казаками“, составившими особый класс служилых людей, несших пограничную службу. Верстались в казаки люди всех сословий и, получая в своё пользование земли, освобождались от податей; иногда они получали особое жалованье, но были обязаны иметь за свой счёт коня и вооружение».

Сами казаки исстари ревниво оберегали произношение «Казаки» с ударением на последнем слоге, считая, что слово «Казак» должно читаться в обе стороны одинаково и по-русски слева направо, и по-тюркски — справа налево.

Существуют два основных взгляда на происхождение Казачества, две теории, взаимно друг друга исключающие, — миграционная и автохтонная.

Первая, «официальная» теория (Броневский, Соловьёв, Иловайский, Ключевский, Платонов), утвердившаяся примерно в 30-х годах XIX века, без всякого доказательства устанавливает, что казаки — это русские люди, бежавшие по разным социально-экономическим и политическим причинам из Московского царства и образовавшие на Дону военную общину — Казачье Войско. Причём время такого бегства великорусских крестьян и образование ими Войска историки относят к середине XVI века. До этого времени, по их мнению, все современные казачьи территории пустовали…

Сие, полагаем, есть заблуждение великое. Для этих доморощенных теоретиков не существуют такие, казалось бы, естественные вопросы:

1) как мог великорусский крестьянин, никогда свободы и воли не знавший, обладавший весьма сомнительными военными качествами, прибежав на Дон, сразу превратиться в бесстрашного воина, лихого наездника, способного легко и свободно состязаться с прирождёнными бойцами — степными кочевниками, которые в то время, беспрерывно чередуясь, властвовали на Востоке Европы;

2) как могли эти беглые крестьяне, никогда никакой общественно-организованной жизни не знавшие, перебравшись на «Дикое Поле», в течение короткого времени создать стройную и хорошо отлаженную военную систему, создать такую организованную силу, которая стала грозою соседних татарских царств и могущественной Османской империи;

3) можно ли допустить, чтобы русский крестьянин из какой-нибудь Рязанской или Тамбовской земли сразу сделался ловким казаком-наездником, как только появился в степи и добыл коня. Чтобы из него, никогда не видавшего моря, вдруг получился отважный морской боец, какими, как явствует из различных источников, предстают казаки. Конечно, наивно это утверждать: слишком уж велика дистанция между казаком и крестьянином.

Да и вообще высокие гражданские, духовные и рыцарские качества могут развиваться только у народа свободного, вольного, самостоятельной жизнью живущего, никогда не знавшего рабства. Из векового раба не сотворишь рыцаря, как из тамбовской сивки-бурки не сделаешь грациозного донского скакуна.

По утверждению военного историка, исследователя казачества Исаака Фёдоровича Быкадорова (1882–1957), эти историки в доказательство своей «теории» не приводят никаких: ни прямых, ни косвенных исторических документов. Мало того, для этих «теоретиков» является счастьем, что не сохранилось исторических документов государств, существовавших в степной полосе — Хазарской империи, Тмутараканского княжества, Золотой Орды, Крымского и Астраханского царств и турецкой крепости Азова: архивы, имевшиеся в них, погибли. Такое же счастье для них, что «архив „главного Войска“, то есть столицы Донского Войска, города Черкасска, был уничтожен в 1643 году, во время занятия и уничтожения турками всего города. Окончательно этот уникальный Донской архив погиб со всеми регалиями и реликвиями во время пожара Черкасска в 1744 году, когда сгорело девять десятых города».

О том, что казаки представляли собой прекрасно организованную военную силу и являлись мощным фактором политической и военной жизни на Востоке Европы в середине XVI века единодушно свидетельствуют многие русские и иностранные историки.

Почему же тогда вышеуказанная «теория» была выдвинута и для чего она так упорно внушалась всем и каждому? На это казачьи историки отвечают, что она была выдвинута с политической целью для того, чтобы разрушить идею происхождения Казачества из местных донских народов, живших здесь задолго до монгольского нашествия, и, таким образом, выбить историческое оружие из рук казаков в их борьбе за самобытность начал в устройстве своей жизни. В централизаторских российских интересах необходимо было доказать, что Донское казачество образовалось из беглых русских крестьян и разбойников. Такая постановка вопроса морально оправдывала те политические приёмы, которые употребляло русское правительство в целях подведения казаков под условия российского крестьянства.

Отвергнув надуманную миграционную теорию, ряд русских, украинских, казачьих и зарубежных историков (Байер, Татищев, Карамзин, Арцыбашев, Полевой, Устрялов, Максимович, Костомаров, Пудавов, Яворницкий, Пузанов, Савельев, Губарев, Гумилёв, Мавродин, Шамбаров, Никитин и другие) на её место выдвигают свою стройную, логически-последовательную и обоснованную теорию происхождения казаков. Они признают Казачество более древним явлением, чем Батыево нашествие — установление монгольского владычества на Востоке Европы. Основным элементом, из которого образовалось Казачество как народный организм, одни из них считали — чёрных клобуков, или днепровских черкасов, другие — население Тмутараканского княжества. Согласно этой же теории казаки особое славянское племя, имеющее такое же право, как великороссы, украинцы и поляки, считать себя особым славянским народом, поскольку предки казаков являются коренными обитателями северного побережья Чёрного и Азовского морей — современных казачьих земель.

Народы не исчезают бесследно. Плоды их трудовой, творческой деятельности воплощаются не только в материальных памятниках, но и в преемственности языковой и фольклорной, культурной традиции, в преемственности обычаев и обрядов — в общем, во всём том, что соединяет настоящее с прошлым и без чего немыслимо историческое развитие общества.

Общую конструкцию казачьей народности можно представить в виде трёх гигантских слоёв:

— нижний слой (индоиранский) — это киммерийцы, скифы (саки), сарматы, аланы;

— средний слой (тюркский) — гунны, булгары, хазары, печенеги, половцы, монголо-татары;

— верхний слой (славянский) — славяноязычные народы: великороссы и малороссы.

Таким образом, если говорить об этнокультурном содержании казаков, то следует определять его как полиэтнический сплав, основными компонентами которого явились три этнических пласта — индоиранский, тюркский и славянский. Неудивительно, что некоторые старинные казачьи сказания начинались со слов «От крови сарматской, рода-племени черкасского, дозвольте братья-казаки слово молвить…»

По утверждению «отца истории» Геродота (484–425 гг. до нашей эры), населённая скифами территория простиралась на востоке от Днестра (Тираса) до Дона (Танаиса). За Доном, в нижневолжских и приуральских степях, жили родственные им, близкие по культуре и языку кочевые скотоводческие племена сарматов (савроматов). Соседями сарматов с юга были племена меотов. Они населяли территорию вдоль восточного берега Азовского моря, а также Таманский полуостров и часть Прикубанья.

В Синопсисе истории казаков второй половины XVII века «О начале проименования казаков, откуда они наречены и от коего племени и рода» указано, что казаки — это народность, образовавшаяся в начале нашей эры, как результат генетических связей между туранскими племенами скифского народа Кос-Сака (или Ка-Сака) и приазовских индоевропейских племён Меото-Кайсаров с некоторой примесью Асов-Аланов или Танаитов (Донцов). В археологии этот процесс получил название «Внедрение сарматов в среду меотов». В результате на Северном Кавказе и Дону появились смешанные славяно-туранские племена, известные как тореты, торпеты, торки, удзы, беренджеры, сираки, брадас-бродники и другие.

Греческий историк и географ Страбон (ок. 64/63 г. до н. э. — ок. 23/24 г. н. э.) писал, что в горах Закавказья существует военный народ — коссахи. Это название косакос сохранялось вплоть до X века. Первоначальное греческое начертание коссахии, даёт два составных элемента этого названия «кос» и «сака», что в переводе со скифо-иранского означает — «белые олени». Не случайно на гербе Войска Донского изображён белый олень (елень), пронзённый стрелой.

Советский учёный-филолог, языковед-иранист Василий Иванович Абаев (1900–2001) отмечал, что скифы толковали оленя как своё тотемное животное, поэтому в скифском искусстве «звериного стиля» изображения оленя занимают исключительное место и очень часто встречаются в ювелирном и гончарном деле. В его «Словаре скифских слов» слово «saka» переводится как «олень».

В V веке произошло нашествие гуннов, в результате чего часть славяно-туранских племён ушла за Волгу и в верхнедонскую лесостепь. Те же, кто остался, подчинились гуннам, хазарам и булгарам, получив название «касаки».

О «стране Касакии» сообщают авторы Х века византийский император Константин VII Багрянородный, арабский историк Аль-Масуди. И как раз в этих известиях некоторые исследователи склонны были видеть «казачью нацию».

В России одним из первых, кто попытался проанализировать историю происхождения казаков, был Готлиб Байер (1694–1738), немецкий историк, филолог, академик Петербургской академии наук и исследователь русских древностей, который на основании архивных документов утверждал, что «Казаки почитались всегда за храбрый и сильный народ. По свидетельству Константина Порфирогенеты известны были они уже в 948 году, и жили в нынешней Кабарде близ Кавказских гор, где они от великого князя Мстислава в Российское подданство приведены были… Донские казаки владели весьма плодовитою землёю, хранили изрядный порядок для удержания татарских нападений, и принадлежали до Российского государства».

По мнению археолога и историка, почётного члена Петербургской академии наук Ивана Егоровича Забелина (1820–1908), казаки — это потомки автохтонного славянского и даже праславянского населения (скифов, сарматов, бастарнов, готов и прочих), на протяжении тысячелетий с глубокой древности и до начала второго тысячелетия нашей эры населявшего долины нынешних казачьих рек на территориях, протянувшихся от северного Прикаспия до северного Причерноморья и Дикого Поля.

Эти реки являлись естественными границами между воинственными кочевниками и оседлыми земледельцами. Выждав время и удобный случай, кочевники часто набрасывались на полянина-земледельца, грабили его, сжигали его хаты, угоняли скот, уводили в плен людей. «В таких обстоятельствах очень естественно, что население в иных, наиболее бойких местах, выставляло живую границу из людей, всю жизнь отдававших полевой войне. Естественно, что в иных местах население по необходимости становилось казаками, почти такими же разбойниками-степняками, от которых надо было защищаться. Таким образом, на полевой нашей окраине с незапамятной древности должны были существовать дружины удальцов, не принадлежавших ни к земледельцам, ни к кочевникам, а составлявших особый народ, даже без названия, отчего и в нашей летописи есть только слабые намёки на его существование. Своё название эти дружины получали больше всего от тех мест, где они скоплялись и откуда особенно распространялась их удалая воинственная сила. На памяти нашей истории они назывались бродниками, быть может, от слова бродить, то же, что и кочевать… Потом они стали называться черкасами, от места или от свойства своей жизни, неизвестно. Наконец эти удальцы получили имя казаки, тоже не совсем объяснимое, что оно первоначально означало. По всему только видно, что этот народ нисколько не заботился о своём имени. Живя за Днепровскими порогами, он назывался запорожцем; живя на Дону, он назывался донцом. Но любопытно, что ещё при Геродоте, за 450 лет до Р.Х., на Нижнем Днепре, который тогда назывался Борисфеном, жили борисфениты-днепровцы, а при Птолемее, в половине второго века после Р.Х., на повороте Дона жили донцы-танаиты».

Упомянутый нами Евграф Савельев утверждал, что потомки покинувшего в IX−XII веках Дикое Поле славяно-казачьего населения перебрались в Новгородскую землю, откуда, занимаясь ушкуйничеством, переселились на Вятку, составив население вечевой республики вятских (хлыновских) ушкуйников, существовавшей в XII−XV веках. В конце XV века вольная Вятская земля с выборными воеводами, атаманами и священнослужителями в ходе нескольких военных походов была взята под контроль Москвы, после чего часть населения бывшей вятской вечевой республики была расселена на южной границе России, а часть бежала в низовья Волги и Дона и, возможно, Днепра и Яика, вполне вероятно, став основанием казачества в указанных регионах. Ещё одну волну вынужденных переселенцев в указанные выше традиционные казачьи регионы Савельев связывает с присоединением в 1520 году к Москве Великого княжества Рязанского и усиленным переселением на Дон рязанских казаков — потомков автохтонного населения Дона.

Савельев считал, что этими переселениями был, в том числе, завершён многовековой «круговорот» части коренного казачьего населения Приазовья и Дона, покинувшего исконные территории и переселившегося в Новгородские и Вятские земли.

При движении на Дон с Днепра черкасов, белогородских и старых азовских казаков, новгородцы спустились вниз по этой реке до самого Азова, смешались с другими казачьими общинами и, таким образом, положили основание Всевеликому Войску Донскому, с его древним вечевым управлением. Новгородцы также занесли на Дон названия: стан, ватага, ильмень (общее название многих больших и малых озёр) и другие. Кроме того, многие донские станицы и хутора носят чисто новгородские названия, например, Ярыженская (от ярыжки и ярыга — наёмные люди и бездельники), Багаевская, Раздорская. Присутствие новгородского элемента в донском казачестве сказывается также в архитектуре построек древних церквей, часовень, обычаях, суевериях, свадебных обрядах, вечевом правлении, говоре и прочем.

Исследователь древнего церковного зодчества, художник, член Российской Императорской Академии художеств Егор Андреевич Ознобишин (1837–1902), объездивший в течение многих лет северные и восточные губернии России, изучая древние новгородские поселения в археологическом и этнографическом отношениях, в 70-х годах XIX века по поручению Императорской Академии художеств посетил Донскую область и в течение 5 лет собрал массу рисунков с древних деревянных донских церквей с планами и фасадами, а также с резьбы иконостасов и наружной обшивки стен. Сравнивая эти рисунки с прежде добытыми им в северных и восточных новгородских областях, он пришёл к выводу, что строителями этих церквей на Дону были новгородцы.

По мнению другого знатока донского казачества Василия Дмитриевича Сухорукова (1795–1841), новгородцы, несомненно, были в среде донских казаков. Новгородская вольница, издавна знакомая с Волгою, могла первая выделить из своей среды удальцов в волжское и донское молодечество; уничтожение же прежних вольностей в Новгороде, переселение новгородцев Иваном III в восточные города Московского княжества в 1478 году и окончательный разгром Новгорода Иваном Грозным в 1570 году ещё более способствовали переселению новгородцев на Дон.

Савельев также утверждал, что ещё до похода на Дон и Волгу киевского князя Святослава некоторые казачьи общины из Приазовья перешли на Днепр и были там известны под именем чёрных клобуков (чёрных шапок) или черкасов. Отсюда пошло название столицы донских казаков — Черкасск (станица Старочеркасская), впоследствии столицей стал Новочеркасск.

В 965 году Земля Касак (Косак) была завоёвана Киевом и в 988 году передана в управление одному из Рюриковичей, Мстиславу Владимировичу Храброму. После смерти отца он отсоединился от Киева и со своими коссаками и казарами занял Подонские и Донецкие степи до Чернигова. В кровавом бою — под Лиственом в 1024 году, Мстислав разбил войско Киево-новгородского князя Ярослава и стал государем державы, которая получила название по главному городу Тмутаракань.

Тмутаракань объединяла в своих границах все племена коссаков и простиралась от Кубани по всему Подонью вплоть до прихода в Черноморские степи племенного союза кипчаков или половцев.

С приходом монголов в 1237–1240-х годах казаки остались в границах Монгольской империи и получили прозвание Ордынские казаки. Они продолжали пользоваться некоторыми автономными правами: имели во главе своей церкви епископов и сохранили славянский язык и христианскую веру, оставаясь под властью монгольских ханов до 1480 года.

В 1380 году казаки городков Сиротина и Гребни приняли активное участие в Куликовской битве на стороне Московского князя Дмитрия Донского. Об этом, в частности, сообщает Евграф Савельев в своей книге «Древняя история казачества»: «Услышав, что московский великий князь Дмитрий Иванович собирает войска на решительную борьбу с татарами, донские казаки из городков Сиротина и Гребни поспешили к нему на помощь и поднесли накануне Куликовской битвы, бывшей 8 сентября 1380 года, икону-хоругвь Донской Богородицы и образ Богородицы Гребневской». При этом Савельев опирается на следующие источники: Историческое описание Московского Ставропигиального Донского монастыря. И. Е. Забелин. Изд. 2-е, 1893 г.; Летопись архимандрита Донского монастыря Антония, 1592 г., в предисловии к «Вкладной книге» монастыря.

