Бесплатный фрагмент - Как пережить свою смерть

Как пережить свою смерть

Для чего эта книга

Вероятнее всего, что раз уж вы открыли эту книжку — то вы задавались вопросами о конечности жизни, о смысле жизни. Если же вам спокойно жить, не думая об этом или отрицая смерть — я запрещаю вам читать эту книгу, потому что в этом случае она может усилить экзистенциальную тревогу и боль бытия. Оно вам не надо, лучше вообще не знать, что это такое.

Эта книга для тех, кто уже зашёл далеко в этих мыслях, потерял смысл или цинично смотрит на всё это, но радости в жизни не ощущает. Эта книга для тех, кто переживает кризис середины жизни, кто ищет себя в этой жизни во второй, в пятый, в сотый раз. Думаю, вы, сожжённые угольки мои, должны дать шанс себе и этой работе — прочитать эти 10 000 слов и попробовать найти ответы для себя.

Я не знаю ответов. Честно. Более того, книга эта написана во многом по моим впечатлениям, как само-терапия в сочетании с посещением психолога и психиатра. Но работа над ней мне самому помогла. Вместе с вами мы к чему-то хорошему придём. Во всяком случае, я предлагаю вам усомниться в том, что она вам не поможет. Вот такая формулировка.

Какие-то части этой книги могут быть непонятными, тогда может быть они для кого-то другого, а не для вас. Тогда как кто-то другой не поймёт то, что поняли вы. Из-за камерного формата книги я не могу всего и везде раскрывать, я хочу, чтобы книга читалась легко. Но, справедливости ради, я все нужные отсылки сделал и их легко загуглить, если заинтересует. Если не понятно и не заинтересуют — просто читайте следующий абзац.

Приятного чтения!

* * *

О чём эта книга

Смерть как важное. Смерть как основное. Смерть как смысл жизни. Смерть как произрастание. Я написал «смерть как…» и не смог поначалу обозначить как что. Она по сути всегда «как». Она не бывает «смерть есть то-то». Если она что-то и есть, то она половина. Половинчатое представление, состоящее из вопроса и пустоты. Этот вопрос и составляет основную суть терзаний, так как ответом на него является лишь пустота. Поэтому смерть это половина.

В этих заметках я постараюсь дать ответ на вопрос о смысле жизни. По возможности, всесторонний. Предприму попытку пересказать отношение к смерти разных религий, может быть это что-то даст. Но главным образом я пишу это, чтобы найти ответ для себя на вопрос «Зачем существовать и что-то делать, если всё конечно и ограничено во времени?». Шутка ли наша жизнь? И прочие формулировки.

Я надеюсь, что мне удастся в своём рассказе-размышлении быть гибким, пластичным, не только искать ответы на вопросы, но и находить новые вопросы. Ведь суть как раз в эффективно поставленных вопросах. Вопросы, правильно поставленные, уже имеют в себе ответ.

Глава 1. «Что такое жизнь? Что такое жизнь?»

«Как пережить смерть?» Так и назову заметки. Смысла жизни нет. На этом заметки можно закрывать.

Франкл считает, что смысл жизни нужно искать. В этом и есть невероятная свобода человека — что смысла нет. Человеку дана свобода. Это экзистенциал. А Ницше: полый человек, воля к власти, вечное возвращение. Хайдеггер в принципе задал бы опережающий вопрос: «А что такое вообще жизнь?» И был бы прав в этом.

«Что такое жизнь? Что такое жизнь?», — как писал однажды мой коллега в своей соцсети в пьяном угаре. Бьюсь об заклад, в этот момент он что-то понял и очень был близок хайдеггеровской мысли. На утро он удалил этот пост. А зря. Мы бы тоже пошли в эту сторону, с этого вопроса, если правильно уточнить этот вопрос не уходя в рекурсию. «Что такое жизнь?» Неплохо бы было для начала определить, прежде чем искать в ней смысл.

Как мы понимаем жизнь? Это тема бибихинского «Леса». Бибихин говорит «жизнь — это две вещи», имея в виду 1) гомеостаз и 2) паразитирующее на нём размножение. «Жизнь есть усилие во времени», — Мераб Мамардашвили. Во всей философии Мераба не вполне понятна цель этого усилия, но к нему мы ещё придём. Бибихин говорит, что «цель жизни не жизнь». Скоро узнаем, что именно тогда цель жизни по Бибихину.

