Бесплатный фрагмент - Капсельваль

ВСЕ ЛИЦА И СОБЫТИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ВЫМЫШЛЕННЫМИ. ЛЮБОЕ СОВПАДЕНИЕ — СЛУЧАЙНО.

«Любовь моя, преграды одолев

Нашла успокоение в Фиалке

Но даже там не скрылись мы любя

От тех опасностей, что поджидали в черных масках»

Предисловие

Осторожной поступью она проходила густую и непроглядную лесную чащу, стремясь попасть туда, где обитал ее Дерек. Это было странное место. Деревья там создавали картину мистических существ, потому как их стволы и ветви были скручены таким фантастическим образом, как-будто неведомая сила порабощала их, не давая возможности расти естественным образом. Проходя мимо этого места, люди содрогались всем телом и называли этот лес проклятым. И только она не боялась его, ведь там обитал ее защитник. Девушка остановилась, чтобы перевести дух. Ноги ее болели от долгой ходьбы, они были покрыты грязью, кровью и сажей после рокового пожара, последствия которого еще долго отражались на дальнейших судьбах ее родных. Спотыкаясь, она шла к реке через лес, осознавая, что конец ее близок, но в ней не было страха, лишь горькое сожаление о несбыточном будущем.

Добравшись до реки, незнакомка остановилась и улыбнулась. С самого детства она любила эти места всем сердцем, пребывая в гармонии с собой и величественной природой Тулузы. Сколько горестей и радостей она испытала, сидя здесь, возле этих вод, славящихся чистотой и прозрачностью в любое время года. Как будто почувствовав предчувствие беды, в этот день река была на удивление бурлящей, с сильным течением, образующем множество губительных воронок.

Незнакомка села на огромный камень, запрокинула голову и, глядя в небо, стала неистово молиться, обливаясь горькими слезами. Она была необыкновенно красивой и величественно грациозной. На ее лице можно было прочесть бурю эмоций, но чаще всего оно выражало глубокую печаль. Время от времени девушка грустно опускала голову и тяжело вздыхала, как будто какой — то непосильный груз свалился на ее хрупкие маленькие плечи.

Внезапно шум реки, сначала ненавязчивый, стал еще громче. Надвинулись тучи и, завывая, подул сильный ветер, растрепав роскошные волосы незнакомки. Она не слышала его приближения, не видела его лица, но она почувствовала его дыхание. Дыхание смерти. Девушка не вскрикнула, не кинулась бежать. Она лишь гордо подняла подбородок и расправила плечи, готовая к своему печальному концу и даже ожидая его. Лишь перед тем, как на веки закрыть свои прекрасные голубые глаза, одна важная мысль мелькнула в ее сознании: «Я успела ее спасти» …..

Весть о смерти Камиллы Де Круа облетела окрестность Тулузы с невероятной быстротой, собрав на главной площади не только дворян, приближенных к семейству, но и простых горожан.

В этот день, отдавая дань покойной, даже простолюдины облачились в траурные одежды, сокрушаясь и недоумевая, кто мог бросить вызов могущественному дому Де Круа, лишив жизни герцогиню, славящуюся добрым и отзывчивым характером.

Люди выходили на улицу в надежде узнать больше информации, и только потом отправлялись по домам, обсуждая услышанное.

— А что с ней стало после смерти ее отца, Жоффрея Де Круа? Ее давно никто не видел за пределами поместья.

— Кто-то из слуг проговорился, что она была похищена — вещал один из жителей города.

— Возможно, тот, кто ее похитил, впоследствии и убил! — предполагали люди.

— Как жестоко! За что?

— Месть.

— Месть? — шептались любопытствующие.

— А как же ее любимый кречет? Неужели он не смог помочь своей хозяйке? — мужчина с бородой, стоявший в толпе зевак, задумчиво поднял глаза в небо.

— А что бы он сделал? Ей в сердце всадили нож! Или ты думаешь, что он способен драться с людьми — удивлялась его собеседница.

— Но ведь поговаривают, что он обладает магией! — понизил голос мужчина.

— Дурень ты! Это все сказки! — одернула его дама и перекрестилась.

— Ну, не знаю, не знаю — качал головой мужчина, продолжая задумчиво глядеть в небо, в надежде увидеть зловещую птицу и доказать свою правоту.

Так строили догадки жители города. И лишь один человек стоял в стороне и молча созерцал все происходящее. Он был одет во все черное, а лицо его скрывала маска и огромный капюшон, надетый поверх головы. Простояв еще некоторое время, незнакомец развернулся и зашагал прочь от собора, к тому месту, где была пришпорена его лошадь. Пару раз он останавливался и оглядывался назад, как-будто надеясь разглядеть знакомую фигуру. Тщетно пытался отыскать он взглядом ту, чья боль от потери Камиллы была столь велика, что побудила ее погрузить в траур свой дом на долгие годы. Разочарованно вздохнув, мужчина вскочил на лошадь и поскакал галопом в сторону аббатства Дожон.

Прибыв туда затемно, всадник спешился и, оставив лошадь у ворот, осторожно, бесшумно, словно призрак, тихонечко проник в мощёный двор и уже через несколько шагов оказался у деревяных дверей. Не успев постучать, дверь распахнулась и на пороге показалась черноволосая статная женщина:

— Она здесь — шепотом промолвила она и отошла в сторону, пропуская его внутрь.

Не мешкая ни минуты, мужчина прямиком направился в спальную, откуда доносился детский плач. На кровати лежал ребенок, девочка. При виде незнакомца она замерла и перестала плакать. Незнакомец приблизился к изголовью кровати и снял маску. Увидев дитя, он широко улыбнулся, и только улыбка смягчила его лицо. Лицо, на котором стояло клеймо от орудия жестоких пыток.

Тем временем, как будто в подтверждении людских слухов, над аббатством Дожон кружился кречет, издавая странные звуки, похожие на плач. Возможно, он оплакивал свою хозяйку, а возможно, сторожил покой маленькой девочки…

Глава 1

Эдуарда

«Я медленно поднимаюсь по лестницам, оглядываюсь по сторонам и не верю. Я здесь, я наконец нашла «ЕГО». Мой дом. Любимый дом!

Я поднимаюсь по лестницам и останавливаюсь перед окном, чтобы еще раз взглянуть на свой сад, полный роз, фиалок, деревьев и пышных кустарников. Я улыбаюсь, глубоко вдыхая аромат цветов и глядя на двух маленьких детей, играющих на лужайке. Это мальчик и девочка. Мальчик любуется девочкой и нежно гладит ее по щеке, в то время как она заливается веселым заливистым смехом, вызывая его снисходительную улыбку. Я даже знаю, как их зовут, но не могу произнести их имена вслух. Какой-то непонятный страх сковывает меня. Я задумываюсь над своими странными ощущениями и поднимаюсь еще выше, пока что-то неуловимое не побуждает меня остановиться перед зеркалом, висящим на стене. Я поднимаю глаза и смотрю на свое отражение, не в состоянии сдвинуться с места. Внезапно мой образ меняется, и я вижу странные очертания другой женщины. Мне становится страшно, и я торопливо поднимаюсь еще выше. В висках пульсирует, сердце учащенно бьется в такт моему бегу, но я не могу остановиться. Наконец я вижу дверь и с силой ее толкаю, попадая в просторную гостиную, увешанную картинами. Словно призрак, брожу я среди них, не находя покоя. Множество красок и оттенков вызывает легкое головокружение, но я упорно продолжаю искать, не понимая, что именно. Неожиданно мое внимание приковывает элегантная молодая женщина с птицей на плече и верхом на лошади. Она очень грустная и одинокая, ее взгляд завораживает. Я подхожу ближе, но то, что предстает перед моим взором, заставляет в ужасе отшатнуться. Она похожа на меня, только намного старше. Словно в тумане я читаю надпись под картиной, но не могу ее прочесть, перед глазами все внезапно расплывается. Птица на картине оживает и взмахом крыла как-будто предупреждает меня об опасности. Я чувствую, что мне необходимо бежать. Меня преследует чья-то злая улыбка, угрожающий взгляд людей в черных масках. До боли знакомый голос предупреждает меня, что ОНИ приближаются….»

— Эдуарда! Эдуарда! Проснись! — голос Луи подействовал на девушку, словно ушат холодной воды. Резко подскачив, она открыла глаза и с недоумением уставилась на брата.

— Тебе опять приснился этот сон? — ласково произнес Луи и нежно погладил ее по голове.

— Да.

Эдуарда с благодарностью посмотрела на парня и тяжело вздохнула. Луи, как всегда, проявлял к ней братскую нежность и заботу, в которых она так нуждалась.

Девушка задумалась о своей жизни, в которой было так мало близких ей по духу людей, а точнее, всего лишь двое. По рассказам родственников, ее отец погиб задолго до ее рождения, подравшись с местным хулиганом, пырнувшим его ножом. А ее матери Энн не стало после тяжелых родов.

Оставшись круглой сиротой, девочка полностью оказалась на попечении семьи Бернар, а в частности, своего дяди Арно и его требовательной, властной и лицемерной супруги Фани. Впрочем, и сам Арно обладал ничуть не лучшими качествами, отличаясь грубым нравом и скупостью как в деньгах, так и в чувствах. Весь этот набор «завидных» качеств унаследовала по праву рождения и их любимая дочь Жанна, особа крайне избалованная и высокомерная. И лишь один Луи, сын Арно и Фани, обладал добрым и отзывчивым характером, за что Эдуарада его искренне любила. Но был еще один человек в окружении девушки — цыганка Сара. Статная, привлекательная женщина была истинной дочерью своего народа. Обладая невероятным магнетизмом и неуемной энергией, она могла подчинять одним только взглядом, сулившим как милости, так и цыганские проклятия. Сколько себя помнила Эдуарда, женщина была рядом с ней с самого детства и воспитывала последнюю, словно родную дочь.

По рассказам Сары, когда-то Энн подобрала ее полумертвой на улице и помогла выжить. Как ни пыталась Эдуарда узнать больше информации о своей любимой покровительнице, та старательно избегала расспросов о своем прошлом, что придавало ее жизни оттенок загадочности и недосказанности. Но что самое удивительное, так это страх, внушаемый ею семье Бернар. Обладая над ними неведомой властью, цыганка продолжала оставаться в их доме, несмотря на их явную недоброжелательность.

— Эдуарда, о чем ты задумалась — вопросительно взглянув на Эдуарду, поинтересовался Луи, вернув ее к реальности утреннего дня.

— Да так….

Эдуарда улыбнулась, а Луи восхищенно присвистнул.

— Какая же ты у нас красавица!

И действительно в свои двадцать лет Эдуарда выглядела просто прелестно. Цвет волос напоминал золотые слитки, за что иногда цыганка в шутку называла ее «Мое Золотое руно». Совершенство фигуры сочеталось с естественной врождённой грацией, черты лица были словно высечены руками великого скульптора, не скупившегося на создание тонкого и нежного образа своего создания. А ее голубые глаза были ясны, спокойны и излучали невинность, приводя в трепет даже самые черствые сердца.

— Вы еще спите! Почему до сих пор не внизу — возмущенно влетев в комнату, спросила Сара, прервав беседу брата и сестры. Месье Жан Вас уже ждет. Собирайтесь — приказала женщина строгим тоном, пресекающим попытку к сопротивлению.

Строптивая цыганка добилась для Эдуарды определенных привилегий в учебе. Все преподаватели, посещавшие Бернаров, были обязаны обучать и ее. Это было еще одной загадкой для девушки, особенно учитывая скупость дяди и тети.

— Эдуарде опять приснился этот странный сон, вот я ее и успокаивал

Девушка кивнула, подтверждая слова брата. Сколько она себя помнила, ее постоянно преследовал один и тот же сон, что не поддавалось никакому логическому объяснению. Порой в него добавлялись новые события, действующие лица, но все равно в них всегда присутствовала птица, похожая на сокола, неизвестный дом, незнакомка и люди в черных масках.

Сара подошла к окну и выглянула.

— Почему ты всегда после моего сна выглядываешь в окно? — удивленно спросила Эдуарда.

Цыганка развернулась и натянуто улыбнулась.

— Чтобы убедиться, что тебе приснился сон. И никаких людей в масках нигде нет!

— Конечно, сон! Я же понимаю, что за окном никого нет — пожала плечами девушка.

— А вдруг Сара кого-нибудь да схватит? Может, маман, которая хочет тебя запугать, надевает по ночам маску? — расхохотался Луи.

— Я узнаю Фани в любой маске — вторила ему девушка и они, хватаясь за животы, не могли остановить поток смеха, провоцирующего слезы в их искрящихся весельем глазах.

— Ну все, хватит, поторапливайтесь, а иначе останетесь без завтрака-напомнила им цыганка о правиле семьи Бернар, скупость которых не знала границ. Так они, дабы сэкономить на продуктах придумывали наказания за нарушения дисциплины. Опоздание приравнивалось к лишению завтрака, обеда или ужина. Иногда они могли разом лишить всего, в тех случаях, когда, например, Эдуарда и слуги не вовремя заканчивала уборку, не успевали приготовить еду или совершали другие мало-мальски привлекательные для применения наказания проступки. Украсть что-то из приготовленного не удавалось. Фани подсчитывала все, даже куски сахара.

Сара направилась к себе в комнату, пару раз замедляя свой шаг, чтобы перевести дух. Сердце ее бешено колотилось, а мысли путались от нескончаемого потока внутренних противоречий. Сегодняшний день был знаменательным как для нее, так и для Эдуарды. Долгие годы она с трепетом и страхом вынашивала план, способный изменить их судьбу.

Дойдя до своей спальни, женщина плотно прикрыла за собой дверь, подошла к комоду и, достав оттуда маленькую шкатулку, вытряхнула все ее содержимое на кровать. В глаза сразу же бросился конверт с печатью. Цыганка присела и, вскрыв конверт, достала оттуда письмо и медальон в форме золотой фиалки. На одном из лепестков сидела птица-кречет вылитая из такого же золота, что и сама фиалка:

— Фиалка наша красива. Сералю впору лишь она, — тихо прошептала Сара и осторожно, с особым трепетом стала читать письмо.

В глазах ее заблестели слезы, и она, прижав медальон к губам, стала что-то шептать на родном языке. Прикрыв глаза, Сара мысленно унеслась в прошлое, вспомнив тот роковой день, стоивший жизни человеческим судьбам, в том числе жизни той, образ которой не покидал ее долгие годы. Ведь именно она поручила ей ответственную миссию, на выполнение которой ушли долгие годы, и теперь перед ней стояла не менее ответственная задача.

— Время пришло, графиня. Тебе пора все узнать — тихо прошептала цыганка.

Немного успокоившись, она взяла конверт с собой и вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Спустившись вниз и удостоверившись, что никого нет, цыганка вышла из дому и быстрым шагом направилась в неизвестном направлении….

Глава 2

Женщина в карете.

В тот же вечер неподалеку от аббатства Дожон, одного из крупнейших монастырей Нижней Оверни, остановилась карета. В этом обстоятельстве не было ничего примечательного, если бы не один немаловажный факт. До самой поздней ночи из нее никто не выходил. Лишь изредка занавес отодвигалась, и можно было различить женский профиль.

Последние отблески света, исходящие от факелов аббатства, стали меркнуть, а затем и вовсе погасли, погрузив округу в полный мрак. И тогда гнетущую тишину ночи оживлял своим присутствием лишь кучер, прохаживающийся взад и вперед.

В самой карете, в молчаливом ожидании и долгой молитве сидела женщина в черном траурном платье и с черной вуалью, надетой поверх головы, складки которой спускались так низко, что колебались от ее прерывистого дыхания. Гордо выпрямив спину, незнакомка казалась вполне спокойной, если бы не нервно трясущиеся руки, выдающие ее сильнейшее волнение. Шли минуты, часы, а она продолжала неподвижно сидеть в одной и той же позе, сцепив руки у груди. Ожидание, полное невыразимой печали, а возможно, тайной надежды, витало в воздухе и кружилось над головой незнакомки, которая временами горько всхлипывала, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. В этот момент любой, кто стал бы свидетелем этой удручающей картины, непременно попытался бы подбодрить женщину, беспомощность которой тронула бы самое черствое сердце.

Наконец к карете быстрым шагом стала направляться фигура в монашеской рясе. Кучер тут же метнулся к дверям кареты со словами:

— Пароль?

