И о том, какой новогодней сказке поверят и дети, и взрослые — истории, которая будет близка подросткам и тем, кто уже вырос, но всё ещё ищет что-то в себе.

Постепенно родилась мысль: а давай поставим такую историю на Новый год в театре ХОБОТ.

Летом 2025 года я взялась за сценарий — от идеи к главам.

Потом началась кропотливая работа: отшлифовка, реплики, сцены, нюансы.

Но над самим сценарием я работала уже не одна — мне помогали Илья Сторожев и Полина Штакина.

Каждый — по-своему, но всегда точно и с любовью к этой истории.

Мы тщательно продумывали каждую сцену, чтобы спектакль получился настоящим, волнующим, живым.

Так появилась «История новогодней звезды» — спектакль, который вышел на сцену Театра ХОБОТ в декабре 2025.

А потом у меня возникла новая идея.

Когда мы приступили к репетициям спектакля, мне захотелось, чтобы эта история жила не только на сцене, но и в книге.

Чтобы её услышали не только зрители театра ХОБОТ в Одинцово, но и люди в других городах.

А может — и в других странах.

Пролог

Юра не знал, что звёзды могут исчезать.

Но он знал, что бабушки пекут пироги.

Что у бабушки с каждым годом становится всё скучнее,

а Новый год — это когда тебе говорят:

«Скоро всё будет».

Он знал, что шарфы колются,

ёлки сыплются,

а «надо» звучит чаще, чем «хочу».

Он не знал только одного:

что однажды всё это изменится

и сказка начнётся не тогда,

когда он будет к ней готов,

а тогда,

когда

вдруг

захочет

стать

взрослым.

Глава первая «Дом, где ждут»

Снег шёл густо и уверенно, будто знал: скоро Новый год и его очередь блистать. Он ложился ровным покрывалом на ветви деревьев, на заборы, на крышу одинокого деревянного дома в конце улицы. Дом был будто вырезан из старинной новогодней открытки: ставни с кружевной резьбой, ледяные слёзы сосулек, свисающие с крыши, лавочка, и даже красивая гирлянда висела на ёлке. Ветер чуть подвывал в водосточной трубе, оставляя после себя лёгкий свист — как детская дудочка, застрявшая между временем и сказкой.

Во дворе царила полная тишина. Только свет фонаря лениво подсвечивал медленные хлопья, и те казались огромными — будто пушинки, слетевшие с крыла зимы.

Из снежного тумана появилась машина. Фары прорезали мглу, выхватывая из темноты заснеженные деревья. Машина остановилась. Задняя дверь отворилась, и наружу, нехотя, выбрался двенадцатилетний мальчик по имени Юра.

Он был в чёрной куртке и вязаной шапке, натянутой до самых бровей. В руках он тащил рюкзак, тяжёлый, как будто не с одеждой и любимыми мармеладными конфетами, а с кирпичами, угрюмыми мыслями и грузом всех школьных дней.

— Пакет, пакет не забудь! — суетливо проговорила мама, выходя из машины следом за Юрой.

Юра не ответил, а только глубоко вдохнул морозный воздух. Он шагнул к дому, и снег мгновенно начал заполнять его след.

— Ну мам! Я правда должен остаться тут? На все три дня? — раздражённо бросил он, повернувшись к матери.

Мама поправила на себе пальто и протянула пакет Юре.

— Юрочка, ну перестань. Сегодня двадцать восьмое, а мы вернёмся тридцать первого, к самому Новому году.

— Честное слово! — подхватил отец, выходя из машины. — Вернёмся совсем скоро, с кучей вкусной еды, мешками подарков, а вы с бабушкой как раз нарядите ёлку.

Юра фыркнул, резко вырвав у мамы пакет, который она всё это время протягивала ему:

— Ага! Вы к друзьям, тусить, смеяться. А меня в ссылку, на печку, под присмотром бабули. Класс! Я уже не маленький!

— Да, не маленький, — мягко сказала мама, будто соглашаясь. Но в голосе звучало: «Поэтому и надо попробовать быть терпимее».

Отец попытался разрядить обстановку шуткой:

— И печки у бабушки нет, только камин.

— Почему нельзя просто остаться одному дома? — обиженно бросил Юра.

— Потому что тебе двенадцать, Юра, — ответил отец твёрдо. — Потому что три дня в квартире одному, это не взрослость, это беспокойство для нас. Да и бабушке с тобой будет веселее.

Мама кивнула, заглянув Юре в глаза:

— Юр, ну правда, нам так спокойнее будет.

— Да, и нам тоже нужно чуть-чуть отдохнуть, — добавил отец.

