Бесплатный фрагмент - Из небытия

«Посвящается моему мужу Кириллу. Без его поддержки и безграничной веры в меня эта книга никогда не была бы написана. Спасибо за всё. Я тебя люблю.»

С пробуждением

Мрак… он везде.

Абсолютный и всепоглощающий, как если бы само понятие света никогда не существовало. Девушка не чувствовала ни холода, ни тепла — лишь пустоту, вязкую и бездонную. Мысли рассыпались, как песок сквозь пальцы. Время здесь не текло, а висело неподъёмным грузом. Внутри колебалось смутное ощущение: что-то держит её на привязи, не давая исчезнуть окончательно.

Потом… голос. Не звук, а вибрация в самой ткани небытия:

— Я призываю тебя!

Словно волной её выбило из мрачной пустоты. Вдох! Такой жадный и колючий, обжигающий легкие. Но даже это чувство казалось сладким после объятий тьмы. Она широко распахнула голубые глаза, но не могла сфокусироваться ни на чем. Смертельно бледное тело дрожало, не поддавалось контролю. Холодная рука прикоснулась к её светлым волосам и осторожно погладила по макушке. В панике она посмотрела на силуэт.

— Тише. Ты в безопасности.

Очертания наконец-то начали проявляться. Перед ней стоял молодой мужчина с такой же бледной кожей, как у неё. Чёрные волосы спадали ему на лицо. Серые глаза, такие мрачные и холодные, светились едва уловимым магическим мерцанием.

— Мм.. а.. — прохрипела она.

Незнакомец осмотрел её и проговорил бархатным голосом:

— Физиологические функции ещё не восстановились. Тебе нужно отдохнуть, — он тихо выдохнул, чуть устало. — Признаюсь, отдых не помешал бы и мне. Вытащить твою душу с того света было… сложнее, чем я рассчитывал. Если честно, я удивлён, что это тело тебя не отвергло, — он коротко усмехнулся. — Меня зовут Эйдан. С этого дня ты — моя гостья, — он обвел рукой помещение.

Вдруг девушка согнулась пополам, её пальцы впились в края каменного стола так, что побелели костяшки. Из горла вырвался хриплый стон, а за ним последовала волна желчной горечи, обжигающая губы и разбрызгивающаяся по холодному полу. Тело трясло, будто изнутри выворачивались внутренности, а кожа покрылась липким потом, смешавшимся с запахом смерти. В глазах плясали чёрные точки. На миг ей показалось, что она снова там — в небытие, где не было ни боли, ни тепла, только бесконечный ужас пустоты.

«Неужели это жизнь?» — подумала она, сплёвывая остатки кислоты. Руки дрожали, а желудок сжимался от новых спазмов. Лицо Эйдана оставалось каменным, но в уголке глаза дёрнулась мышца — почти человеческое сочувствие.

— Душа помнит, что ей не место здесь, — сухо произнёс некромант.

Она хотела закричать, обвинить его, что это он втиснул её в эту плоть, но вместо слов из груди вырвался новый приступ рвоты. На этот раз только желчь и кровь. Эйдан протянул ей изящный серебряный кубок.

— Выпей. Это поможет.

Девушка, с трудом разогнувшись, приняла его дрожащими пальцами и сделала несколько глотков. Горьковатая, тёплая жидкость обожгла горло, но почти сразу принесла слабое, едва уловимое облегчение. Капли стекали по её подбородку, оставляя пятна на полупрозрачной сорочке. Заметив, как она сжалась, пытаясь прикрыться, Эйдан молча подошёл к дивану, взял сложенный плед и накинул его ей на плечи.

— Ханна! — прокричал он в сторону громоздкой деревянной двери.

В комнату вошла пожилая женщина с прямой спиной и удивительной грацией для своего возраста. Её седые волосы были аккуратно заплетены в тугую косу. Морщинистое лицо сохраняло спокойное доброе выражение. В глубоких янтарных глазах, отражалась мудрость прожитых лет. Когда взгляд женщины упал на бледную девушку, сидящую на каменном столе, она замерла. На её лице проскользнуло изумление, почти благоговение. Глаза округлились, губы чуть приоткрылись.

— Господин… у вас получилось, — прошептала она.

— Убери здесь всё, — спокойно велел Эйдан. — И проследи, чтобы с нашей гостьей было всё хорошо.

Он подошёл к девушке, осторожно подхватил её на руки, словно она могла рассыпаться в любой момент, и понёс к бархатной кушетке, стоявшей в дальнем углу кабинета.

— Здесь тебе будет удобнее, — сказал он тихо. — Я потерял значительную часть своей силы, — добавил он, уже обращаясь к Ханне. — Поэтому буду в своих покоях. Постарайтесь обе не беспокоить меня какое-то время.

Он перевёл взгляд на девушку и его голос стал мягче:

— Обещаю, позже отвечу на все твои вопросы.

Не дожидаясь её ответа, Эйдан размашистым шагом покинул их. Комната была наполнена мягким ароматом трав. Повсюду стояли глиняные и стеклянные сосуды с пучками засушенных цветов. На подоконнике теснились васильки, розмарин, зверобой и ещё десятки других растений. Эйдан использовал их для приготовления своих алхимических снадобий. Ханна быстро вымыла пол и, с добродушной улыбкой, подошла к девушке. Из кармана своей юбки она достала льняной платок, пропитанный лавандой, и протянула его ей. Девушка прижала платок к носу и благодарно кивнула женщине.

— Я… ни-и-чего… не…

— Ш-ш-ш, не напрягайся, — она погладила её по длинным волосам. — Давай я тебя расчешу.

Комната тонула в мягком, золотистом свете заката, просачивающемся сквозь мутные окна. Девушка села на край кровати. Каждое движение отзывалось странной тяжестью в мышцах, словно тело помнило, как недавно было бездыханным, и теперь неохотно подчинялось жизни. Горло сжималось от комка, который никак не хотел превратиться в слова. Ханна достала из складок платья резную костяную расчёску — старую, с потёртыми зубчиками, но блестящую от постоянного ухода. Она встала за спиной девушки, аккуратно разделяя пряди. Движения были неторопливыми. Девушка закрыла глаза. Каждое движение расчёски отзывалось мурашками по коже, оживляя нервные окончания, забывшие, что такое нежность.

— С-спасибо-о, — прошептала девушка. Голос её всё ещё был слаб, но на этот раз без резкого хрипа.

— Не благодари, — тепло отозвалась Ханна, продолжая расчёсывать светлые волосы. — В этом доме нежность — редкий гость. Но когда она приходит, ей здесь всегда рады.

Последний взмах расчёски и прядь мягко скользнула по плечу.

— Вот и всё. Теперь ты снова похожа на живого человека, — женщина ласково улыбнулась. — Когда ты окончательно придёшь в себя, я приготовлю тебе горячую ванну. Поверь, она творит чудеса.

Ханна отошла к алхимическому столу, в центр комнаты, и принялась наводить порядок. Девушка от бессилия легла на перьевую подушку и моментально погрузилась в сон.

***

Тени замка смыкались над ней, как чёрные крылья ворона. Она бежала по бесконечному коридору, проваливаясь все глубже и глубже во мрак. Босые ступни скользили по ледяному полу, который постепенно погружался в воду, а зловещие портреты, которые украшали стену, шептали ей в спину:

«Берегись! Берегись!».

Воздух гудел от звона бубенцов, которые пугали больше всего.

— Проснись, — прошептал ветер.

Резкий взмах чужой руки. Лезвие кинжала блеснуло в отсвете приглушённого света. Она не видела лица, лишь слышала звон бубенцов, раздающийся отовсюду. Клинок вошёл в живот, и острая боль пронзила тело. Девушка осела на колени. Бубенцы зазвенели громче, сливаясь в гул, похожий на погребальный колокол. Она проснулась с воплем, вцепившись в грудь Эйдана. Он крепко держал её за плечи, стараясь привести в чувство.

— Спокойно, тебе здесь ничего не угрожает. Слышишь?

Он растерянно посмотрел в её широко раскрытые глаза, из которых текли слёзы. Некромант поднял руку, натянул рукав ночной рубашки и осторожно вытер блестящие дорожки на её щеках.

— Что ты видела?

— Смерть! Смерть этого тела, — всхлипнула она.

— Превосходно, твой голос приходит в норму, — он встал с кровати и устало прошёлся по комнате, завязывая волосы в хвостик. — Ещё что-то помнишь?

— Помолчи! — выкрикнула она, сама испугавшись собственного голоса. — Ты не видишь, в каком я состоянии? Дай мне хоть немного прийти в себя.

Эйдан остановился и обернулся, приподняв бровь, но потом лишь коротко ответил:

— Извини…

— Ничего себе! Господин умеет извиняться? — с улыбкой проговорила Ханна, стоя в дверях.

— Лучше принеси нам травяного отвара, — Эйдан раздражённо потер лицо.

Ханна покорно кивнула и скрылась в тёмном коридоре.

— Мы были знакомы? — тихо спросила Ирис. — Чтоб ты понимал, я ничего не помню…

— Нет. Думаю, тех, кого ты могла знать, уже нет в живых, — ответил он и медленно подошёл к ней, сцепив руки за спиной. — Я владею лишь небольшой информацией о тебе… Ирис. Ты…

Он не успел договорить. В ушах девушки внезапно раздался пронзительный звон. Она вскочила и пошатнулась. Мир вокруг поплыл: стены начали отдаляться, а голос Эйдана стал глухим, будто звучал из-под воды. Из носа потекла тёплая струйка крови, алые капли заляпали сорочку. Ирис прижала ладонь к лицу, но кровь просочилась сквозь пальцы, смешавшись с чем-то тёмным, сочившимся из ушей. Эйдан шагнул вперёд, но она отпрянула, споткнувшись о ковёр.

— Не подходи! — выкрикнула Ирис.

— Твоё сознание… оно борется с телом, — бесстрастно ответил некромант. — Оставшиеся воспоминания прежней хозяйки этого тела, как яд. Я должен был…

— Должен был «что»? — Ирис застонала, сжимая голову руками. В висках пульсировало так, будто чужой разум пытался вырваться из черепа.

— Придется повременить с прошлым… Иначе твой мозг превратиться в сапропель, если сейчас вывалить всю информацию.

Внутри неё всё дрожало. Тело и душа спорили о праве на существование.

— Ты так говоришь, словно это твой первый опыт, — простонала она.

— Ну… вообщем то да. Подобное, еще никто не проделывал.

Пальцы Ирис судорожно вцепились в складки сорочки. Кровь стекала с подбородка, оставляя алые кляксы на каменной плитке.

— Вставай, — коротко сказал он и протянул руку.

Ирис попыталась оттолкнуться, но тело не слушалось. Эйдан вздохнул и опустился на колено. Он прижал пропитанную эфирным маслом ткань к её носу.

— Дыши. Медленно, — произнёс некромант, глядя ей прямо в глаза. Голос его звучал ровно, но в нём сквозила усталость. — Если умрёшь сейчас, мне придётся всё начинать сначала. А это… утомительно.

Ирис хрипло засмеялась, ощущая, как кровь перестаёт течь. Его холодные пальцы вытерли остатки алой полосы на её щеке.

— А ты заботлив, — прошептала она, всё ещё чувствуя металлический привкус во рту.

Эйдан замер, его глаза сузились.

— Забочусь о вложенных ресурсах, — поправил он, поднимая Ирис на ноги так резко, что она едва не упала снова. Его рука скользнула к её талии, удерживая от падения. — Твое тело — сосуд. Будь с ним аккуратнее. Дальше, надеюсь, станет легче, — Эйдан отстранился от неё. — Разум должен адаптироваться.

Ирис, дрожа, опустилась на низкий выступ у стены и прислонилась к холодному камню спиной. Воздух в груди становился менее колючим, а боль — терпимой. На её губах появилась кривая усмешка.

— А если нет? — её голос дрогнул, в нём прозвучали злость и отчаяние. — Может, мне будет проще спрыгнуть со скалы?

Эйдан повернулся к ней сверкнув глазами, его плечи напряглись.

— Ты так просто готова отказаться от дара, который был подарен тебе?

Ирис вскинула голову. Волосы прилипли к вискам, губы дрожали. Она вытерла кровь под носом тыльной стороной ладони и процедила:

— Это не дар, а проклятье, если он приносит мне только боль.

— Боль — цена, — холодно бросил некромант. — Я понимаю, ты только пришла в себя. Дай этому телу время, я сделаю всё, чтобы ощущения боли, как можно скорее покинули тебя.

— Что меня ждёт дальше? Ты объяснишь зачем я тебе?

Эйдан вздохнул. Эти вопросы были предсказуемы, но не своевременны. Он на секунду закрыл глаза, облокотившись на край стола.

— Учитывая такие бурные реакции твоего нежного мозга, — произнёс некромант с сухой иронией, — я не уверен, что смогу объяснить всё сразу, не вдаваясь в детали твоего прошлого. А это, как ты уже поняла, может тебя убить.

Он подошёл к ней чуть ближе, голос стал спокойным, почти мягким:

— Давай начнём постепенно. Для начала — мне нужно понять, какие навыки ты сохранила, — Эйдан сделал паузу, склонив голову набок, и внимательно на неё посмотрел. — Как я могу подметить, дикция у тебя чёткая и словарный запас довольно богатый. Значит, речевые функции у тебя сохранились полностью. Это уже что-то, — он выпрямился и провёл рукой по волосам. — Пока ты будешь в моём поместье. Дальше посмотрим. Ханна, покажет твои покои, там ты найдешь шкаф с одеждой, в нём все принадлежит тебе. А сейчас, позволь мне откланяться. Мои силы ещё не восстановились, мне нужно пару дней, чтобы прийти в себя. Если что то будет беспокоить, не бойся будить меня. Я не хочу проснуться и узнать что ты тихо померла где-то в углу.

— Хорошо, — усмехнулась девушка.

***

Лунный свет струился сквозь щели в ставнях, разрезая темноту в комнате Ирис. Она стояла перед зеркалом, едва дыша. Её пальцы дрожали, зацепившись за край сорочки, которую она медленно стянула с плеч. Ткань бесшумно соскользнула на пол. Девушка не помнила, как выглядела раньше. Память о собственных чертах растворилась, словно дым, оставив лишь смутное ощущение несовпадения. Ирис плавно провела рукой по животу, где был свежий рубец, он был зашит аккуратными стежками. Она нажала на него и холодная боль пронзила тело.

— Чужая плоть. Чужая боль, — прошептала она. — Кем ты была? — мысль кольнула, как игла. Эта женщина, чье тело она украла, любила, боялась, жила…

В отражении глаза блеснули влагой. Ирис сжала веки. Каждая клетка тела кричала: это не моё. Она была в гневе на Эйдана, на себя, на мир. Зачем он дал ей вторую жизнь? Прикосновение к чужой коже, смущали её, словно она обкрадывает покойницу.

— Примирись, — приказала себе девушка, глотая ком в горле. Затем она подошла к зеркалу и прикоснулась к холодному стеклу. — Что ж, с пробуждением, Ирис…

«Сытый пёс»

Прошло четыре дня. Эйдан не покидал своей комнаты, укрытой под самой крышей поместья, Ирис не решалась даже приближаться к ней. В самом доме было уютно, за это нужно было отдать должное Ханне. Старуха, казалось, воевала с мраком, расставляя вазы с полевыми цветами на массивных дубовых сундуках и каменных подоконниках. Алые маки и синие васильки выглядели дерзким вызовом серости. На столах лежали вышитые салфетки, которые делала сама Ханна. Как-то за чаем она рассказала Ирис, что в назначенные дни из соседней деревни приходят другие слуги: помогают по хозяйству, приносят продукты и всё необходимое. Но большую часть времени старуха справлялась одна, и поместье держалось в идеальном порядке. Страшно было представить, что стало бы с этим домом, если бы не золотые руки и упорный характер этой женщины.

С момента пробуждения, Ирис чувствовала, как с каждым днём её тело становилось крепче. Как и предполагал Эйдан, сознание постепенно приживалось в новом сосуде. Она всё реже просыпалась в холодном поту и всё чаще выбиралась за пределы спальни. Особое умиротворение она находила в саду, раскинувшемся за южным крылом поместья. Это место напоминало о чём-то далёком — то ли из прошлой жизни, то ли из сна. Ирис устроилась на скамье из чёрного мрамора, с книгой на коленях с потёртой надписью «Кровь короны: Хроники Кадéре». Лёгкий ветерок трепетал страницы, будто торопя её узнать больше.

«Кадéре — центральное королевство острова Лимор, было основано более трёх столетий назад легендарным воином Королем Альдредом I Кальдероном. Согласно хроникам, он объединил разрозненные кланы под знаменем желтого дракона — символа мудрости и непобедимой силы. В эпоху правления династии Кальдеронов (IV–V века по календарю Смотрящего) Кадере стало сердцем Лимора. Здесь процветали магические академии, где учились величайшие алхимики и целители. Столица Аль-Драндир славилась притоком золотых умов магического искусства. В 712 году Серебряной эры трон унаследовал Король Вильгельм II, по прозвищу «Недостойный». Он пришел к единоличной власти через предательство, отравив своего брата-соправителя Эдгара IV.

В 714 году король Вильгельм II издал Указ о контроле над Магией, который навсегда изменил судьбу магов в королевстве. Под предлогом обеспечения порядка и безопасности этот указ обязывал всех практикующих магов зарегистрироваться в так называемых Свитках Огня — реестре, находившемся под контролем королевской канцелярии. Однако за этим бюрократическим фасадом скрывалась жёсткая система подавления инакомыслия.

Свитки Огня стали инструментом тотального надзора. Каждый маг, независимо от уровня мастерства, должен был пройти процедуру регистрации, предоставив подробную информацию о своих способностях, происхождении и целях использования магии. Для полноты и точности реестра в списки вносились не только живые практикующие, но и маги прошлого — те, чьи имена сохранились в хрониках и устных преданиях. Таким образом, корона стремилась создать иллюзию полного контроля над магическим наследием, охватив не только настоящее, но и историю.

Особое внимание уделялось некромантам. Тёмная магия была официально объявлена вне закона, а её практика приравнивалась к государственной измене. Маги, отказавшиеся подчиниться, подвергались публичным казням — их сжигали на кострах, чтобы посеять страх среди населения.

В результате этих репрессий большинство сильнейших магов королевства были либо казнены, либо вынуждены бежать в соседние государства, где магия сохраняла легальный статус. Оставшиеся маги, в основном низшего круга, обладали лишь базовыми навыками: зажечь огонь в камине, заморозить продукты или осветить помещение. Отсутствие полноценного обучения и преследование талантливых особ привели к деградации магического искусства в королевстве…

Дополнительно, на магов были наложены суровые ограничения. Им запрещалось покидать пределы королевства без специального разрешения, а попытка пересечения границы без него считалась тяжким преступлением. Кроме того, на магов накладывались высокие налоги, что ещё больше усложняло их положение в обществе. Особым символом угнетения стало клеймо, которое выжигали на плече каждого зарегистрированного мага. Это клеймо представляло собой изображение глаза, окружённого языками пламени. Оно служило не только знаком регистрации, но и постоянным напоминанием о подчинении и контроле. Клеймо невозможно было скрыть магией или удалить без серьёзных последствий для здоровья, что делало его вечным знаком позора.

Библиотеки магических трудов были уничтожены. Засухи и эпидемии опустошили земли. Фиран — горное королевство, богатое рудой, использовало слабость Кадере, захватив пограничные земли. Их герб — золотые горы на черном фоне. А Эстерия — морская держава, начали блокировать порты для Кадере, требуя дань. Герб — раскрытая ракушка с большой жемчужиной внутри. Народ прозвал это время «Эпохой Пепла»…

С каждым абзацем Ирис затягивало всё глубже. Она ощущала, что мир, описанный на страницах, не просто история — он жил в ней, вибрировал где-то под кожей. Слова о запрете высшей магии, сожжении библиотек и охоте на магов отзывались в груди неприятным эхом.

***

Эйдан открыл глаза, словно вынырнув из глубины полувекового сна. Лёгкий морозец осеннего утра прокрался в комнату сквозь приоткрытую ставню, заставив его кожу покрыться мурашками. Он потянулся, обнажив худощавое тело с рельефом сухих мышц. Бархатный халат багрового цвета скользнул по плечам, и некромант закутался в него до подбородка. На балконе, где каменные перила были покрыты инеем, Эйдан присел в кресло с выцветшей позолотой. Трубка с длинным мундштуком, вырезанным из кости неизвестного существа, заняла место между пальцев. Он чиркнул спичкой, и дым, густой и смолистый, поплыл в воздухе, сплетаясь с туманом, что стелился над садом.

Внизу, среди клумб, опутанных жухлыми лианами, он увидел Ирис. Её тёмно-зелёное бархатное платье сливалось с хвоей древних елей, а со светлыми длинными волосами играл спокойный ветерок. В руках она держала книгу в кожаном переплёте, её губы шептали строки, а дыхание превращалось в лёгкий пар на холодном воздухе. Эйдан прищурился, вдыхая дым.

Осень окрасила сад в серо-золотые тона: алые клёны роняли листья, а небо, низкое и свинцовое, обещало скорый дождь. Но Ирис казалась инородным мазком в этой картине — тёплым и ярким. Трубка в руке Эйдана дрогнула, а дым, словно прочитав мысли, потянулся к ней тонкой змейкой. Ему было любопытно наблюдать за девушкой, и в то же время завораживающе видеть, как тело, ещё недавно холодное и неподвижное, теперь снова дышит, думает, живёт. Интересный объект для наблюдения, мелькнуло у него в мыслях, и уголок губ дрогнул в тени улыбки. Ветер сорвал с дерева горсть листьев, закружив их в танце над головой Ирис. Девушка подняла лицо и встретилась с его взглядом.

— И давно ты тут сидишь? — прервала она тишину.

— А что? Мешаю? — он выдохнул дым. — Что ты читаешь?

— Историю. Пока ты спал, я искала ответы в твоей библиотеке. Меня удивила твоя обширная коллекция наверняка запрещённых книг.

Эйдан усмехнулся едва заметно и, выдохнув последний клуб дыма, поставил трубку на кованый столик. Дым ещё лениво вился в воздухе, когда он встал и, закутавшись плотнее в халат, скользнул обратно в комнату. В это же время Ирис, сидевшая в саду под раскидистым деревом, встряхнула голову, смахнув с волос опавшие листья. Лёгкий ветер трепал подол её платья, и в воздухе уже витал запах грядущей грозы: тяжёлый, влажный, с металлическими нотками. Девушка подняла лицо к небу, где свинцовые облака нависали всё ниже, словно готовы были вот-вот пролиться.

Она медленно направилась к дому. Деревья за её спиной затаили дыхание, и на миг сад будто замер в ожидании. Стоило ей скрыться за дверью, как небо разразилось. Тучи хлынули вниз плотной, стеной дождя. Капли, тяжёлые и ледяные, застучали по крыше, забарабанили в окна, сорвались потоками с карнизов, заполняя сад звуками водяной симфонии. Дом стал убежищем от разгула стихии.

Ханна зажгла последнюю свечу в массивном канделябре, и дрожащий свет окутал дубовый стол в столовой. Помещение дышало жизнью: на скатерти стояли фарфоровые тарелки с позолотой, а серебряные приборы сверкали, как новые. Она разлила по тарелкам густой, ароматный суп из лесных грибов, выращенных в тенистых уголках сада. Бульон томился на огне с добавлением капли крепкого эля, а сверху она щедро посыпала его хрустящими гренками из поджаренного чёрного хлеба. Тёплый, землистый запах разнесся по столовой.

— Ханна, это потрясающе! — воскликнула Ирис, едва вкусив первую ложку горячего супа. Тёплый вкус обволакивал язык, насыщенные ароматы специй и свежих трав напоминали о доме, которого она не помнила.

— Если нужно будет добавки, только попроси, милая, — с мягкой улыбкой отозвалась Ханна, выпрямляясь и вытирая руки о передник. — Второе скоро принесу.

— Думаю, этого будет достаточно. У тебя очень сытная еда, — проговорила Ирис с благодарностью глядя на женщину. — Присаживайся, поедим вместе.

— Я уже пообедала, дорогая. Да и времени нет. Столько дел, как всегда.

Ханна на миг замерла. Её лицо на мгновение посмурнело, в уголках глаз скользнула тень воспоминаний.

— Давно ты здесь? — тихо спросила Ирис, наблюдая за её изменившимся выражением.

Старуха вздохнула, её руки машинально поправили платок на голове.

— Я… Скажем так, была в рабстве с пяти лет, — начала она, её голос был ровен, но внутри чувствовалось, как каждая фраза даётся ей с усилием. — Когда мне было семнадцать, нас, девочек, выкупил Эйдан, — она произнесла его имя с особым благоговением, будто это был не человек, а мифический герой. — Он дал нам свободу. Но я тогда даже не знала, что это значит. Мне казалось, я рождена служить, — её взгляд затуманился, словно она вновь оказалась в тех далеких временах. — Он предложил мне остаться, следить за домом, ухаживать за садом, готовить. И я согласилась. Потому что впервые мне дали выбор. Понимаешь? Выбор. Первый раз за всю мою жизнь. И вот уже сорок лет у меня есть дом… и человек, которому я буду благодарна до конца своих дней.

Дверь столовой тихо скрипнула, и в проёме появился Эйдан. Его появление было беззвучным, почти призрачным. На нём был чёрный камзол, украшенный тонкой серебряной вышивкой в виде рун вдоль воротника, подчеркивающий его аристократическую худобу и осанку. За спиной струился длинный чёрный плащ, который отбрасывал длинную тень на пол.

— Ты можешь считать себя полноправной хозяйкой этого поместья, Ханна, — произнёс он, подойдя ближе. В его голосе прозвучала не просто признательность, а глубокое уважение.

Старуха смущённо отвела взгляд, но её губы тронула гордая улыбка.

— Ханна сказала, что вы встретились, когда ей было семнадцать. — Ирис наклонилась вперёд, разглядывая его внимательно. — Сколько же тебе лет? Ты выглядишь… слишком молодо. Скрываешь свой возраст магией?

Эйдан чуть приподнял бровь, но не успел ответить. Ханна, стоявшая у буфета, произнесла негромко, но с явным почтением:

— Он и есть сама магия.

— Что? — Ирис нахмурилась, в недоумении глядя то на Ханну, то на Эйдана.

Старуха поняв, что выдала личную информацию, вздрогнула и опустила глаза.

— Ханна, иди на кухню, — сдержанно сказал Эйдан.

В помещении воцарилась тишина. Женщина кивнула и, скользнув взглядом по Ирис, поспешно вышла, закрыв за собой дверь.

— Ты ответишь мне на вопрос?

— Да. Мне больше лет, чем Ханне. Но я никак не поддерживаю свою молодость. За это, если можно так сказать, стоит благодарить моего отца, — Эйдан отодвинул от себя тарелку. Казалось, одно лишь упоминание об отце напрочь отбило у него аппетит — взгляд потемнел, а губы едва заметно сжались.

Поняв, что некромант не хочет вдаваться в подробности, Ирис решила сменить тему.

— Ты куда-то собрался? — она указала на его верхнюю одежду.

— Мы, — уточнил Эйдан, вытирая губы полотенцем и поднимаясь из-за стола. — Собирайся, поедем в ближайшую деревню.

Ирис поморщилась и бросила взгляд на окно, по которому скользили холодные струйки дождя.

— В такую непогоду?

— Сейчас осень, — спокойно ответил он, пожав плечами. — Придётся привыкать. Дожди станут частыми. Я подумал… стоит попробовать позволить твоей памяти восстановиться самой, без моего вмешательства. Что если люди, запахи, или что-нибудь другое поможет тебе в этом?

— Да, хорошая идея, — улыбнулась девушка.

— Тогда иди собирайся, кожаный плащ и сапоги должны быть в гардеробе. Я приготовлю лошадь.

— Одну? Я видела в стойле двух.

— А ты сможешь её оседлать? — ухмыльнулся некромант.

— Не попробуем не узнаем, — улыбнулась Ирис и направилась в свою комнату. — Готовь еще одну лошадь.

— Подожди. — Эйдан остановился у дверного проёма. — Совсем забыл отдать тебе одну вещь.

Он подошёл к Ирис, в его ладони покоился крошечный предмет — изящное серебряное кольцо с кроваво-красным рубином, инкрустированным в тонкую оправу в виде витиеватых завитков.

— Это кольцо принадлежало тебе, — произнёс он негромко. — Единственное, что сохранилось от твоей прежней жизни. Его было трудно достать. С его помощью… я смог призвать твою душу обратно.

Ирис осторожно взяла кольцо, её пальцы слегка дрожали. Металл был холоден, но едва она сжала его в ладони, кольцо отозвалось на прикосновение. Оно передало ей волну живого, пульсирующего тепла, пробежавшего по венам. Она медленно надела его на указательный палец. Кольцо село идеально, как будто ожидало этого мгновения веками. Сердце застучало чаще. В висках зашумела кровь. Воздух вокруг стал тяжелее, наполненный необъяснимой тоской и смутным, на грани узнавания, чувством.

— Что-то вспоминаешь? — спросил Эйдан, всматриваясь в её глаза.