— Сераль — прошептал женский голос.

Мужчина кивнул и, пропустив ночного гостя внутрь, занял свое исконное место, ожидая дальнейших распоряжений хозяйки.

Тем временем, услышав посторонний шум, незнакомка вздрогнула и поддалась вперед, с трепетом ожидая ту, которую не видела долгие мучительные годы.

— Моя дорогая графиня! — с этими словами вновь прибывшая сняла свой монашеский капюшон и потянулась к графине.

— О, Сара! — воскликнула женщина и крепко обняла цыганку — Неужели это ты! Боже, благодарю тебя!

Грустная улыбка тронула губы Сары, и она прошептала:

— Прости меня…

— Молчи! молчи! Дай мне тобой полюбоваться! — обливаясь слезами радости, графиня целовала цыганку и сжимала ее руку, не веря в реальность происходящего.

Сара с осторожностью и нежностью откинула назад вуаль своей собеседницы, открыв взору лицо красивой зрелой женщины.

— Моя дорогая! Я знаю, как тяжело тебе пришлось все эти годы. Ты стала затворницей в собственном доме!

— Разве это имеет значение? — прервала ее графиня.

— Имеет, ведь это и моя вина! Все могло быть по-другому — вздохнула Сара.

— Если бы было по-другому, то она могла не выжить! Это был риск, и мы это знаем!

— Ты права! Страх за жизнь нашей малютки и моя клятва связали мне руки.

— Я все понимаю и прощаю. Главное, что вы все живы! — радостно воскликнула женщина.

— Мне так многое хочется тебе рассказать! О том, как мы жили, что было в ту роковую ночь, но у нас так мало времени! — с этими словами Сара поцеловала ее в лоб и, достав из кармана письмо, протянула его графине:

— Это тебе. В нем все, что тебе нужно знать!

Дрожащими руками женщина взяла протянутый конверт.

— Мне пора. Скоро рассвет. Никто не должен видеть нас вместе!

— Когда же я увижу ее? — с надеждой спросила графиня.

— Скоро! И еще….-Сара запнулась, раздумывая, стоит ли открывать графине всю правду.

— Что? — нетерпеливо сжав руку цыганке, спросила женщина.

— Ты больше никогда не видела Дерека?

— Нет. Возможно, мы больше никогда его и не увидим.

— Почему то мне кажется, что это не совсем так.

— Ты что-то знаешь? — нетерпеливым жестом графиня развернула Сару к себе, чтобы взглянуть ей в глаза. — Умоляю, если знаешь, не мучай меня, мне хватила этих долгих лет.

— О, дорогая! Это пока всего лишь предположения. Как только они подтвердятся, я все тебе расскажу.

На прощание женщины еще раз крепко обнялись. Графиня с силой сжала руку цыганки, и хотело было еще что-то добавить, но не успела. Сара выскочила из кареты и, надев на себя капюшон, растворилась в ночи, словно призрак, коим она и была долгие годы.

Как только графиня осталась одна, она тут же вскрыла конверт и вынула письмо с изображенной на нем золотой фиалкой. Медленно, тихо, с расстановкой она стала зачитывать его содержимое, пытаясь впитать в себя каждое слово. Губы ее трогательно произносили вечные слова, запечатленные на бумаге, но живые в памяти и сердце. По ее щекам медленно, болезненно потекли такие привычные и такие горькие слезы. Спутники ее жизни, ее верные «друзья», которые неотступно следовали, а порой и преследовали ее долгие годы. Благодаря им цвет ее васильковых глаз стал менее ярким, но более глубоким. Именно в эту минуту, взглянув в ее глаза полные философии — человек мог увидеть целую череду пережитых событий, а это уже не мало, ведь это целая жизнь…

Глава 3

Семейство Бернар.

Однажды, ближе к полудню, все семейство Бернар собралось за одним обеденным столом, во главе которого по традиции заседал Арно Бернар, по правую руку от него- Фани, Жанна и Луи. Самым, пожалуй, необычным был тот факт, что за столом присутствовали, в том числе Эдуарда и Сара, редко имеющие честь быть приглашенными на семейные обеды или ужины. Но даже в тех редких случаях, которые имели место быть, это выглядело скорее как издевательство, нежели благородная цель родни.

Собрав всех за одним столом, Арно внимательно оглядел присутствующих и торжественно произнес:

— Я хотел сообщить вам одну очень важную новость — при этих словах он таинственно подмигнул Фани и продолжил:

— Через три дня к нам в гости приедет один из приближенных короля Людовика- герцог Филипп Де Бриссак.

— Кто? — услышав новость, Сара побледнела и сжала кулак под столом, да так сильно, что у нее побели костяшки пальцев.

— Герцог Филипп Де Бриссак-повторил Арно, довольный вызванным его словами эффектом.

— Отец, ты сошел с ума! Такая важная персона в нашем доме? — недоверчиво переспросила Жанна.

— Он прибудет в наш дом с определенной целью, — Арно выдержал небольшую паузу, а затем продолжил.

— Он хочет выкупить Кони.

— Нет! — крик девушки эхом пронесся по всему дому, заставив присутствующих вздрогнуть от неожиданности. В этот момент их взгляды были прикованы к возмущенной Эдуарде, которая вскочила со своего места и яростно взглянула на дядю.

— Кто вы такие, чтобы распоряжаться моей Кони?

Породистая и красивая лошадь, подаренная матери неким маркизом П. в благодарность за исцеление травами его подагры, была единственной частичкой, связывающей ее с покойной Энн. Из тех скудных сведений, которыми обладала Эдуарда благодаря Саре, она узнала, что ее мать увлекалась сбором трав, а впоследствии и созданием лечебных настоек. История с маркизом всегда казалась ей неправдоподобной, хотя бы потому, что в ближайшей округе не было ни одного богатого дворянина, способного на подобную роскошь, пусть даже и в благодарность за спасение.

Сколько себя помнила Эдуарда, Кони всегда была рядом. В детстве ей разрешалось к ней подходить, но категорически запрещалось садиться верхом. Лишь по достижении четырнадцати лет Сара научила ее верховой езде, и с тех пор все свое сводное время Эдуарда посвящала конным прогулкам. Ее любовь к Кони была безгранична. Впрочем, и лошадь отвечала ей полной взаимностью, сторонясь всех, кроме, пожалуй, Сары. И даже добряк Луи не смог добиться ее расположения, в шутку говоря, что королевская кровь Кони не признавала простолюдина. Лошадь стала для девушки глотком свежего воздуха, смыслом жизни. И несмотря на то, что Эдуарда могла выручить за нее немалое состояние, она и в мыслях этого не допускала. Вот почему новость, прозвучавшая из уст дяди, повергла ее в шок.

— Кто ты такая, чтобы кричать в этом доме? — придя в себя, Фани пошла в наступление, выбрав воинственную позу и упершись руками в бока.

— Мама, папа, вы не имеете на это право! — воскликнул в свою очередь Луи, пытаясь взять удар на себя.

— Что значит не имеем? Мы ее кормим, поим, одеваем, а она что? Наши расходы на эту неблагодарную превысили стоимость ее лошади! — возмущалась бойкая хозяйка дома.

— Я не позволю вам трогать Кони — решительно заявила Эдуарда.

Теряя терпение, Арно встал со своего места и, грозно хмуря брови, направился к племяннице.

— Ты хоть можешь себе представить, какие деньги мы получим за это животное?

— Это не Кони животное, это вы животные — не выдержала Эдуарда.

Замахнувшись, Арно поднял свою руку, однако не успел нанести удар. Сара ловко ее перехватила и молниеносно приставила нож к его горлу. Мужчина в страхе попятился назад.

— Если ты еще раз посмеешь поднять на нее руку, тебе конец! — грозно прокомментировала цыганка.

Арно Бернар сел на стул и дрожащими руками стал протирать свой потный лоб. Угроза женщины подействовала на него отрезвляюще. Всем было хорошо известно об умении Сара орудовать ножом, а потому главе семейства оставалось лишь смиренно подчиниться ее воле. Какое — то время в зале повисла тишина, позволяющая присутствующим прийти в себя от развернувшейся на их глазах сцены.

— Иди к себе в комнату — не поворачивая к Эдуарде головы, приказала Сара.

Девушка молча повиновалась и чуть ли не бегом направилась в сторону лестниц. Луи последовал ее примеру, перед уходом укоризненно взглянув на своего отца. Одна лишь Жанна не торопилась последовать их примеру. Поняв, что девушка планирует остаться, цыганка обратила на нее красноречивый взор.

— Ну что уставилась? — фыркнула девушка.

— Жанна, быстро к себе! -Фани редко повышала голос на дочь, но сейчас был тот самый редкий случай, требовавший от матери должной строгости.

— Маман, вы потакаете этим двум нищебродам! Пора бы их отсюда вышвырнуть!

— Это решать нам. Ступай к себе! — повторила свой приказ мать.

Девушка встала и, надув свои губы, гордо прошествовала к выходу. Как только она скрылась за дверями, цыганка обернулась к супругам:

— Ну а теперь вы меня внимательно выслушаете ……

Пока она говорила, ее глаза наливались кровью от возмущения и гнева. Арно и Фани, не прерывая, слушали цыганку, и по мере того, как женщина говорила, на их лицах появлялся страх. И только Сара знала причину этого чувства.

Глава 4

Аббат.

Аббатство Д. было возведено на искусственной возвышенности, образованной древними развалинами, и имело свои мельницы, сооруженные благодаря хорошему водоснабжению района. Это было старое здание, но еще довольно крепкое. Много различных легенд и слухов ходило вокруг этого, казалось бы, святого места, что придавало ему оттенок мистичности. Неоднократно местным жителям приходилось слышать странные истошные вопли, леденящие кровь и доносящиеся со стен аббатства. Кто-то рассказывал про птицу кречет, ночами кружащую над святой обителью, а кто-то о призраках в красных плащах, пытающихся найти пропавшую драгоценность.

В тот день в аббатстве не было видно ни одной души, за исключением аббата Жерара Готье. Это был кареглазый, среднего телосложения мужчина лет тридцати с тонкими и правильными чертами лица. Волосы его завивались в шикарные локоны, которым позавидовала бы женская часть населения, а одежда состояла из короткой черной рясы с небольшим воротником.

В то время аббатами назывались все молодые люди духовного звания, в том числе и те, которые не имели священнического сана. Но в связи с тем, что очень многие из аббатов не добивались желаемой цели в церковной иерархии, значительная их масса стала занимать места домашних учителей в знатных домах или же духовных советников и друзей дома. Другая часть духовных лиц, не занимающих особых должностей, пытались добиться успехов в качестве писателей либо поэтов. Жерар был исключением среди основной массы. Целью его нахождения в аббатстве было далеко не стремление занять определенное положение. Ему было всего лишь шестнадцать лет, когда он перешагнул его порог. Он был молод, полон сил и энтузиазма, и всем, кто знал причину его пребывания в стенах аббатства, было грустно наблюдать этого любителя и ценителя жизни запертым и оторванным от мирских благ. У него были свои причины, известные только посвященным.

Находясь в западном крыльце аббатства, Жерар нервно прогуливался вдоль алтаря и порой останавливался, прислушиваясь к собственным мыслям, которые подчас были неутешительными. На его аристократическом лице отражались различные эмоции, в том числе и озабоченность предстоящими событиями, избежать которых братству не удастся, и столкновение с врагом станет неизбежным.

— Жерар! — тихо окликнул аббата священник Симон.

— Вас ожидают! — на ломанном древнем окситанском произнес мужчина.

Применив окситанский, Симон давал понять аббату, что его ожидает весьма влиятельная личность. Не дожидаясь дальнейших объяснений, Жерар направился прямиком к кабинету, предназначенному для подобных встреч. Пройдя длинный, увешанный картинами коридор и дойдя до нужной двери, он тихо постучал и вошел внутрь. Оказавшись в глубине кабинета, аббат очередной раз отметил про себя, как мрачно и величественно выглядела эта обитель тайных встреч. Сколько тайн, слез, печалей видели эти стены, созданные руками тех, кто надеялся на радужное будущее. Сделав несколько шагов вперед, Жерар столкнулся лицом к лицу с Архиепископом Эдуардом М.

— Здравствуйте, дорогой аббат! — еле слышно поприветствовал Жерара архиепископ.

— Добрый день, ваше преосвященство!

Жерар поразился, как сильно Эдуард постарел с момента их последней встречи.

В свои пятьдесят лет архиепископ выглядел очень усталым и болезненным. Но даже несмотря на это обстоятельство, природная красота зрелого мужчины брала вверх. На его морщинистом лице редко можно было увидеть хотя бы тень улыбки. Лишь строгость и властность -следствие долгого руководства над другими и строжайшей дисциплины во всем.

— Ваше удивление столь явственно, что может вызвать лишь мою снисходительную улыбку….В последнее время здоровье меня подводит. Я уже ни в том возрасте, да и энтузиазма становится меньше.

— О, Вы еще полны сил, чтобы совершать невозможное! — воскликнул Жерар.

— Спасибо, сын мой! Ты так похож на своего отца.

— Да, возможно- голос Жерара дрогнул.

— От него нет вестей?

— Пока нет — с грустью заметил аббат.

— Не отчаивайся. Наверняка на то есть причины.

— Надеюсь.

— Даже не сомневайся. Он всегда любил все делать самостоятельно. Этакий горделивый сноб-улыбнулся Эдуард.

Жерар с интересом взглянул на архиепископа. Он так редко улыбался, что казалось, с этой мимолетной улыбкой в комнату проник луч света.

— Вы были очень дружны? — осторожно спросил аббат.

— О да! Все шестеро.

— Шестеро? А кто же был шестым?

Эдуард замялся.

— Тот, кто стал впоследствии нашим врагом

— Ах, это был Паск….

— Да — прервал Жерара архиепископ.

— Как продвигаются наши дела? — тяжелой поступью Эдуард добрался до кресла и сев в него, развернулся к молодому аббату, ожидая ответа. Однако та безмятежность, с которой архиепископ произносил свой вопрос, была напускной. За ней стоял страх услышать то, что могло разбить его мечты, лелеянные им долгие годы.

Аббат молчал, не зная, как преподнести ему новость, которая могла вызвать сильные эмоции. Учитывая сердечные боли, преследовавшие архиепископа в последнее время, это могло его убить.

— Она жива… — выдохнул аббат и стал напряженно ожидать реакции Эдуарда.

Архиепископ вздрогнул и закрыл глаза. Какое-то время он молчал, тяжело дыша. Когда он открыл глаза, Жерар заметил блеснувшие в них слезы.

— Они не оставят ее в покое. Возможно, ее лучше навсегда скрыть от их власти, отправив туда, где ее никогда не смогут найти. Тогда она будет счастлива — каждое слово давалось Эдуарду с огромным трудом, и Жерар понимал причину этой печали.

— Графиня считает, что ей пора открыть правду, и хочет, чтобы она прибыла в поместье. Она имеет право знать и выбрать свой путь.

— Нам с тобой прекрасно известно, что у графини нет выбора. Тем более сейчас, когда на кону… — Эдуард пытался подобрать слова, не решаясь произнести вслух известную им двоим правду.

— Жизнь девочки — закончил свою мысль мужчина.

— Да, вы правы, но они хотят, чтобы она заняла свое место — вздохнул Жерар.

— А как думаешь ты? — неожиданно спросил его архиепископ, прямо глядя ему в глаза

Аббат замешкался.

— Я не имею право решать. Однако если она не займет свое место, начнется война.

— Она уже давно началась — горько заметил Эдуард.

— Да, но война начнется внутри братства, и это нас разрушит.

Жерар задумался, а затем добавил.

— Есть еще кое-что…

Аббат покопался в кармане и извлек оттуда аккуратно сложенную бумажку. Под взглядом архиепископа он развернул ее и стал медленно читать на окситанском языке:

— «Вальтер не дремлет.

Конь сгорит.

Паук отравит.

Змей ужалит!»

Подняв глаза на Эдуарда, Жерар вздрогнул. Архиепископ скорчился, как будто бы от удара, и стал похож на глубокого старика, столь мрачно и безжизненно он выглядел в эту минуту.

— Отдай ее мне! — приказал архиепископ.