— Без школы, без работы, без мультиварки, в конце концов, — подхватила мама.

В её голосе было почти веселье, но с ноткой усталости.

Юра буркнул себе под нос:

— Зато честно.

Мама не стала спорить. Она просто подошла ближе и поцеловала Юру.

— Мы тебя очень любим.

Юра отпрыгнул и вытер место поцелуя.

Мама чуть понизила голос, будто продолжая оправдываться:

— Просто нам тоже надо стать немного детьми. Без ответственности, хоть на пару дней.

— Я бы сказал студентами, — шутливо подмигнул отец маме. — Так, всё, нам пора.

Он указал Юре на пакет и пошёл к машине:

— Нитки для бабушки передать не забудь, она просила.

— Мы тебя обожаем и уже скучаем. Но ты справишься, — мама снова улыбнулась с лёгкой иронией. — И, может, даже… отдохнёшь.

Юра закатил глаза и прошептал протяжно:

— Отдохнёшь!

Дверца машины хлопнула. Мотор заурчал, фары вновь осветили дом и Юру целиком. Машина медленно развернулась и уехала, оставив после себя только след от колёс.

Юра остался один.

— Ну класс, семейные праздники начались. Сначала — папа с мамой, потом — бабушка с пирогами, а потом… Ну и где тут взрослая жизнь?

Он постоял немного у двери, чуть потоптался. В одной руке рюкзак, в другой пакет с нитками. Ему хотелось швырнуть пакет в сугроб, но он не стал. Юра поёжился и открыл дверь.

Глава вторая
«Звезда, которой нет»

Дом встретил Юру мягким светом и тёплым воздухом. Пахло яблоками, корицей и свежим деревом, будто кто-то только что прошёлся по комнатам с охапкой пирогов и веником из сосновых веток. В углу потрескивал камин ритмично, как сердце дома.

Возле стены стояла ёлка — наряд ещё только ждал своего часа. Ветви пушисто раскинулись по сторонам, будто готовясь принять на себя праздник. Среди иголок поблёскивала гирлянда, перекинутая через книжную полку: тусклая, старая, но упрямая в своей вере в чудо.

Юра медленно подошёл к коробке, вытащил шар, повертел в руке и повесил его высоко, почти наугад, на первую попавшуюся ветку.

Затем Юра сделал шаг к бабушкиному креслу, провёл пальцем по резной спинке и перевёл взгляд на книжную полку.

На полке лежали книги, рядом в небольшой корзине клубки ниток, аккуратно смотанные, и несколько рамок с фотографиями.

Через пару минут заскрипела дверь, и в проёме появилась бабушка с кухонным полотенцем в руках. Бабушка быстро зашагала к Юре с искренней улыбкой.

— Вот ты и приехал, мой дорогой… — в её голосе было столько тепла, что комната будто стала ещё светлее. — Я уж думала, вас замело совсем.

Она подошла ближе, расправила плечи и раздвинула руки для крепких объятий.

Но Юра не обернулся.

— Да… доехали, — произнёс он коротко. — Мама с папой уже уехали.

— Ну и пусть, — сказала она мягко. — Им тоже надо отдохнуть. А я вот тебя дождалась и готовлю специально для тебя твой любимый пирог.

Она наклонилась ближе к Юре и слегка поцеловала его в макушку. Юра фыркнул и отстранился.

— Да ладно, ба… не обязательно, — буркнул он без злости.

Бабушка усмехнулась:

— Обязательно. Ты же мой внук.

Она сделала шаг к Юре и обняла его — очень осторожно, чтобы не спугнуть.

— Я рада, что ты здесь, — прошептала она. — Дом как будто снова ожил.

Юра напрягся и выскользнул из её объятий.

Бабушка вздохнула, отошла от внука, взяла своё вязание и села в кресло. Пряжа тихо зашуршала в её руках.

Юра увидел вязание и тут же вспомнил про пакет с нитками.

— Тебе нитки передали.

Юра поднял с пола пакет и поднёс его бабушке.

— Спасибо. Поставь сюда, — бабушка кивнула на табурет рядом, не прекращая вязать.

— А что ты вяжешь? — Юре было всё равно, но почему-то он спросил.

— Шарф. — коротко ответила бабушка.

— Кому? — спросил Юра с прищуром, будто пытаясь уловить подвох.

Бабушка тут же ответила:

— Тебе.

Юра отвернулся:

— Мне не надо.

— А я просто так.

— А я бы вот просто так не поехал на Новый год в эту деревню.

Бабушка посмотрела на него из-под очков.

