Бесплатный фрагмент - История кладов войны 1812 г.

Монография посвящена 200-летию победоносного окончания Отечественной войны 1812 года.

От автора

Война 1812 года оставила воистину неизгладимый след в русской истории. Данный факт особенно заметен, если ознакомиться с литературным наследием ХIХ века. За прошедшие с той поры почти 200 лет, в России и за рубежом, издано великое множество книг, статей и воспоминаний участников тех событий. Подробно описаны все крупные баталии Отечественной войны 1812 года. Написаны целые тома полной биографии Наполеона Бонапарта — императора Франции, начиная с его детства и оканчивая последними днями жизни на острове Святой Елены в Атлантическом океане.

Раскрыты практически все тайны жизни и смерти Наполеона, все стратегические и тактические повороты его многочисленных сражений на полях Европы Африки и России. Но всё же осталась одна грандиозная тайна, которая много лет будоражит воображение не только историков, биографов и журналистов, но и миллионов самых обычных людей. И тайна эта связана с загадкой исчезновения громадного количества трофеев, а так же значительных собственных средств Великой армии, равно как и большого количества её тяжёлого вооружения. И по большому счёту тайна эта полностью не раскрыта до сих пор. Впрочем, нельзя сказать, что её не старались разгадать. Уже в 1820 году по Высочайшему повелению была учреждена особая комиссия под предводительством сенатора Львова, которая принялась выяснять современное положение разорённых нашествием неприятеля городов и селений Московской, Калужской и Смоленской губерний. Характерно, что среди прочих разорений, причинённых иноземным нашествием, церковные разорения составляли специальный вид и носили весьма распространённый характер.

Практически все церкви и монастыри, вблизи которых появлялись подразделения армии Наполеона, непременно подвергались разграблению и осквернению. С точки зрения захватчиков и грабителей такая политика представлялось вполне разумной. Ведь материальные богатства в царской России были сосредоточены в руках всего нескольких социальных групп. Высшая придворная знать, верхушка российского купечества вкупе с помещичьей олигархией, и… церковная иерархия — вот таковы были основные держатели наиболее ликвидных активов государства. И именно церковные ценности были наиболее уязвимы для тотального грабежа иноземцами, поскольку были рассыпаны на громадных территориях и одновременно сосредоточены во множестве отдельных объектов.

И, разумеется, когда в страну вторглась невиданная по численному составу иностранная армия, именно церковные ценности, наряду с оставленным без присмотра частным и государственным имуществом, моментально подверглись самому разнузданному грабежу. Но нельзя сказать, что о сохранении государственного богатства не пеклись. Ещё в самом начале военной кампании 1812 года, а именно 17 июля был издан указ Смоленского епископа о всемерном сохранении церковного имущества. Духовенство и церковные старосты должны были всячески заботиться об имевшихся у них ценностях и предметах культа. В тех местах, куда указ успел дойти вовремя (а напомню, что вторжение началось 12/24 июня 1812 г.) некоторые меры были приняты. Церковное имущество и прочие материальные ценности спешно прятались под полами, в алтарях, на колокольнях, замуровывались в стены, зарывались на огородах, в помещичьих ледниках и усадебных парках. Но все эти меры слабо спасли церковные учреждения от тотального разграбления.

«Церкви, — как писал впоследствии Евгений Лабом — лейтенант в штабе вице-короля, — как здания менее всего пострадавшие от пожаров, были обращены в казармы и конюшни».

Данная цитата о Москве, но на всём, весьма не маленьком пространстве, занятом коалиционными войсками, происходила одни и те же события. Солдаты, едва прибыв в тот или иной населённый пункт, врывались в храмы и варварски расхищали всю церковную движимость. Они забирали иконы, особенно в дорогих окладах, шитые золотом одежды, срывали кресты, подсвечники, жертвенники, ризы и иконостасы. Разумеется, обшаривались и громились все подсобные помещения. Взламывались полы, простукивались стены и даже осматривались дома священников. Причём, эти действия проводились согласованно и на громадном пространстве от Кенигсберга на севере до Западного Буга на юге.

Тотальный грабёж храмов начался на всём многосоткилометровом пространстве, едва передовые полки армии вторжения вступили на Российскую территорию. И только ближе к Смоленску масштабность расхищения церковного имущества несколько снизилась. Произошло это по двум причинам. Первая заключалась в том, что церкви тех городов, что оказались в зоне оккупации уже были ограблены. Вторая же причина состояла в том, что ударные французские армии под предводительством маршалов Даву, Нея, Жерома, Богарне, Мюрата и Понятовского вынужденно стянулась в районе Смоленска в достаточно компактный оперативный кулак численностью в несколько сотен тысяч человек. Прежнего охвата территории не стало и соответственно, хищническим нападениям подвергались лишь те церковные учреждения, которые были расположены в достаточно узкой полосе, тянущейся вдоль «старой» Смоленской дороги.

Продвигаясь по стране к столице нашего государства, многие французы невольно отмечали богатое убранство церквей, особенно в Вязьме и Смоленске. Но то, что они увидели в Москве, буквально повергло их в шок. Но отмечали они данный факт, естественно, только когда входили в тот или иной город, а не когда покидали его. К тому же, не только церковные здания и сооружения были предметом пристального внимания грабителей. Дворянские усадьбы и дворцы российской знати были так же добросовестно очищены от имевшегося в них имущества.

Граф Ф. В. Ростопчин — бывший в то время губернатором Москвы писал: «Французы, в Москве я оставил вам два моих дома и движимости на полмиллиона рублей». Известно, что один из дворцов графа уцелел от пожара, но внутри дворца, после ухода французов, остались лишь голые стены. Вся его «движимость» перекочевала в гвардейские и маркитанские обозы. Тысячи телег, фургонов, дрожек и прочих конных экипажей, сотни тысяч солдатских ранцев, чемоданов, мешков и сундуков поволокли награбленное добро на запад. Но вырваться за пределы России не смогло ничто. Всё осело на территории нашей страны. И задача данного исследования состоит в том, чтобы установить, где именно было спрятаны трофеи императора Франции.

Часть первая
«История и перспективы»

И именно теперь, после некоей расплывчатой вводной части мне хочется немного, совсем в малой степени показать Вам, что именно, и в каком количестве похитили, вынесли и пытались вывезти солдаты, офицеры и генералы союзных армий. Ситуация остаётся актуальной, поскольку и по сию пору во множестве газетных и журнальных статей, посвящённых нападению Наполеона на Россию, через слово упоминаются лишь некие обезличенные «московские трофеи». Но бьюсь об заклад, что никто из Вас даже приблизительно не представляет себе масштаба всех понесённых нашей страной утрат. Итак, читайте первую главу исторического повествования названную мной:

«Мародёры из Европы»

Разумеется, осилить данную тему в полной мере частному лицу практически невозможно, но я всё же попытаюсь провести небольшое расследование в отношении похищенного имущества хотя бы некоторых государственных и церковных сооружений, расположенных в центральной части России, в Москве, и главное, на территории Московского Кремля.

При вступлении французских войск в Москву в сентябре 1812 года на территории Кремля и в непосредственной близости от него находились следующие здания, церкви и соборы:

Успенский собор

Архангельский собор

Благовещенский собор

Собор Спаса на Бору

Верхо-Спасский собор

Собор Николая Гостунского

Собор Василия Блаженного

Казанский собор

Церковь 12 Апостолов

Церковь Благовещения

Церковь Константина и Елены

Церковь Иоанна Предтечи у Боровицких ворот

Церковь Ризоположения

Церковь Св. Великомученицы Екатерины

Церковь Словущего Воскресения

Церковь Распятия Христова

Церковь Рождества Богородицы

Церковь Воскрешения Св. Лазаря

Церковь Рождества Христова под колокольней Ивана Великого

Соборная церковь Вознесенского монастыря

Благовещенская церковь Чудова монастыря

Алексеевская церковь Чудова монастыря

Архангельская церковь Чудова монастыря

Иверская часовня

Печорская часовня

Цейхгауз или арсенал

Оружейная палата

Кремлёвский дворец

Грановитая палата

Царский дворец

Кроме Кремлёвских соборов и церквей французы ограбили на территории Москвы ещё 24 монастыря.

Покровский монастырь (Стоял генерал Клапаред)

Богоявленский монастырь (Стоял маршал Ней)

Даниловский монастырь (Золота и серебра взято на 10.000 руб.)

Новоспасский монастырь (Забрали 320 кг серебра)

Чудов монастырь (Стоял маршал Даву)

Симонов монастырь (Убытки составили 100.000 руб.)

Спасо-Преображенский монастырь

Заиконоспаский мужской монастырь

Ивановский женский монастырь

Донской монастырь

Новодевичий монастырь (пострадал частично)

Андроников монастырь (Стояли поляки)

Златоустовский монастырь (Спрятанные вещи французы нашли)

Знаменский монастырь

Никольский монастырь

Никитский монастырь

Сретенский монастырь

Крестовоздвиженский монастырь

Алексеевский монастырь

Зачатьевский монастырь

Страстной монастырь

Перервенский монастырь

Новинский монастырь

Коломенский монастырь

Кроме московских монастырей, французами были ограблены и те монастыри, что находились на пути от Смоленска до Москвы: Троицкий монастырь, Воскресенский, Аркадьевский, Савин-Сторожевский и Свято-Предтечев мужской монастырь. Сколько всего там было захвачено, не перечесть, известно только, что в Свято-Предтечевом монастыре французы взяли золота и серебра на сумму 40.000 рублей.

Для справки и более точной ориентировки во времени и пространстве, я дам Вам масштаб цен тех времён на драгоценные металлы. Так в 1812 году фунт золота (430 гр.) стоил 184 руб., а фунт серебра — 18 руб., корова же стоила не более 55 коп.

Кроме того, надо иметь в виду, что в самой столице стояло 267 работающих церквей, и почти все они тоже были дочиста ограблены оккупантами. Но, разумеется, мною перечислена только малая толика потерь и утрат. И до Москвы, почти на всей европейской территории России происходили точно такие же трагедии. Так, например, на пути от Смоленска к Москве французами были ограблены в городе Дорогобуже три церкви: Покрово-Пятницкая, Иоанн-Богословская и Богоявленская. В Дорогобужском уезде разграблены церкви в сёлах: Свирколучье, Усвятое, Засижье, Болотово, Устои, Горки, Язвино, Стрелки, Трисвятое, Карачарово, Глубокое, Прости, Ульхово, Мстиславская слобода, Беловостье, Ратчино, Егорье.

В городе Вязьма солдатами был полностью очищен Троицкий соборный храм, Верхне-Иерусалимская, Афанасьевская и Преображенская церкви. В Вяземском уезде были разграблены следующие сельские церкви: в Фёдоровском, Юреневе, Семлеве, Богородицком, Слукино, Новоникольском, Воскресенском, Успенском, Фатищеве, Горках.

В Гжатске и окрестностях разграблено 11 церквей. Так же множество церквей подверглось разграблению в сёлах Юхновского, Сычёвского, и Рославльского уездов: Митькове, Лоцмине, Ивановском, Кикино, Жулино, Крутом, Дубровне, Вешках, Савесьве, Ворошилово, Шмаково, Докудово и т. д. всего 27 церквей.

От Гжатска до Москвы французы ограбили церкви в сёлах: Дровнино, Прокофьево, Ельня, Пушкино, Кубинское, Вязёма, Окулово, Хорошово, Усово, Уборы… всего 42 церкви.

Французы снимали серебряные и золотые оклады и ризы с икон, забирали различную церковную утварь, лампады, подсвечники, кресты и священные сосуды. Всё похищенное «имущество» в конечном счете, попадало к солдатам «старой» гвардии Наполеона. «Старая» и «молодая» гвардия не участвовали в сражениях, они были хорошо снабжены продовольствием и прочим довольствием. Между солдатами гвардии и другими войсками шёл постоянный обмен, ценные вещи меняли на продовольствие и прочие «блага жизни». И постепенно все ценные вещи оседали в гвардейских обозах. Самые же ценные и уникальные вещи попадали, разумеется, в императорский обоз.

Маркиз де Шамбре в книге «Исторический поход в Россию» пишет следующее: «Императорский обоз вместил в себя слитки золота и серебра, был так же доставлен прибавок, много вещей и предметов, которые отысканы в большом количестве в сказочных церквях Кремля».

«В самом Кремле, в комнатах, предназначенных для императорской гвардии, хранились серебряные вызолоченные блюда, брильянты, жемчуг, шёлковые ткани и т.п.».

«Всё, что было захвачено армией, было вывезено из Москвы, но затем наполовину снова было отобрано русскими, а остальное было уничтожено, чтобы не досталось им. Многое просто зарыли в землю в химерической надежде, что удастся вернуться за ним».

Другой участник войны 1812 года, адъютант при штабе Наполеона — Кастеллан (будущий маршал Франции) записал в свой дневник, который вёл изо дня в день следующее:

«16 октября. Разрушили часть Кремлёвского собора и свалили крест с колокольни Ивана Великого. При падении он сломался. Забрали и расплавили серебряную утварь Кремлёвских церквей, пополнив этим казну армии».

Вокруг стен Успенского собора стояли специальные плавильные горны (захваченные оккупантами прямо на московском монетном дворе), в которых французы переплавляли ободранные ими оклады и ризы со святых образов и похищенные в храмах предметы, сделанные из драгоценных металлов. На так называемом «Царском месте» после ухода французов из Кремля даже осталась запись мелом: — 325 пудов серебра и 18 пудов золота. Был ли это отмечен некий промежуточный итог, или окончательный, относилась запись к работе одного металлургического горна или ко всем вместе, мы не знаем. Но Вы, разумеется, прекрасно понимаете, что на переплавку попадали только те предметы, внешний вид которых был настолько испорчен, что они годились только на лом (хотя и драгоценный по своему составу).

Выражаясь современным языком, можно с полной уверенностью сказать, что в Москве происходил грандиозный грабёж, как выражаются деятели правоохранительных органов, в особо крупных размерах. Но вот что интересно, после такого беспримерного и масштабного преступления, со стороны царских властей не было впоследствии возбуждено ни уголовного дела, ни проведено сколько-нибудь тщательного расследования! А ведь возможности у властей были колоссальные. В руках царского правительства было и множество пленных, начиная от последнего обозника до генерала, письма, донесения, показания местных жителей и казаков, которые лично нападали на обозы грабителей, и т. д. и т. п. Однако ситуация складывалась таким образом, что более или менее масштабные поиски утраченного были начаты только в 1835-м году.

Первая экспедиция, воодушевлённая идеей возвращения похищенных ценностей занялась изучением озера «Глубокое», что находится неподалёку от села Семлева. Но и то, поисковые работы начались там не по приказу из столицы, а по инициативе Смоленского губернатора — Хмельницкого. Но, поскольку благоприятное время было упущено, и стройной хорошо продуманной стратегии поисков у кладоискателей не было, то, естественно, все их любительские попытки найти вывезенные Наполеоном сокровища не принесли ожидаемого результата.

Тут бы надо непременно сказать о том, что столь трагичной «успешности» грабежа во многом, пусть и невольно, содействовали сами городские чиновники. Так приказ об оставлении Москвы был получен губернатором Ростопчиным только 29 августа, французы же вступили в город 1-го сентября. Согласитесь, что за неполных два дня просто невозможно было демонтировать и вывезти всё церковное имущество, которое находилось в городе, и в кремлёвских соборах, в частности. К тому же сразу возникла ещё одна, пусть и чисто техническая проблема — транспортная. Всего для вывоза имущества Святого Синода было выделено 300 подвод, но их грузоподъёмности оказалось явно недостаточно. Так недостаточно, что многие ценнейшие предметы даже и не пытались снять или как-либо демонтировать, пусть и частично. В условиях экстренной эвакуации, в хаосе и толкотне о многом же просто позабыли, а многому, даже приготовленному к отправке, не нашлось места на подводах.

Командир гвардейского стрелкового батальона — Маренгоне пишет в своих воспоминаниях: «Наполеон велел забрать брильянты, жемчуг, золото и серебро, которые были в церквях. Велел вывезти все трофеи Кремля. Ими нагрузили 25 телег».

Боюсь, что 25 телег под погрузкой офицер Маренгоне видел, когда проходил по кремлёвскому двору по своим делам, т.е. мельком. Ясно, что двадцатью пятью телегами тут не обошлось. Ознакомьтесь хотя бы с убранством Архангельского собора Кремля, и вы поймёте, что такое количество подвод потребовалось бы только для опустошения его одного.

При вступлении в Кремль многих французов поразило богатое внутреннее убранство Архангельского собора. Лейб-хирург императора Ларрей в своих воспоминаниях пишет.

«Едва ли найдётся что-либо богаче одного из храмов Кремля (того, где хоронили царей и императоров). Его стены покрыты золотом и вызолоченными пластинками толщиной в 5 — 6 линий, на которых рельефно изображена вся история ветхого и нового завета. Массивные серебряные паникадила поражают своими огромными размерами».

Ларрея поразили золотые пластинки толщиной примерно в 10 мм. Это было не что иное, как золотые и серебряные ризы и оклады на иконах, расположенных на 4-х поясном иконостасе, который занимает всю восточную часть храма. Кроме того, напротив царских гробниц помещалось 37 икон, которые назывались «царские», так как поступали в собор из царских образных. Эти иконы были богато украшены золотыми и серебряными окладами и ризами с драгоценными камнями и жемчугом. Самые же богато украшенные иконы находились в алтаре, семь древних и совершенно потрясающих, бесценных икон.

С потолочных сводов храма на цепях свисали семь больших серебряных паникадил, и было множество серебряных лампад, висевших перед иконами. В алтаре же стояли два комода для будничной ризницы и в них хранились золотые и серебряные вещи. Напротив комодов стоял сосновый шкаф с четырьмя дверцами, в котором хранилась драгоценная церковная утварь. В центральной части иконостаса находилась икона Господа Вседержителя. Французы сняли её, и она была найдена после их бегства у стен Успенского собора. Только с этой иконы сняли серебряную ризу в три пуда весом! Остальные не менее богато украшенные иконы ограбили на месте.

Кроме икон французы забрали не вывезенную церковную утварь, а так же ограбили две раки со святыми мощами. Тут требуется остановиться и дать некоторые пояснения. Серебряная «рака» или другими словами — саркофаг, служил для сохранения Святых мощей.

Рака Черниговских чудотворцев была изготовлена по именному указу императрицы Екатерины II в честь победоносной войны с Турцией. В раку установили медный ковчег, в котором хранились святые мощи Черниговских чудотворцев. Вся рака представляла собой произведение ювелирного искусства, и вряд ли её разбили на куски и переплавили. Она имела немаленькие размеры 3 на 1,25 аршина. Вес же раки был более 30 пудов. Одна крышка, украшенная резьбой цветочного стиля весила не менее 100 кг. и была украшена медной доской, на которой был изображён образ князя Михаила, лежащего в гробу.

