Бесплатный фрагмент - Кассетный клуб

Кассетный Клуб. Введение

Замысел в том, как главный герой находится в поисках, в метаниях, в осмысления Дома, для него лично.

Россия, наше время. Мир объят пандемией квантвируса.

Границы закрыты, города обнесены блокпостами.

***

Мои ночи

В ночном баре, под названием «Бар», снова звучит песня из прошедшей молодости. В который раз, попросил знакомого бармена, поставить печальную композицию Стинга про потери в сердце. У него же, время от времени, делаю заказ на выпивку.

Можно напиваться в одиночку, можно пить в одном мерзком заведении, а можно выпивать в пристанище для страдающих бессонницей, — всё это, легко совмещал в этом злополучном месте. Стинг затянул коронный припев песни, тут не выдержал, опрокинул почти полный стакан в себя. Как всегда, соседний столик, рядом с моим у окна, не пустовал. Сегодня оттуда слышится, с отголосками блатного жаргона, пьяный разговор парней, из неизвестной мне компании. Если для времяпровождения, им позволяла наличность, заработанная неважно каким способом. Наверно они промышляют непонятными делами, сейчас делятся новостями, хвастаются подвигами: «Я достаю нож… режь по горлу… хавай по кропалям…»

Там за всеми столиками подобный гомон. Мне всё равно, как происходившие далее сценки из жизни. Но иногда оборачивал голову по сторонам, для наблюдением за обстановкой.

— Мужчины, а сейчас будет анекдот!

Вот кто-то из той компании, с писклявым голосом, нарочито громко стал пересказывать в лицах, какую-то смешную историю:

«Сидят бумеры культурно в рестике: выпивают, общаются.

Вдруг подваливает к ним вразвалочку один такой зумер, хочет развести их слегонца на бабки, но сначала, как заведено, вежливо здоровается:

— Здрасте вам, уважаемые.

Бумеры молчат, ведь они маленькие, хиленькие.

А тот зумер не зумер, а целый зумереще, здоровый как бетеэр: откормленный, накаченный.

— Как дела? — спрашивает он исподтишка.

— Дела нормально. Зумер, можешь отсосёшь?!

— Окей бумер.

Он становиться на колени, потом сосет…»

— Ихи-хи! Ну как, братва, прикольнулись?! — бравый рассказчик запищал тонким смехом в конце истории, обвел компанию взглядом. Парни неодобрительно затихли, обдумывая, как оценить его, потом посыпались реплики:

— Братан, а почему как БТР?

— Служил я на нём водилой, в мехбригаде, вот почему! — ответил рассказчик фальцетом.

— Ладно, сорян за вопрос, братан.

— А что, неплохо так!

— Счас бы тоже кого-нибудь нагнуть, а бумеры?!

Мимо стола, где сидят лихие граждане, проходит официантка с пустым подносом, сверкая голыми коленками из-под короткого халатика. Сидевший с краю здоровый парень, с сальным смехом откинулся на спинку стула, широко развел руки в стороны.

Он оказался на редкость шустрым: одним движением пристроил ладонь на крутую задницу девушки, ущипнул, зажал, тут же задрал халатик к верху, норовя выставить на всеобщее обозрение нижнее бельё, женские прелести.

— Попу покажи! — выкрикнул он, под смех разудалой компании. Хотя ничего не вышло: под халатиком были надеты короткие джинсовые шорты. Девушка, замахнулась на него подносом. Но молодчик лишь плотоядно улыбнулся:

— Побереги гонор до ночи, Алёна.

— Сейчас охрану позову, мигом вылетишь отсюда! — возмущённо закричала девушка. Она резко обернулась, взметнув волосы золотистым веером, ушла прочь.

Компания парней шумно заржала вслед.

— Брателлы, недавно случай был, — продолжил веселить общество здоровяк. — Тема такая: сеструха моя, вы её знаете, недавно замыслила пойти на свиданку с одним фраером в один клубняк.

— Чё такого тут? — перебил тот самый рассказчик, с блатным фальцетом. — Все сеструхи ходят на свиданку с парнями.

— Да ты не чёкай Писк, а слушай дальше: короче, дело было так. Сеструха нарядилась, намазалась, надушилась, всё путём по высшему разряду. Стала ждать звонка от ейного ухажера. А я как раз дома был, всё слышал; так вот, вскоре он звонит сеструхе, говорит: я не смогу сегодня с тобой пойти.

Сеструха спрашивает, почему мол обламываешь с вечеринкой.

Тот парень стал в открытую рассказывать: что когда он шел к ней домой, то повстречал одного незнакомого парня в джинсовой куртке. Этот парень в джинсовой куртке, взял и показал тому парню свои сиськи. А тот парень, когда увидел его сиськи, то очень захотел отыметь того парня в джинсовой куртке, который показал ему сиськи, причем по полной программе. Прикиньте какая ситуация приключилась?

— Чувак, ты серьезно? — снова встрял фальцет.

— Нет нахрен! — я тут сочинил. Писк, ты реально прифигел, конечно нет! В конце звонка, тот ухажёр стал толкать ей базар с резонами, типа за измену никак не считается, так как он переспит с парнем, а не с бабой. Сеструха тут в крик, в слёзы, я успокаивать, все дела.

— Эт чё такое, они двое, чё, пидорами, оказались?! — возмутился тот же писклявый гаврик.

— Да хрен их разберешь. Не, хотя вряд ли; ейный ухажер, вроде нормальный мужик, он всегда с телками путался, а тот парень в джинсовой куртке не пидар, а транс, раз сиськи у него торчали.

— Чё за нахер транс?! Че за гонево, братан?! — дружно зашумела вся братва за столиком.

— Ну вы даете олухи: транс когда, в натуре, у парня сверху офигенные бабские сиськи, а внизу член. Мне один кореш на отсидке рассказывал. Во как бывает!

— Не транс, а транссексуал, или говорят трансгендер, вроде ледибоев в Таиланде. А по-научному называется — гермафродит, они бывают без пениса, с молочными железами. Понятно? — вдруг послышался трезвый голос одного, какого-то умника, среди них.

— Лучше бы он ему не сиськи, а член высунул из куртки!

— Слышь, а ты сам не прочь вставить палку этому трансу?!

— Ага, если друг оказался вдруг…

— Пацаны, тогда круто получается, приходишь к своей подруге, говоришь ей: я тут переспал, без обид, но только с парнем, а это ведь за измену не считается!

— А я в Таиланде не был, а ты слоняра был, сам базлал, точно по пьяни снял не телку, а леди с хером.

— О, спалился петушара!

Раздавались ехидный реплики, подколки, обидные смешки:

гы-гы-гы, ха-ха-ха. Тут же, резко, братва перешла на взаимные оскорбления, самые благопристойные выражения из них звучали примерно так: «а в глаз тварь?», «а тебе в рыло?»

— А ну цыц всем! — громко велел здоровяк. — Вам случай в натуре, а в ответ рамсы между своими путаете, как последние крысы. Сменили шельметом базар, я сказал!

Соседняя компания ненадолго притихла, дальше стала почти шепотом обсуждать делишки с каким-то Лёхой Шпалой, из Заводского района. В наступившей относительной тишине, после выпитого стакана водки, я закусываю жареной картошкой, приготовленной с большим куском мясного бифштексом.

Потом пью горячий кофе из алюминиевой кружки, которую всегда приношу с собой.

По экрану телевизора прикреплённого в углу, немого из-за громкого шума, мелькают кадры старого ток-шоу.

Мои бесконечные ночи, похожие на те, которые были у развращенных римских патрициев, перед развалом великой империи, теперь проходят среди всякого сброда, состоящих из пьяного быдла, неуемных гуляк, жаждущих увеселений, кому повезло находиться в местечке, под названием Эн-ск.

За тёмным окном, пылью сыпет поздний дождь.

Его капельки мерцают в невесомом падении, слезинками стучат по крыше, беззвучно падают на землю, превращаются в обычную воду, которая потом сливается в грязные лужи.

Наверно мы произведены также: рождаемся бесполыми как ангелы, а потом становимся в нечто нечистое, подчиняясь семантическим программам, заложенным в эгоистическое ядро разума, отнюдь не человеческого, а скорее машинного киборга, с зомбированным сознанием.

Мудрецы говорят, что истиной является, то, на что смотришь с любовью, а остальное — легкомысленные домыслы, но теперь мы вовсе не заслуживаем ничего этого, вокруг нас одна пустота, фальшь в жизни, поэтому мы блуждаем во тьме.

Небо плачет, я вместе с ним.

Неужели должен жить среди людского дерьма, помешанного на лайках, рабских привилегиях заключающихся в том, чтобы оставить правосудный коммент под постом ролика.

Как я должен жить? Научите меня, я прошу!

Водворяется приход последней весны.

Но это только моё предчувствие.

Там за колючкой, в большой мир, тоже приблизилась весна.

Но он совсем не тот, что был раньше, как наш изменившийся разум. Теперь специально обученные люди, научились хорошо промывать мозги другим людям.

Они словно вьются жирными мухами над огромной кучей животных отходов. Уже непонятно, кто мы на самом деле: люди, или заведенные винтики в одной гигантской системе всеобщих потребностей. Как достаточный набор простейших алгоритмов для биологического сосуществования, разумеется, больше чем заложено в птицах или рыбах.

Дом, работа — снова по новому циклу каждый день.

Нет ничего неизвестного, как сотни раз в пройденной когда-то поднадоевшей игре от первого лица.

Но там, вне нашего Эн-ска, судя по новостям, не лучше обстоят дела: людские особи ходят на работу по спецпропускам, едят, спят, рожают свежеиспеченных детей на потребности родимого, в кавычках, государства, — одно и тоже.

Как понятие Завтра возможно не наступит: Мир не перед гранью катастрофы, а он уже за гранью.

Его трясет в агонизирующей лихорадке: кончаются, тут же начинаются локальные войны, лавиной накатываются финансовые, политические кризисы, банки печатают свежие деньги, превращённые в пустые фантики.

