Бесплатный фрагмент - К у к л а

Кукла (начало)

«Что мне было нужно, это то, что за деньги нельзя купить» (с)

Джон Фаузл, «Коллекционер»

…Почему-то в крупные города Весна не вступает, а врывается — поистине с буйством пьяной бабы. Обнажает всюду кучи мусора, до поры до времени дремавшие под снегом, расшевеливает скромных городских птах и нескромных городских котов и вносит в хмурые, измотанные зимними холодами души горожан призрачные надежды на перемены к лучшему (надежды, как правило, несбыточные…)

Природа живет по своим законам, люди выдумывают себе свои, а действительности подчиняются тем же — данным свыше. По городским «джунглям» бродят свои хищники и их потенциальные жертвы.

Игорь Громов по прозвищу «Громобой», о котором речь пойдет ниже, принадлежал к породе хищников. В былые времена Громов, возможно, сделал бы карьеру на спортивном поприще, но времена изменились, и «Громобой» успешно завоевывал авторитет на поприще рэкета.

Причем, в отличие от утрированно-дебильных «рэкетиров» из низкопробных отечественных сериалов, Громов дураком отнюдь не был. Возможно, блестящей образованностью он похвастаться не мог, однако, образованность и природные хватка и смекалка разнятся так же, как разнятся теории с реальной жизнью.

К своим двадцати семи годам «Громобой» успел пройти и крещение огнем, и крещение неволей. Ему прекрасно был известен отлаженный механизм мира организованной преступности — механизм примитивный, однако, надежный и эффективный.

Пока крутились шестерни этого механизма, такие как Гоша Громов, могли чувствовать себя вполне комфортно и даже процветать — ведь в этом мире выживал действительно сильнейший и всё продавалось.

«Громобой» считал — не только всё, но и все.

И был прав. Почти на сто процентов. Почти.

* * *
Часть первая

Цветочки… и ягодки

1.

День, который «Громобой» впоследствии всячески проклинал, начался для него вполне обыденно — со сбора дани. Парочку подопечных, как водится, поставили на счетчик (с одним, считал Гоша, придется все-таки разобраться — в назидание прочим, недостаточно серьезно относящимся к выплате долгов). Назревала «стрелка» с одной из конкурирующих группировок в связи с переразделом территории.

Ну, и прочие специфические мелочи — улаживание спорных вопросов, поддержание строгой дисциплины среди вверенных «Громобою» «бычков» и тому подобное.

Неприятность, а точнее конфуз случился, когда Громов проезжал мимо университетского корпуса, направляясь к одной из торговых точек, находящейся под «крышей» группировки, в иерархии которой Гоша занимал второе место, являясь «правой рукой» Юры Гвоздева (а проще — «Гвоздя»).

Ну как тут не поверить в предчувствия? Не успел «Громобой» раздраженно подумать, что «эти хреновы студенты» так и лезут под колеса, как перед ним (ну прямо-таки как из-под земли!) возник щупленький рыжий шкет. Гоша со злостью подумал, что имел полное право его переехать — до «зебры» оставалось метров пятьдесят.

К счастью, Громов не разогнался до привычных восьмидесяти. К счастью, успел вовремя затормозить. И лишь задел рыжего мерзавца правым крылом машины.

Парень, конечно, плюхнулся на асфальт, а рядом с ним рассыпались его книги и тетради.

«Ну, всё! — „Громобой“, кипя от ярости, выскочил из своего БМВ, — Сейчас, шкет, ты узнаешь, как выглядит клочок неба размером с овчинку…»

Рыжий не успел подняться на ноги, но, увидев неотвратимо надвигающуюся на него мышечную массу «Громобоя» (очень внушительную), стал задом, пятясь по-крабьи, отползать на тротуар.

Но Гоша не намеревался позволять шкету безнаказанно отползти. Отнюдь не намеревался!

Нагнувшись, он резко схватил рыжего за ворот рубашки (с некоторым удовлетворением услышав треск рвущейся ткани) и выдал потрясающую по своей силе и выразительности матерную тираду (вряд ли в этой тираде хоть одно слово являлось цензурным).

Еще большее удовольствие «Громобою» доставил неподдельный ужас, выплеснувшийся из голубых, едва не вылезших из орбит глазенок рыжего.

Гоша уже занес над парнем ладонь, намереваясь свое внушение сделать более веским, как вдруг, совершенно неожиданно, на его запястье сомкнулись тонкие, но довольно сильные пальцы, и «Громобой» услышал над ухом пронзительное:

— Прекратите! Что вы делаете?!

От абсолютной неожиданности Гоша даже отпустил рыжего. Это кто ж ему, хозяину жизни, посмел помешать? Какая-то малолетка, паршивая студенточка? Не соображает, кто перед ней?

Что ж, придется проучить не только рыжего…

Гоша не успел развернуться, как она сама возникла перед ним — действительно тонюсенькая пигалица в узких джинсиках. Определенно, намереваясь встать грудью на защиту рыжего недоумка.

«Тоненькая… а грудь хоть куда», успел машинально отметить «Громобой» перед тем, как его глаза встретились с глазами девчонки.

После этого Гоша испытал нечто… странное. Сравнимое с легким электрическим разрядом. Или мини-землетрясением.

Словно качнулся асфальт под ним, дома и деревья сместились… а через секунду — все опять на месте.

И перед ним, «Громобоем», стоит самая потрясающая девочка, какую ему доводилось видеть вживую.

Вот такие дела. Ему даже захотелось глаза протереть — может, мерещится?

Как бы не так. Не мерещится.

Глазищи — в пол-лица (поначалу он их цвет определить не мог — то ли голубые, то ли зеленые… лишь впоследствии убедился — серые, но какие серые!)

Лицо разрумянилось, тонкие ноздри маленького носика гневно трепещут, нежные губки чуть приоткрыты (словно она вознамерилась свои белоснежные зубки оскалить), но главное — не боится! Ни черта не боится! Хотя прекрасно видит, кто перед ней…

Студентка паршивая, пигалица, наверное, двадцати еще нет… но та-акая прехорошенькая! Он даже невольно сглотнул слюну. И, пожалуй, впервые за десяток лет, пока наращивал свои авторитет и мышечную массу, не нашелся, что сказать.

…Рыжий, тем временем, воспользовавшись его замешательством, успел подняться на ноги и даже собрать часть своих книжек.

«Громобой», собрав волю в кулак, отвел, наконец, глаза от личика, любоваться которым, казалось, можно бесконечно, и шагнул к рыжему.

И девчонка шагнула. Опять заслонив собой шкета.

— Я сказала, не трогайте его!

Пожалуй, дерзость этой пигалицы повергла Гошу даже в больший шок, чем ее красота.

— Да ты… — только и сумел просипеть «Громобой», — Ты видела, что он сам под колеса бросился?!

Вот так дела! Он теперь еще и оправдывается! Может, солнечный удар?

А сумасшедшая девица тем временем полезла в свою сумочку, извлекла из нее бумажник, а из бумажника — пачку купюр.

— Этого вам будет достаточно в качестве компенсации за моральный ущерб? Если нет, скажите, сколько вам нужно, чтобы вы оставили моего друга в покое.

Друга?! Гоша, похоже, просто лишился дара речи. Да этот шкет ей — по плечо! Ну, надо такое отмочить — «друга»!

…И неожиданно вместо того, чтобы объяснить девчонке, где самое место ее засаленным бумажкам, Гоша… расхохотался.

Это было определенно нервное. Гоша знал — случается подобное. Обычно — в экстремальных ситуациях.

А девочка, однако, молодец! Дерзкая!

Она тоже улыбнулась. Правда, не слишком уверенно.

— Ладно, проехали, — едва не ошалев от собственного великодушия, изрек «Громобой». К рыжему он уже не испытывал злости (не иначе, вся злость испарилась вместе с хохотом) и готов был его отпустить… но вот девушка… с ней определенно знакомство хотелось продолжить.

Она словно бы замялась. Потом деньги сунула назад в сумку. Не глядя.

— В таком случае…

— В таком случа’е, -сейчас «Громобой» испытывал истинный кайф от абсолютно для него не характерной ипостаси едва ли не Робин Гуда, — Увидимся сегодня вечером, в семь. У «Полета», — и, как самому ему казалось, элегантно извлек из кармана своего пиджака «визитку».

Девушка опять как будто испытала замешательство, собралась что-то сказать, но передумала. Гоша, тем временем, с удовольствием рассматривал лакомый кусочек, который, он был уверен, сегодня непременно продегустирует. И впрямь куколка — высший класс… Фигурка точеная; длинные, темные, но с рыжиной локоны (то, что Гоше особенно нравилось), а уж глазищи… посмотришь — утонешь.

Да, жизнь полна приятных сюрпризов…

Девчонка, тем временем, «визитку» взяла и одарила «Громобоя» улыбкой, от которой и айсберг бы растаял.

— Прекрасно. В семь. Я буду.

После чего подхватила рыжего под локоток и скоренько так прочь.

— Стой! — спохватился Гоша. Вот идиот, даже именем не поинтересовался!

Ну, ладно. Уже сегодня вечером узнает…

Он посмотрел вслед девушке. Рыжий, семенящий рядом и чуть прихрамывающий, пугливо оглянулся через плечо. «Громобой» в шутку скорчил ему свирепую рожу — и шкет покраснел, шаг ускорил… Гоша подумал: если б не красотка рядом, чего доброго и побежал бы… «друг», ха!

Гоша снова сел в свой черный БМВ, включил магнитолу и даже стал тихонько мурлыкать себе под нос.

Настроение у него сейчас было самым превосходным…

* * *

2.

— Ты соображаешь, что наделала?! — Рыжик чуть не плакал, — Это же самый настоящий бандит! Из братвы! Он же…

— Заткнись, — отрезала Ольга, хоть на душе — что греха таить? — было слегка муторно, — День-два, и он обо всем забудет.

— Забудет, забудет… — продолжал бубнить рыжий, — А если не забудет? Такие не любят, когда их кидают!

— Никто не любит, когда кидают, — сухо ответила Ольга, ловя себя на сильном желании слегка потаскать Рыжика за его нестриженные рыжие вихры. Паникер несчастный, трусишка… Боится, что тот бандит их разыщет. Ну, не ерунда? Дел у него других нет, что ли?

И вообще, чья бы корова мычала, только не рыжего. Пусть благодарит ее за то, что она его выручила, иначе тот «кабан» попросту размазал бы его по асфальту…

Или Рыжик считает, что ей следовало этак корректно отказаться от приглашения братка в кабак? Но в этом случае неизвестно, какова была бы его реакция…

Ну, хорошо, поймет этот светловолосый «кабанчик», что она согласилась пойти к нему на свидание, чтобы он только от них с Рыжиком отвязался, возможно, разозлится… ненадолго.

А потом найдет сотню-другую девочек, готовых броситься ему на шею — и все. Разве такие испытывают недостаток в девочках? Это девочки спят и видят, чтобы заполучить подобное толстомордое «сокровище», разъезжающее на БМВ последней модели…

… — Абсолютно бешеный взгляд! — продолжал распинаться рыжий, — Он же псих! А когда до него дойдет…

— И что? — резко парировала она, — Мне следует расплатиться натурой с тем «кабаном» за то, что он тебя на месте не прибил?

