1
Центрифуга бешено вращалась, разрезая воздух в помещении. Голова Томаса кружилась, сознание только каким-то чудом оставалось с ним. Все внутренние органы упали куда-то вниз, глаза же пересыхали каждые несколько секунд, поэтому постоянно приходилось моргать. Но нет, он не жаловался. Он знал, на что шел.
В рубке было много народу: полковник Стильбен, доктор Маккарти, главный инженер Гросс и множество других серьезных людей в белых халатах.
— Может хватит? — робко спросила Бетти, сидевшая за пультом управления.
— Добавляй. — непреклонно отвечал Стильбен.
— Но сэр, он может не выдержать… — попытался возразить Маккарти.
— Я сказал!
— Хорошо сэр. Бетти, увеличь.
Она медленно опустила рычаг еще на одно деление.
«Теперь еще быстрее» — эта мысль пронеслась стрелой в голове Томаса. Тот факт, что при нынешних условиях у него еще оставались мысли вообще был чудом. Ему было плохо, но он не роптал, он не жаловался. Он знал на что шел…
Неожиданно вспомнилось детство. Каждое лето он с отцом и матерью выезжал на три месяца загород, к своему дедушке Бэну, который жил в Южной Дакоте. Это было замечательное время: они купались в речке, устраивали пикники, где за обе щеки уплетали мамины сэндвичи, те самые, с ветчиной и сыром… Обязательно ездили смотреть президентов, а по вечерам они вчетвером сидели на террасе и пили чай.
Но самое главное, что было у дедушки — это чердак его дома. Родители не видели в нем практического смысла, поэтому отдали его на растерзание сыну. А он сделал там свою маленькую страну, где все было возможно, где самые смелые мечты реализовывались, пускай и в его воображении.
Тогда же он познакомился с Джеймсом — соседским мальчиком его возраста. Они быстро нашли общий язык, хоть и были из разных штатов. На чердаке Томаса они проводил целые дни напролет: и когда было холодно во время дождя, и когда невозможно было дышать из-за палящего солнца.
Томас отлично помнил тот вечер, который стал для него роковым. Они с Джеймсом сидели на чердаке и смотрели на звезды. Спать не ложились, несмотря на поздний час. Мама Джеймса тогда уехала по срочным делам в город, поэтому друзья теперь, хоть и всего пару дней, жили под одной крышей.
— Как думаешь, там есть кто-то? — задумчиво спросил Томас у друга, указывая на бескрайнее небо, усыпанное звездами.
— Вряд ли, — пожал Джеймс плечами. — Иначе мы бы давно их нашли, ну или они нас. Как у Уэллса, помнишь?
Томас кивнул.
Звезды всегда манили людей. Томас понимал это в высшей степени. Своим далеким, но таким близким светом они притягивали его. Будь у него крылья, он, наверняка, полетел бы к ним.
— Знаешь, я знаю кем хочу стать. Космонавтом.
Джеймс усмехнулся.
— Я серьезно! Полечу в космос, встречу инопланетян, установлю контакт с ними! А потом тебя с собой возьму!
— Нет, спасибо! Мы на Земле-то не всегда договориться можем, а ты про это…
И теперь этот разговор из далекого прошлого так много значил для Томаса. Почему он вспомнил его именно сейчас?
— Томас, Томас! — вывела его из раздумий шипящая рация.
— Томас на связи, прием.
— Как самочувствие?
— В норме.
— Принял.
И, оторвавшись от рации, Стильбен сказал вполголоса:
— Добавляй.
— Сэр, это уже действительно опасно!
— Я сказал!
И центрифуга закружилась в своем бешенном танце еще более стремительно.
2
«Чего они от меня хотят? Чего добиваются?» — всего два вопроса, но ни одного ответа. И удастся ли ему получить ответы на них? Просто хочется выйти из это треклятой железной капсулы. Хочется просто перестать рассекать пространство…
— Томас!
— Томас на связи, — из последних сил отвечал мужчина.
— Самочувствие?
— В норме…
— Принял.
Бетти обреченно посмотрела на Стильбена:
— Добавлять?
— Да.
Маккарти просто курил, нервно теребя сигарету в пепельницу, из-за чего дно ее покрылось пеплом. Остальные не сводили глаз с центрифуги.
«Зачем… Еще… Не надо…» — теперь это были уже не мысли, а лишь их обрывки. Но довлела над всем этим одна единственная задача — не отключиться, не потерять сознание, держаться за него как можно крепче.
Стильбен сжал кулаки так сильно, что тишину рубки нарушил хруст его костяшек.
— Останавливай.
Бетти облегченно вздохнула. Центрифуга начала медленно сбавлять обороты.
К горлу Томаса подкатила тошнота, он больно сглотнул.
— Теперь все, теперь все…
Центрифуга остановилась. Томаса аккуратно вытащили из его железной гробницы и повезли в госпиталь. В коридоре его встретил Стильбен.
— Молодец, боец.
И своей крепкой рукой потрепал по щеке чуть живого от перегрузок Томаса. Тот лишь едва заметно кивнул.