Неведомый квантвирус вырвался, на волю из секретной лаборатории. Теперь возникают эпидемии на всех заражённых континентах. Она косит насмерть толпами население без иммунитета. А кто сможет, условно говоря выжить, тот выздоровеет без вакцины, но превратится в какого-то уродливого мутанта без лица, как у прокажённых в прошлых веках.

По слухам, таких немало заделалось.

Медийные персоны бьются в экстазе, хайпажоры провоцируют людей ради контента, партийные кликуши всех рангов, — лидеры общественных движений, — призывают народ сплотиться, быть, или бывать, вместе и заодно.

Аналитики мудро рассуждают с экранов, что вирус побеждён, получено лекарство, но на деле лишь разводят руками, или бодро рапортуют: капитан, корабль идет ко дну, но всё будет хорошо, ведь в этом состоит великий ваш План.

Еврейские католики трясут кошерными пейсами как перед Великой Пасхой, исламисты пачками разбирают Коран в мечетях, оголтелые религиозные фанатики голосят на пустых площадях в рупор о начале Судного дня, призывают молиться о спасении души, каяться в грехах. Ведь блажен кто верует, и только блаженные останутся в живых.

А здесь, мы как самоизолированная команда доисторических викингов, находящихся на большущем дракаре, посреди бушующего моря страстей. Инфекция сюда не донеслась, по двум причинам; первое — сразу как возник вирус, то появился периметр из колючек, бетонных блокпостов, второе — больше нет новоприбывших «оттуда». Опустевшие мегаполисы в РФ, замкнули на неопределённый локдаун, перекрыли колючими заграждениями.

Наш периметр городка сейчас толком не охраняется, войсковые подразделения отозвали на другие более важные рубежи обороны, для обеспечения карантинного режима.

Можно свободно бежать отсюда, но куда и зачем?

Теперь это наш дом, милый дом. Куда бы я раньше ни забирался в другие места, меня тянуло сюда.

Мне вспомнился лозунг, попавшейся по пути сюда, он стоял цветным таблом на одном из перекрестков, на нём светилась креативная надпись: «Мой город — мой дом».

— Угостишь пивасом, по-братски?!

Рыкает голос под ухом, громадная ручища с треском опускается на мой стол здоровенной пятернёй.

На нём всё подпрыгивает, дрожит мелкой вибрацией, от солонки с солью, тарелок с закуской, гранёного стакана с водкой, кофейной кружкой.

— А ты кто, мой брат? — Меланхолично спрашиваю, затем повернулся к нему лицом. Он оказался тем парнем, который недавно рассказывал про случай с трансом, у которого были офигенные сиськи, стремился увидеть женский зад официантки.

Эти девушки появились с последней волной эмигрантов оттуда, в поисках лучшей жизни. Они словно перелетные пташки гонимые ветром неудач, или как ночные мотыльки, летящие на обжигающий свет вслед за мечтой, а на самом деле им приходиться точно из матерной частушки. В этот несчастливый сезон пандемии, я с Вороной иногда посещал «Бар», где исподволь приметил нескольких девушек работающих здесь в качестве обслуги, которые дарили приходящим мужикам кусочек продажной любви.

Одна из них Алёна, красивая блондиночка с взглядом дамской хищницы, точно из французской песенки «Alors On Danse», где русскому уху слышаться — «Алёна даст». Там итак понятно по смыслу: что какая-то девушка по имени Алёна сегодня точно даст, какому-то счастливчику. Но это в песне, а наша Алёна даст обязательно любому, хотя тоже за деньги.

Мег, блондинка с кудряшками, с большим бюстом, крупным задом, хохотушка с разбитным характером.

Другая официантка, имени её не знал, тёмно-рыженькая с веснушками на носике, она имела соблазнительную фигурку, с кукольным личиком, выразительными карими глазами, очень смахивала на Одри Тату. Ещё была смуглая до черноты брюнетка, под экзотическим именем Айза.

— Я-то Кречет. Кречет — моё фамилиё!!

Каждая здешняя шавка знает! А ты сам кто, пиратский мазафакер?! — вскипел здоровяк, скорчив свирепое лицо.

— А ты пацан — прихлопни уши, — поворотил Кречет раскрасневшееся лицо к приблизившемуся молодому охраннику. — Покуда взрослые дяди общаются!

Теперь он обернул воловью шею в мою сторону, устремив пустой бесцветный взгляд исподлобья, уперевшись ладонями в стол:

— Мы раньше не встречались. Я бы запомнил лоха…

Он прибавил пару крепких словечек в конце словесного оборота. Здесь нейтральная территория. По неписаным законам, разборки, убийства с ножом, — в городе запрещены, тем паче в баре, кроме драк на кулаках. За это сейчас в условиях карантина без суда и следствия ставят к стенке, правых и виноватых.

Но его нож, пока спрятанный в рукаве, почти готов острием вверх вонзиться под мои ребра. Он не пожалеет меня.

Знаю заранее. Уже конец зародившийся бойне.

О начале речи не идёт.

— Чего молчишь, ущербный. Базар не вывозишь…

Я кладу ладонь на пятерню похожую на ковш, которым черпают воду и улыбаюсь. Это непросто, заставлять себя улыбнуться, раздвинуть губы в ухмылке. Очень непросто. По многим причинам Моя улыбка вышла не ахти какая, но я правда, поверьте мне, старался. Гримаса, да хоть куда фотографируйся, и вешай фото на стенд погибших героев за отчизну. В каждой школе есть такой. Он прибит к стене, обтянут ватманом, поверх него парят звездочки или повешен флаг. Хотя здоровяк не оценивал мои старания, он поднял одну ладонь со стола, задумчиво почесал щёку с щетиной, которая выросла за день.

— Кречетов, отойди от персоны! — вдруг произнес кто-то над нами довольно громко и внятно, с нотками угрозы, также морального подавления всякой агрессии.

Я удивленно поднял вверх голову, дабы узреть что это, или кто. Явившийся бог для правосудия, или мой пьяный глюк, знающий откуда-то приёмы НЛП. Нет, видение оказалось вполне обычным подростком. Только необычайно высоким, чрезвычайно худым, но его худоба не выглядела как изрядная дистрофия, скорее как мальчишеская стройность, которая даётся в детстве лишь отъявленным шалопаем.

Комбинезон из джинсы, кожаная курточка с заклепками и молниями, которая была распахнута, лишь усиливали впечатление, что он молодой человек, только слегка постаревший, который будто провел неделю в борделе, находящимся где-нибудь в Амстердаме, на бульваре красных фонарей.

— Позволишь присесть?

— Валяй сынок, — отозвался я, поражаясь его дерзости, сразу переходить на «ты».

Его длинные волосы, стриженные почти под каре закрывавшие уши, взметнулись по сторонам, когда он резко подвинул свободный стул к себе, и уселся.

Я с любопытством разглядывал негаданного гостя к столу, который ладонями неловко поправлял упавшие пряди рыжеватых волос на лоб, как бы зачесывая их назад к затылку.

Его прическа не была женским «каре», или старорусским «горшком», которым стригли бояре своих холопов.

Было нечто иное на его голове.

А на лице два шрама: один на подбородке, другой над бровью, немного сломанный нос, которой придавал ему вид стреляного воробья. Здоровяк меж тем почтительно улыбнулся, также задом удалился поминутно кланяясь.

— Фредди, — коротко представился он, я нисколько не удивился: Фредди так Фредди, мне какое дело, — пусть назовётся Люцифером, — лишь бы не мешал.

— Джоник.

— Да? Джоник?

Он удивлённо привстал, потом присел, радостно хлопнул себя по джинсовым ляжкам:

— Вот так встреча! Наконец-то!

— Не понял вас. Ты меня знаешь, вьюноша? — спросил я его.

Его лицо вспыхнуло и покоробилось, будто от тяжкого оскорбления, но потом выражение смягчилась:

— Нет, пока нет. Слышь, а чего повязка на глазу?

— Долго рассказывать, Фредди.

Что ж. Ладно. Я легенда. Наверно.

Но я не из того кино «я — легенда», где всё вымерли.

Совсем наоборот. Людей вокруг до хрена и больше.

Джон, Джоник. Кто не слышал позывной, лучшего следопыта былого фронтира. Мои заброски и глубинные рейды, стали классикой, занесены в учебники. Шучу. Мне остается только шутить, когда больше нет одного глаза.

Что вы знаете о жизни, люди на блюди.

Когда вам отрезают глаз. Похожее чувство.

Чтобы пройти ад и выжить — надо отдать за вход и за выход.

Было дело, я чуть не подох в одной из вылазок.

Напарник притащил меня к своим, потом вертушка, госпиталь. А черная повязка поперек лба, результат недавнего случая. Она теперь закрыла шрамированную впадину на лице.

Когда зараза, из поврежденного лба, перешла на глаз, пришлось, ампутировать. Меня больше не узнают при встречах.

Ни к чему известность, только так, когда назовусь, тогда вроде опознают. Теперь получаю пенсию как участник БД, работаю егерем в местном леспромхозе, расположенном на отшибе Эн-ска. Так живу, точнее сказать, существую.

— Джоник, — я повторил слово.

Позывной с армии, когда был силовиком, или кличка из детства, кто уже помнит, зачем так приклеилось.

В те, отчаянные времена, пацаны под впечатлениями от просмотров забугорных фильмах в коммерческих видеосалонах взяли моду переделывать свои имена.

Так появились Сэмы из Семёнов, Майклы из Мишей.

В том числе Женьки превратились в Джонов.

Я был тогда мал и худ, поэтому мне досталось уменьшительная копия.

«Джоник» — снова воспроизвел нараспев, уже тише, почти про себя, чтобы гость не заметил.

Это слово, нет набор букв и согласных звучаний, навевало тоску о чем-то неизбывном.

О чем… странно, странное место, да вообще.

Тогда я выиграл в той передаче миллион рублей.

Обросший, с жуткого похмелья, после остановки на бурную ночь в гостинице, явившись с помятым пиджаком на съемку передачи. Всё было настроено против меня; тот добрый ведущий в очках, у него тоже фамилия такая добрая, каверзные вопросы, громкий шум в зале с криками, — кто этот плебей.

Дало ли мне право на счастье?

Вряд ли. Целый миллион мне так и не отдали.