После распада Золотой Орды казаки оказались в полной независимости как от Ногайской орды и Крымского ханства, так и от образовавшегося на Русской земле Московского государства. При этом они сохранили свою войсковую организацию.

В XVI–XVIII веках главная казачья масса выступает в качестве Донцов и Запорожцев, возвратившихся с Днепра на исконную Землю Касак в Приазовье под именем Черноморских казаков.

До 50-х годов XIX века русская историография не отрицала права казаков называться отдельным народом. Общая и официальная точка зрения по поводу казачьих родовых корней нашла своё отражение в учебниках «Всеобщей географии» русских учёных-географов профессора и ректора Императорского Санкт-Петербургского университета Зябловского Евдокима Филипповича (1764–1846) и историка, статистика и географа, действительного члена Российской академии, академика Петербургской Академии наук Константина Ивановича Арсеньева (1789–1865).

В этих книгах в отделе «Племена народов, обитающих в Российских владениях» указано, что к «славянскому племени» принадлежат: а) Русские, господствующий народ в империи; б) Казаки Донские, Черноморские, Уральские и Сибирские; в) Поляки, господствующий народ в царстве Польском и в губерниях, от Польши присоединённых».

В учебнике «Русская история» профессора Санкт-Петербургского университета Николая Герасимовича Устрялова (1805–1870) находим: «Народ казацкий возник из слияния разноплеменных людей, искавших необузданной воли; в состав его вошли остатки древних половцев, черкесы, переселившиеся с Кавказа, русские удальцы, для которых тягостны были законы, беглые поляки, литовцы, молдаване, отчасти и татары, не терпевшие самовластия ханов. Чудная смесь племён отразилась в чертах казаков, в их языке, в самом образе жизни».

Из этого следует, что всем русским школьникам и студентам до середины XIX века предлагалось считать казаков отдельным народом, лишь только обитающим в Российских владениях. Подтверждение этому учёные находили в летописях и в выводах древних историков. Ведь многие из них знали и касаков, проживавших в конце IX века между Доном и Днепром (Ригельман), и пятигорских черкасов, называвшихся казаками и выведенных татарами Золотой орды с Кавказа на границы покоренной Руси (Болтин и Татищев), и казаков, чьё имя «древнее Батыева нашествия и принадлежало Торкам и Берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева; что касоги (Нестора) и касахи (Константина Багрянородного) участвовали в осуществлении этого имени» (Карамзин).

К слову сказать, во время Первой мировой войны (Великой войны) 1914–1918 годов в Российской империи существовала организация под названием «Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам». Данная организация вела строгую отчётность, в том числе и при приёме раненых. Заводилась карточка «Уведомление о приёме раненого или больного, поступившего с театра военных действий» на каждого бойца. Состояла она из достаточно подробной анкеты, причём одним из пунктов в ней указывалась «Народность». Так вот, есть множество подтверждённых карточек, где у поступившего раненого прописывалось в этой графе, что он принадлежит к народности — казак.

В качестве одной из авторитетных концепций о происхождении казачества называется теория известного отечественного учёного, востоковеда, этнолога и историка Льва Николаевича Гумилёва (1912–1992), который считал казаков субэтносом великорусского этноса. Субэтнос Гумилёв определял в качестве «таксономической единицы внутри этноса как зримого целого, не нарушающего его единства». Иными словами — это общность, обладающая характеристиками народа, но при этом прочно связанная с основным этносом. В качестве значимого фактора в теории Гумилёва выступает тесная связь этноса и субэтноса с его родным ландшафтом, существенно влияющим на специфику, самобытность и способы хозяйственной культуры. Родовым ландшафтным лоном для казачества объективно считаются долины великих рек степной полосы Дона, Днепра, Волги, Яика, Терека, Кубани.

Основываясь на своих научных изысканиях, Гумилёв также утверждал, что предками казаков являются бродники. Изучая следы Хазарского каганата, он делает вывод, что остатки хазар, бежавших от иудейского владычества, смешались со славянским населением Белой Вежи (возникла на месте хазарской крепости Саркел. — С. М.), поселившимся в здешних местах после большой войны князя Святослава Игоревича 965 года. Именно этот образовавшийся народ и стал началом для бродников, которые не являлись кочевниками, но были близки к ним по духу.

Интересна и логика Гумилёва, который опровергает миф о казаках, как потомках беглых крестьян. На вопрос: «Как могли неорганизованные группы крестьян бежать на Северный Кавказ, обустраиваться здесь и даже оказывать умелое сопротивление окружавшим многочисленным врагам?» — он даёт следующий ответ: «…для того чтобы из земледельца-пахаря превратиться в воина и охотника, нужно время и выучка. Очевидно, на Дону имелись места, где пришелец мог спокойно привыкнуть к новым условиям и новому образу жизни. Это значит, что с XIII по XVI век там жили потомки бродников, воевавшие со степью и нуждавшиеся в пополнении. Поэтому они и принимали в свою среду единоверцев, обеспечивая им на первое время приют, выучку и безопасность от ногайских мурз и русских бояр».

Впервые бродники упоминаются в Ипатьевской летописи под 1147 годом. В рассказе о борьбе новгород-северского князя Святослава Ольговича с черниговскими князьями Давыдовичами и великим князем киевским Изяславом Мстиславичем говорится, что к Святославу Ольговичу на помощь, в землю вятичей у Дедославля, пришли бродники и половцы («Бродничи и Половци придоша к нему мнози…»). Второй раз бродники упоминаются под 1216 годом, когда они участвовали в Липицкой битве на стороне переяславского князя Ярослава Всеволодовича — союзника своего брата, владимирского князя Юрия Всеволодовича, — против смоленско-новгородского войска.

В битве при Калке, произошедшей 31 мая 1223 года, бродники сражались на стороне монголов под командованием Субэдея-багатура и Джебе-нойона против объединённого русско-половецкого войска. Битва завершилась полным поражением русских княжеских дружин. Новгородская первая летопись старшего извода упоминает в этой битве воеводу бродников Плоскыну, который после разгрома галицко-волынских и черниговских дружин хитростью выманил киевского князя Мстислава Романовича вместе с двумя князьями из укреплённого тыном лагеря, который монголы не могли взять приступом в течение трёх дней, и передал их в руки монголов. Монголы, мстя за смерть своих послов, своего обещания не сдержали и после выхода киевлян из лагеря вероломно атаковали их. Часть русских воинов была убита, часть пленена. Князья и другие военачальники были положены под доски и задавлены победителями, усевшимися сверху пировать. После сражения на Калке бродники стали данниками монголов.

Видный специалист по истории древнерусской государственности и этнической истории русского народа, доктор исторических наук, Владимир Васильевич Мавродин о бродниках писал: «Некоторые исследователи связывали термин „бродники“ с „брод“ — „переправа“ и помещали бродников у Керченского пролива, Керченской переправы, другие производили это слово от „бродов“ — заливных, болотистых лугов пристепной полосы… По-видимому, это было полуоседлое, полукочевое население земледельцев, рыбаков, охотников, скотоводов, полупромысловое, полуземледельческое, с общинным строем, со „старыми“ — старейшинами и воеводами, приближающимися по типу к позднейшим казачьим атаманам… Бродники были у болгар, венгров, русских князей в качестве наёмников до ХШ века. Передвижения бродников по всему необъятному пространству причерноморских степей, очевидно, не контролировались половцами, ограничивавшимися лишь наложением на них некоторых повинностей, да требованием совместных военных выступлений. Как видим, несмотря на то, что вопрос о бродниках нельзя считать разрешенным, тем не менее и наши скромные выводы дают возможность усматривать в бродниках своеобразный прототип позднейшего казачества».

Исследователь казачества Валерий Евгеньевич Шамбаров в книге «Казачество: путь воинов Христовых» отмечает, что в древности тогдашние степные народы являлись скотоводами, создававшими постоянные селения, пригодные для проживания людей, разведения скота и ухода за ним в тяжёлый зимний период. Из соображения целесообразности их строили не посреди голой степи, а вблизи рек, долины которых были покрыты густыми лесами и кустарниками, что подтверждается археологическими раскопками. Города скифов обнаружены на Днепре, их столица располагалась возле Запорожья, а роксоланы зимовали в городках на Нижнем Дону. Но евразийские степи были и «торной дорогой», по которой, находясь в состоянии постоянного военного противоборства, приходили новые народы. Покрытые зарослями долины рек, острова, плавни, болота являлись естественным укрытием, где часть побеждённых могла спастись. Выжить в таких условиях могли только самые сильные, выносливые и свободолюбивые, не желающие покориться победителям. Именно благодаря такому естественному отбору в процессе историко-культурной эволюции образовались древнейшие корни казачества.

В царствование Екатерины II, казаки были подчинены России и входили в её состав, но они не были выделены реформами и законоположениями в особое казачье сословие. Учёный-правовед, профессор Семён Ефимович Десницкий (1740–1789), игравший большую роль в «Законодательной комиссии» Екатерины II, вводившей сословия, писал тогда о казаках: «В России находятся особливые народы. Сии народы состоят по двум званиям: одни именуются казачьими войсками, другие слывут некочующими народами. Казаки же — и воины, и купцы, и хлебопашцы и своё духовенство имеют». И действительно, казаки не могли быть с формальной точкой зрения сословием, так как они сами внутри себя имели все указанные нами сословия: дворянство, духовенство, купечество и хлебопашцев. Ни наука, ни история ещё не знает примера, чтобы в самом сословии были бы свои сословия.

Важнейшим шагом по закреплению за казачеством статуса военного сословия стали разработка и утверждение в 1835 году «Положения об управлении Войском Донским». Донское казачество провозглашалось «особым военным сословием», в которое был жёстко ограничен доступ. «Положением» чётко регламентировался образ службы, землевладения и землепользования, хозяйства и самоуправления в казачьей общине. Управление войском Донским было разделено на военное и гражданское. Высшая власть как по тому, так и другому управлению принадлежала войсковому наказному атаману. При атамане состояли: войсковая канцелярия, адъютанты и войсковые есаулы. Вторым лицом после атамана являлся, по своему значению, начальник штаба войска Донского.

В военном управлении земля Войска Донского разделялась на 4 округа (каждым округом заведовал окружной генерал), а в гражданском — на 7 округов. Особое внимание уделялось регламенту военной службы казаков. Казачьи чины имели наименование: казак, урядник, подхорунжий, хорунжий, сотник, подъесаул, есаул, войсковой старшина, подполковник и полковник. Общий срок службы определялся в 30 лет, из них 25 лет полевой и 5 лет внутренней службы. В 17 лет казак считался малолетком и до 19 лет отбывал «сидёночную повинность», а на двадцатом году шёл на службу в полк на три года, а на Кавказе — на четыре года. После трёх лет казак возвращался домой на два года, а потом снова шёл на службу опять на три года, и так до четырёх раз. Поэтому на службе были казаки 20-ти, 25-ти, 30-ти и 40 лет.

«Положение» рассмотрело и земли казачьи. Оно озаботилось правильным разделом станичных юртов, отвело земли, на которых был каменный уголь, в собственность войска и нарезало на каждую станицу такой участок, чтобы на казака пришлось по 30-ти десятин паевой земли. Каждая станица должна была разделить свои земли и отвести участок для пашни, для сенокосов, для пастьбы скота и рабочих лошадей и для конского табуна и гулевого скота. Пахотная и сенокосная земля разделялась на паи, и на неё имели право все служилые казаки.

Итак, после 1835 года Земля Войска Донского практически стала походить на военную губернию, а казачья станичная община — на военное поселение.

Важные законодательные положения по вопросам казачества и его службы российскому государству были включены по тематическому принципу в новое многотомное издание «Свода законов Российской империи», который был введён в действие в 1835 году. Данная законодательная база явилась основополагающей для окончательной фиксации казачества как «войскового населения», замкнутого военного сословия, определившая поземельное развитие казачьей общины, её привилегированное положение по отношению к крестьянской общине.

В 1838 году были изданы «Правила для состава и построения казачьих полков». По этим правилам, в казачьем полку положено было иметь: 1 полкового командира, 1 войскового старшину, 5 есаулов, 6 сотников, 7 хорунжих, 19 старших урядников и 19 младших, и из них 1 старший урядник — знаменщик и 1 младший урядник — его ассистент, 60 приказных, 1 полковой писарь, 1 лекарский ученик и 750 казаков. Полк делился на 6 сотен. В сотне полагалось 4 взвода.

В 1870 году Земля Войска Донского была переименована в Область Войска Донского с центром в Новочеркасске. Вместе с тем было подтверждено особое положение казачьего населения на территории Области Войска Донского.

К началу XX века Область Войска Донского состояла из 9 округов: 1-го Донского, 2-го Донского, Донецкого, Усть-Медведицкого, Хопёрского, Черкасского, Ростовского, Сальского и Таганрогского.

После отречения от престола Николая Второго 2 (15) марта 1917 года на Дону после двухвекового перерыва собрался Большой Войсковой Круг Донского казачьего войска, на котором 18 июня (1 июля) 1917 года было избрано правительство во главе с атаманом Алексеем Максимовичем Калединым. Таким образом, Каледин стал первым выборным атаманом Войска Донского после того, как в 1709 году выборность была упразднена Петром Первым.

Казаки требовали от Временного правительства, чтобы оно считалось с их правом — самим избирать форму взаимоотношений с Россией. Однако Временное правительство потребовало от казаков отдать атамана под суд, и готово было бросить на Дон крупные военные силы. В этих условиях в конце октября 1917 года Войсковой Круг постановил считать Область Войска Донского независимой республикой вплоть до образования в России приемлемого для казаков порядка. С приходом к власти большевиков казаки поначалу соблюдали нейтралитет: их привлекала перспектива обещанного окончания войны. Казачьи полки возвращались домой, к семьям, и эта радость гасила всякие мысли о сопротивлении красным отрядам. В результате красные войска сравнительно легко заняли Дон, а в апреле 1918 года провозгласили образование Донской Советской Республики, одновременно насаждая свои порядки в станицах и хуторах, уничтожая физически всех, кто был с ними не согласен.

Впрочем, весьма скоро, казаки опомнились, и в марте-апреле 1918 года в станицах и хуторах Верхне-Донского округа вспыхнуло восстание против большевистской власти. Крупным очагом сопротивления стала станица Усть-Хопёрская Усть-Медведицкого округа. В апреле 1918 года красные были выбиты из Новочеркасска (столицы донского казачества), и Кругом спасения Дона на территории Области Войска Донского было провозглашено создание Всевеликого Войска Донского — временно независимого государственного образования во главе с генерал-майором Русской императорской армии, атаманом Петром Николаевичем Красновым, ставшим волею судьбы неотъемлемой частью истории донского казачества. Причём вначале Краснов не принял атаманского пернача из рук войскового есаула, поставив условия: утвердить основные законы Всевеликого Войска Донского, предложенные им Кругу, и снабдить его неограниченной полнотой атаманской власти. На вопрос одного из членов Круга атаману, не может ли он что-либо изменить или переделать в предложенных им законах, Краснов гордо заявил: «Могу. Статьи сорок восьмую, сорок девятую и пятидесятую — о флаге, гербе и гимне. Вы можете предложить мне другой флаг — кроме красного, любой герб — кроме еврейской пятиконечной звезды или иного масонского знака, и любой гимн — кроме „Интернационала“». Ловкий ораторский приём сработал: Круг рассмеялся и принял законы, предложенные Красновым, в полном объёме. (Полный текст Законов Всевеликого Войска Донского размещён в Приложении в конце книги).

В сентябре 1918 года была принята Конституция Всевеликого Войска Донского, составленная из комплекса законов, принятых Кругом спасения Дона. «Основные законы» также коснулись донского флага, герба и гимна. Флаг должен был состоять из трёх продольных разноцветных полос равной ширины: синей, желтой и алой, поскольку «Три народности издревле живут на Донской земле и составляют коренных граждан Донской области — донские казаки, калмыки и русские крестьяне. Национальными цветами у донских казаков были синий, васильковый, у калмыков — жёлтый, у русских (донское крестьянство) — алый (красный)». Восстанавливались старинные печать и герб Донского войска: нагой казак в папахе при шашке, ружье и амуниции, сидящий верхом на бочке, а с 15 сентября 1918 года — елень (олень), пронзённый стрелою.

