Бесплатный фрагмент - Катафалк

Промзона

Владимир не успел заметить, откуда взялся этот черный шестисотый прямо перед капотом. Вывернул с примыкающей улочки безлюдной промзоны, пока Владимир отвлёкся на барахлящую магнитолу, а когда поднял глаза — ударил по тормозам, но было поздно. На вставших колом колёсах машина бодро проехалась по намёрзшему за ночь весеннему льду и ткнулась мерседесу в бампер. Столкновение вышло несильным, мерин отъехал пару метров вперед и встал на аварийке.

— Бляяяяяяяяяядь, — простонал Владимир, и в животе неприятно закрутило.

В это время из мерса выкатился архетипичный «новый русский», маленького роста, лысый, со складками на затылке и, как полагается, в отвратительном кричащем малиновом пиджаке. Владимир глубоко вздохнул, затем решительно распахнул скрипящую, как и всё в этой машине, дверь и вышел наружу.

— Это че за тачка? — с ходу спросил «новый русский» и, еще раз оглядев катафалк, присвистнул.

Он вёл себя вроде не агрессивно, но Владимир знал массу историй о том, как такие нувориши с улыбкой и деланной доброжелательностью оставляли людей без машин и без квартир.

— Линкольн, — сухо ответил Владимир.

— Походу одна такая в городе, да? Герман, — вдруг представился коротышка и протянул руку. — Можно просто Гера. Но не нужно.

— Владимир, — ответил Владимир и пожал руку. — Квартиру смотреть не поедем.

— Чего? — не понял Герман.

— Ну в анекдотах в таких ситуациях персонажи как ты обычно говорят: «ну что, поехали квартиру смотреть?».

— Зачем? — удивился Герман. Владимир растерялся и не сразу нашелся что ответить, а Герман, тем временем, подумав, спросил, — а у тебя там есть на что посмотреть?

— Да нет, в смысле забрать квартиру в оплату ремонта машины… — Владимир почувствовал себя максимально глупо и неловко, объясняя новому знакомому фольклорные стереотипы о нём же.

— Ааа, — Герман заржал, а потом махнул рукой на свой шестисотый, — да тут делов на двадцать убитых енотов.

— Енотов?

— Ну долларов. Так, бампер шлифануть да покрасить, мне на СТО-шке знакомые за полцены сделают.

— У меня всё равно таких денег с собой нету, — развел руками Владимир, — Это сколько в рублях?

— Да тыщ сто, — Герман отмахнулся, — отдашь как будут.

Владимир недоверчиво прищурившись смотрел на Германа, который продолжал с восхищением разглядывать хромированную морду Линкольна.

— Ну чего? — спросил тот, заметив взгляд Владимира, — нет, ну хочешь, поехали квартиру посмотрим, только нахрена она мне — у меня своих три, — он обошел машину сзади, — а жрет много?

— Не знаю, — пожал плечами Владимир, — я на ней первый день, да и бензин казённый.

— А ты это, — замялся Герман, — с пассажиром?

Владимир с недоумением посмотрел на Германа, на что тот экспрессивно свесил голову набок и вывалил язык, изображая мертвеца. Получилось достаточно убедительно, только Герман зачем-то начал кряхтеть, имитируя смерть от удушья. Пассажиры Владимира, как правило, звуков не издавали.

— Аааа, — понял Владимир, — Ну да, дедок какой-то.

— Ого, — глаза Германа по-мальчишечьи заблестели, — а это, — он снова замялся, — А посмотреть можно?

— На гроб? — не понял Владимир.

— На деда.

«Неужто на трупов в жизни не насмотрелся?» подумал Владимир, но вдруг понял, что Герман, несмотря на бритый бугристый затылок, сильно младше его. «Да ему и тридцати наверное нет, может и правда не видел никогда». Сам Владимир трупов в своей жизни повидал сильно больше, чем хотелось бы. В основном, конечно, в армии, в Афгане. Но и после дембеля, с началом развала Союза его, как боевого ветерана, часто звали на разные криминальные разборки, которые редко обходились без смертей.

— Ты чего, жмуров не видел? У тебя, небось, в багажнике свой пассажир.

— Ты б поменьше этих своих анекдотов читал, — обиделся Герман, — ну нет так нет.

— Да ладно, покажу, — сказал Владимир. «От деда не убудет, да может отвяжется поскорее, мне уже ехать надо».

