Бесплатный фрагмент - Избранное

Поэмы из цикла

«Кавказские записки»

Кавказское дежавю

По путевым заметкам А. С. Пушкина с цитатами

Часть первая. 1820 год

Глава 1

Пишу тебе, мой друг читатель,

Ты мне ни цензор, ни издатель,

Но видишь всё со стороны,

Права тебе Самим даны!

Суди меня своею властью,

Ведь я твой раб, тебе подвластен.

Моё перо в твоих руках,

Имеешь право в пух и прах.

Приму любое наказание,

Почту за честь и в назиданье.

Позволь любезно рассказать,

Как мне Кавказ пришлось познать.

Глава 2

Начну с того, как я случайно

Попал впервые в горы тайно.

Тогда в Коллегии служил,

Царёвой дружбой дорожил.

Потом вступил в союз зелёных,

Стоял пером за притеснённых,

За добродетель и народ,

Ругал тиранов и господ.

Писал на графов эпиграммы,

Согласно собственной программы.

В них обличал монарший строй,

Порядок сгнивший и застой.

---

Глава 3

Имел благие намеренья,

Взывал к наукам и ученьям.

Клеймил невежество и мрак,

Порядок старый и уклад.

Сулил народу просвещенье,

Долой унынье и забвенье!

Даёшь Отечеству рассвет,

Когда плебеев больше нет!

С секретарей меня сместили

И за ворота проводили.

Союз за праведность стоял,

И я ему в том сострадал.

Глава 4

Дерзил властям я не случайно,

Боролся с ханжеством отчаянно.

Архимандрита не жалел,

Его притворности «воспел».

Стихи мои жестоко били,

И уличали, и клеймили.

Дошли те строки до царя,

Видать, ристания не зря!

Желал себе я наказания,

Сибири, крепости, стенания.

И пусть увидят все друзья,

Как будут четверить меня!

---

Глава 5

Допрос устроил губернатор,

Он лицемер и провокатор.

Вопросы хитро задавал,

Сам наперёд давно всё знал.

Он ждал повинных объяснений,

Насчёт моих стихотворений.

Не подобает, мол, чину

Писать подобную брехню.

Так, не узнав с меня ни слова,

Грозился заточить он снова.

Граф Милорадович ревел,

Свистел сквозь зубы и краснел.

Глава 6

В итоге вынес он решение

Обречь на вечные мученья,

Сослать пожизненно в Сибирь

Иль в Соловецкий монастырь.

Почти уж ссылка состоялась,

Судьба покуда не вмешалась.

В беде не бросили друзья,

Похлопотали за меня.

Смягчить просили наказание

Взамен на южное изгнание.

За дело взялся Карамзин,

Царю челом почтенно бил.

---

Глава 7

Я уезжал из Петербурга

Под видом гордого додурга.

Направлен графом в южный край

Я как коллежский секретарь.

Мой путь лежал до Кишинёва

Через наместника Инзова.

Иван Никитич меня знал

И как родного принимал!

Скучать по людям начал скоро

В своём домишке без притвора.

Такому быту не был рад,

Поник как будто и ослаб.

Глава 8

Меня та местность угнетала,

Бичом провинция мне стала.

Скучал по шумным вечерам,

Когда читали рифмы нам.

Где ямб звучал, хорей певучий

Из уст семьи моей могучей.

Поэты в ритм наперебой

Успеть пытались за тобой.

И я их вёл дорогой лиры,

Путём гротеска и сатиры.

Задор весёлый молодой

Бодрил слегка рассудок мой.

---

Глава 9

Теперь веселье моё в прошлом,

И я вдруг сделался дотошным.

Иван Никитич замечал

И поручений не давал.

А время медленно тянулось,

Моё терпенье уже сдулось.

Нежданно грянула беда,

Горячка срезала меня.

Лежал один в бреду палящем,

Смотрел в окно на вид манящий.

И жизнь неслась уж без меня,

Болезнь все силы отняла.

Глава 10

Тебе, мой друг, открою правду,

Не ту испытывал я стражду,

Когда внутри огнём горел,

А ту, что скукою томел.

Лечить такую невозможно,

И было оттого тревожно.

Совсем отчаялся уж я,

Но вновь зажглась звезда моя!

Мой город проезжал Раевский,

Кавалерист, храбрец известный,

Герой Отечественных войн,

Под ним арабский белоконь.

---

Глава 11

Он шведа бил, Наполеона

В составе сил Багратиона,

Драгун в атаки сам водил

И орден Анны заслужил.

Отчаянный русский полководец,

Когда в бою — канатоходец!

Бросался первым на штыки

И мял противные ряды.

Страна любила генерала,

Довольно жизнь его мотала.

Горжусь я дружбой с ним, друзья,

Он гордость, совесть, честь моя.

Глава 12

Ему леченье прописали

И на источники послали.

Кавказских минеральных вод

Принять он должен был в тот год.

С ним дочки Софья и Мария,

Сын Николай и няня Мия.

В лицее руку жал ему

Мой друг по Царскому Селу.

Меня в бреду он обнаружил,

И я стыдился, что не сдюжил.

Никола был встревожен мной,

Просил отца забрать с собой.

---

Глава 13

Отец любезно согласился,

Их лекарь тоже поручился.

Сказал, дорога на Кавказ

Мне непременно силы даст,

В поездке быстро я поправлюсь,

С болезнью этой сам я справлюсь.

Инзов противиться не стал,

Всплакнул, когда я уезжал.

Сложили вещи на подводу

И попрощались на дорогу.

Через неделю жар ушёл

И на поправку я пошёл.

Глава 14

К июню были в Таганроге,

Я гимны пел его природе.

Тогда я мало где бывал

И кипарисов не видал.

Остановились в знатном доме,

По меркам местным — что хоромы.

Градоначальник принял нас,

В кроватях — пуховой матрас!

Спустя пять лет в том доме помер

От государства первый номер.

Почил в нём император наш,

Когда проделывал вояж.

---

Глава 15

Я эпитафию составил

В порядке погребальных правил.

В честь Александра написал

Про то, что каждый встречный знал:

«Всю жизнь свою провёл в дороге,

Простыл и умер в Таганроге».

А правду знал лишь он один,

Ведь он над всеми господин.

Случилось что, никто не знает,

Ту тайну Сам оберегает.

Скончался царь тогда иль нет,

Уж не получим мы ответ.

Глава 16

Как покидали дом наутро,

Признаться честно, помню смутно.

Спустились к морю налегке,

Держался я чуть вдалеке.

Такую видел я картину:

Мария прыгнула в стремнину,

Погналась бодро за волной,

И ей подыгрывал прибой.

Когда дивчина убегала,

Волна на пятки наступала.

Игрой Мария увлеклась,

Смеялась громко не таясь.

---

Глава 17

Она не знала, что я сзади

Стоял, смотрел на её пряди,

Дивился юной красотой,

Всего пятнадцать было той.

Когда Мария оглянулась,

Вся разом будто встрепенулась.

Не стала отводить глаза,

В упор смотрела на меня.

Меж тем я был уже известным,

Поэтом скромным, интересным.

В ней любопытство верх брало,

Меня устраивало то.

Глава 18

Потом разделись и купались,

Азовским морем наслаждались,

Смотрел я косо на неё,

Смеялось всё лицо её!

Тот эпизод с волной забавный

Вошёл в роман как сонм желанный.

Тогда «Онегина» писал

И все курьёзы подмечал:

«Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к её ногам!

Как я желал тогда волнами

Коснуться ног её устами!»

