Если любишь кого-то самую капельку больше, чем самого себя, то ты — мама, а тот, кого ты любишь, начал свою жизнь с тебя. И ты хочешь железобетонно знать, что в любых обстоятельствах, 24 на 7 и всю-превсю жизнь твоего сына или дочери тебе будет спокойно. Или хотя бы не до корвалола страшно.

Это пандемия неусыпной троицы трех современных болезней, изъедающих бешенными темпами родительские жизни: чувства вины, тревожности и гиперопеки.

Я — мама. Я сильно болела этими делами. В прямом и переносном смысле. Было реально постоянно больно.

Я — педагог. Чуткий, вдохновленный, изобретательный педагог. Моя фишка — измельчать любую задачу на молекулы, распределять по жизни эти кусочки так, чтоб реализация шагов к цели не вызывала сопротивления, усталости, разочарования и выгорания.

У меня есть сын Левка, который нечаянно показал мне: то, что он получает, неплохо бы подарить всем детям на свете.

А у вас есть эта книга. И, наверное, дети, которым хочется нарисовать самую счастливую жизнь.

В начале пути вы скептически присматриваетесь к своему «дано» в распределении детско-родительской ответственности, в середине хочется заглянуть наперед: «А какой следующий шаг?» — а в конце завершенного цикла всплывает мысль: «Работает? Работает! Работает… Так это ж я любую ответственность так ребенку могу передать…» И потом вас уже не остановить.

Я называю этот подход к детям и к родительской жизни «антистресс».

Пока мы болеем этими хворями (тревогой, гиперопекой и виной), силы у нас убавляются, страхов за детей прибавляется и постоянно кажется, что если я не проверю, не проконтролирую, не сделаю, не доведу до кондиции, то… «все пропало, шеф, усе пропало…»

У наших детей бесконечное количество шансов стать счастливыми самостоятельными и энергичными взрослыми. Все это в ваших руках. Дети протягивают свои ладошки, вам нужно только разжать крепко стиснутые пальцы. Как? Об этом и поговорим.

Часть 1.
Воспитание по наследству

Глава 1. Почему я пишу об этом?

Мне было 17, когда мама вышла из общаги педучилища, оставив меня там с огромной сумкой в клеточку, набитой одеждой и сковородками. Она плакала всю дорогу домой, а это 5 часов в вонючем автобусе, потому что небезосновательно боялась, что я очень скоро отдам концы от голода.

Я совершенно не знала, что можно делать на кухне, кроме как есть. Потому на сковородку смотрела с подозрением: «А точно мы уживемся вместе?»

В комнате нас поселилось трое: я, бойкая девушка Аня и тихая Наташа. А вот на кухне людей было капец как много. Я была в таком страхе, что не сказала никому ни слова. Зато Аня сказала: «Будем готовить по очереди. Наташ, давай ты сегодня. Пожарь картошку». Эти ее слова спасли меня от разоблачения, а вот Наташе не повезло…

Но она виду не подала. Уверенной походкой направилась на кухню — и давай. Когда она поставила сковородку на плиту, влила масла и вот уже должна была начать процесс жарки, Аня возьми да и скажи: «Посолить не забудь!» Вот тут Наташа наша и спалилась. Она че, она ниче, она молодец, соль взяла и сразу посолила… кипящее масло! Вот это был фейерверк!!! Ееее…

На Наташке сразу повисла табличка «Looser», а я выдохнула. На ее месте могла быть я. Мне повезло. Когда на третий день-таки дошла до меня очередь готовить, я сварила гречку с сосисками и тем самым сдала первый важный зачет в моей жизни.

Как же меня такую безрукую в жизнь выпустили, я и сама не пойму. Только на кухне дома всегда были мама и бабушка, так лихо жонглирующие борщами и варениками, что мне как-то там и места не было. Хотя вру. Я пыталась суп сварить пару раз, но все мои попытки заканчивались одной фразой: «Морковка по всей кухне от тебя». Ясен пень, я ж терку в руки впервые в жизни специально для супа взяла.

Лозунг воспитания был прост и гениален: «Ты, дочечка, учись, это самое главное». И я училась, в школе, исключительно на отлично. А потом чуть не стала несчастной Наташкой…

Мы до сих пор с мамой вспоминаем эту историю, и мама виноватыми глазами смотрит на меня и говорит: «Как же ты справилась?» — «Справилась… Но можно было и без таких приключений…»

Я думаю, вы поняли, что я не умела ничего от слова «совсем». Стирать??? Убирать??? Утюжить??? Не говоря уже о таких взрослых делах, как зарабатывание денег… Нет, это мы не проходили, это нам не задавали.

Как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».

Алгебру — брала,

английский сдался сам,

историю и биологию покорила,

а вот что как с собой делать даже на бытовом уровне — нет, не брал.

К сожалению, на личном опыте, даже в гипертрофированном формате пережила гиперопеку и лицом к лицу встретилась со всеми последствиями данного явления.

Честно вам скажу, разруливать это все не весело.

И все же моя история имеет и плюсы: собственное родительство я строю на совершенно других принципах. На первых порах, когда я только пробовала, щупала грани моей ответственности и самостоятельности сына, когда боялась всеми мамиными страхами, что моя уменьшающаяся опека вот-вот обернется катастрофой, было невероятно тяжело.

Я уставала на физическом уровне до черных плавающих пятен в глазах, пока не нашла идеальный ритм, дозировку, баланс доверия и помощи. Уставала просто от нагрузки, но еще больше от перманентного бояния, которое обострялось в периоды Левкиной болезни или других нежданчиков.

В то же время я видела, как растут другие дети, с повышенной самостоятельностью, граничащей с беспризорностью, педагогической запущенностью и простым одиночеством. Болтаются по улицам, едят в 6 лет сухой доширак из пакета и колоритно ругаются матом в песочнице.

Это было как-то слишком для меня, от таких картин сжималось сердце и подкатывала вина, хотя я ни разу ни при чем.

Но надо было искать наш вариант, мой и моего ребенка, подходящий конкретно нам и чтобы без нервов — я, знаете ли, не люблю. Короче, надо было что-то делать…

Глава 2. Взросление

Чем отличается взрослый от невзрослого?

Самостоятельностью и ответственностью. Автономностью и адаптивностью. Другими словами —

способностью жить свою жизнь, опираясь на самого себя.

Когда наступает взросление?

Жаль, но кроме меня самой меня никто об этом не спрашивал. А это чуть ли не самый крутой вопрос в жизни.

По закону нашей страны человек в 18 лет начинает называться совершеннолетним и уже несет административную, уголовную и прочие виды ответственностей за себя перед государством.

Но если смотреть правде в самые глаза, то редкий человек в 18 лет по-настоящему становится взрослым. Хотя день рожденья справляют, аттестат в школе выдают и спиртное можно пить даже при родителях.

После вуза не сразу свежие специалисты чувствуют себя бодрячком. Тык-мык в поисках работы, жилья и любви. Мама с папой на посту. Чуть-что. Мало ли. И временами правда как-то чего-то мало: то денег (в основном, денег), то опыта, то банально мозгов.

Семья, дети, надо бы машину, и жилье, и еще больше мозгов и опыта… А предки прикипели, так сказать, к дежурному положению «чуть-что, мы туточки» и в общем-то далеко не отходят. И мы все живем друг с другом рядышком, числимся взрослыми, но как будто держим в уме парочку запасных взрослых, на всякий пожарный.

Грустно думать об этом, но ни рождение собственных детей, ни уход из жизни родителей никак не влияют на взросление. В свое время мне пришлось признаться себе в этой горькой правде. Рожая детей, становишься более усталой, занятой, любимой и суетливой, но не всегда взрослой… так же и теряя родных, приобретаешь скорбь, одиночество, недосказанные речи, застрявшие комком в горле, но не всегда в этом комплекте попадается взрослость. Она не связана с другими людьми. Она про тебя самого.

Когда же в этой жизненной истории наступает тот самый безвозвратный момент взросления? Когда человек может вздохнуть свободно и с облегчением промолвить: «Я вырос. Точно вырос»?

Только тогда, когда сам принимаешь решение взять в свои руки все радости, горести, успехи, поражения, нагрузку и грядущие форс-мажоры. Сам. И когда соглашаешься не передумывать на эту тему в каждой новой неприятности, встретившейся на пути.

В каком возрасте?

У меня это произошло в 32 года. Наверное, неплохо бы в 18. Правда, в привычных реалиях русскоязычных семей это маловероятно. Но я не сказала, что невозможно.

Как все-таки дать детям это взросление полным комплектом, а не урезанную версию? Чтобы и нам, родителям, стало спокойно и радостно за их жизни, и им не нужно было временами звать на помощь бабку, внучку, кошку и Жучку…

Пока что я отвечу на этот вопрос очень просто: дать.

Дать так, чтоб это самое взросление, ответственность, самостоятельность получилось взять. Не бросить, не швырнуть, не оставить скромно в пакетике за дверью, а дать. Из ваших родительских рук в подрастающие детские.

Но как дать? Как дать-то? — Да-вать. Маленькими порциями, понемножку, учитывая способность выдерживать и увеличивая дозировку.

