Бесплатный фрагмент - Исток бесчеловечности

Побеждённый непобедим.

К. Понедельник

И долго я стоял у речки,

И долго думал, сняв очки:

«Какие странные

Дощечки

И непонятные

Крючки!»

Д. Хармс

Глава 1.
Зверь из ямы

1.

Рен Штиллер, ключник, возвратившийся из обязательного для его цеха кругосветного путешествия, вежливо постучался в ворота столицы, города Лена Игел.

Широкие Тролльи Ворота сразу, без размышлений, отворились, и Рен облегчённо выдохнул. Лена оказалась не против, старая ведьма! Значит, там, внутри, в городе из плоти мёртвой колдуньи, неустанно следящей за своим последним великим творением, для молодого мастера имелось жильё. Хорошо бы не подвал. Пусть маленькая, но уютная комната с балконом или с видом на Запретные Воды… Ладно, не всё сразу. Со временем надо будет поколдовать в этом направлении. Ключник оставил Вокзал за спиной, шагнул внутрь, и ворота, не нуждающиеся в охране, захлопнулись.

Вряд ли кому-то ещё сегодня удастся провернуть подобный фокус. Торговый люд пользовался Зрячей Дверью, расположенной ближе к пристани. Там их видел Глаз Государя, можно было с порога уплатить пошлины, передать сообщение, оставить товар под присмотром. Родичей ленаигелские встречали у ворот, заботливо удерживая двери, чтоб те не поддали по копчику. Мастеровые прикладывали к стене, серой и шершавой, как кость, свои цеховые перстни. У Штиллера тоже был такой. Собственно, так ему и стоило поступить: приложить и войти. Но нельзя же было не испытать судьбу! Постучи, рассказывали люди, и ведьма слегка пробудится от своего смертного сна, и примет решение: позволить пришельцу распоряжаться частью её плоти или отказать.

Чем же ему, новоиспечённому ключнику, удалось заинтересовать Лену Игел? Хорошо, если его не приняли за кого-нибудь другого…

Гость с нервно подёргивающимся ртом, предполагая у себя на лице доброжелательную улыбку, крепко сжал сумку с бесценными инструментами. Он пересёк пустующую в тот день базарную площадь, зашагал вверх по улице, названия которой не запомнил, на ходу превращаясь в жителя столицы. Куда идти прежде всего? На легендарную Треугольную Площадь с дворцами и особняками Островитян? Над косыми, похожими на сцепленные пальцы, крышами их было видно издалека в мягком закатном сиянии. Чудеса древности больше не напоминали пряничные домики: они подавляли, наводили на мысли об окаменевших чудовищах. Хотелось приблизиться к тёмным гигантам медленно, благоговейно, рассмотреть внимательно и представить себе, как эти шедевры зародились и росли. В Подмостье, весёлый квартал над водой, стоило сходить, когда в карманах вновь заведётся плотва: путешествие совершенно истощило запасы наличности, оставалось немного на ужин и сон. «Именно о них стоит позаботиться», — ненавидя сам себя за унылую практичность, решил ключник.

И немедленно оказался в трактире «Слепая рыба». Если не обманывали бродяги в Приводье и в Сухоземе, это местечко само по себе заслуживало статуса столичной достопримечательности. Тут назначали неформальные встречи мастера всевозможных гильдий — как признанных, так и незаконных. Еду подавали недорогую, вкусную и разнообразную. Порой даже редкие дары Вод. Владели таверной Ларс и его невидимая спутница Ребекка. Рассказывали: только засидишься в «Рыбе» — и туда заглянет вор, разоривший вашу фамильную сокровищницу, или незнакомка, навещающая во сне, сбежавший должник или сам Король со свитой. Штиллер, хоть и повидал мир, но в пути почти не поднимал глаз от инструментов, заковыристых замков и редких ключей. А в «Рыбу» зашёл — сам не понял, зачем. За чудом, что ли. Чтобы услышать: «Вот наконец-то и ты!»

Дверь в таверну он попытался распахнуть с самоуверенным видом повидавшего мир бродяги. Но, поборовшись с медной ручкой в виде щучьей головы, сообразил: тянуть, а не толкать — и возник на пороге, скорее, как одержавший нежданную победу.