---

Глава 19

Пора к источникам полезным,

Горячим, кислым и железным.

Последним маем нам в тот год

Пришлось оставить Таганрог.

Впервые я увидел горы,

Кавказ открыл пред мной узоры!

Я предвкушал его веса,

Но это просто чудеса!

Я жил в кибитках у подножья,

Где было тихо и тревожно,

Где чистый воздух и вода

Меня дурманили всегда.

Глава 20

Там над скалой под южным небом

Орёл парил с открытым зевом,

Кричал мне будто с высоты:

«Я здесь хозяин, а кто ты?»

На склонах гор стоят аулы,

Несут тюки на спинах мулы,

Живут достойно племена,

Не знаю их я имена.

Повсюду сакли и верблюды,

Шныряют деловито люди,

Мужчины скачут, бабы ткут,

Таких черкесами зовут.

---

Глава 21

Одно не мог себе представить,

В одну линейку их поставить:

Войну и мир, ружьё и хлеб,

Где враг, где мирный человек?

Однако позже я заметил,

Висел над нами чёрный пепел.

Среда была напряжена,

Ещё бы, рядом шла война!

Всего в двух днях от меня ходу

Ермолов разместил пехоту,

Привёл драгунские полки,

Чтоб верной толщею идти.

Глава 22

Мой друг, тебя уж утомил я,

Но пусть не кончатся чернила.

Дозволь мне правду досказать,

Державе должно это знать!

Кавказ для нас — пятно на карте,

Он не изучен был за партой.

О нём не ведаем ещё,

И время знать уже пришло.

Воюем храбро мы в том крае,

Тесним противника, караем.

Черкесы дикие бегут,

Свои отары берегут.

---

Глава 23

Теряют пастбища, угодья,

Уходят в горы с лукоморья.

И грабят реже у дорог —

Конвои едут без забот!

Их дерзость быстро увядает,

Влияние прежнее уж тает.

Теряют силу племена,

Идёт Кавказская война!

Хорош в ней Алексей Ермолов,

Как полководец он — Суворов!

К солдату милость проявлял

Смекалку всяко поощрял.

Глава 24

Я восхищён был его делом,

Таким рискованным и смелым!

Когда я «Пленника» писал,

То генерала обожал:

«Но се — Восток подъемлет вой!..

Поникни снежною главой,

Смирись, Кавказ: идёт Ермолов!»

Он держит меч свой, будто молот!

Кавказский край для нас плацдарм,

Врагу его я не отдам!

А буду с честью воевать

И земли наши укреплять!

---

Глава 25

Прошли два месяца на водах

В горах скалистых и в походах.

Через Горячие Ключи

Уже нас кони в Крым несли!

В начале августа все вместе

Мы были скоро уж на месте.

Раевский встретил там жену,

До гроба преданной ему.

Лишь в сентябре я прибыл к службе,

В свой Кишинёв, спасибо дружбе!

Стояла осень на дворе,

Тоскливо было на душе.

Часть вторая. 1829 год

Глава 26

Все девять лет с поездки первой

Мне думы щекотали нервы.

Я помнил каждый тот момент,

Когда ей делал комплимент.

Мария оды принимала

И их как должное считала.

Теперь уж барышня она,

Рука другому отдана.

Жена Волконскому Сергею,

Его в чести хвалить я смею!

Он декабрист и генерал,

За правду шёл и пострадал.

---

Глава 27

Его судили и признали,

На двадцать лет в Сибирь сослали.

Княгиня скоро, днём вторым,

Идти решилась вслед за ним.

Мария мужа еле знала,

Что не любила, признавала.

Отец Раевский так решил,

За князя выдать поспешил.

Жених богат и родословен,

Такой руки её достоин!

Из уважения к отцу

Пошла красавица к венцу.

Глава 28

И ничего, что старше вдвое,

Сотрётся разница уж вскоре.

Та станет верною женой,

Отчаянно жертвуя собой.

А я, несчастный воздыхатель,

Останусь в статусе приятель.

И буду знать издалека,

Освободилась ли рука.

Любить её не перестану,

А надо будет, жертвой стану!

Возможно, пользу принесу,

Отца, конечно, навещу.

---

Глава 29

Последний раз я видел Машу

Зимой в Москве, в разлуку нашу.

В канун отъезда в рудники

Друг друга снова мы нашли.

Я понимал, что не увижу

И голос больше не услышу.

Стоял пред нею и страдал,

От безысходности рыдал.

Я одобрял её поступок,

Отговорить — звучало б глупо.

Она ведь истинный герой,

Храбрец, не сломленный судьбой!

Глава 30

Я преклонялся перед ней

И целовал ладони ей.

Самоотверженность её

Ценил я очень высоко!

Она ушла, а я остался,

Слезам дал волю, не стеснялся.

Любил по-прежнему её,

Делил с ней творчество своё.

Она — источник вдохновенья,

И муза мне, и наважденье!

Ей целый цикл посвятил,

Она всех ярче из светил!

---

Глава 31

«Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальний.

Увы! напоминают мне

Твои жестокие напевы

И степь, и ночь — и при луне

Черты далёкой, бедной девы!..

Я призрак милый, роковой,

Тебя увидев, забываю;

Но ты поёшь — и предо мной

Его я вновь воображаю».

Глава 32

«На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой… Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может».

Те песни Грузии печальной

Вобрали образ девы дальней.

Её черты, и без морщин,

Я видел у крутых вершин!

---

Глава 33

Вот, в черновой моей работе

Остались пламенные строки.

Жаль, что те строфы не вошли

О чувствах к ней, что не ушли:

«Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь

И без надежд, и без желаний.

Как пламень жертвенный, чиста моя любовь

И нежность девственных мечтаний».

Как рифмовал, на сердце грусть,

Болел я ею, ну и пусть!

Пускай недуг мой — во блага,

Даёт надежду, как вода!

Глава 34

Судьба печальная Марии

Всё больше отнимала силы.

Когда «Полтаву» я писал,

Не раз перо своё ломал.

«Тебе — но голос музы тёмной

Коснётся ль от уха твоего?

Поймёшь ли ты душою скромной

Стремленье сердца моего?

Иль посвящение поэта,

Как некогда его любовь,

Перед тобою без ответа

Пройдёт, непризнанное вновь?

---

Глава 35

Узнай по крайней мере звуки,

Бывало, милые тебе —

И думай, что во дни разлуки,

В моей изменчивой судьбе,

Твоя печальная пустыня,

Последний звук твоих речей

Одно сокровище, святыня,

Одна любовь души моей».

Уж притомил своей цитатой,

Из разных писем мною взятой.

Прости за то меня, мой друг,

Что жертвой стал сердечных мук.

Глава 36

А в горы я мечтал вернуться,

В ту атмосферу окунуться.

И вот настал желанный час,

Поехал снова на Кавказ!

Поездка та давала силы,

Идейный замысел носила.

Роман пора было кончать,

«Онегин» мой не мог уж ждать!

Финал хотел о декабристах,

Об их воззваниях речистых

К свободе, совести, чести;

Тех грандов должен был найти.

---

Глава 37

Мне с ними предстояла встреча

В горах, которые далече,

Чей ссылкой значился Кавказ,

Край дикий и глухой для нас.

Поход туда мне запрещали,

Пугали тяжбой, угрожали.

Но разве можно удержать

Того, кто хочет правду знать.

Уехал я без разрешения

Навстречу важным приключениям.

Жандармам сделал я адью,

И прыгнул в бричку я свою!

Глава 38

За девять лет почти забвенья

Кавказ увидел изменения.