Мы это делаем. И так делаем. Как умеем. И прежде, чем вы окунетесь в подробности, я скажу, что вы определенно делаете это лучше, чем ваши родители, кто бы что ни говорил. Как бы вы ни сомневались, ни тревожились о своей родительской роли в жизни детей, уверяю, вы делаете хорошо. Достаточно хорошо.

Эта книга научит вас делать еще и легко и привычно, приятно и терапевтично. Но вы уже хорошо справляетесь. Помните об этом всю книгу до последней страницы, особенно в местах, которые могли бы спровоцировать муки совести. Они вам не помогут, только повредят.

Глава 3. Не то

То доброе, чего я хочу, я не творю…

Послание к Римлянам 7:19

В наше время практически невозможно быть мамой и не знать ну совсем ничегошеньки о детской психологии. Информация висит в воздухе, роится в мыслях и просится в реализацию. Только одна проблема — автоматические реакции, зашитые в детстве, в нашем детстве.

Наша стратегия взросления, перенимания ответственности за себя кирпичик за кирпичиком строилась из детского опыта выполнений домашних обязанностей, приобретения навыков самообслуживания в общении с родителями. Другими словами, то, что родители делали для нас и за нас, так или иначе становилось нашими умениями. Именно то, КАК это происходило на эмоциональном уровне, какими словами с нами говорили, что чувствовали и как реагировали на наши удачные и не очень попытки, и становится нашей привычной манерой приобретать новую ответственность и брать на себя новые обязательства. Будь то на работе, в дружеских отношениях и в семье, уже нашей собственной.

Задача — придать всем элементам в этой формуле вектор со знаком плюс.

В те годы, когда у меня периодически выпадали зубы и мама будила в школу, было не принято любить детей напрямую. По большей части через строгость, «учись, пока я живой» и вину. Хваление было совсем не тренде, поэтому если оно и прорывалось порой, то скупо, неуклюже, похожее на смятый носовой платок сомнительной свежести из замусоленного кармана.

Я не помню ни одного эпизода, когда бы мама просто со счастливой улыбкой похвалила меня за самостоятельность.

Молчаливое допускание моей деятельности — было.

Упрек в том, что этой деятельности еще не случилось — было.

«Лучше бы я сама…» и «не допросишься» — было.

Было то, что превращало взрослую самостоятельную деятельность в моих ощущениях во что-то неприятное, должное, тяготящее.

А того, что делает рутинные домашние дела наполненными радостью, энтузиазмом — было мало.

Наши родители ненароком передали по наследству тот способ взаимодействия, который был доступен им самим. Не все они дают желаемый результат, а именно — плавное, уверенное и желанное обеими сторонами воспитательного процесса взросление.

В следующих главах я перечислю самые часто встречающиеся препятствия, появляющиеся на пути у детской самостоятельности и взросления. Все они связаны с родителями. Если они вам откликаются, вызывают воспоминания из детства, то, скорее всего, ненароком вы передаете тот же багаж и своим детям. Так устроен мир: что получили, то и отдаем.

Это забавно, но как только мы становимся детишко-растителями, неведомо откуда активируется энергичная мама из детства и начинает везде и всюду знать, как надо. Вместе с тем так свежи воспоминания о детских обидах на родительскую невнимательность и порой грубость, что мы решаем почти сразу точно не делать так больно своим детям, как сделалось нам тогда.

И вот: в мозгах ворох из решений, мечтаний, будущих свершенных материнских подвигов, в руках — кулек, который орет все время не по плану и растет самым непредсказуемым способом, а в теле — мигающая красным цветом лампочка на датчике «Ресурс». «Ресурс», который должен быть на все это предусмотрен и закончился раньше, чем мы были к этому готовы.

У одних мам и пап получается лучше контролировать проявление своих эмоций, реакций, они успевают подбирать слова, но чувства… их сильно не обуздаешь. Они вспыхивают, и ровно в этот момент их считывают дети.

У нас с ними связь.

Поэтому для начала мы рассмотрим, сколько накоплено ненужного, отследим эти проявления, а потом я дам до безумия простой и понятный алгоритм действий, который запустит процессы перемен внутри и снаружи.

Можно было бы, и сразу выложить все на бумагу, и вы бы с размаху внедрили бы это дело в жизнь. Но! В следующих 8 главах, я надеюсь, будет происходить, пожалуй, самое важное, что должно случиться между детьми и взрослыми — понимание, а точнее воспоминание, каково это — быть ребенком. Здесь происходит контакт. Да, за книгой, да, вы сидите один или одна, а ваши дети не в курсе происходящего. Но он случается — внутренний контакт с детьми, а вместе с ним — еще немного уже нашего родительского взросления.

Глава 4. Первое препятствие. Самостоятельная мама

Как будто бы так удобнее. Самой помыть, самой поутюжить, самой приготовить, самой завести будильник и так далее.

Дети, как и все люди, делающие что-то впервые, делают это криво.

Первый блин комом, все знают. Но отдирать этот самый блин комом от сковородки приходится вам, так же как и готовить новые блины.

Получается обидно. Я ожидаю от ребенка помощи, что мне станет немножко легче, а вместо этого получаю двойную порцию труда, а порой и расходов на устранение косяков. Что-то не сходится.

Как тут радоваться детской помощи, если от нее только хуже?

Именно так и думали наши родители, давным-давно. Вероятно, поэтому впервые я задумалась о том, что унитаз тоже кто-то моет, только после 20 лет.

И борщ сварила впервые после свадьбы.

И трясущимися руками утюжила мужнину рубашку.

После детской самодеятельности почти всегда в квартире руины. Вспоминаю себя и думаю:

— Да я вообще божий одуванчик была, подумаешь — 5 кг муки за раз перевела и морковку по все кухне теркой рассредоточила. Видела бы моя мама, как Лева готовит яичницу…

Как правило, косячным получается не только первый раз, но и второй, и даже третий.

Нормального качества самостоятельность проклевывается довольно медленно, оставляя невосполнимый ущерб в родительской нервной системе.

Ну ладно, пошутили и хватит.

Уж я не знаю, почему никто не закладывает время на косяки. Нет, все все понимают, что сразу не, не получится красивенько, что надо долго тренироваться, а маме в это время улыбаться, ободрительно-похвалительно, конечно. Ладно, хотя бы просто молчать. Но когда приходит этот самый КОСЯК, почему-то начинается нервный тик, а в глазах читается немой вопрос:

— Ну почему сейчас? Я не планировала генеральную уборку…

Так было в моем детстве. Я помню, что от моей деятельности радостно только мне, и то в процессе. А в результате то ли прощения приходится просить, то ли переделывать, то ли смотреть, как взрослые героически заметают следы твоих подвигов.

Так было не всегда. Но было. То, как родители реагируют на процесс ученья, состоящий из ошибок всех мастей и пород, очень запоминается, особенно если было обидно, стыдно и грустно.

Какие-то вещи сквозь попытки и совестливые «я больше так не буду, я буду стараться» проросли в более-менее котирующиеся дела и успешно зачлись в мой вклад в общее дело.

Например, я профессионально подметала двор и скоблила наивную траву, решившую нас озеленить.

Естественно, я сама из тех мам, кто без конца ищет способ зафиксировать чистенько убранный домик в его наикрасивейшем состоянии. Тарелки стройными рядами, носки попарно, полотенечки кухонные отглаженные по цветам и свежевымытый пол каждый день. Я очень люблю. Даже мужнины гаечные ключи, нет-нет да и разложу по номерам, пока он не видит.

Мне нравится, когда под ногами не хрустит, на одежду не намазывается и приятно пахнет.

А на все это нужны силы и время. Мои. Если продолжать в том же духе. Ни у кого из нашего семейства такой страсти к порядку не наблюдается. И если правда я продолжу все это делать сама, то и силы, и время быстро закончатся. А вместе с ними закончусь и я.

Немного арифметики.

Чтобы помыть комплект посуды на одного человека: тарелка, ложка, чашка, — требуется примерно 2 минуты.

Предположим, что этот человек — ребенок. Лет эдак 10 родитель 2 раза в день практикует мытье посуды за этим человеком.

Получается:

365 (дней) * 2 (приема пищи в день) * 10 (лет) * 2 (минуты) = 14 600 минут = 243 часа.

Это примерно. Можно посчитать, сколько займут времени прочие дела, которые делаются для или за ребенка, все это суммировать и посмотреть, останется ли время просто на жизнь. Скорее всего, при таком подходе станет ясно, что дочитать книгу до конца в этом режиме вы не сможете и сорветесь бежать нагонять упущенное.

Люблю цифры: сразу все понятно. Тогда можно и решать, хочу я тратить столько времени на это все или попробую иначе.

Способ, с которым вы познакомитесь дальше, потребует 3 недели по 10 минут на внедрение новой привычки. На то, чтобы одну из обязанностей передать ребенку и больше никому не морочить голову.

Это неудобно, когда все делает мама. Всем неудобно: и маме, и ребенку. Потому что рано или поздно он должен будет откосячить свои косяки. Если не распределить это дело равномерно по детству, то на вылете из гнезда косяки обрушатся лавиной. И тогда будет апофеоз этого маленького «неудобно», которое робко пробивается сейчас.