Он обошел катафалк, распахнул заднюю дверцу, залез внутрь и стал откручивать барашки крышки гроба. Герман с неподдельным любопытством заглядывал в проём.

— Залазь, поможешь, — сказал Владимир

— Ага, — торопливо ответил Герман, протиснулся внутрь и стал откручивать барашки со своей стороны. Затем они в четыре руки приподняли крышку и положили её рядом, прислонив к стенке. В нос ударил запах формалина и дезинфектанта.

Деда Владимир уже видел, когда забирал тело. Насколько он мог судить, в облике трупа ничего не изменилось. Дед выглядел достойно, насколько это вообще возможно, когда ты умер.

— Ух ты, — глаза Германа жадно осматривали деда, — а он чего, министр какой, на такой тачке в последний путь?

— Да вроде нет, — Владимир потёр переносицу, — у нас цены это, демократичные. Да и ты знаешь пенсионеров, они ж всю жизнь на похороны откладывают.

— Ну да, — пробормотал Герман не отрывая взора от умиротворённого лица старика. — а потрогать можно?

«Детский сад», подумал Владимир и ответил:

— Не стоит, ещё пятна останутся.

— Окееей, — разочарованно протянул Герман.

— Ну ладно, мне ехать пора, — сказал Владимир спустя пару минут молчаливого созерцания.

Они закрыли крышку, закрутили болты и выкарабкались через заднюю дверь. Герман был в восторге.

— От души, Вован, — проговорил он. — Кстати номер свой дай, я наберу позже, насчет денег. Щас, подожди, — с прытью, не вяжущейся с его комплекцией, он метнулся в свою машину, и вышел с огромной черной бандурой. Из бандуры торчала антенна. «Сотовый» — понял Владимир, хотя видел их только в рекламе.

— Сотовый, — подтвердил его мысли Герман и что-то натыкал, глядя в узкий зеленый дисплей, — говори.­

Владимир продиктовал свой домашний номер.

— Ты мой тоже запиши. А хотя стой, — Герман похлопал себя по карманам и выудил из пиджака визитку, — Вот, держи. Звони если что.

На визитке были красные вензеля, а посередине лаконично значилось «Герман Аристархович» и телефонный номер.

— А ты чем вообще занимаешься-то? — поинтересовался Владимир.

— Да, по всякому, — уклончиво протянул Герман, — там купил, там продал, там украл, — на последних словах он хитро зыркнул на Владимира, оценивая его реакцию

— Понятно, — Владимир решил что подробностей он знать не желает, — ну, бывай, — попрощался он и протянул руку.

— Давай, Вован, приятно было познакомиться. Ну, учитывая обстоятельства, конечно, — Герман хохотнул, пожал руку, затем втиснулся в своего мерина и, бибикнув на прощание, уехал.

• • •

Владимир подождал, пока Мерседес скроется за поворотом и, наконец, осмотрел повреждения. Всё было лучше, чем он предполагал: хромированный бампер выглядел целым, только номер, висящий на нижней его кромке, погнулся. Владимир присел у решетки радиатора, ухватился обеими руками и выпрямил его. Вернувшись за руль он задумался, стоит ли говорить начальству об инциденте. С одной стороны, происшествие пустяковое, да и последствий кроме помятого номера никаких нет. С деньгами для Германа он разберется сам, сумма-то и правда небольшая. С другой стороны, врать Платону — директору похоронной конторы — Владимиру казалось неправильным. В конце концов, они служили вместе. Именно он нашел Владимира спустя несколько лет после дембеля, на самом социальном дне, на котором тот самозабвенно пребывал после ухода жены. Платон его буквально подобрал, отмыл, одел и дал работу. Владимир чувствовал себя обязанным и по рабочим вопросам старался никогда его не подводить.

При этом Владимир не испытывал никаких угрызений совести по поводу того, что регулярно спал с женой Платона, Кирой. Возможно, дело было в том, что Платона Владимир другом не считал. Да, еще с армейки он был надежным товарищем, на которого всегда можно было положиться, но в понимании Владимира друг — это тот, кому ты можешь излить все, что на душе и на сердце. А Платону изливать ничего не хотелось. Однако задумываться об этом Владимир не любил, потому что, если задумываться, то получалось, что друзей у него вообще нет.

