Февраль
Надо было задуматься, почему они меня достают. Соседи — и этим все сказано. Надо было бы найти выход скопившейся ярости, но сегодня все это в прошлом. Сегодня, я один из тех без вести пропавших, ушедших в безвременье в магазин за хлебом. Оставить отчий дом, оказалось проще, если за спиной нет более не завершенных дел и каких — то остатков амбиций. Нечто подобное остается в виде объедков на барском столе накрытом дешевой клеенкой, купленной в одном из бесчисленно — безликих «сРупермаркетов», которые расплодились нынче как чумные бараки в средневековье. В этих калечных заведениях сам черт ногу сломит, но сумеет не только найти себе индульгенцию, но и купить ее по акции. Многие ищут в таких местах оправдание своим порокам, и скупают алкоголь и прочий допинг в смежных к ним аптеках.
Я не задерживаюсь на одном месте надолго. Это путешествие в никуда, сродни мини — каникулам, которые уж слишком затянулись — пора завязывать. Мой путь перетекает из одного лимба в другой, и так до бесконечности. Круговорот бродяжничества без возможности сменить место дислокации в этом Где и Когда. Календарь никогда не врет, равно как и время, субстанция которого с каждым прожитым годом становится все более ощутимой, и принимает порой самые что ни на есть материальные формы. С метафизикой покончено, как только ты выползаешь из своей зоны комфорта. Остается лишь сугубая реальность, которая строго зафиксирована во всем что ты видишь и во всем что ощущаешь. Сугубая реальность лишена пластичности и всегда неизменна, даже если и происходят какие — то изменения, они не значительны по своему масштабу. Остаются фантомы, призраки прошлого, отпечатавшиеся в твоем подсознании. Такие, как: рухнувший дом или срубленное дерево, например. Ничто из этого не имеет ничего общего с тем метафизически — нездешним ожиданием Чуда. Настоящего, чистого как слеза младенца, хрустального и столь же хрупкого для воссоздания на этой стороне реальности.
Я продолжаю бродяжничать и искать ассоциации, скрытые от глаз обывателя. Будь — то витиеватые тропы, еще не обследованного до конца леса, или же странные надписи на стенах, оставленные не понятно кем и с какой целью. Я считаю подобное некой завуалированной навигацией, указателями, которые непременно приведут меня в правильные места.
Февраль, безусловно восставший из мертвых — воцарился в мире снующих туда — сюда людей-муравьев. Муравейник утопал в снегу и в ускоренном темпе погружался в царство Морфея. Угрюмые и без того лица, набирали какой — то нездоровый серый оттенок, ярко контрастирующий с красками лета, отображенном на каком — то заплеванном плакате на лицевой витрине близлежащей пивнухи. Двери питейного заведения редко оставались в статичном положении, работяги с завода напротив и просто любители Бахуса, яро препятствовали им в этом. Скрипели ставни широко распахнутых и когда — то наделенных стеклами оконных глазниц. Нынче они зияли своей слепотой, собирая где — то в глубинах концентрат самой девственной тьмы, выдать которую не могла даже сама Королевишна Ночь.
«Необходимо согреться», подумал я, вспомнив о том, что возвращаться по сути, было уже некуда. В квартире, почти сразу как я съехал, а на самом деле просто сбежал, трусливо, словно в горячечном бреду — поселился какой — то хмырь со своей свитой. Говорят, семья — всему голова, но я не такой романтик и никогда не мыслил стереотипами. Я спешно покинул свой дом, не задумываясь о последствиях. Моего возвращения никто не ждал и внезапно, как вспышка молнии в непогожий осенний день, ко мне пришло понимание — я стал героем некой, пока еще не написанной притчи, сквозящей со всех щелей своей мудростью и наглядно показывающей всю глупость и опрометчивость персонажей в ней описанных. А похолодало, тем не менее весьма существенно, руки и ноги просто костенели, словно я находился не на оживленной улице родного города, а в самых недрах ледяного ада, описанном в некоторых теологических трактатах.
«Прибиться что-ли к бомжам», подумалось мне, и сразу же другая мысль, перечеркнула сие своим — «А нахер я им сдался, еще от****ят и снимут последнее, тогда ваще каюк…» Вроде не гопники, но кто их разберет, какая никакая иерархия, чужих принимают с грехом пополам, стоит ли испытывать судьбу лишний раз? Ну как то так. Когда — то я умел сближаться с людьми на раз, как по щелчку пальца. Пресловутый навык коммуникации никогда не был так жизненно необходим.
