Бесплатный фрагмент - Как Москва стала столицей Руси

МНЕНИЯ ИСТОРИКОВ

В главе 4й пятого тома Истории Карамзина «Состояние России от нашествия татар до Иоанна III « читаем: «Нашествие Батыево испровергло Россию. Могла угаснуть и последняя искра жизни; к счастию не угасла; имя, бытие сохранилось; открылся только новый порядок вещей, горестный для человечества, особенно при первом взоре: дальнейшее наблюдение открывает и в самом зле причину блага, и в самом разрушении пользу целости». Новый порядок вещей, считал Карамзин, поубавил спеси боярам, которые часто питали княжеские распри, и сильно перестроил психологию представителей всех княжеских родов. История свидетельствует, пишет Карамзин, «что есть время для заблуждений и для истины: сколько веков россияне не могли живо увериться в том, что соединение княжений необходимо для их государственного благоденствия? Некоторые венценосцы начинали сие дело, но слабо, без ревности, достойной оного; а преемники их опять все разрушали. Даже и Москва, более Киева и Владимира наученная опытами, как медленно и недружно двигалась к государственной целости».

Но, согласно Карамзину, здесь и следует искать « в самом зле причину блага, и в самом разрушении пользу целости».

Предложим замечание любопытное, пишет он: «иго татар обогатило казну великокняжескую, исчислением людей, установлением поголовной дани и разными налогами, дотоле неизвестными, собираемыми будто бы для хана, но хитростью князей (от себя добавим, Московских) обращенными в их собственный доход: баскаки, сперва тираны, а после мздоимные друзья наших владетелей, легко могли быть обманываемы в затруднительных счетах…..таким образом мы понимаем удивительный избыток Ивана Даниловича, купившего не только множество сел в разных землях, но и целые области, где малосильные князья, подверженные наглости моголов и теснимые его собственным властолюбием, волею или неволею уступали ему свои наследственные права, чтобы иметь в нем защитника для себя и народа». Так, он говорит, возвеличил Москву Иван Калита, а внук его Дмитрий, дерзнул на битву с ханом.

История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему: ибо сие мудрствование несвойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего она пишется. Нашествие Батыево, кучи пепла и трупов, неволя, рабство столь долговременное, составляют, конечно, одно из величайших бедствий, известных нам по летописям государств; однако ж и благотворные следствия оного несомнительны. Лучше, если бы кто-нибудь из потомков Ярославовых отвратил сие несчастие восстановлением единовластия в России и правилами самодержавия, ей свойственного, оградил её внешнюю безопасность и внутреннюю тишину: но в два века не случилось того. Могло пройти еще сто лет и более в княжеских междоусобиях: чем заключились бы оные? Вероятно погибелию нашего отечества: Литва, Польша, Венгрия, Швеция могли бы разделить оное; тогда мы утратили бы и государственное бытие и веру, которые спаслися Москвою: Москва же обязана своим величием ханам.»

Большую роль в деле объединения отводит историк и церкви, считая, что эта роль также явилась следствием татарского господства: «Одним из достопамятных следствий татарского господства над Россиею было еще возвышение нашего духовенства, размножения монахов и церковных имений. Политика ханов, утесняя народ и князей, покровительствовала церковь и её служителей; изъявляла особенное к ним благоволение; ласкала митрополитов и епископов; снисходительно внимала их смиренным молениям и часто, из уважения к пастырям, прелагала гнев на милость к пастве. Ханы под смертною казнию запрещали своим подданным грабить, тревожить монастыри, обогащаемые вкладами, имением движимым и недвижимым. Владения церковные, свободные от налогов ординских и княжеских, благоденствовали…..народ жаловался на скудость: иноки богатели».

Не мог пройти мимо интересующего всех, а не только историков, вопроса о возвышении Москвы и В. О. Ключевский, тончайший аналитик и глубокий знаток нашей истории (1).

«По смерти Александра Невского (1263 г.) в Москве является младший и малолетний сын его Даниил. С тех пор Москва становится стольным городом особого княжества с постоянным князем: Даниил стал родоначальником московского княжеского дома. Таковы ранние известия о Москве. По ним трудно было бы угадать ее дальнейшую политическую судьбу. Ее судьба представлялась неожиданной и дальнейшим поколениям севернорусского общества. Задавая себе вопрос, каким образом Москва так быстро поднялась и стала политическим центром Северо-Восточной Руси, древнерусское общество затруднялось найти ответ: быстрый политический подъем Москвы и ему казался исторической загадкой» пишет В. О. Ключевский. И дальше говорит, что причины этой загадки кроются в том, что источники зафиксировали уже крупные приобретения, а долгая подготовительная работа осталась незамеченной. По его мнению, действие этих таинственных сил заключалось в экономических условиях, определяющих рост города, в свою очередь зависевших от географического положения края в ходе русской колонизации Волго-Окского междуречья. Он считает что, масса русского населения обосновавшись в центре междуречья долго не имела выхода отсюда, сдерживаемая с севера новгородской колонизацией и её ушкуйниками, которые хозяйничали на этих территориях. С востока продвижение сдерживалось мордвой и черемисами. Запад и юго-запад закрывался усиливавшейся Литвой, собиравшей силы для натиска на восточную Русь. Таким образом, в этой области уже в начальный период сосредоточилось значительное население, а после татарского завоевания приток населения сюда усилился за счет южных, юго-восточных и восточных областей. « Это центральное положение Москвы прикрывало ее со всех сторон от внешних врагов; внешние удары падали на соседние княжества — Рязанское, Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Смоленское — и очень редко достигали до Москвы. Благодаря такому прикрытию Московская область стала убежищем для окрайного русского населения, всюду страдавшего от внешних нападений. После татарского погрома более столетия, до первого Ольгердова нападения в 1368 г., Московская страна была, может быть, единственным краем Северной Руси, не страдавшим или так мало страдавшим от вражеских опустошений; по крайней мере за все это время здесь, за исключением захватившего и Москву татарского нашествия 1293 г., не слышно по летописям о таких бедствиях. Столь редкий тогда покой вызвал даже обратное движение русской колонизации междуречья с востока на запад, из старых ростовских поселений в пустынные углы Московского княжества.» Река Москва сделала Москву важным транзитным пунктом, говорит В. О. Ключевский. «Так географическое положение Москвы, сделав ее пунктом пересечения двух скрещивавшихся движений — переселенческого на северо-восток и торгово-транзитного на юго-восток, доставляло московскому князю важные экономические выгоды. Сгущенность населения в его уделе увеличивала количество плательщиков прямых податей. Развитие торгового транзитного движения по реке Москве оживляло промышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами.» Итак, по Ключевскому было два условия первоначального быстрого роста Москвы: « географическое положение Москвы и генеалогическое положение ее князя. Первое условие сопровождалось выгодами экономическими, которые давали в руки московскому князю обильные материальные средства, а второе условие указывало ему, как всего выгоднее пустить в оборот эти средства, помогло ему выработать своеобразную политику, основанную не на родственных чувствах и воспоминаниях, а на искусном пользовании текущей минутой. Располагая такими средствами и держась такой политики, московские князья в XIV и в первой половине XV в. умели добиться очень важных политических успехов.» Едва ли не решающее значение, считает В. О. Ключевский, имело то, что Москва стала церковной столицей Руси. Переезд митрополита из Владимира в Москву окружил её ореолом духовности и невероятно поднял авторитет московских князей. Теперь пишет В. О. Ключевский, « в московском князе Северная Русь привыкла видеть старшего сына русской церкви, ближайшего друга и сотрудника главного русского иерарха, а Москву считать городом, на котором покоится особенное благословение величайшего святителя Русской земли и с которым связаны религиозно-нравственные интересы всего православного русского народа. Такое значение приобрел к половине XV в. удельный москворецкий князек, который полтораста лет назад выступал мелким хищником, из-за угла подстерегавшим своих соседей.»

Еще одно обстоятельство, благоприятно повлиявшее на усиление Московского княжества, В. О. Ключевский видит в том, что со времен Ивана Калиты установился новый порядок наследования и собственно княжеской власти, т.е. его вотчинной части, и великокняжеской. «С Ивана Калиты в продолжение ста лет таким великим князем становился почти всегда старший сын предшествовавшего великого князя., Потому переход великокняжеского достоинства в нисходящей линии до смерти Калитина правнука великого князя Василия Димитриевича не вызывал спора среди московских князей, а князьям других линий, соперничавшим с московскими, ни суздальским, ни тверским, не удалось перебить у них великого княжения. Случайность, повторяясь, становится прецедентом, который силой привычки превращается в обязательное требование, в правило. Неоспариваемый переход великокняжеской власти от отца к сыну, повторявшийся в продолжение нескольких поколений, стал, по выражению летописи, „отчеством и дедством“, обычаем, освященным примерами отцов и дедов, на который общество начало смотреть как на правильный порядок, забывая о прежнем порядке преемства по старшинству». Итак, духовенство считало единственно правильным порядком преемство великокняжеского стола в нисходящей линии, а не по очереди старшинства и даже наперекор истории признавало такой порядок исконной земской пошлиной, т. е. старинным обычаем Русской земли. Этот новый порядок пролагал дорогу к установлению единовластия, усиливая одну прямую старшую линию московского княжеского дома, устраняя и ослабляя боковые младшие…….

А вот соображения С. М. Соловьева: (2)

«…. мы должны еще обратить внимание на некоторые обстоятельства, благоприятствовавшие усилению Москвы. Здесь, разумеется, прежде всего мы должны обратить внимание на географическое положение Москвы и ее области. Уже прежде, в своем месте, было замечено о важном значении Москвы как срединного, пограничного места между старою, Южною, и новою, Северною, Русью. Когда Южная Русь потеряла свое значение, княжества обессилели от усобиц, размельчения волостей и особенно от погрому татарского, после которого не было здесь более безопасности, то необходимо должно было усилиться переселение народа с юга на север, в места более безопасные, и первым пограничным княжеством было Московское: боярин Родион Несторович пришел из Киева в Москву на службу к ее князьям и привел с собою 1700 человек дружины; черниговский боярин Плещеев вследствие татарских опустошений также перешел в Москву. Но если переселялись дружинники, то нет основания полагать, что не переселялись люди других сословий. Притом же кроме Южной Руси в Московское княжество должно было стекаться народонаселение и из ближайших областей — Рязанской, Тверской, Ростовской, постоянно менее безопасных, чем область Московская; пограничная с степью, Рязанская волость часто терпела от татарских нападений, тогда как Москва после 1293 года до самого Тохтамышева нашествия не слыхала о них. Тверское княжество было страшно опустошено татарами и Калитою, потом здесь начинаются усобицы княжеские, заставлявшие жителей, по прямому свидетельству летописи, переселяться в другие области; в Ростовском княжестве насилия москвичей при Калите заставили многих жителей из городов и сел перейти в московские владения. Увеличение народонаселения в княжестве вместе с его продолжительною безопасностию увеличивало доходы княжеские, и отсюда объясняется, почему уже Калита был так богат, что мог покупать целые княжества, как Белоозеро, Углич и Галич; но что же заставило князей белозерского и галицкого продать свои волости Калите? По всем вероятностям, невозможность платить выходы ордынские. Обилие в деньгах не только позволяло московским князьям увеличивать свои владения внутри и удерживать за собою великокняжеское достоинство, задаривая хана и вельмож его; оно давало им еще новое средство увеличивать народонаселение своих волостей, скупая пленных в Орде и поселяя их у себя; так произошел особенный класс народонаселения — ордынцы, о которых часто упоминается в завещаниях и договорах княжеских; не говорим уже о том, что обилие в деньгах позволяло московским князьям давать переселенцам большие льготы, чем какие они могли получить в других областях, от других, менее богатых князей. Любопытно, что древние путешественники, хваля плодородие Владимирской и Нижегородской областей, называют область собственно Московского княжества малоплодородною. Мы знаем, что относительно плодородия почвы Владимирская область не имеет преимущества пред Московскою, и потому известие путешественников может быть объяснено только более ранним истощением московской почвы вследствие более раннего и более густого населения.

Кроме увеличения доходов, зависевшего от умножения народонаселения, казна московских князей должна была обогащаться также вследствие выгодного торгового положения их области, которая не только была посредствующею областию между севером и югом, но также благодаря своей реке посредствовала в торговом отношении между северо-западом и юго-востоком. Впоследствии мы видим большой торговый путь из Азии в Европу и обратно по Волге, Оке и Москве-реке; видим указания путешественников на важность торгового положения Московской области вследствие удобства речной системы; нет сомнения, что этот торговый путь существовал и в описываемое время, и прежде: этим объясняется, почему торговые новгородцы утвердили свое владение на Волоке Ламском, важном торговом пункте между рекою Москвою, притоком Оки, Ламою, притоком Волги, и озерною их областию. Но кроме Волжского торгового пути Москва-река имела важное торговое значение для Новгорода как путь в Рязанскую область, богатейшую естественными произведениями из всех областей Северо-Восточной Руси, по уверению путешественников, и особенно изобилующую медом и воском, а этими товарами, как известно, Россия чрез Новгород и Псков снабжала всю Европу……Важно было положение Москвы в средине, на границе между Северною и Южною Русью, в политическом отношении; важно было посредничество ее речной области между юго-востоком и северо-западом в отношении торговом; думаем, что срединность положения ее между Северною и Южною Русью имела немалое значение и в отношении церковном. Всероссийские митрополиты, пребывавшие на юге, в Киеве, после того как этот город потерял значение, перешедшее на север, и после погрома татарского должны были обратить особенное внимание на Русь Северо-Восточную, куда, видимо, перенеслась главная сцена действия русского православного мира. Митрополиты начинают часто путешествовать с юга на север и наконец утверждают свое пребывание во Владимире Клязьменском; но в то же время, блюдя единство русской церкви, не переставая называться митрополитами киевскими и всея Руси, они не могли оставить без внимания и Руси Юго-Западной; в этом отношении Владимир не мог быть для них удобным местопребыванием, находясь слишком далеко на Северо-Востоке, тогда как Москва, пограничный город между старою и новою Русью вполне удовлетворяла потребности всероссийского митрополита, долженствовавшего одинаково заботиться и о севере и о юге.» Итак, по мнению С. М. Соловьева, главное условие возвышения Московского княжества — это срединность его положения, дававшая политические, торговые и церковные преимущества. В разных местах своего труда Соловьев указывает и на другие условия, содействовавшие успеху Москвы, — личность князей, деятельность бояр, сочувствие общества и так далее, но в оценке разных фактов он делает видимое различие, одно — первая причина усиления и возвышения Москвы, другое — благоприятные условия.