Глава 5. Второе препятствие. Свидетели

Вообще-то мне нравилось что-то делать, даже очень. Особенно я любила перебирать вещи в шкафу, наводить порядок в школьных принадлежностях и куховарить.

Мне здорово мешал неочевидный фактор —

присутствие взрослых.

При маме не хотелось, а когда хотелось, не моглось. Прям руки не поднимались.

Она, наверное, смотрит. Наверное, она бы это делала по-другому. А это ведь ее хозяйство, значит, ее способ правильный, она ж главнее. И вот она смотрит или бабушка, а я делаю, а на спине у меня ихние глаза и мысли, что лучше бы я уроки еще раз поучила. И я же, когда затеялась, я просто, ради интереса, и веселья, и любопытства, я же и сама не знаю, что там у меня получится в конце. А если кто-то взрослый рядом, то надо, чтоб получилось ого-го!

И вроде даже унизительно, что ли. Я тут погрузилась в процесс, а кто-то подглядывает, как за занавеску в душе. Не. Лучше дождаться, пока уйдут куда-нибудь. А если что-то хорошее получится, то будет им сюрприз. А если плохое, то успею все попрятать хотя бы. Не знаю, как у вас, а мои взрослые постоянно копошились дома. Вечно у них на кухне борщи варятся и в комнатах пылюка вытирается. Так что да…

Это нормально, что нам и нашим детям хочется пробовать свои первые попытки без свидетелей. Это более чем нормально. Это про личные границы и самореализацию. Более того, для человека это лучший вариант — встречаться с новым делом наедине. Да, с инструкцией, да, вооружившись наблюдениями за тем, как это делают другие, да, перестраховавшись на случай чего, но

быть один на один со своими делами — это совершенно естественно.

А взрослым, потенциальным наблюдателям, нормально об этом знать и помнить.

Присутствие родителей не всегда поддерживает и вдохновляет. Иногда, чтобы дети рядом с нами именно это и почувствовали, нам нужно вовремя выйти из их пространства.

Глава 6. Третье препятствие. Можешь — должен

Это самое коварное!

Допустим, косяки никого не волнуют и пристальными глазами никто не смотрит на подрастающую самостоятельность, и тогда, наконец, у ребенка что-то нормально получилось. Посуду помыл, нечаянно сварил суп или подмел на энтузиазме. Ходит счастливый такой, наивный, не знает, что у вас все схвачено.

Все! Внимательный родитель делает сногсшибательную подсечку, и ребенок отныне обязан делать это каждый день, пока не покинет отчий дом. «Раз умеешь, значит, должен. Всегда. Ты уже взрослый. Я же видела, что у тебя нормально получилось». Не отвертишься. Заметано. Уууу… и повеяло ледяным ветром…

И если в следующий раз ребенок сделал на троечку, не был очень рад в процессе или вообще забыл о своей новой обязанности, то держись, друг, возмездие придет.

Ну что это за мышление менеджеров по продажам?

Зашел клиент, зреет, присматривается, взял в руки подержать, поглядел, как работает, а вы уже его рукой договор на кредит оформляете, а потом вышибалу зовете, чтоб последние проценты содрать.

Мне кажется, это вообще новый вид фобии — менеджерофобия. Заходишь в специализированный магазин и стараешься купить или выяснить то, что тебе нужно, пока какой-нибудь менеджер тебя не запеленговал…

Так и с детьми. Они дегустируют эту взрослость, как мороженку, то пальчиком, то язычком, то вафельку откусят немножко, а тут им целый шарик в рот и потом недовольны, что ангина…

На то и нужно детство, чтобы попробовать, убедиться, что вся эта подкрадывающаяся с каждым деньрожденным тортом взрослость съедобна и даже вкусна.

Детский энтузиазм — это вечный двигатель, который работал бы себе и работал, если бы его не подгоняли.

Когда мне было лет 5, я практически профессионально катала детскую коляску, по крайней мере по тем местам, где не требовались пандусы. Но моей обязанностью это стало только в 26 лет. Так что оставим спешку. Мы предоставляем дегустационные образцы, дети — дегустирующих себя.

Однако так не интересно, мы, взрослые, очень любим рулить всеми процессами и хотим побыстрее отдохнуть. А тут — бац! — готовенькое умение сформировалось… Надо его заарканить и приватизировать, надеть кандалы долга и кнутом щелкать. О, теперь хорошо, теперь работает. Молодец, а то ленился, я вот сейчас еще кнутом разок, на всякий случай, а то расслабишься еще.

Обязательно наступит момент, когда нечаянно освоенное умение станет обязанностью, но пока перейдем к следующему препятствию.

Глава 7. Четвертое препятствие. «Это же очевидно!»

Помню, весна, апрель, на юге уже можно ходить в расстегнутой кофте и забыть, какого цвета шапка… Я читаю книжку (как обычно), а рядом все время что-то делает мама.

Ррраз! — окна моет.

Еще ррраз — уже стирает.

И еще разок — в огороде что-то.

А я читаю.

Наконец мама не выдерживает и спрашивает, отчаявшись в том, что движение начнется с моей стороны:

— Ты не видишь, что ли, сколько всего надо сделать?

Опа… Это была подстава. Я резко настроила глаза, силясь увидеть вокруг себя хоть немного работы. Кресло стоит, и диван, и пианино, все красивое такое, вот я сижу, и книжка, и мама. Кстати, маму бы надо переставить с этого места в кресло, например, но это не считается…. Так, где же работа? Еще и такая, чтоб увидеть. Хм.

Все, абсолютно все в доме выглядит примерно так же, как вчера и третьего дня. Где же работа? Что ж такое? Когда ж я ее увижу? Блин, мама вроде рассчитывает, что я увижу и начну, видимо, работать. Сосредоточься, не теряйся… О!!!! Пыль! Точно! Фух! На пианино, еще вокруг цветов и… Все. Больше пыли нет. Маловато. Но лучше, чем ничего. Значит, пыль. Тряпку в зубы — и погнали. Вытерла такая, хожу по периметру, высматриваю: вдруг работу какую увижу? Не получается. Ну и опять сяду: чего под ногами болтаться? Вижу, мама опять высмотрела ну просто непредсказуемую работу — банки достала с консервацией из-под кровати и начала все это мыть. Не, ну как вот она, а? Как она ее увидивает, работу-то эту?

Вы, наверное, думаете, что я тогда лоханулась и не догадалась цветы полить, но вы ошибаетесь. Я это предусмотрела, а вернее не я, а бабушка. Она строго-настрого запретила цветы трогать, а то зальем или еще чего-нибудь похуже. Хотя что может быть страшнее?

Я правда удивлялась и недоумевала всю свою детскую жизнь, как мама точно узнает, что именно в этот день надо мыть окна? Просто загадка для меня. Или что надо стирать шторы. Это вообще запредельный уровень.

Или выносить подушки просушиваться на солнце. Или менять постель всю оптом, а потом стирать еще.

Это было какое-то тайное знание, нечто вроде третьего ока, которое у меня никак не хотело открываться.

Вспоминаю мамину реакцию на мое судорожное вытирание пыли и смеюсь в голос, опечатываясь на ходу. В ее взгляде отчетливо читалась фраза:

«Ты что, издеваешься? Когда ты начнешь настоящую работу видеть?»

Я эту фразу считывала, но ничего сделать не могла. Ничего более настоящего, чем пыль, увидеть не получалось. Спрашивать, что конкретно еще я могла бы увидеть, так сказать, просить наводку, было у нас не принято в семье: ты либо увидел, либо лентяй. Так что сами знаете, кем я была.

Мораль сей были очень проста.

Детям не очевидно то, что кидается на взрослых и называется делами. На детей кидается только хорошее, веселое, интересное и трансформирующееся в игру. У них третий глаз работает иначе.

Ни нам это было не очевидно, когда мы были детьми, ни нашим уже собственным детишкам.

Они правда не видят. В упор. Разбросанных игрушек. Грязной футболки. Банановой кожуры. И себя немытого и нечесаного в зеркале. Ничего этого они не видят. Когда люди начинают видеть только вот это, они автоматически заражаются некоторой степенью занудства. Оно тоже хочет жить, но не дайте ему распоясаться.

Дети видят другое: вкусняшки, маму, которую можно втянуть в игру, ваши вещи, которыми почему-то никто не играет, свой любимый дом, в котором хорошо, безопасно и как-то одинаково, так что нужно его сделать еще более радостным (читай: хаотичным), и все остальное. Вот что-то в этом роде они видят.

Если родитель ждал, ждал, ждал и не дождался, когда ребенок увидит работу, и в конце рассердился и заругался, то маленький человек обязательно почувствует вину. И вас пожалеет, и испугается еще. И засуетится. Захочет исправится. Но НЕ НАЧНЕТ ВИДЕТЬ то, что видите вы.

Поэтому успокойтесь. Если вы что-то видите, это хорошо. Этим знанием надо делиться. По-доброму. И с вами поделятся. Другим знанием. Поверьте, вы тоже видите не все на свете. И у вас есть слепая зона.

Выставленные таким макаром претензии очень надолго и глубоко запихивают пробуждающее желание вам помочь. Разово — да, сорвутся, напрягутся и помогут. Вдолгую — нет. Все это рождает страх и недоверие. Никогда не знаешь, чего ты не видел целый день и когда тебе за это влетит.