Весомо укрепилась власть,

Ворам при ней накладно красть!

Там поменялся губернатор,

Сменил Ермолова новатор.

Пришёл Паскевич, дипломат,

В роду потомственный казак.

Не счесть числа его наградам,

В сраженьях с ним победа рядом!

Ависский орден у него,

Такого нет ни у кого!

---

Глава 39

Навёл он в крае свой порядок,

Не стало в армии накладок.

И дисциплину смог поднять,

Завхоз не мог уж воровать.

Ушли былые неудачи,

Всё жёстче ставились задачи.

Приказ был горцев покорить,

Кавказ России подчинить.

То дело было не из лёгких,

Искало в том подходов жёстких.

И генерал ключи нашёл,

Кругом он крепости возвёл.

Глава 40

Проделав крюк к Горячим Водам,

Остановился у порогов

И, чтоб пройтись, почуять раж,

Решил покинуть экипаж.

Сошёл на землю у поката,

Где я с Раевскими когда-то

Полезно время проводил,

Но сей пейзаж меня убил!..

Исчезли заросли, колючки,

Плоды репейника-липучки.

Кибиток нет, в которых жил,

И троп, где с Машенькой бродил.

---

Глава 41

На месте их дома, бульвары,

Там безмятежно ходят пары…

И бьют горячие ключи

И днём, и утром, и в ночи.

Там ванны выложены камнем,

Узором стены их сотканы.

Красивость эта и уют

Меня уж боле не влекут.

Усевшись в экипаж надёжно,

Покинул Воды я тревожно.

Досадно было, что в них нет

Ни диких троп, ни чудных мест.

Глава 42

Проехал все же круг почётный,

Он был прощальный и отчётный.

В горах дышалось нелегко,

Старался часто, глубоко.

Остался прежним мягкий климат,

Который больше уж не примет.

Но свежий воздух и вода

Вольются в память навсегда.

На склонах гор уж нет аулов,

Верблюдов нет, и нет там мулов.

Пустые сакли без людей;

Толкнул я кучера: «Быстрей!»

---

Глава 43

В окно увидел, будто в небе

Орёл парил, нёс что-то в зеве.

Он мне вопрос хотел задать.

Возможно, дежавю опять.

Его я где-то уже видел,

И он меня возненавидел.

А может, не было орла

И это выдумка моя?

Тогда узрел в Горячих Водах

Картинку в розовых узорах.

Теперь скажу тебе, мой друг,

Там поменялось всё не вдруг.

Глава 44

Мне было жаль лесных тропинок,

Крутых обрывов и развилок,

Неограждённых пропастей,

Зверушек разных всех мастей.

Жалел душевно население

За грубость нашу, притеснение.

Я уважал повадки, быт,

Народ не должен быть забыт.

Черкесы, верно, нас не любят,

Поймают если, то зарубят.

Ведь мы лишили их страны,

Без пастбищ те обречены.

---

Глава 45

Для горцев видел я спасение

В подаче им нравоучения

И предлагал им свой рецепт

Сменить свой гнев на «культпросвет»,

Давать им верное учение,

А там — на их уж усмотрение.

Для усмирения племён

Обряд к ним будет применён:

Крестить кавказские народы

С учётом тайны их природы

И слово Божие нести.

Кто внемлет, тому быть в чести.

Глава 46

Россия также воевала

В горах Богази-перевала.

За ним уж Турция была,

И с ней у нас велась война.

И закавказскому народу

Мы упрочали тем свободу.

Мечтал турецкий султанат

Под свой контроль те земли взять,

Порушить всю архитектуру

И навязать свою культуру.

Но император Николай

Не видел по-другому край.

---

Глава 47

Желал всем сердцем поля боя

И нарочито рвался в строй я,

Просился срочно на войну,

Чтоб поддержать свою страну.

Но Бенкендорф другого мнения,

Не оценил моего рвенья.

Тогда я тайно от него

Покинул горное гнездо,

В Тифлис уехал на подводе,

Себя я скрыл при всём народе.

Поскольку знали там меня,

Плащом накрылся я не зря.

Глава 48

Добравшись скоро до Тифлиса,

Я перестал людей таиться.

Поторопился на Арзрум,

Где наши предприняли штурм.

А по дороге на Гергеры

Я встретил арбу с бренным телом.

Когда я саван приподнял,

Едва лицо его узнал.

Пред мной лежало и уж тлело

Обезображенное тело.

То Грибоедов, дипломат,

Убит иранцами, распят.

---

Глава 49

Разгневан мною император,

Донёс собака провокатор.

Паскевич близок был к царю,

Но принял сторону мою

И, несмотря на возражения,

Развеял все его сомненья.

Не зря гадал я много дум,

Фельдмаршал пригласил в Арзрум.

Герой поведал Николаю,

Что я о подвигах тех знаю.

И раз недурно я строчу,

Победы славно воспою!

Глава 50

В Арзрум с Паскевичем в карете

Мы заезжали на рассвете.

Паша встречал и лебезил

И на турецком говорил.

С ним переводчик молчаливый,

Худой, сутулый и плаксивый

От шаха глаз не отводил

И пакт под нос себе бубнил.

Знамёна русские висели

На стенах взятой цитадели.

Ключи от крепости вручил,

Кривую саблю подарил.

---

Глава 51

В Арзруме встретил декабристов,

Общался, слушал очевидцев.

Собрав достойный материал,

В обратный путь коней погнал.

Прости, мой друг, за фамильярность,

Плохую рифму и вульгарность,

За скудность строф не обессудь,

А лучше выбрось и забудь!

Тут автор строк уже проснулся,

Протёр глаза и улыбнулся,

Представил Царское Село,

Подумал: «Ишь как понесло!»

Простите ль вы меня, друзья,

За то, что Пушкиным был я?!

Кавказская война

О войне 1817–1864 годов

На зелёных ровных склонах

Вдоль Кавказского хребта

В неспокойных регионах

Шла Кавказская война.

Встали горские народы

От мала и до седа

На борьбу ради свободы,

Защититься от ярма.

Кабардинцы и черкесы,

Дагестанцы и нохчи

Облачаются в черкески

И берутся за мечи!

Мнила царская Россия

Их в империю включить,

Только массы не спросила,

Взявшись силой подчинить.

А царь-батюшка тогдашний,

Больно жадный до побед,

Приказал идти на башни

И в решении был тверд.

Притеснив народы эти,

Встав ногою на Кавказ,

Он попал в свои же сети

И надолго в них увяз.

---

Та война пройдёт полвека,

Поменяются цари,

И не будет в ней просвета,

Компромиссу не прийти.

Станут гибнуть поколения,

И прольётся кровь рекой

За благие намерения

И за праведный покой.

Начал Первый Александр,

А закончил лишь Второй,

Не менялся только жанр

На войне священной той.

Пёрли русские навалом

На кавказские ряды,

Но чеченцы и кто рядом

Не давали им пройти.

В плен такие не сдавались,

Трудно было их понять,

За родную землю дрались,

Шли геройски умирать!

Царь хотел страну избавить

От набегов и потерь,

Земли их к своим прибавить

И открыть в Россию дверь,

Интегрировать культуры

И создать одну семью,

Чтобы разные структуры

Шли к стандарту одному.

---

Но кавказцы не давались

И не верили ему,

В меру сил сопротивлялись

Притеснению своему.

Генерал Ермолов начал

Строить крепости вокруг,

Комендантов в них назначил,

Укрепил сплошной редут.

Гарнизоны составляли

Казаки и юнкера…

Офицеры службу знали,

Бились в карты до утра.