Перед немногочисленными посетителями предстал молодой приезжий невысокого роста, темноволосый и по-провинциальному коротко стриженный. Его правильные, непримечательные черты лица располагали к доверию — или свидетельствовали о том, что их обладатель сам склонен беспричинно доверять людям. Тёплая потрёпанная куртка без капюшона, штаны без модной вышивки, старые рыбачьи сапоги убеждали, что приезжий вырос на Побережье и привык не к роскоши, а к непритязательному удобству. Впрочем, цеховая сумка на плече — дорогая, серая с зелёным тиснением — позволяла предположить, что плотва в карманах гостя всё-таки водится.

Выдающейся оказалась только улыбка новоприбывшего. Когда и без того широкий рот его безо всякой видимой причины разъехался в стороны, показывая здоровые зубы, весёлые глаза прищурились, на подбородке обозначилась детская ямка — всё круглое лицо гостя выразило замечательное удовольствие. Такие умиротворённые физиономии встречались, кажется, только у старомирских храмовых зверей. «Да и у тебя тоже всё в порядке! Правда-правда!» — убеждала такая улыбка. Чужака охотно поприветствовали, но приглашать за свой стол не торопились. Такой до неприличия радостный тип мог оказаться и ночеградским мошеником, торговцем шушунами.

Получив ароматную дымящуюся тарелку легендарной ухи, избавляющей от усталости, душевных ран и некоторых проклятий, Штиллер выбрал угловой стол с самым лучшим обзором. И предоставил желудку право знакомиться с чудесами столицы, пока ноги отдыхали под лавкой на брошенном кем-то мешке.

— Что, мастер-ключник, всё Приводье объехал? — Ребекка, невидимая хозяйка, положила рядом с тарелкой ломоть свежего, тёплого хлеба. Рен кивнул, выражая восхищение повару, с опасной для жизни скоростью прихлёбывая суп.

— Так уж не торопись, на вторую тарелку у тебя ни плотвы в кармане, ни места в животе не хватит, — и прохладная призрачная рука похлопала гостя по плечу. Он вздрогнул, как дурак, и решил, что обидел трактирщицу. Но Ребекка только хмыкнула покровительственно и отошла, сразу забыв о госте.

В «Рыбу», ослепляя золотыми жилетками и самоцветами на сапогах, ввалилась толпа гномов-ювелиров из Города Ночь. Те были, несомненно, старыми знакомыми хозяев и сразу отправились в погреб выбирать вино. На жаровню метнулась вырезка медвервольфа.

Ларс всё это время сидел напротив одной гостьи, как бы невзначай загораживая её от входящих. Рен заметил: на пороге время от времени появлялись посетители, вытягивали шеи, толкали друг друга в бока, мотали головами и даже стряхивали пыль с рукавов, что вроде бы должно усмирять мелких бесов. И удалялись, тихонько притворив дверь.

Штиллер ел и пялился на гостью, виновницу всеобщего смятения. Ему вначале подумалось, что они встречались. Но этого, конечно, никак быть не могло.

Судя по вычурному наряду, модной змеиной коже в светлых волосах, дорогим перстням и редкой старомирской внешности без примеси нелюдской крови, дама принадлежала семье Островитян. Да что там, могла быть даже королевой инкогнито, будь его величество женат. Рен, потомственный ключник, ни с кем подобным дел не имел — пока, во-всяком случае. Он ещё сменит замки на Треугольной Площади и в каждой столичной гильдии! Тем не менее что-то в высокомерном, напряжённом лице женщины казалось знакомым и даже родным. Её хотелось обнять, как двоюродную тётку Агниссу. Вдруг гостья выглянула из-за сгорбленной спины трактирщика и подмигнула ему.

— Хей! — позвал насмешливый голос. — Иди сюда, молодой мастер. Погадаю!

— Оставь, Фенна, — услышал Рен мрачный, почти угрожающий ответ хозяина «Рыбы». — Паренёк — явно не тот, кто тебе нужен.

— Ларс, Ла-а-арс!.. — в пронзительном голосе гостьи зазвучали гнусные, непристойные интонации портовой гадалки, торгующейся с рыбаками о пророчестве на ночь. — Он может явиться кем угодно. Чем угодно. Он может дюжину дней спать у тебя под лавкой и таскать корки со стола, пока я не замечу.