Лицо рыжего приобрело почти морковный оттенок — даже веснушки пропали.

— Ладно, прости. Но я же за тебя волнуюсь! Я же видел, какими глазами он на тебя смотрел!

Ольга чуть презрительно усмехнулась. «Такими глазами» на нее смотрят с самого нежного возраста — и что? Если на всех обращать внимание…

Рыжик насупился.

— Никогда себе не прощу, если у тебя будут проблемы из-за меня…

Ольга фыркнула и взъерошила его рыжие вихры. Ну, чтоб она делала без своего милого Рыжика? Он ведь даже больше, чем друг, почти… брат!

— Не будет неприятностей. Неприятности будут, если французский с тобой завалим. Так что гони конспекты, по твоим легче заниматься, у тебя почерк разборчивей…

* * *

3.

Крайне редко такое случалось — чтобы «Громобоя» кто-то кидал. А те, кто кидал, очень дорого за это платили… порой и жизнями.

А бабы его не кидали вообще. Одна попробовала… до сих пор, небось, просыпается в холодном поту, когда видит его, Гошу Громова, во сне…

И вот кинула его эта пигалица. Студенточка паршивая… Два часа он, как последний идиот, на улице торчал, ждал, когда она появится…

Пока в полной мере не дошло — не появится девочка.

Сразу стало понятным, отчего она так скоренько от него улизнула. Вот нахалка, а? Улыбочку состроила — мол, да, ждите-ждите, а сама… ну, правильно. То-то ему немного странным показалось, отчего она так легко согласилась с ним увидеться. Как самая заурядная шлюшка. Такая красавица могла бы и поломаться — хотя бы для вида…

Значит, изначально знала, что кинет его, дрянь такая. А он ведь даже имени ее не знает! И то, что она студентка, тоже не факт. Похожа на студенточку, однако, не факт, не факт…

Тем же вечером «Громобой» в утешение снял парочку довольно хорошеньких профессионалок, однако, неожиданно понял — не катит! Ну не катит, и все тут!

Конечно, если годами довольствоваться одними шлюхами… и всем от него что-то нужно! (Как что? Бабки, ясно, что ж еще…) Эти стервы, едва завидев его, «Громобоя», всего такого навороченного, шикарно прикинутого, с «Ролексом» на волосатом запястье, французским парфюмом благоухающего, на новенькой БМВшке разъезжающего, да и живущего в уютном коттеджике из красного кирпича, тут же с горящими глазами на шею бросаются… Некоторым, правда, достаточно одних тряпок, а другие — с далеко идущими целями… Была у него одна подруга, три года назад. Почти отволокла его в ЗАГС… хорошо, что его осенило в последний момент поподробнее справки о ней навести. Оказалось, у девочки уже «короед» имеется, живущий в деревне, у ее предков. Причем, родила она мальчонку лет в пятнадцать и, похоже, сама не знала, от кого…

Вот на такой шлюхе прожженной он чуть не женился. Страшно подумать, какими рогами она наградила бы его… может быть.

Сейчас и не вспомнить, когда он женщину по-настоящему завоевывал. Да нет. Никого он не завоевывал. Покупал — да. Регулярно. Хотя сейчас и покупать-то не нужно — сами лезут…

И вот вам, пожалуйста — кинули…

Хотя, может, и нет? Может, обстоятельства у нее изменились, потому и не пришла? Приступ аппендицита, к примеру. Или еще что-нибудь…

Выставил шлюх из дома, ни копья не заплатив, как те ни верещали, вернулся в комнату, кулаком шарахнул по алюминиевой банке пива (пустой) — в лепешку раздавил.

Душу отвел и решил — в такую же лепешку разобьется, а наглую девчонку разыщет. И убедится, что и эта ничуть не лучше других. Может, разве что, подороже…

…В ближайшие три дня «Громобой» ничего предпринять не мог — рутина повседневная не отпускала (а что? Попробуй только тем, кого доишь, послабление дать — тут же на шею сядут и поедут!), но на четвертый день решился.

Одолжил о приятеля «Мерс» (не шестисотый, конечно. Трехсотый, с тонированными стеклами — чтоб лишний раз не светиться) и снова к университету поехал.

В то же время, что и три дня назад.

Остановился напротив ворот университетского скверика. Интересно, когда же у студентов (и студенточек) занятия заканчиваются?

Ладно, приготовился ждать. На этот случай даже свежий номерок «Плейбоя» захватил… но сосредоточиться на журнальчике не удавалось — постоянно приходилось отвлекаться, смотреть на вход…

Что ж, студенточек хорошеньких много, то той девочки не было. Закон подлости, что поделаешь?

За пятьдесят минут ожидания Гоша совсем скис. В конце концов, решил плюнуть на все и уехать (и черт с ней, этой пигалицей, может, она вовсе не так и хороша, как ему поначалу, из-за прилива адреналина, показалось?), уже повернул ключ в замке зажигания…

И тут удача ему улыбнулась (нет, не зря все-таки он себя удачливым считал) — увидел он ее… долгожданную.

И хоть на сей раз на ней были не джинсы с водолазкой, а легкое платьице (установилась по-настоящему теплая погода), и волосы не были распущены по плечам, а заплетены в трогательную, начинающуюся с макушки, косичку, узнал «Громобой» ее сразу.

Потому, что невозможно было ее не узнать. Как только он ее увидел, сердце его вдруг бешено подпрыгнуло… и заколотилось чаще раза в три.

И ладони, вдобавок, вспотели. Да не только ладони… Черт, да его просто в жар бросило — как бросало лишь в те моменты, когда жизни что-то непосредственно угрожало (как на «стрелке» с членами враждебной группировки, к примеру).

Но сейчас-то что угрожало? Ничего, ровным счетом… Сейчас он просто сидел за рулем в тачке своего корешка и, не отрываясь, смотрел на девчонку в светлом летнем платье, о чем-то непринужденно болтающую со своей подружкой. «Ну, страшила», подумал Гоша, хотя, может она так выглядела на фоне кинувшей его красавицы?

Нет, ничего ему, Громобою, в прошлый раз (когда он «куколку» увидел впервые) не померещилось. Она действительно чертовски хороша. Даже сердце сжималось — до чего же хороша…

Такое нежное, ангельски нежное лицо… и фигурка безупречная, и походка… такая легкая… как в старой песне «Летящей походкой ты вышла из мая и скрылась из глаз…»

Черт!!! Она же сейчас действительно из глаз скроется, пока он тут сидит, как китайский болванчик, и млеет, созерцая куколку…

Гоша отцепил от руля потные ладони и вылез из машины, когда девочка находилась от нее уже в паре шагов. Вылез… и неожиданно понял — не знает, что и сказать ей, кроме «Здрасьте»! То есть, знал, но сейчас, увидев ее, с ужасом осознал — не знает, с чего и начать…

Так. Она тоже его, наконец, заметила. Узнала. И… побледнела. Улыбка моментально сошла с лица, а глазищи потемнели. Из серых почти черными сделались…

«Боится», — подумал Громов и даже испытал легкое разочарование. Такая не должна бояться! В прошлый-то раз не боялась… неужто он выглядит так устрашающе? Да он уже готов ей простить то, что она его кинула! Именно! Простить!

«Громобой» раздвинул губы в улыбке. В отличие от большинства братков, он не считал, что золотые коронки на осколках выбитых зубов — это красиво. Коронки у «Громобоя» были безупречно белые. Фарфоровые.

Посему улыбку свою он считал едва ли не по-голливудски неотразимой.

…Однако, разыскиваемая им красавица, видимо, считала иначе. Ответной улыбки он не дождался.

— Ну что ж ты? — спросил Громов настолько мягко, насколько умел (отметив не без удовольствия, что подружка красавицы пялится на него, едва не разинув рот. Что ж, мужчина он, конечно, видный…), — Я тебя ждал, ждал… заказал столик… а ты?

Наконец-то румянец стал возвращаться на прехорошенькое личико. А когда приоткрылись прехорошенькие губки, и девушка заговорила, сказанное ею явилось для Гоши такой неожиданностью, что он сам, похоже, замер… с отвисшей челюстью.

Нет. Ни черта девчонка его не боялась. Если она и побледнела, то… от злости.

— С каких пор мы с вами на ты? — абсолютно ледяным тоном изрекла красавица, — Ваш контингент, — легкая усмешка, — На Тверской работает. По ночам.

Да она откровенно ему… хамит? «Громобой» не столько разозлился, сколько… удивился. И пока он удивлялся, девчонка уже повернулась, чтобы уйти — и ушла бы! Так и ушла! — если б «Громобой», обладающий неплохой реакцией, наконец, не вышел из оцепенения и не схватил ее за предплечье.

— Нет, погоди, — поначалу голос еще звучал сипловато, но потом, Слава Богу, выправился, — Ты мне обещала прийти и не пришла. Объясни, почему.

Она слегка поморщилась. Но испуга во взгляде не было. Не видел «Громобой» в ее взгляде испуга!

Более того, у него самого от ее взгляда решимость и уверенность начали уходить… Словно он уже не хозяин жизни, а кто-то вроде прыщавого узкоплечего подростка, жутко смущающегося рядом с первой красавицей школы…

— Пожалуйста, отпустите мою руку, — негромко сказала она. Негромко и спокойно.

И пальцы «Громобоя» разжались. Словно сами собой. Как по мановению волшебной палочки.

— Прошу меня извинить, что заставила вас ждать, — продолжила она так же ровно и подчеркнуто вежливо. — У меня действительно так сложились обстоятельства, что я не смогла прийти.

И отвела от него глаза. С таким видом, словно ей невыносимо скучно было смотреть на него. На него, на его «тачку»… на всё, с ним связанное.

Просто скучно.

«Громобой» молчал. Молчал и потел. Ощущая одновременно и жар в животе, и лед.

А еще — тоску. Тоску в сердце. Ибо девочка-то была не его… И надежда на то, что она охотно прыгнет в его постель, стОит потрясти перед ее точеным носиком толстой пачкой «зелени», стремительно таяла… как мороженое на тридцатиградусной жаре.

Не интересовал он ее, похоже. Ни черта не интересовал.

Она взяла подругу под локоток.

— Всего доброго, Игорь.

«Громобой» дернулся как от удара током — его ж по имени, вот так, сто лет никто не называл! А она, значит, заглянула все-таки в его «визитку» и даже имя запомнила…

— Всего доброго, — пробормотал он, стоя как дурак и наблюдая, как она уходит. Уходит его мечта… уходит…

Все же взял себя в руки. Снова сел за руль «Мерина», но не погнал. Ехал медленно следом за девчонками (подружка красавицы чуть шею не свернула, озираясь на него).

Наконец, у перекрестка девушки разделились. Красотка тормознула «маршрутку». «Громобой» прикинул — ехать следом за такси или…

Выбрал вариант «или» (сейчас это вернее, учитывая, как подружка на него пялилась). Затормозил рядом с ней. Девушка тут же зарделась. Еще бы… вряд ли напротив нее «Мерсы» останавливаются…

При желании «Громобой» умел быть и вежливым. Одарил дурочку «фарфоровой» улыбкой.

— Постойте, пожалуйста… (да она и так стоит столбом, каланча пожарная, да еще и плоская как доска), — Ваша подруга сегодня не в духе, так, может, вы мне компанию составите? Тут недалеко очень уютное кафе. Вы позволите угостить вас чашечкой кофе? (Да я тебе, дуре, и бабок готов подкинуть, лишь бы информацию получить!)