Таким причудливым макаром разделяя рабочее и личное, Владимир работал в похоронной конторе Платона на подхвате и мелких поручениях два года. Пока неделю назад в гараже конторы не появился приковывающий взгляды катафалк прямиком из американских фильмов. Этот Линкольн Таун Кар 88-го года выпуска Платон за какие-то бешеные деньги привёз из самих Штатов. И когда встал вопрос, кому из водителей достанется честь пересесть с РАФиков и старых Мерсов на это чудо американского автопрома, Платон, неожиданно для всех, выбрал Владимира. Владимир удивился не меньше остальных, ведь за рулём он не сидел давно. Свою машину он продал вскоре после того, как от него ушла жена, а он в свою очередь ушел в запой. Тогда он пару раз прокатился пьяным до магазина, едва не сбил соседского мальчишку и решил, что лучшей страховкой от тяжкого греха будет отсутствие машины как таковой. И хотя с тех пор, как Платон устроил его на работу, Владимир был в суровейшей завязке, такое внезапное доверие было для него сюрпризом.

— Володь, зайди ко мне, — сказал тогда Платон, и Владимир прошел за ним в кабинет. — Ты человек надёжный, — продолжил он, когда Владимир закрыл за собой дверь, — Я тебя в деле видел. Сам понимаешь, машина приметная, времена неспокойные. — Владимир молча кивнул. — Пацаны щас недельку над ней пошаманят, и с понедельника поедешь на заказ. И лучше с воскресенья с вечера её забери, чтоб утром в контору не мотаться. От тебя до морга ближе, не будешь в пробках в центре тошниться. Зайдешь к Тамаре, она тебя проинструктирует. Можешь, в принципе, до конца недели отгул взять, подготовиться там. Костюмчик прикупи, ты ж теперь с клиентами работаешь, как-никак, лицо компании, — Платон хохотнул, — мрачное, но все таки лицо. Всё уяснил?

— Так точно! — шутливо встал по стойке смирно Владимир и отдал честь. — Разрешите выполнять?

— Куда к пустой голове? — возмутился Платон. — Иди давай. Права только не забудь, они у тебя действительные хоть ещё?

Права действовали еще два года. Владимир нашел их в коробке с документами на антресоли. С фотографии на правах смотрел другой Владимир, моложе почти на десять лет, мало походивший на нынешнего, разве что пронзительный буравящий взгляд серо-голубых глаз остался неизменным. Жена иногда говорила, что его взгляд её пугает. «Как будто в душу смотришь,» — ёжилась она. Кире же, напротив, глаза Владимира нравились, она часто подолгу смотрела в них, во время или после секса на продавленной кровати у него дома, хотя называла его взгляд «маньячным» и говорила, что иногда его глаза светятся в темноте.

«Сейчас было бы полезно, конечно», подумал Владимир, шаря в тёмном бардачке машины в поисках бумажки с адресом, куда надо было доставить тело деда. Там с ним должны были попрощаться, а потом Владимир должен был отвезти деда с провожающими на Северное кладбище. Обратный трансфер не был оплачен, так что Владимир мог быть свободен, как только гроб покинет катафалк.

— Да куда ж она запропастилась? — пробормотал Владимир. — Дед, куда тебя везти-то? — громко поинтересовался он. Дед не ответил, и слава богу, иначе Владимира хватил бы инфаркт. Он и так был на взводе после происшествия с Германом.

«Что ж там за адрес был, улица то ли Энергетиков, то ли Строителей. Сука!» — выругался он. Еще раз обшарил бардачок, посмотрел на полу, под креслами, отогнул козырьки, хотя точно помнил, что не клал туда ничего. «Да что ж за напасть!» — пробормотал он. Открыл двери, вышел из машины и осмотрел вокруг, подошел к задней двери. «Может в гроб завалилась, когда я Герману показ устраивал?» — подумал Владимир, распахнул дверь и снова открутив барашки сдвинул крышку.

Дед лежал всё там же, и в неверном свете потолочного светильника Владимиру показалось, что он ехидно улыбается.