Народным гимном объявлялась известная казачья песня «Всколыхнулся, взволновался Православный Тихий Дон, и послушно отозвался на призыв свободы он», переделанная из стихотворения Фёдора Ивановича Анисимова, написанного в 1853 году по случаю начала Русско-турецкой войны.

Талантливый донской писатель и политический деятель Фёдор Дмитриевич Крюков (1870–1920), вдохновлённый вспыхнувшим восстанием казаков против советской власти и последующими событиями, в мае 1918 года написал стихотворение в прозе «Край родной», в котором были такие строки: «И взволновался Тихий Дон… Клубится по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики… Звучат родные песни, серебристый подголосок звенит в дали, как нежная струна… Звенит и плачет, и зовёт… То — край родной восстал за честь отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог родной и угол… Кипит волной, зовёт на бой родимый Дон… За честь отчизны, за казачье имя кипит, волнуется, шумит седой наш Дон — родимый край!..»

Однако в дальнейшем казачий народ не захотел брать на себя роль спасителя России, как этого требовал лидер Белого движения Антон Иванович Деникин. Казаки хотели сражаться только за свою землю и за свою независимость.

24 января 1919 года стало трагической датой в судьбе казачества. В этот день на Оргбюро ЦК РКП (б) было принято циркулярное письмо, подписанное Яковом Свердловым, которое определило политику советской власти по отношению к казакам, верой и правдой служившим Отечеству на протяжении последних столетий. «Беспощадный массовый террор, никаких компромиссов, поголовное истребление», — таков был вердикт документа, стоившего жизни более двум миллионам казаков. Так называемое «расказачивание», а значит репрессии, ссылки, расстрелы, конфискация нажитого имущества было не единожды проведенным актом. В итоге политика расказачивания вылилась в массовый красный террор и репрессии против казаков, выражавшиеся в массовых расстрелах, взятии заложников, сожжении станиц, натравливании иногородних на казаков. Помимо расстрелов казаков, были организованы продотряды, отнимавшие продукты; станицы переименовывались в сёла, а само название «казак» оказалось под запретом.

В процессе расказачивания также проводились реквизиции недвижимого и движимого имущества, в том числе, домашнего скота и сельскохозяйственной продукции, переселение крестьян из числа малоземельных народов, иногородних и бедняков на земли, ранее принадлежавшие казакам, выселения целых хуторов и станиц.

Директива Свердлова дополнялась и развивалась разного рода постановлениями. Так, например, в начале февраля 1919 года появился секретный приказ председателя РВС Республики Льва Троцкого — приказ №171 РВС Южного фронта «О расказачивании». Тогда же директива Донбюро ВКП (б) прямо предписывала:

а) физическое истребление, по крайней мере, 100 тысяч казаков, способных носить оружие, то есть от 18 до 50 лет;

б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, офицеров, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях;

в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области…

В ответ на эти действия казаки снова восстали, от мала до велика поднялись на защиту тихого Дона. Стихийные выступления вспыхнули в марте 1919 года в станицах: Казанской, Еланской, Вёшенской, Мигулинской и Шумилинской. В хуторах и станицах спешно формировали сотни и выбирали командиров из числа наиболее опытных и уважаемых казаков. Была проведена мобилизация всех, кто мог носить оружие. Повстанческая армия была сведена в 5 дивизий и одну конную бригаду. Возглавил силы восставших казак Средне-Дударевского хутора Вёшенской станицы, полный георгиевский кавалер хорунжий Павел Назарьевич Кудинов. Главным лозунгом восставших стал: «За Советы без коммунистов». Повстанцы носили на головных уборах и рукавах белые и красные нашивки, некоторые казачьи офицеры надели погоны.

Восстание развивалось организованно и успешно. Поднялись станицы Мешковская и Усть-Хопёрская. Начались волнения в соседних Усть-Медведецком и Хопёрском Округах. «Столицей» восстания стала окружная станица Вёшенская.

Командование красных, осознав угрозу, стало спешно снимать с фронта регулярные полки и блокировать Донскую область со всех сторон. В начале мая 1919 года красные войска повели решительное наступление. Председатель Реввоенсовета Лев Троцкий призвал красноармейцев не оставлять в казачьих станицах камня на камне, брать заложников, расстреливать каждого десятого, или даже каждого пятого мужчину. Приказ Троцкого №100 от 25 мая 1919 года, в частности, требовал: «…Гнёзда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады к станицам, которые будут оказывать сопротивление. Милость только тем, кто добровольно сдаст оружие и перейдет на нашу сторону. Против помощников Колчака и Деникина — свинец, сталь и огонь!..» Реввоенсовет Южного фронта получил указания конфисковывать у казаков лошадей, сёдла и сбрую, а также расстреливать «негодяев, торгующих патронами».

Казаки отчаянно и храбро сопротивлялись, но боеприпасов было крайне мало. Повстанцы стали отступать по всему правобережью Дона. Большинство мирных жителей, опасаясь за свою жизнь, покинули свои дома и также бежали за Дон. На левом берегу Дона казаки устроили свою последнюю линию обороны.

Спасло повстанцев от полного поражения то, что в 20-х числах мая 1919 года началось общее наступление Вооружённых сил Юга России под командованием Деникина. 25 мая (7 июня) конная группа войск Донской армии во главе с генерал-майором Александром Степановичем Секретёвым, прорвав фронт красных у станицы Казанской, соединилась с повстанцами. В течение следующих двух недель совместными усилиями Донской и повстанческой армий вся территория Донской области была освобождена от частей Красной армии.

Таким образом, Вёшенское восстание стало единственным антибольшевистским выступлением времён Гражданской войны, которое не было подавлено и закончилось победой восставших казаков.

В январе 1920 года на Верховном Круге Дона, Кубани и Терека в Екатеринодаре была подписана декларация объединения трёх казачьих республик в одно независимое федеративное государство. Но эти сепаратистские и автономистские тенденции, а также нежелание казаков выступать единым фронтом с другими антибольшевистскими силами против советской власти, привели в конечном итоге к поражению казачьего сопротивления. И в начале 1920 года на всей территории Всевеликого Войска Донского была установлена советская власть.

В середине марта 1920 года от области Войска Донского в состав созданной Донецкой губернии УССР были переданы станицы Гундоровская, Каменская, Калитвенская, Усть-Белокалитвенская, Карпово-Обрывская волость Донецкого округа; станицы Владимирская, Александровская Черкасского округа, далее на запад условная линия: город Шахты и шахтинский округ станция Казачьи Лагеря, Мало-Несветайская, Нижне-Крепинская и далее до границы с Таганрогским округом. Таганрогский округ передан Украине целиком.

20 марта 1920 года область Войска Донского и вовсе была упразднена, 7 её округов вошли в Донскую область, затем в 1924 году — в Юго-Восточную область, затем — в Северо-Кавказский край, три округа — 2-й Донской, Хопёрский и Усть-Медведицкий — вошли в состав Царицынской губернии. Таким образом, казачье население области было разделено между тремя административными единицами РСФСР (Воронежской, Волгоградской и Ростовской областями) и УССР. В 1923 и 1926 годах в состав УССР были переданы казачьи территории, составляющие ныне большую часть Станично-Луганского района Луганской области Украины, включая и сам посёлок Станицу Луганскую.

Многие казачьи рода, верно служившие Казачеству и России, были вырублены под корень. К 1926 году на Дону оставалось не более 40% прежнего казачьего населения, в других войсках — до 25%, а в Уральском — лишь 10%.

Начавшаяся в 30-х годах в казачьих землях коллективизация привела к новым жертвам, репрессиям и высылкам. Теперь казаков расстреливали и ссылали как кулаков. Причём основной удар пришёлся по казакам, сочувствовавшим или воевавшим за советскую власть. Казаков выселяли из куреней зимой, отнимали продукты и одежду. Тысячи беззащитных людей, особенно дети, погибали по дороге в северную ссылку и лагеря. Коммунисты полагали, что жёсткие меры вызовут восстание, подавление которого позволит окончательно уничтожить казачество как этнос. Но оно не вспыхнуло, поскольку уже не осталось ни вождей, ни оружия, ни людей. Тогда советские органы начали кампанию по вытеснению из станиц уцелевших после расказачивания и раскулачивания казаков. Под угрозой арестов те стали уезжать в города и рабочие посёлки. Это массовое бегство в период с 1930 по 1936 год впоследствии было расценено как «перекочевка кулацко-белогвардейского актива с целью сохранения кадров для будущих восстаний против советской власти». Параллельно с проводящимися регулярно кампаниями, велось постоянное уничтожение возвращающихся из-за границы казаков, всех имеющих какое-либо отношение к Белой армии, потом настал черёд казаков-красноармейцев и коммунистов. Так, например, прототип главного героя романа «Тихий Дон» Григория Мелехова, Харлампий Васильевич Ермаков, лихой командир Красной армии, был из неё принудительно демобилизован «как бывший белый», несмотря на то, что сам командующий Первой конной армией Будённый хотел оставить его в армии. 20 января 1927 года Ермаков был арестован. Следователи нашли свидетелей, утверждавших, что он добровольно принял командование восставшими казаками, лично участвовал в расстреле красноармейцев, а в настоящее время ведёт антисоветскую агитацию. 6 июня 1927 года судебная коллегия ОГПУ, рассмотрев дело во внесудебном порядке по статьям 58.11 и 58.18 УК РСФСР, постановила: Ермакова Харлампия Васильевича — «расстрелять». Вскоре, 17 июня, приговор был приведён в исполнение.

К середине 30-х годов казачество перестало существовать как политическая и военная сила. Казакам запрещалось носить казачьи атрибуты и форму, станицы и хутора переименовывались, казаки ущемлялись в гражданских правах. Полностью была искажена история казачества: казаками объявили русских крестьян, бежавших на Дон с начала XVI века. В общем, ни о какой самобытности и автономности казачества тогда не могло быть и речи.

С началом Великой Отечественной войны казаки, как и в годы Гражданской войны, оказались по обе стороны фронта. Казачьи дивизии и корпуса сражались в рядах РККА, а в составе Вермахта находились казачьи части, сформированные из казаков-эмигрантов и казаков из числа советских граждан, недовольных Советской властью. Одни казаки воевали под красным знаменем, другие — под трёхцветным власовским стягом и стягом со свастикой. При этом идейными вдохновителями последних выступили казачьи атаманы Андрей Григорьевич Шкуро и Пётр Николаевич Краснов, которые стойко придерживались позиции, что воевать надо «хоть с чёртом, но против большевиков».

«Я прошу передать всем казакам, — писал П. Н. Краснов, — что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Хитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии Русские и Император Александр I в 1813 году».

Германское командование, в свою очередь, не просто было радо использовать врагов большевиков в войне против СССР, но и подвело под это специальную теорию, согласно которой казаки якобы являлись не славянами, а потомками арийцев — готами. В результате сухопутные войска вермахта пополнились казачьими частями. Первая из таких частей была сформирована по приказу командующего тыловым районом группы армий «Центр» генерала фон Шенкендорфа в октябре 1941 года. Это был казачий эскадрон (102-я казачья сотня) под командованием бывшего майора Красной армии, донского казака Ивана Никитича Кононова. В конце 1942 года эскадрон переименовали в 600-й казачий дивизион. В нём уже было 9 эскадронов, артдивизион и 2300 человек личного состава.

К весне 1943 года было сформировано около 15 казачьих полков общей численностью 15—20 тысяч человек. Значительное количество казаков, желающих сотрудничать с германской армией, привело к тому, что были сформированы казачьи части по войсковому признаку: донские, кубанские и терские.

Весной 1943 года в польском городе Млава из казачьих подразделений, приданных германским военным частям (казачьих полков фон Рентельна, фон Юнгшульца, фон Безелагера, Ивана Кононова и других), была сформирована 1-я Казачья кавалерийская дивизия. Возглавил эту дивизию немецкий военачальник, кавалерист, участник Первой и Второй мировых войн, генерал-майор Гельмут фон Паннвиц.

10 ноября 1943 года в Кировограде был создан Казачий стан во главе с походным атаманом Сергеем Павловым численностью до 18 тысяч человек (включая гражданских). В основном им пришлось воевать с партизанами, но летом 1944 года были и столкновения с частями Красной армии. Один из полков «Казачьего стана» принял участие в подавлении Варшавского восстания. После чего казаки были отправлены в Северную Италию для борьбы против итальянских партизан. Позднее в тот же район переместились казачьи семьи, а также кавказские части под командованием генерала Султана Клыч-Гирея. После гибели Павлова 17 июня 1944 походным атаманом стал Тимофей Доманов. В апреле 1945 года Казачий стан был реорганизован в Отдельный казачий корпус, который перешёл под управление командующего РОА (Русской освободительной армии) генерал-лейтенанта А. А. Власова.

В феврале 1945 года 1-я казачья дивизия была официально преобразована в XV казачий кавалерийский корпус войск СС. Общая численность корпуса составила около 25 тысяч человек. В апреле 1945 года командир корпуса фон Паннвиц на собрании делегатов казачьих полков был избран Походным атаманом казачьих войск.

С самого момента своего создания казакам 15-го казачьего корпуса пришлось вести тяжелые бои, сдерживая натиск Народно-освободительной армии Югославии и болгарских войск. Под давлением советских и болгарских войск в мае 1945 года было принято решение об отводе 15-го корпуса в Австрию, которая стала своеобразным местом сбора всех казаков.

Практически все казаки (Казачий стан, 15-й казачий корпус СС и другие казачьи части) капитулировали перед английскими войсками и были размешены в окрестностях города Лиенца. Большинство из них, конечно же, страшила перспектива возвращения в СССР. Однако, в соответствии с договоренностью между представителями «большой тройки», достигнутой ещё в феврале 1945 года в ходе Ялтинской конференции, союзники должны были вернуть в СССР всех его бывших граждан.

28 мая 1945 года большинство казачьих офицеров (половина из которых относились к эмиграции 1920-х годов) под предлогом проведения совещания были вывезены англичанами из лагерей и насильственно переданы представителям НКВД и советского военного командования.

В период с 28 мая по 7 июня 1945 года советская сторона получила от англичан из Восточного Тироля 42 913 человек (38 496 мужчин и 4417 женщин и детей), из них 16 генералов, 1410 офицеров, 7 священников. В течение следующей недели англичане поймали в лесах 1356 убежавших из лагерей казаков, из которых 934 передали 16 июня органам НКВД. Почти все выданные казаки были отправлены в лагеря (в том числе женщины), где значительная часть из них погибла.

Суду были подвергнуты командир 15-го казачьего корпуса СС генерал-лейтенант фон Паннвиц, казачьи атаманы Пётр Николаевич Краснов, Андрей Григорьевич Шкуро и их ближайшее окружение. По итогам судебных разбирательств все они были приговорены к смертной казни через повешение. Приговор был приведён в исполнение в Лефортовской тюрьме 16 января 1947 года. На следующий день газета «Правда» сообщила читателям: «Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению арестованных агентов германской разведки, главарей вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны атамана Краснова П. Н., генерал-лейтенанта белой армии Шкуро А. Г., командира „дикой дивизии“ генерал-майора белой армии князя Султан-Гирей Клыч, генерал-майоров белой армии Краснова С. Н. и Доманова Т. И., а также генерал-лейтенанта германской армии, эсэсовца фон Паннвица Гельмута, в том, что по заданию германской разведки они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооружённую борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях. В соответствии с п.1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Краснова П. Н., Шкуро А. Г., Султан-Гирея Клыча, Краснова С. Н., Доманова Т. И. и фон Паннвица к смертной казни через повешение. Приговор приведён в исполнение».

Как сражались казаки в рядах РККА против нацистской Германии, мы рассмотрим подробно в главе 5. «Ратные дела казаков».

Последнее десятилетие XX века стало в России началом кардинальных изменений в общественных отношениях. Подул ветер перемен, сменилась идеология, стала меняться экономическая основа государства. Заявило о себе и казачество, до того времени находившееся в положении, когда одно только упоминание о нём могло привести к негативным последствиям. При этом на фоне невнимания государства к ряду обоснованных требований казачества, неопределённости его статуса казаки Дона, Кубани, Сибири и других регионов начали объединяться для отстаивания своих прав и интересов. Громче зазвучал голос о праве на реабилитацию этой части населения России. Летом 1990 года в Москве состоялся первый учредительный Большой круг, на котором был создан «Союз казаков», положивший начало возрождению казачества на современной эпохе России. В ноябре этого же года была принята «Декларация казачества России». В ней отмечалось, что казаки вновь, как и прежде, в годину смуты и тяжёлых для России испытаний, готовы верой и правдой служить Отчизне. Но и государство должно оказать посильную помощь народу — пахарю и воину.