Безумцы меняют Мир, но вряд ли они спасут его, как последний вопрос в том раунде ток-шоу.

Так говорил Фрейд, штатный психолог на тестах, он учился где-то в заграничных университетах головомойной науке.

Мы встретились, когда я хотел поступить на службу в МЧС, после военных переделок, потом подружились, найдя в друг друге интересных собеседников.

Хотя там, в армейке, тоже встречались Фрейды.

Один из них был военнообязанный фельдшер, с купленным дипломом психолога, поэтому получил прозвище такое, усугублявшим свое положение изрядным потреблением войскового спирта из аптеки. Из которой систематически бывали недостачи, нам, младшему комсоставу, конкретно прилетало.

— Фрейд должен заканчивать со спиртом. Довожу до вашего сведения. И должен трахатся анально… — Так я доложил нашему начальству на утреннем построении батальона. — А то распустились…

Смешно — Фрейд анально.

Тот настоящий Зигмунд Фрейд в гробу перевернулся бы, увидев сейчас какие мы делаем умозаключения насчет полового акта.

— Молчать!… — хотя тут должно следовать троекратное уставное «ура».

— Что за на…

На полковом плацу солидно вышагивал поросенок.

Это была свинья, дворовой породы, из хозроты, продовольственного обеспечения, тоже по кличке Фрейд.

Говорят, её солдатики пользовали в интимных целях.

Но сегодня на свинской спинке был нарисован красками триколор. Кто-то из шутников раскрасил её и выпустил на плац ради хохмы.

— Сука…! Под трибунал!

Свинью спецрейсом от греха подальше отправили генералу.

Её дальнейшая судьба неизвестна. А мы скоро пошли домой.

Это всё дождь навевает временами заунывную тоску.

Давно было, так давно, что даже не верится.

Что ж, может он прав, только пусть они пробуют на своей шкуре. Я тоже безумен, как никогда, по его словам, но в тоже время разумен, тоже как никогда.

Это выяснилось в ходе непринуждённого общения, когда мы ушли в поход по лесам, долго сидели возле костра ночью вдвоём.

Пили самый крепкий чай из помятых жестяных кружек, разговаривали о многом, пристально вглядываясь в темное небо, будто стараясь там отыскать ответы на наши потаённые вопросы.

Тогда он сказал, что у меня глаза, против которого объединился весь мир. И спросил, ты верно рыцарь Дон Кихот, не надоело ли мне бороться с ветреными мельницами.

Пришлось сознаться, как было дело. Так бывает, когда выходишь на ринг с кем-то, вот ты измотан, выдохся, сил нет, тут звонок гонга, отдых, на боксерские маты выходит красивая девушка в купальнике с номером раунда.

Вдруг снова непонятно откуда берутся силы для драки.

Нет мыслей о первенстве, о пьедестале, о золотой медали или чемпионском поясе. Или даже о престиже города, или Родины.

Нет ничего. Кровь с разбитого лица капает на ковер, подбитый глаз не видит, рассеченная губа мешает говорить рефери, что я в норме, но всё не важно. Только драка за самку в купальнике.

Я победил, значит, обладать ею, тоже буду я.

Это жизнь, только в бою можно обрести желаемое счастье.

Я прервал мысли о развитии сюжета, как было у меня в реальности, и будущий вопрос Фрейда:

— Это бой с собственной тенью, бой с самим собой, отступника с самим богом.

Тут Фрейд крепко задумался, потом выдал:

— Бог есть я, отступник тоже я. Выходит вы сам Христос?

— Нет, я человек, которого не поняли в мире.

— Позвольте, Иисуса тоже понимали, однако казнили.

— Но опять же Жизнь побеждает жизнь

— Напротив, это только временно.

Снова он может быть правым. Но что с другими безумцами тогда делать. Безумие составляет большую часть психического состояния человека. Люди истребили китов, акул, тигров, львов, слонов, крокодилов. Если продолжать, то список будет огромным, это безумие, делать вид, что всё нормально с экологией.

Также человеческая память странная штука, или божья шутка, явившаяся на белом свете.

Она имеет изменчивую склонность к забывчивости, или даже приукрашиванию мест, событий, друзей, врагов.

О забытье предательства соратников, о великой дружбе.

В МЧС меня не приняли, там много тестов надо проходить; полиграф, компьютерный томограф, психологи.

— Слушай сержант, скажу без обиняков, — сказал седой полковник из медкомиссии, вертя в руках мою распечатку томографии головного мозга. — Вот здесь, показано, что у тебя были сотрясения в юношестве, потом контузия на службе. Ты меня извини, но у тебя с мозгами не в порядке. Значит с психикой тоже. Выходит, ты в любой момент можешь потерять контроль над собой, контроль над ситуацией. А нам такие не нужны…

Но этому миру, и миру городка Эн-ска, под маркой «я легенда» нужен больше, чем я самому себе, или кому-нибудь больше. Когда-то нам приходиться делать выбор, правильный или нет, жизнь покажет, или уже показала.

У меня в голове два голоса: один твердит — я не боюсь, другой — я боюсь. Так не бывает в нормальной жизни. Хотя.

Что тут подразумевать.

Я безумен. Этот мир превратил меня в чудовище.

Мертвые и безумцы уже в безопасности, как всегда.

Это проистекает из высказывания библейского фарисея, не помню какого именно: «Мертвые, сами должны хоронить своих мертвецов»

Посему, пока живо естество, приходиться пить дорогую, но палёную водку, чтобы унять не знамо что, ведь настоящий Зигмунд Фрейд, не знал ответов, не додумал дальнейших объяснений в психологических учебниках.

Да полными стаканами, но Фредди не пил со мной водку, а тянул томатный сок через соломинку, ведь ему возраст всего ничего, он всё время говорил, говорил без умолку.

Мне пьяному, во время общения с ним стало казаться, что он обычный молоденький дурачок, несет какую-то чепуху и полную бредятину. Сначала я его спросил: «Ты кто такой вообще?»

Он ответил: «Я историк по жизни. Знаешь, люблю истории, очень люблю рассказывать их другим слушателям».

От нечего делать, между выпиванием водки, я подначил его:

«Ладно, хрен с тобой, расскажи-ка какую-нибудь историю».

Тут его глаза загорелись каким–то безумным блеском, он придвинулся ближе, тихонько осведомился: «Значит, ты готов, тогда слушай…»

Я стал слушать эдакого чудака, подперев голову, прикрыв глаз, чтобы вникнуть в смысл, хотя, что тут скрывать, — чтобы попросту задремать, уйти от своих наваждений.

Фредди принялся бубнить вполголоса:

«1930-е годы безоговорочной партийной власти большевиков.

Ночь тоскливого октября ледниковой эпохи.

Советская Россия. Секретная московская тюрьма, расположенная на Кузнечном Мосту. Так называемая «Лубянка-2» для политзаключенных. Как во всех тюрьмах, продуманная система угнетения. В камеры, арестованных поднимали на грузовом лифте, оглушительно лязгавшими шестеренками, как адскими жерновами, или вели мрачными лестничными маршами. Пролёты между лестницами затягивались проволочной сеткой, чтобы заключенный не мог броситься вниз, покончив жизнь легким самоубийством.

Такой вид «побега» становился обычным делом во времена массовых репрессий. Стены между камерами, сделаны пустотными, чтобы приговоренные не пользовались тюремным телеграфом.

Здесь же в подвалах тюрьмы приводились в исполнение смертные приговоры. Бетонный коридор с подслеповатым освещением, лестничным маршем, ведущим на нижний ярус секторов пыточных казематов, со склизкими стенами от постоянной сырости.

Серые ступени, потертые, выщербленные от передвижения множества обреченных людских ног, познавших, что такое ад на земле. Узкий туннель без искорки жизни, остальное вокруг без надежды на спокойное будущее.

Везде застывшая тишина, нарушаемая шагами сапог безмолвных конвоиров, с глухими вскриками попавших жертв в паучью сеть окаянного времени.

В нижнем ярусе подвальных помещений, продолжается выпытывание информации в отдельной допросной камере.

Под потолком с овальным сводом Берия, Лаврентий Павлович. Начинающий инквизиторское восхождение по партийной иерархии, к трону всесильного наркома.

С красными ромбами в петлицах, означавших старшего майора госбезопасности, на распоясанном кителе.

В плотно посаженных очках-глазницах, точно приросшим к носовым крыльям, раздувавшимся при каждом нервном отклике на окружающую действительность, взбудораженных зловещим ореолом вокруг него.

Наводивших ужас на всех советских людей, при одном упоминании об этих непроницаемо стеклянных очках-человеке.

Он самолично ведёт бесконечный допрос подозреваемого в тяжком проступке.

Обмахиваясь вафельным полотенцем, с красными пятнами, Берия прохаживался по ограниченному пространству.

Скрипя сапогами, начищенными ваксой до блеска с подворотами, он задал очередной вопрос, с едва заметным кавказским акцентом:

— Так значит, вы, японский шпион? Или, кхе, масонский агент? Гмм, товарищ Бокия?

Прошелестела жухлая листва где-то вокруг непроницаемой клетки. Одинокая осень бродила по небу, опадая павшими листьями. Быть снова полной весне, быть листве распустившейся на веточках: только этим сухим и палым, какой барыш с того?!

Желтый огонек потолочной лампы заколебался горящей свечой, вбирая в себя дыхание жизни. Игра. Вопрос — ответ.

И у первого игрока козыри на руках.

Говорящие сами за себя, до хруста, в переливающихся желваках на лице. Когда надо докладывать «наверх» Самому.

А второй игрок проиграл. Он всё проиграл. В придуманные карты. Не только жизнь, может даже бессмертную душу.

— Где же находится Шамбала, или Беловодье? Где страна тибетских учителей Махатм?

— Чёрт возьми, тебя, и всех вас, — с трудом сипло отвечал Бокия.

— Проклятые экспедиции РГО (русское геогр. общество) в Тибет, оно находиться там. Иди, забери, если сможешь взять…, — радостно засмеялся с хрипом Бокия, отбитыми легкими.

Чего тут: всё одно помирать теперь.

Что останется потом — лишь труха воспоминаний.