— Нет… — она медленно покачала головой. — Только… чувствую, что оно было мне очень дорого. Словно… оно помнит меня, а я — его.

Ирис провела пальцем по гладкой поверхности рубина, в котором мерцал крохотный огонёк, как звезда, заточенная в камне.

— Спасибо, — наконец произнесла она, подняв глаза.

Эйдан ничего не ответил. Лишь коротко кивнул, взгляд его стал отстранённым, и он без лишних слов развернулся, исчезнув в коридоре. Ирис ещё долго стояла, прижав ладонь с кольцом к груди, прислушиваясь к биению сердца и не понимая, почему по щеке вдруг скатилась одинокая слеза.

Некромант ждал девушку у конюшни, его чёрный плащ развевался на ветру, а в руках он держал поводья двух лошадей: вороного жеребца, и белоснежной кобылы с волнистой гривой. Ирис подошла к ним, поправляя перчатки, подаренные Ханной, так как никаких других она не нашла. Её взгляд скользнул по лошадям.

— Я… не уверена, что помню, как это делать, — сказала она, касаясь гривы кобылы.

Эйдан вскочил на жеребца одним плавным движением, будто его тело не подчинялось гравитации.

— Плоть может помнить, — бросил он, протягивая ей поводья. — Даже если разум забыл.

Ирис вдохнула глубже, ухватилась за седло и оказалась в нем прежде, чем успела испугаться. Мышцы сами подались, ноги нашли стремена, спина выпрямилась. Лошадь под ней вздрогнула, фыркнула, но не стала брыкаться.

— Прежняя хозяйка этого тела занималась скачками, — сухо процедил Эйдан.

Они двинулись по лесной тропе, где корни деревьев сплетались между собой, как змеи под опавшей листвой. Ирис сжимала поводья, ожидая каждую секунду падения, но тело само всё делало за неё — лёгкий наклон в повороте, давление коленей, чтобы ускориться.

— Признаюсь, я думал, ты скорее свернёшь себе шею, но всё оказалось куда лучше, чем я ожидал, — крикнул Эйдан, когда они выехали на опушку. Его жеребец рванул вперёд, бросая вызов.

Ирис не ответила. Она пришпорила кобылу, и та взмыла в галоп, словно стрела. Осенний ветер рвал волосы из косы, щеки горели от холода, а сердце билось в такт копытам. Лес превратился в зелёно-золотой водоворот, а она смеялась — звонко, беззаботно, это был крик живой, пульсирующей души, вырвавшейся наружу. На краю леса, у проселочной дороги, ведущей к деревне, Эйдан уже ждал её. Его чёрный жеребец мерно переступал копытами, раздувая ноздри. А сам некромант смотрел на неё с выражением, редким для его лица, азартным, почти одобрительным. Глаза, обычно холодные и отстранённые, теперь пылали тихим огнём.

— Ты неплохо справилась. Возможно, когда-нибудь тебе удастся меня нагнать.

— Я сейчас даже не пыталась это сделать, — она погладила шею лошади. Тело дрожало от адреналина, но в душе поселилось странное спокойствие. — Я чувствую такую легкость… Мне хорошо.

— Значит ты больше не хочешь спрыгнуть со скалы? — ухмыльнулся он.

— Я тогда говорила не серьезно.

— Ну да… — прошипел он беззлобно.

— Ты мне не сказал, как зовут лошадей.

— Я не давал им имён. Это просто конь и кобыла. — Эйдан держал поводья расслабленно, уверенно выпрямив спину.

— Почему? — она удивлённо вскинула брови. — У них есть характер, душа. Разве они не заслуживают имени?

Эйдан на мгновение замолчал. Его глаза скользнули по серому небу, затянутому облаками.

— Как ты уже знаешь, мне больше лет, чем кажется, — его голос стал тише. — Слишком часто я хоронил: друзей, животных. Со временем всё стирается, всё становится прахом. И если ты не даёшь чему-то имя, это не умирает в тебе. Оно просто уходит и сменяется чем-то другим.

— Это звучит очень… одиноко.

Эйдан посмотрел на неё вновь, с тенью усталой тоски в глазах.

— Иногда одиночество — это всё, что остаётся, — он слегка тронул поводья, и конь послушно пошёл вперёд. — Если хочешь — дай ей имя, — добавил некромант, кивнув на кобылу девушки.

— Дэя, — не думая ни секунды произнесла Ирис. — Оно её очень подходит.

Лошадь фыркнула, одобряя выбор.

— Хорошее имя, — Эйдан слегка улыбнулся уголком губ, не оборачиваясь.

Плащ некроманта развевался на порывистом ветру, обнажив на мгновение перевязь с оружием: длинный меч в чёрных ножнах, украшенных серебряными рунами и кинжал с рукоятью из эбенового дерева, инкрустированной обсидианом.

— Зачем тебе меч? — спросила Ирис, усаживаясь лучше в седле. — Разве владения магией недостаточно?

Эйдан обернулся, его пальцы непроизвольно коснулись рукояти меча.

— Магия не бесконечна. Все свои силы я потратил, когда призвал тебя из небытия. Мне нужно забыть о чарах, как минимум на пару недель. А меч… Он развязывает языки не хуже магии. Иногда даже быстрее. К тому же это отличное оружие, — Эйдан вытащил его наполовину. Тёмное лезвие отразило тусклое солнце, а руны вдоль обуха осветились синевой. — Он зачарован, его лезвие способно рассекать материи блуждающих духов, которые бывают очень опасны, — Эйдан с ловкостью вложил меч обратно в ножны.

Тишина повисла между ними. Только мерный стук копыт и тихий шелест мокрой травы нарушали её. Воздух пах сыростью и перегноем. Из-за леса показались первые крыши. Деревня Уэлдрик раскинулась вдоль тракта: покосившиеся заборы, серые стены, редкие огни в окнах. Всё здесь казалось усталым от непогоды.

— Мы прибыли.

Дождь моросил мелкой изморосью, превращая улочки в месиво из грязи и пожухлой листвы. Эйдан и Ирис привязали лошадей у старой яблони рядом с таверной «Сытый пёс». Её вывеска, покосившаяся и проеденная жуками, скрипела на ветру, будто призывая путников внутрь. Около двери громко сопел, черный с белым пятном под глазом, пёс. По его виду, можно было сказать, что таверна оправдывает свое название.

Дома здесь были, как из мрачной сказки: бревенчатые избы с прогнившими ставнями, крыши, покрытые заплатками из мха и дранки. Из труб валил густой дым — топили чем придётся: сырыми дровами, сушёным навозом. Торговцы двигались по улицам, сгорбившись под тяжестью корзин. У колодца, обложенного замшелыми камнями, старухи в платках перешептывались, бросая подозрительные взгляды на чужаков. На рыночной площади продавали скудный товар. Ремесленник с обожжёнными руками выкладывал грубую керамику, украшенную символами, похожими на руны, но попроще, чтобы не навлечь инквизицию. Травница в тёмном плаще раскладывала пучки зверобоя и чертополоха. Дети в заплатанных рубахах гоняли по грязи деревянный обруч, их смех резко контрастировал с всеобщей унылостью.

Из таверны доносились звуки лютни и пьяных споров. Сквозь запотевшие окна виднелись силуэты, которые размахивали кружками с пивом. Запах жареной репы и пригорелого жира смешивался с вонью мокрой шерсти от овец, блеющих за забором.

— Думаешь, нахождение здесь как-то поможет мне вспомнить что-либо?

Ирис натянула капюшон и подобрала края платья, ступая по скользким камням. Её взгляд задержался на ребёнке, прятавшем за пазухой куклу, сделанную из сена. Где-то вдали каркнула ворона. Дождь усилился.

— Теперь это твой мир, ты должна лицезреть его во всей красе. Не думала же ты вечно сидеть в комфортных условиях в моем особняке.

— Сам воскресил меня, вот теперь и обеспечивай моё благополучие, — фыркнула Ирис.

Эйдан приподнял бровь, уголки его губ дрогнули в сдержанном удивлении. Ему было забавно от того, как быстро у Ирис начал проявляться характер: упрямый и дерзкий. Это произошло быстрее, чем он ожидал.

— Обеспечить твое благополучие? — Эйдан сделал шаг ближе. — Я вернул тебя к жизни, а не удочерил или женился, — он склонился чуть ниже, глаза сверкнули под капюшоном, — Если хочешь спать на шелковых простынях — придется поднапрячь свою память.

Прежде чем она успела ответить, Эйдан мягко коснулся её спины, настойчиво направляя к входу таверны. Деревянная дверь скрипнула, выпуская наружу запах жареного мяса, дыма и эля.

— Считай, это как поиск вдохновения у бардов. Оно редко приходит в тишине покоев. Вдохновение прячется в пьяных речах, грязных улицах и случайных взглядах. Никогда не знаешь, где и при каких обстоятельствах тебя настигнет муза.

Он распахнул перед ней дверь. Ирис скосила на него взгляд, но не сдержала полуулыбки, вызванной тайным энтузиазмом. Она шагнула внутрь. Несколько десятков глаз тут же уставились на них, но быстро отвернулись — чужаки редко сулили добро. Таверна представляла собой пёстрое, но потрёпанное зрелище: столы с выбоинами от ножей, скамьи, склеенные смолой, а на стене за стойкой висел портрет Вильгельма II — потёртый и чуть смазанный, его не раз грубо протирали от пыли, больше по привычке, чем из уважения. Тавернщик, толстый и лысый, с татуировкой змеи на шее, вытирал кружку, следя за гостями, как стервятник. Хозяйка, пышная женщина с румяными щеками, тут же подошла к новым гостям.

— Ну что, путники, согреться или накормиться? — голос её звенел, как колокольчик, вопреки усталости, проступавшей во взгляде. — Эль свой, мясо сегодня — баранина, хоть и жестковата, зато с душой!

Эйдан снял плащ, повесив его на спинку стула и бросил на стол пару донумов.

— Эля. Только без осадка на дне, если можно.

— Ой, да у нас всё чистое! — хозяйка хлопнула себя по бёдрам, подмигнув Ирис. — А барышне чего? Может, мёду с имбирём? Видать, с морозцу-то дрожит вся.

— Спасибо, мёд подойдёт, — Ирис улыбнулась.

— То-то же! — Женщина скрылась за стойкой.

Эйдан развалился на скрипучем стуле, откинувшись спиной к стене и закинув ногу на ногу. Он покосился на Ирис, которая с любопытством осматривала зал, впитывая каждый звук и запах, словно её память могла вот-вот зацепиться за что-то знакомое.

— Не успели мы сесть, как за нами уже стали наблюдать, — некромант слегка наклонился к ней, его пальцы небрежно стали вращать золотую монету.

— Ты о чём? — так же тихо спросила она, стараясь не оборачиваться.

— Сзади нас, в тёмном углу, — продолжил Эйдан, — сидит человек в доспехах королевского рыцаря. С тех пор как мы вошли, он не сводит с нас глаз. Его лицо… кажется мне до боли знакомым.

Ирис уловила серьёзность в его голосе и напряглась, хотя внешне выглядела расслабленно. Девушка медленно выпрямилась, стараясь не делать резких движений.

— Он идёт сюда, — прошептала она, не двигая губами.

Эйдан чуть заметно кивнул.

— Веди себя естественно, — произнёс он спокойно.

Рыцарь, лет тридцати пяти, приблизился к их столику, держа в руке кружку эля. Его лицо, обветренное и грубоватое, смягчила формальная улыбка. На груди его доспеха, покрытого пылью дорог, блестел золотой дракон.

— Доброго здравия. Не часто тут встретишь благородных господ. Особенно с дамами, чьи лица… знакомы, — он сделал небольшой глоток, нарочно растягивая паузу. — Леди Генриетта, вас уже стали оплакивать при дворе. Говорили, пропала без вести несколько недель назад. И вот вы здесь, в самой глуши, да ещё и в компании бывшего королевского мага…

Его глаза сузились и сверкнули, остановившись на спутнике девушки. Ирис на мгновение опешила. Первый выход в люди и сразу же встреча с человеком, который был знаком с хозяйкой её тела. Но она подавила панику, заставив губы растянуться в беззаботной улыбке.

— Сир Сандер Хэмильтон. Давно мы не пересекались, — Эйдан лёгким движением ноги отодвинул стул напротив. — Прошу. Составь нам компанию.

— С превеликим удовольствием! — рыцарь опустился на стул, чуть развернувшись, так, чтобы видеть обоих. Он продолжал сверлить Эйдана взглядом, в котором смешались любопытство, недоверие и скрытая враждебность. — Даже завидно, ты ничуть не изменился с нашей последней встречи, тринадцать лет назад.

— Зависть — смертный грех, рыцарь, — лукаво отозвался Эйдан.

Сандер слегка наклонил голову. Свет скользнул по его русым прядям, выхватывая золотистые переливы в карих глазах. Щетина, аккуратно подстриженная, дрогнула, когда он сжал челюсть, переводя взгляд с Эйдана на Ирис.

— Леди Генриетта, — спокойно обратился он к ней. — Вы всё же не ответили. Что привело вас в эти земли? Или… кто? — Его пальцы барабанили по деревянному столу, словно отсчитывая секунды.

Ирис медленно приподняла бровь, её улыбка стала шире, но глаза остались холодными.

— Разбойники, сир Сандер, — проговорила она. — Устроили засаду у графской дороги. — Она нарочито вздохнула, опустив ресницы. — К счастью, этот благородный мужчина оказался рядом, — она кивнула в сторону Эйдана.

— Надеюсь, эти разбойники, не совершили с вами никакие… непотребства?

— Нет, что вы. В тот день удача сперва отвернулась от меня, а затем вдруг решила улыбнуться вновь.

Сандер прищурился, пальцы замерли на столе, будто паук поджидающий добычу. Он перевёл взгляд на Эйдана, и тот выдержал его без слов, глядя прямо, хладнокровно.

— «Удача», — протянул он. — Любопытно. Разбойники, которые не тронули ни волоса на голове благородной дамы… И маг, который случайно оказался рядом. — Он наклонился ближе. — Вы не находите это… слишком удачным?

— О, сир Сандер, — протянула Ирис с лёгким смешком в голосе, — я понимаю вы во дворце привыкли раскрывать всякие заговоры, но тут… Может, вам стоит взять передышку от службы?

Любопытство рыцаря било по терпению Эйдана, но в то же время ему нравилось, как Ирис держалась. Спокойная, собранная, в ней не было той растерянной девушки, которую он поднял из пустоты. Перед ним сидела женщина, способная вести игру и выигрывать в ней. Некромант позволил себе слабую усмешку, склонив голову набок, как будто наблюдал за интригующим спектаклем. В глубине его глаз сверкнуло нечто одобрительное, даже гордое. В то же время сердце Ирис стучало, словно вот-вот выпрыгнет наружу. Каждое слово Сандера вонзалось в неё, как лезвие, проверяя на прочность её историю. Она чувствовала, как ладонь под столом стала влажной, а в горле застрял ком — страх, что рыцарь заметит дрожь в её голосе. Но ей мастерски удавалось не выдавать своих истинных чувств. Напряженную обстановку прервала хозяйка таверны, которая принесла выпивку. В тот же момент бард у камина рванул струны лютни, запустив весёлую плясовую. Крики посетителей слились в общий гул, и даже Сандер невольно отвлёкся, взгляд его смягчился на долю секунды.

— Что же это я, — ухмыльнулся рыцарь. — Прошу простить мою дотошность, леди Генриетта. Просто… столь необычное общество может вызвать разночтения.

— Ничего. Это ваша работа.

— Её Высочество принцесса Луиза будет рада узнать, что вы целы и невредимы.

— Позволь поинтересоваться, — вмешался Эйдан, его голос прозвучал с едва заметной ноткой любопытства. — Что заставило столь благородного рыцаря забрести в такие глухие края? Если, разумеется, это не тайна.

— Никакой тайны, — ответил Сандер, отхлебнув эля и поставив кружку на стол с глухим стуком. — Мне поручено отправиться в деревню Жерн. Поговаривают, там объявилась чернокнижница. Наводит мор на местных.

— Почему не послать инквизиторов? — спросил Эйдан, чуть прищурившись. — Если речь действительно идёт о колдовстве.

Сандер усмехнулся, покачал головой:

— Потому что в этот раз нужно действовать без лишнего шума. А как показывает практика, что инквизиторы, что вы… маги, любите собирать публику.

— Так или иначе, — бесстрастно возразил Эйдан, — тебе понадобится тот, кто разбирается в колдовстве. После смерти ведьмы часто остаются следы её магии… или, что хуже, проклятия.

— Ты намекаешь, что хочешь помочь мне? — Сандер приподнял бровь, изучая его.

— Как бы ты ни относился к магии, запомни одно: искоренить её можно лишь самой магией. Обещаю, я не буду привлекать внимания.

Рыцарь молчал. В его взгляде боролись раздражение и что-то близкое к признанию. Мысль о том, что ему придётся полагаться на того, кого он презирает, вызывала в нём горечь. Сандер долго молчал, взвешивая — соглашаться или нет. Наконец, он медленно кивнул.

— Хорошо, но приказы к действиям буду отдавать я. Если задумаешь провернуть что-то…

— И не думал, — Эйдан сложил пальцы домиком и ехидно улыбнулся.

Некроманта коробила сама необходимость подчиняться, но под поверхностью раздражения уже шевелился азарт. В Сандере он видел не союзника, а скорее пешку, непредсказуемую, но всё же полезную. И это, как ни странно, забавляло его. Ирис наблюдала за ним с лёгким недоумением, пытаясь понять, что именно движет Эйданом — интерес, расчёт или нечто третье.

— Что же вы, леди Генриетта? — спросил Сандер, обернувшись к ней.

— Очевидно, она поедет с нами, — Эйдан развёл руками. — Оставлять её где-либо слишком рискованно. Рядом с нами она будет в безопасности. К тому же твоё задание не выглядит особо опасным.

— Надеюсь, я сумею оказаться полезной, — произнесла Ирис и отпила немного мёда, чтобы смочить горло.

Сандер ответил улыбкой, в которой сквозила светская вежливость:

— Уверен, леди, ваше присутствие само по себе сделает наш путь куда приятнее.

Эйдан, наблюдавший за происходящим с нарочитой скукой, вдруг медленно поднялся. Стул под ним скрипнул по деревянному полу, привлекая несколько любопытных взглядов.

— Душно здесь, — лениво заявил он, потягиваясь, будто только что пробудился от сна. — Пойду, подышу свежим воздухом.

Он прошёл к двери, не оглядываясь, шаги его были нарочито неторопливыми. В это же время Сандер, не выказывая ни удивления, ни недовольства, молча достал из-за пояса кожаный мешочек. Он отсчитал несколько донумов, бросил их на стол так, что они звякнули, перекатываясь.

— За эль и гостеприимство, — сказал он хозяйке. — Нам пора в путь.

Ирис последовала за Эйданом, прихватив плащ. Холодный воздух коснулся кожи, освежая после душного зала. Снаружи пахло влажной землёй, горелым деревом и мокрыми листьями. Эйдан стоял, прислонившись к деревянному столбу таверны. В руках у него уже была изящная трубка. Он неспешно набивал её табаком, почти медитативными движениями, и закурил, делая глубокую затяжку. Дым потянулся вверх, растворяясь в воздухе.

— Подышать, говоришь? — съязвила Ирис, прищурившись.

— Свежий воздух и вкус дорогого табака… — Эйдан выдохнул дым, сладковато-пряный, с лёгкой древесной горечью. — Что может быть лучше? Внутри он бы смешался с запахами пота и выпивки.

Ирис подошла ближе и облокотилась на деревянную перегородку рядом с ним.

— Зачем ты решил помочь Сандеру? — тихо произнесла она. — Как ты ему поможешь, если исчерпал свои силы?

Эйдан коротко хмыкнул, не поворачивая головы.

— А я и не собираюсь ничего делать. Всё сделаешь ты.

— Что? — Ирис нахмурилась, не сразу поняв. — Ты хочешь сказать… это тело принадлежало магичке?

— Нет, в нем нет магии, — безэмоционально процедил Эйдан. — Зачатки магии находятся не в крови, а в душе, и в твоей они присутствуют.

— Но я ничего не знаю, — растерянно прошептала она.

— Просто будешь делать, что я скажу. Это не сложно. Будет тебе небольшая практика. Но чтобы наш королевский пёс ничего не видел.

— Ты знал кому принадлежало тело? — спросила она после короткой паузы.

— Отчасти, — ухмыльнулся некромант. — Но если ты думаешь, что я как то поспособствовал смерти, этой Генриетты, то это не так. Судя по ножевому ранению, которое нанесли в живот, человек не особо знал куда бить, чтобы убить мгновенно. Возможно, всё произошло случайно… или на вспышке эмоций. Убийца находится в замке и он принадлежит либо к знати, либо к обслуге, к рыцарям — вряд ли.

— Во снах я часто слышу звон бубенцов.

— Бубенцов? — Эйдан заинтересованно на неё посмотрел.

— Да. Мне, кажется, это как-то связано с убийцей.

Эйдан задумчиво провёл пальцем по краю трубки.

— Хм… возможно, — произнёс он негромко. — Иногда сны цепляются за память тела.

— А Сандер? Почему он так относится к тебе?

— Что поделать, — усмехнулся Эйдан, глядя на тлеющий табак. — Он дышит неровно ко всему, что связано с магией.

Из таверны вышел рыцарь, которого сопровождала хозяйка. В руках она держала мешок с едой, видимо, Сандер решил закупиться пропитанием в дорогу. Она вручила ему мешок и, достав из кармана припрятанный кусочек баранины, кинула старому псу, который подскочил, как только увидел её. Кивнув хозяйке в знак благодарности, внимание Сандера привлек этот пёс, жадно глотавший брошенный кусок баранины.

— Неужели в честь него названа таверна? — спросил он, указывая подбородком на пса. — «Сытый пёс»… интересное название.

Хозяйка улыбнулась так тепло, будто на мгновение сквозь тучи выглянуло солнце. Она присела рядом с псом и почесала его за ухом.

— Верно. Но Барни не просто пёс, — сказала женщина мягко. — Он мой спаситель. Лет десять назад я бежала сюда из столицы — с пустыми руками и разбитым сердцем. От мужа, который слишком часто поднимал на меня руку. Ночью, в лесу, на меня напали волки. А этот сорванец, — она потрепала Барни по холке, — бросился на самого крупного. Вцепился так, что остальные разбежались. Он вытащил меня, полуживую, к старой хижине. Тут я и осталась.

Сандер скрестил руки на груди, слушая.

— И хижину превратила в таверну?

— Сперва в сарай. Но Барни… — Хозяйка встала, вытирая руки о фартук. — Он таскал мне дичь, пока я не накопила на первую бочку эля. Потом путники стали заглядывать — кто воды попить, кто переночевать. Говорили, пёс у ворот, как страж, стоит — значит, тут безопасно.

Барни, словно поняв, что речь идёт о нём, приподнял голову и глухо тявкнул, чем вызвал у хозяйки добродушный смех. Сандер кивнул, оценивающе оглядев таверну.

— Хороший страж. Надежнее иных людей.

— О, не сомневайтесь, — она подмигнула. — Если кто чужой войдёт с дурными мыслями, Барни и костей не оставит.

Хозяйка усмехнулась, а пёс, одобряя её слова, облизнул ей ладонь.

— Возвращайтесь живыми, сир, — сказала она уже серьёзно, глядя на Сандера. — И берегите своих спутников.

Рыцарь обернулся. Эйдан и Ирис уже сидели верхом у дороги, укрытые вуалью туманного утра.

— Постараюсь, — буркнул он, поворачиваясь к лошади. — Но с такими попутчиками… это будет непросто.

Барни проводил их звонким лаем, словно говоря: «Возвращайтесь».

Безумная из Жерна

Ближе к вечеру путники уже подъезжали к деревне Жерн. Вечернее небо было окрашено в грязно-багровые тона. Дорога, петлявшая между высохших полей, вела к забору, около которого болталась табличка с едва читаемой надписью: «Жерн. Да пребудет свет в Кадéре». Света, однако, не было, лишь редкие огоньки дрожали в окнах, будто прячась от чего-то незримого. Ирис ехала посередине, слушая мерный звон доспехов Сандера. За всю дорогу они обменялись лишь парой коротких фраз. Девушка старалась говорить как можно меньше, чтобы случайно не вызвать ненужных подозрений. Но любопытство росло, и она захотела узнать больше подробностей о поселении.

— Сир Сандер, — окликнула Ирис рыцаря и поравнялась с ним на дороге. — Скажите, вам известны какие-нибудь подробности о деревне?

— Жерн известна своим древним храмом Смотрящего, — произнёс он, глядя вперёд. — Сюда стекались паломники со всех уголков Кадéре и даже из-за границы. Говорят, здесь происходили разные чудеса.

— Поэтому тебе и было велено сделать всё одному? — поинтересовался Эйдан и подъехал ближе. — Негоже осквернять святое место страшными слухами про ведьму, которая губит праведных людей. К тому же, если паломники прекратят сюда ездить, то скорей всего место загнется, так как больший доход она получает от них, то бишь и меньше золота в королевскую казну, — Эйдан притворно вздохнул. — Я то уж подумал, что королевство заботиться о бедных людях… Как всегда, деньги решают всё.

— Ты драматизируешь, — процедил Сандер сквозь зубы.

— Неужели? — хмыкнул некромант.

Деревня встретила их не просто тишиной. Казалось, сам воздух здесь был пропитан страхом, словно каждый камень, каждая трещина в стенах шептала о чем-то недобром. Узкие улочки извивались между покосившихся изб, чьи крыши прогнулись под тяжестью времени. Жерн тонула в каком-то болезненном забвении, не способная выбраться из вязкой, затхлой туманной трясины. Что-то тёмное здесь происходило. Ирис почувствовала, как по коже побежали мурашки, а сердце сжалось в груди. Внезапно тёмная энергия смерти собралась вокруг неё, обвивая, как забытый кошмар. Это ощущение было знакомо. Она помнила его, когда была там, в другом мире, где холод и пустота стали её единственными спутниками. Всё вокруг будто замерло, как в том бесконечном мраке.

Заморосил дождь. Лёгкие капли стали падать, шершавыми нитями касаясь земли. Воздух обрел влажность и горький запах гнили. Ирис вздрогнула, невольно поджав плечи, пытаясь укрыться от холода, который шёл не столько от неба, сколько от самой земли.

— Здесь неуютно, — прошептала она, оглядываясь.

Все трое молча накинули капюшоны, будто это хоть как-то могло укрыть их от того, что таилось в деревне. Эйдан пристально смотрел на Ирис. В его взгляде была странная настороженность, которая заставила её напрячься. Сандер окинул деревню холодным взором, оценивая, что им предстоит пройти. В воздухе висела опасность, неясная, но ощутимая.

— Почувствовала? — прошептал Эйдан. — Я ожидал чего угодно, но не этого. Как вообще можно было послать сюда одного рыцаря, без поддержки инквизиции? Его, словно заведомо послали… на смерть.

— Всё настолько плохо? — Ирис растерянно посмотрела на него.

— Если бы это было обычное проклятие, — Эйдан покачал головой, прядь волос выбилась из-под капюшона, — я бы почувствовал очаг, но его нет. Здесь тянет тёмной энергией из каждого угла.

Сандер, заметив их перешёптывание, подъехал ближе.

— О чём вы говорите?

— Всё очень серьёзно, — ответил некромант. Его лицо, обычно невозмутимое, на этот раз было сосредоточенным и напряжённым. Это сразу насторожило рыцаря.

— Что ты имеешь в виду?

— Позже, — отрезал Эйдан. — Давай сначала всё выясним.

У колодца, заросшего мхом и окутанного тонкой паутиной, стоял старик. Его сгорбленная фигура, закутанная в выцветший плащ, напоминала высохший сучок. Лицо, изборожденное морщинами, не выражало ни надежды, ни страха — только пустоту.

— Меня зовут Йорик. Я — староста Жерна, — хрипло произнёс он. — Вы прибыли… помочь нам? — его голос скрипел, как ржавая дверь. Глаза, тусклые, скользнули по лицу Сандера, задержались на Эйдане, а затем медленно опустились к земле. — Мне говорили, что вы приедете один, — добавил он после короткой паузы.

— Это мои спутники, — ответил Сандер. — Леди Генриетта и маг Эйдан.

Слова, казалось, ударили старика в грудь. Йорик резко поднял голову; в его взгляде мелькнуло что-то близкое к безумию.

— Маг?! — выкрикнул он. — У нас священная земля, этим еретикам не место здесь, — он сплюнул на землю темно коричневую жидкость, лишь отдаленно напоминавшую слюну.

— Священная? — Эйдан скрестил руки. — Да у вас здесь смердит, черной магией. Даже в домах у некромантов энергетика чище!

Сандер тяжело вздохнул, подошёл ближе и положил руку на его плечо, сдерживающе, но без угрозы.

— Не сейчас, — прошептал он.

Эйдан тихо фыркнул, но возражать не стал. Он отступил на полшага, взгляд оставался холодным.

— Расскажите о девушке, которую обвиняют, — голос Сандера прозвучал ровно, без осуждения, как у судьи, что ещё не вынес приговор.