Мужчина покорно протянул ему записку и молча отошел к окну, заранее предполагая намерения Эдуарда. Архиепископ взял в руки злополучную записку и подошел к камину.

— Запомни, Жерар, даже под страхом смерти ты не должен говорить о ее местонахождении кому бы то ни было. Даже мне.

Эдуард с яростью бросил клочок бумаги в огонь, как будто бы надеясь, что сила огня сможет справиться с тем бременем, с которым не под силу было справиться целому братству.

Через несколько дней после описанной выше встречи, в полночь в аббатстве Д. стали происходить странные события. Погасло пламя свечей, и в темноте ночи послышался истошный мужской вопль, вслед за которым прозвучал громкий свист, а затем раздались раскаты грома, и полил сильный ливень, как будто сама природа решила дополнить и без того жуткую картину своими капризами. И вновь жители заговорили о проклятии и призраках, казалось бы, давно забытых дней. Одни говорили, что видели убегающего мужчину с горбом на спине, другие — что в одном из окон аббатства мелькнул женский силуэт с острым клинком. Однако были и те, кого воображение занесло еще дальше. Они твердили, что над крышей кружилась птица, похожая на сокола с отрубленной в клюве головой. Горожанами овладело страшное предчувствие, ведь на протяжении долгих лет в округе было мирно и спокойно:

— Неужели проклятие вернулось в стены аббатства?

— Ноги моей больше не будет в этой обители, теперь уже неизвестно чьей. Добра или зла!

И тогда заговарила самая старая жительница Оверни. Жанет:

— Когда я видела кречета в последний раз, случилось страшное! — поговаривала она, нагоняя жути своими словами.

— И что же произошло? — допытывались любопытствующие.

— Ах, лучше вам этого не знать.

Старая женщина упорно хранила молчание, несмотря на мольбу и просьбы жителей. Казалось, одно упоминание о событиях прошедших лет вызывало в ней желание бежать далеко за пределы Оверни.

Люди всерьез задумались, ведь Жанет обладала здравым умом и трезвой памятью, несмотря на свой преклонный возраст. После неутешительных умозаключений, а также исчезновения Жерара, которого более никто не видел с той злосчастной ночи, покой жителей был окончательно нарушен. Как ни пытались они выяснить местонахождение аббата, на все их расспросы Симон отвечал коротко и лаконично:

— Аббат совершает поломничество. Где именно, мне неизвестно.

После краткого отчета монах неторопливо разворачивался и уходил прочь от пристального взгляда окружающих, жаждающих получить хоть какую-нибудь информацию от несговорчивого монаха. Лишь однажды он нарушил свое молчание и позволил себе сказать больше, чем необходимо. Прогуливаясь ночью по саду, монах разглядел возле ворот миниатюрную фигуру девушки, напряженно вглядывающейся в окно комнаты, в которой проживал Жерар. Не обнаружив ни малейших признаков жизни, девушка решительно стала стучать в ворота:

— Что ты тут делаешь, Антуанетта? — испуганно озираясь по сторонам, подбежал к ней Симон.

— Ищу Жерара. Слухи о его исчезновении добрались и до нас — тихо промолвила девушка.

— Ты же знаешь, как нам необходимо соблюдать осторожность. И ставишь все под угрозу, — быстро проговорил Симон, открыв ворота и пропуская девушку внутрь.

— Симон, умоляю, скажи только одно. С ним все в порядке? — с надеждой в голосе спросила Антуанетта.

Симон помотрел на Антуанетту и его обычно непроницаемое, лишенное эмоций лицо смягчилось.

— Да, — коротко ответил Симон.

— Что же тогда здесь произошло — встревожено поинтересовалась девушка.

— За ним пришел горбун Жюль, — шепотом ответил монах.

— Зачем?

— Они должны встретиться с Хромым.

Девушка схватила руку Симона и прошептала с надеждой:

— Хромой жив?

— Да….

— Слава Богу! — Антуанетта возвела глаза к небу.

— Я сейчас же отправлюсь к Жюлю.

— Нет, — резко ответил Симон.

— Почему?

Симон напрягся, боясь сказать правду.

— Ты что-то недоговариваешь?

Антуанетта слишком хорошо знала монаха, чтобы понять, что за его ответом кроется что-то страшное.

— Хромой и Жерар поедут в замок Вальтера. У него наши братья…

Антуанетта отшатнулась и побледнела. Заглянув в ее глаза, Симон увидел то, что наблюдал каждый раз, как только речь заходила о Вальтере.

Глава 5

Жерар.

Жерар не знал, когда и каким образом он должен встретиться с Хромым, но был уверен в одном: рано или поздно встреча состоится. Осознание этого обстоятельства наполняло мужчину огромной радостью. Последний раз он видел его несколько лет назад, перед тем, как прошла страшная весть о бесчинствах Демона Ночи, известного под именем Вальтер. Тогда Хромой отправился вместе с другими братьями искать союзников с целью остановить злодеяния врага. Поначалу Жерар получал от него вести, но их становилось все меньше, а со временем они и вовсе перестали поступать. Тогда страшные догадки стали терзать сердце молодого аббата. Ожидание для него было мучительным и длилось целую вечность до событий вчерашнего дня, взбудораживших целую округу.

Покинув стены аббатства, Жерар прибыл в квартал Маре, где на время снял комнатушку, условия проживания в которой оставляли желать лучшего. Чтобы остаться незамеченным и не привлекать к себе излишнего внимания, он одевался, словно местный торгаш, стараясь менять при этом и свою речь. С соседями он практически не общался и жил сам по себя, время от времени выходя из квартала в поисках необходимой информации и покупая себе все самое необходимое. Вечерами, не изменяя себе, он горячо молился, а ночами долго лежал в кровати без сна, с беспокойством глядя в потолок и размышляя. За долгие годы Жерар, наконец, получил столько свободного времени для своих мыслей, сколько никогда не имел в своем распоряжении.

С момента, как он поселился в квартале Маре, прошло более двух месяцев, и уверенность его пошатнулась. Мужчину стали терзать смутные опасения и невольные сомнения. Только одно обстоятельство могло помешать Хромому встретиться с ним. В холодном поту аббат открывал настежь окна, вглядываясь в ночные силуэты и надеясь разглядеть до боли знакомый образ. Ни одной весточки или заслуживающего внимания случая, позволяющего предполагать, что это могла быть подсказка.

В былые времена Хромой выстраивал целую стратегию, чтобы передать весточку различными способами, используя людей, обстоятельства и определенные события. Именно по этой причине аббат был так внимателен к деталям, ведь в них подчас таилась разгадка.

В тот момент, когда надежда, казалось бы, окончательно оставила Жерара и он готов был вернуться в Дожон, случилось то, ради чего он затеял весь этот путь. В пятницу вечером, в один из пасмурных и дождливых дней, когда жители квартала предпочитали находиться в тепле родного очага, Жерар, наконец, получил долгожданную весточку. Сидя в своей мрачной комнатушке, мужчина принялся писать письмо, как вдруг услышал тихий свист. Бросив перо, он выскочил из комнаты, но никого не обнаружил. Какое-то время аббат стоял в дверях и рассматривал длинный пустой коридор, пока какое-то шуршание не привлекло его внимание: в дальнем углу коридора показался мальчишка лет двенадцати. Увидев, что привлек внимание аббата, мальчик поманил его рукой. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Жерар подошел к мальчугану, лицо которого было перемазано сажей, отчего черты лица, кроме огромных карих глаз, были скрыты под слоем грязи.

— Мсье, Вас зовут Жерар?

— Да, сынок — улыбнулся аббат.

— Наклонитесь ко мне ближе.

Жерар повиновался и приблизился к мальчугану. По мере того, как мальчик говорил, аббат воодушевлялся, и лицо его, обычно суровое, просветлело от радости.

— Спасибо, сынок! Держи! — аббат достал монетку и протянул мальчику, глаза которого засветились при виде долгожданной награды.

Той же ночью по кварталу Маре неспешно прогуливался мужчина в просторной, протертой до дыр одежде, скрывавшей его фигуру, а шляпа, увешанная разноцветными перьями, удобно скрывала лицо, вводя в заблуждение тех, кто встречался ему на пути.

В тот период в квартале Маре водились воры и те, кого называли безликими, без места жительства и родни, главной целью которых являлось утоление жажды и голода. Поэтому Жерар с его маскарадом не вызывал никаких подозрений, что было ему только на руку. Оказавшись в условленном месте, где сонно раскачивались безобразные тени стариков и нищих, Жерар вздохнул и погрузился в воспоминания многолетней давности, прерванные тихим свистом.

— Ну, здравствуй, сын! — прозвучал из темноты знакомый до дрожи голос.

Жерар снял капюшон и вышел на свет.

— Отец!

Хромой сделал шаг вперед, и аббат, более не сдерживая своих эмоций, крепко обнял отца, увидеть живым которого он уже и не надеялся. После первых минут радости от долгожданного воссоединения после разлуки, наступил момент истины, проливший свет на исчезновение Хромого. Когда-то гордое и красивое лицо мужчины было покрыто морщинами и шрамами, но ни это вызвало дрожь аббата. На левой щеке Хромого стояло клеймо, наводящее ужас на все братство.

Глава 6

Встреча в лесу.

После прозвучавшей как гром среди ясного неба новости о продаже Кони, Эдуарда не знала покоя ни днем ни ночью, ожидая свиты Де Бриссака. К сожалению, угроза Сары не могла исправить не поправимое. Отказать такому могущественному человеку, как Де Бриссак, означало бросить вызов самому королю, а это было равносильно смертному приговору. Как не силилась Эдуарда смириться с неизбежным, где-то в глубине своей души она надеялась на благополучный исход. Одно она знала наверняка — ей предстояла борьба, и отступать она не собиралась.

Пока девушка терзала себя неутешительными мыслями, началась грандиозная подготовка к предстоящему приему гостей. В доме кипели нешуточные работы, сопровождающиеся скандалами и интригами. Чем меньше времени оставалось до прибытия герцога, тем больше увеличивалась продолжительность рабочего дня, а вместе с ней и усталость, граничащая с истощением. Бывали случаи, когда кое-кто из слуг падал в обморок, в том числе и сама Эдуарда. Просьбы о более легком режиме дня сталкивались с неприклонной решимостью Фани довести рабочих до бессознательного состояния, лишь бы все было закончено в срок. Напряженность становилась осязаемой почти физически. Раздавая приказы, Жанна и Фани были недовольны практически всем, потому как их масштабные желания не соответствовали реальному положению дел, а точнее финансовой составляющей их кошелька. Щедрые на крики и вопли они поносили всех без исключения, сетуя на неповоротливость рабочих, мастеров, кухарок и садовников. В поле их зрения попадала в том числе и Эдуарда, по обоюдному мнению обоих, не способная исполнять должным образом свои обязанности и организовывать работу других. Несмотря на то, что сроки поджимали, а рабочих рук не хватало, сами они считали ниже своего не существующего дворянского достоинства вносить хоть какой-либо вклад в общее дело. Но не только они не были задействованы в трудовых буднях и вечерах. Сара уходила, едва за окном рассветало, а приходила тогда, когда дом погружался в кромешную тьму, и лишь усталый храп прислуги сотрясал ночную тишину. Никто из семейства Бернар не задавал ей лишних вопросов, кроме Эдуарды, но цыганка отвечала на них уклончиво и скудно, оставляя шлейф недосказанности. Оставаясь без покровительства своей сильной попечительницы, девушка подвергалась еще большим нападкам со стороны семейства, за исключением Луи, поддержка которого, к сожалению, проявлялась крайне редко в силу его частого отсутствия, когда Фани под различными предлогами отправляла его в местную деревню.

Каждый вечер Эдуарда приходила в свою комнату и падала без задних ног, не имея сил пошевелиться. Слезы отчаянья застилали ей глаза, а сердце разрывалось от боли и возмущения. Девушке была ненавистна сама мысль, что приходилось наравне с другими принимать участие в подготовке дома к приезду ее врага. По ее мнению, проявленное в связи с этим обстоятельством малодушие обрекало ее на проигрыш, сковывая волю к победе.

Порой, превозмогая неимоверную усталость, она отправлялась в конюшню навестить Кони. Лошадь, чувствуя беспокойство хозяйки, склоняла голову и облизывала ей руки, проявляя таким образом свою преданность и любовь. В такие трогательные моменты Эдуарда готова была поддаться сиюминутным порывам и, оседлав свою любимицу, ускакать прочь от ненавистного семейства. Но реальность брала вверх, и девушка горько всхлипывала, осознавая, что идти ей некуда, да и Сару она не бросит. Тогда, понурив плечи, она возвращалась к себе в комнату, жалея себя в своей, как ей казалось, бессмысленной жизни, в которой не было любви, родителей и собственного дома.

За два дня до приезда герцога Арно немного захворал, и Эдуарду отправили в местную деревню за лекарем. Времени у нее было в обрез, поскольку осталась куча недоделанных работ, невыполнение которых грозило очередной порцией ругательств и лишением еды. А потому она решила сократить путь и отправилась через лес. Время было обеденное, и полило жаркое солнце. Несколько раз девушка останавливалась, утоляя жажду водой. Когда же фляжка опустела, Эдуарда свернула к реке и, спустившись по крутому склону, оказалась возле долгожданной прохлады. Очередной раз мысленно пожалев, что не поскакала на Кони, она решила немного передохнуть и присела на камень, напевая знакомые с детства слова песни:

Когда-то были мы детьми.

И в Фиалке счастье обрели.

Там смех звучал, и счастье было.

Любовь и дружба с нами жили.

Она не слышала позади себя хруст веток и пару глаз, вперившиеся ей в спину, пока ржание лошади не перекрыло шум реки и ее одиночное пение.

Вздрогнув, девушка обернулась и увидела незнакомого мужчину, поражающего воображение своей красивой и величественной внешностью. Он стоял, прислонившись к дереву, и с любопытством ее разглядывал. Неподалеку от него была пришпорена красивая породистая лошадь — признак благосостояния и высокого положения ее владельца. Эдуарда тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, думая, что все это ей мерещится.

— Мадемуазель, не будете ли Вы так любезны подсказать, где находится дом Бернаров? — голос незнакомца долетел до слуха девушки, и она с трудом сглотнула. Набрав в легкие побольше воздуха, она начала лихорадочно соображать, кем мог быть путник, если интересовался их домом. Тем временем мужчина, не теряя времени, спустился к реке:

— Вы меня слышите, мадемуазель?

Эдуарда с трудом покинула свое место и, подойдя к приближающемуся мужчине, выпрямила спину. Все в незнакомце говорило о высоком положении в обществе, что отражалось как в манерах, так и в одежде.

Когда их взгляды встретились, девушка вздрогнула. Что-то холодное, жестокое, а еще невероятно магнетическое было в этом будоражащем взгляде, а шрам на левой щеке только подчеркивал мужественность его обладателя. Эдуарда невольно обратила внимание на его чувственные губы, над которыми виднелась сексуальная родинка. Его впечатляющая внешность привела девушку в неописуемый трепет, чего раньше с ней никогда не случалось, ведь таких мужчин ей еще не приходилось встречать на своем пути. Единственное ее общение с противоположным полом сводилось к дружбе с несколькими паренькам из местной деревни.

— С какой целью интересуетесь, мсье? — Эдуарда замерла, ожидая ответа. Острая мысль тут же пронзила девушку, едва она успела произнести свой вопрос: перед ней, наверняка был кто-то из свиты герцога.

— А Вы весьма любопытны, мадемуазель.

При последних словах незнакомец подошел ближе, и немое удивление отразилось на его лице. Девушка невольно попятилась назад.

— Я вас напугал?

— Я не из пугливых!

— Могу я поинтересоваться, как вас зовут? — с улыбкой продолжал мужчина, довольный произведенным эффектом.

— А Вы весьма любопытны, мсье, — иронично ответила Эдуарда.

— Хм… В этом весь я! И все же Вы не ответили на мой вопрос?

— Так же, как и Вы на мой, — упрямо вздернула подбородок девушка.

— Я непосредственная представительница семьи Бернар. Эдуарда, племянница Арно. Прошу любить и жаловать-хохотнула Эдуарда.

— Эдуарда, — повторил незнакомец, как-будто пробуя ее имя на вкус.

— Вы хорошо поете… Песня детства…

— Откуда Вы знаете, что это песня детства?