Измученный побоями Бокия умер в камере, в тот же день посещения будущего наркома.

Не рассказав никому, что там случилось в конце путешествий,

унеся с собой в неизвестность, тайны загадочных походов в Тибет и на Север…»

Тут молодой человек перестал рассказывать.

— А, что? И всё? — очнувшись от дремы, спросил я.

— Почти, — ответил Фредди.

— Да к черту ахинею! — заорал, полностью пробудившись от полудремы. — Берия, Бокия, большевики… фигня какая-то.

Ты рассказываешь то, чего сам поди не знаешь. Ты же там не был, ещё не…

Фредди с горячностью перебил меня:

— При чем тут: был, не был. Может был, кто знает.

Пойми смысл, Джоник: ставка больше на кону, чем авантюрная жизнь Бокия, других искателей приключений.

Ведь что есть игра, как не сама жизнь. Можно красиво сыграть, будучи нормальным семьянином, роль отличного мужа или жены. Или поиграть в путешествия, как один знакомый на двадцать тысяч рублей путешествует четыре месяца по горам, каких только красот он ни повидал. Можно поиграть в выращивание, образование детей, дать им то, чего не дали тебе, как вырастили чемпиона фигуриста Плющенко.

Поиграть, обустраивая быт, делая евроремонты в загородном особнячке, или на садовой даче. Сыграть в пьесе Шекспира, трагичным актером на сцене театра.

Или написать книгу про то, как «играл».

Стать летчиком-космонавтом, надев сверху ещё один скафандр. В конце концов, можно поплавать с коралловыми рыбками на рифах. Можно всё в этой жизни.

Только многие не умеют играть, им видите ли скучно.

А ещё большая часть людей «заснули», закаменели в рефлексах жизненной роли, потеряли пластичность мышления, от чего придали Важность и Серьезность своим проявлениям…

— Да-да, красиво-прекрасиво: игра, жизнь, чемпионы.

А причем тут я? Ты, и все другие?! Мы же обычные люди, которые прозябали и прозябают дальше. Нам доступен лишь кусочек хлеба, немного зрелищ, кусочек любви, кусочек счастья: одним словом объедки со стола, а не витать в облаках. Вот что я думаю об этом!

— Окей, тогда скажи: что ты хочешь от жизни, что хочешь найти или потерять?

— Что если я…, — тут Фредди запнулся. — Дам тебе небольшой шанс…

Давно наступила безлунная ночь на улицах, я стал совсем нетрезвым.

— Фредди, помоги.

Я, шатаясь, оперся на подставленное щуплое плечо.

— Идем же. — Фредди подхватил меня под руку.

Я сшибал столы и стулья в заполненном до отказа ночном зале, валил людей, что-то говорил, кого-то обнимал, хлопал по плечам, пожимал руки.

Но людям насрать на тебя, на меня, им по барабану всё вокруг. Заверните дерьмо в красивую обертку, они сожрут эту упаковку с начинкой как голодные гиены. Будьте покойны.

Я вывалился на крыльцо, перед этим от души пнув и широко распахивая дверь на выход.

Фредди тянул меня дальше и дальше, к моему жилищу, расположенному в доме барачного типа, на окраине Эн-ска.

В кромешной темноте улицы, я обо что-то мягкое споткнулся, чуть не свалился на землю. Оно тявкнуло в ответ, потом заскулило и затаилось. Тут я догадался, наконец, включить карманный фонарик, который всегда был в моей куртке. Блеснули глазёнки, из волосяной завесы.

— Ты откуда тут? — спьяну удивлённо поинтересовался у мохнатого существа, оказавшейся собакой.

Обычным псом, помесью крупного пуделя с алабаем, размером с овчарку. Естественно, он не мог говорить, поэтому пес пролаял, чуть куснул ладонь, когда я его потрепал по загривку, покрытому курчавой сырой шерстью.

— Слушай, — обратился я к Фредди. — Надо его взять с собой.

— Этого что ли зверя? С такой грязной образиной! Фуу! А у меня кот есть, где я сейчас живу.

— Ничего не грязный, он мокрый. Утром обсохнет, придет в порядок. Видишь, вроде умный и понимает, а так пропадёт, или пристрелит кто-нибудь ради забавы.

— А как ты его назовешь? Его надо назвать именем.

Я задумался. Да, верно. Надо наречь нового спутника.

— Что ж, пусть будет Арте…

Я хотел было проговорить «Артемон», как звали верного пуделя из сказки с Мальвиной.

Но понял, что так не пойдет.

— Пусть будет Арт. Пойдем с нами, Арт.

Пёс послушно поплёлся позади, соблюдая дистанцию.

Наверно, если бы вместо собаки оказался бродяга под забором, то вряд ли бы предложил помощь.

Человек не знает, не помнит, что такое добро, что такое верность, не говоря о других добродетелях. Не умеет пользоваться этим качеством, возможно, так было раньше, но не сейчас.

Хотя раньше тоже так было, поговаривали умные люди.

***

Примечания на полях.

Человек человеку — волк — «Homo homini lupus est».

Даже пресловутый Зигмунд Фрейд согласился с латинской цитатой римлян, написав в научной работе:

«Всегда есть искушение сделать ближнего своего средством удовлетворения агрессивности, воспользоваться его рабочей силой без вознаграждения, использовать как сексуальный объект, не спрашивая согласия, лишить имущества, унизить, причинить боль, мучить, убивать. У кого хватит смелости оспаривать суждение, имея весь опыт истории?»

Хочется тоже заметить к этой великой цитате римлян, Фрейд ошибся. Немного.

Люди–волки из Фрейдистского понимания, в современном обществе выглядят, по крайней мере честными, благородными рыцарями, или пушистыми фриками, которые делают всё напоказ. Волки вам не бумеры, не зумеры.

Общество опустилось до уровня этого определения людей в эволюционном прогрессе, в кавычках.

Теперь цитата звучит так: человек — человеку — зумер!

***

Когда Фредди волочил пьяного Джоника домой, он пытался ему объяснить что ему нужно. Сначала он вроде излагал мысли связно и четко, а потом, пошло лишь одно бормотание:

«… Фредди, дружище ты мой, я бесстрастен, как судья на процессе, когда от моего решения зависит чья та судьба.

Я не знаю — кто я. На самом деле.

Кто сотворил со мной, уже не узнать.

Это было, было… там. Я уже не помню кто я.

Не знаю, пройду ли тест Тьюринга.

Кто я, человек, или кибермашина, вернувшаяся с войны.

Нет, всё же человек. Новый человек.

У сейчас меня нет эмоций. Не заложено программой.

Приходится вот так нарабатывать.

Странное слово — нарабатывать, да, Фредди?

Наверно, когда мы делаем малозначительные поступки, или скоропалительный выбор, то мы, даже косвенно, влияем на судьбы других людей. Не побоюсь выразиться дальше: мысли, а точнее жёсткие намерения, тоже влияют.

Какая дикость, Фредди, пойми.

Будет жопа, так будет. Ведь я сам же её заказал.

В том последнем желании господину «г».

А он точно не обманывает. Как мое предчувствие.

Стинг, да пошёл он.

Вот зачем он приплел мою жизнь в песню.

Я отвечаю, Фредди. Пойми, я хочу слышать звуки.

Настоящие звуки.

И никто, вы слышите ублюдки, кроме меня, не должны слышать. Никто не посмеет мне указывать.

Ведь я самурай. Самурая убили. Всех убивают…»

Когда они, наконец, добрели до дверей, Джоник на минутку очнулся от забытья, обратился к молчаливому Фредди с исступленным возгласом.

— Ты говорил, что поможешь найти? давай найдем. А?

Фредди промолчал, что толку говорить человеку в таком состоянии. Дома пёс сразу устроился на коврике, наверно, задремал в тепле, в сухом месте.

Фредди кое-как дотащил пьяное тело до дивана, которое пробормотало:

— Так не бывает. О голос, о как объяснить: вроде пальцы щупальца. Они были добрые, не били… А где твои крылья, Ворона… — Потом тут же захрапело и уснуло.

Фредди отозвался совсем тихо, чуть с заметным акцентом.

— Крылья, крылья… К добру, или к худу.

Он пошарил по карманам кожаной курточки, вынул ручку, затем блокнот, выдрал листок, стал что-то писать.

Потом прошел к холодильнику, пришпилил листок к дверце детским магнитиком, на котором были изображены солнце, пальмы, море. После этого он погасил свет, затворил дверь, и ушёл.

***

Кассетный клуб.

Приемный котенок потерялся, когда он выскользнул за неплотно закрытую дверь временного жилья.

Иногда до этого случая, Фредди выводил котенка на улицу, под присмотром, где Дик носился по двору, вконец обезумев от радости, черно-белой молнией, поблескивая ошейником от блох. Котенок теперь решил, что он достаточно взрослый, для самостоятельной прогулки по неопрятным коридорам.

Или даже с целью знакомства, с какой-нибудь очаровательной кошечкой. Для маленького котенка Дик, становился разумен не по возрасту, познавая непростой мир. Хотя большее, что его здесь подстерегало: парочка облезлых матерых соперников котов и дворовая кошка, неопределенного возраста и окраса.

Насколько знал это Фредди по пребыванию, немногим больше двух месяцев вынужденного отпуска. Так что у Дика было мало шансов найти себе половинку среди прелестных кошек.

Фредди пришлось ступать за ним, отыскивая его следы.

Представляя самому себе, как мог бы идти, будь он на месте кошачьего подростка.

Здесь не безопасное место для проживания.

Не далеко от девятиэтажной общаги, стоят ряды кирпичных гаражей. В некоторых из них организованно разливается паленая водка, незамерзайка в ПЭТ емкостях, собранных тут же на мусорках. В самой общаге обитают полукриминальные личности. Вкупе с наркоманами, алкашами, прочими асоциальными элементами. Начиная с утра, они смолили дешевые сигареты, сидя на обшарпанных, давно не крашеных подоконниках. Или сидели на тротуарных бордюрах, за неимением сидений. Так как скамейки были давно сданы в пункты вторчермета. Потом прятались как мышки в подворотне от проливного дождя в дождливый полдень. Иногда стреляли мелочь на спиртосодержащие напитки, околачиваясь возле входа в подъезд. Они встречаются в повседневной жизни, тем паче в захолустном Эн-ске. Куда же без них?