Если смотреть биологию как науку, то признаки жизни: «реакция, рост и развитие, воспроизводство, наследование, гомеостаз, метаболизм, клеточные реакции». Звучит как симптоматика болезни. Где же тут душа? Я шучу. Конечно если целостно посмотреть этот список, то вопрос о смысле жизни снимется. Уж слишком здесь много процессуальности ради процессуальности. Что есть эти «рост и развитие» и зачем «реакция». Сказать по правде, я представил себе актинию или какую-нибудь морскую звезду. Трудно сказать, для чего такая звезда живёт. Но Бибихин повторяет десяток раз: цель жизни не жизнь или «жизнь не ради жизни».

Ричард Докинз рассказывает о генах и репликаторах. Белковых субстанциях, которые способны к воспроизведению самих себя. И похоже, что мы действительно втянуты в игру бессмертных генов. Так посмотреть — жизнь просто поиск продления рода, этих генов-паразитов. Мы просто активная форма существования материи. Бен Вудард: «жизнь это всего лишь жизнь. Скорее патология, чем случайность»… «за неё не стоит бороться» (это не сам Вудард, он цитирует кого-то, Лиготти, что ли). Для каждого типа существа свои критерии жизни.

Для человека это существование в коммуникации. Опыт эпикурейских коммун, дружеские и сексуальные дела, заметки Бахтина о диалоге, психологические исследования и так далее. Всё это доказывать не надо, и я не хочу. Человеку нужен человек. Лакан: «жизнь это нечто текущее. И никто ничего в ней не понимает» (эта цитата чисто моё резюме — А.Ш.). Никто ничего не понимает в происходящем. У Лакана есть реальное, символическое и воображаемое. И вот реальное никто не видит, а если видит хоть немного, то ужасается, а в основном все тусуются на символическом и воображаемом.

Есть ещё религиозный взгляд на жизнь, но он противоречит фактам.

Резюмируем. Жизнь это парадокс. Особенно, сознательная. Она контингентна (не-необходима), Текуча. Никто ничего в ней не понимает. Цель жизни — не жизнь. Состоит в коммуникации (связь сознания и бытия, сознания и сознаний, взаимодействие).

Коммуникация — это, пожалуй, всё, что о ней ясно. В каком-то смысле жизнь человека это коммуникация и конт-акт, а точнее пульсация — из забытия в коммуникацию, в контакт и обратно. Пульсация это противоречие? Откуда взялась пульсация?

Просто мне так хочется… Пульсации. Ну и пульсация — это то, по чему мы понимаем, что время идёт. Что ещё такое жизнь? Ну, это что-то такое… На том предлагаю и остановиться.

Если есть вопрос о том, что такое конт-акт, то: установление конт-акта с миром — это смысл жизни. В какой сфере — это уже индивидуально. Конт-акт — это «со-прикосновение». Cont от continue — продолжающийся, акт это собственно акт. Продолжающийся акт во времени и продолжение в смысле что один предмет продолжает другой. И в этом соприкосновении и возможен смысл. Пока остановимся в определении жизни.

Возникает вопрос, а зачем эта пульсация? У неё нет цели. Наоборот, пульсация происходит просто в силу святости (Топоров → Бибихин). Потому что иначе невозможно. Пульсация — условие всего. Нет пульсации — нет ничего. Дискретность, обособленность, противопоставленность. Вот принципы, почему что-либо вообще вырывается из небытия и существует, оставляя прежнее определение наверху.

Ещё парочку моментов, которые расширят это представление о жизни. Экзистенциальный. Жить — значит, чувствовать, впечатляться, получать экспьюренс, дышать этим ветром, чувствовать дождь, вкушать этот бутерброд с авокадо, почувствовать фактуру доски рукой, как в фильме «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Эстетизм и гедонизм. В моменте это сильно, и помогает размышлять, сделать прорыв. Но кто вложит этот порыв жить в долгосрочную перспективу — тот неизбежно разочаруется. Это прекрасно и романтично, но это слабо держит смысл. Эстетика, романтика, гедонизм — это очень важно. Но это, скорее, мотив жить, а не цель. А хочется цели.

Но тем не менее, это жизнь, да. Фактически, жизнь это ожидание смерти. Об этом я писал в своей группе Bernulli, можно найти по ключевым словам. Просто как бы разнообразить это время? Сделать его интересным. Такие вот разные концепции.

Жизнь становится скучной, когда уходит необходимость бороться за неё, ставить всё на карту, рисковать. Это далеко не коммуникация с людьми, но и контакт с миром и явлениями. Но всё время быть в контакте нельзя, или всё пространство нельзя быть в контакте. Здесь не только речь о человеке, но и это какой-то в целом универсальный принцип. Коммуницировать может не только человек.

Глава 2. «Смерть — что это такое?»