Глава 8. Пятое препятствие. Рандомность

Дело в привычке, а вернее, в ее отсутствии.

Это мое любимое, опять. На самом деле, наоборот — нелюбимое. Потому что то, что не автоматизировано, то, что происходит хаотично — только по маминому запросу, то, что никогда не известно, в какой день и момент прилетит к тебе как невыполненная обязанность, очень мною нелюбимо, как и всеми нормальными людьми.

В чем проблема? Рассказываю.

Предположим, родитель смирился с первыми 20-ю провалами юного самостоятельника, не висит над душой с советами в процессе, заранее по-человечески просит и объясняет, как его просьбу удовлетворить, а не попрекает. И все должно бы быть уже прекрасно, но есть еще одна загвоздка.

Помыть посуду, например. Мы хотим, чтоб дети мыли посуду. После завтрака, допустим. Это круто. Это приятно. Но, блин, в этот раз у меня там ножи от блендера в раковине, их я сама помою. Маловат еще мой 7-летка для этих острых орудий изготовления суфле. И кастрюлю от каши он не одолеет. Короче, не сегодня. А послезавтра надо быстро бежать анализы сдавать и вообще посуды нету — банан на ходу и бутылка йогурта. А на выходных, кроме посуды, еще очистки от картошки там уже, поспешно варится суп — и что-то не до созерцания неторопливого детского полоскания ложечек и чашечек.

Детская помощь не всегда уместна: мы в голове фильтруем дела на допустимость детского участия и даже им знакомые операции не всякий застолбленный за ними раз предлагаем реализовать.

И тут вполне логично вызревает вывод: когда нет привычки у детей мыть за собой посуду, протирать обувь и приводить в порядок свою комнату, то часто это просто продолжение отсутствия привычки у взрослых — привычки жить на одной территории с самостоятельным человеком. Я помню, как отследила это у себя. Очень мне хотелось, чтоб 4-летний Лева раскладывал приборы перед едой на выходных. Я его к этому приучала некоторое время. И весь этот период спотыкалась сама об себя: то я посуду не помыла, и банально раскладывать нечего; то все уже сели, и ему не пройти к шкафу с посудой; то я еще что-то готовлю, и он мешается под ногами и под руками.

Я поняла простую вещь: у меня нет привычки жить с его сформированной привычкой, я для нее не подготовила ни время, ни пространство.

Так что тогда я отложила это мероприятие и занялась думанием, планированием и прочим мозгованием.

Получается, что включаться в процесс дети должны по просьбе родителей. Мама вот прям сейчас сказала:

— Встань и иди — делай, что велено.

Когда ей удобно, когда это безопасно, когда она сама готова принимать помощь.

Согласитесь, не всегда приятно. Какой бы детской ерундой ни занимался человек, отрываться только потому, что мама сказала, не шибко весело.

Мама как будто работает включателем детской деятельности. Она — стрелочник на железнодорожной развилке: направляет и перенаправляет движение поездов, электричек и товарняков. А у поезда были свои планы.

Когда у человека нет привычки делать какое-то действие на уровне рефлекса, то каждый раз, прежде чем таки что-то сделать, приходится буквально принимать решение об этом, выделять на это время, силы, мысли.

Очень многие дети как в первый раз по утрам принимают решение заправить постель. Каждый день. Бывает, что их вовсе не просят, бывает, что все забыли и вспомнили в обед, потом забегали с воплями: «Ахтунг! Шнеля!» — а бывает, что как уважающие себя люди встали, умылись и давай приводить лежбище в порядок.

Нам, взрослым, понятно: так или иначе постель будет заправлена. Ребенок так не чувствует. Пока не сказали, оно и не нужно. Вчера сказали ближе к вечеру — почему тогда сегодня мне трясти одеялом с первыми петухами?

Чем меньше системности, тем больше сопротивления.

Привычка, особенно хорошая, — классная вещь. Она не отнимает ни времени, ни сил, не отнимает настроение, не вызывает мук выбора: делать или не делать.

Все взрослые и, пожалуй, некоторые дети, выходя из таулета, не мучаются воспоминаниями: «А смыл ли я после себя?» Это привычка. Мы даже не думаем об этом. Мы не считаем, сколько раз в день нажимаем кнопку смыва, не размышляем при этом, как устали и не болит ли у нас палец от переутомления.

Я могу идти по улице и размышлять, выключила ли я утюг из розетки, потому что глажу я раз-два в неделю, но насчет туалета я совершенно спокойна, честное слово.

Вот вы улыбаетесь… А дети так по-смешному считают: «Я помыл тарелку и целых две вилки — завтра ни одной вилки не помою…» Ого, переработал! Ничесе! Понимаете?

Привычка исключает подобные пересчеты, дебаты, уговоры и нытье.

Вот когда ее нет, а есть рандомные просьбы взрослых, тогда сложнее. И это препятствие чувствует не только ребенок на пути к взрослению, но и родители. Правда, не хочется порой идти и просить, зная, что очередное сделанное дело надо будет натиском довести до, собственно, дела.

Глава 9. Шестое препятствие. Пренебрежение расходом ресурсов

Это неочевидный промах.

— От чего ты там устал?

— Ой, переработал…

— Хорош стонать, я в твоем возрасте уже…

И так далее…

Кажется, что уставать не с чего. Что легкотня. Ну даже приятно должно быть. Весело. И вообще, раз плюнуть.

Вполне вероятно, что все, что кажется, действительно так. Для тех, кто придумал и осознает полезность и необходимость дела. Для того, кому сильно легчает оттого, что оно делается, и потому все это так по-своему прекрасно чувствуется.

А у детей иначе. Хотя нет, они такие же. Когда внешняя мотивация, далекие плюшки, гигиеническое воспитание, формирование характера и внесение вклада в семью для них все-таки сильно абстрактные вещи. Вещи, которые важны для взрослого, а не для ребенка.

Им они никак не приходили самостоятельно в голову, пока об этом не сказали. То есть мама с папой придумали, как играть во взрослую жизнь и действовать по их не откровенно скучной придумке. Понимаете, чужие идеи реализовывать. Оно неплохо, но почему-то сил на них уходит больше, чем на ту неведомую фигню, которая тебе сама в мозг прибежала. Веселая такая, шкодная, тебе за нее влетит — 100%, но это же твоя идея.

Попросили ребенка что-то сделать, а он такой — умирающий лебедь, еле-еле душа в теле, и видно же, что переигрывает. И мама с папой знают, что отпусти дитя во двор — он намотает 100 км в догонялки, а мусор вынести — никак. Родители знают, и дети знают. Иногда родители озвучивают свое знание и сразу обесценивают усилия. Не нарочно, просто это смешно выглядит — показушный трудовой подвиг. Так вот, это озвучивание, хотя и правдивое, не помогает. Не мотивирует, не поощряет, не ободряет.

Зачем детям концерт? Чтоб точно заметили. А получается ровно наоборот — замечают именно то, что хотелось скрыть.

То есть дети так говорят:

— Посмотри, я стараюсь, я очень стараюсь, я так стараюсь, что с ноженек падаю. Ты не замечаешь, что я устал дальше некуда, что я это по твоей просьбе старательно стараюсь, в хламинушку убиваюсь?..

Попросту говоря, устают дети или нет — это вторично. Но поверить и дать им знать, что мы допускаем такой вариант и ценим их усилия (даже бутафорские) — гораздо эффективнее, чем уличить в притворстве.

Почему-то вспомнила недавний поход в театр. Это был набор фрагментов по Чехову, герои из реалий, совершенно отличных от сегодняшних: одежда, речь, парики…

Вышла бы я в разгар всего действа на сцену и оторвала бы демонстративно накладную косу от боярыни — и что? И зачем? Чего бы я этим показала? Что она притворяется? А то никто не в курсе.

У ее лицедейства есть цель, вполне себе благородная — пробудить чувства. И если я не буду занудой, а погружусь в созерцание, то эти чувства станут моим сегодняшним приобретением.

Дети своими театральными утомленностями определенно что-то хотят сказать, что-то получить, что-то разбудить. Не так много проницательности нужно, чтобы прочесть между строк.

Возможно, они действительно устали, а может, им хочется почувствовать свою невероятную значимость в этих делах, а кому-то достаточно простого объятия.

Эти попытки что-то показать родителям могут говорить о большем, чем кажется на первый взгляд.

Глава 10. Седьмое препятствие. Как так и надо

Когда я проводила тренинг по формированию детских навыков помощи по дому и самообслуживанию под названием «Помогатор», который и лег в основу этой книги, у меня несколько дней гостила девушка Саша. Ей было тогда 15 лет.

Она попала под процесс, много чего слышала, видела и, естественно, комментировала. Саша рассказала о повторяющейся ситуации, которая ее ранила. А я расскажу ее вам.

Сашка занимается футболом. Больше половины своей девчачьей жизни. Тренировка заканчивается не весть во сколько, а дома надо быть ровно в 22:00. Опоздал — тебе крышка. То есть мама со сверхспособностью съедать мозг без трепанации черепа.