Пустить всё по ****е и околеть или переночевать в подъезде? Время рокнрольной молодости прошло, как и легкомысленность тех, кто оставлял эти двери открытыми для всех. Понавешали эти треклятые кодовые замки, сверкавшие в свете фонарей, как иконостас на лацкане Леонида Ильича. Ничего не остается, буду ждать. Рано или поздно кто — то должен выйти или войти. Время вечернее, люди возвращаются со смен. Работать я никогда не любил и всегда находил героические оправдания своему безделью. Что посеешь, то и пожнешь, но даже теперь, я не отношу это к ситуации сложившейся вокруг меня. Ну его нафиг, это самоедство. Поэту вообще ничего не надо по жизни, все эти излишки и блага цивилизации только извращают дело его жизни. Достаточно и неба над головой, ггг. Мерзну еще больше, начинает идти снег, норовящий перерасти в настоящую метель. Злющая такая погодка и беспощадная, а я такой весь из себя, нонконформист. Идеалы прошлого быстро разрушаются под воздействием определенных обстоятельств, подчас от тебя независящих. Как зубы от кариеса, если их не чистить и не следить должным образом за их гигиеной. Никакой философии — чистая физиология. Причем монументально — несокрушимая. В моем случае, основополагающая. Все представления о розовом мире, взращенном с детства разрушаются, не оставляя и камня на камне, как древний Вавилон, когда ты остаешься наедине с самим собой и собственной ничтожностью.
Реинкарнация
Реинкарнация стучится в двери моего прозябания здесь, в этом месте где пустота стала синонимом забвения в комнате лишенной зеркал, отражений и оконных проемов. Все так же закрываются двери, натужно выдавливая протяжный скрип в пустоту, оседая на стенах. Стенание чужих шагов снаружи, промозглый вой февральского ветра бьется в навесной брезент рукотворного неба.
Я представляю чужой свет в соседних окнах, у них есть право выходить наружу, они берегут свой огонек, несут по жизни передавая эстафету новоприбывшим. Мне так и не удалось привыкнуть, но так тяжело сделать шаг за черту этого чуждого ниоткуда в безызвестность незнакомого никуда. Все смешалось и нет смысла отличать лица друг на друга похожих.
Смерть — самая страшная процедура в череде событий предстоящих пережить каждому человеку. Я часто ловлю себя на мысли о тщетности всего происходящего со мной и в мире, что меня окружает. Не могу отделаться от ощущения, что само мое существование очень сильно напоминает какой — то изощренный, завуалированный вариант троллинга неких высших сил. Однако, самобичевание не помогает, сказывается отсутствие каких либо эмоций. Пропади оно все пропадом! Кого — ты лечишь, пьяный мастер, здесь не к чему стремиться, материализм обвился своими щупальцами вокруг мыслей и самого нетленного, что может быть у человека — сознания. Бытие определяет сознание, но что если оно уже заражено догматами? Я против религиозного фанатизма, слепого следования вере, которая не подкреплена фактами и доказательствами ее истинной природы.
Существование человечества имеет ярко выраженную модель и каркас на котором оно строится. Все предыдущие и последующие поколения пустили здесь корни, тесно обосновавшись у края пропасти уходящей в самые недры ада, чернеющего под ногами проходящих во времени и уходящих на тот свет безымянными.
С рассветом атеизма пришли новые крайности и на горизонте возник новый Вавилон. Он возводился не спеша, постепенно закрывая своими исполинскими сводами небесные просторы. Спальные районы утопали в обилии многоэтажек, но все они были крошечными по сравнению с этим рукотворным Атлантом.
Лимб
Болезнь или нервное истощение
Одно название больницы где не лечат
Внутри себя ищу успокоение
И растворяюсь в собственном забвении
Если они не лезут в окна в течении дня, это не значит что ты не встретишь их в своих снах. Они всегда находят способы проникнуть в твою обитель. Слышимость замечательная: нижние беснуются с новой силой, а в тебе множатся комплексы. Ты уже не тот бесстрашный оратор, что был раньше и начинаешь говорить шепотом, осваиваешь азбуку Морзе и учишь язык жестов. «Не слышу, не говорю и не вижу» — уже не срабатывает, здесь — множество раздражителей обретающих форму и жизнь в твоем воспаленном мозгу. Со временем им становится мало места и они просачиваются в твою квартиру через трещины в стенах, создают колонии во внутренних коммуникациях. Их голоса становятся громче, превращаются в какофонию издевательств и обозначают себя присутствием в твоих мыслях. Все что сокровенно, уже не свято, ибо свобода одной семьи попирается вседозволенностью другой.