Очень основательный обзор мнений историков касательно вопроса возвышения Москвы сделал С. Ф. Платонов (3): « Костомаров, излагая ход возвышения. Московского княжества, объясняет усиление Москвы главным образом помощью татар и даже самую идею самодержавия и единодержавия трактует, как заимствованную от татар. Бестужев-Рюмин находит, что положение князей, при зависимости великого княжения от хана, должно было развивать в князьях политическую ловкость и дипломатический такт, чтобы этим путем привлечь милость хана и захватить великокняжеский престол. Такой ловкостью и таким тактом обладали именно московские князья. Кроме того, усилению Москвы помогало духовенство, которому, при владении большими вотчинами, было выгодно отсутствие междоусобий в Московском княжестве, и сверх того полнота власти московского князя соответствовала их высоким представлениям об единодержавной власти государя, вынесенным из Византии. Далее деятельность бояр была направлена также на помощь московским государям. Что же касается до срединности положения Москвы, то К. Н. Бестужев-Рюмин считает это причиной второстепенной. С оригинальным взглядом на этот вопрос выступает Забелин. Он главное условие возвышения Московского княжества видит в национальном сочувствии, вызванном хозяйственной деятельностью московских князей. Народ, отягченный и татарским погромом, и междоусобными распрями князей, естественно, относился сочувственно к московским князьям. Эклектическим характером отличается мнение Иловайского, который главной причиной роста Москвы, как политического центра, считает пробуждение народного инстинкта: народ, который чувствовал опасность от татар, должен был сплотиться. Кроме того, Иловайский находит следующие причины, способствовавшие усилению Московского княжества: 1) географическое положение, дающее политические и торговые выгоды; 2) личность князей и их политику (князья самих татар сделали орудием для возвышения власти, что видно из борьбы между Тверью и Москвой; 3) определенная в пользу Москвы политика татар; 4) сочувствие боярства и духовенства; 5) правильность престолонаследия в Москве. И Платонов заключает: «Разбираясь в указанных мнениях, мы видим, что вопрос о причинах возвышения Московского княжества не развивается, и последнее по времени мнение не есть самое удовлетворительное. Мы должны различать те условия, которые были причиной того, что незначительное Московское княжество могло бороться с сильным Тверским княжеством, от тех, которые поддерживали Московское княжество в том положении, на которое оно встало, благодаря первым, и помогли его усилению. В числе первых причин надо отметить: 1) географическое положение, давшее Московскому княжеству население и средства, 2) личные способности первых московских князей, их политическую ловкость и хозяйственность, умение пользоваться обстоятельствами, чего не имели тверские князья, несмотря на одинаковое выгодное положение Тверского княжества и Московского. К причинам, способствовавшим усилению княжества, надо отнести: 1) сочувствие духовенства, выраженное в перемене пребывания митрополии; 2) политическую близорукость татар, которые не могли своевременно заметить опасное для них усиление княжества; 3) отсутствие сильных врагов, так как Новгород не был силен, а в Твери происходили постоянно междоусобия князей; 4) сочувствие бояр и сочувствие населения.»

Приведем также соображения М. К. Любавского, изложенные в статье «Возвышение Москвы» (4): По его толкованию, после татарского погрома «под влиянием опустошений и разорений, произведенных татарами в восточных и частью северных княжениях Суздальской земли», произошел «перелив населения с востока на запад Суздальской земли и обусловил естественно возвышение княжеств, лежавших на западе этой земли, Тверского и Московского». «Итак (заключает Любавский), главной и основной причиной, обусловившей возвышение Москвы и все ее политические успехи, было выгодное географическое положение в отношении татарских погромов и происшедшее благодаря этому скопление населения в ее области».» Как мы видим из приведенных материалов, тема возвышения Москвы затрагивалась всеми ведущими историками прошлого и разброс мнений говорит о том, что она далеко не закрыта; А количество «доказательств» свидетельствует о том, что специалисты вовсе не считают доказательства и аргументы предшественников удовлетворительными. Это подтверждается и мнением наших современников. Так, Н. С. Борисов в работе (5), выпущенной в 1999г пишет: «Однако, как ни странно, в литературе до сих пор нет достаточно обширного обобщающего исследования, посвященного именно этой теме. В лучшем случае дело ограничивается соответствующей главой в монографии, охватывающей весь период образования Русского централизованного государства. Существует также немало работ, посвященных отдельным «составляющим» данной темы или смежным с ней сюжетам. В настоящее время назрела потребность в своего рода «инвентаризации» всего этого материала, его систематизации и критическом разборе. Только выполнив эту работу и на ее основе представив более или менее целостную картину наших современных представлений о политике первых московских князей, можно наметить перспективные пути для дальнейших исследований темы.» И возвращаясь к сложности темы, приводим мнение того же автора (6):

«Итак, миф всегда есть ответ на неразрешимую загадку. В основе мифа об Иване Калите также лежит тайна. Имя ей — Москва. Мы никогда не знали и, вероятно, никогда уже не узнаем, почему именно этому маленькому окраинному городу Владимиро-Суздальской земли довелось стать столицей Российского государства».

Попробуем все же хотя бы приблизиться к разгадке этой «тайны».

Условимся только, что будем сопоставлять в основном два княжества северо — востока — Московское и Тверское. В силу ряда обстоятельств, которые мы отметим далее, эти княжества были доминирующими в конце 13, начале 14 веков и главным образом между ними пошло соперничество за то, чтобы стать центром силы на Руси. Оба они сформировались относительно поздно и были в этот период неизмеримо мощнее старых Владимиро — Суздальских земель, попавших под татарский каток и практически обескровленных. Не могли соперничать с Москвой и Тверью также Рязанское и Смоленское княжества, не входившие в систему великого Владимирского княжения и находившиеся в особых условиях.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТВЕРИ

Тверь возникла на месте вблизи впадения в Волгу реки Тверца. Однако, первоначально тверской город, или укрепление находилось не в устье Тверцы, а на противоположном правом берегу Волги в полутора километрах вверх по реке; в этом месте на устье реки Тьмака и расположился первый город. В начале 30-х годов археологи вели здесь раскопки, целью которых было уточнение времени возникновения Твери. По результатам раскопок было определено, что «город» с крепостными укреплениями располагался на мысу у реки Тьмака. Древнейшее насыпное сооружение (вал) возникло не позднее 12 в. До этого, т.е. в 11 в. здесь было поселение сельского типа. На левом же берегу Волги и возле устья Тверцы, где позднее был Отрочь монастырь, не было обнаружено ни укреплений, ни поселений ранее 13 в. Известно, что в 1178 г. великий князь владимирский Всеволод III организовал поход против Новгорода, а фактически с целью наказать Новгородского князя Мстислава Ростиславовича Безокого, с которым находился в состоянии затяжного конфликта со времени княжения его в Ростове. Туда его позвали на княжение Ростовские бояре после смерти Андрея Боголюбского. Мстислав считал Владимир своей вотчиной и явно не желал усиления его самостоятельности. Годом ранее этот конфликт закончился захватом Мстислава на реке Колакша; он якобы был ослеплен Всеволодом по настоянию владимирцев и изгнан из пределов Северо-Восточной Руси. После посещения церкви Бориса и Глеба под Смоленском по сообщениям летописей он «прозрел» и был призван Новгородом на княжение. Брат его Ярополк — в Торжок. Сын Мстислава Ярослав посажен был на Волоке. И вот в 1178г. Всеволод III показал «кто в доме хозяин»: «Въ лето 6686. Князь велики Всеволод Юрьевич Владимерский сотвори миръ и любовь съ Новгородци, и укрепишася къ нему крестным целованием, и не управишася; онъ же поиде на нихъ къ Торжку, и власти и села пожже, града же не сожже: обещали бо ся ему дань дати Новоторжци, таже солгаша. Он же шедъ взя град их, а самех изби, а жены и дети въ полон поведе, а град ихъ сожже, месяца Декабря во 8 день, на память преподобного отца нашего Потапиа, и тако полон весь и корысть отпусти к Володимерю, а самъ оттоле иде к къ Волоку Ламскому. И приде безвестно, и пожже власти и села, и изыма сыновца своего, князя Ярослава Мстиславича, внука Ростиславля, правнука Владимера Маномаха, и град Волокъ Ламский сожже, и многихъ плени, а иных изби, и иде къ Володимерю.» (Никоновская л. Т.10). Как видно из этой истории, Тверь здесь не упоминается. В 1181г. новгородцами и черниговским князем был предпринят ответный поход. Новгородцы соединились с войсками черниговцев «на Волзе у Тфери», чтобы совместно выступить против владимирского князя. В других источниках указывается место встречи непосредственно возле устья Тверцы:

«Том же лете, на зиму, иде князь Святослав Всеволодиць, Олгов внукъ, из Руси на Суждаль ратью на Всеволода, а сынъ его Володимер с новгородьци из Новагорода; и съяшася на Вълзе устье Тьхвери, и положиша всю Вългу пусту, и городы все пожьгоша, и не дошьдеше Переяславля за 40 верстъ, у Вьлене у реце, ту ся воротиша…» (7) То же в Никоновской летописи — «и съяшася на Волзе усть Твери».

Из этих сообщений можно заключить, что новгородцы полностью контролировали эту область. Всеволод, однако, вновь напал на Торжок, а не стал искать встречи с вражеским войском в районе устья Тверцы. Нам важно заметить, что в связи с этими событиями в летописях не упоминается Тверь как город или поселение. Здесь слово Тверь или Тхъверь нужно понимать как сегодняшнее название реки Тверца, поскольку приводится слово «устье». Трудно себе представить, что летописец намеренно не стал упоминать Тверь, если бы она существовала в это время; так или иначе одна из сторон напала бы на это поселение.

У В. Н. Татищева сказано, что Всеволод после того, как разорил Торжок велел построить твердь «при устии реки». И хотя историки относятся настороженно к т.н. «татищевским известиям», всё же это сообщение Татищева выглядит логично, т. к. Всеволод после событий 1181г. не мог не оценить важности контроля устья Тверцы и тем самым передвижений новгородцев в случае очередных конфликтов. Это поселение могло в перспективе контролировать и торговлю Новгорода с «низом». А вот 1209 год можно уже считать годом основания Твери, поскольку упоминание ее под этим годом впервые появляется в Лаврентьевской летописи в связи с походом великого князя владимирского и снова против Новгорода: «Тою же зимы великыи князь Всеволодъ посла сыны своя Костянтина с братьею его на Мстислава Мстиславича на Торжекъ. Мстислав же слышавъ оже иде на не рать изиде ис Торжку Новугороду а отуда иде в Торопец в свою волость. Костянтин же с своею братею възвратишася со Тьфери и Святослав приде к ним из Новагорода и ехаша вси къ отцю своему в Володимерь» Указывается, что Константин со своею братиею возвратился из Твери. Слова «устье» здесь уже нет. Упоминание Твери уже под 1209 годом говорит в пользу известия Татищева; не мог же за неполные 30 лет город вырасти из ничего. А в 1215г удельный Переяславский князь Ярослав Всеволодович повелел заключить в темницу в Твери новгородского тысяцкого и новоторжского посадника, в отместку Новгороду, который незадолго до того посадил Ярослава у себя князем, а затем расстался с ним. Вот как рассказывает летопись (8): «Того же лета князь Ярослав я Якуна Зуболомиця, а по Фому посла по Доброщиниця, по новоторжскый посадник, и оковав потоци и Тьхверь». Как видим, Тверская область и, в частности, Тверь в это время контролируется уже Владимирским княжеством, а точнее — входит в зону активных интересов удельного Переяславского княжества, являясь его западной частью. Ярослав Всеволодович продолжал конфликтовать с Новгородом и фактически организовал блокаду в поставке зерна через Торжок, что привело к голоду в Новгороде. Поставка зерна из «низовских земель» была для Новгорода весьма чувствительным элементом жизнедеятельности и оставить это без ответа они не могли. Сам Ярослав находился в Торжке и оттуда руководил организацией блокады. Почему именно из Торжка, а не из Твери, лежащей также на Тверце? В 12—15 вв. Торжок (назывался также Новый Торг), входивший в состав Новгородской республики- не только важный пограничный пункт на юго-восточных границах владений Великого Новгорода. В начале 13 в. на Новоторжском торге собиралось до 2 тыс. новгородских купцов и торговцев. Новоторжские купцы были главными поставщиками хлеба для Новгорода. Но не только. Сюда стягивались, ставшие уже традиционными пути доставки мехов, воска и меда из окрестных земель и скупки их новгородскими торговцами. Впоследствии в 15 в. чеканилась собственная серебряная монета — «денга новоторжская». Город располагался на пересечении сухопутных и водных путей, что и способствовало его экономическому развитию. К 13в город был обнесен стеной, защищен земляным валом и рвами и превратился в серьезную крепость, на которой позднее споткнулись отряды Батыя. Еще более яркую картину средневекового Торжка рисуют данные археологии, получаемые ежегодно Новоторжской археологической экспедицией. На территории Борисоглебского монастыря обнаружены остатки пока единственного на пространстве от Великого Новгорода до Ростова Великого домонгольского каменного храма, расписанного высокохудожественными фресками в конце XII — начале XIII в. Но Ярослав Всеволодович намеревался не только прервать поступление зерна из «низовских земель», но и ущемить новгородцев в приобретении других товаров. Прошло около года после начала блокады и новгородцы в 1216г ответили контрударом. Однако, они не стали нападать на Торжок, т.е. не пошли по Мсте и Тверце, а высадились на юго-западных границах Владимирского княжества, захватили г. Зубцов, после чего принялись грабить земли, контролируемые Тверью. Под Тверью они разбили сторожевой отряд Ярослава и продолжая разорять окрестности захватили даже г. Коснятин, находящийся на самом востоке будущего Тверского княжества при впадении в Волгу реки Нерль. Топоним Коснятин вероятно трансформирован от имени собственного Константин (в летописях это имя часто пишется как Костянтин), которым назвал основанный им в 1134г город Юрий Долгорукий. (9) Сейчас на этом месте небольшой поселочек Скнятино. Узнав о нападении Ярослав спешно отправился к Переяславлю через Тверь. Сама Тверь при этих грабежах вероятно не пострадала, поскольку в летописях при описании этих событий она не упоминается. В действиях новгородцев прослеживается четкий план: они не собирались идти на прямое столкновение с Ярославом, а замыслили акцию устрашения и прошли за спиной князя по его землям и угрожали самому стольному граду княжества — Переяславлю. Чтобы осуществить этот план похода, им необходимо было попасть на верхнюю Волгу с таким расчетом, чтобы обойти Тверь не встретив на пути значительных сил князя. Основной маршрут, известный как часть известного варяжского пути, проходил от озера Ильмень по реке Пола, или по реке Ловать и далее после ряда волоков выходил на Селигерскую систему озер — Стерж, Вселуг и Пено т. е. по течению верхней Волги. (названия озер современные). По Волге суда шли до правого притока Вазуза, где в 13 в. был основан г. Зубцов, а затем через реку Гжать и ее притоки попадали в Москву реку.