Эдуарде показалось, что на миг лицо незнакомца дрогнуло, и он даже побледнел.

— Догадался. Наверняка Вам напевала ее мама.

— Нет, Вы ошибаетесь, — резко ответила Эдуарда.

— О, простите, если обидел.

— Ничего подобного.

Оглядев дерзкую особу с ног до головы, мужчина предложил:

— Вы вся в грязи. Не возражаете, если я помогу Вам добраться до дома. Боюсь вас не узнают, если Вы продолжите свое лесное путешествие.

Эдуарда хотела уже возмущенно ответить, но неожиданно осеклась. Он был прав: она действительно сильно перепачкалась, да так, что, казалось, к ее платью прилипла вся местная листва, а ноги скупались во всех встречаемых ею лужах. Девушка почувствовала себя неловко и обругала себя за несообразительность. Она могла вымыть ноги в реке, так нет же, ей вздумалось понежиться на солнышке. А теперь она, такая нелепая стояла рядом с эталоном элегантности и красоты и чувствовала, как краска стыда заливает ее лицо.

— Благодарю за любезность, но, боюсь, вас тоже не узнают, если Вы окажите мне такую честь, — съязвила девушка, быстро взяв себя в руки.

— Вы не ответили на мой вопрос? Зачем вам семья Бернаров?

— Я из свиты Филиппа Де Бриссака.

Эдуарда фыркнула, она уже и сама догадалась, что стоящий перед ней мужчина ни кто иной, как один из сопровождающих ее врага, а потому она лишь холодно кивнула, почувствовав, что опасность приближается.

— Тогда удачи в поиске дома Бернаров.

Эдуарда хотело было пройти мимо, но мужчина схватил ее за локоть и развернул к себе. Его серые глаза блестели каким-то особенным блеском. От него исходила невероятная сила, которую Эдуарда чувствовала каждой клеточкой своего тела.

— С Вашей стороны это неслыханная дерзость! Узнай об этом герцог, прикажет высечь вас за такое отношение к его приближенным!

— Меня нисколько не заботит Ваш господин! Можете смело передать ему мое послание, чтобы он возвращался назад, так как я не собираюсь отдавать ему свою Кони! — Эдуарда буквально вырвалась из рук мужчины и побежала по тропинке, ни более не оглянувшись.

Незнакомец еще долго смотрел ей вслед, и на его лице не было и тени прежней улыбки. Если бы в эту минуту Эдуарда могла выдеть выражение его лица, она содрогнулась бы всем сердцем, потому как оно не предвещало ей ничего хорошего.

Глава 7

Герцог Филипп.

Несколькими часами позже, возвращаясь домой, Эдуарда предавалась мыслям о незнакомом всаднике и той грубости, которую она позволила по отношению к нему. С ее стороны это выглядело верхом бестактности и безрассудной смелости. В ней появилась неведомая ранее сила, способная противостоять надвигающейся угрозе и еще что-то в чем она пыталась разобраться. Вся ее женская сущность, запрятанная где-то глубоко, была в миг разбужена незнакомцем, имени которого она так и не узнала. Она ни капельки не жалела о сказанном и готова была держать ответ даже перед самим герцогом.

На улице уже смеркалось, и Эдуарда ускорила шаг, опасаясь гнева Фани. Приближаясь к дому Бернаров, девушка заметила мелькающие экипажи, суетящихся слуг, лающих охотничьих собак и важно расхаживающих дворян. Сердце ее упало, ведь это означало только то, чего она ожидала меньше всего на свете — преждевременное прибытие герцога.

— О нет, — тихо прошептала девушка. В голове пульсировала только одна мысль: «Кони!».

Эдуарда бросила сумки на землю и кинулась со всех ног в сторону конюшню. Запыхаясь, она вошла внутрь и замерла, увидев знакомую фигуру. Радостная улыбка озарила лицо девушки, и она кинулась в объятия той, в которой видела надежду на спасение:

— О, Сара! — крепко обняв цыганку, Эдуарда почувствовала невероятное облегчение.

— Где ты была? Я обошла весь дом!

Эдуарда удивленно взглянула на женщину.

— Никогда не видела тебя такой ….озабоченной.

— Я испугалась за тебя! Мало ли что могла прийти тебе в голову в свете последних событий, — не отводя задумчивого взгляда от девушки, призналась цыганка.

— Все нормально. Полагаю, бессмысленно спрашивать тебя, где ты была все это время?

— Пока не могу рассказать. Поверь, это только во благо.

— Ладно, не буду мучить тебя своим допросом, а иначе еще больше запутаюсь в твоих тайнах. О, моя Кони! — Эдуарда переключила свое внимание на лошадь и, прислонившись к стойлу, под тихое фырканье Кони, стала поглаживать ее бархатистый нос — Я так соскучилась по тебе! — внезапно лицо девушки помрачнело — герцог Филипп уже здесь?

— Да-коротко кивнув, ответила Сара и отвернулась, спрятав свои эмоции, красноречиво отражающиеся на ее лице при упоминании имени герцога

— Что же нам делать — девушка стала нервно заламывать руки, глядя на Сару умоляющим взглядом. Она надеялась, что цыганка обязательно что-то придумает, как она обычно делала в сложных ситуациях.

— Ах, если бы это был всего лишь страшный сон!

Развернув девушку к себе, Сара приподняла ее подбородок и заглянула в испуганные, растерянные глаза своей подопечной.

— Верь мне. Все будет хорошо!

Девушка не была так уверена в словах цыганки. После встречи с незнакомцем. С ее губ готово было сорваться признание о легкомысленном поступке в лесу, но скрип ворот прервал ее признание.

— Ах, вот вы где! — Жанна и ее родственница Сюзанны Вандель, буквально вплыли в конюшню в своих чистеньких, накрахмаленных платьях, тут же скорчив гримасы отвращения на своих напудренных лицах.

— Я же сейчас вся перепачкаюсь и буду вонять! Жанна! — чуть ли ни хныкала девушка

— Вообще — то это конюшня, вполне естественно, что здесь грязно и воняет — заметила иронично Эдуарда.

— Вообще-то я знаю, — парировала Жанна.

— Маменька послала меня взглянуть, не удрала ли ты со своей лошадкой, ведь герцог уже здесь! — победоносно заявила девушка.

— Не слепая, видела кареты.

— Настоящий мужчина, красавец! — восторженно заметила Сюзанна, на время забыв о временном неудобстве конюшни и предавшись сладострастным воспоминаниям о герцоге.

— Ладно, пойду сообщу маменьке, что ты еще не окончательно выжила из ума, чтобы пойти против Де Бриссака.

— Ты бы лучше последила за своим язычком, а не то против тебя пойду я.

Выпучив грудь вперед, Сара вплотную подошла к девушке.

— Хм… А вот и защитница подоспела. Боюсь, что даже ты со своим кинжалом уже ничего не сможешь сделать. Против Вас приближенный короля со своей свитой, — высокомерно заметила Жанна и прошествовала к выходу, потянув за собой Сюзанну.

— Я могу пустить в ход не только оружие, но и колдовство! Я дочь своего народа и могу очень многое. Например, сделать так, чтобы завтра ты проснулась без языка! — крикнула им вслед Сара. Отразившийся на лице девушки испуг подействовал на цыганку еще сильнее, и она захохотала от всей души, да так зловеще, что даже Эдуарда содрогнулась, а Сюзанна чуть не рухнула в обморок.

— Здесь явно не хватает инквизиторов.

Жанна буквально выбежала из конюшни, а вслед за ней последовала и Сюзанна, перепуганная до смерти.

— Будьте осторожны, красавицы. Герцог вам не по зубам — продолжала кричать цыганка, искренне наслаждаясь их страхом.

— А ты действительно владеешь магией — задумчиво спросила Эдуарда, как только девушки скрылись из вида.

Смех Сары резко прервался, и женщина удивленно воззрилась на свою подопечную.

— С какой целью интересуешься?

Девушка замялась.

— Ты хочешь остановить герцога с помощью колдовства? Ах, милая, если бы все было так просто! Магия — это зло, в каких бы целях она не использовалась.

— Я понимаю, — вздохнула Эдуарда, печально склонив голову.

— Мы что-нибудь придумаем. Обещаю!

— Сара, скажи, а ты когда-нибудь ее использовала — понизив голос, с интересом спросила девушка.

— Да, очень давно. С тех пор я поклялась, что больше никогда не буду даже пытаться.

— Почему?

— Потому что я сделала только хуже, и случилась непоправимая беда.

Сара поежилась, словно от порыва холодного ветра. Волна воспоминаний вихрем пронеслась в ее голове, всколыхнув старые раны.

Эдуарда тоже задумалась, но не над признанием Сары, а над словами Жанны, в которых была истина. Им не одолеть герцога.

Такое огромное количество людей, переполняющих дом Бернаров, история семьи еще не знала: дворяне со своими слугами, лучшие повара Дижона, поэты, трубадуры, друзья семьи и даже местные жители, откликнувшиеся на призыв о помощи. За какие-то считанные минуты левое крыло дома было нагромождено вещами и всевозможными предметами, а гостевые комнаты заняты вновь прибывшими гостями и их пажами. Что-то возбуждающее и иллюзорное витало в царившей атмосфере. Женщины были воодушевлены присутствием знатных мужчин, горничные полны сказочных надежд о несбыточном будущем, а сами виновники грез снисходительно потешались, потому как сердца их были развращены признанными красавицами двора, яркий образ которых вытеснял деревенскую простоту местных дам.

Вызванный приездом гостей хаос был похож на болезнь, симптомы которой сопровождались повышенной возбудимостью, бессонницей, а порой и агонией.

Даже Эдуарда, подхваченная вихрем противоречивых эмоций, подверглась болезни сердца, разрывающегося на части: одна мечтала, чтобы все было по-прежнему и вся свита во главе с их предводителем исчезла из их жизни. Другая жаждала вновь встретиться с серыми глазами незнакомца.

И во всей этой суматохе запретных желаний трезвый рассудок сохраняла одна лишь Сара, воспринимая происходящее как что-то способное причинить огромный и непоправимый вред. Она могла часами стоять у окна и размышлять о чем-то сокровенном, о чем-то, что приводило ее в неописуемую грусть, и отражалось в ее глазах, наполненных слезами. Каждый раз, проходя мимо прибывших гостей, цыганка замирала, боясь встретиться с самым главным из них. Она делала все возможное, чтобы оттянуть эту встречу, неизбежность которой была предрешена, но исход которой был непредсказуем.

Назначенный позже обычного ужин должен был стать началом торжественного знакомства, и по этой причине на какое — то время каждый гость и обитатель дома скрылся в своих апартаментах, подготавливая вечерние туалеты. Среди свиты герцога было несколько придворных дам, чей шик приводил в восторг всех без исключения, а в особенности Фани, Жанну и Сюзанну, всем сердцем позавидовавших красоте и богатству последних. Они с нетерпение и нескрываемым любопытством ожидали их появления в общем зале, желая полюбоваться придворной модой, а возможно и чему — то поучиться.

Несмотря на свои эмоции по отношения к Филипу, Эдуарда тоже находилась в ожидании ужина, надеясь, что Бернары пригласят их с Сарой. Она подготовила свой лучший наряд, когда- то подаренный ей цыганкой, и стала приводить себя в порядок. Более — менее удовлетворившись своим отражением в зеркале, девушка присела у окна, наблюдая за светом факелов в руках лакеев, расхаживающих возле дома и охраняющих экипажи своих господ. В этот момент она представила себя знатной дамой в красивом вечернем платье, прибывшей на одном из таких роскошных экипажей. И тогда, подумала она, у нее непременно было бы больше шансов очаровать незнакомца и быть избавленной от всеобщих насмешек. К сожалению, реальность была другой, и в этой реальности ее положение было незавидным. Девушка глубоко вздохнула и, положив голову на руки, закрыла глаза, не заметив, как усталость взяла над ней верх, и через какое-то время она уже мирно посапывала, забыв обо всем на свете.

— Эдуарда! Эдуарда! Проснись!

Девушка медленно открыла глаза и увидела склоненную над ней голову Сары. Сонно потянувшись, Эдуарда спросила:

— Нас зовут на ужин?

— Нет. Фани об этом даже и не думает.

Говоря это, цыганка вздохнула с облегчением. Ей меньше всего на свете хотелось оказаться за одним столом с гостями, в особенности с герцогом. У нее появился еще один день отсрочки. Однако, к удивлению Сары, реакция Эдуарды, напротив, была отнюдь не радостной. Девушка была огорчена и разочарована.

— О, милая! Тебе хотелось попасть на ужин?

Девушка колебалась лишь мгновение, но затем призналась. Хоть и не до конца.

— Да. Мне хотелось разок почувствовать, как это — находиться среди дворян, а возможно, почувствовать себя одной из них.

С губ цыганки готово было сорваться признание, но она вовремя взяла себя в руки.

— Ты лучше всех этих заносчивых дворян! Это они должны мечтать оказаться с тобой за одним столом! В тебе столько достоинство и благородства, которыми они не обладает в своем прославленном развратом, роскошью и интригами дворе!

Эдуарда улыбнулась.

— Твоя любовь затуманивает твой разум — сквозь слезы проговорила девушка.

— О нет! Моя любовь открывает мне разум! Запомни: прославленные именами предков, их положением и богатством, они так мало знают о славе, чести, благородства, истинного рыцарства! Они не проявляли доблести на полях сражений, не защищали мечом честь дома, честь женщин, детей! Что знают они, кроме того, чтобы почивать на лаврах отцов? Вот кто они, вся эта знать, что собралась сегодня под одной с нами крышей.

— Ты права. Но у них есть то, о чем я, твоя достойная и благородная подопечная, как ты утверждаешь, жаждет получить всей душой.

— И что же это?

— Свобода! Они вольны делать все, что им вздумается!

— О нет! Ни всегда и ни все! Они тоже не свободны. Их ограничивают правила и предрассудки их же общества…

— А ты? Ты же наверняка обладала свободой?

— О да! Дитя своего народа! Я была словно ветер, неуловимая, быстрая, свободная!

— И что же произошло?

Сара пронзительно взглянула на Эдуарду, как будто бы пытаясь проникнуть в каждую клеточку ее существа.

— У меня появилась Ты!

— О, Сара!

Девушка крепко обняла цыганку.

Сдержанно улыбнувшись и немного подумав, Сара решила:

— Ну что же, раз ты так хотела сегодня попасть на ужин, я могу кое-что для тебя сделать.

— Что — удивленно вытаращила глаза девушка.

— Идем со мной. И не задавай лишних вопросов.

Эдуарда улыбнулась. Цыганке всегда удавалось ее удивить, и, по-видимому сегодняшний день не был исключением.

Молча последовав за своей покровительницей, девушка была крайне удивлена, когда Сара привела ее на заброшенный чердак, давно позабытый членами семьи, представляющий собой место ссылки отслужившей свой век мебели, заваленной разным хламом, проросшей паутиной. Здесь были и сломанные старые стулья, ржавая кровать, когда украшавшая комнату Жанны, ветхие ковры с дрявыми углами и множество других вещей, не представляющих какой-либо ценности.

— Как странно, что все забыли о нем. Здесь еще столько свободного пространства, — задумчиво заметила девушка.

Эдуарда поймала себя на мысли, что приведи она чердак в надлежащий вид, он вполне мог стать для нее удобным пристанищем, чтобы спрятаться от тошнотворной удушливости Фани.

— Очень хорошо, что забыли, — подмигнула ей Сара.

— И сейчас ты поймешь, почему.

Не дожидаясь вопроса, готового сорваться с губ Эдуарды, женщина подошла к небольшому проему в дальнем углу чердака и надавила на выпуклость, спрятанную за огромным комодом с наваленными на нем старыми детскими игрушками. Не прошло и нескольких секунд, как стена со скрипом стала медленно открываться, и вот уже перед взором Эдуарды предстала маленькая комната с небольшим отверстием в стене в виде окна. Девушка в нерешительности замерла у порога и, не скрывая своего искреннего удивления, воскликнула:

— Что это?

— Потайное убежище.

— Откуда ты про него знаешь- не унималась девушка.

— Я давно его обнаружила, однако никому о нем не говорила, что советую сделать и тебе, — многозначительно улыбнувшись, ответила ей Сара.

— Проходи, смелее.