По имеющимся сведениям, данная рака была закопана по приказу Наполеона 5-го ноября. Предварительно в неё уложили золотые и серебряные вещи, изъятые в московских соборах. Видимо, в то время французский император ещё надеялся на то, что, перезимовав в Смоленске, он пришлёт весной отряд за оставленными сокровищами, чтобы в очередной раз пополнить казну своей армии. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Всё, что было спрятано 5-го ноября, так и осталось невостребованным. Где находятся эти бесценные сокровища, нам с Вами ещё предстоит выяснить.

Серебряная рака царевича Дмитрия князя Углического, сына царя Ивана Грозного, была изготовлена по приказу царя Михаила Фёдоровича в 1630-м году. В эту раку был положен дубовый гробик с мощами царевича. Данная гробница была изготовлена из чистого серебра и имела вес в 240 кг. Крышка раки была передана в город Углич в 1630-м же году, где она и находится по настоящее время. Сама рака была украшена великолепным чеканным накладным орнаментом с позолотой. Кроме того, по её верхнему краю были выбиты две надписи. В одной из них сказано:

«В лето 7099 — 1591, месяце майе, в 15 день, убиен бысть благоверный царевич, князь Димитрий Иванович Углический государь царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси сын, повелением Бориса Годунова, от Никиты Качалова, да от Данилы Битяговского с товарищи, и принесены быша мощи его честныя из Углича в царствующий град Москву лета 7144 — 1606 месяце…»

Эта гробница тоже попала в императорский обоз с так называемыми «Московскими трофеями» и была увезена французами. Путь её продолжался до того печального момента, когда примерно 200 повозок с этими трофеями были затоплены в одном из белорусских озёр. Где и как была проведена данная операция, я непременно расскажу далее. А сейчас добавлю лишь то, что после изгнания захватчиков, вместо похищенной массивной раки была изготовлена новая, правда, деревянная. Она была только обшита с трёх сторон листовым серебром с чеканными украшениями. На эту, новую раку пошло серебра в 1 пуд и 37 фунтов. Причём серебро использовали именно то, что было отбито у французов.

К счастью некоторые предметы удалось сохранить и мне хочется привести их список (только имущества одного собора). Делаю это я только для того, чтобы Вы знали, какого рода предметы мы утратили.

Опись церковного имущества, находившегося в Архангельском соборе в 1862 году.

Евангелие … 1635г. Золотой оклад весом 10 фунтов, драгоценных камней, алмазов, рубинов, изумрудов и др. всего…799 камней.

Евангелие … 1698г. Серебряный оклад весом 3 фунта 93 золотника.

Евангелие … 1774г. Серебряный оклад весом 2 фунта 50 золотников.

Евангелие … 1791г. Серебряный оклад весом 15 фунтов.

Евангелие … 1771г. Серебряный оклад весом 1 фунт 30 золотников.

Евангелие … 1774г. Серебряный оклад весом 2 фунта 48 зол.

Евангелие … 1857г. Серебряный оклад весом 9 фунтов 19зол.

Крест деревянный, обложен чеканной медью.

Крест деревянный, обложен серебром. Надпись: лето 7068 — 1570г. Весом 1 фунт 36 золотников с 4-я драгоценными камнями.

Крест золотой, изготовлен на 1677году. Длина его 8,5, а ширина 4,5 вершка. Вес креста 3 фунта 63 золотника.

Крест серебряный, вызолоченный весом 3 фунта, 63 золотника.

Крест серебряный, весом 1 фунт 37 зол. С драгоценными камнями и жемчугом.

Потир золотой, украшен 12 драгоценными камнями. Вес 3 фунта, 68 золотников. Изготовлен в 1593 году.

Золотой дискос. Вес 2 фунта 7 золотников.

Золотая звезда с 10-ю драгоценными камнями. Вес 85 золотников.

Золотое блюдце. 2 шт. Вес 2 фунта 16 золотников.

Потир серебряный вызолоченный. Вес 7 фунтов 80 золотников.

Серебряный дискос. Вес 4 фунта 1 золотник.

Серебряная дарохранительница. Вес 3 фунта.

Серебряный сосуд. Вес 7 фунтов 30 золотников. Крышка сосуда в форме короны с крестом.

Серебряный сосуд, вызолоченный. Вес 8 фунтов.

Серебряная чаша, позолочена. Вес 16 фунтов 50 золотников.

Золотое кадило, четырёхугольное. Украшено 38 драгоценными камнями. Вес 4 фунта 33 золотника. Выполнено по заказу царицы Ирины в 1598 году.

Серебряное кадило на 4-х цепочках. Вес 1 фунт 15 золотников.

Серебряное кадило на 4-х цепочках. Вес 2 фунта 7 золотников.

Серебряная ла́доница с крышкой в виде кадила. Вес 1 фунт 80 золотников.

Серебряные вызолоченные рапиды — 2 шт. Вес 8 фунтов.

Серебряные выносные подсвечники — 2 шт. Вес 5 ф.83 зол. и 5 ф.75 зол.

Серебряный панихидный подсвечник с драгоценными камнями и 3 золотыми крестами, сооружён на гроб царя Алексея Михайловича. Вес 3 фунта 90 золотников.

Серебряный панихидный подсвечник. Вес 3 фунта 54 золотника.

Серебряный подсвечник — 2 шт. Вес обоих 4 фунта 42 золотника.

Медный подсвечник, посеребренный и частью позолоченный. Вес до 3-х пудов.

Серебряная лампада в виде чаши без крышки, находится перед мощами царевича Дмитрия. Вес 6 фунтов 70 золотников.

Серебряная лампада перед иконой Алексея человека божия. Вес 4 фунта 38 золотников.

Серебряная лампада. Вес 4 фунта 84 золотника.

Серебряная лампада. Вес 3 фунта 93 золотника.

Серебряная лампада. Вес 2 фунта 72 золотника.

Серебряная лампада. Вес 3 фунта 48 золотников.

Бронзовая лампада, вызолоченная, изготовлена 10 июля 1774 года.

Серебряные лампадки в количестве более 30 штук. Вес каждой 2 фунта 40 золотников.

Серебряное блюдо, вызолоченное, обложено драгоценными камнями, золотом. Вес 5 фунтов 28 золотников.

Серебряное блюдо, вызолоченное. Вес 1 фунт 91 золотник.

Серебряное блюдо, вызолоченное. Вес 6 фунтов 64 золотника.

Серебряное блюдо. Вес 1 фунт 86 золотников.

Серебряное блюдо. Вес 3 фунта.

Серебряное блюдо. Вес 1 фунт 30 золотников.

Серебряное блюдо, вызолоченное. Вес 2 фунта 6 золотников.

Серебряное блюдо с резным изображением Иисуса Христа. Вес 1 фунт 32 золотника.

Блюдо китайского фарфора 17 века.

Серебряные ложки 2 шт. Весу в обоих ложках 30 золотников

Это всё, что осталось в соборе после 1812 года, не считая различных церковных тканевых покровов обнизанных жемчугом, вышитых золотом и серебром. Из описи 1866 г. покровов на царские гробницы числилось 13 шт. на коих золота было весом 13 фунтов 53 золотника, серебра же 9 фунтов 34 золотника, а драгоценных камней, алмазов — 212 шт., рубинов — 507 шт., изумрудов — 22 шт., сапфиров — 3 шт. Жемчужин всего было 169.528 шт.

Покровов на святые мощи царевича Димитрия и Михаила князя Черниговского всего 6 шт. Других священнических и дьяконского облачения всего 20 шт. На их украшения пошло золота 1 фунт 36 золотников, серебра 4 фунта 63 золотника, а различных драгоценных камней — 57 шт. Жемчуга всего 215.887 шт.

Кроме драгоценных вещей в соборе находилось библиотека, в которой числилось 52 печатные книги. Прежде чем продолжать перечень хочу дать Вам необходимые пояснения для облегчения понимания сути вопроса и облегчения подсчётов.

Как, ещё не устали? Тогда я продолжу. И теперь мы с тех же позиций рассмотрим Благовещенский Собор Кремля. Вначале я опишу его богатства, которые хранились в соборе в 17 веке при Екатерине II, а потом произведём сравнение с послевоенной описью, составленной в 1854-м году.

Вы, я надеюсь, набрались терпения перед долгой дорогой? Что ж тогда я начинаю.

В Благовещенском соборе в 1787 году насчитывалось:

Жемчугу в покровах и пеленах…………..12 фунтов

Жемчугу на ризах и стихарях …………….8 фунтов 40 золотников

Жемчугу снятого с обветшалых облачения…9 фунтов 21 золотник

Серебра в церковной утвари числилось …….64 пуда 33 фунта

В Благовещенском соборе французы нашли много драгоценностей, даже слишком много. Иконы в иконостасе были покрыты серебром, иногда золотыми ризами, украшенные различными драгоценными камнями. Только ризы с 5-и икон нижнего яруса стоили 47000 рублей по оценке 1770 г. Всего же в храме имелись следующие образа:

Образ Пресвятой Богородицы Боголюбской — оклад золотой обнизан жемчугом, яхонтами, изумрудами и бирюзой.

Образ пресвятой Богородицы Варловской — оклад весь золотой, драгоценные камни.

Образ Всемилостившего Спаса — оклад серебряный.

Образа на аналоях. Оклад и ризы серебряные.

Образ Николая Чудотворца — оклад серебряный, обнизан жемчугом, яхонтами.

Образ Богородицы Умиления — оклад серебряный.

Образ Богородицы Благовещения — оклад и венцы серебряные, обнизан жемчугом и драгоценные камнями.

Образ Пресвятой Богородицы Знамения — оклад серебряный, обнизан жемчугом и бирюзой.

Образ Вознесения Господня.

Образ Пресвятые и Живоначальной Троицы — оклад и середина серебряные, золочёные по две жемчужины и четыре яхонта.

Образ Пресвятой Богородицы Достойно есть — оклад серебряный.

Образ Одигитрии — оклад и венцы серебряные.

Образ пресвятой Богородицы Донской — оклад золотой, жемчуг, бирюза, яхонты.

(До 1812 года эту икону украшала золотая риза весом в 26 фунтов, с крупными изумрудами и жемчугом). Жемчуга было 2 фунта 75 зол. (После ухода французов, осталась только золотая рама весом в 12 фунтов, которую они посчитали за медную.)

Образ пресвятой Богородицы Казанской.

Образ пресвятой Богородицы Тихвинской — оклад и венцы серебряные.

Образ пресвятой Богородицы Владимирской, четырёхлистовый — оклад золотой, драгоценные камни, жемчуг.

Образ пресвятой Богородицы Владимирской — оклад серебряный золочёный, венцы золотые, драгоценные камни.

Образ пресвятой Богородицы Владимирской — оклад серебряный обнизан жемчугом и драгоценными камнями.

Образ пресвятой Богородицы Владимирской.

Образ пресвятой Богородицы Владимирской — оклад и венцы серебряные.

Образ Пресвятой Одигитрии — серебро, золото, жемчуг, драг. камни.

Образ Всемилостивого Спаса на Престоле — венцы и оклад серебряные, два изумруда, две бирюзы, семь яхонтов лазоревых, четыре лалика, четыре суровика, и одна виниска. У цаты три панагии с мощами, золотые, одна четырёхугольная, три круглые.

Образ пресвятой Богородицы с Младенцем. Венцы и оклад весь золотой. Обнизан жемчугом с драгоценными камнями, две золотые звезды, и пять золотых крестов. Камни — изумруды, лалы, яхонты, бирюза, суровики, ляльник, всего 79 камней.

Образ Николая Чудотворца и святые мученицы Татьянины — оклад бессемный, венцы резные серебряные.

Образ Преподобного Антония Сийского — оклад резной, серебряный, позолоченный, с шестью драгоценными камнями и жемчугом.

Образ Алексия митрополита — оклад и венцы серебряные, две бирюзки и жемчуг.

Образ Благоверного князя Фёдора и чад его Давида и Константина Ярославских чудотворцев.

Образ Сергия Чудотворца — оклад серебряный.

Образ Николая Чудотворца — оклад серебряный, обнизан жемчугом.

Образ Пресвятой Богородицы Владимирской — оклад серебряный.

Образ Воскресения и Вознесения — оклад серебряный.

Образ Софии премудрой слово Божие — отделано серебром.

Образ Пресвятой Одигитрии — оклад серебряный.

Образ Пресвятой Одигитрии — оклад серебряный, обнизан мелким жемчугом.

Образ Пресвятой Богородицы штилистовый, оклад серебряный, золочёный, низан жемчугом в одно зерно.

Образ Пресвятой Богородицы Покрова — семилистовый.

Образ Пресвятой Богородицы Одигитрии — штилистовый, оклад и венцы серебряный.

Образ Пресвятой Богородицы Одигитрии — штилистовый.

Образ Пресвятой Богородицы Владимирской — оклад серебряный.

Образ Пресвятой Богородицы Фёдоровские — оклад серебряный.

Образ Пресвятой Богородицы Владимирской — оклад серебряный.

Образ Спасов меж Смоковниц — оклад серебряный.

Образ Всемилостивого Спаса Деисус — оклад серебряный.

Образ Пресвятые Богородицы Владимирской пятницы — венец и поля серебряные.

Образ Пресвятой Богородицы Одигитрии — риза и оклад серебряные.

Двери царские, на них образа святых, всего 18 икон. Все образа серебряные, литые, золочёны с драгоценными камнями — всего камней 37. По полям оклады серебряные, золочёны у царских ворот чеканные.

Образа местные в киотах по правую сторону царских дверей. Образ Всемилостивейшего Спаса Стоящий оклад весь золотой обнизан жемчугом с драгоценными камнями. Камней 9 шт.

Кроме богато украшенных многочисленных икон в Благовещенском соборе имелась богатая ризница. Ризница была вывезена в Вологду с монастырскими и соборными ризницами. Но вывезли не всю ризницу, а только наиболее ценные вещи, некоторые из них сохранилась до наших дней.

Однако продолжим, необходимо перечислить и ценности, хранившиеся в ризнице Благовещенского собора.

Золотой потир — вес 3 фунта без 2 золотников.

Золотая звезда — вес 72 золотника.

Золотой дискос — вес 1 фунт 31 золотник.

Серебряный потир — аспидный, красный около него поддон серебряный, золочёный, вес 2 фунта без 18 золотников.

Серебряный потир — вес 1 фунт 17 золотников.

Серебряная звезда — вес 52 золотника.

Серебряное блюдо, золочёное в центре образа Прасковии Богородицы и Знамения — вес 2 фунта без 3-х золотников.

Серебряный потир в поддоне — вес 3 фунта 13 золотников.

Серебряное блюдо, золочёное в середине образ Иоанна Предтечи резной, весом 1 фунт без 5-и золотников.

Серебряные золочёные блюдца — вес 61 золотник, на одном образ Пресвятые Богородицы Знамения.

Серебряная дароносица, в ней четыре ковчега весом 1 фунт 19 золотников.

Серебряная дароносица, золочённая по подписи государевой казны — вес 1 фунт 27 золотников.

Серебряная чаша водосвящённая на поддоне, сделана в 1630 году, золочёная с надписью — вес 30 фунтов с полуфунтом.

Ковчег — оклад серебряный.

Кружка серебряная — вес 2 фунта 65 золотников.

Ковш серебряный — вес 1 фунт 19 золотников.

Чарка серебряная — 42 золотника.

Чарка серебряная — 44 золотника.

Кадило серебряное — 2 фунта 52 золотника.

Кадило серебряное — 1 фунт с четью.

Лампада серебряная — 1 фунт 54 золотника.

Два подсвечника — 68 золотников.

Крест золотой с драгоценными камнями, внизу креста панагия, оклад и цепочка золотые, 14 драгоценных камней, 127 жемчугов.

Крест серебряный.

Крест серебряный — 5 фунтов без 5 золотников.

Кресты золотые с мощами святых: всего 15 крестов общим весом 8,5 фунтов золота.

Серебряные подсвечники — 17 шт.

Серебряные подсвечники — 9 шт. Общий вес 29 фунтов 63 золотника.

Серебряные блюдца 17 шт. Общий вес 21 фунт 14 золотников.

Панагии в серебряных окладах. Всего 34 шт. Общий вес 20 фунтов 86 золотников.

Панагии с мощами, обложены золотом. Всего 11 шт. Общий вес 3 фунта 62 золотника.

Серебряные позолоченные раки с мощами, всего 35 шт. Общий вес — 5 пудов, 8 фунтов, 24 золотника.

Кроме этого в соборе были ещё 4 придела: Иерусалимский, Архангела Гавриила, Великомученика Георгия и пресвятой Богородицы. Утварь в приделах была смешанная, как серебряная, так и медная. Там же находились и два сундука, в которых был серебряный лом, т.е. сломанные серебряные вещи, оклады, подсвечники и. т. п.

Есть и другие сведения о том, что Благовещенский собор был самым дорогим по убранству церковным сооружением Кремля. В 17 веке в Москву приезжал Павел Алеппский, он писал: «Патриарх Никон в беседе с нашим учителем патриархом Макарием сказал ему о золотом кресте церкви Благовещения, стоит сто миллионов золотом, крыша церкви со своими 9-ю куполами покрыта золотом в палец толщиной».

В настоящее время кровля крыши и купола покрыты медными позолоченными листами. Кресты на всех девяти куполах установлены вновь при ремонте и восстановлении собора после нашествия французов.

В 1800 году художником Ф. Я. Алексеевым по указу царя Павла I написана картина — «Соборная площадь в Кремле». Если внимательно присмотреться, к Собору Благовещения на картине, то можно заметить, что купола и крыша по форме своей несколько отличаются от современных конструкций.

Впрочем, часть вещей из Собора сохранилась до настоящего времени, и хранятся они в Оружейной палате. Вот список их, составленный после ревизии в 1854 г.

Евангелие 1568 г.

Евангелие 1571 г.

Евангелие 7076 (1538г).

Сосуд агатовый (аспидный красный) 1326 г.

Сосуд золотой, гладкий, простой 15 века.

Крест золотой, принадлежал царевичу Алексею Петровичу.

Крест Корсуньковский царя Константина 1639 г.

Крест золотой с финифтью и алмазами.

Крест серебряный сканный.

Крест в золотом чеканном окладе с жемчугом и драгоценными каменьями.

Ковчег золотой, над ним большой лал, который был в короне Павла I

Кадило серебряное.

Ладоница серебряная, чеканная.

Чаша серебряная, надпись 7137 г.

Кружка серебряная вышиной 5,5 вершков, диаметр 2 вершка.

Блюдо серебряное весом в 1 фунт 93 золотника, изготовлено в лето 1696г.

Четвертина серебряная шестигранная с кольцом в крышке. Изготовлены 1707 г. Вес её 3 фунта 9 золотников.

32 серебряных ковчега.