По периметру есть вышки,

Часовые на посту,

Ружья вставлены в подмышки,

Наготове, на весу.

Если кто-то с гор спускался

И попал к нему в прицел,

Верховой тут не смущался,

Бил немедля прямо в цель.

Взбунтовались все селяне

И собрались на совет,

Порешили бить тирана

И готовили пикет.

И солдат чеченцы били,

Рядовых и юнкеров,

Оскорблений не простили,

Меч дамоклов был суров.

---

Всюду шла волна протестов,

Но гражданская война

Истощала горцев местных,

К поражению вела.

Чтоб умножить свои силы,

Сколотить большой кулак,

Аксакалы-воротилы

Дали людям добрый знак.

Позабыли про обиды,

Что таили все века,

И слились в одни флюиды,

И сплотились навсегда!

Против них отряд казаков

Перебросили в Аргун,

Что разгневало вайнахов

И подвинуло на бунт.

А в Абхазии повстанцев

Усмирял князь Горчаков,

Посылал к тем новобранцев

Подавлять лихих бзыбцов.

Они были одной веры

И стояли за Чечню…

Но пришли к ним гренадеры

И устроили резню.

Били горцев беспощадно,

Не жалели никого,

Чтобы было неповадно,

Не поднялся чтоб никто.

---

И восстал в Чечне Таймазов,

С войском взять хотел Джохар,

Но попался в плен он сразу

И загадочно пропал.

Горцев русские громили,

Принесли немало бед,

Кабардинцев усмирили,

Одержали ряд побед.

Кабарда Большая пала,

А волнения ушли,

Только община не знала,

Куда ей теперь идти.

Центр борьбы переместился

Уж на северо-восток,

Дагестан с Чечнёй вступился

За восставший тот народ.

Объявили те России

Свой священный газават,

Каждый в ней не только силы —

Жизнь свою отдать был рад!

Теперь горец всяк обязан

Весть священную войну

И фамильной клятвой связан

На джихад и на борьбу.

Племенные богословы

Создают свой имамат,

Всем аулам несут слово,

А России — газават!

---

Первым бросил вызов горец

Гази-Мухаммад Гимры.

Он имам и полководец,

Шёл заметно впереди!

Храбро, доблестно сражался,

Но в бою неравном пал,

Меж огней двух оказался,

Но сдаваться в плен не стал!

Его место тут же занял

Неуступчивый Шамиль,

Эстафету брани принял

И джигитов примирил.

Объявил себя имамом,

Поддержал и газават,

Гордо взял святое знамя

И понёс за имамат!

Взявши власть в едины руки

В Дагестане и Чечне,

Защитил те от разрухи

И поднял престиж в войне.

Сделал армию единой,

Укрепил порядок он.

Русский царь в одну годину

Потерял покой и сон!

Отдал земли под нажимом

И утратил их контроль.

В превосходстве своём мнимом

Не уверен был король.

---

Николай отвёл драгунов

От кавказских областей,

Взял матёрых всех и юных

Самых разных должностей.

Всех отобранных отправил

Прямиком на Крымский фронт.

Этим армию ослабил

И наметил разворот.

В крепостях, что на Кавказе,

Шёл тотальный недобор,

Юнкеров ни в коем разе

Не пускали за забор.

Голод кадровый сказался

На готовности частей,

И Шамиль за дело взялся,

Русских гнал с земли своей.

Правил он почти полвека,

Вёл и встречные бои.

И добился здесь успеха,

Оккупанты не прошли.

Так и правил бы он дальше,

Но случился перелом,

В плен попал аварец раньше,

Чем начался башни штурм.

Окружили войсками,

Осадили весь Гуниб.

И с поднятыми руками

Вышел он и не погиб.

---

Так с разгромом имамата

Завершился цикл побед.

Не нашлось другого брата,

Кто б оставил волчий след!

Завершающий период

Наступил уж в той резне.

Александр, а не Ирод,

Побеждает в той войне.

После полного захвата

Непокорных всех земель

Стал Кавказ достойным братом

Для России уж теперь!

Печорин

По мотивам романа
М. Ю. Лермонтова
«Герой нашего времени»

Часть первая. Журнал

Глава 1. Дорога

Из штаба получил приказ

К полку явиться на Кавказ.

Закончив спешно все дела,

Гнедого взяв под удила,

Вскочил в казацкое седло

И начал путь через село.

Решил поехать налегке:

Бельё, рубаха в вещмешке.

Ружьё привязано к седлу,

Кривая сабля на боку.

И флягу прихватил вина,

Опустошу её до дна.

Хочу, друзья, вам доложить,

Мне нравится в полку служить!

Имею званье капитан,

При мне хорунжий дед Степан.

В боях за Северный Кавказ

Медалью награжден не раз!

---

В дороге уж двенадцать дней,

Не раз менял своих коней.

Закончился вина запас,

Который на весь срок припас.

Зайти в какой бы городок

Разжиться провиантом впрок.

Глава 2. Тамань

И вот пришел в такую рань

В приморский городок Тамань.

Всходило солнце, и жара

Гнала селиться в номера.

Тут незадача — нету мест,

Что ж, на удобствах ставим крест.

Нашел лачугу на бегу,

Стоит одна на берегу,

Старуха обитает в ней,

Слепой мальчишка служит ей.

Дурная слава впереди,

Туда не преминул зайти.

Проспал с дороги целый день,

И подыматься было лень.

Заправив гачи в сапоги,

Услышал вдалеке шаги…

Смотрю, у моря средь камней

Стоит девчонка, мальчик с ней.

Причаливает лодка к ним,

И незнакомец-аноним

Бросает на берег тюки,

А двое тащат их в кусты.

Днем вижу, у окна стою,

Старуха гладит дочь свою.

---

И странно было сознавать:

Старуха той девчонке — мать?!

Тихонько ту к себе подвел,

Что видел, до неё довел…

Сказал, что буду доносить,

Тогда голов им не сносить.

Я обращался к ней на «вы»

И сам лишался головы.

Она всё слушала меня

И даже глазом не вела,

Но предложила погулять

И стала дурочку валять…

Весьма красивою была:

Стройна, изящна и бела.

Напомнила русалку мне,

Что в её доме на стене.

Согласный на её посыл,

Подстраховаться я решил.

Позвал казачьего слугу,

Сказал, чтоб по́был начеку

И, если выстрел я подам,

Чтоб поспешил скорее к нам.

На побережье уж стою,

Её фигуру узнаю!

Походку вижу и туман.

Уж в лодке чувствую обман.

Щекой прижалась та к щеке.

Целуя, шепчет оду мне:

«Любимый, я люблю тебя,

Не брезгуй, поцелуй меня!»

---

Признаюсь честно вам, друзья,

Слабею с поцелуев я!

Её дыханье жгло меня,

Вот пистолет слетел с ремня,

Предательски исчез в волне,

Вмиг очутились мы в воде.

Но выправка не подвела,

Меня от гибели спасла.

Русалку еле одолел.

До берега доплыть сумел.

Пришел домой, а там беда:

Воришки обнесли меня.

Украли вещи, и ружьё,

И сыромятное седло.

И у слуги нашли изъян:

Валялся, падла, в стельку пьян!

Обезоружен и пустой,

Стою беседую с собой.

Старуха с мальчиком ревут,

Русалку-у́ндину зовут.

Но лодка с нею далека,

Уж не вернется никогда.

Контрабандистам краток срок,

И жизнь им преподаст урок.

В душе я даже их жалел,

От них того же я хотел.