Результатом этой деятельности стало принятие 26 апреля 1991 года Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов», в статье 2 которого казачество было признано исторически сложившейся культурно-этнической общностью людей.

Указом президента Российской Федерации «О мерах по реализации Закона Российской Федерации «О реабилитации репрессированных народов» и постановлением Верховного Совета Российской Федерации «О реабилитации казачества» за казачеством были закреплены такие права, как:

— возрождение традиционного социально-хозяйственного уклада и культурных традиций при соблюдении законодательства и общественных прав человека;

— установление территориального общественного самоуправления в местах компактного проживания казаков в традиционных для казачества формах;

— возрождение в пределах действующего законодательства традиционных для казачества форм землевладения, землепользования и распоряжения землёй;

— создание общественных казачьих объединений с исторически сложившимися названиями, в том числе землячеств, союзов и так далее.

После этого президентом Российской Федерации был издан целый ряд указов, правительством — постановлений, а министрами — приказов. Но истинного исторического восстановления прав казачества за эти годы не произошло по многим как объективным, так и субъективным причинам. Да и казаки в большинстве своём об этих документах знают лишь понаслышке.

Каждый народ в своей борьбе за существование переживает удары судьбы, спады и подъёмы, одерживает победы и несёт поражения. Это неизбежные факторы существования любого живого организма. Состояние загнанности, беспросветности, безвыходности настигают народ именно в периоды духовного и физического упадка. Причины этих состояний хорошо изучены, но лекарство, выход из стагнации, каждый народ находит самостоятельно. Казаки в XXI веке ощутили на себе последствия деструктивных процессов. И всё же, невзирая на все потрясения, лишения, испытания и трудности, выпавшие на долю казачьего народа, хочется надеяться и верить, что казаки смогут преодолеть страх будущего, каким бы оно для них ни было, и выйти на арену политической и экономической борьбы в едином строю и в полный рост. Только монолитная, сплочённая казачья нация, управляемая великой идеей и чётко представляющая свои национальные интересы и намерения, будет жизнеспособной и достойной победы.

Удел казаков на современном этапе — это упорный и последовательный труд по восстановлению этнических связей, своих Родов, борьба за души и умы соплеменников, борьба за Богом данный Казачий Присуд — землю отцов и прадедов.

Глава вторая. Казаки на службе царя и
защите Отечества

Но и горд наш Дон, Тихий Дон, наш батюшка, —

Басурманину он не кланялся,

у Москвы, как жить, не спрашивался…

Старинная казачья песня

В XV–XVII веках рост феодальной эксплуатации и крепостничества в русском и польско-литовском государствах, усугубившийся на захваченной Польшей Украине национально-религиозным гнётом, привёл к массовому бегству крестьян и посадских людей за пределы этих государств, главным образом на юг России, где они смешивались с коренным населением и тюркскими народами. При этом создавались крепкие военные общины, основанные на принципах равенства их членов и демократии. Казачьи общины были независимы друг от друга, но поддерживали между собой и с правительствами близлежащих государств тесные торговые, политические и военные связи.

До XVII века некоторые казачьи общины имели политическую независимость, большая их часть пользовалась автономией в области управления, суда, внешних сношений. Например, общины решали вопросы о войне и мире с соседями, вступали в борьбу с ними. Все важнейшие дела обсуждал общий сход казаков (круг, рада), на решения которого простые казаки оказывали заметное влияние.

Структура казачьего общества состояла из трёх слоёв: верхний слой — старшина, средний — казаки, низший — молодые казаки (товарищи) или чуры (джуры). Причём первые две категории были полноправными членами общества, чуры же занимали подчиненное положение и не пользовались правом голоса. Во главе казачьих обществ стояли выборные вожди — атаманы (от тюркского «ата — отец»).

Главным предводителем Войска Донского являлся войсковой атаман, а Войска Запорожского — гетман.

Войсковой атаман избирался войсковым кругом — народным собранием всего казачьего войска. На этих общественных сходах на открытой площади казаки действительно составляли из себя круг, стоя без шапок в знак уважения к месту и случаю. Выборы происходили ежегодно и решались большинством голосов.

В помощь войсковому атаману избирались войсковой писарь, два войсковых есаула, а для ведения письменной части — войсковой дьяк. Войсковой атаман был лишь исполнительным органом войскового круга, самостоятельной власти он не имел. Блюститель порядка и исполнитель решений круга, он по собственному почину ничего не мог и не смел предпринимать, в противном случае ему грозило позорное лишение должности, а иногда даже и суровая казнь.

Войсковой атаман обыкновенно докладывал в кругу дела и возбуждал вопросы, требовавшие решения всего войска, для чего он вместе с есаулами выходил на середину круга, но это не было его исключительным правом: всякий казак мог также выступить в середину и предлагать вопросы на суд народный. Голос атамана был равен голосу всякого другого казака: он имел вес лишь постольку, поскольку подкреплялся личной доблестью атамана и уважением, которое к нему питали казаки. Сложив с себя звание по окончании выборного срока, атаман поступал в общее число войска и уж ничем не отличался от рядовых казаков.

По образцу этого общего войскового управления начали в конце XVI века складываться и частные управления в городках. Всякая казачья община, жившая в городках или зимовищах, равно и посылавшееся куда-либо посольство (например, в Москву за царским жалованьем), именовалась станицей (зимовой станицей) и имела своего станичного атамана.

***

Казаки быстро освоили огромные пространства плодородных земель Дикого поля и других окраин России и Украины. В результате этого процесса на южных и юго-восточных окраинах России и Украины, в основном по рекам Днепр, Хопёр, Дон, Кубань, Терек и Яик (Урал) и их притокам образуются крупные казачьи поселения, которые не облагаются налогом и несут военную службу на окраинах страны.

В конце XV века возникает Запорожская Сечь, в XVI веке — общины донских, терских (гребенских) и яицких (уральских) казаков.

В XVI–XVII веках казаки во главе с Ермаком, Москвитиным, Дежнёвым, Поярковым, Хабаровым и Атласовым активно участвовали в освоении Сибири и Дальнего Востока. Причём экспедиция во главе с Семёном Дежнёвым дошла по рекам Анадырю и Колыме до Северного Ледовитого океана, повернула на восток и обогнула Чукотский полуостров по неизвестному тогда проливу. Так Дежнёв открыл пролив между Азией и Северной Америкой. Позже пролив был назван Беринговым, а северо-восточная оконечность материка Азии — именем Дежнёва.

Жили казаки изначально в землянках, а потом стали строить деревянные и каменные дома, называвшиеся куренями. Казачий курень был, как правило, двух видов: типа южнорусской (украинской) хаты (распространён на Кубани) и двухэтажного типа (распространён у верхнедонских казаков). При этом последний тип назывался также «полукаменным», поскольку первый этаж — кирпичный, в основном — саманный, то есть из кирпича-сырца, а второй — деревянный. Главный вход в курень — по крыльцу («порожкам») был устроен на второй этаж, окружённый особой террасой — «балясами». Главная комната (зала) была отгорожена от входной двери сенями. В красном углу этой комнаты (левом напротив входа) располагалась божница с иконами, под нею находился стол, накрытый чистой скатертью. Иконы в красном углу отождествлялись с алтарём православного храма, а стол — с церковным престолом. В божнице, кроме икон, казаки хранили сосуд с богоявленской водой, свечи, веточки освящённой вербы, пасхальные яйца, просвирки, записи молитв, поминальные книжки и прочее. Войдя в избу, казак сначала крестился на иконы в красном углу, а потом уже здоровался с хозяевами. В красном углу сажали самых почётных гостей. Вдоль стен располагались лавки. Все стены залы были увешены оружием (шашками, кинжалами и ружьями) и сбруей. Здесь же была печь, стоял «постав» (шкаф для размещения посуды со стеклянными дверцами). В центре залы обычно стоял обеденный стол. Убранство дополняли зеркало, сундук, кровать, стоявшая в углу, покрытая байковым или сшитым из лоскутков одеялом. Из залы дверь вела в спальню — на женскую половину, где стояла большая кровать, висела люлька для младенца, размещался сундук с вещами, прялка, швейная машинка «Зингер» и другое. Также из залы выходила дверь на мужскую половину, то есть комнату («гридница», «кунацкая», «молодецкая»), предназначенную для подростков или холостых казаков. При любом количестве комнат обязательно выделялась в самостоятельное помещение кухня («стряпная», «стряпка»), где готовили и ели пищу. В кухню выходила одной стороной и печь, размещённая в залу. Здесь она имела и чугунную плиту. На кухне располагались шкафы с посудой и припасами. Курени первоначально крылись соломой, чаканом, камышом, лубом или тёсом, а позже железом. Все подворья казаков были огорожены заборами, которые назывались «плетнями» — от слова плести. Их плели из лозы, которую заготавливали ранней весной. Также заборы могли быть и каменными — из ракушечника и песчаника.

Казаки стремились сделать свои курени нарядными, красивыми, причём это было связано у них и с защитой от злых духов, нечистой силы. При строительстве дома обязательно клали серебряные монеты и жито под углы, на счастье и богатство. Накануне праздника Крещения Господня чертили мелом или углём кресты на окнах и дверях, в воротах ставили ветки, служившие украшением на Троицу.

Для строительства своего куреня казаки часто нанимали плотничьи артели, но некоторые строили самостоятельно, не делая никаких чертежей, по подобию.

Когда курень был построен, первой в него полагалось запустить кошку, поскольку, как гутарили казаки: «када в новый курень заходят — надать сперва кошку бросить, штобы она пирначавала, а уж потом самим заходить с иконай, кою ставить в передний угол, тады токма можно и всиляца». При этом само действие, впускание кошки, глубоко символично. Оно имело значение «запускания», то есть начала нового жизненного процесса, жизни в новом доме. После этого дом надо было освятить. Таким образом жилище очищалось от всех «нечистых сил». Местом же обитания «нечистой силы» в доме считалась печь и границы дома — окна, порог. Для того чтобы не позволить злому духу проникнуть, хозяева «закрещивали» эти места, чаще всего ночью, перед сном, либо по календарным праздникам. В общем, казаки любили и ценили свои курени, потому что дом — это, прежде всего, желанная гавань и защита семьи.

На Дону казаки не строили бань, отдельно стоящих от куреней, а предпочитали летом мыться в реке, а зимой дома, в корытах.

К концу XVI века по письменным документам известны названия примерно тридцати городков, которые располагались по Дону, Северскому Донцу, Медведице и Хопру. Из этих городков многие впоследствии стали донскими казачьими станицами (до 500 дворов), как например: Вёшки, Медведицкий, Клетский, Чирской, Есаулов, Курманов Яр, Каргалы, Семикаракоры, Раздоры, Манычский, Черкасский и другие. К концу XVII века казаки имели уже более сотни поселений по Дону и по его притокам. Как и в городке, в станице была главная площадь (майдан) с церковью и общественными постройками (административными и торговыми). В отличие от станиц хуторами являлись сравнительно небольшие поселения (до 100 дворов), удалённые от станицы и дорог.

Городок Раздоры составлял главный стан войска Донского (Главного Войска). Около 1622 года пребывание Главного Войска было перенесено на Монастырский Яр (городок), ближе к Азову, а со взятием казаками Азова в 1637 году, Главное Войско с этого времени находилось в этом городке. Отсюда, после знаменитой защиты последнего, известной под именем «Азовского сидения», в 1642 году Главное Войско перешло снова в Монастырский городок, а отсюда опять возвратилось в Раздоры: вскоре потом (ранее 1648 года) войсковым центром был избран городок Черкасский, остававшийся более 150 лет таковым до 1805 года, когда был основан войсковой (областной) город Новочеркасск.

В эту эпоху донские казаки делились на два воинских сообщества. Живущие по нижнему течению Дона назывались «низовыми», а селившиеся в его верховьях — «верховыми». Евграф Савельев отмечал, что низовые казаки называли казаков верховых станиц «чигою». Название это произошло от народа «чигов», упоминаемого ещё римскими и греческими историками и жившего по восточным берегам Азовскаго моря, от устьев Дона до Таманскаго полуострова. В XІІІ и XIV веках народ этот в числе других казацких общин, под напором монголо-татар двинулся вверх по Дону и занял земли, входившие в состав Рязанской области, поселившись там своими городками. В XVI веке казаки этой области двинулись вновь на юг и заселили земли по рекам Хопру, Бузулуку и Медведице. Верховые же казаки, в отместку, дразнили низовцев «тумою». Слово «тума» черкесское и означает «метис» или «приблудный». Дело в том, что в жилах низовцев было немало крови черкесов, татар, турок, греков и калмыков.

Любопытно отметить, что в казаки принимали всякого. Нужно было только, одно непременное условие — вера в Иисуса Христа. Казаки в своё товарищество принимали и татар, и турок, и греков, даже французы и немцы попадали в казаки и быстро принимали все казачьи обычаи и становились настоящими казаками.

— В Христа и в Троицу Святую веруешь? — обычно вопрошали казаки пришлого человека.

— Верую, — отвечал пришлый.

— А ну перекрестись и читай «Отче наш»!

И он крестился двуперстно, читал молитву, после чего и татарин, и калмык, и турок-магометанин принимали веру казачью, веру в Истинного Бога и сливались с казаками. Казаки, требуя веры, понимали, что только вера в Бога, глубокая и искренняя, даст мужество новому казаку перенести тяжёлую жизнь среди военных походов и вечной опасности. Отсюда и пошли по Дону фамилии: Грековых — от греков, Татариновых — от татар, Турченковых, Турчаниновых — от турок, Жидченковых, Жученковых — от жидов, Грузиновых — от грузин, Персияновых — от персов, Черкесовых — от черкес, Сербиновых, Себряковых — от сербов, Миллеровых — от немцев, Калмыковых — от калмыков, Мещеряковых — от мещерских татар, Поляковых — от поляков, но все они стали настоящими казаками и только прозвания их напоминают, кто первый из их рода пришёл на Тихий Дон.

Свободно, но и тяжело жилось казакам. Истово боролись они за славу казачью и её ставили выше всего. В эту пору и сложилась среди донцов поговорка «хоть жизнь собачья, зато слава и воля казачья». И гордились казаки этой славой и волей. «Все земли нашему казачьему житью завидуют», — гутарили они.

В постоянной борьбе с жестокими и коварными врагами казаки выработали свою особую тактику ведения боя. Казаки устраивали дерзкие внезапные набеги, умело действовали из засад. Казачья конница атаковала «лавой», то есть развёрнутым строем с выступами на флангах, стремясь при этом охватить противника. Сильного неприятеля казаки старались притворным отступлением заманить под удар основных сил, спрятанных в засаде. Этот приём назывался «вентерь». Более подробно эти и другие приёмы казаков мы рассмотрим в подглавке «Тактические приёмы казаков».

Каждого казака с детства обучали верховой езде, владению саблей и пикой, меткой стрельбе из ружья и лука, умению накидывать аркан. На своих верфях казаки строили небольшие суда (чайки), на которых плавали по Азовскому и Чёрному морям, нападая на владения крымского хана. Хорошо ориентируясь по звёздам и солнцу, они пересекали Чёрное море и нападали на прибрежные турецкие города и селения. В схватках с турецкими военными кораблями казаки смело шли на абордаж, нередко овладевая вражескими судами и топя их. В этих набегах казаки не только захватывали большую добычу, но и освобождали множество христианских невольников, которые пополняли ряды казаков или возвращались на свою родину.

Даже царь Иван Грозный неоднократно прибегал к помощи казаков: в 1552 году они принимали участие в штурме Казани, в 1556 году — в покорении Астрахани.