Ко времени нашествия Батыя мы застаем Тверь и Тверской регион обширной западной частью удельного Переяславского княжества, периодически участвующего в стычках с новгородцами. Источники молчат о каких-либо других особенностях территории в это время. Заметим, что Переяславль как удельное владение достался Ярославу Всеволодовичу после смерти Всеволода в 1212 г. Старший сын Всеволода, Константин стал владеть Ростовом, Юрий — Владимиром, а самый младший из этих четырех сыновей — Владимир получил Юрьев Польской, хотя как сообщает Татищев, Всеволод хотел отдать Владимиру Москву.

О МОСКВЕ

Но Москва при этом разделе земель осталась в составе Владимирского княжества, т.е. в руках Юрия Всеволодовича. Однако, Владимир не пожелал княжить в Юрьеве и скрылся в Москве, переждав перед этим некоторое время в Волоке Ламском. Как пишет М. Н. Тихомиров, «…и седе ту в брата своего городе Гюргове». (Древняя Москва….). Троицкая л. подтверждает, что « он еха в Москву». Владимира поддерживал, а скорее подстрекал к захвату Москвы старший брат Константин в пику Ярославу и Юрию. Но позже старшие братья примирились и положение Владимира стало сложным. Юрий осадил Москву в 1213г, вынудил брата покинуть город и он был отправлен на княжение в Переяславль Южный, а Юрьев был отдан следующему по старшинству Святославу.

Из этих событий для нас важно, что Москва уже в ту пору котировалась у княжеской династии достаточно высоко, как минимум следом за Юрьевым. И этому есть объяснение. Вот что пишет М. Н. Тихомиров (Древняя Москва): «Во второй половине XII в. Москва упоминается сравнительно редко и обыч­но в связи с военными событиями. Одна­ко уже замечаются явный рост города и повышение его общего значения среди других городов Суздальской земли. Москва выступает перед нами прежде всего в качестве крайнего оплота Суздальской земли на ее западной окраине, передового пункта по отношению к Ря­занской земле. Не забудем того, что обычная дорога из Рязани во Владимир шла кружным путем по Москве-реке и далее по Клязьме, так как Владимир и Рязань разделяли непроходимые леса и болота. Это своеобразное положение Москвы как перевалочного пункта меж­ду Рязанью, Черниговом и Владимиром становится все более заметным к концу XII в., когда она играет важную роль во время княжеской междуусобицы, последовавшей после смерти Андрея Боголюбского. В 1175 г. в нее пришли два князя, стремившиеся утвердиться в Суз­дальской земле, — Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич. Они шли из Чер­нигова, видимо, той же торной дорогой, по которой ранее добрался до Москвы Святослав Ольгович. Ярополк поехал из Москвы в Переславль-Залесский, Михал­ко — во Владимир. Здесь мы чрезвычай­но наглядно видим удобное положение Москвы как конечного пункта дорог, идущих из Чернигова. Из Москвы откры­вался путь и во Владимир, и в Переславль, и в Великий Новгород.»

Это представление Тихомирова никак не расходится с мнением С. Ф. Платонова: «… с другой стороны, и торговое значение Москвы в первую пору ее существования не выясняется текстом летописей. Если вдуматься в известие летописей о Москве до половины XIII в. (даже и позже), то ясна становится не торговая, а погранично-военная роль Москвы.» (Курс лекций…)

Надо сказать, что история с «княжением» Владимира в Москве тёмная, и нам сложно понять интригу этих событий; скорее всего Владимир по молодости и неопытности недооценил будущих превратностей склоки между родными братьями. Но то, что он выбрал для противостояния с Юрием именно Москву, говорит и о её выгодном стратегическом положении и о достаточности ресурсов. Снова читаем у М. Н. Тихомирова :

«Действия Владимира отнюдь не были его внезапной авантюрой. Он опирался на самих москвичей и хотел прочно утвердиться в Москве. Пока воевали его старшие братья, он вместе с дружиной и „москвичами“ подступил к Дмитрову, принадлежавшему Ярославу. Дмитровцы мужественно защищались и отбили напа­дение. В кратком известии об этом событии, которое помещено только в одном летописце, находим кое-какие лю­бопытные подробности. Владимир осаж­дал Дмитров „…с москвичи и с дружи­ною своею“, чуть не был застрелен осаж­денными и бежал, испугавшись прихода Ярослава». Действительно, Владимир пробыл в Москве почти год и мог войти во вкус и почувствовать себя князем. Следует все-таки предполагать, что нападение на Дмитров было вызвано не только желанием прихватить город для себя, но и уколоть противника. Такова история с первым «князем» московским. После этого около 25 лет, т.е. до нашествия Батыя, летописи ничего не сообщают о Москве. А дальше все источники, кроме Новгородских, сообщая о нашествии отмечают, что при взятии Москвы был захвачен и князь Владимир, сын Юрия Всеволодовича, князя Владимирского. Вот, как описывает нашествие татар на Рязань, Коломну и Москву Троицкая летопись: «В лето 6745 (1237) на зиму придоша от восточные страны на Рязаньскую землю лесом безбожнии Татари и почаша воевати Рязаньскую землю и пленоваху и до Проньска, попленивше Рязань весьи пожгоша и князя ихъ оубиша: ихже емше овы растинахуть, другыя же стрелами в ня, а ини опакы руце связывахуть, много же святыхъ церкви огневи предаша, и манастыре и села пожгоша, имения не мало обою страну взяша. Потом поидоша на Коломну. Тое же зимы поиде Всеволод, сын Юрьев, внук Всеволож, противу Татаром и сступишася оу Коломны и бысть сеча велика, и оубиша у Всеволода воеводу Еремея Глебовича и иных мужии много убиша оу Всеволода; и прибежа Всеволод в Володимеръ в мале дружине, а Татарове идоша к Москве. Тое же зимы взяша Москву Татарове, и и воеводу убиша Филипа Нянка за правоверную христьянскую веру, а князя Володимера яша руками, сына Юрьева, а люди избиша от старьца и до сущего младенца, а град и церкви святыя огневи предаша, и манастыри, вси и села пожгоша, и много имения въземше отидоша»

Дальше татары пошли на Владимир, намереваясь при наличии у них такого пленника получить у Юрия сразу хороший выкуп и облегчить себе взятие города. Летописи сообщают, что действительно, татары первым делом «предъявили» Владимира Юрьевича осажденным и спросили « здесь ли князь Юрий“. Не получив желаемого, они церемониться не стали и убив Владимира приступили к осаде. Нам известно, что татары подошли к Рязани 16 декабря 1237г, а 21 декабря взяли город. Еще до подхода основных сил татар к Рязани состоялись переговоры Рязанских князей с татарскими послами о сдаче города и выплате десятины во всем. Сразу после этих переговоров рязанцы послали к великому князю Юрию Всеволодовичу гонцов с мольбой (как выражается летопись) о помощи, но ничего не дождались. Юрий вместо помощи рязанцам послал своего сына Всеволода с дружиной и воеводу Еремея Глебовича со второй дружиной к Коломне, где после Рязани ожидались татары. Туда же прибыли и москвичи и один из Рязанских князей — Роман Ингворович со своей дружиной, сумевший бежать из- под Рязани. Вот эти объединенные русские силы были попросту раздавлены татарами под Коломной. Москвичи по свидетельству Тверской летописи бежали с поля боя „ничего не видя“. Следующей на очереди была Москва. Всеволод Юрьевич сумел бежать из Коломны к отцу во Владимир и вот тогда-то Юрий из рассказа сына понял какая чудовищная сила появилась на Руси. Это видно из его реакции на Рязанские и Коломенские побоища: он понял, что собирать армию отпора во Владимире не имеет смысла и ушел собирать полки на Сить. Чем это закончилось мы знаем- полки Юрия на Сити были разбиты, сам он погиб. Мы уже видели из сообщения Троицкой летописи что случилось с Москвой. Но нас интересует роль князя Владимира Юрьевича, точнее его функции в период пребывания в Москве, и когда он там появился. М. Н. Тихомиров в своей работе (Древняя Москва) прямо называет Владимира московским князем, но оснований в источниках для этого нет, т.е. нет упоминаний о том, что он был посажен отцом в Москве. Но у Москвы был ещё и третий князь до того, как она получила официального князя Даниила Александровича, сына Александра Невского. Снова привлекаем М. Н. Тихомирова: „Близость Москвы к Владимиру объ­ясняет нам попытку нового московского князя Михаила Ярославича Хоробрита захватить в свои руки Владимирское княжение. Михаил был сыном Ярослава Всеволодовича, братом Александра Нев­ского. В некоторых источниках он име­нуется как «князь Михаила Ярославич Московский». Есть предположение, что Москва досталась ему в княжение по отцовскому завещанию, так как по смер­ти Ярослава брат его, новый владимир­ский великий князь Святослав Всево­лодович, посадил по городам своих пле­мянников, «яко же уряди» князь вели­кий Ярослав Всеволодович. Опи­раясь на Москву, Михаил выгнал из Вла­димира своего слабого дядю Святослава Всеволодовича и захватил в свои руки великое княжение, но в том же 1248 г. погиб в битве с литовцами и был похоронен во владимирском Успенском соборе епископом Кириллом.

Кратковременное княжение Михаила в Москве бросает особый свет на поло­жение этого города среди других рус­ских городов середины XIII в. Михаил Хоробрит первый показал, что ближай­шая дорога к владимирскому велико­княжескому столу лежит из Москвы, которая являлась ключом к бассейну Клязьмы с запада». Ниже приводится свидетельство 4й Новгородской летописи, на которое ссылается Тихомиров применительно к Михаилу Хоробриту: «В лето 6757. ……..и Михайло Ярославич Московский убиенъ бысть отъ Литвы на Поротве.»

Но вернёмся к событиям, связанным с нашествием татар. По свидетельству Воскресенской и других летописей татарами было взято 14 городов Северо-Восточной Руси. В первую очередь нас сейчас интересует какой ущерб был нанесён Москве и Твери. Приведём мнение немецкого историка Э. Клюга (11): «Согласно утверждению советских археологов, Тверь наряду с Москвой, Ярославлем и Брянском относилась к сравнительно менее затронутым татарским нашествием регионам Суздальской земли. Области Владимира на Клязьме, Рязани, Переяславля Залесского и районы на верхней Оке и Сейме, напротив, подверглись тяжелым разрушениям.» После смерти великого князя Владимирского Юрия на реке Сить, новым великим князем в 1238 г. стал следующий по старшинству его брат Ярослав Всеволодович, княживший тогда в Киеве.

В целом в Северо-Восточной Руси «было мирно» вплоть до начала 50-х годов 13 в. А Ярослав Всеволодович умер в 1246 г. сразу после своей второй поездки в Каракорум, где был, вероятно, отравлен. К тому времени у русских князей вошло в обычай перед поездкой в Орду оставлять завещание. И следующий по старшинству его брат Святослав Всеволодович, ставший великим Владимирским князем, выполнил завещание брата, раздав племянникам, завещанные им города. В источниках не содержатся сведения, какие именно города получили по этому завещанию сыновья Ярослава Всеволодича. Это можно реконструировать только по косвенным данным. Что касается Твери, то здесь, пожалуй, самая большая неопределенность. Большинство историков считает, что по завещанию удельным князем Твери стал сын Ярослава — Ярослав Ярославич в 1247г., при этом Тверь должна была быть выделена из Переяславского княжества. Как видим, Тверь обрела своего законного князя раньше Москвы и тогда по сути началась история Тверского княжества.

Москва получила своего удельного князя в 1263г. По завещанию великого князя Александра Невского им стал его младший сын Даниил, которому было тогда всего 2 года. Его взял к себе на воспитание родной его дядя, тверской князь Ярослав Ярославич, бывший тогда великим князем владимирским. Его наместники управляли Москвой и волостями целых 7 лет, до той поры, когда скончался Ярослав Ярославич. В 1276г. великим владимирским князем стал Дмитрий Александрович и с этих пор началась междуусобная борьба между сыновьями Александра Невского, Андреем и Дмитрием, продолжавшаяся более 20 лет. В 1281 году Андрей привел на русь татар, чтобы с их помощью перехватить великое княжение у брата, что ему и удалось. Новгородцы поторопились признать Андрея также и своим князем. Дмитрий бежал, а татары рассыпались по Ростово- Суздальской земле и разорили все на своем пути. Сильно пострадала и Тверь, там тоже все было опустошено. Москву это несчастье обошло стороной и она не пострадала. В следующем 1282 году Дмитрий вернулся и стал собирать в Переяславле войско для реванша. Он собирался наказать Новгород, отступившийся от него в пользу Андрея, и направился от Переяславля в сторону Твери, чтобы затем захватить Торжок, половина которого принадлежала Новгороду и куда перед этим Дмитрий отправил своих наместников. Но на этот раз Москва и Тверь решили вмешаться, чтобы не дать разгореться новому конфликту между братьями и при этом снова оказаться потерпевшими поневоле, как в прошлом году. Новгородцы также выщли походом в союзе с Тверским и Московским князьями. Войска встречаются у Дмитрова, т.е.на пути Переяславской рати и стороны приходят к мирному соглашению. Это первое летописное известие о самостоятельных действиях Даниила Александровича. (12) «В лето 6791. Идоша новгородци на Дмитриа к Переяславлю, и Святославъ со тверици, и Данило Олександрович с москвици, Дмитрии же изиде противу плъкомъ со всею силою своею и ста въ Дмитрове. Новгородци сташа, не дошед Дмитрова 5-ю верстъ, и стояша 5 днии близь себе ссылающеся послы; и створиша миръ на всеи воле новгородчкой, и отъидоша».