Конечно, они приставали к Фредди, клянча немного денег.

Пару раз он давал им по сто рублей. Потом в подъезде произошла встреча, с несколькими отморозками.

Видимо ошибочно истолковав его доброту за слабость характера. Он же не местный, вот повод разобраться и подмять под себя. Окружающие люди всегда подсознательно остро чувствуют, кого можно загнать в рамки, переделать под себя.

Кто стремится быть удобным для всех, а кого нельзя сломать.

Встреча произошла на лестничной клетке подъезда общаги.

Фредди не любил сразу ломать руки.

Тут жить пока, таким принципом полагался он.

Одному на толпу лезть мало резона, даже если ты большой и сильный, не стоит начинать разговор с численно превосходящим противником, с позиции силы.

Всегда есть возможность сгладить ситуацию, разрешить её альтернативным путем.

Пусть живут: используя немного НЛП, он загнал шпану в легкий транс. По настойчивой просьбе, шпана отвела его к главному по общаге, к Флинту.

Ему было всё равно: пусть хоть сам пират Флинт встанет из гроба, напевая песенку про сундук мертвеца.

Местные короли улиц повели по этажам, дыша перегаром в спину. Сначала в комнату, где обитал Флинт, боязливо влетел шнырь, предупредить босса о визите. Потом затолкнули туда Фредди. Остальные остались наружу, в общем коридоре.

В небогатой обстановке прокуренного помещения, сидел на продавленном диване мужчина лет сорока с налетом щетины, в обедающей компанией за столом, состоявшей из малолетнего парнишки, женщины бальзаковского возраста.

В углу негромко мелькал картинками новостей неказистый телевизор. Флинт благостно попивал разливное пенное пиво, из запотевшего стакана.

Затем на мгновение глянул тяжелым взглядом на Фредди, тщательно оценивая, что он представляет собой.

Такой взгляд вырабатывается у тех, кто бывал «там».

Чтобы отслеживать постоянно ситуацию, меняющуюся каждую минуту возле себя. Как в волчьей стае. Наколок Фредди не заметил, но взгляда было достаточно.

Цвет лица, будто человек провел много времени, не видя солнечного света. Зона, тем более «крытка», накладывает землистый отпечаток на внешность. Уже неизгладимый никак.

Стоя на входе, — предложений пройти и присесть не последовало, — Фредди кивнул головой в знак приветствия, ожидая что будет дальше.

— Малой, поставь музон, — обратился Флинт к пареньку, как бы пока не замечая гостя. Прикурив сигарету, натужно откашлявшись, Флинт откинулся на диван, наслаждаясь моментом.

Из динамиков музыкального центра устаревшей модели низко зазвучало «Кино», резкими ритмичными аккордами наполняя пространство комнаты. Флинт, снова кратко взглянув на Фредди, как настоящий психолог уловил состояние ностальгии юношества:

— Уважаешь современную классику?

— Да, есть такое, — согласился Фредди, тотчас предложил Флинту:

— А хочешь историю расскажу?

— А давай. А я послушаю.

Фредди приступил к рассказу: «Это было в бездонной глухомани, где я появился на свет. Представьте картинку. Мне 15 лет. На излете солнечное лето. Полупустой автобус «икарус» песчаного цвета, пылящий по летнему асфальту. Вот я почему-то оказываюсь рядом с рослым парнем, средних лет, с длинными черными волосами. Красиво спадающими завитками до плеч и на смуглое лицо.

Образовалось свободное пространство в середине «икаруса», я неосознанно переместился туда, держусь за вертикальную стойку, прикрепленную к сиденьям.

Парень необычно высокий, на голову выше всех, он держится за верхнюю перекладину стойки. Даже положил загорелый локоть на нее, потом посмотрел на меня сверху вниз. Как-то так изучающе. Я узнал что это Цой. И понял кто. Рядом со мной.

Музыку я слушал, в частности «Кино», как вся молодежь того времени. Видел по допотопному телеку клипы.

Цой, как всегда весь одет в черное. В стильной куртке, с «молниями», с засученными рукавами. Видимо он сюда заехал, в поисках творчества для песенных баллад. Я не посмел с ним заговорить. Что мог сделать? Ведь кто такой — простой пацан с деревни. Мы стояли рядом, раздумывая о своем.

Проезжая дорогу как все пассажиры, которых свела судьба на короткий промежуток пути. Виктор вышел на вокзале. С тигриной повадкой спрыгивая с подножки «икаруса».

Сразу закуривая сигарету от спички, окутываясь сизым дымом, как корейский шаман. Скрываясь в дыму окончательно, легкой походкой он исчез на перроне вместе со спутниками. Они находились где-то в конце автобуса. А через месяц его не стало…»

Флинт отвернулся в сторону, помолчал, потом проговорил, тем тоном, каким говорит Горбатый из фильма «место встречи» засланному в банду Шарапову:

— История хорошая, сам ты складно поешь, будто был в том «икарусе». Только вот ведь какая штука: ответь-ка на один вопрос — годков то тебе сколь? А, казачёк ты засланный?

Фредди широко улыбнулся, в свое время смотрел этот шедевр, читал книжку, поэтому он в ответ подхватил тон Шарапова:

— Что за предьявы, дядь? История ведь хорошая — сам признал. А то, что выдумал или нет, за это отдельный спрос.

Я рассказал, а ваше дело — верить, или нет. Так, или нет?

Немного задумавшись, Флинт произнес соображения от визита, без воровского сленга, что тоже выдавало человека с образованием специфичным:

— Я вижу, ты человек с понятием, хотя не нашенский. Косяков за тобой пока нет. Хорошо, давай так; мы не лезем в твои дела: кто ты, что ты, почему здесь объявился, а ты, не лезешь в наши занятия. Как понимаешь, лишние уши ни к чему.

— Что ж, я согласен с вами, — миролюбиво высказался Фредди.

— Тогда иди с миром. Я скажу братве, чтобы тебя не трогали больше. Если будут проблемы, то обращайся, — утвердил решение Флинт. Разбора не случилось, уже два месяца Фредди не задевали.

Такая вышла «эра милосердия», переходя из книжки в реальную жизнь. Почему же он тогда жил в общаге Эн-ска?

Одинокий человек, хотя с котом, ощущает себя лучше, когда в бытовом плане приходится жёстко.

Как известно, аскетизм закаляет дух человека.

К тому же Фредди знал, что рано или поздно придётся платить по счетам, в том числе за сверхспособности.

Когда придет время делать выбор между жизнью и смертью, то он будет нетрудный, если человека ничего материальное не цепляет. Хотя было ещё одно: здесь легко затеряться, мимикрируя под обычного человека, на которого мало кто обращает внимания. Иногда популярность, тоже не есть хорошо.

Можно сказать, вообще плохо.

***

История Фредди начиналась с видеокассет в конце 90-х годах.

Именно старомодных носителей фильмов: зарубежных боевиков и порно, находящихся в картонной коробочке с красочным постером. Кассеты были запакованы в хрустящую тоненькую пленочку, как у рекламируемых презервативов фирмы «дюрекс». С едким запахом запрещенного, хотя это всего-навсего пластмасса и магнитная пленка, отштампованная в Китае.

Процесс снятие защитной пленки с кассеты, был сравним с актом лишения девственности юной девушки.

Счастливчик, раздобывший кассету с новейшим фильмом, сломя голову бежал домой. Подрагивающими руками, он срывал блестящую пленку, аккуратно вытягивал кассету из тугой коробочки, с бешено сокращающимся сердцем, вставлял её в кассетоприемник электронного ящичка. Со сбросом адреналина в кровь, он нажимал кнопку «плей» видеомагнитофона. Ничего не напоминает?

Сначала их было всего трое: Макс, Ден, подросток Киря, который вскоре переименует себя в Фредди.

Чем они занимались? Они доставали видеокассеты.

У Фредди был словно нюх на это дело.

Но они не производили «пиратки» в гараже, не приобретали у перекупщиков. Они выуживали их из ниоткуда, раздавали кассеты подходящим людям, которые сразу врубались в тему.

Кассеты появлялись в неожиданных местах, раз в месяц или в два, словно загадочные древнерусские иконы.

Разбросанные в разных уголках планеты.

Каждая найденная кассета вела к следующей.

Давая невидимую наводку на неё.

Как игровой квест — найти следующую видеокассету, завербовать нового члена клуба.

Тут к ним присоединилась Мэри.

Впоследствии Фредди часто будет вспоминать их знакомство, сначала во сне, как навстречу ему подходила девушка.

Его взгляд, мимолетно кинутый на случайных прохожих, задел стройную фигурку, остановился на ней.

Залипнув на несколько долгих мгновений.

Она показалась ему беззаботной.

Нет, было не так наяву. Осенний день, 2000 года.

Вокруг стихло, шагала девушка, которую он видел во сне.

Невесомо переступая точеными ножками, едва касаясь воздушной походкой тротуара проспекта, она задумалась о чем-то. Озабоченность тенью укутало её лицо.

Печаль, грустинкой затаилась в глазах раненым зверем.

В ней было необычное, выделявшее её из всех, вместе с беззвучной погодой, которая обволакивала притихшие улицы.

Нет, с внешностью и одеждой, у неё находилось в неукоснительном, идеальном порядке.

Легкое, черное пальто, на плечике ремешок от сумочки, которая свободно покачивалась у бедра.

Вкупе с небрежно повязанным шарфиком, рдяного цвета, ниспадающий вниз язычком пламени, наступившей осенней поры. Дополняли облик роскошные каштановые волосы, локонами свободно раскиданные по овалу лица.

Девушка очень быстро шла навстречу.

Фредди уже приостановил шаг, но она неожиданно обернулась к окну с вывеской и прилавком, где сбывали свежесваренный кофе в картонных стаканчиках.

Напротив, места где они повстречались, стоял дом, где на первом этаже была устроена мини кофейня. Рядом с окном на улице находился пластиковый стол, несколько стульев, для желающих выпить кофе не на бегу. Девушка нерешительно подошла, чуть ли не споткнувшись, взошла на крылечко состоящего из двух ступенек обитые зеленым резиновым ковриком, потом нагнула головку, с кем-то заговорила в открытом окне.