Порой Громов, как ни странно, бывал весьма обаятелен…

…Да, в подружке красавицы он не ошибся. В его «тачку» она села охотно («Громобой» подумал презрительно, что и в его постель она столь же охотно прыгнула бы… если б он попросил или приказал), а уже через пятнадцать минут, сидя с девчонкой в бистро, он жадно впитывал информацию о красавице — и ее имя, и на каком курсе учится (да на каком факультете), и кто ее родители… и даже то, что сейчас она, вроде, ни с кем из парней не встречается.

— А как же тот рыжий шкет? — полюбопытствовал Гоша.

Подружка Галя даже поморщилась.

— Да ну… они просто дружат. С первого курса.

…Что ж, информация обнадеживала…

Вечером в своем коттедже, попивая у камина контрабандное шотландское виски, «Громобой» все основательно обдумал. А, может, куколка просто набивает себе цену? Ладно, в этом случае он ей подыграет… есть за что бороться, черт возьми!

Настроение опять поднялось. «Громобой» понял, что просто брался не с того конца.

Ну, теперь-то возьмется с нужного…

* * *

4.

— Знаешь, — искренне сказала Ольга, — Вот сейчас я с удовольствием завершила бы то, что тот «кабан» не закончил в отношении тебя.

Рыжик подавленно молчал (а также краснел, сопел, пыхтел — словом, переживал, бедолага).

Она залезла на диван с ногами (разговор происходил в квартире ее родителей), машинально вертя в пальцах материнскую зажигалку. Черт! Тут от психоза, пожалуй, даже закуришь…

А она-то надеялась — сработал испытанный прием, пока не позвонила Галка (ну, стерва! И она еще эту стерву подругой считала?)

— Ну, и что мне теперь делать? Оттого, что мама тебя в детстве не научила переходить дорогу, меня преследует этот урод! И я не знаю, чего от него еще ожидать — теперь, когда ему обо мне известно… Чего ожидать от бандита, а?

— Может, ты все преувеличиваешь? — неуверенно (и неискренне) возразил рыжий, — Ты же ясно дала ему понять, что он тебя не интересует…

Она прищурилась.

— А если он это расценил как кокетство? И какого черта ему понадобилось справки обо мне наводить?

Рыжик с деланно равнодушным видом пожал плечами.

— Может, ему просто… интересно.

— Что интересно? — взвилась Ольга, — Я не кинозвезда! Даже не модель!

Она помолчала.

— Может, он озабоченный, а, рыженький? Неужто шлюх ему мало?

— Со шлюхами все по-другому, — тихо возразил Рыжик, — А ты вот красивая и не шлюха… Может, он просто в тебя… влюбился, — и покраснел как вареный рак.

— Спасибо, — язвительно поблагодарила Ольга, — Чего ожидать от поэта-романтика? Да такие кабаны живут по принципу «что не куплю, то украду»! Или силой отберу…

Ох, сволочь ты рыжая, — простонала она, — Не зря говорят, что от вас, рыжих, одни несчастья…

Рыжий насупился.

— Ладно, хочешь совет? Вот сессия закончится — и поезжай куда-нибудь подальше. Ты ж говорила, предки твои на море собираются?

— А ты мою поездку оплатишь? — ласковым голоском прирожденной стервы проворковала Ольга, — Ибо началось-то с тебя… если б не ты, рассеянный гений…

— Ты сама вмешалась, — буркнул Рыжик, — Я тебя не просил.

— Ах ты дрянь! — на щеке рыжего заалел отпечаток ее ладони, впрочем, через минуту она опомнилась и, догнав рыжего уже у входной двери, обняла и чмокнула в лоб (бедолага был готов расплакаться).

— Ладно, прости. Ну, прости… Ну, не сдержалась! Пойми, наконец, в каком я сейчас состоянии…

Лицо рыжего стало покрываться морковным румянцем.

— А со своим «Рэмбо» ты окончательно расплевалась?

Тут уж она сама почувствовала, что начинает краснеть.

— Он мальчик по вызову, по-твоему? — прошипела Ольга, — И сколько раз я должна напоминать, чтоб ты не называл его «Рэмбо»? Какой он тебе Рэмбо?

— Ну, — рыжий пожал плечами, — Все-таки Погребельского в свое время уделал конкретно…

Неожиданно ее разобрал почти истерический смех.

— Ты себя послушай, филолог без пяти минут! Выражаешься, как «чисто конкретный» браток!

Рыжик слабо улыбнулся.

— Ладно, прощаю, — великодушно изрекла Ольга, — Почитай что-нибудь из новенького, а, Рыжичек?

Тот вздохнул.

— Не пишется. Творческий застой… от переживаний.

— Разве? — насмешливо удивилась она, — А я думала, у вас, поэтов, переживания вызывают прилив вдохновения…

Рыжий бросил на нее короткий взгляд, означающий сакраментальное «художника любой обидеть может», и она, мгновенно устыдившись, ласково взъерошила рыжую шевелюру своего «мальчика-пажа».

* * *

Следующий день являлся выходным, и она надеялась отоспаться, однако, отоспаться не удалось — ее довольно рано разбудил продолжительный звонок в дверь.

Затем раздались шаги матери в прихожей, приглушенные голоса и, наконец, оклик:

— Оля, поди-ка сюда!

Предчувствие ее — что греха таить? — кольнуло. Противненькое такое предчувствие — все ее основные неприятности — впереди… то, что было — это цветочки…

Она наспех накинула халат, вышла в прихожую…

Точно. Цветочки. Точнее, корзина роскошных темно-бордовых роз, которую мать отчего-то держала немного брезгливо — на вытянутой руке. Как пойманную мышь за хвост.

— Это тебе, — сообщила Оксана несколько одеревеневшим голосом, — Может, объяснишь, от кого?

Ольга прислонилась к стенке прихожей. Пожалуй, это было впервые, когда чудесные цветы не вызывали у нее ни малейшего восторга…

Слишком кичливо и дорого выглядел этот букет, чтобы еще оставались какие-то сомнения в том, кто его ей прислал…

Тем временем Оксана извлекла из корзины визитную карточку.

— Громов Игорь Анатольевич, ИЧП «Альянс»…

— Индивидуальная частная прачечная, — пробормотала Ольга, — По отмыву грязных денег.

Мать, наконец, заметила, что дочь, похоже, совсем не в восторге от презента, и смягчила тон.

— Кто этот Громов?

Ольга пожала плечами.

— Думаю, член преступной группировки. Рэкет или наркомафия… что-то в этом роде.

Слегка увядающее, но все еще красивое лицо матери сделалось пепельно-серым.

— Шутка крайне неостроумна…

— А это не шутка! — Ольга выхватила из рук матери корзину с цветами, распахнула входную дверь и, пройдя к мусоропроводу, отправила роскошные розы прямиком в отходы.

Потом вернулась в квартиру и, зайдя в ванную комнату, стала тщательно мыть руки.

Оксана остановилась у косяка приоткрытой двери в ванную. Теперь выражение ее лица стало растерянным.

— Ты все это серьезно?

— Серьезнее некуда, — Ольга взглянула в зеркало и отметила, что тоже бледна, не считая двух ярких пятен румянца на скулах.

— О, Господи, этого только не хватало, — выдохнула Оксана, — Где тебя угораздило с ним познакомиться?

— Я с ним не знакомилась, — безжизненным голосом ответила она, — Сам привязался.

Оксана нахмурилась.

— Но, видимо, какой-то повод ты ему все же дала так себя вести?

Ольга сухо и зло засмеялась.

— А что тебя не устраивает? Во всяком случае, за твоей дочерью ухаживает не какая-то «голь перекатная», а состоятельный господин! Директор целого ИЧП!

Оксана поджала губы, молча развернулась и ушла на кухню.

Ольга подумала — уж не звякнуть ли Рыжику? (А толку-то? Что этот слабак посоветует?)

Потом все же чуть успокоилась. Ну, прислал этот толстомордый детина цветы — что тут крамольного? Если наворованные «бабки» некуда девать, пусть развлекается…

Это же только цветочки…

…Ягодки прибыли через день.

На сей раз дверь открыла она сама. И увидела стоящего на пороге накаченного молодчика с настолько короткой стрижкой, что он казался почти обритым наголо. Молодчик оскалил в улыбке золотые коронки.

— Ольга Петровна СнЕгирева? Это вам. От кого, — ухмылка, — Сами знаете. Распишитесь. Вот тут.

— СнИгирева, — машинально поправила она. Удивительно, но ей еще предъявили какой-то сомнительный квиток, на котором она поставила столь же сомнительную загогулину, не имеющую ничего общего с ее витиеватой, изящной подписью.

Правильно, ведь стоял июнь месяц — и влюбленный бандит прислал корзину черешни. Отборной, спелой… «Надо бы скормить ее рыжему, — зло подумала Ольга, — Всю. С косточками. Чтоб… подавился».

Но слаба человеческая натура. Сплавить такое лакомство в мусоропровод рука у нее не поднялась (полностью, во всяком случае).

Разумеется, и в эту корзину была вложена знакомая визитная карточка. Уж ее-то Ольга выбросила без малейших угрызений совести.

А ближе к обеду раздался телефонный звонок, и поднявшая трубку Оксана, зажав мембрану ладонью, вполголоса позвала дочь:

— Мужчина. Ты дома или…

— Или, — буркнула Ольга, — Исключительно «или»!

…Третьи презентом явилась корзина спелых абрикосов.

— Для рэкетира у него неплохие манеры, — иронично заметила Оксана.

Ольга расхохоталась. До слез. Этот истерический смех Оксану насторожил.

— Что с тобой?

Она отсмеялась, наконец, и аккуратно вытерла уголки глаз, в которых выступили слезы.

— Разве не весело, когда тебя добросовестно покупают? При этом выплачивая столь щедрый аванс…

После чего ее снова разобрал смех и прекратился лишь тогда, когда слезы уже покатились градом, и началась икота.

* * *

5.

— Босс, ну, а че я должен был делать? — скулил «Груздь», — На лестнице его, что ль, конкретно оставить? Эта дрянь мне дверь открыла, а цепочки не сняла… Я ей, типа, вот, киска, тебе это, типа, презент… А она — это, мол, типа, не ко мне, и пошел, мол, к хозяину и, типа, ни фига мне от него не надо, надо, типа, чтоб только отвязался…

Дальше он слушать не стал. Просто отделал «Груздя» — да так, что тот самостоятельно подняться не мог (братва ему после этой экзекуции доктора вызвала).

Вот он, ешь твою мать, браслетик золотой… И что б вы думали? Дрянь его просто… швырнула. Швырнула на лестничную площадку.

Вот так его, «Громобоя», эта тварь опустила. Перед всей братвой! За все хорошее, а? За то, что кровно заработанные «бабки» на нее тратил, цветы присылал, лакомства… И вот так опустить его, «Громобоя»!

Ну нет. Всему, в конце концов, имеется свой предел. Всему! И такого унижения (от бабы!) он, «Громобой», терпеть не намерен. Нет, не намерен.