— Смешно тебе, старый? — поинтересовался Владимир, затем внимательно обшарил гроб. Бумажки не было. Небольшой такой бумажки в половину А4, на одной стороне которой была распечатана какая-то квитанция, а на другой Тамара записала ему адрес черной ручкой. Владимир ещё удивился, что не синей, и прокомментировал: «готичненько». Обшарив всё, Владимир закрыл гроб, завинтил барашки, вылез на улицу и тупо встал, наблюдая, как над трубами промзоны поднимается розовое и ещё совсем не тёплое весеннее солнце, пробиваясь через утренний туман и смог. По всему выходило, что бумажку он где-то посеял. А учитывая, что с утра, когда он садился в машину, он точно помнил, что теребил бумажку в кармане куртки, оставались два места, где он ещё мог её выронить: больница, откуда он забирал тело, и заправка, куда он заехал сразу после.

Заправка

Заправка находилась недалеко, на окраине той самой промзоны, где Владимир встретился с Германом. Заправка была не брендированная, обшарпанная, со старыми советскими топливными колонками, и производила впечатление давно заброшенной, если бы не изредка заправляющиеся на ней промзоновские грузовики, да исправная подсветка стелы с ценами на въезде. Впрочем, заметить это можно было только после наступления темноты. Сам бы Владимир на такую заправляться никогда не поехал, но у Платона с владельцем был какой-то договор, и конторским катафалкам отпускали топливо с существенной скидкой.

Владимир хотел сразу подъехать к третьей колонке, где заправлялся пару часов назад, но там стоял какой-то микроавтобус. Владимир встал за ним, заглушил мотор и вышел из машины.

Утренний ледок уже начал подтаивать, и на раздолбанном асфальте заправки начали появляться предательские лужи, скрывающие под собой нерастаявший лёд. «Плохо дело, если я и обронил её где-то тут, она уже размокла, да колесами растащили», подумал Владимир. Но для очистки совести всё же осмотрел окрестности колонки, поскальзываясь и матерясь себе под нос. Обошёл микроавтобус, заглянул под него, аккуратно присев, чтобы не запачкать брюки нового костюма. Водитель микроавтобуса, стоящий у колонки и караулящий отстрел пистолета, смотрел на Владимира с любопытством, но молчал. Владимир снова поскользнулся, едва не упал, выругался и прошел к кассе.

— Здравствуйте, — он поискал взглядом бейджик или табличку с именем кассирши, ничего не нашел и продолжил, — Извините, я тут с утра был, возможно бумажку обронил, такую, половинку А4, может кто находил да вам принёс? — с надеждой спросил Владимир.

— Колонка какая, молодой человек? — резким дребезжащим голосом его вдруг спросил небольшой динамик, прилепленный к стеклу.

— Третья, — растерянно ответил Владимир, думая, что его спрашивают, на какой колонке он заправлялся с утра.

— Там сейчас заправляются, ждите, — продребезжал динамик, и кассирша отвернулась от окошка, в центре которого были по кругу просверлены отверстия. Тринадцать штук, зачем-то посчитал Владимир.

— Тьфу ты, — тихо сказал он, затем прокашлялся и постучал в стекло. Кассирша повернулась, но увидев, что это снова Владимир, устало вздохнула и потянулась к кнопке интеркома, видимо, чтобы снова попросить его подождать. Тогда Владимир приблизил лицо к отверстиям в центре окошка и громко, как пионер на линейке, повторил свой вопрос, пытаясь угадать по мимике кассирши, понимает ли она его и слышит ли вообще.

— Нет у меня никаких бумажек, не задерживайте людей, молодой человек! — раздраженно рявкнул динамик и недовольно зашипел. И тут же обратился к мужику из микроавтобуса, который уже закончил заправляться и стоял позади, — Проходите, третья колонка, сорок пять литров у вас!

Владимир понял, что продолжать допрос бесполезно, и отошел от окошка. Водитель микроавтобуса расплатился и ушел, а он так и стоял посреди заправки, погрузившись в свои мысли. Ему вдруг представилось, что вредная кассирша — не отдельный человек, а часть этой заправки, уж очень она гармонично тут смотрелась: такая же неухоженная и советская. Воображение сначала нарисовало кассирше корни вместо ног, которыми она плотно вросла в рабочее место, потом по корням побежали провода, соединяя напрямую с кассиршей динамик, а затем поползли под землёй, подчиняя себе управление бензоколонками и даже освещением стелы. Когда в разгулявшемся воображении провода дотянулись до его дома и поползли по подъезду к квартире, Владимиру стало не по себе, он волевым усилием скомкал стоящую перед глазами картинку и со злостью посмотрел в сторону кассы. Только сейчас он заметил, что помимо листа с прейскурантом на бензин на скотч к стеклу изнутри были приклеены пачки сигарет с написанными прямо на них ручкой ценниками.