Как видите, от былого богатства и великолепия после европейского нашествия не осталось и следа. Сохранить смогли немногое. Большая часть церковных сокровищ в переплавленном и первоначальном виде была погружена как минимум на 225 пароконных телег, набитых сверх всякой меры. Везти такой тяжёлый груз в позднее осеннее время, по, известно каким просёлочным дорогам, было делом практически невозможным. Первоначальное количество фургонов с похищенным из Москвы имуществом (разумеется, разного качества и ценности) легко переваливало за десять тысяч. Но добычу не только увозили, но и уносили. Сто тысяч солдат выступили из Москвы, и в ранце каждого нашлось местечко для чего-то ценного. Представим себе, что каждый нёс только 1 (один) килограмм добычи. И то на круг получается 100 тонн! Но на самом деле, разумеется, никто одним килограммом не ограничился, не те были нравы. Тащили узлы, волокли баулы и чемоданы. Забирали всё, что плохо лежало. Офицеры и иные состоятельные люди битком набивали свои конные экипажи и даже обвешивали строевых лошадей чересседельными мешками. И, разумеется, в ворохе мехов, тканей, книг и фарфоровых статуэток были золотые и серебряные вещи, а так же всевозможные денежные средства в виде монет разного достоинства.

Драгоценные камни и жемчуг были отправлены Наполеоном в Париж отдельно. Это видно из донесения графа Чичагова, посланного Государю 18 ноября 1812 года. В нём есть интересный момент. «В следующий день (13 ноября) к вечеру граф Ламберт получил донесение от посланного им в Несвиж отряда, что неприятель не выждал атаки и очистил город, в котором найдено более, нежели на миллион драгоценностей, брильянтов и жемчугу, награбленных в Москве и для сохранения присланных в Несвиж».

Впрочем, пора заканчивать небольшое отступление и продолжать наше почти бесконечное описание утраченного россиянами богатства.

Пришла очередь Успенского собора. Пожалуй, он пострадал от французов более всего. Хотя главные его святыни — чудотворные иконы Владимирской Божьей Матери, риза Господня, Корсунские кресты и другие священные предметы были своевременно отправлены вместе с патриаршей ризницей из Москвы в Вологду и Владимир, тем не менее, в Успенском соборе осталось ещё очень много драгоценностей — главным образом ризы на иконах и тяжеловесные предметы обстановки. Общее количество икон в соборе было 375, все они были украшены серебряными и золотыми ризами и окладами с драгоценными камнями.

В 1773 году по указу Екатерины Успенский собор был обновлён и отреставрирован. Тогда же был издан указ о переписи церковных украшений и сокровищ и строжайшем их сохранении. Вот так оно всё и сохранялось… вплоть до 1812-го года.

Чтобы скорейшим образом обобрать и утилизировать имевшееся там серебро и золото, французы (как я уже упоминал) установили плавильный горн прямо посреди храма. На нём производили бруски драгоценных металлов весом в 15 — 20 фунтов, и пережигали на металл облачения священников, с целью извлечения из них драгоценной отделки. Тут же работал и плотник, изготавливавший из икон ящики, для упаковки переплавленного металла и не переработанных изделий. Именно в этом соборе на одном из поддерживающих купол столпов была найдена надпись о том, что было переплавлено 325 пудов серебра и 18 пудов золота.

Иными словами было переработано 5200 кг. серебра и 288 кг. золота. По современным расценкам только из одного этого Кремлёвского собора, и только в виде лома было изъято на 3.500.000 $, как минимум.

Хочу привести список золотых и серебряных предметов Успенского собора, бывших в наличии на 7 августа 1773 года. Составлен он на основе книги протоирея Успенского собора А. Г. Левшина. Но нужно иметь в виду, что в течение сорока лет после этого момента поступления в ризницу собора продолжались.

Евангелие. Большое, напрестольное, обложено золотом и драгоценными камнями. 1693 года.

Евангелие. Напрестольное.

Евангелия. Новых и письменных старых, всего 18 шт. Некоторые низаны жемчугами, а другие обложены золотом или серебром.

Крест кипарисный, оклад золотой.

Крест серебряный, сканного дела с финифтью, вызолочен в 1595 г.

Крест большой золотой, гладкий на нём надпись: лето 7191 август 14 день.

Кроме сих крестов имеются и другие золотые и серебряные, некоторые низаны жемчугом.

Сосуды золотые в потире и дискосе. Вес 7 фунтов и 78 золотников.

Сосуды золотые в потире, дискосе, звезде, двух блюдцах, лжице (ложке) и копии. Вес 30 фунтов 58 золотников.

Потир серебряный позолоченный.

Потир яшмовый Антония Римлянина. Весу в нём с золотом и каменьями — 4 фунта 36 золотников. (Один этот потир сейчас бы стоили 200.000 $.)

Потир яшмовый Антония Римлянина. Весу в нём с золотом и каменьями — 4 фунта 64 золотника.

Сосуд яшмовый с крышкою, поверх той крышки золотая змейка с финифтью высокой работы.

На святом престоле поставлена драгоценная и редкого искусства утварь в стеклянном специально сделанном футляре. Подарена князем Г. А. Потёмкиным 5 февраля 1778 г. Представляет собой подобие Синайской горы, высота аршин с полувершком, длина — 11 вершков с четвертью, ширина — 9 вершков. На той горе изображён Святой пророк Моисей, принимающий от Господа Бога скрижали Божия закона. В пещере той горы устроена дарохранительница, а в подножии горы расположены высочайшие рукописания Екатерины в золотом глазете. Сей предмет содержит: золота 19 фунтов Серебра 19 фунтов 24 золотника. (10 миллионов, самая скромная оценка, самая малая!)

Паникадило большое, серебряное, подаренное боярином И. В. Морозовым в 1660 г. Весу в нём 60 пудов, 12 фунтов и 59 золотников.

Паникадило серебряное против образа Христа Спасителя, поверх оного паникадила крест и три яблока кольца вызолочены. Вес 24 фунта, 33 золотника.

Лампады серебряные, местами позолочены. В количестве 10 шт. Вес 8 пудов, 8 фунтов и 9 золотников.

Подсвечник серебряный тройной. Вес — 1пуд, 11 фунтов 48зол-в.

Чаши водоносные, серебряные кадильницы серебряные, ушат серебряный и другие принадлежности. Вес 2 пуда с золотниками.

Сосуды золотые, усыпанные брильянтами и яхонтами с дискосом и звездою. Вес 6,5 фунта.

Ковчег серебряный, четырёхугольный в нём 3 золотых ковчежца и 4 серебряных.

Ковчег серебряный, на крышке надпись — «Мощи Святого апостола Андрея Первозванного».

Ковчег серебряный Григория Богослова.

Ковчег серебряный Иоанна Златоуста.

Ковчег серебряный мученика Авксентия.

Ковчег серебряный Евфимии Прехвальные.

Ковчежец серебряный Страстотерпца Георгия.

Ковчежец серебряный вызолоченный царевича Дмитрия.

Ковчежец маленький Петра Митрополита.

Ковжецы маленькие золотые 2 шт., серебряные 1 шт.

В алтаре за жертвенником устроен иконостас, в том иконостасе киот серебряный створчатый, там же ковчег серебряный, там же ковчег золотой, чеканный четырёхугольный.

В алтаре за престолом два образа всемилостивейшего Спаса и Божия матери — оклады серебряные, позолоченные.

Образ Христа Спасителя в середине второго яруса — оклад золотой.

Образ Пресвятой Богородицы, писан 1740 г. обложен золотым окладом и украшен алмазами.

Образ чудотворной иконы Псковопокровской обители. На трёх золотых таблицах надпись, 1740 г. сей образ обложен золотым окладом и украшен алмазами.

По правую сторону от дверей, выставлены в золочёном иконостасе образа разных святых не «посредственной» величины, почти все обложены серебряными окладами. Напротив западных дверей устроен четырёх ярусный иконостас. В середине второго яруса образ Христа Спасителя, оклад золотой. Серебра во втором ярусе на 17 образах и на 16 столбиках всего 17 пудов 20 фунтов 84 золотника.

Серебра в третьем ярусе на 18-и образах и 16-и столбиках обитых чеканным серебром всего 8 пудов 26 фунтов 82 золотника.

Серебра в четвёртом ярусе на 17-и образах и 17-и столбиках всего 15 пудов 7 фунтов 46 золотников.

Серебра на пятом ярусе 14 пудов 16 фунтов 63 золотника.

Рака Ионы Митрополита, обложенная серебром чеканным, золочёна на двух сторонах четыре круга серебряных.

Рака Филиппа Митрополита облачена чеканным серебром, золочённым на двух сторонах четыре круга серебряные золочённые.

Но это ещё не всё, в 1773 году Екатерина II передала в собор священнические одежды в количестве 38 шт., украшенные золотом, драгоценными камнями и жемчугом.

В 1790 году купцом Семеном Васильевым в собор была так же передана вызолоченная, и посеребрённая одежда на престол весом в 5 пудов и 15 фунтов (!). Им же были сделаны серебряные ризы на иконы: Воскресения Христова, Распятия Господня, Тихвинской Богоматери, Св. Петра митрополита, Успения Божьей Матери и на Спасителев образ. Общее количество серебра пошедшее на украшение этих шести икон было (Вы только вдумайтесь в эти цифры) 17 пудов и 26 золотников, а золота 27 фунтов 4 золотника.

И в довершение просто не могу не сообщить, что в алтаре собора на серебряной цепочке висел золотой голубь (символизирующий Христа) и Евангелисты, вычеканенные на серебре.

Казанский собор Кремля начали грабить, пожалуй, в самую первую очередь, поскольку стоял он очень «удобно», прямо напротив Спасских ворот. Все драгоценные украшения на святых иконах, а так же серебряные вызолоченные оклады на них, священные богослужебные сосуды, напрестольные кресты, оклады на напрестольных Евангелиях — всё под чистую было разграблено солдатами «старой» и ««молодой» гвардии, первыми вошедшими в Кремль. Казанский собор был примечателен тем, что перед нашествием неприятеля из него не было вывезено в Вологду ни одной вещи.

После бегства французов из всех драгоценностей, бывших в соборе, нашлась лишь золотая рама от иконы Казанской Божьей матери, поскольку её приняли за медную, и бросили в кучу мусора.

Чудов монастырь тоже был замечателен своей богатой ризницей состоящей из Евангелий, крестов, священных сосудов и священнических облачений. Перед занятием Москвы французами, многие вещи были предусмотрительно вывезены, а затем возвращена обратно. Но то, что погрузить не успели, либо не смогли демонтировать заранее, было вывезено уже французами. В монастыре было 4 храма: церковь Архангела Михаила (1501 г.), церковь святителя Алексея (1680 г.), храм благовещения Пресвятой Богородицы (1501 г.), и церковь Андрея Первозванного. Маршал Даву, имея главную квартиру в Новодевичьем монастыре, иной раз останавливался на ночлег именно в Чудовом монастыре.

Храм Спаса на Бору, одна из древнейших церквей в Кремле. До 1330 года на месте нынешнего храма существовала дубовая церковь во имя Преображения Господня. Эта церковь была сооружена князем Даниилом на холме, где был дремучий бор, и где в то время стояла хижина отшельника Букола. В 1812 году церковь, как и прочие, была полностью разграблена, и французы устроили в ней продовольственный склад. Впоследствии эта церковь некоторое время служила пристанищем для бесприютных церковников.

Патриарший или синодальный дом с церковью двунадесяти апостолов. В патриаршем доме находилась богатейшая и древнейшая ризница, а так же патриаршая библиотека, в коей находилось древних греческих рукописей 511 шт. а славянских книг 1008 шт. Великолепные произведения искусства, масса серебряных сосудов, книг, столовое серебро и прочее было полностью вывезено в Вологду и потому спасено от расхищения.

Ах, если бы всё было так же удачно, как в патриаршем доме, где было проявлена поразительная предусмотрительность! Но мы видим, что сотни подвод с добычей были вывезены только из Кремля, т. е. оттуда, откуда было заранее эвакуировано наибольшее число старинных раритетов.

А что же творилось в самой Москве? Ведь в городе на тот момент числилось 24 монастыря, некоторые из них весьма древние и богатые. Все без исключения они были ограблены удалыми «гвардейцами». Чтобы дать Вам хоть какое-то понятие о масштабах потерь и в этой области я посвящу ещё несколько страниц книги описанию известных мне фактов.

Самым богатым по праву считался Донской монастырь и по сию пору стоящий в районе широко известной Шуховской телебашни. Основан этот монастырь был в 1596 году. Богат он был потому, что на кладбище монастыря хоронили дворян и богатых купцов. Если у Вас как-нибудь выдастся свободный денёк, не поленитесь, съездите в Донской монастырь. Походите неспешно по его обширной территории, посмотрите, любопытствуя, какие там стоят надгробья, почитайте выбитые на мраморе и гарбо фамилии, проникнитесь духом тех времён. Вам многое станет ясно.

На территории монастыря имелись церкви:

Пятиглавый Соборный храм

Церковь Пресвятые Богородицы Донская

Церковь Сретенья Господня

Церковь Богородицы Тихвинской

Церковь преподобного Александра Свирского

Ризница с церковным имуществом помещалась в палатке, пристроенной к паперти Соборного храма.

Чтобы вывезти все монастырские сокровища потребовалось бы не менее сотни подвод, но было эвакуировано, только пять подвод всевозможного имущества. Брали только самое ценное, и то, без чего невозможно было представить себе именно Донской монастырь. Всё остальное, увы, досталось незваным гостям. Из Соборного храма были похищены оклады и ризы с икон находящихся на восьмипоясном иконостасе. Среди них риза серебряная богато украшенная жемчугом и драгоценных камнями с иконы Донской Богоматери. Были похищены ризы столь же богато украшенные с икон Спасова Образа и иконы Богоматери Едесская.

На иконе Спаса Вседержителя была риза серебряная, чеканная, позолоченная. Перед иконами висели серебряные чеканные лампады. Только перед иконой Донской Богоматери висело 8 серебряных лампад. Остальные церкви монастыря так же имели богато украшенные старинные иконостасы. Но их старинность не уберегла их от тотального разгрома и разграбления.

Но всё же я не могу удержаться от того, чтобы не перечислить некоторые вклады, которые делали в монастырскую ризницу состоятельные лица государства Российского. Не все, конечно, перечислю, только самые крупные и знаменитые.

В 1679 году. Три напрестольные Евангелия, одно большое в серебряном золочёном окладе. Три сосуда серебряных, один из них золочёный.

В 1725 году. Потир, чаша золотая с серебряным поддоном. Золота 1 фунт и 15 золотников. Серебра 2 фунта и 51 золотник.

В 1727 году. Золотой прибор весом 2 фунта и 32 золотник. Ковчег серебряный и серебряный крест.

В 1750 году. Паникадило, весом в 1 пуд, да ещё 0,5 пуда серебра на местные иконы.

В 1785 году. Шапка (митра) с жемчугом и драгоценными камнями.

В 1793 году. Серебряный подсвечник весом 70 фунтов 32 золотника.

Дарились и прочие предметы роскоши и церковного обихода: панагии, церковные книги, кресты, сосуды, богатая одежда и т. п.

Велика вероятность того, что большая часть этих вещей попала не в императорский обоз, а в руки солдат гвардии. Как известно, у Наполеона было 2 дивизии «старой» гвардии и 2 дивизии ««молодой» гвардии. Эти дивизии, почти не пострадавшие при Бородинской битве, входили в Москву первыми. Первыми же они и начали разграбление города, особое «внимание» обращая именно на культовые здания и сооружения. При отступлении все четыре дивизии шли пешком, поскольку телеги и повозки, к ним приписанные, просто ломились от добычи.

Прочие монастыри пострадали не менее. В Новоспасском монастыре имелся величественный пятиярусный иконостас, сходный с иконостасом Успенского собора в Кремле. С него было похищено более 20-и пудов серебра. Уцелела лишь монастырская ризница, вывезенная в Вологду. Всё остальное было спрятано на месте, но к несчастью французы отыскали захоронение. Вывозили они примерно такого рода вещи. Процитирую небольшой отрывок из документа, в котором перечисляются вклады Новоспасского монастыря.

В соборной церкви — Икона Нерукотворного образа — риза и венец серебряные, позолоченные, перед иконой подсвечник серебряный весом 1 пуд 21 фунт — подарок купеческой жены Козловой в 1791 г.

Икона Преображения Господня — риза серебряная, позолоченная, украшена бриллиантами, алмазами и др. драгоценными камнями.

Ковчег серебряный в окладе на престоле.

Одежда парчи золотой с золотою бахромою и 6-ю большими золотыми кистями.

Перед всеми иконами серебряные лампады.

Ковчег серебряный.

Крест напрестольный, золотой, украшенный драгоценными камнями, вклад царя Фёдора Алексеевича в 1680 году. Весу в нём два фунта золота, а с деревом и камнями 3 фунта 65 зол.

Крест золотой, подарок митрополита Крутицкого в 1673 году.

Крест прорезной, сквозной, богатой работы из орехового дерева, украшен жемчугом и драгоценными камнями.

Кресты, вложенные в монастырь 3 шт. один графом Шереметьевым в 1802 году, другой купеческой жены Бабкиной в 1788 году и один крест господина Еропкина в 1785 г. Из них два с финифтяными образами.

Два золотых креста с золотыми цепями.

Служебные сосуды — 4 шт.

Большие серебряные сосуды позолоченные — 2 шт.

Серебряные сосуды вкладу господина Еропкина с финифтью.

Водосвятные серебряные чаши — 2 шт.

Блюда серебряные, одно вкладу царя Фёдора Алексеевича, остальное графа Шереметьева, князя Черкасского, и одно устроено монастырской казной.

Рапиды серебряные позолоченные вкладу И. Г. Морозова 1670 г.

Ризы настоятельские с жемчужным оплечьем, всего — 11 шт. Из них самая лучшая по борту обнизана самым крупным жемчугом с разводами, в середине оплечья позади крест алмазный сплошною мерою в длину более одной четвёрти аршина (18 см.) в нём один изумруд шестигранный длиной полвершка (2,2 см.), шириною несколько меньше, да в разных местах по оплечью 15 запон алмазных с таковыми же коронами, всё сие, так как и крест в оправе золотой. Вклад царя Михаила Фёдоровича.

Ризы подобные вышеописанным, так же епитрахиль, набедренник, поручни и стихарь вкладу князя Черкасского.

Настоятельская «шапка» жемчужная с алмазами и другими драгоценными камнями, иконы на ней золотые. Другая «шапка» с большими яхонтами чистейшей воды.

три «Плащаницы» одна из них шита в 1645 году.

Пять покровов надгробных украшенных жемчугом.

Несколько слов необходимо сказать и о Богоявленском мужском монастыре. Монастырь очень древний, находился на Никольской улице, недалеко от Троицких ворот Кремля. При пожаре 1812 года монастырь уцелел, только обгорела главка на колокольне. В монастыре было похоронено много знатных и богатых людей того времени. Поэтому в ризницу монастыря многие и многие знатные сановники делали весьма щедрые подношения, что в те времена было весьма принято.

