Бесплатный фрагмент - Маргарита и Маргарин

Рассказы

Прыжок на неточность

1

Этот конфликт, как и многие другие, разгорелся из-за девушки. Впрочем, начнём по порядку…

Совсем ещё недавно деревня Николкина Гать не была известна никому. Потом некий столичный скульптор арендовал возле неё участок земли и построил десяток причудливых сооружений, которые назвал арт-объектами. К нему присоединились другие скульпторы, которые тоже что-то наваяли. И наконец, объединив усилия, они воздвигли нечто по-настоящему циклопическое, напоминающее звездолёт загадочно сгинувших пришельцев. После этого Николкина Гать приобрела известность, сюда стали приезжать туристы, а кто-то из местных открыл на её окраине вполне приличное кафе, которое с удовольствием посещала самая разнообразная публика.

Вот и в этот томный майский вечер на стоянке перед кафе можно было увидеть: новенький двухместный «Феррари» ярко-красного цвета, синюю слегка потрёпанную «Ладу-Приору» и большой военный грузовик «Урал» с кузовом для перевозки личного состава.

Водители и пассажиры этих транспортных средств сидели неподалёку на открытой веранде. За первым столиком расположился паренёк лет двадцати пяти в кроссовках, джинсах и клетчатой рубашке. За соседним сидели красивая, со вкусом одетая девушка в летнем платье и стильный молодой человек, как бы сошедший с обложки глянцевого журнала. Сразу было понятно, что он и есть хозяин престижного спорткара. Остальные столики занимали десантники — капитан и дюжина сержантов и рядовых в камуфлированной форме, с голубыми беретами, засунутыми под погон. Разумеется, все они то и дело поглядывали на девушку.

А одиноко сидящий юноша и вовсе не сводил с неё глаз. Наверное, его состояние в этот вечер точнее всего выразили бы слова старшего лейтенанта Тучи из доброй старой комедии «Небесный тихоход»: «Ой!.. Вхожу в штопор!..»

И действительно, у Ивана, а именно так звали одинокого молодого человека, было такое чувство, словно мир в этот вечер перевернулся. Небо и земля поменялись местами, а центром новой вселенной стала Она — загадочная незнакомка за соседним столиком. Поверьте, дорогой читатель, иногда такое бывает. Уж мне ли не знать… Впрочем, продолжим.

Девушка, чей негромкий, глубокий голос так завораживал Ивана, не могла, в конце концов, не заметить его восхищённого взгляда. Она посмотрела на него раз, другой, и, наконец, по её губам пробежала лёгкая улыбка.

Эту улыбку заметил и «глянцевый» парень. Он смерил Ивана надменным взглядом, неторопливо встал и, обогнув столик, нагнулся к самому уху Ивана. Не меняя улыбчиво-дружелюбного выражения лица, он вполголоса с угрозой произнёс:

— Не пялься на мою девушку, урод! — и прибавил довольно обидное непечатное оскорбление.

Будь на месте глянцевого какой-нибудь работяга-тракторист, Иван, скорее всего, миролюбиво бы ответил что-нибудь вроде «На себя посмотри, образина!», и вполне возможно, дело ограничилось бы даже короткой словесной перепалкой. Но не терпеть же такие оскорбления от возомнившего о себе куска позолоченного дерьма! И Иван коротко и точно послал стильного парня по адресу, который обычно не указывают в рекламе.

В следующую секунду Иван лежал на полу с разбитой губой, а когда стал подниматься, увидел направленное на него дуло пистолета. То ли боевого, то ли замаскированного под боевой травматического — поди разбери. Да и какая разница, когда ствол — всего в одном метре от глаза.

Увидев, что Иван замер, глянцевый усмехнулся и издевательски произнёс:

— Трусишь?

— Так ведь только дурак будет кидаться на ствол, — услышали они вдруг чей-то спокойный голос. Это встал со своего места капитан-десантник.

— Убери оружие! — обратился он к глянцевому. И как бы между прочим добавил:

— Кстати, мои ребята снимают часового заточенной сапёрной лопаткой с двенадцати метров.

Богатенький юноша непроизвольно посмотрел в сторону «ребят», словно отыскивая взглядом висящие на их поясах сапёрные лопатки. По ряду коротко стриженных десантников пробежал смешок.

— А если хотите узнать, кто из вас трус, приходите завтра к нам на прыжки. Обучу, выдам парашют и возьму в вертолёт под мою ответственность.

— Согласен, — тут же сказал Иван, улыбнувшись правым уголком губ. Левая сторона уже начала припухать.

— Диана, пойдём отсюда! — со сдержанной яростью сказал юноша, бросил пистолет в свою сумку и протянул девушке руку. Руки она, однако, не приняла, а просто грациозно поднялась с места и вслед за глянцевым не спеша проследовала к выходу. Среди десантников перекатывался весёлый смех. А потом случилось неожиданное. На пороге девушка обернулась и послала Ивану тёплую ободряющую улыбку. И от этой простой и искренней улыбки ноги у Ивана вдруг стали ватными, и он в изнеможении плюхнулся на ближайший стул.

— А девчонке-то ты понравился! — сказал ему богатырского сложения старший сержант. — Товарищ капитан, давайте, поможем человеку? Я слышал их разговор, они уезжают из гостиницы завтра ровно в девять. Так вот, есть у меня одна идейка…

2

Яркое, тёплое, но ещё не знойное солнце щедро заливало деревню Николкина Гать, сады, луга, рощицы, арт-объекты и единственную дорогу, идущую аккурат мимо местного военного полигона. Вот от одного из гостевых домиков рванул с места ярко-красный «Феррари», и в ту же секунду, как по команде, случились две вещи. Во-первых, натужно ревя и разбрасывая вокруг себя комья глинистой грязи, на узкую полоску асфальтированной дороги откуда-то из-под насыпи выполз большой армейский грузовик, проехал по дороге метров сто и неожиданно заглох в самом неудобном месте, намертво эту дорогу заблокировав. Из кабины вылез водитель, поднял капот и стал задумчиво ковырять в моторе.

А во-вторых, за ближайшей рощицей раздался громкий рокот турбовинтовых двигателей, свист винта, и над вершинами деревьев показался транспортный вертолёт Ми-8 с красными звёздами на зелёных бортах. Створки заднего отсека у него были сняты — так всегда делают, когда готовят машину к выброске десанта.

С борта вертолёта через открытую рампу отлично было видно и деревню, и единственную дорогу из неё, и то, как к стоящему на дороге «Уралу» подъехал сзади и остановился ярко-красный спорткар.

— Значит так! — прокричал капитан в ухо Ивану, который сегодня был одет в десантную форму и туго обтянут обхватами парашютной системы. — Повторяю ещё раз. Через три секунды после отделения — кольцо! Если несёт на деревья, уклонись, сильно потянув за стропы с одной стороны — как в «Ну-погоди». Перед приземлением — ноги вместе, чтоб прямо слиплись одна с другой. И падай на бок, а не на задницу, а то розы в «эр-дэ» помнёшь! Всё понял?

— Понял! — проорал Иван.

— Записку со своим телефоном не забыл в букет положить?

— Положил.

— Ну, всё! Приготовиться!

Иван на полусогнутых ногах подошёл к рампе, держа правую руку на вытяжном кольце армейского парашюта «Д-10», а левую руку — на запястье правой. Прозвучал до ужаса неприятный гудок.

— Пошёл!!!

И главный герой нашего повествования сделал шаг в пустоту.

3

Заблокированный «Уралом» ярко-красный «Феррари» стоял на дороге, из кузова грузовика на водителя и пассажирку спорткара глядели весёлые лица солдат. Когда вынужденная стоянка затянулась, несколько бойцов слезли на асфальт и пошли к своему шофёру — видимо, помогать советами. Где-то высоко над головами раздражающе стрекотал вертолёт. Глянцевый парень нетерпеливо постукивал пальцами по рулю, красивая спутница задумчиво оглядывала окрестности.