— Что вам опять, молодой человек? — устало просипел динамик.

— Пачку Camel дайте, пожалуйста, — сказал Владимир и положил в выдвинутый ящик деньги без сдачи. Деньги уехали в ящике внутрь, а потом в нём обратно приехала пачка сигарет. Взгляд кассирши смягчился, и смотрела она уже даже с каким-то сочувствием. Владимир взял сигареты, повернулся было уходить, но вдруг вспомнил, — А, и зажигалку, будьте добры!

Снова совершив ритуал пожертвования ящичку денег, Владимир стал обладателем зажигалки без опознавательных знаков. «На этой заправке всё что ли без опознавательных знаков? Хорошо хоть сигареты вроде Camel, с верблюдом», подумал он.

Сев в машину, Владимир распаковал сигареты, достал одну, сунул в рот, бросил пачку на торпедо, полез в карман за зажигалкой и вдруг остановился. Курить он бросил тогда же, когда и пить, то есть уже больше двух лет не держал в зубах сигарет. Он думал, что окончательно отделался от пагубной привычки закуривать в любой напряженной ситуации, но оказалось, что если отпустить вожжи, мозг опять тянется к привычным способам справиться со стрессом. Он ведь купил их практически на автомате, словно просто забыл на какое-то время, что он бросил. Рука с зажигалкой так и застыла в кармане, а сигарета повисла на нижней губе. Владимир посмотрел на пачку с верблюдом на фоне пирамид, и вдруг подумал, что сам он сейчас с этой прилипшей к губе сигаретой выглядит как верблюд, да и привычка смачно сплёвывать во время курения желтоватую вязкую слюну тоже роднила его с кораблем пустыни. Только Владимир такому родству почему-то был не рад. Он тряхнул головой, медленно вынул изо рта сигарету, аккуратно затолкал обратно в пачку и закинул её в бардачок.

— Нет, такого нам не надо, — снова вслух пробормотал Владимир. Другой Владимир, смотрящий на него в узкую амбразуру зеркала заднего вида, согласно блеснул глазами, — Вот и ладненько. Что будем делать?

Выбор был невелик — ехать в больничный морг либо возвращаться в контору. Владимир смирился с тем, что бумажка утрачена безвозвратно, поэтому теперь думал о том, как ему добыть эту информацию другим путём. В морге, скорее всего, зафиксированы данные деда с адресом прописки, но получить их будет непросто. Самым верным, но и самым унизительным вариантом было вернуться в контору, покаяться перед Тамарой, возможно получить нагоняй от Платона, если тот будет на месте, но в итоге получить адрес и, наконец, сделать свою работу.

— Возвращаться плохая примета, — пробормотал Владимир, выруливая с заправки, — ну да хуже ведь уже некуда, правда?

Контора

На служебной парковке у конторы черного Крузака Платона не было, но стоял Чероки Киры. Она и де-юре и де-факто была его заместительницей и брала на себя управление делами конторы когда Платон отлучался в командировки. Однако сейчас директор был в городе, значит, Кира приехала по другим делам: она частенько помогала в оформлении траурных букетов, венков, памятников и клумб. Ботаник по образованию, она обожала цветы и держала собственный салон флористики. Но вопреки стереотипам, это не был карманный бизнес, купленный мужем для развлечения. Кира и сама была из состоятельной семьи, бизнес открыла задолго до замужества с Платоном, и руководила салоном самостоятельно и крайне успешно — почти с самого начала он приносил стабильную прибыль, а в последнее время подмял под себя почти всех конкурентов в городе. Платон, в свою очередь, аналогичным образом подменял её в руководстве салоном, когда та была в отъезде. Это всегда порождало странный диссонанс — персонал флористического салона был под стать Кире, стайка щебечущих экзальтированных девиц «на своей волне». Крайне серьёзная мрачная фигура Платона, который к тому же никогда не снимал солнцезащитных очков, смотрелась там чуждо, как могильный камень на детской площадке. Кира, когда исполняла обязанности директора в конторе, смотрелась так же странно — грациозная нимфа, порхающая промеж угрюмых мужиков, таскающих гробы и венки. Она легко умудрялась находить общий язык с советскими тётушками из бухгалтерии и монументальной Тамарой, сидящей на ресепшене. Можно было вообразить, что никто её такую тут воспринимать всерьез не будет, однако, когда было нужно, Кира преображалась. Походка из порхающей превращалась в чеканную, в голосе начинал звенеть металл, а в случае каких-то конфликтов, где бы они не происходили, казалось, что над её оппонентом сгущаются грозовые тучи и налетает невесть откуда взявшийся ветер. В общем, недовольства Киры все старались избегать.