Каждый из нас понимает свободу по разному, для меня она ограничивается проживанием в этой стране. Эти чудовища, монстры вылепленные из одного пластилина и они окружают меня со всех сторон. Кто — то очень хочет погасить в этом мире все источники света, этот кто — то не имеет имени и лишен желания что — то созидать. Он зациклил мое существование в одном и том же дне, чтобы процесс разрушения проходил быстрее. Геноцид ли это или очищение от скверны? Что есть зло, если абсолютно каждый индивид рождается под знаком Зверя и не понимает своей истинной, основывающей в конечном итоге его Я природы? Сущность зла воцарилась в самом существовании этой цивилизации. И быть может я, последний сохранивший в себе что — то иное, по настоящему архаичное, никогда вообще не существовал на их стороне реальности? Возможно ли так, что я с самого начала находился вне сферы их влияния и видимости? Если же это так, то это наверняка стоило больших усилий для Того, кто заточил меня в этой конспиративной квартире. Тогда, прежний я не понимал что это единственное благо из всех возможных даров Всевышнего. Муравейник наполнен мертвецами, скелетами с высеченными на их черепах ухмылками. Будучи изначально пауками в банке, они царапаются за поверхность рукотворного неба, подобно обитателям ада Данте.
Процедура
Правильные выводы ли я сделал? Вот почему — то именно сейчас настал такой момент, когда я не совсем в этом уверен. Не знаю что именно может сподвигнуть человека сделать шаг в неизвестность, конечно если только он не фанатик какой — нибудь идеи. Что — то такое незримое заставляет порой сделать реверс в противоположную сторону и оказаться на пороге давеча покинутого тобой дома. Ты просто возвращаешься к истокам, к тому кем ты когда — то был, к себе настоящему и вспоминая свое имя, просыпаешься у себя в постели постепенно понимая что возвратился в Детство и более нет нужды куда — то бежать сломя голову. Твое место всегда было и оставалось до сих пор незанятым в Детстве, да — да, где — то там в первых рядах все еще обитает твой фантом ввергнутый в некое подобие анабиоза. Это состояние, подобное летаргическому сну, а в некоторых случаях может быть классифицировано некими безымянными эскулапами как клиническая смерть. Пробуждение из Настоящего в Прошлое, это ничто иное как погружение в собственные воспоминания, но чтобы достичь конечного пункта назначения нужно отринуть и очиститься от скверны сегодняшнего дня. Сегодняшний день, в прочем, как и вчерашний, есть проекция в сонме бесконечных миражей нынешнего и последующего. Последующее, не всегда равнозначно будущему, потому — что зачастую может быть фатальным окончанием твоей очередной инкарнации Здесь и Сейчас. Если же нить связующая тебя настоящего, с тобой прежним оборвется, ты никогда не сможешь вернуться домой. Нужно во что бы то ни стало тянуться к своему Прошлому, собирать свою личность по крупицам, которые рассыпаны подобно бисеру на кафельном полу Вселенского морга. Ты должен стать подобен Лазарю, если хочешь увидеть настоящий рассвет, вдохнуть полной грудью Жизнь а не зациклиться в своем существовании. Вокруг меня фигуры, аморфные и безымянные, сгустки непонятной энергии стремящейся в бездну своей неизбежной энтропии. Они безымянные и лишенные личностных характеристик, питают этот сложившийся порядок в мире топливом собственной энергии. Энергия оных всегда зиждется на подчинении и страхе, замыкая невидимую цепь повторяющихся событий. Эти события безрадостны и сеют безнадегу на моем пути к самопознанию. Я не могу просто так выйти наружу и объявить внешним пределам войну. Нет, никаких запретов не существует, просто когда — то давно я потерялся внутри самого себя подписав негласный пакт о ненападении. Мне тяжело это признать, но я сдался на тот момент, и в последствии перестал чувствовать почву под ногами. Так или иначе наше существование не является Жизнью, это бытие овоща прикованного к инвалидной коляске. Мы наследуем наши будущие больничные койки с ремнями на поручнях и в очень скором времени становимся готовыми к перенятию очередной вахты.