Перешагнув порог, Эдуарда ахнула. Маленькая комнатка оказалась на удивление уютной и вполне жилой: ближе к стене стояло мягкое уютное кресло с накинутым на него покрывалом, рядом — небольшой столик с вазой и полевыми цветами. В левом углу возвышался ряд полок, показывая корешки книг, а чуть поодаль от них — высокий серебряный канделябр:

— Не тот ли этот знаменитый канделябр, потерянный в прошлом году и вызвавший переполох в доме?

— Именно он! — расхохоталась Сара.

— Фани тогда перевернула все верх дном! Вот я тогда потешалась!

— А у нее, между прочим, мог случиться сердечный приступ, — вторила ей Эдуарда, заливаясь смехом при воспоминании о том, как покраснело от досады и злости лицо ее тетушки.

Когда смех утих, и девушка еще раз обвела взглядом окружающую обстановку, ее пронзила неожиданная мысль:

— Значит, ты проводишь время здесь?

Сара растерялась, застигнутая врасплох вопросом девушки. Но быстро взяв себя в руки, она широко улыбнулась и ответила:

— Иногда да. Обещай мне, если я неожиданно исчезну, не оставив вестей, ты должна прийти сюда и найти послание.

— Обещаю.

— Это единственное место в доме, где можно хранить что-то ценное. А еще очень удобное для того, чтобы наблюдать.

Как будто в подтверждении ее слов обе собеседницы услышали голос, возвещающий о начале ужина. Сара склонилась к отверстию в стене, позволяющему наблюдать за происходящим, и поманила Эдуарду к себе. Девушка была поражена возможности хорошо видеть и слышать все, что происходило в зале, оставаясь при этом скрытой от посторонних глаз.

— Это место — настоящая находка, — прошептала девушка. Цыганка кивнула в знак согласия.

Тем временем гостиная стала понемногу наполняться гостями, торжественно встречаемых семейством Бернар. Никогда прежде Эдуарде не приходилось видеть такое разнообразие нарядов и дорогих украшений: на всех дамах были надеты платья с распашной юбкой, позади которой развевался шлейф, у кого-то спереди, а кого-то с боков, завернутый в виде валиков. Рукава платья были украшены оборками, а неглубокое декольте обшито кружевами. Дамский туалет дополнялся ювелирными украшениями: кольцами, серьгами, ожерельями и веером. Даже Жанна в своем платье, еще совсем недавно казавшемся Эдуарде верхом элегантности, выглядела блекло и старомодно. Девушка вздохнула, подумав о том, как нелепо выглядела бы и она среди всей этой помпезности, напоминающей произведения искусства. Затем ее взгляд плавно переключился на стол, ломящийся от разнообразных блюд, и она, не удержавшись, обернулась к Саре:

— И откуда у Фани и Арно столько денег, чтобы организовать такой прием?

Вопрос сорвался с губ Эдуарды прежде чем она успела осознать, что уже знает на него ответ, и выражение лица Сары подтвердило ее догадки.

— Неужели Филипп уже заплатил им за Кони?

Не успела женщина ответить, как заиграла музыка, а затем глашатай возвестил о прибытии Филиппа. Присутствующие, включая Сару и Эдуарду, замерли в ожидании герцога. И когда, наконец, на пороге зала возникла фигура Филиппа, Эдуарда невольно вскрикнула: Это был тот самый незнакомец в лесу.

— Что с тобой — обеспокоенно спросила Сара, реакция которой была не менее эмоциональной. Но в отличие от своей подопечной, она вовремя взяла себя в руки, чтобы не выдать своих чувств.

— Просто я не ожидала, что он так молод, — солгала девушка.

— И так красив, — подытожила Сара и вновь переключила свое внимание на происходящее в зале.

Герцог в сопровождении своей свиты прошествовал к столу под восторженные взгляды присутствующих, впечатленных его величием и неотразимостью. Женщины и мужчины выстроились в ряд, выражая свое почтение. Одни — приседая в реверансе, другие — отвешивая глубокий поклон.

— К Вашим услугам, герцог, Ваш покорный слуга. Арно Бернар, — поприветствовал его мужчина, выйдя вперед.

— Ах да, мсье Бернар. Милостиво нас приютивший.

— Ну что Вы, Ваше сиятельство! Разве Вы нуждаетесь в приюте? Мой дом, Ваш дом! — лобызал перед ним хозяин дома.

— Благодарю! А сейчас прошу всех за стол, а иначе от голода я не смогу более произнести и слово.

Признание герцога вызвало улыбки на лицах гостей, и, дождавшись, когда он разместился во главе стола, все дружно последовали его примеру и расположились на отведенных для них местах. Пока гости утоляли голод с долгой дороги, Фани дала знак и заиграла музыка. Трубадур запел:

Когда-то повстречался с ней

Была ль она прекрасней розы?

Бесспорно, для меня она

Была прекрасней всех цветов на свете!

Шипы ее я тоже полюбил.

Взаимности ее, увы, не видел

И мною овладел лишь сон

В изгнанье удалив меня на веки!

Эдуарда зачарованно ловила каждое слово, так точно передающее состояние ее души, и в глазах у нее блеснули слезы. А тем временем трубадур стал петь еще громче, упав на колени и изображая муки любви:

Как одинок мой путь в изгнанье!

В нем тишина, и мрак, и грусть

Хоть раз бы мне еще увидеть!

Тот лик, что в сердце сохранил.

В этот момент внимание Эдуарды приковал герцог, который прикрыл глаза, не давая возможности любопытствующим увидеть свои эмоции, способные поведать о произведенном поэмой впечатлении. Лишь щебечущие рядом женщины нарушали его покой и пытались привлечь его внимание, восторгаясь песней.

— Дьявольски красив и не менее опасен, — задумчиво произнесла Сара, как-будто бы на время забыв о присутствии Эдуарды.

— О чем ты?

— Да так. Размышляю о коварной внешности, способной загубить невинные сердца.

Эдуарда не обратила внимание на ответ Сары. Ее искренне возмущало то неприкрытое внимание, которое оказывалось герцогу со стороны прекрасной половины зала.

— Как же мерзко они перед ним лебезят! — возмущалась девушка, коря себя за то, что воспылала страстью к своему врагу. И если по отношению к незнакомцу у нее были иллюзии, то теперь, зная, кто был перед ней в тот день, все надежды мгновенно развеялись. И от этого было еще больнее.

— Напрасно они строят иллюзии. Филипп разбил ни одно женское сердце, но его сердце до сих пор осталось нетронутым.

При последних словах лицо Сары стало каменным.

— Ты так много о нем знаешь?

Сара встрепенулась, отогнав видения прошлого.

— Это всего лишь слухи…

— Скорее это похоже на правду, стоит только взглянуть на него. Неприступный, высокомерный, гордый — говоря все это, Эдуарда вновь обратила свой взор на Филиппа, который в этот момент беседовал с Арно.

— Говорите, что вся ваша семья за этим столом — Филипп оглядел присутствующих.

— О да! С моей супругой Фани вы уже знакомы. А вон там моя дочь Жанна и сын Луи. Брат и сестра поднялись со своих мест и поклонились герцогу.

— Рады видеть вас, ваше сиятельство. Это такая честь. Вы нас осчастливили своим присутствием, — робко обратилась к нему Жанна.

За столом послышался шепот и хихиканья.

— Как она мила, аж тошнит, — фыркнула Эдуарда.

— Любая девушка будет робеть перед таким мужчиной, тем более герцогом, — заметил Сара.

— Интересно, а что это всех так рассмешило в ее словах — задумалась Эдуарда.

— Она совершенно не умеет вести светские беседы. При дворе принято говорить по-другому. Более тонко и завуалировано. Явная лесть — признак плохо тона.

— И откуда ты это знаешь?

— Много изучала. И тебе бы не помешало. Вот если бы ты вместо частых прогулок с Кони уделяла внимание своему преподавателю, мсье Жюлю, и ты бы многое узнала.

— Ах, Сара, я и не стремлюсь к высшему обществу. Мне ни к чему изучать все эти тонкости — отмахнулась девушка.

— А зря, — вздохнула цыганка, но девушка ее уже не слушала. Ее внимание вновь приковал герцог, который продолжал беседу с ее дядей.

— А как же насчет вашей племянницы? Если я не ошибаюсь, ее зовут Эдуарда, и это ей принадлежит лошадь, которую я изъявил желание выкупить?

Эдуарда напряглась, ожидая ответа дяди

— Ну и что же вы на это ответите, дяденька?

Арно замялся.

— Моя племянница захворала, вот и не смогла спуститься сегодня к ужину.

— Ах, вот как….Интересно. Надеюсь, завтра она будет чувствовать себя лучше, потому как я желаю видеть ее за этим столом.

От слов Филиппа сердце девушки забилось еще быстрее.

— Ну что ж, а пока продолжим веселье. Музыку! — герцог хлопнул в ладоши, и вновь заиграла музыка, приглушив разговоры гостей.

— Он хочет меня видеть, — повторила девушка, испугавшись и обрадовавшись одновременно.

— Мы можем что-нибудь придумать, если ты не захочешь этой встречи.

— Нет. Рано или поздно я все равно должна буду с ним столкнуться. Лучше раньше….О, взгляни! — девушка указала в сторону появившейся придворной дамы, которая своей красотой затмевала всех без исключения, а ее бархатное, изумрудного цвета платье вызвало восхищение и невольную зависть Эдуарды.

— Интересно, кто она? Такая красивая.

Сара дотронулась до плеча девушки.

— Ты еще красивее!

— Я всегда буду для тебя самой красивой, — улыбнулась девушка

Внезапно музыка стихла, и обе собеседницы услышали приветствие Филиппа, адресованное явившейся даме.

— А вот и наша дорогая баронесса Шарлотта! Присаживайтесь рядом со мной.

Довольная баронесса в сопровождении своей компаньонки грациозно прошествовала к столу и присела неподалеку от Филиппа. При этом весь ее вид кричал о нежных к нему чувствах. Она следила за каждым его движением, смеялась над всеми его шутками, кокетливо улыбалась и стыдливо опускала глаза. Эдуарда невольно почувствовала укол ревности. Соперница была очень хороша. Невозможно было остаться равнодушным к ее прелестям. За столом не осталось ни одного мужчины, кто ни поддался бы ее чарам.

— Ах, Шарлотта, ради нашего путешествия вы покинули двор, который без вашего присутствия наверняка погрузился во мрак, — галантно польстил ей Филипп, чем вызвал возмущение и гнев Эдуарды.

— Дорогой герцог! Ради ваших забав я готова пожертвовать даже любимой светской жизнью! Ни это ли доказательство моей преданности — кокетливо заметила Шарлотта.

— Герцог, а как Вам здешний климат? В Париже наверняка сейчас более комфортная погода? — поинтересовался у Филиппа Арно, прервар его разговор с Шарлоттой.

Раздосованная тем, что герцога отвлекли от ее внимания, баронесса от досады прикусила нижнюю губу, что не осталось незамеченным даже для Фани. Пытаясь сгладить неловкую ситуацию, женщина стала расспрашивать ее о Лувре. Шарлотта отвечала сквозь зубы, давая понять последней, что не считает ее ровней для того, чтобы вести великосветские беседы. О чем она не применула поделиться со своей компаньонкой мадам Полин, как только Фани переключила свое внимание на рядом сидящего графа.

— Ах, мадам Полин! Какому же унижению нас подверг герцог, заставив прибыть в это захолустье и общаться с этими невоспитанными, неотесанными дамами! Хотя и дамами их трудно назвать! Какой-то абсурд! Сумасбродство!

— Его одержимость какой-то лошадью затмила голос разума.

Полушепотом заметила Полин.

Эдуарда напряглась. Благо, их разговор происходил прямо под отверстием, откуда девушка могла все хорошо слышать.

— Говорят, эта лошадь стоит огромных денег, — в свою очередь понизила голос Шарлотта.

— Но ведь породистых чистокровных арабских скакунов –полно! Здесь явно кроется что-то другое, и я ее обязательно выясню, что именно — на лице Шарлотты появилась самодовольная ухмылка уверенной в своих чарах женщины.

Эдуарда настолько увлеклась слежкой за Шарлоттой, что не сразу расслышала вопрос герцога:

— Так вы утверждаете, что никогда не слышали о случае с кречетом? В ведьмином лесу?

— Нет, — раздался ответ гостей.

Эдуарда обратилась в слух, с интересом слушая Филиппа.

— Ну что ж, тогда я расскажу вам эту странную историю, — продолжал герцог.

— Много лет назад в Тулузе появился необыкновенный кречет. Его привезла колдунья, прибывшая из дальних стран. Поначалу в округе все было спокойно, но потом стали происходить странные события: каждый вечер кречет кружил над домами и издавал истошные вопли, похожие на плач. А однажды, кто-то из местных жителей увидел у него в клюве голову.

— Какой ужас! — воскликнули сидящие за столом дамы.

— О да, это был сущий ужас. Можно было подумать, что это бредни людей, если бы не один случай. В то время в Тулузе жил молодой дворянин, влюбленный в племянницу этой колдуньи. Она настолько очаровала мужчину, что он стал одержим желанием ею обладать. И вот однажды, после того, как он узнал, что она сбежала к своему любовнику, он отправился за ней, а когда настиг, жестоко наказал за содеянное. К сожалению, наказанию подвергся и он. На него напал тот самый кречет, — Филипп выдержал драматическую паузу и обвел взглядом всех присутствующих, с нетерпением ожидающих продолжения.

— На поиски герцога были отправлены лучшие охотники и королевские стражи, но все было напрасно. Его нигде не могли найти, лишь несколько дней спустя его обнаружил его маленький сын. Растерзанный кречетом герцог лежал весь в крови, а в его зрачках не было глаз. С тех пор мальчик стал повторять одну и ту же фразу.

— Какую? О, не томите нас! — хором воскликнули присутствующие.

— Я и сам не знаю. Знаю только, что через какое-то время мальчик исчез, и его больше никогда не видели.

— А что стало с кречетом?

— Он тоже исчез.

— Ооооо! — послышались возгласы за столом.

— Сара, ты ведь тоже…

Желая поделиться впечатлением с цыганкой, девушка развернулась, но, увидев, как та побледнела, схватившись за спинку кресла, забыла все, что хотела сказать:

— Сара, что с тобой?

— Мне что — то нездоровится. Ты можешь проводить меня до комнаты?

— О да, конечно… Что с тобой случилось? Ты же у меня такая здоровая, молодая! Никогда ни на что не жаловалась!

— Просто голова разболелась. Шумно, я не привыкла к такому наплыву гостей. Да и не молода я уже.

— Ах, Сара, не выдумывай! Ты у меня все еще свежа и прекрасна, — улыбнулась девушка.

Эдуарда помогла женщине подняться, кинув последний взгляд на герцога, мило ворковавшего с Шарлоттой. А тем временем в зале вновь заиграла музыка, приглашая гостей к танцу. Цыганка видела разочарование, мелькнувшее на лице девушки, но сделала вид, что ничего не заметила.

— Это все музыка, слишком громкая для меня.

— Да, музыка действительно сотрясает стены, а сейчас еще и полы.

Говоря это, Эдуарда с грустью подумала о том, что наверняка герцог пригласит красавицу баронессу на танец. Возможно, и к лучшему, что она не будет за этим наблюдать, — заключила она и, превозмогая свое любопытство, уступившее место разочарованию, вышла из потайной комнаты с огромным желанием убежать прочь от своих зарождающихся чувств, которые, как оказалось, могли причинять боль.

Проводив Сару до кровати и заботливо уложив, она расположилась в кресле возле окна, охраняя покой цыганки.

— Может, приляжешь со мной? Здесь вполне хватит места для двоих, — предложила женщина.

— Мне намного удобнее здесь, не переживай. Даже если усну, буду спать крепко и удобно, — заверила ее Эдуарда- Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше.

Немного подумав, Эдуарда вновь обратилась к женщине

— Сара

— Да, дорогая?

— Как странно, что герцог сегодня рассказал о кречете.

— Почему же?

— Твои сказки, которые я помню с детства, тоже о кречете. А еще мои сны. Он в них всегда присутствует. Может, он действительно существует?

— Конечно, существует. В мире полно кречетов.

— Я не о простых. Я о том, который обладает магией.

Девушка не видела, как вздрогнула ее собеседница. В комнате было темно.