НАЧАЛО ПРОТИВОСТОЯНИЯ

А под 1285 г. в летописи впервые был упомянут и тверской князь Михаил Ярославич, будущий непримиримый соперник московских князей. Он был на 10 лет младше Даниила и с ним начиналась новая эпоха противостояния русских князей, на этот раз противостояние самых могущественных соперников северо- восточной руси. Само упоминание в летописи тверского князя в связи с таким событием было символичным, ибо указывало на превосходство Твери перед остальными княжествами северо-востока. Тверская летопись: « Въ лето 6793. Заложиша церковь каменну святого Спаса на Твери благоверным великымъ князем Михаилом Ярославичем, и материю его, благоверною великою княгынею Оксиньею Ярославлею Ярославича, и епископом Симеоном Тверскым». Тверской храм Спаса был первой каменной постройкой на северо-востоке после татарского нашествия. Через пять лет он был закончен, освящен и расписан. И это событие действительно может свидетельствовать о появлении на Северо-Востоке мощного княжества, поскольку такое строительство требовало значительного напряжения сил и ресурсов. Заметим, что первый каменный храм в Москве, Успенский собор, появился только через 40 лет при Иване Калите, а на всем Северо-Востоке не было создано ни одной каменной постройки за сотню лет после прихода Батыя. Идеологом строительства этого храма был несомненно епископ. Тверь обрела епископскую кафедру еще при Ярославе Ярославиче, бывшем тогда и великим князем Владимирским, который переманил к себе Полоцкого епископа Симеона в конце 60-х годов и предложил обосноваться в Твери. Тверская епископия стала второй на северо-востоке после ростовской, и Тверь таким образом стала значительным и авторитетным церковным центром, тогда как 40—50 лет назад это было маленькое поселение на западе Переяславского княжества. Можно считать, что строительство каменного храма Спаса в 80-х годах стало следствием деятельности Ярослава Ярославича, амбициозного первого князя Твери и одновременно великого князя Владимирского (7 лет) и Новгородского (4 года). Приумножил собранные Ярославом ресурсы следующий Тверской князь, его сын, Святослав Ярославич, который немного не дожил до закладки храма. Следующее упоминание Твери и Москвы в летописях находим также под 1285 годом. Троицкая летопись: « В лето 6793. …. Того же лета Литва воевала тферского владыки волости и Олешну и прочии, и совокупившеся Тферичи и Москвичи, Волочане, Новоторжьци, Дмитровци, Зубчане, Ржевичи, шедше биша Литву на лесе…». Из списка видно, что основу объединенного войска составляли союзники, выступавшие в 1282 г. против Дмитрия Александровича под Дмитровом: Москва, Тверь и новгородцы. Сам Дмитрий не пришел на помощь войску, выступившему против внешней агрессии.

В 1289 году Москва и Тверь уже не союзники. Дмитрий собрал объединенное войско, куда входили дружины брата его Андрея, Даниила московского, Дмитрия ростовского, и как сообщает тверская летопись « и вся князи, яже суть подъ нимъ и поиде с ними ко Тфери». Вначале, однако, они разорили окрестности Кашина, 9 дней пытаясь захватить сам город, но хорошо укрепленный Кашин выстоял. Вернувшись к Твери, они встретили здесь тверское войско и Дмитрий здраво оценив мощь Тверских полков, решил замириться с Михаилом. Без татар русские князья воевали неохотно. Надо заметить, что из источников не видны причины и мотивы этого похода и в научной литературе не сложилось его объяснения, тогда как сам состав его участников подразумевает какую-то интригу. В 1293 году на Русь вторглась татарская рать Дюденя, приведенная Андреем Городецким против великого князя Дмитрия Александровича. Было захвачено и разграблено 14 русских городов и в их числе, впервые после Батыя пострадала и Москва. Разумеется, был разрушен и Переяславль, отчина Дмитрия. Не пострадала только Тверь, поскольку как раз в этот момент Михаил Ярославич вернулся с другим татарским войском от соперника волжской орды Ногая и Дюдень должен был отойти не успев занять Тверь. Дмитрий во время этих событий бежал в Псков, а оттуда после ухода Дюденя в степь, вернулся уже в Тверь, где и нашел убежище. По дороге в Тверь он подвергся нападению Андрея, который забрал всю его казну и он больше не представлял ни для кого опасности. В следующем 1294 году после примирения с Андреем он скончался. Великим князем владимирским стал Андрей Городецкий.

В этот период на Руси сложились две коалиции, противостоявшие друг другу. С одной стороны это Андрей Александрович с Ростовским и Ярославскими князьями, с другой- князья Москвы, Твери и Переяславля. Позиции Твери и Москвы по отношению к великому князю определялись опасениями чрезмерного его усиления и в этой связи (по обоснованному мнению Э. Клюга) потенциальной опасностью « полного переворота политических отношений в Суздальской земле». Действительно, к этому времени сложилась законная иерархия претендентов на владимирский стол (после смерти Андрея, разумеется), где первым в очереди теперь был Даниил Московский, а за ним следовал Михаил Тверской. Опасения заключались в том, что при сочетании власти владимирского княжения, сильного удела и новгородского княжения Андрей мог попытаться отодвинуть «очередников» в пользу своего сына Бориса, тем более, что хорошие отношения Андрея с Ордой были сильным дополнительным аргументом. Сын Дмитрия, Иван переяславский также вынужден был опасаться Андрея, давно мечтавшего стать переяславским князем. Подробнее события вокруг Переяславля мы рассмотрим дальше.

Самое начало 14 века было для Московского княжества особенно бурным, но и плодотворным, как впрочем, и для Тверского. Этот момент обоснованно может служить нам точкой отсчета для начала сопоставления позиций двух княжеств в общей системе княжеств северо-восточной Руси, их состояния, в т.ч. материального, действиях их князей и результатах этих действий, успехах и неудачах, оценки политики по отношению к соседям и, конечно, по отношению к Орде. Дж. Феннел считает, что « князья Тверские и Московские были фигурами совершенно иного масштаба, нежели братья и сыновья Александра Невского. Это уже не была борьба между князьями, не имевшими, по-видимому, ни крепких корней, ни достаточно сильных вотчин, чтобы позволить им выдвинуть постоянную программу семейных притязаний на верховный престол. Борьба теперь развернулась между княжескими династиями, способными проводить собственную ПОЛИТИКУ, опираясь на крепкий тыл в виде могущественных наследственных вотчин, и которым не приходилось полагаться только на красоты Владимира и торговые преимущества Новгорода». Думается, однако, что не в масштабе фигур этих князей основная особенность момента, а в обстоятельствах, сложившихся к тому времени. И главное из них это утеря былого могущества Ростовского, Суздальского и Переяславского княжеств, переживших сильнейшие потрясения, потерявших значительное количество населения, что как следствие, вызвало расстройство народного хозяйства. Это привело к резкому снижению податной способности и возможности организации войска. И наоборот, Тверское и Московское княжества все это время собирали население.

НАСЕЛЕНИЕ МОСКОВСКОГО И ТВЕРСКОГО КНЯЖЕСТВ (ПО ПЕРЕПИСИ 1678 ГОДА)

Как уже говорилось ранее, все видные историки, так или иначе, касались темы «возвышения» Москвы. Указывалось на несколько факторов, определявших рост влияния Московского княжества. Но указывая их, все исследователи оставались как бы в некотором недоумении: этих аргументов, в основном верных, было недостаточно для внутреннего убеждения, что вся их совокупность определила и объяснила феномен роста Московского княжества. Как это не странно, никто из исследователей основательно не рассматривал материальные ресурсы соперничающих княжеств. Если это и делалось, то в самом общем виде, т.е. только качественно. Это касалось и самого главного, наверное, ресурса, а именно количественного сравнения населения двух княжеств. Одним из первых, кто вообще отметил роль населенности территории был С. М. Соловьев (13): «…Когда Южная Русь потеряла свое значение, княжества обессилели от усобиц, размельчения волостей и особенно от погрому татарского, после которого не было здесь более безопасности, то необходимо должно было усилиться переселение народа с юга на север, в места более безопасные, и первым пограничным княжеством было Московское: боярин Родион Несторович пришел из Киева в Москву на службу к ее князьям и привел с собою 1700 человек дружины; черниговский боярин Плещеев вследствие татарских опустошений также перешел в Москву. Но если переселялись дружинники, то нет основания полагать, что не переселялись люди других сословий. Притом же кроме Южной Руси в Московское княжество должно было стекаться народонаселение и из ближайших областей — Рязанской, Тверской, Ростовской, постоянно менее безопасных, чем область Московская; пограничная с степью, Рязанская волость часто терпела от татарских нападений, тогда как Москва после 1293 года до самого Тохтамышева нашествия не слыхала о них. Тверское княжество было страшно опустошено татарами и Калитою, потом здесь начинаются усобицы княжеские, заставлявшие жителей, по прямому свидетельству летописи, переселяться в другие области; в Ростовском княжестве насилия москвичей при Калите заставили многих жителей из городов и сел перейти в московские владения. Увеличение народонаселения в княжестве вместе с его продолжительною безопасностию увеличивало доходы княжеские, и отсюда объясняется, почему уже Калита был так богат, что мог покупать целые княжества, как Белоозеро, Углич и Галич; но что же заставило князей белозерского и галицкого продать свои волости Калите? По всем вероятностям, невозможность платить выходы ордынские. Обилие в деньгах не только позволяло московским князьям увеличивать свои владения внутри и удерживать за собою великокняжеское достоинство, задаривая хана и вельмож его; оно давало им еще новое средство увеличивать народонаселение своих волостей, скупая пленных в Орде и поселяя их у себя; так произошел особенный класс народонаселения — ордынцы, о которых часто упоминается в завещаниях и договорах княжеских; не говорим уже о том, что обилие в деньгах позволяло московским князьям давать переселенцам большие льготы, чем какие они могли получить в других областях, от других, менее богатых князей. Любопытно, что древние путешественники, хваля плодородие Владимирской и Нижегородской областей, называют область собственно Московского княжества малоплодородною. Мы знаем, что относительно плодородия почвы Владимирская область не имеет преимущества пред Московскою, и потому известие путешественников может быть объяснено только более ранним истощением московской почвы вследствие более раннего и более густого населения.» Это положение Соловьева развил М. К. Любавский (14):

«…Итак, скопление населения в Московском княжестве совершилось не столько благодаря его выгодному положению между Киевской Русью и Владимиро-Суздальской областью, сколько благодаря выгодному положению в отношении татарских набегов. Московское княжество наполнилось не колонистами с юга, а беженцами с Поволжья, Владимиро-Суздальской области и, вероятно, Рязанской, которые искали убежища в отдаленном и глухом Московском крае от татар. И позже совершался прилив населения в Московское княжество частью добровольный, частью невольный. В соседнем с Москвой княжестве Тверском по смерти Михаила Ярославича началась ожесточенная усобица между его сыновьями Константином и Василием с одной стороны и внуком Всеволодом Александровичем Холмским с другой — из-за великого княжения. Население страшно пострадало от этих усобиц: „и была, — говорит летописец, — людям тверским большая тягость, и многие из них от такого нестроения разошлись“. Куда? Скорее всего в соседнее Московское княжество, где не было такого нестроения, стоял внутренний мир и царило благоустройство, отмеченное современником, где, — по сообщению летописи, — великий князь Иван Данилович „тати истреби“. В 1341 году Московский князь по повелению хана Узбека вместе с другими князьями ходил опустошать Смоленскую землю, заложившуюся за великого князя Литовского Гедимина, и вывел к себе много полона. Внук Калиты Димитрий неоднократно вмешивался в усобицы тверских князей и всякий раз, по сообщению летописи, выводил в свою землю множество людей со всем их богатством и скотом. Дальнейшее увеличение населения в Московском княжестве стояло уже в связи с примыслами его князей. Чем более расширялись эти примыслы, тем московские князья становились богаче и сильнее, тем больше приобретали средства к новым примыслам. Итак, главной и основной причиной, обусловившей возвышение Москвы и ее успехи по части собирания Великой Руси под властью ее князей, было выгодное географическое положение в отношении татарских погромов и последовавшее вследствие этого скопление населения в ее области. В XIII и XIV веках все княжества вокруг Москвы разорялись и опустошались татарами, и одна только Московская область оставалась не тронутой. Естественно, что Москва сделалась вследствие этого сильнее и богаче других княжеств и оказалась в состоянии делать на их счет присоединения силой или деньгами.»

По этому вопросу В. А. Кучкин (15) замечает: «…. еще С. М. Соловьев, пытаясь объяснить возвышение Москвы в послемонгольское время, обращал внимание на приток населения в Московское княжество не только с Юга, но „и из ближайших областей — Рязанской, Тверской, Ростовской, постоянно менее безопасных…“ Возможно, эта мысль С. М. Соловьева стала отправной для М. К. Любавского, много сделавшего для изучения исторической географии Восточно-Европейской равнины периода средних веков и наметившего верный путь для разъяснения специфики территориального развития Северо-Восточной Руси в ордынский период. По мнению М. К. Любавского, после нашествия Батыя и под влиянием последующих походов монголо-татар начался переход населения с востока и центра Суздальщины на ее более безопасные в военном отношении западные окраины: Тверь и Москву. Тем самым вскрывалась причина быстрого усиления не только Московского, но и Тверского княжества, уже в последней трети XIII в. начавших играть крупную политическую роль на русском Северо-Востоке. Один и тот же демографический фактор привел к появлению и развитию двух новых, неизвестных в домонгольский период северо-восточных русских княжеств, образовавшихся на пограничье старой Суздальщины. География политических центров на Северо-Востоке изменилась. Это предопределило ту территориальную основу, которая в дальнейшем стала базой объединения страны. К мнению М. К. Любавского о причинах роста Москвы и Твери присоединился такой осторожный исследователь, как А. Е. Пресняков. Однако в последующее время вывод М. К. Любавского не был должным образом оценен и развит».