Капельницы с физ — раствором и принудительная вакцинация, в последствии закончатся отповедью священника, хотя это конечно по желанию. Мне лично без разницы, что и как, если я не смогу в последствии договориться с самим собой, если я в конце — концов не смогу обрести гармонию своего Я.
Сегодня я решился выйти навстречу солнцу и был в очередной раз жестоко обманут, ветер бил мне в лицо, трепал нервы, превратив меня в Сизифа мчавшегося в гору на своем зеленом старом велосипеде. И когда я еле — еле добрался до дверей своего подъезда, я в сотый раз заглянул внутрь себя не обнаружив там ничего нового.
Декорации
Человек всегда меняется в худшую сторону и никогда наоборот. Эта аксиома доказанная временем, не дает мне расслабиться и отпустить себя при знакомстве с новыми людьми. Время ничего не значит, когда по истечении, к примеру, десяти лет, человек, которого ты считал своим лучшим другом, превращается в самого гнусного предателя когда либо существовавшего в истории человечества. Меряйте всегда максимальными величинами и не ошибетесь, делите на сто. И это происходило и происходит со всеми моими старыми и новыми знакомыми, которые волею судьбы набивались в близкое ко мне окружение. Ты никогда не можешь быть уверенным в своей свите, ибо момент когда оно перестанет тебя узнавать и считаться с тобой настанет неминуемо. Нет смысла, также связывать себя узами любви, потому что где — то глубоко в подсознании, ты уже знаешь что она от тебя уйдет еще раньше чем дружба и привязанность. Легче опуститься на самое дно своего потаенного существа и нащупать в сердцевине хитросплетений жизни незаживающую рану. Она зреет с годами и, более того, уже пустила свои метастазы с самого твоего появления на свет. Гниющий мир очистится, когда последний человек сдохнет и превратится в напоминание о самом себе. Мне достаточно того, чем социум себя окружил, будь то памятники или предметы архитектуры. Я гармонично существую в своем замкнутом пространстве, в своем закутке, где ничего не происходит и не меняется изо дня в день.
Чего уж говорить про ублюдков соседей и прочую шелупонь с которой ты просто вынужден делить свое личное пространство. Пространство. которое и так ограничено неписанными законами, такими как рождение и смерть. То, что по середине, не всегда можно охарактеризовать как Жизнь, в большинстве случаев, это ничто иное, как Существование. Существование, граничащее с выживанием, беспощадно Банальное и погруженное в бытовуху и рутину череды сменяющих друг — друга одинаковых дней. Нет смысла ссылаться на опыт и достижения меньшинства достигших какого — то эфемерного роста в своих духовных поисках. Мне не грозит заглянуть за завесу великой тайны, пока меня окружают двуногие вырожденцы многочисленного человеческого племени. Сколько миллиардов их уже на планете, а они все плодятся как кролики в брачный период, пора и честь знать. К большому сожалению, сокращение их поголовья, не в моей юрисдикции. А может быть, это банальная трусость, как знать…
Являясь ярчайшим представителем индивида — изгоя, я не сразу понял что же меня так тяготит и, попросту, не смог определить вовремя, что между мной и ими стоит непреодолимая глухая стена, этот DEAD END и тупик по совместительству, не дает мне надежды продолжить свой путь и оторваться от преследования. Мне никогда не удастся обойти их кордоны, и рано или поздно их цепные псы схватят меня за задницу. С каждым годом притворяться таким же как они, становится все труднее, и от того невыносимо больно просыпаться в мире, в котором отсутствует малейшая надежда хоть на какой — нибудь благоприятный исход.
Девять лет проведенных в школьном аду, сродни вечности, в каком — нибудь концентрационном лагере без права на помилование. Это существование овоща со всеми вытекающими, с бесконечными построениями и унижениями. Это время, когда цена на розовые очки становится недосягаемой для их приобретения. Это семь кругов ада, пройдя которые, ты оказываешься у разбитого корыта. Это поствоенный синдром в мире, который никогда не наступит. Единицы прошедшие весь этот путь до конца, всю эту обязаловку делать то, чего от них ждут другие, кто рангом повыше, обречены на очную ставку со своими личными демонами, и полагаю не многие воспользуются услугами этих лекарей души, и уж тем более еще меньше из низ тех, кто станет завсегдатаем церквей. Для большинства же, это время пролетит незаметно и не будет выделяться в их жизнях чем — то особенным. Они будут встречаться, вспоминать, потом создавать семьи и рожать свое потомство, которое в свое время примет от них эстафету. И жернова закрутятся с новой силой, запустив свой инфернальный механизм в мире повторяющихся событий.