— Её зовут Лара, — глухо начал Йорик. — Она травница. Живёт на болотах, это недалеко отсюда, если свернуть с дороги на юг. Девка понесла от паломника. Он приезжал один, молодой, с виду богобоязненный. Побыл пару дней, а потом — вон его и след простыл. Она родила, но ребёнок умер, не прожив и трёх месяцев.

Йорик на мгновение замолчал, сжав губы в узкую, побелевшую линию.

— После этого Лара… словно с цепи сорвалась. Кричала, обвиняла всех нас. Проклинала, — он отвёл взгляд. — Мы сперва думали — горе, молодая, не выдержала. Но…

— Но? — Сандер нахмурился.

— Не прошло и месяца, как начались первые смерти, — слова для старосты давались с трудом. — Первым умер сын пастуха. Пятилетний мальчик. Потом ещё шестеро детей. Один за другим. Дальше пошли девушки. Все молодые.

Ирис почувствовала, как что-то сжалось внутри неё — холодно и остро. Она выпрямилась, стараясь не выдать дрожь.

— У неё есть родные? — спросила девушка.

Староста кивнул.

— Мать. Её зовут Марта. Живёт в трёх домах отсюда, у края площади.

— Я хочу осмотреть тела, — сказал Сандер, не отводя взгляда от старосты.

Йорик вздрогнул. Его плечи поникли, пальцы задрожали.

— Мы… мы складываем их за деревней. В одну яму, — хрипло выдавил он. — Люди бояться к ним прикасаться и хоронить на местном кладбище.

— Отведи нас туда. Немедленно, — приказал Сандер. В его голосе не было ни сочувствия, ни злости, только решимость.

Деревня осталась позади. Они шли через узкую тропу, что вела вдоль старой рощи. Ветки деревьев, словно сухие пальцы, тянулись к путникам из тумана. Через несколько минут они остановились перед ямой, вырытой за холмом, у самого края леса. К тому моменту дождь усилился. Капли уже не падали лениво, как раньше, а стучали по капюшонам и плечам, превращая землю в вязкую, скользкую жижу. Небо потемнело. Всё казалось серым и безликим, как будто сама природа отвернулась от этих мест. Смрад ударил в лицо ещё до того, как они подошли. Тяжёлый запах гниющей плоти, мокрой земли и чего-то неестественного. Йорик, бледный, как полотно, достал из-за спины деревянный тубус и вынул оттуда факелы. Он протянул их мужчинам и, чиркнув кресалом, зажёг. Пламя вспыхнуло неохотно, дрожа под дождём, но вскоре окрасило их лица тусклым, неровным светом.

— Чтобы разглядеть… если решитесь, — произнёс староста, отворачиваясь. По его лицу скользнула тень, он явно не желал снова видеть то, что уже видел однажды. — Леди, — добавил он тише, кивнув в сторону Ирис, — вам не стоит смотреть на это.

— Я справлюсь, — отозвалась она.

Сандер шагнул первым. Его сапог заскользил в грязи, но он выровнялся. Факел дрожал в руке, отбрасывая скачущий, беспокойный свет, который выхватывал из тьмы разлагаемые тела. Дети. Девушки. Маленькие ладони, тонкие запястья. Одежда на некоторых была разодрана, в последствии небрежной транспортировки тел. Эйдан подошёл следом. Он опустился на корточки у края ямы, тщательно вглядываясь в тела. На лице некроманта была глубокая сосредоточенность, словно он лицезрел подобное постоянно.

— Лица… — пробормотал Сандер. — Посмотри, Эйдан. Все, как будто уснули. Ни страха. Ни боли. Только… покой.

— Это не болезнь, и не яд, — отчётливо произнёс Эйдан. — Это… отток. Как будто кто-то забрал у них саму жизненную силу. Поглотил без остатка.

Он выпрямился, медленно отряхивая с пальцев грязь, и провёл взглядом по безмолвной яме, в которой покоилось слишком много молодых лиц. В его глазах не было страха, только отвращение к тому, кто это сделал. Ирис всё ещё стояла в стороне. Плащ тяжело облепил её плечи, а холодные пряди волос прилипли к щекам. Дождь стекал по её подбородку, капая на землю. Она не могла сдвинуться с места. Смотреть на тела было невыносимо, у каждого мёртвого была своя история, свои мечты, свой смех… который теперь никто никогда не услышит. Каждый вдох смрада, пропитанного болью и горечью, приносил с собой рвотную волну.

— Они все были подвержены проклятию, которое медленно высасывало из них, жизнь, — сказал Эйдан. — Тот, кто его наложил, сделал это с определенной целью. Возможно, для того, чтобы напитать какой-то артефакт.

— Нужно допросить эту Лару, — резко сказал Сандер, выпрямляясь. Его рука инстинктивно коснулась эфеса меча. — У вас есть место, где мы можем остановиться? — обратился он к старосте. — После долгой дороги нам нужно отдохнуть.

— Да, можете остаться у меня. Я живу один, жена умерла, а дети выросли и уехали в город, спальных мест хватит.

Они уже собирались уходить, когда Эйдан вдруг остановился.

— Похороните их, как подобает, — произнёс он твёрдо, но не громко. — Они не опасны и заслуживают покоя.

Йорик кивнул. Его голос дрогнул:

— Я… я сделаю всё как должно.

Дом старосты пах сыростью и прением, а деревянные половицы скрипели под каждым шагом. В центре главной комнаты стоял дубовый стол, на котором дымилась похлёбка из овощей и копченой рыбы. Ирис прикоснулась к миске, пальцы скользнули по холодному краю. Она ела молча, чувствуя, как каждый глоток застревает в горле. Эйдан, находясь в глубоких раздумьях, сидел напротив и ковырял ложкой в еде, будто что-то искал среди плавающих овощей. Сандер ел быстро, механически, не отрывая глаз от карты болот, которую Йорик отдал ему перед ужином.

После еды староста указал на узкую лестницу. Комнаты под крышей были с низкими потолками, из-за чего Сандеру и Эйдану приходилось наклонять голову. Кровати с провалившимися матрасами и одеялами, пахли пылью и старостью. Ирис выбрала комнату с широким окном. Луна пробивалась сквозь грязь на стёклах, рисуя на полу бледные узоры. Девушка села на кровать, прислушиваясь к скрипу половиц в соседней комнате Эйдана. Он ходил туда и обратно, потом стих. Сандер сразу же погрузился в сон. Его меч лежал на полу рядом, прикрытый плащом. Даже во сне его лицо не теряло напряжённости: брови сведены, губы сжаты.

Неожиданный стук в дверь прозвучал почти неслышно, но в тишине ночи стал пугающе отчётливым. Ирис быстро подбежала к двери и чуть приоткрыла её. На пороге стоял Эйдан.

— Тебе чего? — в замешательстве поинтересовалась она.

— Нужно подготовить тебя к завтрашнему дню, — его голос был спокоен, почти сонный, но в глазах читалась безупречная сосредоточенность. — Ты даже не знаешь простейших заклинаний.

Она на секунду задумалась, затем отступила, пригласив его войти. Свеча на столе горела неровно, отбрасывая прыгающие тени. Ирис стояла посреди комнаты. Эйдан, прислонившись к стене, скрестил руки на груди.

— Начнем с базового заклинания защиты. Сейчас главное попробуй сосредоточится. Повтори слова, — приказал он тихо, чтобы не разбудить Сандера. — Veitra aslern, shalla ravel. Только не глотай окончания, магия любит чёткость.

Ирис кивнула, сжала кулаки и выдохнула:

— Veitra aslern… shalla ravel.

Ничего. Воздух не дрогнул.

— Ты произносишь, заклинание, как будто боишься его, — Эйдан вздохнул, оттолкнувшись от стены. — Но это ты его создаешь. Заклинание должно звучать, как приказ. Ты — хозяйка энергии.

Он подошёл сзади, его дыхание коснулось её шеи. Ирис вздрогнула, но не отстранилась.

— Закрой глаза. Представь щит из энергии света. Он рождается здесь, — его палец коснулся её чуть ниже ключицы. — И растёт, пока не окутает тебя.

Ирис зажмурилась, пытаясь визуализировать.

— Теперь слова, — прошептал он.

— Veitra aslern, shalla ravel!

Тишина. Потом, слабый треск, будто лопнула яичная скорлупа. Ирис открыла глаза и увидела, что между её ладонями мерцала дымка, похожая на паутину.

— Это… щит? — разочарование прокралось в голос.

— Его подобие, — буркнул Эйдан, но тут же смягчился. — Для первой попытки сойдёт. Дай руку.

Он взял её ладонь в свою. Его пальцы были горячими, в них пульсировала едва уловимая магия.

— Повтори со мной.

Они произнесли слова вместе, и Ирис почувствовала, как что-то тёплое и неосязаемое перетекает из его руки в её. Свеча погасла, но комната осветилась голубоватым сиянием, вокруг неё возник прозрачный купол.

— Получилось… — прошептала она, зачарованно глядя на то, что только что создала. Магия плясала на её коже мелкими искрами пламени.

Эйдан отпустил её руку и щит рассыпался, как капли воды.

— Не радуйся раньше времени. Я поделился с тобой своим магическим потоком, чтобы ты поняла, как все должно выглядеть.

Ирис повернулась к нему, в её глазах горело упорство:

— Я попробую еще раз, одна.

Эйдан склонил голову в лёгком одобрении. Она повторяла заклинание снова и снова, пока горло не ссохлось от усталости, но щит наконец смог простоять около десяти секунд.

— Я сделала это! — вырвалось у неё.

— Ты хорошо постаралась. На этом закончим.

Он уже сделал шаг к двери, когда Ирис коснулась его рукава. Пальцы едва ощутимо сжали ткань, не позволяя уйти. Эйдан остановился и чуть повернул голову.

— Спасибо, — сказала она, глядя прямо на него. В голосе звучала неподдельная искренность.

Эйдан задержал на ней взгляд. Его обычная усмешка, играющая в превосходство, на этот раз была мягкой и настоящей.

— Не стоит благодарностей, — тихо произнёс он и вышел.

Дверь закрылась с мягким стуком. Ирис осталась одна. Её ладони ощущали лёгкое покалывание, будто под кожей танцевали крошечные молнии. Она подошла к окну, откинула штору из грубой мешковины. За стеклом, в серебристом свете луны, метались тени деревьев, словно призраки, запертые в пределах деревни. Где-то вдалеке прокричала сова, и холодный ветер донес запах болотной гнили. Ирис вздрогнула, предвкушая завтрашний поход на топи.

Она плюхнулась на кровать. Одеяло, грубое и колючее, пахло затхлостью, но усталость перевесила отвращение. Внезапно в углу комнаты что-то шевельнулось. Ирис резко села, но это была лишь тень от ветки за окном. Она фыркнула, ругая себя за трусость, и снова улеглась. Постепенно покалывание в руках сменилось приятной теплотой. Пролежав так ещё какое-то время, девушка благополучно заснула.

Туман окутал деревню плотным молочно-грязным покрывалом, скрыв контуры домов и превратив деревья в размытые силуэты. Воздух был настолько влажным, что каждое дыхание оставляло на губах солоноватый привкус болотных испарений. Ирис, спускаясь по скрипучей лестнице, поправляла плащ. Сандер стоял у двери, его латы покрылись мелкими каплями конденсата. Он методично проверял ремни на доспехах. Лицо его было каменным, но пальцы слегка подрагивали то ли от холода, то ли от напряжения. Эйдан докуривал табак в трубке. Дым смешивался с туманом, обволакивая его лицо сизой дымкой, сегодня оно было бледнее обычного из-за бессонницы.

— Леди Генриетта, — Сандер повернулся к Ирис. — Может, будет лучше, если вы останетесь здесь? Болота могут быть опасны.

Эйдан злобно покосился на него, выдувая колечко дыма, которое тут же поглотил туман:

— Находиться в этой деревне ничуть не безопаснее.

Ирис подтянула шнуровку плаща, подбородок её чуть дрожал от холода, но голос остался твёрдым:

— Меня не пугают ни болота, ни ведьма. Я боюсь лишь бездействия, сир Сандер.

Рыцарь кивнул ей, и они двинулись в путь, оставив лошадей у дома старосты. Йорик молча указал на тропу за околицей, ведущую на топи. Она петляла между покосившихся изгородей, обвитых колючей ежевикой, и скрывалась в чаще скрюченных деревьев. Их ветви, покрытые лишайником, тянулись к путникам, словно костлявые пальцы. Дорога быстро сменилась зыбкой почвой. Каждый шаг вяз в чёрной трясине, издавая противное хлюпанье. Сандер шёл первым, сверяясь с потертой картой, которую держал перед собой. Его сапоги утопали по щиколотку, но он двигался упрямо, будто сама земля должна была расступиться перед его волей. Рыцарь остановился у полуразрушенного моста. Доски, прогнившие и покрытые слизью, вели через овраг, где пузырились серые лужи.

— По карте это единственный путь, — сказал Сандер.

Эйдан щёлкнул языком, глядя на шаткую конструкцию, как на особенно дерзкую шутку судьбы.

— Очаровательно, — протянул он. — Надеюсь он не разлетится в щепки, как только мы шагнем на него. Идём по одному. Я первый.

Доски под сапогами Эйдана чавкали от влаги и чёрной слизи, но он шёл твёрдо, не сбавляя шага. Туман стелился вокруг, поглощая очертания его фигуры и превращая её в неясный силуэт. Ирис глубоко вдохнула и последовала за ним. Её пальцы вцепились в край плаща. На полпути одна из досок жалобно затрещала. Девушка замерла, чувствуя, как по спине скатилась тонкая струйка холодного пота.

— Не останавливайся, — крикнул Эйдан, уже стоя на земле. — Просто иди.

Она шагнула, сосредоточившись на ритме: шаг-выдох, шаг-вдох. Мост дрожал, но держался. Внезапно доска под ней накренилась и Ирис вскрикнула. Эйдан схватил её за руку, притянув к себе на землю.

— Порядок?

Ирис кивнула, не сразу находя в себе силы ответить. Она присела на корточки, прикрыв лицо руками, позволяя дыханию выровняться. Глубокое болотное зловоние снова ударило в нос. Сандер, оставшийся на другом конце моста, сжал эфес меча. Его очередь. Мост закряхтел, как старик под непосильной ношей. Доски прогибались до предела, вода внизу забурлила, будто жаждала добычи. Осталось всего несколько шагов. Но внезапно послышался глухой треск. Доска под его правой ногой резко проломилась, и Сандер, не успев полностью перенести вес на другую, провалился до колена. Острая боль пронзила лодыжку, будто её сжали тисками. Он зарычал вцепившись в ближайшую балку, удерживая равновесие. Влажная древесина скользила под пальцами, но он не позволил себе упасть.

— Смотрящий побери это место! — с раздражением прыснул Сандер.

Ирис вскрикнула, подалась вперёд, но Эйдан остановил её одним движением руки.

— Он справится, — тихо сказал маг, наблюдая.

Сандер стиснул зубы, подавив стон, и медленно высвободил ногу из пролома. Каждое движение отзывалось болью. Хромая, он дошёл до конца моста. Когда ступил на землю, колено подогнулось, но он удержался, стиснув рукоять меча.

— Всё в порядке? — Ирис подошла ближе, готовая поддержать его.

Рыцарь не стал садиться, только опёрся на меч, как на костыль. Пот выступил на лбу, но голос оставался ровным, хоть и хриплым:

— Всего лишь вывих… Не впервой. В столице покажусь лекарю.

Эйдан вытащил из за пазухи флакон с бледно-оранжевой жидкостью и молча протянул Сандеру.

— Что это?

— Пей. Это уменьшит боль. Не то мы так идти весь день будем.

Сандер нехотя протянул руку, взгляд его был настороженным. Он посмотрел на флакон с опаской, но выбора не было. Быть обузой — худшее из унижений для него. Рыцарь выдохнул и одним глотком осушил содержимое. Жидкость была горькой, с металлическим привкусом и лёгким запахом жжёных трав. Он поморщился, от такой крепости. Через минуту боль в ноге отступила — не ушла совсем, но стала терпимее. Лодыжка ныла глухо, пульсирующе, однако теперь он мог наступать на неё, пусть и осторожно. Ирис смотрела на Сандера с лёгким беспокойством, но тот, поймав её взгляд, коротко кивнул.

— Я в порядке. Давайте двигаться дальше. Мы уже совсем близко. Чувствуешь что-нибудь? — бросил он через плечо Эйдану.

— Нет. Это просто болото, — его голос был почти равнодушным. — Земля, где живут ведьмы, не обязательно должна излучать магию, нужно зайти в дом.

Через пару минут пути туман начал редеть. Впереди показался островок сухой земли, где стоял сгоревший дуб. Его ветви, обугленные и голые, тянулись к небу, как руки молящего о пощаде. Под деревом стоял одинокий домик. Его стены покосились от времени и сырости. Крыша, поросла мхом и грибами. Окна были затянуты паутиной, а дверь, некогда окрашенная в красный цвет, теперь облезла до серого дерева и висела на одной петле, скрипя на ветру.

— Идем, — Сандер приготовил меч. — Ты не собираешься… ну, ты понимаешь… магия, все дела?

Эйдан усмехнулся:

— Я не чувствую энергии, от которой следовало бы защищаться. Что не скажешь про саму деревню.

Когда они вошли внутрь, воздух ударил в нос смесью прелой травы, дыма и чего-то кислого. Сандер прикрыл лицо плащом. Ирис, поморщилась и начала осматривать помещение. Комната была крошечной. В углу стояла кровать, накрытая жухлым одеялом. Рядом находился стол, заваленный, пучками сушеных трав. На полу валялись кости мелких животных, обглоданные до блеска, а в очаге тлели угли, будто хозяйка вышла всего минуту назад.

— Никого, — пробормотал Сандер, осматривая помещение.

Эйдан словно утратив интерес присел на скамейку.

— Ты чего? — Сандер в недоумении на него посмотрел.

— Это не дом ведьмы. Здесь нет магии. Совсем. Ни аур, ни следов заклинаний, ни зачарованных предметов, ни фолиантов. Даже самые примитивные ведьмы оставляют энергетический след. А тут… пустота.

Ирис обошла кровать, её взгляд скользнул по стене, пока не остановился на темном углу за массивным комодом из черного дерева. Что-то белело в тени — маленькая люлька, спрятанная от мира. Она подошла ближе, отодвинув комод с усилием. Люлька была вырезана из дуба, с потускневшими от времени узорами в виде спиралей. Внутри лежало грубое полено, обернутое в лоскутное платьице. На месте лица угольком были нарисованы глаза — два неровных круга с точками-зрачками, и улыбка, как серп луны. Ирис присела на корточки, не в силах оторвать взгляд. Её пальцы дрогнули, коснувшись куклы. Древесина была холодной, но в груди вспыхнула жгучая боль.

— Шеймус… — вырвалось у неё шёпотом.

Голова начала резко болеть, а из носа потекла густая кровь. Ирис вытерла нос рукавом. Сердце сжалось так, что перехватило дыхание. Она сглотнула ком, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Услышав это имя, Эйдан резко выпрямился и направился к ней. Увидев люльку, он затих. Его лицо дрогнуло. Тишину разорвал грохот распахивающейся дверцы шкафа. Из темноты, как хищница из засады, выпрыгнула Лара. Её волосы были спутаны в чёрные космы, лицо исцарапано, глаза горели лихорадочным блеском. Под ногтями была грязь, от неё исходил запах болотной гнили и пота.

— Не трожь мое дитя! — завыла она, бросаясь на Ирис когтистыми пальцами, вытянутыми вперёд.

Девушка от неожиданности отбежала в сторону. Лара, не останавливаясь, рванула к люльке. Сандер, молниеносно среагировав, перехватил её в рывке. Его латы брякнули, когда он прижал её к полу, скручивая руки за спину. Нога вновь заныла сильнее.

— Успокойся! Мы не тронем… ребёнка, — рявкнул он, но Лара выла, извиваясь, как змея.

— Отдайте! Она проснётся… она заплачет! — её голос срывался на визг, слюна летела изо рта.

Эйдан, прислонившись к стене, наблюдал с бесстрастным любопытством. Ирис, всё ещё дрожа, подошла к люльке. Она взяла полено в руки. Лара, заметив это, рванула с новой силой. Сандер едва удержал её, прижимая коленом к полу.

— Ты… ты заберёшь её! Как они забрали! — она забилась в истерике, слёзы лились из остекленевших безумных глаз, смешиваясь с грязью на щеках.

— Кто «они»? — спросил Сандер.

Лара замолкала опустила голову в пол и начала рыдать. Ирис подошла к ней и присела рядом.

— Отпустите её, — прошептала она.

— Но…

— Отпусти, — повторила она с железными нотками в голосе.

Сандер замер, затем медленно ослабил хватку и отошёл в сторону. Лара не сопротивлялась, безумный огонь погас в ней вместе со слезами.

— Держи, — Ирис протянула ей сверток. — Я не трону твою малышку.

Лара посмотрела на неё испуганными глазами и медленно потянулась к полену. Как только оно оказалось в её руках, она начала его укачивать и что-то напевать себе под нос. Её глаза были красными, словно она плакала месяцами.

— Скажи, кто мог навредить твоему дитя? — поинтересовалась девушка.

— Они… Они… Они… — повторяла Лара, раскачиваясь взад-вперёд.

Эйдан подошёл к Ирис и положил на её плечо руку.

— Ты зря тратишь время., — произнёс он тихо.

Ирис обернулась, в её глазах вспыхнула смесь гнева и надежды.

— Она может что-то знать!

Эйдан вздохнул, откинув чёрные пряди со лба. Его черты лица на миг смягчились. В его голосе прозвучала усталость, которую он редко позволял себе показывать.

— Посмотри на неё. Она не видит нас. Не слышит. Её разум там, — он кивнул на полено, — в мире, где её дочь жива. Даже если бы она знала что-то, это смешалось бы с бредом. Оставим её. Мы поняли, что это не она причастна к смертям. Опросим оставшихся людей в деревне.

Лара вдруг засмеялась — резко, пугающе — и прижала «дитя» к щеке.

— Моя маленькая девочка. Я тебя никому не отдам!

Туман сгустился, превратив болото в лабиринт. Ирис шла позади, оглядываясь на очертания дома Лары, который медленно растворялся в дымке. Сквозь пелену ещё долго доносился тонкий голос — обрывки колыбельной, смешанные с рыданиями.

— Кто такой Шеймус? — спросил Эйдан спокойно, но с вниманием в голосе.

Ирис вздрогнула.

— Ты… слышал?

— Да, — он коротко кивнул.

Она отвела взгляд, стараясь скрыть вспыхнувшее в глазах чувство. Пальцы невольно коснулись кольца на указательном пальце — лёгкое, почти машинальное движение.

— Я не помню, кто он, — прошептала Ирис. — Но… это имя вызывает боль в сердце. Значит, он был мне дорог. Очень.

— Ты начала вспоминать. Это хорошо.

***

На улицах Жерна не было слышно ни детских голосов, ни смеха. После недавних событий родители не решались выпускать детей из домов. У колодца шла женщина в потёртом платье, тащившая ведро с водой. Завидев Сандера, она застыла. Руки дрогнули, вода выплеснулась на землю, но взгляд, полный мольбы и отчаянной надежды, не оторвался от рыцаря.

— Сир… — прошептала она и сделала неуверенный шаг вперёд, но тут же отступила.

Сандер почувствовал, как на плечи легло знакомое, тяжёлое давление. Взгляд женщины, полный слепой веры. Он ненавидел это. Ненавидел, как обычные люди смотрели на него, на любого, кто носил королевские доспехи, будто перед ними не человек, а спаситель, способный одним взмахом меча рассеять тьму.

«Она не понимает», — мелькнуло в его мыслях.

Сандер вспомнил лица тех, кто когда-то верил в него безоговорочно — солдат, что шли за ним, уверенные, будто сталь и вера способны защитить от всего. Пока магия не обратила их в пепел. Тогда он не смог никого спасти. Рыцарь кивнул ей, слишком резко, и двинулся дальше, спина напряглась под грузом невысказанного. Надежда в её глазах требовала победы.

Эйдан, шагавший сзади, проговорил:

— Быть героем — тяжёлая ноша, да, рыцарь?

Сандер не ответил. Но в его шаге появилась жёсткость — та, что вела сквозь битвы. Пусть обстоятельства могут быть против, но он будет драться. Не ради короны. Ради этого немого взгляда.

— Нужно навестить мать Лары, — сказал Сандер. — Если девушка невиновна, то вероятно, началось все именно с её дитя. А после сходим в храм, расспросим священников, что они думают на этот счет.

Ирис шагнула ближе, капюшон слегка соскользнул с её головы, и дождевые капли попали на белокурые волосы и лицо.

— У меня есть предложение, — проговорила она, глядя на рыцаря. — Вы с Эйданом можете сразу пойти в церковь, а я поговорю с матерью Лары. Так мы не потеряем времени. Думаю, она будет откровеннее, если рядом не будет мужчин.

Сандер прищурился. Он явно колебался, но не успел ничего сказать.

— Исключено. Я иду с тобой, — глаза Эйдана были прищурены, голос спокоен, но в нём сквозила твёрдость, недопускавшая спора. — Я не доверяю никому в этой дыре, — он шагнул ближе. — С расспросом священников, Сандер и один справится, а за тобой нужен глаз да глаз.

Ирис раздражённо цокнула языком, скрестив руки. Волна досады поднялась в груди, но она подавила её, лишь коротко взглянув на мага.

— Хорошо, как знаешь, но если ты испортишь разговор, пеняй на себя, — пробормотала она, поправляя плащ.

Сандер перевёл взгляд с одного на другого, изучая их молчаливое противостояние. Между ними витало напряжение, но рыцарю было не до того. Сейчас всё прочее теряло значение. Важна была лишь цель: добраться до истины, какой бы мрачной она ни оказалась.

Дом матери Лары, выделялся среди покосившихся изб Жерна, как жемчужина в груде обветшалого мусора. Аккуратно побеленные стены, крыша, покрытая свежей соломой, палисадник с чахлыми, но прополотыми цветами, всё говорило о том, что хозяйка цепляется за порядок, как за последнюю иллюзию нормальной жизни. На подоконниках стояли глиняные горшки с травами, источающими терпкий, сушёный аромат. А у двери висел пучок зверобоя, как защита от нечисти, согласно старым поверьям.

Ирис поднялась на крыльцо и постучала. Дверь приоткрылась с лёгким скрипом. На пороге показалась женщина лет пятидесяти, худощавая, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие морщины. Её глаза сузились при виде незнакомцев.

— Доброго вам дня, Марта! Мы хотели поговорить о вашей дочери, Ларе, — произнесла Ирис, стараясь, чтобы голос звучал мягко и уважительно.

— Эта проклятая ведьма мне не дочь! — выкрикнула женщина и потянула на себя дверь.

Эйдан не шелохнулся. Он лишь спокойно подставил носок ботинка, не давая створке закрыться.

— Она не ведьма, — твёрдо проговорила Ирис, не сводя глаз с женщины. — Мы видели её на болотах. Она страдает.

Марта замерла. Пальцы вцепились в дверной косяк. Эйдан, воспользовавшись её паузой, чуть сильнее надавил на дверь, заставив старуху отступить на шаг.

— Уделите нам пару минут своего драгоценного времени, — произнёс он с язвительным спокойствием. — Мы не судьи. Нам просто нужно с вами поговорить.

Женщина долго молчала. В её взгляде боролись горечь, страх и стыд. Потом она тихо развернулась и пошла внутрь.

— Проходите. Но только быстро.

Внутри пахло сушеной мятой, сиренью и чем-то терпким. На полках, аккуратно расставленные между вышитыми салфетками, стояли деревянные фигурки богов: покровителей земли, воды, плодородия, солнца, младенцев и скорби. Среди них стояла статуэтка Смотрящего, потемневшая от прикосновений. Эйдан взял одну из них, задумчиво покручивая в пальцах.

— Молитесь всем богам сразу?

— Кто-то должен услышать мои мольбы… хоть кто-то, — Марта прошла мимо него и села за стол, устало пригладив подол юбки. — Я прошу не ради себя. Ради деревни. Чтобы тьма ушла…

Ирис медленно опустилась на скамейку рядом с ней.

— Вы назвали свою дочь — ведьмой. Но Лара просто мать, которая потеряла ребёнка. Она обезумела от этой боли, — проговорила она.

Марта опустила взгляд. Сухие пальцы нервно заскребли по трещине на деревянном столе.

— Но… отец Карвин… он говорил, что всё началось с неё. Что её проклятие вызвало смерть детей.

— Отец Карвин, значит… — Эйдан приподнял бровь. — Кто он такой?

— Он глава храма, наставник. Читает проповеди, говорит со Смотрящим, выслушивает наши беды. Люди доверяют ему.

— И вы выбрали поверить ему, а не вашей родной дочери? — голос Ирис прозвучал холодно.

Марта вздрогнула. Лицо её стало каменным.