— А я бы просто так не пекла пирог с яблоками, если бы не знала, что тебя нужно заманить чем-то вкусным.

Юра в очередной раз закатил глаза и буркнул:

— А я и не просил.

— Вот именно. Не просил, а я приготовила.

Юра постоял, помолчал, хотел ответить что-то колкое, едкое, но не смог придумать, поэтому тихо выдавил:

— Ага, спасибо.

— Пожалуйста, — в ту же секунду ответила бабушка, и на миг повисла тишина.

В печке с треском лопнуло полено, и тень от пламени пробежала по стене. Бабушка снова склонилась над вязанием и застучала спицами.

— Ты всегда такая? — нарушил тишину Юра.

— Какая?

— Спокойная. Как будто тебе всё равно, — он обернулся и впервые за вечер встретился с ней взглядом.

Бабушка опустила спицы, потом посмотрела на Юру пристально, будто разглядывая в нём что-то лежащее глубоко внутри.

— Когда я была в твоём возрасте, мне казалось, что спокойствие — это скука. А потом поняла: спокойствие — это когда не боишься. И тебе не надо никому ничего доказывать.

Юра опустил глаза.

— А если я хочу доказывать?

— Тогда ты ещё в пути, — бабушка снова взялась за вязание, и спицы зазвенели тонко и ритмично. — Ещё в своей сказке. Но это даже хорошо.

Юра отвернулся и шепнул в сторону себе. Но бабушка услышала:

— Сказки… Да я уже не верю в сказки.

Юра подошёл к окну и облокотился на подоконник.

За стеклом медленно кружились крупные хлопья снега — мягкие, беззвучные, словно падали прямо из сна.

На мгновение ему показалось, что время остановилось: в груди проснулось знакомое, тёплое чувство — будто детство вернулось, и вот-вот случится чудо.

Но он отвёл взгляд, будто испугавшись собственной надежды.

Он заставил себя увидеть не волшебство, а просто снег — упрямый, равнодушный, идущий по расписанию, не замечающий, что внутри этого дома кто-то больше не верит в чудеса.

— Слушай, Юр, глянь-ка, пожалуйста, за дверью, на верхней полке коробка с ёлочными игрушками стояла. Посмотри, не выпала ли оттуда звезда?

Юра подошёл к высокой полке, прикрученной к стене. Встал на мысочки и провёл рукой по всему периметру полки.

— Нет, только пыль, — отряхивая руки, сказал Юра.

А у стеночки, у стеночки посмотри — в уголке там… поглубже… Звезда должна быть.

Та, самая, ну ты помнишь. Без неё как-то… не то.

Юра провёл еще раз рукой по всей полке, потом подтянулся и осмотрел все углы.

— Нету. Говорю же, ничего нет. Пусто.

— Странно… — вздохнула бабушка, и показала рукой на коробку, доверху наполненную ёлочными игрушками, — Вот все игрушки, все до единой тут. А звезды нет.

Я её точно туда убирала. А теперь как сквозь землю провалилась. Ладно… Потом вместе поищем, хорошо? У тебя глаз острый. И заодно ёлку нарядим.

Юра начал ходить по комнате, не зная, чем ему заняться. Как вдруг бабушка, словно заметив скуку, снова начала разговор о чудесах и сказках.

— А ты знаешь, что сказки — это не только про принцесс и драконов?

Юра приподнял бровь.

— А про что ещё?

— Про тебя.

Юра хмыкнул, как будто уже готов был отшутиться, но в лице что-то дрогнуло.

— Почему про меня? Я просто Юра.

— Ну… знаешь ли, Юрий — значит «победитель».

Он скривился и не злобно усмехнулся, как будто его позабавила эта фраза.

— Я — победитель? Да я даже Олега не смог обогнать на физре. А он у нас вообще слабак.

Бабушка продолжала вязать, не отрываясь от ниток — она явно спешила закончить вязание именно сейчас.

— Быть победителем — это не про бег. Это про то, кого ты побеждаешь каждый день.

Юра удивился:

— Кого? Кого я побеждаю каждый день?

— Себя, — спокойно ответила бабушка. — Когда злишься или когда врёшь. Когда боишься, и даже когда хочется спрятаться под одеяло — но всё равно идёшь. Живёшь… и взрослеешь.

Вдруг за окном снег пошёл сильнее. Ветви под тяжестью хлопьев наклонялись, будто склонялись перед ночной тишиной, и стали стучать в окно.

Бабушка и Юра перевели взгляд в окно.

— Я уже взрослый, вообще-то. — Юра снова посмотрел на бабушку с обидой.