И вот еще что, я не думаю, что какое — то «освобождение» вообще возможно. Порой же кажется, что клетка в которую ты помещен заварена с двух сторон и не существует ключа которым ее двери можно было бы открыть, равно как не существует самого отверстия для этого ключа. Реинкарнация повторится в бесконечный раз и ты перестанешь вообще что — либо мало мальски соображать и тем более понимать. А я, продолжаю собирать по крупицам свои воспоминания, что — то в них оплакивая (какие -то события и эпизоды), а что — то продолжая лелеять как последний шанс возвращения в Священное для меня Детство.
Отсчет
Я не знаю как реагировать, когда в тебя плюют. Более того, сейчас меня это меньше всего заботит. Церемония должна состояться, потому — что только так я смогу отомстить. Конечно, в этом деле мало теоретических знаний, но и регулярная практика не даст стопроцентных гарантий. Круг начертан и я в нем один. Не стоит беспокоиться, так и должно быть. Вчера я вырубил электричество во всем доме, соседи не должны догадаться к чему бы это. Мне хватило телепатической силы, чтобы отправить их всех к чертовой матери на тот свет. Здравствуй и прощай, ублюдок сосед, что называется. Прозит! Чернеющее пространство подъезда на первом этаже более не вызывало опасений, я запер входные двери. Сегодня ночью пришлых с той стороны не будет, мне не нужны соглядатаи, их и так хватает в стенах что здесь находились. Я слышу шебуршание их перепончатых крыльев внутри коммуникаций. На каждом этаже, особенно на верхних, явно что — то обитает. Впрочем, присутствие можно ощутить и на остальных этажах. Раньше, когда желание познания сверхъестественного было сильнее, я пытался вступить в контакт с сущностью обитавшей на них. Сейчас мне не это не нужно, я стал самодостаточен. Словно сосуд, что был полон только наполовину, я понял свое предназначение в мире, где все должно быть уничтожено. Только представьте, совсем скоро я смогу обрушить на них весь свой гнев, всю ту ярость, что копилась и зрела как гнойник годами. Вулкан не должен молчать, он должен извергать с небес камни на их головы и разрушить их города до основания. Вспышка! Всего лишь миг! В один присест они будут съедены до остатка, разложены на атомы и молекулы, став частью моего макрокосма. Вселенная — это я, растущий организм должен соблюдать режим питания в правильные часы. А я пунктуален, соблюдаю график. Начертанный круг на площадке четвертого этажа светился желтым пламенем, освещая застывшие тени, прильнувшие к его основанию. Я ухмылялся, предвкушая свое скорое перерождение. Это случится даже не вопреки, а назло здравому смыслу. Рациональность будет попрана в хаосе иррационального, которое я излучаю изнутри с Детства.
Между шестым и седьмым этажами, выращенный каким — то невообразимо инфернальным садовником, развивался кишечник, присобаченный металлическими скобами к основанию стены. Можно было почувствовать этот тлетворный запах гниения, по мере приближения к источнику невыразимого смрада. Так или иначе, я не считал сие чем — то экстраординарным, я провел здесь свое Детство и способен был удивляться лишь вещам обыденным и тривиальным. Тем не менее, свод моих настоящих интересов заключался в оккультно — мистической стороне бытия. Все остальное было не более чем ширмой,. за которой я скрывал свои будущие планы от настырных зевак, облюбовавших этот муравейник. В сущности, все они были лишены ассоциативного мышления. Их представления о существующем и по настоящему существенном в этом Где и Когда, терялось в груде мусора и иллюзиях наносного восприятия сущего. Модель их существования была списана предыдущими поколениями еще до их рождения, составив конструктор их судеб по единому трафарету. Именно поэтому, большинству из них так необходимо сохранять свою идентичность в Памяти Предков. Но их Тотем заброшен в глубинах этих квартир, теперь уже навсегда пустующих. Никто уже не принесет к нему свои подношения. Мир вашему праху! Я развеваю по ветру ваши чаяния и мольбы в надежде, что мы никогда больше не встретимся. Ни с одним из вас, ни в горе, ни в радости.