— Лара… всегда была странной. Замкнутая. Не как все. А потом, понесла дитя от паломника, даже имени его мы не знали. Появился и исчез. Она… Начала бродить, шептать проклятия. Мы боялись. Я боялась, — её голос стал дрожать. — А потом начались эти смерти. Одна за другой. Дети. Девушки. Это как проказа. Как гниль. Вы не понимаете, что значит жить в страхе. Каждый день. Каждую ночь.

Ирис смотрела прямо на неё, не моргая. В груди нарастала жгучая злость.

— Вы должны были быть опорой для Лары, когда все отвернулись от неё. Вы бы видели, в каких условиях она сейчас живёт. Одна. Среди болот, с обрубком дерева в люльке, которое качает, как живого… Вы были нужны ей тогда. И нужны сейчас.

Марта вскинулась. В глазах засверкали слёзы, не раскаяния, а горького упрямства.

— Она опозорила меня! Принесла в дом дитя, родив от не пойми кого! Как мне было смотреть людям в глаза? — она обхватила себя руками, словно защищаясь от собственного позора. — Отец Карвин сказал…

— Что вы всё заладили со своим отцом Карвином?! — Ирис вскочила, губы побелели от напряжения.

Эйдан резко подошёл. Его пальцы сомкнулись на её локте, голос был тих, но в нём звучала строгость:

— Ирис, мы уходим. Сейчас же.

— Что? — растерянно выдохнула она, встретившись с ним взглядом.

— Я понял. Эти смерти… они не случайны. Всё это — ритуальные жертвы. И я почти уверен, — он бросил короткий взгляд в сторону двери, — этот священник пытается призвать в наш мир могущественного демона.

Не теряя ни секунды, они стремительно покинули дом, оставив женщину одну. Она рухнула на колени, цепляясь за край стола, словно пол под ней превратился в зыбучий песок. Ветер бился в ставни. В углу, на полке, стояла кукла — потрёпанная тряпичная зайчиха с одним ухом. Лара сшила её в десять лет, подарив матери на день рождения. Марта протянула дрожащую руку, но не посмела дотронуться до игрушки. Пальцы дрожали, вонзаясь в ткань юбки — так же, как когда-то в плечи дочери, когда она выталкивала её за порог.

— Прости… дочка, — прошептала женщина едва слышно, и слова эти упали в пустоту, не встретив ответа.

Солнце скрылось за горизонтом, и мир медленно погружался в серую мглу сумерек. Эйдан шёл впереди. Его чёрный плащ сливался с наступающей тьмой, словно был её продолжением. Шаги его звучали ровно, а в осанке чувствовалось напряжение.

— Думаешь, ко всему этому причастен отец Карвин? — раздался голос Ирис.

— А кто ещё? — отозвался Эйдан, даже не оборачиваясь. — Он образован, имеет власть над умами местных. А главное, умеет говорить правильные вещи. На него никто и не подумал бы.

Они подошли к дому старосты. Дверь скрипнула и из-за угла показалась фигура Йорика. Он шёл, сгорбившись. Его посох стучал неровно, как бы вторя сбившемуся сердцу. Глаза судорожно метались.

— Йорик, скажите… вы отправили в столицу запрос с просьбой прислать рыцаря? — голос Эйдана стал колючим, с долей явного подозрения.

— Да, — протянул староста.

— Почему вы попросили прислать всего одного?

— Отец Карвин попросил меня… — Йорик сгорбился сильнее. — Сказал — одного нам будет вполне достаточно.

— Понятно, — сухо бросил Эйдан и резко развернулся, уже в следующую секунду направляясь к своему коню. — Ты остаёшься здесь, — бросил он через плечо Ирис.

— Объясни мне! — она последовала за ним, не отступая.

— Сандер должен стать частью ритуала, — голос Эйдана был низким, сдержанным. — Им нужен один благородный и храбрый муж. Последняя жертва. Последнее звено.

— Но кого он хочет призвать?

— Пока не знаю, — он уже затягивал подпругу. — Но я должен это остановить. И быстро.

— Я могу помочь! — Ирис сжала кулаки.

— Нет, — отрезал Эйдан, обернувшись к ней. Его слова были резкими, но в интонации чувствовалась забота. — Поможешь, если останешься здесь.

Он вскочил в седло. Скакун, чувствуя тревогу хозяина, рванул с места. Копыта взбивали сырую землю, брызги грязи летели в стороны, воздух трещал от напряжения. Конь, вытянув шею, несся вперёд, будто сам спешил в самое сердце надвигающейся бури.

Ирис осталась стоять на краю дороги, пока Эйдан не исчез за поворотом. В груди тяжело сдавило. Пальцы вцепились в ткань собственного плаща, стараясь удержать себя от бессмысленного порыва побежать за ним. Ветер бил в лицо, вырывая пряди волос и бросая их в глаза. Он был резким, почти злым. Ирис повторила у себя в голове слова Эйдана: «Поможешь, если останешься здесь». В них не было утешения. Только граница. Разделение между теми, кто идёт на бой, и теми, кто остаётся ждать, а она не хотела быть той, кто ждёт. Ирис чувствовала, как внутри неё вспыхивает глухая ярость на саму себя. На своё бессилие. На свою роль спутницы, наблюдательницы, той, кого берегут. Её дыхание становилось тяжелее, с каждым вдохом наполняясь решимостью. Она знала: если ничего не сделать сейчас, потом будет слишком поздно.

***

Тем временем, Сандер стоял у храма Смотрящего. Стало ясно, почему к нему съезжались люди со всех королевств, его вид — величественный, был поистине завораживающим. Он возвышался над всей деревней. Острые шпили впивались в низкое небо, а стены, сложенные из чёрного камня, покрылись трещинами, будто здание медленно распадалось под тяжестью собственных грехов. Рыцарь, переступив порог, ощутил холод, пробирающий сквозь латы. Воздух пах ладаном, смешанным с плесенью и чем-то металлическим. Высокие своды, переплетенные каменными нервюрами, напоминали рёбра гигантского скелета. Витражи были затянуты паутиной и пылью, превращая солнечный свет в грязно-багровые пятна на полу. Ряды деревянных скамей, исцарапанных временем, стояли пустыми. Десяток прихожан прижался к полу. Они молились шёпотом, а лбы касались каменных плит.

В центре нефа, у алтаря, стоял отец Карвин. Руки, сложенные в молитвенном жесте, были изящны, но на костяшках выделялись свежие порезы. Он был одет в рясу из чёрного бархата, расшитую серебряными нитями в виде спиралей — древний символ бесконечности. Его русые волосы мягко оттеняли лицо с чёткими чертами: высокие скулы, прямой узкий нос, губы, сжатые в тонкую линию. Но больше всего в нём притягивали внимание глаза — холодные, как лёд, пронзающие насквозь. Сандер ощутил, как напряглись мышцы спины. Карвин улыбнулся, обнажив слишком белые зубы.

— Добро пожаловать, сир, — его голос звучал, как шёлк по лезвию. — Мы ждали вас.

— Я польщен, — Сандер медленно подошёл к нему, от чего-то общество священника, нагнетало его.

— Где же ваши спутники? — поинтересовался он, наливая в серебряный кубок вина.

— Они подойдут позже.

— Вот как.

— Я хотел задать вам пару вопросов…

— Позже, — перебил его священник и протянул кубок. — Держите, вам нужно причаститься, вы же все-таки находитесь в храме. После этого я отвечу на все ваши вопросы.

— Нет, мы будем с вами беседовать без каких либо условий, — он нахмурил брови. — Я — рыцарь королевской гвардии, меня пригласили сюда, разобраться с серьезной проблемой. И я привык делать свою работу на трезвую голову.

Тишина повисла в храме, как натянутая струна. Священник медленно скрестил пальцы на руках. Он на долю секунды застыл. Крошечная трещина пробежала по маске благожелательной любезности. Его рука всё ещё держала кубок, но пальцы сжались крепче.

— Конечно, — наконец произнёс он, мягко улыбаясь, — долг прежде всего… К тому же, Смотрящему не чужда дисциплина.

Священник отступил на шаг, и поставил кубок обратно, его донышко негромко звякнуло о камень.

— Предлагаю уйти в уединенное место, чтобы не мешать молящимся.

Он жестом указал на массивную деревянную дверь сбоку от алтаря. Сандер кивнул и шагнул вперёд, когда священник распахнул створку. Петли скрипнули, впуская их в узкий каменный проход. Коридор казался выдолбленным в самом теле храма. Факелы, закреплённые коваными кольцами, отбрасывали на стены пульсирующие тени, заставляя гобелены, изображающие сцены мучений, оживать в свете. Сандер замедлил шаг. Зелье, что дал ему Эйдан, теряло силу, это ощущалось ясно. Мышцы ноги напряглись. Он скрипнул зубами, но не дал себе хромать слишком заметно. Однако священник всё же заметил это.

Он скользнул взглядом вниз и с нарочитой вежливостью произнёс:

— Видно, путь сюда был не из лёгких, — он кивнул на его ногу.

— Ничего серьёзного, — буркнул Сандер, сдерживая раздражение. — В дороге всякое бывает.

Священник с сочувствием покачал головой, но в его глазах промелькнул странный блеск.

— Вы покарали ведьму, что прокляла эти земли? — поинтересовался отец Карвин.

— Вины Лары, нет в том, что происходит здесь.

— Вздор. Безумие, в которое пала несчастная, породило тьму в её душе.

— Один из моих спутников — маг. Он не увидел в ней опасности.

— И вы… Верите ему? Все маги — прислужники хаоса, кто бы что ни говорил. Поэтому вас изначально и пригласили одного, чтобы никто не затуманил ваш разум и не погрузил в сомнения. Мы рассчитываем только на вас.

Сандер остановился и обернулся к священнику, его голос стал твёрже:

— Не вижу причин врать моему спутнику.

Карвин слегка склонил голову и уголок губ его изогнулся в лёгкой усмешке. Но он ничего не ответил. Коридор завершался арочным проёмом, за которым скрывалась высокая двустворчатая дверь, украшенная выгравированными символами: круги, спирали и знаки, забытые в веках. Сандер шагнул вперёд. Дверь со стоном распахнулась, открывая круглый зал. Тяжёлый воздух ударил в лицо: смесь дыма и чего-то кислого, разъедающего ноздри. Помещение освещали жаровни, их пламя трепетало, будто подчинённое чужой воле. По кругу вдоль стен стояли фигуры в чёрных рясах, их лица скрывали капюшоны. В центре, точно сердце этого круга, возвышался алтарь из чёрного мрамора, гладкий, как стекло. Он источал холод.

Сандер инстинктивно сжал рукоять меча, ощущая, как воздух вокруг сгущается, наполняясь едкой, почти осязаемой угрозой. Он сделал шаг вперёд, переводя взгляд с одной закутанной фигуры на другую. В их неподвижности таилось что-то нечеловеческое — безмолвное напряжение, как у псов, готовых по команде сорваться с цепи.

Отец Карвин поднял руку в торжественном жесте и громко проговорил:

— Схватить его!

Всё произошло мгновенно. Фигуры в рясах сорвались с места. Сандер вытащил меч из ножен и встретил первого нападавшего коротким, точным ударом. Клинок вспорол ткань и плоть. Кровь брызнула в пламя жаровни. Второго он сразил, шагнув вбок, развернувшись. Тогда нога предательски подогнулась. Боль в лодыжке вспыхнула, с новой силой. Он пошатнулся и утратил темп. Нападавшие тут же почувствовали преимущество. Двое подошли сбоку, один сзади. Меч выскользнул из ослабевшей руки, глухо звякнув о пол. Один из них, навалился на плечи Сандера. Рыцарь попытался вывернуться, но удар с подсечкой сбил его с ног. Холодный камень встретил его лицо, воздух вышибло из лёгких. Кто-то с силой прижал его руки к полу. Третий удар пришёлся на затылок.

Мир дрогнул. Последнее, что Сандер услышал — голос отца Карвина:

— «Ибо кровь последнего, благородного мужа напитает чашу искупления, и узришь ты в ней лик спасения…», — провозгласил тот, раскинув руки.

***

Сандер очнулся от боли в голове. Холодные цепи впивались в кожу, удерживая его на чёрном мраморе алтаря. Тело было напряжено, мышцы сводило от неудобного положения, но больше всего раздражала легкость — его доспехов не было. Кто-то снял с него королевские латы, оставив лишь простую рубаху и штаны. Влажная от пота ткань прилипла к телу. Жаровни всё ещё пылали. Пламя плясало на сводах в такт дыханию затаившихся фигур в капюшонах. Из тени выступил священник. Его шаги были беззвучны, ряса скользила за ним.

Он подошёл к алтарю и, не глядя на Сандера, начал говорить:

— Ты, конечно, думаешь, что я чудовище. Палач в сутане, не так ли? — его голос был спокоен, почти ласков. — Но скажи, сир рыцарь… Что ты знаешь о голоде? О матери, у которой на руках умирают трое детей, а она молится и не получает ответа? Что ты знаешь о земле, которая не даёт плодов? — Карвин поднял глаза. — Я знаю. Я видел, как деревня гниёт, как умирает, взывая к Смотрящему. Но он молчит. Потому я выбрал иной путь, — он указал на алтарь. — Заг’Раэль. Имя, что приносит ужас. Но только потому, что вы не понимаете его сути. Он — сила. Чистая, первозданная, как огонь, как буря. И я… Я стану тем, кто освободит его.

Он приблизился и наклонился к Сандеру. Лицо священника выражало неистовое восхищение.

— Зачем тебе нужны были смерти тех несчастных? — прохрипел рыцарь.

— Души детей, ещё не тронутые грехом, легче всего извлечь. Они питали проклятые кристаллы, которые мои послушники оставляли в их домах. Маленькие самоцветы, спрятанные под половицами и кроватями… Энергия уходила медленно, но неустанно.

Он шагнул в сторону, указывая на пол. Под Сандером, в центре пентаграммы, мерцали кристаллы: голубые, багровые и лиловые.

— А девушки… Их невинность, первородная чистота. Ты бы знал, сколь трудно найти столь непорочные души в этом грешном мире. Их смерть не тщетна, — Карвин пристально посмотрел в глаза рыцарю. — У нас оставался последний пазл — кровь благородного мужа. Вот только в деревне таковых не было. Пришлось сказать нашему дорогому старосте, чтобы тот написал письмо в столицу… И прибыл ты. Знай же, твоя кровь послужит основанием нового порядка.

Карвин вынул из-за пояса тонкий, изогнутый стилет. Лезвие блеснуло в свете жаровен. Он обхватил Сандеру запястье и провёл клинком по коже. Кровь тут же хлынула, горячая, алая, и стекла по руке на высеченную в полу пентаграмму. Словно по команде камень затрепетал. Тонкие линии, высеченные в полу, начали мерцать тусклым, тёмно-красным светом. Пульсация шла в такт сердцебиению — сначала медленно, потом всё быстрее, будто подгоняемая чужим дыханием, пробуждающимся под землёй. Сандер молчал, тяжело дыша. Глаза его, чуть потускнели от утраты крови. Он поднял голову и посмотрел, с непоколебимой твердостью, Карвину прямо в глаза.

— Ты спрашивал, что я знаю о голоде? О матери, о земле, что умирает? — его голос был хриплым, но каждое слово было точным, как удар меча. — Я родился в такой деревне. Моя мать похоронила моих младших сестер. Мы питались тем, что нельзя было назвать пищей, и молились… тоже молились, — он резко вдохнул, стиснув зубы от боли. — Так что не смей говорить со мной в таком тоне, будто лишь ты один знаешь, что такое страдание. Только вот я не продавал душу. И не предавал ни живых, ни мёртвых.

Карвин выпрямился. В его взгляде мелькнула тень то ли сомнения, то ли боли. Но он быстро скрыл её под маской холодного достоинства, отвернувшись к жаровням. От центра пентаграммы потянулся едва уловимый гул, словно под каменными плитами затаился исполин, чьё дыхание пробивалось наружу.

Звон стали разорвал напряжённую атмосферу. Из темноты проёма, ведущего в коридор, вылетел кинжал и, вращаясь, вонзился в столб рядом с алтарём. В дюйме от головы Карвина.

— Не люблю вмешиваться в подобные религиозные истерики, — раздался знакомый голос, звучащий с ленивой насмешкой. — Отец Карвин… у вас слишком театральный вкус на жертвоприношения. Чёрный мрамор? Капюшоны? Жаровни? Вам не хватает только хора монахов.

Эйдан вышел из тени с мечом наготове. Он двигался уверенно, не показывая ни капли страха перед священником и послушниками, застывшими по кругу.

— А ты, рыцарь, оказался той еще принцессой в беде.

— Вот идиот, — прохрипел Сандер, с трудом подняв голову.

Эйдан стал медленно приближаться к алтарю.

— Ты ослеплён, — обратился он к священнику. — Думаешь, что сможешь управлять этим демоном. Но Заг’Раэль — это не пёс, которого можно посадить на цепь. Он древнее вашего бога, голоднее суровой зимы. Поэтому, разрушит всё. Без цели и смысла. Ты станешь не спасителем, а первым кто ляжет на руины этой деревни.

Карвин, сжав зубы, сверкнул глазами.

— Не слушайте речи магического выродка! Убейте его! Разорвите! — рявкнул он, его голос сотряс купол зала.

Послушники одновременно рванули с места. Капюшоны соскользнули с их голов, обнажая искажённые лица, переполненные фанатичным экстазом. Один за другим они бросились на Эйдана с кинжалами, посохами и цепями. Их было не меньше десятка. Некромант лишь усмехнулся.

— Ну давайте, — прошептал он

Первый нападавший оказался слишком пылкий. Он метнулся вперёд, занося кинжал. Эйдан развернулся на месте, клинок в его руке описал дугу, перерезав человеку горло. Фонтан тёплой крови ударил в воздух. Второй, третий — они шли почти одновременно, думая задавить числом. Один получил удар мечом по колену. Он упал с воплем, а в следующую секунду сталь пронзила ему рот и вышла затылком. Другой попытался ударить со спины, но Эйдан, не оборачиваясь, возвел рукоять назад. Тупой хруст черепа раздался с глухим удовлетворением. Кровь хлестала из разрубленных тел, заливала пол, стекая по вырезанным узорам, превращая ритуальную пентаграмму в алый круг смерти. Послушник с тяжёлой цепью замахнулся, но Эйдан нырнул под удар и срезал противнику ногу по бедро.

Тела валились, как мешки с мясом. Один за другим. Их вопли наполнили зал — крики боли, ужаса и предсмертной агонии. Резня стала танцем насилия. Чёрный плащ некроманта мелькал между фигур, как тень смерти. Меч не останавливался ни на миг. Мясо рвалось, кости трещали. Один послушник, бросив оружие, закричал и побежал прочь. Эйдан подобрал с полу кинжал, и, метнув его, пробил тому насквозь шею. Он стоял посреди бойни, словно вынырнув из самой преисподни. Его лицо было залито кровью. Алые ручьи стекали с кончиков его тёмных прядей, пробегали по скулам и капали с подбородка на каменную плиту. Волосы, влажные и спутанные, облепили лицо. Серые глаза, горели от ярости. Его грудь вздымалась — дыхание рвалось наружу хрипами. Он подбежал к алтарю и взмахом меча разрубил ржавые цепи. Сандер упал, но Эйдан успел подхватить его.

— Живой? — спросил он, глядя на побледневшее лицо рыцаря.

Сандер кивнул и, стиснув зубы, отполз к ближайшему мёртвому телу. Разорвал рясу послушника, выдрал длинную полоску ткани и быстро затянул её на ране. Его движения были отточены. Несмотря на боль, он действовал с холодной решимостью. Кровь всё ещё просачивалась сквозь повязку, но время не ждало. Он бросил взгляд по сторонам и тут же заметил свой меч. Стальной клинок лежал всего в нескольких шагах, рядом с телом одного из поверженных послушников. Сандер рванул вперёд, схватил рукоять, и в тот же миг ощущение утраты силы отступило. Тело наполнилось прежней мощью.

Он поднялся на ноги, шатаясь, но уже с оружием в руках, и бросился в бой. С каждым шагом дыхание становилось ровнее, а в глазах разгорался боевой пыл. Лезвие, отражая свет жаровен, вонзалось в плоть с глухим звуком. Холодная ярость вела его, как в самых кровавых сражениях его прошлого. Но в один миг всё словно застыло. Один из выживших послушников схватил с пьедестала у статуи длинное церемониальное копьё. Он метнул его со всей силы. Тяжёлое древко рассекло воздух, несясь прямо в грудь рыцаря. Из-за повреждённой лодыжки Сандер вновь потерял драгоценную долю секунды. Он чувствовал, как нога подкашивается, как тело не слушается и как звук рассекаемого воздуха уже режет слух. Он не успевал увернуться. Всё происходило слишком быстро. И в этот миг, прокравшись через бойню, рядом с ним оказалась Ирис.

Её белые волосы взвились, глаза сверкнули и она взметнула руку, выкрикивая слова, что резанули по воздуху:

— Veitra aslern, shalla ravel!

Воздух перед ней вспыхнул мягким голубоватым светом, из ничего вырос щит, прозрачный, как поверхность замёрзшего озера. Копьё ударилось в него с резким звуком, разлетевшись в щепки, искры вспыхнули в воздухе, озарив её лицо. Сандер перевёл дыхание, взглянув на девушку с немым изумлением. Ирис стояла рядом, слегка дрожащая от напряжения. В её взгляде не было страха, только пылкая невозмутимость.

— Леди Генриетта… — он опешил, но решил, что будет уместно задать вопросы после всего.

— Я же просил тебя остаться! — крикнул Эйдан, готовясь к следующей атаке.

— Я не собираюсь отсиживаться в стороне!

В этот момент воздух сгустился, словно мир задержал дыхание. Из пентаграммы, залитой кровью, вырвался душераздирающий, первобытный рёв, такой, будто сама преисподняя вскрикнула от боли. Звук прошёлся по храму, как ударная волна. Стены задрожали, а земля под ногами покрылась трещинами. Послушники, окружавшие алтарь, завыли от ужаса, многие бросились врассыпную, спотыкаясь о тела и оружие. Кто-то упал на колени, прикрывая уши, кто-то начал молиться, взывая к богам.

Священник стоял неподвижно лишь миг. В его глазах вдруг вспыхнуло страшное осознание. Всё его лицо перекосилось в панике, и он, забыв про свою великую цель, развернулся и побежал к выходу. Его ноги запинались о рясу. Сандалии громко шлёпали по полу. Он нёсся по залу, как крыса, бежавшая с тонущего корабля. Шаги эхом отразились под сводами, сливаясь с лязгом мечей и предсмертными стонами его приспешников. Он не обернулся. Слишком боялся встретиться взглядом с теми, кого предал.

— Сандер! — выкрикнул Эйдан, отразив удар одного из последних фанатиков. — Он не должен уйти! Догони его!

— А вы?!

— Мы постараемся всё исправить! — крикнул в ответ некромант.

Рыцарь, не теряя времени, хромая, помчался к проходу, сжимая меч в руке. По полу побежали рунические потоки, сплетаясь в узоры, которые пульсировали, как живое сердце. Прямо в воздухе разверзся разлом, темнее ночи, и из него вылезло первое существо: уродливое, с вытянутыми конечностями, покрытое клочьями кожи и чёрными жилами. Его пасть была полна кривых, острых зубов, а глаза — если это были глаза — пылали внутренним огнём. За ним следом ползли и другие твари, искажённые, как кошмары наяву, без формы, с единственным желанием — уничтожить. Ирис вздрогнула, её пальцы сжались в кулак.

— Эйдан… — голос девушки дрожал.

— Сейчас главное соберись. Эти твари вылезли первыми, прочищая своему господину путь. Значит у нас еще есть время закрыть портал, — Эйдан обернулся к Ирис, взгляд его был острым. — Садись рядом с пентаграммой, быстро! — рявкнул он, перекрикивая нарастающий вой, доносившийся из разверзшегося портала. — Ты должна повторять за мной. Слово в слово. Не ошибись, ибо цена будет слишком высокой.

Ирис, сглотнув, ринулась к пентаграмме, сердце колотилось так, что казалось, его стук был громче ревущих тварей. Она опустилась на колени, воздух вокруг неё дрожал, как раскалённый металл. Кровь на печати уже начала испаряться, тёмный пар поднимался вверх.

— Azel toran, shel’marak! — крикнул он. Некромант метнулся вперёд и врезался в первую тварь, отсекая ей голову. Кровь, тёмная и дымящаяся, брызнула в стороны, едва не попав на Ирис. — Повторяй! — закричал он, отражая когтистый выпад другого чудовища.

— Azel toran, shel’marak! — произнесла она, и пентаграмма дрогнула, начав светиться мягким синим светом.

— Vrell’kash domar eth-rien! — продолжал Эйдан, уклоняясь от длинного жала, пробившего воздух у него над плечом.

Он вальсировал в смертоносном танце, тело двигалось с точностью и яростью. Один демон рухнул, исколотый мечом, второй пал с вывернутой шеей, третий завыл, когда клинок прошёл сквозь его грудь.

Ирис продолжала.

— Vrell’kash domar eth-rien!

— Громче! — взревел Эйдан, пригибаясь под ударом когтей и протыкая очередную тварь снизу вверх.

— Vrell’kash domar eth-rien!

Печать вспыхнула ослепительным светом, воздух застонал. Портал дрогнул, его края начали сжиматься. Изнутри прозвучал новый рев — низкий, глухой, с такой мощью, что стены вновь затряслись. Эйдан резко обернулся к Ирис.

— Ещё немного! Он близко! Не останавливайся ни на секунду! — и вновь он ринулся в бой, в одиночку сдерживая натиск демонов, зная, что именно её голос сейчас может спасти всех.

Ирис продолжала повторять заклинания. Портал содрогнулся в последний раз и начал медленно затягиваться. Края скручивались внутрь. Из него вырывались огненные всполохи и струи чёрного дыма, но чудовища из него больше не вылезали. Ирис выдохнула. Плечи её поникли, заклинание оборвалось, и она, наконец, позволила себе почувствовать облегчение.

— Мы… мы справились… — прошептала она.

В следующее мгновение раздался резкий шорох. Из-за разбитых колонн, что лежали в тени, выскочила последняя тварь, сохранившая остатки ярости. Её тело было овальным, как у огромного паука, покрытое черной бронёй. Хвост, с жалом на конце, изогнулся в воздухе и с оглушительным хрустом проткнул Эйдана насквозь.

— А-аах… — только выдохнул он, глаза расширились.

Изо рта вырвался сгусток крови, брызнув на пол. Его тело дёрнулось, но меч не выпал из рук. С последней, отчаянной силой он взмахнул клинком и рассёк тварь пополам, её останки шлёпнулись рядом, издавая мерзкий, вязкий звук. Он покачнулся. Затем рухнул на колени, опираясь рукой о пол, кровь струилась из раны, тёмная и непрекращающаяся. И без того бледное лицо стало почти прозрачным, а в глазах застыл тусклый блеск, словно сама жизнь, истончаясь, утекала из него. Ирис застыла на секунду. Мир сжался до одного образа некроманта.

— Эйдан! — выкрикнула она, сорвавшись с места. Едва не упав, подбежала к нему, колени ударились о камень. — Нет-нет-нет… — её голос дрожал, пальцы же прижались к его ране, тщетно пытаясь остановить кровь. Горячая влага липла к её рукам.

Он медленно поднял взгляд.

— Ты… отлично справилась, — некромант выдохнул слабо, с тенью улыбки. — Я тебя недооценил.

— Тише… не трать силы на разговоры, — прошептала Ирис, почти умоляя. Дрожащими пальцами она бережно убрала с его лба окровавленные пряди волос, прилипшие к коже. — Не смей… не смей умирать, слышишь? — голос её сорвался

Но Эйдан, вопреки всему, улыбнулся. Уголки губ дрогнули в той самой упрямой, лукавой усмешке, которую она уже начинала узнавать

— Ты переживаешь? — хрипло выдавил он. — А я-то думал, что уже успел тебе надоесть.

— Ты… ещё и шутишь?! — воскликнула она,

Он слабо усмехнулся и поднёс её окровавленную руку к ране. Та начала затягиваться — медленно, но неумолимо. Плоть срасталась, кожа вновь становилась гладкой. Алая река крови истончалась, превращаясь в едва заметную струйку, а затем исчезла совсем, не оставив и следа. Эйдан глубоко вдохнул, и по его телу пробежала лёгкая дрожь.

— Так ты… бессмертен? — Ирис застыла, расширив глаза. Губы её едва разомкнулись, дыхание сбилось.

— Маленький факт обо мне, который я забыл упомянуть, — лукаво произнёс Эйдан. — Скажем так… я не совсем человек.

— А кто же тогда?

Он медленно поднялся и опёрся на обломок колонны. Плечи его чуть опустились, взгляд потускнел. Некромант какое-то время молчал, подбирая слова, затем тихо заговорил:

— Я родился не как остальные. Мой отец, Северин Сварт, был человеком гениальным и при этом редкостным мерзавцем. Великий маг, чьими талантами восхищались и кого одновременно боялись. Его одержимость была направлена на одну цель — понять, что находится там, за занавесом смерти.

Голос его звучал спокойно, почти отрешённо, но под этой ровностью слышалась глубокая усталость.

— Однажды он призвал душу. Женщину. Её звали Розмари. Он вырвал её из мира мёртвых, придал её сущности эфемерную плоть, созданную из чар.