Вдруг солдаты, стоящие вокруг грузовика, все как один задрали головы к небу. Девушка и стильный молодой человек тоже посмотрели вверх и увидели, как от пролетающего высоко над ними вертолёта одна за другой отделяются крохотные фигурки, над каждой из которых спустя несколько секунд распускается белый купол парашюта. Десантники поплыли в небе стройной вереницей, но один из них вскоре выбился из ряда. Ещё через несколько секунд стало видно, как висящий под куполом человечек изо всех сил тянет за стропы с одного края купола, изрядно его перекосив. Среди стоящих около грузовика солдат началось оживление и громкие крики:

— Чё ты делаешь, придурок!

— Твою мать!

— Другой край тяни!!

— Отпусти стропы!!!

Непонятно, услышал ли их парашютист, но он действительно отпустил стропы с одного края и стал тянуть за соседние. Но всё это привело только к тому, что его стало относить от скошенного луга прямо к стоящим на дороге машинам.

— Э-э! Куда!! — раздался дружный вопль, но было поздно.

— Бац-ц-ц-ц!!! Гр-румм!!! — стукнули обутые в берцы ноги по ярко-красному капоту «Феррари», оставив на нём солидную вмятину, а парашютист не удержался и скатился куда-то под насыпь, в густые заросли кустов.

— А-а-а! — не помня себя от ярости, взвыл глянцевый юноша, и выражение показного дружелюбия впервые ушло с его лица. — Козёл!!!

Он выскочил из машины, которая имела теперь уже не такой новый вид.

А затем из-под насыпи, сбросив с себя парашют и рюкзак десантника, с букетом роз в руке показался Иван. Замолчали солдаты, замер в оцепенении глянцевый, даже вертолёт улетел куда-то вдаль. На маленьком кусочке вселенной воцарилась немая сцена.

Иван торжественно подошёл к пассажирской дверце «Феррари», протянул девушке букет и галантно произнёс:

— Позвольте подарить Вам эти розы! Кстати, меня зовут Иван…

В следующий миг на его руку обрушился чудовищный удар бейсбольной битой. Позолоченный успел ударить лишь один раз — биту отобрали солдаты, но хватило и этого. Рука у Ивана была сломана.

4

Лежать в больнице не так скучно, когда тебя навещают. Особенно если посетитель — красивая девушка.

— Ох, Ваня, какой же ты всё-таки дурачок! — ласково сказала Диана, прогуливаясь с Иваном по больничному садику. — Надо же, решился ради меня прыгнуть с парашютом! А скажи, очень страшно было?

— Да так, не особо. — усмехнулся Иван. — Я больше беспокоился, чтобы розы в десантном рюкзаке не помялись.

— Ты храбрый! — убеждённо сказала Диана. — Таким и должен быть мужчина. А с этим трусом и негодяем я порвала! Знаешь, я в глубине души всегда чувствовала, что он какой-то ненастоящий.

Время свидания пробежало незаметно. Недалеко от ворот больницы на глаза Диане попалась шумная компания юношей и девушек, тоже, наверное, спешивших кого-то навестить.

А Иван вернулся к себе в палату. Но не успел он поудобнее улечься с книжкой, как дверь осторожно приоткрылась.

— Ваня! Дружище! — шумно ворвалась к нему та самая компания, которую встретила Диана. — Как же тебя угораздило?

— Случайно, — улыбнулся Иван.

— Ты, конечно же, подал на этого подлеца заявление в полицию? — строгим «прокурорским» голосом спросила высокая девушка в спортивном костюме.

— Не могу, Маша, командира десантников подведу, — развёл руками Иван. — Как он объяснит начальству, откуда я взялся в вертолёте?

— Понятно… — протянул кудрявый низкорослый парень. — А действительно, зачем ты там очутился? Ты же без пяти минут мастер парашютного спорта, с чемпионатов награды привозишь! Зачем тебе было садиться в этот вертолёт и прыгать с простейшим дэ-десятым? Ностальгия по молодости, что ли, замучила?

— И почему ты не увёл парашют от этого «Феррари»? Тогда и рука была бы цела…

— Ребята! — виновато улыбнулся Иван и обвёл глазами друзей-парашютистов. — Простите, что подвёл вас, что пропущу пару ближайших соревнований! Но очень уж мне хотелось посмотреть на выражение лица этого папенькиного сынка, когда я потопчусь ботинками по его обожаемой тачке! И кстати, как же непросто было в неё попасть, прыгая с обычным десантным парашютом!

Позорный контакт

фантастический рассказ

Первый достоверно установленный контакт людей Земли с инопланетным разумом произошёл в нашей исправительно-трудовой колонии.

Долгие годы мы, тогда ещё молодые сержанты и офицеры, молчали об этом событии. И только теперь, давно уже выйдя на пенсию, я решился поведать миру правду…

Двадцать пять лет назад в нашу дежурную смену пришёл молодой сотрудник. Людей нам тогда не хватало, поэтому мы были рады любому. Любому, но ведь не такому же! Всякое дело просто валилось у новичка из рук, и под конец мы совсем махнули на него рукой и не доверяли даже сказать зэкам «Стройся».

Особо мы на него, впрочем, не сердились; ну, может, иногда только беззлобно подшучивали, как это принято в нашем кругу: то шнурки на ботинках вместе свяжем, когда он ночью вздремнёт, то шапку куда-нибудь засунем. Обижался он при этом почему-то ужасно и подолгу ни с кем не разговаривал.

Был он какой-то заторможенный, не интересовался ни футболом, ни рыбалкой, а любил только чай с конфетами. Конфет этих он таскал с собой целый кулёк, а когда заканчивались — «стрелял» их у кого попало.

Не раз и не два одёргивали мы его:

— Ты думай, у кого конфету просить! У нормального зэка бери, сколько хочешь, а у «петуха» брать не смей! Не то мы с тобой даже чай из одного стакана не будем пить!

— А кто такие «петухи»? — всегда спрашивал он и при этом немного вздрагивал.

Мы с ребятами переглядывались и начинали в который раз:

— Ну, как бы тебе это объяснить? Ну, это медик, только на букву «п».

— Не понял, — отвечал он, и мы оставляли его в покое.

Что с таким «тормозом» сделаешь?

Так бы и шло всё своим чередом, если бы однажды ребята не устроили шутку, которая вдруг перевернула всё с ног на голову.

Стояла ночь. Мы сидели в дежурке. Я разливал по кружкам только что вскипевший чай. Новичок отлучился в туалет… Посмеиваясь, ребята вынули из бумажки его конфету, мигом натёрли её перцем и завернули обратно.

Когда новичок вернулся, в дежурке царила подозрительная тишина, которая насторожила бы всякого, но только не его. Он отхлебнул ароматный чай, развернул бумажку и впился зубами в конфету.

Нечеловеческий крик потряс стены дежурки. Глаза новичка сверкнули. Он вскочил со стула, гордо выпрямился и голосом, полным ярости и презрения, проблеял:

— Я целый месяц изучал вашу жизнь! Я пытался обнаружить в вас ростки разума и добра, но всё напрасно! Я, профессор галактического университета Бругг, был на сотнях планет, но нигде — нигде! — надо мной так не издевались!

С этими словами он сорвал с шеи свою голову, и все увидели под ней другую — коричнево-зелёную птичью голову с мощным клювом и огненно-красным петушиным гребнем.

— Тьфу! — сказала петушиная голова, плюнула на стол, и новичок исчез в яркой вспышке света.