Говорят, что родственные души обретают второй шанс на воссоединение, в мире лишенном посторонних глаз. Я думаю, что это и есть настоящая Свобода, отличная от той, чей облик рисуют в глянцевых журналах и на телевизионных экранах. Свобода, лишенная рамок, не созданная воображением тех, о ком ты даже знать не знаешь. Их существование несущественно, как несущественно твое одиночество, если ты умеешь делить на два. Разделив свою сущность напополам, ты обретаешь спутника, который никогда тебя не покинет, в какой бы дыре в последствии ты не оказался. Пусть в братской могиле совершается Ритуал Погребения, этот мир постепенно, но верно превращается в сплошное кладбище, в нем никогда не было места для живых. Их участь предрешена и обозначена небольшим участком земли, где упокоятся их кости. Я должен идти дальше по битому стеклу, по рассыпанному вороху раскаленных углей прямиком в бесконечность, которая уготована мне и всем моим ипостасям и двойникам.
Циркуляция ветра на лестничных проемах становится интенсивнее, Таинство вершится. В скором времени я отправлюсь в свою сугубо личную Япония. Эзотерический Круг, что начертан подле меня, меняет свой цвет на ярко красный. Он пульсирует и равномерно мигает. Очень тяжело дышать, воздух становится спертым как на высокогорье. Закрываю глаза и начинаю отсчет. Десять, девять, восемь… Раздеваюсь до гола, медленно преодолеваю ступень за ступенью, короткий пролет, а я весь вспотел и дрожу в объятиях ветра, что развевает мои спутанные волосы. Неужели я до сих пор боюсь совершить начертанное, больше нет никаких оправданий, вроде «А ЧТО ЕСЛИ». Долгий ящик сомнений закрыт и находится в недосягаемости, к тому — же, я выбросил ключи и избавился от трупа. Пускай разлагается, Кесарю — Кесарево. Знай, если захочешь подставить для удара вторую щеку, возвращайся, тебе всегда найдется место в этой клоаке, если же ты следуешь иной заповеди, а именно «зуб за зуб», альтернативная Япония не будет ждать, твой мир подобно остаткам Египетской цивилизации подвержен эрозии и разрушению. Стоит ли говорить, что только ты в состоянии сохранить свое наследие?
Орхидея
Соцветие глаз раскинуло свои стебли — руки, и утро наконец — то занялось. Солнце обозначило свою стать ядерным рассветом, ворвавшись в мой мозг через раззявленные окна в спальне и на кухне.
— Проснись, пора вставать!
Кто — то грубо тряс меня за плечо и я повиновался, подавившись остатками своего сновидения. Оказалось, пока я спал, этот кто — то уже подготовил все необходимое и сложил реквизит аккурат подле меня.
Секатор и пропахший керосином защитный костюм предвещали о предстоящих сегодня садовых работах на девятом этаже старой советской многоэтажки. Сегодня придется срезать оставшиеся веки — глазницы с растения, чтобы получить заветный для заказчика доступ к глазным яблокам, что уже наверняка созрели и стали пригодны к сбору основного урожая. Плоды набрякли под тяжестью своего веса и заполонили пространство, закрывая собой обзор. Жилые помещения — квартиры, были превращены в теплицы, в которых трупы былых хозяев служили удобрением, являясь, теперь по сути ключевой питательной средой для растений, неизвестно откуда взявшихся в этой части дома. Дело в том, что все остальные подъезды и этажи в нем были стерильно чистыми, буквально вылизанными с первой до последней ступеньки. А жильцы населявшие их, даже близко не догадывались что за ад поселился в этих стенах.
Сразу оговорюсь, я не имею к этому никакого отношения, товарищ следователь. Все уже было таким, когда мне позвонили и вызвали на место. Я просто садовник, самый обычный. Таких сотни по всей стране. В общем, ничего особенного. Так, или иначе, ничто не предвещало, как говорится, когда я прибыл на место. Да и погодка была чуть лучше, чем обычно. Моросящий дождик приятно успокаивал нервы, а прошедший легким бризом ветерок развевал свое победоносное знамя в кронах деревьях.
Я поднимался на лифте, следуя указаниям заказчика, который, к слову, не являлся ключевым клиентом в этом театре абсурда. Я не люблю задавать вопросы. Кто знает, у кого какие странности и причуды, я просто привык делать свою работу. Святой Иисус, я даже не знаю, с кем делю свою жилплощадь, так за каким же Лешим мне сдалась эта лишняя информация. В психологических нюансах пусть разбирается, тот кто совершает обход палат с соответствующим номером.