Сашка демонстрирует навыки бегания по эскалаторам метро, запрыгивания в закрывающиеся двери вагонов и обгона дохловатых к вечеру москвичей на всей дистанции к двери квартиры. И все это после тренировки по футболу. Не забывайте, Сашка — девочка. Так что… никаких поблажек.

Когда Сашка прибегает вовремя, мама… Как так и надо. Что бывает в случае, если Сашка позволяет себе московскую вечернюю дохловатость, вы уже читали. Мозги отправляются к маме на ужин.

Сашке обидно. Естесссно. А как иначе?

Маме спокойно: она не нервничает, не рисует каждую минуту в воображении потерявшуюся или, не дай бог, сбежавшую из дома дочь, особенно после 22:00, и спокойно не реагирует на рекордную скорость.

Это одно из самых сильных препятствий к укоренению привычки. Дети — по определению зависимые существа. Они не могут молча сами с каждый день кропотливо и с беспрецедентной внутренней мотивацией творить добро.

Простите. Взрослые тоже не могут, но они взрослые и никому не обязаны отчитываться. А детям так нельзя. У них начальство. Первое время их новую выполняющуюся обязанность здорово замечать в положительном ключе.

На чем фокусируется внимание, то и растет. Извечный принцип воспитания.

Мамы годами варят борщи, жарят котлеты и моют полы. Однако никто из них не сказал ни разу мужу:

— Слушай, ну, правда, хватить меня благодарить за то, что я уже десяток лет делаю, уже мне вот прям все. Больше не надо. Ты просто не замечай, и норм. Я и дальше буду продолжать все это делать, ты просто мне ни слова не говори и виду не подавай.

Странно, никто так не делает. Даже наоборот, стараются сделать так, чтобы каждый борщ заметили, добавочки попросили что ли…

Еще и в подушку плачут от холодного равнодушия со стороны близких по поводу своих трудов.

С детьми все еще в большей степени.

Так просто. Так понятно. Так жизненно.

Глава 11. Восьмое препятствие. Кабала

Я искренне надеюсь, что эта глава будет чисто ознакомительной, никак не связанной с опытом моих читателей.

Когда на ребенке повисает обязанность без выходных и проходных делать то, за что он в ответе. В наших реалиях трудно даже представить подобное. Это больше похоже на времена крепостного права и малых детей, прислуживающих господам.

Хотя буквально никакой кабалой и не пахнет, я все-таки объясню свою мысль.

Долженствование очень по ощущениям похоже на кабалу. Делает ребенок или нет, заставляют его или махнули с досады рукой — но если в воздухе витает, что это его дело, а точнее его вина, то что-то тут не то.

Все на свете нуждается в динамике, в движении. К примеру, уроки учатся по будням, а пылесосить нужно только по выходным. Мусор выносится в принципе по утрам сыном, но в какую-то неделю его торжественно освободили от этого дела в пользу папы или другого ребенка.

Время разбрасывать камни, время собирать камни.

Если спросить детей, когда, по их мнению, им можно бездельничать, скорее всего, они ответят, никогда. Как будто родители только и грезят о том, как дети трудятся, работают и энузиазятся.

Это большая редкость — услышать от родителей: «Сегодня официально запрещаю детям выносить мусор, мыть посуду, убираться и чистить картошку!» А как это весело звучит! Такие дни ведь часто случаются, когда дети этого не делают. А если их ярко обозначить? Что из этого выйдет? Интересно…

Глава 12. Девятое препятствие. Манипуляция

Это противно. Просто фу. Все чуют подвох. Чем чаще этим баловаться, тем больше громких конфликтов за этим следует.

Точно говорю, это запрещенный прием. Это что-то вроде «бить ниже пояса».

Значит, ребенок подходит с просьбой:

— Мам, поиграем?

— А можно конфету?

— Включи мультикю

— Новые кроссовки надо бы уже…

Как только ребенок что-то в этом духе выдает, мама внутри понимает, что ни одно из этих предложений удовлетворять ей не охота или не можется, и отвечает атакой в лоб:

— А ты домашку сделал?

— Ты комнату свою видел?

— Ой, а уже и мыться, и спать пора, кстати… (Вообще оно никому, кроме мамы, не кстати, но ничего не поделаешь.)

— Я тебе уже столько всего купила (достается из кармана передника подборочка чеков — и по списку), а ты ничего не делаешь, учишься спустя рукава, и вообще я устала.

Это случается, когда родитель устал, расстроен, занят… Ребенок выслушивает, цепляется за какое-нибудь озвученное дело — пакет там донести, подмести, сиюминутно исправить, наладить что-то — и начинает действовать.

Допустим, он что-то сделал. Но на угнетенное состояние родителя это мало влияет. Поэтому справившийся со свежесозданной задачей сын или дочь по окончании получают все то же скептически настроенное общение папы или мамы.

Потому что не в детской помощи тогда было дело.

Но ребенок об этом не знает. Он чует, что дело худо, на чувстве вины, благополучно сманипулированным умелым взрослым, лихо латает прорехи в своей бездеятельности и… ничего не меняется.

Мама все так же не хочет играть, кроссовки все так же не покупаются, вкусняшка остается в магазине, и только мультики, может быть, случатся.

Скорее всего, родитель просто хотел сказать «нет» мультикам, вкусняшкам, игре и кроссовкам. Сил нет, денег не так много, вкусняшка закончилась. И родителю самому от этого всего не весело. Но на простое взрослое честное «нет» нужен ресурс.

А его тоже приходится экономить, как хлеб в блокадном Ленинграде.

Так и получаются витиеватые реверансы с поручениями, делами, заданиями.

Опять же, разово это работает. Привычку на этом можно сформировать только одну — «не подходить к маме с просьбами, а то отгребешь поручений».

Я бы не хотела, чтобы мой ребенок жил с такой мыслью.

Глава 13. Десятое препятствие. Вопросительные просьбы

Странно, наверное, что вежливые, тактичные, деликатные просьбы впали в немилость, но это правда.

Когда есть обязанность, пережившая обсуждение со всех сторон, оговоренные сроки выполнения, зафиксированный объем и так далее, напоминание уместно.

Но напоминание и просьба — не одно и то же.

У меня начинает чесаться под черепом где-то, где я не могу достать, когда слышу, как родитель спрашивает свое чадо о том, что явно должно быть сделано без лишней демагогии.

— Давай, еще 5 минут погуляем и пойдем? Хорошо?

— Это последний мультик, ладно?

— Ты ведь соберешь все, что разбросала, правда?

— Я сейчас в туалет схожу и быстренько выбегу, можно?

(Как в старые добрые школьные времена…)

И самое шикарное:

— Можно я поговорю по телефону (попью спокойно чай, схожу в душ…)?

К 3 годам, а то и раньше дети уже начинают отличать вопросительную интонацию от утвердительной и тем более от повелительной. Потому что они нормальные психически здоровые дети.

Так вот, когда звучит вопросительная интонация, принято отвечать, если я не ошибаюсь. И именно ответ, вроде как, становится вектором дальнейших событий.

По сценарию, как и задумано, дети отвечают то, что реально думают на эту тему:

— Давай ты покушаешь супчик, а потом мороженку? Да?

— Нет.

— Давай ты завтра пойдешь в садик, а я тебе куплю машинку?

— Нет.

И по списку.

Конечно, нет. Эта идея им не нравится, а любезные родители настолько любезны, что дают выбор, задают вопросы. Вот это демократия, высший уровень.

Уважение к вам у ребенка достигает пика, когда он изрекает ответ, и тут — бах! — мама превращается… превращается… в бешеную птицу обломинго, которая это самое изреченное «нет» обкладывает причинами, проблемами, уговорами, приговорами и таки настаивает, чтобы малыш с радостной улыбкой на лице сказал:

— Да, мамочка, папочка, конечно! Какая чудная идея — собирать игрушки! Я вот об этом именно и мечтал, ждал только, когда же вы напомните, и вот это произошло! Спасибо, родные! Ну, я пошел, и мне конфет за это не надо, и помогать не стоит. Просто каждый день мне это говорите, и я буду счастлив и вас поцелую в обе щеки.

Вот бы дети так отвечали на каждый вопрос-просьбу-предложение выполнять то, что вы считаете их обязанностью! Было бы очень здорово. Наверное. Мы-то все равно об этом никогда ничего не узнаем. Потому что дети — нормальные, повторяю, дети — так не умеют.

На минуточку притормозите воспитательный процесс и подумайте, насколько велика вероятность, что дети будут радостно соглашаться делать то, что вы считаете правильным, полезным, подходящим им по возрасту и применимым к ситуации: идти мыться, учить уроки, убираться и прочее?

Скорее всего, эта вероятность равна нулю.

А значит, дети искренне не начнут хотеть вот этого вот всего. И не должны. И это нормально.

Смиритесь с фактом, что не все, что вы им говорите, будет вызывать у них приступ счастья. Особенно когда речь идет о взрослении.

Хотя, может, прочитав книгу до конца, вы и узнаете пару секретиков, приближающих к этой цели. Но это точно не вопросительная интонация в разговорах о неизбежном.

Да, есть дела, обязанности, да, без них никак. И мы их делаем, и наши дети их делают. Без особого восторга моют посуду и выносят мусор.

Я бы перестала уже спрашивать их таким образом.