«Мешок» резко шевельнулся под ногой ключника, так что тот чуть ложку не упустил. Рен аккуратно убрал ногу и ждал удобного момента, чтобы заглянуть под стол.

— Да, да, Фенна, мы, персонал, в неописуемом восторге от твоего дара ясно видеть остатки вчерашнего обеда в кишках! — проворчала невидимая Ребекка, грохнув перед пророчицей пузатой бутылкой вина и блюдом с сыром. Дама и бровью не повела. — А вот гостям не слишком по душе такая проницательность. Ты, считай, заведение на целую дневную выручку наказала: сегодня сюда никто носу не сунет. И завтра, если я что-нибудь понимаю в ленаигелских выпивохах. Народ надеялся, что тебя лет триста назад парализовало, оттого и новых пророчеств не слыхать! А ты тут, здоровёхонька, такая радость.

Триста лет! Штиллер решил, что ослышался.

— Сочтёмся, — качнув змеиными головами в платиновой копне волос, отвечала Фенна. — А ты, вижу, в добром здравии. Извини, нет, не вижу. Но легко прозреваю: о, эти морщины, бородавки на носу, усы, пигментные пятна… Фу, Ребекка, тебе сказочно повезло с невидимостью!

— Спорим, не угадаешь, с какой стороны я тебе по уху? — деловито предложила трактирщица, а «мешок» под столом у Штиллера тихонечко хихикнул. Ключник отсел в сторону, стараясь не привлекать внимания. У того, внизу, были свои, несомненно, благородные мотивы оставаться незамеченным.

Ларс тем временем приподнялся, медленно выпрямился, опершись руками на столешницу. Этого оказалось достаточно, чтобы положить конец сваре. Шарканье туфель Ребекки удалилось за стойку. Послышался стук кастрюль и хруст яблок, нарезаемых для сидра. Фенна тоже замолчала, достала из кошеля некий свёрток, развернула и углубилась в свои таинственные пророческие дела, не забывая крошить сыр и рассеянно отправлять в подведённый кармином рот изящные кусочки. Ларс некоторое время, нависнув над столом, наблюдал за течением перемирия. Не дождавшись драки, он пожал широкими, как у тролля, плечами и отошёл к жаровне, чтобы перевернуть мясо. Рен как раз расправился с ухой, поискал краюху, чтобы и её прикончить, но заметил, что его избавили от этой обязанности. Из-под стола высунулась грязная детская ручка с обгрызенными ногтями, пошуршала около тарелки и пропала. Вот так ясновидение! Штиллер быстро глянул под стол.

Там обнаружилась человеческая девочка лет восьми: тощая, с неопрятной кудлатой косицей, босая и в страннейшем наряде.

2.

В Лена Игел нищих нет, знают все в Приводье. Относительно малоимущие люди встречались Штиллеру в деревнях Еремайе, в рыбацких сёлах, в Нижнем Михине, даже в Амао — городе богатом, драконьей вотчине. Но в столице он поверил бы скорее в лещей, торгующих сушёными гномами. Увязшим в долгах неожиданно доставалось небольшое наследство, сироты находили клады на чердаках, на разорившихся ремесленников сваливались дорогие заказы. Самый ленивый, переходя вброд Подмостье, вынимал из сапога костяную плотву, за которую на базаре давали не менее сотни монет. Домоседы давились золотом, невесть как оказавшимся на дне пивной кружки.

А между тем именно нищей, чудовищно обносившейся девчонка и выглядела. Её вязаное пальтишко сплошь покрывали узелки, стягивающие разорванные нитки. Словно некто отчаялся залатать худую ткань и старался по возможности скрутить торчащую гнилую бахрому, чтоб прикрыть дыры. Мрачное это было зрелище: и жалкое одеяние ребёнка, и весь его потерянный, горестный вид. Казалось, даже если вымыть и переодеть девочку, то стоит отвести от неё на мгновение взгляд — и кожу сама собой покроет грязь, а новое платье зарастёт узелками.

— Эй, — выговорил с трудом Рен, единственный сын своих родителей, не представляющий, как говорят с малышами, — ты прячешься? Или потерялась?