Так на поминание стольника Шереметьева в 1677 году было вложена большая серебряная водоносная чаша, весом 10 фунтов 51 золотник. От княгини Долгорукой вложен серебряный потир, дискос, звезда, лжица весом 5 фунтов 12 золотников. От графа С. Б. Шереметьева в 1768 году вложен потир золотой, золотой дискос, звезда, два блюдца, и лжица весом 7 фунтов 25 золотников. Серебряные кресты напрестольные весом в 1 фунт 4 золотника. И другой, в 2 фунта 33 золотника и множества других серебряных и золотых. Евангелие в серебряном окладе, серебра пошло на одну большую книгу 16 фунтов. И множество другой церковной утвари.

Монастырская ризница к счастью уцелела, поскольку была вывезена. Но иконы и те предметы, которые не успели спрятать, сильно пострадали от европейских варваров. Сколько было снято со стен монастыря серебра и золота, сведений не сохранилось, но, судя по тому, что всё имущество было старинное и массивное, набралось его немало. Поскольку в Богоявленском монастыре помещался на постое маршал Ней, то, скорее всего именно его обоз всё серебро и попало.

Даниловский монастырь был выбран для размещения в нём артиллерийского парка. По некоторым оценкам монастырь потерял имущества на 10.000 рублей. Одного серебра было взято от 5-и до 10 пудов.

Изрядно пострадал от нашествия Заиконоспасский монастырь, стоявший на Никольской улице. Монастырь этот был основан в 1619 году. Имел Соборную 2-х этажную церковь. Кроме этого, имелась и Владимирская церковь с богатым иконостасом и с главной иконой Владимирской Божьей Матери, украшенной богатой золотой ризой. Верхний Соборный храм имел иконостас, выстроенный в 1742 году. Все иконы в нём были украшены массивными серебряными ризами. Из алтаря двери вели в монастырскую ризницу, в которой хранились церковные сосуды и дорогое облачение. Нижний соборный храм так же имел богатый иконостас. Большие иконы алтарного иконостаса были обложены чеканным серебром.

В описной книге монастыря за 1780 год после сверки с наличностью в 1813 году архимандритом Симеоном о большинстве икон замечено: «похищены французами» или «оклад похищен неприятелем».

Исчезли кресты, служебные сосуды, кадила, лампады, подсвечники, престольные одежды, кроме весьма немногих, отправленных в Вологду.

Заиконоспасский монастырь стоял недалеко от Кремля, и вероятно всё его богатство попало в императорский обоз.

Тоже недалеко от Кремля, между Покровской и Мясницкой улицей находился и другой древний монастырь — Златоустовский. Монастырь был основан в 1412 году. На территории его стояли следующие церкви: Благовещенская, Златоустовская, Троицкая, Захарьинская и Спасская. При приближении французов к Москве Златоустовский архимандрит Лаврентий принял некоторые меры к сохранению монастырских сокровищ. Многие вещи, как-то: евангелия, кресты золотые и серебряные, драгоценные сосуды, одежды и прочее он «тайным образом» перенёс в настоятельские покои монастыря.

23 августа, в день, когда Наполеон выступил из Гжатска, Лаврентий получил словесный приказ от Московского викария быть готовым к отъезду и перевозу имущества сразу двух монастырей, Златоустовского и Перервенского. 31 августа, уложив на 10 подвод имущество обоих монастырей, Лаврентий препроводил обоз в Кремль, где собирались эвакуационные колонны от других обителей. Только 1-го сентября сводная колонна выехала из Москвы.

А со 2-го сентября в монастыре хозяйничали захватчики. Поскольку иконостасы оставались на месте, то они, разумеется, были разломаны и ограблены в первую очередь. Французы находились в Златоустовском монастыре до 23 октября и очень тщательно обыскали и ободрали все его помещения. Всё, за исключением монастырского архива, медных светильников и оловянной посуды, было вывезено.

Симонов первого класса мужской монастырь находился от Кремля к востоку в 6-и верстах на левом берегу Москвы-реки. Основан он в 1370 году в дни Великого князя Дмитрия Донского. Монастырь был окружён каменной стеной с 4-я башнями готического стиля по углам, и 5-й башней посередине южной стены.

Из Симонова монастыря были похищены даже «Царские врата» высотой более 3,5 метров, обложенные позолоченным серебром и крупными разноцветными камнями: яхонтами, изумрудами, бирюзой и др. Чтобы дать представления о величине ущерба приведу только стоимость всего двух икон.

Икона Вседержителя, сидящего на престоле, украшена серебряной чеканною вызолоченной ризой весом 1 пуд 23 фунта 20 золотников, стоимостью по оценке 1812 года — 1517 рублей. (Сейчас она бы оценивалась не менее чем в миллион долларов).

Икона преподобного Кирилла Белозерского 1774 г. украшена золотым окладом и 10-ю золотыми изображениями святых по полям её, общий вес золота 2 фунта 17 золотников. Стоимость, по оценке 1812 года — 627 рублей. (Считайте, что теперь полмиллиона долларов).

Кроме того, из монастыря были похищены богослужебные сосуды. Золотой потир весом в 3 фунта 68 золотников, серебряная лампада весом в 4 фунта 38 золотников, серебряный подсвечник, весом 5 фунтов 83 золотника, серебряная чаша, для освящения воды, весом 16 фунтов 50 золотников, кресты, панагии, митры, саккосы, клубоки, покровы, кубки, стопы, кружки, четвертины, лампады, кадила, подсвечники, паникадила и прочее, и прочее, и прочее, не менее чем на 100.000 рублей.

Всё похищенное заботливо укладывалось на все виды транспорта тех времён, и называлось «Московскими трофеями». Зачастую в своих мемуарах французы называли процесс перевозки своей добычи «перевозкой тяжестей». Согласитесь, что лёгкие и малочисленные вещи «тяжестями» не назовут. Ведь даже неподъёмные 24-х фунтовые гвардейские пушки и боеприпасы к ним так не называли.

Фезанзак — командир 4-го линейного полка 3-го корпуса пишет в своих мемуарах следующее. (Волосы встают дыбом, когда читаешь такого рода заметки.)

«Ночью 18-го октября экипажи 3-го корпуса двинулись к сборному пункту, в Симонов монастырь. Никогда за нами не тянулось столько экипажей. Ночи едва хватило, чтобы нагрузить провиант и привести упряжки в порядок. За час перед восходом солнца тронулись в путь. Симонов монастырь был весь объят пламенем — жгли провиант, который не могли взять с собой. Во многих фургонах было свободное место, а перед нами горел провиант, который может быть, спас бы нам жизнь. Мы тащили за собой всё, что избегло пожара. Самые элегантные и роскошные кареты ехали вперемешку с фургонами, дрожками и телегами с провиантом. Эти экипажи, шедшие в несколько рядов, по широким русским дорогам, имели вид громадного каравана.

1-го ноября мы дошли до Вязьмы. Не раз упрекали Наполеона в том, что при таком опасном положении французская армия шла слишком медленно, нельзя забывать, что и люди и лошади были истощены донельзя. Чтобы ускорить наше движение, необходимо было принести в жертву весь обоз. Неоспоримо, что подобное решение спасло бы нас от многих бед, но ещё никто не считал необходимым принимать такие крайние меры».

Вот интересно бы узнать, такие умные мысли пришли в голову Фезанзаку прямо при выезде из Москвы, или он только в Париже сообразил, что жизнь всё же дороже кошелька? Наверное, всё же после, уже в Париже, будучи на пенсии. А в Москве-то все поголовно были объяты лишь одной страсть — набить потуже «закрома». Так что я продолжу описывать буквально неисчислимые потери русского народа, от столь жадного нашествия.

Покровский собор, или церковь Василия Блаженного, пострадал от грабежей наряду со всеми. Было даже предание о том, что Наполеон хотел взорвать уникальный по архитектуре собор, выстроенный нашими предками в 16-м веке. Нижний собор его использовался как конюшня, все остальные же храмы попросту ограбили. В частности, забрали вызолоченную серебряную раку, устроенную в 1558 году царём Фёдором Иоанновичем. Не погнушались даже железным колпаком с мощами Иоанна Юродивого.

Спасо-Андронников Московский 2-го класса мужской монастырь был выстроен в 4-х верстах от Кремля на берегу реки Яузы, на месте высоком и красивом. Его грабили поляки из корпуса Юзефа Понятовского.

До взятия Москвы солдатами «Великой армии» из громадного Андроникова монастыря было вывезено всего ничего: всего три подводы с церковной утварью. Поэтому польским солдатам достались богатейшие украшения, находившиеся в храме и церквях монастыря. В центре монастыря стояла соборная церковь, сооружённая около 1360 года. В церкви стоял древний иконостас с богато украшенными и дорогими ризами. Стены были расписаны Андреем Рублёвым и Даниилом Чёрным. В церкви стояла серебряная рака с мощами преподобных Андронника и Саввы. После ухода поляков церковь сгорела.

Кроме соборной церкви на территории монастыря имелась 3-х этажная церковь, построенная царицей Евдокией Фёдоровной. На первом этаже помещался храм Знамения Божьей Матери, освящённый в 1792 году. На втором этаже был храм во имя Архистратига Михаила. На третьем храм во имя Алексея Митрополита Всероссийского. С северной стороны церкви помещалась ризничная палатка.

В монастыре над Святыми воротами стояла одноглавая церковь во имя Рождества пресвятой Богородицы. Перед монастырскими воротами стояла огромнейшая колокольня самой искуснейшей архитектуры, 4-х этажная, высотой (если считать с крестом) 68 метров. На втором этаже была церковь с богатейшим иконостасом. На святых образах оклады были серебряные, позолоченные, пред ними серебряные лампады и большое паникадило, в котором весу было больше 4-х пудов. Эта церковь была освящена в 1803-м году, а в 1812 году разорена и разграблена до нитки.

Страстной монастырь был построен царём Алексеем Михайловичем в 1654 году. Имел 4 храма: Соборный двухэтажный, церковь Святого Алексея, Храм над вратами, Трапезный храм во имя Печерских угодников. 3 и 4-го сентября в храмах был произведён грабёж. После выноса всего ценного в нижнем храме устроили магазин, а прочие помещения использовались в качестве казарм.

Описывать дальше, просто нет сил, да и Вы, уважаемые читатели, надеюсь, уже в достаточной мере осознали по моему небольшому эссе, какой грандиозный ущерб был нанесён церковному имуществу российского государства. Но если бы это было всё, что подверглось разгрому и поруганию! Ведь кроме монастырей и сотен приходских церквей в столице имелось множество прочих мест, представляющих весьма лакомые куски для грабителей. Дворцы богатых людей и царских вельмож, ссудные кассы, питейные дворы, арсеналы, монетный двор, промышленные и торговые предприятия, склады, музеи, имущество тысяч и тысяч горожан разных сословий, не имевших возможность по тем или иным причинам покинуть город. Так что, колонны трофейных обозов, влекомые потерявшими всякое чувство меры захватчиками, растянулись на многие и многие километры.

Но парадокс ситуации состоял в том, что в последствии 99% того, что было награблено французами, поляками, австрийцами, итальянцами и прусаками так и осталось в России. Лишь небольшая масса ценностей достигла территории нынешней Литвы, Латвии и Польши. Но до самой Франции, в конечном счёте, являвшейся вдохновительницей всей военной интервенции, не дошло ровным счётом ничего. Куда же всё исчезло? Куда пропал груз с многих тысяч повозок, телег и фаэтонов? Ответ можно найти в высказываниях одного из генералов, находившегося в свите Наполеона. Вот что писал командир 33-го полка — Фриан Дедем де Гельдер. «Лучшие картинные галереи сгорели ещё во время пожара, а деньги и всё то, что было захвачено армией, наполовину снова было отобрано русскими, а остальное уничтожено, чтобы не досталось им. Многое просто зарыли в землю в химерической надежде, что удастся вернуться за ним».

Но что означает слово «Уничтожено»? Как его понимать? Сожжено, разбито вдребезги, закопано, утоплено? Разберём данный термин на маленьком примере из многодневного опыта этой грандиозной эпопеи.

Рассмотрим только один небольшой эпизод из истории отступления 3-го корпуса маршала Нея, едва не угодившего в окружение около города Красный. Встретив сильный заслон на переправе через речку Лосмину, он был вынужден резко свернуть с проторенного пути и броситься со своими войсками в сторону Днепра. Он надеялся переправиться по свежему льду, но наступила внезапная оттепель. Ледяные поля начали двигаться, и положение 3-х тысячного армейского корпуса стало почти безнадёжным. По дошедшим до нас воспоминаниям участников того похода, маршал, видя, что спасти багаж, обоз и артиллерийские орудия невозможно, якобы первым приказал сбросить свою карету в свинцовые воды Днепра. Туда же отправились и подводы обоза, и даже пушки (якобы).

Вот такой исторический эпизод в широко распространённой, вернее будет сказать общеупотребительной редакции. На самом же деле всё происходило не совсем так, как пишут популярные газеты и журналы, вернее будет сказать совсем не так. Но в первом приближении можно считать, что, по сути, всё сказано правильно. Увозимое из купеческого центра России — Москвы имущество, французы уничтожили, но ведь оно по большей части всё равно осталось в целости и сохранности, вот только в земле, или в данном случае под водой.

Другая примечательная фраза из мемуаров генерала Дедема — «Многое зарыли в землю». Да, верно зарывали многое, причём не какой-то горшок с медными монетами (найти который — голубая мечта многих кладоискателей), а целые повозки, нагруженные не только награбленным имуществом, но и серебром и золотом. Да что там отдельные повозки! Закапывались и затапливались целые обозы в десятки и сотни подвод с награбленным добром. Их французы прятали до лучших времён в призрачной надежде, что, перезимовав в Смоленске, им удастся вернуться за оставленным в пути добром несколько позже. Но, сладостные мечты эти, в подавляющем числе случаев, так и остались только мечтами. Хотя некоторым участникам того похода всё же удалось впоследствии вернуться в Россию и даже провести поиски спрятанных либо ими, либо их родственниками сокровищ. Как и когда предпринимались подобные попытки, а так же что получилось из этих экспедиций я, разумеется, Вам расскажу впоследствии.

Итак, представив Вам пусть и самое общее, самое мизерное описание того громадного количества трофеев, что были вывезены Наполеоном из Москвы, я постараюсь описать и систематизировать добытые мной сведения по конкретным кладам, заложенным его войсками, рассчитывая обойтись перечислением нескольких конкретных и достаточно детально отработанных эпизодов. Но не тут-то было. Исписав более полутора сотен страниц, я совершенно погряз во всевозможных военных событиях и чисто бытовых коловращениях, прихотливо управляющих судьбой отступающей армии. Хаос в центральной части моей книги получился такой, что я понял — необходимо как-то жёстко систематизировать весь фактический материал. Ведь основной задачей моего повествования было — не только дать читателям всю имеющуюся информацию по причинам, приведшим к заложениям конкретных исторических кладов, но и тесно увязать данные рассказы с общей обстановкой, складывающейся на всём театре боевых действий.

Поэтому я решил выстроить повествование, максимально привязав его к конкретным календарным датам. Решение не идеальное, поскольку в один и тот же день зачастую происходило множество всевозможных событий, почти всегда разнесённых в пространстве. Но всё же это было наилучшим выходом в создавшейся ситуации. Поэтому прошу прощения за то, что Вам, уважаемые читатели не раз придётся возвращаться к одним и тем же датам и случившимся в них событиям. Извинением может служить только моё желание наиболее точно и подробно описать каждый щекотливый и неоднозначный момент сокрытия очередного исторического клада. Искренне надеюсь на то, что мой многолетний труд поможет отыскать хотя бы часть исчезнувших в 1812 году российских сокровищ.

***

Свой долгий и нерядовой рассказ я начну, несколько отступив от того момента, когда Великая армия под предводительством Наполеона Бонапарта начнёт своё последнее движение на запад. Мне хочется познакомить Вас с участниками дальнейших событий, с царящими тогда нравами и теми приготовлениями, которые совершали солдаты и офицеры разношёрстного воинства, деятельно готовясь к счастливому и победоносному возвращению домой. Пока никто из них даже не подозревает о той ужасной участи, которая уготована большинству из них и поэтому эти незатейливые строки будут весьма и весьма показательны. Представляю Вам выдержки из дневников Кастеллана и Цезаря де Лотье. Запомните их и сравните с тем, что эти же люди напишут всего через полтора месяца.

27 сентября

«Идёт снег, который тут же тает. Я дежурный. В эти дни я часто прихожу в переднюю около императорского кабинета поболтать с его камердинером Анжелем, бывшим лакеем герцогини де Ла Вальер.

Этот человек относится ко мне дружелюбно и рад поговорить о Его Величестве. Между прочим, он рассказал мне: «Со времени нашего прибытия в Москву император приказал мне каждый вечер зажигать по две свечи около его окна, чтобы солдаты говорили: «Смотрите-ка, Император не спит ни днём, ни ночью, он всегда за работой».

5 Октября

«Я сажусь верхом, чтобы следовать за императором; прекраснейшая в мире погода. В строю большое движение. Его Величество занимается артиллерией. Он работает по целым ночам. Правда, он спит часть дня. Рассчитывают на скорое выступление. Говорят о походе на Индию. У нас столько доверия, что мы рассуждаем не о возможности подобного предприятия, а о числе месяцев, необходимых для похода, о времени, за которое к нам будут доходить письма из Франции. Мы привыкли к непогрешимости Императора, к преуспеванию всех его планов».

«Армия теперь насчитывает 501-о орудие. Зато возят орудия тощие лошади, не способные на большие переходы. То же можно сказать и про экипажных лошадей, про лошадей походных госпиталей и про др. Задают себе вопросы, как же перевозить ту драгоценную добычу, которая собрана была в Москве (и других городах тоже), которую уже нагрузили на телеги, если только Император не даст приказания оставить её здесь».

6 Октября

«Император произвёл смотр инфантерии „старой“ гвардии при довольно мягкой погоде. Генерал Лористон возвращается, выполнив своё поручение к русским; результаты его нам неизвестны. Он был очень любезно принят генералами: Кутузовым и Беннигсеном. На аванпостах — перемирие, обязались предупреждать за два часа».

Русские войска под командованием упомянутого в цитате соратника Кутузова выстояли против Наполеона в ожесточенном Прейсиш-Эйлауском сражении, но потерпели поражение под Фридландом. Одной из причин неудач стала неудовлетворительная организация материального снабжения армии во время войны. Беннигсен как главнокомандующий не смог справиться с возникшими трудностями. С 1808 он находился не у дел и фактически вернулся на службу лишь в 1812. С прибытием в войска М. И. Кутузова был назначен исполнять обязанности начальника Главного штаба объединенных армий. После Бородинского сражения на военном совете в Филях отстаивал необходимость проведения нового генерального сражения у стен Москвы с наполеоновскими войсками, но не получил полной поддержки у генералитета. Отличился, командуя русскими войсками в Тарутинском сражении, где был контужен ядром в ногу. В конце кампании из-за разногласий с Кутузовым Беннигсена, уже реально не имевшего никаких нитей управления, удалили из Главной квартиры. До 1818 занимал пост главнокомандующего 2-й армии, затем вышел в отставку и остаток дней провел в Ганновере, где написал ряд мемуаров, в частности, о дворцовом перевороте 1801 и военных кампаниях против Наполеона.