Смерть — это ботинок на дороге. Это недописанная тетрадка. Это неоконченное дело. Смерть — это «больше не». Смерть как итог старения. Смерть как внезапность. Смерть это старенький мерседес, который даже ещё не сошёл с конвейера и будет выпущен только через 2 года (но он через 20 лет будет стареньким и убьёт человека). Смерть — это рандомным человек. Рандомно выросший в рандомной семье, который заколет тебя рандомным ножом за позапрошлогодний айфон. Смерть — это когда заканчиваются твои 1000 месяцев. 1000 месяцев звучит всего лишь как договор по ипотеке, но нет. Это вся жизнь. 83 года.

А другого такого месяца и не будет. Иной раз живёшь ради этого-то месяца, и сам этого не знаешь. И вот закончится 1000 месяцев, и умирать. Продлять будете? В очереди слишком много людей. Сегодня без продления. Смерть — это выключение света в глазах, в ушах, в тактильности, во внимании, в пространстве, во времени, в сознании.

По ощущению, момент смерти — это как начало наркоза. Раз — и всё. И тут даже не обидно. Вы даже психоэмоционально это не отыграете. Просто вот он я — а вот меня нет.

И это не тьма, не сидение на облачке — это просто натуральное, абсолютное небытие. Парменид, конечно, говорит, что небытия нет. Наверное, объективно, да. Но для человека оно абсолютно наступает. Хоть никак и не ощущается. Наступает как бы Великое сжатие Вселенной, но только для одного человека. Великое сжатие, когда пространства как такового нет, и время тоже не идёт. А время вообще — это /свойство/ пространства.

Так почему же тогда страшно умирать? Как будто бы бояться нечего. И хотя не у всех есть страх смерти, всё же важно что всё упирается в такой момент:

Всё же у всех есть насчёт этого вопросы, если не страх. Лакан-Смулянский: смерть не вызывает ужаса, максимум — вопрос.

Если по-честному, то не смерть страшна, когда она прямо сейчас не угрожает, и даже не конечность. Страшна бездарная жизнь в корявом мире, который я не создал подобающим желанию раствориться в нём. А страшно то, что «больше не». «Больше не посмотреть на этот мир» и так далее.

В заметках «Смерть есть половина» (ссылка в конце этой книги) я писал, что смерть есть вопрос, неизвестное. Неизвестно, что будет с другими, после моей конечности. Но, возможно, я допустил, что неизвестно людям то, что будет после смерти. Наверное, люди слишком хорошо знают, что будет после смерти.

Наверное, люди слишком хорошо знают, и им это невыносимо. Почему? Почему это так невыносимо, что нужно придумывать Вальгаллу или реинкарнацию. Вальгаллу придумали, чтобы не бояться конечности. Чтобы не бояться пожертвовать своей жизнью. Чтобы просто кинуться с топором на сотню солдат противника, если ты, умерев, попадёшь в Вальгаллу, за большой стол, и так далее.

А разве ради Ничто хочется накинуться на врагов? Нет. «Сейчас вот кинусь на них, порублю всех, значит, буду вечером бухать и трахаться. Если меня порубят, то всё равно буду бухать и трахаться, но уже с почестями и в Вальгалле». В этом контексте ценность самопожертвования выше жизни. А вот Страшный суд не такой прикольный. Много негатива в этом. «Души грешников томятся в ожидании Страшного Суда, тысячи лет томятся» (цитата изниоткуда). Типа жил 40 лет. А потом тысячелетие сидишь в темноте и томишься. Какой-то треш, а он всё не наступает, этот Страшный Суд. Идея. Возмножно, нужно продолжить записывать мифы о загробных мирах и вообще отношении к смерти у разных народов и так далее. Это может привести к чему-то очень интересному.

* * *

Ещё пару экскурсов.

Египтяне мумифицировали тела в горячем песке либо более сложным способом — побогаче. Цель была сохранить тело и органы. Загробный мир с делением по добрым делам и злым. Злые души, весящие больше страусиного пера, съедала Амат — с головой крокодила и телом льва.

Япония. Мир людей и мир духов. Умерев, ты семь дней идёшь по пустыне и горе к реке — границе. Те, кто безгрешен, проходит по мосту. Те, кто средне грешен проходит вброд. Грешники вплавь. А в реке драконы внизу. Затем Эмма, бог загробного мира, на основании действий и мыслей, отправляет либо в перерождение, либо в один из адов.