Ирис слушала, затаив дыхание.

— Он делал с ней… многое, — Эйдан сжал кулаки. — Изучал её, мучил, ломал. Ради науки, ради прогресса. Но, в сущности, он просто играл в бога. И однажды… добился невозможного. Оплодотворил её… Так появился я. Не живой и не мёртвый. Тело моё — плоть, что не стареет. Душа — осколок между мирами. Я чувствую время, но не подвластен ему. Мне сто пятьдесят два года, хотя выгляжу намного моложе. Я бессмертен не по своей воле, — тихо произнёс он. — Я — ошибка… или, может, чудо. Сам порой не знаю. Отец сказал, что мать умерла через несколько месяцев после моего рождения. Что же стало с ним — мне неведомо, но, раз он не обладал бессмертием, его кости, вероятно, уже давно истлели в земле. И, если честно, я не хочу знать, где именно. Он забрал у меня мать, детство и покой. А взамен дал только это… проклятие.

Эйдан взглянул на Ирис. Впервые, по-настоящему уязвимо. В его серых глазах не было загадки, только сотня лет одиночества.

— Вот почему я не боюсь смерти. Она для меня невозможна, — он не знал, зачем рассказал ей всё это, зачем открыл ту часть себя, которую не осмеливался тронуть даже мысленно. Но, к собственному удивлению, ему стало легче.

Ирис стояла, не в силах пошевелиться. Всё внутри неё сжалось, словно сама боль Эйдана эхом отозвалась в её груди. Неизбежность одиночества, вековое заточение в собственной бессмертной оболочке, она почувствовала это почти физически. Сейчас перед ней был человек: раненый, одинокий, потерянный. Губы Ирис дрогнули, но слова так и не сорвались с губ. Что можно сказать тому, кто живёт с таким грузом? Что можно противопоставить столетней пустоте? Она подошла ближе, медленно. Пальцы коснулись его руки — тёплой, живой, такой же, как у любого человека.

«Мне так жаль…» — хотелось сказать, но эти слова казались слишком слабыми, ничтожными перед тем, что он только что открыл. Всё, что было внутри, бурлило: жалость, сострадание, гнев за него, за его мать, за ту вечную участь, что стала его оковами. Ирис просто села рядом. Молчание легло между ними тихим согласием, в котором было больше понимания, чем могли бы выразить тысячи слов.

***

Утро над деревней выдалось необычайно ясным, впервые за долгие месяцы серое небо уступило место солнцу. Его золотистые лучи падали на крыши домов, касались верхушек деревьев, ласкали лица тех, кто собрался на главной площади. Казалось, сама природа вздохнула свободнее — исчезла тяжесть и сырость, впивавшаяся в землю. Деревня, словно пробудилась от полувекового сна. Люди выходили из домов, щурясь от солнца, забывшие, каким оно бывает ярким.

На помосте стояли трое: отец Карвин и двое его оставшихся в живых послушников. Их руки были связаны, лица осунулись, в них больше не было высокомерия. Только смирение. Сандер шагнул вперёд, доспехи его отливали бронзой в лучах солнца. Его меч, массивный, покрытый тонкой резьбой, казался воплощением правосудия. Рыцарь развернул свиток и твёрдым голосом зачитал приговор:

— За убийства невинных, сотрудничество с демоническими силами и участие в ритуалах, отцу Карвину и его соратникам назначается высшая мера наказания. Смерть.

Священник молчал. Один из послушников дрожал, другой что-то бормотал, вероятно, молитву. Но небо было чистым — никакой бог не посмел бы вмешался. Сандер поднял меч. Мгновение — вспышка стали. Голова Карвина скатилась с эшафота, окропив доски кровью. Следом пали и двое других. Всё было сделано быстро, без показного жестокосердия. Лишь ради памяти тех, чьи жизни были оборваны слишком рано.

Эйдан и Ирис стояли чуть в стороне, наблюдая за правосудием. Девушка отвела взгляд от эшафота и вдруг заметила среди толпы знакомую фигуру. Лара. Рядом с ней стояла её мать, она держала дочь за руку. Лара выглядела иначе. Пропала безумная пустота в глазах, сменившись усталостью. Она была умыта, волосы аккуратно заплетены, никакой грязи, никакого зловонного запаха болот. Только бледность и следы боли, спрятанные глубоко внутри. Ирис тихо выдохнула. В её душе шевельнулась хрупкая надежда. Может быть, теперь у Лары есть шанс. Шанс снова жить.

Когда тела были убраны с площади, и кровь уже начала засыхать, к путникам подошёл староста. Йорик выглядел иначе — сутулость всё ещё тянула плечи вниз, но в его глазах мелькала искра, которую раньше не было видно. Он держал в руках мешочек, тяжёлый и звонкий.

— Это… от всех нас, — сказал он, протягивая его путникам. — Мы собирали, кто сколько мог. Вы… спасли нас. От него, от того ужаса и от самих себя. Я верю, что теперь всё может быть иначе.

Ирис с теплом взглянула на старосту. Сейчас Жерн выглядела не как умирающее поселение, а как место, где снова будут звучать детские голоса. Надежда, словно прорастающий сквозь пепел росток, уже тянулась к небу.

— Не позволяйте больше никому промывать вам разум, — сказал Сандер скрестив руки.

— Больше мы такого не допустим, — тихо ответил староста и ещё раз взглянул на троицу. — Пусть дорога будет для вас ровной, а ветер попутным. Пусть ваши мечи ржавеют от покоя, а не от крови. И если когда-нибудь вы вернётесь в эти края — вас встретят, как друзей.

За его спиной, в знак одобрения, тихо загудел людской ропот. Путники сели на коней, и под стук копыт, направились дальше. Ирис ехала чуть впереди, её волосы блестели на солнце, перекинутые через плечо. Эйдан молчал, его взгляд был устремлён вдаль, мысленно он был где-то не здесь. Сандер держался рядом, крепко натягивая поводья. Раздумья не давали покоя. Он знал, что девушка нарушает закон. Она — маг, причём сильный. Сандер украдкой посмотрел на неё: тонкий силуэт, уверенная осанка, решимость в каждом движении. Потом перевёл взгляд на Эйдана, в ком ощущалась древняя непостижимая мощь, от которой по спине бежал холодок.

— Леди Генриетта… — заговорил он наконец, нарушив затянувшуюся тишину. — Вы — фрейлина принцессы. Достаточно значимая фигура при дворе. Скажите, Её Высочество знает о ваших способностях?

Ирис на мгновение замялась, взгляд её скользнул в сторону. Эйдан, уловив паузу, лукаво взглянул на неё, явно ожидая, как она будет выкручиваться.

— Нет, не знает, сир Сандер, — наконец произнесла Ирис спокойно, но с долей сожаления в голосе. — Способности пробудились во мне недавно. Эйдан взялся обучать меня. Он… помогает мне держать это под контролем.

— Так значит, как я и предполагал, вся эта история с нападением разбойников была ложью?

— Верно, — кивнула она, не отводя взгляда. — Извините, что обманула вас. Мне пришлось.

Сандер молчал несколько секунд, хмурясь. Затем вздохнул, но не с тяжестью, а с принятием.

— Вы спасли меня от смерти, не колеблясь. И спасли деревню. Я ваш должник и никому не посмею доложить о вас. Но вы должны понимать, чем грозит укрывательство магии. Сокрытие дара — это уже преступление. По законам Кадере каждый маг обязан быть внесён в Свитки Огня при первой же возможности. Особенно вы… приближённая к королевской семье.

— Я понимаю.

— Когда вы думаете вернутся в замок?

— Думаю в течении недели, я лично сопровожу леди Генриетту в Аргенштайн, — вклинился в разговор Эйдан. — И она обязательно внесёт своё имя в списки.

— Не думаю, что Его Величество будет в восторге от твоего прибытия, — Сандер скептически на него посмотрел.

— О, поверь, он будет рад моей компании, — ухмыльнулся Эйдан, не теряя уверенности. — Я приеду к нему с очень занимательным предложением. Настолько интересным, что он забудет, кем я был, и задумается, кем могу стать.

Сандер ничего не ответил, лишь бросил на него долгий, внимательный взгляд, в котором читались осторожность и любопытство. Рыцарь натянул поводья и остановил коня. Ирис и Эйдан обернулись, глядя на него.

— Полагаю, дальше наши пути расходятся, — произнёс он спокойно. — Леди Генриетта, будьте осторожны. Этот мир не прощает легкомыслия, особенно тем, кто носит в себе силу.

— Спасибо, сир Сандер, — мягко ответила Ирис, едва заметно кивнув. — Не тревожьтесь, я запомню ваши слова.

Рыцарь слабо улыбнулся и перевёл взгляд на Эйдана.

— И ты… береги себя. В этот раз ты спас множество жизней, и этим заслужил моё уважение.

Эйдан молча кивнул. Сандер крепче взялся за поводья, уселся в седле и развернул коня. Перед тем как тронуться, он бросил последний взгляд через плечо.

— Удачи вам. Обоим, — произнёс он и, пришпорив жеребца, направил его по дороге, прочь от деревни.

Когда Сандер скрылся за холмом, Ирис не трогала поводья. Она просто смотрела туда, где в воздухе ещё клубилась пыль от копыт. Лишь спустя минуту они двинулись вперёд. Девушка подняла взгляд и замерла. Над ними раскинулось ясное небо: глубокое, как бездонный океан. Оно простиралось над ними, не тая в себе угроз, не нависая тьмой, как прежде. Ни одной тучи. Только бескрайняя лёгкость.

— Как красиво… — прошептала она. — С тех пор, как ты меня воскресил, небо всё время было тёмным, хмурым и давящим. Я впервые вижу его таким чистым и свободным.

Эйдан скользнул по ней взглядом. Его лицо оставалось безмолвным, но в глазах мелькнула искра чего-то неуловимого.

— Голубой, — продолжила Ирис с улыбкой, — теперь мой любимый цвет.

— Значит, тебе стоит когда-нибудь побывать весной в южных землях, — сказал Эйдан, чуть прищурившись, представляя эту картину. — Там, среди холмов, распускаются цветки небесного люриса. Когда ветер проходит по поляне, кажется, будто над землёй порхают сотни крошечных голубых бабочек, а воздух наполняется ароматом дождя и мёда. Уверен, тебе этот вид придётся по вкусу.

— Обязательно, — тихо ответила она. — Обязательно побываю.

Ветер тронул края их плащей. Позади осталась деревня. Всё, что требовало искупления, нашло свой конец. Впереди тянулась дорога, полная тайн и неведомых опасностей.

Второй урок

По прибытии в особняк Эйдан сразу же решил принять ванну. В доме царила спокойная атмосфера. После долгого пути это казалось благословением. Воздух был неподвижен, пропитан теплом камня и старых книг, а солнечные лучи, пробиваясь сквозь витражи, ложились на стены мягкими пятнами, окрашивая камень в оттенки золота и рубина.

— Я всё приготовлю, — сказала Ханна, как только он снял плащ.

Она не ждала пояснений. Уже через пару минут в ванной комнате слышался тихий плеск воды. Старуха добавила в неё несколько капель эфирных масел, щепотку сушёной лаванды и веточку сосновой хвои. Пар быстро наполнил помещение, смешавшись с запахами трав и горячего камня.

— Готово, господин, — она стояла у двери, когда он вошёл. — Оставлю вас.

Эйдан молча кивнул. Он скинул одежду: камзол, ещё пахнущий сыростью и кровью, сапоги, заляпанные болотной жижей. Его кожа, тускло блестела в мягком свете солнца. Он опустился в деревянную ванну. Горячая вода мгновенно обняла его, растворяя усталость, накопившуюся за последние дни. Тело отзывалось лёгкой дрожью, как будто само не верило, что ему позволили отдохнуть. Пряди мокрых волос прилипли к щекам и вискам. Вода медленно смывала запёкшуюся кровь, окрашиваясь в бордовый, прозрачный оттенок.

Эйдан запрокинул голову на край и закрыл глаза. Деревянный бортик приятно холодил затылок, создавая контраст с жаром воды. Его дыхание выровнялось, стало медитативным. Каждая капля, скользящая по ключицам и груди, напоминала прикосновение чьих-то ласковых пальцев — редкое, почти забытое чувство.

Покой продлился недолго. Где-то снаружи, со стороны сада, прогремел глухой взрыв. Вода дрогнула от вибрации. Эйдан распахнул глаза, сквозь пар прорезался раздражённый выдох. Некромант резко встал и провёл ладонью по лицу, стряхивая капли.

— Надеюсь она не спалит дом, — пробурчал он, быстро вытирая волосы.

Эйдан накинул бордовый халат, сунул ноги в мягкие тапочки и спустился по ступеням в сад. Тёплый воздух встретил его запахом гари и шипением угасающего пламени. За углом он увидел Ирис. Она стояла посреди клумб растрёпанная, с виноватым и слегка ошеломлённым выражением лица. У её ног лежала раскрытая книга заклинаний, страницы которой всё ещё подрагивали от недавнего выброса силы. В траве дымилась чёрная, обугленная клякса — немое свидетельство её эксперимента.

— Развлекаешься? — протянул Эйдан и закурил трубку. Дым, сладкий и пряный, поднялся в прохладный воздух, перемешиваясь с дымком от заклинания.

Ирис обернулась. Щёки вспыхнули румянцем, но в глазах мелькнул вызов.

— После того раза, как тебя насквозь проткнула та тварь, я решила практиковаться. Чем быстрее освою магию, тем лучше. Потому что в следующий раз на твоем месте, может быть кто-то смертный. И я снова ничего не смогу сделать.

Эйдан покачал головой, усмехнувшись. Он поудобнее заправил халат, а влажные волосы спали на плечи.

— Всё же, ты спасла жизнь Сандеру, — произнёс он спокойно, выпуская тонкую струйку дыма. — Закрыла портал. Одна. Это очень хороший результат.

— Мне этого не достаточно, — её голос дрогнул. — Что уж говорить, у меня не сразу получилось изучить даже простое заклинание призыва щита.

— Ну… — Эйдан усмехнулся, поднимая взгляд от трубки. — Это не совсем так. Я обучил тебя заклинанию высшего круга защиты. Новички годами практикуются, чтобы освоить его.

— Ты… что? — она вскинула на него глаза.

— Думаешь я стал бы тратить столько своих сил, чтобы воскресить обычную магичку? — он пристально посмотрел на неё.

— Значит… — прошептала Ирис, шагнув ближе. — В прошлой жизни я обладала какой-то невероятной силой? Поэтому ты воскресил меня? Тебе нужна не я… тебе нужны мои способности.

— Отчасти, — он затянулся. — Я также совершил невозможное. Обычно некроманты призывают нежить или блуждающих духов, но мне удалось захватить душу из того мира и подарить ей тело. Это же просто прорыв! — Эйдан взмахнул рукой.

— Значит я твой лучший эксперимент?

— Всё куда сложнее. Ты — не тот случай, что я могу закрыть в журнале с пометкой «успешно». И ты это знаешь.

Ирис опустила глаза к книге, всё ещё лежавшей на траве.

— Я хочу знать, кто я… Уверена, хороших магов для воскрешения полно, но тебе нужна была именно я. Значит тебя интересуют не только мои силы, но и что-то ещё.

— Твои знания могут быть полезны в одном очень важном деле, — Эйдан подошёл ближе, чуть склонив голову. — Скажи, ты уже успела прочитать раздел о стихийной магии?

— Нет.

Эйдан глубоко затянулся, выпустил тонкую струю дыма, что растворилась в вечернем воздухе. Затем опустил трубку и посмотрел на Ирис — пристально, с той тяжестью во взгляде, которая всегда предшествовала чему-то важному.

— Стихийная магия, — начал он, медленно, взвешивая каждое слово. — Основа основ. Магическая энергия мира пронизывает всё, но проявляется она через стихии. Их четыре: огонь, вода, воздух и земля. Каждая — живая, с характером, с волей, порой даже с капризом. Ты можешь изучать их все, это не запрещено. Но только одна, будет по-настоящему твоей.

— Почему? — Ирис нахмурилась.

— Потому что это не выбор разума, — объяснил он, шагнув в сторону. — Это предрасположенность. Маг, чья душа резонирует с определённой стихией, будет властвовать над ней с куда большей силой и тонкостью. Остальные стихии, лишь инструменты. А эта… становится продолжением тебя, — он указал в сторону цветника, где листья колыхались от лёгкого ветерка. — Видишь? Если бы ты владела стихией воздуха, могла бы направить ветер, заставить его стихнуть или превратить в лезвие. Маги, истинно связавшиеся со своей стихией, творят с ней чудеса. А чужая стихия всегда сопротивляется, как бы ты ни старался.

Эйдан осёкся на полуслове. Его взгляд задержался на лице Ирис, пристальный и проницательный.

— Есть кое-что, о чём ты должна знать, — добавил он, — Как ты уже, наверное, поняла на моём примере… сила мага не бесконечна. Это не просто сила — это сама наша суть. Источник жизни. Чем сильнее магические манипуляции, тем больше ты отдаёшь энергии. Она восстанавливается, но если в один момент потратить всё без остатка, то маг погибнет, — некромант медленно опустил взгляд на свои ладони. — Когда я вернул тебя к жизни… я отдал всё. И если бы я не был тем, кем являюсь, то ты бы очнулась рядом с трупом, — он ехидно улыбнулся. — Сейчас же мне лишь нужно немного подождать, когда магический ресурс во мне восстановится.

Ирис хмыкнула, скрестив руки на груди. Тонкая складка залегла между её бровей, когда она покосилась на него:

— Что-то перспектива быть магом звучит не слишком радостно.

— Я тебя напугал? — усмехнулся Эйдан. — Не волнуйся, чтобы потратить все свои силы нужно хорошенько постараться. За всю свою долгую жизнь я видел лишь две такие смерти. И оба раза — на поле боя, когда маг выбирал смерть вместо поражения. Это не просто истощение, это жертва.

Он замолчал на мгновение, позволяя словам улечься в тишине. Затем, не глядя на неё, продолжил:

— Закончим о плохом. Давай лучше я расскажу тебе ещё об одной стихии. Неофициальной. Не признанной большинством магических академий… но реальной. Пятой.

Ирис настороженно вскинула брови:

— Пятой?

— Молния, — в его голосе скользнул почти незаметный трепет. — Её называют «стихией искры», «гневом неба», «дыханием богов». Она редкая, непредсказуемая, и потому пугает. Молния не как огонь, не как воздух. Она — миг между ними. Вспышка. Импульс. Её невозможно контролировать полностью… можно только подчиниться её ритму. Это сила — разрушения и скорости, а также прозрения. Ты чувствуешь энергию вокруг, можешь нарушать законы пространства. Говорят, маг, управляющий этой силой, видит истину — в других и в себе.

Он на мгновение умолк, затем тихо добавил:

— Хочешь предположить, к какому кругу стихии ты предрасположена? — его губы изогнулись в легкой ухмылке.

— К молниям? — в голосе сквозила ирония, но в глазах уже зародилась догадка. — Ну конечно, могло ли быть иначе. Поэтому ты меня выбрал?

— Нет. Твоя сила небольшой бонус ко всему.

— А дай угадаю, какая у тебя стихия, — она пристально посмотрела на него и приложила палец к губам. — Судя по твоему темпераменту… тебе бы подошла стихия воды. Спокойная и глубокая, скрывающая неведомую мощь под своей гладкой поверхностью.

— Прекрасное наблюдение, но мимо, — сказал он, чуть наклонившись. — Моя стихия — огонь. Неутолимое, вечное пламя.

— Да, пожалуй, это объясняет… многое.

Эйдан подошёл ближе, мягко ступая по траве. Его глаза вспыхнули от нетерпения. Он давно жаждал увидеть её силу. Не те всполохи магии, что вырывались в момент опасности, а настоящую, управляемую, рожденную изнутри.

— Магия стихий, — голос его стал глубже. — Не требует слов. Слова — это инструмент заклинаний и формул, что подчиняют энергию разуму. Но стихия не слушает разум. Она откликается на чувства. На суть. Это… дыхание души. Почувствуй её. Не командуй, не заставляй. Ты не госпожа своей силы — ты её проводник. Как молния скользит по воздуху, ты должна быть каналом, через который она прорывается в мир, — Эйдан шагнул за её спину, не касаясь, но стоя достаточно близко, чтобы его присутствие ощущалось кожей. — Закрой глаза. Сконцентрируйся. Где-то внутри ощущение напряжения, вибрации. Оно не должно пугать. Найди его, но не спеши.

Ирис закрыла глаза. Тело её чуть подрагивало, от предвкушения. Она глубоко вдохнула. Сначала наступило ощущение пустоты. Потом, в груди, под рёбрами, разлилось что-то горячее и колкое.

— Вот, — прошептал Эйдан, почувствовав это, — теперь представь молнию. Внутри себя. Она хочет вырваться. Позволь ей. Не держи.

Ирис резко вытянула руку в сторону ближайшего дерева. Её веки распахнулись, зрачки сузились, взгляд стал острым, пронзённым внутренним светом. В этот момент мир вокруг замер. Воздух сгустился от напряжения. Он вибрировал, как натянутая струна, готовая лопнуть. Сухая трава под ногами склонилась к земле. Пальцы дрожали. Ирис ощутила, как в глубине души пробудилась древняя сила. Девушка не приказывала, а звала её, мягко, почти ласково. И сила откликнулась.

Молниеносная беззвучная стрела, промелькнула перед глазами, такая тонкая и хищная. Она с треском ударила по сухой ветке дерева, и та вспыхнула в синевато-белом сиянии, разлетаясь в пепел, словно её пронзил гнев самой грозы. Воздух наполнился острым запахом озона. На мгновение мир затих, и лишь потом по небу раскатился громовой гул.

Эйдан стоял в двух шагах от Ирис, почти не дыша. Вспышка молнии всё ещё пульсировала в его серых глазах. Его грудь поднялась на вдохе, лёгком и глубоком. Он просто стоял, позволяя себе… восхищаться. Не как учитель, а как свидетель. Как тот, кому позволено быть здесь в этот момент, когда раскрывается нечто по-настоящему прекрасное.

— Я рад, что именно мне позволено открыть тебя — тебе самой, — тихо проговорил он.

Ирис стояла, тяжело дыша. Её рука ещё слегка подрагивала. Лицо было бледным, но в глазах горело восторженное неверие. Восторг угас так же внезапно, как и появился. Резкая боль пронзила висок. Мир поплыл. Из носа хлынула густая кровь. Она зажала лицо ладонью, пальцы тут же окрасились алым. Уши заложило, затем пришёл писк, высокий и невыносимый. Ирис покачнулась и опустилась на колени.

— Тело… — пробормотала она, опустив взгляд в землю.

Эйдан в два шага оказался рядом и присел напротив, спокойно, глядя на неё сверху вниз. Его голос прозвучал мягко:

— Это нормально. Твоё тело… хоть и не совсем обычное, всё же человеческое. Оно не привыкло к подобной мощи. Всплеск магии был сильным, — он подал ей платок. — Ты почувствовала свою силу, и на сегодня этого более чем достаточно. Отдыхай.

Ирис кивнула, сжимая ткань в пальцах. Её глаза всё ещё горели, но в них появилась тень. Тень понимания и ответственности.

Вечность Света

Спустя несколько дней отдыха и восстановления Ирис пришла в норму. После того как стихийная магия впервые пронеслась сквозь неё, опаляя изнутри, ей понадобилось время, чтобы привыкнуть к новым ощущениям — к тому, как живая сила пульсировала в жилах, будоража сознание. Сейчас же всё улеглось. Стихия, словно приняв её, стала частью самой Ирис. Она уже не пугалась этой энергии, напротив — ощущала с ней связь.

Покой постепенно проникал в её дни. Чтобы отвлечься от мыслей и тревожных обрывков воспоминаний, что иногда всплывали во снах, Ирис старалась быть полезной. Всё чаще она спускалась на кухню, где Ханна уже с утра хлопотала за готовкой. Девушка помогала ей с уборкой: носила корзины с бельём, протирала пыль с полок, а иногда даже пробовала повторить рецепты, что та диктовала на ходу.

Закончив натирать полы, Ирис заглянула в кладовую. На полках зияли пустоты, где раньше стоял кувшин с мёдом, сушёные яблоки, баночки с крупой. Мешок муки был почти пуст, а из солонки высыпались последние крохи.

— Ханна, — позвала она, выходя из кладовой. — У нас почти закончились продукты.

Старуха, поправляя платок, вздохнула:

— Я собиралась сегодня утром отправиться в деревню, да всё откладываю.

— Отложи свои дела, — с живостью в голосе предложила Ирис. — Поехали вместе. Мне очень хочется куда-нибудь выбраться.

Ханна приподняла брови, обдумывая предложение девушки, но уже в следующую секунду её лицо озарила мягкая улыбка:

— Буду только рада твоей компании, Ирис. Ну что ж, пойдём собираться. Переоденься, а я тем временем напишу список, чего нам не хватает.

Ирис переоделась в тёплое платье приглушённого синего цвета и накинула на него короткий плащ с меховой отделкой. Девушка завязала свои светлые волнистые волосы в небрежный, но аккуратный хвост, несколько прядей всё равно выбились вперёд, обрамляя лицо. Она остановилась у лестницы, колеблясь. Навязчивая мысль, как лёгкий шорох в голове, заставила её изменить маршрут. Прежде чем уйти, девушка заглянула в лабораторию Эйдана, где тот в последнее время часто пропадал. Она толкнула тяжёлую дверь. Её встретил запах алхимии — металлический, с нотками трав и спирта. Поверх всего витал запах табака, который предпочитал Эйдан.

Некромант находился у стола посреди комнаты, не замечая её присутствия, погружённый в работу с такой сосредоточенностью, будто весь остальной мир перестал существовать. Лёгкий свет озарял его фигуру мягкими золотистыми бликами. Он был без своего привычного камзола — в простой белой рубахе с распахнутым воротом, рукава были закатаны до локтей, обнажая запястья и жёсткие сухожилия. На его лице была тень сосредоточенности: чуть нахмуренные брови, сжатые губы, взгляд, прикованный к стеклянной колбе, в которой медленно переливалась жидкость, меняющая цвет от зелёного до жёлтого. Он взбалтывал её с предельной осторожностью. Задумчивость шла ему, делала черты лица не только резкими и выточенными, но и притягательными.

Ирис не сразу решилась нарушить этот момент. В её груди отозвалось странное чувство, она узрела в нём нечто подлинное, спрятанное под привычной иронией и холодной отчуждённостью.

— Эйдан, — мягко произнесла девушка, — мы с Ханной едем в деревню, купить продукты. Может тебе, что-нибудь нужно?

Он отстраненно качнул головой. Ирис хотела было закрыть за собой дверь, но некромант успел сказать ей вслед:

— Будьте осторожны. И постарайтесь не попасть в неприятности.

Ирис усмехнулась, обернувшись через плечо:

— Постараемся.

Осенняя дорога развернулась перед ними, словно старая картина в охристо-золотых и ржаво-красных тонах. Деревья стояли по обе стороны, их ветви были почти обнажены, лишь редкие упрямые листья цеплялись за жизнь. Листва, что уже опала, шуршала под копытами, в воздухе витал запах мокрой земли и далёких костров. Ирис ехала немного впереди. Капюшон слегка сполз с головы, а на лице читалось спокойствие. Ханна, несмотря на возраст, выглядела в седле достойно и даже элегантно. Она скакала рядом, уверенно управляя могучим конём Эйдана, и держалась с той ловкостью, которой никто бы не ожидал от добродушной старушки. Ирис покачала головой — в этом доме, похоже, ничто не было таким, каким казалось.

— Ханна, — сказала Ирис, чуть замедлив лошадь. — А ты бывала когда-нибудь в столице? В Аль-Драндире?

Старуха подняла глаза, в которых отразились проблески памяти. Её разум на миг ушёл в прошлое.

— Было дело, — кивнула она. — Давно, лет семнадцать назад. Я побывала там на празднике по случаю рождения первой и единственной дочери короля. В какой же траур впало Кадере через неделю, когда умерла королева Элия.

— А что с ней случилось?

— Подхватила какую-то хворь после родов. Король был безутешен. Правда, лишь первые месяцы. Потом… жизнь пошла своим чередом. Все знали: после смерти королевы он стал слишком падок на женщин — неважно, кто они были: служанки, знатные леди или лицедейки.

Ирис помолчала, пропуская услышанное сквозь себя.

— А принцесса Луиза, какая она?

— Это тебе лучше у господина Эйдана спросить. Он в то время служил во дворце, пока я присматривала за его особняком здесь. Хотя… прошло столько лет, как он покинул замок, принцесса стала уже совсем взрослой. Ходят слухи, что с приближением её дня рождения по всему королевству начнётся распространение небольших подарков, — продолжила Ханна. — В основном мелочи: деревянные шкатулки, ленточки, сладости… И, конечно же, портреты Её Высочества. Я видела несколько таких — круглые картинки с её безупречным лицом. Их раздают людям на праздниках, когда устраивают ярмарки.