…Какие только планы изощренной мести этой курве не приходили ему в голову, пока он, уединившись в своем коттедже, успокаивал себя литровой бутылью смородинового «Абсолюта»…

А закончилось все чем? Наутро братки, охраняющие его, босса, по его требованию признались-таки — наклюкавшись в хлам, он раз пятьдесят прокрутил душевную песню о том, что «нельзя быть на свете красивой такой», причем, сам тоскливо подпевал (точнее, учитывая отсутствие у него, «Громобоя», слуха и голоса, подвывал), вдобавок, со слезами на глазах…

Вот ведь как его припекло, а? Впору к какому-нибудь колдуну идти, чтобы снял порчу, что навела на него эта юная ведьма…

Но, опохмелившись, он все же сумел взять себя в руки, привести мысли в порядок и разработать четкий план действий.

Прежде всего, направился уже к своему боссу, «Гвоздю». Заявил, что заработался. Срочно нужен отдых, хотя бы двухнедельный. Иначе сорвется и греха не оберешься…

— Слышал, сорвался уже, — проворчал «Гвоздь», — Башню, слышал, снесло у тебя из-за какой-то студенточки… Гляди, доиграешься!

«Громобой» твердо выдержал колючий взгляд шефа. Сказал, что это все — исключительно его проблемы. А «Груздя» он повоспитывал в целях поддержания дисциплины, а то совсем ведь разболталась братва… А в их деле без строгой дисциплины — никуда.

«Гвоздь» его материл долго и нудно. Наконец, пообещал — если он, Гоша, через две запрошенных недели проблемы свои не решит — пусть пеняет на себя. И заранее заказывает молебен по своей грешной душе.

«Громобой» мысленно послал босса в одно не слишком уютное отверстие, вслух же сердечно поблагодарил за предоставленный отпуск.

После чего решил еще парочку технических вопросов и, наконец, поехал к курве. Для решающей беседы.

Дверь ему открыла блондинка. Не юная, но еще стройненькая и вообще для своего возраста — хоть куда. Открыла, правда, лишь на длину цепочки (Гоша мысленно усмехнулся — наивная женщина!) Да эту цепочку для него сорвать — все равно, что для нее оборвать ниточку… Впрочем, никаких дебошей он учинять не собирался. Все будет культурно…

Вежливо поздоровался. Попросил позвать Олю. Блондинка смотрела на него с явным подозрением. «Громобой» уже, грешным делом, решил, что опять соврет, что дочки нет дома, как регулярно врала ему по телефону, но тут куколка появилась сама. Маму отважно отстранила…

…и опять «Громобой» ощутил слабость в ногах при виде нее. Даже мелькнула мысль отказаться от своего плана!

В самом деле — такая красота… Пусть спокойно живет! А он… так, просто будет ею любоваться — время от времени. К примеру, на выставки ходить вместе будут…

Да уж, бред. Это когда ж он ходил на выставки? Школьником последний раз, когда им устраивались плановые экскурсии в музеи…

А унижение он что же, вот так ей простит?

— Что вам нужно, Игорь? — не голос у этой девчонки, а лед. Просто лед.

— Поговорить, — выдавил он из себя, — Всего лишь поговорить… И тут, конечно, можно, только через цепочку неудобно…

Холодный взгляд, от которого «Громобою» захотелось застонать. Ну, где справедливость, а? Хороводится с однокурсником, у которого средств — только в «Макдональдс» ее сводить раз в неделю, а с ним, «Громобоем», способным ее, если на то пошло, и в Париж на экскурсию свозить — не хочет! Ну не хочет, хоть в лепешку разбейся!

И все потому, что он — не красавчик? Не красавчик, однако, и не урод же!

Или ненормальная она просто? Блаженная, а?

Но если это все — только еще большее набивание цены, то… нет уж. Всему — свой предел.

— Ладно, — наконец, спокойно сказала Ольга, — Подождите меня во дворе, я сейчас спущусь.

Вот так. Значит, он, «черная кость», и права не имеет переступить порога квартиры ее папочки-производственника? Интересно, к слову, узнать, сколько ее папаша, замдиректора трикотажного комбината, успел наворовать за время работы в этой должности…

Впрочем, все к лучшему. Тот разговор, который он намеревался вести с Ольгой, лучше вести без свидетелей (тем более без ее излишне заботливой мамаши…)

Послушно вышел во двор, сел под детский «грибок». Моросил мелкий дождичек, и короеды разбежались по домам. Гоша вдруг подумал — а почему он сам никогда не ощущал потребности завести ребенка? Может, потому что с младых ногтей познал — мир жесток. Очень жесток. Кое-кто и не подозревает, насколько…

Наконец, появилась и Ольга. Он уже не удивился тому, как заныло у него сердце при виде нее. Из-за нее, курвы, оно у него теперь регулярно ныло. Регулярно.

Она уселась рядом с ним. Так близко, что у «Громобоя» мелькнула мысль — попросту сграбастать ее — и в «тачку». И в свой коттедж…

Но… нет. Так он не хотел. Она пойдет (или поедет) с ним добровольно (ну… почти добровольно).

Он достал из нагрудного кармана куртки красочные буклеты и аккуратно положил их рядом с Ольгой.

— Что это? — довольно вяло поинтересовалась она.

«Громобой» вздохнул. Надо собраться. Собраться… с духом.

— Две путевки в Анталию, — сипло ответил Гоша, стараясь сейчас не смотреть на ее тонкий профиль (иначе решимость может попросту испариться), — На две недели. Улетаем через три дня.

Она приподняла брови и бросила на него короткий взгляд. Не добрый и не злой. Спокойный.

— Всё это прекрасно, но почему вы так уверены, что я соглашусь с вами ехать?

— Согласишься, — он отвернулся и извлек из другого кармана пробирку с притертой пробкой, а заодно и свой носовой платок, — Согласишься, если не хочешь этого… — голос окончательно сел, — Внимательно смотри, Оля… только не хлопайся в обморок — сейчас тебе не грозит ничего… Просто смотри внимательно…

* * *

6.

…Он мог и не мочить свой платок кислотой — достаточно было продемонстрировать пробирку. Но все-таки намочил. Видимо, хотел насладиться ее паникой…

А вот подобного удовольствия доставлять ему она не собиралась. Не завизжала и в обморок не хлопнулась.

Ну, кислота… серная или соляная, и что? Сейчас он, конечно, пообещает «умыть» ее этой кислотой, если она хоть на пару недель не согласится стать его наложницей…

Да уж, глубоко ты, мальчик, увяз… Значит, такая «любовь» тебе нужна, несчастный? И впрямь несчастный…

… -И тебя умоем, и твою маму…

Она заставила себя остаться спокойной. Если и был у него микроскопический шанс остаться в ее памяти всего лишь чудаком, а не омерзительной тварью, он его упустил сейчас. Упомянув о ее маме.

— Ладно, — она вздохнула и встала с лавчонки. — Три дня, значит, у меня на сборы? Хорошо. Я… согласна.

Он тоже поднялся и на секунду ужасная смесь стыда и вины очень явственно проступила в выражении его побагровевшего лица.

— Оля… — она внутренне содрогнулась, когда его толстые пальцы коснулись ее волос, шеи… «Вот так ты любишь? — хотелось спросить ей, -Так, да? Убогий и опасный извращенец…»

Она заставила себя растянуть губы в улыбке.

— Полагаю, мне уже пора приступать к сборам? Вы не беспокойтесь — я поеду. Поеду с вами, полечу, поплыву… куда угодно.

А сейчас, девочка, домой — чтобы не разреветься в присутствии этого дегенерата… Что он там бормочет? Мол, если она обратится в ментовку, он все будет отрицать и даже ее, Ольгу, обвинит в краже того браслета?

Да, Снигирева, на сей раз ты конкретно попала… Не иначе, все это плата за твою непомерную гордыню…

Плата… но не слишком ли завышенная?..

* * *

Конец первой части

Часть вторая

«Псы «Ржевского»

1.

Он ремонтировал теплицу, поврежденную недавним ураганным ветром, когда его посетило сильнейшее желание позвонить Ольге — настолько сильное, что впору бросить инструмент и схватиться за мобильник…

Разумеется, Кирилл себя осадил, посильнее стиснул зубы и просто дал себе слово — как только закончит работу, тут же… нет, не схватится за мобильный телефон, а сядет за руль Валеркиного «Жигуля» (на котором они и прибыли сегодня на дачу), да уедет в город. Не то, чтобы его часто посещали интуитивные озарения, но сейчас Кирилл определенно почувствовал что-то смутное и нехорошее.

Хотя, с чего он решил, что эти дурные предчувствия связаны с Ольгой? Может, он настолько по ней соскучился и так сильно хочет ее видеть (несмотря на последний, не слишком приятный, разговор, состоявшийся чуть больше месяца назад), что просто-напросто внушил себе нечто, похожее на предчувствие?

В любом случае он планировал с ней увидеться, причем, еще позавчера, ибо, по его прикидкам, сессия у нее как раз должна была закончиться, но… закон подлости. Он обнаружил, что его мотоцикл — подержанная «Ямаха» — требует куда более серьезного ремонта, чем представлялось поначалу…

А сегодня он обещал матери, наконец, помочь с теплицей, ибо Валерке, старшему брату, человеку семейному, уже недосуг на даче у мамы вкалывать… Что ж, спасибо, что хоть свою «консервную банку» одолжил… хоть до дачного поселка и на электричке можно доехать (что, правда, гораздо муторнее).

— Ки-ир! — это Ирка, младшая сестрица, выскочила из дачной времянки и мчится прямиком к нему, перепрыгивая через грядки с клубникой, луком и огурцами с грацией газели (видела бы мама — досталось бы «козе»! )

Кирилл чуть поморщился (ибо отвлекся и едва не угодил себе по пальцам молотком), отбросил со лба немного влажные от пота волосы и тут увидел в руках у Ирины мобильник. Свой мобильник.

Разумеется, как он мог услышать звонок, если телефон лежал в доме, а он, Кирилл, тут как дятел молотком стучал… Но вот молоток отложен в сторону и заколотилось сердце…

И когда, наконец, разрумянившаяся Ирка, сверкая своими лукавыми черными глазами, (от которых половина ее одноклассников-мальчишек уже млеет), заговорщическим голос объявила:

— Тебя. Девушка…

Кирилл уже знал (то есть, почти знал), чей голос услышит в трубке.

(Да и какая еще девушка могла ему звонить? Разве что секретарша шефа Валентина (по поручению «Ржевского», конечно) или та белобрысенькая, но довольно милая, с которой две недели назад познакомил его «гюрза». Впрочем, той девице Кирилл ясно дал понять, что не горит желанием заводить флирт…)

Тут Ирка подтвердила его догадку, пока он наспех вытирал руки о рабочие штаны, чтобы взяться за трубку (номер на дисплее не определился, следовательно, звонила с домашнего).

— Может, я и ошибаюсь, — прошептала сестрица, — Но, по-моему, это твоя Оля…

«Твоя»… Ну, Ирке виднее. Что можно скрыть от четырнадцатилетней плутовки, у которой сейчас на уме как раз одни «амуры»?

Он чуть откашлялся (ох, как порой раздражал собственный, еще в детстве напрочь сорванный голос — глуховатый и порой даже переходящий в хрипотцу!)

— Слушаю?