10 Октября

«Сегодня второе представление французского спектакля: дворцовому префекту Боссе поручено поставить его; нашлись всего две актрисы — с этим каши не сваришь».

11 Октября

Мы меняем помещение в шестой раз; я устроился у князя Куракина, великолепный дворец. У меня очаровательные комнаты; есть камин, редкость в этой стране; в моей спальне портрет князя — поразительно похожий… В доме полсотни портретов; нет недостатка в портретах Императора Павла и в портретах незаконных детей князя. Неудобство дворца в том, что он ещё дальше от Кремля, чем дом, в котором мы были раньше.

Перемирие между авангардами прервано. Император его формально отменил: оно служило лишь для того, чтобы казаки свободнее действовали на нашем арьергарде; в миле от него всё было для них лёгкой добычей; они захватили 27 солдат и одного офицера из 9-го гусарского полка. Наши аванпосты испытывают большую нужду в продовольствии.

Его Величество осматривал 600 лошадей 1-го и 5-го полков лёгкой кавалерии, прибывшей из Франции. Дорогой они потеряли 400 лошадей. Ежедневно мы получаем подкрепления. Две недели тому назад корпус маршала Нея состоял из 4000 человек; поляков Понятовского было не больше».

12 Октября

«Я дежурный; стоит довольно холодная погода. В 10 часов 30 минут вечера шталмейстер двора, войдя в дежурную комнату, приказал трём адъютантам отправляться в Главный штаб его Величества, ждать там Императора. Император объявил, что он трогается в путь завтра в 9 часов утра. Никто этого не ожидал; были немного удивлены и раздосадованы».

13 Октября

«Сегодня утром выступления не было; оставаться, так оставаться. Идёт снег. Старая гвардия, армейские корпуса, хозчасти получили приказ быть готовыми к выступлению».

Но некоторые части уже выступили именно в этот день. Тайно, без огласки. Что же увезли они из Москвы в своих закрытых повозках? Об этом я расскажу Вам в главе:

«Обозы Вице-короля»

Перед отступлением из Москвы в 4-м корпусе вице-короля по ведомости от 10 октября 1812 г имелось в наличии: 23963 человека, кавалерии 1661 человек, 92 орудия и 450 армейских повозок.

16 октября 1812 г. Роберт Вильсон в письме лорду Каткарту писал следующее:

«Сегодня поутру получено донесение от одного казачьего офицера с Можайской дороги, что (он) заметил конвой из 350 фур, в препровождении 4-х кавалерийских полков и двух батальонов. Он с 300 казаками напал ночью на их лагерь, и так перепортил все упряжки их повозок, что они не могли ехать далее, а потом дал знать генералу Дорохову, который взял Верею, и поэтому можно надеяться, что сей обоз, отправленный сперва в Саксонию, а после во Францию с разными драгоценными вещами, которые награбил Бонапарт, будут возвращены».

Роберт Вильсон. Мыза Тарутино.

Вильсон Роберт Томас 1777 — 1849 гг. Английский генерал, агент (представитель) английского правительства в штабе М. И. Кутузова.

Из этого письма мы узнаём о существовании немаленького обоза в 350 (как минимум) телег с награбленными в Москве сокровищами. Остановимся на этом факте поподробнее. Как я уже писал, основная масса войск Наполеона выдвинулась из Москвы 19 октября 1812 года, и очень интересно, что уже за три дня до этой даты даже англичане имеют точные сведения о продвижении очень крупного и хорошо охраняемого обоза. Причём (что удивительно), сведения о нём приходят из мест весьма от Москвы удалённых. Громадная колонна отягощённых добычей оккупантов уже вышагивает где-то за сто километров от Москвы! Следовательно, она выступила уже как минимум три дня назад. Уж не 13-го ли?

Можно по-всякому относиться к всевозможным приметам, и предрассудкам, но для Евгения Богарне и его столь секретно выступившего обоза цифра 13 оказалась роковой. Он рассчитывал оторваться от основных сил русских войск и без особых помех достигнуть Смоленска ещё до наступления холодов. В дальнейшем, видимо, планировалось укрепить охрану обоза польской кавалерией и ускоренным маршем за три недели довести его до Саксонии. Но не тут то было.

Капитан Сеславин, уже некоторое время «партизанивший» в районе современного посёлка Голицино, получил донесение, что генерал Орнани с 4-я полками кавалерии, (из которых 2 полка французские) и двумя батальонами пехоты с 8-ю орудиями, сопровождают обоз в 300 фургонов по дороге из местечка Вязёмы к Боровской дороге, с намерением идти на Верею, и далее в Смоленск…

Капитан правильно рассчитал свой манёвр. Он со своими 300-ми казаками обогнал вражескую колонну и притаился в лесу, ожидая удобного момента для нападения. Он пропустил и пехоту, и кавалерию (поскольку силы были заведомо неравны) и напал на обоз и артиллерию на марше. Ясное дело, что ни те, ни другие активного сопротивления оказать без должной подготовки не могли и казаки развернулись по полной программе. Французы потеряли генерала, полковника и до 300 солдат. Сеславин же потерял до 40 человек убитыми и 45 лошадей, после чего отошёл к деревне Слизнёво.

Обоз же, устранив нанесённый налётом урон, 17-го октября двинулся по Боровской дороге к селу Бекасову, до которого было около 12-и вёрст. Из Быкасово обоз должен был идти на Фоминское и далее на Верею, до которой было около 30 вёрст. Но именно в это время Верея была занята войсками генерала Дорохова. Поэтому обоз дальше окрестностей Фоминского не продвинулся. 21 октября туда же прибыла 14-я дивизия генерала Брусье. 22 октября к ним присоединились две дивизии «старой» гвардии. Соответственно пожаловал и сам Наполеон, крайне раздосадованный тем обстоятельством, что его пасынок не успел прошмыгнуть в Смоленск.

23 октября Вице-король миновал Боровск, и расположился в его окрестностях. (Там встали три дивизии: 14-я Брусье, 15-я графа Пино, и дивизия гвардии). А 13-я пехотная дивизия Дельзона направилась к Малоярославцу в качестве авангарда. Представляется, что этот головной обоз, порученный Наполеоном Евгению Богарне, простоял в окрестностях Боровска до 25-го, до получения приказа от императора отступать на старую Смоленскую дорогу…

Лейтенант де Лотье, служивший в штабе итальянской гвардии, в своём дневнике пишет, что приказ об отступлении на Можайск был отдан в 10 часов вечера 25-го октября. Той же ночью главный штаб Вице-короля должен был достичь села Уваровское, что находится в 4-х верстах от Боровска. Таким образом, несомненно, что этот обоз существовал реально и Наполеон не без умысла старался продвинуть его как можно быстрее вперёд, поручив заботам своего пасынка. Надо полагать, ценности он в нём отправил уникальнейшие. 350 повозок! Минимум 120 тонн, уникальных произведений искусства, антиквариата, слитков серебра и золота. Груза на миллиард долларов, не меньше. Ужас, как интересно узнать, куда же делся этот славный обоз? Ведь он не доехал ни до Франции, да и обратно в Москву, в качестве боевого трофея тоже не возвратился. Согласитесь, что нам просто необходимо выяснить его теперешнее местонахождение.

О том, что отправка этого транспорта была обставлена с большой секретностью, де Лотье тоже сообщает.

«Лошади императора отправились (13 октября) вечером по неизвестному направлению. Все повозки нагружены съестными припасами. Генерал Барелли, адъютант неаполитанского короля, возвратился вчера с секретными приказаниями императора».

15 октября обоз, который мы для удобства назовём «Третий золотой», специально двигался по наименее разорённой дороге. Вот потому-то он и свернул на Боровскую дорогу. Но непредвиденное нападение у деревни Кутасово и овладение Дороховым Вереёй спутало все глубоко законспирированные планы.

Записи де Лотье от 20 октября, сделанные в Фоминском.

«Смелость казацких отрядов невероятная. Они устроили засаду в лесу, невдалеке от того места, где мы провели ночь, и поджидают, когда уйдут последние солдаты, чтобы напасть на изолированные группы, на отставших, или на повозки, которые не могли идти непосредственно за войсками».

Перевод немного коряв, согласен, но всё же отражает тактику действия казацких сотен весьма точно. Надо думать, что после того ночного налёта французы усилили бдительность и укрепили охрану. Начали спешно стягивать дополнительные войска, призванные оградить ценности от каких-либо атак со стороны. Видя такое наращивание противостоящей группировки, забеспокоился и генерал Дорохов. Он оттянул назад свою кавалерию, невольным образом освободив войскам противника дорогу на Можайск. После получения приказа на отход, такое движение русских войск оказалось для французов и иже с ними, весьма кстати. Первым же тронулся с места длительной стоянки 4-й корпус.

Так что, мы можем констатировать, что в середине октября Наполеон всё ещё тешит себя надеждой на то, что его пасынку удастся оторваться от назойливых русских и без потерь добраться до Смоленска. Вот как описывает этот переход некий Лабом, служивший при штабе Вице-короля.

«По дороге от Малоярославца до Уваровского мы увидели, к чему привела нас печальная и памятная победа в Малоярославце. Кругом попадались только покинутые муниционные повозки (от слова амуниция), так как не было лошадей, чтобы их везти. Виднелись остатки телег и фургонов, сожжённых по той же причине. Тот, кто вёз с собой добычу из Москвы, дрожал за свои богатства. Проходя ночью село Уваровское, увидели всё село в огне. Нам сказали, что был отдан приказ, сжигать всё находившееся на нашей дороге. Мы миновали Боровск оставшийся от нас справа и сделавшийся так же жертвой пламени и направились к реке Протве с надеждой отыскать брод для переправы артиллерии. Мы нашли таковой выше города и, хотя он был очень неудобен, но все наши войска должны были пройти через него. Много повозок застряло в реке, и так загородили проход, что пришлось искать нового брода. Я узнал, что Боровский мост ещё существует, благодаря чему получилось большое облегчение при переправе по нему багажа армии».

Несколько слов необходимо сказать и о самом Малоярославском сражении. Встречный бой за город Малоярославец между русскими и французскими войсками 12 (24) октября 1812. 7 октября 1812 армия Наполеона покинула Москву и направилась по Новой калужской дороге, чтобы после захвата Калуги и Тулы отойти к Смоленску, где планировалось собраться с силами и подготовиться к новой кампании 1813. Но обмануть русских не удалось. Узнав от партизан об активности французов, М. И. Кутузов послал к селу Фоминскому 6-й корпус Д. С. Дохтурова. Затем от капитана А. Н. Сеславина была получена крайне важная информация о выходе Наполеона из Москвы и направлении его следования.

Поэтому войска Дохтурова и казачий корпус М. И. Платова срочно отправились к Малоярославцу, после чего вся русская армия покинула Тарутино, чтобы преградить Наполеону дальнейший путь в южные районы. Когда на рассвете 12 октября войска Дохтурова подошли к Малоярославцу, город был уже занят двумя французскими батальонами из дивизии генерала А. Ж. Дельзона IV корпуса Е. Богарне. После того, как русские егеря вытеснили эти передовые части, Дельзон ввел в дело всю дивизию и сам пал в бою. По приказу Богарне в пекло сражения бросались подходившие одна за другой дивизии IV корпуса генералов Ж. Б. Брусье, И. Пино, а также итальянская гвардия. К этому времени к Малоярославцу стали подтягиваться главные силы Наполеона и Кутузова. Богарне получил подкрепление двумя дивизиями из корпуса Л. Н. Даву, а русские ввели в дело 7-й и 8-й корпуса генералов Н. Н. Раевского и М. М. Бороздина, а также 3-ю пехотную дивизию.

К 11 часам вечера бой затих. Город, не менее 8 раз переходивший от французов к русским, остался в руках Наполеона. C каждой стороны в сражении приняло участие примерно по 25 тыс. человек. Число убитых и раненых у каждого из противников достигало 7 тыс. Об ожесточенности схватки свидетельствует тот факт, что из 200 домов в городе осталось 20, остальные сгорели. По преданию, жители еще долгое время топили свои временные жилища ружейными прикладами и тогда же собрали до 500 пудов свинца. Сражение за Малоярославец стало поворотным пунктом в войне 1812. Хотя французам удалось удержать город за собой, русская армия преградила им дальнейшее движение, и Наполеон, не решившись на новое генеральное сражение, вынужден был отдать приказ о переходе на уже разоренную Старую смоленскую дорогу, продолжив по ней отступление.

Хотя и с большими трудностями, но к вечеру 27 октября драгоценные обозы Вице-короля достигли деревушки Алфёрово, что в шести верстах от Боровска. Переход этот и ночёвка уже как бы начали приготавливать французов к их незавидной участи.

«Помещение, в котором расположился сам Вице-король, было так ужасно, что можно пожалеть судьбу несчастных крестьян, принуждённых в нём жить. Ко всем недостаткам, ко всем несчастиям, недостаток в пище ещё увеличивал наши мучения. К тому же в эту ночь сильно похолодало и те, кто ночевал под открытым небом, сильно страдали. Провизия, взятая из Москвы, подходила к концу. Лошади так же страдали. Скверная солома, снятая с крыш домов была их единственной пищей. Лошади изнемогали от усталости, и их смертность была так велика, что артиллерии приходилось бросать свои повозки. И с каждым днём всё чаще и чаще приходилось слышать грохот от разрывов зарядных ящиков».

«В Верее первый раз взорвались фуры (с бомбами), в Колоцком монастыре первый раз разбили и бросили пушки. Каждый день приходится что-то бросать, чтобы спасти хоть часть артиллерии».

Эти строки написал Цезарь де Лотье, офицер штаба итальянской гвардии. Что ж, он был весьма объективен. Шёл всего третий день отступления от Малоярославца, а он уже понял, что впереди их ждут куда как более значительные трудности. Но артиллерию и трофеи 4-й корпус всё ещё тащил за собой, невзирая на бескормицу и падёж лошадей.

29 октября. Корпус миновал городок Борисов, и вступил на Смоленскую дорогу.

30 октября. Вице-король прошёл мимо Колоцкого монастыря (вестфальцы маршала Даву уже покинули его стены). В монастыре нашлись (слово-то, какое изящное подобрано!) ещё около тысячи раненых, о которых сказали, что они не способны перенести дорогу. Вице-король старался спасти кое-кого из них.

31 октября. Тяжёлый обоз Вице-короля ночевал в Гжатске. За последние два дня отступления в виду казаков Платова, французы взорвали 100 зарядных ящиков и столько же оставили на дороге. На дороге до Гжатска бросили до 800 кирас (кавалерийские защитные доспехи, прикрывавшие грудь и спину), и до 500 павших лошадей!

1 ноября. Обозы и артиллерия 4-го корпуса находятся в селении Царёво-Займище. После полудня колонна была атакована казаками, разграбившими несколько фургонов.

«1-го ноября к вечеру, у города Гжати, неприятель поставил на высоте сильные пехотные колонны, выслал стрелков своих в леса по обе стороны от дороги, а фронт прикрыл батареями. 8 орудий донской артиллерии, под командой полковника Каисарова действовали с таким успехом, а пущенные им лесами, в обход, егеря 20-го полка, равно как и казачьи бригады с их орудиями, столь сильно напали на оба фланга неприятеля, что он после 2-х часового сражения был принуждён поспешно отступить. Генерал Платов посадил егерей на коней и теснил неприятеля всю ночь, так, что Платов сверх своего желания надвинулся на корпус маршала Даву, впереди его следовавшего. Полковник Каисаров настиг неприятеля у Царёва-Займища, где находился вагенбург и часть парков корпуса Вице-короля».

Д. Бутурлин. «История нашествия императора Наполеона на Россию».

В той знаменательной атаке на часть обоза и прикрывающую его батарею участвовали всего 60 егерей. Если бы не густой туман, они были бы перебиты все до одного, но у страха глаза велики и французы бежали, без памяти, потеряв одну пушку и несколько возов «с большим богатством».

О большом богатстве можно было говорить только в том случае, если в повозках действительно находились драгоценности, а не провиант или носильные вещи. Но, разумеется, отбиты пока ещё были сущие крохи. Да и что значит одна пушка и десяток фургонов, по сравнению с тем, что ещё имелось в распоряжении Е. Богарне.

Цезарь де Лотье так описывал данное происшествие.

«1-го ноября. Вскоре после полудня, когда багаж итальянской армии проходил по узкой дороге, находящейся близ Царёва-Займища, в недалёком расстоянии, влево от дороги появился неприятельский авангард. Затем стала приближаться сотня казаков, чтобы завладеть обозами. Нельзя было выбрать более удачного момента. Масса отставших солдат, служащих женщин и раненых шли вперемешку около повозок; тут были так же пушки, лошади, которых вели под уздцы, фуры, всё двигалось так, как будто было в полной безопасности.

Повозки, служители, маркитанты пустились в бегство по полю, в направлении уже прошедших колонн, толкая друг друга, падая и увлекая за собой несчастных раненых, которых они перевозили. Самые храбрые из них сдвинули свои повозки, и засели в них, решившись защищаться в ожидании помощи, и хорошо поступили, так как генерал Галимберти, командующий дивизией Пино, быстро повернул второй батальон лёгкой кавалерии, построенный в каре. Он быстро приблизился к нам. При виде их казаки и вся неприятельская кавалерия быстро ретировались, успевши только ранить кое-кого из новичков и разграбить несколько фургонов.

К вечеру (1 ноября), мы, королевская гвардия, останавливаемся в лесу, близ Беличева».

Кстати сказать, донесение о нападении казаков и разграблении ими части «московских трофеев» Наполеон получил только утром 3-го ноября, находясь уже в Семлево.

А русские войска сосредоточились у Гжатска. Там был и Платов и примкнувший к нему генерал-майор Паскевич с 26-й пехотной дивизии.

Утром 2-го ноября наши войска, двинувшиеся вслед за французами, на плотине возле Царёва-Займища видели следующую картину: во многих местах встречались орудия, зарядные фуры и повозки, оставленные в грязи (морозов ещё не было и вязкая, тысячекратно перетоптанная грязь простиралась до самого горизонта), либо сброшенные с насыпи, чтобы очистить дорогу войскам.

При следовании от Можайска к Вязьме Наполеон отдал приказ, чтобы армия не оставляла за собой никакого обоза, но поскольку увезти всё добро без лошадей было невозможно, то повозки сжигались или, если те были с боеприпасами, то взрывались. А погода портилась неумолимо.