Проснулся Томас уже под вечер следующего дня в больничной палате. Голова еще немного кружилась, однако слабость почти прошла. В нескольких метрах от него стоял Стильбен, Маккарти, Гросс, еще несколько человек в форме и о чем-то беседовали. Стоило повернуть голову в их сторону, как все стразу подскочили к его кровати, и Маккарти начал осматривать его лицо как нечто еще не известное науке и попутно задавал банальные вопросы.
Насколько стало ясно Томасу, состоянием его остались удовлетворены. Настолько, что даже не отказали ему в просьбе пройти прогуляться.
Шагая по песчаной дорожке, Томас насвистывал незамысловатую мелодию. Хотелось отвлечься от мыслей, волнующих его, хотелось не мучиться вопросом «полечу ли?», хотелось просто отпустить все идеи, как связку воздушных шаров, туда ввысь. Зная, что они уже никогда не вернутся.
Вдруг взгляд его заметил какое-то движение на скамейке в конце дорожки. Томас ускорил шаг и вскоре распознал фигуру Бетти. Она сидела неподвижно, сложив ногу на ногу и подперев подбородок рукой. Глаза ее были неподвижны и задумчивы.
— Я подсяду?
Бетти вздрогнула и посмотрела на Томаса.
— Да, да, конечно.
— Почему грустишь? Ведь все прошло успешно! Меня теперь скорее всего отправят в космос, — при этих словах приятный холодок пробежал по его спине, — а вам наверняка дадут премию.
— Разве дело в деньгах, Томас?
— Тогда поводов для грусти не вижу.
— Томас, ты не понимаешь… Почему людей тянет туда, вверх? Они там погибают, испытывают жуткие страдания, чтобы сесть в эту проклятую ракету и улететь, но зачем?
Томас молчал, не зная что ответить.
— Вот видишь. Молчишь. А мне все и так ясно. Человек просто пытается убежать от всего: от законов, от налогов, от обязательств, от самого себя в конце концов. Но какова цена такого спокойствия?
— Но звезды… Они манят…
— А может не звезды? Может манит нечто другое, нечто нам непонятное? А может манит наше самолюбие, наше желание засунуть свой нос вовсюда? Мы толком не разобрались с земными проблемами, а уже желаем попасть в космос…
Она замолчала. Томас уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но она перебила:
— Не надо, Томас. Давай просто помолчим. Смотри, какой красивый закат…
И они сидели молча: две темные человеческие фигуры были ясно видны на фоне гигантского заходящего солнца.
3
В зале совещаний было душно, хотя все три кондиционера работали на полную мощность, а окна были открыты нараспашку. За столом сидел Гросс, офицер ФБР Дуглас, и еще несколько ученых. Маккарти стоял возле открытого окна и курил. Стильбен стоял во главе стола, всем своим весом облокачиваясь на него.
Молчание прервал Дуглас:
— Так вы решили или нет?
Маккарти бросил окурок в пепельницу и, не отрывая взгляд от окна, ответил уставшим голосом:
— Я вам тысячу раз уже объяснял: пилот готов, стоит только один вопрос — насколько такой полет необходим.
Дуглас выдохнул и устало опустил голову.
— Когда речь идет о научной репутации Штатов, то у вас вряд ли есть иное, кроме утвердительного, решение, Маккарти, — произнес Стильбен.
— Но сэр, — уже чуть не плача говорил доктор, — мы можем потерять человека.
— Всего одного…
— Но отобранного из тысячи самых лучших!
— Даже если так.
— Мы должны тщательно все взвесить: готов ли сам пилот, позволяют ли выполнить цель приборы и корабль…
— Насчет корабля ваши волнения излишни, — перебил его Гросс, — вам известно, что его конструировали лучшие инженеры во всей Америке, а испытания он прошел более чем успешно.
Маккарти шумно выдохнул. На некоторое время в комнате повисло тягостное молчание.
— Пора решать, хватит церемоний. Да или нет? — спросил Дуглас.
— Да, — ответил за всех Стильбен, — Томас летит. Завтра же. Корабль готов? — обратился он к Гроссу.
Инженер кивнул.
— Воля ваша, — тихо произнес Маккарти, снимая очки и устало потирая глаза, — воля ваша…
Когда Томасу сообщили о полете, он не испытал ровным счетом никаких чувств или эмоций. Однако он понимал возложенную на него ответственность, он знал, на что он шел…
— Я готов лететь.
Возвращаясь в комнату после вечернего туалета, Томас, к удивлению своему, обнаружил у двери двух солдат с автоматами наперевес. Как раз в это время по коридору проходил Стильбен.
— Сэр!
— Да, Томас?
— К чему это? — спросил астронавт, указывая на часовых.
Стильбен улыбнулся.
— Ты теперь серьезный человек, Томас. Завтра летишь сам знаешь куда. Беспрецедентный поступок. Стало быть, ты у нас герой, поэтому и нужно тебя охранять. Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Томас завел будильник на семь утра. Конечно, необходимости в этом не было, так как его бы и так непременно разбудили, но перед полетом хотелось… Побыть человеком что ли? Испытать перед долгим полетом простые земные радости — это ведь так важно. Отчего же только расставаясь с чем-то начинаешь ценить это? Такие простые вещи, как завести будильник, почитать книгу, посмотреть на ночь в окно стали для Томаса сейчас необычайно дорогими. Наверно так устроен человек — он начинает ценить только то, что уже потеряет или уже потерял.