Если дело надо сделать и выбора вообще-то нет, то к чему юлить?

Можно дело подсластить, можно разбить на мелкие части, можно сделать вместе и под музыку — много чего можно. Но спрашивать: «А давай, а может, а хочешь?..» — не эффективно.

Это заканчивается заставлянием, наруганием и обижанием с обеих, кстати, сторон.

Часть 2.
Взрослость

Глава 1. Перемен не требуют наши сердца…

Немного перефразировала строчку из известной песни…

Самым запоминающимся событием нашего времени стала пандемия коронавируса. С ней в нашу жизнь пришло много того, чего никто не ждал и уж тем более, не приглашал: карантин, прививки, пцр-тесты, самоизоляция и еще много-много всего внезапного и неприятного.

Кто-то потерял работу, кто-то семью и жилье, а кто-то лишь обоняние.

Никто не знал, что он случится, но для всех это стало существенной проверкой на адаптивность.

Наш мозг стремится все упрощать, сводить к автоматизму. Мы на автомате ставим утром чайник, надеваем носки, пишем сообщение, закрываем дверь.

В родительстве это особенно актуально.

Я помню самое начало своего материнства. Лева маленький, эти колики доводят до тика меня и соседей через стенку, помню, женщина рассказывала, что молится за нашего сына по ночам. Она работала на хлебзаводе и угощала нас невероятными булками.

Так вот, только я попривыкла к особенностям Левкиного живота и собралась расслабиться или хотя бы выспаться, как начались зубы. Только ритмы прорезывания зубов стали более-менее понятными, как пришло время осваивать горшок, к которому человек научился доползать. Ах да, прикорм еще…

До 3 лет я думала, что живу в белкином колесе, и после кризиса трехлетки ребенок наконец прекратит подбрасывать новые фокусы и мы заживем мирно-спокойно, а главное — предсказуемо. И я высплюсь — голубая мечта всей нашей семьи.

Однако я ошиблась. Каждый месяц он неустанно менялся: то кусался, то заикался, то болел температурой и бронхитом, а то просто пришиб ногу какой-то доской, и мы ехали в травмпункт.

После его 4 лет я окончательно перестала надеяться, что мне когда-нибудь станет скучно в материнстве, и стала искать способы разбавлять это веселье чем-то еще, кроме ребенка.

Пожалуй, года 2 я успешно рулила Левкиным подрастанием, как боллидом на гонках. Скорость, конечно, для меня была too much, но я вписывалась во все повороты и очень этим гордилась.

Уже с лицом бывалой, которую не удивит никакой нежданчик, встречала его первое матерное слово, подслушанное у более старших ребят, драку, украденную девочку в 7 лет, игры со спичками, еще одну украденную девочку…

К его 7 годам я поняла совершенно точно одно: просто вписываться — недостаточно. Нужно играть на опережение.

Задумавшись над диапазоном дальновидности, я поняла — пулять надо далеко, чтоб наверняка. И отсюда уже строить планы более подробные.

Эта книга о взрослении детей. Но она подтянет множество взрослых хвостов по этим делам.

Итак, три уровня на пути к конечной цели — взрослому, самостоятельному, способному жить свою жизнь без сторонних рук, человеку.

• Самостоятельность: уровень привычки. Я умею удовлетворять свои потребности. На данном этапе действия скорее однообразны, рутинны, предсказуемы. Навыки самообслуживания, забота о питании, чистоте, жилье, прочее.

• Адаптивность: уровень лабильности. Я могу менять привычки в зависимости от ситуации, учитывать уместность — без особого сопротивления, ожидания вмешательств доброго сильного взрослого, без паники, трезво оценивая ситуацию. Достойно встречаю трудности и выхожу из них с приобретенным опытом.

• Опережение. Я самостоятельно провоцирую перемены в своей жизни, которые позволяют встретить перемены и внешние воздействия извне без непредсказуемых потерь.

Люди, вращающие колесо жизни, — это и есть взрослые.

В наилучшем своем проявлении. Конечно, при условии, что вращение происходит не за счет чьих-то страданий и ущерба.

Это и есть цель.

Теперь перейдем к подробностям и механике процесса.

Глава 2. Потребности по порядку

Обожаю детей. Я просто без ума от их контакта с собой. Я провожу обучающие программы для взрослых, чтобы вернуть этот самый контакт, утраченный в процессе жизни.

Дети прекрасны. Они восхитительно эгоцентричны. На первом месте у них всегда собственные ощущения. Их не проведешь, суля кайфуши в будущем — неизвестно, случится ли оно вообще, это будущее. Им не всунешь безнаказанно в рот то, от чего они отказываются, — обязательно получишь сдачу. Их почти невозможно заставить поцеловать ту толстую тетю за то, что она подарила на день рожденья дорогущий подарок.

И это круто.

Первые годы жизни, лет до 3, дети очень быстро растут. Физически. Они живут в теле, как бы очевидно это ни звучало. Они готовы ради физического удовольствия, доступного им, на многое. Им постоянно нужны тактильные ощущения.

Поэтому они чуть что — орут. Громко, качественно, настойчиво.

Когда мокро, когда воняет, когда хочется пить, когда беспокоят зубы и далее по списку.

Именно за первые годы жизни беспомощно кряхтящий в пеленках младенец превращается в человека, который умеет сходить в туалет, кое-как одеться, донести ложку до рта и т. д.

Сама острая потребность в этот период — забота о теле. Слава богу, мамы — не роботы. Они устают, и даже самый колоритный крик не всегда сдвигает их с места. Дети учатся постепенно заботиться о своих потребностях сами. В меру своих способностей.

К 6 годам фокуса на физических ощущениях становится меньше, они меняются, трансформируются в более точечные запросы и смешиваются с уже психологическими нуждами.

С 3 лет все острее возникает потребность в игре, в досуге, в познании. Фурычит воображение, дети ненарочно привирают то тут, то там, и родители всерьез берутся за воспитание, ибо до этого времени основным занятием был уход.

С 6 лет страстно хочется дружить и узнавать новое. Еще больше хочется вкусняшек и гулять. Это потребность в социуме и знаниях. Все интересно, везде надо влезть, попробовать все кружки на вкус, разобраться с динозаврами и всеми доступными экспериментами и дружить, секретничать, строить шалаши (вот они первые попытки реализовать потребность в собственном доме, личном пространстве).

В подростковом возрасте в топ запросов выходит стая. Нарядиться, надушиться и угнать в ночь сидеть на всех лавочках района…

Почти не отставая от нее, по пятам, замыкая цикл, снова идет тело. Оно трансформируется, ведет себя как попало, примерно так же и пахнет и постоянно хочет жрать и спать.

Круг замыкается, и все начинается сначала.

Потребности из более ранних периодов никуда не деваются. Предполагается, что они автоматизируются и фоном живут с нами.

С каждым новым циклом добавляются новые уровни сложности. К примеру, в подростковом возрасте в жизнь навязчиво рвутся отношения с деньгами — и правильно рвутся, ибо потом их выстраивать придется все равно с маленьких шагов, а времени на это будет меньше.

Потом жажда знаний и свободы в вузах, социум в первой работе, туда же брак как миниатюра своей личной стаи и — бах! — дети. Дальше можно двигаться синхронно с детьми, только не растворяясь в их уровнях потребностях, а повышая себе планку по интересам и запросу.

Снова приходим на круг, и тело шарахается от стресса в фрустрацию: у мужчин по-своему, у женщин более очевидно.

И так всю жизнь… по спирали.

Вот вам и список потребностей по Маслоу. Я не люблю термин «пирамида». Нельзя сказать, что мы не чувствуем потребности в самореализации, пока не удовлетворим нижние слои. Чаще всего мы чувствуем все и сразу. А удовлетворяем то, что считаем возможным.

Именно опираясь на потребности, мы обязаны как родители сформировать у детей навыки удовлетворять эти потребности.

Нет смысла вводить новую обязанность в жизнь ребенка, если он еще не ощущает в ней потребности, если психологически не дозрел. В таком случае родители ищут волшебную несуществующую мотивацию у психологов и педагогов на консультациях и не находят. Зная, какие потребности возникнут на следующем этапе, мы имеем отличную возможность подготовиться к ним самостоятельно и подготовить детей. Этим и займемся.

Если обобщить все, что я написала с начала главы, то потребности будут разделяться на следующие:

— потребности тела;

— потребность в общении;

— жажда знаний;

— самореализация (туда же самовыражение, досуг, и прочее).

Глава 3. Проверка на актуальность

Когда я училась в школе, мы топили печку и ходили в туалет на улицу. Это было не очень давно, всего 25 лет назад. Но знания о том, какой уголь засыпать поверх дров и насколько сильно должна быть открыта заслонка трубы, были жизненно важными.

Когда я училась в вузе, на последнем курсе мы целый год делали стилистический анализ текстов самых классических классиков английской и американской литературы на чистейшем английском.

Я с ходу подсчитывала количество эпитетов и метафор, а оксюмороны бережно откладывала в сторонку. Их я любила больше всего. Без этого никак нельзя было стать хорошим учителем английского языка и литературы. Но я не получала от этого процесса ничего, кроме удовольствия: эта информация никак не помогла мне зарабатывать на хлеб с авокадо. До первой написанной мною книги.