Себя напрасно утешал,

Что делу их я помешал.

И с сожалением о том

Я покидаю мрачный дом.

---

Глава 3. Княжна Мери

В полку узнали про эксцесс

И тут же начали процесс.

Меня сослали в Пятигорск,

Остановив служебный рост.

На воды выдвинулся враз,

Шагнув в попутный тарантас.

К источнику пути два дня,

Слуга Савелий ждал меня.

Удачно взял он номера,

В них офицеры, юнкера.

Грушницкий-юнкер в их числе,

Тут лечит раны на плече.

На полигоне вместе ров

Делили в школе юнкеров.

Ходил в друзьях он у меня

До незапамятного дня.

Но в силу нрава своего

Я недолюбливал его.

Здесь собирался высший свет,

Встречали розовый рассвет.

Плели интриги до утра.

Счастливцев ждали номера…

Курортные романы, знать,

Процессы обращают вспять!

И вот в один из этих дней

С любовью прежнею своей

Лицом к лицу столкнулся я,

Ужели Верочка моя!

Как долго я её искал,

Дорог немало прошагал.

---

Теперь же замужем она

И старцу вечно отдана.

Он дворянин и домосед,

Вполне достойный человек.

Но Вера выбрала обман:

Мы тайно начали роман.

Живет та в доме Лиговской,

На лето стала на постой.

Княгиня задает балы,

Где аксельбанты и банты.

Княжна у маменьки в гостях,

Резвится всласть на радостях.

Грушницкий наш увлекся ей,

Наврал ей дюжину страстей.

Ей по душе его задор,

Но скоро близился раздор…

Верхом гуляли напролет,

Но не был долгим их полёт.

И вот на Лиговском балу

Все танцевали Мери ту,

А я, прославленный танцор,

Стоял и теребил прибор.

Со мной княгиня не пошла

И мне Грушницкого почла.

Я скоро начал ревновать,

Метаться и ночей не спать.

Обида раздирала плоть

Её не в силах побороть.

Поклялся честью я моей,

Что сделаю княжну своей!

---

И вот аллюром на коне,

Нарвав цветов на стороне,

Проехал браво под окном,

Метнул букет, записка в нём.

Букет поймала на лету

И улыбнулась та ему!

Она поверила словам

Предательски красивым там.

Не знала, что таю обман,

И с головой ушла в роман.

Скажу с унынием, друзья,

Княжну хотел вкусить лишь я!

И с Мери стали мы близки,

Душа рвалась вся на куски…

И Веру я не забывал,

Себя частичку отдавал!

Узнал про то ревнивый муж

И привязал жену на гуж.

Грушницкий, видя нас с княжной,

Взбесился и ушёл в запой.

Решил он твердо отомстить,

Не мог обиды те сносить.

И вот он обер-офицер,

И чем не повод для манер?!

Зовет друзей он на банкет,

Среди таких меня уж нет.

Когда сверх меры перепил,

Он всем открыто заявил,

Будто Печорин — ловелас

И что заслуживает в глаз!

---

Решил ему подать урок

И на заре назначил срок.

Дуэль должна пройти в горах,

Стреляться на шести шагах.

Мой доктор Вернер — секундант,

Его — драгунский интендант.

И вот стоим мы на стене,

Противник целится по мне.

Стреляет, задевает кость,

И пуля рикошетит вскользь.

Настала очередь моя:

В паяца попадаю я!

Противник рухнул со стены,

Его останки снесены…

И, дабы обойти закон,

Врач Вернер достает патрон.

Чтоб не возникло пересуд,

Списали на черкесов труп.

А Вера, за меня боясь,

Открылась мужу не таясь,

Сказав, Печорина всего

Она любила одного!

Бросает старец все дела,

Увозит Веру навсегда.

Остановить её не смог,

И даже мерин не помог.

Сознался в подлости княжне,

В своей чудовищной вине.

В полку же дело завели,

В другую часть перевели.

---

Глава 4. Фаталист

Хочу сознаться вам, друзья,

Имею слабость к картам я!

Здесь, в новой крепости моей,

Мне проводить немало дней.

И чтобы время скоротать,

Садимся иногда играть.

Накал страстей берет разгон

Раскладом партии в бостон.

Друг против друга вчетвером

Расположились за столом.

Поручик Вулич в тишине

Сдает любезно карту мне.

Колоду мечет ловко он,

Мне падает валет бубён.

Согласно правилам, друзья,

С такою картой лидер я!

Однако должен доложить,

Игру решили отложить…

А поводом тому стал спор,

Суливший вылиться в раздор.

Я утверждал, что смертный час

Прописан каждому из нас,

Конец всем предопределен

И мерой свыше отведен.

Поручик Вулич возразил,

Мол, каждый жив по мере сил.

Решил противиться судьбе

И всё проверить на себе.

«Коль суждено мне умереть,

Умру я, презирая смерть!

---

А если доведется жить,

Продолжу с честью я служить!»

Я предложил ему пари,

Он принял, сидя на мели.

Почуяв смерть, шепчу: «Беда».

Он отмахнулся: «Ерунда!»

Ко лбу приставил пистолет,

Жмет на курок, а хлопка нет?!

«Прошу минуту, господа,

Должно осечка, как всегда!»

Стреляет в головной убор

И прошивает тот в упор.

Пари выигрывает он

И забирает целый кон.

Уже дорогою домой

Я вслух беседую с собой:

«И где ж теория моя,

Неужто заблуждаюсь я?!»

Но что я дальше нахожу,

Когда поближе подхожу:

А труп свиньи я вижу там,

Разрублен шашкой пополам.

Я слышу пьяных казаков

И храп усталых рысаков…

У них служивый рядовой

Ушел в неплановый запой.

Рубака малость не того,

Гарцует с шашкой наголо́.

И смерть нечайная тому,

Кто встанет под руку ему.

---

Как только я пришел домой,

Тут офицеры вслед за мной.

Они твердят наперебой:

«Сбежал казак у тех лихой,

И всё казачество твердит,

Поручик Вулич им убит!»

Заперся в доме на засов,

В прохожих палит из стволов.

Решил я испытать себя,

Отчаянно бросился туда.

Пробрался скрытно за гумно,

Присел и заглянул в окно…

Казак-убийца у окна

Не сразу увидал меня,

И я, использовав момент,

Ввалился в рамочный сегмент.

А буйный выстрелил в меня,

Но ловко уклонился я.

И пуля бьёт мне в эполет,

Смотрю, ранений вроде нет.

Беру живым, связав того,

И в хвост, и в гриву тут его.

Друзья все чествуют меня.

Верна теория моя!

---

Часть вторая. Черкесы

Глава 5. Бэла

Хочу сказать я вам, друзья,

На новом месте снова я!

Я верой-правдою служу

И положеньем дорожу.

Тут на учете каждый штык,

Жаль, юнкеров у нас впритык.

Идет Кавказская война,

На истребление она.

Черкеса бьём в прямом бою,

Пощады не даем врагу.

И правда в том, что тот народ

Отважен, горделив и твёрд!

Скажу: достойнее врага

Не встретил боле никогда.

Веду из крепости огонь

И горца вижу на ладонь.

Беру, бывало, языка

На кончик молодца-штыка.

В полку порядок уставной,

Ходил не раз в дозор ночной.

Штабс-капитан начальник тут.

Максим Максимычем зовут.

Он сослуживцам как отец,

Ему что сын его боец!

Он замечает, офицер —

Образчик чести и манер —

Давно уж в танце не кружил,

Воюет из последних сил.

В обход приказу своему

Помог развеяться ему.