Понятно, что исследователей останавливало полное отсутствие хоть сколько- нибудь надежных данных о численности населения в относительно близкие для 14 в. времена. Первые дошедшие до нас данные по учету населения относятся к концу XV — началу XVI века, но только по Новгородской земле. Они зафиксированы в писцовых книгах 1495—1505 гг., в которых для сравнения приведены и итоги предыдущего писцового описания 1480-х гг. Сохранились также писцовые книги середины и конца XVI века по отдельным уездам, волостям и станам, и более полные материалы писцового описания 1620-1630-х гг. Писцовые описания учитывали земельные владения и дворы (хозяйства), облагавшиеся налогом (податные дворы), и глав проживавших в них семей; общие итоги этих описаний (количество дворов) до нас не дошли. Сама применявшаяся система налогообложения не была ориентирована на учет населения, поскольку её основой был учет земли как меры труда и доходности, а стало быть и возможности уплаты налогов. Упоминание в писцовых книгах глав семей указывало только на конкретного ответственного за уплату налога и учет владельцев при их перемене.

Так называемое сошное письмо предусматривало измерение земельных площадей (в городах — застроенных дворами), перевод полученных данных в условные податные единицы (сохи) и определение размера прямых налогов. Величина сохи неоднократно менялась. С середины 16 в. она измерялась в четвертях (четверть, или четь = 1/2 десятины), причем размер сохи зависел от качества почвы и социальной категории землевладения. В городах в соху включалось различное количество тяглых дворов, подлежащих обложению.

Техника сошного письма видоизменяясь в соответствии с изменением самой сохи и с дополнительными заданиями, дававшимися писцам, мало-помалу приобрела устойчивые формы, закрепленные в книгах сошного письма. Писец должен был объехать порученную ему территорию, описать город и все селения, установить число плательщиков и количество обрабатываемой ими земли, определить прибыль или убыль возделанной земли, подлежащей обложению. Все описание города и сельской местности с дворами и категориями землевладения составляло писцовую книгу, служившую официальным документом для сбора податей. При описании в определенном владении часто оказывалось не целое, а дробное число сох. Соха могла делиться на 32 мельчайших подразделения.

Сложность и трудоемкость этой старинной методики, а также сложность, как теперь говорят, администрирования этого процесса и острейшая нехватка государственных финансов после смуты заставили правительство упростить и ужесточить систему налогообложения. В 1646 единицей для исчисления обложения сделался двор и вместо писцовых стали составляться переписные книги, содержавшие только перепись дворов и их населения, причем только мужского пола, и в 1678—1679 годах была проведена самая представительная перепись. С этих пор двор стал окладной единицей.

В таком виде система налогообложения просуществовала до начала 18 в., когда всё увеличивающаяся нужда в деньгах привела к необходимости проведения ревизии налогооблагаемой базы. В 1710 г. была предпринята новая перепись, оказавшаяся холодным душем для правительства, а затем еще одна, перепись в 1715г. Неудача переписей 1710 г. и 1715г, по которым оказалось меньше дворов, чем по переписи 1678 г., заставила правительство заняться вопросом об изменении системы податного обложения и поставила на очередь переход к подушной переписи. Заметим, что такие результаты переписей были вызваны «творчеством» народа; почти поголовно неграмотное население быстро смекнуло что надо предпринять для уменьшения налогового бремени: если в начале процесса на двор приходилось около 3х чел., то постепенно к концу 17 в. на двор приходилось уже около 7 чел. и соответственно меньшее количество дворов. В. Н. Татищев так характеризует ситуацию, говоря о переписи 1710 года: «Некоторые по 3 и 4 двора вместе сводили, избы посломали и одним двором писали».

Как отметил П. Н. Милюков, вопрос об отказе от подворного обложения был поднят в ходе переписи 1715 г. Введение «поголовщины» было начато в 1717 г. Правительство в связи с этим и заинтересовались численностью населения по переписи 1678 г. Как сообщает Я. Е. Водарский (16) до нас дошли три группы сводных источников, содержащих подсчеты численности населения (не только дворов, но и людей мужского пола) по переписи 1678 г.

Методика их составления была одинакова: просматривались переписные книги, хранившиеся в Поместном приказе, выписывалось зарегистрированное в них население и подсчитывались итоги. Подчеркнем, что мы будем пользоваться данными, содержащимися именно в сводных источниках, а не данными собственно переписи 1678г.

Я. Е. Водарский приводит несколько сводных источников и их характеристику:

«Первая группа сводных источников представляет собою поуездные перечневые выписки из переписных книг. Не все перечневые выписки содержат одинаковое перечисление категорий населения. В некоторых из них отсутствуют сведения о городах, в нескольких находим отрывочные и явно случайные сведения о дворцовых крестьянах, но во всех имеются поуездные итоги крестьян, бобылей, задворных и деловых людей, принадлежавших помещикам, вотчинникам, патриарху, архиереям, монастырям и церквам (иногда категории владельцев объединяются, например, «за помещики и за вотчинники» и т.п.). Указано также количество владельческих дворов и число холопов в них, приведены данные о ремесленниках, живших на землях духовенства (иногда — в поместьях и вотчинах), а также о церковнослужителях. Датировать составление «Перечня» можно только приблизительно началом XVIII в., всего вероятнее — вторым или началом третьего десятилетия (но не позднее 1722г).

Вторая группа источников объединяет восемь погубернских ведомостей в общую сводную ведомость. В погубернских ведомостях приведены поуездные итоги. Сводная итоговая ведомость содержит общие итоги дворов и людей по всем губерниям и группам населения. Датируется источник 1717 г.

Третья группа сводных источников представляет собой табели (таблицы) с поуездными итогами. Табель имеет общий заголовок: «Ведомость, сколько в котором городе и уезде по присланным из Вотчинной канцелярии перечням 186-го году (1678г) крестьянских, бобыльских, разночинцовых и других званей дворов и в них людей и что по скаскам 719-го и 720-го годов и прописных всякого звания мужеска полу людей перечнем октября по 1 число 1721-го году». Следовательно, в Табели непосредственно сравнивается численность населения в 1678 г. с поданными сказками по подушной переписи. Составление ее датируется 1721 г. Нам, естественно, нужны лишь итоги переписи 1678 г. К сожалению, они менее подробны, чем итоги в «Перечне» и «Ведомости». Во-первых, в них не указано население посадов (подушная перепись в это время не касалась посадских людей, которые были включены в нее только с 1722 г.); во-вторых, итоги крепостных людей и холопов указаны только общие поуездные, без выделения дворов и людей за светскими феодалами и за духовенством; в-третьих, в ряде уездов в итоги крестьян и бобылей включены и дворцовые крестьяне и бобыли, причем далеко не во всех уездах, где таковые были; в-четвертых, в Табели объединены: крестьяне и бобыли, холопы и разночинцы.» Все сводные источники, как видим, могли давать и давали различные результаты по подсчету населения. Поэтому в указанной работе Я. Е. Водарский в приложении 1 приводит данные по нескольким сводным источникам, в некоторых случаях это до 10 источников. Для нашей темы важно, наличие поуездных данных и максимальный охват категорий населения, чтобы как можно точнее определить соотношение количества населения в границах бывших княжеств 14 в. — Московского и Тверского. Понятно, что сделав это на основании данных 17 в., необходимо будет выполнить анализ процессов, происходивших на этих территориях в течение 300 лет, чтобы оценить возможные отклонения в найденном соотношении. Отметим, что употребляемый в работе Я. Е. Водарского термин уезд не мог, естественно, относиться к 17 веку, т.е. ко времени переписи 1678г., поскольку появился в результате губернской реформы 1708 года и сохранился как и практически вся структура губерний аж до 1929 г. Поэтому исследователи 19 и 20 веков пользовались терминологией, сформировавшейся в первой четверти 18 в. В частности, термин уезд появился только в 1729 г, а до этого с 1719 г. т.е. с петровского времени, уезды именовались дистриктами, а все предыдущее время вплоть до глубокой старины административная структура княжеств состояла из волостей и станов и уезд таким образом состоял из сложившейся еще в 16 в. совокупности волостей, станов и сел. В зависимости от потребностей администрирования уезды перекраивались, образовывались новые, упразднялись старые. Соответственно в них включались другие волости и станы.

Для наглядности здесь приводится схема Московской губернии, по которой мы сориентируемся в выборе уездов, территории которых можно относить к бывшему Московскому княжеству начала 14 века.

Здесь поясним, что в оценку населения не будут включаться следующие территории, показанные на схеме Московской губернии: Дмитровский уезд, т.к. во время Даниила и Калиты Дмитровская территория была самостоятельным княжеством; Клинский уезд, т.к. входил в это время в Тверское княжество; не вошел в оценку также Волок Ламский, поскольку в начале 14 в. он был в смесном владении Новгорода и Владимирского княжества и Москве в это время не принадлежал; Верейский и Боровский уезды, т.к. они вошли в состав Московского княжества при сыне Калиты Иване Ивановиче. Как мы увидим далее, к исконно московским территориям относятся Звенигородские, Рузские и собственно Московские. В самом начале 14 в. к Москве отошли Коломенские волости, включая Бронницкие, Серпуховские и затем Можайские волости. Необходимо учитывать, что приведенная выше схема губернии относится к концу 18 в. и на ней отображается структура того времени, и в частности, присутствуют Подольский, Богородский и Бронницкий уезды. Однако, при обработке материалов Переписи населения 17 в. исследователи пользовались отличной от приведенной структурой уездов, т.е. собственно той самой, которая существовала при подготовке правительством сводных материалов по переписи. В упомянутой работе Я. Е. Водарского в приложении 11 приведены схемы уездов России конца XVII- начала XVIII в. т.е. очень близко ко времени проведения переписи, с указанием станов и волостей. Источники, на основании которых автором выполнены схемы и собственно перечень уездов, составляют по его данным три группы: 1) карты уездов XVII в., составленные исследователями 2) списки селений второй половины XVII- начала XVIII в. 3) карты первой половины XVIII в.

На схеме Нечерноземного центра (стр.248 в книге Я. Е. Водарского; приведена в приложении), которая нас и интересует, показаны уездные центры и приблизительное расположение (цифрами) станов, волостей и приравненных к ним других административно-территориальных единиц. Однако, она технически сложна и приводить её здесь значило бы потерять всякую наглядность и я отсылаю читателя к источнику. Мне остается обратить внимание на то, что в этой схеме Подольский, Богородский и Бронницкий уезды входят в Московский уезд (в отличие от схемы, показанной выше) Таким образом, нами будут обсчитываться уезды: Рузский, Звенигородский, Можайский, Коломенский, Серпуховской, Московский.

Подсчет населения удобнее всего вести по приложению №5 книги Я. Е. Водарского, которое называется « Численность, состав и размещение крестьян в Нечерноземном центре и Северо-Западном районе в 1678—1719 гг.» В приведенной ниже таблице используются данные, относящиеся к 1678 году по указанным выше шести уездам.

В результате, в графе 4 (итого крестьян) имеем общее количество крестьян по шести уездам 135601 чел. мужского пола. Сложнее обстоит дело с посадскими людьми и горожанами. И хотя общее их число даже в конце 17 в. было относительно невелико, все же пренебрегать им нельзя и надо попытаться определить его. Данные по количеству посадских людей можно найти в приложении 1, которое называется «Поуездные итоги переписи 1678 г. в сводных источниках и переписных книгах (центральные уезды)». Принимаем за основу сводный источник « Ведомость“, характеристику которого мы приводили ранее, и фиксируем в нашей таблице данные из графы 2 и графы 10. По Московскому уезду, как видно из приложения 1, ни в одном сводном документе данных по посадским людям нет. Получим их расчетным путем. В таблице 24 книги Я. Е. Водарского приводятся данные о соотношении групп населения в России и том числе за 1678 год. Из нее следует, что т.н. городские сословия составляют 0,18 млн. чел., а все крестянское население 4,3 млн. Если мы отнесем неизвестное нам число посадских ко всему крестьянскому населению Московского уезда, то получим число посадских в московском уезде: 180000*69674/4300000 = 2917 чел. м. п. Это число, несомненно, занижено, поскольку в основу расчета положены средние данные по России, где очень малое количество городских жителей и, соответственно, посадских людей. Так согласно „Списку городов России с указанием примерного количества посадских дворов (1723г)» (17) в России в эту пору было по разным данным 250 — 300 городов. И согласно утвержденному в январе 1721 г. регламенту Главного магистрата, в городах России создавались городовые магистраты с числом членов, равным количеству посадских дворов в городе. При этом в регламенте указывалось, что города разделяются на 5 частей в зависимости от количества дворов. Так вот, в полученном на основе данных с мест реестре оказался только один город с числом посадских дворов свыше 2000 и это была Москва. Количество городов с числом посадских дворов 1000—2000 указано 12. И далее по реестру количество городов с числом дворов от 500 до 1000 составило 35. Из этого следует, что мы имеем полное право принять численность посадских для московского уезда на основе средней подворовой населенности посадов для того времени, т.е: 2000 *2,8 чел/двор = 5600 чел. м.п, тем увереннее, что в границах этого уезда городов согласно упомянутому реестру просто не было. Рассмотрим теперь количество податных горожан по нашим шести уездам. По Московскому уезду Я. Е. Водарский приводит конкретную цифру — 33000 чел, но оговаривает, что это для Москвы (стр. 132) не называя, правда, источник. Поскольку мы уяснили, что в этом уезде городов вовсе не было, то относим эту цифру ко всему уезду. Численность по остальным пяти уездам определим расчетным путем. Имея численность горожан в нечерноземном центре равную 61 тыс. чел без Москвы (стр. 131 у Водарского), нам для получения поуездных данных следует соотнести ее с имеющейся численностью крестьян. Согласно приложению 5 численность крестьян составляет 1516634 чел. м.п, что дает среднюю численность горожан по отношению к крестьянам 4%. Пользуясь этой цифрой, получим данные для наших пяти уездов. (См. №6 в таблице.) Понятно, что это средние расчетные цифры, не отражающие специфики уездов, но порядок их вполне достоверен, поскольку базируется на данных источников. Всего по шести уездам мы получили около 180 тыс. лиц мужского пола.