То, чему меня учили в школе, кроме программы начальной школы по письму и математике, утрачивало свою актуальность с каждым сданным экзаменом. Хотя нет. История и литература все еще греют мне душу своими пируэтами.

А то, что умела моя бабушка, скоро станет музейным экспонатом, и я буду подбирать слова, чтобы объяснить назначение этих действий сыну.

40 лет назад работать в 5-дневку в государственном учреждении: школе, метро, больнице — было большой удачей: ты получал зарплату, премию, путевку, соцпакет и хорошую пенсию.

Сейчас работа в тех же учреждениях больше про альтруизм, чем про высокий уровень жизни. Пенсию вот-вот занесут в Красную книгу вместе с пенсионерами, а привычка водить детей куда-то 5 дней в неделю все еще есть.

Время идет, некоторые знания и навыки неуклонно теряют свою актуальность.

Пока мы учим детей, как жить комфортно в этом мире, какой-то другой мир наступает привычному на пятки и оттесняет его в прошлое.

А потребности остаются с нами. Где-то растут, где-то масштабируются, но точно никуда не деваются.

100 лет назад, чтоб поесть, нужно было либо иметь поместье со слугами и деньги, либо огород и сильные руки. Сейчас диапазон стал сильно шире.

Те же 100 лет назад одеться по последнему слову моды было делом плевым — купил гардероб раз в 20 лет и ходи красиво, если ты побогаче, а если крестьянин, то навышивай себе рубашек — и уже молодец.

Образование было роскошью, стоило денег и сил и в общем-то окупало затраты. Сейчас это норма и даже обязанность для каждого ребенка.

Как же быть? Если лет через 20 газовые плиты, вроде той, которую я только что включила, чтоб согреть чайник, будут полностью заменены индукционными, актуально ли знание о пользовании этим прибором для моего сына?

Нужно ли учить писать человека, если документооборот станет полностью онлайн?

Точно ли ребенку нужно уметь мыть посуду, если в будущем посудомойка в квартире будет такой же нормой, как и телефон в кармане?

Самый главный по этим вопросам у нас муж, он же папа, он же Андрюха. Он вообще за прогресс и энерго- и ресурсосбережение.

Наш принцип таков: ребенку полезно понимать и знать на опыте механику процессов удовлетворения самых разных потребностей, их вариаций, разных комбинаций, не зацикливаясь на чем-то одном.

И родителям, и детям нужно помнить: мы вряд ли изобретем способ удовлетворять свои нужды универсальным на все времена путем. Но если мы будем готовы постоянно учиться новому, то это не будет проблемой.

Мы учим удовлетворять свои потребности, а не делать как надо.

Чем старше люди становятся, тем чаще они говорят: «А в наше время…» — и недоверчиво косятся на современные технологии.

Ребенку хорошо уметь взаимодействовать с теми реалиями, в которых мы живем сейчас. Эта задача наша — родительская — научить тому, что умеем. А потом — а может, и в не очень далеком «потом» — позволить ребенку экспериментировать с этим умением, креативить, где-то упрощать, где-то наоборот, искать свой почерк не только в школьных тетрадях, но и в каждом деле, которое он освоит, становясь старше.

В конце концов, это же они, наши дети, будут жить в новом мире, который пока называется будущим. Они его и создадут. Пусть пробуют сегодня на наших глазах.

Я часто вижу, как взрослые переучивают, вдалбливают, как правильно, что к чему, в какой последовательности. Поэтому, прежде чем перейти к дальнейшим главам, оставлю здесь напоминание.

Учить детей тому, что умею, как равного себе.

Не как мастер новичка.

А как мастер мастера.

Делиться опытом и наблюдать.

Возможно, и вам кое-что из их опыта пригодится.

Когда два взрослых делают одно дело разными способами, они не ссорятся из-за этого, а интересуются: а что, почему, чем этот способ интересен. Когда та же ситуация происходит с ребенком, взрослые реагируют проще — учат как надо. Надо им самим. И все волшебство самостоятельности испаряется.

Разница в коммуникации взрослый–взрослый и взрослый–ребенок заключается в одном — в отсутствии уважения к выбору, мнению, способу решения задачи ребенка.

Пока ты ребенок, по умолчанию имеется в виду, что ничего дельного ты придумать не можешь, что твои идеи — это баловство, претендующее в лучшем случае на снисходительную похвалу.

Интересно, откуда самоуважение и вера в свой потенциал возьмется у взрослого, если до 18 лет он числился ребенком, и все, что приходило ему в голову, всерьез никто не воспринимал.

А потом — БАЦ! — и давай, твори серьезно.

Глава 4. Прогибаться ли под изменчивый мир?

Придерживая детей в положении детей ради их же блага и нашего родительского комфорта, мы ненарочно делаем нормой их жизни пребывание в детской позиции. В отношениях с мамой и папой это комфортно. Относительно, но кому-то из них точно комфортно. В отношениях с жизнью… эээ… она с детьми не имеет отношений. Это игра для взрослых. Другие правила. Жизнь не умеет поддаваться и делать вид, что ты хоть и проиграл, а все равно любимый молодец. У нее по-честному. Остальных она нагнет. Или прогнет. Короче, это неприятно.

Родители по разным причинам включают режим опеки-гиперопеки. Я знаю одно.

Если родитель не доверяет планомерно и уверенно жизнь своего ребенка ему самому, скорее всего, он и себе свою жизнь не до конца вручил. Или не до конца отнял у своих отца и матери.

Все, что мы думаем про наших детей, — это всегда разговор с зеркалом. Боитесь, что будут обижать ребята в школе и на улице? — А что из этого есть в вашем опыте?

Наняли армию репетиторов, чтобы точно чему-то научить и обеспечить куском хлеба с красной икрой в будущем? — А что у вас на эту тему, чего не доучили?

Выходите из себя, когда ребенок проявляет негативные эмоции? — А вам разрешали говорить честно то, что чувствуете? А сейчас вы себе разрешаете?

Покупаете вагонами игрушки? — А он их прям сильно-сильно хотел и увлеченно в них играет? Или какие-то понравились вам, и вы уговорили ребенка радоваться вашему подарку?

Тема с отдельными комнатами, кроватками, увешенными милотой и плюшевыми медведями… — Мы все из тех времен, когда личных границ еще не существовало в принципе. Ну и что, что они нам были нужны? А наши дети вырастают из красивых кроваток, сбегают по ночам к мамке под бочок, и им висюльки гендерных цветов не помогают кайфовать.

Я долго жила в куполе своего детского опыта, который буфером болтался между мной и реальностью, втягивала туда Левку и всяко старалась что-то как-то наладить в мире, который был смесью моего прошлого и начинающегося детства собственного ребенка. Так хотелось создать крутое детство по моей версии для сына. Я создавала, а он не пищал от восторга. Я пищала в одиночку.

Было 2 способа отреагировать на это:

— Решить, что он просто неблагодарный. Я ему все, а он морду кривит (так, кстати, наши родители любили выражаться).

— Решить, что я делаю что-то не то. И начать делать другое.

Сказать по правде, это детская позиция напополам с позицией жертвы. Она не имеет шансов держаться достойно на игровом поле. Вообще держаться. Родители тревожатся, потому что не уверены, что справятся с новым квестом, о котором расскажут в новостях или в кабинете у начальника.

Вообще-то правильно тревожатся, ведь опыт подсказывает, что неприятные сюрпризы еще не закончились, а расписание этих мероприятий никто не показывает. Цены становятся только выше, знаний, чтобы зарабатывать, нужно больше, потребности растут, условия игры постоянно усложняются.

Все так и будет продолжаться. Поводов адаптироваться к новым условиям жизни будет еще много, и, скорее всего, они будут случаться все чаще. Если быть в курсе, сюрприза не будет. Человек может быть готов, если готовится.

Я помню, Леве было 8 месяцев, когда у него впервые поднялась температура — сразу 39.1. Где-то глубоко внутри я держала мысль, что когда-нибудь он, как и все нормальные люди, заболеет, и что когда-то это будет впервые. Но пойти купить нурофен заранее мне в голову никогда не приходило. То ли мамские суеверия, то ли слишком сильное сопротивление этой мысли не позволяли мне сделать такое простое действие.

В итоге — глубокая ночь, горячий ребенок, испуганная мама, умиленные врачи скорой.

Знание о том, что события случаются, порой недостаточно, чтобы действовать.

Напомню, именно так работает детский мозг. От мамы, папы, воспитателя в детском саду он знает, что там будет бо-бо, ай-ай-ай и а-та-та. Но его программа роста так устроена, что все слова он проверяет, поэтому лезет именно туда, куда нельзя, не подготовившись к последствиям. Ребенок знает, что ваши сильные руки его достанут из любого несчастья. Так и должно быть. Это приобретение опыта учит его сомневаться перед очередным прыжком в крапиву.

Нас, взрослых, уже навряд ли кто-то будет спасать. Предполагается, что если по паспорту мы уже совершеннолетние, то нам достаточно только информации для принятия решений с более-менее безопасными последствиями.

То есть мне, в мои 27 лет, по идее, было достаточно информации, что дети рано или поздно заболевают и обычно люди держат жаропонижающее на этот случай и не делают из этого трагедии.