Датой старшинства (образования) Донского казачьего Войска официально считается 3 января 1570 года (лета 7078, генваря в 3 день). Именно этим днём датируется первая жалованная грамота Ивана IV Грозного донским казакам. Грамота была послана с боярином Иваном Петровичем Новосильцовым вольным казакам, живущим на Северском Донце. В ней предписывалось донским атаманам и казакам слушаться Новосильцова во всех государевых делах. Поступая так, подчеркивалось в грамоте, «тем бы есте нам послужили, а мы вас за вашу службу жаловати хотим». Кроме того, казакам за услуги московскому послу было обещано конкретное жалованье (первое, предназначенное Донскому казачьему Войску) — деньги, свинец, порох, сукно. Выбор момента для отправки на Дон государевой грамоты определялся не только внутренними факторами, но и рядом внешнеполитических обстоятельств. Как известно, в 1569 году в результате Люблинской унии была образована федерация Королевства Польского и Великого княжества Литовского — Речь Посполитая. При этом ранее захваченные литовцами западнорусские земли оказались под властью Речи Посполитой. Стремясь исправить это положение, Иван Грозный старался избежать войны на два фронта: не только на Северо-Западе, но и на Юге — с Турцией, заключение мира с которой было для него крайне необходимо. Ему требовалось укрепить позиции Московского государства на его южных рубежах, и опора на донских казаков давала такую возможность. Историки считают, что государева грамота, отправленная на Дон январским днём 1570 года, была, вероятно, не первым документом такого рода, устанавливавшим сношения между Москвой и Землёй донских казаков. Народная память сохранила, к примеру, рассказы о том, что ранее царь особой грамотой закрепил за казаками реку Дон. Однако же именно грамота от 3 января 1570 года стала актом царского признания Донского казачьего Войска как оплота российской государственности.

До конца XVI века Донское казачье войско было независимым. В 1584 году донцы присягали на верность царю Фёдору Ивановичу. Однако понимание присяги было совершенно разным. Если для Москвы оно означало признание безусловного повиновения царю, то казаки воспринимали это как клятву в исполнении условий двустороннего равноправного договора между Доном и Москвой. При этом собственные порядки Донского войска и право казаков отказаться от верности царю, если тот не исполнит своих обязательств по соглашению, были незыблемыми в сознании донцов.

Перепиской с войском Донским, посылкой жалованья, жалобами (челобитными) казаков ведал Посольский приказ, то есть на казаков смотрели в Москве как на другое государство. Посольский приказ переписывался с турецким султаном, польским королём, королём шведским, римским императором и другими государями, он же во времена царей Московских переписывался и с «верхними и нижними юртами Дона, с атаманами и казаками». И только в 1716 году войско Донское перешло из Посольского приказа в ведение учрежденного царём Петром Первым Правительствующего Сената.

Основу хозяйственной жизни казачества вначале составляли промыслы: охота, рыболовство и бортничество; сравнительно рано появилось скотоводство. Земледелие, как правило, стало распространяться позднее, примерно со второй половины XVII века.

Начиная с XVI века, казаки активно участвовали в охране границ Русского государства, в частности, надёжно защищали южные границы от набегов ногайцев, крымских татар и нападений турок.

С 1613 года донским казакам стало выплачиваться ежегодное жалованье за несение пограничной службы. Выдавали его относительно регулярно и в XVII, и в XVIII веке, причём в количественном отношении оно непрерывно росло. Так, если в первой половине XVII века присылали ежегодно до 400 четвертей хлеба, то к концу века казаки стали получать до 6,5 тысяч четвертей, а в течение XVIII века его увеличили до 10 тысяч четвертей. С 1822 года царское правительство стало выдавать Войску вместо хлеба 90 тысяч рублей деньгами.

В первой половине XVII века была возведена Белгородская засечная черта от реки Ворскла через Белгород и Воронеж до Тамбова и далее на восток, прикрывшая центральные районы России от нападений врагов.

Между тем казаки мыслили своё государство состоявшим, как бы в личной унии с Москвой. Московский царь был и царём Дона, но во всём остальном оба государства были совершенно независимы. «Царствуй царь православный на Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону», — гутарили казаки в XVII веке.

Казаки старались извлекать из этого прямую материальную выгоду. Представляя себя как защитников южных рубежей Московского государства, они требовали от царя регулярного жалованья оружием, порохом и деньгами. Для царей же был важен этот «санитарный кордон», предохранявший Россию от непосредственного соприкосновения с могучими южными соседями — Турцией и Персией. Правда, иной раз донские казаки своей самостоятельностью приносили русскому царю немало внешнеполитических хлопот. Своими частыми набегами на Азов они сталкивали Россию с Турцией. Османские министры жаловались московским послам: «Донских казаков каждый год наши люди побивают многих, а всё их не убывает… Если б прибылых людей на Дон с Руси не было, то мы давно бы уже управились с казаками». Москва неизменно отвечала на это Турции: «Хотя бы турские люди донских козаков до одного человека побили, то наш великий государь вашему за то не постоит. Наш великий государь сам о том помышляет, чтоб казаков на Дону не было».

В 1630 году для усмирения местных жителей на Дон был отправлен с 700 стрельцами царский воевода Иван Карамышев, но донцы в ходе вспыхнувших волнений стрельцов разогнали, а воеводу изрубили саблями и тело его бросили в Дон. В Москву же казаки отписали: «Мы, государь, от Божьей милости неотступники, твоему царскому величеству неизменники и нелакомцы: служим тебе, государю, с травы да воды… что и службами своими не выслужили у тебя Божьей милости, твоего государскаго жалованья; а которые наши донские атаманы и казаки Наум Васильев, с ним 70 человек, посланы от нас, от войска, к тебе, послов провожать к Москве, и те все по городам разсожены и показнены, а иные прикованы, помирают голодною смертью, того ли мы у тебя, государя, дослужились… Если мы тебе, и всей земле русской ненадобны, — не воспротивимся: Дон реку от низу и до верху и реки запольныя от самых украинных городов, крымцам и ногайцам очистим и с Дону, если укажешь, сойдём».

Убийство воеводы казаки оправдывали тем, что он будто бы, когда читали грамоту, при упоминании царского имени шапку не снял и стоял посреди круга, закуся бороду. Происшествие сие ясно показывает свойственный тому веку буйный нрав казаков и их неподчинённость царским сановникам.

Сношения Москвы с донскими казаками через Посольский приказ; посылка к ним посольств; убийство казаками царских послов; независимая, иностранная политика; намеренный пропуск ими в московские пределы крымских татар; стремление к свободному выходу в море — вот та реальность, которая подтверждает независимость казаков. Это осознание независимости Дона от Москвы коренилось у казаков до последнего момента и подтвердилось в 1918 году объявлением Кругом спасения Дона, избранным всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием, независимости Дона, и в первой статье его Конституции (Основных законов Всевеликого Войска Донского) было конкретно указано: «Всевеликое Войско Донское есть самостоятельное государство, основанное на началах народоправства».

Глава третья. Борьба казаков за волю и
лучшую долю

Ты взойди, взойди, красно солнышко!

Обогрей нас, людей бедных;

Мы не воры, не разбойнички,

Стеньки Разина мы работнички,

Мы веслом махнём — да корабль возьмём,

Кистенём махнём — караван собьём,

Мы рукой махнём — возьмём девицу.

Казачья песня

Казаки в Смутное время

С воцарением на престоле Бориса Годунова в 1598 году отношение Москвы к казакам резко ухудшилось. Годунов, видя в казаках своевольников, лишил их государева жалованья, которое им ранее было определено царями Иваном Грозным и Фёдором Иоанновичем. Он также не признавал казаков равноправной стороной и перестал принимать казачьи посольства. На Дону всё чаще стали появляться его воеводы. Царские крепости были воздвигнуты на исконно казачьих землях на Осколе и Северском Донце. А воеводы пограничных с Доном городков получили царский приказ перехватывать всех казаков, идущих без государева разрешения на Русь, и сажать их в темницы. Все эти меры жутко злобили казаков. Они понимали, что их вольностям приходит конец. И когда в Речи Посполитой, в замке самборского старосты Ежи Мнишека, в 1603 году объявился «истинный царевич Дмитрий» (Григорий Отрепьев), обещавший донцам вернуть их былую волю, права и привилегии, они тотчас отозвались на его призыв и направили к нему своего атамана Андрея Корелу, слывшего в казачьей среде колдуном.

Прибыв в Краков, Корела, увидев, что польские вельможи и даже сам найяснейший король Сигизмунд III оказывают самозванцу пышный приём и царские почести, тоже признал его истинным сыном Ивана Грозного и бил ему челом, как законному государю, а также обнадёжил в верности и преданности казаков верховых и низовых.

Борис Годунов, встревоженный появлением самозванца, забыв о прошлых притеснениях казаков, направил на Дон своего посла Петра Хрущёва с выпиской решения Боярской думы о смерти настоящего царевича Дмитрия, а также с предложением немедленно восстановить «государев отпуск» на Дон. Однако его предложение казакам слишком опоздало. Дон кипел и бурлил и, уже отмобилизованный совместно с Запорожской Сечью, был готов к войне и хотел только войны. Царскую выписку донцы, не читая, сразу порвали, а бедного горемыку Хрущёва, заключив в оковы, посадили задом наперёд на чахлую лошадёнку, и, хлопнув её по тощему крупу, прямиком направили к Лжедмитрию, который со своим воинством уже вторгся в пределы России. Увидев самозванца, Хрущёв тотчас признал в нём «царевича Димитрия», залился горючими слезами и пал на колена, воскликнув: «Вижу, вижу Иоанна в лице твоём: я твой слуга навеки!»

Именно казаки атамана Корелы весной 1605 года обеспечили Лжедмитрию победу своей неслыханной самоотверженностью и храбростью. Вместе с приверженцем Лжедмитрия, дворянином Григорием Акинфиевым, Кореле удалось занять Кромы и выдержать осаду сильного объединённого московского войска, предводимого Иваном Ивановичем Годуновым, Фёдором Мстиславским и Михаилом Салтыковым. Донской атаман умело руководил обороной крепости, в результате чего 75-тысячное царское войско долго и безуспешно простояло под Кромами — маленьким городком, укреплённым деревянными стенами и земляными окопами и имевшим не более 5000 человек всего населения. Несколько приступов было отбито. Тогда воеводы придвинули пушки к городу и стали бомбардировать Кромы изо дня в день, не жалея пороха. В Кромах сгорело всё, что только могло гореть. Крепость была разрушена до основания. На месте, где проходил пояс укреплений, осталась одна земляная осыпь. Но казаки решили не даваться живыми в руки воевод и сражались с яростью обречённых. Они углубили рвы, вырыли глубокие окопы и лазы, по которым могли теперь незаметно покидать крепость и возвращаться обратно. Свои жилища — «норы земные» — казаки устроили под внутренним обводом вала. Во время обстрела они отсиживались в норах, как мыши, а затем проворно бежали в окопы и встречали атакующих огнём из пищалей и мушкетов, после чего с обнажёнными саблями дружно бросались на врага.

Осада Кром затянулась, а после внезапной смерти Бориса Годунова (13 апреля 1605 года) и вовсе была прекращена. В мае 1605 года большая часть правительственных сил с воеводами Салтыковым, Басмановым и князьями Голицыными перешла на сторону самозванца.

В начале июня на поклон к Лжедмитрию приехал с Дона атаман вольных казаков Смага Чертенский. Чтобы унизить посланцев Боярской думы, прибывших из Москвы, самозванец допустил к руке донцов раньше, чем бояр. Проходя мимо бояр, казаки всячески ругали и позорили их.

Из стана самозванца в Москву были отправлены Василий Васильевич Голицын и князь Василий Михайлович Рубец-Мосальский с приказанием, чтобы из Москвы были устранены все враги «царевича». Именно они 10 июня стали организаторами убийства низложенного царя Фёдора Годунова и его матери царицы Марии Григорьевны. Лжедмитрию же донесли, что Годуновы покончили с собой, приняв яд. Прилюдно Лжедмитрий, конечно, сожалел об их смерти и обещал помиловать всех оставшихся в живых из их родни.

20 июня 1605 года Лжедмитрий, поддержанный донскими и запорожскими казаками, поляками, боярами, дворянами и простым людом, под праздничный звон колоколов и приветственные крики толп, теснившихся по обеим сторонам дороги, торжественно въехал в Москву. Духовенство встретило нового царя на Лобном месте с крестами и хоругвями; отъехавши несколько шагов от Лобного места, Лжедмитрий остановил свою лошадь возле храма Василия Блаженного, снял шапку, взглянул на Кремль, на бесчисленные толпы народа и с горючими слезами начал благодарить Бога, что сподобил его увидеть родную Москву. Народ, видя слёзы царя, также принялся рыдать.

Стремясь закрепить свой неожиданный успех, Лжедмитрий принял императорский титул. Отныне в официальных обращениях он именовал себя так: «Мы, наияснейший и непобедимый самодержец, великий государь Цесарь» или «Мы, непобедимейший монарх божьей милостью император, и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь-самодержец, и прочая, и прочая, и прочая». Так мелкий галицкий дворянин Юрий (Григорий) Отрепьев, принявший имя Дмитрия, стал первым в русской истории императором. Объясняя смысл своего титула, самозванец объявил иностранным послам, что он обладает огромной властью и нет ему равного в полночных (северных) краях. В самом деле, боярская знать поначалу должна была считаться с «необъятной властью» новоявленного императора, тем более что на стороне его была сила.

Однако процарствовал Лжедмитрий недолго. Только первые дни он был ласков и милостив к простому народу. Вскоре наехали в Москву гордые польские паны, потом приехала невеста самозванца, польская княжна Марина Мнишек, с нею католические ксендзы и иезуиты. 8 мая 1606 года Марина была коронована как русская царица, и духовник Лжедмитрия Терентий совершил обряд бракосочетания. Пиршествам, шумному веселью и разгулу не было конца. Хвастливые шляхтичи да буйная челядь польских магнатов вели себя крайне нагло, бесчинствовали в пьяном виде, вламывались в дома, всячески оскорбляли москвичей, творили всякие насилия. Благочестивых москвичей возмущало и то, что в Кремле среди соборов и святынь, где обыкновенно раздавались благовест и церковное пение, теперь шёл разгул, пляс и гремела польская музыка. Вскоре по городу поползли слухи, что русских людей и казаков будут обращать в католическую веру. Москва возмутилась и сплотилась около популярного в народе боярина Василия Шуйского.

17 (27) мая 1606 года вооружённая толпа, разметав охрану, ворвалась в Кремль и растерзала самозванца. На грудь мёртвому Лжедмитрию бросили карнавальную «харю» (маску), а в рот воткнули дудку. В продолжение двух дней москвичи глумились над его телом, кололи и пачкали всякой гадостью, глупые бабы и мужики, бранясь, прыгали через него. Потом труп отволокли и бросили в яму, куда складывали замёрзших и опившихся.

Однако жестокое убийство Лжедмитрия вызвало неоднозначную реакцию. Многие простые люди жалели его и искренне рыдали, поэтому власти поспешили объявить, что самозванец был идолопоклонником и чернокнижником. Сразу после его похорон ударили сильные морозы, погубившие траву на лугах и уже посеянное зерно. Пошли слухи, что самозванец «мёртвый ходит» и якобы подле ямы, ставшей его последним прибежищем, люди видели голубые огни, поднявшиеся прямо из земли. В итоге труп самозванца выкопали и сожгли, а прах, смешав с порохом, выстрелили из пушки в сторону Польши.

Таким образом, первый русский император лишился власти и жизни в результате боярского заговора. Едва на трон взошёл боярин Василий Шуйский, по всей стране распространилась весть о том, что «лихие» бояре пытались убить «доброго царя Дмитрия», но тот вторично спасся и ждёт помощи от своего народа. Массовые восстания на южной окраине государства положили начало новому этапу гражданской войны, ознаменовавшемуся ещё более сильным подъёмом казаков, крестьян и прочих людей. И вскоре в стране, охваченной огнём гражданской войны, появились новые самозванцы.

Царь Василий Шуйский, понимая, что казаки представляют собой эффективную военную силу, начал проводить политику привлечения их на свою сторону. В частности он распорядился регулярно выдавать денежное и хлебное жалование казакам. Правда, в реальности это указание часто не выполнялось, что вызывало казачьи грабежи и разбои. В центральную часть Московского государства, где происходили основные события, шёл значительный поток казачьих отрядов, которые вливались в армии Ивана Болотникова и новых самозванцев — Лжепетра (Илейки Муромца) и Лжедмитрия II.

После поражения Болотникова и распада тушинского лагеря Лжедмитрия II произошёл раскол в казачьей среде. Атаман Иван Заруцкий со своими соратниками принял участие в переговорах с польской стороной по поводу приглашения на русский престол сына Сигизмунда III — королевича Владислава. Но многие казаки не согласились с идеей передачи русского престола королевичу-католику и включились в борьбу с польскими войсками, вторгнувшимися в России.