— Нет. Ты только в начале пути, — ответила бабушка и снова погрузилась в вязание.

Камин треснул, будто решил напомнить о себе.

— Юр, подкинь, пожалуйста, дров.

Юра вздохнул с наигранной тяжестью, но уже без прежнего ворчания. Подошёл к поленнице, взял одно полено и бросил в огонь. Языки пламени радостно всколыхнулись, осветив потолок.

— Знаешь, ты уже такой высокий, — решила разрядить обстановку бабушка. — А ведь совсем недавно был меньше полена, которое сейчас держал.

Юра оглянулся на бабушку и сморщил нос:

— Ага. Очень поэтично.

Бабушка сделала узелок и отрезала нить. Затем повертела в руках шарф, вздохнула, будто поставила точку в письме, написанном вязаным шрифтом.

— Видишь этот шарф? — сказала она, поднимаясь с кресла. — Каждая петля — это день. Иногда скрученный, иногда рвётся. Но всё равно — один за другим, как шаги. Петелька за петелькой.

Она подошла к Юре и осторожно накинула шарф ему на плечи.

— Путь, понимаешь? — сказала она тихо, глядя на вязку, будто в неё было вплетено что-то важное.

Юра поёжился:

— Слишком тёплый, жарко, — буркнул он, словно жаловался на жизнь, а не на вязание.

Бабушка улыбнулась:

— Значит, работает. Пусть тебя греет.

В это время из кухни донёсся громкий свист чайника.

— Я сейчас приду, только чайник выключу.

Юра остался один.

— Каждый день — как петля… — проворчал Юра себе под нос.

Он чуть расслабил шарф.

— Фу, натопила-то как, как в бане.

Юра медленно подошёл к окну, повернул ручку и открыл его. Тут же в лицо ворвался мороз — резкий, колючий, как глоток ночи из ледяного ручья.

И вдруг — вспышка. Маленькая, быстрая, будто кто-то невидимый мазнул по небу золотой кистью.

Полоска света вспыхнула и растаяла, но её след ещё дрожал в воздухе несколько секунд, прежде чем исчезнуть вовсе.

Юра застыл, глядя на небо.

— Звезда упала… — прошептал он. — Надо загадать желание.

Он зажмурился, кулаки сами сжались.

— Быстрее, Юра, быстрее… думай! — начал шептать он сам себе, будто это было не поверье, а последняя возможность.

И вдруг выкрикнул:

— Хочу быть взрослым! Да, взрослым!

Вдруг у Юры появилось желание позвать бабушку.

— Ба! Бабушка! — крикнул он, не отрываясь от неба.

— Быстрее! — голос сорвался от нетерпения. — Там звезда! Упала!

Но бабушка уже стояла в дверном проёме и смотрела на Юру.

— Когда я была девочкой… — тихо заговорила она, подходя к окну, — я тоже однажды увидела падающую звезду. Я думала, это случайность, а потом поняла — это был поворот.

Юра медленно обернулся, хотел было что-то спросить, но бабушка продолжила.

— Говорят, у каждого человека есть своя звезда — и иногда она тускнеет, почти гаснет. Но если идти по своему пути — она снова загорается.

Бабушка ещё постояла несколько секунд, а потом снова пошла на кухню.

Он подошёл к бабушкиному креслу и сел в него.

Юра сидел и смотрел в окно. Там, за окном, падал снег — крупно, неторопливо, как будто знал, что его ждут. Снег всегда ждут на новогодние праздники.

— Смотри… снова… — едва слышно сказал он. Ещё одна звезда упала.

И тут же в открытое окно влетела золотая пыль — крошечные искорки, похожие на десятки светлячков. Они закружились в воздухе, как будто в танце.

Камин вдруг затих: огонь погас, оставив только едва заметное мерцание углей.

Юра насторожился. А золотистая пыль, похожая на крошечные звёздочки, продолжала летать по комнате. Как вдруг Юра услышал тоненькие голосочки.

— Юра… Юра… сюда… сюда…

— Что?.. Кто это? — спросил он, стараясь расслышать.

Но шёпот не умолкал:

— Ты же хотел… ты же мечтал… ты загадал…

Вдруг все эти маленькие огоньки разом взметнулись и залетели в потухший камин, откуда продолжали звать Юру.

Он нахмурился и медленно подошёл ближе. Изнутри шёл мягкий золотой свет — словно кто-то зажёг его заново, но не огонь, а чистое сияние.

Пыль или светлячки тянулись туда, исчезая в глубине камина.

Он стоял перед ним, не зная, что делать.

— Вы хотите, чтобы я… туда? — пробормотал он.