Лифт поднимался очень медленно, надо сказать, и я даже успел прослушать несколько семейных драм и скандалов, что доносились из вентиляционного отверстия сверху, в углу. Только подумать, ни одной счастливой семьи, все грызутся и собачатся между собой, вот она какая современная ячейка общества. Наверняка найдутся такие извращенцы, которые смогут наслаждаться этим нон-стоп. но я не такой романтик. Чертовы людишки все еще жили в своих обособленных мирках, но их присутствие резко обрывалось на пятом этаже. Дальше можно было слышать лишь звенящую тишину, что давила и не отпускала в висках. Странно, но я наслаждался этим безмолвием, поднимаясь все выше, преодолевая этаж за этажом. Конченое дерьмо, эта работа. Признаться, мне почему — то всегда приходило на ум нелепое сравнение с такими профессиями, как мусорщик и ассенизатор. Ох уж эти ассоциации, черт бы их побрал. По моему, я просто загоняюсь, но что — то мне подсказывает, что делаю я это все таки, не напрасно. Но я не жалуюсь, а просто принимаю это как данность. Обслуживающий персонал бывает таким… р а б о л е п н ы м. And it’s so annoying… (И это так бесит…)
В стенах явно что — то шевелилось; что — то скользкое и склизкое, подобное змеям, свернувшимся в клубок. Помимо этого, меня не отпускало чувство, что за мной наблюдают. С того самого момента, как я вышел из лифта, это ощущение только нарастало.
Помимо садовых принадлежностей, заказчик настоял, чтобы я прихватил с собой кувалду, да поувесистей. Сказал, ничего толком не объясняя, что предстоят некие работы связанные с демонтажем стен. Мол, люди с собранной им давеча бригады будут меня там ждать. Конечно, как и следовало ожидать, никакой бригады там не было и в помине, когда я поднялся к точке своего не возврата в мир здоровых психически людей Когда я попытался дозвониться до этого говнюка, он просто сбросил звонок и прислал смс. Оно оказалось ультракоротким, с единственным словом «НАЧИНАЙ». Тут я представил себя на момент подопытной псиной в экспериментах какого — нибудь профессора Павлова.
Отринув сумбур, занимавший мои мысли, я все таки приготовился к работе. Я ожидал увидеть что угодно, но к такому жизнь меня еще, увы, не готовила. Весь спектр эмоций сводился к всепоглощаещему ужасу, который ворвавшись в мой разум, сразу стал наводить там свои порядки, выкорчевав зерна рационализма, он низвергнул меня оземь в пучину первородного хаоса. Я как маленький мальчик, до конца уверившийся в своей беззащитности, забился под кровать, скрытую в самых потаенных глубинах своего подсознания. Вряд ли монстр из шкафа смог бы до меня добраться, я находился под защитой своих шкафных скелетов, невольно составивших мне компанию там. Когда наступает ночь, легко не заметить процессию, одиноко бредущую к дверям твоего дома. Любое строение рухнет рано или поздно, если в него подселить безумие. Квинтэссенция ужаса и всего, что тебя когда — либо пугало, трансформируется самым невообразимым образом, примет какую угодно форму, и возможно даже, материализуется, чтобы наконец получить, то, что ему причитается по праву. Оно унаследует сначала твою плоть, кровь, внутренние органы, а когда насытится до конца, ты прекратишь свое существование в любом из возможных миров, потому — что души не существует, а соответственно и вне телесного продолжения в любой из своих ипостасей.
Когда я очнулся, какая — то сила руководила моими движениями, руки и тело постигло таинство, подобное совершаемому космонавтами в открытом космосе. Невесомость и легкость. Кости и черепа, кости и черепа, кости и черепа — ОБРАЗЫ, бессвязный набор чисел, рандомные цифры без всякого смысла. А после, когда наваждение проходит, скелет, лишенный оболочки и всякого груза и массы, превращается сначала в податливый пластилин, а потом застывает бесформенной ватой в пространстве лишенном воздуха и жизни. Вакуум и пустота, сны без сновидений и без надежды на пробуждение.