— Кир? — не слишком уверенное. Он перевел дыхание. Она. Ольга. Ее голоса он не мог не узнать. Вот только охватившее его мимолетное ликование тут же сменилось тревогой — не нужно было являться экстрасенсом, чтобы понять по интонациям ее голоса — Ольга еле сдерживается, чтобы не сорваться на истерику.

— Кир, прости, если отрываю тебя от дел… но мы сможем увидеться? Мне… — тут ее голос действительно сорвался, и продолжить она сумела лишь через несколько секунд, — Мне очень нужно поговорить с тобой…

— Я сейчас на даче, — сказал Кирилл, постаравшись придать голосу максимально ровные и уверенные интонации (ибо Ольге, определенно находящейся на грани паники, необходима хоть толика уверенности. В том, что ей нужна помощь, Кирилл уже не сомневался), — В городе буду минут через сорок-сорок пять. Сможешь подождать?

Опять — слишком долгая пауза. То ли переводит дыхание, то ли сдерживает слезы. Что же все-таки случилось? «А тебе нужно было дождаться, чтобы с ней что-то случилось?» — ехидно шепнул внутренний голос. Пожалуй, «гюрза» со своим подколами был абсолютно прав: «Чудные вы все же, ребята… Неужели любовь на расстоянии романтичнее?»

И- совсем тихо:

— Д… да. Только… я сейчас продиктую тебе адрес, Кир. Адрес Рыжика. Подъезжай туда, ладно? Я тебе все объясню… на месте.

— Хорошо. Уже еду.

И по примеру Ирки (только не перепрыгивая, а просто перешагивая через грядки) направился к дачному домику.

Мать, конечно же, посмотрела с беспокойством.

— Что-то случилось, сынок?

— Не знаю, — честно ответил Кирилл, стягивая свой старый десантный «тельник», в котором обычно работал на даче или в гараже, и надевая футболку, — Но я должен срочно уехать в город.

Лишних вопросов мать, как обычно, задавать не стала. Кивнула.

— Только, пожалуйста, будь поосторожнее на дороге. Я знаю, как ты обычно гонишь.

Кирилл невольно улыбнулся (вместо рабочих — опять же, старых, армейских — штанов натягивая привычные джинсы).

— Не буду гнать, обещаю. В городе я должен быть в целости и сохранности…

Конечно, гнать он будет — по мере возможности и в пределах допустимого — но к чему заставлять маму лишний раз волноваться?

— Я там с теплицей закончил почти. В ближайшее время доделаю, — чмокнул маму в щеку, — В общем, за меня не беспокойся, все будет в порядке.

Мать кивнула. Понимающая у него мама — Полина Вахтанговна Смирнова, в девичестве Маладзе. И не паникует зря, и знает, когда к мужчине лучше с вопросами не лезть… настоящая «дочь горца».

…По дороге ему пришло в голову связаться с Орловым («гюрзой»). Тот, по счастью, оказался дома.

— Что-то случилось? — осторожно спросил Дмитрий.

— Боюсь, да, — с «гюрзой» можно и откровенно — это ж не пятидесятилетняя мама… — И, думаю, я с тобой еще свяжусь.

— Ну, ни пуха, — пожелал Дмитрий — тоже очень понятливый парень…

* * *

2.

Разумеется, матери она об угрозах Громова рассказывать не стала — только разволнуется зря, захочет пойти в милицию (примечание автора: действие повести происходит в начале «нулевых», милицию в полицию еще не переименовали), а чем там помогут? Да только рассмеются в лицо! (Покажите нам вашу честную и неподкупную дочь, пуще всего пекущуюся о сохранении девичьей чести…)

Рыжику, впрочем, тоже знать ничего не надо — помочь-то он все равно не сможет (разве что посочувствует).

— Приехали, — сказал таксист, подвезший ее к дому рыжего. Она машинально достала деньги, расплатилась с водителем. Так, сейчас Рыжик ее увидит и моментально прочтет по ее лицу — случилось что-то дурное…

…ну даже если и прочтет? В любом случае ничего объяснять ему она не обязана…

…Она стояла у окна в комнате рыжего (это окно как раз выходило во двор) и напряженно наблюдала за движением у подъезда. Дважды подъезжали мотоциклисты, но только не те. Один на стареньком «Иже», другой — на каком-то роскошном, сверкающем хромом мотоцикле (Кир, конечно, определил бы его марку, она же, Ольга, куда лучше разбиралась в марках машин…)

Стоп! Зеленый «жигуленок»… кажется, знакомый… Сердце бешено подпрыгнуло, когда «Жигули» остановились как раз под окнами квартиры Рыжовых, а потом из машины вышел водитель — долговязый темноволосый парень в простеньких джинсах и наброшенной поверх футболки куртке-ветровке.

Кирилл посмотрел наверх, и хоть она абсолютно была не уверена в том, что он ее увидел, все же подняла руку в знак приветствия. Потом коротко бросила встревоженному Рыжику:

— Ну все, спасибо за помощь, (вряд ли он понял, что за помощь ей оказал, да это и неважно), я пошла, — и, выскочив в подъезд, успела спуститься только на один лестничный пролет (Рыжий проживал на третьем этаже), как просто-напросто столкнулась с Кириллом. Лицом к лицу.

…Он первым слегка улыбнулся.

— Ну, привет. Кажется, я успел отвыкнуть от того, какая ты красивая…

«А я от того, какой красивый ты…»

На несколько секунд все тревоги вообще пропали. Осталось лишь желание не отстраняться друг от друга. Не разжимать рук. И не сводить дымчато-серых глаз с ярких темно-карих (и темно-карих с дымчато-серых)…

— Можешь не верить, но если б ты не позвонила, это сделал бы я, — Кирилл снова мягко улыбнулся. — Если б «Ямаха» опять не сломалась, я приехал бы к тебе еще позавчера… Так что случилось?

Да. Этот вопрос… нет, не вернул ее «на землю» окончательно, но значительно к земле приблизил. Хотя сейчас, в объятиях Кирилла, все угрозы Громова казались не страшнее тявканья злобной собачонки, сидящей на цепи в своей будке.

Тем не менее, угрозы-то были… и вполне реальные.

— Ладно, — она не без сожаления отстранилась от Кирилла, — Если честно, мне не только рассказывать, а думать об этом тошно, — она попыталась улыбнуться, но на сей раз улыбка определенно вышла жалкой, ибо во взгляде Кирилла очень явственно проступило беспокойство, — Только… давай отъедем отсюда.

— Можем поехать к Орлову, — предложил Кирилл, — Он сейчас дома. Или то, что ты собираешься рассказать, не предназначено для посторонних ушей?

Она отрицательно мотнула головой.

— Если и не предназначено, твоих друзей из «Феникса» это не касается, — она ощутила, что начинает краснеть, — Мне, наверное, следовало пойти прямиком к Ручьёву и обо всем рассказать ему… и просить у вашего агентства защиты…

Лицо Кирилла моментально стало очень серьезным.

— Даже так?

«Но я почему-то сразу подумала о тебе. Может оттого, что подсознательно искала предлог к сближению?»

— Кир, — она заставила себя посмотреть на него прямо и несильно сжала его руку, — Я лучше обо всем тебе расскажу… а ты потом решишь, что делать. Ладно?

— Идет, — он кивнул, а она вдруг поймала себя на сильнейшем желании провести кончиками пальцев по его волосам — с виду жестким, но на ощупь — удивительно мягким…

Еле удержалась.

* * *

…Заехав в какой-то тупиковый дворик, Кирилл остановил машину и повернул зеркальце над лобовым стеклом так, чтобы иметь возможность наблюдать и за тем, что происходит позади «жигуленка».

Потом посмотрел на нее. Снова чуть улыбнулся. Словно желая ее ободрить своей улыбкой.

— Давай вываливай. Во что на сей раз ты влипла?

— В дерьмо, — призналась Ольга честно и обреченно, — Причем, большое… и очень вонючее.

…Кирилл выслушал ее, не перебивая. Только время от времени отводил глаза и, похоже, сильнее стискивал челюсти — отчего на скулах проступали желваки.

— Понимаешь, если б он еще не демонстрировал этих «фокусов» с кислотой…

— Да уж, — Кирилл бросил на нее короткий взгляд, — Значит, сначала ты с ним согласилась встретиться?

— Да только чтоб отстал! — она ощутила, что лицо опять начинает пылать, — У меня сложилось впечатление, что он попросту прибьет рыжего…

Кирилл коротко усмехнулся.

— А у этого дегенерата сложилось впечатление, что ты его намеренно кинула, что ты его дразнишь… И потом, браслет тот… не следовало тебе его так демонстративно швырять.

— Ну, знаешь, — она ощутила мимолетную обиду, — Нас не обучают правилам поведения с психами. Может, мне еще перед этим Громовым извиниться? За некорректное поведение…

— Постой, — напряженно сказал Кирилл, — Громов, говоришь? Он сам тебе так назвался?

Она молча пожала плечами, потом вспомнила, что специально захватила с собой «визитку», чтобы продемонстрировать ее Кириллу, и извлекла ее из сумочки.

— Может, тебе его еще и описать? Выглядит как типичный «браток». На пальцах печатки, на шее цепь толстенная… — невольно поморщилась, — Довольно молодой, думаю, не старше тридцати. Светловолосый, голубоглазый. Нос как у боксера — думаю, ему его когда-то ломали, может, не один раз… в общем, кабан откормленный.

— И ездит на черном БМВ, — негромко добавил Кирилл.

Она похолодела.

— Откуда ты его знаешь?

Кирилл усмехнулся, но как-то холодновато.

— Да кто ж не знает Гошу «Громобоя», «правую руку» Юры «Гвоздя»? Отчаянный, между прочим, паренек… — опять бросил на Ольгу короткий взгляд, — Успокойся, лично я с ним не знаком. Просто персона этот «Громобой» довольно известная… в узких кругах.

— Прекрасно, — пробормотала она, — Значит, я должна быть польщена, что на меня обратила внимание такая «известная в узких кругах персона»?

Кирилл притянул ее к себе и коротко поцеловал в губы.

— Не обижайся… но твоя способность попадать в истории поистине уникальна.

Ольга отвернулась к окну, все-таки слегка обидевшись.

— Повторяю, ты мне вовсе не обязан помогать. Папа заключит с вашим агентством договор по всей форме…

— Посмотрим, — уже без улыбки сказал Кирилл, — А сейчас едем к «гюрзе», надо его ввести в курс. К тому же, у него есть номер телефона Ручьёва, по которому с ним можно связаться в любое время… а без санкции шефа лучше не действовать. Разве что в самом крайнем случае.

— А моя мама? — тоскливо спросила она, глядя на четкий профиль Кирилла.

— Вряд ли твоей маме что-то реально угрожает. Но на всякий случай позвони ей, -Кирилл протянул ей мобильник, — Пусть без надобности пока из дома не выходит и дверь подозрительным личностям не открывает.

А вот тебе сейчас домой возвращаться нельзя.

* * *

…Орлов, по обыкновению, был само обаяние и сама приветливость.

— Черт возьми, ребята! Как я рад снова видеть вас вместе!

Ольга не могла не улыбнуться в ответ (наверное, на белом свете не существовало человека, который остался бы равнодушен к такой улыбке «гюрзы») и даже позволила Дмитрию вполне галантно (и невинно) чмокнуть себя в щеку.

— Мы тоже почти счастливы, «гюрза», — улыбка Кирилла, увы, была несколько натянутой, — Если б не один крошечный нюанс…

Дмитрий моментально посерьезнел.