Ошарашенные, мы сидели в дежурке до утра. А когда очнулись, то поклялись никому и никогда не рассказывать об этом событии.

Потому что страшно даже представить, какие остроты стали бы отпускать в наш адрес коллеги по работе, узнав, что мы целый месяц ели и пили из одной посуды с пришельцем, как две капли воды похожим на нашу земную птицу под названием…

И попробуй потом докажи, что это был брат по разуму, а не комик на букву «г»!

Маргарита и Маргарин

Ясным апрельским утром, распространяя вокруг себя клубящийся дым, у дверей загса города N* горела урна. Событие это (даже для города N*) — малозначительное и неинтересное, если не считать того, что подожгли урну не бездельничающие хулиганы и, увы, даже не случайный окурок…

А вот для того, чтобы узнать, кто же это сделал, придётся нам с вами, как ни странно, перенестись на целый год назад.

С Сергеем Магориным юная Маргарита познакомилась в мае, когда сиренью покрылись аллеи городского сада, когда лебеди парами поплыли в пруду, а голубые рубашки патрульных милиционеров освободились, словно подснежники, от покрова серых кителей.

Она пришла в летнее кафе со случайным знакомым. Пришла просто так, от скуки.

И вдруг, когда заиграла музыка, с другого конца площадки к ней подошёл красивый незнакомый парень. Поблескивая смелой улыбкой, чисто выбритый, он пригласил Маргариту на танец. И едва её руки легли на мягкую ткань его дорогого костюма, едва её глаза встретились с загадочной бездной его зрачков, она поняла — это он, мужчина её мечты!

Их отношения развивались стремительно и бурно. Сергей не разочаровал её — ни в чём. Ночами, лаская его мускулистое тело, Маргарита смотрела в окно на полнеющую луну, и ей хотелось плакать от счастья.

Счастье разбилось в полнолуние…

Маргарите позвонил один из его друзей и сказал ужасную весть: Сергея арестовали.

— Как?! За что? — отказывалась верить внезапной беде Маргарита.

Друг объяснил, что Сергея приняли за другого:

— Понимаешь, куртка у него была кожаная. Как у того парня. Который машину угнал.

Всю ночь она плакала в подушку, а на другой день на год вперёд разругалась с родителями, которые сказали, что Сергея надо бросать. А она верила, что он не виноват!

Вскоре его друзья помогли ей добиться свидания.

Атмосфера тюрьмы поразила её в самую душу. Ей казалось, что она и Сергей, словно птицы, влетели в ужасную пещеру, из которой нет выхода, только замки и решётки.

«Не плачь, любимая, — прошептал он ей, — жди меня».

И она ждала, а кошмар всё не кончался. Отзвенел грозами июнь, миновало лето, и зябким октябрьским днём в судебном зале прозвучал приговор: лишение свободы на четыре года.

Сергей строго-настрого запретил ей присутствовать на суде, и страшную весть она узнала дома, от ещё одного из Серёжиных друзей.

Колония находилась в пятистах километрах. В первом же письме Сергей попросил её всё серьёзно обдумать и решить, рискнёт ли она связать с ним свою судьбу.

«Да, любимый!» — полетело ответное, со следами радостных слёз письмо Маргариты.

В следующем письме Сергей объяснил ей, как можно оформить брак за колючей проволокой, а вскоре друзья, ехавшие к нему на короткое свидание, захватили её с собой.

Влажными глазами смотрела она сквозь два стекла на своего суженого, в чёрной робе, с табличкой «Магорин С. В., 5 отряд» на груди, и сердце её замирало от боли и нежности.

«Я люблю тебя», — твердил он в телефонную трубку, и она отвечала ему теми же словами.

Серёжины друзья довезли её до местного загса, оттуда обратно в колонию и снова в загс, с заполненным ими обоими бланком заявления.

День свадьбы назначили через месяц.

«Наконец-то мы сможем увидеться не через это проклятое стекло! — вспоминала она его слова. — Представляешь, целых трое суток мы будем вместе!»

«Пусть! — шептала она затянутому облаками небу. — Пусть он даже виноват, даже если он угнал ту проклятую машину! Ведь всё равно, он мой, мой! Эх, Серёжка, Серёжка, — смотрела она на его фотографию. — Пройдут эти четыре года — нет, уже три с половиной! — и заживём мы с тобой хорошо-хорошо!»

И с улыбкой на устах, она засыпала.

Комнаты длительных свиданий не были похожи на дворец бракосочетания, а начальница спецчасти — на благолепного батюшку. Не было даже работницы загса, которая не захотела поехать с Маргаритой и дала необходимые бумаги ей на руки, показав, где нужно расписаться.

Но всё равно, ведь это был день их свадьбы!

Поставили подписи свидетели — два офицера колонии, не такие уж мерзкие, как она их представляла, и все присутствующие чокнулись газировкой в привезённых Маргаритой бокалах.

— Поздравляю, конечно, с законным браком, — вздохнула начальница спецчасти, — но после свидания сразу же поезжайте в загс, — пусть выписывают свидетельство о браке. Ленятся они сюда ездить, а по закону так делать не положено.

Но длительное свидание им всё-таки разрешили.

Когда все ушли, Сергей закрыл дверь, и они кинулись друг другу в объятия, а потом совершили то, чего так страстно желали все эти месяцы. А потом ещё раз. И на следующий день тоже.

На второе утро, запахнувшись в халатик, мурлыкая что-то под нос, Маргарита пошла на кухню ставить чайник, Сергей же остался курить в общем коридоре, в который выходили двери ещё нескольких комнат.

— Маргарин! — послышался вдруг хриплый радостный возглас.

— Карась! Братишка! — ответил ему голос Сергея.

Выглянув из кухни, Маргарита увидела, что в коридоре возле пепельницы стоят и радостно толкают друг друга в бока её Серёжа и какой-то мужчина с синими от татуировок руками. Заметив её, Сергей ослепительно улыбнулся.

— Знакомься, Маргарита, это Карась.

— Володя, — представился татуированный и толкнул Сергея ещё разок. — Лучший друг вашего супруга. Как он сейчас, не сильно храпит? А то прошлый срок мы с ним в одном отряде сидели, так это было что-то!

Маргарита увидела, как лицо Сергея вдруг посерьёзнело, и только тогда до неё начал доходить смысл последних слов. Разве Сергей раньше уже сидел в колонии?

Пролепетав: «Очень приятно», — она вернулась в кухню, сняла с плиты закипевший чайник и тихо прошла в их первую супружескую спальню.

Её вдруг неприятно поразило, что комната такая тёмная и тесная, что обои такие убогие, и что по столу, прочь от неё, галопом промчался таракан.

Она вынула из привезённого ею же блока пачку сигарет, достала одну штучку и закурила. А курила она очень-очень редко…

Вскоре вернулся Сергей.

— Марго, — заметив её печаль, положил он руку ей на плечо. — Ну что с тобой случилось?

— Ты… сидишь… не в первый раз, — задумчиво выдохнула дым Маргарита. — У тебя даже кличка есть — «Маргарин», — и, запнувшись, произнесла горькие слова. — Ты меня обманул!

— Я тебя не обманывал! — вспыхнул Сергей. — Разве ты не знала, что режим в нашей колонии «строгий»? На строгом режиме по первому разу никто не сидит. По первому разу сидят на общем!

Он походил по комнате, потом вдруг обнял Маргариту со спины, уткнулся ей носом в шею:

— Глупый я был тогда, Маргарита! Мальчишка совсем… И сажать-то меня было не за что, да уж больно участковый был на меня зол: мы с ребятами в его дворе музыку по ночам на всю громкость включали. Ну, он на меня и озлился. Когда в клубе драка была, он мне всё припомнил. Дрались все, а сел я один. Все от меня тогда отказались. Даже мать! Так ни разу ко мне на свидание и не приехала…

Сергей замолчал.