Миролюбивый горский князь,

Кто держит с капитаном связь,

Позвал знакомого домой

На свадьбу дочери родной.

Штабс-капитан доверил мне

Идти с ним вместе наравне!

Гостей зовут в семейный дом,

Невесту усадили в нём.

И там ей суждено пока

Одной побыть, без жениха.

А где ж виновник торжества?

Он под эгидой большинства!

Посажен в холостяцкий дом,

И тот охраной окружён.

Сухой ему прописан пост,

Он не услышит первый тост.

Ведь по обычаю ему

Придется искупить вину!

Поднял Максим Максимыч тост,

И градус пира начал рост!

Невесте пожелали благ,

Лезгинку танцевали в такт…

Он вышел подышать на двор,

Невольно слышит разговор:

Черкесский княжич Азамат,

Княжнам обеим младший брат,

Отродье своего отца,

С абрека клянчит жеребца.

И если тот продаст его,

Сестру похитит для него.

---

Ведь точно знает, прохиндей,

Что тот неровно дышит к ней.

Когда-то Казбич молодой

Привел коня на водопой,

Княжну увидел у воды

Необычайной красоты!

С тех пор не мог её забыть

И не посмел заговорить.

А нынче выросла она,

Стала румяна и стройна.

А у того уж седина

Да черно-бела борода.

Теперь из-за густых бровей

Тайком любуется он ей.

Любовь к ней делит он с конём,

Бесстрашным верным скакуном.

Всегда его надежно вёз

Его любимый Карагёз!

Такого не сыскать нигде

Во всей нагорной Кабарде!

Однажды делали набег,

Подумал про себя абрек,

Чтобы у русских скот угнать,

А после им же и продать.

Но их застали, как всегда,

Там крепостные сторожа.

Погоня сразу началась,

За ними сотня погналась.

Отряд рассеяли тогда,

Но со спины пришла беда!

---

Его уж стали догонять,

Казаков было не унять.

Тогда впервые пнул его,

Коня аж вздыбило всего.

Рванул он грудью напролом

Через кусты и бурелом…

Галопом мчался, и кусты

На морде ставили рубцы.

Вот впереди большой овраг,

А позади свирепый враг.

И прыгнул он, вобравши круп,

Ногами зацепил уступ…

И лошадь начала сползать,

Надежда стала угасать…

Тогда он на уступ вскочил,

Вожжей из рук не отпустил.

Тянул узду он на себя,

Пытаясь вытянуть коня.

Но тот посыпался в обрыв,

Траншею за собой прорыв.

Казаки, глянув за уступ,

Решили, что беглец — уж труп.

Пока смотрели те в овраг,

Коня уж он в узду запряг!

Очнулся словно ото сна

И слышит: «Что, продашь коня?»

И горец вдруг рассвирепел:

«Да как ты предложить посмел,

Держаться можешь ль ты верхом?

Тебя же сразу сбросит он!»

---

Максим Максимыч, слыша спор,

Передает мне разговор.

Не мог предвидеть он тогда,

Что сам я проверну дела.

А родилась шальная мысль,

Когда плясать все подались.

Среди танцующих девиц

Не видел я открытых лиц.

Но танец девушки одной,

Такой изящной и прямой,

Задел меня до глубины,

И в этом нет моей вины!

Когда открыла та лицо,

Невольно вырвалось словцо:

«О боже, как же хороша!»

Тут занялась моя душа,

Увидев Бэлу, обомлел…

И здесь коварный план созрел!

Я Азамата поманил

И будто фразу обронил:

«Я знаю, хочешь скакуна,

Так положись в том на меня.

Я приведу тебе коня,

А ты — сестренку для меня!»

Ему руки я не подал,

Сказал, чтоб скоро ждал сигнал.

Начался в крепости забой,

И Казбич гурт поставил свой.

Его в пристройку заманил,

Зеленым чаем угостил.

---

Подал подельнику сигнал,

Тот к двери приближаться стал.

Похлопав, отвязал коня

И быстро прыгнул в стремена.

Ударил скакуна в бока

И скрылся в горные леса!

Черкес за вором побежал

И на бегу достал кинжал,

Как зверь, он бросился за ним,

Но тот уж стал неуязвим.

Упал на землю, стал рыдать,

Гнездо князёво проклинать!

Лежал он долго на спине,

Стенал о друге и коне…

Потом поднялся и прозрел:

План мести в голове созрел!

Он будет мстить его семье,

Его друзьям и всей родне!

Домой вернулся сам не свой,

Засов задвинул за собой.

Гляжу, в углу сидит она,

Та неземная красота!

Покорно опустив глаза,

Сподлобья смотрит на меня.

Взял табуретку, к ней подсел

И долго на нее смотрел…

Смуглянка отводила взгляд.

Я изучал её наряд.

Она молчала, я молчал,

В ней перемены замечал.

---

Прошла неделя не одна,

Пока дикарка ожила.

Уж вижу свет в её очах

И сам тону в его лучах.

С ней вместе время провожу

И понимаю, что люблю!

Воспряла узница моя,

Она все краше изо дня!

Нечаянно в узенький пролёт

Услышал, как она поёт.

Слов песни я не разобрал,

Лишь тонкий голосок внимал.

Мы говорили в уголке

На нам понятном языке.

Я стал татарский изучать,

Она — по-русски понимать.

Болтали запросто вдвоём

Особо, каждый на своём!

И простодушна, и чиста,

Чистосердечна и умна!

Её эпитетов не счесть:

В ней родословная и честь.

В ауле горенка жила,

Свою невинность берегла.

Я нежно обращался с ней

На протяженье этих дней.

Она мне стала доверять

И двери уж не запирать.

При приближении моём

Уже не убегает в дом.

---

Однажды тронул за плечо,

Она оставила его.

Боясь превысить меру ту,

Одернул я ладонь свою.

Рукам я волю не давал,

Вину свою осознавал.

Хочу покаяться, друзья,

Был вероломен с нею я!

И чести лишена она

Теперь навек из-за меня.

Ей не вернуться уж туда,

Мной опорочена она.

Чтобы умерить ту вину,

Подарки ей я подношу.

Дарю одежду, жемчуга,

Гостинцам рада та всегда.

Татарку нанял пошустрей,

Чтобы прислуживала ей.

Черкешенка была мудра,

Мою заботу приняла.

Казался ей красив лицом,

И статен в меру, и умен.

Впустила в свою жизнь меня,

Доверив целиком себя.

Стал на охоту брать её,

Доверил ей своё ружьё.

Казалась счастлива она,

Смеялась звонко, как дитя.

Но я уже искал предлог

И свою робость превозмог.

---

Однажды на закате дня

Сказал я прямо ей в глаза:

«Прости меня, душа моя,

Напрасно выкрал я тебя.

Не оправдать проступок мой,

Свободна ты, ступай домой!»

Тот разговор её пугал

И истинно врасплох застал.

Она не знала, что сказать,

Свою любовь как показать.

Была уверена она,

Что в офицера влюблена.

Уже уверившись в себе,

На шею бросилась ко мне.

Стала усердно целовать,

Что-то по-русски лепетать.

Её порыв я поддержал,

Схватил в объятья и прижал!

Я нежно целовал её:

За ушком, в шею и в плечо…

Слились в объятиях тела,

Тогда не ведая греха.

И первый раз из стольких дней

Остался в комнате у ней!

В то время, крадучись тайком,

Забрался Казбич в княжий дом.

Он был уверен, что семья

Причастна к воровству коня.

Застав там князя одного,

Без слов зарезал он того.