От резких движений её сумочка оперлась об прилавочный край, она приоткрылась, из неё выскользнул какой-то предмет вниз на крылечко. Фредди уже знал, что за предмет, более не раздумывая, подошел к ней.

— Простите, не ваше? Из твоей сумочки упало, — с этими словами Фредди нагнулся, поднял предмет, оказавшейся видеокассетой. Она была с виду обычной кассетой; в целлофановой упаковке, с новым фильмом, только что недавно вышедшим в прокат. На обложке указано название «любовное настроение», от режиссера Вонга Карвая.

Девушка нервозно повернулась к нему, уже приоткрыла губы, попросить его и всех, чтобы они проваливали ко всем чертям, но встретила его озабоченный взгляд, потом перевела глаза на кассету, немного смягчилась:

— Нет, не мое.

— Как же так, я видел как из сумки выпало, — твердил Фредди.

— Вы ошиблись. У меня нет привычек таскать с собой видеокассеты, — ответила она безжалостно.

— Кроме как…, — тут она запнулась ненадолго, видимо что-то вспомнив.

— Хорошо, я понял — не ваше, тогда хотите, я вам её подарю?

Девушка колебалась, не зная что предпринять, как отделаться от надоедливого паренька. Фредди решил взять инициативу в свои руки, чтобы разрядить неудобную ситуацию:

— Я Фредди, люблю пить кофе тоже на улице…

Потом они сидели на пластиковых стульях рядышком за столиком, пили кофе вдвоем, не обращая внимания ни на улицу, ни на прохожих. У нее, тут Фредди спросил как её зовут, она ответила что имя Мэриам, но можно кратко — Мэри, год назад скончался отец от тяжёлой болезни, она в последние дни жизни, записала его на видеокамеру. Поэтому она постоянно носила видеокассету с записью отца с собой, в первые месяцы после похорон.

А потом, — потом разразился осенний ливень, на редкость теплый, почему-то с грозой. Зонтов у них не оказалось, они долго прятались от струй воды под крышей автобусной остановки, благо она была неподалеку от той мини кофейни.

Дождь стучал по крыше, а они сидели на скамейке, немного промокшие, немного одинокие. В прошлом, одинокие…

Видеокассеты обладали свойствами могущественных артефактов. Каждый член группы получал поразительные возможности: кто-то умнел до уровня гения, кто-то приобретал дар исцелять больных.

К примеру, у Фредди, была способность заглянуть, или оказаться в прошлом, или предвидеть немного в будущем.

Проявлялось в сновидческих погружениях, вроде спиритического сеанса, но с другим принципом работы.

Поэтому с тех пор ему нравилось рассказывать истории людям, где он был, что видел.

Фредди встречался с Цоем, в относительном прошлом, под образом того пацана из деревни.

Кроме того, он давно перестал стареть биологически, выглядел сейчас таким же хипповатым юношей, хотя чувствовал себя глубоким стариком в душе.

Кассеты давали членам группы телепатически — информацию, энергию, здоровье, настроение, вольное отношение к миру. Они научились изготавливать для себя специальные порошки из природных кристаллов, нанося их на кожу.

Делать особенные татуировки, которые состояли из сакральных символов, для усиление свойств организма.

Благодаря кассетам, они могли перемещаться в пространстве.

Как это выглядело? В условленное время, вставляли кассету в видеомагнитофон, нажимали «плей».

Другой член группы одновременно также включал кассету в другой точке мира, например в Кенигсберге

(ныне Калининград), и оказывались там.

Мгновенно, в калининградской квартире, возле того же включенного видеомагнитофона.

Когда возник вопрос, как назвать подпольную организацию, то сомнений не было — «Кассетный клуб».

Они затерли до дыр кассету, с культовым фильмом «бойцовский клуб», не один раз просматривая, на старом «видаке». Развлекались перемещениями по стране, наслаждаясь миром, беззаботной жизнью. Всё выглядело детской забавой.

Будто они исполняли роль в кино, которое крутилось на кассетной ленте.

***

Примечания на полях.

Тут заслуживает внимание, чтобы немного объяснить инициацию кассет. Наш Мир может быть рассмотрен как детский пазл. В нем есть зоны повышенной и пониженной устойчивости.

Есть зоны, которые неизменны в разных версиях развития веток реальности. И есть зоны удерживаемые людскими сознаниями, как надутый мяч.

Правильное понимание законов взаимодействия разрозненных частей реальности, плюс умение интерактивно взаимодействовать с «зонами», позволяет иметь совершенно иной инструментарий работы с реальностью.

Попросту говоря, чтобы куда-то соединиться, нужен канал, или дорога в любом виде.

Здесь канала нет, незримая прошивка клубных кассет не связывается с главным сервером волшебными сигналами.

По сути это одно целое.

На такой аналогии можно понять принцип перемещения:

есть компьютер, программное обеспечение, монитор, и мы.

То, что мы видим в качестве разделенных пространством физических объектов — картинка на мониторе.

Мы подключены к программам пространства, поэтому для нас существует разделение физических объектов, а также прошлое и будущее, но картинка на мониторе — не реальность.

Реальность, её программный уровень, это ПО компьютера.

Если два пикселя на мониторе выглядят раздельно, на определенном расстоянии, то на информационном уровне между ними нет расстояния. Мы отождествляем себя с искаженной картинкой на мониторе. Начиная играть в виртуальные правила «игры» в жизнь.

***

После нескольких лет подобной жизни, сам Фредди не знал кто они: новые полубоги, или populus moderni (человек сверхсовременный).

У них не было посредственной работы, семей, недвижимости, денег, других признаков человеческого сосуществования.

Но теперь их стало достаточно много. Своего рода закрытый элитный клуб, с развитой сетью по всему миру.

Куда вступить может не каждый, даже если у него есть в жизни: папа олигарх, крутые тачки, яхты.

В общем, владеющем всем, о чем может мечтать среднестатистический житель планеты.

Сеть клуба заправляла глобальными процессами в мире.

Ведь им ничего больше не нужно от жизни, ничего нет ценнее, кроме информации и потоков энергий.

Такие вещи в 200-х годах, как система биткоинов, мировой интернет, Гугл, Ютуб, сотовая сеть 4G, спутники навигации, создание космических ракет «СпейсХ», дело рук членов клуба.

Многое другое, о чем не подозревали заурядные люди.

Но затем случилась странная штука.

Кассеты перестали появляться.

К тому же они абсолютно исчезли, как не было их совсем.

Даже те, которые были найдены, лежали на полках в шкафу.

Но приобретенные способности остались с ними, хотя уменьшенные в несколько раз.

Фредди стал стареть, только гораздо медленнее обычного человека. Он стал замечать первые морщинки на лице, появилась щетинистая поросль, образуя первую бородку.

Кто был умнейшим, тот сразу поглупел.

Перемещаться в пространстве, теперь они не могли.

Кассеты исчезли, точно костыли, больше ненужные здоровому человеку. Но каждый игрок стал тянуть одеяло на себя, стараясь урвать кусок пирога пожирнее, клуб развалился в итоге.

Точнее сказать, совет клуба, куда входил Фредди, видя нехорошую обстановку, постановил о роспуске организации.

Мери решила уйти от него. По многим причинам, но скорее всего из-за возраста и внешности: обоим, Фредди и Мери стало под пятьдесят лет. Но со стороны они выглядели, когда были вдвоем, как мать с сыном. Фредди смотрелся не моложе двадцати, а Мери превратилась из девушки в зрелую женщину: с подурневшей фигурой, дряблой кожей, прочими достоинствами женского возраста. Ведь время не щадит молодость.

А потом началась пандемия.

***

Примечания на полях.

Вот смотрите: в информационном пространстве существует «грубая» энергия горизонтальных уровней, и более «тонкая» энергия вертикальных уровней. Качественная энергия находится в недостатке в современном пространстве.

Стоит ли удивляться, что при её культивировании начинается, если не охота, то повышенный интерес со стороны внешнего пространства. Так происходит на несознательном уровне окружения. Как сигнал, что появилось нечто ценное, что не может генерироваться другими людьми самостоятельно.

Как пример: если человек вдруг прознает, что некто имеет целительные способности, он не пойдет к нему учиться, или развивать способности самому. Этот человек будет искать выходы на целителя, чтобы заплатить деньги за сеанс.

Надо твердо знать, что мы живем в обществе потребления энергии. На кого-то нападают бомжи, на кого-то гости, к кому-то бездомные животные начинают липнуть.

Как пристал Дик к Фредди. Такой естественный механизм саморегуляции системы. Новый баланс выстраивается у каждого по-своему, единого рецепта здесь нет.

Уйти в отшельники, или раздать всё во внешний мир — две крайности полюса жизни. Между которыми каждый человек, в силу задач выстраивает по-своему личную реальность.

***

Фредди так и сделал, до введения карантина, он сбежал из большого города, взял билет на первый попавшийся поезд.

Отступление, после сжигание всех мостов с Мери.

Сравнимое с бегством Наполеона из Москвы.

Зализывать любовные раны — по мысленному выражению Дика. Простая общага, да бог с ней.

Миллионы людей так живут в России.

Покой был для Фредди лишь главным обстоятельством.

А что сказать про Дика, он потом попадет в кошачий Эдем.

Кошачьи, они ведь безгрешны по сути.

Не предают, не убивают, — что говорить, святые.

Магические создания, непросто созданные на свете.

Только гадят иногда, в большом количестве, да косяки дверные царапают. Природа у них, когти точить. Тут ничего не поделаешь. Но Дик не такой. Фредди ему сразу сказал при первом знакомстве: «никаких безобразий».

Когда вышел на платформу, во время пятиминутной остановки поезда, подышать свежим воздухом.

Тут ему в ноги ткнулся хвостатый комочек, результат жизненных неурядиц, который выписывал хвостиком восьмерки.

Он забрал его с собой в поезд, в плацкартный вагон.