— Я все понимаю. Так просто вы бы не пришли… Но проходите, — широким жестом гостеприимного хозяина указал в сторону единственной комнаты своей «хрущобы», — Сейчас организуем чайку и все обсудим, так?

Ясный, чуть смешливый взгляд светло-шоколадных глаз остановился на ее лице, и она опять не сумела сдержать легкой улыбки — из всех друзей Кирилла Орлов был, пожалуй, самым обаятельным.

Наконец, все втроем устроились за столом в обставленной скромно, тем не менее очень уютной комнате, и Орлов снова — уже без улыбки — посмотрел на Кирилла.

— Ну валяйте. Нагружайте верного друга своими проблемами.

Кирилл слегка усмехнулся.

— Давно не участвовал в разборках с братвой, Димон?

Взгляд Дмитрия стал более пристальным.

— А что, предоставился шанс поучаствовать?

— Предоставился шанс разобраться, — спокойно ответил Кирилл, — С одним авторитетом. О «Громобое», думаю, слышал?

Теперь усмехнулся Дмитрий. И тоже довольно холодно.

— Больше, чем вы, ребята, думаете. Не только слышал, но и баланду с ним хлебал… недолгое время, — он бросил на Ольгу короткий взгляд. Она еле заметно кивнула — от Кирилла ей было известно, что «гюрза» год провел в местах, не столь отдаленных, по обвинению в превышении пределов необходимой обороны и неосторожном убийстве. Позже обвинения с Дмитрия по протесту, вынесенному прокуратурой, сняли… да кто еще снял бы горькую накипь с его души? — Так вот, Гоша Громов одно время парился в СИЗО. По пяти или шести, точно не помню, пунктам обвинения. Контрабанда, вымогательство, тяжкие телесные… вроде даже, пардон, Оленька, изнасилование (она почувствовала, как Кирилл сильнее стиснул ее ладонь). В результате же, ребята, не смейтесь, осталось одно обвинение — в незаконном хранении огнестрельного оружия. Заметьте — не ношении даже, а всего лишь хранении!

Кирилл согласно кивнул.

— «Условкой» отделался?

— И тут же под амнистию попал, — «гюрза» невесело усмехнулся, — В связи с чем и судимость с него сняли… Ну, ладно, — он взъерошил пятерней свою густую соломенную шевелюру, — Дела это прошлые… Сейчас «Громобой», вроде, у «Гвоздя» на подхвате… Кто-то вроде его первого зама. И что, на кого-то он наехал?

— Именно. На нее, — подтвердил Кирилл.

— На тебя?! — лицо Дмитрия, повернувшегося к Ольге, выражало неподдельное изумление, — И в связи с чем же? Неужто и тебя, красавица, потянуло в коммерцию?

Теперь уж и она не могла сдержать смешка.

— Из меня такой же коммерсант, как из вас, ребята, солисты балета.

Кирилл фыркнул и едва не расплескал чай из кружки, поднесенной к губам.

— Да уж, — удрученно заметил Орлов (в его глазах опять замелькали смешинки), — Бились, бились со мной лучшие хореографы страны, да так ничего и не добились… Плохой из меня танцор…

— Брось, «гюрза», -сдавленно, еле сдерживая смех, попросил Кирилл, — Все, между прочим, гораздо серьезней…

И Дмитрий мгновенно посерьезнел (хотя Ольга подозревала — все же не до конца).

— Тогда в чем дело?

— Не в «чем», а в «ком», — Кирилл поставил чашку с недопитым чаем на стол и, ненадолго повернувшись к Ольге лицом, опять посмотрел на Орлова, — В ней самой.

— Ясно, — вздохнул Дима, — Значит, все, как в песне поется — нельзя, мол, быть на свете красивой такой и при этом не лежать в постели нашего мордатого казановы… все так?

Она ощутила, что краснеет, и краем глаза уловила, что и щеки Кирилла (по-юношески бархатистые) покрыл легкий румянец.

— Понятно, — Орлов скрестил руки на груди, — И насколько далеко все зашло? По-видимому, далеко?

— Он… угрожал мне сегодня, — неохотно выдавила она из себя, — Кислотой.

— Чем? — Дмитрий вскинул брови.

— Угрожал, что «умоет» ее кислотой, — негромко пояснил Кирилл, — И не только ее, но и ее маму…

— Если я с ним… в общем, не полечу в Турцию. На отдых.

— Все ясно, — вздохнул «гюрза», — Случай тяжелый, налицо явная патология… хотя, — с прищуром посмотрел на нее, — Отчасти я бедолагу понимаю…

«Но у тебя на его месте было бы куда больше шансов, несмотря на отсутствие толстой золотой цепи на шее и черного БМВ», мелькнула у Ольги «крамольная» мысль, и, похоже, она снова чуточку покраснела.

— Только одно неясно, — добавил Дмитрий, — Как ты с ним ухитрилась пересечься, а? Через кого-то из подруг?

— Да через этого рыжего недотепу, — с досадой сказал Кирилл, — Он ухитрился влезть аккурат под колеса громовской «тачки»…

— Громов бы его просто… убил, по крайней мере складывалось именно такое впечатление, — тихо сказала Ольга, не глядя ни на Дмитрия, ни на Кирилла, — Ну я и вступилась…

— И пообещала с ним поужинать, — «невинно» заметил Кирилл.

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Я же тебе говорила — только чтоб отстал!

— Все понятно, — усмехнулся Орлов, — Вот еще один человек, познавший на своей шкуре, куда ведут благие намерения и что ни одно доброе дело безнаказанным не остается…

— Ладно, — Кирилл легонько приобнял ее за талию и опять посмотрел на Орлова, — Давай по существу. «Ржевский» нам поможет или своим силами придется?

Орлов пожал плечами.

— Кто способен предугадать мысли шефа? Но, что бы он ни решил, — ей опять была подарена супер-обаятельная улыбка, — Ты, детка, не волнуйся. Двое защитников — Студент и я — уже на твоей стороне.

— И это, между прочим, немало, — добавил Кирилл вполне серьезно.

* * *

3.

…Проснулся он с дикой головной болью, сухостью во рту, дискомфортом в желудке и прочими «прелестями» похмельного состояния. Причем, лежащим поперек кровати, да еще и в верхней одежде — рубашке от Кардена (шелковой) и брюках от своего французского костюма.

Однако, ботинки аккуратно стояли в уголочке. В том состоянии, в каком он, «Громобой», вернулся из турне по ночным заведениям, вряд ли он был способен даже шнурки на своих ботинках развязать.

Следовательно, братва, доставившая его до дома, помогла. Надо ребятишкам премию выдать за заботу…

…Шаги. Светка, домработница. Ладненькая такая, аккуратная симпампушечка.

— Доброе утро, Игорь Анатольич, — на румяном личике приветливая улыбка.

Он бросил взгляд на свой «Ролекс» (опять же, лежащий на месте, на прикроватном столике).

— Скорее день, — сел на кровати.

Светуля, добрая душа, понятливая и расторопная, уже вкатывает в спальню столик на колесиках, а на столике — кофейник, плюс просто стакан с холодной водой и пара таблеток «Алка-Зельцера» (наивная душа! Пусть этой химией немцы или кто там еще травятся, а у русских, как водится, клин клином вышибают… В баре обязательно на такой случай стоит «пузырь»…

— Спасибо, лапочка, — буркнул Гоша, — Свободна покуда… но будь неподалеку!

Кивнула понимающе и бесшумно удалилась.

До туалета он добрел с трудом, потом направился к бару… после этого жизнь уже не казалась такой беспросветной.

Даже аппетит появился.

Вызвал опять Светку. Ну, у той уже все горячее, с пылу, с жару… плюс ледяная бутылочка «Тинькофф».

Черт, что-то он, Гоша Громов, в последнее время частенько надирается… А все почему? Нет, точно порчу на него навели… Когда это было, чтобы он из-за бабы (да нет, девчонки почти!) так мучился? Вот и вчера почему нажрался? Как вспомнил ее взгляд, которым она его окинула, уходя… прямо хоть в петлю!

И не нашел ничего умнее, кроме как совесть свою нечистую водкой заливать (или виски он вчера херачил? Точно… то-то во рту омерзительный привкус самогонки…) Да потом еще и дозу нюхнул, шлюха какая-то предложила. Эта же шлюха ему долго и подробно объясняла, что на него, «Громобоя», и впрямь навели порчу… враги, конечно.

А он в этот бред поверил? Черт, тут и не в такой бред поверишь! Шеф заявил, что у него, «Громобоя», башню снесло, но шеф даже сам не догадывается, до какой степени… (А узнал бы — пожалуй, от дел бы своего первого зама отстранил, в санаторий бы отправил для нервных психов…)

Хотя, может, все еще образуется? Девчонка-то, в конце концов, дала согласие с ним уехать — к морю, к солнышку, в почти райское местечко… Поумнела, выходит. Или это оттого, что он, фигурально выражаясь, нож ей к горлу приставил?

Да ладно! Есть, мягко говоря, чудаки, попросту не понимающие своего счастья. Вот и девочка эта… Уж он-то, «Громобой», ей сумеет доказать, как правильно она поступила, согласившись на его предложение.

Он ведь куколку не на одну-две ночки хотел. Он хочет ее уже пока не надоест. Да, именно. Чтоб вся братва полюбовалась, чтоб все слюной изошли… Он ее и разоденет, и личного стилиста с личным массажистом ей наймет, цацками увешает, он…

Стоп. А что он, собственно, размечтался? Кто даст гарантию, что сучка вчера, наплевав на его угрозы, не помчалась-таки в милицию? Ну, кто?..

Да сами ж менты, мать их ети! Если б она на него, «Громобоя», заявила, то первой же звоночек сделали бы… кому?

Верно. Ему. Ему им же прикормленные собачки ментовские и позвонили бы…

…Услышав трель мобильника, «Громобой» даже, похоже, чуть не вздрогнул (вот до какой степени себя накрутил, а?) Нервы абсолютно ни к черту. Хотя с похмелья обычно так и бывает…

Громов неверными пальцами ухватил телефонную трубку (даже не взглянув на определитель номера), пробубнил: «Але-у»,

…а в следующую секунду едва не подскочил в кресле, где устроился, словно получил этакий бодрящий душ. Холодный.

— Игорь? — мелодичный и мягкий женский голос. В последнее время лишь один человек (одна девушка, так точнее) называл его Игорем. Но как она узнала номер?

В следующую секунду «Громобой» облегченно перевел дух — ну, точно, с похмелья «крыша» у него слегка сдвинулась — он ведь в каждой своей визитке, что прикладывал к подаркам, этот номерок специально красным маркером помечал! Правда, уж и разуверился, что она позвонит…

Однако позвонила куколка. Как говаривал один бывший Гошин кореш, «мир полон чудес».

Хотя при ближайшем рассмотрении никаких особенных чудес-то и нет. И звонок Оленьки Снигиревой есть лишь результат вчерашнего внушения, сделанного Гошей распрекрасной, опять же, Оленьке…

Хотя, что греха таить? Приятно… весьма, весьма… сознавать, что эта красотка все-таки не совсем дура…

— Игорь? — уже менее уверенное, — Вы меня слышите? Это Ольга… Ольга Снигирева.