Лейтенант де Лотье пишет:

«Фёдоровское. 2-е ноября. Холод становится всё сильнее, хотя погода продолжает быть ясной, и солнце не перестаёт ещё греть. Все лошади приведены в одинаковую непригодность. Их впрягают по 12 — 15 в пушку (при норме 4 — 6). Малейший подъём является непреодолимым препятствием для несчастных животных. К этому надо прибавить ещё многочисленные затруднения, с которыми нам ещё приходится бороться: подмёрзшие дороги, испорченные броды, разрушенные мосты, болота, гололедица, одним словом, препятствия, преодолеть которые не в силах истощённые люди и лошади. С пренебрежением смотрят теперь на драгоценные камни и вещи, но кожи, или меха, которыми можно прикрываться, и пища, в каком бы то ни было виде, не имеет цены».

То же самое подтверждает и другой участник похода — пехотный офицер капитан бригады Бонами золингенского полка — Франсуа.

«К этому времени (2 ноября) положение армии было ужасно (знал бы он, что их всех ждёт впереди). Мои лошади ещё везут кое-какие съестные припасы, но кормить их самих нечем, кроме как гнилыми листьями, добываемыми из-под снега. Лошади, столь пригодные для перевозки съестных припасов, от недостатка корма так ослабели, что требуется от 8 до 15-ти штук для перевозки одного орудия. Они питаются древесной корой или мхом и лишь изредка получают гнилую солому на стоянках армии. Неудивительно, что ежедневно гибнут тысячи лошадей. Приходится взрывать артиллерийские повозки (зарядные ящики), сжигать фургоны и заклёпывать орудия, не имея возможности везти их дальше. Никто уже не помышляет о том, чтобы сохранить драгоценности, добытые на развалинах пылающей Москвы, каждый думает о том, чтобы не умереть с голоду».

Такая нерадостная обстановка складывалась в первых числах ноября до Вяземского сражения. Но, тем не менее, никто из командиров высшего звена, в том числе и сам Наполеон не считал необходимым принимать такие крайние меры, как уничтожение всего обоза с ценностями, для ускорения движения войск. Французская армия, миновав теснину у Царёва-Займища, расположилась вдоль трассы следующим образом. Головная часть — вестфальский корпус и «молодая» гвардия с обозом, артиллерией, стадом скота, стояла в 30-и верстах от Вязьмы на реке Осьма у Протасова моста. Старая гвардия и часть резервной кавалерии вместе с главной квартирой Наполеона в селе Семлево. Вюртембержская дивизия стояла в деревне Юренево, в 12-и вёрстах от Вязьмы. Корпус Нея занимал саму Вязьму. Войска Вице-короля, охраняющие драгоценный «Третий золотой» обоз, остановились в селе Фёдоровское. Корпус маршала Даву встал на отдых, не доходя Фёдоровского.

Ночь со 2-е на 3-е — была самая ужасная ночь из всех прочих. Предупреждённый о приближении неприятеля, Вице-король отправил обозы ночью по направлению к Вязьме, до которой было 16 вёрст. Корпус Юзефа Понятовского шёл впереди, предупреждая возможное нападение, а корпус Даву следовал позади, стараясь не отставать ни на шаг. В 8 утра они прошли деревню Максимово, отстоящую от Вязьмы на 12 вёрст. К полудню все 300 фургонов оказались в Вязьме. Несколько припозднившаяся с подъёмом кавалерия Милорадовича вышла на высоты перед сельцом Максимовым. К этому времени и колонна Вице короля и, тем более, Понятовский уже приближались к Вязьме. Но корпус Даву только-только выходил из Фёдоровского, а его авангард как раз поравнялся с селом Максимово (ныне Максимково).

Колонны русской кавалерии атаковали французов, и завязался бой, который продолжался с переменным успехом до вечера. В 4 часа пополудни, когда начало смеркаться Милорадович приказал атаковать неприятеля в самой Вязьме. В результате этой атаки маршал Ней отступил в деревню Лучинцово. Даву отступил к селу Княгинкино, а Вице-король к Новосёлкам. Но положение остаётся угрожающим. Ценности всё ещё находятся под угрозой и ему надо скорее уносить ноги от этого опасного места. И в час ночи 4-го ноября Вице-король поднимает войска на ноги. Ни люди, ни лошади не держатся на ногах, но… «труба зовёт» надо идти вперёд, во что бы то ни стало.

«В половине второго ночи Вице-король счёл нужным, прикрываясь темнотой, сделать отступление и опередить немного русских. Мы идём ощупью по большой дороге, загромождённой повозками и артиллерией. Останавливаемся на каждом шагу. Многие страдают от холода ещё больше, чем от голода».

А вокруг Вязьмы уже голодными коршунами кружили конные сотни, батальоны и даже полки русских войск. Их командиры и атаманы уже вполне отработали тактику своих неожиданных нападений и жаждали ещё больших успехов. Утром 4-го числа, следующий самым последним в общеармейском построении корпус Нея, преследовался сразу несколькими конными соединениями русских. Казаки генерала Платова прочно оседлали главную дорогу, «партизан» Денис Давыдов (подполковник, между прочим) перекрывал просёлочные дороги, действуя из села Никольское, левее большой дороги, доставая своими отрядами до села Рыбки и даже до Славково. А граф (ещё один партизан) Орлов-Денисов обосновался в селе Покровском и опекал Станищево и Чоботово.

А вот какие сообщения высокородные «партизаны» слали Кутузову.

«2-го ноября. Утром атаковал у Вязьмы. Взял одно орудие и канцелярию Наполеона и 40 повозок с багажом. Сейчас выступаю из Митино и иду на Юренево».

Орлов-Денисов. Село Митино. 11 часов дня.

«3-го ноября. Следуя к селу Покровскому, я предпринял к деревне Андриановой, сам же с отрядом следую к Станищеву, имея впереди село Чоботово. Денис Давыдов должен быть в селе Покровское».

«4 ноября. Дошёл до деревни Колпита. 5-го ноября делаю форсированный марш за Дорогобуж».

«5 ноября. Имея направление из деревни Колпита через село Волочок за Дорогобуж и переходя в близком расстоянии от гвардейского лагеря (французского) в селе Жатково (видимо совр. Жашково), заметил сильное движение обозов между гвардией и арьергардом».

Орлов-Денисов. Село Волочёк. 3 часа пополудни.

В ночь с 3-го на 4-е ноября французская армия была расположена следующим образом. Корпус Жюно, «молодая» и «старая» гвардия, ночевавшая в Славково и окрестных деревнях: Емельяново и Васино. Наполеон и его главная квартира расположились в деревне Жашково. Корпуса Понятовского, Вице-короля и Даву двигались ночью по большой дороге к селу Семлево. Императорский обоз провёл ночь в роскошном (даже и теперь) сосновом лесу на берегу огромного озера, образованного мельничной плотиной, выстроенной у Жашково на реке Костря.

Гвардейский лагерь (о котором упоминает в донесении Орлов-Денисов) был сильно укреплён, и когда конный отряд Дениса Давыдова неосторожно приблизился к передовым аванпостам противника, по нему немедленно открыли огонь из орудий. Перестрелка (впрочем, без особых потерь с обеих сторон) продолжалась до вечера. Всё же французы были ещё сильны, и идти в лобовую атаку на изготовившиеся к стрельбе пушки было бы для него сущим самоубийством. Гораздо больше повезло в тот день Платову. Активно преследуя совершенно изнемогшего Нея, он захватил полторы тысячи человек, только отставших и раненых, которых и привёл в деревню Поляново.

К вечеру 4-го в построении колонн отступавших произошли следующие изменения. Корпус Жюно и «молодая» гвардия добрались до Дорогобужа. «Старая» гвардия растянулась между Жашково и Славково. Корпус Вице-короля ещё тащился в районе села Рыбки (ныне исчезнувшего), а маршал Ней и Понятовский отбивались от Платова при Семлеве. А вот на следующий день и об этом тоже упоминает Орлов-Денисов, началось активное подтягивание отставших обозов от Рыбок к деревеньке Жашково. Маршал Ней получает категорический приказ Наполеона: «Отступать как можно медленнее, чтобы спасти обоз!»

Решение, надо заметить очень правильное и своевременное. Ещё немного и шустрые партизаны вообще могли бы закупорить движение, перерезав единственную, более или менее приличную дорогу где-нибудь в районе Чоботово. Тогда прощай, «Третий золотой», прощайте маршал Ней и любимый Вице-король. Каких либо иных вариантов выбраться из непроходимого леса обходными путями, у отставших войск, просто не было. Справа текла вязкая по берегам и уже ледяная Костря, а слева на рокадных дорогах разгуливал известный в те годы бард и любимец барышень — Денис Давыдов. Но лирические стихи этот доморощенный поэт писал только для девиц, французов же не переносил, ни в каком виде, и старался осложнить жизнь последним, как только мог.

Только бросив всё вооружение и золото, только убегая пешком по совершенно непроходимым лесам ещё и можно было спасти свои жизни. Французы это понимали и торопились, хотя награбленное золото бросать явно не хотели. А ведь на счету у отступавших были даже не дни, а уже считанные часы! Напрасно писал императору Ней, что надо бы двигаться быстрее, иначе нас всех окружат под Смоленском или Оршей. Император однозначно сделал ставку на спасение золота. Полагаю, что ему в тот момент было вообще плевать на маршала Нея. Пасынок и обоз с огромными ценностями, так досадно застрявший в районе Рыбок, вот что тревожило его душу.

И вот именно здесь и начинается самое интересное. Всем известно, что, чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала что-то ненужное купить. Иными словами, чтобы ускорить движение отставшего конвоя требовалось послать ему на выручку лошадей. А где их взять? Их можно было только от чего-то отцепить, то есть попросту бросить на произвол судьбы весьма значительную долю перевозимого ими груза.

Вот что в связи с этим пишет Довжень — адъютант штаба 1-го корпуса.

«Мы шли ночь 3-го и день 4-го ноября и вечером остановились в сосновом лесу, на берегу замёрзшего озера неподалёку от имения Чаркова (Жашково), где уже два дня жил император (а жил он именно в деревне Жашково)».

Делаем вполне правомерный вывод. Первый тонкий лёд уже покрыл окрестные водоёмы. Но ясно, что продвигаться по нему можно лишь пешком и пробовать утопить какие-либо тяжести на глубине водоёмов, было совершенно невозможно. Кстати вы помните один примечательный факт — именно в этот день было брошено большое количество пушек у Семлева перед Протасовым мостом. Стволы их были не найдены, но речь сейчас не об этом. Пушки на том этапе отступления бросались лишь самые тяжёлые — гвардейские, 24-х фунтовые. В упряжи каждой из них было не менее 12-и лошадей. Итого, только на этой операции было высвобождено не менее 500 лошадей! Почему же, зададимся мы вопросом, одну артиллерию французские канониры спасали, а другую гробили? Ответ прост. Спасали только ту артиллерию, которая была призвана охранять императорский обоз! А та артиллерия, что застряла в грязи ещё до Протасова моста, уже никого прикрыть не могла и, следовательно, её следовало как можно быстрее ликвидировать. Тем более что целью этой ликвидации стало высвобождение полутысячи лошадей, которые были немедленно брошены на спасение ценностей Вице-короля! Вот Вам и разгадка загадки. Прямо по Мефистофелю, из произведения бессмертного Гёте — «Люди гибнут за металл». Но здесь пока за «презренный металл» гибла только артиллерия.

И понятно теперь чего ждал император французов в безвестной деревеньке Жашково, которую не на всякой карте и разглядишь. Он ждал того момента, когда благодаря предпринятым им усилиям всё же удастся выдрать бесценный обоз из-под проклятых Рыбок и доставить их под крыло «папочки». И план его был осуществлён именно с 4-го на 5-е. Трудились над спасением «Третьего золотого», не покладая рук. Прятали одно и перегоняли другое в более защищённое место. То-то наши «партизаны» были удивлены столь интенсивным движением обозов.

Маршал Ней буквально своей грудью прикрывал все эти меркантильные манёвры. 5-го числа он всё ещё стоял при Семлеве. Выставил пушки на плотину, перекрывавшую ручей при въезде в село, и огнём из всех калибров не давал возможности Платову перейти речку Семлёвку. Когда у него кончились боеприпасы, маршал свернул позицию и, переправившись по Протасову мосту, втянулся в громадный лес, тянувшийся до самого Славково. Основная задача, поставленная ему императором, была выполнена, обозы Евгения Богарне успели оттянуться к основным силам армии.

Транспортная сеть в той местности была такова, что теперь уже Платову никак не удалось бы достичь ускользнувших обозников, не обогнав Нея. А обогнать его нельзя было никаким другим образом. Был, разумеется, кружной путь, но столь длинный и затратный по времени, что смысла сворачивать туда не было абсолютно. Никакого выигрыша ни по времени, ни по расстоянию Платов получить не мог. Но основная игра, игра по-крупному, только начиналась, и игроки в лице Наполеона и Кутузова внимательно наблюдали друг за другом, стараясь использовать для своего собственного успеха, малейший промах друг друга.

«5-го ноября. Избегнув столь очевидной опасности, армия моя продолжала отступление к Смоленску. Оно становилось со дня на день затруднительнее. Запасы, взятые в Москве, истощились, лошади нуждались в фураже, гибли целыми запряжками, и мы принуждены были бросить (читай спрятать) множество артиллерии. Зима сменила, наконец, прекраснейшую осень, необыкновенную в этих суровых странах».

Эти строки пишет сам Наполеон. Судя по тому, что он не потерял способности оценивать достоинства золотой российской осени, с восприятием реальности у него всё в полном порядке. И та опасность, о которой он упоминает, и была опасность почти неминуемого окружения и потери корпусов Вице-короля и Нея, вместе со всем вооружением и (самое главное) бесценным обозом. Но не случилось такого горя, отделался император достаточно малыми потерями и теперь тихо радуется.

Впрочем, из всей этой истории и мы должны сделать для себя весьма определённый вывод. Районы Жашковской и Чоботовской плотин на левом берегу реки Костря наиболее благоприятны с точки зрения вероятности обнаружения брошенного французами многотонного имущества. Песчаная почва, глубокие водоёмы с удобным подъездом, старинные плотины в качестве местных ориентиров идеально подходят для такого рода дел. Пушки, излишнее вооружение и значительная масса малоценных трофеев с высочайшей степенью вероятности спрятаны именно здесь, в, и по сию пору, крайне глухих и совершенно заброшенных людьми местах.

Как же расположились столь счастливо избежавшие настоящей катастрофы французы? Корпус шустрого Жюно прошёл Дорогобуж и встал в дер. Михалёвка. Чуть отставшая «молодая» гвардия заняла позиции на опушке леса за рекой Ужа. Кавалерийские корпуса, «старая» гвардия и главная квартира императора с известным комфортом расположились в самом Дорогобуже. Все остальные войска: Понятовского, Вице-короля, Даву и изрядно потрёпанный за последние дни арьергард Нея тянулись от Чоботово, через Славково и чуть не до самого Дорогобужа.

Причём, заметьте, все последующие войсковые колонны предпочитали останавливаться именно там, где отдыхали их предшественники. Выгода такого поведения очевидна. Оборудованные кострища, запасы дров и брошенных повозок, и среди всего этого хаоса кучи соломы или лапника. Хорошо утоптанная земля, съедобные трупы лошадей, наконец! В таких нечеловеческих условиях не приходилось пренебрегать ничем. Дрова в огонь, конину в котелки, а неподъёмные ценности и излишнее оружие куда девать? Правильно мыслите, в землю, конечно же. То есть, многочисленные стоянки, оборудованные ещё более многочисленными колоннами французской армии, использовались всеми, кто хотел спрятать то, что было уже не увезти. И все они делали это примерно в одних и тех же местах, а именно, на ночных бивуаках, которые нетрудно вычислить, используя описанные в моей книге географические ориентиры.

Как на грех, именно путь в 32 версты от Чоботово до Дорогобужа, оказался крайне неудобен и тяжёл именно для обозных лошадей и артиллерийских упряжек. Генерал Дедем в своих мемуарах так описывает этот отрезок пути: «Нам то и дело приходилось взбираться и спускаться с маленьких холмов, на которых подъём вследствие заморозков был весьма скользкий. Французы, несмотря на все сделанные им предостережения не позаботились подковать лошадей на шипах: это было одною из главных причин, вследствие которых мы потеряли значительную часть артиллерии. Вид всех этих экипажей, скучившихся в общей толпе, был ужасен: приходилось еле двигаться гуськом, и горе тем, которые вдруг останавливались — их моментально опрокидывали».

Дело здесь было вот в чём. Подковы русского образца имели два выступающих шипа, которые разбивали лёд и позволяли лошади использовать всю силу своих ног. Подковы же французские были совершенно плоские и просто предохраняли копыта от стачивания на каменных французских дорогах. Они (подковы такого вида) не мешали двигаться и в грязи, но как только на дорогах появился лёд, то моментально появился и эффект, вызывающий скольжение по льду стального конька для фигурного катания. Дело доходило до того, что возницы срывали негодные подковы с лошадиных копыт палашами и тесаками, поскольку те скользили буквально на ровном месте.

Кроме того, на пути к городу Дорогобужу было и несколько по настоящему тяжёлых переправ. Первая — через реку Костря, перед деревней Васино, а вторая — через реку Осьма, весьма разлившуюся с того места, как её проезжали по Протасову мосту. Узкие деревянные мосты неизбежно сужали человеческий поток, задерживали движение, и перед ними скапливалось большое количество повозок. К тому же, сразу за Васино дорога вновь шла через большой дремучий лес, и поэтому повозки загораживали путь артиллерии, те — кавалерии, а те, в свою очередь, всё ещё многочисленной пехоте.

Насмотревшись ужасов, творившихся на этом участке дороги, уже известный нам Роберт Вильсон писал из Зарубежа (примерно 40 вёрст от Вязьмы) лорду Каткарту.

«Сегодня (5-го ноября) видел я сцену ужаса, каковую редко встретить можно в новейших войнах. 2000 человек нагих, мёртвых или умирающих, и несколько сот мёртвых лошадей, кои по большей части пали от голода, несколько сот несчастных раненых, ползущих из лесов, прибегают к милосердию даже раздражённых крестьян, коих мстительные выстрелы слышны со всех сторон. 200 фур, взлетевших на воздух, каждое жилище в пламени, остатки всякого рода военной амуниции, валявшееся по дороге, и суровая зимняя атмосфера — всё это представляет на сей дороге зрелище, которое точно изобразить невозможно. Казаки отняли вчера у уланов французской гвардии два штандарта, а так же неприятель вынужден был оставить гаубицу генералу Милорадовичу».

Раскрываем карту Смоленской области и высматриваем современное Зарубежье. Видите, вот оно, километрах в пяти восточнее Чоботова. Там Вильсон наткнулся на тысячи отставших от своих частей, ослабевших от бескормицы солдат, которые не смогли удержаться за стремительно откатывающийся на запад арьергард Нея. Раненых в боях тоже не было на чем вывозить. Повозки, разумеется, были в изобилии, но вот лошади… Их в первую очередь впрягали в пушки и фургоны с золотом и прочими трофеями. Раненые должны были выбираться сами. Спасение замерзающих было делом рук самих замерзающих…

Вы, кстати заметили, что наш информатор почти ничего не пишет о захваченных русскими войсками трофеях? Два штандарта, одна гаубица (и та была вытащена из воды), да какой-то мусор на дороге… и это всё. А голые трупы, так неприятно поразившие посланника, получились оттого, что крестьяне раздевали убитых, пока те были ещё живы, т.е. не закоченели окончательно. Ведь если забугорный бедолага уже окоченел, так с ним ведь изрядно намучаешься, пока снимешь с него справное барахлишко. Ему-то всё равно помирать, а в небогатом крестьянском хозяйстве всякая тряпка сгодится!