Маргарита слушала его и оттаивала сердцем. Потом вдруг повернулась и порывисто поцеловала в губы…

Ночью она проснулась оттого, что Сергея не было рядом. В коридоре кто-то разговаривал.

Ёжась от ночного холода, Маргарита подошла к двери и слегка её приоткрыла.

В конце коридора сидели на корточках Сергей и Володя и дымили сигаретами.

— Будет ли, не будет амнистия, — неспешно рассуждал Володя, — нам с тобой от этого толку — ноль, — и он разочарованно сплюнул в урну.

— Я и в прошлый раз под неё не попал, — затянулся сигаретой Сергей.

— Какие статьи-то у тебя тогда были?

— Двести восемнадцатая и сто сорок шестая.

— Хранение оружия и разбой, — перевёл Володя. — Серьёзные статьи. Хотя и сейчас у тебя ненамного легче.

— Что обидно: в третий раз сижу, и хоть бы раз хотя б месячишко скинули! — с какой-то злостью сказал Сергей и раздавил в пепельнице окурок. — Ну ладно, кореш, я завтра со свиданки выхожу, а ты поторчи тут ещё денёк!

Маргарита неслышно отошла от двери и юркнула в остывающую постель.

Вошёл Сергей, осторожно разделся и, скрипнув кроватной сеткой, перебрался к ней под одеяло. Сразу стало тепло и уютно.

«Нет, тут что-то не так, — подумала Маргарита, засыпая. — Как же его могли осудить в первый раз за хранение оружия и разбойное нападение, если была драка в клубе? Да и сидит он только дважды…»

И она уснула.

Во сне она увидела зелёную степь, обрывистый берег моря и белый корабль с парусами вдалеке. По траве к ней бежал Сергей и нёс в руках подарок — сверкающее на солнце ожерелье. И вдруг небо заволокло тучами, пошёл снег, а откуда-то, словно из-под земли, возникли люди в милицейской форме, схватили Серёжу и грубо поволокли. «В тюрьму!» — с ужасом поняла Маргарита.

«Это для тебя! Я украл его для те-бя-я-я!» — с трудом крикнул Сергей и пропал вместе с милиционерами, а откуда-то сзади вышел Володя с татуированными руками, сел на корточки и сказал, доставая папиросы «Беломор»:

«Пора вставать!»

— Пора вставать, — бережно гладил её по плечу Сергей. Если хочешь успеть в загс, надо выйти из зоны пораньше.

— А ты? — ещё не проснувшись, спросила Маргарита, но, увидев погрустневшее лицо Сергея, тут же поправилась. — Ой, прости!

— Ничего-ничего, — пробормотал Сергей, поцеловал её в нос и пошёл ставить чайник.

«Приснится же такое!» — подумала Маргарита, вспомнила было ночной разговор в коридоре, но тут же усомнилась — а не приснился ли ей и он?

«В любом случае, буду дома сегодня же ночью! — она с наслаждением подумала о ванне, полной горячей воды и мягкой пены. — Боже, как хорошо будет отмыться от этих тюремных запахов!»

В коридоре раздались шаги Сергея, и Маргарита смутилась: как она могла забыть про него! Ведь он же остаётся тут!

«А мог бы на свободе гулять!» — внезапно, впервые за все эти месяцы, молнией пронзила её крамольная мысль. Так ли уж несправедливо его осудили?! Может, всё же угнал машину именно Сергей?

Маргарита давно замечала, что, когда Сергей выпивал, море становилось ему по колено. «Но ведь при мне ничего такого он себе не позволял!» — тут же виновато подумала она и, раскаиваясь в собственных сомнениях, вспомнила о его тяжёлом детстве и о самом страшном, что только может быть на свете — предательстве родной матери.

В четверть восьмого за ней захлопнулась последняя дверь колонии, и она полной грудью вдохнула холодный апрельский воздух.

Солнце едва взошло, и тюремные здания бросали длинные уродливые тени на обсаженное берёзами шоссе и навес автобусной остановки.

Ехать в загс не хотелось, но без этой формальности они с Сергеем, строго говоря, ещё не были мужем и женой. «А если я потеряю бумаги, то мы так и останемся неженатыми. Смешно!» — подумала Маргарита.

Появился автобус, идущий со стороны города. Когда он остановился, из него вышла пожилая женщина с двумя тяжёлыми сумками и, поправив тёплый платок, присела на скамью остановки. Маргарита догадалась, что женщина, наверное, привезла в колонию передачу и собирается подождать здесь до десяти утра, когда начнётся приём.

Приезжая оказалась словоохотливой.

— Вы в город? — спросила она подошедшую Маргариту и, когда та кивнула, продолжила. — А я вот прямо с поезда. К сыну, на свидание. Тут он у меня сидит, — она показала в сторону колонии. — А вечером обратно… Тяжело, да я привыкла. Он ведь уже третий раз сидит, — и женщина с привычной горечью махнула рукой. — Грех, конечно, так говорить, да уж кто сбился с пути…

Маргарита промолчала, не зная, что можно сказать этой измученной жизнью женщине, проблемы которой её, к счастью, совершенно не касались. Да женщина, похоже, и не ждала никакого ответа.

— Баловали его с детства, — задумчиво продолжала она. — Позволяли ему всё. Вот он и начал с друзьями хулиганить, пока одного парнишку ножом не задел — да при всех, вся дискотека видела! Уж как мы его ни старались от тюрьмы спасти, да какое там, парень ведь инвалидность получил!

Женщина вздохнула.

— Ну, коли так вышло, думали, после колонии за ум возьмётся. Но опять у него друзья, мать с отцом ему не указ. Раздобыли они где-то пистолет и квартиры грабить начали. Поймали их, стало быть, отсидел он второй срок… Ну а теперь уже и третий сидит — за угон, — она печально помолчала. — Сколько я этих колоний изъездила, вспомнить тошно! Раньше хоть муж помогал, а теперь пластом лежит, с сердцем совсем плохо. Ох, боюсь, как бы не помер!..

Голос женщины вдруг прервался, она схватила конец платка и порывисто разрыдалась.

— Ну что вы, всё обойдётся! — растерявшись, стала утешать её Маргарита.

Из-за поворота показался автобус, идущий в город.

— Ну, мне пора, — с затаённым облегчением сказала она, спеша оставить на этой грустной остановке плачущую женщину с её невесёлой историей.

И вдруг, когда автобус, шурша шинами, уже подъезжал к обочине, какая-то искра сверкнула в утомлённой голове Маргариты: «Драка в клубе, хранение пистолета, угон… Да нет, не может быть!»

И, задержав дыхание, она спросила:

— Как зовут вашего сына?

— Магорин, Сергей, — произнесла, вытирая глаза, приезжая. — Вы его знаете?

— Нет, — солгала Маргарита и вошла в салон автобуса. Двери с шипением закрылись за ней.

Два часа спустя она всё ещё стояла на ступенях городского загса, так и не решившись зайти. Глаза её были красны от слёз, а сердце разрывалось от жалости то к обманщику Сергею, то к себе самой.

И всё же, какая-то сила не давала ей подняться по этим треклятым, видевшим столько будущих разводов ступеням.

Наконец, когда времени, чтобы успеть на поезд, осталась самая малость, Маргарита решилась.

— Прощай! — сказала она: может, Сергею, а может, всему этому весеннему дню, последнему в их короткой и ослепительно-счастливой семейной жизни.

— Прощай, любимый! Сказка кончилась.

Она достала из сумочки бережно сложенные бумаги, помедлив, подержала их у сердца и, дождавшись случайного прохожего, спросила:

— Простите, у вас есть спички?