---

Своих следов не хороня,

Абрек забрал его коня.

А где же беглый Азамат?

Сбежал от мести супостат.

Возможно, что давным-давно

Черкес зарезал и его.

Нещадно за обиду мстил,

Меня он тоже не простил:

Лишился он надежды всей,

Ведь Бэлу тот считал своей.

Не раз на крепость нападал,

Но был отброшен и страдал.

Я с Бэлой уж немало дней,

Мы много провели ночей.

И с горечью скажу, друзья:

Стал задыхаться ею я!

Коль Дионису служишь ты,

Ты уж творец иной судьбы!

Как гуру светских вечеров,

Мне было тошно вне балов.

Ей про настрой веселый врал,

Но на охоту уж не брал.

Её по-прежнему любил,

Но в спальню редко заходил.

И тосковать та начала,

Дикарки доля такова.

Максим Максимыч видит всё,

Кладет ей руку на плечо

И, чтоб её тоску унять,

Зовёт за стены погулять.

---

На крепостной поднялись вал,

Где ветер сильно бушевал.

Как вдруг за речкой свысока

В папахе видит седока.

Абрека узнает она,

Тот на коне её отца.

Охранник выстрелил в него,

Но было слишком далеко.

Я запретил отныне впредь

Ей за пределы выходить.

С тех пор уж минул долгий срок,

Она забыла про урок.

Когда я вышел пострелять,

За вал направилась опять.

Успела только до ворот,

Как кто-то сзади зажал рот,

Набросил на нее чадру

И на скаку прижал к седлу.

Та крикнула что было сил,

И хорошо, я рядом был.

Я выстрелил — и тот упал,

Схватился тут же за кинжал.

Ударил жертву по спине,

И скрылся раненый в траве.

Я Бэлу на руки поднял

И в губы же поцеловал.

Она шептала о любви,

А тело было все в крови.

В бреду промучилась два дня,

А после тихо умерла…

---

С прискорбием скажу, друзья,

Такой любви не встретил я!

Я до сих пор в себе храню

Любовь последнюю свою.

Еще дожди не отошли,

Меня опять перевели.

Гава 6. Максим Максимыч

Должен заметить вам, друзья,

Штабс-капитана встретил я!

Дорогой в Персию стоял

В селе кавказском я Мецхал.

Максим Максимыч услыхал,

Лакея своего прислал.

Признаться, к своему стыду,

Ответа не дал я ему.

Подумал, дружба терпит спад,

И этой встрече был не рад.

Столкнулся с ним накоротке,

Вопрос прочел в его лице…

Ему ответил тогда я:

«Дорога всякому своя!»

Отъехал я с тоской в душе,

Старик сказал вдогонку мне:

«В дороге всякой есть изгиб,

Кто не увидел, тот погиб!»

Путешествие в Арзрум

Травелог в пяти частях

Предлагаемое произведение — это дерзновенная попытка автора воссоздать трепетную ткань мыслей, чувств и поступков поэта, пронизавших его душу во время и после легендарного Арзрумского похода 1829 года. Представлено вольным переложением путевых заметок Александра Сергеевича Пушкина, сплетённым четырехстопным хореем с убывающей стопой от лица самого поэта.

Предисловие

Мне попалась в руки книга

Voyages <…> Orient.

Белой нитью она шита —

Правды в оной нет.

Говорится в ней постфактум

Про поход в Арзрум.

Не был автор там по факту,

Потому — он врун.

Фонтанье меня представил

Как шута двора.

Будто очерк я составил

В стиле sayira.

---

Мол, за тем в Арзрум я ехал,

Чтоб воспеть набег

И прославить тех героев,

Коих пока нет.

Ехать в армию за этим

Не пристало мне.

И сатиры той, заметим,

Мало на войне.

Зато есть там ратный подвиг

И храбрец солдат,

Кто за лидера погибнуть

Будет только рад.

Уничтожил граф Паскевич

Пару корпусов,

Не успев за время сечи

Намочить усов.

Перевал прошёл удачно

Он чрез Саган-лу.

Сераскира озадачил

И Осман-пашу.

Взять Арзрум в течение суток —

Это ль не успех?

Нашим было не до шуток,

А французу смех?!

Где же здесь находит юмор

Mon ami француз?

Был бы ранен граф иль умер,

Он для них — всё трус.

Слава Богу, жив фельдмаршал

И его злой ум!

Он когда стоял на марше,

Злился на Арзрум.

За полётом мысли зрелой

Я ходил в поход,

Чтоб потом рукою смелой

Кончить эпилог.

---

Коль не милы мои строки

Иль ошибки в них,

Хай француз мне даст уроки,

Я запомню их.

Пусть бранят меня журналы,

Ведь они свои.

От чужих же мы не ждали

Столько мерзкой лжи.

Если надо, критикуйте

И по существу,

Но тогда уж обоснуйте,

И я вас пойму.

Часть первая

Глава 1

Из Москвы через Калугу

Ехал на Орёл.

Наносил визит я другу,

Уж в отставке он.

Двести вёрст проделал лишних,

Стоило того.

Близ Орла средь сопок пышных

Высилось село.

Там живёт герой Ермолов —

Гордый генерал.

Он давно уже не молод

И седой уж стал.

---

Глава 2

Принял он меня любезно,

Чаем угостил.

Стал закрыт он, как известно,

В свет не выходил.

Навещает он лишь только

Старого отца.

Остальных ругает колко

В бровь и за глаза.

Недоволен он верхушкой,

Ведь его ушли,

Наигрались, как игрушкой,

И убрать сочли.

Глава 3

Я нашёл его суровым —

Огненны глаза.

В чекмене своём зелёном,

Дыбом волоса.

Голова большого тигра,

Геркулесов торс.

Ляжки толстые и икры,

И огромный рост.

Неприятная улыбка,

Хищный и оскал.

Испугался б его шибко,

Если бы не знал.

---

Глава 4

На стене ладком висели

Шашки и кинжал.

Уж давно клинки не пели,

Потускнел металл.

А бывало, на Кавказе

В дело шли они

И звучали на абхазе,

Будто певуны.

Задавала им звучанье

Твёрдая рука,

Что рубила в назиданье

Головы врага.

Глава 5

То была рука владыки,

Кто держал Кавказ,

Где абхазы и адыги

Шли ему в отказ.

Примирил народы эти,

Подчинил себе,

Чтоб с Россией им навеки

И в одной семье.

Тяжело ему без дела

И не стар совсем.

Но напомнил он мне деда

За брюзжаньем всем.

---

Глава 6

Удивлён своей отставкой

И горячкой той.

Кто-то действовал украдкой

За его спиной.

Он с Паскевичем был в ссоре

До того как раз,

И велели ему вскоре

Передать Кавказ.

Император недоволен

Положением дел,

Высочайшей своей волей

Тут же повелел.

Глава 7

Он Паскевича поставил

На высокий пост,

А его домой отправил

Из Кавказа прочь.

Кто-то сильно постарался,

И он знает кто,

Но сказать мне постеснялся,

Я заметил то.

В донесении говорилось

О бузе в частях,

Обо всём, что там творилось,

И его делах.

---

Глава 8

О Паскевиче всё время

Говорил язвя,

Не назвал ни разу имя,

Всё фамиль твердя.

Принижал его победы,

Мол, легки они,

Как Навин, тот рушил стены

Звуком из трубы.

Ерихонским графом кликал,

Не щадя его,

Принижая графский титул —

Эриванского.