Котенок размером с ладонь, его было легко прятать под курткой спортивного костюма. Они ехали потом под стук колес вагонов вдвоем. Правда, Фредди ехал как законный пассажир, а он как «заяц». Котенок дичал, сторонился сначала всех, потом пообвыкся малость. Поэтому Фредди назвал его Диком.

Укромно прячась от попутчиков в тамбуре, Фредди его поил водой из бутылки, кормил пакетиком «китеката», взятым в вагоне–ресторане на сдачу, в довесок к упаковке томатного сока. Хотя странно: почему на кассе имеется кошачий корм.

Ведь котов нельзя возить в поездах.

С туалетом котенка, было так: они выходили на остановках поезда. Фредди разомнутся, от долгого лежания или сидения на полке, а Дик бегал рядом. Тоже разминая неокрепшие лапки.

На следующие сутки поезд прочно застрял в переездах, бесчисленных сцеплений передвижного тепловоза с составом.

Но потом, они сошли с поезда в Эн-ске.

Пришлось сойти, так вышло. Произошел конфликт.

Во время остановки на маневрирование состава, Фредди отошел подальше от основного перрона, чтобы Дик мог спокойно погулять по неотложным делам, среди негустой травки, резко пахнущей мазутом.

Неожиданно прицепленный состав тронулся, постепенно набирая ход. Фредди схватил котенка, побежал к поезду, ему пришлось вскакивать на ходу, пробираясь через проходные тамбуры в свой вагон. Дик, как всегда, смирно сидел за пазухой, то есть под курткой. То в очередном тамбуре, им повстречалась куча подвыпивших амбалов, выпятив рыла.

Прохода нет. Или как говорят по-народному: «Выставили шайбу». Тут несложно. Первому кто попадется — ломаете руку.

Он упрямиться — вы ломайте. Нет вариантов больше чтобы выжить. Потому что никто вам не поможет там, даже если полный вагон людей будет. Странная игра бывает в жизни: к примеру, вы калечите, или убиваете человека.

Другие смотрят загипнотизировано, на происходящее.

Как на огонь или на воду. Хулиганы тоже оказались в стопоре.

Да есть же стоп-кран, — сообразил Фредди, — дёрнуть и слинять, пока они не опомнились.

В сгустившийся темноте поезд стал искрить зажатыми колесами, как высоковольтный провод на столбе.

Вот тогда Фредди с Диком выпрыгнули из тамбура, покидая поезд со немудреными вещами: да пошло оно.

В ночи они бежали через шпалы, по железнодорожным путям.

Чтобы добраться снова до пригорода Эн-ска, залечь на дно.

Документы находились неразлучно у Фредди с собой в карманчике, кой-какая наличность, с мобильником.

«Потом свяжусь с кем-нибудь, подкинут кеша на проживание. Или сам что-либо придумаю», — так распланировал он близкое завтра. Им всё равно куда ехать, где жить, (им громко сказано), Фредди решал за Дика, а он против не был.

Так они очутились здесь, в общаге. В комнате, которую Фредди снял у молодой женщины, прочитав тетрадное объявление, висевшее на фонарном столбе привокзального освещения. Больше денег ни на что не хватало, тем более на приличную квартиру. Дальше они заселились в ту комнатку.

Где была на окне железная решетка, то ли для красоты, то ли для защиты от честных людей. Почти камера, из которой не выбраться никак. Где помещались только кровать, письменный столик, маленький холодильник.

Как потом просветили соседи, при дальнейшем знакомстве, пристрой к основной смежной стене комнаты, сделанный на пространстве общего коридора.

Ладно, туалет и душ был не на улице, а на этаже.

Во времена приватизации, «доброжелатели» обещали златые горы бедным соседям. Они поверили, отдавая задаром неширокие коридорные метры. Где им потом ходить, растить детей. Соседи недобро косились на Фредди, перенося обиды от мошенников на его, будто именно он занял у них общий коридор. Да ещё с котенком.

Сознание социума оно, в основном негативное.

***

Фредди блуждал по запутанным лабиринтам общаги, натыкаясь на углы самодельных построек.

Последовательно обследуя жилищную секцию за секцию, он спустился этажом ниже. В общежитиях на каждом этаже, располагаются от четырех до шести секций.

В каждой секции от четырех до шести отдельных комнат.

В каждой из комнат живет семья.

Бывает по трое, по шестеро человек живут в комнате.

Кухня, туалет, душ: на секцию.

Поэтому этаж особо не отличался антуражем, разве запущенным состоянием.

Ржавой сантехникой, облупленной штукатуркой на потолках, оставленными разводами протёкшей воды.

Стены комнат змеились трещинами на слезающей краске, ядовитого зеленого цвета от старости и копоти.

Жалко напоминая жильцам, что они когда-то были радостно салатного тона. О буднях развитого социализма, в эпоху которого, общага построена, заселена новоселами, верящими в светлое будущее. Было безлюдно, ведь в разгаре стоял рабочий полдень, все суетливо разбежались по неотложным делам.

Вдруг где-то послышалось яростное шипение, мяуканье.

Фредди пошел на кошачьи звуки, издаваемые из приоткрытой двери угловой комнаты. Невзирая на то, что заходит без приглашения, он переступил через порог скромного жилища.

Глазам открылся следующий вид; в одной стороне комнаты стояло ветвистое комнатное деревце в здоровой кадке.

Похожее на японское бонсаи, но раз в десять больше.

На верхних ветках сидело оно. Кошачье создание: то ли кот, то ли кошка. Ослепительно молочного окраса, пушистое как сахарная вата, только шипящее с угрозой.

Под кадкой призывно мяукал Дик, бьющий хвостом по полу в порыве романтической страсти. Видимо уговаривая собеседника спуститься вниз, продолжить животный диалог.

Дик никогда близко не видел сородичей. Мамку он не помнил: она выкормила, да бросила на произвол судьбы. Тем более папку. Вот ему в диковинку. А в другой стороне стоял человек, пожилой мужчина с всклокоченными волосами.

Ему было абсолютно наплевать на происходящее в комнате.

На страсти, на то, что кто-то вошел без спроса.

Полностью погрузившись в черчение мелом на классной доске каких-то знаков. Совсем как учитель в школе. Он обернулся, растерянно, по-детски посмотрел на Фредди, блуждая мыслями где-то далеко отсюда. В фильме «назад в будущее» был седой безумный ученый, мастерящий машину времени.

Примерно в таком образе, оказался пред Фредди странный человек. Встретившись взглядами, он решил начать первым:

— Извините, мой котенок случайно забежал к вам. Наверно захотел познакомиться с вашим питомцем.

— Ничего, сам виноват, что дверь забыл закрыть. А на Бугенвиллеи сидит гималайской породы кошка, моя любимица Тася. Позвольте представиться: Брийндатч Виталий.

— Кстати, хотите чаю? У меня есть тибетский сбор. Коллеги с кафедры прислали, — засыпал вопросами и ответами, словоохотливый жилец. С трудно выговариваемой фамилией. Наверно, соскучившись по живому общению.

— Не откажусь от чая, тем более такого.

— Кстати, есть кальян с мапачо. Нет, вы не так подумали, не для курения. Так сказать, для поддержания аромотерапии.

Тоже прислали оттуда. Хотите, я вас научу, как правильно пользоваться кальяном с мапачо?

Фредди не стал отнекиваться, решив побольше пообщаться с необычным обитателем общаги. Так они познакомились.

Как выяснилось в ходе разговора, он оказался каким-то выдающимся ученым, доктором наук. Жил в Москве, преподавал в университете, писал научные статьи, доклады.

Про себя Фредди его назвал Диогеном, как греческого мыслителя, который в древности жил в бочке.

Почему нет? Гении всегда со странностями.

Пушкин, например, вскочив с утра с постели голым, стрелял в стену комнаты из пистолей. Странная привычка для поэта. Наверно упражняясь в стрельбе, он заранее готовился к роковой дуэли. Или Григорий Перельман. Российский математик, отказавшийся от миллиона долларов за решение сложнейшей теоремы тысячелетия (гипотезы Пуанкаре).

Вот кто-то бы смог отказаться от суммы с шестью нулями?

Да ещё долларов.

Но сегодняшний Диоген бился с теорией, над которой ломали многие умы человечества. Теорией как сделать всех людей в мире счастливыми. Вот такая «простая» задача. Не много, не мало.

***

Примечания на полях.

С давних времен мыслители, думали, как это совершить.

Взять недавних творцов. Карл Маркс писал «капитал», про экономическое чудо. Плеханов с научными трудами, об устройстве правильного мира. Кропоткин с теорией анархизма, где все равны, нет начальников. Ленин с теорией, уже с практикой социализма, далее коммунизма. Другие, менее известные личности, которые изначально желали сделать жизнь обычных людей лучше и радостней. А не преследовали корыстные цели.

***

Чудеса в нас будут верить.

Во снах Фредди обрывками вспоминал прошлые жизни, на заброшенной богом планете. Дик помогал ему, как мог, давая мысленные установки, как обычный оператор сновидений, погружая в нечто. Быстро подросший котенок царственно лежал на его груди, иногда поблескивая смеженными глазками как египетский сфинкс. Выдвинув лапы вперед, словно попирающие земную твердь. Окаменев, сразу становясь невыносимо тяжелым, во много раз. Воплощая собой сосредоточие тысячелетней мудрости.

«… Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…»

Наивной песней донеслось из Фредди, позабытого Там.

Призывно прозвучало, унося туда в прошлое.

Издалека, которого больше не будет никогда: ропотом умирающего прибоя, в пену об скалы — вдребезги!

Он едва успел в последний момент перекрыть знакомую волну, начавшую вздыматься из глубины, от низа живота, выше к сердцу, и выше к макушке. Но нельзя выпустить луч энергии впустую. Нельзя, не для этого! Из потаенной глубины всплывает врезанное навсегда знание: за него придется страшно платить.

***

Зимний мороз, иголками впивался в полуодетое мальчишеское тельце, прорываясь через защитный кокон.

Легкая одежонка, в которой находился Фредди на момент проваливания, оказалась ему велика. На добрый десяток размеров. Однако выбирать не приходилось.