Девчонка помотала косицей туда-сюда и стала копаться в узелках, медленно сплетая их в некую сложную конструкцию.

— А что домой не идёшь? Отец с матерью, наверное, ищут, волнуются?

Опять головёнкой покачала. Нет, значит, не ищут.

— Хм… Что это они так? — совсем расстроился Рен. — Есть хочешь? — он подвинул к себе плошку с остатками похлёбки, запустил в неё ложку и обернулся к хозяину «Рыбы». — Эм-м… Ларс! Мне бы ещё бы одну краюху, на донышке поскрести.

Трактирщик подошёл поближе, вздыхая, будто ожидая неприятностей, и тоже заглянул под стол.

— А! — удивился он, явно обнаружив совсем не то, что опасался увидеть. — Ненка! Брысь отсюда! Сеструха заругается, что ты сюда одна ходишь. Знаешь, какой народ у меня бывает? А что я матери твоей обещал, помнишь? Давай, хоп-хоп домой, пока я добрый, а то за шкварник вынесу.

Ненка уставилась вверх из-под стола, округлила рот и принялась тоненько всхлипывать, что обещало вскоре перерасти в драматический рёв. Ключник решил, что с него хватит.

— Так, — он ловко, как настоящие мастера достают застрявший в замке обломок ключа, выудил девчонку из укрытия. — Слушай, что будет. Я тебя провожу домой и с сестрой побеседую, чтоб не ругалась. Хлеба тоже прихватим, раз дядя Ларс добрый. — Рен, сам себе удивляясь, свирепо глянул на трактирщика. Тот кивнул, глядя на гостя с недоверием и тревогой.

— Нет! — вдруг заговорила Ненка высоким уверенным голоском. — Не пойду домой! Мерре пропала, как мама с папой. Страшно дома теперь. Там Родигер вонючий сидит! С зубами. А мне узелки уже некуда завязывать! — и малышка, оттолкнув руку Штиллера, опять хмуро полезла под стол.

— Ах, это Родигер. Прекрасно, — едко и обречённо высказался Ларс. — Малышни не пожалел, — и трактирщик отошёл, будто сидящая под столом девчонка его больше не интересовала.

— Ну и что, что Родигер, — сердито поинтересовался Штиллер, ни шушуна не понимавший в местной политике. Ясно, что названный тип — не торговец цветами и пряниками. Но по-настоящему серьёзные разбойники, кажется, не имеют дела с бедными маленькими девочками. Что возьмёшь с сиротки?

— Идём, по дороге расскажешь, заодно и покажешь, где живёшь. Не сидеть же тебе в кабаке под столом. Есть у человека дом, значит, там ему и жить! Ты вот — человек или гоблин какой?

Ненка обиженно фыркнула, а в пустоте над ней громко рассмеялась Ребекка. И невидимая трактирщица сунула девочке в руку небольшую единорожью колбаску. Гоблинами в Лена Игел (да и везде) называли оживающие предметы. Случай редкий, но не совсем уж невероятный. По мнению знатоков, происходило это из-за оговорок в заклинаниях, а порой и само по себе, просто так, ни от чего. Если поношенные сапоги стали жаловаться на судьбу, они — гоблины. Назвать этим словом человека — предположить, что он глупая говорящая табуретка.

— Нет, ты умный ребёнок, — авторитетно убеждал Штиллер, снова выуживая Ненку из-под стола. — Давай посмотрим, что дядя Штиллер (это я!) сможет сделать с зубастым… Рудигером или как его. Может, убежит, если я ему свои зубы покажу, — и ключник оскалился грозно, как мог.

Трактирщик уставился на обоих, разинув рот в изумлении, а Фенна уже некоторое время беззвучно колотилась лбом о столешницу, рыдая от смеха. Похоже, дебют Рена в столице имел успех.

Чтобы открыть мастерскую в столице, у Рена попросту не хватало плотвы. Тех самых монеток из черепов ночеградских рыб — платёжного средства по всему населённому Новомиру. В Михине у ключника имелись кое-какие сбережения, в основном, в «глазках». Но те после неурожаев в Невере и отмены еремайской ярмарки катастрофически обесценились. Мастер Смо Риште, «Отворяющий Пути», как старик сам себя с чудовищным пафосом приказывал величать, предложил земляку решение этой типичной для молодого специалиста проблемы.