Поражение войск Дмитрия Шуйского под Клушином от армии Сигизмунда 24 июня (4 июля) 1610 года и восстание в Москве привели к падению Василия Шуйского. В сентябре 1610 года он был выдан польскому гетману Станиславу Жолкевскому, который вывез его и его братьев Дмитрия и Ивана под Смоленск, а позднее в Польшу.

В конце декабря 1610 года Марина Мнишек родила сына якобы от Лжедмитрия II, которого крестили по православному обряду и назвали Иваном. В народе он получил прозвище «Ворёнок». Часть казаков признала его царевичем и стала бороться за возведение его на престол. Во главе этих казаков встал атаман Иван Заруцкий, который, как утверждали злые языки, был настоящим отцом «Ворёнка».

Конец 1610 и первые месяцы 1611 года были временем, когда не только многие представители боярства и дворянства, но и всё русское общество в целом осознало, что затянувшаяся гражданская война вплотную подвела Русское государство к опасности потери национальной самостоятельности. Надежды на восстановление прежнего государственного порядка, связанные с избранием на русский престол юного королевича Владислава, не осуществились, поскольку вскоре выяснилось, что занять престол не прочь и сам король Сигизмунд III. Боярское правительство фактически распалось, польские войска осаждали Смоленск и хозяйничали в Москве.

Во время интервенции поляков открыто выступил против них Патриарх Московский и всея Руси Гермоген, в миру Ермолай, который родом был из донских казаков. Он обратился с пламенным призывом к русскому народу выступить на защиту страны. С его благословения из Казани перевезли копию иконы Казанской Богоматери, впоследствии ставшей основной святыней народного ополчения. После захвата Москвы Гермоген оказался в руках врагов. Однако в тяжёлой ситуации он проявил несгибаемую волю и твёрдый характер. Поляки силой отрекли его от патриаршего сана и посадили под арест в Чудов монастырь. Но и из монастырской темницы Гермоген продолжал рассылать по Руси грамоты с призывом к патриотам создать народные ополчения и очистить от поляков столицу.

В начале 1611 года национально-освободительное движение приобретает уже вполне реальные очертания. Бывшие воеводы царя Василия Шуйского и Лжедмитрия II из Рязани, Тулы, Калуги, Нижнего Новгорода, Ярославля, Суздаля, Владимира и других городов с отрядами дворян, стрельцов и казаков двинулись к Москве. Началась долгая и упорная борьба за освобождение Москвы. Предводителями Первого ополчения были избраны признанный лидер рязанцев думный дворянин Прокопий Петрович Ляпунов и два сподвижника Лжедмитрия II — знатный аристократ из рода великих князей литовских Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и атаман Иван Заруцкий, с которым пришли под Москву донские и иные казаки.

В конце марта 1611 года Первое ополчение попыталось освободить Москву, но сил для этого не хватило. Да и в самом ополчении начались трения между казаками и дворянами.

30 июня 1611 года по требованию ратных людей и казаков был выработан «Приговор Земского собора Первого ополчения», оформивший сословно-представительную организацию власти и порядок управления страной в отсутствии законного государя. «Приговор» укреплял дворянское землевладение, управление поручалось только дворянам, а атаманов и казаков решено было не посылать в города и волости. Наконец, беглых крестьян и холопов велено было возвращать их бывшим владельцам. Таким образом, «Приговор Первого ополчения» не устранил разногласий между дворянами и казаками и личного соперничества между лидерами ополчения Ляпуновым и Заруцким. В итоге противоречия между ними обострились настолько, что дворяне утопили 28 казаков, а казаки в отместку на своём круге 22 июля зарубили Прокопия Ляпунова.

После гибели Ляпунова дворяне покинули ополчение, и власть перешла к Ивану Заруцкому, стремившемуся упрочить положение казачьей верхушки. Под Москвой образовалось правительство «казачьих таборов», которое желало передать престол сыну Марины Мнишек. Но дворянство и значительная часть народа не желали видеть на престоле «Ворёнка».

Нелегко складывались отношения у казаков из подмосковных таборов и с народным ополчением Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Руководители Второго ополчения настойчиво привлекали казаков на свою сторону, и с конца весны 1612 года отдельные казачьи отряды стали присоединяться к ним. Это вызвало новый раскол в казачестве. Чувствуя, как крепнут позиции Ополчения, и как теряет авторитет правительство «казачьих таборов» под Москвой, Иван Заруцкий вступил в тайные переговоры с польским гетманом Яном Ходкевичем. Но большинство казаков не одобрило переговоров с поляками. Тогда в июле 1612 года Иван Заруцкий с частью казаков бежал из-под Москвы на юг.

С августа по ноябрь 1612 года казаки в составе Второго ополчения участвовали в тяжёлых боях с поляками за Москву.

Польско-литовское войско великого гетмана литовского Ходкевича подошло к Москве утром 21 (31) августа 1612 года. Общая численность войск гетмана Ходкевича составляла около 12 тысяч человек. Причём основу войска составляли примерно 8000 запорожских казаков. В Кремле в этот момент находился 3-х тысячный польский гарнизон, под командованием полковников Струся и Будзилы, с которым Ходкевич поддерживал связь и старался координировать действия.

На рассвете 22 августа (1 сентября) гетман Ходкевич начал прорыв к Кремлю, чтобы доставить туда огромный обоз с провиантом для осаждённого гарнизона. Сражение началось с боя конницы на Девичьем поле (у Новодевичьего монастыря). В решающий момент битвы, когда поляки стали теснить русских, четыре казачьих отряда атаманов Афанасия Коломны, Дружины Романова, Филата Можанова и Макара Козлова самовольно отделились от войска князя Трубецкого и, форсировав реку, присоединились к изнурённому войску Пожарского. С помощью прибывших казаков натиск польско-литовских войск удалось отбить, и гетман Ходкевич отступил, понеся большие потери.

Сражение возобновилось через день, 24 августа (3 сентября). Теперь Ходкевич наносил удар через Замоскворечье. Бои вновь приняли упорный и ожесточённый характер. Потеснив русских, поляки ввели в пределы Москвы огромный обоз. До Кремля было уже совсем близко. В ходе боя казаки князя Трубецкого ушли в свои «таборы». Вернуть их на поле битвы смогли лишь уговоры келаря Троице-Сергиевой лавры Авраамия Палицына и призывы Кузьмы Минина. Уже под самый вечер Кузьма Минин, взяв три резервных конных дворянских сотни и отряд польского перебежчика ротмистра Хмелевского, переправился через Москву-реку и у Крымского двора решительно атаковал польский заслон. Поляки обратились в бегство, которое стало в гетманском войске общим.

Поражение войска Ходкевича на подступах к Москве предопределило падение польского гарнизона Кремля. Поляки, перед лицом голодной смерти и решающего штурма, умерили свою спесь и пошли на переговоры. И 26 октября (5 ноября) 1612 года остатки польского гарнизона покинули Кремль и сдались. При этом полк Струся, вышедший в лагерь князя Трубецкого, был почти полностью истреблён казаками. Полк же Будзилы в ходе капитуляции в целом уцелел, поскольку князь Пожарский не допустил кровопролития.

27 октября (6 ноября) 1612 года русские войска торжественно, под колокольный звон вступили в опустошённый и осквернённый захватчиками Кремль.

Значимая роль казаков в разгроме польских интервентов и освобождении Москвы предопределила их активное и решающее участие в Земском соборе 1613 года, на котором 21 февраля (3 марта) был избран новый царь Михаил Фёдорович Романов, и, соответственно, стала править новая династия Романовых. По легенде, один из казачьих атаманов на Земском соборе, глядя в упор в глаза остолбеневшим боярам, решительно положил на стол письменную «атаманскую отписку» с требованием утвердить в качестве единственного претендента на престол отрока Михаила Романова, а поверх неё небрежно швырнул обнажённую саблю.

Впрочем, избрание шестнадцатилетнего отрока на царский трон Московии «божией волей» казаков никак не способствовало авторитету новой династии. Так, например, канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега презрительно сказал пленённому митрополиту Филарету (в миру Фёдору Никитичу Романову): «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы».

О решающем влиянии казаков на приговор Земского собора сохранились и другие свидетельства. 13 апреля 1613 года шведские лазутчики сообщали из Москвы, что казаки избрали Михаила Романова против воли бояр, принудив Трубецкого и Пожарского дать согласие на эту кандидатуру после осады их дворов. Жак Маржерет в 1613 году в письме английскому королю Якову I, призывая его к интервенции, писал, что казаки выбрали «этого ребёнка», чтобы манипулировать им, и что большая часть русского общества с радостью встретит английскую армию, поскольку живёт в постоянном страхе перед казаками. Холоп новгородского дворянина Бобарыкина, бежавший в Новгород из Москвы в июне 1613 года, утверждал, что царя выбрали «московские простые люди и казаки» без общего согласия. Наконец, так называемый Хронограф Оболенского второй половины XVII века упоминает, что за избрание Михаила Романова высказался на соборе «славного Дону атаман».

Атаман Иван Заруцкий не принял решение Земского собора 1613 года, на котором на царство был призван Михаил Фёдорович Романов. Новая власть, в свою очередь, объявила Заруцкого врагом государства. Для борьбы с казаками Заруцкого в Москве было спешно сформировано войско под командованием воеводы Ивана Одоевского. Сподвижники Заруцкого начали колебаться. Ряд городов, которые ранее контролировал Заруцкий, присягнули избранному царю Михаилу.

Не видя возможности для возведения на престол своего ставленника — «царевича» Ивана, Заруцкий со своими казаками в апреле 1613 года отступил к Воронежу. Здесь его настиг Одоевский и бился с ним два дня. Потерпев поражение под Воронежем, Заруцкий и Марина Мнишек переправились через Дон и ушли к Астрахани, где были поддержаны волжскими, донскими и яицкими казаками.

В 1614 году казанский стрелецкий голова Василий Хохлов осадил Астраханский кремль и вынудил Заруцкого вместе с Мариной Мнишек бежать на Яик. В 20-х числах июня 1614 года стрелецкие головы Гордей Пальчиков и Севастьян Онучин осадили Заруцкого в городке яицких казаков на Медвежьем острове и после продолжительного и упорного боя заставили казаков выдать его и находившуюся с ним Марину Мнишек с ребёнком. Пленники были отправлены в Астрахань к воеводе Одоевскому, который немедленно отправил их под сильным конвоем в Казань, а оттуда в Москву. В Москве Иван Заруцкий был посажен на кол, трёхлетний «Ворёнок» повешен, а Марина Мнишек спустя некоторое время умерла в тюрьме.

После восшествия на престол царь Михаил Фёдорович начал наводить в стране необходимый порядок. В 1613 году был создан особый Казачий приказ, или Казачий разряд, во главе которого встали незнатный дворянин Колтовский и дьяк Матвей Сомов, служивший в 1607 году у Лжепетра, а позднее — у Лжедмитрия II и считавшийся «специалистом» по казачеству. Казачий приказ ведал личным составом «вольных» казаков, их обеспечением, в том числе распределением приставств, верстанием казаков поместными и денежными окладами. Параллельно с Казачьим приказом некоторые из этих функций исполнял Челобитный приказ, основной обязанностью которого было рассмотрение челобитных, поданных лично царю. Более того, именно после Смуты и восстановления монархии обязательства государя в отношении служилого войска Донского были зафиксированы специальными грамотами 1615 и 1618 годов. Казаки были весьма довольны новым царём, особенно на первых порах. Михаил Романов щедро наградил донцов, ввёл для казаков Войска Донского право беспошлинной торговли во всех русских городах, направил на Дон богатый государев отпуск (ружейный и орудийный порох, деньги, хлеб, сукно) и даровал донским казакам их первое официальное знамя, на котором был изображён двуглавый орёл. Начиная с 1614 года годовое жалованье неверстанных атаманов составляло 7 рублей, есаулов — 6 рублей и казаков — 5 руб. Помимо этого казакам выплачивалось ежемесячное или ежедневное «кормовое» содержание. В 1614 году под Новгородом атаманы получали на месяц по 20 алтын, рядовые казаки — по полтине.

Царская политика по отношению к казачеству отличалась противоречивостью. С одной стороны, любое правительство, выражавшее интересы дворянства, стремилось поставить казачество под свой контроль, ликвидировать казачье самоуправление, запретить или упорядочить казачьи приставства, прекратить приток в казачьи станицы феодально-зависимого населения и даже вернуть часть казаков прежним владельцам; с другой — и царь Василий Шуйский, и руководители ополчений, и правительство Михаила Романова были заинтересованы в привлечении «вольного» казачества на свою сторону и в сохранении его как значительной военной силы. При этом степень правительственного нажима на казацкие вольности во многом определялась текущей военной ситуацией. Когда она позволяла, правительство «разбирало» казаков, назначая жалованье лишь «лучшим» из них и исключая со службы и возвращая в феодальную зависимость казаков, вступивших в станицы незадолго до «разборов».

Таким образом, царское правительство, начиная с Михаила Фёдоровича, стало проводить последовательную и решительную политику подчинения казачества.

Следует также отметить, что на вторую половину XVII века в общественно-политической и социально-культурной жизни Русского государства появилось другое явление, которое осложнило процесс подчинения казачества царской власти. Это церковный раскол. Изменения в обряде Русской церкви, которые непосредственным образом повлияли на устройство церковного быта как духовенства, так и других слоёв общества и простых верующих людей, не могли не вызвать возмущения. Известно, что церковная реформа была предложена и начата патриархом Никоном, но реальное её воплощение стало возможным только после её поддержки и реализации государственной властью в лице царя Алексея Михайловича. Поддержка реформы напрямую стала связываться с проявлением лояльности к власти. Отказ же от принятия нововведений рассматривался как сопротивление властям. Среди казаков возобладали идеи неприятия церковной реформы Никона. «Отпадение Московского царя от православия» давало право казакам ему не подчиняться. Представление о том, что именно они являются носителями «истинной веры» предоставляло им возможность консолидироваться и создать крепкую политическую силу, которая объединила бы всех казаков. Однако реальность была другой: постоянные притязания различных атаманов на лидерство и отсутствие собственной экономики делали социально-политическую обособленность казачества невозможной. Тем более что оно уже находилось в «тисках» жёсткого давления со стороны государства. Единственным способом отстаивания политических прав и социально-культурной самобытности были восстания, которые теперь шли не только под лозунгами «наивного монархизма», но и защиты «старой веры».

Степан Разин

В годы войны с Речью Посполитой (1654–1667) и Швецией (1656–1658) в ответ на усиление налогов последовало массовое бегство крестьян и посадских людей на окраины государства. Под давлением дворянства правительство, претворяя в жизнь нормы Соборного уложения 1649 года, с конца 1650-х годов приступило к организации государственного сыска беглых. Меры по возвращению беглых крестьян вызывали массовые протесты в южных районах, особенно на Дону, где издавна существовала традиция — «с Дону выдачи нет». Тяжёлые повинности и характер землепользования сближали с крестьянами служилых людей по прибору, охранявших южные рубежи.

Предвестником восстания Степана Разина было движение казачьих отрядов Василия Уса к Москве в 1666 году. К казакам, требовавшим жалованье за службу, во время похода примкнули крестьяне и холопы Южного Подмосковья. Весной 1667 года на Дону собралась ватага голутвенных казаков и беглых людей во главе с донским казаком Степаном Разиным, который повёл их на Волгу и Яик. Поскольку царские воеводы имели приказ задерживать казаков, действия разинцев нередко принимали бунтарский характер. В конце лета 1667 года они захватили Яицкий городок (Гурьев) и остались в нём зимовать.

Весной 1668 года разинцы вышли в Каспийское море. Ряды их пополнялись казаками, прибывшими с Дона, а также черкасами и жителями русских уездов. На Каспии вблизи персидского города Решта у казаков произошёл бой с шахскими силами. Бой был тяжёлый, и разинцам пришлось вступить в переговоры с персами. Но прибывший к шаху Сулейману I посланник русского царя Пальмар привёз царскую грамоту, в которой сообщалось о выходе в море воровских казаков. В грамоте также предлагалось персам, чтобы они «побивали бы их (казаков) везде и смертию уморяли без пощады». Переговоры с казаками были прерваны. По приказу шаха послов Разина заключили в тюрьму и вскоре казнили.