Ханна на мгновение замолчала, а потом тихо добавила, голос стал печальным:

— Только, по правде сказать, куда больше пользы было бы от тёплой одежды да хлеба. У нас в Кадéре зимы нешуточные — люди часто голодают и мёрзнут. А портреты… Ну что с них? Повесишь на стену, да только они от этого теплее не станут.

Ирис задумалась, глядя на дорогу, теряющуюся вдали под золотистым сводом деревьев.

— Может, эти портреты, не просто подарки, — сказала она наконец. — Может, они нужны, чтобы люди верили, что будущее будет в надёжных руках?

— Искусственная надежда — слабая пища для голодных, — усмехнулась Ханна. — Люди верят в то, что видят своими глазами и чувствуют своими руками. Если королевство хочет любви народа, пусть сначала накормит его, а уже потом раздает портреты юной наследницы. Сейчас это выглядит, как обычная насмешка.

Они въехали на центральную площадь деревни Ульф, где под дрожащим осенним небом шли обычные дела: кто-то продавал кочаны капусты с телеги, кто-то чинил сбившиеся подковы, дети гонялись друг за другом, не замечая усталых взглядов родителей. Ханна слезла с коня и кивнула в сторону рынка:

— Пойду к старому Томасу, посмотрю, не оставил ли он мне чего из прошлых запасов.

Ирис осталась у колодца, привязывая поводья к деревянной стойке. Её пальцы только начали затягивать узел, как воздух вдруг переменился, словно невидимая волна прошла сквозь неё. Где-то впереди, за домами, послышался протяжный звук — низкий, гортанный, почти звериный — горн. Он пронёсся по улочкам, перекатываясь эхом.

На окраине деревни показалась величественная карета тёмно-фиолетового цвета с серебряной окантовкой, каждая дверь которой была украшена эмблемой — три меча, вонзённые в сердце на фоне пылающего огня. За каретой следовал кортеж: всадники в шлемах с чёрными плюмажами, их доспехи были отполированы до зеркального блеска. Впереди шагали трое в длинных белоснежных плащах, их шаг был размеренным, почти торжественным. В руках они несли тяжёлые жезлы, окованные тёмным металлом, а на верхушках развевались знамёна. На тканях, мерцающих при каждом шаге, был вышит тот же самый символ, что украшал двери кареты.

Толпа отреагировала мгновенно. Люди, стоявшие у лавок или просто проходившие мимо, опускались на колени. Кто-то шептал молитвы, кто-то прижимал руку к сердцу. Лица наполнялись благоговением. Женщины торопливо снимали платки и склоняли головы, дети затихали, прижимаясь к матерям.

Ирис почувствовала, внутри неуловимую дрожь, она прокатилась по телу, и в следующую секунду голову охватило странное головокружение, будто пространство вокруг на миг сжалось, а затем расправилось вновь. В груди разлилась тревога — не резкая, не паническая, а вязкая и липкая. Её нельзя было объяснить логикой: никто не угрожал, никто не нападал, но всё в ней подсказывало: здесь что-то не так. Она застыла на месте как вкопанная. Ладони сжались в кулаки, и лишь капюшон, сползший с головы, выдавал лёгкое колебание в теле. Казалось, что даже звуки стали приглушёнными. Всё звучало как будто издалека, сквозь толщу воды.

Ирис не сводила взгляда с приближающейся кареты. Её глаза чуть расширились, сердце забилось быстрее. В тот момент, когда карета почти поравнялась с девушкой, один из трёх знаменосцев — тот, что шёл слева, внезапно остановился. Его высокий рост и измождённое лицо под капюшоном делали его похожим на мумию. Плащ его слегка колыхнулся, когда он повернулся к ней. Мужчина ударил жезлом о землю, глухой звон разнёсся по площади. Толпа тут же зашепталась.

— Ты… — голос знаменосца был низким.

Ирис не сразу поняла, что он говорит именно с ней. Её взгляд ещё был прикован к карете.

— Как смеешь стоять здесь, не склонив головы? Перед тобой карета Архонта Света, — произнёс знаменосец, шагнув ближе. — Ты осквернила его путь своим непочтением.

Девушка стояла, не двигаясь. Грудь сжалась, внутри всё дрожало от нарастающей тревоги. Пространство казалось чужим, будто сама ткань реальности изогнулась.

— Назови своё имя, — потребовал он, теперь уже стоя в шаге от неё, — чтобы я знал, кого представить перед судом Вечности Света. Имя для протокола…

Он поднял жезл, но не успел закончить, как вдруг его перебил голос изнутри кареты. Бархатный, глубокий, он будто одновременно звучал снаружи и внутри сознания, вибрируя, как низкий аккорд на струнах арфы.

— Довольно, — проговорил голос, не повышая тон, но мгновенно заставив знаменосца отступить назад, как будто его резко потянуло невидимой силой.

Шелковая штора на окне кареты медленно сдвинулась в сторону. Изнутри показалась фигура человека. На нём была серебряная маска с тонкими изящными узорами. Там, где должен был быть рот, маска была сплошной, без прорези, но голос звучал свободно, легко, без всяких преград. На голове его лежала тёмно-синяя ткань, спадавшая на плечи и далее вниз, скрывая контуры тела. Но главное — это были глаза. Два чёрных бездонных зрачка. В них не было ни злости, ни ненависти, а нечто пугающе спокойное, как если бы сама смерть получила голос и разум.

— Подойди ко мне, прекрасная леди, — произнёс он спокойно, и протянул руку сквозь приоткрытую занавесь.

Ноги сами сделали шаг вперёд. И вот Ирис уже стояла рядом с каретой, под взглядами толпы. Ладонь незнакомца была раскрыта, она вложила в неё свою руку. Как только их пальцы соприкоснулись, сердце её на мгновение замерло, и ей показалось, что весь мир застыл. Глаза под маской на миг сузились.

— Любопытно… — тихо проговорил он. Затем его взгляд скользнул к знаменосцу. — Извините этого человека за то, что он заставил вас волноваться, — произнёс Архонт, всё тем же бархатным тоном. — Надеюсь, что мы ещё встретимся, — сказал он мягко и отступил вглубь кареты. Шёлковая занавесь беззвучно закрылась.

Карета медленно тронулась с места. Всадники повернули за ней, знаменосцы снова зашагали вперёд, и процессия скрылась за деревянными домами. Ирис осталась стоять. Она не понимала, что произошло. Но чувствовала, что что-то треснуло внутри неё. В груди пульсировала пустота, оставленная этим взглядом и прикосновением, которое зацепило за глубинные, ещё не осознанные ею самой, струны души. Холодный ветер ударил по лицу, растрепав волосы. Она не отреагировала. Где-то вдали, между лавками, голос Ханны окликнул её.

— Ирис! — она подбежала, обеспокоенная. — Ты что, не слышала меня? Всё хорошо?

— Да… — прошептала девушка, — всё хорошо.

Лёгкие будто не слушались её, в груди всё ещё звенела та безмолвная дрожь. Ирис сделала шаг, затем другой, но вдруг остановилась, чувствуя что-то тёплое под верхней губой. Девушка провела пальцем под носом и увидела алую каплю крови. Тонкая струйка медленно стекала по коже, ярко выделяясь на фоне её приобретённой бледности.

— Кто это был? — тихо спросила Ирис, вытирая платком кровь. Рука её всё ещё дрожала.

— Архонт Света, — выдохнула Ханна. — Верховный глава культа Вечность Света.

Ирис нахмурилась, поднимая на неё взгляд.

— Культа?

Старуха осмотрелась, опасаясь, что их кто-то может подслушать, и подошла ближе, понизив голос:

— Они называют себя просветлёнными. Говорят, что очищают Кадере от скверны. На деле же это фанатики — могущественные и влиятельные. У них храмы в каждом крупном городе. Они повсюду. Даже сам король Вильгельм II прислушивается к ним. Вечность Света возводит ненависть к магии в ранг священного долга.

— Почему тот человек был в маске? — спросила Ирис, чувствуя, как внутри поднимается странная смесь страха и любопытства.

— Таков их обычай: когда старый умирает, на его место приходит новый Архонт Света. Его имя забывается, биография стирается, всё, что связывало его с прежней жизнью, исчезает. Он становится лицом культа. С этого момента Архонта провозглашают Безымянным, и тот более не принадлежит себе. Отныне он служит лишь Вечности. Маска, что возлагается на лицо, не просто символ, а обет, знак полного отказа от личности. Считается, что пока она цела, культ не угасает.

Ирис молчала, её мысли блуждали в лабиринтах этой неожиданной встречи. В голове звучали отголоски бархатного голоса. Вдруг взгляд её упал на руки Ханны, сжимающие сумки, набитые продуктами. Старуха пошатнулась, и Ирис, очнувшись, поспешно бросилась к ней.

— Прости… Я даже не заметила, — тихо сказала она. — Дай помогу.

Ханна только улыбнулась, передавая ей одну из сумок. Они молча направились к лошадям. Деревня уже возвращалась к обыденности, словно помпезная карета и всадники были всего лишь мимолётным сном.

Эйдан сидел в саду, в тени раскидистого орешника, лениво покуривая трубку. Он задумчиво следил за птицей, медленно кружившей в серо-голубом небе. Увидев приближающихся всадниц, он неспешно поднялся, стряхивая пепел на влажную от росы траву.

— Долго вы, — сказал некромант, выходя им навстречу.

Он взял у Ханны сумку, затем подошёл к Ирис, принял её поклажу и без слов направился к двери, открывая её плечом.

— Что-то с тобой не так, — заметил Эйдан, бросив на девушку внимательный взгляд, когда они вошли в дом. — Ты слишком молчалива.

Ирис сняла плащ, плечи её оставались напряжёнными.

— Я встретила культистов… из Вечности Света.

Эйдан остановился на месте. Лицо его посуровело, он медленно повернул голову к ней.

— Ты общалась с ними? — его голос стал ниже.

— С Архонтом Света, — добавила она, подчеркнуто небрежно, как будто пыталась ослабить значение произнесённого имени.

Эйдан ответил не сразу. Он поставил сумки на стол, затем подошёл к окну и застыл, смотря на сад.

— Ну и что же? Какие у тебя сложились впечатления об их главной марионетке?

— Он не показался мне… марионеткой, — произнесла она настороженно. — От него исходила странная энергия. У меня после этой встречи до сих пор руки потряхивает.

Эйдан пристально вглядывался в её лицо, пытаясь уловить хоть тень преувеличения, но не находил.

— Ты уверена?

Ирис кивнула.

— Я не знаю, что именно это было.

Некромант поднял голову. В его глазах зажёгся узнаваемый огонёк интереса — холодный и расчётливый.

— Это многое меняет, — произнёс он, почесав подбородок. — Пожалуй, ты… куда ценнее, чем я думал.

Девушка нахмурилась.

— Приятно чувствовать себя инструментом.

Эйдан чуть усмехнулся, подходя к ней ближе. Но в следующую секунду его лицо вновь стало серьёзным.

— Собирайся. Завтра утром мы отправляемся в столицу. Что-то мы с тобой здесь засиделись.

Добро пожаловать домой!

Утро на следующий день выдалось ветреным. Ирис не стала собирать большую сумку — взяла лишь самое необходимое. Всё равно большинство вещей ждали её в замке, в покоях Генриетты — той, чьё тело теперь принадлежало ей, и чьей жизнью она вынуждена жить. Сегодня они с Эйданом отправлялись в столицу — в сердце Кадере, туда, где живёт королевская семья, придворные… и убийца Генриетты. Эта мысль терзала её с самого рассвета. Она проснулась рано и долго лежала, уставившись в потолок, слыша, как сердце стучит слишком громко. Тот, кто пронзил это тело кинжалом, возможно, пройдёт мимо неё в коридоре. Посмотрит в глаза, и она его не узнает. Возможно, Ирис будет говорить с ним, услышит его голос, вежливо улыбнётся, даже рассмеётся… Не подозревая, что перед ней — палач.

Нужно быть начеку.

Но это было не единственное, что тревожило её. У Генриетты были близкие отношения с принцессой — насколько близкие, Ирис могла только догадываться. Что скажет Луиза, глядя на неё? Узнает ли фальшь? Или решит, что подруга просто изменилась? Какой была Генриетта в глазах других? Отзывчивой? Холодной? Надменной? Вспыльчивой? Ирис понятия не имела. Это было похоже на медленно надвигающееся представление, к которому она не выучила ни одной реплики.

Ханна появилась в дверном проёме, как всегда, бесшумно. Её руки были сложены на переднике, в глазах плескалась тёплая грусть. Они не обменялись даже словом, не было нужды — всё было сказано в этом взгляде. Ханна привязалась к Ирис, как и та к Ханне. Старуха могла быть резкой, прямолинейной, но под этим скрывалась неизменная забота. Та самая, от которой у Ирис сжималось сердце. Наверное, именно так и чувствуется… дом.

Они подошли друг к другу. Девушка потянулась вперёд первой — неловко, немного нерешительно. Ханна не отпрянула. Наоборот, разомкнула руки, заключая её в объятие тёплое, надёжное, почти материнское. Ирис вдохнула запах душистого мыла и хлеба. Её пальцы сжались на грубом холщовом переднике, глаза защипало. Они стояли так несколько мгновений. Ирис почувствовала, как Ханна тихо поглаживает её по спине сухой рукой, с натруженными пальцами.

— Удачи тебе, девочка, — сказала она негромко, в голосе звучало всё: тревога, нежность и беспокойство.

— Спасибо… — выдохнула Ирис.

Когда объятие распалось, то осталось странное, тёплое послевкусие.

На дворе ветер с каждой минутой становился резче. Серые облака стелились по небу, затмевая свет. Листья срывались с деревьев и кружили над дорогой. Эйдан уже ждал девушку у коновязи. Его плащ развевался на ветру, волосы спутались у висков. Он неспешно затягивал подпругу на своем жеребце, проверял упряжь, прикидывая путь в уме. Кобыла Ирис нетерпеливо перебирала копытами, предчувствуя далекий путь. Девушка подошла к Дэе, погладила по холке, вдохнула запах тёплой шерсти и кожи седла. Эйдан, затянув последнюю пряжку, обернулся к ней. В его взгляде не было спешки, лишь внимательность — спокойная и немного задумчивая.

— Готова? — спросил он с особым оттенком в голосе, будто спрашивал не только о дороге, но и о том, что ждёт её в замке, о прошлом, которое всё ближе с каждым днём.

— Готова.

Эйдан коротко кивнул в ответ, и вскоре они уже мчались по мокрой от утреннего дождя дороге, оставляя за спиной особняк. Лошади уверенно выбивали ритм. Лес расступался перед ними, впуская в свой туманный лабиринт.

— Давай сразу определимся с легендой, — его голос был размеренным, деловым, будто он давно всё продумал и теперь просто излагал заранее выстроенный план. — Герцогиня Генриетта Альбрест происходила из древнего рода, чья история уходит корнями к самым истокам Кадéре. Дом Альбрестов был известен своей верностью короне. Их поместье, раскинувшееся среди виноградников и цветущих садов у подножия холмов Эльгарской гряды, славилось изысканностью и укладом жизни. Пожар, случившийся в одну бурную грозовую ночь, превратил всё это в прах. Очаг возгорания так и не был найден. Генриетта, единственная, кто выжила. Оставшись без родителей, она тем не менее сохранила главное — фамилию, весомую и уважаемую. Её приняли при дворе, как «одну из последних из Альбрестов». Вокруг имени её рода витала память о долге, чести и влиянии. Леди Генриетта стала той ещё светской львицей. Любила балы, маскарады, вечера в зимнем саду, умела держать внимание в любой компании. При дворе она была популярна, кто-то искренне ею восхищался, кто-то завидовал, но равнодушных почти не было.

Ирис кивнула, напряжённо вслушиваясь в его слова.

— Так что твоя внезапная отстранённость и растерянность могут вызвать вопросы, — продолжил он. — Нужно объяснение твоего исчезновения. Лучше простое и правдоподобное. Ты скажешь, что на одном из приёмов перебрала с вином, вполне в духе Генриетты, и под ночь решила покататься верхом в полях, под звёздным небом. Всё выглядит, как каприз избалованной аристократки. Никто бы и не удивился, — Эйдан посмотрел на девушку краем глаза. — Но в тех полях тебя поджидали разбойники. Видимо, они сразу поняли, кто ты, и решили похитить тебя ради выкупа. Однако ты сопротивлялась, и в какой-то момент один из них ударил тебя по голове. Сильно. Думали, убили. Тело просто бросили в лесу.

Эйдан говорил спокойно, словно вспоминал реальные события, а не выдумку.

— Я нашёл тебя, когда охотился в тех лесах. Ты была слаба, сбита с толку, почти не говорила. Я выходил тебя, и, поняв, кто ты, решил сопроводить обратно ко двору. Это всё. А уж если кто-то и решит проверить — даты совпадают, стража тебя действительно потеряла в ту ночь, а лес в том районе и правда опасный.

Он сделал паузу, а затем добавил:

— И ещё одно. Ты скажешь, что из-за удара по голове потеряла часть воспоминаний. Это объяснит, почему ты ведёшь себя иначе, путаешься в именах, не помнишь мелочей. После такой травмы это не вызовет подозрения — скорее, сочувствие. А сочувствием, как ты знаешь, легче всего управлять. Простая история. Достаточно правдоподобная.

— Простая история, — повторила Ирис с улыбкой, качнув головой. — Прямо, как в романе: знатная леди, похищение, удар по голове, таинственный спаситель… Тебе бы книги писать, Эйдан.

Он лишь ухмыльнулся, не отвлекаясь от дороги.

— А что делать с убийцей? Если он действительно там? Если я встречу его лицом к лицу?

— С этим тебе придётся быть осторожной. Не спешить, а наблюдать и ждать. Присмотрись к реакциям людей, при виде тебя. Тот, кто думает, что убил тебя, будет в полном замешательстве. Его реакция не заставит себя ждать. Он поддастся панике, и если ты окажешься перед ним, он не будет знать, как себя вести и реагировать. Это шанс. Тебе нужно быть внимательной, чтобы заметить эти моменты. А когда мы поймём, кто это, — продолжил Эйдан, — я позабочусь, чтобы он исчез. С этим не будет проблем. Тебе важно помнить, что ты можешь постоять за себя. Ты должна быть готова к тому, что будут моменты, когда тебе придётся действовать самостоятельно. Без меня.

— А когда мы начнем новые уроки по стихийной магии?

— Пока повременим с эти. Всё должно происходить постепенно. С реакциями твоего тела нужно быть очень осторожными, — продолжил Эйдан, его тон становился чуть более настойчивым. — Не спеши с использованием силы. Твоя магия может быть опасной, если ты не научишься управлять ей.

Ирис задумчиво прокрутило своё кольцо на пальце, внимательно прислушиваясь к его словам. Она знала, что он прав. Её тело — не просто оболочка, а новый инструмент, с которым нужно научиться работать.

— Я понимаю, — проговорила она уверенно. — Но мне не хочется ждать слишком долго.

Эйдан посмотрел на неё с мягкой улыбкой.

— Ты и не будешь ждать долго. Просто давай сделаем всё правильно.

Она не ответила сразу, лишь глубоко вдохнула, стараясь удержать в себе целый шторм ощущений: напряжение, сжатое где-то под рёбрами, тревожное волнение, вспыхнувший интерес и осторожный страх перед тем, что её ждёт впереди.

— Скажи… — спустя минуту произнесла Ирис, — а ты ещё кого-нибудь до меня обучал?

— Нет, — Эйдан чуть дернул поводья. — Думаю у меня не хватило бы терпения обучать кого-то с нуля. В тебе все таки есть талант и подсознательные знания об элементарной базе. Признаться, я бы сам был не против взять пару уроков у тебя, когда ты всё вспомнишь.

— Неужели я могу тебя чему-то научить? — она удивленно вскинула брови.

— Определенно, твоя душа намного старше моего бессмертного тела. Ты хранишь в себе древние знания, утерянные в веках.

— А сколько моей душе… лет?

— Она пробыла в небытие около трех веков, — ответил он, после короткой паузы.

— Интересно, какой я была, в прошлой жизни. Дожила ли я до старости или…

— Нет, не дожила, — перебил её Эйдан.

— Значит и меня убили… — Ирис криво усмехнулась. — Что ж, все таки что-то общее у нас было с Генриеттой, — девушка, резко выдохнув, посмотрела на Эйдана с выражением — цепким, проницательным. — Ладно, хватит о прошлом. Скажи лучше… Что ведёт тебя во дворец? В чём твой интерес?

Эйдан отреагировал спокойно, без тени удивления. Он лишь немного выпрямился в седле и ответил:

— Одна из причин — кровь. Королевская кровь. Она… необычна, не в плане магии, а в плане физиологии. В крови Кальдеронов есть регенеративные свойства, которые не встречаются больше нигде. Их раны заживают быстрее. Кровь сворачивается почти мгновенно. Они обладают отличным иммунитетом и устойчивостью к ядам. Даже старение у них идёт иначе, но они смертны, как и все люди, — он сделал паузу, лицо его стало сосредоточенным. — Тело короля выдерживает то, от чего любой воин давно бы умер. Вильгельм выходит на поле битвы не из храбрости — скорее, из-за осознания своей мнимой неуязвимости.

Ирис вслушивалась с нарастающим любопытством.

— Ещё… у них наследуется не только сила — красота тоже. Все представители королевского рода будто созданы по одному образцу: черты лица безупречны, утончённы до нереальности. Это — своего рода генетическая память, укреплённая веками. Меня поражает этот феномен: почему лишь их род отмечен таким совершенством? Я хочу это понять.

***

В столице Аль-Драндир — жемчужине западного побережья Кадере, над пенящимися волнами Великого Моря, прямо в утёсе, уходящем в глубины скал, возвышался замок Аргенштайн. Древнее строение, будто было вырезанное из самого сердца камня. Арки, залы, винтовые лестницы, всё было частью массива, слившегося с природой, и с самой высокой башни замка открывался поразительный вид: серо-синяя водная гладь, расчерченная чайками и ветром, уходила к горизонту, где небо сливалось с морем в едином дыхании. Здесь, в тронном зале, облицованном чёрным гранитом и украшенном панно из мозаики с изображением триумфов королей минувших эпох, проходил Совет Короны. Среди высоких колонн, между пылающими жаровнями и гобеленами с гербом жёлтого дракона, на возвышении восседал Вильгельм II.

Несмотря на свойства королевской крови, выглядел монарх мягко говоря, неважно. Годы постоянных пиршеств и обильных возлияний не прошли бесследно: его лицо расплылось, щеки налились тяжестью, живот выпирал из-под расшитого золотом камзола. Когда-то огненно-рыжие кудри, венчавшие голову потомка Альдреда I, теперь были пересечены сединой, завивались неопрятными прядями и отдавали жирным блеском. Глаза, тусклые и водянистые, лениво следили за происходящем в зале. Король держал в руке кубок с вином и отпивал с видимым наслаждением, пока советники обсуждали последние события. Герцогиня леди Ильва Ларсон скучающе разглядывала свои морщинистые пальцы, которые украшали золотые перстни, инкрустированные драгоценными камнями. Канцлер Ангус Тармон, седовласый и сухощёкий, выступил вперёд и склонился:

— Ваше Величество, на главной площади вновь собрались недовольные. Толпа — неорганизованная, но упрямая. Их уже задержали, что прикажете с ними делать? Казнить?

Король отставил кубок, поиграл пальцем по краю подлокотника трона, и, не глядя ни на кого, протянул:

— Зачем же так сурово, лорд Тармон… Казнить? — он покачал головой, словно укоряя советника за отсутствие фантазии. — Мы же не варвары.

Он наклонился вперёд, опершись локтем. В его взгляде блеснуло что-то опасное — искра жестокой насмешки, затуманенная вином.

— Раз уж им так не по нраву Кадéре, — продолжил он, — я предложил бы им весьма элегантный способ переселения. Без пыли, без шума, без крови на мостовой. Возьмите по бочке: хорошей, добротной. Засуньте каждого из этих крикунов туда — аккуратно, не повредив их, и сбросьте в море с утёса у Южных Врат. Ветер нынче западный. Через пару дней их прибьёт к берегам Эстерии. У соседей будет отличный улов. А у нас тишина.

Несколько советников подавленно усмехнулись, один канцлер Тармон, лишь чуть нахмурился, но промолчал. Коннетабль Жерар де Морган, стоявший у колонны в дальнем углу, не выдал ни единой эмоции. За окном ветер рванул тяжёлую портьеру, и в зал хлынул слабый, солёный запах моря.

— Как обстоят дела с налогами? Казна поёт или всё же шепчет? — спросил Вильгельм.

На этот раз выступил казначей Дарен Вéслам, коренастый мужчина с лицом мясника и аккуратно подстриженной бородой. Он держал в руках свиток и говорил с заметной осторожностью:

— В этом месяце, Ваше Величество, сборы оказались… скромнее ожидаемого. Урожай в северных графствах пострадал из-за ранних дождей, а торговцы всё чаще жалуются на поборы на южных дорогах. Доходы с рынков тоже просели…

— Довольно, — оборвал Вильгельм, слегка хмурясь, но не повышая голоса. — Прикажите графам на Севере ввести зерновую закладку. Каждый крупный поместный дом обязан передавать часть урожая в закрома казны весной и летом, в обмен на привилегии осенью. А тем, кто откажется, штраф в серебре. Пусть учатся думать о государстве, а не только о своих харчах. А на южных дорогах поставьте королевских сборщиков. Скажите стражникам: каждого задержанного контрабандиста рассматривать не просто как преступника, а как вора, крадущего у самой короны. За каждый мешок без королевской печати — отрубать палец.

На этом королевский совет подошёл к концу. Советники, переглянувшись между собой, один за другим склонились в почтительных поклонах перед Вильгельмом. В скором времени король остался один в зале. Где-то далеко, в глубине крепости, гулко закрылись двери — советники разошлись. Король тихо вздохнул, уставившись в резьбу на полу перед троном. Ветер с моря ещё был тёплым. Но в его глубине уже слышался намёк на скорую бурю.

***

Глубокой ночью Ирис и Эйдан наконец достигли столицы. Аль-Драндир, сверкающий в темноте сотнями огней, простирался перед ними, как живая картина, вытканная из самоцветов. Город спал неспокойно: где-то слышались отдалённые голоса на рынках и крики зазывал. Даже в это позднее время улицы оставались оживлёнными. Факелы отбрасывали тёплый свет на мостовые, а витрины трактиров и лавок сияли янтарными пятнами. Ирис замерла в седле, широко раскрыв глаза. Она затаила дыхание. Это был не просто город — это была живая, пульсирующая сила. И над всем этим, далеко вдали, возносился замок. Грозный, изящный, он возвышался на скальном выступе, башни касались облаков, а зубчатые стены ловили отблески Луны.

— Невероятный вид… такой масштаб, — выдохнула она, чувствуя, как от восхищения мурашки пробежали по коже. — Он будто создан, чтобы внушать страх и благоговение одновременно. Даже с такого расстояния от него веет великой древностью.

— Так и есть. Его залы видели рождение династий, заговоры, кровь, магию… — медленно произнёс Эйдан, глядя в сторону замка, вспоминая что-то. — Эти стены хранят больше тайн, чем вся королевская летопись. Они слышали крики новорождённых наследников и последние вздохи предателей. Видели, как поднимаются великие, и как низвергаются слабые.

В самом начале улицы Ирис резко сморщилась. Воздух был насыщен запахом навоза, густым и пронзительным, город с порога давал понять: здесь живёт слишком много людей и животных. Лошади фыркали, ступая по влажным булыжникам, и ветер уносил этот первичный аромат вниз по улочкам. Но чем глубже они продвигались, тем богаче и сложнее становился букет запахов. Дым от очагов и кузниц висел в переулках сизыми струями, вплетаясь в аромат свежей выпечки, которую продавали на углу: сдобные крендели, грубый ячменный хлеб, пироги с пряным мясом и луком. Тёплое тесто смешивалось с корицей и тмином, вызывая лёгкое головокружение уставшего путника. От уличных трактиров несло вином, солёным потом и затхлыми подвалами, а из распахнутых дверей мастерских вырывались едкие запахи краски и смолы. Время от времени, с побережья, где разгружали баржи, до путников долетал рыбный запах.

— Здесь каждый день, как спектакль, — проговорил Эйдан.

— Видно, что в столицу вкладывают большую часть средств, — отозвалась Ирис, оглядываясь.

— Потому что она на виду. Аль-Драндир — витрина Кадере. Её улицы моют после дождя, площади выстилают новой брусчаткой, пока в деревнях с трудом чинят мосты и разрушенные от сырости дома. Здесь всегда будет лучше, чем где бы то ни было. Потому сюда и тянутся.

Они проезжали мимо небольшой площади, где уличный фокусник ловко жонглировал огненными шарами, под восторженные крики детей.

— Люди приезжают сюда в поисках будущего, — продолжил Эйдан. — Хотят лучшей жизни, образования для детей, которое даст им статус. Здесь всё кажется возможным. До первой зимы… До первой взятки, которую нужно заплатить, чтобы открыть лавку. До первой стражи, что без объяснений заберёт твоё имущество. Но мечта… она всё равно держит людей здесь. До конца.