Урну, полыхавшую в то утро перед загсом города N*, потушила водой из ведра уборщица тётя Маша.

А Сергей Магорин, погоревав и провозмущавшись почти год, нашёл себе с помощью друзей «заочницу» по переписке и благополучно женился на ней за полтора года до конца своего срока.

Кипятильник

Кто из вас, дорогие сограждане, хотя бы раз в жизни не посмотрел современный российский боевик? Кто из вас не сочувствовал храброму герою, попавшему в места не столь отдалённые и притесняемому, с одной стороны, гориллоподобными «паханами», а с другой — бестолковой тюремной администрацией? Если вы верите всей этой чепухе, то можете мой рассказ дальше не читать.

Я же, со своей стороны, хочу описать вам историю, случившуюся в колонии города N * с двоюродным племянником моего соседа по этажу.

Вершины своей карьеры Николай достиг на пятом году отсидки. Он стал парикмахером.

Профессия эта в зоне нужна и почётна, поскольку одни лишь кинематографисты считают, что голова у образцового зека должна быть лысой, как колено. На самом деле, волосы в зоне давно разрешены, а парикмахерская имеется при каждой тюремной бане.

Жил Николай теперь припеваючи. Появилась у него и лишняя новая телогрейка, и шапка, и ботинки, и чаёк индийский плескался в кружке не только по праздникам. Одно лишь нехорошо — не было у Николая «заводского» кипятильника.

О вы, в жизни не нюхавшие запаха тюремных коридоров! Вам не понять, какая пропасть пролегает между кипятильником заводского изготовления и самодельным приспособлением из двух металлических пластин и куска провода. И вкус у чая уже не тот, и старший дневальный на тебя косится, — нету в зоне запасных розеток, все самоделками попалили, — и дежурная смена, того гляди, на месте преступления застанет. Тогда уж не только самоделку отберут, а и наказать могут.

И главное, ведь не бедный же человек парикмахер! Сунулся Николай в один отряд: «Продай!» «Нет, — говорят, — самим нужен». Сунулся в другой — и там неудача. Ну хоть ты тресни — чая куры не клюют, а попить его по-человечески нельзя!

Ждал как-то Николай отца своего на свидание. Хоть и трудно живётся старику, но молодец, сыну помогать не забывает. «Дай-ка, — думает Николай, — попрошу его кипятильник мне в следующий раз привезти. Не такая уж это дорогая вещь». А тут его как раз и по радио вызывают.

Приходит Коля по вызову на вахту и, не поверите, совершенно случайно видит такой эпизод: стоит дежурный около стола, держит в руках новёхонький «заводской» кипятильник и спрашивает у своей смены:

— Пацаны, это чей?

— Ничей, — отвечают пацаны, — давай, мы его себе возьмём.

— Эх вы, шалопаи! — говорит им тогда в сердцах дежурный. — Это же, наверное, предыдущая смена забыла. Своих же товарищей обобрать хотите, — и кладёт прибор в стол, в верхний ящик.

Долго ли, коротко ли, а только через три часа выходит Николай со свидания. День уже клонится к закату, в столовой вовсю бачки к ужину расставляют, в кресле на вахте другой офицер сидит.

Прошёл Николай к себе в отряд, оставил там мешок с передачей, и снова бегом на вахту.

— Это что ж такое делается? — кричит он новому дежурному. — Это почему же такой беспредел в моём отношении допускают? Да я, может, прокурору пожалуюсь.

— Что такое, Николай? — спрашивает дежурный, который не далее как позавчера у него в парикмахерской стригся. — Кто посмел? Веди его сюда, мы ему живо рога обломаем.

— Ну вот, Валентиныч, я к тебе всерьёз, а ты шутки шутишь. А ведь дело-то нехорошее. Дневная смена, пока я на свиданке был, кипятильник у меня из тумбочки забрала!

— Самодельный? — с усмешкой уточняет дежурный.

— Заводской! Гадом буду, заводской! — заверяет его Николай.

— Странно, странно, — говорит дежурный, выдвигает верхний ящик стола и видит лежащий там кипятильник. — Уж не этот ли?

— Этот, этот, — как дитё, радуется Николай и горячо благодарит доверчивого Валентиныча. В уме он уже давно просчитал, что следующая встреча двух сегодняшних смен состоится только через четверо суток, и возможность разоблачения крайне низка.

В отряде хитрый парикмахер достаёт из мешка пакет с печеньем, наливает в самодельную литровую кружку воды и ставит её на стол в комнате приёма пищи. Душа его поёт, новая вещица радует глаз. Пока он стоит у окна в ожидании чая, в комнату заходит здоровенный верзила по кличке Карасик — человек грубый и неуравновешенный. Он смотрит на новый кипятильник Николая и неожиданно начинает шевелить ушами от возмущения.

— Это что же такое? — вопит он на весь отряд. — Это как же прикажете понимать? — и выдёргивает кипятильник из розетки.

Мгновенно вокруг собирается толпа. Николай смутно догадывается, что чаепитие придётся отложить.

— Ты что, белены объелся, — пытается урезонить он распоясавшегося хулигана, но Карасик от этого только свирепеет.

— Я думал, его на вчерашнем обыске отмели, жалобу прокурору хотел написать, а он, оказывается, эвон где!

Николай зеленеет, словно ночник над входом в спальную секцию, и лихорадочно озирается в поисках выхода. Но выхода нет. Десятки горящих глаз устремлены на него, а на языках так и вертится нехорошее слово «крыса».

Что делать? Может быть, рассказать всё, как есть? Но нет, все решат, что он сочиняет небылицы, спасая себя от справедливого возмездия. Николай хватается за последнюю соломинку.

— Да брось ты заливать, мало ли в зоне похожих кипятильников!

И тогда Карасик торжествующе показывает всем присутствующим два косых крестика и точку на пластмассовой части прибора — отметки, сделанные им специально на такой случай.

В этот момент в душную атмосферу помещения проникает лёгкий ветерок снаружи и колышет створки открытого настежь окна. Николай воспринимает это как сигнал свыше, спрыгивает вниз, благо отряд расположен на первом этаже, и быстро бежит в направлении вахты, где и проводит ближайшие два часа, пока страсти не утихают. За это время истинная картина происшествия восстанавливается во всей своей первозданной красе, и грубиян Карасик нехотя снимает с Николая все претензии.

Вот такие события, дорогие сограждане, бушуют порой на просторах наших исправительных учреждений, оставляя далеко за флагом жалкие выдумки мастеров отечественного детектива.

_____________________________

Примечание автора. Рассказ «Кипятильник» был написан мной на основе случая, произошедшего на самом деле. Правда, в реальной жизни задуманная хитрым парикмахером комбинация увенчалась полным успехом, и он пользовался «приватизированным» электроприбором многие годы. Чей был тот кипятильник — загадка.

Отряд №7: Ночная охота

Полночь. Пожилой, по тюремным меркам, оперативный дежурный (лет сорока пяти) допивает чифир с конфетой, бросает под стол бумажку и обращается к смене:

— Так, пацаны! Пора накрывать телевизор в седьмом отряде!

Он снимает с пульта телефонную трубку и звонит на центральную, стоящую посреди зоны вышку. Там, над закрытым для обычных зеков люком, день и ночь сидит осуждённый из отряда хозобслуги и нажимает на кнопки, управляющие электрическими замками локалок — локальных участков, разделяющих зону на отдельные части.

— А что, Хохол, — спрашивает вышкаря дежурный, — телевизор в седьмом отряде сегодня смотрят?

— Что-то не видно, Петрович, — отвечает тот. — Должно быть, окна одеялами занавесили.

— Слышь, Хохол, ты спустись потихоньку вниз и жди нас у седьмой локалки, — даёт указание дежурный и кладёт трубку.