Глава 9

«Пусть возьмёт, — язвил Ермолов, —

Стены при Шумле,

Сдвинет турок бестолковых,

Сунется к паше.

Их паша упрямый, смелый

Натиск бы сдержал,

А Паскевич, столь умелый,

Тут же бы пропал!»

Он имел в виду визиря

В битве при Шумле.

Мы едва его разбили

В славной той войне.

---

Глава 10

Возразить я не решился —

Больно злился он.

От бессилия глумился,

Критикуя трон.

Николай его отставил

По доносу тех,

Кто себе задачу ставил

С целью на успех.

О политике молчали —

Для него табу.

По глазам лишь мы читали

Нашу правоту.

Глава 11

Получил Кавказ Паскевич,

Он и не мечтал.

Что чина услали — мелочь,

Всех он сосчитал.

Двоевластия не будет,

Он теперь один.

Доблесть в армии разбудит

Он как дворянин,

Наведёт в частях порядок,

Пресечёт бунты

И прибавит в распорядок

Элемент муштры.

---

Глава 12

Я с Ермоловым не спорил,

Слушая его.

Он Паскевича всё хулил,

Видно, знал, за что.

Не со всем я соглашался,

Должен вам сказать,

На писателя сослался,

Чтобы дать понять.

Передал слова Толстого:

Граф хвалил смешно

Полководца молодого —

Друга Самого.

Глава 13

Храбро действовал Паскевич

В годы той войны.

Он для нас Иван-царевич,

Страх — для Сатаны.

Заключил тогда с Ираном

Туркманчайский мир.

Эривань с Нахичеваном

Подчинили мы.

Получили Закавказье

В виде отступных.

Принесли народам счастье

В земли бренны их.

---

Глава 14

Лев Толстой шутил (цитата):

«Отличиться хошь?!

Тогда действуй хуже графа —

Столь уж он хорош!»

Засмеялся тут Ермолов,

Юмор зацепил.

Не нашёл в словах крамолы,

Но не оценил.

Он сказал почти дословно:

«Можно было бы…

Поберечь людей, бесспорно,

В ходе той войны».

Глава 15

Недоволен он остался

И Карамзиным.

Литератору достался

Отзыв вот таким:

«Он в истории словесно

Описал народ,

Неумытый, как известно,

И голодный сброд.

Нешто не было в нём силы

За себя стоять?

Похватать из гумен вилы

И умножить рать!

---

Глава 16

Побороть на поле боя

Нечисть — Сатану,

Широко ногами стоя,

Славить сторону.

Всему русскому народу

Совершить поход.

Из ничтожества к Олимпу

Сделать переход!»

Он желал бы, чтоб историк

Пламенным пером

Написал мирской патерик

И чтоб подвиг в нём.

Глава 17

Два часа мы говорили,

Около того.

С генералом мы дружили,

И уже давно.

Он в отцы уж мне годился,

Было тридцать мне.

Связью этой я гордился

Где-то в глубине.

Звал по имени меня он,

Отчество забыл.

Извинился комплиментом —

Я его простил.

---

Глава 18

Стал вопрос литературы,

Разбирали стих,

Обсуждали те фигуры,

Кто замечен в них.

Поднимался Грибоедов —

«Горе от ума»,

Где он высек дармоедов,

Обличив сполна.

Друг комедию тактично

Осудил шутя:

«Уж болят от тех двуличий

Скулы у меня».

Глава 19

Он не сдерживал эмоций,

Говорил как есть.

Его речи без пропорций

Должен я был снесть.

Пришло время попрощаться,

Крепко обнялись.

Стал в дорогу собираться,

Путь держал в Тифлис.

Не увиделись мы боле,

Не свела судьба.

Не завидовал я доле

Злого старика.

---

Глава 20

До Ельца проезд ужасный,

Застревал в грязи.

Чернозём излишне вязкий

Не давал пройти.

Уж не раз коляска вязла,

И пришлось толкать,

И потом камзол весь грязный

Мне пришлось менять.

Проезжали в сутки мало —

Вёрст так пятьдесят.

Скоро мне казаться стало,

Что столбы стоят.

Глава 21

Указатель придорожный

На Новочеркасск.

Позади, знать, путь тревожный,

Дальше — как Бог даст.

Вкруг воронежские степи,

Твёрдая земля.

Трава сочная в кювете

Вдоль дорог легла.

Встретил я в Новочеркасске

Графа Мусина.

Он присел в моей коляске

И заметил: «Да-а-а!»

---

Глава 22

Предложил продолжить вместе

Ехать на Тифлис.

В его бричке было место

И свободный низ.

Там хранились и продукты,

И вина запас.

Мусин-Пушкин взял мушкеты,

К ним боезапас.

Ружья нам необходимы

Защищать себя,

Так как горцами хранимы

Были те места.

Глава 23

Ближе всё к степям калмыцким

Приближался я.

Уж предел лугам холмистым,

Гладкая земля.

И леса сильней редели,

И плотней трава.

Горизонты зеленели,

Ожила среда.

Птиц неведомых всё больше,

Мелкого зверья.

В горле делалось всё горше —

Пижма зацвела.

---

Глава 24

На обочинах дороги,

Облепив бугры,

Восседали, яко боги,

Южные орлы.

А иные, тож в рядочки,

Вылупив глаза,

Оседлали рядом кочки,

Будто юнкера.

По-хозяйски нас встречали,

Отдавали честь.

А другие провожали,

Всех не перечесть.

Глава 25

А на пастбищах пустынных

Кони-скакуны

Кобылиц неукротимых

Гнали в табуны.

Те брыкались и лягались,

Не давались им,

Дико ржали и кусались,

Потом лезли к ним.

Нарезвившись, отдыхали,

Бились в табуны,

Вместе рядышком гуляли,

Ели лопухи.

---

Глава 26

Возле хаты станционной

Жил с семьёй калмык.

У кибитки его скромной

Был неважный вид.

Свит плетень из толстых веток

Вдоль и поперёк.

Обрешёчен в виде клеток

И сплетён порог.

Белым войлоком обтянут,

Чтобы виден свод.

По бокам верёвкой стянут

И оставлен под.

Глава 27

Заглянул к нему я в гости —

Пригласил он сам.

За ночь я продрог до кости

И согрелся там.

На костре котёл варился

Посреди жилья.

В нём и чай, и жир томился,

В меру соль была.

Пар валил струёй к вершине,

Где маячил свод.

Мне как пришлому мужчине

Показали вход.

---

Глава 28

За столом млада калмычка,

Недурна собой.

Даже пагубна привычка

Не мешала той.

Она шила и курила

Трубку и табак,

Да кокетливо дымила,

Создавая смрад.

Чуть опешил и смущаясь

Сел подле неё

И, немного сомневаясь,

Испытал её…

Глава 29

— Как зовут тебя? — спросил я.

Буркнула в ответ.

— Сколько лет тебе? — гадал я.

— Восемь — девять нет.

— Что ты шьёшь? Кому всё это?

— Портка для себя.

Отдаёт мне трубку слепо,

Черпая с котла.

Стали завтракать, однако,

Та суёт мне ковш.

Отказать не мог — во благо

И хлебнул с ней тож.

---

Глава 30

Что я чувствовал при этом,

Словом не сказать.

Не заел бы если хлебом —

Начало бы рвать.

Я другой не знаю даже

Кухни, что могла

Приготовить завтрак гаже

Этого стола.

Я боялся той калмычки —

Отравить могла.

Добежал скорей до брички,

Съехал со двора.

Глава 31

Утром в ставропольском небе

Видел облака.

Те стоят на горном гребне,