ЧИСЛЕННОСТЬ, СОСТАВ И РАЗМЕЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН, ПОСАДСКИХ ЛЮДЕЙ И ГОРОЖАН В 1678 Г.

Таблица 1. На территории бывшего Московского княжества

Где: 1) — по приложению 1 у Водарского 2) — расчетная величина 3) — Водарский, стр 132 4) — расчетная величина,

Перейдем теперь к Тверскому княжеству

На этой карте Тверского великого княжества, выполненной В. А. Кучкиным, показаны как общая территория княжества к 1322 году, так и границы удельных княжеств. В основном эти границы и стали границами уездов в губернскую эпоху. На этой территории были образованы следующие уезды:

Таблица 2

Обращаясь к общей площади применительно к Московскому княжеству, мы увидим далее, что его территория в это же время составляла 20294 кв. версты, т.е. примерно на 2 тыс меньше, чем у Тверского. И это после присоединения к Москве всех земель в начале 14 в. (Площадь уездов принималась по по сборнику (18) « Россия. Географическое описание российской империи по губерниям и областям….) Подсчет населения по Тверскому княжеству также будем вести по уже упомянутому приложению №5 книги Я. Е. Водарского.

Получим следующую таблицу.

НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕГО ТВЕРСКОГО КНЯЖЕСТВА

Таблица 3.

Как видно из этой таблицы, в составе уездов здесь нет Корчевского уезда. Однако, в период переписи 17 в. такого уезда еще не существовало и его территория входила в Кашинский уезд. Нам он понадобился только для подсчета площади, поскольку сведения эти есть только отдельно по Кашинскому и Корчевскому уездам. Переписные данные изначально делались для Кашина.

В таблицу не вошли также данные по Бежецкому и Новоторжскому уездам, хотя они уже входили во время переписи в Тверскую губ. Но в Тверское княжество они не входили, т.к. принадлежали тогда Новгородской республике. Не приведен также Ржевский уезд, поскольку в 14 в. территория была в смесном владении Москвы и Твери. Посадские люди здесь приняты по приложению 1 у Водарского; Податные горожане рассчитаны также как и для Москвы, т.е. 4% от крестьян в каждом уезде.

Итак, для Москвы мы имеем 179387 чел. м.п., а для Твери 75136, т.е. почти в 2,4 раза больше.

Известно, что крестьяне и посадские люди составляли подавляющее большинство населения страны, поэтому естественно, что большинство дошедших до нас сводных источников содержит итоги именно их численности, как главных налогоплательщиков. По обоснованному мнению Водарского, поуездные итоги не охватывают всего населения уезда. Действительно, ещё П. Н. Милюков оценивал долю неподатного населения в 16%, а мы в приведенных таблицах использовали данные переписи по податному населению. Следовательно, необходимо собрать итоги по отдельным сословным группам из разных источников.

В окончательном виде группы будут следующими: дворяне (правящая верхушка и прочее дворянство), духовенство (архиереи, монастыри, церкви), приказные люди (бюрократия), армия, крепостные крестьяне (помещичьи, духовенства, дворцовые), государственные крестьяне (черносошные, сибирские, однодворцы, ясашные люди) и городское население (посадские люди и прочие). В перечисленные группы войдут холопы, разночинцы, дворовые и другие мелкие категории населения.

Самая представительная группа — крестьяне вовсе не так однородна, как может показаться. В нее к рассматриваемому времени вошли ранее нетяглые, но довольно многочисленные категории населения, принимавшие участие в сельскохозяйственном труде. Это бобыли, холопы, задворные, так называемые деловые люди, прочие разночинцы и даже однодворцы, которых в 17 веке называли «однодворками», т.е. помещики не имевшие крепостных и сами или при помощи холопов обрабатывавшие землю. Однодворцами были служилые люди как «по прибору», так и по «отечеству», бывшие дети боярские, стрельцы, казаки. В конечном счете не выдержав конкуренции и не имеющие поэтому средств для службы даже солдатами, они становились частью тяглого крестьянства. Но в рассматриваемое время они считались еще помещиками и их по сообщению Водарского было около 1000 чел на весь нечерноземный центр, т.е. на 93 уезда по районированию той поры и мы никак их учитывать не будем. Характеристику всей «околокрестьянской» категории дал М. А. Дьяконов в своих «Очерках права» (19): с их помощью « в значительной мере удовлетворялись несложные, но иногда очень обширные потребности натурального хозяйства в крупных и средних боярских дворах. Это были конюхи, псари, повара, хлебники и всякая домашняя прислуга; далее кузнецы, плотники, хамовники, скатерницы, тонкопрядицы и иные ремесленные люди. Приставленные к разнообразным текущим делам, они обыкновенно назывались «деловыми людьми». В числе их и наряду с ними упоминаются бортники, пастухи, коровники и рядовые земледельцы под именем «страдных людей» или «страдников». Организация труда холопов в сельском хозяйстве была довольно разнообразна: они могли обрабатывать боярскую пашню в качестве рабочей челяди, под надзором ключника или приказчика, на полном господском иждивении, проживая в особых челядинных дворах; или же могли проживать в господских или специально им отведенных дворах, получая месячину или даже жалованье, или же, наконец, содержались не на господский счет, а собственными силами, на отведенных в их пользование участках земли, работая на боярской пашне и отбывая иные виды барщины, нередко совместно с крестьянами. Частные акты и поземельные описи конца XV и особенно XVI вв. упоминают о всех этих формах поселения и хозяйства сельской челяди: в них перечисляются челядинные дворы; господские, в которых проживала челядь… По переписным книгам половины XVII в. можно уже изучать состав задворного населения: туда входили полные и кабальные холопы, порубежные выходцы и всякие разночинцы, проживавшие в задворных людях добровольно или бескабально, в том числе и выбившиеся из своего положения элементы тяглой среды — обедневшие крестьяне и бобыли или их дети и сироты. В результате этой реформы в составе плательщиков податей, т.е. тяглых людей, наряду с крестьянами и бобылями оказались и задворные люди, а также и те из деловых, которые проживали в особых дворах. Таким образом, все полные и кабальные холопы, поскольку они входили в состав задворного населения или жили в деловых людях, поселенных особыми дворами, сделались тяглыми людьми. С этого времени между ними, с одной стороны, и крестьянами и бобылями — с другой, нельзя провести никакой разницы».

Таким образом, мы пристальнее рассмотрели состав основной массы населения России, крестьянства, в которую к моменту переписи и ревизий влилось значительное количество людей, ранее не имевших четкого статуса, кроме разве бобылей, и потому не попадавших под гребенку правительственного учета. Теперь нужно попытаться определить количество других групп населения, не вошедших в поуездные перечни. По мнению Водарского численность отдельных групп населения в литературе определяется по разному и фактически она остается невыясненной. Термин «дворяне» в XVII в. применялся для обозначения нескольких сословий («чинов»), входивших в группу служилых людей «по отечеству»: были дворяне думные, московские, выборные и городовые. В эту же группу служилых людей «по отечеству» входили бояре, окольничие, думные дьяки, дети боярские, т.н. ближние люди, стольники, жильцы, т.е. люди находившиеся непосредственно при царе для «бережения» и разных поручений. Общая численность дворян составляла в 1678 г. около 70 тысяч чел. Но она получена на основе общего подсчета числа помещиков, равного 22—23 тыс. с коэффициентом семейственности, характерной для служилых людей того времении — 3 чел. Нам нужна как раз цифра мужчин. Однако, распорядиться ею применительно к нашей задаче совсем непросто, хотя существовали документы, содержащие поуездные перечни помещиков. Это были т.н. сказки, поданные помещиками в 1700 году на Генеральный двор в рамках первой ревизии. Из них пользуясь также переписными книгами 1678 года Я. Е. Водарский и получил указанную общую цифру помещиков. Правда трудность с определением числа помещиков касается только Твери. С московскими дворянами дело обстоит значительно проще. Дворяне московские после думных дворян, которых мы не касаемся, составляли следующую по знатности группу в составе «государева двора». К середине 17 в. в «московском списке» служилых людей состояло более тысячи, а к концу столетия около 6,5 тыс. человек. Они обычно имели придворные чины стольников, стряпчих, жильцов и составляли среднее руководящее звено в армии и государственном аппарате. Эту цифру мы и принимаем. Замыкал иерархию чинов «государева двора» «выбор из городов» — верхушка уездного дворянства. Выборные дворяне были представителями старых служилых фамилий некогда независимых княжеств и их уделов. Их земельное и денежное обеспечение было в два раза меньше по сравнению с «московскими» дворянами. В XVII в. прекратилась практика предшествующего времени призыва выборных дворян на службу в Москву, и окончательно закрепилось их положение в качестве высшего чина городовых служилых людей. В уездах как представители наиболее влиятельных родов они участвовали в проведении смотров и «верстания» служилых людей, определяли размеры их земельных окладов, возглавляли местное дворянское ополчение и избирались в губные старосты. Вот об этой категории применительно к Твери мы теперь и будем говорить.

Самыми значимыми документами по этой теме являются т.н. «десятни», в которых можно найти сведения о тверских дворянах, месту их службы, их достатке и другие данные. Мы воспользуемся трудом В. Н. Сторожева: (20) В. Н. Сторожеву были известны 7 тверских десятен 17 века. Кроме этого, тверичи упоминались в десятнях других городов, куда их забрасывала государева служба. Но таких было очень мало и мы не будем их фиксировать как в виду малого их количества, так и по причине сложности этой работы. Самой представительной десятней как по характеристикам персон, так и по их количеству является десятня 1622 года. В работе В. Н. Сторожева она приведена полностью, но включает только тверичей. Таково было её назначение. Нам, конечно, интересны данные и по другим городам на территории бывшего Тверского княжества. К сожалению у Сторожева упоминается только предыдущая десятня 1613 года, когда в Погорелом-городище верстались «служилые новики дворяне и дети боярские зубчан, старичан, тверичь и можаичь. Из тверичей был только один человек». Сразу заметим, что верстано было старичан 10 человек, а зубчан 20 человек. Можайские люди нам не интересны, поскольку они находились вне границ бывшего Тверского княжества. Десятней же 1622 года верстаются служивые дворяне только с г. Твери. В. Н. Сторожев подводит и итог верстки 1621 года: «Общий итог, не считая недорослей, 162 чел, из которых только около десяти не служило полковой службы. Показания десятни 1621 года, как и вообще десятен 20-х годов 17 в. отличаются подробностью сведений о каждом служилом лице: десятня дает сведения о месте испомещения, количестве поместной или вотчинной земли, степени её населенности и т. д. Ценность этих сведений ослабляется, только тем обстоятельством, что разборные десятни 20-х годов 17 в. рисуют нам не вполне нормальное положение дворянского элемента в области, ибо составлены еще в то время, когда земля далеко еще не успела оправиться после тяжелых годов Смутного времени». Вообще, согласно этой десятни тверские дворяне в основном были бедны и совсем не похожи на тех помещиков, о которых у нас сложилось традиционное представление как о владельцах большого количества дущ. Вот пример из этой десятни за №39: « Василей Потапов сын Ивашевъ- окладчики и городом сказали: головою своею и службою добръ, служивалъ на коне; а поместья за ним нет ни одной чети, а дано было отцу ево за московское осадное сидение царя Василья въ вотчину жеребей сельца Мигалова 80 чети, а въ немъ всего 2 бобыля, и та вотчина ныне за нимъ, да за нимъ же де вотчина родственная во Тверскомъ же уезде пустошь, что было сельцо, Багримово, и та вотчина пуста и лесомъ поросла от литовские войны; и на государеве де службе Василью безъ государева жалования быть не с чево, а с службу ево станетъ. А Василей про себя, и про свою службу, и про поместье, и про вотчину сказал тожъ, что на государевой службе безъ государева жалования быти немочно, беден; а государева де жалования ему из чети 5 рублёв, и тем де государевымъ жалованиемъ на государеву службу поднятца нечемъ». И таких помещиков в этой десятне большинство. Но это к слову. Прежде всего нас интересует общее количество людей этой категории на территории бывшего княжества в условленное время, т.е. в!7 веке. Дополнительное количество беспоместных тверичей присутствует в верстальне 1658 года, всего 17 чел. Но верстание проводилось также и в другом крупном городе княжества — Кашине. Мы узнаем об этом из сообщения в «Материалах для истории русского дворянства» (21) однако, самой десятней мы не располагаем и количество Кашинских дворян также не знаем. Между тем с учетом размеров территории Кашинского княжества и его населения, а именно крестьян светских феодалов (см. таблицу выше) можно предположить, что дворянское сословие Кашина превосходило Тверское примерно вдвое. Количество Клинских дворян по той же логике могло быть сравнимым со Старицкими показателями, т.е. 10 чел. Таким образом, можно зафиксировать количество дворян на территории бывшего тверского княжества в 17 в: Старица 10+Зубцов 20+Тверь 162+17 + Кашин 324 +34 + Клин 10 чел и всего 577чел. Заметим, что Я. Е. Водарский в статье Территория и население России в 15—18 веках (22) оценивает количество феодалов в целом по России примерно в 2% всего населения. По этой оценке применительно к Тверским цифрам получилось бы около 1500 чел. Если учесть, что для получения цифры мужчин пришлось бы согласно Н. Д. Чечулину (23) поделить эту цифру на 3,266, то мы получили бы 459 чел. м. п. Сходимость неплохая, но принимается наш прямой расчет.

Приказные люди (бюрократия)

Из разных источников Водарским определено, в частности, число приказных людей и чиновников в 1678 году — около 3 тыс. чел. Из них 2 тысячи в центральном аппарате — приказах. Мы эти 2 тыс. можем без всякого сомнения приплюсовать к нашему населению Московского уезда. Остальная тысяча, распределенная поровну на 93 уезда, даст цифру около 11 чел. на уезд, так что ее можно добавить к Тверским показателям. Никаких других данных применительно к Твери не нашлось.