Да, несомненно, 5-е число было воистину чёрным днём для отступающих вояк «Великой» армии, но тогда в какие же чёрные краски можно окрасить следующий день — 6-е ноября? Утром ударил сильнейший мороз, разом прекративший мучения сотен и сотен, ограбленных местными крестьянами раненых и ослабевших солдат. От ураганного, совершенно ледяного ветра сковало жидкую грязь, и вся дорога покрылась толстой коркой льда, и вдоль Старой Смоленской дороги наступило подлинное пиршество смерти.

Общая диспозиция противоборствующих сторон в тот момент была такова. Основные обозы с ценностями, охраняемые «старой» гвардией с 8-и утра выползали из Дорогобужа. Маршал Ней, непрерывно теряющий людей и боевую технику, откатывался за Болдин монастырь (помните, он там ещё две пушки в колодец бросил?). Маршал взрывает ненужные повозки с боеприпасами и уже не подбирает отставших солдат, ему просто не до того. По пятам, буквально на расстоянии орудийного выстрела за ним бодро скачут кавалеристы Милорадовича, боевой пыл которых сдерживают в основном не французские ружья, а тотальное отсутствие иных дорог для передвижения. Что примечательно, они тоже ночуют там же, где накануне ночевали наполеоновские войска, выбирая места для бивуаков по тем же самым причинам. Так и спят среди сотен окоченевших трупов. Не верите? Вот Вам в доказательство письмо Вильсона, направленное им 7-го ноября в Петербург, Александру I.

«Французская армии идёт на Смоленск, тяжёлая артиллерия, экипажи и прочие направляются к Духовщине. Та же печальная картина, которую я принялся, было описывать во вчерашнем письме моём, продолжалось до здешнего города (Дорогобужа). Она сделалась даже поразительнее. Нельзя изобразить с точностью всей картины бедствия, один взгляд на 10.000 мёртвых лошадей, отчасти обезображенных и изувеченных, поражает ужасом. Не менее 4.000 человек умирающих и мёртвых покрывают дорогу от Вязьмы до сего города».

Здесь уважаемый английский резидент наверняка малость приврал, но, в общем и целом, его сообщение объективно отражало реальный ход событий. Надо сказать, 6-е ноября вообще день скверных известий для Наполеона, но он же и день принятия крайне важных для нас решений, поскольку именно одно из его распоряжений, отданное в тот день, вскоре привело к трагической утрате того самого обоза, который мы назвали «Третий золотой» и за превратностями судьбы которого, мы все так внимательно следим.

Так что же за скверные новости заставили Наполеона внезапно совершить столь экстравагантный поступок? Терпение, о нём я расскажу чуть позже, а теперь об известиях. Первая новость заключалась в том, что в Париже был раскрыт направленный против него заговор, возглавляемый г-ном Мале. Вторая новость касалась отхода с позиций его свежих корпусов, прежде стоящих на Западной Двине. Ну и, конечно же, сообщение об оглушительных потерях в людях и лошадях понесённых армией за последние два дня.

Как же реагирует император на данные сообщения? Ну, ладно, Париж далеко, и там его надежды на сохранение порядка связаны только с местной полицией. Западная Двина уже ближе и тут он действует более энергично, отправляет депешу маршалу Виктору (герцогу Беллунскому), с приказом вновь занять Полоцк. Но вот третий его приказ повергает меня просто в изумление. Он повелевает сплочённой до той минуты армии разделиться! Вся прочие корпуса и отдельные части должны будут идти прямо на Смоленск, но итальянскому корпусу Вице-короля предписывается срочно повернуть направо и двигаться в направлении на Духовщину! Удивительное решение! Совершенно непонятный манёвр! Но явно он имел под собой какую-то тайную подоплёку!

Может быть, император надеялся, что его пасынок найдёт на этом направлении свежих лошадей, или как минимум больше фуража для оставшихся животных? А может быть, он надеялся на то, что казаки будут двигаться за ним, и оставят пасынка в покое. Или он рассчитывал, что такой хитрый манёвр поможет «Третьему золотому» обозу быстрее достичь Орши или Витебска. Вопросов и ответов здесь может быть множество, но факт есть факт и такой приказ Евгению Богарне был отдан.

И вот настало 7-е число. Ранним утром, не дав французам даже выпить утренний кофе, кавалерия Милорадовича набрасывается на войска маршала Нея, которые, затыкая своей массой переправу на реке Осьма, мешали тем добраться до вожделенного Дорогобужа. Они с такой живостью начали теснить противника у деревни Горки, что вызвали в рядах арьергарда форменную панику. Бросая всё, что можно бросить, дабы облегчить себе бегство, французы поспешили отойти на левый берег реки. А в это время, корпус Вице-короля, отягощённый тяжёлой артиллерией и громадным обозом, в том числе и «Третьим золотым», сворачивает с большой дороги на второстепенную трассу, и насколько хватает прыти, движется к деревне Бизюково и далее на деревню Засижье, которая значилась как конечный пункт для дневного перехода.

Вначале в походных порядках отступающих всё шло как обычно. Но то, что произошло далее, было до той поры явлением во французской армии неизвестным. Передаю слово очевидцам.

«Покидая Дорогобуж, генерал Бонами теряет несколько пушек и более сотни повозок. Истощённые лошади, то и дело скользящие по льду, не могут перебраться через овраги, пересекающие дорогу, и мы принуждены заклепать свои орудия и покинуть большую часть обоза».

Капитан Франсуа, Золингенский полк, бригады Бонами.

«7-го ноября, как раз напротив города Дорогобужа, мы на плотах переправились через Днепр. Дороги обледенели, и запряжённым лошадям приходилось очень трудно. Измученные животные не могли больше везти повозок и часто, несколько пар лошадей были не в силах везти только одну пушку на самую незначительную возвышенность. Мы хотели в тот день дойти до Засижья, но дорога была так плоха, что даже к утру следующего дня, (8 ноября) наши экипажи не достигли ещё назначенного места. Масса лошадей (элементарно сдохли) и муниционных повозок (остались без тяги) были покинуты. В эту ночь солдаты без зазрения совести грабили фургоны и повозки. Вся земля кругом была покрыта чемоданами, платьем и бумагой. Масса вещей, вывезенных из Москвы и до сих пор припрятанных, появилась на свет Божий. Ночью около замка в Засижье повторилась сцены, виденные нами накануне. Несчастные лошади, которые мучимые жаждой били по земле копытами, стараясь пробить ледяную кору, чтобы под ней найти хоть немного воды.

Наш багаж был настолько велик, что, несмотря на грабёж, у нас его всё-таки осталось много».

Лабом, служил при штабе Вице-короля.

Какие выводы мы можем сделать из этих небольших отрывков. Их несколько. Вывод первый — лошади и люди находятся на крайней степени истощения и малейшая, более или менее серьёзная преграда может реально привести к самым нежелательным последствиям. Вывод второй — едва корпус освободился от недреманного ока своего императора, как тут же в войсках происходит серьёзный бунт, сопровождающийся повальным грабежом своих же сослуживцев и даже трофейных ценностей, по идее, принадлежащих государству. Вывод третий — количество перевозимых трофеев всё ещё очень велико и масса их превышает возможности по транспортировки. Сделав такие выводы, понимаешь, что развязка близка. Ощущение неминуемой катастрофы буквально висит над всей этой шайкой грабителей, которые буквально в порыве безумия начинают грабить самих себя.

Колонна двигалась довольно медленно, растянувшись на восемь (!) вёрст. Скорость движения сдерживалась ещё и тем, что по приказу маршала Бертье пехотные колонны были удалены с дороги и шли по бездорожью, справа и слева от трассы. Таким образом, они являлись живой (но еле бредущей) защитой для обозных повозок, прикрывая их от возможного нападения казаков. А между тем граф Платов особо и не спешил. Получив донесение от разведчиков, он потянулся вслед за Богарне, с нетерпением ожидая того момента, когда противник вообще не сможет передвигаться. Он на 100% был уверен в том, что ещё день, от силы два и отколовшийся корпус замрёт, даже не доходя до реки Вопь и там, уткнувшись в разрушенные переправы, потеряет всякую способность к активному сопротивлению.

Более мобильные войска русских (без обозов, лёгкие пушки поставлены на сани, вся конница подкована подковами с шипами) постоянно теребят еле ползущих французов, причём именно там, где удобно и безопасно для нападающих. Платов, после успешного боевого дня с удобствами переночевал в доме священника в деревне Пушкино, а его казаки отъедались и отпивались в деревне Плоское, легко умчавшись аж на четыре версты в сторону от столбовой дороги. Весь ужас своего положения вполне понимает и сам Евгений Богарне. Добравшись к 6-и часам вечера до Засижья, он срочно пишет письмо в главный штаб. Данное письмо просто необходимо привести в полном объёме.

«Я имею честь дать отчёт Вашему Высочеству, что я отправился в путь из Дорогобужа в 4 часа утра 7-го ноября, но естественные препятствия и гололёд явились помехой марша моего 4-го армейского корпуса, что единственная головная бригада смогла прибыть сюда (в Засижье) в 6 вечера, а хвост колонны только смог занять позицию в 2-х лье (8,5 вёрст) позади. С 2-х часов дня до 5-и вечера враг оказался на правой стороне. Он атаковал в одно и то же время головную часть, центр и хвост (колонны) с помощью артиллерии, казаков и драгун. В головной части он нашёл слабое место, чем и воспользовался, чтобы закричать «ура» и взять приступом 2 полковых орудия (6-и фунтовые пушки), которые находились на очень крутом и отдалённом склоне. Враг выстрелил в арьергард из 4-х пушечных орудий, и генерал Ориано полагал, без подтверждения, что видел пехоту. На каждом из других опорных пунктах было по 2 орудия.

Ваше Высочество легко решит, что поставленный в затруднительное положение моим громоздким транспортом, который мне доставили и многочисленной артиллерией, более 400 лошадей, которые без преувеличения сейчас пали, моё положение довольно критическое. Тем не менее, я буду продолжать моё движение очень ранним утром завтра, чтобы прибыть в Пологи.

Оттуда я отправлю новости и сообразно с тем, что мне сообщат я приму решение отправляться в Духовщину или Пнёво. Я не должен скрывать от Вашего Высочества, что, использовав все способы (к продвижению вперёд), я лишаю себя возможности использовать мою артиллерию и что она должна приготовиться в этом отношении к очень большим жертвам. Уже сейчас многие орудия заклёпаны и врыты в землю.

Я повторяю Вашему Высочеству заверения во всех своих чувствах».

Засижье. 7-го декабря — 9 вечера 1812 г. Эжень Наполеон.

Да-а-а, что тут скажешь ещё? Чувства у Вице-короля всё ещё есть, но артиллерия им уже обречена на полное уничтожение. А ведь только она одна и была способна несколько сдерживать ретивость, рвущихся к французским обозам казаков. Но иного выхода у Евгения нет. Серебро и золото, буквально навязанное ему в Дорогобуже, он бросать не имеет права, (поскольку приёмный отец не велел делать это ни в коем случае) а лошадей на подмену нет, хоть ты тресни! А ведь планы у него в письме заявлены грандиозные. На следующий день он планирует добраться до селения Пологи, то есть форсировать Вопь и после её форсирования продвинуться ещё как минимум на 4 версты. Предположим, он сам (т.е. лично) вполне мог это сделать. И лошади у него были несколько лучше, да и грузы легче. Ну а как же остальные войска? Они и так безмерно растянулись, а на завтра предстояло пройти ещё 25 вёрст! И всё по такой же ужасной, перерезанной во многих местах глубокими оврагами, дороге.

И тут напрашивается одно соображение. Если Евгений Богарне был столь уверен в своём завтрашнем ускоренном марше, то не потому ли, что закопал львиную часть обременявших его тяжестей прямо на месте своей стоянки, т.е. где-то вблизи Засижья? А что, и очень даже может быть. Причём он мог зарыть не только десяток — другой пушек, но вполне мог похоронить и солидный кусок «третьего золотого»!

Где именно? Вопрос, конечно, интересный. Но ответов на него пока нет. Единственно, сразу приходит на память одна фраза из письма. Но письма не Евгения, а Лабома. Помните? «Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне». Вы полагаете, что он пишет о массово дохнущих лошадях? А я думаю, что он пишет о грабеже, что вторично случился как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, и даже пушки, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание немножко пограбить закапывающих во время этого процесса, так сказать «под шумок».

А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Да там же, где и грабили, около некоего «замка». Что за «замок» такой, непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что так назвали очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже небольшая площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там, всё ценное и полезное, скорее всего, французы и зарывали. Вполне логично и в чём-то понятно. Правда, ведь прошло столько лет. Наверное, от той блестящей усадьбы к настоящему времени абсолютно ничегошеньки не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.

Впрочем, мои соображения пока самого общего порядка. В действительности, всё могло быть совсем не так. Ведь вблизи Засижья есть несколько днепровских стариц (ныне превратившиеся в замкнутые озёра части древнего русла), и что-то утопить в них было проще простого. Лёд на них был уже вполне приличный, как и на всех стоячих водоёмах, было совершенно нетрудно за ночь сгрузить в эти старицы даже сотню телег с какими угодно ценностями.

Лично мне довелось побывать в Засижье лишь один раз, и, к сожалению, с весьма кратким визитом. На месте к моему удивлению выяснилось, что почти всё, что я даже не предполагал отыскать в данном селении, сохранилось, пусть и не полностью. Разумеется, от господского дома осталась лишь небольшая часть, но зато почти в неизменном виде сохранился приусадебный парк, украшенный великолепными трёхсотлетними дубами, липами и елями, и охраняемый государством. Обнаружилось в данном парке и несколько весьма подозрительных подземных аномалий, которые, увы, так и остались нетронутыми, по недостатку времени. В парке же сохранилось и удивительное земляное сооружение, назначение которого так и осталось для меня полной загадкой. Те из поисковиков, которые когда-либо доберутся до указанного места, будут вполне вознаграждены за свои усилия одним видом данного сооружения. Впрочем, не будем отвлекаться на мелочи, пора возвращаться в 1812-й год.

За ночными заботами случились у Вице-короля и более приятные известия. На следующий день ему доложили, что отрезанная накануне казаками хвостовая часть колонны смогла сориентироваться в ночной мгле и к утру подтянуться к головной, самой боеспособной части его войск. Новость подбодрила Евгения и в 5 часов утра, (пока зловредные казаки смотрели третьи сны) он спешно выступил из Засижья и направился к Ульховой Слободе, до которой было 18 вёрст. Тут надо сказать, что от данного селения дорога вначале идёт под уклон, в овражек, после чего выходит на своеобразное плато. Но через пару вёрст дорога вновь спускается в уже довольно глубокий овраг. По дну оврага протекает ручей, а справа, за плотиной в 1812-м расстилалось довольно обширное озеро. От плотины озера дорога очень круто поднимается вверх, к деревне Клемятино.

По дошедшим до нас преданиям, именно в районе этой деревни после ухода французов было найдено множество нательных крестов и другой мелкой церковной утвари. Поэтому возникла гипотеза о том, что именно в этом озере была затоплена значительная по массе часть ценностей. Почему именно здесь? Да просто потому, что фургоны из-за сильнейшей наледи просто не могли подняться на противоположный склон оврага, и вице-король, попав в безвыходное положение, принял решение избавиться от сковывавшего его чересчур массивного груза. А валяющаяся на земле серебряная и медная «мелочь» явилась лишь следствием того, что перед затоплением тщательно упакованных ящиков их «малость порастрясли» (просто привычка какая-то нехорошая выработалась). Искали, разумеется, вовсе не ценности, а продукты питания и тёплую одежду, поскольку именно этого «товара» крайне не хватало голодным и замерзающим солдатам.

На счёт данного эпизода у меня имеется собственное мнение, которое я не решаюсь вынести на страницы этой книги. Оно ведь подкрепляется только тем, что в данном озере не обнаружено никакой подозрительной аномалии, указывающей на наличие под толстенным слоем ила какого-либо металла. А ведь сокровищ без металла практически не бывает. И значит, они лежат где-то ещё!

Но вот многочасовой марш закончен. Голова 4-го корпуса, несмотря на все усилия и все утраты, так и не смогла добраться до назначенных накануне рубежей. Вице-король подсчитывает ущерб и пишет очередное донесение.

«Ваше Высочество, подвергшись внезапному нападению противника, не могу не дать Вам знать, что нахожусь ещё около Вопи. Я с меньшим отрядом покинул Засижье в 5 утра, но дорога так пересечена оврагами, что даже усиленным маршем не достиг места (селения Пологи).

Жестокая необходимость принуждает меня с сожалением признаться в тех потерях, которые мы потерпели, желая ускорить наше движение. Вчера умерло 400 лошадей, а сегодня может быть вдвое (800 шт.) не считая тех, которые я велел прикалывать из военных и частных повозок. Целые упряжки издыхали в одно время.

Последние три дня страданий так подавили дух в солдатах, что я не думаю, чтобы они были в состоянии сделать теперь какое-нибудь усилие. Много людей умерло от голода и стужи, другие, отчаявшись, сами сдались неприятелю. (В тот день Платову действительно сдалось в плен порядка 3000 человек).

Сегодня головная часть корпуса армии была спокойна на марше. Появились какие-то казаки без артиллерии, это, оказывается, явились местные жители. Если верить донесениям стрелков, это является предвестником грабежа. Они следуют за колоннами пехоты, артиллерии и кавалерии, следуют сами, говорят, что к Духовщине.

Этой ночью отправлена сильная разведка на Духовщину, от которой я завтра получу подробный отчёт о противоположном береге и неприятеле. Но не одно сопротивление противника важно для нас. Потому я во второй раз не скрываю от Вашего Высочества, что эти три дня страданий, так изнурили дух солдат, что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки. Необходимо сделать какие-то дополнительные усилия. Корпус армии в последние три дня потерял две трети артиллерии. Я повторяю Вашему Высочеству заверение во всех моих чувствах.

Ульхова Слобода. На пути к Вопи. 8-го ноября — 9 вечера. Е. Богарне.