Рай Нового Завета — небесный Иерусалим, город без печали и смерти. У извращенца Данте грешником мучают на миллионе слоёв. А рай Данте — девять сфер и роза праведных (что это вообще) вокруг точки, которая есть Бог. Бог — точка, интересно. Ещё есть лимб, без радости, но и без печали, там живут некрещённые праведники. Но об аде Данте фантазирует сильнее и обильнее. Чисто бог создал кипящий тар-тар, чтобы помучать души людей под предлогом грехов, — примерно так писал Эразм Роттердамский в письмах Мартину Лютеру оспаривая рабство воли Лютера.

Греки хоронили в земле, клали оружие и украшения. Иногда сжигали. Загробный мир: река Стикс, до неё усопших сопровождает Гермес. Всё под землёй. Монетка во рту — расплатиться с Хароном, который переправляет через приток Стикса. Остров блаженных — Эллизиум, или же — Тартар.

Китай — идея воздаяния в буддизме приобрела формат бюрократического инструмента. Есть сансара, рая и ада нет. Ад — Диюй (подземная тюрьма).

Ацтеки — смерть это почёт. В битве или от родов умереть лучше, чем от естественных причин. От старости умереть позорно — подземный мир. Убивая других людей в жертвоприношении и войне, ацтеки верили, что «поддерживают мировой баланс, обеспечивают богов слугами и воинами, подпитывают солнце» (цит.?).

Из верований складывается впечатление, что для полноты жизни должно немножко хотеться умереть. Как именно лучше умереть — определяет социальный заказ: «на войне, от родов», а в протестантской вере социальный заказ обратный — «умереть в глубокой старости окруженным внуками» — и ведь действительно если уж ты окружен внуками, и они пришли проститься, то ты во всяком случае был хорошим человеком или богатым, что тоже важно для общества.

Хотеться умереть — логично. Так как смерть это крайняя предельная возможность. Верования реализуют стратегически и бюрократически направленную силу.

Реально же, столкновение с полным осознанием смерти-как-она-есть, без сказок, для человека настолько невыносима, что это полная безнадёжность. Похоже, что выход оттуда только в самообман (околорелигиощная интерпретация смертности) или суицидальные тенденции. Стремление умереть на войне это тоже в каком-то смысле суицидальное направление.

А есть ли ещё выходы? И так ли плох самообман?

Человек — существо с воображением, поэтому ему этот самообман необходим. Если так ответить на вопрос, то выходит, что пережить свою смерть можно лишь воображением и лёгким отрицанием.

Хайдеггер говорит «смерть наверное придёт, но пока нет» (здесь «наверное» — в устаревшем значении «точно, неизбежно»). «Этим „но“ и „пока ещё-не“ люди отказывают смерти в достоверности. Создают границу» (Бытие и время, пер. Бибихина, с. 259).

~Мысли у людей о смерти равны упадническому настроению, трусливым страхам~ (там же, с.254). Но разве можно назвать трусостью дерзость глядеть на самые факты.

Действительно, если фактичную конечность увидеть как она есть, прочитать прошедшие годы и увидеть оставшиеся, жизнь увидится как мимолётная вспышка. Бессмысленная абсолютно, в которой ничто не имеет настоящего значения. И жизнь сразу видится такая раз — и всё. «Не имеет смысла даже закуривать, как уже приехал» (Мураками о главной дороге в Киото времён его юности). И в свете этого осознания вся работа, роды детей, всё, что бы ты ни делал — суета, просто копошение червей. Вот и зачем человеку это самоосознание. Самосознание и саморазрушение почти что синонимы. Нет ничего ближе, чем эти два феномена.

Возможно, самосознание — это просто вспышка, зараза, которая должна умереть. Ошибка. А нам нужно залезть обратно на деревья. Так будет и Земля целее. Или же человечество должно прийти действительно к богоподобию, к бессмертию, к планетарному и космическому сознанию, к получению энергии Солнца с помощью Сферы Дайсона.

Потому что бессмертно наше самосознание. Вернее, наше самосознание и истинный взгляд на смерть такие, что как будто мы уже должны быть бессмертными, но это не так. И остается только фантазировать, но бессмертие прямо сейчас уже возможно — нужно только больше размышлять о нём не только над пробиркой, но и спекулятивно. И согласованно с миллионами других людей — практиков и мыслителей.

* * *

Возвращаюсь теперь на несколько абзацев ранее, где я говорил о смерти как Половине, которая в свою очередь вызывает вопрос. Там я сказал, что вопрос в том, что будет с другими, с миром. И наверное это имеет место, но это не главное. Вопрос ещё и в другом. Что будет с другими — часто всё равно. Мы, конечно, желаем им удачи. Я бы уточнил так, что вопрос иной — «какой мир после себя я оставляю?».