Томас выключил свет и лег в постель. Окно он решил не зашторивать, поэтому полная луна озаряла комнату своим серебряным светом.
— Завтра будем с тобой ближе, чем обычно, так ведь? — сказал ей Томас и сам же усмехнулся своим словам.
Забавное существо — человек.
4
Звон будильника никогда не казался Томасу таким печальным. «Похоже на поминальный колокол» — промелькнула мысль. Он сразу же вскочил на кровати, с силой ударил по будильнику, потер руками лицо и несколько раз быстро моргнул. Такие мысли надо гнать прочь!
Томас подошел к окну и открыл створку. Свежий утренний воздух обдал его холодом и стал наполнять комнату прохладой. Астронавт невольно поежился, взял полотенце и отправился наводить марафет.
Стильбен устало поднял голову от бумаг и посмотрел на часы. Без четверти семь, значит полет уже почти через 3 часа. Отхлебнул давно остывший кофе и снова уставился на записи. Маккарти мерно посапывал в кресле. Было желание его разбудить, но пускай отдохнет, все-таки всю ночь работали. Надо бы Томаса проведать. Как он там? Что творится сейчас в его душе? Не испугается ли? Даже если так, Стильбен не стал бы его порицать. Он сам испугался по-настоящему всего один раз в жизни… Тогда, в Доминикане, 4 года назад…
Его, раньше сидевшего в тылу и готовившего новобранцев, отправили в горячую точку — в Доминикану. Они высадились с морпехами недалеко от городка Айна. В штабе четко поставили задачу — перебраться через ближайшую речку и пройти через лес, дабы занять стратегически важную деревню.
Стояла невыносимая жара, хотя было всего 11 часов утра. Пробираться через лесные дерби было чрезвычайно трудно: высокая трава и широкие листья местных растений путались под ногами, ветви деревьев били по лицу и плечам. А услышанные от служивших здесь уже давно рассказы об ядовитых змеях, пауках и прочей живности постоянно всплывали в сознании, не давая спокойно идти, принуждая постоянно осматривать ствол каждого дерева, каждый куст, любую ветку.
Только к часу дня вышли к деревне. Никого, будто все вымерли: пустые дома, кинутые хозяйственные постройки. Тем легче. Стильбен отдал приказ своему отряду в 30 человек рассредоточиться по населенному пункту и ждать дальнейших приказаний.
Несмотря на опасения, вызванные исчезновением местных, солнце и жара сыграли свою роль и уже через полчаса половина отряда, в том числе и Стильбен, мирно дремала в тени домов. Остальные солдаты не спали, но утратив всякую бдительность, переговаривались между собой.
Вдруг откуда-то из леса ударил пулемет. К нему подключилось несколько автоматов. Заспанные солдаты выбегали из домов в поисках стрелявших и тут же падали, сраженные свинцом. Еще через мгновение на центральную улицу полетели гранаты. Солдату, находившемуся рядом со Стильбеном, оторвало руку и теплая кровь брызнула на лицо полковника. Боец в агонии закричал, зажимая рукой рану и обрубок кости, торчавший из его плеча. Куски мяса отрывались и падали на землю, кровь брызгами била сквозь пальцы несчастного.
И тогда, единственный раз в жизни, Стильбен испытал настоящий, животный страх. Он кинулся прочь из этой деревни, оставляя позади крики агонии раненных, взрывы, стрельбу…
В штаб он вбежал в слезах, захлебываясь в собственных рыданиях. Его пытались привести в чувства, но безуспешно: он что-то кричал как сумасшедший, его трясло в страшных судорогах, он постоянно указывал пальцем в сторону леса и повторял «Там… Они… Туда… Не надо…».
Вскоре его вернули обратно в Америку. Стильбен с отвращением вспоминал тот день. Тогда он дал себе клятву: никогда он не даст волю эмоциям, никогда он не покажет свои чувства, он будет тверд и холоден…
Полковник тряхнул головой. Не время вспоминать, не сейчас. А лучшее вообще это забыть, отпустить. Сейчас важно думать о Томасе, о полете, о миссии. Как раз проснулся Маккарти.
— Доброе утро, полковник!
— Доброе.
— Мы вчера успели закончить?
— Да.
— Вы выглядите уставшим, вам стоит поспать.
— Отправим Томаса, тогда вдоволь высплюсь, обещаю.
— Отличное решение. Давайте отнесу документы…
Гросс уже несколько раз сам обошел вокруг корабля, ни один раз спросил о состоянии ракеты инженеров, но все равно волновался. Правильно все рассчитали? Ничего не забыли? Все учли? На кону не только репутация Штатов, но и его место в НАСА.
Взглянул на часы, они показывали полдевятого. До старта еще полтора часа, значит можно еще раз все проверить…
Эта постоянная тяга все проверять и перепроверять, склонность никому не доверять у него появилась с юношества и имела под собой лишь одно — неверие в собственные силы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.