Они свернули на узкую улочку, где было намного тише. Наконец, путники остановились у двухэтажного здания с резными балконами, увитыми сухими лозами плюща. Над входом висела скромная вывеска: «Дом отдыха Брены».

— Здесь и переночуем, — произнёс Эйдан, спрыгивая с седла. — В замок лучше явиться утром, когда ворота будут открыты официально. Визиты ночью… не самая лучшая идея.

Он помог Ирис спешиться, и вскоре их встретила хозяйка: женщина лет сорока с тёплой улыбкой, круглым лицом и чуть запылённым передником. В доме пахло деревом, печёными яблоками и сушёными травами, развешанными пучками под потолком. На полу лежали старые, но чистые ковры, а стены были увешаны вышитыми панно и масляными картинками.

— Покой и горячая вода вам обеспечены, — сказала женщина, забирая у Эйдана несколько донумов. — У нас тихо, без шумных постояльцев. Комнаты просторные, с чистыми простынями. Вам будет удобно, господа.

Она провела их по узкой, деревянной лестнице на второй этаж, где стены были выкрашены в светлый охряной цвет, а из-за занавесок пробивался мягкий свет полной Луны.

Комната Ирис была скромной, но уютной: деревянная кровать с вышитым покрывалом, столик у окна, на котором уже стоял кувшин с водой и глиняная чаша, небольшой очаг в углу, в котором мерцал огонь. Воздух в комнате был прохладным. Ирис подошла к окну, отдёрнула полог и замерла. Вдали, над крышами домов, возвышался Аргенштайн — мрачный и величественный. Ей показалось, что он смотрит на неё, словно живое существо, терпеливо наблюдающее за её приближением и выжидающее тот миг, когда она переступит его ворота.

— Ну всё, располагайся и ложись спать, — сказал Эйдан, чуть склонив голову, прежде чем развернуться и направиться к двери.

— Подожди, — окликнула его Ирис.

Эйдан замер на пороге. Он медленно обернулся, и его взгляд остановился на ней. Она сидела на кровати, пальцы её неуверенно перебирали край рукава, неловкие движения говорили о внутреннем напряжении сильнее, чем любые слова. Некромант молча вошёл обратно.

— Всё происходит слишком быстро, — Ирис сжала ладони на коленях. — Я словно… не успеваю за собой. Только неделю назад я ничего не помнила, едва осознавала, кто я. А сегодня: столица, замок, интриги, в которых я даже не понимаю своей роли. Я должна быть осторожной, сильной — всё сразу. И ради чего? — она перевела взгляд на него — серьёзный и требовательный. — До сих пор ты не дал мне прямого ответа. Для чего конкретно тебе всё это нужно? Ты бы вряд ли проделал такой путь, только ради изучения монаршей крови. Я не хочу быть пешкой. И если ты действительно хочешь, чтобы я пошла за тобой дальше, то будь со мной честен, Эйдан.

Некромант выслушал её молча, не перебивая. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд стал глубже, внимательнее. Он опустил глаза, обдумывая её слова, а затем медленно кивнул.

— Ты права, — тихо сказал некромант. — Ты не пешка. И я никогда не хотел, чтобы ты чувствовала себя ею. Просто… Слишком многое поставлено на карту, — он прошёлся по комнате и остановился у окна. Некоторое время молчал, глядя на тёмный силуэт Аргенштайна вдали. — Кадере — мой дом. В каком бы плачевном состоянии он не был сейчас, я помню его иным — тем, где магия была искусством, знанием, частью самой жизни, а не проклятием, от которого бегут. Когда учёные, целители, маги и мудрецы собирались в залах академий, а не гнили в темницах и не сгорали на кострах. Я видел, как всё это рушилось, как умирал мой мир. И я просто не могу оставаться в стороне, — он повернулся к ней, в его голосе была долька усталости. — Я хочу, чтобы магия перестала быть грехом. Чтобы люди больше не боялись тех, кто может справиться с эпидемиями и неурожаем. Чтобы дети, родившиеся с магическим талантом, не прятались всю жизнь, а гордились им, — Эйдан сделал шаг к Ирис, смотря ей в глаза. — Если хочешь что-то изменить — сделай это сам. Я верю в это. Я хочу вернуть надежду туда, где остался только страх.

Ирис молчала несколько мгновений, вглядываясь в него.

— Какой ценой? — наконец спросила она. — Ты хочешь свергнуть короля?

— Не совсем, — на губах Эйдана появилась лёгкая усмешка. — Я не питаю наивных иллюзий. Вильгельм, разумеется, не из тех, кого можно переубедить словами. Сначала мне нужно встретиться с ним, а дальше… действовать по обстоятельствам. Что ж… надеюсь, теперь мои мотивы стали тебе понятны?

Ирис опустила взгляд, а затем медленно кивнула.

— Да… По крайней мере, теперь я понимаю, что за этим стоит не один лишь холодный расчёт, но и нечто человеческое.

— Хорошо, — его голос стал тише, спокойнее. Эйдан достал из-за пазухи кинжал и положил его перед ней. — Спрячь в складках платья на всякий случай. И еще… Принцесса Луиза. Она дорожила Генриеттой. Между ними были близкие отношения, доверительные. Ты можешь этим воспользоваться. Когда вы встретитесь, постарайся уловить эту нить. Через неё ты получишь доступ к тому, к чему ни один советник не сможет даже приблизиться.

— Хочешь, чтобы я на неё влияла?

— Именно. Но не дави. Сначала стань для неё той, кем была Генриетта. Постепенно, возможно, у тебя получится изменить её мысли и взгляды. Всё, что способно пошатнуть фанатичную веру её отца. Это не просто возможность. Это — ключ. Через Луизу мы сможем изменить само отношение к магии в высших кругах власти.

Ирис какое-то время молчала, обдумывая сказанное. Затем её взгляд прояснился, в нём читалась готовность.

— Хорошо, — произнесла она, — я попробую.

Эйдан одобрительно кивнул ей.

— А теперь отдыхай. Завтра будет тяжёлый день.

Ранним утром, когда улицы столицы ещё только начинали оживать, Ирис и Эйдан покинули «Дом отдыха Брены». Небо над городом было затянуто тонкой пеленой тумана. Аргенштайн постепенно вырастал перед ними всё выше, пока наконец не предстал во всей своей холодной красе. Его стены сияли серым гранитом. У главных ворот, массивных и украшенных вырезанными знаками династии Кальдеронов, уже ожидала стража. Несколько гвардейцев в плащах с гербом короны шагнули вперёд и замерли, заметив Ирис. Один из них, светловолосый, со шрамом на щеке, пристально посмотрел на неё. Узнав герцогиню, они отступили без единого слова.

Проезжая через массивные ворота, путники оказались во внутреннем дворе замка. Это было величественное место. Просторный двор был окружён высокими стенами. В самом центре возвышался фонтан — из пасти каменного дракона каскадом лились струи воды, разбиваясь о мраморный бассейн и наполняя воздух тихим, мелодичным шумом. У главных дверей стояли статуи древних героев, взирающих с пьедесталов сурово и гордо. Когда Ирис и Эйдан подъехали к конюшне, конюх, заметив их, почтительно поклонился и поспешил принять лошадей, уводя их в тень под навесом. Путники направились к главным дверям. Эйдан распахнул их, и массивные створки со скрипом поддались.

— Добро пожаловать домой, леди Генриетта, — торжественно проговорил он.

Ирис замерла на мгновение, вглядываясь в некроманта, прежде чем шагнуть через порог.

Старые знакомые

Тяжёлые двери Аргенштайна, открыли перед ними залитый светом просторный вестибюль. Холодный камень пола отбрасывал блики от витражей, а высокие колонны терялись под сводчатым потолком, покрытым тонкой, изящной мозаикой. Она была больше чем просто украшением: мозаика изображала древо династии Кальдеронов и находилась здесь со времен первых легендарных королей до правителей последнего столетия. Золотые и лазурные линии сплетались в ветви, расходящиеся от фигуры Альдреда I, сурового воина с мечом, увенчанного золотой короной. Каждое поколение было изображено с символами своего времени: книги, мечи, жезлы и щиты. Ветки тянулись всё выше, постепенно достигая более свежих лиц, узнаваемых и ещё живых. На самом верху, была выложена фигура юной принцессы Луизы. Но мозаика вокруг неё оставалась незавершённой — контуры были лишь намечены, а фон выложен частично. Казалось, сама история затаила дыхание, не зная, кем станет наследница этого великого древа: героиней или тенью своего рода.

Сразу за порогом их встретил гул голосов, затихший в одно мгновение. Несколько придворных, обернулись, на их лицах было удивление. Кто-то приподнял бровь, кто-то едва заметно склонил голову. Ирис почувствовала десятки взглядов, скользнувших по её фигуре. Для Эйдана же обстановка была знакомой. Он узнал кое-кого из старой королевской стражи и одного бывшего архивариуса, который когда-то снабжал его запрещёнными фолиантами. Некоторые смотрели на него с красноречивым недоумением — Эйдан Вейлмар, которого долгие годы считали исчезнувшим, мёртвым или, хуже того, предателем, теперь стоял среди стен Аргенштайна в компании фрейлины принцессы.

Ирис выпрямилась, крепче сжав руки. С этого дня каждый её шаг, каждое слово будет под наблюдением. Она подняла голову и, натянув лёгкую, сдержанную улыбку, сделала шаг вперёд. Эйдан не отставал. В этот момент из глубины зала к ним направился высокий мужчина в тёмно-зелёной мантии. Его шаги были медленными, но уверенными, руки сложены в замок перед собой, а на указательном пальце правой руки сверкал золотой перстень с печаткой, на которой изображались инициалы: «К.К», что означало «Королевский Канцлер».

— Леди Генриетта, — проговорил он, остановившись перед Ирис, с лёгким, отточенным поклоном. В его голосе звучал официальный, но искренний тон. — Королевский двор несказанно рад видеть вас вновь, — он скользнул внимательным взглядом на стоявшего рядом некроманта и слегка прищурился. — А вы…

— Эйдан Вейлмар, — спокойно отозвался тот, — маг высшего круга.

Канцлер на мгновение замер. Его брови приподнялись, а пальцы чуть сжались в попытке удержать внутренний порыв эмоций. В Аргенштайн уже давно не ступала нога мага высшего круга. И тем не менее, Эйдан стоял здесь — прямо перед ним, с абсолютно спокойным выражением лица.

— Да… — произнёс канцлер чуть тише, с ноткой изучающего интереса. — Ваше имя мне знакомо, — он шагнул к нему ближе. — Канцлер Ангус Тармон — хранитель печати и один из советников короля. Что привело вас сюда, и где пропадали вы, леди Генриетта?

Ирис чуть приподняла подбородок. В её взгляде вспыхнул огонёк.

— Простите, канцлер, — произнесла она с безупречной вежливостью, в которой сквозила лёгкость, — но о своём возвращении и причинах я предпочту доложить лично Её Высочеству принцессе Луизе.

На время в воздухе повисла тишина. Ангус, казалось, задержал дыхание, но затем мягко улыбнулся. Он чуть склонил голову, признавая её желание.

— Разумеется, леди Генриетта. Прошу простить мою поспешность.

Прежде чем напряжение успело развиться дальше, из соседнего зала вдруг послышались весёлые переборы мандолины. Лёгкая мелодия ворвалась в вестибюль, разряжая обстановку. В проёме между колоннами появился шут, парень лет двадцати, в ярком красном костюме с золотыми вставками. Его длинные тёмно-рыжие волосы свободно спадали на плечи, а веснушки, рассыпанные по чуть курносому носу, придавали лицу нахальную прелесть. Он двигался танцуя, с мандолиной в руках, подмигивая при этом одной из придворных дам, после чего, слегка поклонился канцлеру.

Куинн — так звали его при дворе — был любимцем публики и ужасом для всех, кто пытался казаться важнее, чем был на самом деле. Заметив девушку, он театрально ахнул и, крутанувшись на пятках, тут же затянул дерзкую, весёлую песенку:

— Чей это голос ласкает наш слух?

Госпожа Генриетта, пропавшая вдруг?

Что на каждом балу украшала досуг,

Для чего же она ускользнула от слуг?

Скакала ль к звезде, что зовёт в небеса,

Иль к чьим-то объятьям вела полоса?

То рыцарь, то маг, то весёлый купец,

А может, усатый вдовец-молодец!

Ты — пламя и лёд, и каприз, и восторг…

Не зря каждый мечтает быть меж твоих ног!

После последних строк зал словно очнулся от наваждения. Несколько придворных прыснули со смеху, кто-то фыркнул, пытаясь сохранить серьёзный вид, но это, у них не очень-то получалось. Просторный вестибюль наполнился оживлением, перешёптываниями, сдержанным смехом и игривыми взглядами, брошенными в сторону Ирис. Шут, казалось, лишь разогрелся. Он подпрыгнул на месте, щёлкнул пальцами и приблизился к ней. Карие глаза Куинна весело сверкнули, отразив свет и что-то опасно-озорное. И вот он снова запел, на этот раз мягче:

— Мне, причина её возвращения ясна,

Только слишком скромна для признанья она…

Миледи, позвольте шуту объяснить,

Лишь один, может сердце её укротить!

С последней строчкой он вдруг остановился. Уголки его губ задорно дёрнулись, и прежде чем она успела понять, что он задумал, Куинн наклонился вперёд и коснулся её губ своими. Легко, игриво, почти по-детски, как шалость, но всё же слишком дерзко для зала, полного придворных. Ирис застыла, почувствовав, как щеки стремительно окрашиваются в багровый румянец. Сердце вздрогнуло, словно от пощёчины, и в ту же секунду её накрыла волна ярости, смешанной с унижением. В груди закипало, а в пальцах, на самых кончиках, вспыхнуло легкое покалывание. Стоило ей еще больше поддаться эмоциям — и, казалось, молния с шипением сорвётся наружу, вырвется, ударит, разнесёт в клочья этого самодовольного пройдоху. Но в следующий миг её опередил Эйдан. Он шагнул вперёд, сжал Куинна за грудки обеими руками и с лёгкостью, будто тот весил не больше куклы, приподнял над полом. Яркий костюм шутника натянулся, мандолина с глухим звоном ударилась о пол. Куинн ахнул, а его ноги безвольно повисли в воздухе.

— А не пора ли тебе приступить к вечернему вылизыванию седалища короля? — проговорил Эйдан с тянущейся язвительностью.

Куинн весело отреагировал и продолжил не теряя нахальной улыбки. Его глаза блестели, он черпал удовольствие из каждой реакции:

— Всякий может по нутру

Прильнуть к царскому гузну

Но не каждый будет рад

Трогать твой костлявый зад.

Эйдан чуть улыбнулся, но быстро сдержал спадающую маску.

— Занятно играешь со словами, шут, — сказал он с ленивой усмешкой. — А ты никогда не пробовал поиграть с червями в земле?

Куинн, несмотря на то что буквально висел в воздухе, не утратил ни капли своей уверенности. Он моргнул, опустил взгляд на руки Эйдана, сжимающие ткань его комбинезона. Голос зазвучал чуть хрипло, но с прежним задором:

— Знаешь, если малышом

Папа бил тебя кнутом,

Все игрушки забирал

И в грязи тебя купал,

То я совсем тут ни при чём,

Что ты играл лишь с червяком.

Он подмигнул Ирис. В зале вновь прошёл нервный смешок, кто-то поспешно кашлянул, а кто-то затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

— Хочешь поиграть с огнём? — продолжил некромант, приподняв Куинна чуть выше. — Что ж, давай поиграем…

В это мгновение воздух прорезал хриплый, надтреснутый хохот. Он эхом прокатился под сводами вестибюля, заставив присутствующих замереть. Несколько голов обернулись, и в следующую секунду из-за массивной арки, ведущей в тронный зал, неспешно вышел король в чёрно-золотом камзоле с оторочкой из лисьего меха. Он хлопал в ладоши, искренне наслаждаясь развернувшимся представлением.

— Вот это зрелище… — протянул он, продолжая смеяться, и его голос, глухой и тягучий, разлился по залу. — Браво, Куинн. Признаться, не думал, что у тебя хватит духу так дерзко вывести мага из себя. А уж такого мага… — он метнул на Эйдана внимательный, колючий взор.

Эйдан негромко выдохнул, а затем опустил Куинна на пол. Некромант сделал шаг назад, в его взгляде снова поселилась спокойная безразличная отрешённость. Он выглядел так, будто всего лишь позволил себе короткую паузу между более важными делами, чтобы развеяться. Шут же отступил на шаг, ловко выпрямился, стряхнул с плеч невидимую пыль и принялся чинно поправлять свой смятый воротник. Улыбка, никуда не исчезла — напротив, стала ещё шире.

— Я рад, что вам понравилось, Ваше Величество, — он театрально поклонился королю.

Вильгельм хмыкнул и чуть качнул головой.

— Но ты все таки обязан помнить, что даже у тебя должны быть границы, — сказал монарх, в его голосе на краткий миг прорезалась сталь. — Леди Генриетта вернулась к нам, а ты так фривольно встретил её.

Король двинулся вперёд. Подойдя к Ирис, он слегка наклонился, и та, не колеблясь, опустилась в низкий реверанс. Вильгельм взял её за руку, движения его были размеренными. Затем он медленно склонился и поцеловал её в тыльную сторону ладони. Прикосновение оказалось неожиданно долгим и неприятно влажным. На коже остался след, словно маслянистый отпечаток, от которого захотелось немедленно оттереться. Когда король выпрямился, на его лице играла самодовольная усмешка, а пальцы ещё на мгновение задержались на её запястье, прежде чем отпустить.

— Мы скучали, леди Генриетта, — промурлыкал он, не отрывая взгляда от её небесно голубых глаз. — Уверен, нам ещё будет… о чём поговорить, — сказал монарх с долькой вожделения.

Ирис напряглась. Эйдан, до этого хранивший молчание, наконец сделал шаг вперёд. Его голос прозвучал ровно, но с такой стальной интонацией, что даже ближайшие придворные невольно переглянулись.

— Ваше Величество.

Король, не спеша, повернулся к нему, слегка раздражённый тем, что кто-то посмел прервать его момент. Взгляд скользнул по некроманту с интересом. В уголках губ заиграла ухмылка.

— Ах да, наш незваный гость. Пройдём в тронный зал, — продолжил он, делая шаг в сторону и жестом приглашая следовать за собой. — Ты прибыл сюда явно не спроста. И мне хочется понять — зачем. Там не будет придворной болтовни. Только ты, я… — он на секунду замолчал, улыбка стала тоньше, — и два десятка моих личных гвардейцев. А вы, леди Генриетта… — его тон стал приторно-сладким, — можете отдохнуть после долгого отсутствия.

Ирис сдержанно поклонилась, опуская глаза, как подобает леди при дворе, но перед тем как отвернуться, коротко встретилась взглядом с Эйданом. Тот едва заметно кивнул ей. Девушка развернулась и, не оборачиваясь, направилась по длинному коридору, ведущему в другую часть замка. Её шаги были лёгкими, но в осанке чувствовалось напряжение. Огромные створки дверей тронного зала сомкнулись с глухим, тяжёлым звуком, оставив за собой мага и короля.

С каждым шагом вглубь коридора напряжение внутри нарастало. Холодные стены, увешанные тяжёлыми гобеленами, и потемневшие портреты королевской знати, взиравшие померкшими глазами, — всё это давило на сознание Ирис, ещё не привыкшее к атмосфере этого замка. Она вспомнила эти картины. Всё это девушка уже видела прежде, во снах. В тех пугающих, смазанных картинах подсознания, которое осталось от Генриетты. Ирис сглотнула, невольно ускорив шаг. В голове гулко отзывался пульс. Каждый шорох казался знаком беды. Слева ряды картин сменялись бронзовыми бюстами, справа окон уже не было — витражи остались позади, и теперь пространство освещал лишь редкий, мигающий свет от свечей.

Вдруг по коридору проскользнул сквозняк, и в тот же миг пламя свечей дрогнуло и стало гаснуть — одна за другой. Всё вокруг погрузилось в зыбкий полумрак. Ирис резко остановилась. Сердце глухо бухнуло в груди, и она инстинктивно прижалась спиной к стене. В ушах стучала кровь. Шаг, едва слышный, но отчётливый. Потом — ещё один. И ещё. Ирис затаила дыхание. В горле пересохло.

Она вытащила кинжал — миниатюрное, но изящное оружие с тёмным, блестящим лезвием, которое вручил ей Эйдан. Клинок дрожал в руке, но хватка была сильной. Девушка вглядывалась в темноту, сжав зубы, стараясь различить хотя бы малейшие коллебания. И тут, она уловила размеренное, теплое дыхание.

— Нет! — вскрикнула она, занося руку, чтобы ударить, но было уже поздно.

В одно движение её резко развернули и прижали лицом к холодной каменной стене. Грудь болезненно упёрлась в неровную поверхность, выбив из лёгких воздух. Рука с кинжалом была отведена в сторону и зажата стальной хваткой — такой, что сразу становилось ясно: вырваться невозможно. Чужое тело ощущалось за её спиной — стройное и высокое. Её собственное дыхание отскакивало от камня и возвращалось назад, сливаясь с его. Резким движением нападавший вывернул её запястье, и кинжал выпал. Он подхватил его с легкой грацией. Лезвие на мгновение блеснуло, прежде чем холодный металл коснулся её горла.

— Не дергайся, — прошептал низкий голос у самого уха. — Или пожалеешь.

Слова проникли под кожу, как яд, растекаясь по венам. У Ирис перехватило дыхание. Каждый нерв в теле натянулся, а разум метался между страхом и яростью, между искрой магии, затаившейся внутри, и парализующим осознанием того, насколько она сейчас уязвима.

— Как это возможно? — снова раздался голос за её спиной, на этот раз тише, он старался удержать себя от крика. Вопрос прозвучал с надрывом, незнакомец словно говорил не с живым человеком, а с призраком, вернувшимся из самой бездны.

— О чём ты? — прошептала Ирис, с трудом выговаривая слова. Она не видела его лица, только ощущала тяжесть взгляда, впившегося в затылок.

— Ты испустила свой дух прямо у меня на руках, — прошипел он. Его дыхание обжигало кожу. — Я слышал, как замерло твоё сердце, а теперь ты здесь… Как ни в чём не бывало.

Ирис почувствовала, что клинок сильнее надавил на кожу — едва, но достаточно, чтобы остриё чуть-чуть порезало горло. Тепло собственной крови тонкой полоской скатилось вниз по шее.

— Это же тот маг, верно? — проговорил незнакомец. — Некромантия карается смертью.

— Как и убийство герцогини, — твёрдо произнесла она.

Наступила напряжённая тишина. Затем за её спиной последовал резкий смешок.

— Это что, какая-то злая шутка?

Ирис замерла, внутренне сжавшись. Она понимала шаткость своего положения и пришла к одному из немногих вариантов, которые могли бы спасти её в этой ситуации.

— Давай заключим временное перемирие, — произнесла она наконец, медленно, выверяя каждую интонацию. — У меня нет тёмных помыслов на твой счёт. И… на будущее, — её голос стал холоднее и твёрже, — знай, что теперь я могу за себя постоять.

Внутри неё запульсировала энергия. Острая, как игла. Она позволила ей вытечь наружу — по запястью, которое всё ещё сжимал незнакомец. Мелькнула тонкая, серебристо-синяя искра. Затем вторая. Воздух вокруг них задрожал. Мужчина отшатнулся резким, инстинктивным движением. Клинок выскользнул, зазвенев об пол.

— Нужно было скормить твое тело свиньям! — выругался он с паникой в голосе и отступил в темноту.

Ирис развернулась. Её волосы вихрем обвились вокруг плеч. Коридор уже был пуст. Ни тени. Никого. Только звук её собственного, всё ещё сбившегося дыхания. Она подобрала свой кинжал и направилась прочь.

Проход вывел её в более светлую часть замка. Коридор постепенно терял холод камня, тени рассеивались, и стены начали украшать вьющиеся растения. Плети белых роз обвивали каменные выступы, раскидываясь по колоннам. Изгибаясь под тяжестью бутонов, они несли в себе запах свежести и ушедшего лета. Арочный проём в конце зала вёл в залитую солнечным светом оранжерею. По обе стороны арки стояли двое гвардейцев. На их нагрудниках ярко выделялся герб — жёлтый дракон, выгравированный на фоне красного щита. Ирис спокойно прошла между ними, не сбавляя шага. Гвардейцы слегка склонили головы в знак почтения.

Стеклянная крыша поднималась высоко, пропуская солнечные лучи, которые скользили по поверхности, заставляя блестеть капли от конденсата. Воздух был тёплым и влажным, пропитанным ароматом свежей земли и бесчисленных цветов, чьи запахи переплетались, создавая опьяняющую смесь. Зеленые стены из живых растений обрамляли дорожки из выложенного камня, меж которыми бурно цвели алые и синие цветы, пестрели травы и высокие деревца с тонкими листьями. Ирис на миг замерла, позволяя глазам привыкнуть к свету. И тогда она увидела её — принцессу Луизу.

В самом центре сада, среди высокой травы и цветущих кустов, стояла молодая девушка. Она была, как воплощение самой весны — живая, яркая и сияющая. Густые, рыжие, словно огонь, волосы спадали ей на плечи шелковыми прядями. Солнечные лучи касались её кожи, играя на щеках и шее. Девушка держала в руках лейку и аккуратно поливала кустовые розы. Кожа у неё была светлая, гладкая, с девичьим румянцем на щеках, которые придавали лицу лёгкую детскость, смягчая очертания скул. Её большие глаза изумрудные и глубокие, сверкнули, когда она повернула голову в сторону Ирис. В принцессе мелькнуло узнавание, будто кто-то вдруг вернулся из далёкого, но родного сна. Девушка аккуратно поставила лейку на край дорожки, и уже через миг побежала навстречу. Синий подол платья плеснул вокруг её ног, волосы вспыхнули на солнце, оторвавшись от плеч. Улыбка расцвела на её лице, с оттенком едва сдерживаемых слёз.

— Ты… — только и выдохнула принцесса, подбегая, — Ты жива!

Луиза обняла Ирис, крепко, всем телом, не заботясь ни о приличиях, ни о том, кто может их видеть. Её руки были чуть влажными от воды и земли. В этих объятиях чувствовалась не только радость, в них звучала боль долгого ожидания, смешанная с надеждой и страхом.

— Я думала… думала, ты никогда больше не вернёшься.

Ирис замерла в объятиях Луизы. Руки остались прижаты к бокам, и только сердце глухо забилось о рёбра. Воздух стал густым. В висках зазвенело. Горло сжало так, что она не смогла вымолвить ни слова. «Я не она…» — промелькнуло в голове острым, болезненным толчком. Генриетты больше нет. Только тело. А перед ней — девушка, что любила её. Верила. Ждала. Луиза обнимала призрак. Обнимала ложь. А Ирис… Ирис чувствовала себя грязной самозванкой. Сквозь тепло объятий прорезался холод вины. Она осторожно подняла руки и несмело обвила плечи принцессы.

— Прости меня, — тихо вымолвила Ирис.

— За что ты извиняешься? — улыбнулась Луиза. — Я так рада видеть тебя. Мне столько тебе нужно рассказать, а еще я очень хочу послушать, куда ты пропала. Пойдем в твою комнату. Я приказала слугам каждый день начисто убираться в ней, до того момента, пока ты не вернешься.

***

Тронный зал Кадере был воплощением величия и угрозы. Каменные стены из тёмного гранита были украшены витиеватыми барельефами, изображающими сцены побед, казней и коронаций — бесконечную летопись власти. Из-под арок струились красные знамена. В центре зала возвышался резной трон из чёрного дерева, украшенный рубинами. Его спинка напоминала крылья дракона, а на подлокотниках были вставлены бронзовые фигуры грифонов с широко раскрытыми пастями. Сидящий на нём Вильгельм II казался частью этой конструкции. Его глаза — холодные и проницательные — пристально следили за каждым движением стоящего перед ним Эйдана.

— На что ты рассчитывал, вернувшись сюда? — проговорил монарх, прерывая тишину.

— Я вернулся не за прощением, — коротко ответил некромант. — Я пришёл просить вас изменить курс, Ваше Величество. Магия — это не угроза, если её не загонять в тень. Это инструмент, как меч или слово монарха. Но вы выбрали страх, и из страха родилась тьма. Законы, которыми вы сковали магов, породили восстания, изгнанников… и тех, кто вне контроля подпольно экспериментирует с магией, потому что вы не оставили им выбора, — он сделал полшага вперёд, позволив словам лечь между ними. — Ослабьте хватку, и вы вернёте себе то, чего не добиться страхом: лояльность, знание и силу. Вы не представляете, к чему ведёт путь, на котором мы сейчас стоим.

Король Вильгельм громко рассмеялся, звук гулким эхом отразился от сводов зала, будто раскат грома.

— Ты что, идиот? — рявкнул он, мгновенно оборвав смех. Его губы искривились в презрительной усмешке. — Решил, что раз уж явился сюда — маг, весь из себя особенный, — то одно твоё присутствие способно изменить устоявшийся порядок? Думал, что твои красивые речи произведут впечатление хоть на кого-то?