А по факту я не сочла это достаточно серьезным. Я по-простому думала: «Ну не прям сегодня же он заболеет?» И так каждый день. Одно из всех прекрасных «сегодня» меня подвело.

Это просто нежелание смотреть на реальность. Мне больше нравились мультики счастливого материнства во «ВКонтакте» и в голове. Чем больше я дула губки на реальность, тем сильнее она разрушила иллюзии.

Глава 5. «Реальность подает, отбивает <ваше имя>»

Реальность не зла, не коварна и не жестока, как любят нагнетать мастера слов. Она просто никогда не устает играть. Каждый день дает вам пас. И еще один. И когда вы отвернетесь, проверяет, не видите ли вы затылком, и снова бросок.

Как в футболе или волейболе можно закинуть мяч далеко… и пускай она за ним побегает. Это значит, что в ноге или руке достаточно силы и умения, чтобы такое сотворить.

Этот способ усиливает не только детей, но и родителей. Два в одном. Применяя то, что здесь описано, начинаешь уважать себя в большей степени, чем вчера. И доверять миру, и пожимать реальности руку в конце каждого матча.

Люди бывают счастливы не от того, сколько блага им выдала жизнь, а от того, кем становятся в процессе приобретения.

Я люблю родительство за это. Вступить в брак — это как сдать теорию по вождению, а практика начинается, когда рождаются дети. Ты одновременно и едешь, и сдаешь экзамен, и стараешься не создать аварийную ситуацию.

По большей части общаясь с мамами дошкольников и младших школьников, чувствую, что им тревожно. За детей. За все, что будет впереди. И вспоминаю мультик «Котенок по имени Гав».

Там котенок в грозу на чердаке сидел и старательно боялся. К нему пришел щенок, и они начали бояться вместе. Иногда кажется, что это такая игра во взрослых: если ты тревожишься, охаешь и ахаешь, то ты — настоящий взрослый, серьезный такой, усталый.

Есть и другие, не менее интересные взрослые игры. Например, в доверие, в самореализацию, в исследование себя на способность пройти новую жизненную задачу.

Есть однолюбы — они играют только в тревогу и «Господибожемойкакстрашножить». Им приходится бояться за детей всю жизнь, быть с ними рядышком, а то ведь, когда отошел на расстояние и расслабился и детям доверил их жизнь, так уже и бояться неинтересно. Хочется смотреть на этих детей во все глаза и бояться, и волноваться. А потом на внуков, а потом на правнуков. Этот сериал длиннее «Санта-Барбары», он не заканчивается, и с ними правда что-нибудь случается: то сопли, то двойки, то… просто жизнь.

Профессиональные тревожники долго не живут. И счастливо тоже. Не уверена, что это юмор, хотя однозначно черный. Никакой организм не выдерживает постоянного погружения в состояние «все плохо, спасайте ваши души, мы все погибнем, люди добрые!» Никакой. Он сливается. Заболевает, и далее.

В Левиных 3 года я очнулась на приеме у врача гастроэнтеролога. Рядом терся о ноги не покидающий меня Лев, а внутри все болело так, что я думала, мне хана. Врач понимающе сказала, что это у меня адаптация после переезда, но я только в тот момент поняла, что это и правда моя адаптация — только не к переезду, а к жизни, взрослой, материнской, но главное — реальной, с трудностями, потерями, усилиями.

Мне выдали талон к неврологу и уже по пути к кабинету я все поняла: загналась. Что-то такое я от себя хотела идеальное — в родительстве, в супружестве, во всем, особенно после рождения Левки, — так старалась строить мир, в котором не бывает непогоды, что чуть не лишилась здоровья.

— Мамаша, садитесь, — безмятежно сказала мне врач-невролог. Льву она ничего не сказала, поэтому включилась я:

— Не трогай, шкаф не открывай, сядь на стульчик, положи бумажку на место, поздоровайся…

Невозмутимая врач утомилась выслушивать мои монологи и, приспустив очки, строго велела:

— Отстаньте от ребенка. Сидите спокойно. Он еще не сделал ничего такого, о чем стоило бы говорить вслух.

Кажется, она ставила эксперимент, и я пыталась сидеть спокойно, наблюдая, как Лева проверял архивы из нижнего шкафа.

К концу положенных мне 15 минут я и правда успокоилась. Мне велели три раза в день успокаиваться и не приставать к ребенку по пустякам. Я уже и сама это поняла.

Если вам нравится эта жизнь так же, как и мне, будем искать другие способы развлекаться, помимо тревоги и беспокойств.

Глава 6. Энтузиазм и родительский маркетинг

Что является движущей силой детской самостоятельности? Любопытство и энтузиазм в одном флаконе. Дети обожают переживать новый опыт. Больше всего на свете. Особенно если есть шанс, что им за это ничего не будет.

Вы месите тесто, и малыш сразу же сует в него руки. Дети всегда не против вклиниться в деятельность взрослых. Взрослым это может быть неудобно, не к месту, и потом неохота делать генуборку, но дети — за любой кипиш. Их не надо даже особо привлекать и уговаривать — влезут сами. Когда это будет впервые.

Последующие разы, которые надо выполнять по инструкции и столько-то раз в неделю, уже все наоборот: родители очень настаивают, деть увиливает.

Чтобы с ребенком случилась первая помощь по дому, много стараться не надо. Чаще родителей беспокоит не отсутствие деятельности, а качество и масштабы работы юных помощников.

Но это уже другой вопрос.

Детский энтузиазм — это искра зажигания, это момент, когда машина заводится. То, как родители подадут последующую ответственность, — это педаль газа.

Плавно, мягко, уверенно и с удовольствием. Начать хорошо — важно. Аккуратно и со знанием дела выйти на хорошую скорость движения — не менее важно.

Вот со вторым есть вопросы. Этап разгона очень важен. Вы проверяете транспортное средство, приноравливаетесь, ищите комфортную скорость, следите за панелью управления, смотрите в зеркала, проверяете, все ли пристегнули ремни безопасности, чтобы потом, одной рукой держа руль, наслаждаться поездкой по шоссе.

Я называю это родительским маркетингом.

Родитель устанавливает посильные обязанности после зажженного первого раза, поддерживает процесс в комфортных условиях, следит за балансом работа-отдых, вовремя заправляет машину и меняет масло.

С одной стороны, родитель-водитель опытным глазом уже многое определяет и внедряет, с другой — постоянно наблюдает и вносит коррективы по ходу движения. Это одновременно и исследование, и работа.

Мы и продаем детям идею по каждому новому делу и обязанности, и наблюдаем за тем, как они усиливаются новыми навыками, как меняется их и наше восприятие реальности, как меняемся мы и наше мнение о них.

Есть 3 типа родителей, которые я различаю по их способу выпускать в большую жизнь детей.

Первые — бросают в воду с лодки и смотрят, как он там сам выплывет. Или не смотрят. Может, у них зашкаливающее доверие к миру, может, невероятная вера в успех ребенка, может, семейная традиция. А может, устали и просто не могут продолжать делать то, что делали из искренней любви, дальше. Огромное количество 18-летних человеков встречают жизнь совершенно неподготовленными к этому событию. И взрослеют очень быстро. По крайней мере пытаются. Особо вариантов у них нет. Не знаю, насколько качественно взрослеют, но это уже вторично. Им потом все время хочется выходной от взрослости, сбросить давящий груз ответственности. Именно у таких людей невероятно велик риск впасть в разного рода зависимость.

Вторые — включают режим интенсивной самостоятельности с детства. Их дети уже рождаются взрослыми. Плакать им особо некогда: то за младшими надо присматривать, то семье помогать что-нибудь. Детки, детство которых длилось, пока они лежали в кроватках и сосали соску. Когда они вырастают и я встречаюсь с такими бывшими маленькими взрослыми, меня преследует странное чувство. Как будто не хватает чего-то ребячего, случившегося, смешного и естественно озорного. Взрослая взрослость, никак не знающая, чем себя развеселить. Дефицит беспричинного веселья.

Третьи — помогают взрослеть своим детям по мере их роста.

Неконкретно, да? Пожалуй, нужна глава об этом.

Глава 7. Рост и взросление

Дети растут постоянно, они не могут не расти, и мы все этому радуемся, отмечая карандашиком на дверном косяке новую горизонтальную линию по макушке. +3 см…

Давным-давно, когда люди еще не докопались до нефти и не изобрели электричество, взросление шло в ногу с ростом и никто не нуждался в подобных книгах. Все было очень натуральным, как и сама жизнь.

Сейчас, когда автоматизация и прогресс радуют нас с каждым днем все больше, актуальность взросления теряется за комфортом материнства.

Когда дети растут, меняются и взрослеют — это комфортно, либо когда еще не началось, либо когда уже закончилось. Процесс мало кому нравится. Поэтому его начало откладывают на попозже. Кто желает себе неудобств?

Это просто привычка, сформированная подгузниками, стиральными машинами и мультиварками. Я всей душой обожаю бытовые приборы. Они уважаемы в нашем доме. И все же привычка не равно осознанность. По-моему, они по разные стороны баррикад. Привычка усыпляет этот маячок.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.