— Да-да, конечно, — пробормотал «Громобой» поспешно — черт, размечтался! — Да, Оля, прекрасно слышу…

— Ваше предложение… оно, думаю, остается в силе?

Его… предложение? А, ну конечно, поездка к морю… Она еще спрашивает? Вопрос в другом — не передумала ли девочка?

— Конечно, в силе, — уверенно ответил Гоша, — Между прочим, чем быстрее мы уладим формальности, тем быстрее улетим.

— Как раз насчет формальностей я и звоню, — ее голос повеселел или это ему только показалось? — От меня требуется загранпаспорт или что-то еще?

Неожиданно Гоша проникся глубокой нежностью к этой святой простоте. Какие, на фиг, паспорта? Фигня эти формальности, когда есть «бабки»… она ему нужна! Только она! Собственной персоной, только и всего…

Так нужна… ну, мочи нет! Просто необходима!

Но… ладно. Он согласен потерпеть. День или даже два. Что, теперь это играет значение, что ли? Ни малейшего!

А вообще девочка кое в чем права. Кое-что оформлять придется — к примеру, билеты на самолет (первым классом, разумеется. Иным «Громобой» в течение последнего времени и не летал…)

Он опять взглянул на часы. Что ж, права лапочка — улаживанием всей этой бюрократической тягомотины можно начать заниматься прямо сейчас…

А после… «Громобой» даже мечтательно прикрыл глаза. После… она уж наверняка ломаться не станет, когда он ей предложит пообедать тут. У себя. Да, именно здесь.

Его Светулик расстарается — за дополнительное вознаграждение она способна чудеса творить! По этой причине Гоша даже относился к ней с уважением, и хоть бабенка она еще не старая (всего-то тридцать три) и очень аппетитная, ни на каких интимных услугах не настаивал, ибо шлюх-то кругом полно (в последние годы их, пожалуй, даже избыток), а вы вот найдите такую домработницу — шуструю, расторопную, работящую, да еще чтоб готовила лучше всех этих хваленых дорогостоящих поваров с дипломами! И при этом с первого взгляда предугадывала желания хозяина, и нос не совала, куда не следует, и языком не трепала…

Сокровище, словом. Истинный клад — его Света. Он бы, наверное, даже женился бы на ней, если б не знал, как бабы меняются в худшую сторону после замужества (у «Громобоя» имелся, увы, горький опыт — как-никак почти пацаном (двадцати одного тогда даже не исполнилось) охомутала его одна курва, о которой он иначе, как с зубовным скрежетом сейчас и не вспоминал).

К тому же Светка была замужем. Причем, за человеком, абсолютно никакого отношения не имеющим к братве. «Ботаником» очкастеньким, инженером-конструктором…

«Громобой» порой удивлялся — ну, что такая во всех отношениях славная бабенка нашла в щуплом инженеришке с грошовой зарплатой? Ладно, был бы ее муж адвокатом, к примеру… Громов отнюдь не питал предубеждения к этой братии — в свое время его адвокатишка оказал ему поистине неоценимую услугу -когда Гоша был еще слишком молодой и глупый и не понимал — выскочек оч-чень быстро пожирают…

Конечно, за свою услугу тот адвокат (по фамилии Иванов, а по имени-отчеству Семен Абрамович) ободрал «Громобоя» как липку, но… деньги, в конце концов, дело наживное. Да ведь скольких ментов (похеривших вещдоки), прокурорских следователей (несколько изменивших протоколы допросов свидетелей) и, наконец, судейских крыс (попросту не принявших во внимание в качестве доказательств его, Громова, вины определенных обстоятельств дела) пришлось этому Абрамычу подмазать!

То-то.

Деньги, в конце концов, что? Правильно, дело наживное. А вот свобода — это штука, как выяснилось, дорогая…

За решеткой находясь, много «бабок» не наваришь. Конечно, есть авторитеты, которые своими бригадами (или группировками) и из-за решетки ухитряются управлять, но таких единицы. Он, «Громобой», подобного авторитета пока не заработал.

— Так мы увидимся сегодня? — это опять его пассия. И снова в голосе — легкая неуверенность.

Ладно, сделаем скидку и на возраст (по словам подружки Гали, девочке лишь недавно исполнилось двадцать) и на наивность ее — имевшей дело до него, «Громобоя», лишь со студентиками…

Громов опять посмотрел на часы, прикинул, сколько времени у него уйдет на то, чтобы привести себя в порядок и предстать перед куколкой если не в отличной, то хотя бы сносной форме… наконец, принял решение.

— Через два часа, Оля. Встретимся через два часа.

Короткая пауза. У нее что, другие какие-то неотложные дела? Да что может быть неотложнее встречи с ним, «Громобоем»? Нет, девочке еще учиться, учиться и учиться…

Впрочем, что научится она быстро, Гоша понял, услышав:

— Хорошо, Игорь, — черт, умеет же, стерва, нежным голоском ворковать, когда захочет! — Через два часа я вас буду ждать на Кленовом бульваре, знаете, рядом с каменной скульптурой дельфина?

Он чуть напрягся. Да там, на этом бульваре, такие скульптуры, что хрен поймешь, что они изображают! То ли гномов, то ли жаб, то ли беременных баб. Авангард хренов! Впрочем, дельфин или что там еще за фигня — это уже не так важно. Ольгу-то он с жабой или рыбой не спутает…

— Значит, договорились, — покладисто ответил «Громобой», ибо, не являясь законченным идиотом, прекрасно знал — порой бабам (если хочешь чего-то от них добиться) надо подыгрывать. Да и какая разница, куда он подъедет на своей БМВшке, чтобы Ольгу забрать с собой (от этой мысли даже сердце заныло, так сладко-сладко заныло…)

Закончив разговор с Ольгой, он немедленно набрал номер Ирунчика — тоже мастерицы на все руки. Та в своей области не менее искусная умелица, чем Светик в своей — и массаж прекрасно делает, и маникюр с педикюром, и стрижет отлично, и бреет… А сейчас ему самому лучше за бритвенный станок не хвататься — почти наверняка порежется. К тому же, Ирка и компрессы на лицо умеет накладывать, чтобы исчезли характерная похмельная одутловатость и мешки под глазами.

Заодно его прическу подправит, ногти (и на руках, и на ногах) приведет в порядок… и даже сделает легкий, щадящий массаж.

Переговорив с массажисткой, Гоша снова позвал домработницу, сделал несколько распоряжений насчет сегодняшнего обеда (намекнув, что, возможно, будет не один, а с дамой). Светуля понимающе улыбнулась:

— Не сомневайтесь, Игорь Анатольич, все будет на уровне.

— Надеюсь, солнышко, — он тоже изобразил улыбку, этак ласково похлопал симпампушку по упругой щечке и направился в джакузи — отмокать перед приходом Иришки — к слову, тоже ведь довольно привлекательной и еще молодой бабенки…

* * *

4.

Положив трубку, она, наконец, перевела дыхание (щеки пылали) и посмотрела на находящихся в квартире Димы Орлова мужчин.

Первым ей ободряюще улыбнулся Ручьёв.

— Отлично, Оля. Ты держалась превосходно.

— Явный драматический талант, — пробасил Смоленцев.

Дима Орлов ей озорно подмигнул и поднял вверх сложенные колечком пальцы — мол, все о’кей.

Давидов по обыкновению тонко и таинственно улыбался.

Кирилл мрачно изучал коротко остриженные ногти на руках, наконец, вскинул голову, но обратился не к ней, Ольге, а к своему шефу.

— Может, на этом и закончим, Сергей Саныч? Я имею в виду, что Ольге совсем не обязательно непосредственно участвовать в задержании «Громобоя», мы прекрасно можем взять его и без нее!

Сейчас он выглядел очень серьезным. Она приблизилась к нему, положила руки ему на торс. Кирилл, в свою очередь, обнял ее за плечи и несильно прижал к себе.

— Но меня же будут страховать, — возразила она не слишком уверенно. — И потом Громов, судя по всему, ни о чем не подозревает…

Кирилл чуть поморщился.

— Такие подозревают постоянно, как ты не понимаешь? И отовсюду ждут подвоха! Или ты наивно думаешь, что он будет безоружен?

— Ну… — она отстранилась от Кирилла, отошла к дивану и присела рядом с Дмитрием. Тот коротко глянул на нее, после чего тоже обратился к Ручьёву:

— В самом деле, Сергей Саныч… Студент, может, прав?

Ручьёв пожал плечами, потом взгляд его пронзительных серых глаз остановился на ее лице.

— Кирилл абсолютно прав только в одном — рисковать собой ты совершенно не обязана… даже если этот риск мы сведем к минимуму.

— Но не к нулю! — жестко возразил Кирилл, а она вновь почувствовала, что начинает краснеть.

Разумеется, понять его можно — особенно, после сегодняшней ночи в квартире Орлова (деликатный «гюрза» (настоящий друг) ушел ночевать к Смоленцеву),

…однако, как только она вспоминала, какому унижению подвергнул ее вчера «Громобой»,

…и думала о том унижении, которому он мог бы ее подвергать, подвергать и подвергать…

— Так, — негромко сказал Ручьёв, — Твои чувства, Кирилл, мне прекрасно понятны… — мельком посмотрел на Кирилла, отошедшего к окну.

— Да всем понятны, — буркнул Смоленцев, — Только по мне ты, Студент, обжегшись на молочке, дуешь на воду. Этого авторитета мы возьмем очень аккуратно и быстро…

— Не сомневаюсь, — Кирилл опять вскинул голову и обвел взглядом находящихся в комнате, — И без моей девушки!

Ольга вдруг подумала, что Кирилл ведь самый молодой из штатных сотрудников охранно-сыскного агентства «Феникс», самый молодой и самый… милый,

…и поймала себя на сильном желании подойти к нему, обнять и попросить остальных… попросту уйти. Пусть играют в свои мужские игры, ей же нет никакого дела до зарвавшегося, ошалевшего от вседозволенности и безнаказанности авторитета…

Она так соскучилась по своему славному кареглазому «горцу»… и плевать на остальное!

— Кир, — тихо сказала она, не глядя сейчас ни на кого, кроме Кирилла. — Ты же будешь рядом со мной!

Он не слишком весело усмехнулся.

— И в крайнем случае заслоню тебя своим телом, конечно…

— Дан приказ ему на Запад, — меланхолично пропел Орлов, и Олег Давидов слегка засмеялся.

Ручьёв закурил свой неизменный «Данхилл», выпустил струйку дыма в сторону открытой форточки, после чего демонстративно посмотрел на свои часы-браслет.

— Ну, так… господа и дама. Тебе, Оля, придется принять решение и побыстрее. Ибо, какой бы вариант мы не использовали, нам нужно еще время на подготовку. А времени — в обрез… Или звони Громову снова, говори, что у тебя изменились обстоятельства и сегодня ты с ним увидеться не сможешь. Правда, не знаю, что «Громобой» в этом случае может выкинуть…

— Вот только давить на нее не нужно, Сергей Александрович! — щеки Кирилла снова заалели, и она, приблизившись к нему, мягко взяла его за обе руки. И, обернувшись, кивнула Ручьёву.

— Я за первый вариант, — после чего, привстав на цыпочки, чмокнула своего высокого возлюбленного в щеку, — А ты меня страховать будешь… абитуриент.

* * *

5.