Свечение стало ярче, будто звало его.

Юра сделал шаг вперёд.

— Та-а-ак… я же не полезу, да? — сказал он вполголоса.

Он замер на мгновение, глядя в глубину камина, будто решал — шагнуть или отступить.

— Хотя… — он махнул рукой. — Полезу.

Глава третья
«Туннель»

Он опустился на колени, положил ладонь на край камина. Камень на удивление был холодным. Юра глубоко вдохнул, закрыл глаза и полез внутрь.

И вдруг свечение пропало и с каждой секундой становилось всё темнее и темнее. Свет за спиной — тот самый, тёплый, домашний — исчезал, и впереди тянулся узкий проём, похожий на глотку туннеля.

Он полз вперёд, упираясь ладонями и коленями в грубые каменные плиты. Воздух был густым, пахло сыростью, гарью и чем-то железным, как будто в нём стояла ржавая вода.

Юра вылез из камина, встал на ноги и поднял голову — впереди тускло мерцал огонёк. Он напоминал фонарь, подвешенный к своду туннеля. Потом — ещё один, дальше, и ещё. Огни выстраивались в линию, уходящую вдаль, будто кто-то специально оставил их для него.

Юра обернулся и застыл: позади тянулась глухая каменная стена. Ни камина, ни отверстия, откуда он выбрался — всё исчезло, лишь холодный камень за спиной.

Юре ничего не оставалось, как идти вперёд — но с каждым шагом он всё острее чувствовал: что-то изменилось.

Сначала — в плечах, будто они стали тяжелее. Потом — в руках: пальцы вытянулись, ладони стали больше, кожа огрубела. Он остановился и поднял руки к глазам.

Он посмотрел на свои руки — крупные, крепкие, взрослые и даже немного волосатые.

Юра не сразу понял, что происходит. Сердце забилось сильнее. Он коснулся лица — подбородок был покрыт щетиной, щёки стали другими. Голос, сорвавшийся с губ, прозвучал ниже, и по-другому:

— Что… что это?..

Он отступил назад, но туннель сзади будто сжался. Каменные стены придвинулись ближе, отражая его дыхание и его страх. Эхо множило всё — шаги, сердцебиение, звуки.

Он шёл медленно, неловко, как будто учился заново.

И с каждым шагом осознавал — это уже не детская сказка. Это — мир, в котором он теперь взрослый.

Да, Юра вылез из камина совершенно взрослым.

Только белый шарф остался на нём — тот самый, бабушкин, который она надела на него, казалось, всего минуту назад. Вдруг из полумрака проступила фигура старца. Он стоял, склонившись над потухшим фонарём, что-то бормоча себе под нос.

Старец-фонарщик шевелил губами, будто наставлял свет и уговаривал его не гаснуть.

— Темно снова… — пробормотал он, щёлкнув какой-то механизм. — Только починил.

Пламя дёрнулось, загорелось, дрогнуло и снова погасло.

— Свет как будто обиделся…

Фонарщик приподнял фонарь, взглянул на него снизу вверх.

— А без света — никто не найдёт дорогу. Ни туда, ни обратно.

Он усердно возился с винтиками, поддувал, шептал:

— Свет — это не просто огонёк… Это обещание.

Юра стоял неподвижно, боясь нарушить это странное священнодействие.

Но фонарщик сам повернул голову в сторону Юры.

— Здравствуйте, скажите пожалуйста, это… туннель? — решился спросить он наконец.

Фонарщик не ответил.

Юра растерянно добавил:

— Где я?

Старец выпрямился и сделал шаг вперёд, приподняв фонарь.

Пламя колыхнулось и свет коснулся Юриного лица: взрослого, но растерянного, с глазами мальчика, который потерялся.

— Это между, — произнёс он спокойно, не оборачиваясь. — Ты уже не там… но ещё и не здесь.

— Вы… чините фонарь? — осторожно спросил Юра.

Старец глубоко вздохнул:

— Чиню, а он снова капризничает. Свет — он ведь не про лампу. Свет — это когда ты идёшь, даже если сам боишься темноты. Это когда несёшь что-то для других.

Фонарщик прищурился, будто что-то вспоминает.

— Фонари — моя ответственность. Если я брошу, будет темно. А в темноте никто не найдёт путь.

Юра вслушивался, будто боялся пропустить хоть слово.

— Когда я был у бабушки, — сказал Юра, — я увидел, как падает звезда. И загадал желание: хочу быть взрослым. И вот… — он поднял руки, медленно поворачивая их перед собой. — Теперь я такой.

Старец поднял глаза.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.