— Вот что, пацаны! Слушай план «Барбаросса»!

Младшие инспектора — несколько молодых ребят в камуфляже — подаются вперёд.

— Значит так, — вещает Петрович, — идём будто бы в десятый отряд, но внутрь не заходим и возвращаемся к седьмому вдоль забора. Хохол тихо-тихо открывает калитку, а вы уж дуйте со всей дури в ленкомнату. Если операцию провести грамотно, двух-трёх человек накроем только так! Всем всё ясно?

— Базару нет! — за всех отвечает помощник. Смена разбирает резиновые дубинки, один человек остаётся за пультом, остальные, во главе с дежурным, идут в зону.

Демонстративно дойдя до десятого отряда и хлопнув для убедительности железной дверью, смена разворачивается и, под прикрытием сплошного высокого забора, подходит ко входу в локальный двор седьмого. Хохол, вооружённый гаечным ключом, уже отвинчивает гайки с кожуха электрического замка. Лунный свет, перемешанный с излучениями тусклых фонарей, щедро заливает локалку, и сквозь щели дверной рамы видно, как ходит по ней взад и вперёд поставленный на часы атасник. Всё кругом спокойно, и он не чувствует надвигающейся опасности.

Хохол приподнимает отвинченный кожух и тянет за обнажившуюся деталь, соединённую с языком замка. Дверь открыта. Помощник рывком распахивает её, и смена вваливается в локальный двор.

Атасник оборачивается на шум, судорожно вскрикивает: «Контора!» — и пытается бежать. Подскочивший помощник азартно ударяет его дубинкой «по горбу». Внутри помещения отряда слышен топот удаляющихся в спальную секцию телезрителей. Смене достаются один лишь работающий телевизор и полумёртвый от страха атасник.

Дежурный проходит с фонариком по спальному помещению, но установить личность нарушителей уже невозможно. Ночной дневальный — осуждённый, в чьи обязанности входит следить за порядком в ночное время — отвечает уклончиво и явно не хочет нажить себе неприятностей. Понукаемый дежурным, он снимает с подставки телевизор и несёт его на вахту. Туда же препровождается и пленённый атасник.

На вахте трофей устанавливается на подоконник, и, за поздним временем, не включается. Атасник торжественно водворяется в прогулочный двор штрафного изолятора — железную комнату с небом в клеточку вместо потолка — и оставляется там в наказание до утра. Зона замирает.

В два часа ночи начинает накрапывать дождь. В четыре кто-то вспоминает об атаснике. Промокший до нитки, тот трясётся как осиновый лист и твердит только одно:

— Хоть бить будут, не стану больше телевизор сторожить!

Его отпускают с миром, и он возвращается в отряд, бормоча на ходу:

— Пускай хоть мешок чая дают, не встану больше «на атас». Здоровье дороже!

Отряд №7: Гена Кукушкин

Полдень. Седьмой отряд выходит из столовой и криво строится перед нарисованной на асфальте белой линией. В числе последних из помещения появляется грязный, оборванный зек, косо глядящий на всех исподлобья.

— Пошли! — командует младший инспектор, и толпа осуждённых устремляется куда-то вдоль забора. Оборванный зек поворачивает, однако, в другую сторону.

— Стой, твою мать! — кричит ему «помощник администрации» — опрятно одетый осуждённый с красной повязкой на рукаве.

Оборванец прибавляет прыти. «Повязочник» стремглав догоняет его и хватает за руку, отчего с ноги у бедолаги слетает грязная, прорванная спереди тапка.

— Куда! Быстро в отряд!

Оборванец угрюмо озирается, делает несколько неуверенных шагов и вдруг, разбежавшись, с разгону ударяет головой в лист железного забора.

«Бам-ммм», — раздаётся грохот, осуждённый вскрикивает и картинно падает на асфальт.

— Гляди, гляди, в столб не ударяет — точно в центр листа бьёт! Грохоту много, а ему, гаду, даже не больно! — плюётся помощник администрации.

— Да, голова у него дубовая! — уважительно говорит подошедший младший инспектор.

Вокруг лежащего на асфальте собираются любопытные: помощник дежурного, ещё один младший инспектор и несколько осуждённых из отряда хозобслуги.

— Гляди-гляди, ресницы-то подрагивают, — указывает пальцем один из зеков. — Эй, Генок, хватит дуру гнать, вставай!

Генок, или, как значится в его личном деле, Геннадий Иванович Кукушкин, сидит в колонии не первый раз, и к его чудачествам все привыкли. В начале каждого срока, перед судом, ему проводится психиатрическая экспертиза, постоянно признающая его вменяемым, но, глядя на его поведение, поверить в это трудно. Колонийская санчасть несколько раз пыталась избавиться от него, направляя в областную тюремную больницу, но беспокойного пациента моментально возвращали обратно, в последний раз — с записью в карточке «симулянт».

— Эй, Генок, хочешь, закурить дам? — младший инспектор достаёт из пачки «Космоса» одну сигарету и крутит её перед глазами распростёртого на земле тела.

Генок шевелится, делая вид, что очнулся от глубокого обморока.

— Ну, дай, — угрюмо говорит он.

— Чего-чего, а про сигарету услыхал, — смеются окружающие.

— Э, нет, сперва в отряд иди, — улыбается младший инспектор.

Генок тяжело встаёт и, шлёпая тапками, направляется к своему седьмому отряду. Железная дверь с лязгом захлопывается за ним, и лишь после этого младший инспектор просовывает сквозь вырезанное в двери окошко обещанную сигарету.

До вечера Гена ведёт себя благопристойно, греется на тёплом майском солнышке и играет с желающими в шахматы. Умеет играть он, как ни странно, хорошо, поэтому никто в отряде не рискнёт сражаться с ним «под интерес» — энное количество чая против Гениной пайки в столовой. К вечеру, однако, такое поведение Генку надоедает…

Шестой час. По радио только что объявлена вечерняя проверка. В локальный двор заходит сержант с «картотекой» и наскоро пересчитывает построившийся отряд «по головам». Одного человека не хватает.

Сержант достаёт из чехла стопку карточек для пофамильной переклички, но завхоз — старший среди осуждённых в отряде — молча указывает ему на окна второго этажа.

В раскрытом настежь окне умывальника стоит давно не мытая фигура в пёстрых трусах и угрюмо смотрит вниз.

Дружный хохот сотрясает строй осуждённых.

— Щас прыгну! — дурным голосом ревёт Генок и заносит ногу над бездной, отчего зрителям становятся видны его чёрные подошвы и коричневые, давно не стриженые ногти.

— Прыгай! — орут зеки.

— Щас полечу! — угрожает Генок, не переставая, однако, держаться за край рамы.

— Все на месте, — лаконично констатирует сержант.

— Эй, командир! — орёт сверху Генок, — Дай закурить!

— Прыгни, тогда я тебе две пачки дам! — встревает завхоз. — И коробку печенья в придачу!

— Эх, совести у вас нет! — вздыхает Генок. — Что ж вы над больным издеваетесь!

— Пахать на тебе, жеребце, надо! — расходится завхоз. — А если завтра в бане не помоешься — на улице будешь ночевать!

— Баня, баня, — ворчит Гена и неуклюже слезает с подоконника, — нет, чтоб закурить больному человеку дать.

Вскоре локальный двор пустеет — по телевизору интересный фильм. Завхоз одиноко садится на скамью и достаёт сигарету.

— Господи! — обращается он неизвестно к кому. — И когда же наш начальник отряда из отпуска выйдет! Ну хоть бы он на несколько суток в изолятор его посадил! Всю кровь выпил, аспид проклятый! — он чиркает спичкой и глубоко затягивается. — Нет, правильно говорят: лучше три хулигана в отряде, чем один дурак!