Какое странное письмо, Вы не находите? Путанное, противоречивое, полное каких-то недомолвок и неясностей. Давайте же разберёмся в нём чуть подробнее. И начнём мы как бы с его завершающей части, окончания. Не с чувств Евгения Богарне, разумеется, а с пушек и лошадей. Вице-король пишет, что уже потерял 1200 лошадей. Хорошо, запомним данное число. Далее, до реки Вопь он всё же доволок 35 орудий. Следовательно, потерял он за два дня не менее 70 пушек. Каждую такую пушку тащило минимум по 12 лошадей. Значит, всего на перевозку этих пушек потребовалось бы минимально 840 лошадей. Кроме того, артиллеристы бросали и ненужные зарядные ящики, причём успели бросить их не менее двухсот. Каждую такую увесистую повозку везли по 4 лошади. Значит, и на их транспортировку требовалось ещё 800 лошадей!

— И каков же результат? — спросите Вы. А результат таков. Для перевозки только брошенного имущества потребовалось бы 1600 — 1700 лошадей. Но сдохло-то их всего 1200. Так что Богарне остался даже в некотором выигрыше. Не верите? Ну, ладно пусть их погибло даже 1500. Хотите, чтобы их сдохло больше? Прекрасно, будем считать, что у Вице-короля сдохли все 1700 лошадей. Но это означает только одно, от повозок с трофеями не было взято ни одной лошади! И, несмотря на все потери в тягловой силе, все триста повозок с ценностями с 8-е на 9-е ноября, скорее всего, были на ходу. А если ранее из них что-то и было закопано, либо утоплено, то оставшиеся в распоряжении Вице-короля фургоны и подавно были исправны и обеспечены лошадьми. Заметьте, ведь в докладе Богарне чётко различает тех лошадей, которые обеспечивают ему выполнение основной задачи, и всех прочих, которых он велел прикалывать. И ещё эта неопределённая фраза, в самом конце письма: «что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки».

О доставке чего именно так невразумительно бормочет наш несколько растерянный Евгений? Во что он не верит? В то, что ему всё же удастся сохранить пушки или боеприпасы? Да он их сам щедро бросает на каждом углу, ни мало по этому поводу не переживая! Только на безвестном ручье Жерновка, что неподалёку от ещё более безвестной деревеньки Войновка, казаки Платова взяли 62 брошенные Вице-королём пушки. Легко! И искать не нужно было, они все в рядок стояли на обочине. Нет, нет, господа, как минимум 200, а то и 250 фургонов с ценностями Евгений Богарне ещё с собой тащит. Затем и разведку на переправы через Вопь послал. Очень ему интересно выяснить, удастся ли ему без проблем перескочить на другой берег, или же придётся прорываться с боями. А как воевать, если даже идти не по силам. Однако, давайте оставим его на время со своими невесёлыми мыслями и посмотрим, что в тот момент происходит в стане русских войск.

8-го ноября в районе деревень Марково и Мантрово казаки Платова взяли в плен 2800 человек солдат и 109 офицеров (отставшие и замёрзшие, которые не угнались за головной колонной). На почтовом тракте у Войновки наши кавалеристы захватили 62 пушки и 64 зарядных ящика. Кроме того, в скоротечных боях и кратковременных стычках убито ещё порядка 1600 французов. Казаки довольны. Ещё бы. Трофеев — море, только успевай подбирать. Да и француз пошёл не такой злобный, сам сдаётся.

Стараниями собирателей устного народного творчества сохранился рассказ крестьянина по имени Кирей, из деревни Плоское, Копырёвщинской волости о событиях, происходивших в районе Ярцево 7 — 8 ноября 1812 г.

«Мне было тогда 25 лет, когда французы шли к Москве. Тогда их у нас в деревне Плоское тьма была: большак ведь от нас в 4-х верстах напрямик. Они забирали все наши стада и угоняли. Станешь просить — они часть себе оставят, а часть отдадут. Когда же их назад гнали, то их с дороги не спускали: как сойдут которые, то казаки, которые ехали по сторонам (только по одной стороне, слева от дороги), закалывали сейчас: да мужики многих перебили, которые ходили грабить по 5 — 8 человек. Казаки Платова ночевали у нас, а он сам в Пушкине, у священника. Церковь видна недалеко из дому.

Казаки, выходя утром 8-го ноября из деревни, сказали нам: «Ну, ребята, ступайте к Ярцеву, там Вам пожива будет». Мы и отправились и всё видели. Французов, как переправилась их часть через Вопь, казаки на них и налетели, да всех и захватили: кого побили, кто в реке утонул, кого в полон (плен) взяли. И начали всё брать. А добра-то, добра! Видимо-невидимо! И нам сказали: «Берите». Как сами уже набрали, и девать было некуда. Прежде много было на лошадях, а теперь лошади насилу шли, так на них навалили, навьючили. Платов в 3-х верстах велел у казаков всё отобрать, у них уже лошади были попорчены, сбиты. Собрал Платов в кучу всё добро, да и попалил (сжёг), а казаков послал догонять французов и бить, и сам поехал за ними. А мы как бросились на добро, со всех сторон набежали мужики, как на ярмонку (ярмарку) о Светлую — и глаза разбегаются: не знаем, что брать. Наберём, наберём — брать некуда. Как опять казакам попадутся французы, они лучшее отберут себе, лучшее в кусты спрячем и опять за добром. А многие были догадливы: с возами туда (к реке Вопь) приехали, со товарищами. Да, набрав на воз, за кустами положат: один останется караулить, а другой таскает. Иные куды много набрали, да дорогих вещей!»

Что же сцены народного грабежа прописаны очень достоверно. Вот только ни одного упоминания о том, что казаками или крестьянами были найдены и захвачены церковные ценности. Судя по тому, как поступил Платов (собрал в кучу, да поджёг), основную массу и казацкой и крестьянской добычи составляли носильные и бытовые вещи, предметы сервировки и рядовые украшения. И не стоит сильно напирать на слова «дорогих вещей». Для обычного крестьянина Смоленской губернии, даже обычное поношенное пальто представляло собой невиданную ценность. Впрочем, что говорить о том, как жили 200 лет назад. Поезжайте туда сейчас и посмотрите сами на быт наших с Вами современников. Без особых проблем увидите вдоль просёлочных дорог те же деревянные пятистенки, да ватники в качестве повседневной одежды местных жителей.

Однако давайте вернёмся к письму Вице-короля. Вот он пишет, что достиг Ульховой Слободы (ныне Ольхово). Причём двигался ускоренным маршем, бросив на произвол судьбы основную массу своих солдат. Теперь прикладываем линейку к карте и легко подсчитываем, что от Засижья до Ульховой Слободы всего-то 21 километр. Двигаясь обычным шагом, налегке, такое расстояние легко можно преодолеть всего за 5 часов. А ведь Богарне вышел из Засижья уже в 5 утра. Следовательно, не встречая на пути никакого сопротивления (казаки всё ещё изволили почивать), он уже к 10-и утра мог добраться до Слободы. Ему ничего не стоило потратить ещё 2 часа и выйти на берег Вопи.

И тут же у меня возникает законный вопрос. Даже несколько вопросов. Почему Богарне выдвинулся так рано, в столь жуткий мороз? (В первую же ночь заживо замёрзло 300 человек!). Почему при этакой спешке он двигался так медленно? Ведь он вроде так торопился, и его ничего не сковывало на марше. Легко просчитываемая усреднённая скорость отходящих войск не превышала в действительности полутора (!) верст в час. Значит, даже продвигаясь «ускоренным маршем» основная колонна Богарне больше стояла, нежели шагала. И лично мне совершенно непонятно, что мешало ему прибавить ходу? В отсутствии реально противодействующего противника мешать более быстрому движению могло только одно — наличие в головной части его колонны достаточно массивного обоза, продвигать который в тех конкретных условиях было совсем нелегко. Взглянем ещё раз на карту. От Засижья до места его следующей стоянки, войскам Евгения Богарне пришлось преодолеть как минимум 3 мощные естественные преграды.

Первая преграда — впадина между деревней Засижье и деревней Клемятино. Смотрю на фотографию этого участка и мысленно представляю медленно ползущие по обледеневшей дороге фургоны. Длинный спуск вниз и крутой, затянутый подъём вверх. Справа от дороги в самой глубокой точке оврага имелся водоём, подпёртый плотиной.

Сразу же возникает мысль: «А почему бы возницам элементарно не спустить под воду тот груз, который осталась без конной тяги? Ведь кони в основной массе погибали именно на таких чрезмерно затянутых и обледенелых подъёмах, когда они, выбиваясь из сил, скользили совершенно негодными (летними) подковами по свежееобразовавшемуся льду. Ведь этому на самом деле ничто не препятствовало. Лёд на относительно небольших водоёмчиках, был уже достаточно прочен, и по нему вполне могла ехать даже тяжелогружёная телега. Даже без лошадей её было нетрудно вытолкать на руках. Пробить во льду прорубь тоже было не сложно, поскольку толщина ледяного панциря на тот момент не превышала 10 см. Так что тяжести далеко и таскать не надо. А самое главное, на другой же день не осталось никаких следов затопления. Любая прорубь в условиях сильно минусовых температур затягивается очень быстро. К тому же прорубей этих делалось великое множество, поскольку лошадей требовалось поить, а их всё ещё было очень много.

Вторая преграда возникла перед обозом за деревней Петрово, в виде реки Великой (правый приток Днепра). Та же самая картина: длиннющий полукилометровый спуск и не менее «приятный» подъём. Дорога идёт по глубокой выемке, и передвигаться можно только гуськом. Спустившись к самой реке, обозы встретили новое препятствие — узкий деревянный мост. Малейший затор и останавливалось всё движение. Но, что характерно, и тут был подходящий для сброса груза водоём. Плотина и всё как положено, и повозки даже двигались по этому льду, преодолевая естественную узость моста. Почему бы и здесь не утопить часть груза, снятого с тех повозок, которые уже некому было везти? Тоже без проблем. Пили лёд тесаком (а они были с зубьями и выдавались каждому вознице), делай полынью и ссыпай в воду, всё что попало. Телеги с моста долой и снова вперёд, к следующей преграде, третьей. Преграда эта была точно такой же, как и на реке Великая, только теперь эта речка называлась Ракита.

Помните, где в детских сказках прятался знаменитый Соловей-разбойник? Именно здесь располагалась его воровская «малина», под «ракитовым» кустом, вблизи «старой» торговой тропы. Ждал свою бандитскую удачу «Соловей», в крайне неудобном для переправы и обороны перевозимого имущества месте. Пожалуй, на всём пути от Дорогобужа до Ярцева это было последнее место, где можно было без особых затей затопить остатки «третьего золотого» обоза. Далее к переправе тащились только артиллерийские орудия, ибо только они могли и обеспечить относительно безопасную переправу и удерживать на достаточном расстоянии несносных казаков. Перепряжка лошадей производилась именно в нижней части оврага. Лошади отцеплялись от обозной фуры и прицеплялись к артиллерийским передкам. И только так, в связке по 15 — 20 лошадей удавалось доставить наверх всего лишь тонную пушку.

Была ли у вице-короля иная альтернатива? Мог ли он спасти порученные ему императором ценности? Возможно, что сам Наполеон на подобное везение даже и не надеялся. Но всё же отправил пасынка из Дорогобужа по другой дороге, втайне рассчитывая, что погнавшийся за двумя зайцами охотник (казацкие полки и партизаны) упустит и одну, и вторую дичь. Что ж, так во время многочисленных войн поступали многие. И до Наполеона и после него. Да, он потерял «третий золотой», но сохранил (по крайней мере, на время) другие два не менее ценных обоза. К тому же, Евгений всё-таки выполнил категорический приказ императора, повелевавший ничего ценного русским не оставлять. Он и не оставил. Весь 300-подводный обоз был им спрятан по частям на примерно 10-и километровом участке дороги. Некоторое количество грузов видимо было зарыто, а другая их часть затоплена.

Вот теперь Вице-король был готов к переправе. Он освободился от сковывавших его манёвр грузов. Он усилил высвободившимися лошадьми артиллерию и кавалерию. Он очистил войска от раненых и ослабевших солдат. (Правда, в этом вопросе ему сильно помог наш генерал Платов.) Под его началом теперь находилось хоть и сильно поредевшее, но всё ещё боеспособное воинство, которое имело некоторые шансы пробиться на соединение со своими войсками, базировавшимися в Витебске. А ценности.… А что ценности? Подумаешь, спрятали! Так ведь их потом и отыскать можно. Благо, где именно их прикопали и притопили, лично ему прекрасно известно. Война, может быть, повернётся как-то по-другому и тогда…

Но «тогда» так и не наступило, и драгоценный груз сотен и тысяч повозок так и остался дожидаться своих «освободителей», лёжа в грязи и глине. Теперь становится куда как более понятен и рассказ крестьянина Кирея. Видеть, как французы прячут самое ценное имущество, он (как впрочем, и казаки Платова) никак не мог, поскольку толпы деревенских мародёров и строевые кавалерийские части двигались на достаточном удалении от столбовой дороги, справа от неё. А французы освобождались от излишних тяжестей либо ночью, либо в естественных низинах глубоченных оврагов, которые сами по себе являлись хорошим укрытием от посторонних глаз. Так что шансы доехать до переправы через Вопь, при прочих равных условиях, имели только небольшие повозки, по большей части набитые относительно лёгкими вещами.

К этому утверждению очень хорошо подходят строки из дневника де Лотье: «Двигаться дальше невозможно — так трудна дорога. В два дня (7-го и 8-го) мы потеряли 1200 лошадей, на которых держалась вся наша надежда. Казаки то идут впереди нас, то за нами следуют, и мы больше не можем посылать ни отрядов, ни фуражировщиков, так как у нас осталось лишь небольшое количество всадников.

Не находя никакого пропитания по дороге и увидев вдали деревню, которая представляется уцелевшей, многие солдаты выходят из строя и, перестреливаясь с казаками, идут туда наудачу. Некоторые из наших были, таким образом, захвачены в плен. Другим же удалось купить немного ржаного хлеба, сухого и чёрствого».

Написано офицером, который находился при штабе, рядом с Вице-королём. Если для них всё было так трудно, то, что же говорить об отставших пехотных частях и батареях? Там-то положение вообще было нестерпимое! Не чаяли сохранить самих себя. Но, не смотря ни на что, наиболее ценные вещи несли и везли до крайнего предела. И ведь дотащили ведь! Форсировали Вопь у Ярцева перевоза, и вышли-таки к долгожданным Пологам. Но ждало их там несколько не то, на что надеялись французы.

О тех далёких от нашего времени событиях по-свойски, по-домашнему рассказывает двоюродная сестра княгини Друцкой-Соколинской. Вскоре после войны она приехала в гости к Б. И. Потёмкину. Как раз напротив его дома происходило избиение переправившихся французов казаками. По стечению обстоятельств, личная карета Евгения Богарне досталась местному крепостному. Тот продал её как раз отцу сестры за 10 четвертей ржи. Тот в свою очередь с барышом перепродал её другим лицам, несмотря на то, что она была с оборванной обивкой. Но суть моего рассказа состоит вовсе не в том. При капитальном ремонте пресловутой кареты, устроенном последним покупателем, в ней нашли несколько тайников с золотыми монетами, «бриллиантовыми вещами» и «другими богатствами»!

Остаётся только пожалеть того недалёкого крестьянина, который отдал доставшиеся ему на «халяву» ценности, оцениваемые сейчас как минимум в 500.000$, за несколько мешков какой-то примитивной ржи. Впрочем, от ошибок никто не застрахован. Я сам сто раз попадал впросак. И ничего, жив пока. Надеюсь в душе, что та рожь взошла и дала крестьянину большой урожай и хоть тем поддержала его несчастных детей.

Однако прервём наше лирическое отступление и вернёмся к 4-у корпусу. В Ульховой Слободе Вице-король со своим штабом ночевал в красивой церкви, остатки которой до сих пор привлекают взор случайного путника. Солдаты и офицеры ночевали по домам и сараям. Всё-таки в селе было 17 дворов, что по тем временам было совсем неплохо. Известия со всех сторон приходили самые безрадостные. Громадные потери, падёж множества лошадей, утраты во всём. Всё вокруг было разорено, и казаки толпами носились вокруг лагеря, убивая и раздевая всех, кто осмеливался отлучиться в сторону в поисках пропитания. Но пока сохранялся хоть малейший шанс на спасение, Вице-король был просто обязан его использовать. Поэтому он уже с вечера посылает генерала с инженерами и сапёрами наводить переправу. На рассвете 9 ноября он, собрав все наличные силы в кулак, начинает движение к переправе. Но удача явно не на его стороне. За ночь, поднявшаяся в реке вода, снесла наскоро выстроенный мост. Около реки, преграждая путь войскам, теснились отправленные заранее обозные упряжки и вывезенные из Москвы лёгкие дрожки.

Пришлось солдатам восстанавливать мост заново, что сильно замедлило начало полноценной переправы. Но вот мост собран. Вначале переправляется гвардия и некоторая часть артиллерии. Вслед за ней Вопь пересекает и Вице-король. И повозки, повозки, повозки — нескончаемой чередой. Наступает ночь, а переправа всё ещё не закончена. Те, кому совсем плохо и у кого пали лошади, вынуждены заночевать на левом берегу.

«Мороз всё усиливался, а пушечные выстрелы казаков делались всё ближе и ближе. Вице-король был принуждён, в конце концов, бросить всю артиллерию и те повозки, которые не были переправлены через Вопь. Как только это вызванное «жестокой необходимостью» распоряжение сделалось известным на берегах реки, открылось зрелище, не виданное в летописях военной истории. У кого были ещё повозки, и кто вынужден был теперь их бросить, те поспешно стали навьючивать на лошадей наиболее ценные вещи и припасы. Как только кончилась переборка этих вещей, толпа «отсталых» кинулась к повозкам, выбирая наиболее роскошные экипажи.

Казаки, сдерживаемые горстью солдат, скачут вокруг и наблюдают, но не смеют приблизиться. Между тем жадная толпа кидается скорее на съестные припасы, чем на богатства. Ценные картины, вышитые одежды, серебряные канделябры валяются разбросанными, и никто не обращает на них внимания. Храбрые канониры и сапёры пытаются сделать последнюю попытку спасти свои пушки, а затем в отчаянье принимаются их уничтожать и разбрасывать порох по ветру. Другие посыпают им дорогу к артиллерийским повозкам, которые находятся позади обоза. Они кидают на этот порох бивуачные огни. Огонь с быстротой молнии пробегает по проложенной дорожке, артиллерийские повозки взрываются, гранаты лопаются, и казаки в ужасе стараются спастись».

Согласитесь, что автор этих строк — Цезарь де Лотье просто мастерски описывает все страсти, которые кипели в тот момент на, казалось бы, заурядной переправе через самую заурядную речку (а переправа происходила в том самом месте, где речка Пальна впадает в Вопь). Наверное, многие из тех ценных вещичек, что так торопливо сыпали на землю в панике и хаосе эвакуации, так и были затоптаны в землю. Тут бы мне и дать дружеский совет поискать эту драгоценную мелочь с помощью металлодетекторов, но, к сожалению, дать такой совет не могу. Вокруг этого места давно выстроились городские постройки, а все прибрежные луга буквально завалены тысячами пивных и водочных пробок. Искать что-то в таких условиях поистине равнозначно поиску иголки в стоге сена.