В ответ на эти действия разинцы разорили персидский город Фарабат (Ферахабад) в провинции Мазендеран. Причём в этот город они вошли, всем говоря, что они, дескать, купцы, привезли кавказские товары и хотят обменять их на персидские. Персы охотно покупали у казаков их товар, тем более что казаки продавали все вещи по очень низкой цене. Шесть дней они торговали так на базаре. Сам же Разин гулял между ними, и казаки зорко поглядывали на своего атамана. На шестой день Разин стал так, чтобы его было видно со всех концов площади, обернулся и вдруг взял шапку и сдвинул её набок. Это и было условным знаком для казаков. Казаки мгновенно бросились на персов, грабя торгашей и убивая всех, кто оказывал им хоть малейшее сопротивление. Пощадили казаки лишь православных купцов, которые с криками «Христос», «Христос!» выбегали им навстречу, а также освободили всех русских пленников. В Фарабате был дворец шаха, в котором находилась сокровищница фарфора, китайских ваз, чаш из сердолика, агата, коралла, янтаря, посуды из горного хрусталя и другие бесчисленные редкости. Казаки же разграбили и подожгли этот дворец. Ограбили и сожгли они также расположенный неподалёку городок Астрабат. Всю свою огромную добычу казаки погрузили в струги и отплыли недалеко от Фарабата. Там, на полуострове Миян-Кале между Фарабатом и Астрабатом Разин заложил свой стан.

Весной 1669 года казаки выдержали несколько боёв в «Трухменской земле», где в одной из стычек погиб ближайший сподвижник Разина атаман Сергей Кривой. Затем у Свиного острова, близ Баку, казаки подверглись нападению большого шахского флота под командованием Мамед-хана. Причём персы сцепили свои суда цепями, чтобы окружить казачий флот. Казаки воспользовались этой ошибкой и пустили ко дну флагманский корабль противника, после чего уничтожили и весь его флот. Именно в этом сражении в плен к разинцам попали дочь и сын командующего персидским флотом. Кстати сказать, по версии некоторых историков, дочь и была той самой персидской княжной, которую впоследствии Степан Разин, как поётся в известной народной песне «Из-за острова на стрежень…», сгрёб в охапку, как медведь, и швырнул со струга в воду, то бишь подарил её Волге-матушке.

Однако и после этой победы положение казаков оставалось сложным. Следовало ожидать подхода новых сил персов. Поэтому разинцы отправились к Астрахани. Вступив в переговоры с астраханскими воеводами, Степан Разин добился того, что его с почётом принимал главный воевода князь Иван Прозоровский и пропускал на Дон, а казаки за это должны были отдать пушки, пленных и часть своей богатой добычи. Но разинцы уклонились от выполнения своих обещаний и в августе — сентябре 1669 года прибыли на Дон.

В Кагальницкий городок, где обосновался Разин, стали стекаться казаки и беглые крестьяне. На Дону резко обозначилось противостояние разинцев и донской казачьей старшиной. На Дон был срочно послан царский посол Герасим Евдокимов с поручением выведать местонахождение Разина, состоят ли в сговоре с ним низовые атаманы и казаки «и куды его на весну чаять походу». Евдокимов прибыл в Черкасск в апреле 1670 года и был хорошо принят «домовитыми» казаками и войсковым атаманом Корнилой Яковлевым, крёстным отцом Степана Разина. В ответ на прочтение царской грамоты «атаманы и казаки на его, государской, милости челом ударили». Однако на другой день в Черкасск неожиданно прибыл Степан Разин со своими молодцами. Яковлев собрал новый круг для выбора «станицы» сопровождать Евдокимова до Москвы. Воспользовавшись этим, Разин вошёл в круг с верными ему казаками и открыто бросил Евдокимову обвинение в том, что он прибыл на Дон в качестве боярского лазутчика и «учал ево, Герасима, бранить и бить, и, бив до полусмерти, бросил его в воду в Дон реку». Вместе с Евдокимовым были убиты и многие из «домовитых» казаков. Попытка войскового атамана осудить убийство царского посла вызвала ярость и угрозу со стороны Разина в адрес Яковлева и гордый ответ: «Ты владей своим войском, а я владею своим войском!» Таким образом, сопротивление «домовитых» и их атамана было сломлено.

Разин становится полновластным предводителем казачества на Дону. Он организует новый поход на Волгу, который принимает ярко выраженный антиправительственный характер. Повстанцы убивали воевод, помещиков и их приказчиков, создавали новые органы власти в форме казачьего самоуправления. Повсеместно выбирались городовые и крестьянские старшины, атаманы, есаулы, сотники. Активными участниками восстания были казаки, служилые люди «по прибору», народы Поволжья, жители Слободской Украины.

Разин обещал народу волю и призывал к поголовному истреблению бояр, дворян, думных и всяких приказных людей. Также он объявил, что в его войске якобы находится царевич Алексей Алексеевич, сын царя Алексея Михайловича, который идёт на Москву по указу своего отца, чтобы наказать бояр, дворян, воевод и торговых людей «за измену». Примерно в это же время в повстанческом лагере появился боевой клич — «Нечай, Нечай!». По всей видимости, это означало, что лже-Алексей появился в разинском окружении нечаянно, «нежданно-негаданно». Специально для него изготовили струг, покрытый красным бархатом.

В мае 1670 года восставшие казаки овладели Царицыном. В это же время к городу подплыли московские стрельцы под начальством Ивана Лопатина, но они были разбиты повстанцами. В Царицыне состоялся военный совет. На нём вожаки восстания решили идти на Астрахань. Оборонявшие Астрахань стрельцы, недовольные тем, что начальство выплачивало им жалованье с крайне большим опозданием, были настроены позитивно по отношению к Разину. Весть о том, что Разин идёт на Астрахань, испугало власти. Против повстанцев был выслан отряд стрельцов. Однако при встрече с разинцами стрельцы, арестовав своих начальников, перешли на сторону восставших. После этого повстанцы двинулись к Астрахани и в ночь на 22 июня штурмовали её. При этом стрельцы и посадские люди не оказали им должного сопротивления. Взяв город, разинцы первым делом казнили воеводу Ивана Прозоровского и стрелецких начальников. В Астрахани, как и в Царицыне, было введено казачье устройство: население было поделено на тысячи, сотни, десятки с выборными атаманами, сотниками и десятниками. Высшим органом власти стал круг, а вместо воеводы, был назначен городовой атаман.

После взятия Астрахани на сторону восставших добровольно перешло население Среднего Поволжья (Саратов, Самара), а также чуваши, марийцы, татары, мордва. Такому успеху повстанцев способствовало то, что Разин объявлял каждого перешедшего на его сторону свободным человеком.

В сентябре 1670 года разинцы взяли часть Симбирска и осадили Симбирский кремль. Но осаждённый гарнизон под командованием князя Ивана Милославского и при поддержке присланного из Москвы воеводы Юрия Барятинского отразил несколько штурмов. Чтобы помешать царским войскам прийти на помощь симбирскому гарнизону, Разин направил небольшие отряды к городам правобережной Волги с целью поднять на борьбу крестьян и посадских людей.

Также в сентябре при поддержке примкнувшего местного населения разинцы захватили Алатырь, Саранск, Пензу, осадили Цивильск и спровоцировали волнения в Галицком, Ефремовском, Новосильском, Тульском, Тамбовском и других уездах.

Для подавления восстания были собраны значительные правительственные силы. В конце сентября из Мурома выдвинулось войско во главе с князем Юрием Долгоруковым, которое в конце октября разбило отряды Разина у села Мурашкино к северу от Арзамаса, затем освободило Саранск и Пензу.

В начале октября 1670 года под Симбирском царское войско под командованием воеводы Юрия Барятинского нанесло повстанцам жестокое поражение. Потери повстанцев были огромны. Вражеская пуля пробила ногу Разина, а когда он упал с лошади, то получил удар саблей в голову. В таком состоянии ему угрожало пленение, но верные соратники вызволили его из рук врагов, схвативших бесстрашного атамана. Он был вывезен на Дон, где со своими сторонниками укрепился в Кагальницком городке, из которого год назад начал свой поход. Разин рассчитывал вновь собрать своих сторонников. Однако домовитые казаки во главе с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым, понимая, что действия Разина могут навлечь царский гнев на всё донское казачество, 13 (23) апреля 1671 года взяли штурмом Кагальницкий городок. На следующий день после жестокого боя они пленили Степана Разина и его брата Фрола и впоследствии выдали их царским властям.

2 (12) июня Степан и Фрол Разины были доставлены в Москву. После четырёх дней допроса, в ходе которого были применены пытки, 6 (16) июня Степан Разин был четвертован на Болотной площади. Причём палач сперва отрубил ему правую руку по локоть, потом левую ногу по колено. Его брат Фрол, видя мучения Степана, испугался и закричал: «Я знаю слово и дело государево!». «Молчи, собака!» — прохрипел в ответ Степан. Это были его последние слова: после них палач спешно отсёк ему голову. Руки, ноги и голова Разина были воткнуты на пять специально установленных кольев, а туловище брошено на съедение собакам.

Несмотря на разгром основных сил восставших, пленение и казнь лидеров, волнения ещё продолжались. В начале лета 1671 года отряд Фёдора Шелудяка предпринял поход из Царицына на Симбирск, осадил его. Однако три попытки штурма оказались неудачными, и осада была снята. До августа 1671 года на Среднем Поволжье оказывал сопротивление царским войскам казачий отряд Максима Осипова. Последним же оплотом восставших была Астрахань, сдавшаяся в конце ноября 1671 года.

Кондратий Булавин

Казаки до реформ Петра I жили на Дону своим особым, отдельным от Москвы казачьим миром. Эта жизнь была отнюдь не похожа на жизнь Московского царства, даже несмотря на присягу на верность, которую дали казаки царю Алексею Михайловичу в 1671 году. Присяга эта ни в коей мере не коснулась распорядка Войска Донского, прав народного собрания (круга). Донцы на своём Присуде продолжали жить по старому, на основе своих древних адатов (обычаев). Донское казачество представляло из себя военно-демократическую республику, которая существовала отдельным государством от Московского царства. Оно имело свою территорию, свой народ, свой язык и свою власть. При этом жизнь на Дону в то время слишком разнилась от жизни в Москве. Это было два противоположных полюса. На казачьей земле не было ни родовитых бояр, ни богатых купцов, ни холопов-рабов. Все казаки были равны между собой, а казачество являлось вольнолюбивым братством. Управлялась Донская земля по всем законам древнего народоправства, она имела свой «парламент» — Войсковой Круг, который устанавливал законы, выбирал Атамана и других должностных лиц из своей же казачьей среды. Был у казаков и свой суд — скорый и равный для всех казаков, без всяких пыток, правежа, застенков и прочим, чем особенно отличался тогда московский суд. Да и жизнь крестьян в Московском государстве была тогда тяжёлая и ужасная особенно после Соборного уложения 1649 года, по которому они были окончательно закреплены за помещиками на положении бесправных рабов. А после церковного раскола, вызванного реформами патриарха Никона, к тому же началось жестокое преследование приверженцев старой веры. И тем, кто продолжал держаться старых церковных обрядов, кто молился «двуперстием» и совершал молитвы по древнеславянским церковным книгам — рубили пальцы, резали носы и языки; их сжигали на кострах как «еретиков».

Весьма жуткую картину можно было наблюдать тогда и на верху московской церкви во главе с кощунственным «Синодом» Петра I.

Народ не взлюбил царя и считал его Антихристом за то, что после потери всей артиллерии под Нарвой в 1700 году он пустил на пушки церковные колокола, и за то, что он богохульствовал и подвергал священнослужителей едким насмешкам на сборище собутыльников — Всешутейшем, всепьянейшем и сумасброднейшем соборе, в котором сам состоял в сане протодиакона под кличкой Пахом Пихайх.. Михайлов. Устройство «собора» кощунственно копировало всю тогдашнюю церковную иерархию. В его состав входили: «князь-папа», «архидиаконы», «диаконы», «иподиаконы», «посошники», «лампадники» и прочие. Особыми членами «собора» были женщины. Иерархия среди них была такой: высшим титулом являлся «княжна-игуменья», затем шли «архиигуменьи», «игуменьи», «диаконисы» и «монахини». Всем членам «собора» были пошиты особые одеяния, которые представляли собой пародию на облачения христианских священнослужителей: к примеру, вместо архиерейской панагии они носили фляжку с вином, а на митре «князя-папы» был изображён Бахус, сидящий верхом на бочке с водкой. Пьянство, среди «соборян» именовалось «Ивашкой Хмельницким» или просто «Ивашкой», а разврат — «Ерёмкой».

Проводимые Петром I реформы повлекли за собой ужесточение в жизни народа, обложение податями и повинностями, приписку к занимаемым территориям. Это вместе с усилением крепостничества подвигало крестьян на массовое бегство в казачьи области. Но и там началось ограничение казачьих привилегий и самоуправления.

Восстание на Дону началось с запрета царского правительства казакам самостоятельно добывать соль и ультиматума — выдать беглых крепостных крестьян. Оба эти требования казаками были отвергнуты. После чего донской казак Кондратий Булавин, собрав отряд численностью около 300 казаков, напал на занятые солдатами Изюмского полка казацкие солеварни и отбил их. Присланный в октябре 1707 года против восставших отряд князя полковника Юрия Долгорукова был полностью уничтожен, а сам князь и большинство офицеров были убиты казаками. По некоторым данным, убийство полковника и разгром его отряда Булавин совершил в тайном сговоре с войсковым атаманом Лукьяном Максимовым, желавшего ослабить вмешательство царской власти в донские дела. Однако вскоре восстание было подавлено царскими властями, и Булавин со своими соратниками бежал в Запорожскую Сечь.

После возвращения Булавина на Верхний Дон весной 1708 года восстание вспыхнуло с новой, более яростной силой. К восставшим теперь присоединилась масса казаков, ранее стоявших в стороне от восстания, в том числе запорожцы. К апрелю 1708 года восстание охватило Козловский, Тамбовский, Верхнеломовский и Нижнеломовский уезды, распространилось на Слобожанщину и Левобережье, а также Поволжье. Войско Булавина двинулось к Черкасску и в сражении на реке Лисковатка (у городка Паншина) разбило войско атамана Максимова. После этой победы восставшие двинулись к войсковому центру — городу Черкасску. В ходе недолгой осады Черкасска Булавин взял в заложники двух старшин — братьев Поздеевых, и потребовал выдать ему войсковую верхушку с атаманом Максимовым. Часть черкасских казаков, в том числе брат заложников, схватили атамана Максимова и близких к нему старшин и выдали их Булавину. После занятия повстанцами города атаман Максимов и старшины были казнены, их имущество разграблено, а Черкасск стал форпостом восстания.

В начале мая 1708 года Булавин был избран атаманом Войска Донского, а часть его тайных сообщников, предавших Максимова, получила войсковые должности. Все это серьёзно обеспокоило царя Петра I, который для подавления восстания направил на Дон 32-тысячное войско во главе с майором лейб-гвардии Преображенского полка князем Василием Долгоруковым, братом убитого казаками Юрия Долгорукова.

Булавин, чтобы привлечь к себе народ, рассылал по казачьим землям и южным областям России «прелестные» письма с призывом постоять за казачьи права против изменников бояр и дворян. Своё войско он разделил на три части:

— На волжском направлении действовали отряды атаманов Игната Некрасова, Ивана Павлова, Лукьяна Хохлача (3,5 тысяч человек). В середине мая 1708 года они взяли Дмитриевск (Камышин), в конце мая осадили Саратов, но овладеть им не смогли и двинулись на Царицын, который захватили в июне. При этом царицынский воевода Афанасий Турченинов был казнён.

— На северском направлении действовали отряды атаманов Драного, Голого и Беспалого. Эти силы казаков выдвинулись на Северский Донец и Слободскую Украину и в начале июня на реке Уразовой (недалеко от города Валуйки) разгромили Сумский слободской казачий полк. Именно эта группировка повстанцев первой встретилась с превосходящей по численности армией Долгорукова. В начале июля отряды Драного и Беспалого потерпели серьёзные поражения под местечком Тор и в урочище Кривая Лука на Северском Донце. В одном из боёв атаман Драный был убит пушечным ядром, и казачьи отряды возглавил Никита Голый.