Завтра он будет дома

фантастический рассказ

Неизвестно, что именно написала на конверте малограмотная мамаша осуждённого Иванова, но только прошение, направленное ею в европейский суд по правам человека, город Страсбург, попало в совершенно иную организацию. Этой организацией оказался межзвёздный суд 4-й инстанции системы Сириуса-Б.

Как известно, планета Земля пока ещё закрыта для контакта. Но межзвёздный суд, тронутый просьбой пожилой землянки «поскорее вернуть» ей сына — «единственную опору в старости», учёл многочисленные возрастные болезни просительницы, принял ходатайство к рассмотрению, а в скором времени и удовлетворил. При этом, согласно статьи 4 «Закона о закрытых для контакта мирах», сам осуждённый Иванов на заседание суда не вызывался…

В то памятное утро Игорь Иванов сытно позавтракал куском ветчины, раболепно принесённой ему другими осуждёнными, выпил индийского чаю с шоколадными конфетами, и, пройдя к своей шконке, расположенной, естественно, в самом тёплом и светлом углу спальной секции, прилёг почитать газету «СПИД-Инфо». Разомлев, он уже сомкнул было веки, готовый вздремнуть часок-другой, как вдруг мир вокруг него озарился ярчайшим светом, в лицо дохнуло банным теплом и запахом распаренных веников, а газета была грубо вырвана из ослабевших спросонья пальцев.

Ошалев от такой наглости, Иванов открыл глаза и хотел грубо выругаться, но вместо этого заорал как ошпаренный и пустился наутёк. Он даже не сразу понял, что бежит не по заставленному кроватями и табуретками отряду, а по каким-то диким тропическим джунглям. Да и как тут было соображать, если по пятам за ним, сжимая в зубах обрывки газеты, гнался огромный двухметровый орангутанг!

Наконец, когда Игорь почти выбился из сил, проклятая обезьяна заинтересовалась бананами на высоком дереве и преследование прекратила.

Почти без чувств Иванов рухнул подле какого-то врытого в землю столба, а когда отдышался и поднял голову, то обнаружил, что к столбу прибита большая доска с выведенными на ней буквами:

«Уважаемый Иванов И. П.! Мы рады приветствовать Вас в реабилитационно-исправительном центре 146-го звёздного скопления. На острове, который до конца срока Вашего наказания предоставлен Вам в полное распоряжение, мы постарались создать привычные для жителей планеты Земля климатические условия, а также животный и растительный мир, обеспечивающий научно сбалансированный рацион питания.

Инструменты и орудия охоты и лова Вы найдёте в сарайчике. Жалобы и предложения высказывайте статуе желаний.

Срок Вашего пребывания на острове — 1 сутки по земному времяисчислению.

Желаем Вам приятного исправления!»

Ниже надписи стояла цифра 1504, видимо, означавшая текущий год по инопланетному календарю.

Трудно описать восторг осуждённого Иванова, когда он понял, что всё это ему не снится, и что неведомый небесный адвокат не только добился, чтобы ему скинули оставшиеся четыре с лишним года, но и дал перед возвращением на родину один день отдыха в поистине райском уголке.

Иванов вынул из стоящего в кустах кривобокого дощатого сарайчика маску для подводного плавания и подводное ружьё, сбросил на белый песок тюремную майку с трусами и с криком восторга погрузился в пенные, словно шампанское, волны солёного моря.

Вскоре на костре жарилась свежая рыбина. Вместо хлеба, правда, пришлось есть бананы, но это ерунда! А вот слегка «обмыть» прибытие сюда действительно бы не помешало!

Игорь нашёл за сараем заросшую лианами каменную статую, как две капли воды похожую на те, которые высекали в древности индейцы Южной Америки, и поведал ей свою проблему. Прозвучал мелодичный удар гонга, и, обернувшись, Иванов увидел висящий на суку тропического дерева металлический диск и корзинку рядом с ним. В корзинке оказался свёрнутый в трубку лист бумаги с написанным чёрной тушью сообщением: «Уважаемый Иванов И. П.! К сожалению, правила внутреннего распорядка не позволяют доставить Вам алкогольные напитки, но если Вы попытаетесь изготовить их из имеющихся на острове ингредиентов — мы не возражаем».

Иванов весело рассмеялся. Нет, всё-таки слабо разбираются инопланетяне в делах старушки-Земли! Ну как же он может успеть изготовить бражку за оставшуюся половину суток!

Тропическая ночь, чёрная, словно сажа, наступила внезапно, но через минуту прямо из океана вертикально вверх выкатилась огромная луна и посеребрила всё вокруг приятным призрачным сиянием. Вспомнив об обезьяне, Игорь залез на ближайшее большое дерево, хотя, если поразмыслить, толку от этого не было никакого.

Удивительно, но под утро он умудрился замёрзнуть. Когда первые лучи солнца пробили густые кроны прибрежного леса, Игорь слез на землю и заковылял к поляне со столбом. Ружьё для подводой охоты, брошенное им вчера под куст, очутилось на противоположном краю поляны, кругом виднелись обезьяньи следы, а стекло в маске оказалось разбитым.

Маску было жаль, но раз уж сегодня всё равно освобождаться, горевать Иванов не собирался…

К обеду, однако, Игорь понял, что галактические порядки отличаются от земных более кардинально, чем это казалось сперва. На Земле, например, было принято освобождать зеков ещё до полудня, на чудесном же острове солнце уже давно перевалило зенит, а дежурный по исправцентру со справкой об освобождении в руке даже и не думал материализовываться из воздуха.

Наконец, потеряв терпение, Игорь подошёл к опутанной зеленью статуе и попытался «покачать права». Раздался дребезжащий гонг, и в корзинке появился короткий текст: «Уважаемый Иванов И. П.! Всю интересующую Вас информацию Вы можете прочесть на нашем справочном табло».

Игорь вернулся на поляну и внимательно перечитал надпись на доске, но она была точь-в-точь такой же, что и вчера.

В этот день темнота упала на остров ещё внезапнее. Наплевав на всевозможных хищников, «уважаемый И. П. Иванов» сидел на берегу океана до самого утра, но надзирателя за ним так и не прислали.

Наутро Игорь решил устроить в небесной тюрьме небольшой словесный тарарам, но все разговоры с поющей корзинкой окончились ничем. Она просто каждый раз отсылала его к деревянному табло, на котором не менялось ни одной буквы. Иванов хотел было изрубить доску и столб на куски, а статуе отбить нос или чего пониже, но в последний момент побоялся искушать судьбу. В конце концов, инопланетный судья мог передумать и отправить Игоря обратно в русскую колонию досиживать неотбытый срок. Так что, от души выругавшись на порядочном удалении от статуи, Иванов взял подводное ружьё и пошёл добывать пропитание, ибо от бананов в желудке уже стоял комок. Но то ли без маски он не мог толком прицелиться, то ли рыба после первой охоты стала умнее, только ужин на исправительном острове был в этот вечер сугубо вегетарианским.

На четвёртый день повторилась та же история с несостоявшимся освобождением, к тому же полил дождь, и Иванов большую часть дня просидел, нахохлившись, под деревом неизвестного вида, угрюмо размышляя, что надо бы бросить пока ловить рыбу, а вытесать-ка лучше лук и стрелы. При этом он и сам не знал, чего ему хотелось больше: подстрелить какую-нибудь дичь или продырявить брюхо первому же представителю инопланетной администрации, который подойдёт к нему на расстояние выстрела.