Глава Гильдии Ключников принял Штиллера у себя дома в Михине. «В столице, как стало известно, пропадают люди, — Смо послал неопытному коллеге многозначительный взгляд. — А значит, остаётся много пустых домов. Понимаешь, в чём опасность неправильно запертого жилья?» Рен сперва обиделся, как ребёнок: за идиота его держат, что ли? А потом осознал невысказанную часть Задания. «Эти дома надлежит запереть, как следует! — приказал Смо. — Причём ещё до холодов. Зимой из подвала лезет такое, с каким мне и самому встречаться желания нет». Риште носил накладную бороду и был напыщенным, толстым гномом. Но при всём этом — непревзойдённым Мастером. Вроде бы именно он в начальные времена запечатал Новомир, сотворённый Вёллем Маленьким, — да так, что ни трещины, ни шва. Как миры запечатываются, Рен ни малейшего понятия не имел. А потому учтиво поклонился и поклялся успеть до морозов. Вознаграждение обещало быть королевским.

И вот пожалуйста, прямо с порога Штиллеру подвернулся заброшенный дом. Потенциально заброшенный. В нём Рудигер сидит. С зубами. «Не нравятся мне они, — размышлял ключник, отсчитывая плотву в кармане, чтоб не позориться, выкладывая мелочь на стол. — Особенные такие зубы. С другой стороны: и что? Не хвост, не рога». И Штиллер, будто бы спасать сироток было для него делом привычным, подхватил сумку с инструментом, махнул Ненке, мол, «за мной!» — и двинулся к выходу.

— Погоди, парень… Он же нездешний, что вы, как язык проглотили! — раздался у него над ухом напряжённый голос Ребекки. — Стой, как тебя…

— Рен Штиллер, — ответил ключник с наигранной беззаботностью. Девочка крутилась сбоку, мотая узелками. Ноги у неё мёрзнут, наверное. Первым делом, как войдём в дом, обувку какую-нибудь поискать.

— Тебе совсем не интересно, кто такой Родигер? — с расстановкой, пытаясь поймать взгляд гостя, уточнил Ларс. Рен чуть не задал вопрос, которого от него ожидали. Но запрет на сбор избыточной информации, один из основных законов ремесла, остановил его.

— Пока не слишком, — соврал Штиллер. — Отведу девочку домой, вернусь — и побеседуем о нём. Не найдётся ли у вас комнаты на первое время? Скажем, на месяц?

Ларс обернулся к пророчице. Фенна, подчёркнуто не обращая внимания, склонилась над расписным свёртком. Осторожные, неуверенные движения её пальцев напомнили Штиллеру древнюю бабку-вязальщицу, мамину тётку. Вдруг он поверил, что гадалке в самом деле триста лет. Трактирщик кивнул и пошёл прочь, подхватил и спас подгорающее мясо. Из погреба шумно повалили повеселевшие гномы, в воздухе замелькали кружки, ножи и дымящиеся блюда. Сквозь поднявшийся гам Рен услышал обращённое к нему бормотание трактирщика:

— Заходи-заходи, парень! Если сегодня до полуночи явишься, будет тебе постель, горячая вода по утрам, завтрак — всё за три плотвы в сутки.

— Подойдёт, — степенно ответил Рен, мысленно переводя столичную плотву на привычные еремайские глазки. — Разрешите, я оставлю тут сумку с инструментами?

— Я за нею присмотрю, — руки вездесущей Ребекки забрали оттягивающую плечо дорожную торбу. Та воспарила над лестницей за стойкой и пропала. Ларс проводил сумку взглядом и буркнул загадочно:

— Может, и правда, он.

Ответа ясновидящей ключник ждать не стал. Он подтолкнул девочку к двери (гнусные узелки оцарапали ладонь), и оба торопливо выскочили из «Рыбы», будто копчёные лещи за ними гнались. Штиллер, к сожалению, успел услышать Ребеккино: «До весны предлагаю приберечь вещички, а потом можно и на Мокрую Ярмарку отвезти».

3.

— Веди! — бодро приказал Рен малышке.