Да, его девочки поистине творили чудеса… Через пару часов он не только выглядел именно так, как, по его мнению, и подобает выглядеть хозяину жизни, но и ощущал себя значительно более бодрым и посвежевшим.

Надев свежую сорочку (к счастью, ворот этой сорочки не предусматривал нелюбимого «Громобоем» галстука-«удавки»), он уже собрался набросить пиджак… но неожиданно взгляд упал на знакомую портупею с уютно устроившейся в кобуре «Береттой», и «Громобой» испытал легкое замешательство.

Конечно, следовало «пушку» оставить дома — девочку, с которой он собирается встретиться, эта игрушка, по меньшей мере, может смутить (а то и просто испугать… хотя девчонка-то, похоже, не из пугливых, учитывая то, как спокойно она вчера держалась, когда он демонстрировал ей «опыт» с кислотой), однако…

Черт, он же без своей «Беретты» ощущает себя почти голым и, что хуже, едва ли не беззащитным!

Или взять с собой «Черныша» (Валерку Чернова), исполняющего функции и извозчика, и охранника?

И от кого ж он станет его, Гошу, охранять? От хрупкой студенточки? Да это уже самая настоящая паранойя!

Некоторое время «Громобой» просто стоял в задумчивости. Он что, покушения на свою драгоценную жизнь боится? В этом случае, пожалуй, следует и бронежилет нацепить… Да что это с ним, в самом деле? Никто, насколько ему известно, ни из знакомых группировок, ни из собственной (из тех, кто, «Громобой» знал, мечтает занять его место) не собирается на него покушаться… в данный момент, по крайней мере.

А если его захотят задержать бравые молодчики из РУБОПа или ГБ, никакая «Беретта» не поможет — навалятся толпой, ублюдки с автоматами, маски, понимаешь, шоу устроят, затейники…

Что ж, с их братией (то бишь, братвой) время от времени подобные неприятности случаются. Приходит на смену окончательно зарвавшемуся коррумпированному генералу другой — менее коррумпированный (поначалу, разумеется) и более рьяный и, созвав совещание, начинает грохотать кулаком по столу, вращать выпученными глазами и трубить, как самец оленя в брачный период, что пора, наконец, покончить с организованной преступностью…

Ну, а подчиненные, взяв под козырек, рысью трусЯт искать козла отпущения. И, безусловно, находят. И даже ненадолго водворяют за решетку… Потом, разумеется, подавляющее большинство таких «козлов» выпускается на свободу, однако, «Громобою», в свое время попробовавшему тюремной баланды, очень не хотелось дегустировать ее снова…

Он тяжело вздохнул (от таких мыслей приподнятое настроение, конечно же, чуток упало), уже без колебаний надел кобуру с пистолетом (предварительно, разумеется, проверив, полна ли обойма) и, наконец, набросил пиджак.

После чего, прихватив ключи от «тачки», легко сбежал по ступеням, ведущим в холл его уютного коттеджа из красного кирпича…

* * *

Подъезжая к Кленовому бульвару, Гоша бросил взгляд на часы. Кажется, он поспешил, наверняка куколка еще не подошла…

Припарковавшись (по всем правилам, там, где парковка разрешена), он вышел из БМВ и направился к аллее. Так, и где же этот пресловутый дельфин? Ага… похоже, вон какая-то уродливая гранитная глыба с хвостом, а неподалеку скамеечка, и на скамейке…

Она. Прелестная и юная, облаченная в летний комплект, состоящий из маечки-топ и штанишек до колен… Комплектик-то фигня, копеечный, но вот фигурка… куда там до нее «вешалкам» с подиума!

Снова его бросило в жар. Он даже вспотел слегка, пока подходил к той хлипкой лавчонке, на которой устроилась Ольга с глянцевым журнальчиком в руках, который рассеянно (сразу ясно — от скуки) пролистывала.

Решительно не обращая внимания на какого-то грязноватого хиппи, сидящего на некотором расстоянии от нее. При взгляде на паренька «Громобой» даже поморщился — драные, прорезанные на коленях, джинсы, майка с физиономией ублюдочной — волосатой и бородатой — рок-звезды… На ногах — немыслимые стоптанные сандалии, на длинном носу — кошмарные розовые очки, а патлы до плеч этак педантично заплетены во множество косичек.

Похоже, мальчик уже конкретно обдолбался — непрерывно жует резинку и этак меланхолично сворачивает косяк из клочка газеты. На красотку, сидящую в метре от него, чуваку, похоже, просто плевать — ясно, готовится выйти в астрал…

«Громобой» даже тяжело вздохнул — и это наша молодежь? (как любил порой удрученно ввернуть его шеф, «Гвоздь», если кто-то из молодого поколения братков выкидывал фортель).

— Здравствуй, Оля, — вот так. С широкой улыбкой. И даже букетом роз, который- не удержался, купил по дороге.

Она тут же отложила журнал, подняла голову, улыбнулась в ответ — правда, не столь широко. Пацан (а на вид ему было… ну, не больше двадцати) тоже немытую свою башку вскинул, с видом деревенского идиота пялясь на него, «Громобоя», даже рот чуть приоткрыл, а в уголке рта — слюна… Кошмар! Гоша испытал мимолетное, но сильнейшее желание врезать-таки этому обдолбанному хиппи по морде, чтоб чуток привести в сознание…

Но, разумеется, сдержался. Ольга бросила на парня короткий взгляд (не брезгливый, а какой-то опасливый) и встала с лавчонки. Взяла цветы, даже слегка зарделась…

«Громобой» подумал, что сейчас сам, похоже, улетит в свой «астрал», глядя на эту неземную красоту… Волосы Ольга на сей раз распустила по плечам — какими чудесными, отливающими темным золотом волнами они струились… А уж глазищи ее, оттенка грозовых туч, огромные, с поволокой, чуть затененные длиннющими ресницами… Нет, они просто сводили его с ума!

Тем временем Ольга очень непринужденно (и для Гоши, признаться, неожиданно) взяла его под руку. Снова улыбнулась.

— Ну, Игорь, куда направимся?

— Начнем… улаживать формальности, — ответил он немного сипло, ибо голос от волнения (абсолютно для него, «Громобоя», нехарактерного волнения) подсел.

И повел Ольгу к своей сверкающей черной БМВшке (сегодня отмытой и отполированной особенно тщательно).

Попавшиеся им навстречу двое явно не совсем трезвых работяг в замызганных спецовках, едва завидев Ольгу, тут же прекратили базарить. Один — патлатый — даже языком нагло поцокал- ну что, мол, за девочка! Ему б такую кралю!

«Не про вашу честь», высокомерно подумал «Громобой» и уже нащупал в кармане ключи от тачки, до которой оставалась какая-то пара шагов, как вдруг абсолютно неожиданно услышал за спиной:

— Гоша! Блин, чувак, ты что ли?

«Громобой» машинально обернулся и увидел, что тот самый патлатый молодой мужик спешит прямиком к нему. Даже руки расставил — похоже, от избытка чувств намереваясь его, Гошу Громова, обнять…

— Это ваш знакомый? — удивленно спросила Ольга.

«Громобой» невольно поморщился. Лицо парня показалось ему действительно уже где-то виденным, однако, где и когда? Громов поднапрягся…

…и похолодел. Точно. Видел, видел он этого подонка. Видел несколько лет назад. На нарах, мать его ети, видел! Вот только сейчас, в присутствии ангельски красивой девочки, с которой Гоша уже планировал провести остаток дня, причем провести приятно, такой встречи ему и не хватало. Так сказать, для полного счастья.

Он резко отвернулся и уже сам взял Ольгу за предплечье.

— Идем. Этот пьяный придурок наверняка обознался.

Ольга приподняла свои изящные бровки, но промолчала.

Гоша, наконец, приблизился к «тачке» и уже вознамерился открыть дверцу, как по его плечу весьма бесцеремонно постучали.

«Громобой» резко обернулся. Господи! Этот патлатый придурок, этот дебил стоит, как ни в чем не бывало, и скалится в ухмылке.

— Не узнал, кореш? Ну неужто не узнал, а? Димон я! Димон! Ну ты даешь, чу…

Громов, не смотря на то, что в полушаге от идиота маячил его собутыльник с крайне непрезентабельным пакетом в руках, сгреб слишком дружественно настроенного придурка за грудки и приблизил свое холеное лицо к небритой морде.

— Я. Тебя. Не знаю, — прошипел «Громобой», — Не знаю и знать не хочу. Так что исчезни немедленно, если не хочешь проблем…

Физиономия работяги разочарованно вытянулась.

— Вот так, да? Так? Когда-то вместе хлебами баланду…

— Девушка! — раздался еще один мужской голос. Молодой, чуть глуховатый. Гоша на секунду отвлекся от патлатого, обернулся и увидел спешащего к его БМВ «хиппи», в руке которого был глянцевый журнал, оставленный Ольгой на скамье.

— Девушка, журнальчик-то свой вы забыли! На лавке…

На носу парня розовых очков уже не было. И внезапно «Громобой», холодея, понял, что его лицо — открытое, чистое — отнюдь не физиономия «обдолбанного хиппи»…

«Обложили… Подставила -таки, сука», — это была последняя мысль «Громобоя» перед тем, как его правую руку, уже потянувшуюся к «Беретте», словно жесткие клещи перехватили, а в шею Гоше уперлась отвратительно твердая и холодная сталь.

— Только дернись — выстрелю, — услышал «Громобой» негромкое. Голос-то был тот же, принадлежащий некоему «Димону», вот только развязные, пьяноватые интонации из него напрочь исчезли.

Тем временем перед «Громобоем» возник товарищ «алкаша» — с браслетами в руках.

— Лапы на капот! — металлическим голосом скомандовал мужик, и тут Громов наконец вышел из оцепенения и, резко выбросив вперед ногу, сумел врезать тому, кто намеревался надеть на него наручники, в низ живота. После чего стремительно присел, рванулся и бросился прочь от своего БМВ (черт с ней, тачкой, собственная шкура дороже!) прямиком к припаркованному неподалеку паршивому «Москвичу», из которого как раз вылезал какой-то толстяк, по пути лихорадочно расстегивая кобуру под мышкой, чтобы все-таки извлечь свою «Беретту»…

Сзади раздался топот ног, стремительно приближающийся. И именно в тот момент, когда пистолет уже оказался у «Громобоя» в руке, Гоше была сделана умелая подсечка, и он упал на асфальт всего лишь в метре от вожделенного «Москвича», водитель которого, явный «тормоз» (каким чудом такие «тормоза» еще выживают в наше время?) застыл с разинутым ртом, наблюдая за разыгрываемой на улице драмой…

Громов зарычал от ярости, когда парень, являвшийся таким же «хиппи», как и сам Гоша, с маху прыгнул на тушу «Громобоя», от чего у него на несколько секунд потемнело в глазах, и этих секунд как раз хватило на то, чтобы его правое запястье хрустнуло под тяжелым армейским ботинком патлатого подонка, тоже подоспевшего вовремя.

Тут уж Гоша просто взвыл. «Хиппи» отошел в сторону, а патлатый — уже с «Береттой» «Громобоя» в руках (пистолет он разрядил на глазах у Гоши и весьма умело) спокойно скомандовал:

— Вставай, казанова. Закончились твои любовные, — ухмылка, — Похождения…