Белое духовенство и монахи.

Согласно Я. Е. Водарскому (стр. 81), ревизия 1738 года показала, что в синодальной (патриаршей) области зафиксировано 3282 церкви, при этом церковнослужителей с семьями было 24578 человек. Отсюда можно получить средние показатели числа церковнослужителей на одну церковь. Тогда получим на одну церковь в синодальной области 7 чел, включая членов семей, т.е. 2 или 3 чел. м.п.

Согласно И. М. Покровскому (24) в 1658г. в Москве, уезде и десятинах было 634 церкви, в Коломенской епархии 127 церквей. Стало быть в границах Московского княжества в 1658 г. было 634+127 = 761 церковь. Принимая в среднем на 1 церковь 2 церковнослужителя получим 1522 чел. м. п. У И. М. Покровского приводится также и количество церквей в тверской епархии — 283 ц. Отсюда число служителей для Твери– 566 чел. м. п. Нужно, впрочем, оговориться, что указанное количество церквей и особенно для Коломенской епархии в точности не соответствует интересующим нас областям, т.к. епархии часто выходят за их пределы. Так, границы Коломенской епархии выходят далеко за Оку, но вычленить эти церкви из общего числа не представляется возможным. Отсюда видно, что приведенное число церквей будет несколько выше, чем должно было бы быть.

Относительно числа монахов Я. Е. Водарский сообщает, что их число не установлено, но ориентировочно можно считать, что на 1735 год их было в России около 9000 чел. При этом в синодальной области (бывшей патриархии) — 2476 чел, в т.ч. в Троице-Сергиевой лавре 674 чел. в Коломенской епархии — 94 чел, в Тверской епархии — 267чел, У Покровского приведен перечень монастырей по России на 1682 год, из которого следует, что в Синодальной области всего было 109 монастырей. Исключаем из общего числа монахов синодальной области 674 чел. бывших в лавре как самое большое число, чтобы усреднение было корректнее и получаем: 1802: 108 = 16 чел. на 1 монастырь. Из общего количества 109 монастырей на территории бывшего Московского княжества располагалось 28 монастырей, тогда получаем 16* 27 +674 = 1106 чел. Всего с учетом Коломенских данных 1200 чел. Добавим только, что количество монастырей в патриаршей области определено сейчас с учетом ограничений по их расположению, как было оговорено ранее.

Армия.

Общая численность армии в конце 17 в. (без дворянского ополчения и однодворцев) составляла около 100 тыс. чел. По недостатку сведений мы не можем даже приближенно оценить долю участия населения интересующих нас уездов в армии. К тому же постоянные армейские силы были сосредоточены на южных и западных рубежах России и центральные уезды бывали задействованы главным образом при мобилизации ополчения и рекрутов на время военных действий. По этим причинам эту группу населения рассматривать не будем.

Таким образом, рассмотрев все известные нам на тот момент сословные группы, мы можем перейти к подсчету общего итога населения на территории двух княжеств на определенный нами период. Выше в таблицах есть результаты по основным, определяющим группам населения. Для Москвы это 179387 чел. м.п. и для Твери- 75136 чел. Тогда с учетом дополнительно найденных данных получим следующие цифры. Для Москвы: 179387 +6500 (служилые люди) +2000 (приказные люди) +1522 (церковнослужители) +1200 (белое духовенство и монахи). Итого для Москвы- 189529 чел. м. п. Для Твери: 75136 +577 (служилые люди) +11 (приказные люди) +566 (церковнослужители) +267 (монахи). Итого для Твери — 76557 чел. м. п. Соотношение по сравнению с табличным несколько изменилось: 189529/76557 = 2,47, т.е. население московского региона больше тверского почти 2,5 раза.

Но на этих цифрах мы остановиться не можем. Как уже говорилось, подворные переписи, а затем ревизии в начале 18 в. показывали уменьшение количества податных дворов в сравнением с переписью 1678 г. почти на 20%, чего объективно быть никак не могло. Правительство поняло, что подворная перепись не может отражать истинной картины и постановило перейти на подушное налогообложение. Ранее уже цитировалось высказывание В. Н. Татищева по обстоятельствам этих переписей, но утайка населения началась значительно раньше. Водарский цитирует следующий правительственный документ: В грамоте от 30 октября 1647 г., посланной в Устюжну Железнопольскую, говорилось, что «всяких чинов… люди в поместьях и в вотчинах своих у переписи крестьянские и бобыльские дворы в скасках своих писали не всех сполна, а для утайки у переписки из двух и из трех дворов людей в один двор переводили, и дворы в один двор огораживали, и вороты у тех дворов одни делали, и крестьянские и бобыльские дворы людскими и жилые пустыми дворами писали, и деревни и починки обводили». Оценка величины утайки исследователями была очень различной. Так, касаясь вопроса о «внутренней достоверности» переписей, т. е. о полноте учета ими населения, подлежавшего регистрации, Ю. В. Готье, опираясь на данные I ревизии по шести губерниям, указал, что «в первой четверти XVIII в. население, всячески уклоняясь, сумело… утаить более 30% из своей среды. То, что было возможно в начале XVIII в., могло случиться и ранее». На тех же данных основал свою попытку определить процент уклонившихся от переписи 1678 г. советский демограф Б. Ц. Урланис, предложивший гораздо более высокий показатель. «Первая ревизия, — писал он, — наглядно показала, что первоначально собранные данные нужно было увеличить на 60%, чтобы получить более или менее полные цифры. Вполне вероятно, что цифры численности дворов по переписям XVII в. также нужно увеличить на 60%, чтобы приблизиться кдействительности». Предпочтение, на наш взгляд, следует отдать оценкам Я. Е. Водарского, обработавшего большое число документов и потому могущим считаться более взвешенными. По его мнению, средняя величина по России может считаться наиболее вероятной в 25%. Но тут же он дает рекомендацию учитывать эту величину в зависимости от района. По Нечерноземному центру этот показатель следует принять примерно 15%. Тогда по территории бывшего Московского княжества утайка составит 0,15 от количества крестьян светских феодалов плюс крестьян духовенства, т.е. 0,15 (63589+32992) =14487 и по территории Тверского княжества 0,15 (37223+24778) = 9300.

Конечный итог для Москвы с учетом утайки составит 189529 +14487= 204016 ч.м.п, для Твери 76557+9300= 85857 чел. Соотношение стало равным 204016/85857= 2,37.

ОЦЕНКА НАСЕЛЕНИЯ ТВЕРСКОГО И МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВ В 16 — 14 ВЕКАХ

Полученный результат в первом приближении полностью подтверждает гипотезу Соловьева и Любавского. Но желательно все-таки сделать попытку оценки этого показателя на период до 15 века, а еще лучше до 14 века, когда по сути началось восхождение Москвы при Иване Калите. Разумеется, базой для этой попытки должны стать переписные данные 17го века, как наиболее полные и ближе всего отстоящие от интересующего нас периода. Но оценкой результатов переписи 1678 года занимались многие ученые, начиная с последней четверти 19 века и до советского периода включительно. И в зависимости от методики рассмотрения результатов и собственного взгляда исследователей на процессы, происходящие в России, получены различные результаты по подсчету населения России на основе одних и тех же документов переписи. Самые видные специалисты и полученные ими результаты приведены в таблице (население обоего пола):

Таблица 4

Мы видим, что результаты по году переписи (1678 г или близкий к нему) находятся по оценкам ученых в диапазоне от 16 млн. у Шницлера, Милюкова и Огановского до 6,5 млн. у Смирнова. Уместно оговорить, что последним из упомянутых специалистов был Я. Е. Водарский, работавший в 60-х годах 20 в. и руководивший коллективом ученых Института истории Академии Наук СССР. Этим коллективом была проведена огромная работа с материалами переписи, при этом был учтен весь фундамент исследований, проведенных в этой области предшественниками. Их работы были подвергнуты анализу, обоснованной и аргументированной критике. Для нас важно также то обстоятельство, что результаты работы Я. Е. Водарского представлены с наибольшей полнотой, с учетом новых источников, а также наибольщей доступностью, поскольку опубликованы в 1977 году, т.е. в наше время. Исходя из этих соображений, для подготовки таблиц по Москве и Твери и были приняты материалы из работы Я. Е. Водарского. С учетом указанных аргументов базовой цифрой населения России на 1678 год принимается 11,2 млн. чел. обоего пола, хотя прямо она и не используется.

Теперь попробуем перейти к цифрам предыдущего периода. Упомянутые ранее авторы наряду с расчетами населения по материалам переписи 1678 года делали также оценки по 16 и 15 векам. Из за отсутствия источников все оценки по России носили исключительно расчетный характер. Приводим их :

Таблица 5

О том, как получил немецкий исследователь Шницлер эти цифры ничего не известно. Цифры Милюкова основаны на базовой цифре в 16 млн. в 1676 г, росте населения в 1620—1670 г в 30%. Водарский считает, что согласно новейшим исследованиям цифра в 16 млн. на 1678г им сильно завышена из-за неправомерной оценки убыли населения в 1678—1719 г. и соответственно не могут быть приняты и данные по 16 веку. Огановский в своих оценках в общем следует за Милюковым, но считает что население в середине 16 века было больше, чем в конце его и даже больше, чем после смуты. Оценки Смирнова критикуются и Урланисом и Водарским как заниженные и называются причины этой ошибки. Оценка Урланиса по 16 и 17 векам не разделяется Водарским, считающим, что Урланис принял ошибочные цифры населения по первой ревизии, а также ошибочный тезис Милюкова об убыли населения в 1678—1719г (хотя и в уменьшенном размере).

То обстоятельство, что приведенные средние и максимальные оценки отличаются от минимальных в два и в три раза говорит о том, что они не столько расчетные, сколько гипотетические и принять какую — либо из них как обоснованную очень сложно. В этой ситуации для оценки показателя для середины 16 века, который нам и требуется, можно обратиться к источнику того же 16 века, который, кажется, никем не использовался для этой цели. Речь идет о писцовых книгах по Тверскому уезду, на основании которых И. И. Лаппо сделал свою работу. Работа эта может считаться исключительной по обилию и полноте конкретных данных по одному конкретному уезду. Сделана она на основании трех писцовых книг 16 века по Тверскому уезду, изданных в первом томе писцовых книг Московского государства Н. В. Калачевым еще в 19 веке, а недавно эти книги переизданы. Фактически И. И. Лаппо перевел в табличную форму данные писцовых книг, сделав тем самым очень комфортным получение сведений, содержащихся в них. Мы, как условились ранее, сделаем сравнение населения, приведенного И. И. Лаппо (т.е. для 16 века) и цифры, приведенной для Тверского уезда в 17 веке. Для корректности сравнения необходимо сопоставить территорию, очерченную писцовыми книгами и приведенную у И. И. Лаппо, с территорией уезда в границах 17 в, поскольку изменения безусловно могли иметь место. Ниже в таблице перечислены волости и станы согласно писцовым книгам 1540г., 1548 года и 1578г и коментарии Ю. В. Готье применительно к 17 веку (26) Наименования волостей и станов, приведенных в таблице и оставленных Готье без коментариев — в 17 веке не изменились.

Таблица 6

В упомянутой работе Ю. В. Готье также описывает и границы указанных станов и волостей. На основании этих описаний можно видеть, что границы этих образований остались неизменными с 16 в. Таким образом, можно уверенно сравнивать демографические показатели Тверского уезда по двум столетиям. Ниже помещена схема Тверского уезда 16 века, выполненная в наше время по результатам исследований писцовых книг по Тверскому уезду 16 ст, на основании которых И. И. Лаппо сделаны таблицы.

Этих книг сохранилось три — 1540, 1548 и 1580 годов. Население по первым двум книгам вследствие временной близости можно объединять и отнести его к 1550 г, население по книге 1580 г, также может быть отнесено к этому времени, но с корректировкой численности. Интересующие нас данные представлены в таблице:

Таблица 7

Поясним здесь, что в книге 1548 г. не приводятся данные по числу людей и живущих дворов, поэтому показатели для таблицы Б рассчитаны на основании данных книги 1540 г. (табл. А у Лаппо) применительно к поместным владениям. Количество дворов, людей, деревень статистически приемлемы для усреднения и использования полученных данных в тех случаях, когда их нет, т.е. главным образом применительно ко второй книге (таблице Б у Лаппо). Количество живущих дворов по таблице А составляет как видно 5793, сумма сел, деревень и починков 2854; тогда на одну деревню количество дворов 5793:2854= 2,03 двора, количество людей на двор 6061: 5793= 1,05 чел. и количество людей на деревню 1,05*2,12=2,2 чел. Напомним, что писцовые книги фиксировали только хозяев дворов, поэтому неудивительно, что на деревню из двух дворов приходится в среднем 2,2 чел. С помощью этих данных в нашей таблице получены недостающие показатели по дворам и людям по второй книге и приведены в скобках, как расчетные. Для нас главное получить количество дворов, а количество людей будет рассчитано другим способом и об этом ниже.