— Это все легенды, вымыслы. Не думаешь же ты, что тебе во сне почему-то является магический кречет — нервно рассмеялась Сара.

— Нет, конечно нет. Просто думаю, что есть что-то, что нам не ведомо. Ведь ты тоже использовала магию. Она существует.

— О, дорогая! Безусловно, есть что-то удивительное и странное в этом огромном мире, но оно исходит от людей, а не от животных….А теперь спи. Завтра рано вставать.

Эдуарда прикрыла глаза, стараясь уснуть, но бархатный голос Филиппа продолжал звучать в ушах, не давая возможности сосредоточиться на чем-то другом. И как не пыталась она бороться с воспоминаниями, его образ прочно овладел ее мыслями и сердцем. Ворочаясь с боку на бок, она так и не смогла уснуть, в отличие от Сары, мирно посапывающей в кровати.

Немного подумав, Эдуарда решила прогуляться в саду. Наспех накинув на себя накидку, она спустилась во двор, поежившись от пронзительного ветра. На улице стемнело и похолодало. Девушка плотнее укуталась накидкой и направилась вдоль аллеи, предаваясь безрадостным думам и молясь остаться незамеченной. Отголоски музыки все еще доносились до ее слуха, а откуда-то из глубины сада она услышала мужской голос и женское щебетание. Опасаясь столкнуться с гостями вечера, девушка изменила курс своей прогулки и быстрым шагом направилась вглубь сада. Сосредоточенно о чем-то думая, она не заметила, как из кустов показалась фигура герцога:

— Видимо, безрассудство у вас в крови! Сначала одна в лесу, теперь в ночи.

Оказавшись лицом к лицу с Эдуардой, герцог насмешливо оглядел ее с головы до ног.

Девушка вздрогнула от неожиданности и во все глаза уставилась на герцога.

— Может, я и безрассудна, зато вы все так же высокомерны! Ничего не изменилось — иронично ответила Эдуарда, немного придя в себя.

— Ха-ха-ха! Вы бесподобны! Жалею, что был лишен возможности пообщаться с вами на ужине. Почему же Вас не было среди гостей?

— У меня разболелась голова — солгала Эдуарда.

— Неужели интерес к герцогу и его приближенным не пересилил головную боль?

— Моя головная боль важнее, чем его светлость и иже с ним!

Неожиданно мужчина от души рассмеялся, да так заразительно, что Эдуарда, не удержавшись, последовала его примеру. Когда взрыв веселье немного стих, герцог вновь взглянул на Эдуарду.

— Вас надобно бы проучить!

— Чего же вы медлите, — дерзко вскинув подбородок, приняла вызов Эдуарда.

Филипп улыбнулся.

— Не стоит меня дразнить, это чревато последствиями. Я ведь могу быть жесток к строптивым созданиям, пусть даже и прекрасным.

Эдуарде показалось, что она ослышалась. Герцог сделал ей комплимент. Немного покраснев, девушка смущенно опустила глаза:

— Право, вы умеете застать врасплох. Неужели я ослышалась? Кажись, вы назвали меня красавицей, — продолжала иронизировать Эдуарда, сама поражаясь своей смелости.

— Всего лишь прекрасным созданием.

Филипп явно наслаждался словестной перепалкой с девушкой.

— Не могу ответить взаимностью. Вас сложно назвать прекрасным созданием, — хохотнула Эдуарда.

— Называйте меня, как Вам угодно. Эдуарда.

Девушка замерла. Он знал, кто она.

— Как скажите, Ваше сиятельство.

— Ах вы проказница! Зная, кто перед вами, вы все равно продолжали дерзить.

Филипп вновь от души рассмеялся.

— Лучше бы не знала, — вздохнула девушка. Я представляла вас отвратительным старым скрягой с огромной бородавкой на носу и желтыми прогнившими зубами.

— За такие слова Вас можно приговорить к виселице.

В голосе Филиппа слышалось восхищение, но никак не угроза.

— Если бы были с бородавкой и старым, может, и приговорили бы.

— Вам крупно повезло, что это не так! Прежде чем направиться сюда, я приказал убрать свою многолетнюю бородавку.

Теперь настала очередь Эдуарды безудержно залиться смехом.

— А зря! Я полагаю, она была вам к лицу– вытирая слезы смеха, продолжала подтрунивать Эдуарда.

— Если вам так нравятся мужчины с бородавками, при дворе их полно. Могу вас познакомить.

— Вы хотите устроить мою судьбу?

— А она у вас не устроена? Такое милое создание, как вы, не может остаться без мужского внимания.

— Хм. Я предпочитаю на завтрак герцогов без бородавок, а здесь они не водятся. Мне повезло, что я встретила вас.

— Ну, тогда предлагаю проснуться утром вдвоем и позавтракать вместе: вы полакомитесь моей плотью, а я вашей.

По телу Эдуарды пробежала сладостная дрожь при одной только мысли, что она может оказаться с герцогом в одной постели.

— Это огромная честь для простой девушки, как я, — попробовать на вкус Вашу голубую кровь.

— Я думаю, мы найдем компромисс. Я Вам кровь, Вы мне Кони.

При упоминании Кони, лицо Эдуарды ожесточилось. В одно мгновение чудесные волнительные чувства уступили место реальности. И как она могла забыть, для чего он прибыл к Бернарам.

— Вам никогда не заполучить мою Кони, даже если Вы отдадите мне все богатства мира вместе с драгоценной кровью вашего рода.

Не дожидаясь ответа, Эдуарда развернулась и почти что пустилась в бег в сторону дома, оставив Филиппа наедине со своими мыслями:

— Вы уже получили всю кровь моего рода, — сквозь зубы процедил герцог.

Глава 8

Охота.

Объявленная Филиппом охота была назначена на дневное время, и пока гончих собак готовили к выходу в лес, в доме Бернар, впрочем, как и прошлым днем, царила суета и радостное возбуждение. Мужчины торопливо спускались к завтраку, закидывая все подряд, чтобы набить желудки до вечера, а дамы, более обеспокоенные своим внешним видом, примеряли подходящие к данному событию амазонки. Казалось, на какое-то время дом Бернаров превратился в маленький Лувр со всеми вытекающими отсюда развлечениями, блеском и мишурой придворной жизни.

Со своего тайного поста, так вовремя открытого ей Сарой, Эдуарда наблюдала за активной подготовкой. Даже не вооруженным взглядом можно было понять, кто главный среди прибывшей знати. На фоне остальных мужчин Филипп, безусловно, выделялся. И дело было не в статусе герцога, а в его магнетической мужественности. Его благородная осанка, острый взгляд, упрямо сжатые губы говорили о твёрдости характера и несгибаемой воле. А в этот день в высоких сапогах, узких шоссах и жюстокоре, плотно облегающих его фигуру, он, вдобавок ко всему, выглядел еще и крайне сексуально. Эдуарда не без удовольствия отметила, как равнодушен он был по отношению к баронессе, к которой еще вчера проявлял знаки внимания, и как она, огорчённая его холодностью, разочарованно пожимала плечами и жалобно обращалась к своей компаньонке:

— Он явно сегодня не в духе!

— Таковы все мужчины! Они обвиняют женщин в непостоянстве, хотя проявляют его самым возмутительным образом, — сетовала мадам Полин, поддерживая свою наперсницу.

— О, моя милая Полин! Иногда мужчин необходимо оставить в покое, чтобы они почувствовали твое отсутствие и ту пустоту, образующуюся без тебя. И вот тогда на сцене вновь появляешься ты, но уже со своими правилами. Ведь теперь он знает, что значит жить без тебя.

— Что вы хотите этим сказать? Вы уезжаете?

Глупый вопрос собеседницы побудил баронессу снисходительно улыбнуться

— О нет, только не сегодня. Сначала он должен привыкнуть к моему постоянному ненавязчивому обществу. Когда же я пойму, что он неотвратимо привязан ко мне, я исчезну тихо и незаметно, не давая ему не малейших шансов узнать, в чем причина моего внезапного отсутствия. Какое-то время он будет томиться неизвестностью, пытаться выяснить мое местонахождение, но я буду неприступна и пресеку любые попытки увидеться со мной. Когда же он, сгораемый одержимым желанием обладать мною, будет готов на все, вот тогда я и стану владычицей его сердца!

— Вы воплощение коварства! — хохотнула мадам Полин.

Шарлотта довольно улыбнулась.

Эдуарда, слышавшая весь разговор, была поражена, с каким хладнокровием и расчетом баронесса прогнозировала соблазнение Филиппа. Девушка сразу смекнула, что на самом деле никаких искренних чувств Шарлотта к Филиппу не испытывала, а иначе ее разум уступил место сердцу.

Наверняка таких интриганок, как баронесса, при дворе было полно, думала Эдуарда.

— У меня имеется столько замечательных историй одержанных мною побед! Вот там то и кроется коварство, оправданное самодовольством и изличшей горделивостью некоторых знатных господ. Какое же искреннее удовольствие получила я, ваша подруга, заставив исчезнуть безмятежные улыбки с лиц самых самовлюбленных охотников.

При воспоминании о своих жертвах, баронесса сладостно закатила глаза.

— Так значит, вы хотите проучить герцога?

— Ах, душенька! Я лишь хочу доказать ему, что сила женских чар, которые он так часто недооценивает, способна сокрушить даже его неприступную осанку, — самоуверенно заявила Шарлотта.

— Полностью с вами согласна, дорогая баронесса. Вот только сложно же он поддается.

Шарлотта бросила на свою собеседницу испепеляющий взгляд.

— Не нашлось еще на этой земле ни одного мужчины, который сможет долго сопротивляться моим желаниям!

«Ах. Вот значит, как! А ведь вы не менее горделивы, чем ваши жертвы. Так как же в таком случае стоит наказать вас?» — размышляла Эдуарда о попытке Шарлотты усмирить непокорного ей герцога, который, в отличие от других подпавших под ее влияние мужчин, посмеял сопротивляться непревзойденной во всех отношениях баронессе.

— А вот и запоздавшие виконт де Мелён и граф Рено де Мортен!

Тем временем громогласно объявил Филипп, прервав разговор двух женщин и обратив внимание Эдуарды на появившихся мужчин.

— Прошу вас простить нас, ваше сиятельство! Задержались на конюшне, проверяли лошадей.

Поклонившись Филиппу, граф и виконт прошли чуть вперед, ожидая дальнейших распоряжений герцога.

Стоило Эдуарде внимательнее разглядеть графа Рено, как она тут же прониклась к нему симпатией: обладатель полной фигуры, больших смеющихся серых глаз, добродушной улыбки и детских ямочек на щеках, он олицетворял доброту и открытость. Что касалось виконта, то одного беглого взгляда было достаточно, чтобы почувствовать исходящий от него холод. Высокий худой брюнет с непроницаемым лицом и искусственной улыбкой вызывал желание поежиться от пронизывающего ледяного взгляда его бесцветных глаз.

— Вы, а также егерь отправитесь вместе со мной, а все остальные последуют за нами, — приказал герцог.

— Герцог, а какие указания будут к нам?

Игривый тон Шарлотты заставил Эдуарду нахмурить брови.

Филипп улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов, да так соблазнительно, что Эдуарда могла поклясться, что в эту минуту все присутствующие женщины готовы были на него наброситься, сотрясаемые приступом безудержного желания.

— Милая Шарлотта! Для Вас у меня есть только одно задание. Всегда оставайтесь такой же обворожительной, как сейчас.

— О, Филипп! Для вас я всегда буду именно такой!

От досады и возмущения Эдуарда до крови прикусила нижнюю губу, почувствовав при этом в большей степени боль душевную, нежели физическую.

— Ваше сиятельство, а кто будет сопровождать нас — нерешительно подала голос Жанна, подпираемая локтем Сюзанной Вандель. Ее попытка обратить внимание герцога на себя выглядела жалкой и лишенной утонченности, присущей Шарлотте. Как бы ревностно не относилась к баронессе Эдуарда, даже она признавала ее явное превосходство над всеми остальными женщинами, включая и саму Эдуарду.

— Мадемуазель, Жанна, вы последуете вместе с баронессой, а уж она-то позаботиться о сопровождающей вас компании. Ну все, довольно подготовок, выезжаем, — добавил Филипп, обращаясь к своим приближенным, после чего в сопровождении виконта и графа вышел из дома.

После ухода герцога баронесса обернулась к Жанне и, через силу улыбнувшись, спросила.

— Полагаю, вы уже готовы?

— О да, баронесса!

Шарлотта придирчиво оглядела костюмы Жанны, Фани и Сюзанны и, не удержавшись от колкости, заметила:

— Как кардинально отличается здешняя мода от светской. При дворе.

Подчеркнутое превосходство и ирония в словах баронессы вызвали краску смущения на лицах всех троих и хихиканье приближенных Филиппа.

— Да, к сожалению, мы действительно далеки от высшего общества. Но даже если бы вращались там, нам все равно с вами не сравниться, — подобострастно пролепетала Фани.

Баронесса самодовольно улыбнулась и взглянула на Фани чуть теплее обычного.

— Ну что же, дамы и господа, пора бы и мне присоединиться к мужским забавам, — вслух произнесла Эдуарда и пулей выскочила из своего укрытия в надежде опередить герцога и понаблюдать за дворянской охотой.

Эдуарда обладала явным преимуществом, обгоняя герцога и его свиту. Быстрота Кони и знание леса помогли ей добраться до назначенного пункта раньше остальных, и, укрывшись за огромным ветвистым деревом, она стала поджидать.

Наконец заиграла охотничья музыка, и на тропинке появился Филипп в сопровождении виконта, графа и егеря, придерживающего стаю паратых гончих.

— Ну что же, наша задача выгнать дичь на опушку. Наши конные охотники с другими гончими на сворах уже скачут в ту сторону и будут поджидать нас там. Пора трубить второй раз. Начинаем охоту! — приказал Филипп.

Егерь поднял трубу, и вновь заиграла музыка. Не успела Эдуарда вскочить в седло, как клубы пыли окутали все вокруг. Раздался лай собак и ржание лошадей, которые помчались галопом по узким лесным тропинкам. Девушка пустила Кони зигзагами по извилистой дороге в сторону опушки. Местные жители частенько охотились в лесу, но то была иная охота, без гончих, егерей и крупной дичи. Все было намного проще: стрелы и лук, а жертвами, как правило, были зайцы или лисы. Охота на сильных зверей, таких как лось, медведь или кабан, требовала многочисленной стаи обученных, очень сильных и злобных собак, которых у местных жителей не было. А те немногочисленные дворяне, живущие неподалеку от Бернаров, никогда охотой не увлекались. Для Эдуарды, впрочем, как и для остальных членов ее семьи, все это было в диковинку. Именно по этой причине, не имея оружия и должного сопровождения, она не осознавала всей опасности своего положения, пока поднятый из логова волк, преследуемый стаей гончих, не побежал сквозь кустарники прямо ей навстречу. Увидев страшное животное, девушка развернула Кони, и та понеслась во весь опор. Волк мчался со всех ног вслед за ними. Пригнувшись к шее лошади, девушка молилась, чтобы животное настигли гончие. Ее развивающиеся по ветру волосы закрывали глаза, не давая возможности следить за дорогой, поэтому она направила Кони в сторону обрыва, куда напуганная лошадь, встав на дыбы, скинула Эдуарду. Больно ударившись, девушка вскрикнула, а увидев оскалившееся животное, готовое к прыжку, закрыла лицо руками, готовясь к худшему. Неожиданно раздался яростный предсмертный хрип, и животное упало замертво, а девушка испуганно прижалась к дереву.

— Кто бы сомневался, что Ваше любопытство одержит вверх над разумом.

Возмущенный герцог стоял над убитым волком, и его взгляд был страшнее предыдущего оскала животного.

— Я..я..решила прогуляться, — запинаясь, ответила девушка, пытаясь встать. Однако ушибленное бедро давало о себе знать.

Видя искаженное от боли лицо девушки, герцог помог ей подняться.

— Как Вы себя чувствуете?

— Как если бы умерла и заново родилась, — с трудом улыбнулась девушка.

— Благодарю Вас.

— Не стоит. Просто будьте чуть благоразумнее! Вы могли поехать с нами!

— Ах, если бы вы знали мою тетушку, то поняли бы, что она ни за что не подпустила бы меня к вашему обществу.