Та увлечённо схватила ключника за палец и потащила вверх по узкой улице, как телёнка на верёвочке. Штиллер вертел головой, пытаясь рассмотреть на бегу удивительную, ни на что не похожую архитектуру города мёртвой ведьмы. Древняя чародейка Лена Игел была, говорят, задолго до своей метаморфозы больна или безумна. И теперь неустанно следила за порядком — на свой причудливый лад.

Дома не требовали ремонта, каналы очищались, народ послушных крыс контролировал рождаемость (хотелось бы надеяться, только свою). Вьюнки, оплетающие стены, благоухали и цвели с ранней весны до холодов буйно, роскошно, как больше нигде в Приводье. Кое-где будто бы попадались зыбучие травы, ядовитые фонтаны и дома-хищники, в сумерках прячущиеся под мостовую. Но внимательному, осторожному путешественнику легко было распознать подобные детские ловушки.

Штиллер причислял себя к осторожным и внимательным.

Нужно заметить, что покойная Лена о комфорте и безопасности имела особенное представление… а может, забыла о таких мелочах с тех пор, как умерла. Поэтому от воров и разбойников город охраняла гвардия, боевые маги. Конечно, королевское войско занималось в первую очередь серьёзными несчастьями вроде нападений запретноводных чудовищ на рыбацкий квартал. Или «сапфировой чумой» — проклятьем, разоряющим столичных ювелиров. О личной безопасности горожанам приходилось заботиться самостоятельно. Штиллер и Ненка взбирались по улицам и каменным ступеням выше и выше. Физиономии прохожих нравились ключнику всё меньше.

То и дело мимо, обдавая непереносимым духом чеснока и солярки, расхаживали железнодорожные тролли, аж по двое в ряд, так что приходилось вжиматься в стенку, чтобы не быть раздавленным и не перемазаться. Вскоре Штиллеру стало казаться, что он из цемента, носит рога и работает машинистом. В Михине тролли получали редуцирующий амулет сразу на воротах, и это Рен считал правильным. Данью уважения к местным жителям. Если бы он, например, получил приглашение в Депо, тайное троллье поселение, то загодя обзавёлся бы увеличительными чарами. Не потому, что боялся бы остаться незамеченным, а из вежливости.

Ещё хуже были коты. Штиллер слышал о кошачьей интервенции в Лена Игел, но масштабов «котострофы» себе не представлял. Купцы из столицы жаловались на хулиганских зверей-телепатов, плюющих на приличия со своего маленького роста. Но Рену нравились пушистые мохнолапы. Теперь же с ним то и дело сталкивались, почти сбивая с ног, вместо извинений вызывающе поблёскивая глазами, поджарые, гладкие (бритые?) котяры. Некоторые — с медальонами, перехватывающими тощее пузо. Выкрашенные оранжевым, а то и ядовито-зелёным. Складывалось впечатление, что коты нарочно кидались под ноги, стоило подумать об их дикой несуразности. Несколько раз Штиллера и Ненку разъединяли. Наконец малышка отпустила руку ключника и бежала впереди, подпрыгивая и почти не оглядываясь.

Обычные ленаигелские жители на глаза попадались тоже. Но из-за странной моды на плащи принцев-вампиров из Города Ночь не очень-то располагали к доверию. Порой мимо прошмыгивал целитель в аккуратной зелёной мантии и традиционной старомирской шапочке-коробочке. Взгляд отдыхал на нём: похоже, даже во Внешнем Пустоземе доктора и их помощники выглядят именно так.

Но больше всего поражали не постройки или горожане, а яблони. Штиллер ни разу прежде не встречал этих редких растений и полагал, что им в Новомире выжить не удалось.

И вдруг увидел, проходя мимо, и не поверил глазам. Но отмечал их по пути, вспоминал описания, картинки, рассказы матери и постепенно убеждался: да, это старомирские яблони. На каждом углу. Рассказать в Михине — в нос харкнут и брехуном погонять до старости будут. Яркие спелые плоды назывались «яблонки». Надо обязательно рассмотреть поближе. Интересно, их разрешается рвать и есть?

Рен с трудом вспомнил о своей миссии, отвернулся от удивительного дерева и понял, что потерял свою спутницу. Он встревоженно перешёл на неловкий галоп и сразу заметил Ненку. Вокруг девчушки столпились какие-то безликие серые тени, но прикоснувшись к узелкам, отпрянули и сгинули в переулке.