— Азовское направление возглавил лично Булавин. Его войско насчитывало около 2000 человек. В начале июля Булавин подошёл к Азову и начал его штурмовать. Однако при атаке крепости повстанцы попали под сильный огонь крепостной и корабельной артиллерии, подверглись контратаке гарнизона и были вынуждены беспорядочно отступить к Черкасску. Причём отступление было тяжёлым и неудачным: преследуемые царскими войсками, около 400 казаков утонули в Дону и в реке Каланче. 60 казаков попали в плен — их судьба была страшной: вначале им вырвали ноздри и языки, а затем повесили за ноги на крепостных стенах.

Воспользовавшись неудачей под Азовом и опасаясь царской расправы, группа домовитых казаков составила заговор против Булавина. 7 (18) июля 1708 года заговорщики под руководством старшины Ильи Зерщикова окружили дом, где жил Кондратий Булавин с одиннадцатью сохранившими ему верность казаками, и пошли на штурм. Силы были неравными, Булавин вынужден был укрыться в доме от заговорщиков и вскоре погиб. Впоследствии его труп доставили в Азов, где гарнизонный лекарь отрезал и заспиртовал голову отважного атамана, чтобы её представили царю, а тело повесили за ногу над городской стеной. Потом труп был разрублен на 5 частей, которые насадили на шесты и возили по городу. Голова же Булавина хранилась в спиртовом растворе на протяжении 9 месяцев, после чего Пётр I лично привёз её в Черкасск и приказал насадить на кол.

После смерти Булавина восстание ещё продолжалось, однако боевые действия велись разрозненно. В верховьях Дона действовал отряд Никиты Голого, на Волге — отряды Некрасова, Беспалого, Павлова и других атаманов. Пётр I направил против них регулярные воинские части, и к концу лета 1708 года выступление казаков в основном было подавлено. Лишь отдельные очаги восстания ещё сохранялись вплоть до марта 1709 года.

Поскольку в то время Россия вела тяжёлую Северную войну со Швецией и войска Карла XII находились на территории Украины, восстание Булавина было расценено царским правительством как «удар в спину» и репрессии за участие в бунте были крайне жестокими даже для тех времён.

Донские казаки являлись для царя «ворами», «бунтовщиками», которых, как и стрельцов-мятежников, чтобы унять подобает рубить, колесовать, сажать на кол. Поэтому, подавляя восстание, он приказал князю Василию Долгорукову уничтожить казачьи городки на Хопре — в том числе Пристанский, Беляевский и Григорьевский. На Бузулуке свирепствовал воевода Апраксин, уничтоживший городки Казарин, Кардаилинский, Дарьинский, Черновской и Осинов. Тысячи казаков были или убиты, или депортированы, или сами разбежались. Богатый Хопёрский край фактически превратился в пустыню, а название «Червлёный яр» навсегда было изъято из употребления.

Практически все Червлёно-Ярские земли перешли к Москве и были включены в состав Воронежской губернии. Часть местных казаков потеряла статус служилых людей и была обращена в однодворческое сословие. На месте Станичной слободы был основан Борисоглебск, а на месте Пристанского городка — воздвигнута крепость Новохопёрск, гарнизон которой (на положении городовых казаков) составляла восстановленная Хопёрская казачья команда из «амнистированных» хопёрцев и переселившихся в эти края малороссиян.

Кроме того, в связи с участием донского казачества в Булавинском восстании, Пётр I приказал уничтожить жалованную грамоту Ивана Грозного донскому казачеству, подтверждавшую его права и независимый статус, хранившуюся в подлиннике в войсковом соборе в Черкасске и в многочисленных списках в церквях по казачьим городкам, ежегодно торжественно выносимую и зачитываемую перед казаками на праздник Покрова Богородицы. Таким образом, формально донское казачество было лишено независимости. Все церкви войска Донского официально вошли в состав Воронежской епархии, но, несмотря на это, большинство казаков сохранили преданность старой вере и до XX века оставались верными старому обряду и старым взглядам на церковь.

В 1718 году донцы лишились права самостоятельно назначать войсковых атаманов. В 1723 году войсковой круг, собравшись в последний раз, избрал атаманом известного героя шведской войны и персидского похода Ивана Матвеева, но Пётр I его, как находившегося под судом «за взятие у украинских жителей вещей и денег», не утвердил, а повелел быть атаманом впредь до указу старшине Андрею Лопатину. Следовательно, принято считать, что с 1723 года у Войска Донского было отнято его исконное право — избирать в своём кругу войсковых атаманов. Именно с этого времени атаманы стали назначаться царской властью.

Казаки-некрасовцы. Верный соратник Булавина, уроженец станицы Голубинской, атаман старообрядческой станицы Есауловской Игнат Некрасов, после разгрома восстания, ушёл со своим многочисленным отрядом сначала на Кубань (Крымское ханство), потом в турецкие владения на Дунай, где казаки-некрасовцы основали старообрядческие общины и жили по «заветам атамана Игната» — 170 строгим законам, записанным в «Игнатовой книге». Причём, надо сказать, что среди них были, например, такие суровые заповеди, как: «за брак с иноверцами — смерть»; «за убийство казака (члена общины) — убийцу живым закапывать в землю»; «за измену жены — закапывать её по шею в землю»; «если сын или дочь подняли руку на родителей — смерть, а за обиду старшему — плети»; «за измену войску, богохульство — смерть»; «за разбой, грабёж, убийство — по решению Круга, — смерть»; «священника, не исполняющего волю Круга — изгнать» и прочие.

Атаман решал, виноват или не виноват обвиняемый казак, а наказывать или не наказывать его — приговаривал уже Круг. Если Круг прощал, то виноватый казак кланялся атаману, потом старикам, потом на все четыре стороны, тем дело и кончалось. Ежели Круг приговаривал поучить (наказать) провинившегося, то его учили, например, пороли нагайками. Подобного наказания, если на то имелись веские основания, не мог избежать и сам атаман. А что атамана можно было высечь и секли, не подлежало никакому сомнению и вовсе не выходило из ряда обыденных событий жизни некрасовцев. Точно так же, как и других, рядовых казаков, после порки атамана заставляли пасть ничком (поклониться в землю) и поблагодарить Круг словами: «Спаси Христос, что поучили!» После чего атаману возвращалась его булава, символ власти, которую на время наказания у него отбирал какой-нибудь старик. Вручив же булаву, все казаки дружно валились атаману в ноги, вопя: «Прости нас Христа ради, господин атаман!» — «Бог простит! Бог простит!» — кряхтя и почёсываясь, отвечал народный избранник, после чего всё входило в прежний уклад и порядок.

Преследования крымских и турецких властей, заставлявших казаков-некрасовцев служить в аскерах (солдатах) не только в военное, но и в мирное время, потеря земель, новое переселение (с Майноса на остров Маду на Бейшеирском озере), эпидемии, увеличение налогов, вмешательство турок во внутренние дела казачьей общины, её расслоение — экономическое, социальное, религиозное — привели к вымиранию части некрасовцев, нарушению некоторых «заветов Игната», к примеру, запрета одному казаку работать на другого. Однако, несмотря на все эти трудности и лишения, казаки-некрасовцы сохранили связь с прошлым, свои обычаи, предания, культуру предков. Ни жизненные передряги, ни проживание в Туретчине не заставили их поступиться своим родным старинным языком. И как отмечают многие специалисты, они в неприкосновенности сохранили язык донских казаков булавинско-некрасовской эпохи.

Емельян Пугачёв

Осенью 1773 года вспыхнуло последнее крупное восстание казаков против самодержавия. Возглавил восстание донской казак, уроженец станицы Зимовейской, Емельян Иванович Пугачёв, который, воспользовавшись слухами, что император Пётр III жив, назвался его именем. 17 (28) сентября 1773 года Пугачёв в сопровождении группы казаков прибыл на Бударинский форпост, где огласил свой первый манифест к Яицкому казачьему войску: «И буду вас, казаков, жаловать рекою Яиком и впадающими во оную реками и протоками, рыбными ловлями, землёю, сенокосными покосами и всеми угодьями безданно и безпошлинно. И распространю соль на все четыре стороны — вези, кто куда хочет. И оставлю Войско Яицкое при прежней их вольности».

Страстный призыв нового «государя-ампиратора» к восстановлению вооружённой рукой прежних казачьих вольностей нашёл самую широкую поддержку в среде казачества. В течение первого месяца к Пугачёву присоединилось порядка 300 человек. Пугачёв шёл по Яику словно царь-освободитель. Все казачьи станицы в единодушном порыве переходили на его сторону; повстанцев встречали вином и хлебом-солью; радостно звонили колокола; попы приводили народ к присяге «Петру III» и служили молебны о его здравии и о победе его воинства.

Повсеместно пылали дворянские имения. Раскачивались на верёвках помещики и офицеры, повешенные пугачёвцами. Истребление злодеев-дворян становилось главной целью восставших, по достижении которой, как говорилось в пугачёвском манифесте, «…всякой может возчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатця будет».

Восстание быстро охватило весь Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее Поволжье. В результате агитации и обещания исполнения самых насущных чаяний к казакам присоединились башкиры, татары, калмыки, казахи, чуваши, а также старообрядцы и уральские заводские крестьяне.

Начальный период восстания с сентября 1773 года по март 1774 года ознаменовался военными успехами восставших, представлявших собой опытных представителей иррегулярных казацких и инородческих частей, над немногочисленными правительственными войсками. Восставшие осадили Оренбург, Яицкий городок, Уфу, овладели множеством небольших городков, крепостей и заводов.

Осознав серьёзность положения, царское правительство стянуло войска с западных и северо-западных окраин империи, поставив во главе их опытного генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова. В результате в начале весны 1774 года повстанцы потерпели ряд поражений, многие видные руководители восстания были убиты или пленены. Но со смертью Бибикова в апреле 1774 года восстание вспыхнуло с новой силой в заводском краю Южного Урала и в Башкирии. Пугачёв сумел объединить рассеянные отряды и, несмотря на серию тяжёлых поражений, после похода по Уралу и Прикамью, в июле 1774 года захватил один из крупнейших центров империи — Казань.

Восставшие казаки получили поддержку крепостных и ясачных крестьян Прикамья и Поволжья, однако в военном плане армия Пугачёва не могла более соперничать с регулярными войсками. Казачье ядро восставших таяло в боях, большинство башкир не последовали за Пугачёвым на Волгу, а крестьянское пополнение не имело ни боевого опыта, ни оружия. После поражения у Казани Пугачёв переправился на правый берег Волги, где в результате манифестов о вольности его поддержали многочисленные крепостные крестьяне Казанской, Нижегородской, Московской, Воронежской и Астраханской губерний.

В июле 1774 года, воспользовавшись завершением войны с Турцией, Екатерина II бросила на подавление восстания значительные силы во главе с генерал-аншефом Петром Ивановичем Паниным. Пугачёв бежал на Нижнюю Волгу и, не получив ожидаемой поддержки от донских казаков, в конце августа был разбит в бою у Чёрного Яра. С отрядом казаков он бежал к Узеням, не зная того, что ещё с середины августа его ближайшие соратники — казачьи полковники Чумаков, Творогов, Федулёв и некоторые другие — решили схватить и выдать его правительственным войскам. И 8 сентября у реки Большой Узень они накинулись и связали Пугачёва, после чего Чумаков и Творогов отправились в Яицкий городок, где 11 сентября объявили о пленении самозванца. 15 сентября Пугачёва доставили в Яицкий городок. Состоялись первые допросы, причём один из них провёл лично генерал-поручик Александр Васильевич Суворов, он же вызвался конвоировать Пугачёва в Симбирск, где шло основное следствие. Для перевозки Пугачёва была изготовлена тесная клетка, установленная на двухколёсную арбу, в которой, закованный по рукам и ногам, тот не мог даже повернуться. Сильный отряд при двух пушках окружал заключённого, и Суворов ни на миг не отлучался от него.

В деревне Мостах (в 140 верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачёв. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, и всю ночь Суворов сам их караулил.

В Симбирск Пугачёв был доставлен утром 1 (12) октября 1774 года. Его привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окружённый своим штабом. «Кто ты таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачёв», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я воронёнок, а ворон-то ещё летает». Панин, заметя, что дерзость Пугачёва поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды. Пугачёв стал на колени и просил помилования. Он посажен был под крепкий караул, скованный по рукам и по ногам, с железным обручем около поясницы, на цепи, привинченной к стене.

Но тем не менее, несмотря на поражение главной армии восставших, крестьянская война в Поволжье и восстание в Башкирии продолжались вплоть до конца 1774 года, а отдельные выступления — до середины 1775 года.

10 (21) января 1775 года Пугачёв и его главные соратники после следствия и суда были казнены на Болотной площади в Москве. По воспоминаниям очевидца казни, поэта и баснописца Ивана Дмитриева, Пугачёв сделал несколько крестных поклонов во все стороны, а затем обратился к окружавшей эшафот толпе: «Прости, народ православный, отпусти мне, в чём я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак; палачи тотчас бросились раздевать Пугачёва, сорвали с него белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шёлкового малинового полукафтанья. Тогда Пугачёв всплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе: палач взмахнул её за волосы.

После подавления восстания Пугачёва в целях полного забвения случившейся смуты Яицкое казачье войско было переименовано в Уральское казачье войско и лишено остатков автономии. Волжское казачье войско и вовсе было расформировано. Станица Зимовейская была переименована в Потёмкинскую. Река Яик была переименована в Урал, а Яицкий городок — в Уральск.

Однако имя донского казака Емельяна Пугачёва так и не удалось властям вытравить из памяти народной. Его помнили, о нём слагали легенды, песни, в сознании народа он приобрёл былинную славу героя, который восстал против чужеродной и незаконной царицы-немки, взошедшей на престол в атмосфере обмана и насилия и поставившей предел земному пути реального и законного государя Петра III. После восстания была скорректирована государственная политика по отношению к казачьим войскам, был ускорен процесс их трансформации в армейские подразделения. Казака обязали являться на службу по первому зову или по очереди. Для этого от него требовалось подготовить снаряжение, обмундирование и двух строевых коней за свой счёт на доходы с имеющегося хозяйства. В свою очередь казачья военная элита добилась к концу XVIII века уравнения в чинах с офицерским составом русской армии и возможности получения дворянских титулов за службу.

Есауловский бунт и волнения казаков
в 1792–1794 годах

Проникновение России на Кавказ началось во второй половине XVI века, в эпоху Ивана Грозного. Оплотом русского влияния на Кавказе были Терский и Сунженский остроги, построенные в низовьях рек Терека и Сунжы. Систематическое же продвижение на Кавказе Россия начала в XVIII веке. Со строительством в 1735 году Кизляра началось возведение Кавказской линии укреплений. В 1763 году был основан город Моздок. После Русско-турецкой войны 1768–1774 годов императрица Екатерина II издала указ о строительстве линии форпостов. К 1785 году с основанием Владикавказа строительство линии было окончено.

После присоединения Крыма к России в 1783 году земли к северу от Кубани, где проживали ногайцы, перешли к России.

С окончанием Русско-турецкой войны 1787–1792 годов началось усиление Кавказской линии и строительство новых казачьих станиц. Терек и верхняя Кубань заселялись донскими казаками, а правый берег Кубани, от Усть-Лабинской крепости до берегов Азовского и Чёрного морей, заселялся черноморскими казаками.

Знание местности и специфика линейной службы делали казаков мощным военным потенциалом для упрочения влияния России в этом регионе.

Линейные казачьи войска уже в первой четверти XVIII века были подчинены Военной коллегии и тем самым стали частью вооружённых сил Российской империи. Как иррегулярные соединения, они были окончательно лишены важнейших институтов самоуправления и по внутренней организации приблизились к устройству русских регулярных войск за исключением Гребенского и Терско-Семейного казачьих войск, а также казаков войска Донского, которые несли службу на Кавказской линии поочерёдно, сменяя друг друга, вдали от места своего постоянного проживания.

16 января 1792 года командующий Кубанским корпусом и начальник Кавказской линии генерал-аншеф Гудович Иван Васильевич представил правительству Екатерины II подробные сведения о состоянии всех укреплений, городов и селений Кавказкой линии. Основываясь на этих сведениях, он предложил свой план укрепления границы. Этот план включал в себя строительство новых и укрепление старых крепостей, редутов и образование новых 12 станиц с заселением их волгскими, хопёрскими и донскими казаками. При этом донских казаков планировалось заселить в 5 станиц, образованных при Прочноокопской крепости, при Григориполисском укреплении, при Кавказской крепости, при Тифлисском редуте и при Усть-Лабинской крепости.