— Это почему же?

— Да потому что….- не успела Эдуарда ответить, как фыркающая Кони подошла к своей хозяйке и стала облизывать ей лицо.

— Прости меня, дорогая! Я не хотела тебя напугать! — девушка ласково погладила лошадь, а затем вновь переключила внимание на герцога, который в этот момент был бледнее самой смерти и смотрел на них так странно, что девушка содрогнулась всем телом.

— Да что это с Вами? Филипп — несколько раз повторила девушка. Не дождавшись ответа, она подошла к нему вплотную и тронула за плечо. Прежде чем понять, что Эдуарда обращается к нему, прошло несколько минут, и он, наконец, стряхнув с себя наваждение, смущенно откашлялся.

— Простите, у меня так иногда бывает….Я глубоко задумываюсь. Полагаю, это Кони.

— Которую вы хотите у меня отнять.

— О нет, всего лишь выкупить за деньги, причем большие. Но мы не будем сейчас спорить на эту тему, — попытался успокоить ее герцог, видя, что девушка вновь готовится к словесной атаке.

— Давайте вернемся к теме о Вашей тетушке? Кажется, Вы не договорили?

— Если коротко, то для своей семьи я всего лишь прислуга. Мне повезло лишь с Луи, — добавила Эдуарда, а увидев непонимающее лицо герцога, пояснила, — Это сын дяди. Он относится ко мне с искренней добротой.

— Мне ваша семейка сразу не понравилась. Грубость в языке и манерах, алчность в глазах. Нда, не завидное у вас положение. Ни родителей, ни супруга, который мог бы вас защитить, — задумчиво произнес Филипп.

— Не стоит меня жалеть.

Эдуарда даже оскорбилась, почувствов нотки жалости в словах герцога.

— Я и не жалею. Лишь сочувствую. Поверьте, это разные вещи.

— Откуда вы узнали про родителей?

— Ваша тетушка любит поговорить…. Выслушайте меня, Эдуарда, только прошу, не перебивайте.

Девушка кивнула.

— Те деньги, которые Вы выручите с покупки Кони, позволят Вам стать свободной! А я уж позабочусь, чтобы все было отдано вам, но никак не вашим жадным родственничкам.

— Вы опять за свое! Я то думала, что Вы уже поняли, что я ни за что не откажусь от Кони!

Филипп замолчал, подыскивая слова.

— К сожалению, Вам придется это сделать.

— Ни за что! — ахнула девушка, пораженная, с какой мрачной уверенностью и жесткостью он это произнес.

Услышав странный крик, мужчина и девушка попытались понять, что произошло: одна из гончих накинулась на лисицу, загнанную в тот же обрыв, в которой только недавно побывала Эдуарда. Девушка отвернулась, увидев картину жестокой расправы. На месте лисицы могла оказаться она, если бы не Филипп. Вспомнив о своем спасителе, девушка вновь обернулась. Герцог к этому времени уже сидел в седле:

— Возвращайтесь в дом, здесь пока небезопасно.

Филипп развернул лошадь и умчался прочь, ни разу больше не взглянув на девушку.

— Я сама лучше знаю, когда мне вернуться! — крикнула ему вслед Эдуарда, и слезы злости посыпались из её глаз, стекая крупными каплями по щёкам.

Ловко вскочив на Кони, девушка поскакала в сторону реки, но не успела она добраться до нее, как полил сильный ливень, и ей пришлось укрыться под большим ветвистым деревом.

Глава 9

Старушка.

На улице начинало смеркаться, а ливень все не прекращался. Девушке казалось, что прошла целая вечность. Иногда небо разрывала зигзагообразная молния, освещая всё таинственным белым светом, и слышался слабый гул, постепенно усиливающийся и переходящий в прерывистые раскаты. Тогда Кони начинала беспокойно метаться и тревожно ржать.

— Милая, милая Кони, что с тобой — Эдуарда пыталась успокоить возбужденную лошадь, которая вертелась как безумная, иногда вставая на дыбы. Обычно, если ее что-то беспокоило, Эдуарда гладила ее по гриве, и она моментально успокаивалась. Но сейчас все было бесполезно. Девушка стала нервничать, опасаясь, что Кони могла повредиться, когда чуть не упала с ней в обрыв. Эдуарда принялась ее осматривать, не заметив, как медленно поднялся туман, матовой пеленой застилая все вокруг. Лошадь вновь заржала, да так пронзительно, что чуть не оглушила Эдуарду:

— Да что это с тобой?

— Может, она проголодалась? — услышав незнакомый голос, девушка вздрогнула и, обернувшись, увидела позади себя мрачную фигуру женщины в темной накидке. Страх, овладевший Эдуардой, отразился на ее лице и позабавил незнакомку:

— Не бойся, деточка. Я всего лишь хочу переждать ливень. Промокла насквозь, — говоря все это, женщина откинула капюшон и Эдуарда поразилась: перед ней стояла практически старушка. Она была невысокого роста, с копной седых волос и впалыми глазами. Ее бодрый голос так сильно отличался от внешности, что ввел Эдуарду в заблуждение. Пытаясь скрыть свои эмоции, девушка развернулась к Кони, которая продолжала суетиться, с опаской поглядывая на вновь прибывшую. Казалось, даже лошадь почувствовала что-то неладное и засуетилась еще больше.

— Простите за мое удивление. Просто я не думала, что в такое время здесь кто-нибудь может оказаться. Все уже наверняка в своих домах, греются у камина, — объяснилась Эдуарда.

— Это те, у кого есть дом и камин, — пожала плечами старушка и, достав из своего мешка какие-то тряпки, протянула одну из них Эдуарде.

— Согрейся пока. Вижу, как ты промерзла.

Девушка хотело было отказаться, но подумала, что своим отказом обидит женщину. Да и протянутый кусок ткани, похожий на накидку, выглядел весьма соблазнительно в глазах продрогшей до костей девушки. Очередной раскат грома заставил Эдуарду вздрогнуть.

— Боитесь грозы?

Старушка растелила тряпки на еще оставшийся сухой кусок травы и присела передохнуть.

— Не то чтобы боюсь. Просто сейчас в этой глуши, в одиночестве все выглядит как-то зловеще.

— И даже я, — хохотнула женщина, обнажив ряд кривоватых зубов.

— Признаюсь, Ваше появление меня напугало. Да и Кони встревожилась.

— Ах да, лошадь! На, накорми ее, — достав из своего драгоценного мешка какой-то корм, она протянула его Эдуарде.

— Не бойся. Я не стану причинять вред тебе и твоей прекрасной лошади.

Старушка сказала это так искренне, что девушка почувствовала себя виноватой за недоверие во взгляде, которое не удавалось скрыть.

— Благодарю.

Эдуарда протянула Кони еду, и та, на удивление девушки, не сопротивляясь, с удовольствием все съела.

— О, она вроде успокаивается, — улыбнулась Эдуарда, почувствовав невероятное облегчение.

— Спасибо Вам!

— Держи, и ты перекуси.

Старушка протянула ей хлеб, но прежде отломила часть себе и быстро закинула маленький кусочек себе в рот.

— О, вы наша спасительница! — обрадовалась голодная девушка, уже не опасаясь странную лесную путницу.

— Не успеешь доесть последнюю кроху хлебушка, как ливень закончится, — неожиданно предрекла женщина.

Эдуарда недоверчиво покачала головой.

— Как же так? Он такой сильный. Кажется, что до утра не закончится. Ах, как же хочется попасть домой и согреться возле камина с чашечкой чего-нибудь тепленького, — вздохнула девушка.

— Вы, наверное, тоже замерзли, — заботливо добавила Эдуарда.

— О, за меня не переживай. Я привыкла. А твои родители, небось, уже испиреживались за тебя?

— Да нет, у меня их нет, — с грустью ответила девушка.

Старушка замолчала и отвернулась, глядя куда-то вдаль.

— Без такой опоры всегда тяжело. У меня их тоже давно нет. Вот и скитаюсь с молодости, неприкаянная и потерянная. Когда нет корня, нет и жизни.

— О, простите, я вас огорчила.

— Чем же ты можешь меня огорчить?

Старушка сделала паузу и вновь взглянула на Эдуарду.

— Хорошая ты девочка. Отпей водички, наберись силы.

Женщина протянула ей фляжку, как будто читая ее мысли. Девушка с удовольствием приняла предложение, тем более что действительно почувствовала сильную жажду и прежде чем поднести фляжку ко рту, закинула последний кусок хлеба. Как по мановению волшебной палочки, прогремели последние раскаты грома, рассеялся туман и закончился ливень. Эдуарда с удивлением расширила глаза:

— Как вы догадались?

— Я хорошо знаю природу. Живу с ней много лет, особенно в этом лесу, — таинственно ответила старушка.

— А ты пей, пей.

С жадностью отпив воды, девушка вернула фляжку владелице. Старушка повертела фляжку в руках, затем открыла и вылила ее содержимое себе на ладонь, пытаясь что-то разглядеть. Лицо ее вмиг приняло серьезное выражение, и на нем стали отражаться разные эмоции, включая удивление и страх:

— Впереди тебя ждут тяжелые испытания.

— О чем это вы — запинаясь, спросила Эдуарда.

— Мой дар видеть то, что скрыто от людского взора.

— Так Вы… -девушка осеклась.

— Хочешь спросить, не колдунья ли я? По глазам вижу. Но тебе не меня стоит опасаться, а тех, кто тебя окружает в черных масках.

— О ком это вы?

— Скоро ты все узнаешь. Они — твое прошлое, настоящее и будущее — загадочно ответила провидица.

— Я простая девушка. Какие тайны меня могут окружать?

Старушка захохотала, да так зловеще, что девушка покрылась мурашками.

— Не такая уж ты простая, как тебе кажется — сквозь слезы ответила старушка.

Немного успокоившись, она вновь взглянула на Эдуарду, но уже более серьезно.

— Твоя главная задача — разгадать тайну человека Ночи.

— Человека Ночи?

Старушка стала собирать свой скудный мешочек, не обращая внимание на любопытство девушки. Однако перед тем, как раствориться в ночи, она все же добавила:

— Ключ к разгадке Дерек….

— Дерек — переспросила девушка.

— Кто это? — уже вдогонку прокричала ей девушка.

— Кречет, — услышала она доносимый ветром ответ.

— Что же за тайна окружает эту странную птицу — задумчиво произнесла Эдуарда, на которую разговор со старушкой произвел неизгладимое впечатление. Старушка упомянула то, что девушка всегда видит в своих снах: людей в масках и кречета. Получается, в ее жизни действительно кроется какая-то тайна, — подумала Эдуарда и, вскочив на Кони, поскакала в сторону дома, не переставая размышлять о случившемся.

Глава 10

Граф.

Вернулась девушка далеко за полночь и без сил сползла с лошади, почувствовав неимоверную усталость и боль в пояснице. Услышав неподалеку какой-то шум, Эдуарда обернулась, а приглядевшись, заметила спешившегося графа Рено. Девушка попыталась сделать реверанс, который получился весьма неуклюже.

— Мадемуазель, а мы раньше с вами не встречались?

— Нет, Ваше сиятельство.

— Кто же вы, милая незнакомка?

Граф с интересом разглядывал Эдуарду, которая, несмотря на свой промокший вид, выглядела прелестно.

— Меня зовут Эдуарда.

— Граф Рено. К Вашим услугам, — поклонился мужчина.

— Я знаю, — призналась девушка и тут же добавила, — Я ведь племянница хозяина дома, мне известны имена всех, кто у нас гостит.

— Как же так! Ваш дядя до сих пор вас не представил — удивился граф.

Эдуарда прикусила нижнюю губу, молясь про себя, чтобы мужчина поскорее отпустил ее к себе. Она мечтала скинуть с себя промокшую одежду и немного отогреться.

— Я неважно себя чувствовала, а сегодня решила прогуляться.

— И попали под ливень?

— К сожалению, да.

— У меня такая же беда. Я отстал от свиты и решил укрыться и переждать капризы природы. Мой бедный конь, впрочем, как и я, продрог до костей. До сих пор дрожит, бедняжка. Наверняка и вы тоже, — окинув взглядом ее промокшую одежду, заметил граф.

— Что же, не смею вас задерживать, но хочу все-таки заметить, ваш дядя совершил преступление, скрыв от нашего взора столь прелестное создание. Ему нет прощения, — не унимался мужчина.

— Благодарю Вас, — девушка улыбнулась, попав под очарование молодого графа. Он был настолько мил и любезен, что Эдуарда совершенно забыла о своем желании поскорее укрыться в стенах дома.

— Ну, наконец то! Я уж подумал, что никогда не увижу улыбку на этом прекрасном лице! — воскликнул Рено и поцеловал Эдуарде руку.

Не привыкшая к столь галантному обхождению девушка смутилась и покраснела.

— И все же я не могу так просто с вами расстаться! Позвольте вас проводить?

— Разве я могу сопротивляться вашему обволакивающему вниманию?

— Вот как? Надеюсь, что не настолько обволакивающему, чтобы вы перестали меня видеть, — рассмеялся граф, а Эдуарда с удовольствием последовала его примеру.

— Как прошла сегодняшняя охота — поинтересовалась Эдуард

— О, это было что-то невероятное! Герцог был бесподобен! Он завалил пару кабанов и оленя! Женщины при этом неистово пищали от восторга, и, к сожалению, в их глазах не было ни капли жалости к убитым животным.

— А что было в ваших глазах?

— Я чуткая натура и вовсе не безжалостный охотник. Скажу вам по секрету: меня никогда не прельщали все эти королевские охотничьи забавы!

— И что же вас в таком случае прельщает?

— Общество прекрасных мадемуазель, — широко улыбнувшись, ответил Рено.

— А еще поэзия, история и музыка. А что нравится вам, милая Эдуарда?

— У меня нет возможности чем-то увлекаться. Мой день состоит из трудовых будней по дому. Единственное утешение — это моя лошадь — откровенно призналась девушка.

— В вас, несомненно, скрыто множество талантов. Я в этом ни капельки не сомневаюсь.

— Вы видите больше, чем есть на самом деле.

— Как же мне нравится ваша прямота, скромность и непосредственность! Если бы на вашем месте была, например, баронесса Шарлотта, могу вас уверить, она ответила бы по-светски игриво, кокетливо, а возможно, жестоко задев, да так, что я почувствовал бы себя неотесанным мужланом! Вы даже представить себе не можете, какую ценность вы представляете! Вы как глоток свежего воздуха в затхлых фальшивых оковах светских нравов.

— О, неужели там настолько неприглядное внутреннее содержание?

— Да! Хуже всего то, что оно прячется под благовидной и блестящей внешней формой и заманивает этим блеском невинные души, развращающиеся в этой ханжеской морали.

— А вы весьма откровенны о том обществе, в котором живете. Это требует смелости, — восхищенно заметила Эдуарда.

Беседа с графом настолько поглотила ее внимание, что она не заметила, как они оказались возле библиотеки, в дверях которой неожиданно появился нахмурившийся герцог:

— Где Вас, черт побери, носит?

Голос Филиппа прозвучал как недавний раскат грома, застигший Эдуарду врасплох.

— Ах, герцог! Я полагал, вы уже давно спите! Я пережидал ливень, а потом встретил милейшую мадемуазель Эдуарду и ….

— Я вижу, — холодно перебил его Филипп.

— Надеюсь, компания молодой особы скрасила тяжкое ожидание в лесу, — сквозь зубы процедил мужчина.

— Но дело в том….- попытался объясниться граф.

— Это уже не важно. Вы мне нужны. А мадемуазель может быть свободна — грубо бросил герцог, даже не взглянув в сторону девушки.

Эдуарда сглотнула подступивший к горлу ком и обратилась к графу, повернувшись спиной к Филиппу.

— Благодарю Вас! Ваше общество, наполненное галантностью и учтивостью, с лихвой компенсировало погодные неудобства.

Девушка намеренно подчеркивала каждое слово, стараясь задеть герцога, который вперился своим яростным взглядом ей в спину.

— О, мадемуазель Эдуарда! Всегда к Вашим услугам!

— Граф, может, вы все-таки проследуете за мной? Любовной хандре вы можете предаться и позже.

Тон Филиппа не предвещал ничего хорошего, ни графу, ни Эдуарде.