— Далеко ещё? — спросил ключник, подходя и позорно отдуваясь. Крутые улицы напоминали о невыполненном обещании отцу. А именно: не реже раза в двое суток тренироваться в фехтовании.

— Не-а, недалеко, — буркнула Ненка, вытянула шею в направлении переулка, но тот уже опустел. У девочки возникло злое и вместе с тем торжествующее выражение лица, будто она только что победила ночной кошмар. — Тут, за углом, — гордо добавила она.

— Ты… три поворота назад… говорила… «за углом», — Рен остановился у статуи каменного вепря с топориком в боку, отдыхая на ступеньках чьей-то лавки. Ага, тут жил мясник. Ныне дом пустовал. Лавка была заперта «неправильно».

Ненка ждала, ковыряя мостовую голой пяткой, потом подошла поближе. Она не запыхалась и успела сплести из шести мелких узелков на подоле один, но массивный, напоминающий корабельный канат.

— Это кто были такие? — спросил Рен, мотнув подбородком в направлении переулка. Девочка пожала плечами и не ответила, только улыбнулась и высунула небольшой розовый язык лопаточкой в универсальном жесте презрения.

— Расскажи про сестру, про родителей. Куда все подевались? — попросил Штиллер, покопался по карманам и сообразил, что оставил фляжку с водой в сумке.

Ненка вздохнула, присела на ступеньку.

— Мерре недавно пропала, а мама с папой — давно. Они садовники были. У нас и сейчас очень красивый сад и самые вкусные яблочки. Мерре их продаёт… продавала, пока мы родителей ждали. А потом в саду из ямы полезло страшное, чёрное, — девочка вздрогнула и снова взялась за узелки. Рен, не раздумывая, накрыл её ладошку своей и остановил это бесконечное чудовищное рукоделие.

— Тут пришёл Родигер, — продолжила Ненка, вздыхая, как пожилая гномка над сыном, подавшимся в бродячие актёры, — порычал на эту страховину в яме, она и спряталась. Мерре его благодарила, благодарила! Яблочный пирог испекла. А куда ему пирог? В ухо?! — и Ненка ткнула пальцем в крепко стиснутые губы.

Штиллер хихикнул от неожиданности, но малышка оставалась не по возрасту серьёзной.

— Мы его потом сами съели.

— Родигера?

— Нет, пирог. Ты смешной, — произнесла девочка строго. — Это Родигер показал, как узелки вязать.

— Зачем? — поморщился Штиллер, хрустя плечами поочерёдно.

— Чтоб ничего не случалось! — нетерпеливо объявила Ненка. — Ничегошеньки-чего. Ни проклятий, ни злых чудищ, ни чёрного рогатого из ямищи.

— Хм. И помогает? — скептически уточнил Рен, увлекаемый вверх по улице.

Та вскоре закончилась тупиком, красивым двухэтажным домом из винно-красного камня — такой редко встретишь в бледно-серой столице, оттенка обескровленной плоти. Ключник лишь скользнул глазами по широкой окованной двери. Он убеждал упрямую Ненку:

— Уже столько всего случилось! Мерре пропала, в дом страшно заходить, из ямы, небось, снова что-то лезет, так? — Девочка кивнула. Штиллер вдруг заметил, что они больше никуда не идут.

— Это что тут такое? А? Никакого сада с яблонками и чудищами не видать. Ты меня куда привела, мелочь?

— К наёмникам, — Ненка показала цеховой знак на арке. Гильдия выбрала простой и понятный символ: плотву в лучах солнечного света. — Может, Бретта дома. Возьмём её с собой. Она нам в саду помогала, пока её в учение не взяли. Теперь палочками острыми швыряется.

Штиллер подумал, что поддержка наёмницы может быть не лишней.

— В учение, говоришь? Сколько лет твоей Бретте? Двенадцать?

— Больше! — гордо заявила Ненка и тихонько стукнула кольцом в медную пластину. Звука толком и не получилось, но устройство снабдили, вероятно, дополнительным алармом. Дверь сразу распахнулась, как от тролльего пинка.

4.