Он наклонился чуть вперёд, его глаза сузились, а голос стал ниже, почти рычащим:

— Поэтому я и не люблю магов. Вы все одинаковые. Считаете себя умнее остальных, избранными, как будто ваши силы дают вам право указывать, как мне править. Вы — высокомерные выродки, которых следовало бы стереть с лица земли ещё до того, как вы произнесли первое заклинание, — пальцы Вильгельма сжались на подлокотниках трона. — Хватит, — прорычал король, махнув рукой. — Я не желаю больше слушать твой трёп. Стража! Заковать его в кандалы из рутéна — пусть почувствует, каково это, когда магия отворачивается от тебя, так же, как ты отвернулся от закона.

Две фигуры в броне, шагнули из тени колонн, двигаясь синхронно, как часовой механизм. На их поясе уже звенели цепи с гладкими металлическими обручами. Иссиня-чёрные кандалы, были выкованы из рутена, редкого металла, который подавлял поток энергии в теле мага. Вильгельм смотрел, не моргая, наслаждаясь этим зрелищем.

— Прежде чем казнить тебя. Посиди недельку в подземелье. Это напомнит тебе, кто здесь устанавливает правила.

— Устанавливает правила? — переспросил Эйдан, и на миг искренне рассмеялся, в этом смехе звучала печальная ирония. Ему казалось, что король пытается убедить не его, а скорее самого себя. — Это вы о Вечности Света? О тех, кто диктует вам, какие законы издавать и чьи головы требовать?

Мгновение тишины повисло в зале. Лицо Вильгельма перекосилось. Его щеки налились кровью, а глаза округлились.

— Увести его! — рявкнул он, сорвавшись с трона. — Прочь с глаз моих!

Стража шагнула вперёд, но Эйдан не сделал ни одного жеста сопротивления. Он позволил мощным рукам сомкнуться на его запястьях, позволил кандалам из рутена обжечь кожу своим холодом. Взгляд его был безмятежен.

По каменному коридору, ведущему к подземельям, шаги стражников отдавались гулким эхом. Эйдан шёл между ними. Скованные кандалами руки покорно были опущены вдоль тела. Воздух становился всё холоднее. Впереди, в полумраке арочного прохода, показалась высокая фигура. К ним навстречу шёл Сандер. Его латы, прежде покоцанные после долгого пути, теперь были начищены до блеска и отражали тусклый свет факелов. Он хромал, его шаги были неровными из-за травмы, полученной на болотах, но несмотря на это, в каждом его движении ощущалась невозмутимость. Рыцарь замедлился, когда разглядел в полумраке лицо нового пленника. Его брови слегка изогнулись в искреннем удивлении.

— Что происходит? — твёрдо спросил он, глядя то на Эйдана, то на сопровождающих его стражников. — Тарен, Мейс… зачем вы ведете его в темницу?

— Таков приказ короля, — коротко ответил один из них.

Сандер тяжело вздохнул и перевел взгляд на Эйдана.

— Я так понимаю, диалог с Его Величеством не увенчался успехом? — произнёс он с легкой издевкой.

Некромант поднял на него глаза.

— Возможно, я переоценил его. Но… позволь попросить тебя об одном.

Сандер стоял в молчаливом напряжении.

— На время моего отсутствия… присмотри за Генриеттой. Проследи, чтобы с ней всё было в порядке.

На мгновение между ними повисла тишина. Затем Сандер согласно кивнул — медленно и сдержанно.

***

Рыцарь прошёл через боковой коридор и остановился перед дверью с потёртой табличкой: «Аптекарские покои». Он постучал — не дождавшись ответа, толкнул створку и вошёл. Помещение встретило его густым, тёплым ароматом сушёных трав, цветов и масел. Слева от двери тянулся высокий шкаф со стеклянными полками: ряды флаконов с мутноватыми настоями, пузырьки с пыльными этикетками, керамические банки с толчёной корой и засушенными лепестками. Некоторые ёмкости были запечатаны сургучом. На другом конце комнаты, под окном, стоял длинный деревянный стол, заставленный ступками, весами, ножами и щипцами. Поверхность его была в царапинах и пятнах — здесь явно кипела работа. В глиняной чаше тлела смола, источая терпкий запах. У стены, на полке, аккуратно висели пучки сушёного зверобоя, шалфея, болотной мяты и ясеневого корня, перевязанные тонкой бечёвкой. Сквозь открытое окно доносился тихий щебет птиц и еле заметное журчание воды в фонтане под окном.

Рядом с высоким шкафом, набитым книгами в кожаных и тканевых переплётах, суетилась девушка лет тридцати. Она что-то лихорадочно искала, перебирая страницы. Её каштановые волосы были небрежно собраны в высокий хвост, из которого выбивались тонкие пряди. Простая рубаха из отбеленного льна была закатана до локтей, подол тёмного фартука был запылён и местами заляпан травяными мазями.

Сандер прошёл внутрь, опираясь о стену, и молча опустился на скамью у входа. Он осторожно вытянул ногу вперёд, кривясь от боли. Его взгляд скользнул по комнате, а потом задержался на девушке. В её деловитой спешке, в том, как она кусала губу, всматриваясь в страницы, было что-то завораживающее. Он смотрел спокойно, не вмешиваясь, пока вдруг не заметил, как она уголком глаза увидела его. В ту же секунду девушка вздрогнула, хлопнула книгу и, распрямившись, уставилась на него с удивлением и лёгким возмущением:

— Тьма тебя побери, ты меня напугал! — выдохнула она, прижав ладонь к груди. — Когда ты успели появиться здесь, Сандер? Почему не сказал ничего?

Мужчина чуть усмехнулся:

— Ты так была увлечена, что мне не хотелось вмешиваться, — он склонил голову в сторону, взгляд его был мягким, немного ироничным. — Я пришёл увидеть тебя, Аника. Ну… и ещё мне нужно обработать ногу мазью.

Девушка на миг покачала головой, но всё же направилась к полке, быстро отыскала баночку с плотно закрытой крышкой и вернулась к Сандеру.

— Я же говорила тебе, — начала она, ставя баночку на стол, — перестань носить эти чёртовы доспехи хотя бы на время. Под их тяжестью твоя лодыжка никогда не заживёт — только усугубишь травму. Отдохни хотя бы пару дней.

Сандер пожал плечами, его голос прозвучал спокойно:

— Служба не ждёт.

Аника фыркнула, но без злости, скорее со смирением от того, что знает: спорить бесполезно. Она опустилась на корточки перед ним, быстро и ловко развязала кожаные ремни. Сандер не дрогнул, но едва заметно напрягся, когда бинт слипся с кожей. Девушка осторожно размотала повязку, открывая припухшую и потемневшую от вывиха лодыжку.

— Мой глупый рыцарь, — пробормотала она себе под нос и, вычерпав пальцами немного мази из банки, начала аккуратно втирать её в повреждённое место. Прикосновения были мягкими и профессиональными. Пахло сосновой смолой, мятой и чем-то ещё — едким и целебным.

— Сейчас по пути к тебе, встретил Эйдана. Его вели в темницу, — произнёс он после короткой паузы, глядя в окно.

Аника чуть замерла, её пальцы на миг остановились.

— Того мага, о котором ты рассказывал?

— Да, — коротко кивнул Сандер. — Не думал, что наша следующая встреча пройдёт вот так… На что он рассчитывал, зная, какое у Его Величества отношение к магии? Хотя… он слишком самоуверен. Всегда был. Что уж говорить — ещё тогда, когда мы сражались с сектантами в Жерне, он ни разу не прибегнул к магии. Полагался только на свои навыки в бою. И, признаться, делал это чертовски умело.

Женщина приподняла голову, на её губах заиграла лёгкая улыбка:

— Тебя это задело?

— Нет, — быстро ответил Сандер и перевёл взгляд обратно на свою ногу, наблюдая за Аникой.

Некоторое время он молчал, но затем, как бы вскользь, добавил:

— Леди Генриетта тоже здесь.

— Неужели? — лицо Аники исказилось от раздражения. — Честно сказать, я даже надеялась, что эта… — девушка резко осеклась, — особа, больше не вернётся. Не нравится она мне. Пользуется добротой нашей принцессы, а на деле — та ещё змея.

— До Жерна я особо не контактировал с Генриеттой. Но за те два дня, что провёл рядом с ней, она не показалась мне взбалмошной. Наоборот — вполне приятная девушка. И, кроме того… я ей обязан. Она спасла мне жизнь.

Аника на миг замерла, нахмурившись.

— В каком смысле?

— Ну… отвлекла на себя сектантов, не побоялась и приняла участие в спасении деревни.

Целительница молча смотрела на него несколько долгих секунд, в её взгляде читались смешанные чувства: облегчение, тревога, ревность и тихая благодарность. Затем она медленно подошла ближе и провела кончиками пальцев по его щетине. Сандер чуть склонился вперёд, и их губы встретились в коротком, тёплом поцелуе.

Когда она отстранилась, то мягко произнесла:

— Значит, мне придётся как-нибудь отблагодарить эту леди… за то, что спасла моего мужчину.

Как только Аника закончила, она аккуратно замотала его лодыжку чистыми, свежими бинтами — туго, но бережно, проверяя, чтобы повязка не жала. Сандер благодарно улыбнулся, но тут же перевёл взгляд на стол, где всё ещё лежали раскрытые книги.

— Что ты там так лихорадочно искала?

Аника сразу отвернулась к шкафу, словно что-то вспомнила, и нехотя ответила:

— Не забивай себе голову. Ничего важного.

Рыцарь аккуратно взял её за руку. Она обернулась и встретила его пристальный, серьёзный взгляд.

— Аника, что случилось?

Целительница вздохнула, взгляд её стал тревожным, и она с неохотой заговорила:

— Сегодня утром, когда я собирала травы за старым колодцем… встретила мужчину. У него был странный кашель: сухой, надрывный, будто он выдирает что-то изнутри. Сначала я не придала значения. Но по пути обратно мне повстречались ещё двое с таким же кашлем, — её голос стал тише. — Я не узнаю этот кашель, Сандер. Это… не похоже на простую хворь. И это не даёт мне покоя. Вот я и решила проверить книги. Вдруг где-то уже встречалось что то похожее.

— Считаешь, что это может быть чем-то серьёзным? — Сандер не отпускал её руку, в его голосе звучала тревога.

Аника покачала головой:

— Пока не знаю. Не хочу говорить преждевременно и сеять панику. Сначала нужно разобраться самой. Возможно, это всего лишь совпадение… а может, редкая форма чего-то уже известного.

Сандер кивнул, отпуская её ладонь. Затем, не говоря ни слова, бережно развернул её к себе спиной и обнял. Его рука скользнула к плечу Аники, отодвигая на бок прядь тёмных волос. Он склонился ближе, и его губы коснулись её шеи — осторожно, почти благоговейно. Этот поцелуй был обещанием защиты среди тревожных мыслей. Они стояли так, не говоря ни слова, погружённые в обволакивающее спокойствие. В этом коротком мгновении всё замерло — тревоги отступили, осталась только тишина, тепло и лёгкий трепет двух сердец. Спустя несколько секунд Сандер мягко отпустил её.

— Я пойду, чтобы не мешать. Но если тебе что-нибудь понадобится, дай знать.

Он поднялся со скамьи, надел с осторожностью сапог, и направился к выходу. Перед тем как исчезнуть за дверью, он оглянулся. Аника уже стояла у стола, вновь склонившись над раскрытым томом, листая страницы торопливо, но внимательно. В воздухе росло чувство настороженного ожидания.

***

Мраморная лестница вздымалась вверх, изгибаясь между тонких арок. Ирис шагала рядом с принцессой Луизой, стараясь держаться ровно и не выдать ни волнения, ни усталости.

— Он нашёл тебя в лесу? — переспросила Луиза, удивлённо приподняв брови.

— Да, — кивнула Ирис. — Разбойники решили, что я мертва. Удар был сильным. Очнулась я у него в особняке. Почти ничего не помнила, лишь обрывки имён, лиц и снов.

— Слава Смотрящему, что ты выжила, — выдохнула Луиза, сдвинув брови. — Ты ведь до сих пор не всё вспомнила?

— Верно… Это странное ощущение, словно стоишь на берегу, а память накатывает волнами, и никогда не знаешь, когда в следующий раз тебя захлестнет шторм.

Они подошли к резным дверям, Луиза распахнула их лёгким движением. Комната встретила их мягким солнечным светом, просторная, с высоким потолком, украшенным лепниной в виде распустившихся цветов. Тяжёлые бордовые шторы обрамляли окна во всю стену, пропуская лишь часть света. Огромная кровать под балдахином, камин в резной каменной рамке, стеллажи, забитые книгами, и комоды, уставленные статуэтками, шкатулками, коробками, лентами и украшениями — всё это превращало пространство в безумный хаос. Если бы не это обилие вещей, комната казалась бы намного просторнее.

— Что-то запустила я свою тихую гавань, — Ирис положила руки на пояс, — Здесь слишком много лишних вещей. Я бы убрала большую часть.

— Но… почти все вещи, это подарки от твоих поклонников.

— Теперь это для меня не имеет значения, — тихо произнесла Ирис, задержав взгляд на тусклом зеркале. — Когда ты находишься на грани жизни и смерти, то начинаешь иначе смотреть на то, что раньше казалось важным. Украшения, приёмы, гонка за вниманием… всё это рассыпается в пыль.

Ирис остановилась у окна, где лучи солнца окрашивали её профиль мягким золотом. Её голос звучал спокойно, но в этом спокойствии Луиза чувствовала некую тяжесть. Больше не было того беззаботного взгляда, который она привыкла видеть у своей фрейлины. Не было лёгкости, смеха и наивной открытости. Всё это будто растворилось, как шелуха, оставив за собой нечто новое: собранное, холодное и непроницаемое.

— Ты жила под одной крышей с магом. Какого это? Какой он? — прервала тишину Луиза.

— Эйдан… — произнесла Ирис, — он не такой, каким рисуют магов в страшилках. Он… как река: спокойный на поверхности, но с сильным, упрямым течением в глубине. Он может быть притязательным, но за этим кроется защита. С ним рядом чувствуешь себя сильнее, даже если весь мир рушится вокруг, — Ирис позволила себе чуть улыбнуться. — Но в то же время с ним нужно быть осторожной. Река может напоить тебя водой, а может унести в пучину, если ты забудешь, насколько она сильна, — девушка слегка наклонилась вперёд. — Ему не безразлична судьба Кадере. Он помнит, каким это королевство было раньше… и хотел бы помочь вернуть ему силу и честь, которые остались только в учебниках истории.

Она замолчала, позволив словам повиснуть в воздухе. Луиза внимательно смотрела на неё, и Ирис заметила, как в глазах принцессы вспыхнул яркий огонёк, который загорается в человеке, жаждущем перемен, мечтающем о чём-то большем, чем дозволено привычным порядком. Луиза склонила голову набок, обдумывая услышанное, её волосы заскользили по плечу шелковым огненным водопадом.

— А можно ли ему доверять? — тихо спросила она, настороженно глядя на Ирис. — Ты уверена, что он… не несёт в себе угрозу?

— Я знаю его не так долго, — произнесла она с едва уловимой задумчивостью в голосе. — Но… достаточно, чтобы увидеть кое-что важное. В нашем небольшом путешествии мы встретили сира Сандера, которого отправили на задание в Жерн. Мы составили ему компанию.

— Да, я слышала об этом. Но не знала, что вы были там.

— Эйдан сразу понял, что помощь мага будет не лишней. И оказался прав. То, с чем мы там столкнулись… — Ирис на мгновение замолчала, вспоминая запах гнили, тяжесть тумана, и взгляд безумной матери, качающей в люльке полено, — с этим не смог бы справиться один лишь рыцарь. Жерн был пропитан смертью, страхом и проклятьем, которое обычный человек не в силах почувствовать. Всё могло закончиться куда страшнее, если бы не Эйдан, — она опустила взгляд, на секунду сжав пальцы. — Несмотря на свой цинизм, он отстаивал невиновность несчастной девушки, на которую уже поставили клеймо ведьмы. А когда понял, что Сандер в опасности, сразу пошёл ему на выручку — один… просто потому что должен был.

Ирис повернулась к Луизе, в её голосе появилась твёрдость:

— Без мага это задание стало бы гибелью. И для деревни, и для Сандера, а возможно и для всего королевства. Для меня после этого случая, не было причин не доверять ему.

Принцесса долго молчала, глядя на неё, пытаясь взвесить её слова на внутренних невидимых весах. Затем она чуть улыбнулась, в этой улыбке таилась взрослая печаль, совсем не похожая на ту девичью непринужденность, что увидела в ней Ирис в начале.

— Что ж, посмотрим, к чему приведёт разговор с моим отцом, — произнесла Луиза, тяжело вздыхая. — Это напоминает переговоры Альдреда I и Стефана Храброго перед началом Столетней войны.

Едва она договорила, как Ирис вдруг ощутила резкую боль в висках, словно кто-то туго стянул её голову тисками. Мир перед глазами поплыл, линии комнаты дрогнули и расползлись. И почти сразу она почувствовала, как что-то тёплое коснулось верхней губы. Проведя рукой под носом, Ирис увидела на пальцах алую кровь.

— Генриетта! — вскрикнула Луиза, в одну секунду подбежав к ней. — Что с тобой?!

Принцесса осторожно поддержала её за локти, боясь, что Ирис потеряет равновесие. Она быстро оглядела её лицо, глазами полными тревоги.

— Тебе сильно досталось от тех разбойников, — выдохнула Луиза, поднося к её лицу кружевной платок. — Нужно обязательно показаться Анике. Она знает толк в травмах. Я прикажу ей прийти прямо сейчас!

Ирис осторожно, накрыла руку Луизы своей ладонью, остановив её порыв.

— Нет, — прошептала она, чувствуя, как боль постепенно отступает, оставляя после себя тяжёлую слабость. — Не нужно. Всё в порядке. Просто… последствия удара. Такое бывает.

Луиза сжала губы, в её зелёных глазах всё ещё плескалась тревога, но, увидев упрямство в лице девушки, нехотя кивнула.

— Как скажешь, — тихо произнесла она, всё ещё держа руку фрейлины в своей. — Но если станет хуже, ты сразу мне скажешь. Поняла?

Ирис едва заметно улыбнулась и сжала пальцы принцессы в ответ, как знак, что она поняла. В этот момент в дверь негромко постучали. Девушки одновременно обернулись.

— Войдите, — произнесла Ирис, сердце всё ещё глухо стучало в ушах.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Сандер, с привычным выражением сосредоточенности на лице. Девушки переглянулись, не скрывая недоумения от визита рыцаря. Он остановился у порога, коротко поклонился и, переведя взгляд на Ирис, произнёс:

— Рад вновь видеть вас, леди Генриетта. Сожалею, что вынужден быть вестником дурных новостей, но… — он на мгновение замолчал, подбирая слова. — Эйдана заключили в темницу. И… приговорили к казни через сожжение. Она назначена на следующую неделю.

Всё вокруг застыло в звенящей тишине. Ирис сжала подол платья в кулаке, чувствуя, как внутри поднимается ледяная волна трезвого напряжения. В глубине души она сразу поняла: всё это может быть частью замысла некроманта. Скорее всего, король даже не подозревает, в какую игру его втянули.

Луиза первая нарушила молчание:

— Я ожидала подобного исхода, — тихо сказала она, мягко коснувшись плеча Ирис. — Оставлю вас. Мне нужно ненадолго отлучиться, — добавила принцесса и поспешно направилась к выходу.

Дверь мягко закрылась за ней, оставив Ирис и Сандера наедине.

— Эйдан поручил мне присматривать за вами, — коротко отозвался рыцарь. — Вам кто-то угрожает?

Ирис устало потерла переносицу и тихо вздохнула, ощущая, как плечи невольно опускаются под тяжестью собственных мыслей.

— В замке есть человек, что желает моей смерти. Пока я уладила проблему… но не знаю, насколько этого хватит.

— Вы знаете, кто это и какие у него могут быть мотивы? — нахмурившись, спросил Сандер.

Ирис покачала головой.

— Нет. В этом и сложность.

— Расскажите всё, что вам известно о предполагаемом преступнике, — попросил он, чуть подавшись вперёд.

— Судя по голосу… это молодой мужчина, — Ирис на мгновение закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти детали. — Высокий, худощавый, но сильный. Движения у него были резкие, уверенные.

— Это всё? — Сандер недовольно сдвинул брови.

Ирис тяжело вздохнула.

— К сожалению…

Рыцарь почесал щетину, задумчиво качнув головой.

— Каждый третий в замке подходит под ваше описание. Без более точных зацепок найти его будет сродни поиску иглы в стоге сена. И если он уже один раз напал на вас, возможно, попытается снова.

Ирис чуть опустила голову, волна усталости накатила на неё, но она с усилием выпрямилась, заставляя себя не показывать слабости.

— Он также знает о моих способностях, — тихо произнесла она. — Именно это помогло мне отпугнуть его на какое-то время.

Сандер приподнял брови, на его лице промелькнуло беспокойство.

— Вас кто-то ещё видел? — спросил он, опасаясь услышать утвердительный ответ.

— Нет, — коротко покачала головой Ирис.

Рыцарь облегчённо выдохнул.

— Вам в срочном порядке нужно внести своё имя в Свитки Огня, — его голос стал ниже, серьёзнее. — Иначе потом это сыграет с вами злую шутку. Если этот человек доложит хоть кому-нибудь, что вы владеете магией, то вами тут же займётся инквизиция.

Мысль о том, что ей придётся вписать своё имя в Свитки Огня, заставила кожу покрыться мурашками, словно она уже ощутила, как клеймо прожигает плоть. Ирис представила его: алый знак, навсегда выжженный на плече. Приговор. Напоминание о том, что кем бы ты ни была, теперь ты под надзором. Дыхание сбилось. В груди поднялась волна тяжёлого, едва сдерживаемого отвращения. Метить магов, как скот… Это казалось ей варварством, унижением, на которое никто не имел права обрекать подобных ей. Она не была преступницей, не была чудовищем. Но именно так на неё будут смотреть обычные люди.

— Завтра утром я провожу вас туда, — твёрдо сказал Сандер, его голос не оставлял пространства для споров. — И вы внесёте своё имя.

Он сделал паузу, затем, смягчившись, добавил:

— А сейчас отдыхайте. Вы выглядите измученной. Вам нужны силы, — его тон стал тише, немного заботливым.

С этими словами он медленно выпрямился, кожаная перевязь доспеха тихо скрипнула при движении. Кивнув на прощание, Сандер направился к выходу. Ирис осталась стоять посреди комнаты, вслушиваясь, как его шаги постепенно стихали за дверью. Всё внутри неё пульсировало от напряжения. Как только её имя появится в Свитках Огня, правда неизбежно всплывёт — вопрос лишь во времени. И тогда ей придётся ответить перед короной. Что сказать? Как оправдаться? Ирис обхватила себя за плечи, стараясь удержать нарастающее волнение. Её мысли кружились в поисках слов, которые могли бы спасти её.

***

Темница была холодной и сырой. Каменные стены источали запах плесени и затхлости, а капли воды неторопливо стекали по трещинам, будто отсчитывая время. Тусклый свет факела за пределами камеры дрожал, отбрасывая длинные зыбкие тени на пол. Эйдан полулежал на грубо вытёсанной скамье, закованный в кандалы. Его взгляд, устремлённый в потолок, был безмятежен и отстранён. Пальцем он рассеянно чертил линии на шершавой поверхности стены. На лице не отражалось ни тревоги, ни страха, лишь усталое терпение человека, оказавшегося в затянувшемся и скучном путешествии.

Вдруг в тишине подземелья эхом разнёсся стук каблучков. Эйдан прищурился и лениво повернул голову к решётке. В коридоре между камерами появилась миниатюрная фигура — девушка в длинном плаще с накинутым капюшоном, скрывающим лицо. Остановившись перед его камерой, девушка медленно подняла руки и отбросила капюшон. Пламя ближайшего факела вспыхнуло ярче, осветив в полумраке прядь густых рыжих волос, спадающих на плечи. Эйдан приподнялся на локтях, цепко вглядываясь в гостью. Уголки его губ едва заметно дрогнули в полуулыбке.

— Что привело вас в такое злачное место, принцесса? — его голос прозвучал тихо, с лёгкой хрипотцой, которую давала сырость подземелья.

— Вы так быстро поняли, кто я? — спросила она.

Эйдан едва заметно усмехнулся и неспешно откинулся спиной к стене.

— У вас узнаваемые черты, — отметил он. — Здесь и думать было нечего.

Он медленно поднялся и с лёгким изяществом поклонился ей.

— Помню, вам было всего четыре года, когда я в последний раз видел вас, — добавил некромант, изучая её лицо.

Принцесса нахмурилась, пытаясь извлечь из памяти что-то далёкое, затуманенное временем.

— Вы работали в замке? Почему покинули его? — спросила она.

— Не сошёлся во взглядах с Его Величеством, — невозмутимо ответил Эйдан.

— И всё же… зачем вы вернулись, если опыт общения с ним оказался столь печальным? — Луиза скрестила руки на груди, её осанка стала чуть напряжённее.

— Устал стоять в стороне, — тихо произнёс он. — Видите, к чему это меня привело, — добавил Эйдан, медленно обведя руками камеру.

Луиза на мгновение замолчала, обдумывая его слова, затем произнесла:

— Мне стало любопытно увидеть вас лично. Леди Генриетта рассказала мне о ваших взглядах.

При упоминании Ирис лицо Эйдана едва заметно смягчилось, в глазах мелькнула тень беспокойства.

— Как она? — тихо спросил он.

— Её состояние вызывает тревогу, — ответила Луиза. — Сейчас у неё хлынула кровь из носа и она вся побледнела. Но Генриетта отказывается посетить лекаря. Упрямая, как всегда, — с лёгкой улыбкой добавила принцесса.

— Не беспокойтесь. Её самочувствие нормализуется. Ей нужно время и покой, насколько это вообще возможно в этих стенах.

Луиза с грустью улыбнулась, её пальцы скользнули по холодным прутьям решётки.

— Знаете… после того, что она говорила о вас, у меня даже появилась надежда, — прошептала принцесса. — Надежда, что что-то действительно может измениться. На миг я поверила, что вы сможете повлиять на мнение моего отца.

Эйдан чуть склонил голову набок, всматриваясь в её глаза.

— Разве вы не разделяете его взглядов? — спросил он, приподняв бровь.

— Не совсем… — Луиза опустила глаза. — С самого детства меня завораживала магия. Не как оружие или угроза, а как истинное чудо. Я украдкой читала старые хроники об эпохе Просветления, о времени, когда маги были опорой королевства. Когда заклинатели воздуха уводили флот от бурь, а маги огня оберегали леса и урожай от пожаров, — она взглянула на него, в её глазах плескалась тоска. — Отец всю жизнь ограждал меня от этого мира. И… я опасаюсь, что даже если взойду на трон, то стану пешкой в чужих руках.

Эйдан молчал, давая ей выговориться, словно понимал, как редко ей выпадает возможность быть открытой.

— Простите, — произнесла она через мгновение, вздрогнув от собственной искренности. — Я позволила себе лишнего. Это не подобает будущей правительнице.

— Не стоит извиняться, — сказал спокойно некромант. — Если уж кому-то и позволено говорить правду, то именно вам. И поверьте, в вас достаточно силы, чтобы выдержать всё давление и устоять перед теми, кто попытается вами управлять.

Луиза сжала руки в кулаки, ногти врезались в кожу.

— Но я боюсь, — прошептала она. — Боюсь сделать шаг. Боюсь, что за любой моей ошибкой последует кровь, что каждый мой выбор принесёт страдания. Я… просто жалкая трусиха, — она подняла на него глаза, в которых отражалась щемящая боль.

— Думаю, вы слишком себя недооцениваете, — тихо произнёс Эйдан. — И всё же… я благодарен вам за такую откровенность.

Принцесса заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла слабой и надломленной.

— Я постараюсь повлиять на разумения отца, — продолжила Луиза, возвращая голосу более ровное звучание. — Но чтобы что-то изменилось по-настоящему… должно произойти чудо.

Она слабо усмехнулась и машинально провела пальцами по краю капюшона, будто надеясь скрыться в его тени от собственного бессилия. Эйдан некоторое время просто смотрел на неё из полумрака темницы. В его взгляде было лишь глубокое, молчаливое сочувствие.

Он задумался, а затем, с лёгкой улыбкой, добавил:

— Нам остаётся лишь надеяться… вдруг чудо всё-таки случится.

***

Ближе к ночи Ирис, измотанная и разбитая, наконец позволила себе задремать на мягкой кровати под тяжёлым одеялом. Вдруг в дверь тихо постучали. Она вздрогнула, резко распахнув глаза. Комната была окутана полумраком, лишь отблески угасающего очага слегка подсвечивали стены. На секунду Ирис потерялась в пространстве, не сразу осознав, где находится. Стук повторился.

— Леди Генриетта, — раздался приглушённый голос. — Его Величество приглашает вас в большой зал на ужин.

Ирис почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Приглашение в столь поздний час не предвещало ничего хорошего. Она быстро села на кровать, ощущая, как по спине пробежала дрожь тревоги.

— Сейчас, — хрипло отозвалась она, стараясь придать голосу уверенности.