Подоткнув штаны–мешки, он закутался в большую футболку, обернув её вокруг позабытого тела, с острыми костяшками выпирающих ключиц. Рядом задрожал и басовито замурлыкал Дик, будто хотел о чем-то сказать ему по привычке, на кошачьем языке. А здесь общение, шло по другим принципам.

«Как же прехолодно и премерзко! — ярко уловил Фредди мысль визави, — что мы делаем дальше? Надеюсь, здесь крыс не придется ловить и душить! Фырр, ну их к заклятым собакам!»

Проводник по погружению поначалу поджал, но привыкнув к непривычной обстановке, помахивал тигриным хвостом, потом брезгливо фыркнув, тряхнул красивой железкой на шее, светящийся изнутри. У Дика и раньше имелся хвост, всем хвостам хвост. Заботясь о нем как о главном украшение себя любимого, каждое утро начиналось с тщательного умывания, вылизывая его до кончика. Но этот хвост казался поистине королевским опахалом. Неказистый ошейник от блох, преобразился в нагрудный мерцающий светом амулет с острейшими шипами из металла. Дик увеличился в размерах, с доброго булгаковского Бегемота, а то раз в пять громадней. Коты умеют менять размер, в реале экстремальных ситуациях: то уменьшаться, то увеличиваться. А Фредди наоборот уменьшился, каким ему надлежало быть в то время. Теперь он доставал макушкой Дику только до холки.

Раньше молодой котик, с завистью смотрел на его, думая как вырасти самым большим, это явно читалась в его хитрющих глазках: « Мур-мур-мур, какой же ты преогромный и пребольшой. Наверное кушал много, надо мне тоже много кушать».

Что Дик и делал, уплетая по три порции за раз.

Килограммовая пачка кошачьего корма улетала за три дня, не считая мясной вырезки.

В зимней темноте ведомый тигр потянулся, разминаясь от вынужденной спячки, по кошачьему выгнул спину, густая шерсть на загривке встала дыбом. Он тоже становился самим собой: истинным зверем, по праву рождения.

Снисходительно поглядывая на Фредди сверху зелеными глазами, с узкими вертикальными зрачками.

Ожидая ментальных приказов, серебристый тигр нетерпеливо мотнул усищами с головой, уворачиваясь от надоедливых снежинок. Порывом вьюги его запорошило белоснежной пылью, превращая в седого зверя из сказок.

Для кого небылицы, а для них было по взаправдашнему.

Когда вымысел сознания может стать настоящей реальностью, а реальность иллюзорным вымыслом. Почему тогда здесь нельзя.

Не так легко вытащить из памяти подсознания образ мальчика. Всюду стоят блоки сигнализаций, что так делать не положено. Вот и приходиться идти напролом, ломая блоки сознания. Дежа вю состояние, проживая мгновения заново, воспоминания вновь пришли к нему.

Его маме, в то время, на работе досталась детская путевка на несколько месяцев, в санаторный интернат, наподобие пионерского «Артека». На дворе стоял 1986 год, начало ноября, как раз годовщина «великой ленинской революции».

То ли шестое, то ли седьмое ноября. Стоял жуткий мороз.

Землю покрыло снегом, речки сковало льдом.

Когда он с мамой приехал в санаторий.

Всё было ничего в придуманном советском раю.

Учеба не напрягала, благо учителя были высокой квалификации. Досуг вполне разнообразный, несмотря на отсутствие кабельного ТВ, интернета. Первые дискотеки под музыку «аббы», «оттаман». Различные друзья со всех районов страны, его любовь школьная.

«Ты представь, будто я Ассоль; ну а ты капитан Грей…» — тоненьким голоском выводило взрослое детство.

Только было одно но — Чагин. Разум мальчика в теле мужчины. Очень взрослого и очень здорового.

С два метра ростом, с пробивающейся щетиной на лице.

Акселерат, непонятно для всего персонала и учеников, как попавший сюда, в оздоровительное заведение.

Он не признавал никаких педагогических авторитетов, кроме кулаков и грубой силы. Думающим как унизить, подчинить себе одноклассников, как раздеть глупых девочек до трусиков в туалете. Его совершенно все боялись: учителя, воспитатели.

Даже ночные сторожа, охранявшие интернат.

Только возраст детям был совсем ничего, шестой класс.

Чагину, было, правда, на пару лет больше чем другим.

По слухам, он оставался на второй год два раза.

Пусть даже на два года обогнал в развитии.

Но он был вполне сформировавшийся мужчина, с сексуальными запросами, со вставшим членом, волосатым, толстым. Каждую ночь, он заходил в палаты мальчиков, напоказ демонстрируя член, как альфа-самец в стаде приматов.

Член безнаказанно искал новую жертву, не удовлетворяясь старыми насилиями. Каждую ночь член Чагина то приближался, то отдалялся от Кирюши. Он с ужасом думал, что будет скоро в недалеком будущем, если поганый член неотвратимо приблизиться к его лицу.

Однокашники, подвергшиеся сексуальному насилию, специально ломали руки и ноги. Дабы избежать ночной экзекуции, попасть в городскую больницу, подальше от зверства.

Настоящий дурдом был во всем.

Как педагоги допустили созревшего сексуального монстра до детей?! Как он вообще такой уродился?!

Почему он тогда появился там? Ответов нет.

Да спрашивать больше не с кого, за искалеченные судьбы мальчишек и девчонок.

…Я где? Что значит — здесь/и/сейчас, если «я» оказался здесь в прошлое время. Многомерность времени. Как в фильме «гостья из будущего». Только жестче в сто раз.

Фредди узнал место и время. Для него это и стало здесь/и/сейчас. Эти воспоминания — ключ подсознания, случились именно сегодня, в тот снежный вечер декабря, тридцать лет назад. Случайная смерть от осколка безопасной бритвы, нелепо воткнувшийся в детское горло. Он с девчонкой сидел за одной партой, во время занятий. Так и подружились. У неё было имя Аля, а он её звал моя Ассоль: «Будь сладка, ты морская соль, от тебя мы стали добрей…».

Платоническая идиллия, которая скоро нарушилась вдребезги и насовсем.

***

Пора Чагина поставить на место. Настало время, так надо.

Но физической заброски в прошлое, со всеми вытекающими последствиями, — нет.

Фредди аватар самого себя нынешнего.

Прихватив с собой копию аватара Дика, для подстраховки.

Будет ли проекция на реальный мир, он не знал.

Что ж, попытка не пытка. Надо узнать: что же там случилось.

Встретиться с аватаром Чагина, кто за шторой тайны находиться. В том, что за Чагином стояло могущественное, чем обычный человек, он не сомневался.

Может удастся поймать за хвост зыбким сознанием чувство вины, совести, судьбы, кармы, скребущих по ночам его изнутри.

Унять, усмирить, удержать, взять в руки и взглянуть — что «это». Всё по-другому, или как тогда…

***

В детстве он рос добрым ребенком, с кротким характером, слушался взрослых, не озорничал. Его звали мягко Кирюша, а не Кирилл. Он не любил драться, точнее сказать, не желал.

В начальных классах школы он учился на «отлично», был самым прилежным учеником. Но на пятый год учебы, уже в его классе появились мальчишки верховоды, которые стали над ним сильно измываться: стали задираться, насмешничать, что он тихий зубрила, что он не может дать сдачи забиякам.

Но Кирюша терпел, не обращал на это внимание, принимал как должное. Благо друзей, занятий, книжек про отважных героев, у него хватало. Учеба тоже помогала забыть мелкие неприятности, исходившие от одноклассников.

Тут он оказался в интернате, оторванным от дома, привычного класса, на несколько месяцев, где была Аля, но где был и Чагин. Произошел тот случай, как бывает, когда совсем не ждешь беды.

В ту декабрьскую неделю, классу Кирюше в интернате выпало дежурство по корпусу и столовой. В ней ученики накрывали столы, потом убирали пустые тарелки.

В корпусе было дежурство по этажам: следить, чтобы малышня не бегала, не хулиганила; дежурство в форме и в пионерском галстуке возле ленинского знамени; на входе в интернат, — в дневное время до ночной смены сторожа, принимать приехавших родителей или посылки от них.

Кирюша подгадал так, чтобы им с Алей выпало дежурство в холле. Конечно, кто дежурил, тот освобождался от занятий и домашних заданий. Все хотели дежурить именно в холле, а не в столовой или на этажах, но туда распределяли самых ответственных ребят и учениц. Холл был великолепен по убранству интерьера: мраморные полы, скульптуры, зеркала, мягкие уголки с кожаными диванами, кнопочный телефон, большой цветной телевизор, зимний сад.

Там в больших кадках зеленели фикусы, деревца, бог весть ещё что, но выглядело очень красиво.

Санаторий так и назывался — «Зеленая роща», но, скорее всего, не из-за этого зимнего сада, а потому что вокруг него были сосновые и еловые лесопосадки.

После суматошного дня с посылками, настал вечер.

Кирюша примостился на диване, раскрыл припасенную книжку, взятую в библиотеке. Он был один, Аля отлучилась ненадолго Вдруг в холле возникнул Чагин, он всегда появлялся внезапно, по его виду нельзя было предугадать, что он приготовил для жертвы, попавшейся в западню.

То, что он жертва, и что он попал в западню, Кирюша понял, когда почувствовал состояние Чагина: возбуждённое и злое.

Злое, потому что ему пришлось из-за Кирюши сегодня дежурить в столовой, а там не особо поволынишь на диване.

Чагин приблизился, наклонился над маленькой жертвой:

— Ночью сосать будешь у меня, — проворчал он, ощеряясь во всё лицо с гнойными прыщами. — Готовься.

Кирюша с боязнью глядел на него, но смог вымолвить:

— Я не хочу, я не буду…

— Будешь, ещё как будешь, — наводил жуть Чагин, наклоняясь вниз. Его лицо исказилось от ярости, прыщи сделались кровяными. Тут он, не сдерживая себя, навалился полностью на тело мальчика:

— Открой рот! — зарычал Чагин. — Надо проверить — влезет член, или зубки придется удалять! Ну, открывай шире!

Кирюша барахтался под ним, извивался как мог, мотал головой не давая Чагину силой разжать ему рот.

Но что он мог поделать, против здорового монстра.