— Приветствую вас, милостивые государи мои, на пороге прославленной Гильдии Наёмников!

Штиллер ошарашенно молчал, его спутница тоже. Из проёма глядел субъект пожилой, толстенький, невысокий, пёстро и многослойно одетый, похожий на безумную рыбу, а не на боевого мага. Кроме того, этот тип вещал! Не разговаривал, как люди, а именно декламировал. Оставалось изо всех сил надеяться, что всё это шутка.

— Вы пришли, несомненно, чтобы встретить удивительного мастера Ю! Нет, нет! — это была реплика Штиллера, но тот упустил возможность произнести её. — Увидеть мудреца не так просто! Сначала ответьте на вопрос. Вчера я купил на базаре хрюня: продавец клялся, что тот говорящий и способен повторить всё, что услышит. Но когда я принёс животное домой, тот не вымолвил ни слова и только почёсывался, хоть ему кричи, хоть песни пой. Против обманщиков у нас закон суров, поэтому потащил я с утра хрюня назад на базар. Только плотву мне за него не вернули, потому что обмана никакого не было. Как это возможно, друзья мои?

Штиллер и сам не верил, что тратит время на подобную ерунду. Он скептически встретил торжествующий взгляд привратника.

— Хрюнь был глухой?

— Браво! — заорал толстяк. — Милости прошу! — и чуточку посторонился. Неуёмный восторг сиял на пухлой, розовой, скверно выбритой физиономии. Даже жаль было разочаровывать его.

— Нам бы Бретту. С Бреттой поговорить. Можно?

— Давайте попробуем, тогда и узнаем! — воодушевлённо предложил наёмник. — Бретта — это я, — привратник шагнул вперёд и обернулся юной светловолосой стриженой девушкой с агрессивным веснушчатым личиком. Дикий многослойный наряд остался неизменным. Штиллер сразу преисполнился уверенности, что, во-первых, завернись Бретта хоть в луковую шелуху, то и тогда смотрелась бы неотразимо. А во-вторых, появись она сразу без маскировки, ключник бы с ней определённо не заговорил.

Он припомнил, как нежности юных соседок чуть не испортили его репутацию отпрыска почтенного михинского семейства. Но для Рена и девчонок это представляло собой, скорее, восхитительную игру, и он охотно тратил личную магию, чтобы ни одну из них не сделать несчастной. Потом, в путешествии, ночеградки требовали непонятных вещей: ему следовало походить на вампира и дарить им гномьи диковинки. Еремайки подходящего возраста были поголовно замужними. Иногда статус подмастерья в пути, голодного и благодарного чужака, дарил Рену несколько случайных, ярких встреч. Он даже примерно представлял себе свою будущую супругу: милую, хозяйственную, надёжную. Разумеется, Штиллер слыхал и других, необычных дамах. О буролесских чародейках-охотницах, об одиноких демоницах Пустозема, поедающих память и молодость путешественников. О тех, кого компетентные люди не советовали подпускать ближе арбалетного выстрела.

Опасность Бретты была иного рода. Ключник с изумлением понял, что если наёмница потребует, чтобы он дал по уху Королю… придётся подчиниться.

— Бретта! — Ненка с восторгом обхватила наёмницу, почти полностью скрывшись в ворохе юбок и шалей. — Вот, он идёт маму-папу искать. И Мерре! Родигера из сада гнать. Пошли с нами!

— Я… — ключник лишился языка, услышав весь план Ненки целиком.

— Смело! — произнесла Бретта с уважением, и Рен решил разубедить её попозже. — Я-то, конечно, схожу посмотреть на эту великую битву. Может, даже поучаствовать, как пойдёт. Не могу отказать, когда зовут порезвиться! И знаю, что мне простят, если кому из Островитян горшок злоязычных лилий у ворот переверну. Но больше никто мешаться не станет, у наших с некромантами нейтралитет.

— Ладно, — а что ещё тут скажешь? По всему Приводью к цеху могильщиков относились именно так: избегая любых контактов. — Родигер — он тоже некромант?

— Тоже? — наёмница округлила свои зелёные, как весенний лист, глаза. — Он не «тоже», а «Тот Самый Некромант». Понимаешь? Или из Михина приехал?

Это было чересчур.