— Что это за красивый мужчина почтил нас своим присутствием? — томно протянула Кира, когда Владимир, обстучав туфли от грязной воды и снега, вошел в офис. — Тебя в костюме не узнать, Володь.

Одевалась она всегда просто, а выглядела всегда сногсшибательно. Короткое идеально лежащее, как по линейке, каре её иссиня-чёрных волос, обтягивающее зелёное платье до щиколоток с геометричным орнаментом серебряной нитью, бескомпромиссно яркий макияж и в целом манера двигаться и говорить с придыханием создавали образ богемной тусовщицы, по ошибке занесённой не в ту эпоху. Ей бы очень пошли интерьеры и антураж салонов в стиле ар-деко начала века, для полноты образа не хватало только длинного мундштука в руках и пера в причёске. Она подошла к Владимиру вплотную, пристально глядя ему в глаза и легким движением поправила загнутый торчащий уголок ворота рубашки, с которым Владимир безуспешно бился всё утро. От рук Киры уголок разгладился и покорно улёгся как полагается. «Ах ты ж, падла», зло подумал про него Владимир, но потом его носа коснулся легкий цветочный аромат парфюма Киры и вся злость будто растворилась в нём без следа. Она всегда оказывала на него какое-то магическое действие, и вовсе не такое, какое обычно оказывают на мужчин красивые женщины.

Всё дело в том, что Владимир всю жизнь ощущал некоторую нереальность своего существования. Как будто он и окружающий мир жили параллельно, почти не пересекаясь. Иногда это отпускало, а иногда он совсем будто становился бесплотным, прозрачным и незаметным. Знакомый психолог называл это умным словом «дереализация», вот только в реальности окружающего мира Владимир не сомневался — он скорее сомневался что существует сам. По этой причине всё детство и молодость Владимир постоянно встревал в опасные истории, ведь странно бояться за жизнь, если она не представляется чем-то существенным. В Афганистан Владимир тоже пошел сам, добровольцем, а после дембеля таскался по бандитским разборкам в качестве боевика, пока не потерял форму из-за постоянных запоев.

А в присутствии Киры Владимир вдруг становился реальным и осязаемым. В присутствии Платона тоже, но совсем по-другому. Платон как будто бесцеремонно опрокидывал на Владимира ушат холодной и неприятной отрезвляющей реальности. А с Кирой это было похоже на неторопливое и мягкое пробуждение после крепкого сна.

— Привет, Кирюш, — отозвался Владимир. Так её называл только Платон и Владимир, когда Платона не было рядом. Затем потянулся в сторону, заглянул через плечо Киры на пустующий стол ресепшена и спросил, — а где Тамара?

— Ах, значит ты к Тамаре пришёл?! — вскинула она руки в шутливом приступе ревности. В холле в этот момент никого не было, но Кира вообще не особо заботилась о конспирации и нисколько не стесняясь флиртовала с ним в офисе в присутствии других сотрудников. Когда Владимир высказал ей свои опасения по поводу реакции Платона, Кира пристально глядя в глаза сказала ему: «Не бойся. Ничего он тебе сделать не может». Она не проявляла беспокойства, и со временем Владимир тоже перестал. Он вполне допускал, что Платон уже давно в курсе их отношений, но смотрит сквозь пальцы на забавы супруги. В конце концов, Кира каждый год с мая по октябрь уезжала в их особняк где-то на Средиземноморском побережье, с несколькими гектарами садов и теплиц с цветами, и Платона полугодовая разлука с женой как будто вовсе не тяготила. Природу их брака и отношений Владимир даже не пытался понять и списывал всё на причуды богатых.

— Да блин, Кир, не до шуток, — буркнул Владимир, отодвинул Киру в сторону и прошел к столу Тамары.