Другое необходимое пояснение. Ясно, что показатели книги 1580 г. строго говоря не могут напрямую быть отнесены к середине столетия, как отстоящие от него примерно на 30 лет, но также ясно, что и совсем не учитывать их нельзя, поскольку дворцовые села описанные третьей книгой уже существовали в середине столетия и их статус, вероятно, тогда был таким же. Проверка показала, что эти села не упоминаются первой книгой, т.е. очевидно, что они придерживались правительством от передачи в поместья. И это довольно естественно, поскольку эти 20 сел были самыми крупными в уезде и в них входило на момент составления книги от 8 до 60 деревень. Чтобы с необходимой осторожностью учесть их население на середину столетия, примем количество дворов в этих селах уменьшенным в два раза, т.е. 1030 дворов. (Это очень большой запас, т.к. из него следует, что прирост населения за 30 лет мог составить 100%, или 3% годовых, чего никогда и нигде не отмечалось). Тогда расчетное число дворов (по трем книгам) на середину столетия составит 13491+1030= 14521 двор. Как мы только что видели, число людей на двор по писцовым книгам составляет около 1,05. Уже говорилось, что в писцовые книги в этот период записывались дворохозяева, хотя иногда при этом бывали и отклонения, например, записывались также и другие женатые мужчины, особенно если дворовладелец был в преклонном возрасте или в случае его болезни. (Вообще, этот вопрос о «людях» писцовых книг до сих пор является в науке дискуссионным.) Известно, что при переписи 1678 г учитывалось все мужское население дворов. Для нашей темы самым важным является сопоставимость населенности дворов в писцовых книгах и по переписи 1678 г, поэтому мы не можем для сравнения просто принять количество «людей», приведенных в писцовых книгах и на этой основе сравнивать население середины 16 в. с населением 17 в. Я. Е. Водарский приводит данные по средней населенности дворов в разные периоды:

Таблица 8

Близкими по времени для нас являются данные по 1500 году, они же достаточно представительны и по своему объему. Данные по 1582—1585 г. исходят из относительно небольшого количества дворов; кроме этого вторая половина 16 ст. является временем глубокого кризиса в хозяйстве центральных районов и значительного оттока населения. С учетом этих обстоятельств будет оправданным принятие населенности двора по 1500г. Существенно также то, что две из пяти Новгородских пятин — Бежецкая и Деревская соседствовали с Тверской территорией и могли быть близкими по структуре дворохозяйств. Таким образом, население Тверского уезда в середине 16 столетия составит 14521 дворов* 2,71 = 39352 чел. м. п. Добавив к этому усредненную цифру податных горожан и посадских получим 39352*1,04= 40926. Округлив, фиксируем 41000 чел. м.п.

Вспомним, что в таблице 3 мы зафиксировали по 17 веку в Тверском уезде 20045 чел. м. п. Добавим утайку при переписи конкретно по Тверскому уезду и получим 22268 чел. Следовательно, население Тверского уезда за 130 лет сократилось почти в 2 раза. Могло ли так быть? Перепроверим прежде всего цифры, которые использовались при сравнении. Так, цифра 5373 дворов, полученная нами на основании данных Водарского для Тверского уезда согласуется с данными Милюкова для Тверского уезда почти столетней давности, а именно 5016 дворов и количества людей равного 17651. Меньшее количество дворов и людей у Милюкова объясняется тем, что он не учитывал посадских и горожан. (27). Также нами выборочно проверены и цифры, приведенные у Лаппо. При этом был произведен пересчет количества дворов, приведенного в писцовой книге 1540 года по трем из 13 самым крупным волостям уезда — Захожью, Воловичам, Микулинской четверти и выявлено, что показатели у Лаппо очень близки к цифрам писцовой книги. Видимо нам придется смириться с этим результатом и поискать объяснение этому явлению. В специальной литературе описаны случаи сокращения населения, хотя они и редки. Так демограф Б. Ц. Урланис (28) приводит данные по Германии, когда за 50 лет с 1600 по 1650г население сократилось с 14,6 млн. до 10,3 млн. чел. Но это объясняется тридцатилетней войной, длившейся с 1618 по 1648год и при этом свирепствовала разрушительная чумная эпидемия. По его же данным население Европы с 1300 по 1350г уменьшилось с 78 до 70 млн. чел. и причиной этого также была сильнейшая эпидемия чумы. Обратимся к событиям нашей истории за интересующий нас период и посмотрим могут ли какие-нибудь факторы хотя бы частично объяснить полученный результат. Так в 1654 году московское государство было охвачено эпидемией чумы. В работе «История эпидемий в России» (29) приводится описание этой эпидемии:

Появившись в Москве в августе 1654 года, эпидемия быстро нарастала. Уже в сентябре князь Пронский, исполнявший в Москве должность царского наместника, доносил царю, что моровое поветрие в Москве усиливается и что «православных христиан остается немного». Спустя короткое время в самой Москве и ее пригородах осталось только небольшое количество людей. Погибли или разбежались почти все стрелецкие полки. По улицам Москвы валялось множество трупов, пожираемых собаками. Павел Алеппский в своих заметках сообщает будто «по точным» вычислениям царского наместника и визирей, по спискам, число умерших в столице с начала эпидемии и до ее окончания равнялось 480000 чел. Москва, прежде набитая народом, сделалась безлюдной… Собаки и свиньи пожирали мертвых и бесились и потому никто не осмеливался ходить в одиночку, ибо, если бывало одолеют одинокого прохожего, то загрызают его до смерти. Эпидемия быстро распространилась по стране. Ею были охвачены местности, соответствующие губерниям Тверской, Нижегородской, Рязанской, Владимирской, Тульской, Тамбовской, Орловской, Черниговской, Ярославской и Новгородской. Ниже приводятся данные из «Истории….» Соловьева касательно отдельных местностей:

ВЛИЯНИЕ ЭПИДЕМИИ ЧУМЫ В 1654 ГОДУ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

Таблица 9

В «Истории эпидемий…» подвергается сомнению число потерь по Москве: «Какое количество жертв унесла эта эпидемия в Москве точно установить не удается. Павел Алеппский указывал цифру в 480000 человек, но это очевидное преувеличение. Принимая во внимание, что в Москве во второй половине 18 в., по сообщениям иностранцев- путешественников, число жителей равнялось 500—600 тыс. и что заболеваемость в среднем достигала 80% при таком же проценте смертности, можно думать, что в Москве погибло около 300—350 тыс. чел. Однако нужно учесть, что многие убежали из города, поэтому число умерших в самой Москве было значительно меньше». В ноябре эпидемия в Москве после мер принятых правительством по карантину города, пошла на убыль, а в декабре прекратилась совсем. Всего потери в центральной части Московского государства «История эпидемий…» оценивает от 30 до 85% населения. А. Г. Брикнер (Исторический вестник, 1884г) оценивает их как половину всего населения. Б. Ц. Урланис оценивает потери России от этой эпидемии в размере около 1/20 населения (стр. 347).

Другой бедой уже в первой четверти 17 века было нашествие поляков и литовцев, которые даже после смены царской династии долго еще бродили по Подмосковью и грабили все, что было можно. Так, согласно « Историко-статистическому описанию Тверской губернии, составленному В. Покровским» (30) в некоторых городах и селах погибла половина населения, в других более половины. «В Твери, в 1629 году, т.е. в то время, когда следы литовского разорения были уже не так свежи, насчитывалось 11 пустых церквей и монастырей и 1450 пустых дворовых мест. Старица во времена самозванцев была выжжена поляками и долго оставалась в их власти, но, впоследствии была возвращена России. Зубцов, бывший прежде большим торговым городом, потерпел в это смутное время такое разорение, что большинство жителей рассеялось в разные стороны и никогда уже в Зубцов не возвращалось. Обширность же и многолюдство Зубцова до литовского разорения доказываются видимыми признаками прежнего селения по обоим берегам Волги. Город Кашин был трижды осаждаем поляками в 1609 году, и хотя граждане и уездные дворяне храбро оборонялись и неоднократно отбивали поляков, однако город был внезапным нападением взят и разграблен. Все сколько-нибудь зажиточные монастыри и богатые церкви в городах и уездах были разграблены или сожжены; множество мирных безоружных жителей сделались жертвою меча или пламени. Население страшно уменьшилось. Поля во многих местностях по нескольку лет оставались невозделанными, во многих же местах целые селения исчезли с лица земли и поныне остаются и называются пустошами». Здесь приведены сведения по Тверской губернии поскольку они не часто встречаются в исторической литературе. Но общеизвестно, что бедствия этого Смутного времени коснулись собственно подмосковья даже в большей мере.

Беда, как говорится не приходит одна. Частью Смутного времени надо считать и страшный голод 1602 года, вызванный тремя подряд неурожайными годами. Никоновская летопись так описывает это время: «Бысть же в земле глад велик, такая же бысть беда, что отцы детей своих метаху, а муже жен своих метаху же и мроша люди яко и в прогневание божие так помроша в поветрие моровое, бысть же глад 3 года». Но голод был не по всей России. Украина, Казань, Устюг, Вятка не пострадали. Но люди кое как спасшиеся от голода умирали от «моровой язвы». Авторы Истории эпидемий… полагают, что это был сыпной тиф. Для борьбы с голодом Борис Годунов приказал привезти хлеб с Поволжья, а для борьбы с мором распорядился отрядить особых людей для погребения умерших. Голландец Исаак Масса, живший тогда в Москве, оставил описание этих лет: « в то время …по всей Московской земле наступила такая дороговизна и голод, что подобного еще не приходилось описывать ни одному историку… Так что даже матери ели своих детей… ели также мякину, кошек, собак, а от такой пищи животы у них становились толстые, как у коров, и постигала их жалкая смерть; зимою случались с ними странные обмороки и они в беспамятстве падали на землю. И на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы также собаки и другие животные. В самой Москве было не лучше: привозить хлеб на рынок надо было тайком, чтобы его не отняли силой, и были наряжены люди с телегами и санями, которые каждодневно собирали множество мертвых и свозили их в ямы, вырытые за городом в поле, и сваливали их туда, как мусор… и когда эти ямы наполнялись, их покрывали землей и рыли новые, и никто не смел подать кому-нибудь на улице милостыню, ибо собравшаяся толпа могла задавить того до смерти …На дорогах было множество разбойников и убийц, а где их не было, там голодные волки разрывали на части людей: также повсюду тяжелые болезни и моровое поветрие… и такакя дороговизна хлеба продолжалась 4 года почти до 1605 года». Буссов писал об этом голоде: «В Москве я видел собственными глазами людей, которые, валяясь на улицах, летом щипали траву, подобно скотам, а зимою ели сено: у мертвых находили во рту вместе с навозом, человеческий кал. Везде отцы и матери душили, резали и варили своих детей, дети своих родителей, хзяева — гостей; мясо человеческое, мелко изрубленное, продавалось на рынках за говяжье в пирогах; путешественники страшились останавливаться в гостиницах». В Москву за государственным подаянием двинулся народ со всего государства. Раздача денег и хлеба была инициирована самим Борисом Годуновым. Ссылаясь на Хилкова и Маржеретта История эпидемий… сообщает, что за 2 года и 4 месяца в Москве только по распоряжению правительства было похоронено 127000 трупов.

Голод и эпидемии в центральной Руси начала 17 века можно считать в значительной мере обусловленными процессами, происходившими в этой зоне с середины и до самого конца 16 века. Все исследователи согласны в том, что это время было временем упадка народного хозяйства и характеризуется ими, как кризис. Так, известный научный авторитет 19 века профессор Н. А. Рожков (31) на основании анализа писцовых книг и грамот 16 в. дает следующую характеристику этим процессам. Цитируется по указанному изданию: «Пятидесятые и шестидесятые годы 16 века — время, когда в населении Центральной области начинают обнаруживаться новые явления. Важнейшее из них — начинающееся запустение ряда центральных уездов, каковы Московский, Рузский, Переяславль — Залесский, Суздальский, Владимирский, Тверской, Бежецкий, Кашинский. Так от Московского уезда за 50е-60е годы осталась 31 грамота, из которых в 12 (38,7%) упоминаются пустоши… в 1550—52 году в Рузском уезде из 39 грамот в 6 говорится о пустошах (15,3%) … у Савво-Сторожевского монастыря на 36 деревень приходилось 16 пустошей (30, 7%), починков же совсем не было…. Из 65 переяславль- залесских ни в одном не говорится о починках и в 21 упомянуты пустоши (32,3%)». Поясним, что наличие починков, т.е. новых селений, характеризует процесс активности населения, желание работать и возможность развиваться, т.е. относительную комфортность экономической среды для населения. И наоборот — заметное количество пустошей показывает, что условий для нормального ведения хозяйства не имеется и земля не возделывается, а зарастает кустарником и даже лесом. И далее Рожков констатирует « Начало семидесятых годов 16 в. есть исходный хронологический пункт запустения большей части уездов Московского центра. Слабые зачатки отлива населения, наблюдавшиеся в некоторых из этих уездов в 50—60 х годах, превращаются теперь в интенсивное, чрезвычайно резко выраженное явление бегства крестьян из Центральной области. И это бегство, за редкими исключениями, не прекращается до самого конца века, как убедительно свидетельствует целый ряд фактов.» А вот мнение Ю. В. Готье (32): « К 80-м годам 16 века, когда экономический кризис старых государственных областей выразился резче всего, население царства… очень значительно сползло, если можно так сказать, к югу. Это — конечное явление в истории русского населения 16 века». Подчеркнем, что речь здесь не идет об уменьшении населения России, а только о том, что имела место четко выраженная миграция из центральных областей, в т. ч. Московского и Тверского регионов на юг и на восток. Основной причиной этого было существенное увеличение налоговых тягот во второй половине 16 века. В 1558 году началась Ливонская война. При этом России пришлось воевать еще и со Швецией, Литвой и с Крымом. С началом войны налоги увеличились примерно с 1,7 до 2,8 пудов хлеба на душу населения в год, однако оказалось, что этого недостаточно и после собора 1566 г, где было принято решение о продолжении войны, налоги вновь были увеличены. В двух следующих таблицах приведены данные по Новгородским пятинам, поскольку достаточно представительных данных по Замосковью не сохранилось. Вспомним также, что Бежецкая и Деревская пятины были соседями Твери с севера:

Государственные повинности в Бежецкой пятине (в пудах хлеба на душу населения) (33):

Таблица 10

Как видно, к концу шестидесятых годов налоги увеличились почти в 12 раз по отношению к началу века. При этом известно, что на Новгородчине минимальный «прожиточный» минимум считался равным 15 пудов хлеба на душу в год, а урожайность в этой зоне была заметно ниже, чем в центральных районах. Поэтому при таких налогах неурожай мог привести к голоду, а потом и к эпидемиям. Нельзя забывать еще о том, что крестьянин должен был отдавать часть урожая и помещику, т.к. черных земель к сороковым годам практически не осталось. Материалы «Аграрной истории Северо-Запада России» показывают нарастание голода и эпидемий в Деревской пятине начиная с 1560 года. При «обыске» в 1573 году писцы указывали причины запустения селений, ухода или гибели хозяев: голод, мор, бегство от податей, от насилия войск, двигавшихся в Ливонию по проходившим по пятине дорогам. Часть обеж запустела от вывоза крестьян в поместья опричников.

Процесс запустения Деревской пятины (в процентах к общему числу обеж по переписи 1500 года) [АИСЗР. Т. II. Табл. 36] (33)

Таблица 11.