Я безжалостно резал и уничтожал в своем беспамятстве это растение, этот сорняк без рода и классификации. Его гипертрофированные стебли цеплялись за стены, оставляя в них кровоточащие раны. Судя по всему, оно питалось не только трупным материалом из квартир, но и тем, что находилось внутри стен. Я расчищал себе дорогу, освобождая узкую тропу, которая по мере моего продвижения, становилась все шире. Обнажившаяся нагота подъездных стен была почти прекрасна, девственна по своей природе. И хотя, я знал что видимость обманчива, мне все больше и больше хотелось прикоснуться к тайне, что они скрывали внутри себя. Желание стало почти невыносимым, и я давил ногами соцветия — глазные яблоки, они скрипели и лопались, оставляя на шершавой поверхности сукровицу и иные выделения. Преодолевая законы всякого тяготения, мерзкая каша вязко растекалась по ступеням. Задержавшись на секунду, оседала небольшими порциями в трещинах и выбоинах лестничных проемов.
Переизбыток адреналина отдавался кровью в висках, стала заметна инертность моих движений, когда я судорожно сгребал руками оставшиеся стебли растения со стен. Металлические скобы, которыми они были прикреплены к поверхности, сидели намертво, и я решил их не трогать. Стена обнажилась во всем своем великолепии и размахнувшись, я в первый раз ударил. Словно обезумевший шахтер, я долбил. И долбил я, надо сказать, изо всех сил. Никто из знающих меня никогда бы не предположил, что во мне имеются такие скрытые ресурсы.
Я никогда не исповедовался, для этого уже слишком поздно. Но, полагаю, в скором времени мне понадобится совсем другая церемония. Понимаю, что надежда умирает последней, но в моем случае, она пала смертью храбрых в самых первых рядах штрафбата. Мир ее праху, а я тем не менее продолжаю выполнять свою работу.
Прогресс наметился только когда в стене образовалась первая дыра. Такая крохотная — крохотная язвочка, медленно, но верно разрасталась, оставляя метастазы — трещин, распространившиеся по всей площади, от низа до самого верха. Тлетворный запах ударил в лицо, знаете, такой застойный, очень напоминающий смрад при испражнении воспаленного кишечника. У патологоанатомов в азиатских странах есть один очень необычный обычай, больше напоминающий городскую легенду. Перед вскрытием очередного покойника, они заглядывают ему в зубы, с какой целью неизвестно, или просто я не вдавался в подробности, потому — что всегда считал себя человеком далеким от суеверий. Что они там выискивают и ищут ли вообще что — то конкретное, пускай остается на их совести. Может улыбку поправляют, а может прикус. Но, это если отставить всякую мистику, без которой скорее всего дело не обошлось. Так вот, друзья и ближние, никогда не заглядывайте покойникам в рот. Ротовая полость, это как никак место выхода души. И это без всяких шуток. Если не желаете, чтобы она последовала за вами, не совершайте опрометчивый действий, об этом даже Корней Чуковский детей предупреждал. Не ходите дети в Африку гулять. Для многих нынче, филейная часть, самая дорогая часть тела. Держите ее в тепле, и ни о чем не беспокойтесь.
Как я и предполагал, источником звука в стенах были змеи. Не знаю, Карл, как они туда попали, и главное откуда. Все они были разного размера и видов, тропические и не только, ядовитые: коралловые аспиды, гадюки, кобры, гремучие змеи, черные мамбы и прочие. В то же самое время, наблюдались также и не ядовитые, многие из которых являлись характерными для наших широт: питоны, ужи, удавы, питоны и даже анаконда, застрявшая в перекрытиях, где — то между седьмым и девятыми этажами. Словно гигантская жила, она пульсировала и занимала собой основное пространство внутри стен. Эта экосистема, по всей видимости, являла собой единый организм, вопреки всякому здравому смыслу и Божественному замыслу, функционировала по известной одному дьяволу причине. Она воспроизводила новые потомства, часть из которого умирая, гнило и разлагалось внутри неизвестно сколько лет, веков, тысячелетий.
В самой середине этого невообразимого серпентария находилось устройство с металлическим отливом. Имитация, или же и правда, таковым являлось, не известно. Может быть алюминий или какой — то сплав, но точно сказать не могу. Оно было заляпано экскрементами и секрецией кожи змей. В центре устройства мерцал зеленым цветом диод, закрытый стеклянным колпачком. Думаю, что это ключ ко всему, о чем велось повествование, к тому же, мне не удалось рассмотреть его в деталях, и кажется уже никогда не удастся.
Сущность Бытия