— Ну что же, до завтра, Ваше сиятельство. Не будем заставлять ждать его светлость, а иначе он прикажет нас казнить! — дерзкий выпад Эдуарды заставил графа расширить от ужаса глаза, в то время как Филипп, напротив, разразился диким хохотом.

— Вы правы, Ваш острый язык может привести вас к гильотине, но, надеюсь, у вас все же хватит здравого смысла, чтобы больше его не оттачивать на лицах знатного происхождения, — немного успокоившись, с подчеркнутым высокомерием пригрозил ей герцог, ошеломив девушку прозвучавшем в его словах снобизме.

Захлебываясь от возмущения, Эдуарда развернулась к Филиппу:

— Ваши слова острее любого клинка, и мой, как вы выразились, «язычок» намного от вас отстает, потому как принадлежит простолюдинке! Однако Вы правы — мне хватит здравого смысла, чтобы держаться подальше от грубости и высокомерия, присущих таким, как Вы.

Эдуарда буквально бросилась бежать в свою комнату, пытаясь заглушить рвушиеся из груди рыдания.

Граф, словно вкопанный, наблюдал за развернувшейся на его глазах сценой, ошеломленный непозволительной дерзостью девушки. Он с трудом представлял, что могло ее ожидать после всего случившегося, и с опаской взглянул на Филиппа, предполагая увидеть в его взгляде приговор. Однако, к своему удивлению, увидел в глазах Филиппа лишь грусть.

— Граф Рено, надеюсь на вашу деликатность и благоразумие!

— Безусловно, Ваша светлость! Я нем и глух!

Филипп, не дослушав мужчину, развернулся и зашагал прочь.

— А как же дело, которое вы хотели со мной обсудить? — крикнул ему напоследок граф, но ответа так и не дождался.

Глава 11

Встреча в саду.

Судорожно рыдая, Эдуарда ничком лежала на холодном полу своей крошечной комнатки и колотила кулачками по каменным плитам, вспоминая, с каким высокомерием и даже брезгливостью на нее смотрел Филипп. Голова разрывалась от боли, а по телу разливался опасный болезненный жар, сопровождаемый ознобом. Постепенно она стала проваливаться в сон, а затем вновь открывала глаза, находясь в бреду и бессвязно бормоча одну и ту же фразу:

— Напыщенный, самоуверенный индюк!

В полночь в комнату влетела цыганка, застав ее в таком беспомощно-болезненном состоянии:

— О Боже! Что с тобой, дитя мое?

Эдуарда попыталась открыть глаза и что-то бессвязно пробормотала, но силы ее иссякли, и она вновь провалилась в бессознательное состояние.

С трудом уложив девушку в кровать, Сара стащила с нее мокрую одежду.

— Да ты вся горишь! — воскликнула цыганка.

Переодев ее в сухую сорочку, женщина направилась на кухню и через какое-то время вернулась с дымящимся отваром из трав. Чуть приподняв Эдуарде голову, она заставила ее выпить все содержимое емкости, отчего на бледном лице девушки вновь проступил румянец, и она с трудом открыла глаза.

— О, Сара! Ты здесь!

— Что с тобой случилось?

— Я попала под ливень. В лесу

— Бедная моя девочка! Поспи еще, тебе нужно набраться сил.

— А какой нынче час? Мне же нужно помогать на кухне… Фани сказала, — слабо возразила Эдуарда.

— Предоставь Фани моим заботам — перебила ее Сара.

— Хорошо, все равно у меня нет сил.

Травы начали действовать, и Эдуарда почувствовала приятную невесомость в теле.

— Сегодня был тяжелый день. Еще эта странная старушка.

— Какая старушка– насторожилась Сара.

— Я повстречала ее в лесу. Она что-то говорила о людях в масках, о каком-то Дереке. О Человеке ночи, — заплетающимся языком пыталась рассказать ей Эдуарда, уже закрывая глаза и погружаясь в глубокий сон.

— Дерек, — побелевшими губами повторила Сара, но девушка ее уже не слышала, как и не видела застывшее выражение лица.

Той ночью в доме Бернаров был еще один человек, состояние которого было близко к болезненно-лихорадочному. Герцог Филипп Де Бриссак находился в саду, в то время как дом уже давно погрузился в ночной мрак, непроницаемость которой нарушалась лишь несколькими факелами.

О чем-то задумавшись, он бродил, словно неприкаянный вдоль клумб, не замечая, как задевает прекрасные розы, сгибающиеся под тяжестью его накидки. Каждый раз, когда он останавливался и смотрел в сторону конюшни, лицо его отражало внутреннюю борьбу, и боль воспоминаний становилась столь острой, что вызывала в теле мелкую дрожь, совладать с которой он был не в силах.

В какой-то момент на лице его отразилась вся гамма чувств, охвативших человека, очевидно, желающего совершить какой-то решительный поступок. Герцог огляделся и, не обнаружив ни малейших признаков присутствия посторонних глаз, решительно направился туда, где находилась причина его пребывания в доме Бернаров.

Зайдя в конюшню и увидев Кони, герцог прямиком направился к ней. Она встрепенулась, заржала, а он наклонился к ней ближе, успокаивая и нашептывая ласковые слова. Лошадь тут же притихла, внимая знакомому голосу.

— Она тебя помнит.

Сара стояла позади Филиппа, не сводя глаз с развернувшейся картины. Филипп вздрогнул и обернулся, встретившись взглядом с той, которую не видел много лет.

— Сара, — выдохнул герцог.

— Здравствуй, Филипп!

Некоторое время они молча и с удивлением разглядывали друг друга. Затем Сара подошла ближе и нарушила молчание:

— Ты стал настоящим красавцем.

Герцог усмехнулся.

— А ты ни капельки не изменилась. Используешь магию?

Сара вздрогнула.

— Для этого мне не нужна магия. Как ты узнал правду?

— Ты нас недооцениваешь! Наши шпионы везде, тем более, что Бернары очень словоохотливы. Редкая порода лошади, цыганка и молодая мадемуазель Эдуарда! Хорошее трио! Картина сложилась очень быстро.

— Он тоже знает?

В глазах Сары мелькнул страх.

— Нет. Но это вопрос времени! Знают пока не многие, но слухи, как ты сама понимаешь, распространяются очень быстро.

Цыганка с мольбой взглянула на Филиппа.

— Ты всегда был лучше… Несмотря на…

— Несмотря на свою ненависть? — закончил за нее герцог.

— Да. Я все же надеюсь, что ты сделаешь все возможное, чтобы отдалить этот момент. Дай нам немного времени.

— Ты слишком высокого мнения обо мне. Во мне ничуть ни меньше злости и жажды мести.

— Да, но несмотря на твою боль и ненависть, в тебе все еще живет любовь, ведь ты любил ее, а она …..

— Сара, прекрати! А какой любви ты говоришь? Неужели ты не понимаешь, что она натворила! — не выдержав, герцог перешел на крик.

— А что она натворила? Она только защищалась! Лучше спроси себя, что натворил твой…

— Все, хватит! Я не намерен обсуждать это!

— Прошлое не изменить, но есть настоящее и будущее. Филипп, мы не должны повторять тех же ошибок! Война ни к чему хорошему не приведет!

— Она уже началась.

— Мы можем заключить союз!

— Ты забываешь, рано или поздно он узнает об Эдуарде.

— Неужели ты позволишь ему причинить ей вред?

— Опасность исходит не только от него! Я уже не тот мальчик, которого ты знала! Я тоже могу причинить ей вред.

— Ты не станешь этого делать.

— Почему ты так в этом уверена?

— Я просто знаю….И ты знаешь.

Сара подошла еще ближе, и не успел мужчина отреагировать, как она дотронулась до шрама на его щеке.

— Я все знаю. Ты его не заслужил.

Герцог убрал руку цыганки со своего лица, да так резко, что она пошатнулась и чуть не упала.

— Это не важно, — хмуро пробурчал мужчина.

— В твоих силах все исправить.

— Исправить больше ничего нельзя.

Филипп больше не стал слушать Сару. Он развернулся и зашагал прочь, подальше от ее глаз, полных мольбы, сожаления, боли и надежды, которую он не сможет оправдать.

Глава 12

Платье.

— Сегодня будешь ужинать с гостями, — заявила с порога Фани, с презрением окинув взглядом Эдуарду, напряженно занимающуюся мытьем посуды вместе с кухаркой Мари. Девушка с трудом подняла голову и с удивлением посмотрела на женщину. Благодаря травам Сары она буквально за один день оправилась от последствий лесной прогулки, но все равно чувствовала легкую слабость.

— С чего это вдруг — поинтересовалась девушка.

— Какая тебе разница? Говорю, значит, надо! Иш как стала разговаривать!

— Я лишь спросила.

— Зато как! — фыркнула женщина.

— И с чего это его светлость желает меня видеть?

— Кто тебе сказал, что это герцог желает? Может, я решила проявить милость.

— Милость? На вас это не похоже.

— Хмм….В общем, веди себя за ужином прилично, — сверкнула глазами женщина.

— Лишь до тех пор, пока не будут трогать Кони.

Эдуарда встала со своего места и воинственно расправила плечи.

— Ты у меня дождешься со своим гонором.

Фани стала размахивать руками.

— Вот только уедут гости, и я примусь за твое воспитание.

— Поздно. Я уже воспитана самым наилучшим образом, но, к сожалению, не благодаря вам, тетушка.

— Не называй меня так!

Фани терпеть не могла, когда Эдуарда позволяла себе подобные вольности, но девушка ничего не могла с собой поделать. Ее безумно забавляло перекошенное от злости лицо Фани, когда приходящие в дом гости, принимавшие Эдуарду за прислугу, которой, по сути, она и являлась, слышали ее признание о родстве с Бернарами.

— Вы стыдитесь нашего родства, тетушка — не унималась Эдуарда.

— Между нами нет никакого родства!

— Ну как же, тетушка…

— Прекрати! Ты не… — перебила ее женщина, рассердившаяся не на шутку.

— Что здесь происходит? — появление Сары прервало готовое сорваться из уст Фани гневное признание.

— Проследи за своей подопечной! Она все чаще стала проявлять свой характер!

Сара метнула на женщину испепеляющий взгляд.

— Моя подопечная имеет на это право. Она свободный человек!

— Как же. Если вы не забыли, дом принадлежит ее дяде, который, между прочим, ее кормит!

— Я думаю, это вы многое забыли.

В голосе Сары послышалась угроза.

— Хмм….Это просто неслыханно! Сговор против меня в моем же собственном доме! — Фани выскочила из кухни, словно ошпаренная, сметая на своем пути стоявшие на полу корзины с фруктами.

— Только ты можешь ее сдерживать. Но что будет, если однажды ты уйдешь навсегда — неожиданно заключила Эдуарда, с печалью глядя на цыганку

— О, милая! Я никогда не оставлю тебя!

— Но ты так часто исчезаешь!

— Не будем сейчас об этом, — добавила Сара, поймав на себе любопытный взгляд Мари.

— Фани приказала мне сегодня явиться на ужин, — сообщила Эдуарда.

— И чья это прихоть? — цыганка уже знала ответ на этот вопрос, но все равно хотела удостовериться.

— Думаю, Филиппа, — равнодушно ответила девушка, стараясь не выдавать своих чувств.

— Он хочет расположить тебя к себе, чтобы с легкостью забрать Кони.

— Я не повзолю ему этого! Последнее слово за мной!

— Девочка моя, он приближенный короля! Ты ничего не сможешь сделать, если он захочет ее забрать, — с грустью заметила Сара.

— Я украду Кони!

— Даже не вздумай! — жестко предупредила ее Сара. Первый раз в жизни цыганка разговаривала с девушкой подобным тоном, и это ее очень сильно расстроило. Настолько сильно, что на время она забыла о Кони. Поняв, что обидела свою подопечную, Сара улыбнулась.

— Я переживаю за тебя. Ты должна быть разумной. Единственный способ оставить Кони при себе — это уговорить самого Филиппа.

— Как — недоумевала девушка.

— Время покажет. А сейчас поднимайся наверх. Тебе надо подготовиться к вечеру, а я закончу тут за тебя.

— Хорошо.

— А в чем ты пойдешь на ужин — неожиданно спросила притихшая до этого времени кухарка Мари.

Сара ударила себя по лбу:

— Ну конечно! Пойдем.

— Куда? — удивилась Эдуарда.

— Примерять платье! Я хотела сделать тебе сюрприз. Видимо, сегодня тот самый случай.

— Правда– глаза Эдуарды заблестели, и девушка, не сдерживая эмоций, кинулась Саре на шею.

— Идем, идем, хватит объятий, а не то так и простоим до ужина.

Цыганка засуетилась и поспешила осуществить свою цель, направившись в потайную комнату, куда за ней последовала и Эдуарда.

— Видимо, у тебя там припрятаны сокровища! — рассмеялась девушка.

— О да! Эта комнатка меня неоднократно выручала — как будто в подтверждении слов Эдуарды, цыганка подошла к небольшому сундуку в углу комнаты.

— Что-то я не припоминаю этого сундука, — заметила Эдуарда.

— Его здесь и не было, — заговорщицки подмигнула ей Сара, доставая оттуда обещанное платье:

— Оно принадлежало твоей матери. Это ее свадебное платье.

Девушка подошла ближе и ахнула: бледно — розового цвета, щедро украшенное тонким кружевом, оно восхищало своей роскошной простотой.

— Ну же, примеряй!

Эдуарда не заставила долго себя уговаривать. С присущей ей осторожностью и трепетом, она взяла протянутый ей наряд и, стянув с себя свою потрепанную одежду, первый раз в жизни облачилась в роскошное платье.

— Вот это да! Тебя нужно срочно отправляться в Лувр! — не сдерживая восторга, ахнула цыганка.

— Спасибо. И откуда у матери было столько денег на такое платье — воскликнула Эдуарда.

— Возможно, ей подарил его тот самый дворянин, чью дочь она излечила травами.

— Как же я нервничаю. Я ведь никогда не сидела за одним столом с важными дворянами.

— Не переживай! Просто будь собой!

— Интересно, что скажет Фани, увидев меня в таком наряде? Она же от злости и прогнать может.

— Вот уж придумала! Она не посмеет. Ну что же тебе остается сделать только прическу, и мадемуазель Эдуарда готова!

— Сара, ты никогда не рассказывала мне, почему мать назвала меня английским именем, да еще проивзодным от мужского? Я никогда не слышала таких женских имен-неожиданно спросила девушка.

— Даже не знаю — уклончиво ответила цыганка.

— И еще. Помнишь, я говорила тебе, что если исчезну, ищи мое послание здесь!

— Ты как-то странно говоришь. Ты и раньше пропадала, но послание никогда не оставляла.

— Да, но сейчас особый случай.

— Ты меня пугаешь — встревожилась Эдуарда.

— Не бойся, дорогая, просто вспомни мое напутствие, договорились?

— Конечно, — Эдуарда больше ни о чем не расспрашивала, очарованная своим подарком, а цыганка больше ничего не говорила, погрузившись в раздумья.

Глава 13

Ужин.

Вечер был в самом разгаре, когда на пороге зала появилась Эдуарда, невольно прервав светскую беседу и обратив на себя взоры всех присутствующих, среди которых особо выделялись злобные Жанны и Фани, недовольные Шарлотты и восхищенные мужчин.

— О, мадемуазель Эдуарда!

Граф Рено восторженно сверкнул глазами и даже чуть привстал, чтобы получше разглядеть девушку.

— Ваша светлость, наша племянница. Эдуарда — хором подхватили Арно и Фани.

Ожидая реакции Филиппа, в зале воцарилась тишина.

— Подойдите ближе, мадемуазель Эдуарда — наконец подал голос герцог.

Луи приветливо улыбнулся сестре и направился к ней, чтобы подвести к столу. Девушка, которая почувствовала себя неловко от пристального внимания окружающих, смущенно опустила голову и молча проследовала за братом. Подойдя к герцогу, она присела перед ним в реверансе, понимая, что правила приличия требуют от нее соблюдения всех формальностей, хотя в душе была обида, и меньше всего на свете ей хотелось ему кланяться. Когда же она осмелилась поднять голову и встретиться с ним взглядом, она даже чуть пошатнулась: он был бледнее стены и смотрел на нее с оттенком какого-то ужаса.

— Ваша светлость! — выдавила из себя девушка дрожащим голосом.