К полудню пятого дня терпение Иванова лопнуло окончательно, и он решил начать кипеш. Дождь прекратился ещё утром, и ему без труда удалось собрать в лесу кучу просохшего под тропическим солнцем хвороста и обложить им пресловутый деревянный столб с информационной панелью. Иванов вынул из-за пазухи кипу полученных из корзины бумажек с ответами, подсунул их под хворост и чиркнул спичкой. И тут он увидел, что на табло произошло-таки одно-единственное изменение! В самом низу доски теперь стояла круглая цифра 1500! Но Игорь чем угодно готов был поклясться, что раньше она круглой не была! Ну да, в день прибытия это было число 1504!

Тут спичка обожгла ему пальцы, и он, озарённый внезапной догадкой, вышел из оцепенения и опрометью кинулся к статуе желаний.

— Это что же, я должен сидеть на этом долбаном острове ещё полторы тысячи дней, то есть четыре с лишним года, то есть от звонка до звонка?!! — громогласно заорал он. — Но ведь ваш суд освободил меня досрочно!

Наступила секундная пауза, затем за его спиной раздалось смущённое треньканье гонга, и в корзинке появилось письмо нежно-розового цвета.

«Уважаемый И. П. Иванов! — гласило оно. — Мы приносим Вам извинения за возникшее недоразумение, но дело в том, что межзвёздный суд 4-й инстанции системы Сириуса-Б удовлетворил просьбу Вашей матери: как можно скорее вернуть Вас домой. Срок же Вашего наказания суд счёл соответствующим преступному деянию и оставил без изменения. 13 ноября текущего года Вы были помещены в наш реабилитационно-исправительный центр, который находится вне привычного Вам пространственно-временного континуума. В центре Вам предстоит провести 1500 суток, оставшихся до окончания срока наказания. После этого Вы будете возвращены на Землю в 10 час. 47 мин. 18 сек. 14 ноября 2003 года, то есть, по земному времяисчислению, пробудете у нас ровно 1 сутки.

Учитывая, что из-за возникшего недоразумения Вы не могли правильно спланировать свои действия, администрация 146-го реабилитационно-исправительного центра предоставляет Вам запасное стекло для маски ныряльщика и три коробки спичек. Напоминаем, что до конца срока наказания какая-либо помощь оказываться Вам больше не будет.

С уважением…»

Не дочитав до конца, Иванов схватил топор и изрубил в мелкую щепу столб вместе с информационным табло, а потом долго и методично крушил обросшую мохом статую желаний.

Всю ночь он, словно тень, бродил по берегу океана, а утром отправился в лес на поиски больших плодов, из которых можно было бы сделать сосуды для браги.

Поздно вечером 13 ноября 2003 года в далёком сибирском селе в доме Марии Ивановны Ивановой вовсю горел свет. Собравшиеся соседки передавали из рук в руки разноцветный бланк с переливающейся всеми цветами радуги голограммой, а Мария Ивановна оживлённо поясняла:

— И как всё-таки хорошо поставлено в Европе судебное дело! Ну никакой тебе волокиты! Так прямо и пишут: вернём мы вам, Мария Ивановна, вашего Игоря, ждите, мол, четырнадцатого числа к обеду. Завтра уже сынок дома будет!

И концом пушистого платка счастливая мать смахивала навернувшиеся на глаза слёзы радости.

Джон Смит, матрос с Тамбовщины

Когда-то, очень давно, жили в нашем селе Ивенье Тамбовской губернии молодой кузнец Иван и его невеста, дочка мельника Любаша.

Оба они были крепостные крестьяне, только не помещичьи, а казённые, потому что село наше в ту пору принадлежало не барину, а самой государыне императрице.

Считалось, что государевым крестьянам живётся немного легче, чем барским. А уж мельнику и кузнецу ещё лучше жилось; по крайней мере, люди так меж собой говорили. Хоть и трудятся они с утра до вечера: один весь белый от муки, другой — чёрный от сажи, да зато казённой земли им пахать не надо. Заплатил оброк, и спи спокойно.

Была Любаша стройна, скромна, с тяжёлой, пшеничного цвета косой, а Иван — косая сажень в плечах, истинный богатырь. Жили они, не тужили, осенью готовились свадьбу справлять. Да только прежде пришла в наше село беда.

В те самые годы сотрясал Русь казацкий атаман Емельян Пугачёв, объявивший себя царём. Хотя сам он гулял всё больше по Волге и Яику, воеводы его, бывало, заглядывали и на Тамбовщину.

Вот как-то сидит Иван в кабаке с друзьями — а чего ж не посидеть, пока холостой, женишься, уж не до того будет — и вдруг, трах-бах, проскакали по улице конные с шашками наголо. Пошла стрельба по деревне, да скоро затихла — солдаты, которые охранять село должны, в лес убежали. И не успел Иван с друзьями из-за стола подняться (да они не очень-то, надо сказать, и спешили), входит в двери пугачёвский воевода со свитой.

«Эй! — кричит он кабатчику, — Я, продажная твоя морда, царский полковник Кирпичников! А ну-ка подавай сюда еды да вина самого лучшего!»

Кабатчик засуетился, а Кирпичников садится за стол, бороду поглаживает, и смотрит прямо на Ивана. Приметил, видать, его крепкую фигуру да широкие плечи.

«Эй, братец, — говорит он ему. — Уж не кузнец ли ты будешь?» «Кузнец», — отвечает Иван. «Это хорошо, — говорит Кирпичников. — Мне в войске кузнец нужен. Прежнего-то неделю назад в сражении убили».

Заотнекивался Иван, да Кирпичникова это только раздосадовало. «А ну-ка, — грозно кричит он кабатчику. — Неси сюда ковш вина, да побольше!» Даёт он Ивану этот ковш и говорит: «Пей! А не выпьешь, так и знай — кровная обида!» — и недобро глазами посверкивает.

Не стал Иван перечить супостату, выпил. И сделалось у него в животе тепло, а в голове весело, и думает он: «А вправду, чего я в кузне тёмной день и ночь молотом стучу! Пойду с лихой ватагой по Руси, поживу вольной жизнью, а там — хоть трава не расти!»

И пил он ещё в тот вечер с пугачёвцами, и плясал, и велел дать ему воевода Кирпичников ружьё боевое и саблю. Так с оружьем Иван на лавке в кабаке и заснул.

А утром: трах, бах! Бу-бух! Явился из недальнего села Морша прапорщик Стерлигов с солдатами и две пушки с собой привёз.

Кирпичников-то, хоть и был неробкого десятка, против пушек соваться не рискнул, перешёл с командой своей вброд через реку Цну — и только его и видели. А Иван так и остался спать на лавке в кабаке. Там его солдаты и нашли.

Привели к Стерлигову: «Пугачёвца, — говорят, — поймали!» Поглядел на Ивана прапорщик, нос отворотил: «А и несёт же от тебя перегаром, скотина!» — и велел заковать в кандалы.

Попытались мать с отцом за Ивана вступиться — чуть плётки не отведали. А Любашу просить за Ивана мельник не пустил — не ровён час, солдаты обидят.

Отвезли Ивана-кузнеца в Тамбовский острог. А потом — скорый суд и вечное поселение в Сибирь. Могло по суровым тем временам быть много хуже, да только отец Ивана судейскому дьячку богатые подарки возил, а тот ими с судьёй поделился. И решил судья: раз был Иван в войске Пугачёва всего одну ночь, сильно его не наказывать. Даже клейма на лбу выжигать не велел.

Вот так и не стало в селе Ивенье Ивана-кузнеца, будто и не жил. И только родители его и братья с сестрёнками тосковали, да Любаша безутешно слёзы в подушку лила — любила она его крепко.

И минуло четыре года, и много чего за это время в мире произошло, потому что велика Россия-матушка, а только остальной мир ещё больше, и чего в нём только нет: и разные страны, и степи, и леса, и высокие горы, и бескрайние океаны.